Аннотация: 1917. Во Владивостоке убит миллионщик Сытенко - и и герою приходится погружаться в глубины Азии.
РАЗРУШЕНИЕ БЕЛОЦАРСКА
(постпанк-детектив)
ГЛАВА 1. Праздник Ворона
Я такой просыпаюсь - и обрывки сна в голове кружатся. Крупными снежными хлопьями, сверху вниз. Чух, чух, тихонечко вниз. Это типа воспоминания, но они перемешаны со сновидением. Отдельными частичками, как кокаин в томатном соке.
То есть во сне не фантазии какие, а примерно вот это вот и правда было. В ауле Карасу я тогда жил. Это когда отец мой еще не утратил веру и не открыл скотобойню в Новониколаевске. Отец тогда считал, что его жизненное предназначение - призвать барабу к Христу. Много лет так считал или делал вид, что считает. Не хотел признаваться самому себе в поражении. А барабе все это время было просто похуй.
Потом прочитал он рассказик Леонида Андреева - и все это наваждение у него как рукой сняло. Уехал в Новониколаевск, открыл с другом скотобойню, скот у Айдысбея брал, это тот Аqдысбей, который двоюродный брат муллы.
Если бы отец скотобойню не завел - так и не учиться бы мне в Томске на юридическом. И дальше я бы вам ничего этого не рассказывал. Потому что все это и не произошло бы вовсе. Со мной не произошло бы. А Белоцарск... Наверное, он обречен был. Хотя...
В общем, темнеет уже. Ветер луну легонько облаками закрашивает. Церковка наша закрыта. Я выхожу из дома, вывожу кролика Робби на прогулку - и вдруг татарчата знакомые из полутьмы появляются:
- Карган деп Байырны коруксеп тур сен бе? - спрашивают.
Это значит - "хочешь посмотреть Праздник Ворона"?
- Бичии улуска хоржок шей, - говорю я. - Детям нельзя же.
- А мы тихонько, - отвечает Ахмедка.
Мы идем через темный лес, я проваливаюсь ногой в какую-то болотину, и Ахмедка усмехается:
- Это за грехи тебя болотные шайтаны вниз тянут. Знаешь, какие шайтаны самые страшные? Болотные. А из них самая страшная - Мара. Сделает тебя своим мужем - и кровь выпьет. А ты скелетом при ней служить останешься.
Мы идем и пустые хвощи под ногами - хрусь-хрусь, как тонкие косточки. А худые осинки вокруг трепещут, будто предвкушая что-то.
Видим мы впереди сполохи костра и идем тише, почти крадемся. Тихонько: шмяк, шмяк - отлипают подошвы от тянущей вниз болотины. В воздухе фоном звенят мелкие комары. Звенят, пищат, но нас сегодня они не кусают: не положено в такой день.
Мне кажется, что болотина не отпускает меня, а продолжает до сих пор тянуть мою ногу вниз. Я скользом хлопаю себя по штанине, чтобы отбросить это неприятное ощущение и начинаю смотреть на Праздник.
Вокруг костра - куча народу.
Вот купчик Кудайбердинов в шитой золотом тюбетейке. "Кудайберди" по-татарски означает "Богом данный". Только не Аллахом, а одним из старых богов. Был у них раньше бог по имени Кудай, громовержец вроде греческого Зевса, так мне отец рассказывал.
А вот ветеран русско-японской, дядя Аяс. Когда я совсем маленький был, он подарил мне деревянный паровозик. В нашем ауле он всем детишкам дарил игрушки, а вообще он делал их на продажу, похитрей да покрасивее - и сбывал куда-то в Новониколаевск или даже в сам Томск.
Ого! И оборванный Темир был здесь. И пьяница Махмудул.
Почти весь аул собрался, и мужчины и - что интересно - женщины. Все, кроме детей. Мулла говорит:
- Обращаемся к нашему старшему брату Ворону. Пусть поможет он пережить нам следующий год. Кланяемся тебе, Ворон и господину твоему Всаднику.
И тут я вижу слева, между мной и Ахмедкой сидит, ссутулившись, страшилище черное. Человек-Ворон, так назвать можно. Вроде как большой Ворон, но одновременно и человек. Так во сне бывает - разные объекты представляются чем-то единым.
Этот ворон повернулся вдруг ко мне клювастым человеческим лицом. И мне страшно стало, как и тогда в детстве.
И от страха я проснулся.
