На сей раз не она - её саму разбудили. Уже засветло, то бишь поздним утром.
Мальчики раздобыли пылесос (старорежимный, он гудел и вонял раскалённой пылью, оттого Та-Циан его ненавидела, предпочитая влажную уборку или вообще никакой) и решили поразвлечься. Начали, судя по звуку, со своей собственной берлоги, чуть позже перешли в коридор, захламленный шмотьём и книгами рутенского розлива, а теперь робко царапались в её личную дверь. Зверюгу они явно поставили на ждущий режим.
- Да, в чём дело? - крикнула она, не поднимая головы с высоких подушек.
В дверной щели появились две ангельских головки: внизу рыжая, сверху белобрысая. С весьма энергичным выражением.
- Госпожа, мы закончили прибираться, только у вас осталось, - сказал Рене.
- И что? Сама не справлюсь? Давайте валите отсюда, я сплю голая.
Поднялась, прошлась по зале, почёсывая за лопатками и в потылице. Перегнулась вперёд-назад, касаясь всеми ладонями пола: мостки из гибкой ивы. Глянула за штору, продекламировала устало:
"Осень поздняя. Город укутан туманом седым и трепещет под ветра суровым напевом: "Боже правый, веди их путём прямым, не путём всех заблудших и тех, кто под гневом".
Вроде бы мои стихи - или той былой Татьяны? У нас тут, между прочим, давно декабрь, хотя по виду от ноября не отличишь, такой промозглый. Хочется высморкаться на чьём-то плече. И утереться чужой жилеткой".
Свернула постель в пехотную скатку и замаскировала под диванный валик. Кое-как проделала несколько гимнастических упражнений на растягивание. Влезла на трон и залезла в душевую кабину. Рутина, в общем - если не считать той двоицы, что ждёт, переминаясь с ноги на ногу, в коридоре. Будем надеяться, что ждёт с нетерпением: потому что если они добрались до имущества прежней хозяйки, как раз и запиханного ею второпях при переезде в те ящики, что они ворочали, то - добрались, в общем.
Это народ очень увлекающийся.
Давненько мы, кстати, не апеллировали к народной мудрости Керма. "Этих созданий легче лёгкого привадить на свою кровь. Она ограничивает их волю в одном-единственном направлении, они с радостью тебе служат и ради тебя убивают. Охотятся для тебя. Но сами об этом догадываются - но зачем тебе рабы, тем паче непокорные? А брать их лучше всего в момент становления".
Чудак аньда. Непокорство-то как раз всего слаще. И страх, боязнь погрузиться слишком глубоко в чужую кровь, где растворены сказания. И уклончивость, такая очаровательная - своего рода мужское кокетство. И нежданные проблески честности.
- Ладно, ребята, - сказала вслух. - Давайте-ка вдарим по кофе. А то, может, вы и макароны сварить сумеете, хоть и сущие неедяки? Но моего личного напитка жизни это не отменит.
- Так недолго и печень посадить, - сказал Рене. Выглядел он на три четверти себя самого обыкновенного, однако был настроен весьма живо.
- Тем более что кухарить мы тоже терпеть ненавидим, - усмехнулся Дезире. - Так, перехватываем по пути к настоящей прогулке.
- Оно и видно - с чего бы это вам так усыхать? Скоро, скоро будем брать вам одежду и обувь фирмы Фридом Теллер, пошитую не супергеройское тельце ровно в семьдесят три сэмэ.
"Ох, эта парочка хоть через фортку Рутению открывает, а я из-за неё сижу сиднем дома, - вздохнула Та-Циан в душе. - Хоть бы проветриться - побывать на стальном ветру, как бывало в юности".
Чуть позже, кое-как заморив червя, что прогрызал желудок изнутри, она сказала:
- Кто-то из вас говорил, что хотел бы побольше авантюр? Или я ослышалась в душе? Нынче будут вам авантюры.
Словом, двинулся отряд в горы с чуточку изменившейся вводной. Только не думайте, что мы, словно и впрямь боязливые купцы, пробирались окольными тропами, уклоняясь от предложенных нам стычек. Такое было бы верхом неучтивости. Так что принимали вызовы едва ли не все подряд.
- А вы помните своё первое сражение? - благоговейно произнёс Рене.
