|
|
||
Т.А. МУДРАЯ
ДАРОВАННЫЕ СТИХИ
ВСТУПЛЕНИЕ
Переступив занозистый порог,
К нам Истина приходит, точно хлеб.
Из горсти выпей терпкое вино
И имя дай: ты раб или ты Бог?
Спадает с ветки грубая кора,
Свет льется через трещины Земли.
Отчисти грязь с оконного стекла;
Суда или весны пришла пора?
Багрянцем опоясан окоем,
Набухли гулким градом небеса.
Оборотись на звук иных шагов:
То смерть или гроза стучится в дом?
И тучи громоздятся, словно храм,
И звездный рокот рвет завесу лжи:
"Что стало с матерью твоей, скажи!
Я землю положил к твоим ногам!"
Так Истина - лишь раз - приходит в дом:
"Прими меня, меня ты назови.
Я безымянна в языка твоем,
Да буду - воздаяние в любви".
НЕМУДРЯЩИЕ СТРОКИ
Я пуста, как разбитый сосуд:
Ни движенья, ни света, ни мысли.
Одинокие руки повисли,
Точно ивы, упавшие в пруд.
Свой рутинный, обыденный труд
Совершаю, что день, поневоле.
Нет страданья, нет скорби, нет боли -
Выше уши, чем лоб, не растут.
Лоно, жаждущее оплодотворенья.
Длань разверзстая. Жаждущий рот.
Я имею одно только мненье -
Знанье где-то и медлит, и ждет
Моего волевого решенья.
Так приди же, меня оживи
И прорви Ты покровы забвенья
Всей отвагой и силой любви.
МОЛИТВА СУХОЙ КОЛЮЧКИ
Ты свет земли, сияние небес, земли отрада,
Души моей неугасимая лампада,
Наполненная маслом, столь летучим...
Ты выблеск молнии в нагроможденной туче,
Я - сидры терпкий, благовонный дым.
Терновник тот когтями впился в кручу...
Молю, одень его своим огнем святым...
МУСУЛЬМАНСКАЯ МОЛИТВА
("О Аллах! Омой грехи мои дождем, снегом и градом")
Аллах, молю! Всю грязь с меня отмой
Потоков горних ледяной водой.
Снег туч твоих - торжественный покров -
Оденет наготу моих грехов,
И хладный жемчуг из твоих зыбей
Коснется вдруг самой души моей.
ДИАЛОГ
"Боюсь я сердце горячить,
Пришпоривать коня!
Умчится прочь и от тебя
В ночь унесет меня".
"Не надо сердце торопить -
Да будет в нем покой!
Он мал и робок - кто зачат
И выношен тобой.
Не стоит высших благ просить -
Ты их не понесешь.
С тебя довольно различить
Что - правда и что - ложь".
"Но в темноте, но в тишине
На свой нисходит трон
Тот, Кто родил меня во мне
И не был сам рожден".
ПРОСТО ПЕСЕНКА
Противоречия сходятся,
Антагонизм зарастает травой,
Противоборство здесь выглядит
Совершеннейшей чепухой:
Жизнь и смерть равно славят Господа,
Обе - костяшки в Его руках,
И всё равно, что тебе по ним выпало:
Россыпь звездная иль земной прах.
ТОСКА О ЦЕЛОСТНОСТИ БЫТИЯ
(мавританский теологический романс)
Я руки к тебе простираю...
Ты руки ко мне простираешь...
Я от страсти сгораю...
Ты от страсти сгораешь...
В кольце наших рук простертых
Мир раскрывается книгой:
Страницы ее изумрудны
И буквы - цвета огня.
Газели с глазами красавиц
Пасутся в раздольных травах,
Рвут бархатными губами
Тюльпаны и розы твои.
Ведь твой мир - как тюльпан бесценный,
Колышимый теплым ветром,
Где мысль моя - тихий ветер,
Твоя - благодатный дождь.
Его великая книга
Создана нашей любовью,
Ты в ней себя воплощаешь,
Я - принимаю в себя.
Я хотел бы открыть заставкой
Мир книги твоей многоцветной,
Желал бы служить ее точкой
После слова "Конец".
Ты вывела киноварью
Меня на странице заглавной,
И вывела ты багрянцем
Меня у последней черты.
Придай же оттенок шафрана
Мне в знак золотой печали
И обведи лазурью
Как символ вечной тоски -
Ведь твой мир - только мяч на лужайке,
Повисший в изгибе човгана,
Помноженный на отраженья
В колодце темных зеркал.
И те зеркала - меж нами:
Касаемся пальцами пальцев,
Пьем с губ мы хмельное дыханье,
Но нас леденит стекло!
Крупицы моей сути,
Осколки твоей сути
Не исцеляют - ранят
И порошат глаза.
Зачем нам эта ограда,
Коль мы равно безумны,
К чему между нами преграда,
Когда нас пронзила стрела?
Любовь нам пронзила душу:
В любви есть свое дерзновенье,
В безумии есть отвага
Перевернуть весь мир.
Одежды твои сияют
На шесть сторон сего света,
Лицо твое под чадрою
Ярче тысячи солнц.
Ты солнце - я солнечный сгусток
В глуби твоих отражений,
С тысячекратной силой
Свет мой горит в тебе.
Сожги же тьму зазеркалья
Палящим и чистым дыханьем.
Сплавь трещины изображенья
Своим небесным огнем!
Я руки в мольбе простираю
И от страсти пылаю...
Ты руки ко мне простираешь
И от страсти пылаешь...
Какое дивное эхо!
ВАРИАЦИЯ НА ТЕМУ ДАВНОПРОШЕДШЕГО
ПОЭТИЧЕСКОГО ТУРНИРА В БЛУА
От жажды умираю у ручья -
Иной водой хотел бы я напиться.
Тянусь к огню - от дрожи корчусь я:
Он слишком слаб - и с солнцем не сравнится!
Раскачиваю камень я зазря,
Что опрокинуться не может поневоле,
Лечусь зубилом от зубовной боли,
Роняя пот в начале января.
Всю жизнь был стариком. Не постыдилась,
Взыграла в сорок молодость моя,
А в пятьдесят - младенчество открылось.
Лет в семьдесят рожусь куда-то я
Разрушу дом и выскользну наружу,
Чтоб огрести Вселенную - и тут же
Вмиг променять ее на ломаный пятак
С твоим портретом... Кто влюблен - дурак
И множит глупости. Торжественной толпою
Они спешат за мной и манят вслед -
Весь извернувшись, стать самим собою,
Закрыть своим бельмом весь белый свет,
Пить вечности вино из грубой склянки,
Повесить на звезду свои портянки,
Обжиться в мироздании! Привет
И смысл свой ниспослать Горнилу Смыслов! Нет:
Дарить любовь Любящему всецело,
Взаимности не требуя в ответ,
Греховных вымыслов навязывать свой бред,
С Ним пренебрегши сверить слово или дело.
С Богатым нищетой своей делиться,
Провидя скудных духом торжество,
А чтоб еще поболе осрамиться -
Пятнать своим грехом светлейшество Его.
Как нимб - цирюльный тазик на башке,
Тростник прямой в бестрепетной руке,
Щит из папье-маше, стишки кропать пригоден;
Так выступил на брань дурак один.
