Странные мысли, много разных, когда безделье через затишье. Например - некоторые люди практически не меняются от рождения и до старости. Берешь первые фотографии и последние, смотришь, что получилось через лет пятьдесят, а то и больше, и, уверен, узнал бы при любых обстоятельствах. Другие, как в истории про гадкого утенка, сначала страшные, потом красавцы, потом опять страшные. И в этом вовсе не сказка, даже наоборот. Метаморфозы. Внук хорошо кушает, особенно мясо. С самим было наоборот. Но самое главное, как формируется сознание, мысль. И что было бы, если ребенка поместить в изолированную среду, где все искажено, допустим, на дерево говорят - ведро, а на унитаз - солнце, а гладить нельзя, потому что больно.
Эх, зима, зима. Длинная, бесконечная. Мокрый снег, сдобренный рыжим песком. Перед порогом вытираешь подошвы, часто- часто, все равно в коридоре хрустит. Жена с веником, бурчит, толкая тяжелые ботинки, будто те во всем виноваты. Только день рождения - радужный проблеск в серой полосе январской сонливости. Словно молния сверкнула.
Для близких событие перенесли на выходной - субботу. А среди недели привели собаку, сказали - будет мешать. Мешать, так мешать, впервой, что ли. И лишние вопросы ни к чему. Зачем они? Впрочем, и так понятно. Придут гости, одноклассники, а собака очень беспокойная, хочет со всеми за стол, да еще с мордой, не украсть, так понюхать.
Аякс давно здесь не был. Суетился, а потом загрустил, когда "мама" скрылась за дверью, а потом опять ожил, когда запахло жареными пельменями и крупно нарезанным сыром к пиву.
Вернуть четвероногого следовало вечером, в шесть ноль пять. И эти ноль пять очень вывели из себя Наталью Антоновну.
- Что это за ноль пять, - ворчала хозяйка, вернувшись с рынка.
- Вот, ноль пять и все, - утверждал бестолковый супруг.
- Только не говори, что был в трусах, - не унималась женщина.
- В трусах, матушка, - склонил голову Федор Андреевич.
Ее злила наглая покорность крупной фигуры, а еще недельная небритость.
- Вечно ты сына позоришь, - не унималась Наталья Антоновна.
- Вечно, - соглашался мужчина.
- И нас.
- И вас.
- Я же купила тебе шорты для дома. Где они?
- Противные, не эластичные.
Потом Наталья Антоновна звонила, уточняла нелепые числа.
В полшестого Федор Андреевич натянул брюки, черный пуховик, ботинки с белыми следами зимней химии.
- Не отчищаются, - сказал на замечание жены.
Ловить гостя оказалось делом не простым. Тот гавкал, извивался и носился по коридору ракетой, принимал вытянутые руки за игру.
- Зажимай его, - говорил на повышенных Федор Андреевич, - За холку хватай.
- А ты что?
- У меня оброть, - тряс замысловатыми шлейками мужчина.
После просовывали в петли собаку, крутили перемычки, проверяли, правильно ли надели, не выскочит ли стремительное чудо из хитрых креплений. Пес тяжело дышал, высунув язык, и нагло косился на тюремщиков.
Дорога к детям через пустырь, по бывшей реке, где длинный подъем по крутому "берегу", такой, что сердце теряет ритм, появляется одышка. Федор Андреевич подъем ненавидит. Он вне его физиологии, длиннее возможностей. На транспорте проще - четыре остановки. Но как туда с собакой. Впрочем, прогулка дело важное. Да и привык уже к пешему маршруту, принимал как данность.
Пес, напротив, не обращал внимания на подъемы, спуски, лужи, проступающую из-под снега грязь. Лишь приставал к деревьям, выбросив лапу, тянулся к кустам. Дорога доставляла тому явное удовольствие, в отличие от прикрепленной на другом конце поводка фигуры. Переходы, светофоры, людные места заставляли собаку радоваться, тянуться к незнакомцам, а мужчина переживал, брал короче. Как бы чего не вышло.
Федор Андреевич не привык опаздывать. От осознания возможного казуса, испытывал дискомфорт, впрочем, как и от появления раньше. Был из породы людей беспокойных, додумывающих. То, что раньше еще можно исправить, но опоздание выводило из равновесия. Впрочем, у него всегда получалось правильно, выработалось, когда трудился или назначал встречи нужным людям. Если задерживался по независимым от себя причинам, злился, поглядывая на часы, а в цейтноте переходил на молодецкую рысь.
К его приходу из гостей оставалась только одноклассница, стеснительная, с постоянной, словно приклеенной улыбкой.