- Помню. Хотя сражение - слишком громко сказано. Даже не особо помню: ночлег ли не поделили или наскочили на рыцарей большой дороги. Дело было вечером, не разобрать. Тут и огнестрела толком не применишь, - а кархи сами по себе выскользнули из ножен и прильнули к правому плечу. Помню, как Нойи крикнул, словно в футболе:
- Играй центра, Таци! И держи его как клювом. А прочие крыльями развернутся.
Одна из ваших военных женщин писала: "Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне". Не думаю, что она пустила войну внутрь себя: иначе бы после того эпохального боя на одних штыках к ней не приходили бы навязчивые сновидения. В бою как раз не бывает страшно - иначе ты вмиг окажешься в стороне: под ногами, копытами, траками... в лучшем случае головой в кустах на опушке.
Меня охватила холодная и весёлая злость - отбивайся, вертись волчком, рассылай колкие реплики. Ощущение ловчей сети: не уходи вперёд, порвёшь, одну в клочья порубят. Ликование: прорвались, одолели!
Когда всё кончилось, Нойи самолично забинтовал мне плечо:
- Левое, как и следовало думать. Едва шейную вену не зацепило. На том вы, новички, и просекаетесь: в азарте забываете о себе самих. Оно не дуэль, однако: со всех сторон достают. Ладно, за храбрость тебе высшая оценка, а мало-помалу и мозги начнёшь в дело пускать.
Керм тоже подошёл:
- Я ведь говорил, что в тебе, сэнья, от рождения имеется что-то бунтарское? Но пока не во всю меру проявилось: свой личный норов показываешь. А ты одну свою саблю слушай - у неё опыта раз в сто поболе твоего. И не дай Всевышний тебе думать посреди боя - разве сталь думает, когда убивает? Истинный воин - одно со своим клинком.
Карха у меня по-прежнему оставалась короткая, степняцкая. Из тех, которые больше всего учат отваге - противника надо подпустить близко, чтобы срубить, а сам он куда как чаще кархой гран орудует - длинной тяжёлой саблей. Зато с этаким ослопом в руке вьюном не повертишься. Особенно когда в седле.
И не мой это был клинок: свой воину ещё отыскать предстоит. И сделать живым.
Да, с какой стати у побратима родились такие сравнения: клюв и крылья? Эскадрон гусар летучих, ну конечно; мы пели похожие стихи в переводе на местное наречие. Но тут ещё что: сидела я в седле даже не по-горски, а на степняцкий манер: "хмурым ястребком". Стремена подтянуты к маклакам, подбородок прижат к груди, повод за кушаком, рядом с тесаком заткнут. Ножи мы носили, чтобы при случае поиметь запасной шанс. Что, говорите, язык у меня чуть испортился? Это из-за общего колорита и, не исключено, по причине отсутствия в полевых условиях холодильника.
Ребята прыснули.
- Вот, а у меня к тому же такой был опыт красноречия, благодаря главной рыночной площади в Дивэйне, - калёным железом не вытравишь. Пока шли - а шли мы по воинским меркам не торопясь, - было время пораздумать. Ведь не может такое статься, чтоб не было центра координации и управления, а не так, как нам сказали: к известному, довольно отдалённому числу прибыть и стать на позицию. Не всем, как можно понять сразу: кто-то агент глубокого залегания, кто-то обычный тихий диверсант в составе небольшой группы, с кто-то наподобие veni-vidi-vici - кубик Рубика брошен нужной гранью, Рубикон перейдён.
Тогда это очень похоже на то, как только и управляются в горах: растопыришь пятерню, дотянешься всей рукой - сожмёшь в кулак. Мощёных дорог под тяжёлую артиллерию почти не завелось, что завелось - похоже на Военно-Грузинскую девятнадцатого века. Радиосвязь блокируется горами, что и говорить о телефонной.
- Авиация на что? - спросил Рене. - У вас ведь была.
- Отвлечься на присказку? - вернула вопрос Та-Циан. - Один военный ухлёбок из Эдинера, летя бомбить язву, которая всем надоела, причём, язву формально не свою, лэнскую, какая-то международная база инглезов- террористов, - краешком задевал Пустынное Царство Эро. С тамошним каганатом наши полковники пребывали в отношениях кисло-сладкого мира: типа тебе наша шуба не по рёбрам, а нам стрёмно под тебя подкраиваться. Вот эроские пограничники терпели-терпели непотребство, чинимое с благородной целью, да и пальнули вверх самым мощным зарядом, что имелся в наличии.
