Та-Циан проснулась как в молодости: будто кто шилом в бок кольнул, но не страшно и совсем без боли. Голова свежая, сна ни в одном глазу, в животе вовсю поёт орган.
А её постояльцы как же?
Дверь в их комнату была туго закрыта. Делать нечего: она побрела в общий санузел, пустила смыв и душ на полную мощность, с наслаждением ополоснулась в воде - сначала последняя была тепловатой и от неё наносило хлоркой, но вскоре приобрела дух и свежесть горного ручья. Она таки добралась до гор, подумала женщина. Возможно, цена была непомерно высокой, но тот, кто ведёт наверху бухгалтерские книги, по всей видимости, иначе не умеет. Или так - или приучайся не желать ничего и брать всё, что лежит впереди на дороге.
На кухне женщина запустила крутиться кофемолку-автомат, под её характерное верещание воткнула в сеть бурливый чайник и залила содержимое первой, пересыпанное в керамическую турку, содержимым второго, ещё не дозревшим до состояния белых пузырей. И сразу на газ.
Довести дело до конца ей удалось, в общем, успешно, не считая того, что кофе попытался убежать, взбурлил, гнусно зашипел, выплеснулся и отчасти сгорел на плите, распространяя специфический запах. Но подавляющая часть была спасена и не без удовольствия выпита.
А потом она рискнула толкнуть, приотворить, затем распахнуть дверь.
Ребята никуда не делись - спали в обнимку, порозовевшие, благостные.
Вот только чуть убавились в размере - и да: разве у этого народца кожа бывает такой горячей, не меньше тридцати семи по Цельсию?
- Никак перебрали, - пробурчала Та-Циан себе под нос. - Кто ж его знал, что они и внутри такие дети!
"Не соблазняйся видимостью, - учил аньда. - Перевёртыши сами не понимают, как течёт для них время. Сто лет равны одному дню, неделя - месяцу. Всё зависит от наполненности их чужой жизнью. Отрезвить их может лишь одна непостижимая и в то же время простая штуковина. По непроверенным слухам".
- Кровью напоить - банально до скуки, - неслышно бормотала женщина. - Устроить золотой дождь - литературщина, и кто потом бельё отстирывать будет? Кофе в постель - вообще анекдот из анекдотов, то и дело вспоминаешь, первому автору, наверно, всякий раз в гробу икается.
Тут Дезире шевельнул рукой, что-то пробормотал в полусне, да так и застыл, приоткрыв нежный рот. Повинуясь нежданному импульсу, Та-Циан опустилась перед матрасом на колени, выпростала левый сосок и капнула внутрь незримым молоком былых времён - тех, в которых, быть может, у неё родился сын. Дитя тотчас сделало губки курьей гузкой и зачмокало.
- Кот, - позвала тем именем, которое называла про себя.
Дезире кое-как приоткрыл глаза и захлопал ресницами. Тут до него дошло:
- Госпожа Та-Циан. Ох, а мы тут во всей простоте...
Живо приподнялся (он был голый по крайней мере до пояса) и затеребил соседа за мочки ушей, приводя в чувство.
- Дезька, отвали, ведь точно выдеру, - пробормотал тот.
- Сколько раз обещал, а толку? - хихикнул тот. - Подумаешь, испугал кота сарделькой.
"Кто-то при мне уже вспоминал расхожее динанское присловье, - подумала женщина. - Не дай боги, я сама".
Пока заправляла грудь обратно за пазуху, сообразила, что вдавленный клеймом треугольник не просто сам по себе исчез: возросшие с летами габариты бюста делали шрам похожим на оперированный мастит.
Но тут проснулся и Рене, по счастью, вполне вменяемый.
- О, сударыня...
"Вежливые, однако".
- С чего вас обоих так развезло? - с нежным участием спросила Та-Циан. - Не простудились ли часом, через фрамугу вылетамши и влетамши?
- Да нет, просто слишком много от вас взяли. Поневоле, - ответил тот вполне вменяемо. - Нас, видите ли, сильные эмоции заводят.
"Так, что отказывает чувство меры: словно у обжоры и питуна за праздничным столом, - без особой жалости добавила женщина. - Едва не проговорился - но, можно сказать, уже".