Но стих мой слишком мэтру Франсуа стал сроден:
Так вмиг перевернем и рифму, и зачин!
От жажды помираю у ручья,
Близ очага испытываю дрожь -
В земных прожилках кровь пульсирует Твоя
И, как костер, Свое Ты тело жжешь.
Чтобы игрой потешить нас, людей,
Ты бабок понаделал из костей.
Мир гостиею с давних был времен -
Свершилось чудо! Он пресуществлен!
И тыщи жадных ротиков сосут
Твой смертный пот, крадя Твой Крестный Путь.
Одна вина - одно и искупленье:
Соборности исполнено решенье!
Сайид Иса! Когда бы был Ты Бог,
Давно бы от тоски я изнемог.
Но это правда - что же мне тогда :
Всю жизнь подряд томиться от стыда?
Как из адептов самый молодой,
Кричать: позволь закрыть Тебя собой
И умереть...Что за абсурд! Но так
Я докажу, что зрелый я дурак.
Земной свой круг дурацки заверша
И по-дурному каясь - лбом о плиты -
Пока на небеса стремит моя душа,
Как истинный кретин, произнесу молитву:
"Я богоед, от крови Бога пьян,
Дрянная копия, фальшивый Твой чекан, -
Люблю Тебя. Но мне воздай по вере:
Глаза лишь прохладив в Твоей реке,
Твой грошик стиснув в потном кулаке,
Пусть вечность проведу лишь на пороге двери".
MARE TENEBRUM
Я плыву куда-то в сторону,
В голове сплошной туман,
А на мачте грает вороном
Полуночный капитан.
В море бреда волны жаркие
У бортов моих кипят,
Люлькой палуба колышется,
Влага хлещет сквозь шпигат.
В Море Мрака - воды черные:
Птицы за кормой летят,
Бурю кличут непроворную
И кораблик сторожат.
А команда - груз несмысленный,
Что набился на шкафут:
Голытьба, бродяги, беженцы
Скарб и живность берегут.
Точно скот, пригнулось людие,
Ждет кнута иль кулака:
И в глазах овец - привычная
Эмигрантская тоска.
Близ кормы разбит супружеский
Парусиновый чертог:
Муж седой на страже девочки,
У груди ее - сынок.
Гвалт кругом, но под нетронутым
Их навесом - тишина:
С мирозданием спеленутым
У груди - живет она.
Сладко дышит мироздание,
Свой покой всему даря:
Как заснет - погода на море,
А проснется - так заря.
Тьма как занавес раздернута,
Страх уходит без следа,
И горит над самым клотиком
Синеглазая звезда,
И кораблик тугопарусный
Будто гончая, ретив:
Устремляется отчаянно
Поперек волновых грив.
Свежий бриз в ладоши хлопает,
Струны вант поют, гудя;
И, в одеждах цвета небушка,
Мать баюкает Дитя.
МОЛИТВА ОДИНОЧНОГО ТУРИСТА
Ты, разумеется, не заслуживаешь ненависти
И куда как выше прощения моего.
Просто я хотел бы возненавидеть Тебя только ради того, чтобы простить.
Ведь Ты всё в мире бросил на наше сквернейшее попечение:
И беззащитность зверья, и хрупкость небесных преград,
И нежную зелень дерев, и стоянье морей, и трясение гор, и звезд путеводную нить -
А подумал ты, во что на таких драконовских условиях
Нам станет рай заслужить?
Просто я зубоскалю над Тобой, Господи,
Потому что в самом деле на земле Твоя власть,
Потому что иногда приходится и над заветным смеяться,
Дабы на колени перед ним не пасть.
Ты, безусловно, потусторонен и недоступен любому общению
И куда как выше простецкой моей любви,
Только я Тебя вырастил и заключил Тебя накрепко
В глубине цветка с пульсирующими мясистыми лепестками,
На пестике внутренней раффлезии моего имени,
На престоле огненной лилии - орифламмы сердца моего -
И мистической каббалистикой окружил, записал в крови.
Вот и сиди внутри, маленький, как Дюймовочка,
А я буду тебя крепко стеречь и охранять, шляясь по земле налегке,
Как та босоногая кармелитская монахиня,
Что повсюду таскала с собой восковую куколку Христа
В своем заплечном мешке.
И я смогу говорить Тебе всё, что мне захочется,
Потому что Ты будешь ближе ко мне, чем мой штопаный плед,
Чем биение крови в висках, чем яремная вена,
Как то тайное тайных подсознания, что открыл
Вдохновенный безумец Фрейд.
Просто я парадоксален, как и Ты, Господи,
Просто все мы подряд носим Твои цвета,
Просто наша жизнь - такая бестолковая,
Как на болоте гнилом комариная суета.
Ты не беспокойся: я понесу Тебя по жизни бережно, как богемскую капельку,
Слезку, которой стоит обломить кончик - и взорвется, будто снаряд;
Только уж больно я велик, а Ты такой маленький,
И разношерстные беды в сердце моё толкаются и стучат.
Только и ты помоги мне, чем можешь, Боже мой Святый,
Ведь Ты всеобъемлющ, а я, непутевый, так слаб:
Кони необъезжены, сбруя в латках, ямщики пьяноваты,
И кибитка жизни вечно ныряет с сугроба да на ухаб.
А впрочем, не волнуйся за итог; просто положись на меня,
как на фундамент каменный.
Просто мне так назначено, хоть судьба гнёт в дугу,
Быть с Тобой, нянчить Тебя, терпеть от Тебя, Боже праведный!
Словом, можешь за Себя не тревожиться: уж как-нибудь да сберегу.
МЕДИТАЦИЯ БОМЖА-ДОБРОВОЛЬЦА
Сплети свой кокон из того, что бренно, -
Из пыли старых книг, из слов минувших плена;
Скрип двери отчей пусть пребудет постоянно,
Как сердца твоего трепещущая рана.
Кирасу скуй из птичьих томных стонов,
Из радужных капели перезвонов;
Пусть в ней слепящей чернотою отразится
Стрижиного крыла летучая зарница.
Сотки свой плащ из золотого зноя,
Стесненья милых рук, пахучих трав прибоя;
И толстого шмеля над клевером жужжанье
Пусть будет лейтмотивом лет скитанья.
Покровом станут крон древесных стяги,
Узорный иней, что одел овраги,
Царапанье листвы на глыбистых путях,
Стук желудей, простор лесной светлицы;
Изменчивость одна полна отваги,
Одно случайное останется в веках,
Лишь мимолетное в легенде сохранится.
Ведь с ветром от костра, как лучезарный прах,
Взлетают не скрижали, а страницы!
ШУТЕЙНАЯ ХВАЛА БАГИРУ,
величайшему коту-сфинксу всех времен и народов
Мы на пару с Железным Котом
Весь земной шар вокруг обойдем!
Если с выси прядает Багир,
Если молнией блещет Багир -
Прочь, бандит, берегись, рэкетир!
Когти - крючья, клыки что кинжал,
Я его в честь пантеры назвал!
Гладкокож "египтянин" Багир,
Что каштан отливает Багир,
Он всех кисок на свете кумир!
И, нюхнув ввечеру валерьяны,
Им поёт многозвучней органа.
