Аннотация: Обычное путешествие семейной пары оборачивается погружением в мир Гофмана и Дэвида Линча.
ЦЕЛЬБЕСТИЯ
Он лихорадочно искал выход, но выхода не было. Разве что такой... Но нет, не может это быть выходом.
Сюда не доносились посторонние звуки, и от тишины реальность начинала плыть, смещаться, закручиваться в какие-то воронки. Хотя разве можно это назвать реальностью? Дрянь какая-то, а не реальность.
Ему захотелось посмотреть на себя: а как он сейчас выглядит? Но зеркала у него не было. Да и что увидел бы он при дрожащем огоньке свечи? Представилось лицо: чужое, заросшее многодневной щетиной. Перепачканное, опухшее, искаженное бессонницей. Будь зеркало здесь - не стал бы смотреться. Слишком уж страшно как-то и неприятно. Зеркала, свечи... Вспомнилось, как детьми они ставили в темной комнате два зеркала друг напротив друга, а сбоку - свечку. И вглядывались, вглядывались в неясный коридор до тех пор, пока не начинала мерещиться близящаяся из зеркальной дали фигура. Она всё ближе - и вот уже дети со страхом, не столько притворным, сколько истинным, разбегаются кто куда.
Как меня угораздило попасть в такой переплёт, думал он. Почему же именно я? Ведь не бывает такого. Не бывает.
1.
- Знаешь, какой дурацкий сон мне сегодня приснился? - спросил Виктор у сидевшей рядом с ним в машине девушки.
Автомобиль начал выползать из многокилометровой душной пробки. Конец весны в этом году выдался необыкновенно жарким, и в субботу тысячи горожан устремились к прохладным горам.
- Откуда же мне знать? Расскажи, - сказала Рада, высовывая руку с распахнутой ладонью в окно. Темноволосая, кареглазая, любимая.
- Сон был очень длинным... Трудно пересказать. Во сне мне было столько же лет, сколько и сейчас. Но как будто бы я до сих пор был в интернате.
- В физматшколе?
- Нет, в обычном интернате, ещё до физматшколы. И вот после отбоя я оттуда тихонько сбегаю через какой-то подвал. Хожу долго по зеленым коридорам. Там - большие очень яркие лампочки, висят с потолка. Я знаю, что мне надо найти проход в метро, сесть в поезд и поехать на станцию... не помню на какую станцию. И найти Цельбестию.
- Что это за "Цельбестия"? - удивленно нахмурила свой короткий носик Рада.
- В том то и дело, что я и сам не знаю. Во сне знал, но не думал об этом. Мне просто казалось, что ее обязательно надо найти. Это было что-то вроде приказа.
Город кончился, замелькали сосновые леса. Сквозь них справа пробивался иногда зеркальный блеск реки. А иногда и впереди начинала мерцать призрачная вода: её порождал разогретый солнцем мягкий асфальт.
- Жарко-то как! - пробормотала Рада и потянулась к бутылке с колой. Виктор провел рукой по гладко выбритому лицу, чему-то улыбнулся тонкими губами.
- Я через какую-то маленькую дверку попал в метро. На платформе стоял поезд, из него выходила куча народу, масса. Я побежал, что бы успеть. Люди ломились мне навстречу, я сквозь них с трудом продирался. Забегаю в вагон, плюхаюсь на сиденье. Смотрю - никого нет в вагоне. Вот и хорошо, думаю. Как много места! Но какие-то сомнения закрадываются - а что это я один в вагоне? С чего бы это?
- Ну и хорошо, что один. Очень неприятно, когда в вагоне места мало - все к тебе прикасаются, жмутся. И ты к ним прикасаешься, даже если не хочешь. Особенно летом, - заметила Рада.
- Потом двери открылись. Выбегаю - а там не платформа, а ерунда какая-то. Не крашенный бетон, провода, трубы всякие. Я хотел было обратно - а поезд уехал. Думаю: постою немного, а потом пойду по путям обратно. И если что - всем скажу: я ведь вовремя приехал, а там никого не было.
- Кого не было?
- Как это кого? Цельбестии не было... наверное. Вот, думаю я так во сне. А всё равно боюсь, что все это легко узнают. Узнают, что я и не собирался дожидаться эту Цельбестию. А я очень не хотел её дожидаться. Думал - нет её, так и хорошо. Бр-р-р.
Они замолчали, погрузившись в дорогу. Машина набрала уже вполне приличную скорость. Виктор включил "Gregorian" и стал представлять себе проносившиеся мимо пейзажи в виде клипа. That was just a dream, утверждает хор. Смуглые люди продают в бумажных мешках древесный уголь для барбекю. Отважная собака привычно перебегает дорогу. Старуха с маленькой девочкой спешит на пляж. Планирует наискосок сверху вниз коршун. О лобовое стекло разбивается жирный зеленый кузнечик. I am loosing my religion, жалуется динамик.
