"Соблюдайте тишину!" - гласила нетронутая временем табличка, оставшаяся с тех далёких времён, когда мир ещё был наполнен звуками. Сейчас она выглядела скорее иронично: после того, как на Земле воцарилась Тишина, соблюдать её не было такой уж сложной задачей.
Фиона спрыгнула с третьей ступеньки и вздрогнула от звука резиновых сапог, коснувшихся пола Библиотеки. Каждый шаг отдавался эхом под огромным стеклянным куполом, переливающимся синеватым цветом ультрафиолетовой защиты.
"Ты это видел?" - Фиона повернулась к Джеральду и сбивчиво обратилась к нему на языке жестов: "Как же красиво!"
Джеральд нахмурился и смиренно кивнул. Он не испытывал радости от того, что сестра потащила его в библиотеку "В.И.К.И", находившуюся в черте когда-то жилой зоны. В отличие от Фионы, её брат застал катастрофу, после которой мир затих навсегда. Поговаривали, что резонанс не утихает и по сей день, а потому приближаться к городам было опасно для жизни. Но упрямая Фиона не поддавалась на уговоры, потому что ей вдруг стало просто необходимо узнать о том, кто же такой Бетховен. Ну как можно до такого додуматься? Какой-то там много-лет-назад-мёртвый композитор всерьёз заставил её тащиться через сотни миль в давно заброшенную библиотеку, когда-то наполненную всеми знаниями человечества. А всё потому, что Джеральду хватило ума рассказать, как сильно покойный отец любил Бетховена, когда музыка ещё не исчезла из жизни людей. Сейчас библиотека представляла из себя бесчисленное количество серверов, тянущихся на много этажей вверх и вглубь лабиринтов из отделанных белыми полимерами отсеков. Выглядели они все одинаково: бездушные железные ящики с навсегда погасшими светодиодами и сенсорными панелями, застывшие в пустоте библиотечных коридоров.
"Я же говорил", - Джеральд нервно складывал пальцы в слова, стараясь всем своим видом отразить недовольство: "Тут уже ничего не осталось. Пойдём домой".
Джеральд тяжело вздохнул и посмотрел на датчик шума, закреплённый на ремешке часов поверх резиновой перчатки. Тишина. Подняв взгляд на сестру, он увидел, что Фиона уже убежала в сторону следующего зала.
"Эй, не уходи далеко!" - гневно прожестикулировал Джеральд, с трудом догнав сестру и толкнув её в плечо: "Ты же знаешь правила".
В молчаливом мире закон простой: останешься один - пропадёшь навсегда. Даже несмотря на то, что Фиона, в отличие от брата могла в случае чего позвать на помощь, смысла в этом особого не было: если на планете кто-то и остался, то услышать он уже ничего не мог.
Но Фионе было не до этого. "Смотри", - она указала на один из серверов, как ни в чём не бывало мигающий приветливым зелёным диодом.
Джеральд не смог скрыть удивления. Неужели спустя столько лет здесь что-то ещё работает? Они с Фионой принялись внимательно рассматривать конструкцию, пытаясь понять, как она устроена.
"Знаешь, что нужно делать?" - молчаливо спросила Фиона, но брат лишь пожал плечами в ответ.
После нескольких нажатий на случайные элементы панели управления, она вдруг загорелась голубым светом, развернув над собой небольшой голографический экран. Он воспроизвёл симуляцию видео, очевидно, воссозданного по событиям далёкого прошлого. Разгорячённые мужчины в зелёных шинелях, словно дети, бегали по полю с футбольным мячом, отмахиваясь от хлопьев редкого мокрого снега. "Рожде́ственское переми́рие (фр. Trêve de Noël, англ. Christmas truce), 25 декабря 1914 года" - гласило название статьи, выведенной на экран по правую сторону от видеоролика.
"Работает!" - Фиона радостно хлопнула в ладоши, вздрогнув от хлопка, показавшегося невыносимо громким.
Джеральд подошёл ближе и принялся читать текст на экране. Речь шла о Первой Мировой Войне, о которой даже он знал лишь из смутных школьных воспоминаний. Больше трёхсот лет прошло, и многие события стали постепенно стираться из памяти людей, оставаясь навсегда запечатлёнными лишь на "страницах" Великой Интернациональной Коллекции Информации "В.И.К.И". Солдаты Западного фронта, описанные в статье, заключили перемирие, в ходе которого вышли на нейтральную территорию, чтобы обменяться подарками, провести церемонии погребения погибших и даже поиграть в футбол. "Живи и давай жить другим" - гласило окончание статьи.
