Обретение
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
М а р к М о с к в и т и н
О Б Р Е Т Е Н И Е
Фантастический рассказ
Всё было решено - и с составом экипажа, и с кораблём.
Артур, Ярослав и бортинженер Хорхе Морелос вылетели на Лунную Верфь. Звездолёт, даже недостроенный, производил впечатление - и размерами, и техническим совершенством, и комфортом. Правда, его обводы не показались Ярославу верхом изящества. "Самурай" был красивее. Новый корабль в целом напоминал исполинское сомбреро..
- Улетайте, ребята, - сказал Хорхе. - Я тут останусь. Буду присматривать. Заодно корабль изучу.
Артур пожал плечами.
- К своим разве заглянуть...
- Я со своими виделся, когда были в Хьюстоне.
- Да, ты же оттуда, - сказал штурман.
- А ты, Ярослав, вообще не беспокойся. Ты навигатор. От тебя тут ничего не зависит.
- Всё равно, прилечу, своё оборудование просмотрю...
Челнок сел на Чкаловском аэрокосмодроме.
- Полетим к моим старикам, Слава, - пригласил Артур. - Ты им в прошлый раз понравился.
- Спасибо, - ответил штурман. - Нет, наверное...
- Почему так?
- Не знаю... Беспокойство какое-то.
Артур не настаивал. У космонавтов было принято со вниманием относиться к смутным беспокойствам.
Ярослав не мог объяснить свой отказ и себе. Пока не увидел во сне Инну. И понял: он полетит к Кавказским горам.
Побывать там, где потерял её...
Это произошло сто девять лет назад. Тогда он носил погоны генерала милиции. Руководил маленькой, но знаменитой командой технологов, которая системно и без предрассудков подошла к неискоренимой, казалось бы, российской преступности - и за очень короткое время сократила её на несколько порядков. Дочка Инна окончила факультет журналистики. После первого года работы её командировали в Грозный, где она исчезла. Ярослав кинулся на Кавказ, нашёл след, прошёл по нему - но получил только фотокарточку, на которой бородатые боевики отрезают Инне голову. Через несколько дней банду настигли и перебили, главаря поймали и привезли в Ханкалу. Ярослав медленно, начиная с ног, раздавил его асфальтовым катком. Перед тем как умереть, бандит издал нечеловеческий вопль:
- Мы не рэзал!!! Она живой!!! Мы шутил!!!
Потом были последствия инфаркта, с которым Ярослав, как оказалось, ходил несколько дней - тех самых, от фотокарточки до асфальтового катка. Врачи Кремлёвки вернули его с того света. И он продолжал уничтожать уголовников и искать Инну, пока пули убийц не остановили его. Так бы и умер - но помощник, молодой майор Дима Арсентьев (будущий президент России, правивший четыре срока), на бешеной скорости, презрев все правила, привёз умирающего шефа к медикам-экспериментаторам. Последняя отчаянная надежда оправдалась - хотя обе раны были смертельны, медики купировали процесс, отменили распад мозга и законсервировали тело...
Саркофаг хранил Ярослава в неподвижном призрачном сне. Бесшумным ветром неслись годы - пятьдесят, и тридцать, и двадцать, и ещё пять... Врач и изобретатель нормализатора профессор Новицкий решил пробудить спящего. Нормализатор зарастил пробитые пулями сердце и печень, обновил все органы. Ярослав получил "новенькое" тело и вышел в мир двадцатипятилетним. Его поселили в незанятом доме на окраине Звенигорода, по соседству с космонавтом Артуром Лемарком...
Артур был француз, бургундец, но давно и прочно обосновался в России. Ему ещё в юности показалось интереснее быть российским космонавтом, чем европейским или американским. Он и вытащил Ярослава в космос, углядев в нём задатки великолепного штурмана. Они вместе летали на планетолёте "Владимир Джанибеков", возили по Солнечной системе пассажиров и грузы, пока Фарнзуорт не пригласил их в Звёздную.
