Морозова Ирина Викторовна : другие произведения.

Каменная Радуга часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    исправлены некоторые стилистические и иные ошибки

  Часть 2. Девушка-капитан и одноглазый убийца
  Глава 1. Клон-слуга
  Двигаясь короткими гиперпространственными прыжками через равные промежутки времени, "Звёздный Ветер" преодолел уже около половины рассчитанного штурманом пути. Арсении уже успело "стукнуть" восемнадцать лет, и событие это не прошло бесследно ни для физического её состояния, ни для духовного.
  "Звёздные" дети взрослеют рано, и про неё это можно было сказать уже года полтора назад. Она была очень даже симпатичной - вряд ли кто-нибудь решился бы утверждать обратное. Росту в ней было немного, зато формы, и лицо, и волосы... Стройная, гитарообразная фигурка казалась созданной именно для такого невысокого роста, округлое лицо с аккуратным маленьким носом, большими серыми глазами и пухлыми губами как нельзя лучше гармонировало со всем её обликом. А уж волосы! Они, хоть и были генетически изменёнными, а всё же казались самой настоящей короной на голове звёздной владычицы, венцом маленькой космической искорки.
  Все до единого, кто открыто, кто в тайне, восхищались ею. Одни печально-мечтательно вздыхали, вспоминая свежий ветер собственной, куда-то ушедшей молодости, другие просто тихо радовались, видя в дочери капитана непоколебимо-радужную надежду на светлое будущее "Звёздного Ветра" и его экипажа.
  Был и тот, кто желал её. И, наверное, имени называть не стоит - этот некто давно уже был в глазах всей команды избранником Арсении.
  Но, так или иначе, именно дочь капитана была путеводной звездой для этих отчаянных странников, которые, отринув все сомнения и страхи, отважились на долгое, рискованное путешествие в никуда за счастьем и свободой. Именно она излучала тот яркий и негасимый свет спокойствия и уверенности, которым озарялись сердца окружавших её людей. Она и вправду горела, давая свет и тепло.
  И, пожалуй, не подозревала об этом лишь сама Арсения, не знала о том, что является душой корабля, Королевой "Звёздного Ветра".
  - Сени, ты, я вижу, готовишься к приключениям по полной программе?
  Капитан с бесконечной теплотой и любовью смотрел на своё чадо, и в голубых глазах его отражались звёзды, подглядывавшие за людьми в иллюминаторы крохотного тесного спортивного бокса, набитого тренажёрами так, что и ступить было негде.
  - А ты думаешь, их не будет?
  Дочь глянула на родителя задорно и слегка лукаво, как только она, наверное, и умела. Она сидела на сложном тренажёре, мягкое и ненавязчивое воздействие которого распространялось чуть ли не на все группы мышц сразу.
  - Я надеюсь, что их не будет, - пояснил капитан, - Думаю, мы высадимся на нашей планете и заживём там разумно, спокойно и счастливо, будем делать открытия, обживаясь и размножаясь.
  Рэй сделал ударение на последнем слове, и это не пришлось Арсении по нраву.
  - Пап, ты опять намекаешь на Паоля? - спросила она недовольно.
  - Не опять, а снова, - ответил он присказкой, смысла которой Арсения никогда не понимала, и продолжил, - Сени, скажи, наконец, почему ты этому так противишься? Разве Паоль тебе не нравится?
  - А тебе что, так не терпится выдать меня замуж? Так хочется сбагрить на руки кому-то другому?
  - Сени, ты думаешь, что говоришь? - обиделся Рэй и на какое-то время замолчал.
  "Что за война встречных вопросов?" - с досадой подумала девушка, но в то же время поняла, что не сильно, но всё же обидела отца.
  - Пап, извини, - сказала она виновато, потом вздохнула и примирительно улыбнулась.
  - Дочь, я не хочу сбагрить тебя на руки мужу, или что ты там себе вообразила, - начал он, и перешёл, наконец, от вопросов к объяснениям, - но случиться может всякое, а так мне будет спокойнее. Ну, если ты будешь при муже.
  - Пап, ну я ещё не готова, я не знаю... - промямлила дочь, но отец пресёк её попытки оправдаться.
  - Не смей оправдываться, Сени, даже передо мной. Я ни к чему тебя не понуждаю. Твоя жизнь, тебе и распоряжаться ею.
  "Мудрые слова! - подумала Арсения, остановив работу тренажёра, - Но не слишком ли я похожа сейчас на Нарге в тот день, когда "Звёздный Ветер" взял курс на систему Алионы. Тогда я говорила ему то же самое: никто, мол, тебя не заставляет. Но Нарге всё-таки понял, что должен открыть свой разум кораблю и открыл. А что если и мне так же вот придётся сделать то, о чём теперь и думать не хочется. И ведь, к слову сказать, Нарге о своём решении за эти четыре года не разу не пожалел".
  Может, и она не пожалеет.
  С пугающей неотвратимостью мысли Звёздной Королевы завертелись вокруг загадочного молодого штурмана, который так до сих пор и не признался, что ищет во Вселенной.
  Паоль... Он, конечно, красивый. И добрый. Умный, весёлый, замечательный. И видно, что любит её, Арсению. А, может, попробовать?
  Девушка подумала, что плохо с Паолем ей точно не будет. Но будет ли хорошо? Вот это был вопрос!
  С другой стороны, с кем же ещё начинать ей новую жизнь на далёком Релтане? Среди членов их небольшого экипажа были трое достаточно молодых мужчин, на которых она могла бы обратить своё внимание. Но, во-первых, все они были гораздо "дальше" от неё, чем Паоль; во-вторых, сами не проявляли к капитанской дочери необходимого для близких отношений интереса; а в-третьих, ей, Арсении, с этой точки зрения они были совершенно безразличны. В этом смысле Паоль был самой подходящей кандидатурой. И всё же...
  Арсения, конечно, по-своему его любила. Но в том-то как раз и дело, что по-своему. И как бы не была сильна эта привязанность, как бы не были схожи их характеры и жизненные пути, Паоль не был её мечтой.
  Да, глупо, наверное, в восемнадцать лет мечтать о Звёздном Принце, который, может быть, и не существует в этой реальности, и пора бы взглянуть на своё будущее по-взрослому. От судьбы всё равно не уйти.
  И всё-таки ей теперь было очень тяжело. Хотелось убежать от собственного рассудка. Но разве от него скроешься?
  Мрачная, с потухшим взором, Арсения заметила, что отец оставил её в спортивном боксе одну, по всей видимости, довольно давно. Растерянно вздохнув, она встала и направилась к каюте Паоля. "Звёздный Ветер" шепнул ей, что он сейчас именно там.
  
  ***
  Паоль сидел за небольшим откидным столиком и как-то отстранённо глядел на плоскостные космические карты, заменявшие сейчас обычный ненавязчивый рисунок столешницы. Однако явно не о картах думал он в тот момент.
  О чём? Вернее, о ком? Не составляло труда догадаться. Он, видимо, так крепко задумался об Арсении, что даже не заметил её прихода. И это не смотря на то, что "Звёздный Ветер" всегда, правда тихо и ненавязчиво, предупреждал о приближении кого-либо. И лишь тогда, когда Арсения положила руку на его плечо под гладкой материей генокостюма, он вышел-таки из мира грёз.
  - О чём думаешь?
  Паоль сперва встрепенулся от неожиданности и было нахмурил тонкие тёмные брови, но тут же настроение его переменилось, он улыбнулся.
  - Привет, Сени.
  - Привет. Но ты не ответил на мой вопрос: о чём это ты так увлечённо думал, что ничего не замечал вокруг?
  - Я? Да, собственно... - замялся он, но тут смелая, не знающая сомнений Госпожа Решительность взяла в нем верх над вечно сомневающейся и стеснительной Недосказанностью, - Я о тебе думал, Сени.
  - Обо мне? А чего обо мне думать? Я вот она, здесь.
  Паоль помолчал немного, потом выпрямился, резко выдохнул и заговорил так быстро, будто опасался, что своенравная Госпожа Решительность покинет его в самый ответственный момент, так и не дав договорить нечто очень важное.
  - Сени, ты ведь знаешь, что нас уже давно окрестили женихом и невестой. Я со своей стороны очень хотел бы, чтоб это было так. Но ты! Ты хочешь этого?
  - Это что, признание в любви? - спросила дочь капитана просто для того, чтобы вот так сразу не отвечать на слишком прямо поставленный вопрос.
  - Признание. Грубовато, да?
  Арсения села рядом с молодым человеком на его диван-полку, вещь и удобную, и весьма функциональную.
  - Да нет, это вовсе не грубо.
  - Так что же ты думаешь?
  - Не знаю.
  Оба вздохнули и опустили глаза.
  - Ты меня не любишь?
  Печаль и разочарование в голосе друга заставили Арсению почувствовать себя, прямо скажем, мерзко.
  - Я тебя люблю, - честно призналась она и тут же неожиданно спросила, - Паоль, а вдруг у нас с тобой ничего не получится?
  - Ну, почему же не получится, если мы оба друг друга любим? - недоумённо спросил Паоль, беря её руки в свои.
  Он смотрел на неё светло-карими глазами, такими красивыми, добрыми, глубокими и, самое главное, любящими, что Арсения, уже собравшаяся было ответить жестоко, но честно, невольно застыла в нерешительности.
  - Получится, всё у нас получится, Сени, - пробормотал Паоль в самое ухо Арсении; он был так близко, что девушка - она могла поклясться - ощущала его не только физически, но и на уровне невидимых биополей.
  И... Он поцеловал её, она ответила. Руки их сплелись, тела прижались друг к другу, дыхание стало знойным и частым, оно почти обжигало.
  Паоль, верно, готов был целовать Арсению хоть до скончания века, но девушка, пришла в себя и нашла силы отстранить его. Глаза юноши горели, горели огнём страха и надежды.
  - М-мне пора, - затараторила дочь капитана, поспешно встала и направилась к двери; лицо её было красным, движения - порывистыми и неестественными, - Я потом как-нибудь зайду.
  - Сени, Сени, постой, - Паоль тоже вскочил; секунда - и девушка оказалась в плену его сильных рук, - Арсения, скажи мне только одно: если капитан даст согласие... ты станешь моей... женой?
  Последнее слово было произнесено так нежно и проникновенно, что у Арсении даже защемило внутри, где-то между животом и горлом.
  - Я... не знаю. Извини, Паоль. Дай мне уйти.
  Арсения хоть и знала, что в утробе всевидящего корабля никто не сможет причинить ей вреда, а всё же сильно струхнула тогда. Паоль был слишком уж настойчив, пылал, как новорожденная звезда, и, казалось, вот-вот вытянет из её уст признание, о котором они оба потом пожалеют. Почему они непременно должны об этом пожалеть, девушка не знала, но какое-то сильнейшее предубеждение ставило между ней и влюблённым Паолем невидимую, непробиваемую преграду. Что она будет делать дальше, Арсения не представляла, но сейчас ей требовалось уйти. Непременно!
  И она ушла. Юноша, уже немного поостывший, не стал её останавливать.
  