У себя дома на Светланской, в доходном доме Савельева - вот где я проснулся. Не в унылых Барабинских степях, а в славном городе Владивостоке. Перед глазами на стене напротив - родной уже шкапчик с книгами. И своей пухлостью на нем выделяется томик уважаемого Карла Густава Вернера фон Хейденстама. Летом я купил его в книжной лавке на Семеновской за немалые деньги. Поверил рекламному объявлению: "Лауреат шведской премии Нобеля открывает пути к возвышенному существованию". Оказалось - нудная херня про то, как шведские бюргеры и пасторы мечтают взаимно нарушать христианские заповеди и при этом не испытывать никаких мук совести.
Нет, не от страха я проснулся, на самом деле. В дверь стучат - долго и настойчиво, вот от чего я проснулся. Я на календарь настенный смотрю: 1 января года 1917-го от рождества Христова. Ох, уже и год смениться успел... На календаре художник изобразил Владивосток 2017-го года - барышни летают над улицами, у них на ногах механические крылышки, а в устье Золотого Рога высится башня с припаркованными дирижаблями. И слева японец в круглой аккуратной шляпе. Чистит ботинки господину с квадратными, по нынешней германской моде, усиками.
А на часах - уже десять. Десять!!!
Ебать-косить, опять службу проспал.
Я расталкиваю даму, мирно спавшую рядом, знаком показываю, чтоб молчала, открываю дверь.
Посыльный дает мне конвертик из оберточной бумаги. Бумагу эту я сразу узнаю: от упаковок с фильмами. Конечно, Степан Давыдович отправитель. Кто же еще?
"На опиумной фанзе зарезали промышленника Сытенко. Быстро туда".
Я мысленно чертыхаюсь, затем прошу у Бога прощения, затем смеюсь над собой. У него прощенья просить? Ну-ну.
Одеваюсь, подгоняю даму побыстрее пудрить ее маленький нос, выхожу на покрытую снежной кашей улицу. Где извозчики, черт их возьми? Иду до пересечения с Корейской. В утренних сумерках мутно горит фонарь, я стою, набиваю трубку. Вижу - по параллельной улице гонит пустой лихач. Раздолбанный такой тарантас. Наверное раньше в Суньку курсировал, потом сюда продали, доживать и последнюю пользу приносить.
Ловлю, еду вниз и наискосок к Золотому Рогу. Это где пристань бывшая, там весь порок сейчас сконцентрировался.
На фанзе уже трудится хитрый Кот. Улыбается китайцам, подмигивает. Ни хао. Хао, хао. Кот во все местные расклады вписан - и конечно имеет свой процентик, но продажным его не назовешь. Работу свою исполняет честно, насколько это возможно здесь. "На самом краю империи", так несколько высокопарно Степан Давыдович описывает наш пиздец.
Труп лежит на матрасике, рядом опиумная трубка, какой-то укороченный вариант. О, серебряный мундштук!
Вид у трупа очень довольный. "Покинул скорбную юдоль" и все такое. В груди торчит нож. Я накланяюсь, осматриваю рукоятку. На ней - три пятиконечных звезды. Козлопоклонники? Большевики? Или еще кто похуже, вроде Общества Тайных Тайпинов? Справа от кадавра темнеет лужица подсохшей крови.
Кот подходит, берет у меня табаку. Рассказывает:
- Сытенко. Связан с большевиками. Постоянный клиент здесь. Сегодня пришел вместе с неким господином. Господин был с бородкой такой... ну как у этого, у депутата Макарова.
- Такая? - жестом я изобразил бородку на манер популярного лет десять назад комедиографа Чехова.
Кот кивнул:
- Часа через два им новый чай принесли - а этот лежит. Трупак уже. А Макарова уж и нет. Фьють!
- Не русский, а француз? - удивился я. Китаец начал объяснять что-то, но я ничего не понял. Только то, что элосы лицом не такой, а фаго - он как раз вот такой. Попросил Кота перевести, но тот весело махнул рукой:
- Я по-китайски только цифры знаю, да еще здрасте и "во ай ни". Во ай ни - для пикантных ситуаций.
- Вызови нормального переводчика и допроси, - сказал я Коту.
В комнату зашла китайская проститутка. Взор ее был затуманен. Она сделала мне какую-то пародию на книксен, улыбнулась чему-то в сторону и скрылась в полутемном коридоре.
Кот поднимает валявшуюся рядом с матрасом книгу, листает, недоуменно поднимает брови, затем читает вслух:
- Чоловiк, схвильований пристрастю, перебуває цiлком при владi жiнки, i та, яка не зумiє зробити його своїм пiдданим, своїм рабом, бiльше того - своєю iграшкою, щоб потiм зi смiхом змiнити йому, - така жiнка просто нерозумна.
Кот захлопывает книгу, читает заглавие:
- Захер Мазох, "Венера в хутрi".
Я начинаю смеяться, сдерживаю смех: неуместно ведь при кадавре. Кот настороженно удивляется:
- А шо смеетесь?
