Они не виделись много лет. Причиной тому была вражда, пробежавшая черной кошкой между ее мужем и Вадимом. Со временем страсти улеглись, да и минуло немало - двадцать лет. Раны зарубцевались, но отношения не возобновились. Муж был категоричен во время обид и резал по живому, раз и навсегда.
Оказывается, Вадим торговал на рынке "сэкон - хэндом". Летом она тоже брала палатку и по выходным приторговывала на этом же рынке сезонным товаром, джемпера, блузки, штанишки. Так они и пересеклись. Вечером она поделилась этой новостью с мужем, но он не принял ее "девичий" восторг и отнесся к этому спокойно, словно разговор шел о не имевших значение пустяках. На предложение возобновить отношение, муж, как и двадцать лет назад ответил отказом, хотя в этот раз все прозвучало более по взрослому, как и следует людям, подбирающимся к пятидесяти.
- А о чем говорить? - спросил он, - Столько воды утекло.
А ей так хотелось вспомнить молодость, вернуть те золотые времена, когда у них дома веселые компании гудели до утра, делясь мелкими радостями, выпивая несметное количество домашнего вина и наполняя кухню сигаретным дымом.
При очередной встрече, когда она проходила мимо торговых рядов чтобы поздороваться со старым знакомым, он подозвал ее и, отведя в сторону, таинственно заговорил:
- Завтра я получаю новый товар и буду его сортировать. Там попадаются вполне приличные вещи. У меня есть элитный круг клиенток, которым я продаю самое лучшее по приемлемым ценам, а остальное выбрасываю на рынок. Именно в этом изюминка нашего бизнеса. Не хочешь ли подключиться к узкому кругу избранных?
Как любая женщина она сразу загорелась этим заманчивым предложением. Все казалось удивительным и неожиданным, как теплое солнышко среди студеного февральского неба, особенно волновала фраза "круг избранных".
Был оговорено время и она, после двухчасового совершенства, разделив привычные мазки косметики между тремя квартирными зеркалами, сдобренная тонким запахом французской парфюмерии, отправилась в загадочный мир женских грез и фантазий, красочно расписанный строгим мужским языком, типа "платье цвета марсала для повседневного лука", явно разбирающегося в женских премудростях вновь обретенного друга.
Дома у Вадима все было готово, ароматный кофе, дорогие сигареты, рюмочка хорошего коньяка, от которой она заранее отказалась, будучи за рулем. Все было по старому, так же уютно и спокойно, как много лет назад. Здесь ничего не изменилось, прежний холодильник в углу, привычный стол и слегка пожелтевшая белизна кухонной мебели. Она вдруг ощутила себя помолодевшей, без мелких морщин, подбирающихся к уголкам глаз и странная жалость к незаметно пролетевшему времени нахлынула крохотной крупинкой вдруг забившейся на реснице. Она машинально поправила волосы, и предательская капелька растворилась в руке, скрывая момент человеческой слабости. Это было лишь мгновение, а потом все стало на свои места.
Выкурив ностальгирующие сигареты, получив заряд теплоты и оптимизма от накопившихся воспоминаний и украсив настроение набором дежурных комплиментов, они переместились в гостиную, которая по заверению хозяина была отдана на откуп страсти, эмоциям, греху - всему тому, что делает женщину бесконечно счастливой, единственной и неповторимой.
Приготовленные вещи аккуратными стопками лежали на диване, то, что не поместилось, было развешено на всевозможных плечиках и манекенах. Комната уверенной мужской рукой была превращена в красочный импровизированный "шоу рум" и лишь грубоватые декорации из постаревшего дивана, громоздкого шкафа, потускневших от времени обоев слегка портили общую респектабельность.
Яркий свет, включенный по случаю, резко ударили в глаза, и заставил слегка зажмуриться, но придя в себя и подойдя поближе, ее охватил легкий шок. Увиденное настолько отличалось от радужных картин растревоженного воображения, что она на минуту потеряла дар речи. Вадим удивление расценил по своему, и, ныряя среди пестрых развалов зарубежного вторсырья, наполнял пространство непрерывным монологом.
Она осторожно поднимала какие-то блузки с ужасными рюшами и безобразными воротниками, вытянутыми формами чужих тел и быстро откладывала в сторону.
Вадим стоял слегка поодаль шумно вдыхал дым сигарет и после каждого ее просмотра восторженно повторял:
- Натюрель. Настоящий натюрель. Люкс. Стопроцентный хлопок... А это лен. Последний писк.
Она же боялась взглянуть в его сторону, тревожно рассматривая очередной безнадежный шедевр давно ушедшей молодости. Он замечал ее нерешительность и, не давая прорваться тени сомнения, увлекал жертву на кухню, потчевал дорогим кофе, рассказывал новые истории, погружал в приятные воспоминания, разбавляя беседу привычным заразительным смехом. Чувствуя застывшее оцепенение в ее зеленоватых глазах, он аккуратно, по-дружески брал нежными клещами своих пальцев ее за руку чуть выше локтя, как бы призывая стать ближе, податливее и проще.
Когда из уважения к чуткому собеседнику они вновь возвращались в гостиную, рассматривали очередную несуразность и она пыталась сказать о диссонансе вкусовых предпочтений, Вадим театрально закатывал глаза, пожимал плечами и артистично разводил руки, намекая всем своим видом на недостаточность эстетического вкуса у старой знакомой, мол от такого вдруг свалившегося счастья отказываются, мягко говоря, глупо.
- Ты ничего не понимаешь. Это европейский тренд, стопроцентный натюрель. Клиенты у меня обслуживаются не первый год и все бьются за первенство попасть сюда. Я тебе первой, все самое лучшее, еще тепленькое, только со склада.
Из всей его речи в ее голове пульсировало лишь слово "тепленькое". Случайно вылетевшее фраза наполнила ее сознание совсем другими ощущениями, не теми, что хотел донести собеседник, добавляя в происходящее щепотку брезгливой осторожности и еще большей неуверенности. Вадим же, видя ее сомнения, все говорил, говорил, оплетая жертву липкой паутиной навязчивой убедительности.
Потом они снова шли на кухню пить осточертевший кофе и после возвращались в гостиную, где она, обессиленная, потерявшаяся в пространстве и времени механически что-то откладывала, потом опять пьянела от очередной порции темного напитка, сигаретного дыма и душевных откровений. Затем пытка возобновлялась с неимоверной силой. Сколько часов продолжалось все это, она уже не помнила. Ее сознание растворилось среди натюрелей, люксов и европейской эстетики, кофе, дыма сигарет, дорогих домов мод и мировых брендов. А он все парил и парил над этим в зловещем танце северного шамана, расправив воображаемые руки-крылья, закатывая глаза и произнося непонятные заклинания на ставшем ей совершенно непонятном языке.
Когда муж пришел домой, она обессиленная сидела на диване и курила. Ее руки выдавали нервное беспокойство, которое случалось с ней крайне редко. Рядом был разложен странные вещи.
- Двести долларов?! За что?! Это какой-то гипноз, мираж. Полный натюрель... Полный натюрель, - непрерывно повторяла она, пытаясь заглянуть куда-то внутрь себя.
Муж смотрел на окружавший ее беспорядок и загадочно улыбался.