  ***
  Нарге... Нарге - это тот единственный человек на борту "Звёздного Ветра", который не станет ей сейчас ставить условий и чего-то от неё требовать.
  Тану сидел в своём закутке, поджав ноги под удлинённое и при том довольно широкое паучье туловище.
  - Нарге.
  Он обернулся. Взгляд его отразил тревогу, ибо голос девушки слишком явственно дрожал. Она не стала более ничего говорить, а просто села рядом с тану на койку, которой он почти не пользовался по причине слишком крупного телосложения. Обняв друга, девушка заплакала.
  Плакала она очень редко - не из тех была, да и поводов, если подумать, для этого не было. А теперь вот... От чего именно слёзы текли из её обычно весёлых глаз, она и сама толком не знала. Просто хотелось, чтобы кто-то пожалел, ни о чём не спрашивая.
  Благо, Нарге так и сделал. Арсения уютно устроилась меж двух его правых ног, обвила руками тонкую шею, и так ей было хорошо, так спокойно, что, казалось, всю жизнь не покидала бы этого верного и как никто иной понимающего друга. Его можно было обнять, не опасаясь, что это вызовет в нём какие-то "лишние" чувства, его мнение не было столь непререкаемым, как отцовское. И он, конечно же, всё должен был понять. И не осудить.
  - Нарге, а что ты будешь делать на Релтане, когда мы его найдём? - спросила Арсения, до конца испив успокоение из рук тану.
  - Что делать? - переспросил Нарге, и добрый взгляд его стал немного озадаченным; подумав немного, он ответил, - Жить. С вами вместе открывать этот древний мир заново, искать то, что, может быть, осталось от прежних цивилизаций...
  - А если там, на Релтане, мы не найдём таких же, как ты? Можно, конечно, предположить, что после катастрофы там остались выжившие тану и теперь они благоденствуют. И всё-таки, если там никого не окажется, что же ты будешь делать?
  Нарге погрустнел - видимо, Арсения затронула в его душе болезненную струну.
  - Не знаю.
  Если бы этот разговор не был для неё сейчас так важен, она ни за что не стала бы его заводить, но теперь начатую уже беседу просто необходимо было довести до конца.
  - Ну, а если бы с нами теперь летел ещё один тану, не твой родственник, молодой, симпатичный, но тебе не милый, что бы ты тогда делал?
  - Не знаю, - повторил Нарге после недолгой паузы свой предыдущий ответ, - А зачем ты спрашиваешь о таких непростых вещах?
  Арсения шумно вздохнула, вытирая со щёк остатки мокрых потёков.
  - Ты, наверное, знаешь, что меня сватают за Паоля...
  - Слышал. И ты хочешь, что бы я сказал тебе, что делал бы на твоём месте, когда нет выбора?
  Прозорливость Нарге радовала Арсению.
  - Да, если бы ты выбирал между одиночеством и нелюбимым спутником, что бы ты решил?
  Нарге снова задумался, но от непростого ответа его спас шёпот "Звёздного Ветра". Корабль вещал о том, что в пределах слаботелескопической видимости обнаружен неизвестный корабль, который не откликается ни на какие позывные. Нарге встрепенулся при упоминании о мёртвом космическом судне. Ему, видимо, никогда уже не забыть своего первого полёта. А при мысли о том, что с кем-то может происходить то же самое, его бросило в пот.
  Оба, Нарге и Арсения, тут же кинулись в рубку управления, где обычно в течение почти всего дня находился капитан. Там уже было достаточно много народу, по крайней мере, столько, сколько могло вместить её весьма ограниченное пространство.
  Девушка и тану кое-как протиснулись меж встревоженных, говорящих наперебой людей.
  "Пассажирский корабль личного пользования с возможностью неограниченно дальних перелётов, - сообщил меж тем "Ветер", посылая информацию прямо в мозг каждому из присутствовавших на корабле, будь те в рубке или где-либо ещё, - Курс отсутствует, двигатели неактивны, ответов на позывные не поступает. На борту присутствует один живой биологический объект".
  Команда зашумела ещё сильнее, Нарге вздрогнул, но никто, кроме Арсении, этого не заметил.
  - Хорошо, "Ветер", спасибо. Жди указаний, - сказал капитан, и люди, услышав его голос, замолчали, словно приказ был обращён и к ним тоже, - Итак, знакомая ситуация. Но теперь у меня очень нехорошее предчувствие. А остальные что думают?
  - Ловушка? - прозвучало сразу несколько мужских голосов.
  - Но там кто-то есть, - сказала Арсения, видя, что Нарге, всё ещё робеющий перед двуногими, не решается высказаться по этому поводу, хотя и очень хочет.
  - Да, кто-то есть, - задумчиво подтвердил капитан.
  Повисла пауза, но её напряжение вскоре снял голос капитана.
  - "Ветер", каковы характеристики живого объекта?
  Корабль не заставил себя долго ждать.
  "Физическое состояние - удовлетворительное, эмоциональное состояние - стабильно-подавленное..."
  - Хорошо, "Ветер", но ты скажи, это разумное существо или животное?
  "Разумное высокоорганизованное существо", - последовал ответ.
  Услышав его, капитан Рэй принял решение почти мгновенно.
  - Стало быть, я отправлюсь туда и разузнаю, в чём дело. Негоже оставлять человека в беде, даже если он и приманка в мышеловке
  - Но это опасно, капитан, - возразил Микел, выступая из затемнённой части рубки, которая была так близка его мрачноватой душе закоренелого интроверта.
  - Знаю, что опасно, и потому оставляю тебя за старшего.
  Никто не смог и слова вымолвить. Вот так просто? Микела - за старшего, а сам - в пекло?
  - Я с вами пойду, капитан, - подал голос Паоль и решительно выступил вперёд, хоть это и нелегко было сделать в тесноте.
  - Нет, это исключено, парень, - осадил его капитан, - два штурмана "Ветру", может, и ни к чему, но моей дочери, если со мной чего вдруг случится, ты будешь заступником.
  "Я что девочка маленькая?" - хотела было возмутиться Арсения, но тут же осеклась: отец не желал пускать Паоля на опасное дело, и не стоило убеждать его в обратном.
  Паоль опустил голову. Вид у него был какой-то неопределённый.
  - Но не можете же вы пойти один, капитан, - сказал Яков, один из бортовых инженеров.
  - Я не могу подвергать ваши жизни опасности, вот и всё, - отозвался капитан, и никто не заметил в его голосе и нотки сомнения, - Это противоречит и моему долгу капитана и здравому смыслу, ведь чем больше вас доберётся до Релтана, тем больше у нас шансов на будущее. Думаю, вы меня понимаете?
  Экипаж, вслед за Паолем, дружно понурил головы: логика у капитана была железная.
  - А могу я пойти с вами, капитан? - неожиданно для всех спросил Нарге, и взоры двуногих, как по команде, обратились к нему, - От одного единственного тану на Релтане будет немного проку.
  - Послушайте, - вдруг встрепенулась Анна, - что это вы все так говорите, как будто для смельчаков уже гробы готовы? А что если там вовсе и нет никакой ловушки? Вспомните, наконец, историю с "Пронзающим Время".
  - Возможно, Анюта, ты и права, но всё равно, дело рискованное, - ответил Рэй, - и если почувствуете, что дело дурно пахнет, не мешкая, уходите в гиперпространство. Даже и не пытайтесь приходить на выручку. Приготовьте всё для прыжка заранее. А... Да всё равно вы этого не сделаете. "Ветер" сам выполнит мой приказ.
  - Капитан, так вы возьмёте меня с собой? - не унимался Нарге.
  Капитан тяжко вздохнул, но ответил точно так же, как отвечал всем: уверенно и непоколебимо.
  - Нет, дружище, не возьму. И не смей спорить.
  Вновь воцарилась тишина. Все были мрачны и взволнованы.
  - Папа, - Арсения подошла к отцу и крепко обняла его, - Возвращайся, пожалуйста. Ты нам нужен больше, чем все неизвестные планеты вместе взятые.
  - Я вернусь, Звёздочка моя, и всё же выдам тебя за Паоля, - ответил капитан, пытаясь улыбнуться.
  