- И что, не будешь мой сон по полочкам раскладывать? - громко спросил Виктор.
- Зачем? - удивилась Рада.
- Ну... Ведь ты психолог, тебе положено.
- Во-первых, я не психолог, а психостетик. А это большая разница. А во-вторых - я не на работе. У тебя был просто немного страшный сон. У меня тоже бывают такие непонятные сны. Только я не по подземельям ползаю, а летаю.
Виктор переключил на радио. Днем плюс тридцать, ночью пятнадцать-двадцать. В горах возможно аномальное таянье снегов. Прослушайте пять полезных советов для автолюбителей...
- А чем тебе прошлое место не понравилось? Почему тебе захотелось поехать так далеко? - спросила Рада и убавила громкость.
Виктор пожал плечами:
- Сам не знаю. Наверное, потому, что в прошлом месте всё уже совсем исхожено. На каждом шагу - знакомые лица. Нехватка анонимности. Хотя нет, дело даже и не в том. Просто захотелось туда, и всё. В интернете глянул фотки - и сразу мне это местечко приглянулось. Ещё почитал немного про эту долину, и совсем захотелось. Особенно здорово, что там никакой связи - ни телефон не работает, ни интернет.
- И что в этом хорошего? - покривилась Рада. - Мне нужно группу собирать на следующие выходные, с людьми общаться. У меня тренинг горит, а тебе хорошо.
Виктор на секунду повернул к ней лицо:
- Ничего, перебьешься без интернета. А тренинг не сгорит. Кому надо - те и придут.
Местность стала холмистой, дорога начала петлять. Сосняк уступил место березовым колкам и участкам степной растительности. Слева высилось огромное многоэтажное здание. Одинокое, давным-давно заброшенное, никому не нужное.
- Интересно, куда отправляются души заброшенных, никому не нужных зданий? - громко сказала Рада. - Если здание разрушили, тут всё понятно - попадет оно в свой загробный мир. Туда, где все архитектурные творения тусуются. А если не разрушили - значит, оно до конца не умерло. Наверное, что-то вроде здания-зомби будет. Неприкаянная душа.
- Начиталась ты этого... Как там его, духовидца твоего?
- Даниил Андреев. И между прочим, тебе тоже не помешало бы прочитать. Это ведь не просто какая-то там религиозная литература, это ещё и великое русское фэнтези. Покруче всяких Толкиенов.
- А я и Толкиена не читаю. Мне больше нравится монография Зильбертруда "Моделирование каталитических процессов на кристаллической решетке".
- Фу, какой ты противный.
CD-проигрыватель, негромко, с душой:
Mademoiselle chante le blues
Soyez pas trop jalouses
Mademoiselle boit du rouge
Mademoiselle chante le blues
- Мда. К твоим музыкальным вкусам я так и не могу привыкнуть, - вздохнула Рада.
2.
Деревянный дом уютно расположился в долине между покрытых густым лесом отрогов. Аккуратный, добротный дом. В таком можно снимать для детей сказочные фильмы: дом второстепенного положительного персонажа. Рядом виднелась такая же крепкая банька, да еще маленький основательный домик, вроде как сторожка.
Виктор заглушил двигатель, поставил машину на ручник. Вышел и с неподдельным удовольствием потянулся. Горячее солнце сразу окунуло его в свою купель - но жарко не было. Напротив, уставшую от дороги кожу приятно обдувал прохладный ветерок. А солнце просто грело с нужной интенсивностью. Справа от дома высилась жердь с укрепленным на ней государственным флагом: выцветшим и обтрепанным по краям.
- Высота - тыща метров, - сказал Виктор.
Рада выбралась из машины и блаженно растянулась на покрытой мягкой травкой земле.
- Здорово здесь. Хорошо, что мы сюда приехали! - Она поднялась, отряхнула джинсы. - Смотри-ка, а здесь ручей! Какой чудесный, чистый!
- Всё, как и было обещано, - улыбнулся Виктор. - Пойду, поищу хозяев.
Он подёргал дверную ручку - не заперто. Вошёл внутрь. Просторная гостиная с камином и кухонным уголком. Из нее - выход в другие две комнаты. Сколоченный из тщательно заполированных досок стол. На столе - стакан с недопитым чаем, и что-то тряпичное, серое. Виктор подошел к столу, взял в руки игрушечного мышонка. Вроде и милый, но какой-то слишком серьёзный. От прошлых постояльцев остался?
В дом ворвалась Рада, вид у нее был очень счастливым. Затараторила:
- Супер! Вау, а занавесочки какие милые! А кухонька! И вот это кресло-качалка. Чур, качалка моя! Смотри, настоящий ковёр!
