Аннотация: Рассказ, вставленный в мой роман "Сказка для храбрых" и - с переделкой - в "Костры Сентегира".
САМЫЙ БОЛЬШОЙ КОНФУЗ
Сердобольная Барбара Хэмбли в своей книге размышляет, как мы, должно быть, скучаем долгими бессонными ночами. С таким же успехом можно было горевать о людях, которым ну абсолютно нечем заполнить пустые дни своего существования, разорванного между рабочей конторой, сынишкиным детсадом, жениной кухней, баром и кроватью любовницы или любовника. Но эта ночь и в самом деле обещала быть тягомотной. Был осенний вечер, типичный для здешнего апреля: слякоть в самом воздухе, взвесь дождя и тумана перед лицом, мерзость под ногами. В доме разброд полнейший: наше общее железо подвисло, книги и записи навязли в зубах, охотиться на простых смертных было не нужно и вообще лениво. Наш старшина Римус подхватил малышку Сибби в охапку - препроводить на моцартовский концерт в здешней миниатюрной филармонии, - а верного арапчика Бенни оставил развлекать Та-Эль. Она после некоей виртуозно исполненной авантюры крепко занемогла, так что от самого Райми даже потребовались некие специфические вливания. Зачем он поступил так по-ренегатски, не знаю. Конечно, на меня с моей хандрой и раздолбанностью он никак не мог положиться, что на концерте, что дома. Классического бряцанья по струнам я не выношу, а в остальном ко мне легко приложить поговорку: "Кто будет сторожить самих сторожей?" По счастью, в то время у нас гостил "дневничок" из новых, некто Эдвард, ученик новомодного лекаря, и тоже обещал помочь. Сам он характеризовал себя как вегетарианца, а на робкий Танеидин вопрос, как такое возможно в принципе - воду из кактуса высасывает, что ли, - ответил, что пьёт от разных звериков, но понемногу. Натурально, чуть позже она это ему припомнила.
По странному или судьбоносному совпадению, именно Эдди нас подвигнул сыграть в фанты, любимую игру светских дам и детишек эпохи короля Георга. Мы немного ее разнообразили: в большой ящик сложили призы, что в основном обеспечила Та-Эль с ее любовью ко всякого рода старческому рукоблудию - кружевные салфеточки, вязаные игрушки, нэцке из скорлупы местного ореха и всё такое. Ну, положим, старуха она вполне условная - лет девяносто на круг. Добавочную силу ей придаёт известная терпимость к солнечному свету, лишь ненамного меньшая, чем у Эдди с его семейством. Ради личной заинтересованности нашей прекрасной дамы я опустил в ларец несколько изящных ножичков, ланцетов или там скальпелей, надфилей, шилец и крючков для всяких рукоделий. Ну да, Старшие не подозревали, что Танеида единственная в истории Тёмного Народа зарабатывает на жизнь (не-смерть) трудом в поте лица своего. Продаёт кружева и бусы через посредников, промышляет авторскими переводами с редких языков, изредка выступает в роли наёмника или благородного киллера. Вот как вчера - изволили выручать из полицейских лап юного родственника одного из здешних патронов и слегка обгорели в струе огнемета. Что делать - вся наша жизнь есть игра и неоправданный риск за спиной у матёрых отцов-основателей. Меня, например, по секрету от них сосватали в ученики покойному другу Та-Эль Имрану, в виде комплимента сказав ему, что мой сексуальный микрофончик умеет проникать в самые потаённые места и поэтому жалко будет, если я останусь без надзора. К прискорбию, сам Вечный Журналист, как и положено добропорядочному призраку, мог проявиться только в темноте и в самый разгул ночи, а потому не так уж сильно меня доставал. Я, между прочим, немного научился работать под покровом света - Та-Эль и здесь приложила свои способности.
Ну вот. В игре мы действовали так: трое втайне от ведущего бросали жребий, выбранный опускал в ящик руку и нащупывал себе в качестве "фанта" желаемый презент, а ведущий, который условно не мог видеть спиной, навешивал ему задание. В следующий раз ведущим выбирали саму жертву, полную мстительных чувств, и уже она загадывала, что делать очереднику. Поскольку нас было мало, этот гибрид потлача, галантерейной лавочки и концерта по заявкам мог продолжаться долго: до полного истощения подарков и нашей выдержки.