- Вот значит как? - второй вопрос прозвучал куда как холоднее первого. - Что же, и не хотела я вас добивать, но придётся: разбередили было зажившее. Не думаю, право, что до смерти, пелеситы мои.
- Госпожа, вы второй раз говорите слово и не объясняете.
- До того вы должны одеться как следует, помните? Такое условие я поставила. А если, шарясь по сайтам кукольной одежды, вы не растолкуете для себя простенький термин, - я не виновата.
Та-Циан нарочно спровоцировала вопрос: тактика, автопилотом возникавшая у неё на экзаменах в лицее. Наводить преподавателя на вопросы, которые ты знаешь, - причём мгновенно и без участия каких-либо мозгов.
Соперники из них, однако, получились недурные. Вместо того, чтобы отвлечься и переспросить: "А почему кукольной: мы не собираемся, не скоро соберёмся усыхать?" - Дезире ответил:
- Нам интересно лишь одно: какой тонкий смысл вы сами вкладываете в малайзийское слово.
Потом Та-Циан ушла. Через некоторое время мальчишки обрядились в домашнее, справили в санузле какую-то не совсем понятную нужду, за кухонным столом хлебнули реального молока вдогон виртуальному и уселись тут же с руками на коленях. Словно приготовились слушать некое ритуальное обязалово.
- Итак, - Та-Циан оглядела слушателей, оседлавших стулья напротив её дивана, - мы сошлись накоротке. Майя-Рена была, несмотря на свою крайнюю молодость, священная проститутка Тергов, причём из наиболее утончённых. Вас шокирует? Ах, это всё из-за вашей молодости и долгого пребывания в Рутене. Я ошиблась? Разумеется, о вас я не знаю точно. Да и Рутен ничего подобного не знал, в отличие от иных стран и народов. Было некое смутное предание о деве, которую отдали в святилище Храма совсем молоденькой, тринадцати, что ли годков, и поместили в келью, где она ткала покровы для Бога с непроизносимым именем. По истечении лет выбрали мужа в своего вида конкурсе - у кого из претендентов сухая лоза в руках зацветёт, тот и в дамках... Боюсь, последняя идиома грешит неточностью.
Ну вот, в богодухновенной притче пункт за пунктом перечислено то самое: каморка, рукоделие, замужество по истечении срока службы.
Так вот. Тесная дружба с динанской ойран, точнее, девадаси, если вы знаете, что стоит за терминами, давала постоянный кров и некий комфорт. Даже в те интересные времена, какие переживал Эдинер в промежутке меж двумя властями.
- А вы при церкви жили или как? - поинтересовался Дезире. - И помогали вашей подруге в ведении дел?
- Дезь!
- Не надо сердиться, Рене. Храбрец и дерзец узнаёт куда больше стеснительного и деликатного...
Понимаете, ублажить мужчину так, как не сможет никакая обычная женщина, и получить за своё искусство плату - не стыдно. Стыдно не справиться. Утишить его тревогу - а те из военных, да и штатских, кто решил защищать Эдинер, погибнуть с честью или по крайней мере как-то перебиться, были тревожны донельзя, до визгливой истерии, - я попросту не дерзала. Грубиянов и насильников умела отвадить получше Майи. В танце - не превосходила, разумеется, но стояла почти вровень, я разве не хвалилась, что Эррата преподала мне с десяток уроков и осталась довольна?
А брать всё, что плохо положено и не прибито к месту саженными гвоздями, и при этом не попадаться, - женщина не совсем хорошо ухмыльнулась, - это я с детства умела. Нас в Зент-Антране воспитывали отчасти на спартанский манер. Типа "Нет у бедной сироты ни стыда, ни совести".
Майя была благодарна. Майя и без такого - лишь по дружбе да оттого, что не отданное другому искусство вскоре начинает скверно в тебе пахнуть - учила бы меня тонкостям своего дела.
Грациозности движений. У меня был природный дар, она умела придать такому шлифовку. Умению поддержать приятную беседу - не давить на собеседника своей эрудицией, а дать ему проявить во всём блеске свою собственную. Показать каждому всё, что есть в тебе красивого, - она часто говорила, что мой облик многогранен, только надо учиться поворачивать его под лучами света. В самой Майе-Рене видели, по её желанию, то девушку, то отрока: мы с ней обе были по природе хамелеоны под стать самому Динану, в котором всё зыбко и меняется.