- А помнишь, тебя перед Рождеством оштрафовали?
- Ну. И шо?
Городская дума приняла закон: заместитель полицмейстера должен перед выходом на экраны просматривать каждую новую фильму и давать свое заключение - разрешить ли сие к показу. В год получается почти две тысячи фильмов. Пятнадцать электротеатров, каждому надо в каждый день гнать новый репертуар. Да так, чтобы от конкурентов отличаться. Берут все подряд - и наше, и американское, и французское само собой и даже - из французского Индокитая. Это у нас с удовольствием смотрят, что-нибудь из жизни королевской семьи Сиама.
Полицмейстер, конечно, скинул все на нас, а то его заму и работать некогда было бы. Мы распределили по сотрудникам, получилось каждому всего-то по сто фильмов. Смотрим по вечерам на проекторе Степана Давыдовича. Вот он - все понимает. Почему в сыскном нормальные люди начальниками, а в общем отделе - плут плутом погоняет? Если бы Степан Дадыдович полицмейстером был вместо этого петербургского содомита - уже и с хунхузами бы покончили в окрестностях, и с корейскими пиратами. Те тоже хитрые. Чуть что - а мы из деревни Полтавка, тутошние. И начинают слезу из тебя выжимать. Матушка, мол, трудится, весь год рис выращивает в Полтавке, а без меня ей и не жить, рис-то в эти два года не уродился, а на сою пошлину наложили...
- Шо, шо. А то, что фильма та, которая называлась "Хвала безумию" - как раз по этой книжке снята.
- Вот по этой, про хутро? - удивился Кот.
- Да. Венера в мехах.
- Тьфу, дрянь какая, - Кот бросил книжку в ноги к трупу. - А почему книжка на малороссийском наречии? Неужто у нас там такие мазохи живут?
- Да нет, Мазох этот - он австрияк. А почему Сытенко читает его на малороссийском - это к нему вопрос. Откуда он вообще диковинку такую выискал? У нас в лавке я это только на немецком видел.
- Ага, к нему в самый раз вопросы делать, к товарищу Сытенко - улыбнулся Кот, указывая пальцем на труп. - А фильму ту я и не смотрел толком, потому и разрешил. Вину признаю - нельзя такое на Рождество бачить.
- Нельзя, - кивнул я. - Но ты не парься, большой вины тут нет. Я и сам не очень внимательно всю эту хрень смотрю. Столько отсмотреть - это же ужас просто. Надо бы депутатов самих заставить все это отсматривать. Там же на одну стоющую фильму - десять напрочь отстойных. Заебешься все это через себя пропускать.
- Ага, заставишь ты этих миллионщиков, - хмыкнул Кот. - Сразу в Питер донос нафигачат. Превышаем полномочия, все дела.
Мы раскурили угасшие трубки. Помолчали, посмотрели на лежавших рядками любителей опия. И богатые - и рваные. Все вместе лежат. Демократы! Притворяются, что спят. Ветошью прикинулись. Мы, мол, в видениях - и нет толку нас допрашивать.
Ну-ну. Толк с допросов всегда есть.
- Так Сытенко ведь рыбный миллионер. Зачем ему большевики? - спросил я, а Кот развел руками:
- Миллионщики - они такие. Сами не знают, чего им надо. Потому что желаний уже нет, все исполнены. Им теперь - то русская рулетка, то большевизм... То к тайным этим уйти, к тайпинам.
Я снова посмотрел на благостный труп. Вот тебе и первый день нового года. Вот так вот, товарищ Сытенко. Я махнул рукой в сторону опиумных.
- Разбуди этих кадавров и допроси, - сказал я, а Кот шутливо приложил руку к фуражке.
- Честь имею.
- Честь, - усмехнулся я.
А товарищ Сытенко... Труп его лежал с таким лицом, будто наслушался японских прачек, поверил им и, после долгих усилий, достиг наконец-то милого сердцу японской прачки сатори.
ГЛАВА 2. ПОРТРЕТ.
- Художник со слов ёбаных китайцев нарисовал портрет. Вот, смотри, - Степан Давыдович протянул мне нечистый, исписанный канцелярским почерком с обратной стороны листок.
Я посмотрел на листок.
- Это стереотипное изображение северного варвара с бородой? А где косоворотка и цилиндр? - пошутил я.
- Ты, блять, на шрам смотри. На левой щеке шрам. Увидел?
И правда нахуй - шрам. Особая примета. Очень даже не хуевая.
- Вот тебе пятнадцать рублей. Организуй опубликование в газетах.
Хуасе! Какая щедрость!
- А бабло от кого? - поинтересовался я.
Степан Давыдович махнул рукой:
- Тебе ебет что ли? Дело важное - вот и платят. Организуй и жди - вдруг кто откликнется. А сам пока по своим каналам действуй.
