Аннотация: Третий рассказ из сказочно-детективного цикла о деревне Гегемонино и ее обитателях... Поскольку история не первая, а вырисовывается целый цикл, особенно не акцентировал внимание на "кто есть кто" - тут, пожалуйста, читайте сначала: "Преступление осени"
Сальса с выходом
Деревня Гегемонино переживала новый рассвет, хотя солнце уже клонилось к закату. На пристани сидели кот и пёс. Пёс Прохор внимательно смотрел вдаль. Туда, куда несла свои воды река Смородинка. Кот Валентино предавался воспоминаниям.
Эта пристань стала зримым символом перемен, обрушившихся на Гегемонино две недели назад. Их привезла Алёнка, внучка кузнеца Митрича. Сама она городская, но как с Алексашкой познакомилась, так к деду и зачастила. Дело молодое, всё понятно, но две недели назад Алёнка, едва приехав, прямиком направилась к Петровичу.
- Ох, чует мое сердце, мы таки будем иметь неприятностей с этого визита, - заметил по этому поводу Иосиф.
- Не каркай, - тявкнул тогда на него Прохор.
Иосиф обиженно нахохлился в позе "таки не говорите, шо я вас не предупреждал". Прохор ничего подобного не сказал, даже когда Петрович обошел деревню с просьбой собраться всем у колодца. Просто пошел послушать.
Алёнка привезла работу. Сама она еще училась в университете, а заодно подрабатывала в турфирме. В солидной такой, у них даже собственный теплоход был, с непопулярным нынче названием "Комиссар". Впрочем, это еще откуда посмотреть. Немецкие туристы, к примеру, очень любили прокатиться на "Комиссаре" через всю Ладогу туда да обратно. Так вот, путешествовали они, любовались красотами природы и ездили на экскурсии по местам боевой славы Красной армии, как вдруг приключился в Европе лошадиный грипп.
- А это еще что за напасть? - поинтересовалась бабка Аграфена.
- Наверное, вроде свиного, - пожала в ответ плечами Алёнка. - Но не в этом дело...
Дело оказалось в том, что в одной деревеньке, где теплоход раньше приставал, туристов катали на лошадках. Теперь, пока этот грипп свирепствовал, немцы, понятное дело, в ту деревню - ни ногой, а культурную программу вынь да положь!
- Прикиньте! - пожаловалась Алёнка: - Их представитель просто сказал, чтобы нашли им другую деревню. Они там в Европе, наверное, думают, что деревень в России просто завались!
Деревенские прикидывали и сочувственно кивали.
- Ну а мы-то чем помочь можем? - спросила бабка Матрена. - Ты ж не просто так принеслась как угорелая. Надумала чего?
- Конечно! И даже уже везде обо всем договорилась. Немецких туристов мы привезем сюда!
Обитатели Гегемонино оглянулись по сторонам: на малость покосившийся домик сельского агронома; на избу Лексеича, очень похожую на заброшенный сарай; на действительно заброшенный дом у брода, который уже начал потихоньку разваливаться, и на дом бабки Матрены через дорогу, который всем своим видом выражал стремление съехать в этот самый брод и утопиться там. Ворон Иосиф, созерцая это с верхушки своего дуба, снова печально каркнул.
- Конечно, надо тут кое-что подделать, - сразу согласилась Алёнка. - Приукрасить. Но вот, смотрите, Алексашкину избушку хоть сейчас на выставку.
Здесь она была права. Домик лучшего в округе плотника - это даже в Синькино признавали - был на загляденье: с коньками на крыше, с затейливой резьбой везде, куда падал глаз. Да и не только он один - Алексашка вовсю практиковался на соседях. Кому крыльцо, кому крышу, Прохору вон новую конуру еще по зиме сладил, опоясав ее резным орнаментом. И всё равно, работы - ввяжись они в эту авантюру - было непочатый край, а времени...
- Времени - вагон! - оптимистично откликнулась Алёнка. - Целых две недели.