Без числа гладкокожих котят,
Тело - плеть, а глаза - что смарагд, -
По дороге отцовой спешат:
Как стрела поражает Багир,
В цель свою попадает Багир!
Но в хозяйских объятьях Багир -
Верный, нежный, смиренный Багир -
Излучает дремоту и мир.
Так, в обнимку с Железным Котом,
Земной шарик насквозь мы пройдем!
ПЕСНЯ МУНКОВ-КУЗНЕЦОВ
(племя наподобие цыган или неандертальцев)
Из прекрасных металлов создал ближний мир
И как ножны украсил Кузнец-Ювелир,
И назначил тебя сердцем их и путем.
Между молотом и наковальней вложил,
И клещами сдавил, и в огонь поместил,
Извитое железо чтоб стало клинком.
Черная бронза, красная медь,
Знаешь ты солнце, знаешь и смерть,
Белому золоту - ясно звенеть!
Сталь голубая, кромка остра,
Стала душа без упрека храбра;
В этом - сиянье Его серебра!
КХОНДСКАЯ ЭПИТАЛАМА
(кхонды - племя волкопсов)
Каждый шаг твой - песня в полнолунье
Пред лицом Владычицы Приливов,
И земля покорно принимает
Царственную поступь лап упругих.
Запахи твои слепят, как солнце
В сердцевине налитого полдня,
И хвоста благое мановенье -
Точно луг цветущий, многотравный.
Очи - жизнетворные озера,
Шерсть твоя - вся в звездах тьма ночная;
Ряд сосцов - молочное сиянье
Каравана, что сквозь небо протянулся.
В темноте таинственного лона -
Бездна предначертанных рождений.
Дай и мне в нем к жизни возродиться,
О сокрытых помыслов ведунья!
ЖАНРОВАЯ СЦЕНКА
Черная кошка внаклонку пьет из замерзшей лужи -
Обе лопатки горбом и по грязи расстеленный хвост.
Тут же, свернувшись в клубок на подстилке из листьев подгнивших,
Дремлет пес-побродяга. То осень златая пришла.
ПЕСНЯ ПУТИ
Поспеши, мое сердце, уйти поутру с караваном,
На стоянке Пути не броди в одиночестве ты;
Вот и первый верблюд еле виден за дальним барханом,
И за самым последним песок заметает следы.
Отряхни же с подошв пыль земных расставаний,
Пусть поделят шакалы, что сброшено легкой душой.
Что в сем мире твое? Чаша для подаяний,
Крепкий посох, кирках - и томительный путь за спиной.
У истока пути - твой разрушенный дом. За песками,
У скончанья пути, ждет тебя золотая страна:
На пороге Любовь, чьи одежды крылаты, как пламя,
И в руке ее - чаша хмельного вина.
"Выпей это вино. Кружат голову предначертанья.
Посмотри, как подобно оно твоей блудной судьбе:
Сверху светло оно - в нем вся чистая радость свиданья,
Но осадок горчит: это слезы мои о тебе.
Был ты юн и горяч, и вела тебя жажда познанья,
В целом мире сбирал ты летучие знаки мои.
Говорят, в многом знании много страданья:
Брось искать ты - и полною жизнью живи!
Был ты трезв, был ты сух, знающ и почитаем,
Да хлебнул только раз моего огневого вина.
Много книг ты прочел: ныне свитком дорога прямая
Развернулась в песках - так читай лишь ее письмена!
Стал ты разума светоч, наряжен в хатыба одежды,
Но шальная любовь их, играя, с тебя сорвала.
Был умен - всё забудь, стань блаженным невеждой:
Что душа наготовила впрок, отразят пусть мои зеркала!
Много сур заучил, а теперь ты бредешь как в тумане;
Что осталось в седой голове и кипучей крови?
Я спрошу: "Что хранится в Священном Коране?"
Ты ответишь: "Там роза - посланье бессмертной Любви".
В дом мой тихо войди. Свою обувь оставь у порога.
Камня в нише коснись, чтобы смыть грех с иззябшей души.
Послушание - знак ученичества. Требую строго:
"Я - хаким твой. Учить мне тебя разреши".
Перед силой моей измышленья людские - лишь эхо.
Пошути на прощанье, отринувши смертных дела:
"Разум ищет верблюда, чтоб в Мекку поехать,
А любовь уж семижды по кругу кыблу обошла".
...Колокольчики тихо звенят за барханом,
И песок заметает двугорбых атанов следы.
Лишь рискни, пробудись - и за мира обманом
Просияют вовеки прекрасной Любимой черты.
ГИМН ИСЛАМСКИХ ПУРИТАН
В день, когда небо падет на дол,
Всё потрясши кругом,
Славен, кто Купол Света возвел,
В навершье скрепив замком.
В час, как светил нарушится ход
От поступи Господа Сил,
Славен, кто Айя-Софии свод
Лучшей из сур окаймил.
В миг, что от звука имен Твоих
В страхе дрогнет земля,
Славен будь тот, кто под сводом воздвиг
Радугу из хрусталя.
Когда воды морские устанут стоять
И хлынут со вех сторон,
Благ, кто вокруг водоема взрастил
Сад из стройных колонн.
Когда горы завьются, что волглая шерсть,
И дыбом станет простор,
Благ, кто на твердом полу разостлал
Цветистый райский ковер.
Когда крепость людей, зажав между скал,
В своем кулаке Он стеснит,
Благ, кто из бездн минареты поднял,
Их копья направив в зенит.
Когда в гневе откроется пред людьми
Сущего яростный лик,
Благословен, кто с мольбой утвердил
В михрабе - Книгу из Книг.
Коль воскресший Иса предъявит свой счет
Тем, кто распял на кресте,
Славен, кто Слово свое начертал
Каламом на чистом листе.
И в тот день, когда черный ад разожжен
И хлябей не обогнуть,
Благ, кто провел над пучиной времен
Прямой, точно лезвие, Путь!
КОБЫЛИЦЫ ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ
В знак владенья Хиджазом Пророку как дань
Пять кобыл привели бедави:
Хамдани словно смоль,
что каштан Кохейлан,
золотую Хадбан,
рыжую Обейан,
Светлым-светлую Сиглави.
И теперь они бродят меж райских полян,
Не касаясь копытом травы:
Хамдани словно смирна,
рейхан - Кохейлан,
будто мускус - Хадбан,
и шафран - Обейан,
Роза белая - Сиглави.
В день, когда заклокочет небес океан,
Пять пылающих звезд призови:
Хамдани - что смарагд,
морион - Кохейлан,
алый яхонт - Хадбан,
и опал - Обейан,
И жемчужину - Сиглави.
И помчатся из туч - по ветрам, по горам -
Над землею, погрязшей в крови,
Хамдани словно смерч,
как буран - Кохейлан,
как зарница - Хадбан,
как рассвет - Обейан,
Словно девственный снег - Сиглави.
Через пять континентов, пять варварских стран -
Воплощением гневной любви:
Хамдани словно смерть,
будто суд Кохейлан,
как расплата - Хадбан,
и мольба - Обейан,
И прощение - Сиглави.
...В знак владения миром Мессии как дар
Пять кобыл приведут бедави:
Хамдани, Кохейлан, Обейан и Хадбан,
И прекраснее всех - Сиглави.