Как помню, в первый раз мне довелось вполне натурально изобразить арию Шантеклера на восходе солнца, во второй раз - спеть песенку Сирано в русском переводе Щепкиной-Куперник, том самом, где гасконцы "с солнцем в крови рождены", а на третий - переодеться Принцессой Грезой и на пару с Бенни - Персевалем изобразить небесную страсть до полного помрачения рассудка. Так что моей узкой специализацией стал Эдмон Ростан. Прочего не помню, но вот Эдди где-то на третьем заходе пришлось, с подачи Танеиды, сделать кое-что неуютное. Именно - отловить всех проникших в дом безродных лягв и жабок и перецеловать всех до единой в надежде превратить хоть одну из них в царевну. Чтобы, как она сказала, ты научился правильно экологию любить. По причине особых свойств тропического буфотоксина, который минут этак на десять превращает нас в бессмысленное бревно, а смертных навсегда делает ни к чему на свете не пригодными, и тропического же буфотеина, что, выделяясь из головы насмерть перепуганной отловом жабки, будучи слизан, дарит обоим народам несравненный кайф, такая игра порядком щекотала нервы.
Отстрелявшись, Эдвард, всеконечно, присудил Та-Эль рассказать нам самую конфузную историю в своей жизни. Бенони поддержал эту идею с восторгом, я - с ехидной улыбочкой в душе: уж очень она высоко себя поставила в нашем общем мнении.
- Хорошо, негодники, - сказала она со вздохом. - Уговор дороже бабок. Только, чур, нашему Главному Мастеру не пересказывайте, а Сибилле и всем-всем-всем - тем более. Да, чтобы не отвлекаться на объяснения, которые будут тормозить повесть. Бенни, ты у нас по происхождению араб. Женщины у них воевали?
- Битву при Табуке я точно знаю. Еще были подносчицы воды во время боя. Раненых подбирали. Одна такая девушка после битвы при Оходе стояла над самим поверженным пророком, вооружившись мечом и оберегая его, пока не вернулись его соратники. Но, конечно, и она, и все прочие женщины соблюдали аврат.
- Что такое аврат?
- Нельзя наготу свою показывать. Мужчине - от пояса и до колена, а женщине - всё вообще, кроме лица, кистей рук и ступней в белых носочках.
- А что муслиму за пьянство полагается?
- По Корану - восемьдесят ударов. Розог или плетей. Это одно из тех немногих наказаний, которые в нем чётко прописаны. Еще, говорят, Пророк установил, что брать надо жилки из середины пальмового листа, а тот, кто наказывает, должен под мышкой рабочей руки держать Священную Книгу.
- Ух, какой, однако, факих в тебе пропадает. Имею в виду - знаток фикха, исламского права. Ладно, спасибо тебе.
А теперь слушайте, милые детки.
В то давнее-предавнее время была я всего-навсего скороспелый кавалерийский старлейт из офицерского училища. Под началом у меня ходило две трети мусульман, четверть условных католиков, прочий люд именовал себя агностиками. Накануне штурма небольшой сельской крепостцы - в Южном Лэне все деревни стенами обнесены, по углам сторожевые башенки, а внутри жилые, и склады также в подземных ярусах, - оказалось, что одному нашему дружбану очень кстати тридцатник стукнуло.Да ещё и побратиму моему кровному. Ради такого случая он еще раньше выкопал из земли памятное вино соответствующего срока и возил за собой в обозе. Знаете, наверное, что отец закапывает бочоночек отборного пития в день, когда у него родился первенец? Важная штука.
Ну, у нас говорят, что христиане квасят без зазрения совести, мусульмане - с сокрушением душевным, а так идут голова в голову и ноздря в ноздрю. Тут еще и дивный случай подвернулся: живём одним днём, как в рифму говорят латинцы, убьют именинника - век сожалеть будем, что не уважили. Все отметились: рядовому составу налили по сто фронтовых грамм, офицерам - четверть объёмистого жестяного ковша. А мне, как командиру, сволочуги аж полковшика поднесли. Я, дура полная, выдула одним махом и еще облизнулась, как после конфетки.
А знаете, как такое вино работает? Не в голову ударяет, а в ноги. Все прочие его под хороший кус масла выпили и дрыхать повалились, а меня даже не предупредил никто. Я еще с кроками добрых полночи проваландалась.
Завтра сигнальщики боевую тревогу трубят, время мне в седло становиться, а ноги от колен - как гири чугунные в сто пудов. Дойти дошла, ногу в стремя - и плюхаюсь наземь, будто мешок с конским навозом. Перед лицом четкого кавалерийского строя. Ну, тут меня оттащили, благо мой дорогой Керт рядом находился и все понял, - и в палатку отсыпаться. Дальше командовал он. Отбили ту деревушку от бандитов, как же иначе. А если б нет? Или потеряли полсостава? Всё дело бы просадила по пьяни.