Тут даже Прохор озадаченно тявкнул. Деревенские тоже долго качали головами, но всё-таки согласились. Даже не из-за денег - хотя, как уверяла Алёнка, немцы платили щедро - а из желания вновь стать частью большого мира. Девушка, не сходя с места, позвонила по мобильнику и тем же вечером в Гегемонино прибыл катер.
В тот раз Прохор с Валентино наблюдали за ним с пригорка. Пёс сидел под раскидистым клёном, а кот устроился на нижней ветке. Белоснежный - ни единого пятнышка! - катер был метров десять в длину, с крышей и окошками по бортам. На корме возвышалась рубка с прожектором и громкоговорителем. Прохор недовольно фыркнул. Слишком уж хорош был новенький катер для российской глубинки, где даже лесник - государев человек! - катался на надувной моторке. А ведь знаменитый Шерлок Холмс - кот за зиму про него все уши промурчал Прохору - так вот, этот самый Шерлок Холмс говорил: чем более не к месту какая-либо деталь - тем она подозрительнее.
На берег с катера сошли трое. Удивительно, но ими командовала дама. Очень солидная на вид, в строгом деловом костюме, с очками на носу, но ведь сошедший вслед за ней мужчина тоже выглядел не меньше, чем на капитана: в белом кителе и с большой фуражкой класса "воробьиный аэродром". Вот третий член команды, тот был, по всей видимости, простым матросом. Среднего роста мужичок с жиденькой бороденкой, одетый в вязаный свитер - это в середине мая! - и бесформенные штаны, он издалека очень походил на Лексеича, а тот, когда напивался, становился тем еще генератором неприятностей.
Дама, едва ступив на твердый берег, тотчас этот берег раскритиковала. Мол, что это за грязь под ногами? Где пристань?! У нее интуристы, а не десантники, им сервис нужен.
- Да будет вам пристань, - небрежно отмахнулся Лексеич. - Построим, фигня вопрос!
- Ха! - фыркнул матрос. - Да вы в вашей глуши хотя бы знаете, как нормальная пристань выглядит?
- А то! - запальчиво откликнулся Лексеич. - Я, к твоему сведению, вообще мореман. На Балтике служил. У меня две автономки! Я такие причалы видел, какие тебе и не снились.
- А что такое автономка? - тихо тявкнул Прохор.
- Это когда корабль совсем один в море, - отозвался с ветки Валентино. - Как наше Гегемонино.
- Понял, - тявкнул Прохор. - Но мы не одни. У нас есть фермер за рекой.
- Ну-у, - протянул Валентино. - Он уже практически часть деревни.
- Этот бандит?! - раздалось сверху возмущенное карканье Иосифа. - Да это пиратский фрегат по правому борту, акулу ему в селезенку!
Кот фыркнул. Матрос тем временем обиженно проворчал, что он тоже кое-что видел, и Лексеич взялся за него всерьез. Пришлось тому признаться, что хоть он тоже служил на Балтике - причем практически в одно время с Лексеичем - но был при хозчасти и потому, конечно, видел гораздо меньше, чем ныне деревенский механизатор с борта крейсера. Даму их пикировка не впечатлила. Ее интересовало лишь одно: видел ли Лексеич достаточно, чтобы через две недели здесь была приличная пристань?
- Да хоть завтра!
Не поверив на слово, дама затребовала объяснений. Матрос сразу вроде как воспрял духом - не иначе, рассчитывал на реванш - но напрасно.
- У нас за мостом большой плот зря простаивает, - развил свою мысль Лексеич. - Перегоним его сюда и сделаем плавучую пристань. А что?! - вскинулся он в ответ на недоверчивый взгляд дамы. - Вон во Вьетнаме народ тыщи лет пользуется, и ничего.
