Аннотация: Кто кого - Руслан и Людмила, Красавица и Чудовище
I
Здравствуйте, меня зовут Стас и я алкоголик. Я признаюсь в этом сразу, при первом знакомстве, я репетирую, бормоча эти слова под нос, пока женщина пробирается ко мне сквозь толпу. Я назначаю свидания только на автобусной остановке, потому что, если я не понравлюсь (а я знаю, что не понравлюсь), у женщины будет удобный предлог уехать.
Это так элегантно - зайти в проходящий автобус, оставив меня жалко улыбающимся на лавке, а некоторые еще глумливо машут мне на прощание. Что делать, я машу в ответ.
Это признание жжет мне язык, пока я твержу его про себя. Привет, я Стас, я карлик и я алкоголик. То, что я карлик, они видят сразу. Наблюдая, как женщина торопливо идет, лавируя в толпе, я поднимаюсь со скамейки, на которую скоро рухну опять. Я вижу, как ее улыбка тает, как только она замечает меня. Из-за горба я кажусь еще ниже, чем есть, хотя при виде женщины, которой назначил свидание, втягиваю живот, распрямляю плечи и выгибаю грудь колесом.
Подбоченившись, я судорожно сглатываю, будто мне вогнали кол в глотку, и жду, когда женщина поравняется со мной. Тогда я произношу, криво улыбаясь, эту фразу, с которой начал свой рассказ: "Здравствуйте, я алкоголик". Женщины вздрагивают или хихикают, думая, что я шучу. Я шаркаю ногами, не зная, как оправдаться за свой малоудачный вид.
- Ну да, я не Ален Делон, - сипло говорю я и продолжаю бормотать без остановки, хотя понимаю, что должен на этом месте заткнуться.
- Ты, наверное, думала, я выше ростом, так многим кажется по фотографии, - объясняю я.
- Хотел подарить тебе цветы, только здесь ничего приличного не продается, - оправдываюсь я.
- Может, пройдемся по улице, погодка-то какая отличная? - преувеличенно бодро предлагаю я, беря даму под локоток.
В ее глазах брезгливость, если женщина молода и хороша собой, и тоска, если она уже трачена жизнью, как я. Она озирается, думая, как поскорее отделаться от меня. И находит удобный предлог, который я предусмотрел, потому что предусмотрительность - моя сильная сторона. В эту минуту к остановке подъезжает автобус. Женщина, только что скатившаяся с горы радужных ожиданий в грязную лужу (лужа - это я), вырывает руку из моей клешни и звонко тараторит:
- Ой, ты знаешь, я совсем забыла, мне пора. В другой раз погуляем. Я очень спешу. У меня совсем нет времени. А вот и мой автобус. Созвонимся, - и она уже машет мне в дверях автобуса, прижимая сумку к животу, словно опасается, что я могу ее вырвать. Между двумя взмахами - моим приветственным и ее прощальным, - осторожно, двери закрываются, - проходит ровно пять минут, интервал движения городского транспорта. Женщина уезжает, а я опять опускаюсь на скамью. Я сижу, болтая ногами, а первое время, когда еще покупал букеты, я ими обмахивался.
Я и впрямь алкоголик, поэтому на обратном пути захожу в пивнушку. Начинаю с пива, потом мешаю с водкой, пью этот ерш, стоя за облезлым, липким столом. Стол нормальным людям по грудь, а мне по шею, я кажусь себе персонажем кукольного театра, пьяным чудовищем, в которое скоро и превращаюсь. Я грязно ругаюсь и корчу рожи. Крошки плавленого сырка застревают в моей бороде. Мне мало водки, чтобы наполниться презрением к себе, я пью еще, и ненависть становится тем стержнем, острым и железным, который держит меня на ногах. Я выхожу из пивной на своих двоих, хотя выпил столько, что впору выползать на четвереньках.
