Она похожа на Фонду. Точно. Из "Босиком по парку". Нет, лучше из этого, из "Барбареллы"... И нос такой и волосы и рот. Может, потому и влюбился с ходу. Со мной такое часто. А еще думаю, чем она занимается по вечерам, сегодня, например. Вот я, сижу дома, переставляю шахматные фигурки в компьютере, а она - пьет кофе, курит, или нарядилась, подвела глаза, губы и, конечно, отправилась в кафе, а еще хуже в ресторан. А там музыка, мужики в одеколоне и все танцуют. Нет, лучше кафе. Так спокойнее. Зачем про это думаю? Только проиграл активную фигуру. Мат компьютеру светил через пару ходов. А сейчас? Она в кафе, конечно, с мужчинами.
На работе сделали пристройку, недавно с полгода. И ее окно напротив моего, чуть под углом, как поворот дороги. До этого было так спокойно, серо и спокойно - чистое небо с облаками. Когда стекло не отсвечивает бликами или обычным весенним утром, тогда хорошо видно. Еще лучше, если горит свет, но это ближе к зиме. Смотрю, как она что-то пишет, подперев голову, или ходит с папками у шкафа, и говорит беззвучно, эмоционально размахивая руками, это когда начальника нет. Иногда присаживается на край стола, упирается ладошками и болтает ногами. Тогда вижу ее коленки от которых балдею. Жалко, что здания отдельно и выходы разные, а так ходили бы по одному коридору, может, курили вместе. Тогда легко бросить взгляд, такой, оценивающий, чуть унизительный или с восхищением. В общем, переживать стал. А когда исчезает - нет ее на работе, волнуюсь. Заболела, командировка, а может вообще - испарилась, как сон. Дни тревожные тогда.
Она не замечает меня, так иногда, как пролетевшую мимо ворону или вдруг начавшийся дождь. Иногда смотрит на деревья, что внизу, на людей спешащих муравьями, но в мою сторону никогда, это нарочно.
Я же с детства фантазер, так говорит мама. Придумаю что-то, переживаю.
- Ну что опять, - говорит, когда смотрю в потолок и перебираю кончик чуба, которого нет - привычка детства, от которой, вроде, отделался.
- А вот, если война, партизаны, смог бы я жить в землянке?
- Зачем тебе это? - говорит мама.
- Допустим? Там нет воды, газовой плиты, продуктов, все на костре. А если дождь? А заболеть?
- Выживали, трудно, но выживали.
- Вот и я представил, - как это.
Тогда было лет десять или больше, когда про землянку, но и сейчас посещают похожие идеи. Особенно, если поругаюсь с уставшими "стариками". Взрослые все устают, это понял давно. Закроюсь в комнате и думаю - сколько можно прожить без еды на одной воде - день, два или больше. А они зовут кушать. Еда для них главное.
Впрочем, лучше мечтать о ней...
- Бобрович, что ты там ворон ловишь?
Это меня начальник. Не может не подковырнуть. Вроде не злой, но юмор у него получается ниже плинтуса, сельский, как и сам.
- Пишу, Никита Семенович.
- Что пишешь? Уже полдня. Давно пора закончить и в машбюро.
- Мне немного осталось, - говорю.
- Ты, давай, не в окно, а в бумаги.
Не люблю когда начальник рядом. Все не любят, кроме этого выскочки Сергеева. Может и он не любит, только ловко притворяется. Когда шеф в командировке - лафа. Балдеем. Кто как. Игры на компьютере, веселые истории, анекдоты. Элка листает журналы мод. У нее много в столе этого добра. После обеда можно официально вздремнуть, уронив голову на руки. Даже Сергеев про кино задвигает. Любит он кино, страсть. Если рассказывает, веселится, как ребенок, впечатлительный.
В такие дни спокойно смотрю на Фонду без перерыва. Ну, там иногда, выйти на перекур или переложить бумаги для приличия. Не надо коситься и что-то придумывать.
С Фондой у меня все фильмы, что смог достать. И молодая она там, что очень люблю и старше, когда исчезает непосредственность и шарм. Молодая мне больше подходит.
Вечером иду в качалку. Наконец решил стать сильным и красивым. Женщины любят таких. И Фонда, безусловно. У нее и партнеры соответствующие - Рэдфорд, Сазерленд и этот с крыльями из Барбареллы. Слепой, а тоже красивый. Почти все фильмы осилил. Нет, надо мышцы привести в порядок, стать, пусть не Шварценеггером, так хоть качком, как Димка из соседнего подъезда. Девчонок постоянно меняет, особенно по пятницам. Один раз провожал с утра сразу троих. Те еще пьяненькие, даже босиком с босоножками в руках, вроде жарко. И утро такое раннее, что голоса гулкие, как в тоннеле и дверцы такси ухают взрывами. А у меня окно, как всегда нараспашку, лето же. И подглядываю краем глаза, ведь разбудили черти, а те веселые, смеются и Димка громкий. Видно хорошо у них все получилось. И эта картинка - он один, а их трое. Трое и один. Как это? С такими мыслями трудно заснуть. А потом машина за мусором прибывает, рычит. Тоже громкая. Мол, вставайте, хватит дрыхнуть, пора делами заниматься. Что б их порвало.