ЖЕНЫ ПРОРОКА
Жены чистые Пророка,
Цепь жемчужин без порока!
Созданы по воле рока
Были разными они:
Та щедра, а та богата,
Та умна, та простовата,
Та на руку таровата,
Та смиренна во все дни.
Та учена несравненно,
Та - на язычок остра,
Та прекрасней пери пленной,
Та ревнива, та добра,
Та властна, а та - простушка:
Были сделаны Аллахом
Из кривого, знать, ребра!
...Прах все то и стало прахом,
Облупилось, как кора,
И с души мгновенно спало,
Что при жизни одевало, -
Как корявая ракушка
С драгоценного ядра.
За пределами Вселенных
Джанна есть: чудесный сад,
Где близ ложа Мухаммада -
Цепь жемчужин несравненных
И браслет супруг пречистых -
Девять светочей горят.
Преклонись в земном поклоне,
К небу руки протяни -
На твои, жена, ладони
Вмиг опустятся они.
И пройдя небес препоны,
Сквозь хрусталь семи преград,
Те исламские мадонны
Светом душу освятят.
РЕФЛЕКС НА СОТУЮ СУРУ КОРАНА
Клянусь копытами, взрывающими пыль!
И гордостью бродяг и голодранцев,
Что покоряют все империи! Клянусь
Рассветом Бедра, Ухуда затменьем
И всадниками Страшного Суда!
Любовью обитателей циновок,
Богатством нищих на Пути Моем!
Я ввек не изменю и не закрою сердца,
Лица не отверну, очей не затворю
На то, что совершают в своеволье
Мои рабы, друзья и аманаты,
Мне присягнувшие владетели миров.
Моя рука легла над их руками,
Когда они мне клятву принесли,
И не они - то Я бросаю камень,
Летящий в зло неправедной земли.
Я - меч им всем, доспех и воздаянье.
Но перед ними стал тот воин Мой,
Кто бескорыстно преклонен передо Мной,
Кто, жаждая Меня, не тянется к слиянью,
К дарам благим и к райскому сиянью:
Тот по одной любви вступает в Мой покой.
МАКТУБ,
или Что написано обо мне в Книге
Ах, мой дом - предначертанье -
Крепко встроен в мирозданье
И наполнен снедью всяких благ,
К вечной жизни предназначен
И границею означен -
Но в моем лице не дремлет враг.
Ты вложил в меня программу,
Ты пасешь меня, как мама,
Только я упряма на беду:
На пятак свободной воли
От Тебя взяла я в долю -
В косяки упрусь, но не войду.
Всё же будет больше блага,
Если Богова отвага
Пообтешет мне углы теслом
И, забив меня в творило,
Молотом поддаст мне с тыла,
На щеколду застегнув за мной проем.
ОДА ТРЕТЬЕМУ РИМУ
На Третий Рим промозглый ноябрь упал,
Льют гнилые дожди на раскисшую слякоть.
Что остается домам? Только плакать и плакать:
Нет человека в них - колокол тот по тебе прозвучал.
Третий Рим, проклят ты. Всё величье твое стало срамом,
Из-под ног у тебя ускользнула страна.
Первый Рим запустел, а Второй - завоеван исламом,
Но ведь истинный Рим - неопалимая купина!
Есть в тех двух возрождение и постоянство,
Ну, а ты взял себе только то, что оттуда ушло, -
Черную метку могущества, идолатрию, пьянство.
Не оттого ли дороги твои горючим дождем замело?
Все народы ограбил. На троне из праха воссел.
Распростер по земле загребущие, цепкие длани.
Что другие великие создали - всё себе взял в удел;
Но соборность твоя зиждится сплошь на обмане.
Мог быть великодушным - от радости ты, что велик.
Мог когда-то и щедро делиться - с большого избытка.
Первый твой инквизитор придумал Христа страшный лик,
И смотреть на него для тебя - нестерпимая пытка.
От грехов Спас на плате твоем огрознел, потемнел -
Так стал черно-кровавым вовек белый яхонт мекканской святыни;
Юный лик, что в Турине, состарился от человеческих дел;
Но благовестия звонкий родник - он течет и в пустыне!
Старший брат! Ты разваливаешься на куски:
Это признак душевной проказы, духовной гангрены.
Но дыханье Христа, как ручей, пробивается через пески,
Прорывается из пелен, высвобождаясь из плена.
Кайся. Радость твоя уж давно позади:
Цвет нежнейший Любви сокрушил ты железом Закона.
По скалистым ступеням с вершины холма снизойди -
И приникни к истоку ручья всей душой опалённой.
...Осень поздняя. Город окутан туманом седым
И трепещет под ветра суровым напевом:
"Боже правый, веди их путем прямым -
Не путем всех заблудших и тех, кто под гневом".
ХАДИС О МЕДИНСКОЙ МОЛИТВЕ
Молится Пророк в ночи темнице,
Из Ясриба в Мекку шлет поклоны:
"Дай, Аллах, чтоб всем нам полюбился
Город пышный, влажный и зеленый.
Здесь вверху - лазури изобилье:
Ну а в Мекке, в бесконечной дали,
Золото небес одето пылью,
Бирюза песков полна печали.
Здесь потоков свежее струенье,
Водоем, канал - всё честь по чести.
Жаль, что споро губят населенье
Лихоманка в паре с кровной местью.
Вижу наперед, что здесь случится,
Родина побед, души чужбина,
Горек мед твой, дочери убийца
И могила моего с Марией сына!
Мекка, распростертая под солнцем!
Солона, как кровь, вода живая,
Что из жил твоих на волю рвется,
Плоть земную преодолевая.
В том, что отлучили от колодца
И киблы - в том нашей нет измены.
Что же без меня отныне бьется
Сердце мира, средоточие вселенной?
Бег коней до Замзама и Зданья
Бурею протек через сраженья;
Измеряется до Мекки расстоянье
Не фарсахами, но сердца устремленьем!
Только надвое и тут судьба рассудит:
Лишь паломником приду я издалека,
И не Мекка, лишь Медина будет
Называться Городом Пророка".
Молится он в предрассветной сени:
"Чужаками мы по свету бродим.
Дай, Аллах, любить и те ступени,
По которым мы в святилище восходим".
ЖЕНСКАЯ КАСЫДА
На стоянке лесной, где прошли мои детские, юные,
Лишь обломок стены, копоть едкая, гарь и зола;
Только пень почернелый насилу под снегом виднеется
На том месте, где раньше над прудом склонялась ветла.
Ветер зимний повеял, раздул снега белое марево -
И пресекся навеки источник живого тепла;
Он лицо мне изранил, одежду порвал, и от звезд, ниспадающих
От дыханья его, все в царапинах рек зеркала.
То чем я дорожила, что сердце в объятьи держало мне,
Всё ушло в одночасье, в мновенье сгорело дотла.
Нет отныне душе беспечальной пристанища:
Ни тревог, ни докучных забот, ни двора, ни кола.
Меж тобою и мною отныне простор беспредельности,
Вместо сада земного - нагая пустыня легла;
Ты нисходишь с холма. Удивлен ли, обижен ли,
Что дорога моя от тебя в даль меня увела?
Что нашло на тебя, что меня одолело - не знаю я,
А стою и гляжу на тебя, чуть касаясь губами стекла;
Между нами оно: ни разбить, ни прорвать, лишь в скитаниях
Обойти - и тоска в моем сердце да будет светла.