"Тыщи лет" - это, конечно, гарантия. Дама немного подумала и согласилась на вьетнамскую пристань, но только чтоб непременно с русским колоритом. Потом еще долго ходили по деревне, но, вроде бы, других серьезных замечаний не поступило. Прохор особо не вслушивался - просто приглядывал за порядком - но больше точно не спорили. Дама говорила, Петрович записывал, потом ударили по рукам и расстались.
Пристань, кстати, действительно была готова уже на следующий день, хотя Алексашка и просидел на ней до глубокой ночи, вырезая и выпиливая тот самый колорит. Затем Лексеич вскрыл свой сарай - по-другому тут и не скажешь, массивные, обитые ныне ржавым железом створки основательно вросли в землю - и, чертыхаясь, долго выносил наружу древние запчасти. Большей частью это были такие ржавые железяки, что их бы даже на металлолом не приняли.
Спустя пару часов работы грузчиком бывший механизатор откопал-таки заныканный еще с колхозных времен дизель. Три дня и три ночи Лексеич бился с ним и, наконец, свершилось чудо. Дизель ожил и зафырчал. Точь-в-точь будто хорек забрался. Валентино даже сбегал проверить на всякий случай. Пока перебирался через ржавые завалы, чуть лапы себе не переломал. Другие жители Гегемонино тоже трудились, как пчелки, да и заботы по хозяйству с них никто не снимал. Катер сновал туда-сюда по Смородинке, едва успевая подвозить материалы.
Наконец, настал тот самый день. Катер еще с утра привез последнюю партию груза, и уже к полудню всё было готово. Валентино оглянулся на деревню. Пристань стояла у излучины, отсюда из-за пригорка только домик агронома был видел. На самом пригорке, под кленом, выросли два новеньких киоска. Налетевший ветерок принес от них запах смолы и свежераспиленного дерева. В левом киоске специально привезенный продавец должен был продавать туристам изделия местных народных промыслов, доставленные аж из Белоруссии. Цены были такие, будто продавец получил секретное задание оставить весь товар на родине.
В правом киоске обосновался со своими продуктами фермер Топотенко. Полстены сертификатами заклеил. Только грош цена этим бумажкам! Фермер привез их еще в марте - это Иосиф лично пронаблюдал - а сметанка-то была буквально вчера приготовлена. Валентино, помня о своем долге добровольного дегустатора молочной продукции, пару раз порывался этот долг исполнить, но, к сожалению, Топотенко ошибочно записал его порывы в поползновения и теперь был начеку. Блюдечко молока, правда, налил для дегустации, но сметану припрятал. Не иначе, намутил с ней фермер что-то!
Впрочем, сейчас было не до него. Из-за излучины появился катер. Прохор с лаем умчался в деревню. Валентино решил, что встречать гостей в одиночку было бы не совсем вежливо, и ретировался, забравшись на старый клен. Когда обитатели Гегемонино появились на пригорке, туристы уже топали по сходням: сплошь одни немцы и практически все - пенсионеры. Не катер, а какой-то плавучий дом престарелых. Однако старички оказались бодрыми и подвижными. Дружно высадившись на пристань числом не менее полусотни, они заслушали высокого молодого человека, что-то вещавшего им на немецком, и столь же дружно двинулись на берег. У каждого в руках был или фотоаппарат, или кинокамера.
- Прямо как в сорок первом, - проворчала бабка Матрена. - Ну, родные, встречайте басурманов.
Деревенские не менее дружно вышли навстречу: Петрович с баяном, остальные с улыбками на лицах, все были одеты в национальные костюмы. Алёнка нашла в своих интернетах картинки и две бабки, склонившись вечером у керосинки, перешили, что нашли подходящего. Петрович толкнул загодя заготовленную речь, между делом напомнив о необходимости соблюдать порядок, поскольку в этот раз немцы прибыли в гости. Высокий молодой человек слёту перевел речь на немецкий, туристы закивали, залопотали по-своему и пошли осматривать местные достопримечательности.
- Теперь все по местам, - скомандовал Петрович. - Прохор, ты присматривай тут.