Раздевалка пахнет потом. Что ни делали, как не проветривали, все равно - потом и резиной. И вещи мои потные, до кислоты. Вот еще, стирать после каждого раза. Они в спортивной сумке, что таскаю три раза в неделю. Сначала вдыхаю, морщусь. Потом встряхиваю, чтобы запах ушел, расправилась переломанная сыростью тряпка, потом просовываюсь внутрь, брезгливо и быстро привыкаю. Здесь все такие, ну почти все, нюхают вчерашние вещи, смеются. У девчонок другая раздевалка, потому не знаю, как они.
Потом к штанге. Руки перестали трястись, слава богу. Это когда мышцы приходят в соответствие - работают одновременно руки, грудные, плечевые, широкие. Убери любые и руки вновь затрясутся, почувствуют слабину. Это тренер сказал, да и сам уже почувствовал. А потом он спросил:
- Что ты пьешь?
- В смысле? - удивился я.
- Протеин, добавки?
- Химию не пью, - уверенно говорю.
- Чудак, какая же это химия? Это для роста мышц, белок.
- Аааааааа....
А вообще, приятно, что он вот так со мной, по-деловому, профессионально. Чувствую некую близость, сопричастность. Надо поискать этот самый протеин. Видно Димка жрет его пачками, уж очень мышцы его рельефные.
Я и постригся соответственно, коротко. Так лучше, потеешь и после в душ, с головой. Сполоснулся и все быстро сохнет. Только бросить курить не мешало бы. Не по-спортивному это.
На работе одно и то же, ждем отпуска, потому что близко лето. И график уже есть. Еще в феврале составили. Начальник сам интересовался, когда кто собирается. Если честно, мне все равно, лишь бы летом. В начале, конечно, лучше. Чувствуешь некую свежесть, дыхание начала, ожидание необычного. Это с детства. А кто идет в августе уже не то, вроде, как устал от лета, а у него еще путевки в Крым, в ту же жару, только еще больше. А ты уже немножко ненавидишь ее. Нет, начало лучше, даже в конце мая можно, чтобы самое самое зацепить, верх торта.
И отпуск скоро, только с Фондой расставаться не хочется. Как она тут одна. Она моя, я уже решил и потихоньку оформляю права.
Она вновь за столом. Волосы собраны к верху так, что оголена шея и непослушные волосы выбиваются из плена хитрой укладки. Думает, ручка во рту, чуть покусывает зубами. Я бы её не провожал в пять утра в такси. Я бы её просто не отпустил.
Когда до отпуска все ничего, начальник говорит:
- На следующей неделе спартакиада намечается.
И улыбка у него во весь рот. Он-то участвовать не будет, точно, потому и довольный.
- Ты там фигуры в компьютере переставляешь, - говорит, глядя в мою сторону.
- Когда, - краснею я.
- Давай, вот без этого, - меняет тон начальник, а потом снова улыбается.
- Так, в шахматы писать?
- Пишите, - сдаюсь я.
- Еще настольный теннис, - говорит он.
Ну, тут лес рук. У нас стол в конце коридора, ответственный по спорту выбил у профсоюза, и мы каждый обед тренируется по парам и в одиночку. Я тоже записываюсь. Эти хитрые крученые подачи, мячи с вращением, длинное парение, резаки - это мое.
- С понедельника начнется. Вы там уточните кто и как. С профсоюзом или спорторгом. Кто у нас по спорту?
И мы, конечно, начинаем тренироваться. Шахматы можно и дома с компьютером, а в теннис очередь и все, кто не в соревнованиях стоят и скучают. А кто в списке, официально. Другим перепродает иногда, а мы же тренируется, готовимся. И у начальства хорошее отношение. Улыбаются, видят, как мы стараемся, только если задержались с обеда чуть-чуть, делают строгое лицо.
Начались все в понедельник, как и планировалось. К тому времени были вывешены графики, шахматки. Появились в клеточках незнакомые фамилии, названия управлений - техмонтаж, промсбыт, еще что-то малозапоминающееся и наше.
В шахматы начальную я продул. Шел третьим номером, не страшно. Первому номеру продуть - вот это да! Впрочем, и первый наш продул. Зато две последующие выиграл. И все уравновесилось. Один пожилой так сопел и кхеркал, будто туберкулезный, а еще все время повторял - что ж вы делаете, братья вожыки. И я очень гордился быть одним из тех вожыков, который делал все это с ним.