Она опустилась на колени:
- Потрогай, потрогай, он натуральный, не синтетика! Дорогой, поди!
Где же хозяева? Виктор положил мышонка на стол:
- Рада, я пойду в том домике гляну, рядом с баней.
Он обошел вокруг дома и подошел к сторожке. Оттуда явственно доносился мужской храп.
Виктор громко постучал в дверь:
- Эй, есть кто живой?
Храп оборвался, послышался скрип диванных пружин, невнятное бормотание: эх, йох, йохохох, бодать кобылу к рылу... затем раздались шаги и странное позвякивание.
Дверь открыл заспанный и похмельный старик, в непонятного цвета тряпье, украшенном десятками маленьких желтого металла колокольчиков. Лицо его было покрыто очень глубокими морщинами, как бывает часто у пожилых азиатов.
- Ох, тудыть-сэкирилде, здрасте. Приехамши? Да что эт я - сплю, всё сплю, гостей дорогих не привечаю, уж вы меня старого дурака простите, уж простите пожалуста.
Виктор оторопело смотрел на всё это необычное действо. Потом протянул старику руку с раскрытой ладонью:
- Виктор. Мы на выходные приехали.
- Знаю, знаю, пойдёмте - зараз всё покажу, всё в ажуре будет, а мы тут так, от народу отвыкли... - И, двигаясь вместе с Виктором к дому, старик продолжил глухо бормотать себе под нос что-то непонятное. Иногда он переходил в более отчетливый регистр, и тогда Виктору становились ясны отдельные фразы, вроде:
- Звёзды-то как сошлись, звёздоньки мои, звездушечки-душечки... А вот родненькие приехамши, ой как хорошо, хорошо-то как!... И белочки будут, и бурундучки, а как же?... Черная, мягенькая прийдёт... Придёт, придёт, уж времечко-то настало, пришло времечко...
А ведь старикашка явно не в себе, подумалось Виктору. А может, пьяненький просто? Дай-то Бог!
- Как вас зовут, уважаемый?
- Камо кличут. Камо.
Вечером Виктор с Радой разожгли костёр, сидели, пили чай и, в основном, молчали. Просто смотрели на огонь. Старик, звеня бубенцами, притащил вдруг початую бутыль. Оказалось, что это довольно хороший вискарь. Из тех, что стоят в небольших магазинчиках запертыми в витрине на замок: покупать вряд ли кто будет. Но вдруг украдут?
Рада плеснула себе в кружку, а Виктор сначала отказался. Ещё в детстве он дал себе крепкий зарок: спиртного не пить. И с тех пор пил считанные разы. Один раз на выпускном в физматшколе. Второй - на свадьбе. Третий - когда выдавали диплом. Да и то, как пил? Один-два глотка, вот и всё.
- Что ж не пьешь? Судьбу берегёшь? - захихикал старик и разом замахнул полстакана. Поморщился, занюхал дымком от тлеющей палки.
Хорошо хоть, из горлышка не пьёт. Деликатный какой, подумал Виктор.
- Я в интернате вырос. Там пацаны с семи лет уже алкаши. Из нашей группы сейчас знаешь сколько в живых осталось?
- Сколько? - заинтересовалась Рада и накинула на плечи пятнистую, а армейском стиле дорогую курточку.
Виктор стал загибать пальцы:
- Митька пьяный под поезд свалился. Хотел сбежать из интерната. Думал в товарняке до Крыма доехать, жить в тепле. Напился с какими-то бомжами технического спирту. И когда на ходу вскакивал - упал под колеса. Серго в драке убили. Тоже пьяный был. Васька и Никита просто исчезли куда-то ещё когда нам лет по девять было. Никто не знает куда делись. А может - и не искали их вовсе.
Виктор замолчал, нахмурился.
- Ладно, Камо. Наливай. Только много не надо, слышь?
- Да много-то и не буду, чай не изверг мальцов спаивать. - Камо засуетился вокруг костра в поисках викторовой кружки, нашел ее, плеснул туда виски. Потом сказал:
- А я тоже интернатский. Вот ведь как...
Но Виктор не обратил внимания на слова старика - слишком был увлечён своими собственными мыслями:
- Да что мертвых считать? Проще посчитать живых, - горячо говорил он. - А какого-то успеха достигли... Кто достиг? Да всего пара человек будет, кроме меня. Да и то, это если можно успехом назвать карьеру бригадира уборщиков на рынке. Или кочегара на улице Махачкалинской, сказал Виктор и отпил глоток. Сначала было неприятно, но затем и в теле, и в душе начал разгораться приятный добрый огонек, всё ярче и ярче.