- А Лэн как?
- Непрошеная помощь, буде и уместна, слишком сходна с насилием. О помощи полагается сначала попросить. И попросил он, в конечном счёте, не Эдинер, а как раз Эро: дешевле показалось. Горцы себя мыслят особой землёй, хоть правительство чаще всего бывало одно с динанской Равниной. Автономия, которую забыли провозгласить.
- Ирландцы, - звонко шепнул Дезире.
- Да для коренного динанца все инглезы на одно лицо, - пошутила Та-Циан, - что рыжие, что чёрные, что в крапинку. В общем, летать над Лэнскими горами приходилось с оглядкой. Дедовские способы передвижения куда как надёжнее...
Ещё было дело - как раз о них. У нас под седлом были эдинские лошади: сухой стати, быстроногие, выносливые, приученные к горам, но овёс для них приходилось возить следом. В обозе, да и отчасти в заводных, шли коники местной породы, неказистые, не шибко резвые, но способные добывать то, что под снегом.
А наших коней убивало чаще, чем всадников. Если знаете: передняя нога прострелена или сломана - и в мирное время, считай, не выжить. Выхаживают постепенно, да: можно такого инвалида в селе оставить и надеяться, что не сразу колбасы накрутят. Но из войска, считай, выбыл.
Керм говорит:
- Посестра, у тебя на лошадей рука лёгкая. (Что родной отец меня к ним приваживал, он слышал, а что ко мне все до единого льнули, видел своими глазами.) Поди поработай ремонтёром и барышником, а то у нас на одну саблю полтора конских хвоста приходится. И твои книги ещё за собой возить.
Говорю в ответ:
- Сказано-сделано. Только не на конской же ярмарке нам стоять? Ближняя - через два месяца и тридцать фарсангов по горам. Ближе до Лэн-Дархана пешком дойти.
- Сообразишь, - говорит аньда. - Вот тебе десять всадников, тот и этот, такой и сякой, мазаный и немазаный, и чтобы мне был к завтрашнему дню табун дикарей на двадцать голов как минимум.
Попросту говоря, на конокрадство меня послал. Я не так уж и против - хороший местный обычай, однако. С нами иной раз поступали немногим лучше.
Но нарочно отвечаю:
- В таких делах я им не командир. И слышать не захотят.
- Я прикажу, чтобы слушались, - отвечает.
И вот тут мне, мягко говоря, взбрыкнулось. Попала под хвост та вожжа, которой он меня грозился поучить. Или там подпруга под известное место, не знаю...
Голос у меня вдруг стал - самой ужасно, до чего на громовой колокол похож, какими возвещают беду. Не так низкий, как звучный и с некоей забронзовелостью.
- А мне не надо твоих приказаний. Как-нибудь сама отдам.
Секрет власти: если ты делаешь нечто с видом, будто имеешь право, а другие это признают - право у тебя появляется уже бесспорное.
В тот первый раз аньда моё право признал, да и немудрено: он ведь сам мне его вручил.
Слухи так или иначе приурочивают мою встречу с Волчьим Пастухом к Лэн-Дархану. Это верно и в то же время неправда. Куда раньше это получилось, только оба о том не догадывались. Никакого притяжения сердец и прочей слащавой чепухи.
- А мы-то настроились... - проговорил мечтательно Дезире.
- С чего бы это? - сказала сухо Та-Циан. - Я подавала повод? В общем, действуешь в таком разе чаще всего наобум.