Что тебе в моем имени? Что мне - в прекраснейшем
Многозвездьи имен, тех, что слава твоя назвала?
Не стройна я совсем, и походка уже не упругая,
И волнистая прядь не блестит на свету, как смола.
Недостойна любви, недостойна прощания и расставания,
Недостойна прощенья - с собою самой слишком в мире была;
Седина в голове, бес лукавый в ребре, пусто на сердце,
И покой до рассвета тревожат немолчные колокола.
Только - странное дело! Во мне ты, Великий, нуждаешься.
Сотворил изумрудный шатер - на твоем бы просторе жила;
Для утехи моей и покоя - всем миром живым притворяешься,
И объемлет его океан твоих дум от угла до угла.
Ты холмы как опоры воздвиг, многомудрый Палаточник,
О влюбленный Хайям, и лазурных небес натянул купола,
Как игрушки меж них разбросал ты недолго живущее:
Расцветающих, скачущих в пене, простерших над ветром крыла.
Между лилий пасешь ты стада круторогих, медлительных,
Чтобы их расчесавши, себе я одежду для стужи спряла;
И роняешь ты наземь с деревьев душистые, спелые,
Те, какими Мария глаза прохладить и напиться смогла.
Что ни вытерплю я, ни отвечу на зов, что ни сделаю -
И на слове моем, и на деле печать твоя крепко легла;
Ты шахтранджа доску развернул предо мной черно-белую -
Для творенья добра, для познанья безбрежности зла.
Расцвету я душой после долгого, трудного странствия,
Точно лотос, бела ввечеру, на рассвете ала;
К заповедному месту явлюсь, с оборота пройдя мира здание,
Как завещано нам: ведь планета изрядно кругла.
Ты потреплешь по шее свою длинногривую, пылкую,
И помчится к усталой моей: оперенная солнцем стрела!
И соскочишь с коня, как невесту, подхватишь ты на руки,
И в объятия жаркие, смертные - примешь с седла.
И пойдем, наконец, не спеша, к моему достоянию,
Подхватив кобылицу небесно-проворную за удила;
Белый царь, белый конь и царица-невеста вся белая, -
К горизонту, где светом одет белый город-скала.
МЕЧЕТЬ НА ПОКЛОННОЙ ГОРЕ
В летучий, дерзкий ты войди пролет
И дверь резную отвори с усильем.
Здесь пол в коврах, и лучезарный свод
Здесь над тобой свои раскинул крылья.
Скинь обувь и на галерею поднимись:
Твоя душа уже творит поклоны,
И, как она, из праха рвутся ввысь
Узором сплошь одетые колонны.
В михрабе - словно тень Его словес,
И, золотом имен Его сияя,
Хрустальный невод опускается с небес,
Своей красою сердце уловляя.
Весы верны и точен здесь расчет:
Тебя не обездолят ни на волос.
И хоть всю жизнь твою прочли уж наперед,
Здесь твой негромкий есть кому услышать голос.
ПЕСЕНКА ПРО МАЙСКИЙ ВЕТЕР
Теплый ветер неспешно с востока на запад подул
Вдоль воды, вдоль земли, вдоль цветущих весенних дорог;
Синь небес обновил, пыль с лужаек смахнул
И волной уложил на пригорках и дюнах песок.
Шалый ветер поднял облаков паруса
И листву завернул, как у прачки подол;
Камни моет река, солнце плещет в глаза -
День всесветной большой постирушки пришел.
Буйный ветер танцует в реке, в клочья рвет бытиё -
Так пляши же в обнимку с подружкой своей!
Скинь все платье, ей под ноги брось, как тряпьё, -
Возвратится январского снега белей.
Властный ветер с востока по свету прошёл
В ширь морей, в глубь долин, мимо гор:
Паутину с углов мироздания смёл
И вселенную сдвинул с опор.
Резкий ветер проткнул обыденности дутый пузырь,
Все-то мысли развеял и голову с плеч уронил;
Ты себя позабыл - так иди в бесконечную ширь,
Расплеснись, как вино из кувшина: достало бы сил!
Звонкий ветер хохочет, как медный котел:
"Что струхнул? Вся беда позади.
Голову потерял - зато сердце нашел;
Вот бы малость почистить в груди!"
Вольный ветер напряг паруса - улетай в небосвод;
Круговерть бытия, хоровод белых солнечных спиц.
Птица радости в горле дрожащем поёт -
В ямке теплой меж крыльев простертых ключиц.
ЛИКИ ФЕВРАЛЯ
Февраль. Мороз. Сияние небес:
Их синева отважна, словно знамя.
Покровы облаков разорваны ветрами,
И беззащитен оголенный лес.
Февраль. Метель переметает рвы
И ставит переметы на полянах,
И жесткий наст лежит, как соль на ранах,
Среди пожухлой и седой травы.
Февраль. Капель. Кристалл души моей
Его до блеска огранили вьюги,
И как алмаз на ювелирном круге,
Он испускает пригоршни огней -
И слёз. Вширь расплеснулась суть моя,
И в ней горит вся гамма восхожденья:
Семь нот, семь хроматических ступеней,
Семь радужных завес на лике бытия,
Семь над землей раскинутых шатров,
Семь бастионов верных мирозданья...
Вотще собой ты меришь расстоянья:
Их одолеть лишь радуге из снов.
...Когда вступаешь в сумеречный лес,
Земную жизнь преодолев до перелома,
Ты не грусти по свету неземному;
Знай: всепобедна синева небес.
МОЛИТВА ПРЕДСТОЯНИЯ
Вот я пред тобой, любимый, вот я пред тобой,
Нет тебе товарища, но вот я пред тобой,
По пути горящему я иду вослед
За тобой, которого больше в мире нет.
Хоть непозволительно мне тебя познать,
Хоть неисчерпаем ты - я тебе под стать;
В капле и в колодезе плещет всё одно
Океана вечного пьянящее вино.
СЕНТЯБРЬ НА ОКТЯБРЬСКОЙ ПЛОЩАДИ
(песенка на два голоса)
Там, над площадью, Айи-Софии
Опрокинутый парус плывет,
И горят изразцы голубые,
И нетронуто чист небосвод.
Ослепляющим солнцем одеты,
На великом межзвездном пути
Словно мачты, стоят минареты
И готовятся парус нести.
И внизу, горизонт исковеркав,
Уж не веря ни в Бога, ни в Мать,
Напряглась Вознесения церковь,
Чтобы землю с изножья сорвать.
ТИШИНА - КОТОРАЯ - СВЕТ
Горит колючая звезда на бледном небосклоне,
И в мире слышится тогда хлопок одной ладони.
Полупрозрачная луна среди ветвей повисла -
Кусочек булки в молоке, жемчужина в короне.
Течет бездонная вода, дробит на искры месяц:
Беззвучно плещется всегда, хоть рыбы нет в затоне.
Ее ты вброд переплыви: следи, чтоб не заметил
Пирамидально-хвойный лес, стоящий в обороне.
Там в стрежень втиснуты следы дорожкою тончайшей,
Хоть Архимед и позабыл про то в своем законе.