- А ты откуда про них это всё знаешь? - удивилась Рада, прихлебнула из кружки.
- А я их всех отследил. Все их судьбы. Потратил на это немного времени и денег - и отследил.
- Э, земляк, судьбу следить нельзя, судьбу ты не знаешь, - покачал головой старик.
- Судьбу мы сами строим, - не согласился Виктор. - Бывают всякие случайности, но в целом - зависит от нас. Вот я сейчас новый катализатор разработал. Его с руками и ногами... Как это, оторвут? В очередь за ним стоять будут все мировые... Эти, лидеры рынка. Через год к нам бабки рекой потекут - вот и изменится судьба. А всё от чего?
- От чего? - заинтересованно спросил Камо.
Виктор постучал себя по голове:
- А вот от чего. От головы этой. Вот тебе и судьба.
Он допил виски и поставил кружку на землю. От костра на их лицах играли световые пятна, и казалось, что все трое - участники какой-то древней медитативной мистерии.
- Дедушка, скажите, а что это за бубенчики у вас на одежде нашиты? Вы, может, шаман? - спросила Рада старика.
- Шаман дочка, шаман. Хе-хе. Только не правильный. Корни у меня обрублены.
- Это как так - обрублены?
- Я ведь в интернате воспитывался. Тоже, как твой дружок, хе-хе. Нас, детишек, всех туда отправляли, хочешь или не хочешь. Стоянка наша высоко была, школы там нет. А говорили, что учиться надо. Вот и забирали всех. Я ведь даже языка родного не знаю толком.
Рада поворошила палочкой костер, бросила в него большой кусок отслоившейся от соснового бревна коры.
- Знания мне другой шаман должен был передавать. Готовить с детства, как в школе. А меня не учил никто. Да я и не видел сроду ни одного шамана.
- Так ведь тут их, говорят, много? - удивился Виктор.
- Э-э! - махнул рукой старик. - Разве это шаманы, тудыть-сэкирилде! Не настоящие они шаманы. Для туристов в бубен бьют, на бутылку собирают. В нижний мир экскурсию даже делают, за десять долларов. А сами-то, сами? Видели они этот нижний мир хоть раз?
Старик махнул рукой, сокрушенно покачал головой, закурил дешевую крепкую сигарету. И где он берет такие? Их в городских магазинах днем с огнем не сыщешь. А может, и запретили уже вовсе. С Казахстана ему привозят?
- А вы, дедушка, бывали в нижнем мире?
- Хех, дочка, да что я там забыл? Туда всегда успеем, так вот. Есть другие места, каждому своё место имеется.
- Какие места? - с интересом спросил Виктор, а сосновая иголка неприятно впилась ему в ногу.
- Хочешь в других мирах побывать? Хе-хе, знаем мы вас. Думаете узнать там, как бы богатства побольше заполучить? Один вот всё приставал - вынь да положь ему какой-то алдын-кёрюнчук. Я его к этим отправил... Там, за горой живут они - которые в нижний мир водят. Десять минут - десять долларов, всё честь по чести. Они мне процент потом за клиента дают. И за этого отдали.
- И как, попал он в нижний мир-то?
- Этот-то? Не знаю, не знаю... Если и не попал - так потом попадёт. Все попадём, все там будем. А как же?
Старик замолчал, и Рада молчала, а Виктору всё хотелось спросить что-то, но никак это что-то у него не выговаривалось. Наконец он промолвил:
- А ты-то сам в каких местах бываешь?
- Я-то? - Старик посмотрел на Виктора хитро, и в свете костра лицо его показалось древним, как окружавшие их темные горы. - Бываю в одном местечке, бываю. Хочешь туда?
Виктор задумался.
- А что делать для этого нужно? - спросил он, начал рыться в куртке: искать купюру не слишком большого достоинства.
- А ничего. Захотеть нужно. Согласие, так сказать дать непротиворечивое.
- Ну... Ладно, согласен. И что?
Будь Виктор трезвым - не стал бы говорить такое. Но для его не привыкшего к спиртному организма сто грамм виски оказались достаточно серьёзной дозой: расколбасило.
- Ну и всё. Готово, значит. Ты выпей лучше, выпей. Да вот чайком запей, он с молочком, на травах чаёк.
Виктор выпил немного виски, запил горьковатым зеленым напитком.
- А я вот не хочу ни в какие миры путешествовать. Мне и тут хорошо, - сказала Рада и замурлыкала смутно знакомую песенку.
- Вы ведь в интернате выросли? - спросил Виктор, чувствуя к старику растущую симпатию. Не только старика, но и все окружающее он любил всё больше. Будто мир открылся ему какой-то новой, неизведанной до этой поры стороной. - Как там было?
