Аннотация: Российская офицерская честь... С чем ее кушают? А вот...
(Иронический рассказ)
Полковник Митрошкин, для которого честь русского офицера превыше всего, на редкость честен, поэтому среди дружков закадычных слывет рубахой-парнем, а среди подчиненных - крутым отцом-командиром. Я, говорит он, - не дипломат и, говорит, всяким там подтанцовкам либо расшаркиваниям не обучен; я, говорит, - обычный русский вояка, пропитанный огнем и порохом, и потому, добавляет, рублю матку-правду в глаза.
В самом деле, Митрошкин блюдёт офицерскую честь как ничто другое, блюдёт даже в мелочах, блюдёт до того, что корпусной генерал обычно при встрече похохатывает и снисходительно похлопывает по широченной спине. Быть тебе, говорит, генералом, если, добавляет, опять же похохатывая, меня переживешь.
- Как, переживешь? - спрашивает ласково полковника.
Тот вытягивается в струнку, так вытягивается, что даже начавшее расти брюшко куда-то пропадает, а лысина на затылке запотевает.
- Никак нет! - гаркает Митрошкин и добавляет. - Ваша жизнь, товарищ генерал, вечна и для российской армии бесценна.
Командир корпуса тычет жирным кулаком в то место, где только что у командира бригады был животик, и ласково говорит:
- Так держать!
Ну, он так и держит уже несколько лет подчиненное ему воинство. Воспитывает во всяком исполнительность. Крут, конечно, иногда, но в российской армии без требовательности - никуда.
Вот и сегодня... Вышел по утру на крыльцо штаба бригады, потянулся до хруста в мощных суставах, оглянулся и что видит? А непорядок видит. И по гарнизону несется его оглушающий рык:
- Где эта рыжая харя?! Сюда его!
И не надо лишних слов: все знают, о ком речь. Через минуту перед ним столбом вырастает 'начхоз', то есть заместитель по этой вот самой части. Объяснений для него не требуется: знает загодя, что будет жарко.
Полковник долго и пристально смотрит на трепещущего майора, до того долго, что у виновника члены начинают затекать. Невмоготу уже, но крепится и молчит, потому как не хочет раздражать командира - себе дороже.
Наконец, полковник цедит сквозь плотно сжатые зубы:
- Почему, моченая рожа, приказание не исполнил, а? - пугающе ласков Митрошкин. Лучше бы, по мнению, 'начхоза', - сразу и в рожу. Куда было б определеннее, а то стой тут дурак дураком и соображай (этим, кстати говоря, заниматься для майора смерти подобно), ищи причину командирского гнева. Полковник широким жестом обводит газоны, что справа и слева от штабного крыльца. - Ты почему, подлая морда, до сих пор не покрасил? Сегодня - пятница, а в понедельник - из округа прибудет инспекторская проверка. Чуешь?
- Так точно, товарищ полковник! Отлично чую!
- Не я ли тебе говорил, что прибывающий генерал терпеть не может несвежих газонов?
- Так точно, говорили!
- Ну и?..
- Я, товарищ полковник...
- Хочешь подставить своего благодетеля? - он говорит совсем уже тихо, чем приводит в полное отчаяние 'начхоза'. - А знаешь, на что ты годен без меня? Выведешь из себя, а тогда... Метлу в руки и айда подметать дорожки.
Майор пробует объяснить в очередной раз:
- Я, товарищ полковник, хотел как лучше...
- И, - полковник переходит на шепот, - что дальше?
- В хозчасти, товарищ полковник, не оказалось приличной краски. Сегодня доставил с главной базы. Отличная краска, товарищ полковник, можно сказать, высший сорт, эмаль импортная. Нежно-зеленого цвета - то, что надо. И к тому же, товарищ полковник, пришел к выводу, что прежде чем красить , надобно пройтись газонокосилкой.
- Это еще зачем?
- Краска ровнее ляжет, товарищ полковник.