* * *
Сборы были простыми. Ярослав вывел из бокса свой аэромобиль - светло-зелёный, с тёмно-синей полосой. Поднял фонарь, погрузил и подключил резервные аккумуляторы, пристроил дорожную сумку, сел сам. Взлетел и взял курс на юг.
Внизу проплывала весенняя земля. Голубели, отражая ясное небо, реки и озёра. Мелькали россыпи домов; ломаными линиями, проведёнными твёрдой рукой, стремились вдаль дороги. Машину чуть заметно покачивало. Ветер ровно и несильно тянул с юго-запада, снос был невелик. Управление аэромобилем, рассчитанным на пилотов-любителей, не отнимало много сил и внимания.
Но невозможно было отдохнуть душой... Лишь только ослабевало напряжение текущих дел, разрешалась и уходила какая-то сиюминутная забота - оставался тягостный фон, на котором происходила вся остальная жизнь.
Планета Недотрога... Перед внутренним взором штурмана всплывали то коричневые валуны, выступающие из тумана, то лицо физика Джорджа Уинфреда, недовольно вглядывающегося в экранчик осциллоскопа, то массивный силуэт второго бортинженера Дона О'Брайена, снимающего планетоходное колесо, то командир Джеффри Фарнзуорт с микрофоном в руке... Невесёлая жизнь сейчас там, в полуторной тяжести, в тесных стенах десантных катеров. Если ещё живы...
Экспедиция потерпела неудачу.
Пятая планета Сириуса вела себя откровенно враждебно. Отчего и получила имя Недотрога. По-русски... Фарнзуорт уже собрался сворачивать исследования. Но судьба опередила его. Почти одновременно один из десантных катеров опрокинуло камнепадом, а второй не смог взлететь из-за отказа бортовой электроники. Шесть человек остались на планете. Орбитальная вахта не могла выручить товарищей - звездолёт не располагал третьим катером.
Фарнзуорт принял решение.
- "Самурай"! Приказываю уходить к Земле. Экспедиция в нынешнем виде не готова к спасательным работам. Уходите и возвращайтесь во всеоружии! А мы... мы постараемся дождаться.
Звездолёт "Самурай" (конечно же, американский, но "крестила" его японка Эйко Мацуда) не смог уйти сразу. Электроника "посыпалась" лавинообразно. Позже, на Земле, установили, что электронику сожрало специфическое излучение Сириуса, не свойственное ни Солнцу, ни Альфе Центавра, ни Летящей.
В орбитальную вахту входил, по регламенту, один пилот, один штурман и один бортинженер. Четвёртым на корабле оказался биолог экспедиции, он же врач, Тимоти Бэнкс. Он постоянно сидел на связи с застрявшими внизу катерами. "Технари" втроём облазили все закоулки корабля, "вылизали" всю электронную часть. И лишь тогда рискованный старт удался. Не с первого прыжка, но всё же звездолёт перебросил уменьшившийся экипаж через девять световых лет.
Американские эксперты объявили, что "Самурай" к повторному рейсу непригоден. Россия предложила свой строящийся корабль. Пилот "Самурая" Артур Лемарк попросил доверить ему руководство спасательной экспедицией.
* * *
Много-много лет назад - сто или больше - на Грачиный хутор станицы Трифоновской из леса выбрела маленькая, молчаливая, оборванная женщина непонятного возраста, с большим полузажившим порезом на горле. На вопрос "Что с вами?" чуть слышно ответила:
--
Мне отрезали голову.
Все поняли, что она не в себе. Спросили, как зовут - пробормотала что-то вроде "Ира".
Семья Вахрамеевых сообщила о полоумной женщине в райцентр, а пока временно устроила её в старой баньке, не разобранной ещё на дрова. Из райцентра за ней не приехали; так она и прижилась - тихая, безобидная. Иногда помогала по хозяйству, хотя помощи от неё выходило немного. Вахрамеевы кормили её - не объест! - и по выходным брали с собой в церковь. Состарившись, Клава Вахрамеева передала странную приживалку своей дочери.