- Смотри, дедушка, что мне подарили, - сказал Артем, демонстрируя фигурки "человека-паука", - Вот этот сейчас, а такой же у меня раньше был.
Федор Андреевич еще задыхался от длинной дороги и восьми лестничных пролетов с неработающим лифтом.
- Может, снимите ботинки, - сказала невестка, так, без особого энтузиазма.
Снять, раздеться? В коридорном зеркале фигура, будто чужая. Нет, он не вписывался в яркую иллюминацию праздничной атмосферы. Ни его оплывающие талой водой ботинки, ни суровый свитер, выглядывающий из-под куртки.
Аяксу мыли лапы, а Федор Андреевич стоял в квадрате коридорного половика, боясь выйти за пределы, бытующих ограничений и собственных табу.
- Что ж вы не проходите, - сказала хозяйка.
- Детям без стариков лучше, - нашелся мужчина, - Петр на работе? - спросил на всякий случай, хотя знал где тот.
Может и сбросил бы ботинки, прошел в комнату, где внук маневрировал между развалами смешанных в винегрет игрушек и читал девочке лекцию. Предупреждал: "Осторожнее", опасаясь, что сядет на какой-нибудь пластмассовый персонаж. В кого он такой? Нет, не их порода.
Но больше смущали поиски ложки, без которой ботинки не натянуть. Прощальный аккорд превращался в триллер. Ложка исчезала странным образом.
- Да. Сейчас я вам положу торт.
Торт, так торт, соглашался Федор Андреевич.
Потом снова подошел внук, и дед тихонько сунул тому двадцать рублей.
- От нас с бабушкой, - сказал.
Мальчишка тут же побежал к маме хвастаться.
Невестка вернулась с тортом, упакованным в прозрачную форму, начала показывать фотографии в телефоне.
- Красивый, правда? Шестьдесят рублей.
Торт на самом деле необычный - высокий, голубой, с какой-то фигуркой по центру.
- Человек-паук, - гордо сказала невестка, - А это аниматор, - добавила она, прокручивая следующие кадры, - Тоже человек-паук. Вот он стоит, и вот. А вот он читает стихи, а здесь пускают пузыри.
"Паук" выглядел безупречно. Лицо скрыто маской, даже глаз не видно. Синий костюм снизу, верх красный в сеточку-паутину. Все, как в фильме, что не без интереса смотрел с внуком.
- Понравилось? - спросил мужчина.
- Очень.
- И сколько это удовольствие стоит? - осторожно поинтересовался.
- Час - семьдесят пять. Но мы заказали на полтора.
- Семьдесят пять, - пробормотал Федор Андреевич, думая о своем, - А всего?
- Сто пять отдали.
Сто пять, бормотал про себя пожилой человек.
Федор Андреевич любил рассуждать по любому поводу, и часто мысли заводили в такие дебри, что сам еле выбирался.
- Только подумай, - говорил он супруге, - Наши с тобой предки жили в пещере.
- Ну и что? - говорила Наталья Антоновна.
- Ты не понимаешь, - настаивал пенсионер, - Без горячей воды, все на костре, без постели, в темноте, с немытой шеей. И это те, от кого мы пошли.
- Ты и сейчас шею не моешь, - заводилась Наталья Антоновна.
- Мою, - не соглашался он.
- А мои и тогда мыли, - говорила женщина.
- Где?
- В реке.
- Аааа, если в реке, - соглашался Федор Антонович.
И было в этом что-то обидное. Как бы ее родня чище, аж с пещерного времени.
- Но не каждый день?
- Каждый, - заканчивала спор женщина.
В этот вечер он начал с другого:
- Слушай, я по пять часов два раза в неделю анимирую с внуком, пока родители зарабатывают на улучшенную квартиру - сражаюсь на мечах, маски Дарт Вейдера, а, в итоге, шиш с маслом. А здесь полтора часа и треть пенсии, - сказал он.
При этом тяжело вздохнул, провел ладонью по лицу, будто снимал неприятную пленку.
Человек-паук настолько запал в душу, что совершенно испортил настроение. Супруга молчала. Дремлющую жену он где-то ненавидел, за безразличие, непонимание. Это случилось незаметно, само собой, без нажима, словно корабль плыл в одну сторону и однажды все заскучали, расслабились в повисшем благополучии, а потом ветер поменял направление, но никто этого уже не заметил.
- Может мне стать этим, аниматором, - сказал он тихо.
Но его не слышали.
Утром он затеял старый разговор.
- Ну, ну, - улыбалась жена.
- Так, треть пенсии за полтора часа! - не сдавался он.
Эти цифры не помещались в изголодавшейся по идеям голове.