"Я тоже проговариваюсь, - оборвала себя Та-Циан. - Не то чтобы к явному своему вреду, но без особой необходимости. Хотя насчёт вреда и необходимости - как сказать...
- И начаткам практической психологии она меня учила. И да, - тут стало отчего-то трудно говорить, но Та-Циан продолжила:
- И азам искусства плоти. Ибо как можно преподать тонкости, касающиеся мужчин, если не практиковаться? Про нас задним числом прошла молва, что мы - последовательницы одной великой древнегреческой поэтессы. На самом деле было куда хуже: мне все эти материи были безразличны. Истинное тяготение, истинная избирательная страсть пола не имеют.
- А ещё наш образ жизни, довольно-таки открытый, означал вербовку.
Новые хозяева города не чувствовали под собой ни фундамента, ни ног помимо глиняных: краснознамённые выскочки в древней республике знатных. Варяги в Новгороде Великом.
Вот один такой...
"Легенда говорила, что родной брат Майи, - неправда. Но близкий знакомый, это верно".
Некто Рони Ди родом из давней эркской поры, шапочно знал Картли и всю их компанию. Выслужился до золотых лычек на уставной плащ-накидке.
Он и начал разговор издалека. Что дочь и вдова народных героев должна внести свою весомую лепту. Что женщина, приобщённая (так и выразился) к древнейшему из общеполезных ремёсел, а к тому же наиболее угнетённая и эксплуатируемая часть населения, логично должна помочь тем, что стремится освободить всех её сестёр по несчастью.
- Прямо вот так? - спросил Рене с любопытством.
- Братец Пёсик, не покупайся ни на образность, ни на буквализм, - вмешался Дезире.
- Пёс? Это так, но для тебя...
- Я стараюсь изложить покороче и так, чтобы вы оба с пол-оборота поняли, - перебила Та-Циан готовую вспыхнуть перебранку. - Словом, отказаться было трудно. Невозможно. Крайне опасно. От нас требовалось по сути немногое: остаться на своём месте, когда и если "красноплащники" из тактических соображений оставят город. Не очень стратегически важный - типа развёрнутого знамени, понимаете. И какое-то время лишь наблюдать, вникать в разговоры.
Майя лишь кивала. Одно из умений хорошей наложницы - умение дождаться. Пока её кавалер выговорится.
Но я зачем-то сказала в полный голос:
- Умение прощупать собеседника у нас обеих кое-какое имеется. Память профессиональная, узко ограниченная. Связей никаких. Положим, однажды прямо от вас явится человек. Ну и что мы ему доложим? Что у нового командира кэлангов большая шляпа? Нас необходимо учить. Образовать хотя бы немного. Хотя бы одну меня, если здешнее место на ложе необходимо греть.
У меня был такой пунктик: бери отовсюду и всё, что подвёртывается. Учение (не вульгарное рутенское "учёба") - для меня своего рода магическое слово. Однако подругу я попросту не хотела глубоко впутывать в сомнительную авантюру, потому лишь и сделала оговорку. Симпатии к новой власти симпатиями, а поостеречься бы не помешало. Ну конечно, друзья мужа - это красивое имя, высокая честь. До драки сковородками мы с Картли не успели дожить.
Но, как вижу, насчёт Майи то была ошибка, ставшая нам обеим очень дорого.
Та-Циан сделала паузу.
- А кто такие красноплащники? - спросил Дезире. - Красные плащи. Нарядная была одежда?
- Да не особо. Пошло от покрышки длиной с кавалерийскую шинель - в Динане ведь все либо заядлые конники, либо претендуют на такое. Часть формы и удобная штуковина. У рядовых на неё шло грубое сукно базарной расцветки, офицер среднего звена мог позволить себе тонкое, похожее на фетр, ну а высший командный состав....
