Рецензия на книгу Влады Медведниковой "Бирит-Нарим"
Удивительное впечатление производит этот текст, лаконичный до аскетизма - не слишком большой словарь, никаких тебе словесных завитушек, - сдержанный в выражении эмоций, да и колорит не слишком красочен. Так, редкие мазки бурого (глина), тускло-зелёного (деревья), алого (кровь), неяркие блёстки золота и серебра.
Удивительна повесть о неподвластном смерти существе, которое родилось на заре земной цивилизации и живёт в параллель с человеческим бытием, перекрывая его в точности как большой узор древних восточных орнаментов довлеет над множеством мелких, что в него вписаны.
Лабарту, один из экимму, "солнечных" вампиров Ассирии и Шумера, перелистывает столетия, как страницы кодекса, и наматывает на себя тысячелетия подобно свитку, ибо силы и возможности его необыкновенны даже в сравнении с сородичами. Жизнь его проходит в обрамлении развёрнутых мифологических символов: Дома как защиты, потери и места, куда предстоит возвратиться в конце пути, самого Пути как постижения истины, Отца и Матери, Жены и, возможно (проблеском - мальчик, который учит клинописи), Друга.Слова (знаков письма) как ключа к тому огромному тексту, которым является для Лабарту жизнь. Вспомним, что как только он постигает немудрую магию письмо, исписывая им стены жилища, так перед ним вновь открывается дорога. Сначала - малая, к любимой в прошлом женщине-созидательнице Ашакку, затем более длинная, к женщине-разрушительнице Зу, под самый конец повествования - вообще вон из Города Врат.
Кроме того - Города и Стен как колыбели, которую самой судьбой предназначено покинуть (Лагаш), скорлупы, что неминуемо должна разбиться (Аккаду), знака обладания и той потери, которая под конец становится желанной (Ба-Билу).
Также, и это пока главное, - Моря как символа безграничной свободы и божества? Бесспорно. Нигде не чувствует себя Лабарту таким живым, как на просторах океана, под кровом из ветра и туч - и в бурю.
Мирового Древа в виде ливанского кедра? Может быть, в будущем.
Ну разумеется, здесь мы имеем в корне своём не просто миф, но миф, оживлённый умом и фантазией современного автора: древнюю легенду о странствии и возвращении, тщательную обработку одного из тех трёх или даже двух сюжетов, которые только и находил в литературе Борхес.
Но несмотря на все эти теоретические выкладки - до чего выразителен, насколько человечен Лабарту! Его стойкое следование неизвестно кем сформулированному закону, которому, как он полагает, должны без веских на то резонов подчиняться все экимму. (А если не подчиняются и мыслят иначе - безумцы, как тот египтянин.) Его кредо: жертву нельзя слишком приближать к себе, а если она достойна равенства - то уже не жертва. Его любови, что так и не умеют полностью родиться на свет: Шубад проходит стороной, воплотив в себе разве что некий принцип (не убивать и не брать кровь возлюбленной, ибо любовь уравнивает). Милая и жизнерадостная Кэри во имя спасения Лабарту и без особой нужды становится именно жертвой. Волевая и нежная Ашакку отпускает от себя Лабарту, прекрасно понимая свою силу перед ним - двум орлам не ужиться в одном гнезде, даже если на деле это безграничный степной простор. Нидинту неспособна переступить через своё рабское состояние - и судьба её тем самым предрешена. Пища - и не более того. Инанна-Атума, Азу, играет в рамках, заданных ролью жрицы и блюстительницы высшего порядка - даже тогда, когда его нарушает сама, зачиная и рождая от смертного. Лучше всего выражает идею женственности бунтарка Зу, прекраснейшая из смертных. Дикарку Кэри можно было взять силой - это ей было поистине в радость. Для Ашакку довольно было на свою силу намекнуть. Зу настолько дорожит своей волей (не свободой, слишком ответственное это понятие), что гнётся, но не ломается. Презирает насилие, учинённое над ней Лабарту, и платит по-женски: скрытно, пожалуй, бесчестно, но по сути справедливо. Как уже было сказано, такая женщина - знак того, что Страннику следует продолжить путь, по доброй воле или нет. Второе значение этой фигуры - в ней воплотилось латентное тщеславие главного героя. (Прекрасно, что по сути Лабарту как раз не тщеславен и тем более не честолюбив.) Измена Пути - причина ухода из Вавилона, кара за бахвальство - повод к изгнанию, которое, в конечном счёте, радует Лабарту. Ведь он едва не изменил себе, живя внутри стен города.
Неизвестно, каковы будут дальнейшие скитания героя. Нет, логически это понятно и даже отчасти предсказано. Египет, к примеру. Но что предстоит ему дальше? Как и где Лабарту найдёт себе дом со всем тем, что принадлежит дому: возлюбленной, детьми, возможно - родителями и Отцом Сердца? Станет ли всё это возможным для экимму - или не судьба ему остановиться, пока длится история?
Роман, в отличие от истинного мифа, логически не завершён. Как и подобает современной интерпретации последнего, он представляет собой открытую систему. Ибо нет ничего более прекрасного и оправданного не этически, но эстетически, чем вручить свою жизнь случаю (крепость Або) и не зная, что ждёт впереди, сказать себе в душе: "Я счастлив". Каковой мыслью и завершается роман - так бесповоротно, что и думать о продолжении в этот момент не хочешь.
И, разумеется, вся убедительность и вся беллетристическая красота текста поддерживаются глубинной мифологичностью и сказочностью опорных фигур, каковые, в лучшем стиле Юнга, работают на уровне подсознания. И действуют таким образом на всех - не только на заядлого и заматерелого читателя, каким является ваша покорная слуга -