Избитая истина гласит, что всегда всему приходит конец. Мало кто задумывается, что у этого изречения есть и обратная сторона - всё имеет начало.
Я стоял в фойе кинотеатра и украдкой наблюдал разговор директора с подчинённым. В их разговоре не было ничего странного и их внешность не вызывала бы подозрений, если бы директор не был точной копией Владимира Меньшова, а его подчинённый - Константина Хабенского. Так как это обстоятельство показалось мне любопытным, а любознательность во мне всегда побеждала такие буржуазные пережитки, как вежливость и здравый смысл, я решил всё выяснить до конца и направился к разговаривающим.
Директор в этот момент спрашивал:
- Всё ли прибрано?
- Всё нормально! - бодрым голосом ответил подчинённый.
- У вас тут всё как в "Дневном дозоре", - решился вступить в разговор я.
Директор рассеяно посмотрел на меня своими мудрыми, всё понимающими глазами, и я ещё успел услышать его следующий вопрос: "Какая цена билета?" Ответа я уже не услышал, так как был уже не в кинотеатре, а на концерте в актовом зале школы, в которую ходил, когда жил в этом районе. Прислушиваясь к звукам музыки, доносящейся со сцены и здороваясь с одноклассниками, я испытывал недоумение. Почему директор не захотел разговаривать со мной? Может быть он не хотел посвящать меня в свою тайну или подумал, что я набиваюсь ему в помощники? Знал ли он кто я и с какой целью подошёл к нему?
Через некоторое время моё недоумение переросло в тревогу. Я прервал на полуслове разговор с одним своим знакомым и стал протискиваться к выходу сквозь толпу дёргающихся, гомонящих и хохочущих тел. Мне вдруг почудилось, что я нахожусь не на концерте, а в театре абсурда, в котором неизвестным режиссером мне была назначена роль. Мой знакомый несколько раз окликнул меня и двинулся следом.
Мы вышли на лестницу, и на нас упала удушающая тишина, такая, какая бывает зимней ночью вдалеке от города. Мёртвая тишина. Пошатнувшись, я добрёл до лестницы, ухватился за перила и начал спускаться на первый этаж. Мой знакомый шёл рядом, поддерживая меня и смотря на меня несколько удивлёнными глазами, но ничего не спрашивал.
Я тоже начал приглядываться к своему старому знакомому. Он был таким, каким я его помнил, но вместе с тем мне казалось, что я вижу его в первый раз. Я попытался вспомнить его имя и не смог. Впрочем, это меня не очень расстроило.
Когда мы оказались на уровне второго этажа, в полутьме прилегающего к лестнице коридора внезапно задрожал воздух. Обернувшись, я увидел как из нечётких линий и теней соткался женский силуэт. Меня охватил ужас - это была Та, что так много для меня значила когда-то. Она вышла из тьмы и пошла нам на встречу, глядя сквозь меня таким памятным мне ничего не выражающим стеклянным взглядом. Я вырвался из осторожной хватки моего знакомого и бросился бежать. Меньше, чем через минуту я был на улице.
На улице был солнечный летний день, хотя ещё утром мне казалось, что зима никогда не кончится. Но у меня не было времени, чтобы удивится этому. Та, что так много для меня значила когда-то, могла быть где-то рядом. Я побежал туда, где всегда чувствовал себя в безопасности - к себе домой. Бежал я так быстро, что едва не попал под лошадь, рысью выбежавшую из-за поворота. Мы обменялись с всадником торопливыми извинениями.
Пробежав два квартала, я наконец почувствовал, что мой преследователь отстал, и перешёл на быстрый шаг. Солнце припекало всё сильнее и заставляло искать тень. Перейдя улицу, я пошёл под деревьями, поминутно оглядываясь в поисках палатки по продаже кваса или хотя бы автомата с газированной водой. Но в пределах видимости был только странный магазин с вывеской "Бесплатный сыр". Рядом в стене был подтекающий кран, но к нему уже стояла очередь странных бородатых и не очень чистых людей в чёрной одежде и шляпах, из-под которых во все стороны торчали завитые волосы. У меня, почему-то создалось ощущение, что скоро во всём районе отключат воду.
Будь я проклят, если в этот момент всю вселенную не заполнили странные пищащие звуки, похожие на звук будильника. У меня потемнело в глазах. Я привычным движением протянул руку, и звук прекратился, но светлее вокруг не стало.
