Аннотация: Было на конкурсе "Фристайл", псевдоним "Санта-Хрякус"; угодило в финал.
Олени в загоне на десять персон (девять оленей и кот-перс, охотник на конюшенных хорьков и ласок, кому не страшны никакие морозы) переминались с копыта на копыто. С неделю назад в гости к их Деду заявился Санта - обсудить градиенты грядущего, горизонты наступающего и заодно перспективы наступившего. Оба старика с давних пор покумились, а теперь появился новый повод организнуть небольшую оргию: дочка (звери так и не поняли, чья, ибо деды закоренело холостяковали) родила в полярну ночь то ли внука, то ли внучь: не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку в стиле кукольных фирм Доллшатун или Cакура энд Пеппер. То бишь соответственно Dollstown и Sakura&Paper: по-американски парнокопытные мараковали не очень.
Прибыл иноземный гость на тройке борзых светло-серых лошадей высококровной арабской породы, с шумом-звоном во все колокольчики. Зяблых коняк тотчас завели под кровлю, чтоб зазря не отсвечивали. И вот с тех пор уже полный месяц с гаком деды трудились не просыхая и в поте лица добывая рождественский пряник свой.
Месяц на небе успел перекинуться полной луной в ожидании своего вурдалака и снова усохнуть до среднестатистических размеров мужского крючка, ночь - растянуться наподобие бельевой резинки в семейных труселях, а никто из сеней и глаз не казал.
- Упились вусмерть, никак, - громыхнул Дандер. - И это в самый канун Главного События!
- Не треплись попусту, болван, - зло срезал его Виксен. - Кто в таком возрасте и в здравом уме употребляет?
- Эклеры можно потреблять вообще как сено-солому, - молниеносно вставил реплику Блитцен.
- Сам ты эклер! - всхрапнул Виксен.
- Сам я эклер - на французский манер, - пропел Блитцен. - Забыл ты, что ли, как моё прозвище звучит по-канадски?
Препирательство грозило перейти в затяжную фазу, но тут дверь двухэтажной избушки распихнулась, и нижнее отделение, где ночью располагались стойла, а днём - денники, отрыгнуло несуразную фигуру в шубе, шапке, валенках, набутых на босу ногу, и длинномерном мешке с подарками.
- Уф, наконец-то Сам, - сказал Рудольф, поводя из стороны в сторону пламенеющим носом.
- Кажется, мы не слепые, - заметила Комета. - И без твоего красного фонаря на конце бушприта обойдёмся. Вон, У Самого аж парочка таких имеется: алый посредине лица, зелёный - под левым глазом.
- А почему зелёный? - спросил наивный Дандер.
- Потому что синий! - ответила она. - А синий - потому что синяк. Засветили, стало быть, в зеницу.
Вообще-то все они мигом настроились по-деловому.
Дед Мороз отпер загон и критически осмотрел экипаж. Не в смысле саней, а в плане тех, кто будет их пилотировать. Вернее - лошадиных сил. Ещё вернее - оленьих.
Вид у деда был не важнец: во-первых, он как-то усох в теле.
Во-вторых, глаза были обведены - нет, не совсем зелёно-синим, скорей ядрёно-голубым в прозелень. Красная шапка с заломом набекрень сидела прямо на бровях, из-под неё стекала жёлтая, протабаченная ядрёным самосадом борода, обвивая шею вместо боа-конструктора и спускаясь по голубой парчовой шубе на собольих пупках. В знак солидарности с Гринписом соболя были мохеровыми, шёлк же пропущен не через червя, а вовсе наоборот.
- Глянь, штанцы-то красные, - Дандер пихнул Комету локтем. Для невежд: у оленей, как и у лошадей, на передних ногах никак не колени, а то же самое, что у всех высших млекопитающихся. - Никак, это Старина Ник самим перерядился.
- Не лезь буркалами даме под юбку, - фыркнула Комета. Но смекнула, что ляпает что-то не совсем то, и развить мысль не захотела.
Тем временем дед бормотал ломким сипловатым баском:
- Троих поставить в упряжку. И непременно белых, праздничных, чтобы с русской тройкой совпало. С большим количеством рогов и копыт я не совладаю. Жаль, стремительный Дэшер и гарцующий Дэнсер, и резво скачущий Прэнсер, да и Гром Дандер-Дондер с Молнией Блитцен такой заурядной масти. На них хотя бы положиться можно, а в экстренном случае - усесться. Нет, Руди, подлиза, не суй мне в ладошку свой яро пламенеющий хобот - и без него жарко, ядрёна вошь. Значит так: летящий стрелой Купидон и Белая Лиса Виксен - вне конкуренции. Комета...