Теперь каков получался расклад. Лошади были отчасти помехой - слишком из себя видные. Локи, между прочим, уцелел во всех передрягах и даже начал заноситься - вон, мол, я какой крутой! Из парней хорошо знали местные обычаи по крайней мере двое - тут и на побратима можно было положиться, и я сама такое выведывала. Без того и в Лэне пропадёшь, а уж в неведомом Эро - и того пуще, только вот с какой стати мою команду гонщиков вмиг через горы перенесёт? Наряжены мы были отнюдь не в форму - какая, ко всем бесам, форма. Но и не в беспогодные ягмурлуки, что свисают до земли похуже кавалерийских шинелей, а на пешем ходу путаются в ногах. Халаты на нас: стёганые, на ягнячьем подбое, крыты эроским атласом. Таким плотным, что хоть ножом режь - скользнёт и заметной царапины не оставит. А от травы да грязи только больше лоснится. За пазухой подпоясанного кушаком халата у меня всегда была книга, чтобы скоротать время, а сам кушак был необычный: женский шарф в несколько сложений. Не то чтобы я тосковала о потерянной доле, но кусок тончайшего кашемира размером два на три метра с шёлковой нитью, которая в него вплетена, годится на многое.
Выехали в таком составе, поозирались, поразведали. География в Лэне слегка путаная, только неподалёку как раз обновились старые стены. Каждое село ведь своего рода замок с башнями и внутренним двором, куда выходят все мазанки.
Смотрим - на леваде под самыми стенами табун голов на сорок, и все лошади выхолены да расчёсаны. Сторож один - по виду растепеля или вообще малость не в себе: сидит у воротец скрючившись в три погибели, лошадиный укрюк, такой длинный шест с петлей, в руках вертит, из-под башлыка волосы торчат - будто осенняя трава на болоте. Лицо будто спеклось от загара, глаза серые - чисто бельма.
- Вот бы и угнать всех чохом, - мечтает один из моих, Юсаф его звали. - Вдогон пуститься будет не на чем.
- Скучно, - отвечает его лучший дружок Рами. - Ты вот лучше угадай, с чего здесь такой слёт твоего коренного населения?
- Да свадьба, что же ещё, - отвечает Юсаф. - В крайнем случае похороны, но так много людей не успело бы собраться. Покойника ведь сложить в землю полагается в тот же день, что и умер.
А свадьба - это все знают - множество мужчин с винтовками - в небо палить на радостях - и саблями. Причём по причине своего правоверия таких трезвых, что ни в одном глазу, ни в обоих. И слава Аллаху, если кто из кумовьёв противотанковое ружьё не приволок или малую ракетную установку. Так что дело получается не такое уж и занудное.
Тут нечто вроде как пихает меня под ребро и гласит моими устами:
- Братцы, а правда, что на лэнской свадьбе любой гость дорог и хорошая примета, особенно если с подарком?
Все братцы подтверждают.
- Тогда мигом переодеваться, - командую. - Напросимся на праздник самым что ни на есть законным манером. А дальше - смотрите на меня и действуйте по обстоятельствам.
- Каким? - спрашивает Рами.
- Да лих его знает! На месте разберёмся.
Отъехали подальше, чтобы не видать нас было. Мужчины только прифанаберились и поглубже нахлобучили тафьи - вид у них самый обыкновенный. Я кое-как распределила между ними оружие, себе оставила всего ничего - нагрудный стилет с извитым жалом, какой тут все подряд на гайтане носят. И книгу, понятное дело. Халат подхватила случайным ремешком, а шарф развернула и закуталась от тафьи до поясницы. Здешние дамы лицо не прикрывают, одни волосы да подбородок и немного рот, когда пить-есть и говорить не надо. Тогда чуть оттягивают от лица.
Чин чином подъезжаем к лакомому табуну, говорим сторожу примерно такое:
- Прибыли мы на заключение никаха, чтобы Всемилостивый и Всемилосердный, Высокий и Великий одарил союз счастьем, миром и благом. Знатная дама Та-Циан бинт Идрис в сопровождении дальних родичей и слуг путешествует по торговым делам и желала бы вручить новобрачным дар, редкий по своим качествам.
Тому это вроде как о стенку горох, но ладно: потренироваться никогда не лишнее. Между священной жрицей и простой женщиной муслимийя разница только в навыке: обе преподносят себя как нечто драгоценное. Я же среди своих грубых мужчин поотвыкла играть голосом и бёдрами так, чтобы этого не замечали глаза - одно душевное нутро.
Стреножили мы моего Локи, чтоб не буйствовал особо, если кобылу почует, запустили в леваду остальных меринов, пошли представляться. Часовые у ворот чин-чином проводили нас к жениху, и прекрасно: сами бы, не дай Аллах, заблудились
В же знаете, что такое хорошая свадьба на горный или степной лад?
