Как-то раз, когда находился в одном из основных цехов Первоуральского новотрубного завода, встречаясь с одним из рабочих, между нами состоялся такой диалог.
- Трусливы, до чего ж трусливы наши журналисты, - вдруг сказал, мне показалось, совсем не к месту рабочий.
Эти слова меня задели за живое, и потому не преминул в ответ обидчиво съязвить:
- 'Ваши' журналисты - да, трусливы, но 'наши' - нет.
- А, - рабочий махнул в сторону рукой, - все вы... Критикуете кого? Работягу. Начальство же не трогаете, обходите, боясь обжечься, стороной.
Я искренне обиделся. Я не считал, что в первоуральской городской газете 'Под знаменем Ленина' мало критики в адрес начальства. Наоборот, считал эту газету смелой. На фоне, понятно, других газет области, в которых (тут собеседник прав) даже не на всякого рабочего могли замахнуться.
Я попытался возразить:
- В нашей...
Рабочий прервал вопросом:
- В 'Подзнамёнке', что ли?
- В ней.
- Да бросьте вы!
- И 'бросать' нечего... Месяц назад, допустим, статья 'В своём пиру похмелье'...
Рабочий закивал головой.
- Да-да, читал... Лихо автор прошелся по руководству завода сантехизделий... Приятное, но все-таки исключение, а не правило. А могла бы газета так же хорошо проехаться по Федьке нашему, - мой собеседник имел в виду директора завода Федора Данилова, - или по тому же главному инженеру?
Я отрицательно мотнул головой.
- Нет, не могла, - признался я.
- Вот! - рабочий гордо взглянул мне в глаза. - А я о чем?
Действительно, фигура Фёдора Данилова негласно числилась в списке неприкасаемых, как, впрочем, и его заместитель, то есть главный инженер. Первого никто не смел коснуться (даже журналисты областных и центральных газет), потому что дал путевку в большую жизнь, будучи наставником, не кому-нибудь, а самому первому заместителю Председателя Совета Министров СССР Николаю Тихонову, с которым до сих пор поддерживает дружеские отношения. На второго ни один не отважится 'задрать хвост', потому что тот ходит в очень близких приятелях первого секретаря Свердловского обкома КПСС Якова Рябова (по слухам, сошлись близко, когда учились в УПИ; их объединяли две страсти - спорт и девчонки; им они отдавались с одинаковым желанием, щедро делясь своим свободным временем).
Я спросил рабочего:
- Что, есть повод для критики?
- Разве нет? Не святые, чтобы на них молиться. У Федьки, к примеру, за тридцать километров от города, в сосновом бору есть заимка, большой дом то есть, куда любит ездить отдыхать.
- Допустим. А что тут плохого?
- Плохо не то, что почти царские хоромы в лесу заимел и не то, что любит на природе досуг свой проводить...
- А что же?
- То, что затраты несет завод.
- Нельзя поконкретнее?
- Заимка построена заводскими строителями, и Федька из своего кармана не потратил ни копейки.
- Откуда вам знать?
- Об этом не только завод, а и весь город давно говорит.
- Сплетничают, потому что завидуют.
Рабочий, рассмеявшись, посоветовал:
- А вы проверьте, сплетня или нет. Заодно, поинтересуйтесь, кто на заимке следит за хозяйством.
- Вы знаете, кто?
- Не притворяйтесь, что никогда не слышали.
- Но я, в самом деле, не слышал, а потому ничего не знаю.
Рабочий недоверчиво посмотрел на меня и хмыкнул.
- Хозяйством заправляет супружеская пара. Там живет постоянно, а на заводе появляется лишь раз в месяц, когда надо в платежной ведомости расписаться и получить зарплату.
- Они, что, числятся рабочими новотрубного завода.
- Само собой. Муж - вальцовщик одиннадцатого цеха (между прочим, горячий стаж идет), жена - контролер ОТК заводской контрольно-технической лаборатории. Хорошо, правда, устроились?
- Неплохо, - подтвердил я, - если, конечно, все это соответствует действительности.
- А вы проверьте. Что, страшно?
- Не то, чтобы страшно, а бессмысленно... Не хочется работать 'на корзину'. Какой смысл вести журналистское расследование, если изначально знаешь, что ни одна газета не опубликует?
- Я понимаю, - сочувственно говорит рабочий и добавляет. - Впрочем, не в Федьке дело. Разве Федька один такой? Разве другие чище и лучше? Федька хотя бы - большой Мастер и дело знает, а те, другие, которые днями попусту мелют языками?
- Вы о ком?
- О городском начальстве... Вы, кстати, слышали про 'БАМ'?
- Кто не слышал... Каждый день по радио и телевидению, в газетах сообщается об энтузиазме молодых строителей, сооружающих в тайге Восточной Сибири грандиозную магистраль.
Рабочий заливается в смехе. Мне непонятно, что я сказал такого смешного? По моим глазам догадывается, что я не знаю, что он имел в виду. Перестает смеяться и серьезно спрашивает:
- Вы с Луны свалились, да?
Я пожимаю плечами.
- Почему так решили?
Ответил вопросом на вопрос:
- Что вы за журналист, если не знаете того, о чем весь город говорит?