  ***
  Через час маленький челнок с капитаном Рэем на борту уже подлетал к загадочному кораблю.
  - "Ветер", - обратился он к своему покинутому кораблю через переговорное устройство, - ты и сам всё прекрасно знаешь, но, думаю, не лишним будет напомнить, что любые мои приказы, особенно отданные в чрезвычайной ситуации и имеющие целью спасение экипажа, подлежат немедленному и беспрекословному выполнению. Это понятно?
  "Понятно, капитан", - родилось, казалось, в самом мозгу человека.
  - Отлично! Если что, ты знаешь, что делать. И не слушай более никого. Пока я жив - я капитан.
  "Ветер" послал согласный импульс, а челнок меж тем уже входил в зону стыковки с кораблём-призраком. В утробе звездолёта под надёжной защитой его корпуса и всевозможных экранирующих устройств космос кажется безмолвным, могильно-молчаливым и от того жутковатым, а здесь в челноке, защитные системы которого были в разы слабее корабельных, чёрное вакуумное пространство с какими-то пылевыми скоплениями вдалеке и несчётным количеством звёзд вокруг, ожило. Капитан слышал тихие звуки, миллиарды разноголосых шумов, которые складывались для него в подобие какой-то неземной, неописуемой музыки. Песня звёзд казалась Рэю торжественной, как некий гимн самой Вселенной. Он, лёжа "ночью" в постели и прижимая к себе любимую Анну, обожал послушать песню их собственной крови. Эту музыку слушали все на корабле, она как ничто другое успокаивала, настраивала на оптимистический лад, заставляя в сонном блаженстве отдаваться её переливам. Вселенские же ритмы, напротив, наполняли душу тревожным торжеством, сердце колотилось от этого, и кровь внутри кипела, словно волшебный отвар в котелке у ведьмы.
  ...стыковочный шлюз открылся лишь под механическим напором манипуляторов, которыми челнок был снабжён специально для этих целей. Рэй активировал вокруг себя защитное поле против радиации и химических веществ.
  - Я вошёл, - сказал капитан в коммуникатор, встроенный в клеточную структуру генокостюма, - Пока всё чисто.
  Полутьма и гробовая тишина окутывали звёздного странника, но он давно уже не боялся ни того, ни другого. Да ещё эта звёздная музыка - она вселила в капитана какую-то небывалую решимость и отвагу.
  Корабль казался мёртвым. Тусклое освещение было остаточным: фосфоресцирующие частицы на стенах, потолках и в воздухе отдавали в жертву темноте последние свои заряды. Однако костюм капитана и сам светился, а потому продвигался он довольно быстро.
  - Где же этот биологический объект? - прошептал Рэй, ни к кому конкретно не обращаясь; он начинал нервничать и потому приказал "Звёздному Ветру" просканировать все помещения мёртвого корабля.
  "Биологический объект идёт прямо вам на встречу справа" - поступил ответ верного звездолёта, и на сетчатке глаз капитана отобразилась карта просканированного корабля с двумя светящимися точками: им самим и загадочным пленником открытого космоса.
  "Около десяти метров, коридор направо", - оценил капитан местоположение второй светящейся точки.
  Шорох... Капитан насторожился. Из правого коридора и впрямь доносились какие-то тихие, шуршащие звуки, будто кто-то идёт, шаркая ослабевшими ногами и проводя руками по шероховатым стенам. И громко, хрипло дышит.
  - Кто здесь? - несколько взволнованно выкрикнул он, но тут же взял себя в руки, и голос его снова стал капитанским, - Не двигаться!
  - Уходите отсюда! - раздалось из темноты - какой-то слабый, дребезжащий скрип, мало похожий на человеческий голос, - Я - сыр, корабль - мышеловка, и хозяева скоро придут посмотреть на добычу.
  - Я не за тем пришёл, чтобы пугаться этих твоих хозяев, парень, отозвался капитан, уверенно идя на звук таинственного голоса, однако на душе у него было нехорошо, тревожно, ведь опасения его и экипажа подтвердились, - Я заберу тебя отсюда, кем бы ты ни был, и те ребята, что сделали из тебя приманку для благородных звёздных странников, увидят только наш "хвост", уходящий в гиперпространство.
  - Не получится у вас ничего, господин звёздный странник, хоть вы и храбры, и милосердны.
  Скрипучий голос обрёл плоть, и из давящей, зловещей полутьмы выступила высокая, складная, но сникшая, будто до смерти уставшая фигура. В тусклом мерцании генокостюмов стали различимы нездоровые, посечённые волосы медного цвета с густой сединой и причудливые, узорчатые татуировки на висках, скулах и впалых, бледных щеках.
  Клон? Клон-слуга какого-то богатого рода из Галактического Центра?
  - Почему ты так уверен в этом, клон? - спросил Рэй, попутно хватая слугу за руку и ведя к стыковочному шлюзу.
  - Благородный господин, - отозвался клон, отчего-то не желавший подчиняться своему спасителю; упираясь, что было сил, он заставил капитана остановиться, - на этом корабле установлены скрытые передающие устройства, заметить их и уловить сигнал способен редкий корабль. Устройства, должно быть, уже послали сигнал к пиратскому судну, и не более чем через полчаса он будет здесь. Я видел этот корабль - боевой "Тэта" - его мощь огромна.
  - Полчаса, говоришь? Этого нам вполне хватит, - выпалил Рэй и хотел было продолжить движение к выходу из корабля-ловушки, но клон так и остался на месте. Только вздохнул устало и обречённо.
  - Шлюзовое отверстие запрограммировано так, что может выпустить ровно столько человек, чтобы внутри корабля оставался хотя бы один. Даже если вам удастся уйти, в мышеловке всё равно должна быть приманка.
  - Так, значит? - слегка осевшим голосом сказал капитан Рэй, - Ну, так слушай меня, парень. Ты сейчас садишься в мой челнок и летишь к моему кораблю. Координаты на возвращение уже заданы. А здесь будет грандиозное представление. Жаль только, что зрителей будет немного.
  - Вы собираетесь взорвать корабль? - догадался клон.
  - А ты умён, такие нужны в моей команде.
  - Вашей команде нужны вы, а не я, - возразил слуга, и это чуть не сломило решительность звёздного капитана, - не стоит жертвовать ради меня своей драгоценной жизнью, поверьте, - убеждал клон, отступая всё дальше обратно в глубь корабля, - Я того не стою, и, если честно, не хочу этого. Мне жаль вашей жизни, благородный господин, а своей не жаль, она мне в тягость. Мне больно и тяжко оттого, что мои хозяева мертвы, а я всё ещё дышу этим спёртым воздухом...
  - Нет, клон, я останусь, - голос Рэя прокатился громовым раскатом по пустым тёмным коридорам, - И запомни, что никто так не знаком с честью, как вольные капитаны. Иди к шлюзу и знай, что мне не быть приманкой для звёздных странников, а этому кораблю - мышеловкой. Ты слуга, в конце концов, иди же!
  Похоже, приказной тон подействовал на клона, специально взращённого в лаборатории, для того, чтобы подчиняться приказами естественнорождённых, ибо тот, постоянно оглядываясь и с сомнением глядя на вольного капитана, всё же прошёл вслед за ним к шлюзовому отверстию.
  Подойдя к раскрытым створкам, он ещё раз обернулся и вопросительно взглянул на своего благородного спасителя, не решаясь сделать шаг, после которого ничего уже нельзя будет исправить.
  "Да что ж он, издевается?" - капитану очень хотелось жить, и взгляд клона заставил его вспомнить и мечту о далёкой таинственной планете, и о дочери, которая так просила его вернуться, и о женщине, которая так его любила.
  - Пошёл вон! - скомандовал Рэй, да так грозно, что нога клона сама собой переступила порог шлюзового отверстия. И тут же силовая дверь скрыла его от взора капитана.
  
  ***
  - Возвращаются! Они возвращаются! - закричала Арсения, видя перемещение крохотной зелёной точки на проекции голограммы, - А это что такое?
  Резкий переход девушки от ликования к настороженности заставил команду напрячься.
  Недалеко от того пятна, что звалось на голограмме "неопознанным кораблём", появилось ещё одно. Гиперпространство выплюнуло его на предельно допустимом расстоянии от мёртвого судна по правому его борту, а "Звёздный Ветер" дрейфовал теперь с обратной стороны его корпуса, но гораздо ближе.
  - Что это?
  Но вместо ответа "Звёздный Ветер", а за ним и "Пронзающий Время" резко приблизились к кораблю-призраку на совсем уж небезопасное расстояние. Челнок едва успел пристыковаться к "Звёздному Ветру" И...
  Мгновенный и неожиданный переход на сверхсветовую скорость, даже при наличии всех возможных амортизаторов и стабилизаторов не мог пройти незамеченным для экипажа. Всё зашаталось, затряслось, завибрировало. Ошеломлённые люди схватились за головы, хоть и не впервые это происходило с ними.
  И только когда несущий людей корабль окончательно вошёл в новый режим полёта, те начали осознавать произошедшее.
  - Чего это? - вновь подала голос Арсения.
  - Если мы прыгнули в такой близи от того корабля, ему крышка, - отозвался Микел, и три инженера дружно закивали в подтверждение его слов.
  - А... Челнок успел пристыковаться?
  - Кажется, да. Пойдём посмотрим.
  Все, кто были в рубке или в коридоре рядом с ней, то есть весь экипаж, дружно ломанулись к основному шлюзу.
  Челнок был пристыкован, и в нём находился странный незнакомец, видимо, спасённый с мёртвого корабля. Но...
  Он там был один.
  Микел вбежал первым, уже готовый пожать руку своему отважному капитану, который, подвергая себя смертельной опасности, спас жизнь попавшему в беду человеку. Только вот не было там капитана. Микел тут же всё понял. А сзади на него уже напирали остальные члены команды: они ни о чём не догадывались, так же как он сам секунду назад, готовили поздравления. И в первых рядах была Арсения.
  - Арсения, уйди, - прохрипел штурман, и все тотчас замолчали, - уведите её, кто-нибудь!
  - Дядя Микел, чего это вы меня прогоняете?
  С разрывающимся сердцем мужчина уловил в голосе девушки не только недоумение, но и ужас догадки.
  - Анна, быстро, уведи её, уйдите отсюда!
  Он почти закричал, чего с ним никогда не случалось, и потому его нельзя было не послушаться. Анна и Арсения, пятясь и протискиваясь меж столпившихся людей, отошли подальше от шлюзового отсека.
  - Анна, чего это он, а? - спросила Арсения, обращая к невенчанной жене капитана бледное лицо с подрагивающими губами.
  - Сейчас он выйдет, и мы всё узнаем, - ответила Анна, сама побелевшая как её медицинский генокостюм.
  А тем временем внутри челнока происходило следующее.
  - Где капитан? - спросил Микел у сидевшего в одном из пассажирских кресел незнакомца.
  - Он остался на мёртвом корабле, господин... - проржавелый скрип вместо голоса заставил штурмана стиснуть зубы; его так и подмывало сорваться на крик.
  - Остался там? - переспросил Микел, пытаясь дышать глубоко и спокойно, - Так что же ты здесь делаешь?
  - Господин капитан приказал мне сесть в челнок, а сам остался, так как шлюзовое отверстие тут же закрылось за мной. Я предупредил его об этом и просил спасаться самому, а меня оставить. Но он и слушать не захотел...
  Кипевший внутри Микела котёл медленно, но неумолимо остывал, руки опускались, к горлу подкатывал ком, заставляя говорить прерывисто, как вовсе не подобает исполняющему обязанности капитана.
  - Не захотел... Благородный!.. - бормотал он, стараясь не давать волю отчаянью, - Но ради кого? Ради какого-то клона? Кому ты нужен, клон, что принял от нашего капитана такую жертву?
  Клон не смог ничего ответить, лишь опустил поседевшую от горя голову.
  - Капитан мёртв, - сказал Микел, обернувшись к тем мужчинам и женщинам, что стояли за его спиной. Те из них, кто стоял ближе к штурману, уже давно и сами всё поняли, - Арсению позовите, - приказал он, и закусил губу, превозмогая сердечную боль.
  Люди расступились, кто-то и вовсе ушёл, чтобы не мозолить глаза тем, кто больше всех страдал сейчас. Две самые дорогие для погибшего капитана женщины встали перед Микелом, и по лицам их было видно, что они всё уже знают.
  - Дядя Микел, он погиб?..
  Этот голосок, дрожащий и ставший совсем детским, лишил всегда сдержанного штурмана последних сил. Слёзы потекли из его глаз, он обнял девушку, но никак не мог утешить её, никак. Язык не слушался.
  Анна стояла в сторонке, крепясь изо всех сил.
  - Я и не думала, Микел, что Рэй был тебе так дорог, - пробормотала она глухо и надтреснуто.
  - Анют, я и сам не знал... Вот теперь только понял...
  "Звёздный Ветер", ощущая людскую боль, включил на полную мощность успокаивающие излучения, но они не помогали. Экипаж погрузился в глубокую скорбь по безвременно ушедшему капитану.
  