Тут она остановилась и критически оглядела подчинённых:
- Э, дальше так не пойдёт. Стыдно сидеть на уроке в неглиже и дезабилье, даже если вы незнакомы с такими понятиями. Идите к себе и приведитесь в божеский вид, а потом сразу в мою комнату. Пора бы уже с оной познакомиться.
Что без хозяйки они могли просочиться через любую щель, Та-Циан понимала, но нисколько не брала в голову. Её присутствие незаметно меняло вид любой каморы.
Еще до того, как ученикам войти в тамбур, она знала, что предстанет их глазам, пускай и не по-человечески зорким. Нелогично выглядящее зальце, которое большие, в рост человека, зеркала расширяли, а обои цвета кофе со сливками - сужали до вполне комфортного вида. Под потолком висел шаровидный абажур - как бы из пластмассы, но на самом деле из скорлупы яйца страуса, насквозь прорезанной восточным узором. Для такого были выбраны тупоконечные половинки. Изнутри зальце казалось несколько меньше, чем снаружи, - лишь намётанный взгляд мог заметить метровую стену с прорезанными в ней нишами, туалетной и кухонной, обе снабжены вытяжкой. Ниши укрыты зеркальными дверьми, чёрно-белые эстампы на стенах изображают три самых, по английской пословице, вещи: вздыбленного жеребца, танцующую женщину и чайный клипер под всеми парусами. У одной из межквартирных стен подвесная книжная полка и компьютер со средней величины экраном, у другой - некое подобие широкого дивана с высокими спинками, задней и боковыми. Низкий витринный столик рядом с ложем служит подставкой для полного чайного прибора и скрытым вместилищем сабли.
Та-Циан выдвинула на середину компьютерный стул, указала мальчишкам на диван:
- Располагайтесь поудобнее.
Отметила про себя, что одеваются оба с некоей причудой: Рене - в "фирму" из тех, что с самого начала выглядят хиппическим тряпьём. Дезире - в вещи по сути заурядные, но подбирает так, чтобы выглядеть в них истинным денди. Или - вариант - освещает изнутри самим собой. А уж держатся: первый - рубахой-парнем годов этак девяностых прошлого века, второй - куртуазным маньеристом. Хотя Бог его знает, как эти поэты выглядели в натуре.
- Открыли уши во всю ширь? Теперь вникайте.
Меня далеко не увозили: мало ли в пригородах Эдинера таких усадеб, куда человеческая нога не ступала с десяток лет. Заросших старыми яблонями и вишенником, малиной и снытью так, что почти не видно низкого дома, обшитого поверх брёвен штакетником "в ёлочку", со слегка поржавевшей крышей. Что очередные хозяева жизни взялись за ремонт, спровоцированный интересными обстоятельствами, - кому до того дело?
Ну, я не особо штукатурила и уж точно не сбрасывала сверху листы чёрного железа. Другие ученики - случалось. В свободное от занятий время.
Курс был, скажем так, интенсивный, оттого и не особо запомнился: в кошмарах одно хорошо - наутро ты их почти не помнишь. Одно скажу: именно тогда во мне прорезались способности к фехтованию. По типу мензурного - знаете, когда студенты с душою прямо геттингенской отважно зарабатывают себе наличные шрамы. Типа на личность, то бишь в физиономию. Такой экзамен на звание храбреца: не сморгнув, выдержать прямой удар в защитные очки. И защитить себя у меня получалось недурно, хотя сильно в этом усердствовать опасно: используешь приёмы ведь на автомате, инстинктивно, а это может при случае выдать. Я не боялась такого; и стать против мужчины, даже вооружённого подобным динанским каратэ-до, не страшилась тоже, хоть уж в последнем случае моё дело было полный швах. Ну и недюжинный талант к математике во мне проснулся. Именно - к созданию шифров, которые не сочинит и не распутает ни одна шифровальная машинка, потому что основан шифр не на мужской логике, а на женском отсутствии оной. А с принимающей стороны должен сидеть такой же с ума свихнутый, как и с передающей.
Ладно. Дом кое-как залатали и продали другому авантюристу. Вернулась я на прежнюю стезю, и стали мы с Майей-Реной усердно играть почти что самих себя: даму полусвета, которая держит открытый дом, и её то ли наперсницу, то ли домоправительницу. Девушки для услуг и юноши для охраны вмиг отыскались, когда назрела очередная смена декораций. По счастью, их не тронули. Чем хороша гражданская война в Динане, так это малой степенью обоюдного каннибализма.