- Да как было... Известно как. Хорошего мало. Всё капуста да капуста. Пельмени редко давали.
- А у нас в интернате один парень был, злой очень. Синька его кликали, потому что ногти у него какие-то синие были. Всех в страхе держал, - сказал Виктор.
- И что вы с ним...?
- Что-что, ночью ему на лицо горящую газету бросили. "Комсомольскую правду". А газету маслом пропитали. Синька после этого тихим стал. Подобрел как-то.
- Ты мне про это не рассказывал, - задумчиво заметила Рада.
- Я много чего тебе не рассказывал.
Замолчали, и стало слышно, как потрескивает древними звуками костёр, и как вскрикивает в лесу глупая птица.
- Громко кричит, а сама маленькая, вот такая, - старик показал запачканный углём указательный палец. - А хотите, я вам на хомузе поиграю? Туристы - они любят, когда на хомузе.
- Вот здорово! - с энтузиазмом воскликнула Рада, а Виктор кивнул. Ему захотелось вдруг поесть, хоть чего нибудь, но он решил пока воздержаться. Старик заиграл, и низкие звуки постепенно потемнели и стали одной из главных составляющих жизни. Как же я жил раньше, без этого? Маленькой тварюшкой - юрк между кустов, шмыг между развалин, вот и вся жизнь моя, и ничего в ней больше. Стержня в моей жизни не было...
Виктор очнулся от того, что Рада начала его со смехом тормошить:
- Да ты уснул! Пойдем-ка в дом. Помнишь, я тебя в оперный театр затащила, а ты уснул? Вот так и сейчас. Тебе тут целую оперу на хомузе исполнили, а ты проспал всё царство небесное.
3.
Виктор проснулся рано, но Рада, видимо, ещё раньше: в постели её не было. Глянул на телефон: половина седьмого. Потянулся, вышел во двор. И высок наш флаг... Всё на месте, да что-то не так - вспомнилось почему-то.
О, а флага-то не было. Ветром сорвало? Наверное. Виктор подошел зачем-то к кострищу. Под золой угадывалось скрытое тепло. С краю жалкими тряпочками лежали несгоревшие картофельные шкурки.
- Рада! - позвал он по дороге к ручью. Он умылся, выпил несколько глотков льдистой воды. Вернулся к дому, снова закричал, на этот раз громко:
- Ра-да! Э-эй!
Он двинулся к сторожке: а может там она? В голове промелькнул нелепый образ: Рада, обнаженная, в замызганной кровати, в непристойных объятиях старика. Но в сторожке никого не было, только шмыгнула по полу испуганная до смерти мышь. Виктор внимательно оглядел помещение. Печка, стол, стул, продавленный диванчик, этажерка с посудой да десятком книжек. Вешалка, на которой тяжелым комом вперемешку разместилась одежда зимняя, летняя, верхняя и нижняя. Больше ничего примечательного там не было.
Виктор вышел и задумался: Рада пошла погулять? Ну да, скорее всего. Куда еще она могла подеваться? Приготовлю-ка я пока завтрак.
Он зажарил шесть яиц, открыл банку с консервированной кукурузой, порезал черный хлеб. Заварил кофе, расставил по столу приборы на двоих. Всё, завтрак готов. Но где же Рада? Ладно, сама виновата. Пусть ест холодное, или разогревает. Виктор отделил от яичницы половину, перебросил себе в тарелку. Неторопливо и без аппетита поел. Кинул грязную посуду в раковину, на столе осталось только то, что предназначалось для Рады: тарелка с яичницой, чашка на блюдце, вилка, маленькая ложечка для сахара.
А старик что, тоже с утра пораньше гулять отправился? Виктор прошел в спальню, завалился на постель, взял с тумбочки радину книжку: "Психостетика: с чем еще её можно есть?". Открыл на первой странице:
"Итак, название нашей науки составлено из двух греческих слов, означающих в переводе "душа" и "чувственное восприятие". Еще несколько лет назад название специальности "психостетик" могло вызвать лишь недоумение. А сегодня..."
Виктор захлопнул книгу и бросил обратно на тумбочку. Встал, вышел во двор и начал внимательно осматривать траву. Что он искал? Он и сам сначала не мог понять этого, а потом понял, что ищет следы машины. Машины, на которой уехала Рада.
Вспомнилась досадная встреча на заправке. Вчера, по пути в горы. Ильдар. Высокий, худой, в пижонской курточке. Рада говорила потом:
- Ну и что ты, милый? Что ты нахмурился так? Это уже далекое-далекое прошлое. Для меня этого будто и не было.
Он ведь спросил, куда они поехали, и Рада ему сказала. Вот ведь дрянь, могла бы и не говорить. Ну не дрянь, но всё равно - на хрена с этим типом было общаться?