- Ой, нет, - рассмеялись они: сначала Рене, потом, словно подумав, стоит ли, - Дезире. - Татары, в отличие от башкир, народ речной и оседлый.
- В общем, весь крепостной двор заставлен столами, перемены блюд таскают в котлах, водружённых на носилки, жених еле виден из-за суеты, но вроде ничего себе дядя средних лет и пушистости. От невесты остался небольшой фрагмент, хотя, если отбросить пышную оправу, пожалуй, хорошенький и даже красивый.
Вот ей-то мы и вручили свадебный презент. А то была книга одного гранадского шейха пятнадцатого века, который в подробностях описывал, как зачинать с женой детей, чтоб было и полезно, и приятно. С цветными гравюрами в стиле "аль-андалус" и стихами Ибн-Хазма из его "Ожерелья голубки". В переплёте из позолоченной кожи мула и с замочком, ключ от которого полагалось прятать в секретном месте.
У нас в Динане ханжи долго не протягивают, тем более Испания времён конкисты почитается золотым сердцем средневековой Европы. А уж библиографическая редкость в наш меркантильный век - сами представляете.
Так что единым манием руки раздвинулись гости и внедрили меня с охраной в самую гущу.
Вот значит, едим, пьём и смекаем, что будет дальше. А заодно получаем наглядное представление о толкованиях Благородного Корана. Мы как бы не учли, что Мухаммад, мир ему и в пророках благоволение, запретил виноградное вино, хлебное вино, а кумыса с производными не учёл. По счастью, он запретил не пить, а напиваться, так что народ вокруг нас был не так хмельной, сколько весёлый и жизнерадостный. Причём дамы уже успели удалиться в покои новобрачных и что-то там для них обоих приуготовляли.
Вот. А я понятия не имею, как в этих местах полагается кушать за столом. Сижу как дура, куски полуукрадкой под свою занавеску пихаю. Перебинтоваться так, чтобы хоть глаза и нос открыть и кормиться уже сверху, негде - стиснули нас так, что и отлить в простоте не выйдешь.
Вот некто особенно весёлый и не выдержал:
- Ина Тасиан, - спрашивает. - Больно ты отважна - с такими неоперившимися юнцами по дорогим торговым делам разъезжаешь, да ещё на жеребце высоких кровей. Или ты не юная жена, а мальчик-гюльбачи, что пляшет перед Тергами, как девушка? Или перед нами одна из тех сказочных богатырок вроде Затт-аль-Химми, что для-ради скромности сражались с мужами окутанные покрывалом, но всё одно побеждали?
А было принято в разгар пира устраивать шутливые поединки с призами. Зрители могли поставить заклад, разделиться на группы поддержки, по-современному, - в общем, разнообразить веселье.
А я, оказывается, только и жду похожего случая. Даже вроде как ответная реплика приготовлена.
Встаю, кланяюсь и говорю с учтивостью и на самых своих бархатных тонах:
- Издавна дочери ислама умели постоять за свою честь, и поклонницы святого Хесу ба Йоше в былые времена от них не отставали. Если кто желает потешить жениха с невестой и их родню, берусь я доказать, что если не ровня тем отважным девам, то, по крайней мере, они бы меня не постыдились. Но нет чести в поединке, если нет заклада или он мал.
Кто-то из старейших меня спрашивает:
- А какой заклад ты хочешь от нас и какой даёшь сама?
Вот тут-то и настал мой звёздный момент. Говорю:
- Мой заклад - женская честь и слава. Отчасти и жизнь: сабли могут быть не притуплены, если владельцы искусны. Ваша ставка - за каждую мою победу мне дают коня в узде и под седлом.
Собственно, под честью имелась в виду одна репутация. А правила практически ничем не отличались от рядовых турнирных: победителю - конь и доспех побеждённого. Доспеха мне было не надо - не без шальвар ведь мужиков пускать.
- А ведь есть сказка "Тысяча и одной ночи", - рассмеялся Дезире. - Про учёную рабыню, которая такое проделала. И Хуана от Креста, до того как стать монашкой...
- Дезька! Снова нарываешься? Ничего мексиканка постыдного не творила. Просто победила на диспуте - как подрубила кромку на ткани.
"Знаток наш Рене, однако. Или чужим умом крепок?"