Дома я долго не попадаю ключом в замок, мой завод кончается, как у игрушки, крутящейся на полу. Переступив порог, я падаю прямо у входа бездыханной тушей, и последнее, что я вспоминаю - женщина в дверях автобуса. Я валяюсь на полу, а она звонит подруге. Запрокинув голову, выдыхает колечки дыма от сигареты и рассказывает: "Нет, опять облом. Ты бы видела, какой он урод. Мне по плечо, борода растрёпанная, сутулый, я бы даже сказала горбатый. Я хотела мимо пройти, но он меня издалека увидел и прямо вцепился. Машет изо всех сил, рот до ушей... Да ты что, какое дать шанс? У него руки трясутся, глаза красные. Сказал, что алкоголик... Прямо так и признался. Что значит - честно? Зачем мне такой честный? Конечно, не поговорили... О чем с ним можно разговаривать? Хорошо, автобус подошел, наврала что-то и уехала".
II
Я живу в доме на горе. У подножия располагается район новостроек, и я единственный человек, который смотрит на небоскребы сверху вниз. Внизу конечная остановка автобуса, где пассажиры выходят, разбредаясь по дворам и подъездам. Я приезжаю на автобусе вместе со всеми, но отделяюсь от толпы и один карабкаюсь в гору. Я долго иду, часто останавливаясь, чтобы не запыхаться. Иногда мне чудится: сейчас взберусь прямо на небо, зацеплюсь рукой за облако. Оттуда еще приятнее смотреть на то, как копошатся люди внизу, среди которых есть и отвергнувшие меня женщины. Я давлю их пальцем, как мокриц.
Шоссейная дорожка превращается в пыльную тропку, заросшую кустами, ветви хлещут меня по лицу. Тропа упирается в забор с зеленым почтовым ящиком, добро пожаловать, дорогие гости, здесь я живу. За домиком, почти скрытым в колючих зарослях шиповника, меня ждет компания, где я всегда ко двору. Это два срубленных дерева, превращенных в пни - мой топор придал им очертания кряжистых фигур. Сначала я подумывал сделать отца и сына, но первый обзавелся такой окладистой бородой и глубокими занозистыми морщинами на темном лице, что больше походил на деда. Второй вышел ладным и гладким, стройный внучек деду по плечо.
Утром я выношу из дома табурет и сажусь рядом, третий, но не лишний. Подмигивая пням, разливаю водку, а бутылку, которую принес из пивной, ставлю в траву.
Пить не хотелось, что пришлось пригубить за компанию.
- Опять впустую съездил, - жалуюсь я, отламывая кусок ржаной горбушки. - Зря только с горы спускался.
- Ушла? - понимающе спрашивает дед.
- Уехала на автобусе, - киваю я. - Я вслед помахал, так даже не обернулась. А я, между прочим, ради нее проделал такой путь. Цветы купил...
- Ты же не купил! - встревает внучек.
- Неважно, - запальчиво возражаю я. - А если бы купил? Что тогда?
- Ну и отдал бы ей.
- Еще чего. Она со мной и минуты не поговорила. Здравствуй и прощай.
- Хоть красивая? - сладострастно щурясь, интересуется дед, хотя этот вопрос должен больше занимать внучка.
- Какая разница! - я отмахиваюсь, разливая остатки. - Я ведь красивую не ищу. Мне понимающая нужна.
Дед с внуком переглядываются.
- Плохо ты в женщинах разбираешься, - произносит дед скрипучим голосом, я вижу, как двигается растрескавшаяся кора там, где должны быть губы. Щель рта растягивается в презрительной ухмылке.
- Приведи сюда какую-нибудь, мы вас мигом сведем, - пискляво вторит ему шустрый внучок.
Я вижу в складках коры его бегающие глазки - черные и блестящие как древесные жучки.
- Привези, привези, - шуршит дед, словно сучья царапают землю. - Шелковая станет. Будет вам совет да любовь. Мы поможем.
- Поможем, - эхом отзывается внучок, все повторяет за дедом, хотя с него какой учитель, а туда же.
- Сосватаем вас, ты только приведи, хоть одну, хоть какую, - шелестят пни своей давно срубленной кроной.
Я прислоняюсь к дощатой стене дома, все кружится перед глазами. Пни надвигаются на меня, я вижу, как змеятся их узловатые корни, щупальца сучьев оплетают меня.
- Приведи, а мы вас поженим, только приведи...
III
Я очнулся спустя несколько часов, дрожа от холода. Дед с внуком клевали носами и даже не подняли головы, увидев, что я проснулся. Споткнувшись о пустую бутылку, я прошел в дом, поднял с пола разбросанную одежду.