- И кем собрался быть? - на всякий случай интересовалась Наталья Антоновна.
- Пока не знаю, - сказал Федор Андреевич, - Надо нырнуть в проблему.
Нырнуть в проблему. Он всегда так начинал, когда затевал проекты, нередко приводящие к смене работы и конфликтам, там, и дома.
После обеда мужчина погрузился в интернет, изучал конъюнктуру, возможности, потом кричал, переходя на вы:
- Антоновна, подойдите, пожалуйста, посмотрите, как вам это?
Она нехотя тянулась откуда-то из кухни, устало опиралась на спинку стула, вглядывалась в персонаж.
- Нет, не с твоим животом, - говорила.
Потом Федор Андреевич долго рылся в шкафах, рассматривал старые вещи, что хранились непонятно зачем, парик, который Наталья Антоновна никогда не надевала, извлекал яркие шарфы и накидки, щупал подозрительные пятна на моль.
- Костюм настоящий не потяну, даже напрокат, - сказал Федор Андреевич, - Надо исходить из возможностей.
А возможности предлагались не очень. Но зародившееся внезапно, как вспышка, было сильнее подступающих сомнений. Какой-то юношеский азарт, нюх на обновление жизни, достатка. И очередной забракованный предмет лишь усиливал тягу к преодолению. Наталья Антоновна отстранилась от сумасшествия, закрывшись в спальне с книгой.
Самым сложным, оказалось, сделать пропеллер. Пришлось несколько часов сидеть с ножницами и клеем. После раскрашивать оставшейся от внука акварелью, работая тонкой кистью и наполняя воду в граненом стакане болотной грязью.
- И кому ты продемонстрируешь свои таланты? - улыбалась жена, когда тот красовался у зеркала, в который раз примеряя вариант.
- Внуку.
- Надеюсь, бесплатно?
- Пока, да. Видишь, и твои шорты сгодились, - смеялся он.
В тот вечер Федор Андреевич пришел с большим пакетом. Невестка давно ничему не удивлялась. Спешила и была слегка сердита. Дала несколько наставлений, что всегда делала перед уходом, и он кивал головой, понимая, что исполнить все не удастся. Внук, трогал объемную ношу, интересовался:
Он не знал, что и ответить, если бы возник вопрос. Так, ничего, или ай, пустяки. Странные пустяки, когда идешь из дома, да и отговорка не очень для его возраста.
Когда хозяйка исчезла, еще несколько минут прислушивался, пришел ли лифт. После направился в ванную, приказав любопытному - не подсматривать.
- Что ты там придумал? - не унимался малыш.
Гримерка оказалась неудобной, настолько маленькой, что Федор Андреевич не находил места для вещей. Не на пол же бросать? Вешалка в сырых полотенцах, рядом пушистый халат. Сын в таком не ходит. Прозрачные шапочки для душа. От того, что суетился, неоправданно растерял время. И внук несколько раз подходил, интересовался: "Скоро"?
- Посмотри мультик, - говорил он.
Интересно, а где переодевался человек-паук, думал Федор Андреевич. Или так едет по городу, в бутафорском наряде. Впрочем, при таких расценках, наверняка, есть машина. Но увидеть в городе, да еще за рулем такого персонажа, крайне странно. Так и до аварии не долго. А без машины в таком деле туго. Его "жигули" ржавели в гараже, находившемся так далеко, что наведывался туда лишь несколько раз в году, для уплаты паевых взносы. Но если дело пойдет можно и о "старушке" подумать, решил он.
Потом с интересом смотрел на отражение. Тот, что напротив, крутил головой, делал реверансы, показывал пальцы, язык. Он незаметно перенесся в далекое время, когда верил в необычное, когда тайные лабиринты, скрытые сокровища вселяли надежду, будоражили воображение. Вот, весело и все, сказал напоследок, ощущая радостное волнение.
С тем и открыл дверь, очень осторожно - неожиданность входила в продуманный до мелочей план, где были различные позы, что, за чем следует, слова, которые неоднократно повторял дома. По пути задержался у ростового зеркала, еще раз оценил полный набор - длинноволосый парик, рыжие точки на лице нанесенные акварелью, серый пропеллер, удерживаемый с помощью старого ремня на широком животе, клетчатые шорты, белая рубашка. Лишь волосатые ноги в носках смотрелись безобразно, занимая следующее по несоответствию место после парика. Рыжий надо бы, чертяку. А где взять? Хорошо хоть в этот раз чисто выбрился. Наталья Антоновна настояла.
При его появлении внук вздрогнул, привстал с кресла.
- Ничего себе! - сказал, - Ты кто?