- А чем плоха? - спросил Дезире. Он взбил позади себя вышитые подушки, облокотился на Рене, который в свою очередь налёг на резное перильце, и сидел теперь будто в парчово-джинсовом гнёздышке.
- Чем плоха? - повторила Та-Циан. - Самый дерьмовый вид междоусобиц, когда на твоей стороне выстроились в шеренгу паршивцы, которые, бывало, доводили тебя до слёз в воскресной школе, а напротив пришпоривают коней бородатые дядьки, гулявшие на твоей свадьбе.
"Второй. Не эдинерской. И вообще либо картинки поменялись местами, либо вариант бытия не тот", - оборвала себя.
- Не думайте, что мы обе получились такие все из себя Мата Хари. И Бабетта не шла на войну, и радистка Кэти не стучала на ключе - рацию ведь засечь проще простого. Имена были не паспортные - оно понятно, это как нынешний сетевой ник. Я - Каэтана, моя подружка - Цехийя, Золотинка. Чтобы позвучнее вышло. Кстати, никакого секса мы не практиковали - тем более храмового. Слишком высокое происхождение я на себя всклепала.
И никого мы выдать не могли - легенда, однако, гласила, что на моём вороту повисли сто или двести воинов Зеркала...
Рене на одном инстинкте повернулся к одному такому - словно желая убедиться, что исправно отражается в нём...
- ... которых я могла выдать - но не выдала, хоть и требовали с применением силовых методов. Чушь полнейшая.
- На последних словах заёрзал уже Дези.
- В чём дело - никак успели перебрать духовности? - холодновато спросила Та-Циан. - Там сортир с эксклюзивными приспособлениями. Типа низовой контрастный душ Шарко.
Слушатели застыли от такого цинизма.
- Как нас отследили - сама не пойму, - продолжала женщина со вздохом. - Мы обе были не слишком опытны, но попросту не успели сотворить ничего выдающегося. Я передала связному "красных мантий" записку - так, как это обычно делают, через тайник, никого не слыша и не видя. Думаю, кэланги попробовали её расшифровать и сломали зубы. По легенде, над этим билась армия дешифровщиков, пока не решили, что будет куда проще...
- В общем, если кто слышал, что нас поместили в главный эдинский централ, называемый "Замок Ларго", - то была чистая правда. Что вначале меня, с моим действительно неплохим происхождением, не хотели трогать - верно. К тому же помочь моим противникам с шифром могла одна я.
Но вот что вместо меня и на моих глазах пытали Майю, признанную мою любовницу, - дремучий бред. Она...
Та-Циан зажмурилась, сморщила лоб, поднесла пальцы к вискам.
"Чёрт, будто цыганская игла внутри черепа. Это парочка пелеситов, что ли, так кормится? Ну, если так - выдержу. И не без известного удовольствия, потому что червяку на крючке висеть и ждать, его заглотнут, - тоже сладость не особая".
- Её не то что насиловали - ей просто пользовались в открытую. Майя могла выдержать эскадрон гусар летучих и не сломаться, - продолжала она ровным голосом. - Мало кто может заподозрить в хрупкой и гибкой служанке Тергов - силу, почти равную неотёсанной мужской, и выносливость вдвое большую. Их ведь берут в работу лет с четырёх. Однако никто и не думал оказывать ей уважение. В том смысле, что уронила себя и священное достоинство ремесла. Извлекая из него побочную прибыль, ни в коей мере Рукам Бога не предназначенную. Непонятно, как почитание божества, пускай даже такое извращённое, могло соединиться в сознании с оголтелым пуританством. Хотя уж мне-то эти особи свою веру не исповедовали.
Ну вот, потом был пущен слух, что меня привязывали или приковывали к стене. Я же сама его и пустила - отчасти это было правдой, разве что цепи были необычные. И что не давали отвернуться. Вернее, я понимала, что не дадут. Только самое ужасное было - некое извращённое удовольствие. Палачи не ставили целью причинить моей подруге боль. Они лишь многократно повторяли то, что я однажды хотела бы проделать сама, но не осмеливалась.