Отличница и примерная девочка жуть как забоялась, что её поставят в оглобли рядом с таким отчаянным пикапером, как Куппи, или хитрюгой Лисой, которой дай волю - и вместо хомута на нём повиснет.
Но дед только сказал:
- Помнится, Блитци в детстве был немножко другой масти. Комет, вы с Викси не попробуете довести его до девственного состояния?
Лиса - известная чистюля, а о Комете было известно, что может так довести - хоть из шкуры вон прыгай.
Блитц и прыгнул. В свежий сугроб. Повалялся, отряхнулся и мигом стал белоснежным. А затрапезный костюмчик спрятал под порогом - авось летом пригодится в футбол играть.
Если, конечно, лето когда-нибудь и на кого-нибудь наступит.
Дед-Мороз с натугой брякнул мешком о дно саней, загнул лихую троицу в дугу и тронулся с места, довольно напевая себе под нос:
Запрягу я тройку борзых,
Круторогих лошадей
И помчуся в ночь морозну
Прямо к любушке своей.
Ночка в самом деле выдалась на славу: холода стояли такие собачьи, что даже звёзды на своих орбитах тропотали и тренькали лучиками о небесный свод, не говоря уже об оленях, которые с непривычки рысили передними ногами и галопировали задними, отчего из брюха саней грозила вывалиться вся требуха, а из их собственного... Пока замнём для ясности, ладно?
В общем, неясно, кто кому подражал: скакуны ли звёздам, звёзды ли скакунам или и те, и эти - гончим псам.
Ибо все они двигались по одному и тому же небу - олени ведь у Деда-Мороза летучие. Только вот без крыльев, оттого могут лишь на бреющем.
- И вот как проникать в дома, если нет ни печей, ни каминов, - озабоченно мотал дед себе на ус, заодно прихватывая непомерную бороду. - Стеклопакеты одни.
Под дивно изукрашенным сводом тем временем становилось людно, конно и оружно, причём как седоки, так и верховые животные потрясали разнообразием. Парубок в толстом свитке летел, неся на хребте чёрта, обутого в красные черевички и батистовые панталоны с выразительным разъёмом для заднего хвоста. Панночка в кунтуше поверх плахты и спидницы взнуздала семинариста в жёлтой шали. Академик в кружевном чепце и со знаком Почётного Президента Академии Российской на лацкане атласного роброна споро шпорила хряка с грустной человечьей мордой. Кот разбойничьего вида, одноухий и с повязкой наискосок другого глаза, разгребал лапами в стиле кроль. Кавалькада тепло укутанных ведьм на реактивных мётлах напропалую неслась за котом, испуская клубы отработанного газа. Газ обращался в градины бурмицкого жемчуга, которые дружно подбирали участники Дикой Охоты во главе с богиней Фрейей и ледяные великаны - ётуны в берцах и байкерских косухах. Их "Харлей-Дэвидсоны" тоже портили атмосферу - по оленьим мордам то и дело попадало бриллиантами, изумрудами, шпинелью и перлово-ячневой шрапнелью. В ответ с небес шло ковровое бомбометание: персидские хамаданы вперемежку со смирнскими намазлыками.
- Актуальность, - крепко ругнулся дед. - Санта ведь ясно выразился про современные веяния. Где тут ближайшее интернет-кафе?
По слову его тотчас нарисовалось нечто чёрное, как дыра в космосе, и лохматое, словно остывший протуберанец. То была избушка на курногах, которая пыталась удержаться в невесомости, с натугой крыльями ворочая под ветром - вестимо, солнечным.
- Коники мои сердешные, и кто вам вот такущие рога наставил и хвосты по самоё репицу обкорнал? Ну идите, идите в избу. Ой, обшиблась я: то не вам, а тебе, старче, индульгенция.
Дед, подхватив мешок, шагнул внутрь, и прежде чем нутрь схлопнулась, перед глазами ездовой тройчатки открылась потрясная картина.