Я пытаюсь в его глазах оправдаться.
- Может, дело в том, что я недавно в городе... не старожил, как вы, и не оброс еще связями. К тому же, - добавляю я, - крайне негативно отношусь к сплетням.
- Товарищ журналист, не пренебрегайте никогда сплетнями. В них зачастую есть рациональное зерно. Помните: дыма без огня не бывает. На этот раз я ничего не буду рассказывать. Съездите-ка в Билимбай, поспрашивайте у жителей про 'БАМ'. Народ вам все обскажет и даже покажет.
Налицо - интрига. Я загорелся. И однажды, когда надо было собрать материал для очередной корреспонденции и выехать в Билимбай, попутно стал спрашивать, знают ли люди про 'БАМ'? Оказалось, знают все. Оказалось, расшифровывается 'БАМ', как БИЛИМБАЕВСКАЯ АССОЦИАЦИЯ МОШЕННИКОВ. Оказалось, народ (до чего ж горазд на выдумки!) так назвал один из самых элитных коллективных садов, разместившийся на опушке соснового бора, рядом с поселком Билимбай. Люди с придыханием говорили мне, что дома там всё кирпичные и в два этажа, что под домами вырыты просторные подвалы, забетонированные и отделанные (неслыханная роскошь!) финским кафелем, где установлены огромные холодильные камеры, хранящие в себе соленья и варенья. Ну и, наконец, я был окончательно сражен информацией о том, кто хозяева участков этого коллективного сада. Называю не по фамилиям, а по должностям: первый, второй и третий секретари Первоуральского горкома КПСС (высшая партийная власть), председатель и заместители председателя горисполкома (высшая советская государственная власть), прокурор, председатель городского суда, старший уполномоченный КГБ по Первоуральску, начальник городского отдела внутренних дел (высшая правоприменительная и правоохранительная власть) и другие.
Понятно, что находился в шоке. Понятно, что инстинкт правдолюбца заставил пойти в тот коллективный сад, чтобы все посмотреть своими глазами. Понятно, что меня не пропустили дальше будки охранника. Так что пришлось удовольствоваться малым: визуальным наблюдением издалека. Все равно шикарные дома оставили неизгладимые впечатления.
Одна деталь. Когда я появился в редакции, то меня сразу же вызвал 'на ковер' редактор Сергей Леканов и стал отчитывать, в ужасе закатив глаза, за то, что сую свой нос туда, куда меня не просят; что никто меня не наделял полномочиями лезть в святая святых. Оказалось, уже успели сообщить о моем 'нежелательном визите и подозрительном интересе' к 'БАМу'. Оперативно работали, сволочи!
Надо ли говорить, что 'независимое журналистское расследование' на том и закончилось?
Не стану брать грех на душу, поэтому уточню: Сергей Леканов, мой редактор, относящийся к высшей городской элите, в том саду своего дома и участка не имел. В этом смысле, он чист. Однако испугался. Чего? Того, что ему не поздоровится, если возьмет мою сторону.
Оказалось также, что о 'БАМе' знали все журналисты, работавшие в редакции хотя бы несколько лет. Знал и собственный корреспондент 'Уральского рабочего' Юрий Коньшин. Все знали, кроме, разумеется, меня. Знали и злословили втихаря. Я для себя эту тему закрыл. И запретил другим в моем присутствии даже заикаться о 'БАМе'.
Я задавал и задаю себе один вопрос: знали ли в области об этой самой 'Билимбаевской Ассоциации Мошенников'? Если знали, а в этом я ничуть не сомневаюсь, поскольку процедура информирования действовала безотказно, то что это значит? Уж не то ли, что подобные 'ассоциации' существовали повсеместно? Не потому ли, кстати, двадцать миллионов коммунистов Советского Союза не поддержали коммунистическую верхушку в августе 1991-го, давно погрязшую в воровстве и коррупции? Вот, оказывается, где истоки нынешней коррупции! Мы не правы, кивая на новейшие времена. Новые времена - есть лишь логическое продолжение старых.
Хапали всегда. Хапали все. Директор вывозил с завода госсобственность на автомобилях и открыто, рабочие тащили все, что подворачивалось под руку, - тайком, для которых даже специальный термин придумали - 'несуны'. 'Несуны' -рабочие, воровавшие по мелочи, и хапуги-директора, тащившие по-крупному, - это и были те самые миллионы, составлявшие ядро советского образа жизни 80-х. Лозунги? А что лозунги? Кто им верил?!
Мы же, журналисты, всё видели и молчали. Потому что в стране торжествовала социалистическая демократия, засовывавшая кляп в рот даже тем, кто хотел говорить народу правду.
Сегодняшние журналисты медленно, но неуклонно скатываются к тем временам. Они захлебываются от восторга, воспевая успехи нынешней власти, и стыдливо отворачиваются, когда видят 'отдельные недостатки'. Всё дальше от правды и все ближе к прежней тотальной лжи.
Все в жизни повторяется. Один раз как трагедия, во второй раз как фарс.
ПЕРВОУРАЛЬСК - ЕКАТЕРИНБУРГ, май 1976 - ноябрь 2005.