  ***
  Не прошло и пары часов, как все вновь собрались в рубке и у входа в неё. Только вместо капитана теперь в его кресле сидел штурман Микел, потемневший и ещё более мрачный, чем всегда.
  - Думаю, все помнят, что наш капитан перед своим последним полётом назначил меня главным в его отсутствие. Я чту его последнюю волю, но всё ж ослушаюсь. И не смотрите на меня так! - резко добавил он, видя недовольство на лицах своих слушателей, - Я таким всегда был, - сказал он, понизив тон до обычного глуховатого баритона, - Не в пору мне капитанское кресло.
  - Но нам нужен капитан, Кел, как ни крути, - возразил Серго, второй бортовой инженер. Сразу несколько голосов поддержали его.
  - И он у нас есть! - сказал Микел, не желая отступать, - Вот наш капитан!
  С этими словами он обернулся в ту сторону, где, понурив среброволосую голову и опустив плечи, сидела Арсения. Она совсем не следила за ходом разговора, и потому не заметила, что лица всей команды обращены к ней.
  - Сени, ты слышишь? Ты теперь капитан.
  - Я?
  Прозвучало это как-то очень уж безучастно, будто не Арсению назвали только что госпожой целого звёздного корабля и его экипажа.
  - Есть те, кто против? - спросил штурман, обращаясь к собравшимся.
  Леон хотел было поднять руку, но, видя, что его никто не поддерживает, опустил её.
  - Кто за?
  Поднялись почти все руки. Кто-то выкрикнул из коридора: "Я - за", а Микел продолжил.
  - Ну, за - большинство, воздержавшихся - немного, а против - и вовсе нет. Стало быть, решение принято!
  Никто спорить не стал, только Леон, который, видимо, в душе был не согласен с тем, что им будет командовать восемнадцатилетняя девушка, тихо спросил.
  - А сама-то кандидатура согласна?
  Не будь настроение людей столь мрачным, многие от души посмеялись бы над нескладностью этой фразы, но тут все промолчали, храня на лицах самое серьёзное выражение.
  - Я согласна, - отозвалась Арсения всё так же безучастно и бесцветно, словно ей всё было сейчас безразлично. Может, это и было так.
  
  ***
  
  - Как ты думаешь, Нарге, он перед взором Эя? - спросила тану Арсения, всё так же отрешённо всматриваясь в пустоту за иллюминатором. Они остались вдвоём в рубке, и теперь она казалась непомерно большой то ли оттого, что все ушли, то ли оттого, что ушёл капитан.
  - Да, я уверен, что он заслужил право предстать перед ним сразу, - немного печально прозвучало в тишине, - Хотя нет, наша вера учит, что прежде вышедшая из тела душа, странствует по тем местам, где была счастлива при жизни. И только потом Эя раскрывает для неё свои объятия.
  - Значит, он может быть здесь?
  Арсении очень хотелось в это верить, до смерти хотелось вновь ощутить в рубке присутствие отца-капитана.
  - Может, - уверенно отозвался тану, оглядывая полукруглые, горящие огнями приборов стены корабельного центра, - Ведь он был счастлив здесь?
  - Думаю, только здесь и был...
  Большие серые глаза девушки-капитана на этот раз остались сухими. Да, живым всегда не хватает умерших, но ей теперь горевать было ни к лицу.
  
  ***
  Горевал на корабле только клон. Он изо всех сил старался прятать свои эмоции поглубже в раненую душу, но чуткий "Звёздный Ветер" подмечал всё и исправно докладывал об этом Анне.
  - Том, - позвала она, однажды "вечером" зайдя к новому, но пока ещё не принятому всеми члену их экипажа в специально выделенный для него уголок лазарета, - о ком ты тоскуешь?
  - Не извольте беспокоиться обо мне, доктор, - отозвался клон-слуга, и пигментные пятна на его щеках, висках и скулах стали казаться ещё более чёткими из-за того, что лицо побледнело.
  Замысловатый геральдический рисунок в виде диковинного экзотического животного в ореоле света с левой стороны и стилизованная буква "К" с правой - всё это было заложено в его генах и навсегда делало клона биологическим объектом человеческого типа, но не человеком. Второй сорт, слуга - и больше ничего. Он был вечным рабом одного хозяина.
  - Я задала вопрос, Том, - повторила Анна, стараясь, чтобы голос её звучал и мягко, и настойчиво.
  Клон опустил голову и ответил со всей своей природной покорностью.
  - Прошу прощения, доктор, - и добавил после небольшой паузы, - Я потерял своего хозяина. Его звали Корал Оливер Эридан-младший. Ему было всего тринадцать лет, но его не пожалели - аннигилировали вместе со всем благородным семейством и командой... А меня оставили на корабле в качестве приманки для таких вот отважных и милосердных странников как вы. Остальное вам известно...
  Анна кивнула.
  - Ты был создан специально для него?
  - Да.
  - Понимаю, Том, - с состраданием отозвалась женщина; она была очень добрая, доктор Анна, всё прощала и забывала собственное горе, когда кому-то требовалась помощь, - но нас лечит время. И тебя оно не обойдёт своим вниманием.
  - Позвольте не согласиться с вами, доктор, - осмелился возразить клон, - Меня вылечит только смерть.
  Анна вложила свою аккуратную руку в не менее изящную ладонь осиротевшего слуги и долго сидела так, грустно-задумчиво вглядываясь в хитросплетение узорчатых пятен на его лице. Что она пыталась там увидеть?
  Клон, конечно же, не знал этого, но от руки, от взгляда доброй женщины исходили тепло и свет, а большего ему сейчас и не надо было.
  