А может, она с ним уехала? Может, он приезжал ночью или рано-рано утром? Нет, трава вроде и не примята нигде. Хотя кто её поймёт, траву эту? Примялась да и распрямилась потом.
Однако уже два часа прошло. И это с того момента, как он проснулся. А когда она ушла, с тех пор? Вспомнилось почему-то: идёт Рада по песку на городском пляже, и оставляет на песке маленькие следы своими маленькими ножками. Милые такие следы, их бы в прозрачную пластмассу залить. Смотрит Виктор на эти следочки и думает: а ведь и на неё сила тяжести действует. Никакое не небесное это создание, а просто кусок грубой материи. Как же так? Удивительно это.
Тут ведь посёлок рядом? Там есть связь, милиция наконец есть. Делать-то надо что-нибудь. Надо. Виктор доел холодную яичницу, оделся и поехал в посёлок. Захватил с собой кошелек, потом подумал и взял большой, в дорогом чехле нож. Мало ли что, в дороге может пригодится. Бензин: да нормально, еще полбака.
Он притормозил у своротка на основную трассу, вышел. Мостика, через который они проезжали вчера, уже не было. Бурный поток желтоватой воды шумел в раздувшемся русле. Вспомнилось: "возможно аномальное таянье снегов". Откуда это? Ну, из радио, откуда же еще.
Дорога поднималась вверх, всё выше и выше, а минут через десять начали встречаться заледеневшие участки. На летней резине как-то не очень комфортно... Ну да ладно, доедем.
Деревья стали пониже и пожиже, вспомнилась Якутия, где Виктор был на практике. Они брали нефтяные пробы, а на самом деле - просто отдыхали. Гречка с тушонкой, гитара, девчонки у костра.
У костра. Окончание вчерашнего вечера помнилось смутно. Говорили что-то, потом старик на хомузе заиграл. А потом что?
Показалась массивная бетонная стела с названием поселка. Буквы покрошились, и название Виктору прочитать так и не удалось. По краям дороги лежал снег. И это в конце мая? Как они живут здесь? За стелой неожиданно обнаружился живой косматый як. Он настороженно проводил взглядом машину, и Виктор подумал: хороший коврик из такой шкуры выйдет. Интересно, в посёлке продают? Сразу же ему стало стыдно за эти мысли. Жена пропала без вести, а он про коврики думает. Про жену надо думать, про Раду.
На улицах было пусто и спросить дорогу было не у кого. Но Виктор без труда нашел здание администрации, расположившееся на пяточке, который местные наверняка называли "площадью". Вот и Ленин, маленький и беспомощный в этих горах. Растерянный какой-то... Виктор вышел из машины, увидел на дверях администрации большой висячий замок и повернул к деревянному зеленому строению. "Милиция", прочитал он и вошёл.
Молодой человек посмотрел на Виктора как-то очень удивлённо:
- Вы по вопросу? По какому вопросу? Вы подождите минутку, вот минутку буквально.
И он скрылся за неожиданно помпезной солидной дверью. Вернулся уже совсем другим: собранный, деловитый:
- Слушаю.
Виктор присел, взял со стола странный трехцветный флажок, начал крутить его в руках.
- У меня жена пропала. Исчезла бесследно.
И он рассказал молодому человеку весь свой день, начиная с момента пробуждения.
- Понятно. Ну, три часа - это и не срок вовсе. Иногда жёны и на более длительное время исчезают. А потом ничего - появляются как ни в чём ни бывало.
- У меня, знаете, другая история. Она никуда не могла сама взять - и уйти. Ну зачем ей это? Мы уже десять лет вместе живём, и ни разу...
Тут Виктор поймал себя на том, что начинает какому-то милиционеру рассказывать о сокровенном, интимном. Фу, как глупо, подумал он и перестал.
- Что же вы молчите, а? С червоточинкой отношения были? А?
- С какой... с какой ещё червоточинкой? Тьфу ты, вы где слов таких набрались? Достоевского начитались? Порфирию Петровичу подражаете, или как там его?
Виктор в раздражении вскочил:
- Я вам всё уже объяснил. У меня жена пропала. Я хочу заявление написать.
- Так вы пишите. Вот ручка, вот бумага, - спокойно сказал милиционер.
- Пишите... Вы мне весь настрой сбили. Что писать-то?
- Как что? Вы сюда зачем пришли? Это и пишите, - удивился милиционер.
- Позвонить от вас можно?
Молодой человек отрицательно покачал головой:
- Связи у нас нет. Никакой. И не было никогда - и ничего, живём.
Чёрт, ну и дыра, подумал Виктор и начал заполнять бланк заявления. Затем еще раз рассказал всю историю менту, подписался: "с моих слов записано верно".