Правы ребята, жениться пора. Дед с внуком помогут, они добрые. Может, и жизнь наладится. Хозяйка в доме - это главное. Поймаю и не выпущу.
Улыбаясь, я сажусь за стол, весь в царапинах, зарубках и разводах от кружек, словно истоптанный лесными птицами и зверьми. Я включаю ноутбук - это подарок городской администрации, единственная дорогая вещь в моем доме.
Ноутбук вручали на благотворительном балу. Собрались нищие и убогие со всей округи, заполнили зал, встали на костылях, подпирая стены, колясками перегородили вход. Девушки из городской администрации даже растерялись. Они были как на подбор, юные, румяные, в ладных пиджачках, с одинаковыми шарфиками. Зачем смотреть на нищих согнали молодых и красивых? Зрелые дамы сочувственно склонили бы оплывшие лица, а эти стояли, брезгливо сморщив носы, держали сертификаты веером, будто лотерейные билеты.
Когда нашу убогую братию рассадили в зале, на гнутые стулья с бархатной обивкой, глава администрации вышел на трибуну. Я смотрел на его шевелящиеся губы, не отводя глаз, он долго говорил про доброту и заботу. Все ждали момента, когда будут вручать сертификаты, каждый надеялся урвать что-нибудь приличное. Нищие нетерпеливо шаркали своими обрубками и культями, кто-то в задних рядах шумно высморкался, подняв безобразное лицо, изуродованное шрамом, словно из двух кусков сшитое.
Мне, как горбуну, досталось место в первом ряду, и поэтому взгляд чиновника постоянно останавливался на мне. Я подбоченился, как на свидании с женщиной, пригладил бороду, распрямил плечи. Наконец, он закончил выступление и вальяжно спустился в зал, дав знак разносить дары. Юные красавицы, натянуто улыбаясь, хлынули в проходы, неся на подносах сертификаты.
Я тянулся к ним жадными руками, хитрый карлик, выдавший себя за инвалида. Все эти уроды (я оглянулся), честно заработали увечья, в прямом смысле слова горбом, а чем набит мой? На меня смотрят осуждающе, даже девушка, раздающая сертификаты. Она даже не дает себе труд улыбнуться. Но я, обманом проникший на бал уродов, бестрепетно беру сертификат двумя пальцами. Я и ей готов признаться, что алкоголик. Пусть знает - я пропью все, что мне достанется. Внешность отражение души, а она у меня черным черна.
Я захожу на сайт знакомств и перебираю фотографии. Отсеиваю красивых нахалок, смотрящих с вызовом - такие мне не по плечу. Конечно, я тешу себя надеждой, что мог бы объездить любую лошадку (я сижу верхом на стуле, подбоченившись), но нравятся мне смирные и покладистые. Я выбираю несколько анкет, женщины ценят то же, что и чиновник с трибуны: доброту, ответственность, честность, заботу. Я вспоминаю, как нянька в детском доме шутливо стучала мне по спине: "Что в горбку?" - "Денежки", - весело кричал я.
Денежки у меня имеются. Я отпираю ящик буфета, достаю несколько купюр. Я не транжира, этого должно хватить на автобусный билет и цветы, причем в обрез. Ах да, нужно будет заплатить за даму. Я, поколебавшись, беру еще немного. Ведь я собираюсь привезти сегодняшнюю добычу сюда. А обратный билет ей не понадобится.
IV
Женщина, которой я назначил свидание, не приехала. Точнее, приехала, но оказалась умнее предыдущих - завидев меня, не подала виду, а прошмыгнула мимо. Хотя я выбрал лучший костюм, синий с искрой, в нем я ходил на благотворительный бал. Нарядный, я сидел на автобусной остановке, положив на колени букет. Из-за маленького роста я похож на школьника, купившего цветы учительнице. Близорукие женщины даже улыбались мне, но подойдя ближе, морщились и отворачивались.
Сидеть в одной позе неудобно, я ерзаю и верчу букет в руках, пока он не падает мне под ноги. Наклонившись, чтобы поднять, замечаю девушку на соседней лавочке.