Старый пёс с достоинством кивнул, мол, не первый день на службе, и неспешно побрел по улице, внимательно поглядывая по сторонам и принюхиваясь к незнакомым запахам.
Лексеичу досталась роль банщика. По большому счету чисто номинальная, для того же колорита, но механизатор всё равно подошел к порученному делу серьезно. Он завернулся в простыню, отчего стал похож на древнеримского сенатора, взял в руки лучший из своих веников и встал с ним, точно страж, у входа в новую баню. Даже протопил ее заранее, но никто из туристов так и не отважился зайти попариться. Немцы только глазели и без устали щелкали фотоаппаратами баню, Лексеича и друг друга на фоне бани и Лексеича.
Напротив бани, у колодца, к Мискину так вообще целая очередь выстроилась. Деревенский агроном в своем потертом пиджачке и съехавшей кепочке был удивительно похож на Владимира Ильича Ленина, и немцы с удовольствием щелкали друг дружку в обнимку с вождем мирового пролетариата. Их не останавливало даже то, что за каждый снимок со знаменитостью следовало заплатить. Правда, не дорого, поскольку вождь не настоящий.
Спустя где-то час притопал от пристани матрос с канистрами в руках. У киоска фермера он приостановился отдохнуть и отёр рукавом пот со лба, одновременно жадно поглядывая на кувшин с молоком.
- Налить? - сразу спросил Топотенко, одновременно принимая деньги у пары в одинаковых клетчатых рубашках.
Матрос скривился и покачал головой:
- Да ну тебя с твоими ценами!
- Для своих у меня скидка, - сообщил Топотенко. - Дешевле чем в магазине.
Матрос ненадолго задумался. Во внутренней борьбе победила экономия.
- Нет, не надо, - буркнул он и потащил канистру к сараю Лексеича.
- Поставь у входа! - крикнул тот и указал веником.
Кот проводил матроса взглядом. Тот, ругаясь согласно званию, полез через завалы. На улице уже темнело и железяки под ногами для неприспособленного к ночному видению человеческого зрения сливались в непроходимую массу. У колодца появился Петрович, и сходу махнул рукой Лексеичу - мол, давай! Механизатор кивнул, привычно перемахнул через свои завалы и скрылся в сарае. Через минуту оттуда послышалось ворчание дизеля. На столбах вокруг колодца загорелись разноцветные фонари, разогнав начавшую было сгущаться темень.
Немцы всё так же дружно потянулись на огонек, а тут их уже ждали. Площадку у колодца выложили бревнами. Высокий молодой человек еще сразу по прибытии рассказал туристам, что именно так выглядели мостовые в древнем, но Великом Новгороде. По краям площадки были расставлены узенькие столики со скамейками, и гостей пригласили туда отужинать перед долгой дорогой обратно.
Впрочем, как мимоходом обронила всё выведавшая почтальонша Варвара, дорога по местным меркам была не столь и долгой - новенький катер добегал до Ладоги буквально за час, а там иностранцев уже ждал теплоход - но немцы налегали на еду, будто готовились к пешему походу до Берлина. Они не перестали жевать даже когда заиграла музыка и в центр площадки стремительно выбежала молодая пара.
Он был в черном костюме, она - в роскошном золотистом платье, которое развевалось вокруг нее, будто знамя. Не местные, но и не немцы. Иосиф слышал, как дама рассказывала Петровичу, будто бы это танцевальный дуэт из Нижнего Новгорода. Ребята тоже путешествовали на теплоходе, а по вечерам развлекали туристов танцами. Лексеич тогда, помнится, вклинился в разговор и сказал, что ему нужен только стакан для бодрости и он хоть сейчас цыганочку с выходом изобразит, но это предложение так же сходу отмели. Пожалуй, правильно сделали. Так лихо крутиться во всем Гегемонино мог разве что дизель.
Для начала под песню "Все танцуют мамбу" дуэт исполнил зажигательную сальсу. Танец такой бразильянский, как пояснил кот Валентино глазевшей через забор живности.