  Глава 2. Даниарэ
  
  Дым от костра, в котором жгли ветви дерева лэмм, был ароматным и приятно терпким. Тёплый летний вечер наполнился прохладой, свежий ветер далеко разносил по закоулкам Искристой Длани запахи и звуки.
  Но Даниарэ это не радовало. Дурные подозрения закрались в его ортодоксально честную душу, смущая благопристойный ум.
  Он, большими быстрыми шагами крепких, длинных ног молча шёл к хорэ своего отца. Лицо его хранило хмурое, напряжённое выражение.
  Два меча, перекрещенные над входом в шаев дом, блеснули хищно и кровожадно, и блеск этот, всегда ласкавший взор молодого воина, теперь отчего-то казался ему зловещим и отвратительным.
  - Отец, я хочу говорить с тобой. Дозволь.
  Даниарэ был прям до крайности и потому никогда не называл отца Великим шае, как, вообще-то, полагалось. Однако Роткарнэ его не одёргивал - ему нравилось, когда сын проявлял себя будущим властелином Северного Края.
  - Говори, раз хочешь, сын.
  Даниарэ заговорил тут же: он кипел, а в таком состоянии он, и без того смелый, вообще терял всякий страх.
  - Откуда у лаедеру еда каждый день и одежда, которой у него отродясь не было и быть не могло? - выпалил он, позабыв о всякой учтивости.
  - Это имеет для тебя какое-то значение? - уклончиво отозвался шае, он был спокоен, но, в отличие от сына, был таким всегда.
  - Отец, пожалуйста, ответь честно. Слухи ходят нехорошие...
  Подобный тон шае уже не понравился. Сын пытался заставить его отвечать. Да что там, он почти приказывал.
  - Ты веришь досужим слухам, шае-дарэ? - спросил он подчёркивая положение сына, то ли для того, чтобы внушить ему отвращение к сплетням, то ли для того, чтобы напомнить об уважение к отцу-повелителю.
  - Отец!
  - Ладно-ладно, - примирительно сказал Роткарнэ, видя, что от прямого ответа не отвертеться, - Чего вилять хвостом перед окрасу, коли ему до хвостов нет дела? Дание, - как никогда мягко обратился он к сыну, в надежде успокоить его молодую, гневливую кровь, - лаедеру служит мне, и я не могу не вознаграждать его за это.
  - Служит? - переспросил Даниарэ, и в голосе его прозвучало что-то похожее на обиду и недоумение, - Так значит это правда?
  - Что - правда?
  - Что? - Даниарэ всё больше и больше терял над собой контроль, - А то, что говорят, будто он для тебя режет спящих недругов, а ты потом сваливаешь всё на других!
  - А даже если и так, Даниарэ, что из этого?
  Даниарэ вне себя от негодования вцепился пальцами в густые тёмные волосы.
  - И ты так спокоен? Так просто об этом говоришь?
  - Ты же хотел правды, сын. Так вот она, получай.
  - Всемогущий Эя! Но как же это возможно?
  Восклицание Даниарэ громом прокатилось по тронной комнате шае. Роткарнэ сощурил тёмные, загадочно-страшные глаза. Ответил он не сразу.
  Он долго вглядывался в стоявшего перед ним сына. Да, к сожалению, Даниарэ пошёл ни в него. Трудно даже сказать, в кого. Ох, и нелегко ему будет! И ведь один он у шае, сын-то! Выродка Мараньятэ Роткарнэ в расчёт не брал.
  Лет двадцать назад шае стал крепко задумываться над тем, отчего он, потомок весьма плодовитых прародителей, имеет так мало детей.
  Сперва он решил, что всё дело в Наили - его жене - и потому стал одну за другой брать себе наложниц. Продолжалось это до тех пор, пока от их вызывающе пёстрых нарядов не стало рябить в глазах.
  Но ведь не могли же все наложницы быть "неправильными"! А стало быть, как ни горько это признавать, "неправильным" был сам шае.
  Как бы то ни было, но законный сын у него был только один, и то, что вырос он не таким, каким полагалось быть умному и дальновидному наследнику Великого шае, удручало Роткарнэ ещё больше чем собственный изъян. Огорчало и то, что тайна шаевых дел переставала быть таковой. Неужели с годами острый ум его затупился, как меч, иссечённый в бесконечных битвах?
  - Дание, слушай меня и не перебивай, - шае продолжал говорить спокойно и доверительно; он знал, что грозными речами сына не проймёшь, - Я вот что скажу тебе, сын мой. Я знаю, ты смелый воин, благородный и отчаянный. Ты великолепно освоил науку боя, и это прекрасно. В твоей крови - мужество и справедливая ярость, но здесь, - шае пальцем указал на собственный богато разукрашенный символами власти трон, - совсем другая война. И она куда как страшнее любой сечи, ибо цена её - вот этот самый трон. Это власть, что распространяется на все известные населённые земли. Ставка в этой войне, сын, - твоя крылатая, благородная душа, которую придётся растоптать, принести в жертву безграничной власти... - шае перевёл дух; Даниарэ по-прежнему внимательно слушал отца, но его густые тёмные брови всё больше сходились к переносице, - Дание, чтобы удержать власть, одной лишь силы и отваги не достаточно. Нужны ещё хитрость и коварство.
  - Мне не нужно коварство, чтобы удержать людей в повиновении. - упрямо возразил Даниарэ, - Люди и теперь уже боятся и уважают меня. А со временем станут уважать ещё больше. Так нужно ли бесчестить себя, отец?
  Шае лишь покачал головой.
  - Тебя боятся и уважают лишь пять из десяти твоих подданных, лишь один или двое из них по настоящему преданы тебе, - слова отца были жестоки, но именно на них он и возлагал свою надежду договориться с непокорным, своенравным сыном, - Остальные пятеро спят и видят тебя холодным трупом под их ногами, а один из этих пятерых приложит все силы, чтобы исполнить их мечты. И как ты думаешь, сколько людей в конце концов останутся при тебе? Сколько, когда четверо пойдут за одним, а ещё трое или четверо присоединятся к ним, когда увидят, что появился шанс освободиться от твоего ярма?
  Эту силу ты не одолеешь мечом. Подстрекателей нужно брать другим.
  Даниарэ, когда-нибудь ты сядешь на этот трон, что теперь подо мною, и мне не хотелось бы, чтобы тебя с него скинули, а империю, завоёванную нашими храбрыми предками, растащили по кусочкам.
  Запомни, чем меньше согласия между твоими людьми, тем проще ими управлять, тем крепче твоя власть.
  - Великий шае, - обратился Даниарэ к отцу как подобает, но это совсем не понравилось шае: сын не хотел его понимать, а понять должен был, - Я знаю, что ты мудр, и не мне, зелёному, спорить с тобой. Но знай, что когда трон твой окажется подо мною, - да отдалит Эя тот момент! - я не стану глумиться над своей совестью, и ложь с коварством не будут править этими землями. А лаедеру твоего я скормлю тколу, и более никто не осквернит подрадужного света своим мерзким существованием.
  Закончив, Даниарэ быстро поклонился, резко развернулся и ушёл, всем своим видом давая понять, что увещевания отца не возымели и никогда не возымеют на него ни малейшего действия.
  Из сеней, в темноте которых скрылся стремительный, разгневанный Даниарэ, донёсся звук хлыста.
  - Шае, мне сказали, что ты меня звал, - протрещал робкий, надтреснутый голос.
  В дверном поёме появился Мараньятэ. Его левое ухо, нижняя челюсть и шея были в крови.
  - Подслушивал? - как-то зловеще спросил шае, отчего Мараньятэ невольно попятился в спасительную полутьму сеней, - Не хочешь ли пожелать мне долголетия?
  Шае встал с трона и коротким, резким движением руки приказал лаедеру подойти. Он вынул из-за пояса хлыст.
  Снова щелчок. Ещё. И ещё...
  Одежда Мараньятэ порвалась, кожа на спине лопнула. Он сжал зубами грязную ткань рукава и тихо рычал под ударами, как зверь.
  А шае бил, не жалея - досада его требовала выхода.
  
  Глава 3. Девушка-капитан
  
  С клоном, за спасение которого была заплачена столь высокая цена, кроме доктора Анны никто не общался. Он, конечно, не был избалован излишним вниманием к себе, но неопределённость своего положения ощущал очень резко.
  Поэтому уже на шестой день пребывания на борту "Звёздного Ветра" Том не выдержал и обратился к Анне с такой просьбой.
  - Доктор, не замолвите ли Вы за меня словечко перед капитаном?
  - Замолвить словечко? - переспросила Анна, секунду назад погружённая в свои, по всей видимости, неприятные раздумья, - Да сам подойди и скажи, что тебе нужно.
  Клон замялся, но всё же возразил Анне.
  - Простите, доктор, что отвлекаю Вас своими просьбами, но клону-слуге не полагается самому обращаться к капитану, а тем более ходатайствовать за себя. Он может либо прийти в сопровождении кого-нибудь, либо принести чьё-то поручение...
  Анна брюзгливо нахмурила тонкие, причудливо изогнутые брови. Она явно была не в духе. Это было не типичное её состояние, но иногда всё же случалось.
  - Не понимаю, зачем такие условности, Том? Ты же не у своих хозяев, да упокоит Господь их души. Но, если тебе это так важно, то скажи капитану, что я послала тебя к ней - решить вопрос о твоём статусе на корабле.
  Том, храня на лице спокойно-учтивое выражение, низко поклонился Анне, снова попросил прощения за доставленное беспокойство и удалился. Да, именно удалился - по другому не скажешь.
  Анна только покачала головой. И улыбнулась. Вот чудак! За что ему извиняться, если он только что поднял ей настроение, заставив на некоторое время забыть о печальных мыслях.
  
  ***
  
  Том хотел было по коммуникатору спросить разрешения войти в капитанскую рубку, но Арсения уже знала о его приходе.
  - Заходи, - сказала она и повернулась к нему лицом; голос её звучал дружелюбно, но немного устало.
  - Разрешите ли обратиться к Вам, капитан?
  - Ну, раз я тебя впустила, значит, готова выслушать.
  Клон виновато улыбнулся: его безупречные манеры здесь отчего-то всех раздражали.
  - Капитан, я пришёл к Вам от доктора Анны с просьбой решить вопрос о моём статусе.
  - А чего тут решать? Это теперь и твой корабль, если, конечно, ты хочешь лететь с нами к Системе Алионы.
  - Хочу ли я? - Том был озадачен; слуга не привык к тому, чтобы его спрашивали, хочет он чего-либо или нет.
  - Я жду, Том, - тон девушки, такой хрупкой и с виду совсем не похожей на капитана, заставил его поторопиться с ответом.
  - Я хотел бы лететь с Вами, капитан, - пробормотал он; было похоже, что слова эти даются ему с огромным трудом, как нечто чуждое, инородное, - Я хотел бы Вам служить.
  Девушка-капитан вздохнула и села на одно из парящих в воздухе кресел, предлагая Тому сесть на соседнее. Клон, не привыкший сидеть в присутствии господ, повиновался не сразу.
  - Том, запомни, - начала Арсения назидательным тоном, - что мы не твои господа. Звёздные странники свободны от каких-либо условностей и правил, кроме тех, что сами для себя установили, кроме совести и чести. У нас никогда не было и не может быть слуг. Вольные не могут иметь невольников. Если ты хочешь служить нашему общему делу по зову сердца, то, пожалуйста, сколько угодно. Но тогда брось свои лакейские замашки.
  Клон согласно кивнул, но во взгляде его было что-то виноватое.
  - Я прошу простить меня, капитан, - промолвил он, опуская глаза.
  - За твою вежливость, что ли?
  - Свою вежливость я умерю, капитан, продолжил он печально, - но ведь дело не в этом. Ваш отец погиб из-за меня. А ведь не стоило, право, не стоило.
  Арсения сморгнула с глаз тень горьких воспоминаний.
  - Том, он знал, что делал. И поверь, никто не вправе был ему мешать.
  - Но я ведь говорил ему, что не стоит спасать жизнь клона, хозяева которого погибли!
  В голосе Тома слышались боль и отчаянье. Арсения не могла на это не отреагировать.
  - Если мой отец мёртв, а ты жив, значит, в этом есть какой-то смысл. И я тебя ни в чём не виню, - первые две фразы девушка произнесла по-капитански громко, чётко и уверенно, но потом её голос смягчился, стал тихим и печальным.
  - А кто они были, твои хозяева?
  - О, они были прекрасными людьми, капитан, - отозвался клон живо и вдохновенно, - и это не моё раболепие, это правда. Род Весттерра, берущий своё начало от первых космических колонистов, рождённых ещё на Земле. Они были исполнены гордости и благородства, но видели несправедливость, царящую в Галактике, и боролись с ней, как могли. Корал Оливер Эридан-старший был главой рода, но помимо этого он слыл ещё и знаменитым философом, хоть и не имел научных званий и степеней. Он писал трактаты об идеальной галактической власти и общественном устройстве. Но мысли его были слишком справедливы и правильны, чтобы понравиться тем, кто правит Галактикой. Его преследовали. Не за вольнодумство, конечно же - они придумали достойный повод для ареста. Тогда хозяин бросил свой дом на Эридане, и вместе с семьёй попытался скрыться в дальнем секторе Центра, но из-за ошибки в вычислениях, нас вынесло не туда, куда нужно. Мы попали прямо под прицел пиратского корабля. После выхода из гиперпространства наш Супермозг не успел сконцентрироваться на защите и...
  Клон замолчал. Дыхание его стало частым и прерывистым, а глаза - влажными.
  - Всех убили?
  Арсения поздно сообразила, что не стоило продолжать эту тяжёлую для клона мысль. Но сказанного слова не вернёшь - она виновато опустила взгляд.
  - Даже его убили... - прошептал Том, говоря уже не с Арсенией, а, скорее, с самим собой и со своими тяжкими воспоминаниями.
  - Кого?
  Клон попытался взять себя в руки, и ответил подрагивающим голосом.
  - Мальчика, для служения которому я был создан. Я его с младенчества воспитывал, пестовал, заботился и служил ему. Он же ребёнком ещё был, а его уничтожили вместе со всеми, обратили в ничто...
  Арсения представила, как милый, беззаботный ребёнок рассыпается на атомы на глазах у преданного клона-воспитателя, и ей от этого стало страшно и горько. Она постаралась отогнать кошмарную картину смерти, но вышло это не сразу.
  - Том... - начала она, но так и не нашла, что сказать. А что же тут скажешь?
  Слуга мёртвых господ сидел неподвижно, глядя внутрь собственной памяти. Его красивые руки уже никогда не погладят по голове заснувшего в своей тёплой постельке мальчика, не коснутся его мягкой ладони, предлагая пройти к обеду.
  У Арсении снова защемило в груди, и теперь она поняла, что нужно сказать несчастному клону.
  - Том, знаешь, мне тоже очень плохо. Очень! Оно, наверно, не так страшно, как у тебя, но... Том, пожалуйста, пожалей меня. Это, может быть, последний раз, когда меня кто-то жалеет, ведь я капитан. А мне так хотелось бы ещё немного побыть маленькой девочкой. Том, ты сделаешь это для меня?
  Ставший совсем тоненьким голосок Арсении дрожал, как испорченная аудиозапись.
  - Иди сюда, девочка, я тебя пожалею, - прошептал клон, протягивая к ней руки.
  ...тепло отеческих ладоней легло на её спину, будто Рэй и не покидал этого мира.
  ...голова нежного, милого подростка вновь лежала на плече клона, будто никто и не растворялся в пропахшем смертью и ужасом воздухе.
  ...клон-слуга и девушка-капитан были очень нужны теперь друг другу.
  