Таково было семейное предание... Галя Вахрамеева вспомнила о нём, увидев в саду ветхую бабушку Иру. Погреть косточки выползла - день хороший.
В небе раздалось негромкое жужжание. Тёмным силуэтом планировал аэромобиль, нацеливаясь на лужайку перед вахрамеевским домом.
--
Петро-о! - крикнула Галя. - К нам гости!
* * *
Ярослав летел целый день. Он не устал - всё же аэромобиль не десантный катер, и Земля - не Недотрога. Однако его всё сильнее тянуло приземлиться, походить по твёрдому, попросить у местных жителей воды - не потому, что жажда, а просто так.
--
Здесь! - решил он, увидев внизу кучку строений, за которыми уже начинался сплошной лес. Рядом с посёлком можно было и заночевать. В машине спать удобно, вдобавок от любой непогоды защищает. А сейчас и о непогоде разговора нет.
Он прошёл между ярко окрашенными входными столбиками, держа в руке пустую канистру.
--
Хозяева, вечер добрый!
--
Добрый вечер, - отозвались хозяева. Похоже, вся семья была тут, в саду, у вкопанного в землю большого стола. Крепкий светлобородый мужчина, его жена - щекастая красавица в лёгком платье, и две девочки. Малышка лет шести, со светлыми косичками, щебетала возле усаженной под яблоню куклы. Старшая была странновата: молчала, сидела неподвижно, сутулилась, и одета была, как старушка - в кофте, длинной юбке, в платочке. Ярослав в следующую минуту понял, что это и есть древняя, высохшая старушка. Должно быть, прародительница.
Маленькая девчонка весело вытаращилась на него.
--
А я вас в новостях видела! Вы астронавт!
--
Света! - укоризненно воскликнула мать. - Веди себя скромнее.
Штурман улыбнулся девочке.
--
Да ну, какие секреты. Действительно, астронавт. Ярослав меня зовут.
--
Понятно, - пророкотал отец семейства, пожимая руку гостю. - Ярослав Винтер. А я Вахрамеев Пётр. Инженер растениеводства.
--
Галя, - представилась хозяйка.
--
А что вы делаете, Галя?
--
Оператором на птицефабрике.
--
Куры?
--
Они, родимые.
На столе как-то незаметно появился кувшин с квасом, бокалы, тарелочки с закусками.
--
Да я, собственно, только воды набрать...- засмущался гость.
--
Сидите-сидите, ужинайте с нами! - потчевала Галя. - Вы думали, мы вас так отпустим? Путешественник платит рассказами! И переночуете у нас.
--
Чувствую, не отпустите...
Хозяев интересовала и планета Недотрога, и вся мрачная история экспедиции. Ярослав рассказывал сдержанно. Экспедиция не была завершена, предстояла её вторая половина - спасательная. Он мимоходом упомянул о повышенной тяжести, туманах, бурях и камнепадах, о жёлтой кремнийорганической траве, о зловещем происшествии с Артуром и Джорджем. И о неожиданно разразившемся несчастье, о странном отказе почти всей техники. Чуть подробнее рассказал, как четверо пробивались домой на полуразрушенном корабле... Они сидели и разговаривали за столом, среди цветущих яблонь, под уютное гудение пчёл. Солнце склонялось к западу.
--
А бабушка не ужинает? - осторожно спросил Ярослав.
--
А она по настроению, - засмеялась Галя. - Сегодня вроде не хочет.
Старушка сидела в стороне, молча и пристально глядя на Ярослава. У неё было крохотное иссиня-белое личико, изрезанное морщинами. Ярослав всегда с жалостью смотрел на таких глубоких стариков. Это уже не жизнь, а предсмертие. Тело пришло в негодность, всюду боли, ум затуманен, психика нарушена. Помочь невозможно... Почему у человека такой нехороший конец?
Не обращайте внимания, - сказал Пётр. - Она чуть-чуть с приветом.
--
Ну, ради Бога, - ответил Ярослав. - Сколько ей лет?
Петр пожал плечами, глянул на жену.