- Прямо как белки по весне, - заметила, покачивая головой, корова Веснушка.
Туристы вовсю аплодировали, ради такого дела даже ненадолго оторвавшись от еды. Танцоры раскланялись и покинули сцену. Дышали оба так, будто пробежали километров десять, никак не меньше, ну да оно и не удивительно - темп они задали ураганный. Посидели малость на завалинке, отдышались - и в баню. Не париться, конечно, а переодеться к следующему номеру.
На этот раз он был в белом, она - в красном, а танец вышел еще стремительней прежнего. Ну, прямо два урагана. Агроном, который к тому времени сидел на бортике колодца и грыз семечки, чуть не навернулся. Наверное, воздушной волной задело. Высокий молодой человек пояснил любопытствующей бабке Матрене, что танец "попурри" называется. Окрошка, если по-нашему. Чуть-чуть того, чуть-чуть сего, а вместе - глаз не оторвать. Алексашка так засмотрелся, что у него челюсть малость отвисла. Алёнка нахмурилась и задвинула ему челюсть на место. Немцы вовсю щелкали фотоаппаратами, и тут в сиянии вспышек и огней появился Лексеич.
Когда он успел так набраться - осталось загадкой, однако результат был, что называется, налицо. Да и на лице тоже. Волосы стояли дыбом, а саму физиономию так перекосило, что бородка теперь была обращена клинышком не вниз, а влево, словно механизатор пытался залихватски закинуть ее через плечо. В глазах горела жажда вселенской справедливости, а вот простыню свою Лексеич потерял. Руки вместо веника крепко сжимали жердину. Свет погас. Деловитое фырчание дизеля смолкло и в наступившей темноте отчетливо прозвучал голос:
- Расселись, немчура поганая! Ура-а-а!
Точнее, не совсем в темноте - еще только вечерело, правда, солнце скрылось за тучей - но для глаз, успевших привыкнуть к яркому свету фонарей, этот полумрак, должно быть, показался поначалу кромешной тьмой. Немцы заметались, будто слепые курята. Корова Веснушка таращила глаза и мычала:
- Что происходит? Что происходит?
Тоже, стало быть, ничего не видела. Один Валентино - благо кошачьи глаза быстро приспосабливались ко всякому свету - отчетливо наблюдал всю сцену разгрома немецко-туристской группировки под новой баней. Лексеич так залил глазки, что ему что свет - что тьма - всё едино было. Его вело классовое чутье. И ведь не подводило! Алёнку Лексеич аккуратно подвинул с пути плечом, от Алексашки увернулся, а туристов разил жердиной без промаха.
Прохор, опомнившись, залаял на дебошира, но только усугубил панику. Какой-то турист, вскрикнув, метнулся прочь. Следом другой, третий и вот уже вся группа разбежалась кто куда. Около десятка с перепугу рванули сразу к реке. Лексеич буквально наступал им на пятки. За механизатором гнался Алексашка, а сбоку, заливаясь лаем, мчался Прохор, но немцы, небось, решили, что это всё - за ними, и рванули, как в сорок втором из-под Москвы. Всё ж таки ветераны, должны были помнить методику.
До брода долетели в единый миг. Уже в воде немцы, наконец, осознали, что они бегут не туда и попытались взять левее, в сторону катера, а в результате залезли на глубину. Там и встали. Дальше отступать было некуда: впереди река, позади Лексеич с жердиной, готовый свернуть всю "немчуру" в Курскую дугу. Тут бы и настал им Сталинград, но со стороны деревни подоспели Петрович с Алексашкой и поломали механизатору весь блицкриг.
Потом они же под возбужденное квохтание дамы - ну точь-в-точь курица-наседка - минут десять выводили немцев на берег, извинялись и объясняли тем, что это не "русиш партизанен", а всего-навсего йети. Снежный человек, то есть. Мол, да-да, водятся тут. И с фашизмом сражались бок о бок с партизанами. Только простите уж, господа хорошие, но люди это дикие, дети сугробов, так сказать, и не все еще усвоили, что война уже закончилась. Однако, как видите, ситуация под контролем. Ну, почти.