  Глава 4. Никому не нужен
  
  Дозорные исправно несли свою службу, удвоив, а то и утроив обычную бдительность. Ведь Искристая Длань осталась без трёх четвертей своих воинов. Шае-дарэ повёл их на бой с непокорными западными племенами и их грозным шае Лиссатрэ - одним из самых удачливых и опытных воителей во всех обитаемых землях.
  Воины важные, молчаливые, сосредоточенные ехали по проложенным в редколесье тропам на скаливших зубы верховых смайелу,. Они не торопились: пусть недруг изводит себя ожиданием, пусть унижение будет прелюдией к его позорной смерти.
  И надменнее всех был Даниарэ - ещё очень молодой, но страшно самоуверенный. Он ехал впереди, не боясь предательски пущенной стрелы. Кто сам не способен на подлость, не ждёт её от других.
  Около сотни отличных воинов, молодых и не очень, шли на закат. Они были чутки и осторожны, однако никто из них не догадывался о идущем вслед за ними маленьком человеке, крадущемся вдоль тропы меж кустов, деревьев и диких хорэ, как бесплотная тень.
  Мараньятэ шёл по свежим следам на достаточно большом расстоянии, чтобы оставаться незамеченным. Шае приказал стать призраком, и он стал им. Ему было велено во время битвы подкрасться к Лиссатрэ и всадить в него нож, если будет хоть малейшее подозрение, что честный бой с бунтарём может стоить жизни единственному наследнику шае.
  Утро кончилось быстро, полуденное время - ещё быстрее, а вечером войско Искристой Длани встретилось с первым из своих союзников младшим братом Великого шае. Его звали Фоэ, и он вёл отряд почти из двух десятков опытных бойцов.
  Дядя и племянник были довольно холодны друг к другу. Даниарэ - потому что совсем не знал своего не в меру завистливого родственника; Фоэ - оттого, что желал скорейшей смерти отпрыску старшего брата, ибо это означало бы его собственное воцарение на Великом Троне Северного Края.
  Даниарэ этого, разумеется, не ведал, зато Роткарнэ прекрасно всё знал, и потому ещё одним заданием Мараньятэ было следить за ненадёжным шаевым братом.
  К следующему вечеру с востока подтянулись ещё два союзных отряда, и вот уже почти триста славных, блестящих сталью лат воинов шли по проложенным века назад лесным тропам. Расшитые чёрно-золотым, ало-синим, бордовым и серебряным одежды их выглядели одновременно и нарядно, и устрашающе.
  И сколь они были ярки и приметны, столь же сер и незаметен был кусок лесной темноты, крадущийся за ними.
  
  ***
  
  Два войска, почти одинаковых во всех отношениях, сошлись на большом плоском холме по левому берегу Шипящей реки. Это место было равно далеко и от Искристой Длани, и от Западных земель, а потому считалось наилучшим местом для честной сечи. Плоскость холма была длинной и узкой, с севера и запада её забирал в свои мрачные объятья вездесущий, непобедимый Лес, а южный и восточный склоны были круты и обрывисты. И походил холм на кривой разделочный нож, а у восточного склона его имелось небольшое, но столь же плоское возвышение. На этом возвышении встретились два предводителя, остальным же пришлось остаться у них под ногами.
  - Доброго света тебе, Лиссатрэ! - подал голос Даниарэ, когда оба воинства собрались каждое на своих позициях.
  - Мы здесь биться собрались, или пир пировать? - густой бас Лиссатрэ далеко разносился над холмом и над лесом, и была в нём ни то грозная ярость, ни то насмешка.
  - Великий шае предлагает тебе вернуться восвояси подобру поздорову.
  Даниарэ не собирался оставаться у дерзкого шае в долгах, но голос его, ещё очень молодой, не был так внушителен. Да что там - далеко ему было до рокота Лиссатрэ.
  - Нам плевать, что там предлагает Роткарнэ, - пробасил западный шае, - Не желаем мы более быть данниками Искристой Длани. И не будем! Это тебе бы, молокосос, воротиться к мамке, пока цел.
  Неизвестно, чем надеялся Лиссатрэ больше задеть молодого воеводу: самими словами ли, обидным ли, насмешливым тоном, но своего он добился.
  Даниарэ, пошедший пятнами от ярости, оскалился, как ретивый смайелу, и когда он снова заговорил, голос его изменился до неузнаваемости.
  - Сейчас ты узнаешь, мятежник, кто перед тобой: молокосос или будущий хозяин всех земель!
  Лиссатрэ на это только зло усмехнулся. Ну, мол, покажи, мальчишка, на что способен. Так и быть, полюбуюсь и судить обещаю не строго. Он вывел вздорного молодчика из себя, и это оказалось даже проще, чем Лиссатрэ ожидал. Сам же он оставался спокойным, а потому имел неоспоримое преимущество.
  Даниарэ кинулся в бой, и две разнопёрые волны сошлись внизу под ногами вождей. Мечи и копья высекали друг из друга искры, а из человечьих тел - алую кровь. Подошедший со стороны леса лаедеру первые несколько мгновений заворожено смотрел на это жутковатое действо. Но тут же опомнился - ведь делом его было не праздно смотреть, а подкрадываться и убивать.
  Мараньятэ выхватил нож. Длинное острое лезвие сверкнуло на солнце и блеск его отразился в красноватом глазу убийцы.
  Он видел, что Даниарэ и Лиссатрэ бились на возвышении в восточной части плоского холма, дабы никто не мешал им выяснять отношения. Лаедеру хотел было уже незаметно подняться на тот выступ, пользуясь кровавой неразберихой на поле брани, но тут его внимание привлёк один воин, как никто другой рьяно бившийся с десятком недругов одновременно.
  Тойге. Тот самый благородный, сострадательный Тойге, что много лет, кажется, уж целую вечность, назад привёл Мараньятэ, полуослеплённого и несчастного, к своей матери, чтобы она перевязала ему рану.
  Юноша, такой же молодой, сильный и горячий, как шае-дарэ, лихо отбивался и даже умудрялся иногда нападать. Но на него со всех сторон наседало множество противников. Воины Искристой Длани, сражавшиеся вместе с ним на правом фланге, полегли почти что все, и отважный Тойге остался едва ли не один на своём рубеже.
  Один отражённый удар, второй, третий... Тойге вертелся, как катушка на остром стержне, в которую так любят играть малые дети. Но видно было, что силы его на исходе.
  Удар, ещё удар! Из левого плеча хлынула кровь.
  Мараньятэ мельком глянул на возвышение, где сражались два воеводы, и понял, что нужно делать в первую очередь, а что во вторую.
  Его никто не должен был видеть: так приказал шае. И он старался быть невидимым. Глубокий капюшон скрывал и горящий красноватым светом глаз, и бесцветно-белые волосы, и худое, бледное лицо. Только серые одежды, на которых почти не было ни вышивок, ни нашивок, да нож вместо меча могли выдать его.
  Однако тот единственный человек, что когда-то отнёсся к нему почти по-людски, не должен был умереть так рано.
  Пусть шае засечёт его за это до смерти, пусть хоть отдаст на растерзание тколу! Будь что будет! Но Тойге не должен сейчас погибнуть!
  Вёрткому Мараньятэ не составило особого труда пробраться меж бьющихся людей к нужному месту.
  Тойге падал уже, он был почти повержен, но и не думал сдаваться. Вокруг него водили хороводы демоны смерти, всегда летающие над полями сражения, дабы уносить души убитых в свои смрадные логова. Они потрясали когтистыми лапами, били мечами о щиты и скалили мерзкие острые зубы. Но Тойге не видел их бешеной пляски, силы его почти иссякли и он мало что вообще замечал вокруг.
  Один из воинов "запада" занёс свой тяжёлый меч для очередного удара, но так и не смог опустить его туда, куда намеревался. Острый нож, непонятно откуда взявшийся, впился ему в самое сердце. Мужчина вдохнул в последний раз наполненный запахом крови воздух и, не успев его выдохнуть, медленно повалился навзничь.
  Второй замахнулся, будто хотел разрубить осоловевшего от усталости и кровопотери Тойге, но всё тот же нож, невероятно острый и быстрый, разрезал его шею от уха до уха.
  Ещё один недруг упал, не успев даже толком понять, откуда пришла смерть.
  Но, как оказалось, всё это было напрасно. Один из мечей дотянулся-таки до Тойге, и Мараньятэ, уж насколько был быстр и ловок, не смог с этим ничего поделать. Молодой воин был повержен, и рана в его груди не давала никаких надежд на то, что он может выжить.
  Мараньятэ сжал зубы, чтобы не заорать во всю глотку от ярости и досады. Уже ничего нельзя было поделать, только отомстить.
  Он метнул во врага свой нож и сам молнией устремился вслед за ним, такой же тонкий и стремительный. И смертоносный. Ни он сам, ни кто-либо другой и подумать не могли, что жалкий, паршивый ночной убийца способен так вот сражаться. Не убивать, вонзая нож в спину, а по-настоящему биться.
  Но всё-таки один из людей Роткарнэ видел Мараньятэ в тот момент, когда он вынимал нож из вражьей шеи, и матёрому воину пришлось поверить своим глазам, ибо он привык им доверять.
  Отомстив за Тойге, лаедеру скрылся. Как и куда, никому заметить не удалось. Однако не успел каждый из воинов Искристой Длани и десять раз занести меч над своим противником, как Мараньятэ оказался на уступе. Словно два божества над бранным полем, бились на нём Даниарэ и шае Лиссатрэ.
  Лиссатрэ наседал ожесточённо и яростно. Видно было, что он недооценил своего противника и теперь выкладывается без остатка.
  Даниарэ, как и все, был наслышан о боевой доблести западного шае, и в отличие от самого Лиссатрэ прекрасно знал, на какого зверя идёт.
  У каждого из противников были ряд преимуществ друг перед другом, и ряд недостатков, делавших их уязвимыми, но в целом Даниарэ приходилось более туго, чем опытному Лиссатрэ. Сын Великого шае, до того сражавшийся лишь в тренировочных боях, уже начинал уставать, и это отражали пропущенные удары, а также то обстоятельство, что от наступления он перешёл к глубокой обороне.
  Мараньятэ долго не мог решить, что делать? А вдруг шае-дарэ поднатужится и сам повергнет врага? Что-то липкое и смрадное копошилось в его душе. Он смотрел на танец смерти, исполняемый двумя высокими, сильными мужчинами, и думал, что было бы для него приятнее: увидеть жестокого Даниарэ убитым или униженным отобранной победой?
  Лаедеру прикусил язык своей гнусной мысли. Нет, ему не хотелось ни того, ни другого: за смерть Даниарэ шае страшно расправится с нерадивым слугой, а за унижение своё младший брат когда-нибудь поквитается с ним - и не менее жестоко. Однако выбор между смертью сегодня или завтра всегда выпадает на последнее. Да и вообще, внутри, в сердце, что-то всколыхнулось, когда меч Лиссатрэ едва не прекратил в Мараньятэ всякие колебания. Мараньятэ не желал брату смерти, и теперь, когда она так неотвратимо нависла над ним, ночной убийца осознал это. Он не задавался вопросом о причинах этого, ведь по логике вещей всё должно было быть наоборот. Но не хотел, не мог позволить. И не позволил.
  Лезвие ножа рассекло ставший горячим от людской ярости воздух и с треском ломаемого шейного хребта вонзилось во взмокшее, казавшееся каменным, горло. И как раз вовремя: поразмышляй Мараньятэ ещё хоть один удар сердца, и клинок Лиссатрэ пригвоздил бы Даниарэ к стволу дерева за его спиной.
  Несомненно. Думается, Даниарэ и сам это прекрасно понимал. Не мог не понимать, однако Мараньятэ не стал ждать, пока взбешённый шае-дарэ решит взять с него объяснения, и поспешно скрылся. Ошалевший Даниарэ не успел и глазом моргнуть.
  
