Так воздух першит, вода из озёр
уходит в песок под глиной,
где небо, самшит, холодный Азов,
его берега, тот длинный,
убористый вид, на сто тысяч вёрст
потери, тоска, печали,
к дефекту зрачка, как жалость и стыд,
что язвят его вначале.
И не потому ль не стоит грустить
ввиду запустенья вида,
когда не равнин, а житель пустынь
какая же в том обида?
Тебя ли луне суметь удивить прохладой,
полночным жаром,
Когда только вид деревьев, да лай
собак тебя провожает.
Оставшись один - куда не иди,
в какой половине года
мошною бренчать, песками трясти,
у тела взаймы, у сводок -
не всё ли равно, ногами в волне,
дурной опасаясь вести
и сам оттого двусмысленн вполне,
что не на виду, а вместо.
Что вне этих стен к ветрам принесёт
день завтрашний, день вчерашний,
за сколько морей, парнасов и сёл
застрявших меж гор и пашен,
за взмахами крыл и криков над ним -
привыкший вообще к прощаньям,
но выйдешь за дверь, увидишь огни -
и сразу же возвращайся.