--
Может, сто, - "внесла ясность" Галя. - Может, двести. Не помирает. Реликвия нашего рода. Я буду помирать - Светке её передам.
--
Мама, не говори так! - заныла Светка. - Ты никогда не помрёшь!
--
Никогда, никогда, Светочка. Я пошутила.
--
Почему, когда ты шутишь, мама, всегда плакать хочется?
Старушонка тихо подошла, уставилась на Ярослава маленькими, без ресниц, глазами, обведёнными красной каймой.
--
Папа, ты долго не приходил, - тихо, почти без голоса произнесла она.
Галя прикрыла рукой смеющийся рот. Другой рукой замахала на старуху.
--
Ира! Совсем уже в детство впала. Извините! Не слушайте её.
--
Ты очень долго не приходил, - повторила старуха.
Ярослав поднялся. Пора было идти. Не хватало мне ещё местных сумасшедших, подумал он. Поблагодарил хозяев и сделал шаг к выходу. Но на душе было как-то непонятно.
--
Папа, скажи "котик-мурунотик", - торопливо попросила старуха вдогонку.
У Ярослава подкосились ноги. Он медленно вернулся и сел на скамью.
--
Что сказать?
--
Скажи "котик-мурунотик"
--
Иди сюда, котик-мурунотик, - пробормотал он.
Словно вихрь крутился в его потрясённом сознании. Возраст - "сто или двести". А мне сколько? Тот кричал: мы не резал, она живой, мы шутил... Не врал перед смертью? Зовут - Ира. Инна?
Старуха сбоку приникла к нему, обняла.
--
Инна, - выговорил он непослушными губами, ощущая внутри холодок ужаса. - Ты помнишь, кто живёт на болотине?
--
Лягушак, - ответила она, как прилежная ученица.
Его ладонь, как тысячу лет назад, медленно опустилась на головку дочери.
--
Ты всё время жила тут, малыш?
--
Я старше тебя, папа.
Действительно, "сто или двести"... Сколько же дней, недель ей ещё остаётся?
Ярослав перевёл дух. Невозможно... Он встряхнул головой. Кругом так же стоял тёплый вечер, и цвели яблони, и слитно, негромко гудели пчёлы. Пётр с Галей встревожено смотрели на него. Светка вытаращила глаза и приоткрыла ротик.
Подсознание работало параллельно. Оно уже приняло решение.
--
Мы с тобой сейчас уедем отсюда. Хочешь?
--
Не хочу. Здесь я живу. А там умру.
--
Нет! Не умрёшь.
--
Папа, останься здесь со мной.
--
Нельзя, мышка. Там мой дом. Ты в нём будешь жить хорошо-хорошо и долго-долго. Тебя взять на руки?
--
Возьми, папа.
Он поднял её - маленькую, смирную, невесомую - и понёс к аэромобилю. Обернулся:
--
Извините нас. Так уж вышло. Это действительно моя дочь... Потерялась много лет назад.
Аэромобиль поднялся в бледнеющее небо и, держа с левого борта красный закат, понёсся на север.
Внизу Галя сказала мужу:
- А бес их поймёт, астронавтов этих. Они же к звёздам летают. А там парадокс Эйнштейна. Может, ему-то, Ярославу, вообще триста лет.
Дряхленькая Инна "с ногами" свернулась в правом кресле, способном вместить три таких, как она. Ей было тепло и удобно. И в то же время она чуть ли сознание не теряла от внезапно открывшегося понимания: как невозможно долго тянулась эта жизнь, похожая на бесконечный осенний дождь. Она не любила мелькавших иногда воспоминаний о том, что было до ужаса. И так бы всё и оставалось - но вдруг пришёл папа и выручил.
--
Мыш, ты всё время жила там?
--
Всё время там.
--
Сто лет! И как же ты жила?
--
Элементарно, Ватсон. День - ночь. День - ночь.
На секунду выглянула та, столетней давности, озорная девчонка...
Ярослав долго не решался задать следующий вопрос.
- Как ты туда попала?
- Пришла.