  ***
  - Отец, вели этому проклятому червю явиться!
  Даниарэ, не помывшийся после битвы и обратного пути в Искристую Длань, и даже не сменивший одежду, стоял перед Великим шае и не говорил - просто шипел - от клокотавшей в нём ярости.
  - Какого ещё червя, шае-дарэ? - спокойно переспросил Роткарнэ, гордо восседая на своём троне; нос его едва заметно сморщился, - Ты дурно пахнешь, и не мешало бы тебе, прежде чем идти к шае с докладом, помыться и сменить одежду.
  - Оставь это, отец, мне сейчас не до мелочей. Где лаедеру, чтоб его малкоры пожрали?!
  - Откуда я знаю, где он? - шае повысил тон, ибо сын вновь начинал говорить с ним неподобающим образом; того и гляди - совсем сорвётся и придётся его наказывать, а делать это с сыном, только что вернувшимся из своей первой по-настоящему серьёзной битвы, Роткарнэ совсем не хотелось, - В гнилушке, своей, должно быть.
  - Не юли, отец, не лги хоть мне! - взвился Даниарэ, не разделяя отцовых мыслей, - Это вот что?
  И он бросил под ноги Роткарнэ нож ночного убийцы.
  - Это нож лаедеру, - ответил шае, грозно понизив голос и выпрямившись на троне, - А ты успокойся и объясни, откуда он у тебя?
  Даниарэ даже задохнулся от негодования. Сразу несколько сильнейших эмоций парализовали на какое-то время его язык. Он был зол на отца и поражён его спокойствием и цинизмом, боялся его и приходил в ужас от того, что придётся сейчас сказать.
  - Это ты объясни мне, отец, зачем лаедеру, этот поганый акрасу, украл у меня славу, честную победу над одним из самых сильных воинов во всём Северном Крае? Я бы сам, сам убил его! Или ты в этом сомневаешься? Во мне сомневаешься?
  Роткарнэ показалось, что Даниарэ от обиды сейчас заплачет, как мальчишка. Жалость шевельнулась в отцовском сердце, но он не мог позволить себе опуститься до проявления слабости и нежных чувств. Однако и позволить сыну унизиться тоже не желал.
  - Послушай, сын, я не знаю, что делал лаедеру у Шипящей реки, - изрёк он так, как изрекают клятву, - Возможно, желал проявить себя. Ему ведь тоже хочется почувствовать себя человеком...
  - О, как же это низко, шае! - в отчаянье воскликнул Даниарэ, ни на мгновение не поверив отцу, - Ну, почему же ты так низок, Великий шае? Почему? Как ты можешь?
  Снова сын ушёл от отца, оставив после себя в воздухе не столько запах пота, сколько горечь непонимания, разочарования и боли.
  Роткарнэ тяжело вздохнул и велел позвать своего другого, отринутого сына.
  