"Награда 500 рублей за любые сведения о местонахождении этого господина. Опасен, совершил убивство".
- Тут слово убийство с ошибкой написано, - зачем-то сказал я.
- Кот писал, - улыбнулся шеф.
....
Редакция газеты "Золотой рог" находилась наискосок напротив, саженей двести от нашего крыльца.
Редактор сидел важный, обхватил пузо руками, в пухлых губах сигара.
Я сунул ему наличку, он даже и не спросил - почему не перечислением.
- В "Приморский вестник" тоже надо, - добавил я, а редактор кивнул.
- Подробности про убийство есть? - поинтересовался он, насыпая кокаин в стаканчик с томатным соком. Редактор выпил свой коктайл и уставился на меня глазами снулого лосося.
- А вам Кот разве не рассказал все подробности? - ехидно поинтересовался я.
Редактор вяло кивнул. Кокаин не начал еще действовать. Томатный сок отодвигает и смягчает его действие - и делает более длительным. Так мне рассказывал Кот, а сам я этот "сахалинский снег" и не пробовал никогда. Ну если студенческих лет не считать, но там у нас кокаин совсем плохой был, замешан на морфии да на мусоре всяком. Скорее приплющит, нежели взбодрит.
- Эрго сум! - сказал редактор, кивнул мне и допил свой сахалинский коктайл. - В дворянском собрании сегодня один интересный англичанин будет. Карузинс... Каррудер... Путешественник известный. Будете там?
Я пожал плечами:
- Было бы не плохо. Если время будет.
- Он и по-русски говорит отменно. А, вы же у нас образованный! Аглицкий язык в университетах изучали.
Редактор испытывал комплексы по поводу своего происхождения. Был он сыном служанки, которому хозяин оплатил обучение в гимназии. Учился плохо, с гимназической еще парты завел какой-то мутный мелкий буизнес с американцами, но английский выучить так и не смог. Впрочем, американцы были аляскинскими, с Ново-Архангельска - и по-русски немного говорили. Потому будущему редактору английский для буизнеса был не очень нужен - вот он его и не выучил. У нас в Томске было много таких ребят: кто-то немецкий учил, кто-то английский. Учили, учили - а говорить на нем ни хуя не умели. Просто жалко на них смотреть было. Сидит в кафе такой неофит-англоман. Прислушивается к разговору за соседним столиком. Там студенты говорят по-английски. И вот этот чувак такой чисто подходит:
- Хау ду ю ду? Ай эм фром Сошременчкхакшунского наслега!
Илья любил пошутить над такими.
- А ю фром шитпэйс, риали?
Наслегский обычно кивал и говорил:
- Фром ауа харт!
А потом просил угостить его хотя бы пивом. От пивоварни Крюгера, именно такого требовал. Это единственное реальное пиво в ебаных Сибирских Афинах. В Новониколаевске пиво в сто раз лучше.
- На самом деле мой отец - князь. Просто бумаги перепутали, поэтому пенсион нам не платят. Вот сукалар йоована, прикинь? Сейчас матушка в Петербурге с адвокатом Синявским работает. Скоро свое вернем.
Пильсявский хихикал, хлопал по плечу будущего князя, говорил:
- В Великой Польше мы вам дадим княжеское достоинство, нахуй-блять.
Мы все смеялись, подсыпали в свой томатный сок еще немного бурого сибирского кокаину. Бурый цвет - от кустарного морфия, очистка в нем просто ужасна. Но мы же не по венам, так что норм.
Студенческое время - оно такое. Я даже бонбу учился делать вместе с тогдашней моей подругой Н.
Ах, милая Н...
Полячка, ее родителей после восстания сослали. Она мне говорит - давай бонбу взорвем в кабинете губернатора, это для нас как свадьба будет, брак сразу на небесах. Это она выпив облепихового вина так говорила. Потом ее долго тошнило, потом она сказала - ты это не все слушай, это просто романтика была.
Я тогда облегченно вздохнул. А потом она с родителями уехала в загадочную Ванавару. Изучать Тунгусский метеорит. Ее отец был каким-то большим ученым в Русском географическом обществе, а мама Председателям общества в защиту тунгусских и манчжурских женщин.
От Томска тыщу верст на восток. Как объяснял мне отец:
- Там эти русские очень крепко живут. Представь - избе четыреста лет, а она как новая! Чужих не жалуют, но если ты их понятия соблюдаешь - все будет хорошо, лет через пять.
- Откуда, батенька, вы все знаете про эти места?
- Книжки читать надо, - говорил отец. - Книжки.