Дым и чад стояли столбом: должно быть, крупно погорела чья-то афёра. В чаду и дыму вовсю гуляла давешняя гопота. Кухонные хлопцы - Телесик, Покатигорошек и Жихарка - бойко орудовали ухватами в жерле, меча на стол пироги из бабкиной печи. Некий скелет в синей звездатой мантии с куколем играл на ксилофоне собственных рёбер. Йорик от раскрученной фирмы
Йорик раскрученной фирмы Volks и фейсплейт Пурпурной Маски Смерти от Iples попеременно дудели в флейту самоварных труб. Красный угол сиял объёмистым экраном, из коего выступал Старина Козлобаран - Золотые Рога, оседлавший буддийскую ступу. На её ступеньках восседала парочка - пиратская копия давешнего кота и неопознанный летучий субъект в широкополой шляпе и похабной бородёнке торчком.
- Вот кому разгуляй, так этим разгильдяям, - томно вздохнула Викси. - А тут кое-кто страдает от неразделённых чувств.
- Позвольте спросить, какие это чувства? - спросил Куппи. - Я бы мог разделить их надвое. Ибо змея тоски в самом мне шевелится, пусть будет ползмеи во мне и пол - в девице...
- Ах, неужели вы так слепы! - пропела она в унисон.
- Ах, неужели вы так слепы! - пропел он в унисон.
- Они тут провожают Старого Никнейма, на смену которого придёт Новый Ник, но кто сменит Постаревшего Ника на Новейшего, если мы не позаботимся о том заранее? - продолжила Викси.
- И ведь мы, наконец, отыскали место и время, - заключил Купидон. - Паду ли я, стрелой своей пронзённый...
- А поцеловать? - спросила Викси. - М-м...
- Друже Блитц, - сказал Куппи. - Не мог бы ты самую чуточку отворотиться в сторону? Здесь всё-таки не футбольный матч, хотя и впрямь голы в ворота забивают.
Когда дед Мороз, обезмешоченный и изумлённый до потери пульса, вывалился из помещения, глазам его предстала смутительная картина перестроения спортивной пирамиды. То, что было горизонтальным, сделалось вертикальным и вдобавок двухэтажным, как средней силы мат. Роль самого мата, то есть соломки, которую стелют, чтобы мягче падать во время прыжков с шестом или через коня (в данном случае с оленя) выполнял смиренник Блитци.
- Ах вы, лярвы! - ахнул дед. - А ну, давай стройся в постромки! Закат пламенеет и время не ждёт - за златом и славой пускайся в поход!
- Вроде бы он нас падшими женщинами обругал, - поделилась Виксен на лету своими соображениями.
- Да нет, это ты с курвами спутала, а лярвы - они привидения, - успокоил её возлюбленный. - Так что, можно считать, мы ему только привиделись.
Задолго до приземления олешки заподозрили, что домашние обстоятельства перешли из латентной фазы в доминантную. То есть гудёж и разгул выхлестнулись на двор и теперь шумели невзирая на отсутствие главного присутствия, но, возможно, уповая на оное. Смешались в кучу кони-люди и залпы множества орудий: полярное сияние работало серпантином, бутыля с шампусиком - кометами, Комета - в лесу родилась ёлочкой, прочие домашние любимцы плели ногами кренделя и разводили руками хороводы, а под развесистым стволом замёрзшего при абсолютном нуле фейерверка сидели рождественские деды.
Тут только до оленей дошло, что дедов двое.
- В этом все они - мужики! - воскликнула Снегурочка, промакивая расплывшийся макияж, таща с головы якобинский ночной колпак и наскоро выплетая из распущенной квазибороды русу косу до пят. - Я индо взопрела, гостинцы разбазаривая... распределяя, а им всё хиханьки да хаханьки, проболдушечки да посмехуечки. Как там, кстати, моя детка ненаглядная, вам обоим порученная, глаза чтоб на неё не смотрели и руки не поднимались?
- Плохо, - покачал головой Санта-Клаус.
- То есть как всегда, - уточнил дед Мороз. - Дочка, у нас тут по-простому, а не классика жанра, так что не усердствуй в высокоумной лексике. Вот, гляди.
На одной из парадно искрящихся веток, повисшей аккурат между небом и землёй, сидела, болтая ногами и языком, кудрявая девчушка с ушами, круглыми, как у чебурашки, и поигрывала хвостом с кисточкой на конце.
- Символ года, - прошептала Купидону Викси. - Женского. Как по-твоему, что у нас с тобой родится?
- Как что, когда мы с тобой под сенью Великой Перелётной Куры любились? Петух, - промолвил он. - Жареный. Той породы, что в ж...пу клеваться горазда.