- Словом, - продолжала Та-Циан полным голосом, - ударили по рукам. Когда намечается хорошая драка, отчего-то и свободная площадь легко образуется. Так что выбрались мы с тем самым нахалом на чистое место. Мои парни тотчас мне карху вернули. Помните, что она была небольшая? Но зато сидела в руке как влитая, а мой оппонент, дурище на счастье, своим долгим клинком владел неважно. В общем, выбила я его карху гран и тотчас подхватила за рукоять. Но и своей не выпустила - кто его знает, удастся ли приловчиться на ходу. Керм меня, положим, и тут поднатаскал, но ведь не родное...
- Кто на обоерукую? - кричу.
В общем, ставки ещё повысились: народ собрался азартный, опять же кумыс и арака... Десяток меринов я выиграла - а это, чтоб вам знать, самая нужная в деле лошадь. От кобылы не ярится и поверх любых препятствий идёт без сомнения, что внизу пуза самое ценное повредит. Ещё пять на моего милого Локи выменяла: углядели в нём отменного производителя, а у меня он что же - конина для боевой мясорубки. И семь кобыл мне подарили как отдарочек на подарочек, от широкой души да радостного сердца. Про мою первую в жизни карху гран и говорить не приходится: законная доля.
- Ой, неправдычка всё, - хихикнул Дезире. - Типа с корабля на бал.
- Зато интересно. А если рассудить - то и достоверность на высоте. Свадьбы в счастливый для них сезон играются часто и длятся долго. Посчитайте, сколько невест поспевает вот в таком селе каждый год? И всем сочетаться браком нужно поближе к месяцу навруз. У вас он иначе называется, навруз-байрам - лишь один день весны, а в Динане живут куда шире.
- И победа уж очень масштабная, - заметил Рене.
- Почему? Я была отличный фехтовальщик, все они - так себе. Как орешки расщёлкивала. Вот против такого же мастера, как я сама, в ту пору и в той одежде мне было не выстоять.
- И призы.
- Во-первых, праздник. Во-вторых - вы оба думаете, меня не распознали? Ещё как распознали. Против юной задиры могли лучшие из лучших стать - но не стали. Могли отказаться помогать врагине и чужачке идти под столицу - а помогли. Нюхом угадали, что у нас с побратимами возникла непростая задумка.
- И про Волчьего Пастуха не сказали ни слова.
- Как то есть ни слова? Джен, Дженгиль ибн Ладо как раз и был тот сторож. Он нашу неполную дюжину мог бы и один положить. Тот ещё Затойчи, однако.
Вернулись мы по уговору - разве самую чуточку заполночь, хоть нас и оставляли, и уговаривали побыть по крайней мере с недельку. Керм долго удивлялся: про сегодняшний день он для красного словца сказал и для пущей острастки. Воспитывал он меня на спартанский лад, всё норовил отыскать предлог, чтобы выдрать перед строем. Стыда мне в том бы не причинил: у нас такое считается как бы жертвой божеству войны. Настоящих спартанских мальчишек ведь тоже секли розгами на алтаре Артемиды Орфии.
- Р-рень, - вполголоса произнёс Дезире.
И потом громко и нагловато, обращаясь к Та-Циан:
- Он ведь стал вашим милым, Джен? Мы тут в коробах отыскали пояс...
Распахнул джемпер и показал широкий нательный корсет из выгнутых по телу металлических пластин; каждое такое звено было по краю оправлено золотым и прикреплено к полосе гладкой кожи.
Женщина невольно ахнула: Волк лишь пришёлся к слову, только вот и пояс и вправду был динанским, с многосложной историей. В суете переезда Та-Циан положила его "на хорошее место" - такое, про которое и забудешь, да отыщешь, когда придёт пора. К остальным невнятным сувенирам - из Непала (Татьяна), Гранадских Эмиратов (сама Та-Циан), Вард-ад-Дуньа...
Значит, мальчишки не утерпели - покопались в чужом.
Слишком рано и некстати отыскали спусковой крючок того оружия, которое она упорно совала им в руки.
Хотя в свадебной истории сия часть виртуального револьвера тоже появилась внезапно и пришлась очень даже кстати.
Но ритуальный воинский пояс из обломков "отпущенных" шпаг...