Их стежка молнией дотла испепелила тучи,
Связавши сторону стекла с краснокирпичной зоной.
Те, кто прошел ее, в горсти с собой приносят солнце;
След в след по цепи той пройди, чтоб не было погони.
И поселишься навсегда на изумрудном склоне,
Где розлит светлый, как вода, хлопок одной ладони.
МОЙ АПОКРИФ. МАРИЯ
Ты, нежданная девочка Дома Давидова:
Предрекали мальчишку, а выткалась дочь, -
Ничему я в судьбе твоей не позавидую,
Порожденная ночью, сияньем ушедшая в ночь.
Предназначена Храму - едва только сделалась женщиной,
От завесы отогнана и, не заплетши волос,
Ты с нескладным супругом неладно повенчана,
Чтобы скрыть тот побег, что от Слова во чреве пророс.
Ты в молве людской стала едва не богинею,
Но не видят они - кто тебя восхваляет гурьбой -
Как в сандальках потертых проходишь пустынею,
И деревья к песку приклоняют плоды пред тобой.
И ручьи протекают у ног животворные,
И слезою своей омывает бесчувственный прах
В дерзновеньи своем одному только Богу покорная,
Что свое Оправданье несет на простертых руках.
По суровой канве выплетая легенды узорочье,
Госпожою тебя величает весь свет.
Ты царица - но сколько в том имени горечи!
Ты, блаженная, - сколько ты ведала бед!
Порожденное благо от корня Давидова,
Как тебя ни моли, кем тебя ни зови -
Ничему я в судьбе твоей не позавидую:
Лишь отваге мужской на тернистой дороге Любви.
ФАКИР БОГОМАТЕРИ
(святой Франциск из Ассизи)
Шумом птиц, пеньем гроз, щебетаньем листвы
Я владел, не платя ни черта;
Я именье свое, будто пыль, расточил,
И бродягам отдал - как по ветру пустил:
Здравствуй, Дама моя - Нищета!
Славословья тебе распевал я взахлеб,
Дождь и сумрак я пил допьяна;
Для тебя из людских неподатливых скал
Стены ставил и храмы, как песни, слагал,
Ты царица моя - Тишина!
Дольный свет - что бельмо на глазу мудреца,
Этот мир - прокаженных юдоль;
Я скитаний клубок размотал до конца,
И звезду я сложил из колючек венца,
О подруга моя - Боль!
Я хулой, как водой, до ноздрей напился,
Не допить, не дожить, не допеть, -
И стоит острой гранью у горла вода,
На ладонях моих - два отверстых креста.
Здравствуй ныне, сестра моя Смерть.
РАБА ЛЮБВИ
Памяти Марины Цветаевой
Раба твоей любви - мне сладко повторять,
Сквозь мнимости земли нести твою печать:
Твоя печать на мне - быть не такой, как все.
Твоя печаль во мне - быть не такой, как все:
Тридцатой спицей в царском колесе,
Ступицей, что свою не чует ось.
И приковавшись цепью к колесу,
Твоей мечты сугубый груз несу:
Вот только воплотить не довелось.
На мне твоя печать, во мне твоя печаль.
Желание - вот цепь, томление - вот связь,
Что не дают мне ни уйти, ни пасть;
Судьба моя влечется колесом.
Удел мой - влечься вслед за колесом,
Бессрочно окольцованной кольцом,
Что на свою ты руку положил.
Железом сплошь оправлено ярмо,
Ударило мне в мозг твое клеймо,
Проникло в сердце пламенем из жил.
Во мне твое клеймо, на мне твое ярмо.
Раба твоей любви - я подниму мятеж:
Смятение мое звучит в тебе, как гром.
Я почка - из своих я вырвалась одежд;
Я чистый, тонкий лист: коснись меня пером!
ЗЛАТО ИНКОВ
Памяти Николая Гумилева,
последнего конквистадора
Пал орел во небо чистое;
Утром в Андах тишина,
О прошедшей славе истово
Грезит в вечности она.
Сонно бдят тысячелетия
Со ступеней пирамид
Там, где торными дорогами
Армия труда пылит.
Со второго да на третие
Уронив в эпоху взгляд,
Смотрят вниз тысячелетия,
Пирамиды говорят:
"Сапой Инкой Виракочею
Мы опаханы вокруг -
Дланью мощною рабочею
Приналег он сам на плуг.
И, заклятия оградами
На века обведены,
Никогда не знали глада мы,
Града, мора и войны.
Дремлет властно злато инкское
В глубине могучих рек;
Мы другой страны не ведаем,
Где так дышит человек!
На сем камне ясном, истинном
Ввек почиет благодать;
Никогда то злато-серебро
Конквистадорам не взять!"
Чутко дремлют конквистадоры
У подножия креста
Там, где пальма у экватора
Над костьми их поднята,
Где Чад-озеро раскинулось
Посреди высоких трав;
Тихо бродит там задумчивый
И изысканный жираф.
Отвечают конквистадоры:
"Ныне стало все равно,
Пить нам золото горючее
Иль багряное вино.
Хоть при нас без счета кровушки
Государственной лилось,
Что земной мы рай порушили -
То в небесном нам зачлось.
За блаженством и наградами
Уходя в края земли,
Век искали Эльдорадо мы;
После смерти лишь нашли.
Быть живым должно быть золото,
Коль оно звездой блестит,
А иным нам Бог старание
Никогда не возместит.
То лишь золото, что чистое,
Тот лишь путь, где нет конца,
И рубины - те, что брызгами
От тернового венца".
Дремлет инкская империя,
Только нам, брат, не до сна:
Вечно в душах человеческих
Возрождается она!
НЕПОЛИТИЧНО О ПОЛИТИКЕ
Всё нонче имеет один вкус, цвет и странненький запах:
Шорох славянских осин, оргазм в забугорья лапах,
Любовь к портянке родимой, псалом из глоток сипатых,
Превознесение бедных и шельмованье богатых,
Шавканье патриотов, чавканье демократов
(рыло к рыльцу спешат обустроить России пенатов).
Если этим и вправду действительность наша чревата -
Я сторонник - нешуточный! - праведного халифата.
...Сердце, мой друг, успокой. Ведь ума в том великого нету -
Мир сей принять впопыхах за чистой воды монету.
ПУСТОТНЫЕ СТАНСЫ
Все языком дают под дых
Правительству в сердцах
И разливают на троих
Политику в кустах,
И лаются на злобу дня
В преддверьи дня забот.
(Брезгливой рысью пробежал рыжеволосый кот.)
Величие России всей -
Объедки на песке,
Достоинство ее мужей
Висит на волоске:
Свирепо дергают штаны
И маются в тоске.
(А псы их воздуха хлебнуть тащат на поводке.)
Когда ты функция и часть
Своей страны родной,
Когда ее по сердцу власть
Над дряблою душой -
Скинь оболочку, чтоб предстать
От бублика дырой!
(Под тучей вороны кружат, даруя нам покой.)
Когда истерлась новизна
Всех социальных драм
И из тоннеля тьма видна -
Тогда стань светом сам.
Наполнись, как бокал вина,
Всем смыслом бытия до дна...
А коль на рельсах вся страна - пусть и катит к чертям!