И когда Майя ушла - не от шока, теперь я понимаю это, - впала с своего рода эйфорию, опьянение, близкое наркотическому...
- Эндорфиновый кайф? - спросил Рене. - Спейс?
Юнцы переглянулись.
- Потеряла сознание. Я тоже - почти. Тогда все вышли, остался один тюремный врач. Общая реакция на эти слова: такой же убийца, как и концлагерные. Потом он же наблюдал за паскудным действом. Ну да: примерно как я.
Лет ему было, кстати или не очень кстати, около пятидесяти - пятидесяти пяти. А целью было - проверить, выдержим ли мы кое-что посерьёзнее сегодняшней... предварительной беседы.
Вот тогда и состоялся некий судьбоносный разговор, который источники передают практически без искажений.
Я спросила:
- Ты можешь сделать так, чтобы моей зазнобе не дожить до завтрашнего позора?
Чем он сам за такое заплатит, меня вовсе не интересовало: каждый решает за себя. Я тоже. Пускай и он тоже.
- Мне привести вон её в чувство, сэнья? - спросил он в ответ. Будто понял, какие подспудные мысли кроются за моими словами.
Я не произнесла ни "да", ни "нет". Я сказала:
- Сначала дай ответ, а после можешь спрашивать. Лишь так принято у благородной крови.
- Разумеется, смогу, - ответил он. - У девушки и так всё на тонкой струне повисло.
А потом сказал - нет, не повторил прежнего вопроса:
- У тебя есть чем заплатить, помимо врождённого аристократизма?
Они ведь знали. Да и мы не прятались под масками, чтобы не усложнять себе работу. Оттого и презирали меня почти как Майю-Рену - вышла из касты, попрала устои. Но и своего рода уважение также чувствовали. Если ты дворянка, то имеешь право делать что хочешь и твёрдо стоять на этом. Но уж тогда будь твёрдой.
- У меня ныне лишь я сама, - отвечаю. - И моё слово. Вот я его тебе и даю. Когда я выйду отсюда, то непременно отыщу тебя. И подарю тебе такую же лёгкую смерть, как ты моей Майе. Или любую по твоему выбору.
Заметьте: не "если", а "когда". Дворяне не только разговаривают друг с другом на "ты". Сослагательное наклонение у них тоже не принято - как некоего рода извилистость...
- Что же, выходи, если сумеешь, - ответил лекарь, - но уж тогда крепко держи слово.
В Динане ведь главный интерес - играть со смертью в поддавки. И отношение к ней - не скажу чтобы фамильярное, однако типа "Все умрём - чего уж тут рассусоливать по поводу?"
Вот и наш врач: нагнулся к бесчувственной Майе и сделал укол в вену. Она только вздрогнула - и улыбнулась, как от счастья. И тотчас затихла.
А назавтра началось. Что конкретно - не скажу, всё было как в огне и тумане сразу. Слова помню - но на подобные вопросы нельзя ответить в подробностях. О шифре, да. О том, какие лица запомнила в школе: помогу ли со словесными портретами. Гнева никто не испытывал: они говорили вежливо, я отвечала кратко и старалась, чтобы по делу. Если им не удавалось выбить из меня признание - я считалась победительницей, меня даже поздравляли. Вот верно то было или нет - не знаю: сталось бы им и солгать, мне - по нечаянности сказать правду. Ещё врезалось на всю жизнь: "Такую нагую красу не грех и в пурпур одеть".
Лицо мне пощадили. Даже косу кто-то туго переплёл, чтобы не спуталась в колтун. Красота, понимаете ли, - дело святое.
А когда со мной наконец закончили - да не так уже, думаю теперь, нужны были моим противникам цифры и факты, - то увели в нижние этажи. Pace. Покой. Покойся в мире. Не слыхали таких слов? В ренессансной Италии так называли самые глубокие темницы, откуда уже никого не выводили - только бросали пищу через окошко. А уж куда попадёт, на сухой камень или в протухшую лужу - дела мало. Вода, считалось, в камере имеется своя - роса на стенках. И воздух - тонкой холодной струёй из щели под высокими сводами...