- Угадай.
- Ну, этот с пропеллером, забыл... Карлсон! Точно, Карлсон.
- Да, - сказал начинающий аниматор, - Я Карлсон, ты - Малыш, есть и собака. Все, как там. Окунемся в приключения? - при этом театрально взмахнул руками и выстрелил конфетти из хлопушки.
Федор Андреевич нервничал, как лошадь перед забегом. Тщательно подготовленный текст. Поставленный голос, интонации. Как-никак, первая роль. Зрителей, правда, маловато. До этого выступал лишь с трибуну, где лежал доклад. Здесь совсем иное. Он представлял себя со стороны, и становилось весело.
- Сейчас я принесу тебе саблю, - сказал мальчишка.
- Зачем? - удивился "Карлсон".
- Будем сражаться на мечах, как в "Звездных войнах", - заметил "Малыш".
- Как это?!
- Сейчас увидишь.
Карлсон с саблей выглядел нелепо, и боевой элемент не входил в сценарный план, но портить настроение спорами в самом начале аниматорской карьеры не хотелось. Вдруг потом, в чужих домах придется импровизировать? И вопреки сюжетной логике они скрестили "шпаги" - Малыш и Карлсон.
Больше всех веселилась собака, скакала между враждующими сторонами, запрыгивала на диван и лаяла. Потом нашлась маска Дарт Вейдера и "Карлсон" очень смешно смотрелся в клетчатых шортах и "лицом" космического воина. Книжка, что Федор Андреевич взял с собой, о мужчине в самом расцвете сил, для заполнения антрактов, была безобразно забыта на самом дне пакета. Но пузыри все же пригодились.
Через час анимации "Карлсон" рухнул на диван, тяжело дышал и слабо улыбался. Шорты жали резинкой и тянули в паху. Внук продолжал тыкать в него саблей и требовал взлетать. Собака вцепилась в сползающий носок.
- Все, все, - сказал он, - Перерыв.
Какой-то космос, безвоздушное пространство. Плохо, когда в легких нет кислорода, когда мышцы колотит и тянет судорога. Вспомнил Наталью Антоновну, в домашней тишине, с книгой под торшером. Спрашивал себя, почему? В его время не было никаких аниматоров, кроме новогодних праздников, как-то обходились. И что если заснуть на пару часов, это и есть счастье.
А потом появился сын, совсем неожиданно, что-то раньше у него закончилось, и сказал с порога:
- Вы что здесь, с ума сошли?
Да, сошел, подумал Федор Андреевич, растирая по лицу пот с акварелью. К тому времени костюм выглядел удручающе и гость сожалел об этом.
В "гримерке" он долго смывал краску с раскрасневшегося лица, пытаясь сопоставить новые факты и действительность.
От чая отказался. Обувная ложка, как всегда, бесследно исчезла. Что за работа такая, аниматор, думал он. И слово то, какое, особенное. Театр или бутафория? На обычной работе проще, где столы, начальник, спокойный коллектив. Он думал и про отвлеченные параллели. Допустим, если бы спускался в шахту, или уходил в дальнее плавание на полгода, было бы легче? И вообще, неплохо, что он уже на пенсии. А эти новые идеи, удел молодых.
- Ты, давай, аккуратней, - сказал на прощание сын.
Дорога бесконечная. Та, обратная, которая всегда легче. Большой пакет переходит из руки в руку, ноги не тянут, даже спуск по берегу трудный. Это ж надо так случиться, думал он. Сразу сдаюсь? А еще вспомнил, как в детстве мечтал, что может летать. Стоило только подумать, сосредоточиться и отрываешься от земли. Тогда начитался про йогов и левитацию. И часто снились, где он на спор проделывает это - собирает внутреннюю энергию, поднимается на полметра, не больше, застывает перед товарищами, потом чуть выше. Тогда внутри перехватывало дыхание, от необычности. И опускался обратно, теряя концентрацию. И в том, что не высоко летал, а лишь чуть преодолевал, было что-то возможное, доступное, стоит лишь захотеть, больше тренироваться. И что, поучившись, может в итоге взлететь высоко, контролируя движения. И не было в этом ничего удивительного. Как быстро летит время, думал он. И нужно покрасить забор на даче и перебрать карбюратор в машине. И что придумали какой-то новый налог, то ли в гараже, то ли в жировке.
Когда ввалился в квартиру, Наталья Антоновна лишь спросила:
- Ну, как?
- Нормально, - отмахнулся мужчина и потянулся к дивану.
- А шею помыть? - съязвила жена.
- Завтра, - сказал Федор Андреевич, прикрыв глаза, - Все завтра.