- Госпожа, вы это ведь очень цените? - с некоей деловитостью спросил тем временем Рене.
- Почти забыла. Во всяком случае, то не игрушка для детей.
- Слышал, парась этакий? Я тебе что говорил: положи и забудь, что вообще видел. А ты мало того что не послушал меня - своровал, так и вздел прямо на тушку. Снимай немедленно. И кофту. И свин... тьфу, свиншот. И штанцы впереди расстегни.
Схватил полунагого приятеля за руку и поволок было к двери, но потом остановился:
- Там ниже и не так упруго. Иди-ка на этот матрас. Руки кверху подай.
"Ритуал домашнего воспитания в особо изощрённой форме, - промелькнуло в мозгу Та-Циан. - За что боролись, на то и напоролись".
Сама она подобрала с пола спорный предмет и машинально вертела в руках, то наматывая на запястье, то снимая.
Дезире, картинно похныкивая, подчинился товарищу. Распростёрся на толстом покрывале, плотно ухватил руками резное перильце. Тело у него оказалось цвета веленевой бумаги и такое же гладкое и вылощенное.
Рене одним движением выдернул из шлёвок чёрный ремень, сложил вдвое.
Парни сделали вид, что не поняли и даже не расслышали.
- Вот, - промолвил Рене сурово. - Подставляйся за все грехи сразу.
- Погодите, - сказала Та-Циан. От, так сказать, предлежащего и предстоящего вида сердце ухнуло книзу. - Наборный кушак мне, собственно, не нужен, если мальчику нравится - дарю. Ради утешения. Но на то, что между вами обоими, нимало не покушаюсь.
- Держи раз. Госпожа нынче добрая. Госпожа тебе новые штанцы купит, - рассудительно поведал миру Рене. - Суконные, зелёные, в крапинку. Нет, я тебе что сказал? Рассупонься. Вылезать из модной шкурки велел? Не велел. А ты гусеницей извернулся и таки сделал по-своему. Держи два!
"Парадоксально-временной способ наказания. Чудненько".
- Так и пополам перешибить недолго, - хныкнул Дези.
- Как перешибу, так и страстётся, - раздумчиво заметил его оппонент. - Срастётся то есть. Никак забыл, кто ты есть?
Та-Циан невольно хихикнула в ладонь. Где-то на третьем ударе ей стало до конца ясно, что мальчики разыгрывают полноценный спектакль на двоих плюс третий в зрительном зале. И, мало того, удильщика подловили как раз тогда, когда он сам собрался подсечь крупную рыбу.
Только вот никому не известно, кто рыбак, а кто его добыча. И сколько на самом деле годков юным гаёрам. Так же как и они сами не подозревают, насколько стар был Дженгиль, когда заказывал оправить звенья старинного боевого пояса в золото с серебром.
"Но старость - это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьёз".
У самих римлян похожий пояс-кладовая вооружений именовался "балтеус", и за оскорбление его чести могли запросто убить. Даже в Эдинере...
Но это ещё одна ветка древа сказаний.
Что внутри самой Та-Циан позвало стихи в такой момент, с виду абсолютно неподходящий?
"А ведь шутить-то они шутят, подзуживают один другого, но тем не менее дела обернулись куда как серьёзно".
Всё же зрелище оказалось настолько чарующим, что не хватало духу встать и прекратить бесчинство: бумага приобрела ровный алый оттенок, на котором еле проступали пламенеющие знаки. Дезире уже не танцевал на ложе, а лежал не двигаясь, широко распустив тёмные кудри по рукам цвета слоновой кости. Виссон и пурпур, пурпур и парча...
- Хватит с тебя, - проговорил Рене грубовато. - А то раскис и вида не подаёшь, как тебе там.
Бросил ремешок наземь, ухватил партнёра подмышками, сволок и поволок к себе, как одинокий муравей - жирную гусеницу. Ей показалось или они в самом деле обменялись массой?
- Рене, - позвала женщина, - когда позаботишься о твоём дружке, вернись и забери остальное имущество.
Он, не оборачиваясь, кивнул из-за плеча. Голова Дезире, томно повисшая на братнином плече, чуть дёрнулась, приподнимаясь на голос, и встретилась глазами. Лукаво и чуть косноязычно.