- И что вы мне теперь посоветуете делать? - спросил Виктор.
Милиционер пожал плечами:
- Как что? Ждите.
- Ждите? - чуть ли не крикнул Виктор. - Чего ждать? Где ждать?
- Вам жить негде? В общежитии есть пустые комнаты. Можете пока пожить там.
- Кстати, там у вас мостик снесло. Другой дороги отсюда нет?
- Другой нет. Мостик снесло? Ну да, ну да... Аномальное таянье снегов.
- Вот моя визитка. Позвоните... - Виктор осекся, вспомнив, что связи в поселке нет. Вот ведь город Зеро. Хотя какой это к чёрту город!
- Цельбестия, - негромко и задумчиво сказал вдруг милиционер.
- Что? - оторопел Виктор и вспомнил свой сон про метро.
- Сельсовет, говорю. В сельсовет мне идти надо. Так что вы уж извольте. Извольте покинуть.
И милиционер указал рукой на вход.
- А с начальством вашим поговорить можно? - спросил Виктор, хотя сам и не знал толком - а что он скажет начальству? Еще раз перескажет историю своего утреннего пробуждения?
- А вот это никак. Заняты они очень.
Он поднялся, начал неторопливо одеваться: форменная куртка, шарф, шапка... Виктор вышел.
Он вышел на площадь и увидел, что машины его на месте нет. Виктор стоял и оторопело обозревал площадь. Вот белая двухэтажка администрации, вот маленький Ленин, вечный огонь и пустые клумбы, забросанные мусором. Магазин, одноэтажное здание с вывеской "Почта". Машины не было. На площади вообще никаких машин не было. Что тут, и менты пешком ходят?
Вышел милиционер, начал прилаживать к двери крупный амбарный замок. А ведь там же остался кто-то, зачем он замок?
- Послушайте, у меня машину угнали.
Милиционер заулыбался:
- Так вы уж разберитесь - жена у вас сбежала, или машину угнали. В самом деле, как маленький. Вам лет-то сколько?
- Тридцать один, - автоматически ответил Виктор.
- Я же вам сразу сказал - идите в общежитие, комнаты там сейчас есть. Скажите, что от меня - вас и заселят. Там и девочки есть, интересные такие барышни, - милиционер подмигнул и исчез в проулке.
Где машина? Как её найти? Виктору вспомнилось из Уэллса: Путешественник во Времени ставит свою машину, уходит. Возвращается - а машины времени нет. Остались следы, ведущие внутрь какого-то таинственного здания. Машину украли морлоки, Путешественник потом эту машину у них отбил и вернулся в родное время. В интернатской библиотеке была книжка, толстая советская брошюра в мягкой обложке. Ох, как она ему нравилась тогда! Мда. Насчет морлоков неизвестно, но на утонченных элоев жители поселка совсем не походили. Обычная депрессивная глухомань. Может немного похуже, чем обычная.
Без машины, без связи. Делать-то дальше что?
Захотелось пить. Виктор пересек площадь, зашёл в магазин. Порылся в карманах и понял: ни денег, ни карточки. Всё в машине осталось.
Похожая на хорошо отмытую бомжиху продавщица при виде Виктора вытянула из под прилавка толстую засаленную тетрадь, распахнула ее и поинтересовалась:
- Что берём?
- Я... У меня, понимаете, такие обстоятельства... Приехал вот насчет жены, а тут машина...
- Берёте чего?
- Ну, колы дайте.
Бомжиха достала с полки литровую бутыль со смятой этикеткой, бухнула на прилавок. Аккуратно записала что-то в тетради.
- А чего это вы пишите? - спросил Виктор и подумал: сваливать отсюда надо, да побыстрее.
- Чего-чего... Колу взял - вот и пишу.
Да, есть ещё доверие к незнакомому человеку, сохранилось кое-где в глухих уголках.
- Я вам обязательно отдам. Вот сейчас с машиной разберусь...
А сам думал: какая к черту машина? Что с Радой случилось - вот вопрос. Главный вопрос. Но без машины-то я как? Без машины и Раду искать сложнее... Поеду-ка я в райцентр. Там связь есть, нормальные менты. Заново напишу заявление...
- Девушка, отсюда до райцентра мне как можно добраться? - спросил Виктор бомжиху.
- Ну вы даёте. До райцентра, хи-хи. - Она заулыбалась так, будто Виктор отвесил ей двусмысленный комплимент. Он решил не обращать внимания на странности поведения своей собеседницы и продолжил:
- Да, до райцентра. Мне срочно надо. Автобус тут у вас ходит? Или таксисты, может, ездят?
- Ты эт, иди-ка отседова, - неожиданно посуровела женщина. - Иди давай. Пошёл, я кому сказала! Счас живо охрану кликну!