Она тоже сидит давно, потому что у нее усталое напряженное лицо. Это тяжкий труд - вглядываться в проезжающие автобусы, привставать, вытягивая шею, просеивая пшено ради жемчужного зерна, пока оно не мелькнет в сером месиве. Девушка вскакивает с места, а потом садится снова, потому что тот, кто ей нужен, не приехал. Она знает, что он не приедет, но продолжает вставать к каждому автобусу, уже не разглаживая смятого подола.
Девушка одета очень скромно: темная юбка до колен, трикотажная кофточка с отложным воротником. Про себя я называю ее Мышкой. Она щурится, сняв очки, чтобы казаться красивее для того, кого она ждет, и сейчас они оттягивают наружный карман кофточки. Это очень хорошо, что она без очков, настало время мне подойти. Я комкаю целлофан и прячу его в урну, а букет расправляю и несу на вытянутых руках. Я нацеливаю розы на девушку, как наводят ствол пистолета.
Мышка испуганно шарахается от меня, но считает, что вскочить и убежать невежливо.
- Я тоже кое-кого не дождался, - начинаю я, притворно вздохнув. - Вижу, и вы зря пришли.
Она отодвигается, и я принимаю это за разрешение сесть.
- Это вам, - говорю я, протягивая букет.
Девушка не отнекивается, молча опускает лицо в поникшие бутоны. С каждой минутой она нравится мне все больше. Я крепко сжимаю зубы, чтобы Мышка не заметила мои клыки.
- Вы кого встречали? - участливо спрашиваю я.
- Парня, - она делает паузу, а потом бросает на меня игривый взгляд. - Бывшего.
Я воодушевляюсь и придвигаюсь ближе.
- Вы его бросили?
- Почему вы так думаете? - она кокетливо поднимает брови.
- Только молодые и красивые кавалерами разбрасываются.
- Это как сказать, - смеется она, - сколько мне лет, по-вашему?
Я вглядываюсь в ее лицо - немного несвежее, но скорее усталое, чем постаревшее.
- Двадцать три, - говорю я.
- Угадали, - немного удивляется она. - Вы где так научились хорошо возраст определять?
Она надевает очки, кажется, я заинтересовал ее настолько, чтобы разглядеть меня как следует. Она почему-то начинает снизу, рассматривая мои туфли, потом поднимает взгляд, пиджак слегка топорщится и теснит в груди, но я не успеваю смутиться, потому что она уже смотрит мне прямо в глаза.
- А я много чего умею, - говорю я пошлую фразу, - могу тебе показать.
Я предоставляю ей последнюю возможность встать и уйти, возможно, залепив мне пощечину. Нельзя просто встать и убежать, если успел посмотреть человеку в глаза. Для этого должен быть повод. И я охотно его предоставляю.
Но она смеется. Моя Мышка очень непосредственна.
- Мы уже на ты? - уточняет она.
- Конечно, - я так обрадован, что принимаюсь ковать железо, пока горячо. - Приглашаю тебя в гости. Здесь как раз мой автобус останавливается. Доезжаем до кольца, а там немного пройтись, и мой дом.
- Ты за городом живешь? - уточняет она. - В частном доме? Большом?
- Я живу на горе, почти на облаке.
- Ой, надо же, - улыбается она. - Наверное, стоит поехать. Давно мечтала побывать в горах!
V
Мой автобус подъезжает, как всегда вовремя, это кольцевой маршрут, задуманный для встреч и разлук. Я усаживаю Мышку на свободное место, она вертит головой и прижимает к груди букет. Я возвышаюсь над ней (если горбуны могут над кем-то возвышаться!), вцепившись в поручень, чтобы не свалиться на повороте. Полы пиджака задираются, и я выгляжу встопорщенным, как воробей с переломанным хребтом, но Мышка улыбается мне ласково.
Мы доезжаем до кольца и бредем в гору, хотя я уже растерял пыл и не тяну на похитителя красавиц. Вид у меня не геройский: костюм измялся, я загребаю носками гравий и совсем согнулся, потому что устал держать спину прямо, пока соблазнял даму сладкими речами, а потом долго стоял в автобусе. Мне очень хочется выпить и повалиться на диван, забыв обо всем.
Мышка, наоборот, с каждым шагом словно наливается силой: ее лицо раскраснелось, глаза горят, она почти тащит меня за руку, что-то оживленно тараторя. Я слушаю вполуха, Мышка хвастается, обещая сварить обед чуть ли не из топора.