Митрошкин обожает инициативных подчиненных, поэтому морщины на лице разглаживаются.
- Хорошо, - говорит он и напоминает. - Чтоб завтра же исполнить.
- Слушаюсь!
Полковник, потянувшись еще раз и широко зевнув, поворачивается к подчиненному спиной, но, вспомнив что-то, возвращается в исходное положение.
- Краска-то, говоришь, импортная?
- Так точно, товарищ полковник! Отличная краска!
- Ага... Ну, да... Хорошо... Супружница на днях высказалась... В том смысле, что на даче забор требуется подновить... Так ты, голубчик...
- Понял, товарищ полковник! Будет сделано, товарищ полковник! Сейчас же откомандирую в распоряжение вашей супруги двух солдатиков, и ваш заборчик заблестит.
Митрошкину нравится понимание задач и услужливость майора.
- Только, - предостерегающе грозит-таки своим толстым пальцем, - не в ущерб качеству газонов.
- Никакого ущерба не будет. Краски на всё хватит.
- Ну и ладно... Иди, майор, исполняй.
Митрошкин поворачивается и скрывается в штабе.
Полковник понимает, что, несмотря на услужливость, подчиненные могут и подкузьмить ведь.
Пару деньков назад командир бригады заглянул на склад, чтобы лично убедиться, насколько хороши продукты для солдатской кухни и вдоволь ли их. Сделав для порядка пару замечаний старшему сержанту-сверхсрочнику, хотел было убыть, но начальник склада вдруг остановил.
- Товарищ полковник, - зная чрезвычайную щепетильность командира, осторожно начал старший сержант Курочкин, - только что привез ягненочка... Лично для вас... Мясо нежное-нежное, так что рагу получится... Во рту растает... Сейчас заберете или?..
Складские стены заходили волнами от грозного рыка командира.
- Провоцируешь, Курочкин?! Чтобы я!.. Чтобы российский офицер об это руки пачкал?! В своем ли уме, подлец?
Старшего сержанта бросило в дрожь, а на лбу выступила испарина.
- Виноват, товарищ полковник! Я не так выразился... Извините... Сейчас же... Лично отвезу тушку ягненочка вашей супруге.
Митрошкин довольно хмыкнул и покинул подконтрольный ему объект.
Должность у старшего офицера уж больно хлопотная: особо не расслабишься. Подчиненные ему офицеры вечно стараются зазвать к себе в гости комбрига. Комбриг не кобенится, но долго в гостях не засиживается: пригубит рюмочку коньячка и спешит восвояси. Зная, понимая и принимая такое трепетное отношение своего командира к офицерской чести, принимающая сторона заранее комплектует скромный пакетик, ну, значит, своего рода боекомплектик, содержащий в себе пару бутылок армянского коньячка, свежей осетринки или балычка, икорки, шоколада и прочего. Комбриг, уезжая из гостей, даже не подозревает, что за его спиной, на заднем сидении джипа трясется 'боекомплект', ну, то есть тот самый пакетик. Мелочь, а, я почему-то уверен, приятна Митрошкину. Столь ненавязчивый 'презент' сослуживца дорогого стоит.
Митрошкин - кремень, а и он подвержен отдельным слабостям. По женской части, например. Но и тут не теряет офицерской чести. К бабе в мундире? Ни-ни! Только в цивильном. Конечно, для Нюрки-любовницы он предпочтительнее, так сказать, при параде, ну, то есть при погонах и при блестящем 'иконостасе', однако, извините... Не два же горошка на ложку! Стало быть, мундир Митрошкина по-ангельски чист и свеж: ни пятнышка, ни соринки, ни пылинки.
Оставив в стороне ложную скромность, скажу: Митрошкин - настоящий полковник, типичный представитель российского воинства, краса и гордость армии, ее ум, честь и совесть.
С таким-то защитником Отечества не стыдно, более того, престижно прошвырнуться даже по Елисейским полям.