--
А что было раньше, мышка?
--
Мне отрезали голову. Не спрашивай. Не могу...
--
А это у тебя что?
--
Это новая выросла. Плохая. Та хорошая была, не болела.
--
Хочешь, врач тебе опять хорошую голову сделает?
--
Хочу, папа.
Нет, как долго она хранила в подсознании это присловье про Ватсона, - подумал он, - чтобы сейчас выдать его мне. Значит - ждала? "День - ночь. День - ночь". А я в это время, видите ли, познавал Вселенную...
--
Папа, меня тошнит, - чуть слышно пожаловалась Инна.
--
Сейчас, мышка, остановимся.
Он осторожно повёл машину на снижение.
* * *
Перед восходом солнца воздух самый спокойный. Это хорошо знают те, кто учит и учится летать. Ярослав, предельно аккуратно пилотируя, привёл и посадил аэромобиль на площадку перед институтом. Он сидел, расслабившись, с печалью и нежностью смотрел на прикорнувшую старушку ...
Спать не хотелось. Раннее утро тянулось невыносимо медленно... Наконец, в институт стали сходиться сотрудники. Рядом с аэромобилем Ярослава приземлилось ещё несколько машин.
В приёмном покое сидел Саша Корнилов. Он выслушал Ярослава, позвонил наверх. Профессор пришёл, задал несколько вопросов. Потом сказал:
--
Вы знаете, что у нас опять неудачи?
--
У меня нет выбора, - ответил штурман. - Ей сто тридцать лет. Вы понимаете?
Новицкий молча встал и вышел.
--
Он придёт, - успокоил Саша. - Сейчас ходит, думает.
Профессор вернулся через несколько минут. Было видно, что он ничего не надумал. Лицо было так же напряжено и замкнуто. Он молча сел в кресло и застыл.
--
Дмитрий Антонович! - нарушил молчание Саша. - Это же исключительный случай.
--
А у нас других не бывает, - вздохнул профессор. - И, похоже, ещё долго не будет.
Он повернулся к компьютеру, посидел, не трогая управление. Взъерошил.чёрную бороду.
--
Хорошо! Мы займёмся этим случаем. Выбора, действительно, нет. И его нет даже в большей степени, чем вы, Ярослав Матвеевич, думаете. Саша, иди к операторам.
Просветлевший Саша убежал.
--
Пойдёмте со мной, - пригласил Новицкий. - Инна Ярославовна тоже Винтер?
--
Нет, она Красовская. По матери.
--
Тоже неплохо. Вот, заходите сюда... А вам, Ярослав Матвеевич, дальше идти не обязательно.
Инну встретили две девушки в белых халатах.
--
Папа!.. - забеспокоилась она.
--
Я тебя тут подожду. Иди, малыш. Всё будет как надо...
Он улыбнулся дочери, помахал рукой.
Инну заслонили фигуры в халатах. Он ушёл в приёмный кабинет.
Явился профессор.
- Ну, всё. Начали. Ваша дочка уже в анабиозе. А вы, Ярослав Матвеевич, на ближайшие семьдесят два часа совершенно свободны.
--
А разрешите быть здесь? Обещаю не мешать.
--
Хорошо. Ваш номер, восемьдесят первый, свободен. Не забыли его?
--
Нет. Как можно?
Он бродил по зданию, выходил в парк, возвращался... Обнаружил на первом этаже небольшой зал, напоминающий центральный пост звездолёта, но растянутый в ширину. Перед стеной с экранами, дисплеями, сигнализаторами сидели в ряд, на равном расстоянии друг от друга, четверо парней и три девушки - все в белых халатах и в больших чёрных наушниках. У противоположной стены, на возвышении, перед дугообразным пультом сидел Новицкий. Он пристально глядел в экран, манипулируя клавишами; потом выпрямился и стал наблюдать за малыми цифровыми дисплеями.
У одной из девушек рядом с экраном загорелся красный огонёк. Тут же россыпь красных огней пробежала по всем пультам. Кто-то вскрикнул. Новицкий перебросил несколько тумблёров, резко повернулся, рявкнул:
--
Сердце держать!!!