НАЗИДАНИЕ ПРЕКРАСНЫМ ДАМАМ,
замужним и не очень
Кроткий, нежный зверь Единорог -
А мужчина то же перед вами -
Смирно ляжет пусть у ваших ног,
Глядя вверх умильными глазами.
Рыцарь Белый, ваш Единорог,
Телом заградит он путь тревогам
И нужду не пустит на порог,
Тьму пронзив своим подъятым рогом.
Яростен в бою Единорог:
Как дракон, он мечет в бурю - пламя.
По всему тому - не дай Господь вам Бог
Наградить его еще двумя рогами!
Е. А.
На куртине полынь вперемежку с геранью,
На картине, что в доме, бессмертно цветут ноготки;
Вы своей накрываете теплой и пухлою дланью
Пальцы тощей моей и дрожащей руки.
Вы всегда по макушку в своей плодотворной работе:
Книги, кофе, печенья, затем по душам разговор.
Воскрешение духа - всегда воскресенье для плоти;
В том вы вечный мой ныне пример и укор.
Точно хмель, мы к небесному тянемся лету,
Но оттуда протянута книзу одна - и тончайшая - нить.
Нам по жизни всегда недостаточно света,
Только свет возрастет, коль его на двоих разделить.
***
Злое, хищное время хоронит своих мертвецов:
Гулкий рокот земли, нисхожденье лавин, изверженье Везувия, гибель Помпеи
(дабы вполне оправдать живописный триумф чисторусского немца),
Многотонность воды, хрупкость каменных башен, зияние рифтов,
Войны, свары, локальный конфликт и глобальный озоновый кризис.
Алчное время всечасно своих пожирает детей:
Моряков и солдат (сладко мясо для боен!), банкиров и нищих,
Ястребов и голубок, пропащих и праведных духом,
Рожениц и родильниц, тугих и орущих младенцев
(образ того: крокодил поедает дитя бегемотихи в нильской воде,
что запечатлел на папирусе древнеегипетский мастер).
Время теряет всё то, что сжимает во влажной и слабой горсти:
Величайшие царства земли, имя мощи и силы,
Знамена и регалии, жесть и торжественность маршей,
Расовый приоритет, национальную определимость,
Замыслов дерзновенье и лепет постыдный свершений.
У тебя нет времени.
Для тебя не существует потерь.
У тебя все живые.
Удели мне крупицу твоего спокойствия.
ЗАКЛИНАНИЕ ЧУЖОГО ЖЕНИХА
Пускай ты был чужой,
Был вовсе не со мной,
Ты просто был - и этого довольно;
Пришел бы хоть во сне -
И не было бы мне
В моем дремучем дне так тошно и так больно.
Прорвавши речи дым,
Порвавши тела тьму,
Я душу из осколков подниму:
А шрамов не видать, коль ты в одежде.
И я смогу опять
Жизнь на стихи менять -
В отместку нецелованной надежде.
ГИМН СТУДЕНТОК ПСИХОАНАДЕЛИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА
(Ирония на тему того, что я глубоко уважаю)
Начни себя ты с чистого листа,
Переверни с помарками тетрадь:
Занятие, приличное для тех,
Кому по жизни нечего сказать.
Не выставляй помойного ведра:
Серебряную ложку поищи,
Что в рот тебе засунули, когда
В утробе ты сидел, как тать в пещи.
Спустись затем душе своей на дно -
В колодец, позатерянный в ночи.
Хоть засорен он дрянью - все равно:
На глубине всегда кипят ключи.
Чтоб встретить идеальный архетип,
Сниди под сень колючих этих струй:
Хоть кто не совпадет - считай, погиб,
Но все-таки в колодец тот не плюй.
А наплевав - уйди оттуда вон!
Собаки пусть цепляют за штаны,
Ты не Дурак, не новый Актеон,
Тебе не эти жребии равны.
С судьбой своей сыграй теперь в тарот,
Чтоб с Королевой заключился брак;
Она, пожалуй, Ганса предпочтет -
Ведь ты, как ни прискорбно, не дурак.
Но ты в колодце не шустри, как мышь,
Его в сердцах лопатой не копай;
Взрывая, ты ключи в нем замутишь,
Так ты его, пожалуй, не взрывай.
(Более хулиганский вариант:
Но ты опять колодец не дрочи,
Его в сердцах лопатой не копай;
Взрывая, замутишь его ключи,
Так ты его, пожалуй, не взрывай).
А бомбу бросив, прочь беги скорей!
Возмездие находит, как гроза,
И ты помрешь, увидев Матерей
Стальным огнем горящие глаза.
***
Подари мне седину,
Словно ежика в тумане,
Словно горную страну
В неоконченном романе.
Подари мне седину,
Будто иней близ рассвета,
Будто град в начале лета,
Подари мне седину.
Подари мне седину,
Будто дым над водопадом,
Будто светлую волну
Над пучины темным взглядом.
Подари мне седину,
Словно свечи на каштанах,
Словно росные поляны,
Подари мне седину.
Седину мне подари,
Будто серебро по черни
И смятение зари
Пред луны святой вечерней.
Подари мне седину,
Как весенних звезд цветенье:
Точно новое рожденье,
Подари мне седину!
ПОСЛЕПАСХАЛЬНОЕ
Твоя Неисчерпаемость!
Позвольте рассказать,
Что зелень на проплешинах
Курчавится опять,
Что, как яйцо пасхальное,
Раскрылся древний лес
И солнце обручальное
Знай катится с небес.
Засилье одуванчиков!
Лазурных вод простор,
Где моет автотранспорт свой
Мечтательный шофер!
Пускает стрелы меткие
Зеркальный небосвод
Туда, где дремлет в клетке мой
Суровый серый кот.
Он в гневе просыпается.
Усов вздымая дым,
И очи загораются
Зелено-золотым...
Мы к жизни приневолены
И, чтобы не пропасть,
Должны крупицы бисера
В узор, как жемчуг, класть.
Мы к чепухе прикованы;
Но чтобы прялась нить,
Позволь за пустяковины
Тебя благодарить.
СИМВОЛИСТЫ - РЕАЛИСТАМ
В нашем мире перевернутом
Шутим мы разнообразно:
Только бражники с блудницами
Избегают в нем соблазна,
Только брат с сестрою в спаленке
Под заветным одеялом
Не бывают даже тронуты
Вожделенья хлестким жалом.
Здесь у нас, где в личном выборе
Каждый отроду свободен, -
Только вор бывает праведным,
Только жулик - благороден.
Андрогин в минуту искуса
Поклоняется Царице
В ожерелье из гибискуса,
В пурпуре и багрянице.
В вашем доме незадачливом,
Где чадит любой огарок,
Людям твердолобо праведным
Обретаться - не подарок.
И в сем мире, Богом проклятом,
Где коптит любое пламя,
Трудновато, мы так думаем,
Оправдаться вам делами.
БАЛЛАДА О ПРЕСВЯТОМ КАБАКЕ
Есть кабачок на развилке дорог,
Псов и бродяжек отрада:
Только ступи на скрипучий порог -
И ни фига, блин, не надо.
Кто тот пацан, что открыл нам кредит, -
Нам, однозначно, до фени;
Он же не телка, он правильный бык,
Значит, прикинь, не изменит.
"Кто нам жратвы в котелке наварил -
Мяса там прямо навалом?" -
Тормоз один для отмазки спросил,
Чтоб не прослыть каннибалом.