Бенони фыркнул, представив картину.
- Ну, тебе легко зубы скалить. А вот подумайте все: я ведь командир перед более-менее ответственным сражением. По происхождению типичный назначенец, не считая отношений с бывалым Кертом. Репутация только начала возникать - и мигом вдребезги. Слушаться меня будут, присягу ведь не мне приносили, а полковому знамени. Но мусульмане с тихим презрением, а прочие - подхихикивая. И это теперь навсегда.
Так вот. Встала я с моего позорного ложа и пошла к Керту советоваться. Да нет, уже с готовым решением. Там у нас еще третий был радетель моей чести, по имени, скажем, Стейн. Вместе по степи гуляли, пока в горы воевать не нанялись. Сабли надели, пошли с местными властями толковать.
Кади тут был - пожилой, умный, славный своей ученостью на добрые два десятка деревень. Вышел к освободителям, чаю предлагает с копченой бараниной, с медовыми сладостями. Гостеприимство здесь - дело святое. Мужики только собрались на суфу плюхнуться, как я говорю, прижав десницу к нагрудному карману:
- Прости нас, уважаемый судья, но мы пришли по делу и не хотим, чтобы потом говорили о подкупе или сговоре. Я христианка, но во времена халифов Фатимидов и испанских королей трех религий даже люди пророка Исы нередко прибегали к шариатскому суду как к более простому, быстрому и справедливому.
И выкладываю всё, что случилось. Ссылаюсь на обоих моих спутников как на праведных свидетелей. Кади, говоря откровенно, опешил, но легко совладал со своими эмоциями. Их ведь этому специально учат. Сказал только:
- Ты ведь излагаешь своё дело судье.
- Сама знаю, почтенный, что не школьному учителю, - мои слова, между прочим, из весьма почитаемого здесь хадиса были взяты.
Говорили мы долго и решили под конец, что само разбирательство можно за дверьми оставить, а вот приговор должен быть вынесен публично и перед всем имеющимся в наличии воинским составом. Чтобы видели так же ясно, как и сам проступок. И не позже вечера сегодняшнего дня.
По приказу вывели на главную площадь всех моих солдатиков, кто по службе не занят. Построили у мечети по трём сторонам квадрата. Местные, кто хотел, сами заявились. Это же вроде долга или жертвы - как, например, православному ортодоксу на воскресную службу сходить.
Является наш кади, в парадной накидке, абе, из синего атласа, расшитого звездами и стихами Корана. Со свитком в руках. Читает по нему, очень громко, внятно и благозвучно:
- К правосудию по законам фикха прибегает христианская женщина по имени Та-Эль, водительница воинов. Она обвиняет сама себя в том, что нарушила закон, в опьянении своем едва не проиграла битву и не погубила больше людей, чем Аллаху было угодно, - хотя Он знает о том лучше! Люди, свидетельствующие о правдивости ее слов (ну, имена мусульманские имеют много этажей, не стоит их здесь перечислять, скороговоркой добавила Танеида), заслуживают полного уважения и доверия. Закон опредёлен самой Благородной Книгой и не имеет двояких толкований. Исходя из этого я именем Его, верным свидетельством Корана и своей властью приговариваю упомянутую Та-Эль, водительницу воинов, к восьми десяткам ударов, что должно быть исполнено немедленно и в присутствии тех, кто слышал сие.
И выводят меня под руки из-за рядов, где до времени наполовину прятали: без оружия и распояской, будто прямым ходом с гауптвахты, в одной рубахе, галифе и сапожках. Не мои люди, а из помощников кади, понятно. Долгий волос увязан в этакий плотный обмот, чтобы им перед людьми не светить, а конец еще по голой шее пущен и подбородок закрывает.
Танеида тихо вздохнула.
- Они такие древние козлы в подсобке прятали за ненадобностью. Закон, так я думаю, в последние годы исполнялся редко и без затей. Растянули меня на них и честно выдали всё предписанное шариатом.