"Я и не знала, что так бывает", - растерянно прожестикулировала Фиона. Она родилась в новом мире: тихом и совершенно пустом - понятие войны ей было чуждо. Мама не любила говорить о войнах и катастрофах - всё это осталось в памяти прежнего мира. Джеральд, к своему счастью, не застал военных конфликтов лично, но, даже будучи ребёнком, не раз наблюдал их чудовищное лицо на экранах, страницах книг и в заголовках новостей. Поэтому сейчас он смотрел на голограмму взглядом, полным тоски.
Брат с сестрой двинулись вглубь библиотеки, встретив ещё несколько "живых" серверов. По мере удаления от входа их количество росло, и перед глазами Фионы возникали образы, которых ей никогда бы не представился случай узнать, не попади она сюда.
Винсе́нт Ви́ллем Ван Гог (нидерл. Vincent Willem van Gogh). Трагичная смерть потерянного человека, так и не нашедшего в мире отклика. Джеральд вспомнил картину с подсолнухами, висевшую над учительским столом в начальной школе, где он учился. Сколько страданий стояло за этими солнечными цветами?
Атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Два единственных в истории человечества случая применения ядерного оружия. Над головой будто бы раздался гул тысяч крыльев бумажных журавликов. Оглянувшись, Фиона прислушалась. Тишина.
"Аполло́н-11" (англ. Apollo 11).
"Маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества".
Над куполом библиотеки простиралось огромное голубое небо. Небо, которое однажды покорилось людям. Небо, в которое, вероятно, никто больше не поднимется.
Такубоку Исикава (яп. 石川 啄木 Исикава Такубоку).
Сын священника из маленькой деревни. Ярый противник войны. Поэт, погибший в возрасте двадцати шести лет.
Оставив песни,
Окрашенные кровью,
На память миру,
Бреду по мёртвым полям.
Как громко стонет осень!
"Как громко стонет осень..." - пронеслось в голове у Фионы. Она сняла резиновую перчатку и провела пальцами по слегка запылённой поверхности серверного ящика.
- Хорошо сохранился, правда? - послышалось у неё за спиной.
Внутри Фионы будто взметнулась стая напуганных птиц. Она ошарашенно повернулась на звук, беззвучно шевеля губами.
- Ах да, - покачал головой незнакомец, - ты ведь не слышишь...
- Слышу, - хрипло выдавила Фиона. Звук собственного голоса казался абсолютно чужим. Мама умерла десять лет назад и, хоть она и утратила слух в катастрофе, говорить всё ещё могла. Джеральд с рождения был глухонемым, а потому рождение Фионы помогло их матери сохранить речевые навыки. Она учила Фиону как могла и, хотя ей и не посчастливилось слышать первые слова своей дочери, она делала всё возможное, чтобы голос Фионы не затих навсегда, так и не успев прорезаться.
Сейчас перед Фионой стоял высокий мужчина. На его загорелой коже проглядывались тонкие морщинки, а виски покрывала неумолимая седина. Но, к удивлению героев, незнакомец был одет в почти новую кожаную куртку, чистые белые кроссовки, аккуратно пострижен и выбрит. Будто Катастрофа не затронула его, заставив выживать в покинутом всеми мире.
- Тогда здравствуй, - улыбнулся мужчина и протянул Фионе руку, - я Адриан. Смотритель.
Фиона протянула руку в ответ и неуверенно пожала тяжёлую мужскую ладонь.
- Кстати, перчатки можете снять, - Адриан осмотрел защитное снаряжение гостей. Конечно, от новой волны Шума оно бы не спасло, но избежать любого, даже малейшего колебания, уже было удачей, - здесь всегда тихо. Библиотека всё-таки.
Адриан смотрел на Фиону и Джеральда смеющимся взглядом - они выглядели совершенно сбитыми с толку. Впрочем, это неудивительно: на вид им было не больше двадцати пяти, а это значит, что большую часть жизни они провели на опустевшей Земле.
- Какими судьбами? - поинтересовался Адриан.
- Ищем кое-что, - неловко пробормотала Фиона. Её речь звучала непривычно для обычного человека: девочка выросла в тишине, ведомая скомканными словами утратившей слух матери, и могла лишь догадываться, как звучит речь тех, кто говорит и слышит одновременно. Конечно, она говорила разборчивее, чем человек, утративший слух, но до идеальной дикции ей было очень далеко.