Операторы пригнулись к пультам. Их пальцы стремительно летали по клавишам. Откуда-то выскочил Саша, присел, выдернул одну плату, вставил другую. Красные огоньки пошли на убыль...
Ярославу не запомнилось, что он делал весь этот день, до глубокой ночи, где сидел, где бродил, ел что-нибудь или не ел. Но в какой-то момент, когда небо на востоке начало светлеть, в приёмный кабинет ввалились Новицкий и Саша - оба потные, измочаленные, осунувшиеся. "Как на Недотроге" - внезапно подумалось штурману
--
Всё, - выдохнул Саша. - Порядок. Вытащили. Фокусов больше не будет.
--
Наблюдать всё равно, - устало проговорил Новицкий.
--
А может, я понаблюдаю? - сказал Ярослав. - Покажите, объясните, как и что. И где кнопка тревоги.
Новицкий благодарно взглянул на него.
--
Точно сможете?
--
Он астронавт, разберётся, - сказал Саша. - Я сейчас ему всё покажу.
И действительно, дело оказалось не сложнее, чем в космическом корабле. Саша посадил штурмана в то самое кресло на возвышении, где днём сидел профессор.
--
Весь контроль выведен сюда, на главный пульт. Должны гореть только зелёные огоньки. Чуть где жёлтый, красный - дави на тревогу. Мы сразу прибежим. Мы тут, рядом, в ноль третьей. Ну, давай. - И добавил: - Операторов мы отпустили. Они уполоскались почище нашего. И вообще, нельзя оставлять на операторов. Всё-таки не обезьяна.
Он ушёл. Ярослав сидел, взглядом обходя все эти лампочки, шкалы, дисплеи с волнообразными графиками. Наверное, эта кривая - пульс, а эта, более медленная - дыхание. Если Инна сейчас дышит в общепринятом смысле...
Примерно через час тихо вошёл Саша.
--
Не спится...
--
Переутомление, - кивнул Ярослав. - Ясно. Ну, хоть так полежи.
Саша махнул рукой.
--
Подежурим вместе. Спать потянет - уйду.
Спать его не тянуло, пока не появился зевающий во весь рот профессор.
--
Саша, марш отсюда.
--
Поспали, Дмитрий Антонович?
--
Поспал. Иди, иди.
Новицкий сел в соседнее кресло.
--
Ну, как оно, без происшествий?
--
Вроде без. Дмитрий Антонович, скажите... вы и со мной... так?
--
Нет. С вами, Ярослав Матвеевич, было проще, легче. Моложе организм... А сейчас, можно сказать, заново лепим. Нормализатор восстанавливает организм на основании имеющихся у пациента органов и тканей. Но если их не хватает или они, допустим, некачественны, нормализатор заменит, добавит... от своих щедрот. Никакой несовместимости. А позже организм сам замещает.
--
И в каком возрасте она выйдет?
--
В таком же, как и вы - двадцать пять. Наш стандарт.
--
Чудеса...
--
Для вас это до сих пор чудеса?
--
Не знаю. Нет, пожалуй, большее чудо - что я так неожиданно нашёл её. Просто что-то потянуло именно туда.
--
Но вы чуть не ушли без неё.
--
Да. Вот было бы... Но она мне сама помогла. Сказала пароль. Знаете, между родителями и детьми существуют слова-пароли...
--
Знаю. Вот это, Ярослав Матвеевич, и есть чудо. А нормализатор всего лишь дитя технического прогресса... То, что вас потянуло туда, конечно, имеет своё объяснение. Только объяснение это ещё вне нашего понимания. Я не люблю мистику, она обычно пасётся там, куда не дошла наука.
--
И чудо то, что она протянула до ста тридцати лет.
--
А это поддаётся объяснению. Ваша дочь под ударом стресса впала в сумеречное состояние. Это и помогло ей прожить столько.
--
Просуществовать.