Оказывается пока я был отвлечён на странный звук, всё небо заволокли тучи, и краем уха я услышал тяжёлую поступь приближающегося ливня. Я нацепил кепку (которой, к слову сказать, минуту назад у меня не было) и опять рванул, но конечно же не успел. Неожиданно весь воздух вокруг меня заполнился водой. Если бы я немного поднял голову, то непременно бы захлебнулся. Я стрелой влетел в свой подъезд и стал отряхиваться, как собака. Впрочем, через несколько секунд я понял, что мог бы этого и не делать, потому что был совершенно сухим.
Я огляделся. Мой родной подъезд показался мне совершенно незнакомым. Всё вокруг было заполнено клубами молочно-белого тумана, через которые еле-еле пробивался свет лампочки. Сначала я испугался, что это дым, но туман был влажным, и эта влажность убедила меня побороть свои страхи и двигаться дальше. Я уже и так видел сегодня много странного.
Подойдя к своей двери я с досадой обнаружил, что мой ключ не подходит к замку. Мне не оставалось ничего другого, как позвонить, что я и сделал.
Вдруг туман вокруг меня рассеялся, и вместе с ним рассеялась пелена, окутывающая мой разум. Я вспомнил, что давно съехал с этой квартиры и уехал из этого района. "Тогда что же я здесь ищу?" - задался я вопросом, когда дверь начали открывать с той стороны.
Мгновением позже меня перед дверью уже не было - я, тяжело дыша, стоял на улице и мой потрясённый мозг будоражили мысли о юношеском склерозе и таинственном кукловоде, управляющем моими действиями. Дождь кончился, но ясное небо над головой темнело в буквальном смысле на глазах. В окнах начал зажигаться свет, и это натолкнуло меня на интересную мысль. Я решил, что пойму смысл происходящего, если узнаю, кто живёт теперь в моей квартире. Кто бы не был мой кукловод, он вёл меня именно сюда.
Я обошел дом и быстро нашёл нужные мне окна на первом этаже. Но все мои усилия были тщетны - окна моей бывшей квартиры оставались темны, и эта темнота не была отсутствием света - она была его абсолютной противоположностью. Разумеется, там никого не было и не могло быть.
Мимо меня проехали два велосипедиста. Что-то заставило меня посмотреть им вслед, и моё утомлённое впечатлениями сознание зафиксировало, что один из них ехал на МОЁМ "ОРЛЁНКЕ", том самом, что уже несколько лет ржавел на даче.
Я вытер холодный пот и пошёл к себе домой. Теперь я помнил, что мой дом совершенно в другом месте, и удивлялся, как я мог об этом забыть. Вообще-то мне надо было ехать, но я сделал несколько шагов и оказался в своём районе. Удивляться этому у меня не было сил.
Навстречу мне шёл мой сосед, уже год служащий в армии. Он выглядел молодым и несуразным, каким был до призыва. Он посмотрел мне в глаза, и я понял, что должен идти с ним.
Мы вышли к железнодорожной станции и направились к лестнице, ведущей на платформу. Лестница была не стандартной - деревянной и очень хлипкой. Когда мы шли по ней, она угрожающе качалась. Я старался не смотреть на пятна свежей крови на её ступенях.
Прямо перед нами по лестнице поднимался некто в сером плаще и треуголке ("Наполеон!" - подумал я.). Очень странным было то, что и плащ и треуголка были заляпаны птичьим помётом. Ещё один странный тип, засунув руки в карманы, стоял на нашем пути и, по-видимому, не собирался уступать дорогу. "Наполеон" с трудом протиснулся мимо него, а я вышел вперёд с твёрдым намерением отодвинуть помеху в сторону и... оказался в поезде.
Поезд тронулся. Я оглянулся в поисках своего друга, но в вагоне были только я и давешний Наполеон. Теперь он был ко мне лицом, и я видел, что это действительно Наполеон, такой, каким его изображали на портретах. За окнами клубился уже знакомый мне туман, который, несмотря на закрытые окна, начал проникать внутрь вагона. "Это конец!" - почему-то подумал я. У меня не было никаких оснований подозревать туман в дурных намерениях, и тем не менее по мере того, как он, казалось, разъедает стены вагона, скрывает каменное лицо Наполеона, проникает в мои лёгкие, кровь, мысли, меня охватывал ужас. Белизна заполнила всё пространство вокруг меня. Я почувствовал, что всплываю на поверхность, и вынырнув, понял причину своего ужаса.