- У тебя еда какая-нибудь в доме есть? - спрашивает она, оборачиваясь ко мне и сверкая глазами.
- Не уверен, - отвечаю я.
- Не беда, чего-нибудь придумаем! - она встряхивает волосами, убегая вперед.
Войдя в дом, мы меняемся ролями. Мышка, оставив меня у порога, как застенчивого гостя, выходит на середину комнаты и, разводя руками, рассказывает, как переставить мебель.
- У тебя неудачно все расставлено, - говорит она. - Диван лучше пододвинуть к окну, стол сюда, а шкаф, - она распахивает створки, оглядывая пустые вешалки и скомканное белье внизу, - надо выбросить. Купишь новый, сейчас на мебельной фабрике распродажа, у меня там девочка знакомая работает.
Она не выпускает букет, вертя его в руках, как указку. Кажется, что она плетет веретено, опутывая меня сетью, несчастную горбатую рыбешку. Мышка улыбается, как радушная хозяйка, которая вот-вот взмахнет разделочным ножом, подав к столу мое филе.
Мы садимся за стол, я почти не участвую в приготовлениях, просто устало опускаюсь на табуретку, приваливаясь к стене, чтобы дать отдых ноющей спине. Я выглядываю в окно, где начал накрапывать дождик. Мои друзья, дед с внучком, мокнут под окном. Дождавшись, пока гостья отвернется, я тайком показываю на нее пальцем, дед с внучком вытягивают шеи, любопытные, потом дед показывает большой палец и внучок кивает. Одобрили!
Их одобрение придает мне сил, я расставляю тарелки, которые Мышка успела достать, порывшись в моем кухонном шкафу, набираю воды в чайник. Наморщив лобик, Мышка спрашивает что-то про вазу, которой у меня нет (откуда?), находит бутылку из-под водки (я еще не сделал главное признание) и засовывает в узкое горлышко букет. Она кромсает неподатливые стебли, ловко отхватывая ножом лишние побеги.
- А где ты работаешь? - спрашивает Мышка и, кажется, впервые, смотрит на меня не умильно, а озадаченно.
- У меня вторая группа инвалидности, - говорю я.
- Это рабочая? - сощурившись, уточняет девушка.
- Я и работаю, - признаюсь я. - Переплетчиком, в мастерской. Артель для инвалидов. Городская программа содействия.
Мышка смеется.
- Неужели кто-то еще читает бумажные книги?
Ожидая, пока закипит чайник, она ходит по комнате, заглядывая во все углы.
- А у тебя уютно! - хвалит она. - Дом маленький, зато место живописное!
Она подходит к окну.
- А почему пни во дворе стоят? Да еще разной высоты, сидеть неудобно. Их надо подпилить, а сверху положить доску - отличная скамейка получится.
Я спешу отвлечь ее.
- А что твой парень? Которого ты ждала? Пообещал и не приехал?
- Не совсем, - она ловко снимает чайник с огня. - Вообще-то, мы не договаривались встретиться. Но он каждый день возвращается с работы на этом автобусе. Я его караулю.
- Шпионка! - хихикнул я.
- Пусть не надеется, что отделался от меня, - Мышка поджала губы. - Я буду ходить, пока не поговорю с ним. Он мне за все ответит.
- За что?
- За все, - она вздергивает подбородок. - Никому не позволено сжирать чужую жизнь.
Разговор иссякает, и мы принимаемся за еду. Она действительно хорошо готовит, и соорудила из моих скудных запасов вполне приличную закуску, что поделаешь, я всю еду воспринимаю как закуску.
- Я его любила, - продолжает Мышка. - А он мне мозги пудрил, слова красивые говорил, он же поэт. Даже книжки издавал, правда, электронные, поэтому я удивилась, что переплетные мастерские есть. Выходит, ты тоже к литературе отношение имеешь.
Она облизывается, цепляя вилкой маринованный огурчик.
- Мне нравятся люди творческие, необычные. Художники, поэты или такие, как ты...
Она останавливается на полуслове, уставившись на меня, и понимает, что зарапортовалась. Но я не желаю пропускать ход и спрашиваю:
- Что же во мне необычного?