С теннисом обстояло лучше. В одиночном пробился в полуфинал. А вот с парами не заладилось. В самом начале. А причина в том, что начались парные, появилась Фонда и моя внутренняя собранность куда-то исчезла. Повысилось давление, чувствовал по раскрасневшимся щекам и руки стали вялыми, немного тряслись. А еще она была в паре с молодым человеком - высоким, в импортной мастерке, очень дорогой, с какой-то клубной эмблемой. Он ее надевал непосредственно перед игрой. Мне и Светке предстояло сразиться с ними в пятницу. А пока я смотрел, как Фонда передвигается, за ее ударами, изгибом талии и длинными ногами. Наконец, слышал ее голос, самый лучший голос на свете. Правда, говорила она не совсем правильные вещи, короткие фразы - черт или по импортному - фак ю. Последнее мне не очень. Моя Фонда культурная.
К пятнице я уже знал, что Фонду зовут Жанна и фамилия ее Криворучка, и что работает она в сложно произносимом - промстройсбыте. Это немного упрощало задачу, нервозность ушла при слове сбыт, лишь тот, непонятный в мастерке маячил. А еще прическа у него противная, аккуратная с пробором и кантик по шее.
В пятницу мы собрались у стола я со Светкой, Фонда-Жанна и прилизанный. А еще много зрителей, не хуже, чем на чемпионате мира.
Первая подача их, наш орел сдался после приземления. У нас все ровно, у них длинный тащил на себе, Жанна пропускала. И я старался забрасывать именно ей, во-первых, так правильно, а во-вторых, я ее любил и она так больше обращала на меня внимания. При каждом удачном мяче я прикладывал руку к сердцу, извинялся за причиненные неудобства и чувствовал себя хорошо и скверно, как джентльмен. Потом, когда образовался запас, уже играл только на длинного, а Светка без разницы, лупила во все стороны. И Жанна чувствовала, что я делаю все нарочно, оберегая ее.
Мы тогда выиграли, вышли в финал, а в финале продули. Но это уже не важно, и второе место неплохо. И наши фамилии долго висели на стенде возле бухгалтерии, и, проходя мимо, я периодически останавливался и перечитывал свое и те копейки напротив, что наградили через профсоюз, которые быстро исчезли.
С Фондой мы познакомились позже. Случайно пересеклись на улице после работы. Я нарочно замедлил шаг.
- Еле у вас выиграли, - сказал я.
- Это, как я поняла, шутка, - весело сказала она.
- Нет, на самом деле, - заверил я и покраснел.
И в том, что она сбросила шаг до моего, был какой-то сигнал, намек, принятие общения.
- Я же видела, как вы играете, - улыбнулась она.
- Можно на ты, - сказал я. - Мы ведь не такие старые.
- Да, не очень, - смеялась она.
А через день мы уже пили кофе в одной из стекляшек с видом на спешащую улицу.
- Вы тот, кто постоянно подглядывал за мной из окна, - сказала она, нарочно перейдя на вы.
И я, конечно, покраснел до ушей. Это противное свойство всегда подводило неоднозначную внешность.
- Тот, - признался я.
И было что-то летнее в этом сидении за столиком - ожидание будущего и последующая, беспокойная ночь.
А потом она исчезла, неожиданно. У меня не было ее домашнего телефона, только рабочий, а там отвечали, что уволилась. А я не соглашался, не знал как быть и искал того длинного. Его тоже не было. Тогда и решился заглянуть в их отдел. Зашел через непривычный вход, поднялся на нужный этаж и приоткрыл в дверь.
- Здравствуйте, - сказал я. - А Жанна Криворучка есть?
Там удивились и одна женщина средних лет сказала:
- Во-первых, она в соседнем отделе, а во-вторых, уволилась.
- Как уволилась? - вырвалось у меня.
Возможно, в лице было столько трагизма и растерянности, что дама весело пояснила:
- Вышла замуж и уволилась.
- Замуж, за кого?
В отделе все прыснули от недоразумения.
- Замуж за мужчину, - пояснила все та же женщина. - Высокий такой, чернявый. Вадим, если что-то говорит вам это имя.
Да, я помнил того чернявого в фирменной мастерке.
Вечером я смотрел Барбареллу. Так, чтобы не забывать исчезающее, и мне было туго, что-то ныло и щемило. И я больше не любил Барбареллу и Фонду. Она что-то испортила, увела не туда и в конце хотелось, чтобы ее убили. Не по настоящему, в кино. А потом я заснул, а проснулся от того, что опять гремела мусорная машина, звучал предупреждающий сигнал, и нужно потихоньку собираться на работу, расставаться со скрипучей постелью.
По пути думал, что все Фонды давно разобраны, и Бордо, и Лорен, и Редфорды с Ньюменами. И вообще они того, легкого поведения, взбаломошные. Все красотки такие - фак ю. И что мне ничего не остаётся, как стать Шварценеггером и чтобы меня хотели, а не наоборот. И от этих мыслей становилось спокойнее. А еще думал, что нужно обязательно купить протеин и химию всякую, что скажет тренер. Быстрее войти в нужный образ. И что, придя на работу, первым делом займусь именно этим. Только не смотреть в то окно. Зачем сделали чертову пристройку? Интересно, а там, когда в землянках, любили? Без воды, ванны, макияжа? Ладно, без пищи можно, даже без горячей воды, а без любви? Опять эти чертовы мысли.