Она махнула головой в сторону двери, и ее грязные патлы взвились подобно гриве большого хищного животного. Виктор схватил колу и торопливо вышел. По площади двигался отряд детей. Именно отряд, а не, скажем, группа. В серенькой форме, с короткими стрижками. Детишки лет семи-восьми, строем, вслед за полненькой воспитательницей. Лицо одного из мальчиков показалось Виктору странно знакомым. Тут что у них, интернат в этом поселке?
Он направился к воспитательнице, одновременно собирая мимические мышцы в просительно-доброжелательную маску.
- Здравствуйте! - преувеличенно бодро начал Виктор. - Подскажите пожалуйста, как мне до райцентра добраться?
Воспитательница посмотрела на него холодно, на ходу бросила:
- Вы это прекратите. Здесь дети, а вы... Де-ети! Не отставайте!
И эта сумасшедшая. Пойду-ка я лучше к домику. Десять километров, да подгорку - меньше, чем за два часа осилить можно.
Он направился к выезду из поселка, и тут из боковой улочки вынырнул бородатый, похожий на старовера мужик. Мужик схватил Виктора за куртку, потянул куда-то:
- Вы подвергаетесь огромной опасности. Вы ведь чужой, оттуда прибыли? Я сразу увидел, что вы оттуда, сразу.
- О чём это вы? Какая опасность?
- Пока светло - вам ничего не грозит. Но как стемнеет... Вам нужно надежное укрытие.
Виктору захотелось вдруг отключить критическую часть сознания, тем более, что она в последние несколько часов никак ему не помогала.
- У вас есть надежное укрытие? - спросил он у старовера.
Тот кивнул головой:
- Пойдёмте со мной. Это ничего, если они увидят, как мы с вами вместе. Там, в глубине много неизведанных ходов, они и сами всего не знают. Они не найдут, да может и искать не будут.
- Вы можете мне сказать: как отсюда уехать? Машину нанять у кого-нибудь можно?
- Что вы, какая машина... Я и сам мечтаю убраться отсюда - но как? Она контролирует всё, все пути, все тропинки...
- Кто это - "она"?
Мужик приложил палец к губам, заговорил торопливо:
- Последний раз говорю вам, пойдемте. Не мешкайте, потом поздно будет. Поверьте, я не сумасшедший, и я хочу помочь вам.
- Куда же мы пойдем?
- Видите вот то большое здание на холме? Это интернат. Нам туда.
- Как вас величать-то? - спросил Виктор.
- Здешние почему-то Щукарём кличут. А вообще я - Валентин Петрович.
Он галантно прикоснулся к заскорузлой армейской ушанке.
4.
"Мир этот озаряется тусклым и безрадостным солнцем. Нынешние его обитатели лишь недавно, всего около двухсот лет назад, начали его осваивать, и обитаемая часть бесконечного плоского пространства не превышает по размерам крупного европейского города. Откуда они пришли сюда, что заставило их совершить переселение - об этом мне никто не рассказывал, а на все вопросы отвечали они очень уклончиво.
Как я уже сказал ранее, благосостояние этого мира самым непосредственным образом связано с существованием Земли, а точнее - нескольких ее отражений. Мне показывали что-то, что в рамках наших понятий можно назвать фильмами об этих отражениях. Некоторые из отражений были близки друг к другу до степени неразличения. Другие же - отличались кардинально. Один из виденных мной миров представлял собой холодную радиоактивную пустыню, населенную лишь песцами да леммингами. Другой был полон чернокожих людоедов. Но большинство миров казались вполне обычными.
Вся жизнь во владениях Цельбестии сосредоточена непосредственно под багровым светилом, которое не угасает никогда. Мир плоский, и чем дальше вы находитесь от надира, тем меньше солнечных лучей получаете, тем холоднее становится. Я подозреваю, что физические законы этого мира очень отличаются от земных, иначе на расстоянии в несколько тысяч километров от населенных земель должна была бы стоять близкая к абсолютному нолю стужа, что вызывало бы замерзание атмосферы и гигантские ураганы в незамерзшей её части.
Цельбестианцы, несмотря на кажущееся их могущество - жалкие неудачники Вселенной. Сам факт того, что они для подпитывания своего солнца вынуждены похищать никому ненужных людей, преимущественно детей (особенно нерожденных, абортированных) говорит о многом.
Что касается принцессы Цельбестии, то она...".
Виктор закончил читать исписанную мелким аккуратным почерком страницу, посмотрел на Валентина Петровича.
- И сколько лет вы в этих подземельях скрываетесь?
- Седьмой год пошёл. Год отработал почтальоном и понял - не могу больше. А еще почувствовал что этот... как здесь говорят - срок приходит. Еще не много - и в райцентр.