  ***
  Вид у Мараньятэ был немного отсутствующий, словно то, что должно было произойти с ним вскоре, не имело для него никакого значения. Это показалось шае странным, но он подумал, что когда лаедеру узрит в руках хозяина хлыст, то от спокойствия этого не останется и следа. Он ведь не мог не понимать, что его накажут, и очень строго. Как не тяжко было признавать это, но старший, незаконный сын был куда умнее младшего, законного.
  Роткарнэ, вопреки своему обыкновению, не сидел на троне, а стоял слева и чуть позади него, опираясь локтем о широкую резную спинку.
  - Ты ослушался меня, Мараньятэ, - констатировал он. Тон его был спокойным до невыразительности, но лаедеру это не могло обмануть.
  - Да, шае, - глаз Мараньятэ почему-то не опустился к самым его ногам, как это случалось обычно в таких вот ситуациях; он продолжал отрешённо смотреть на шаевы колени, или, по крайней мере, куда-то на их уровне.
  "Героем себя чувствует, - понял Роткарнэ, - не раскаивается, не жалеет о содеянном".
  - Тогда, Мараньятэ, ты знаешь, что следует теперь сделать.
  - Да, шае.
  Сын болотницы молча снял с тощих, сутулых плеч рубаху, повернулся к шае спиной и опустился на колени, опёрся руками о пол, а один из рукавов рубахи зажал зубами.
  Шае бил его тоже молча. Слышны были лишь свист хлыста и глухое, низкое рычание того, чьей спины касался его длинный обжигающий язык.
  Мараньятэ не считал удары, но после какого-то из них, особенно сильного, локти его подогнулись, а из горла вырвалось нечто похожее на приглушённый, но достаточно громкий стон.
  Это остановило Роткарнэ.
  - Вставай, довольно с тебя, - сказал он чуть более несдержанно, чем обычно, - Но если ещё хоть раз ты позволишь себе подобное самоуправство, если ещё раз кто-то из моих людей увидит тебя на задании, пеняй на себя. На спине твоей не останется живого места, и ты подохнешь здесь, у моих ног. И нож не смей оставлять, где попало, - добавил шае, кидая оружие под ноги Мараньятэ.
  - Да, шае...
  Мараньятэ медленно, с огромным трудом встал. Каждое движение рук и плеч было пыткой, кровь горячими струями стекала по исполосованной спине и пояснице. Однако шае, как ни старался, так и не разглядел в его взгляде страха или чего-нибудь хоть сколь-то низкого.
  "Герой! - снова усмехнулся про себя Роткарнэ, - А героя надо бы поощрить".
  - Могу я идти, шае? - спросил Мараньятэ сквозь сжатые от боли зубы.
  - Подожди, - остановил его Роткарнэ, видя, что тот уже пятится назад на ослабевших ногах, - Это правда, что ты ослушался меня для того, чтобы прийти на помощь Тойге, одному из моих лучших воинов, и дрался с матёрыми мечниками по-настоящему, по-мужски?
  - Да, шае, я дрался...
  - И ты всё-таки убил Лиссатрэ, не дав ему лишить меня единственного сына и наследника...- пробормотал шае так, будто говорил сейчас сам с собой, что-то для себя уясняя, - Он, мой Даниарэ, конечно же, пришёл с поля боя злой, как стая малкоров, но пришёл живым, а не на скорбной повозке... И это достойно награды.
  Великий шае немного помолчал, а потом сел на трон и неожиданно спросил, обращаясь теперь уже прямо к Мараньятэ.
   - Скажи-ка мне, Мараньятэ, был ли ты когда-нибудь с женщиной?
  Лаедеру в замешательстве воззрился на шае, хоть ему и не полагалось таких вольностей.
  - Нет, шае, не был. Где же мне...
  - А уж тебе, кажется, немало лет.
  - Двадцать семь, шае. Если я не ошибаюсь, конечно.
  - Двадцать семь лет, а не ведаешь, как пахнет женское тело, как сладки губы и как нежны руки... - казалось, шае издевается, но он, Хозяин Всего, несомненно, имел на это полное право, - Я это исправлю, - продолжал он теперь уже деловито, издёвка исчезла из его голоса, - Воин, вернувшийся с бранного поля, должен отдохнуть в объятьях женщины. Эй, Райди, - позвал он старшую из своих наложниц, которая уже давно превратилась в управительницу его хозяйства и смотрительницу его гарема, - позови-ка мне Корли, Альвеи, Латки и Арлии.
  Не успело сердце Мараньятэ двадцать раз гулко стукнуться о рёбра, как в шаевой гриднице появились четыре женщины, красивые, одетые ярче, чем это позволяли приличия. Трём из них на вид было не меньше тридцати пяти, и лишь одна выделялась невысоким ростом и всё ещё свежей молодостью двадцатилетней девушки. И все они с недоумением и страхом переводили взгляды широко раскрытых глаз с шае на лаедеру и обратно.
  - Ну, Мараньятэ, выбирай.
  Мараньятэ посмотрел на женщин, испуганно жавшихся друг к дружке, и ему вдруг стало не по себе.
  Красивые женщины, несомненно, красивые, иначе не являлись бы наложницами самого Великого шае. Конечно, не самые лучшие и не самые любимые, скорее то же самое, что и объедки с его стола. Но каждая из них заставляла Мараньятэ, ещё не знавшего, что такое вожделение, внутренне дрожать и тянуться к доселе неведомым удовольствиям.
  Но то, как женщины смотрели на него, в момент охладило лаедеру, словно кто-то вылил ушат ледяной воды на его разгорячённое, покрытое ранами тело.
  В глазах этих, очень разных по форме, величине и цвету, таился одинаковый для всех дикий ужас, какой, верно, рождается у человека, попавшего на обед к тколу. Мараньятэ, так неожиданно почувствовавший себя человеком и даже немножко героем, вновь отразился в глазах наложниц склизким и омерзительным болотным червём.
  "Эя! Всемогущий, милостивый Эя! Только не меня, прошу, только не меня!"
  Так "кричали" их испуганные души. Но эта не произнесённая вслух мольба достигала отчего-то не Всемогущего Творца, а Мараньятэ. Он почти что слышал её, едва ли не физически ощущал пробирающий насквозь холод страха и отвращения.
  Шае не было жаль их: одни, видимо, надоели, другие чем-то провинились. Но и Мараньятэ их жалеть не собирался.
  "Я сейчас выберу одну из них, - подумал он, яростно вглядываясь в черты и формы женщин, - И не знаю даже, что сделаю с ней!"
  Несколько жутких картин пронеслось перед его мысленным взором, одна кошмарнее другой. От них становилось нехорошо, но обида заставила Мараньятэ отбросить в сторону все благородные порывы.
  - Эту, - Он указал худым узловатым пальцем на самую молодую из рабынь. Но не успел шае что-либо ответить на это, как вдруг девушка кинулась ему в ноги и запричитала не своим голосом.
  - Не отдавай меня ему, шае! Ради Блаженного Света, шае, лучше иссеки меня... Да лучше бы мне места отхожие чистить... Шае, ведь он же лаедеру, он же как червяк болотный! Он же...
  Роткарнэ видел, как звереет взгляд одноглазого убийцы, как побелевшие до крайности пальцы сжимают рукоять кинжала, и он понимал, что Мараньятэ готов убить, но отчего-то молча смотрел, что будет дальше.
  Больно падать с высоты. Очень больно. И тем больнее, чем выше поднялся. Голова Мараньятэ вдруг опустилась, пылавшее мгновение назад пламя в единственном его глазу угасло, как костёр, залитый дождём, а рука, сжимавшая сталь кинжала, упала и безвольно повисла вдоль туловища.
  - Прости меня, шае, - сказал он, да так несчастен был его хриплый и глухой голос, что даже в заледеневшей душе Роткарнэ что-то неприятно сжалось, - великодушен ты и щедры твои подарки, да, видно, я не достоин их. Позволь мне уйти.
  - Иди.
  Шае более не хотелось созерцать это жестокое действо. Нет ничего приятного в том, чтобы смотреть на раздавленного человека.
  Запахнув плотнее рубаху, уже успевшую насквозь пропитаться кровью, Мараньятэ вышел из шаева жилища, оставив после себя стылую печаль безнадёжности.
  - Ты дура, Латки, раз предпочла выгребные ямы тому, кто храбро бился с врагами у Шипящей реки, холодно - сказал шае непокорной наложнице, - однако выбор есть выбор, и кому-то же надо, в конце концов, чистить уборные.
  Латки съёжилась под его тяжёлым, безжалостным взглядом и тихонько заплакала.
  
  ***
  
  Он вышел в дождь. Снова этот дождь, будь он проклят!
  Много, ох, как много пережил Мараньятэ за свои двадцать семь лет, горьких и беспросветных, как слёзы затянутого хмарью неба, но ни разу за всю жизнь не было ему так плохо, как теперь.
  Более всего на свете ему хотелось заплакать, но он всё твердил себе мысленно, что это глупо, бесполезно и легче от слёз всё равно не станет. Всё, и пустота Искристой Длани, чьи обитатели сидели теперь по своим тёплым сухим хорэ, и тоскливо шуршащие капли дождя подтверждали это его суждение. И чего же тогда терзаться и позориться перед самим собой ещё больше?
  Мараньятэ закрыл глаз, пытаясь превозмочь страдание. И дело было даже не в том, что ливень безжалостно хлестал его по вспоротой коже на спине и плечах, которые ничуть не спасались от его ударов под тонкой тканью рубахи. Дело было в том, что его вновь растоптали. Как никогда. Как гада, ползущего у ног.
  Мараньятэ сам не мог до конца понять, отчего так мучительна его сегодняшняя обида.
  Ну, оплевали. Ну и что? В него всю жизнь плевали.
  Назвали червём? А разве когда-то звали по-другому?
  И всё же...
  С великим трудом Мараньятэ заставил себя идти.
  Мерзкий холодный дождь терзал его, заливал глаз и, казалось, так и норовил прибить к разбрякшей земле, лишить последней надежды на то, что из-за туч когда-нибудь ещё покажется солнце и гирлянда Каменной Радуги.
  И тут он увидел огонёк в одном из хорэ. Очень знакомая искорка света за стеной дождя. Именно к этому огоньку привёл его когда-то Тойге... Как жаль, что его больше нет!
  "Хоть постою у этого хорэ, - подумал Мараньятэ, плетясь под проливным дождём к заветному огоньку, - Бедная Руддари: и сын, и муж позавчера погибли. Она одна совсем осталась. Как и я..."
  Огонёк, пошатываясь и мерцая, медленно приближался. Дверь в хорэ была распахнута, и Мараньятэ решился заглянуть туда.
  Женщина, которая ещё совсем недавно казалась вполне молодой и полной жизни, теперь неожиданно угасла, будто постарела на целую вечность. Она сидела на циновке, поджав под себя ноги, и глядела в пустоту мёртвым неподвижным взглядом.
  Сердце Мараньятэ ёкнуло. Как же так получилось, что он не смог спасти её сына?
  Не выдержав более такого привычного для себя одиночества, он решился заговорить.
  - Здравствуй, мать героя, - сказал он, не представляя, что будет говорить дальше, если она ответит ему.
  Руддари отреагировала не сразу. Сперва взгляд её медленно стал приобретать некое подобие подвижности, а потом и язык "вспомнил", что он всё ещё жив и может говорить.
  - Ты? Зачем ты сюда пришёл?
  - Я хотел... Я... - начал было лаедеру, но так и не смог ничего толком ответить.
  - Погоди, я что-то слышала, будто ты был у Шипящей реки и пытался ЕГО выручить... - женщина осеклась, но не заплакала, видимо, уже не имея в себе слёз.
  - Я не успел.
  Мараньятэ так и стоял под дождём, не заходя в хорэ. Горечь в его словах вновь заставила Руддари ожить.
  - Там же битва была, смерть. Как же ты решился вмешаться?
  Лаедеру вновь с тоской ощутил, как неосторожные слова могут драть беззащитную душу, ещё не забывшую прежних ран. Но он стерпел. Он всегда терпел, а теперь и подавно не мог поступить иначе.
  - Тогда, много лет назад твой сын привёл меня к тебе, и ты перевязала мне рану. Вы сделали мне добро, которого мне никогда не забыть.
  - Добро? - удивлённо переспросила женщина, - Так ведь я всего лишь...
  И тут она всё поняла. Всемогущий Эя! Как же он обездолен и одинок, что, как малая йуру*, собирает по крошке доброе к себе отношение!? Да и добро ли это? Так, морок, иллюзия человечности и внимания. Подбирает и хранит так бережно, как иные люди не берегут доставшейся им огромной любви. Эя! Да неужто такое бывает?
  - Я хотел тебе сказать, почтенная Руддари, что если тебе что понадобится, только скажи, я всё сделаю. Не побрезгуй.
  Сказав это, лаедеру развернулся и ушёл обратно в дождь, из которого появился, как домовой из-за очага. Руддари не успела даже ничего ответить.
  Одинокий и никому не нужный, он ушёл в никуда, и из всей Искристой Длани только осиротевшая мать не могла в тот вечер, да и ночью тоже, думать о чём-либо другом, кроме йуру, подбирающем оброненные кем-то невзначай зёрнышки теплоты и человеческого отношения.
  
  
  
  
  
  
  
  *Йуру - маленькое летучее существо вроде птички.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"