- "Описание Енисейского края", том второй. Автор - Краутбильд? - спрашивал я, а отец с улыбкой кивал. Наши домашние книжки я наизусть знал, с малого детства. Книжек было всего штук двадцать - но хорошие. Потом двадцать первая появилась - и все изменилось у нас в жизни. Я говорил вроде, Леонида Андреева рассказики. Тот еще пидор, что тут скажешь.
Кстати, не все в Петербурге понимают, как Енисейские края от Обских отличаются. А вот представьте теперь. Где бассейн Оби - там люди открытые всему миру. В древности тут персидские верования были, потом монгольские, потом мусульманские. Потом мы пришли. И всегда люди тут торговлей жили. А расцвели мы, когда Александр железную дорогу провел. Отсюда сразу и возник главный город Русской Азии, Новониколаевск... А Краснорярск - это что за хуйня? Просто пограничная крепость. Сидеть там блять - и набеги от киргизов отражать. Так себе удовольствие. Поэтому красноярцы закрытые и немного мрачные. И чисто за своих, а всех остальных не очень любят. Я сейчас не шучу, но один красноярец мне как-то говорил:
- А у нас подземка раньше чем в Новониколаевске будет!
Хаха, братан совсем берега попутал. У нас через два года планируют подземку зафигачить. И переезд прямо через желдормост, так сделают. Прицепятся туда. И тогда Новониколаевск вообще пиздец каким городом станет. А в Красноярске зачем подземка? Чтобы тунгусы по ней северных оленей возили? Да и денег у ихней гордумы нету для таких строек. А у нас даже и Гарин-Михайловский поможет такому проекту. Кстати, про эти слухи насчет взяток Гарину-Михайловскому. Мой отец буквально присутствовал при тех легендарных переговорах.
Короче, купцы из Бердска. Бердск - это как Красноярск, такая же хуета, пограничная крепость изначально. С монголами там граница была когда-то. И вот бердчане такие хуяк на стол лимон в ассигнациях. И говорят - это просто начать беседу, а потом еще сто таких кучек на пол тебе вывалим. Не делай нахуй тут железную дорогу. Нам торговлю с Туркестаном сохранять надо и с Шанхаем. А ты блять бизнес убьешь нахуй.
А Гарин такой рукой машет:
- Да пошли вы на хуй с вашими миллионами. Я же на Государя работаю.
- То есть деньги тебе похуй? - удивляются купцы, бороды нервно гладят. А они староверы в основном, поэтому борода у них обязательно, вместо погон.
- Абсолютно похуй, - говорит Гарин-Михайловский и выдвигает из-за кресла ящик с дорогим шотландским виски.
- Видите, уёбки? - спрашивает Гарин и указывает на ящик. - Это мне Государь лично подарил. И купцам протягивает бутылочку.
Купцы говорят:
- А еслиф чо с мостом твоим случится?
- А хуле с ним будет? - удивляется Михайловский.
- А вдруг сожжет кто? - кривит глаз Кулемзин. Типа усмехается, но с уважением.
- Ха, - смеется Гарин-Михайловский. - Мост по новым технологиям, хуй сожжешь. Весь из стали.
.....
Да, я думаю главную станцию в новониколаевской подземке так и надо будет назвать: "имени Гарина-Михайловского". Заслужил человек. А бердских купцов - хм, жалко. Жертвы прогресса.
.....
Я вышел на улицу. Мальчишки весело бегали, сгребали льдистый снег - и обстреливали друг друга этими жесткими и небезопасными снежками. Снег на поребриках уже подтек лужами - солнышко пригрело. А на столбах уже появился пикчер нашего убивца. Мальчишки сделали дело, поклеили - а теперь в снежки играют. Хорошо им.
Я подошел, посмотрел на плакат. Бритый череп, чеховская бородка. Рожа китайская какая-то - ну так это с китайских описаний. Они же вообще нас не различают. Спрашиваешь их описание преступника, русского или малоросса, а они: нос больсой, глаза больсой, болосы лидзий.
Надо поскрести на дне, думал я. Я шел в Чжэли, там всегда можно почерпнуть немного информации или хотя бы слухов о каждом новом убийстве. Чжэли - это уголок на Миллионке. Вся Миллионка это чисто азиатская тема, а Чжэли это совсем азиатская. Хунхузы там перетирают будущие дела, а моряки проигрывают урожаи рыбы на следующий год. Потом как рабы фигачат на этих ребят, на хунхузских старшин. Или на хитрых немцев, что однохуйственно.
Я шел и думал - а вон тот господин в макинтоше, он почему вслед за мной повернул, а потом остановился вдруг, вроде как трубку раскуривает? На таком ветру? Вы пробовали на таком сильном ветру трубку раскурить? Да вам бы и в голову не пришло эдакое.
