Витя учился в академии Потустороннего, где-то на отделении эзотерических наук. Учился хорошо, даже на отлично, порою понимая, что занимается, в общем-то, полной ерундой. Но где-то внутри казалось, что не зря. И все бы ничего, да только Витя был мертв. Не в смысле темперамента и желаний, а совсем мертв. Сокурсники тоже были какие-то неживые - правда, чуть бодрее и свежее Вити, что было видно по их гардеробу и аппетиту, но все равно какие-то равнодушные к жизни. Однако обучение давалось ему легко и никто даже не замечал, что Витя уже труп. Он и сам порой думал, что жизнь проходит мимо него, а не через. Как будто у нее своя жизнь, а у Вити своя. А что может сделать труп, когда у него такая дохлая жизнь? Только смириться и созерцать. Ну и продолжать учиться какой-нибудь эзотерике, конечно. Хотя смысла в ней не ловилось никакого... Люди живут, чтобы сдохнуть, а Витя учился жить трупом.
Друг Вити, Сеня, тоже был труп, но продвинутый и прокаленный. Он говорил, что реальность это не то, что происходит перед глазами, а то, что всегда остается за кадром. Люди наблюдают, в основе своей, игру воображения, симуляцию, репетицию перед последним спектаклем жизни. Который, к слову, никто не видел. Ясно только, что каждый видит то, что он заслуживает. Или - на что способно его воображение. А воображение, понятно, слишком много себе воображает. Нужно, - говорил Сеня, - всегда оставаться самим собой, то есть быть трупом в любой ситуации. С лицом очевидца, которому на все - с высокой колокольни видно. Или не видно, но ясно априори. Человек - субстанция проходящая, которая входит в эту реальность трупом, чтобы к концу жизни так и не понять, зачем он жил. Как говорили ветхие, у человека есть две жизни, и когда заканчивается первая, становится понятно, что жизнь у него лишь одна. Да и та уже закончена...
Как-то раз, сидя в кафе, к Вите подсел незнакомый труп с влажно-заинтересованным взглядом. У него был такой вид, будто он ожидал услышать ошеломляющие новости из жизни человеческой клетки или волнующее описание бесполезности всякого существования за пределами диванного комфорта.
Наконец он сказал:
- Я режиссер. Ставлю спектакли. А вы... вы вполне можете сыграть у меня какую-нибудь роль. К примеру, трупом... Не хотите попробовать себя в таком амплуа?
- Вы думаете, у меня получится? - спросил Витя.
- Вам даже играть не придется. Вы самый настоящий труп. Только реплики свои подучить - и вперед, на сцену.
- А разве трупу нужны реплики? - спросил Витя у собеседника.
- Конечно, - серьезно сказал режиссер, - как же еще, по-вашему, общаются трупы?
- Ясно.
- Ну, или роль фонарного столба. Представьте, он стоит весь такой холодный, мрачный и одинокий, освещая путь последнего пилигрима, который никогда не дойдет до своего столба, ибо знает, что давно мертв. Но все равно идет к своей цели, несмотря на непостижимость и нелепость своего пути.
- Это весьма трагично и утопично. Я очень нахожу себя в роли путника-трупа, - сказал Витя.
- Вот и хорошо, - согласился режиссер, - Только вы будете столбом, а путник останется за кадром, он лишь тонкий намек на самого себя. А вот ваш бенефис станет весьма реальным. Пьеса называется "Остолбеневший труп", как вам такое?
- Мне кажется, это самое прекрасное, что только может произойти с трупом вроде меня. Гениально!
- Супер! Завтра же начинаем репетировать, - сказал режиссер и упал замертво.
Вот, - подумал Витя, - вот он и дошел до своего столба. Вернее, столб сам его нашёл... Так, стоп. А ведь я и есть тот столб, к которому пришел театрал-маргинал. Выходит, его спектакль окончен, а мой еще происходит, пока маячит столб.
- Этот репетирует здесь каждый день, - сказал из-за соседнего столика слегка подвыпивший труп. Все никак не подберет актера на роль столба. Но сегодня, похоже, он его реально нашел. Не актера, а свой столб.
- Да, словил последний столбняк под столом вечности, - прибавил Витя. А вы кто, простите?
- Я Достоевский. Но не тот, который. Я вообще Достоевский. Достоел, достоем и буду достоеть.
- Понятно. И как вам тут?
- Ну, вполне достойно. Если не считать трупы вокруг, конечно. Такая жизнь - каждый день трупы... А хочется ощутить некий душевный полет, чтоб воспарить окрыленным над суетой бытия.
- Какие прекрасные и высокие мечты, - сказал Витя, - Знаете, тут как раз неподалеку стоит один столб, ожидающий отправки в дальний космос. Мы запросто можем на нем улететь. Как вам такое?
- Просто замечательно! - оживился Достоевский, - Пойдемте тотчас же к вашему столбу.
И, подхватив друг друга за рукава, парочка новых астронавтов вышла из кафе в остолбеневшую вечность.