- Ну., - она мешкает, еще раз обводя глазами комнату, - ты живешь на горе!
- А твой поэт, - спрашиваю я, чтобы сменить тему. - На работу на автобусе ездит?
- Он по зову души поэт, - объясняет Мышка с набитым ртом. - Я к нему со всей душой. С открытым сердцем. А он - ни единого шага в мою сторону. Знаешь, как это называется? Игра в одни ворота. Даже подарок на день рождения не подарил. Я ему звонила, вразумляла, что нельзя так - попользоваться женщиной, а потом сбежать. А он трубку бросил и заблокировал везде, - девушка хмыкнула.
- Негодяй, - говорю я, устало закрыв глаза.
- Поэтому я его на остановке караулила. Хотела все высказать, в лицо. И завтра пойду. А если не дождусь, на работу к нему поеду. Спрошу на проходной, он электричеством занимается. Лампами на потолке. Жалко, что у него своего кабинета нет, монтер он. Придется на людях объясняться.
- Он на стремянку взберется и улизнет, - шучу я.
- Я за ним поднимусь, - Мышка улыбается, но глаза ее не смеются. - Я бегаю быстро. Вон как за тобой на гору взобралась!
Я смотрю на часы - фигурные стрелки в виде ножа и вилки вот-вот сомкнутся. Пытаясь разглядеть, что стоит на верхних полках, Мышка поднимается на цыпочки и вытягивает шею. Я вижу, как пульсирует синеватая жилка на ее горле.
- Я вообще-то пью, - говорю я хрипло.
- Сильно? - озабоченно спрашивает Мышка. Она успела убрать посуду со стола и теперь стоит у раковины, намыливая тарелку.
- Каждую неделю, - я запинаюсь. - По выходным просто в хлам. Бытовой алкоголизм.
- Раз в неделю - это ничего, - облегченно вздыхает Мышка, перебрасывая полотенце через плечо. - Не так страшно. - Она подходит, кладя руку мне на колено. - Это лечится. Можно закодироваться. У меня есть знакомый врач. Лучше сейчас, пока не отразилось на здоровье. Или... - она мнет мне руку, тревожно заглядывая в глаза. - Уже сказывается? Как у тебя с... этим делом? Нормально?
- С чем? - я вздрагиваю.
- Что ты как маленький! С чем, с чем. С сексом - вот с чем. Я предупреждаю, чтобы потом никаких отмазок.
Мышка гордо возвращается к раковине, я слышу, как струи воды бьют в дно сковороды. Я сижу, бессильно уронив руки, как готовый сдаться солдат, расстрелявший все боеприпасы.
VI
Сегодня днем я выбрал в саду подходящее место. Я копал, пока яма не стала глубокой, меня покроет с головой, а значит, обычной девушке будет по шею, этого достаточно.
Я сыграл роль обаятельного горбуна, и мышка сама прибежала ко мне. Ни о чем не подозревая, садится на задние лапки и поводит носиком. Я почесываю подбородок. Мышка повернулась спиной ко мне, начищая сковороду до блеска, сейчас удобный момент оглушить ее. Да, я должен ударить ее по голове. У горбунов сильные руки, я сжимаю и разжимаю кулаки, завистливо глядя на ее спину, ровную как стрела. Она вздрагивает и оборачивается, заметив мой пристальный взгляд.
- Ты чего? - спрашивает Мышка.
- Ничего, - отвечаю я.
Если я ударю ее, она рухнет на пол. Я обшарю сумочку, там должен быть телефон. Его надо подбросить в автобус, пусть катается по городу, это запутает следствие. Найти паспорт, какие-нибудь документы, если есть. Все это придется сжечь. Я разожгу огонь в миске и буду смотреть, как пламя сжирает гербовую бумагу. Но засиживаться нельзя, а то Мышка успеет прийти в себя. Не забыть про деньги. Они у нее наверняка есть, а мне пригодятся. Ведь ее придется кормить, пока она будет жить в моем саду, закопанная по шею, рядом с дедом и внучком.