Паранойя, бывает. Но он блин всю дорогу за мной шел, на большом довольно отдалении. Нахуя за мной следить? Я им что, террорист какой? У меня вся жизнь честна и прозрачна. Можно подойти и прямо спросить, а не вот это вот всё.
До Чжэли я не дошел. Навстречу - Кот. Улыбается своей круглой мордой:
- Я сразу так и понял - в Чжэли вас искать надобно. К воротам подхожу - и вижу: вы вдалеке идете. А два часа назад бабёнка пришла. У нее, говорит, этот лысый хуй угол снимал. Ушел вчера - и не пришел. Мы туда, все осмотрели. Вещи лежат обычные. Паспорт на имя Чердынского вроде. Или Чарторыйского... Поляк какой-то. Билет из Сан-Франциско.
- О! Подозреваемый появился, - говорю я. А сам складываю в голове: поляк-эмигрант, убил большевика. Зачем? Видимо, внутривидовые разногласия. У революционеров это часто. Но... Паспорт оставил на месте преступления? Как-то смешно малость.
- И что сейчас предлагаешь?
- А я в Чжэли предлагаю. Возьмем там пару хмырей за жабры, - улыбнулся Кот.
- Сухой закон будем нарушать?
- Служебная надобность! - подмигнул мне Кот.
- А как этого Чертинского по имени-то?
- Владислав вроде.
.....
В Чжэли было еще совсем тихо. Пара матросов рассказывала друг другу, что "на Черном море ребята охуевают вообще - ну да, охуевают, как не охуевать, если царь такой? погибнет держава". Более трезвый матрос приводил аргументы из речи Милюкова. Упирал на измену. Тот, что попьянее в основном соглашался и хлопал ладонью по грязному столу. Но иногда отрицательно качал головой и веско опровергал:
- Нет. Я говорю - это глупость. Вот посмотри на нашего боцмана...
Мы заказали "чайник китайского чаю" и нам принесли дурнопахнущую водку. Ханшин. Рисовую шнягу эту вы пробовали хотя бы разок? На выселках, за Второй речкой китайцы гонят. Дрянь редкостная - но крепкая и по нынешним временам вполне по карману для скромных полицейских чинов. Возле Второй речки аэродром сейчас построили, чужим там нельзя. Недавно японских прачек арестовали за шпионаж, они белье забирали у офицеров, а у одной фотографический аппарат при себе был. Я, говорит, пейзаж красивый хотела запечатлеть, матушке домой в Нагасаки послать. Какой там пейзаж? Пара сопок, речка - да взлетное поле. Забрали прачек, строго там насчет шпионажа. А вот китайцам самогон гнать рисовый возле аэродрома - типа нормально. Прямо возле сикрит обжекта, ага.
- Еслив по-вашему - так оно долго будет, - сказал Кот, пригубив водки и поморщившись. Нам на стол поставили тарелку лапши, хотя мы никакой еды и не заказывали. - Давайте я по-быстрому.
Я поморщился:
- Твои методы... Как бы сказать...
- Быстрее надо, а то уйдет куда-нибудь в Суньку - и пиздец, это все на Харбин завяжется, - сказал Кот.
Я согласно кивнул и Кот встал, пошел в дальний угол, где сидел тощий как смерть Жирдяй. Оборванный, словно средневековый крестьянин из книжки. Поверх китайского пальто - старый английского вида пиджак. Тот еще фрукт, в общем.
Кот начал легонько бить его припасенным в рукаве куском кабеля, а Жирдяй только молча закрывал лицо. Через несколько ударов Кот наклонился к Жирдяю и они довольно комично начали шептаться друг с другом. Как в Томском театре, подумал я. Актеры шепчут так, чтобы даже на галерке было слышно.
"Большой человек, из Цека партии приехал, из самого Нью-Йорка. Да, шрам у него на роже. В девятьсот пятом жандармы задели. Сейчас что? Собрание делал, сказал что надо забастовки организовать для прав рабочих и поджог почты надо. Сытенко? Так ведь Сытенко предатель. На охранку работал".
Опять эта охранка, подумал я. Провокаторов у нас в городе больше, чем социалистов. Перебарщивают по теме внедрения.
Кот закончил допрос, вернулся и молча доел лапшу.
- Тут японцы связаны, без них не обошлось, - сказал Кот, облизываясь.
- Э, мы убийство расследуем. А большую политику оставь для своих бесед с редактором "Золотого рога". Какие тебе нахуй японцы? Обычный питерский террорист.
- Ха, а так и питерские террористы - они на японцев работают. И не только террористы. В Государственной Думе половина - японские агенты. Это даже в "Ведомостях" писали.
- Какие японские? Япония - наш союзник по войне с Германией, - сказал я.
