Я вышел, кажется, на улицу. Возможно, это была не улица, и я ниоткуда вовсе не выходил, но так мне помнится. Я шёл какое-то время, а затем остановился, когда ко мне подошла какая-то призрачно прозрачная дама и намеренно вложила мне в руку что-то. При этом сказав, что мне нужно "это". Я взял "это" не возражая, и пошел вперёд. Забегая назад, хочу сказать, что прозрачность этой женщины была в том, что ее, вероятно, не существовало, однако я запомнил именно такой, какой она была. Тем не менее, если я запомнил ее (а я никогда ничего не придумываю, уж поверьте мне), то это может означать лишь то, что заклятый пятый угол третьего круга повторов, к которому привело мое повествование, более не повторится.
Так я шёл далее, и вдруг мне понадобился шарф. Не потому, что на улице было холодно, и не потому, что мне было немного неуютно, а просто это был внезапный укол острого чувства необходимости, которое испытываешь, когда у тебя что-то где-то заколется. Я резко завернул в галантерейную лавку, твердо веря в природу существования вероятного шарфа, каким я его знал когда-то. Посреди лавки стоял некто Борхес, или, как мне показалось, очень похожий на него, растерянно теребя свой борхесианский шарф, который запутался в саду его расходящихся усов. Ему удавалось проявлять много средоточия и терпения, в то время как вид его показывал крайнюю степень благопристойного отчаяния.
- Вы не подскажете, - начал я, - мне необходииа ваша помощь в одном тонком вопросе.
- Отчего же, - сказал похожий на Борхеса, - Охотно. Намекните, что вас беспокоит.
- Где я могу посмотреть отличное кино? - спросил я, не веря тому, что произнес это.
Повсюду и повсеместно, - затароторил Борхес, шевеля не только усами, но и прядя губами, - Идите в ту сторону, которая вам больше нравится, и вы обязательно окажетесь в кино.
- Забавно, но мне нужно еще кое-что. Например, шарф. Вы же понимаете, джентельмен без шарфа - это как... кавалер без лошади. Ну, или он же без дамы.
- О, да! Либо, как ветер без дождя, или как кров без кровли, или как шляпа без головы.
- Или как парафраз без пары фраз. Как памятник без памяти. Как Дали без дали.
- Конгениально! Как Кант без Кантины. Как Рурк без рук. Как сервант без Сервантеса.
- Как листьев шелест в шерсти травы. Как вино невинно без вины. Как прогрессия без агрессии. Как шум бушует и ревëт. Как речь ручьями потечëт. Как ночью шорох шелохнет.
- Невероятно. За это надо выпить! У меня как раз бутылочка борхесианского двадцать третьего...
Мы выпили. Потом еще.
Так вам нужен шарф, - вспомнил Борхес. Какой вас интересует: светлый, стильный или безнадежно длинный? Есть также творчески-просторные, кофейно-журнальные, суггестивно-наполняющие...
- Спасибо, мне что-нибудь ортодоксальное, в классическом ключе. Чтобы тепло и ненавязчиво... Несмотря на каламбурий - именно так: не-на-вяз-чи-во!
- Вот графский княжеский шарф из меха вестфальских белок. Есть ещё принты фолиантов Вавилонской библиотеки, но в них, кажется, написано, что они вас не заинтересуют. Что-нибудь ещё?
- Конечно! Спасибо, с меня довольно. Я практически уже вижу себя в этом наряде! Чем тут у вас расплачиваются?
- Да, у нас оплачивают. Давайте оплачем бедных вестфальских белок... - и Борхес незаметно расплакался как ребенок.
- Однако у меня есть "это", - сказал я, вдоволь отплакавшись на пару с Борхесом.
- Это оставьте себе, это вам ещё пригодится, - сказал Борхес и снова занялся своими усами, деликатно давая понять, что аудиенция еще не окончена.
- Знаете, ветры могут быть экстремально импульсивны и, как следствие, чрезвычайно агрессивны, - забормотал Борхес.
- Не уверен, но тоже так думаю.
- Ветер всегда из-за угла, и так же тих, как тень койта.
- Такая мысль мне приходила в голову. Буквально недавно она лежала тихой тенью, но без койота за углом.
Далее мы еще долго перекидывались полными гениального смысла фразами, которые слишком хороши, чтобы упоминать их здесь, как и слишком бесполезны, чтобы забыть их раз и навечно.
Напоследок я спросил у Борхеса: Так что Это?
Это - то, что у вас есть; то, что вы есть; то, что вам дано есть. Это то, что нельзя приобресть, что нельзя потерять, это то, что можно только принять. Как универсальную невозвратную данность. Некоторые называют это милостью...
- А чья это милость? - спросил я.
- Она ничья. Она просто есть, и все. Но если на то пошло, пусть будет ваша. Да, и еще: вы все время упоминаете какие-то усы... Да нет у меня усов, и у Борхеса их не было! Хотя, помнится, у него точно были. Вот, к примеру, Дали носил усы, но сказать, что это были его усы - тоже неверно. Это наши общечеловеческие усы, которые не сбрить, не победить...
Так я вышел из лавки с шарфом, который отчего-то был уже без надобности. Интересно, подумал я: если у безнадобности забрать "без", то надобность все равно никуда не денется, тогда зачем это Без? Еще я думал об этом: у меня было "это" и это было странно. Я думал, может, это не то, что я думал. И чем больше я думал об этом - это не становилось тем, чем я себе его представлял. В сущности всё вокруг было не тем, чем казалось. А в небе в то же время что-то смущалось... То есть там не было того, что могло бы смущаться, просто небо сгущало что-то смутное и от этого было немного мутно. Или смутно... Непонятно. Пасмурно. Вот опять кукушкой прилетело: смуро, хмуро и понуро. Но у меня было ЭТО! И сейчас это было важнее всего. Однако посмотреть, что это такое, я не мог, ибо это было замотано в свёрток непонятного вида. Моя совесть, хоть и не слишком чиста, не позволяла развернуть чужое добро (а может, и не очень добро и не очень чужое) и воспользоваться им в личных корыстных. Я уже хотел отдать это проходящим мимо людям, но видел, как безразлично и равнодушно они оценивают мою ношу. Ну, теперь уж это моя доля и мой крест, - проронил я, и понëс ЭТО дальше, невзирая на поветрия с равнин и погромы с небес.
Светало...