Немцы, глядя на лежавшего в кустах Лексеича, неуверенно кивали. Некоторые, совсем оправившись, даже фотографировали русское чудо и самых смелых соотечественников на его фоне. Потом Лексеич, видно, очухался, заворчал чего-то и уполз в кусты. Дама делала страшные глаза и шепотом грозила Петровичу страшными карами - вплоть до Армагеддона включительно - однако немцы, вроде, успокоились. Те, кто успел сфотографировать йети, даже собирались отправить снимки в научные журналы и были этим заранее довольны.
В общем, первый блин вышел, как водится, комом, но обошлось без серьезных накладок. То есть, это обитатели Гегемонино так думали, пока не выяснилось, что в ходе отступления гости бросили под баней кое-какое имущество и, главное, оставили в бане дорогущее концертное платье танцовщицы. Алексашка тут же вызвался принести, а заодно и посмотреть, куда уполз дебошир, но не нашел ни Лексеича, ни платья. Вот это уже был скандал!
- Не волнуйтесь, мы его найдем, - увещевал Петрович расстроенную танцовщицу, одновременно пытаясь спланировать оперативно-следственные мероприятия.
- Когда найдете? - недовольно осведомился капитан, демонстративно глядя на часы. - У нас расписание.
- Дернул же меня черт связаться с вами! - добавила дама.
- Ох, да дайте вы хоть пять минут спокойно подумать!
- Разве что пять минут, - проворчал в ответ капитан катера.
- Больше никак! - тотчас встрял матрос. - Движок старенький, больше положенного я из него никак не выжму, тут уж извиняйте. А теплоход ждать не будет.
- Да подождет он, никуда не денется, - отмахнулся капитан. - Но задержка выйдет боком нам всем, так что давайте-ка пошустрее ищите этого своего снежного алкаша. Не думаю, что он далеко уполз.
- Это верно, - сразу согласился Петрович, и скомандовал: - Прохор, ищи!
Старый пес уверенно взял след, даже не уточняя, кого искать. Автопилот Лексеича не подвел и "йети", мирно свернувшись калачиком, спал в сарае. Петрович потряс дебошира за плечо. Основательно так, даже зубы клацнули. Лексеич с трудом приоткрыл заплывший глаз и вопросил: чего надо? Запах перегара окутал его мягким облаком, и механизатор, не дожидаясь ответа, снова погрузился в сон.
- Как же ты так нажраться-то успел? - проворчал Петрович.
- У? - сквозь сон уточнил Лексеич.
- Платье где? - спросил Петрович.
Лексеич как мог - а мог он не очень - изобразил непонимание. Петрович обвел взглядом и фонарем сарай. Дизель, Лексеич, верстак, под которым в ряд выстроились четыре пустых бутылки. Платья нигде видно не было.
- Вот зараза! - в сердцах выдохнул Петрович.
Краткий допрос подозреваемого позволил установить следующее: трубы горели уже давно. Еще бы! Опасаясь чего-то подобного, Петрович самолично изъял весь самогон, но матрос с катера не дал пропасть морской душе и принес чуть-чуть водочки поправить здоровье. Добрая душа, задери его медведь!
С крыши вниз заглянул Валентино.
- Нашел чего? - рыкнул Прохор.
- Не-а, - мяукнул в ответ кот. - Иосиф видел, как фермер удирал со своим товаром. Обещался проследить.
- Да ну, - фыркнул Прохор. - Фермер на молоке больше заработал. Ты же видел его цены. Форменный спекулянт.
- А еще Мискин сбежал, - продолжил докладывать кот.
- Это более вероятно, - отметил Прохор. - Надо проверить.
Лексеич сладко посапывал.
- Ладно, проспится - тогда допросим, - вздохнул Петрович. - Пошли, Прохор, надо извиниться перед девушкой, а платье мы уж ей в следующий приезд отдадим.