- Ну-ну, союзник, - усмехнулся Кот. Порылся в кармане и достал свернутый вчетверо листок.
- Вот еще что нашли в углу у этого Чертовского.
Я посмотрел на карту. Видимо, она была вырвана из новенького большого атласа Российской империи. Бассейн Енисея - от Урянхайского края до Таймыра.
- И что?
- А то, - сказал Кот. - Читали вы в "Ведомостях" так называемую "записку Дурново"?
- Видел. Так она - не фальшивка разве?
- Была бы фальшивка - редактора бы не уволили после публикации.
-А что, уволили? Такие подробности знаешь? - удивился я.
- В "Золотом роге" рассказали, - улыбнулся Кот. Он крикнул что-то пробегавшему мимо китайчонку-официанту и тот согласно покивал головой.
- Так и что там, в записке этой? Напомни.
- А вот то, что все это - часть Большой игры. Англичанка играет, - серьезно сказал Кот. - И там в этой записке особо отмечен Урянхайский край. Новый протекторат.
- Ну ты конспиролог, - усмехнулся я. - Большая игра, надо же.
- Так вот у черта у этого - карта. У Чертинского.
Я помолчал. Подвис немного.
- Пускай Степан Давыдович разбирается, - махнул я рукой. Карту я сунул за пазуху.
Китайчонок принес Коту тоненькую пачку денег. Кот сунул пачку в карман, я в это время делал вид, что смотрю в зарешеченное окно. Из часов на стене зала высунулась кукушка и начала дергаться молча, как раздавленное насекомое.
- Жадные твари, починить не могут, - беззлобно усмехнулся Кот, указывая на часы с нефритовыми гирьками. - А нам идти пора, Давыдыч уже заждался.
Мы быстро допили графин и вышли в начинавшуюся мокрую метель.
Кот схватил вдруг пробегавшего мимо китайца в синем дорогом халате, тряхнул его за рукав и они перекинулись непонятными для меня репликами.
Китаец скрылся в метели, а Кот пояснил:
- Денег должен, сучара.
Глава 3. Китайский театр
- Во-первых, у тебя сегодня дежурство. Фильмы смотреть, - сказал мне Степан Давыдовыч.
- Пусть Сухуа посмотрит, - скривился я.
- Ага, она в прошлую неделю насмотрела. Вот, видишь - что в "Губернском вестнике" теперь?
Я глянул на полосу. "Шаоцан отравляет Владивосток". "Полицмейстер берет деньги у китайских кинопромышленников?".
- Я пошутил насчет фильмов. Пусть Сухуа смотрит, - сказал Степан Давыдович. - Ты сейчас для другого нужнее. Там господа еще подключились... Охранка, в общем.
- Охранка? - поморщился я.
- Так надо. Сейчас пойдешь в китайский театр, там тебе некий господин передаст листок с инструкциями.
- В Южный или в Северный?
- Не, не на Миллионку же. К Ван Тын Сыну. Шпионы все там тусуются, - усмехнулся Степан Давыдович. - Пиздуйте. И прилично себя ведите, к вам потом Ван подойдет, свою картинку расскажет. Там в театре столики есть отдельные, туда садитесь.
- Машина есть? - спросил я. Давыдович протянул мне два рубля:
- Ни в чем себе не отказывайте. Кофе там для вас бесплатный, наслаждайтесь.
....
Мы доехали до пересечения Алеутской и Семеновской, остановились у высокого кирпичного здания. Длинное, саженей в сто. Два этажа, а на углу - величественный купол, как в церкви. Говорят, под зданием - старинные китайские катакомбы. До самой Второй Речки тянутся, а в другую сторону - до самого порта. По ходам этим китайцы опиум таскают, ханшин да прочую дрянь.
- Ты тут был? - спросил меня Кот.
- Нет, не успел еще побывать.
За год, загруженный в основном просмотром фильмов и редкими погонями за хунхузами, я побывал далеко не во всех местных театрах. А китайское искусство меня и не привлекало как-то.
- Там женщины наверху, в партере расположены. А мужчины внизу. Нарушать нежелательно.
- У нас же столики?
- А за столики женщинам можно, - улыбнулся Кот. - Есть там такая Жанна...
- Ой, ну не надо, - покривился я. Уже наизусть знал я его рассказы. Жанна - дочь манчжурского аристократа, которого император приговорил к изгнанию, поэтому он сейчас работает на краболовной шлюпке. Или она дочь тибетского монаха, или незаконнорожденная от товарища министра, господина Шувалова.