Я представляю, как кладу ее на одеяло и волоку в сад. Дождь недавно закончился, земля влажная. Ее ноги оставляют след, который придется старательно утаптывать - две неглубокие борозды. Я туго обматываю Мышку скотчем, чтобы она не смогла пошевелиться. Когда я опускаю тело вниз, выясняется, что я ошибся с глубиной, и яма ей по грудь. Пока я забрасываю ее комьями земли, Мышка бессильно клонится в сторону, как свеча перед иконой, норовящая упасть, едва прошепчешь молитву.
Я утираю пот со лба и заклеиваю ей рот широкой полосой скотча. Я буду приходить к ней по вечерам и, отлепив ленту, кормить с ложки. Мышка должна прожить достаточно, чтобы я натешился. Она будет умолять отпустить ее, а я буду сидеть рядом, молча наливая себе стакан за стаканом, пока не рухну пьяный, чуть не сказал, к ее ногам. Но нет, к тому времени ее ноги давно сгниют в земле, а потом умрет и она в липком жару от заражения крови, устав дергаться и поникнув, как подаренный ей букет. Жирная земля, чавкая, сожрет ее плоть до костей. Я сладко жмурюсь.
- Вообще, мне завтра рано вставать, - говорю я. - На работу.
Мышка оборачивается.
- Ну и мужики пошли, - говорит она усмехаясь. - Не успеют привести, а уже тянут в постель. Я не такая.
Я встаю из-за стола, одергивая край клеенки:
- Конечно, я понимаю. Я провожу.
Лицо девушки становится напряженным, какое было на остановке, когда она караулила своего монтера-поэта. Сейчас набросится, я чую ее когтистую силу.
- Ладно, - вздыхает она. - Мы люди взрослые. Я знала, зачем шла. Ты мне понравился, честно. В тебе что-то есть. А горб... - она морщит лоб. - Можно исправить, если корсет носить. Ты все равно в клинику ляжешь, лечиться от алкоголизма, мы же договорились. Сам понимаешь, пьянки не вариант. Как я смогу на тебя рассчитывать, если ты пьешь? Вот ляжешь в клинику, заодно спину выпрямишь. Пока не работаешь, можно и в корсете походить. Не очень приятно, но потерпеть стоит.
Мышка достает из сумочки расческу и начинает прихорашиваться, глядя в зеркало. Обычно так делают перед уходом, но она, отложив расческу и вздохнув, начинает расстегивать кофточку.
- Мне это..., - я начинаю пятиться к дверям. - Знаешь, мне пора. Я пойду.
- Ты? Куда? - она, остолбенев, смотрит на меня, прижав ладони к груди.
Я с отчаянием выглядываю в окно, но мимо моего дома не проедет автобус. Меня некому спасти. Дед смотрит на меня сурово из-под нависших бровей, а внучок презрительно скривился. "Ну ты и лох", - читаю я на их лицах.
Я распахиваю дверь и выхожу на улицу, как был, в домашних тапках. Костюм, который я так и не снял, липнет к телу, и под мышками расползаются темные влажные пятна. Я иду к калитке, не оглядываясь и убыстряя шаг, почти бегу под гору.
Девушка выскакивает за мной, я слышу, как стукнула входная дверь. Я не захватил ключи. Наплевать, пусть остается открытой. У меня нечего брать - старые пни да яма во дворе зияет пустотой.
- Эй, ты чего? - кричит она. - Ты обиделся? Ты что, ненормальный? Постой!
Оглянувшись, я вижу, что она нагоняет меня, на бегу застегивая кофточку. Тогда я пускаюсь наутек, несусь так, что моя борода развевается по ветру. Мышка спешит за мной, но ей не очень удобно в туфлях. Издалека мы похожи на комичную пару, где все наоборот - не злобный карлик гонится за красавицей, а, наоборот, она преследует его.
Дорога идет все круче под гору, на улице стемнело, и я надеюсь спрятаться, пока Мышка не настигла меня. С какими глазами я завтра покажусь деду с внучком? Они так рассчитывали на меня, а теперь яма во дворе будет мне вечным укором. Пустая могила, гроб без покойника. Напрасно я воображал себя охотником, хищно щелкал зубами и долго сидел в засаде. Я был мышью с самого начала, и теперь, задыхаясь от бега, ищу щелочку, в которую можно прошмыгнуть. Моей гостье не догнать меня, еще бы, я лечу во весь дух, а когда бежишь с горы, сразу не остановишься.