На берегу уже всё Гегемонино собралось. Даже Топотенко обратно вернулся. Старый ворон устало опустился на ветку давно засохшего клёна.
- Ох, я ж таки предупреждал, - прокаркал он.
- Ладно-ладно, предупреждал, - мяукнул кот, запрыгивая на ту же ветку. - Что там с фермером? Есть чего?
Ворон деликатно подвинулся, освобождая место и оказываясь от кота на прежнем расстоянии.
- Таки столько есть, можно сразу брать, - уверенно заявил он. - Ви таки пробовали, что он гостям втюхал?
- Не получилось, - грустно мяукнул Валентино. - Но сметана выглядела отменно.
- Ох, таки поверьте старому ворону, хорошо выглядеть и быть хорошим - это две большие разницы.
- Платье видел? - рыкнул Прохор и, получив отрицательный ответ, поспешил дальше.
Петрович тем временем быстро набрасывал диспозицию: кто, где и когда был. С немцами - понятно. Танцоры тоже не стали задерживаться, хотя Лексеич пробежал мимо них. Мало ли, примет за полицаев, и попробуй ему докажи, что ты в футболке с иностранной надписью во всю грудь - настоящий партизан.
Алексашка с Алёнкой сидели на завалинке у бани, а потом плотник сразу погнался за дебоширом. Суровый взгляд Петровича переместился на агронома.
- Я коробку спасал, - поспешил оправдаться тот. - С деньгами. Вот!
Коробку он всё еще держал в руках. Внутри были деньги, но не было платья. Это, конечно, мало что доказывало, поэтому Прохор уделил немного внимания его ботинкам, старательно начищенным еще с утра. В свете прожектора с катера они выглядели по-прежнему безупречно.
- Да вот она подтвердит! - агроном кивнул на Алёнку.
- Ну... - девушка неуверенно пожала плечами. - Да, видела, как он убежал. Так там все разбежались.
Прохор на всякий случай и ее ноги обнюхал. Девушка ходила босиком, а так ноги как ноги, гладкие и загорелые.
- А ты, стало быть, одна осталась? - уточнил Петрович.
- Ну да. Ой, да вы что? Думаете, мне ее платье надо? У меня таких в Питере штук пять.
- Ты бы хоть одно надела, я б полюбовался, - улыбнулся Алексашка.
- Да я тебя и не обвиняю, - поспешил успокоить девушку Петрович. - Просто соображаю на ходу. Значит, около бани никого больше не видела?
- Там темно было. Свет погас, я одна осталась, а у вас тут прямо вторая мировая. Ну, я постояла несколько минут, никто за мной не вернулся, - тут девушка бросила укоризненный взгляд на Алексашку. - Вот я сама и пришла.
- Так я знал, что ты у меня самостоятельная, - неуклюже попытался оправдаться плотник.
Петрович покачал головой.
- М-да, ничего сразу не приходит в голову. Может, завалилось куда в суматохе, да в этой темени ни черта уже не разберешь. Думаю, утром найдем.
- А эти ждать до утра не согласны, - напомнила бабка Аграфена, кивнув на катер.
Капитан снова демонстративно посмотрел на часы. Матрос отставил жестяную коробку, которую как раз перетаскивал, и махнул рукой на деревенских:
- Я же говорил, что не найдут. Эх вы, растяпы. Капитан, ну время же...
Он еще хотел что-то добавить, да не успел. Страшно зарычав, Прохор бросился на него. Вихрем взлетел по сходням и сразу на корму. Матрос взвизгнул и отпрянул, но зацепился ногой за свою коробку и навернулся. Коробка - тоже. Прямо под ноги капитану вывалился сверток брезента, а следом появился кусок золотистой ткани.
- Прохор, отставить! - запоздало рявкнул Петрович.
Старый пёс послушно отошел в сторону. Дальше люди и сами разберутся.