--
Ничего. Главное - вас дождалась... Так вот, её состояние походило на летаргический полусон. Известно, что спящие летаргическим сном не стареют. Её мозг все эти сто лет находился в оцепенении. Но после пробуждения от летаргии возраст навёрстывает своё почти мгновенно. В первые же недели, даже в первые дни.
--
Так, значит, это и был самый опасный момент - от моего появления на хуторе до её ухода в нормализатор?
--
Да, Ярослав Матвеевич! Вы "разбудили" её, нарушили однообразие её существования, раскачали мозг. Она могла умереть в любую минуту. Поэтому я и принял решение - поместить Инну Ярославовну в наш нормализатор. Выход рискованный, но единственный.
--
Вероятность успеха была небольшая?
--
Тридцать процентов. Вот вам ещё одно чудо.
--
А если бы не рискнули?
--
Она прожила бы очень недолго.
Профессор внимательно глянул на Ярослава.
- У вас глаза совсем красные. Езжайте-ка вы, мой друг, на восьмой этаж, да ложитесь. Все сложности и опасности кончились, теперь остаётся только ждать.
* * *
Утром четвёртого дня они сидели в знакомой Ярославу лаборатории с разросшимися комнатными цветами. Тут мало что изменилось. Только на одном из столов играл, переливался волшебным светом подарок Ярослава - драгоценный тёмно-розовый монокристалл с Оберона.
--
Несколько минут осталось, - сказал Саша.
Загорелся транспарант готовности. Они вышли в коридор. Но не успели поравняться с нужной дверью, как дверь повернулась.
В проёме стояла небольшая, прекрасно сложенная, обнажённая девушка с сияющими глазами. Она подбежала к Ярославу и прижалась к нему.
--
Папа, как здорово! Ну, и... Куда мы сейчас рванём?
Ярослав обнял дочь, гладил по русой головке, по плечам... Новицкий вынул из кармана биотестер.
--
Инночка, повернитесь ко мне.
Он быстро, прицельно обтрогал её датчиком прибора.
--
Всё, свободны.
Инна вновь повернулась к отцу.
--
Ты, наверное, есть хочешь? - спросил Ярослав.
--
Хочу-у-у! Ужасно!
--
Вот и рванём есть. Только сначала оденься.
Девушка опустила головку, глянула на себя, сказала "ой!" и убежала.
--
Нагими приходим мы в этот мир... - задумчиво проговорил профессор.
Саша покачал головой.
--
Симпатичная дочка у тебя. И шустрая. Эйфория прямо фонтанирует!
--
Чего же ты хочешь! - засмеялся Новицкий. - Человек из нормализатора выскочил. Ты ей хоть одежду положил?
--
Положил. Всё по последней моде.
Послышался стук каблучков. Выпорхнула весёлая Инна, в модном одеянии похожая на сказочную птицу Чинчибирин.
--
Пойдёмте все есть!
--
Тут недалеко... - отозвался Ярослав.
--
Кормите, - сказал ему профессор. - Мы сходим к аппаратуре.
Ярослав посадил Инну на то же место под фуксией, где сам сидел четыре года назад. Открыл список кодов.
--
Чем тебя покормить, Инн?
--
Хоть что давай, папа! А то сейчас эти цветы слопаю.
Мастер чуть улыбнулся и стал быстро набирать коды.
Ему самому ничего не хотелось. Он смотрел, как ест Инна, и не мог поверить в реальность происходящего. Неделю назад у него не было дочери. Были тягостные воспоминания, которые не хотелось задевать. А сейчас он словно перенёсся в фантастическую другую реальность. Инна, склонившись над едой, стремительно работала то ложкой, то вилкой, изредка взглядывая на отца. Фоном для насыщающейся девушки служили деревья парка и синее небо за прозрачной стеной.
...Инна отставила недопитый бокал сока.
--
Ох, больше не могу. Фигура, уж точно, изменилась...
Вошли врачи.
--
Ну, как вас папа накормил, Инна Ярославовна? - осведомился Новицкий.
Инна, улыбаясь, выпалила:
--
Нажористо!