- Я могу помочь? - спросил Адриан.
- Вы знаете... Бетховена?
- Конечно, - улыбнулся смотритель, - как же его не знать?
- Я вот не знаю, - Фиона опустила взгляд, - но очень хочу.
- Это поправимо, - Адриан поманил за собой гостей, и троица двинулась в северное крыло.
- Ты неплохо говоришь, - Адриана разбирало любопытство, - да ещё и слышишь. Как тебе это удалось?
- Я родилась после Катастрофы. Через... Сколько? - она повернулась к Джеральду и сделала несколько жестов руками.
"Семь месяцев", - показал Джеральд. Он чувствовал себя ужасно неуютно, потому что не мог присоединиться к диалогу. Умение читать по губам он уже давно растерял, а потому мог лишь устало плестись позади сестры, увлечённой разговором с новым знакомым.
- Через семь месяцев, - перевела смотрителю Фиона, - мама была беременна, когда... всё произошло.
- Удивительно, - восхитился Адриан, - да ты просто находка!
- Ну а вы? - поинтересовалась Фиона.
- А я просто дурак, - грустно усмехнулся смотритель, - во время всеобщей эвакуации твёрдо решил, что не брошу такой ценный объект. Правда вышло, что не так уж это было и глупо: оказалось - у библиотеки предусмотрен мощный волновой барьер. Пожалуй, в тот момент она была самым безопасным местом на земле. Вот так и получилось, что остался здесь в гордом одиночестве. Слышащий, говорящий, окружённый знаниями, собранными человечеством за многие тысячи лет... И один как перст. Не ожидал, что однажды ещё кого-нибудь встречу.
- Чем же вы занимаетесь целыми днями?
- Некромантией, - рассмеялся Адриан.
- Чем-чем? - Фиона непонимающе захлопала глазами.
- Воскрешаю своих старых друзей, - смотритель остановился и заботливо похлопал один из ящиков по стенке, - пытаюсь придумать, как оживить все эти железки за счёт резервных генераторов. И даже имею успехи, как вы могли заметить.
- Мы смотрели, - взгляд Фионы зажёгся, - все те статьи про великих людей! И события! Как же всё это удивительно! Неужели всё это правда было?
- Было, - вздохнул Адриан, - и прошло. Остались только единицы, да нули. Буквы, пиксели, статьи, страницы... Великий человеческий ум, храбрость, благодушие, все ошибки и открытия, каждый мазок, каждая нота - всё это сохранено здесь. Но мы, вероятно, последние, кто сможет об этом прочесть...
- Так зачем же вы всё это делаете? Пытаетесь вернуть библиотеку к работе?
- Я считаю, что самое важное - это оставить в истории свой след. Даже если знаешь, что никто его не увидит. Был ли Армстронг уверен, что он вернётся домой, и его след на Луне не заметёт космической пылью? Знал ли Ван Гог, что годы спустя, после его смерти, его картины будут дороже любого золота? Думал ли Бетховен... Чёрт, точно!
Адриан схватил Фиону за руку и рванулся вперёд. Джеральд вздрогнул и помчался за ними, недоверчиво разглядывая спину незнакомца. "Кто он вообще такой?"
- Вот, - Адриан остановился в центре просторного зала. Над ним, как и над холлом, красовался внушительный купол, правда эхо не было таким гулким, и слова смотрителя мягко растворялись в воздухе, заставляя каждый звук звенеть, как отточенная нота, - ты когда-нибудь слышала музыку?
- Нет, - вздохнула Фиона, - никогда.
- А знаешь, что Бетховен тоже не слышал?
- Как же это? - она уставилась на Адриана испуганным взглядом, - разве он не был великим композитором?
- Был, - успокоил её смотритель, - величайшим. Но к двадцати шести начал терять слух. В последние годы жизни он мог только читать партитуры, чтобы что-то услышать.
- Папа его очень любил, - Фиона опустила глаза, - мама говорила, что он любил лежать на полу в темноте и слушать. Девятую симфонию, Торжественную мессу, Фи... как же его... Фигаро?
- Фиделио, - рассмеялся Адриан, - а Фигаро - это у Россини. А кем был твой отец?
- Звукорежиссёром. Всю жизнь горел музыкой, а потом... вот так вот... Я его даже не увидела...