Капитан спокойно наклонился - будто рядом и не было никакого пса, только что так яростно рычавшего - и заглянул в коробку.
- Это моё! - подал было голос матрос, но капитан уже вытаскивал находку на свет. Взору присутствующих предстало золотистое платье. На боку темнело здоровенное пятно. Судя по запаху - солярка.
- Оно? - спросил Петрович.
Танцовщица кивнула. Матрос мямлил что-то про маленькую зарплату, но его никто не слушал.
- Ты, балерун, у меня еще попляшешь, - пообещал ему капитан. - А вам, уважаемый пёс, объявляю благодарность.
Немцы проводили Прохора аплодисментами и возгласами, что это вот - настоящий "русиш полицай". Фотоаппараты щелкали просто залпами. Сияли вспышки и улыбки, даже дама перестала метать в сторону Гегемонино гневные взгляды, и только танцовщица понуро разглядывала пятно на платье.
- Молодец, Прохор, не потерял хватку, - сказал Петрович, и ласково потрепал пса по загривку.
Катер, фырча мотором, отошел и скоро затерялся вдали.
- Как думаете, они вернутся? - спросил фермер.
Петрович пожал плечами.
- Ну, хоть что-то заработали, - оптимистично заметил Алексашка. - Опять же, деревню обновили. Хотя, конечно, Лексеич не вовремя нажрался...
- Пусть проспится, хулиган, потом я с ним побеседую, - пообещала бабка Матрена.
За разговором люди неспешно поднимались на пригорок. Прохор сидел на пристани. На поручни с русским колоритом мягко запрыгнул Валентино.
- Ну, ты дал жару, - мяукнул кот. - Даже мне не по себе стало. Как же ты его расколол-то? Я уж было на агронома подумал.
- Почему? - равнодушно бросил пёс.
На самом деле яростный порыв дался ему не так просто, как казалось. Ошибись старый пёс - и подвел бы всю деревню разом еще почище Лексеича. До сих пор переживал.
- Ты же видел, - мяукнул кот. - Видел: у него ботинки как новые, а он в темноте с коробкой в руках шарахался. Алёнка тоже отстала, и у нее тоже был мотив.
- Алёнка, - проворчал Прохор. - Про нее даже не подумал. Хотя следовало. Тут ты прав. Мотив у нее был. Как она на Алексашку зыркала! Только он сам виноват: как на девицу пялился. Могла свредничать. Но мотива мало. Нужна еще возможность.
- Так она же у бани сидела, - напомнил кот. - Могла платье взять.
- Да, могла воспользоваться ситуацией, - фыркнул Прохор. - Но кто ее создал?
- Лексеич.
- Да. Только не в одиночку. Когда он на битву вышел, свет погас. Очень своевременно. Могла Алёнка дизель выключить? - спросил Прохор и сам же ответил: - Вряд ли. Да и ножки бы ободрала. Там у Лексеича просто баррикады в три ряда. Мискин тут сразу отпал. Я агронома не первый год знаю. Да и ботинки не поцарапал. Нет, в сарае был механик. Дальше: кто Лексеича напоил? Матрос с катера. По доброте душевной? Опять вряд ли. Фермер ему молока предлагал по дешевке. Тот хотел, но денег пожалел. А тут четыре пузыря. С чего такая щедрость у жмота? О пьяных художествах Лексеича опять же матрос мог знать. Служили вместе. Вот и выходило по всему, что матрос в деле. А раз так, зачем разводить подозреваемых? Чай не кролики. Да и платье вряд ли стоило предварительного сговора. Что получается? Знал матрос про дорогое платье. Знал, как управляться с дизелем. Был у сарая и знал, где проход.
- А если бы танцовщица платье не забыла?
- Думаю, напал бы в темноте, - проворчал Прохор. - С Лексеичем они внешне похожи. Свалил бы потом на него. Как и пытался.
Валентино мяукнул. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и деревня Гегемонино вновь погрузилась в первобытную тьму.