"Кто нацедил в наши кружки вина?
Рай с ним - любая канава".
Вся наша жизнь - то фигня, то война,
Как нам лабал Окуджава.
"Кто нас, бухих, повалил на кровать,
Кости покрыв одеялом?"
Нам наплевать, лишь бы миг не проспать,
Как естество наше встало.
Век хоть сиди ты в Харчевне Любви,
Глядя в слепое оконце,
С хмелем в башке и весною в крови -
То нам, брателлы, до Солнца!
Радость, ах, радость моя беспредметная!
Утром последнего дня
Ты обернулся - глаза твои светлые
Сладостной тьмою одели меня.
В небе, ах, в небе - простор безмятежности:
Вовсе не ведая зла,
Мы, как два кречета, в яростной нежности
Кружим, сомкнувши крыла.
Солнце, ах, солнце - тоска беспредельности,
Запертый наглухо сад.
Нам не достичь наслаждения цельности:
Тучи с востока клубят.
Рухнул весь мир в вавилонском смятении,
Небо смешалось с землей.
Я изнемог в непрестанном борении:
Нас разлучили с тобой.
Кличу - но нас в поднебесной пустынности
Некому соединить:
Нет в ней тебя, только голос твой стынущий
Лаской сплетает нас в нить.
В сердце, ах, в сердце - печаль расставания!
Рай затерялся во мгле.
Нет ни надежды мне, ни упования,
Просто я то, кем ты был на земле.
ВЕЛИКИЕ ПОСРЕДНИКИ
Как Маджнун, я горько плачу в этой жизни, как в пустыне:
Мимолетных слов не трачу и молю о благостыне.
Но явление любимой незаметным остается -
Облаком проходит мимо, падает на дно колодца.
Как Маарри, даль вбираю я пустою чашей взгляда:
Мне не нужно света рая, не страшит пыланье ада.
Но Лейлу я распознаю, коль она воссядет рядом -
Углем губ моих коснется, плоть оденет ароматом.
Как Хафиз, я повторяю и во сне одно лишь имя:
Сколько языков ни знаю - все становятся твоими.
Пусть Руми, в своем круженье - беззаконная планета,
Солнцем обожжет мне зренье: ведь молю я лишь об этом!
***
Как бы во сне, я еду по тоннелю,
Дурной декабрь мертво глядится в щели -
Ни солнца, ни погод.
Придет к нам розовый январь ужели?
Заря ужель взойдет?
****
Чтобы встретить Рождество,
Чтобы новый год начать,
Времени тяжелый створ
Надо силою разъять.
Вырвись из тоскливых пут
И страстей сломай кинжал:
Рай отвагою берут -
Так Спаситель приказал!
*****
Ночь носит властный плащ, расшитый серебром,
В прозрачной темноте я двигаюсь, как тень;
О бархат тишины, наполнившей мой дом!
К тебе спешит на склоне дня олень
Пить молоко из кубка лунных чар
И прохладить глаза, натруженные днем.
Коль нас минует солнечный угар,
Мы истины прозренья воспоем.
БОЯЗНЬ ЛЮБВИ
Ты заткнул пальцами мои уши,
Ты закрыл своими ладонями мой взгляд;
Моя душа свернулась внутри, как улитка,
Которая боится, что ее вот-вот съедят.
Ты вытянул воздух из моих легких,
Ты холодишь мою кожу, будто меч;
Ты думал выпить меня, как влагу,
Но это лишь над морем вращается смерч.
Ты припечатал своим ртом мои губы:
Поцелуй твой горяч и ал, как сургуч.
Ты думал выманить меня наружу,
Но это лишь солнце встает из-за туч.
Так смерть размывает границу между рожденным и сотворенным -
Ах, стена - пелена - пленка - пряжа - крепкая нить;
И жизнь расстилает свои знамена:
Разъединить и замкнуть - значит соединить.
ИСПОВЕДАНИЕ ВЕРЫ
Это время мое, и оно мне в кайф:
Не считай, кто лжет, не хвали, кто прав.
Я заснул в чужой ночи, проснулся в своем дне;
Уйдет отчизна - останусь в моей стране.
Это время мое, и оно мне в кайф:
Вырос я из слюней и дитячьих забав.
Я погиб среди яви, восстал во сне:
Вытечет время - останусь в его тишине.
Это время мне в кайф, и оно - мое:
Трупы века пускай расклюет воронье!
Я упал средь развалин - воскреснул в своей мечте;
Смертью очерчен мой круг - но я стою на черте.
ГИМН БИБЛИОЛЕНТЯЕВ
Бог субботы устанавливал,
Юбилейные года,
Не надселась чтоб Вселенная
С человечьего труда.
В мире первозданной прелести
И у гумна на углу
Заграждать не стоит челюсти
Молотящему волу.
Плуг идет, а на обочине -
Шелкотравные луга:
В будни - правда у погонщика,
В пасху - правда у быка.
За стенами библиотеки
Лес стоял со всех сторон -
Обращен он силой вражьею
В бумаженций легион.
Тяжек труд, но тем не менее
Есть отмазка от креста:
Процветает учреждение,
Где в столовой лепота.
Там за шашнями и сплетнями
Жизнь струится, как река...
Правда - меч в руке начальника,
Правда - щит в руках сачка!
ЭПИГРАММА
Старый лис подался в монастырь,
Говоря, что вишня зелена;
Бедности принес обет - затем,
Что в мошонке нет ни хрена.
Там к смиренью приучал он плоть -
Дряхлую кобылу без узды -
И в награду дал ему Господь
Свет давно потухнувшей звезды.
ДВУСТИШИЯ МОНАХА НЕОПРЕДЕЛЕННОЙ ОРИЕНТАЦИИ
С дырявым зонтиком в руках брожу я целый день,
Воруя солнце в облаках, в лесу воруя тень.
Поймаю звездочку одну, а вместе с ней луну -
С лампадкою и ночником сойду тогда ко сну.
Припев:
С монетой напряженка, с работой полный швах -
Но я в поре, но я в игре - кайфовый я монах!
У хрюшек жемчуг я словчил, алмаз сыскал в золе -
Как много див мне суждено на бренной сей земле!
У ниндзи ловкость приобрел, у самурая - честь:
Как много, брат, прикольных штук на белом свете есть!
Припев.
Шустрю я тут, шустрю я там, краду улыбки дам,
За гонор кавалеров их полушки не отдам!
Но коль признать, любая блядь годна мне для пути:
Иной желал бы все отдать, я - все приобрести.
Припев.
Из песен ноты я тяну, из книг тащу слова -
Мир не становится бедней с такого воровства!
Пусть под конец моих часов простятся мне грехи,
Что и у Бога я не раз заимствовал стихи.
Припев.
Перебирался за ништяк сквозь уйму переправ,
Гнилых подошв не замочив, тряпья не затрепав;
Мне от не знай каких щедрот вся в лен дана земля -
Я генерал степных широт, полковник ковыля.
Припев.
Желая дольный мир объять, я расточился в прах -
Башка в пыли, душа в огне, а сердце - в небесах.
Теперь уж, верно, никуда не станется брести:
Ты сам свой дом, ты сам - свой кров и сам - твои пути.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"