- Да в общем терпимо. Концом тюрбана закусывала. В Замке Ларго бывало покруче, однако. Да не забывай про аврат. Тонкую рубашку сильным ударом насквозь просечь - бесчестье, а толстая сама по себе защищает. Меня ведь специально нарядили во что поплотнее. Ну, строго говоря, я не видала, чем там главный исполнитель пользовался и какую технику применил, но по ощущениям было похоже, что здешние католики ради такого случая пожертвовали ему ветки Палестины, хранимые с минувшего Пальмового Воскресенья слегка присоленными - для свежести. И ещё на то, что исполнитель малую толику сбился в счёте, отчего мне досталась добрая сотня этих знаков мира, будто прелюбодеице. Только что им, бедняжкам, дурманный настой дают: потом муж с ними разведётся и свой жениховский залог отберет, так зачем женскую долю без меры отягощать? Ну, а Коран у того парня, всеконечно, был, я потом проверила: на такой небольшой лямке через правое плечо. В конце процедуры ведь ещё обниматься с ним полагалось ради мусульманского всепрощения. Это оказалось труднее всего - я же с большими грудями дама, а как пристойно к нему прижаться, заранее почему-то не поинтересовалась. Дотронулась обеими руками до его плеч и говорю: "За боль, что ты мне причинил, я не в обиде, а позор на себя еще раньше навлекла".
Эдди, который выслушивал эту повесть на пределе терпения, спросил:
- И на кой ляд вам была нужна эта стыдоба? Обошлись, и в самом деле, как с британским школяром середины прошлого века.
- Притом нарочито женщиной назвали, - добавил я. - Звучит как-то антифеминистски, по-моему.
- А что, по-твоему, было нужно? Сказать, что я муж битвы, или иной кеннинг сочинить?
- И еще при большом стечении народа, - прибавил я. - Солдаты явно догадались, что это чистой воды политика.
- Так, - Танеида приподнялась из своих подушек, чуть поморщившись. Рассказ ее прозвучал так живо, что нам показалось - ноют еще те ее болячки, но вспомнили о вчерашних ожогах, какие и обеспечили нам троим ее общество. - Тут следует небольшой урок социальной психологии. Согласна, историйка моя невыносима для европейского менталитета, но у нас в горном Лэне он свой собственный и неповторимый.
Бабы под ружьем или там с бомбой на поясе для ислама не в новинку, но вот чтоб им над людьми войны верховодить - полный шокинг. А тут получилось форменное юридическое обоснование: уж если ты отвечаешь как военный командир - ты он самый и есть, и никаких споров. Что я рвусь в авторитеты - так кому не было ясно! Только вот способ инициации уж больно хлопотный для заурядного человека. Значит, я личность непростая. Что христианка мусульманское правосудие принимает в самой неудобоваримой форме и блюдет тутошнее понятие о праведности ценою своей личной шкуры - это ж мне такой козырь, что мамочка моя! Все эти лидеры, милостивцы и справедливцы наши, обыкновенно иных прочих дрочат. Приплюсуем и то, что наказание, принятое добровольно, закрывает любую вину и делает тебя этакой изначально непорочной девой. Ну, а самое главное - священный страх.
- Чей?
- Их. Передо мной как непостижимым созданием Аллаховым. Как говорил Кьеркегор, страх, трепет и благоговение. С той поры я из каждого моего муслима, да и изо всех прочих подначальных, могла веревку свить и на ней повесить. Но за что меня особо полюбили, так за то, что знали: ни с кем я так бы поступать не стала прежде самой себя.
А все лэнцы с тех пор на меня смотрели, во-первых, как на человека, что умеет вывернуться из любой неудобь сказуемой и вообще патовой ситуации, обратив ее к вящей пользе для себя. И во-вторых - не боящегося снизойти. Тут говорят: "Кто не страшится унижения - того и унизить невозможно". Такой вот дзенский афоризм.
- Да, вот еще что. Поскольку я оговорила в условии, - продолжила она, - чтобы мне сесть в седло через неделю, мне прислали горшочек какой-то густой мази коричневого цвета и каждую ночь покрывали меня толстым слоем этого шоколада... Села, и правда. Шагом и галопом хорошо, а на рысях да по каменистой горной тропе - так и вообще слов нет.
- Это вовсе не конфузная история, - сказал я. - Конфуз был в самом начале, а потом - холодный и блестяще оправдавшийся расчет.
- А то было на самом деле или притча такая? - поинтересовался наш Бенони. - Я у Фейхтвангера читал про Иосифа Флавия кое-что похожее. Как он со своей иудейской женой под сорока ударами разводился.
- Не удивлюсь. Всё, что происходит здесь, некогда уже произошло в Книге, - ответила Танеида Та-Эль Кардинена.