Мы только за столик уселись - нам сразу шампань принесли. Мэйд ин Нью Зиланд, прочитал я. Ну ладно... Выпили. На сцене заверещали, музыка задребезжала - цинь-чжао, цинь-чжао! И как раз главная фишка началась. Актеры после первого акта поворачиваются к залу спиной - и в это время полностью меняют облик. Была дама - станет солдат. Был император - рабом станет. А в следующем акте опять поменяются. Внизу в рядах мужчины гудят, вверху - женщины. Вроде как женщины отдалены от представления - но при этом ведь вверху?
- Что думаете про лохани? Переломят ход войны? - спрашивает Кот.
Я пожимаю плечами:
- Танки что ли? При Сомме так себе показали. Толку-то не было.
- Но немец сперва сильно ведь испугался, - довольно ухмыльнулся Кот.
- Сперва испугался - а потом лохани эти в воронках позастревали, а немцы их пушечками.
- А нам бы все равно лохани не помешали.
- Так британцы вроде обещали на эту весну дать штук двести, так я читал.
Тут к нам господин подсаживается. Незаметный такой, встретишь в торговых рядах - не обратишь внимания. И на адмиральском бале встретишь - тоже не обратишь.
Он без предисловий говорит:
- Черповодский сейчас здесь. Встречается с японским агентом. Задерживать - нельзя.
Кот удивляется:
- Ну вашблагородие, а нахуя тогда мы здесь? Наша задача убивца задержать.
Господин улыбается чуток, бумагу из кармана достает:
- Вы теперь непосредственно на Государя работаете. Поступаете в мое распоряжение на указанный период.
Я такой гляжу в бумажку - а там "до окончательного завершения войны". Даю глянуть Коту.
Короче, мы оба в ахуе. А господин говорит:
- Вон, смотрите. В третьем ряде - это он. Черповодский.
- И что с ним делать?
- А вот ничего, - улыбается господин. - Сейчас он сделает кое-что, но мы должны всего лишь наблюдать.
- Это как понимать вас - кое-что? - недовольно спрашивает Кот. - Бонбу взорвет?
- Нет. У него тут свои дела и нас они не интересуют, - сухо говорит господин. - Ох, простите, я ведь не представился. Лефебр, государственный советник второго класса.
Второго. Ну не хило так-то. А пальтишко скромное...
Лефебр прикурил от стоящей на столике свечки тонкую сигару, немного искривленную.
- Тоскана? - поинтересовался Кот.
Лефебр кивнул. Мы допили шампань. Мимо столика прошла русская девушка, глянула на меня - и улыбнулась чуть заметно. На проститутку не похожа - а ходит одна...
А вот если взять - да и познакомиться с ней?
Актеры уже обратились в свои противоположности, и тонкий паренек, изображавший ранее молодого военачальника, а сейчас княжну, делал патетические взмахи руками, и музыка тянула - нынь-нынь-нынь...
Лысый Черповодский встал вдруг и начал стрелять прямо в этого паренька. После первого выстрела тот упал на колени, после второго схватился за живот и закричал как животное, страшно как-то закричал, третий выстрел попал почему-то в музыканта справа, а четвертый взорвал "княжне" голову. Красные брызги вспыхнули цветком - и сразу же погас свет. Женщины вверху заверещали, словно напуганные крупные птицы.
- Сидите спокойно, - сказал нам Лефебр. - Можно покурить.
Кот спросил:
- А долго сидеть?
Лефебр засверкал в шумной полутьме, снова прикурил угасшую Тоскану и на вопрос Кота не ответил.
- По нашим данным, Черповодский на днях намерен выехать в Харбин. Вы должны негласно сопровождать его до особых распоряжений.
- Кот, а у тебя фляжка с собой? - спросил я. Кот полез запазуху.
Из темноты появился паренек с бумажным фонариком. Он сопровождал пожилого китайца в богатом теплом халате. Лефебр бросил китайцу несколько слов, тот кивнул, подошел к нашему столу и уселся на один из низких плетеных стульчиков.
- Господин Ван Тын Син, - представил нам китайца Лефебр. - А эти господа из сыскного, помогают нам в расследовании.
Ван Тын Син кивнул, затем медленно заговорил по-китайски, а паренек-метис переводил.
Ван Тын Син уверил нас, что он - законопослушный подданный Российской империи. Рассказал, что закупил для фронта двадцать комплектов теплого обмундирования, несколько коробок американских бинтов, а также выделил средства в размере 100 рублей вдове погибшего мобилизованного.
- Эдакий миллионщик мог бы и побольше раскошелиться, - шепнул мне Кот.
Погибший актер лишь недавно приехал из Манчжурии по рекомендации одного из тамошних театров. Был скромен, с бунтовщиками не знался. По поводу промышленника Сытенко китаец сказал:
- По рыбной добыче связан он был с несколькими китайскими бригадами. Посещал также некоторых китайских девушек, те рассказывали, что промышленник был с причудами.