- Тишина никого не пожалела, - смотритель помрачнел, - но знаешь, свою лучшую симфонию Бетховен сыграл глухим. Дирижировал оркестром, не слыша ни звука. Певице из хора пришлось развернуть его лицом к залу, чтобы он увидел, как публика много минут подряд аплодировала стоя. Ну а потом...
- Тишина, - прикусила губу Фиона.
- Слушай, - Адриан подскочил к большой коробке самого внушительного из серверов, стоящего прямо в центре зала, и вскарабкался на него. Он подозвал Фиону и помог ей подняться, - и ты слушай, - он почти насильно затянул Джеральда наверх и принялся что-то набирать на панели управления.
- Он же не слышит, - запротестовала Фиона.
- А это и не важно, - пробормотал смотритель.
Через мгновение под куполом развернулся огромный экран. Шикарный зал, освещённый хрустальными люстрами, был заполнен людьми. Дамы в вечерних платьях завороженно смотрели на сцену, кто-то из мужчин порывался прокашляться, но тут же одёргивал себя, чтобы не нарушить тишину. Каждая деталь изысканно выполненной голографической симуляции передавала тот самый концерт в Вене, состоявшийся более пятисот лет назад. Беззвучную пустоту одна за другой начали заполнять скрипичные ноты и робкие отзвуки кларнетов. За ними вступил глубокий баритон, разливающийся в пространстве под куполом библиотеки и наполняющий его до краёв. И наконец, оркестр вместе с хором грянул, заставив стены едва заметно вибрировать.
- Боже мой... - прошептала Фиона и взяла Джеральда за руку. Обратив взгляд на брата, она увидела в его глазах слёзы. Бетховен на голографическом экране растерянно стоял, обернувшись к залу, утопая в аплодисментах, которые он никогда не сможет услышать. Джеральд смотрел на него, не представляя, каково это вообще - когда-либо услышать музыку. Но он будто почувствовал что-то, что чувствовала и Фиона, что чувствовал и Адриан, молча устроившись на краю серверной коробки и свесив с неё ноги.
- Это была его последняя симфония, - тихо проговорил он, спустя несколько минут после того, как последние отзвуки музыки затихли.
- После такого не страшно умирать, - прикрыла глаза Фиона.
Тишину, воцарившуюся вокруг нарушил негромкий звук хлопков. Джеральд аплодировал Бетховену. Человеку, которого он никогда не услышит.
***
Адриан вывел гостей через хитросплетение коридоров к главному входу, у которого началось их путешествие в пристанище всех человеческих знаний.
- Ну вот и всё, - улыбнулся смотритель, - пора прощаться. Надеюсь, я был полезен. Куда теперь путь держите?
- Обратно домой, - ответила Фиона, - у нас ферма примерно в двухстах милях отсюда. Дорога не близкая, - она в последний раз огляделась вокруг и вдруг вспомнила, - слушай, Адриан, а к чему здесь эта табличка? Зачем в библиотеке соблюдать тишину?
- Дела давно минувших дней, - смотритель скривил презрительную гримасу, - когда-то люди собирались в одном месте, чтобы сидеть над книгами в полной тишине.
- Разве это плохо?
- Библиотека не должна молчать, - воскликнул Адриан, - она дышит, поёт, смеётся и плачет! Посмотри, сколько историй ты сегодня увидела! Сколько всего ещё не рассказано! Ты ещё не слышала шум прибоя на Гибралтарском проливе, не видела живых выступлений Маяковского, возвращения Одиссея на родину, зарождения земли в искрах большого взрыва... Разве о таком можно рассказать вполголоса?
- Нельзя, - громко и чётко ответила Фиона. Она вдруг почувствовала, как брат тронул её за плечо и повернулась к нему.
"Можно нам остаться?" - с улыбкой прожестикулировал Джеральд.
Фиона было повернулась к Адриану, чтобы перевести сказанное братом, но Адриан решительно кивнул и, опережая её вопрос, сложил на языке жестов:
"Останься лишь увиденным во сне
Орнаментом античного сосуда;
Останься, гений мой, в дремоте праздной..."
Глядя на удивлённые, полные непонимания, взгляды гостей, смотритель рассмеялся.
"Это Джон Китс. Мне ещё многое нужно вам показать".
Данное произведение распространяется на условиях свободной лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike (CC BY-SA) версии 3.0 или более поздней.
[http://creativecommons.org/licenses/by-sa/3.0/]