"В этих словах что-то есть? Или они просто бренды?.."
Была война, но они избегли войны. Были люди, но они сбежали от них. Был мир, стоявший на краю бездны, но они создали свой мир. Один на троих. Их было трое на том забытом острове.
Мир стоял на краю бездны, но у них в сердцах была у каждого своя бездна. Они заполнили ее, породив этот мир.
Всего лишь островок в безбрежном океане неизвестности - им не нужно было ничего более.
Они просто там жили. Ведь они были детьми. Но один из них был не таким. Два ребенка согласились принять его. Ведь он был взрослым. Он доказал им что может оставаться ребенком внутри. Но он был взрослым. Они поверили ему, ведь он тогда не хотел им зла. Он никогда и никому в своем существовании не хотел зла. Но он был не таким как они.
Для того чтобы поддерживать мир достаточно одного сердца, но такой мир будет одиноким и раздираемым противоречиями подобно миру порожденному богом очень одиноким создателем, подобно нашему несовершенному миру.
Два сердца могут создать один мир на двоих, но он будет неустойчив, так же, как все разделенное на две части. Насколько бы близки они не были однажды, такому миру придет конец.
Три сердца могут породить стабильность. Она не будет никому нужна, если они далеки друг от друга. Но три любящих сердца могут создать рай.
До тех пор пока они едины этот рай будет существовать.
Ведь страх потерять - один из тех, что в нашей основе. Ведь два существа, живущие вместе - потеряй они друг друга, останутся совершенно одинокими. Если же вас трое - можно похоронить этот страх перед потерей под пальмами забытого острова, забыть о нем, как и обо всем оставшемся за горизонтом общей мечты мира.
Одной мечты на троих. Но как быть уверенным, что она одна?
Что не родится новой мечты?
С этого все и началось.
В начале миров обычно лежит слово, которое произносит некто, возможно, что - и Бог.
В начале этих двух миров лежала Игра.
Исходный код - Игра Алисы.
Для того, чтобы начать творить не нужен никто. Но чтобы играть - нужны двое.
Девочка, от которой остался один взгляд и мальчик, у которого была одна улыбка.
Он отдал ей искру сингулярности, что зажглась когда-то внутри него. Так девочка держала в руках их обе - две вселенные, готовые зажечься, словно сестры. Чего она хотела в миг творения, в чем был смысл этих двух миров - не знает никто.
Арка первая.
Долгий путь. Викторика.
Несколько миллиардов лет назад наша вселенная была размером с мой мизинец. И это было даже не вещество, а что-то невероятное. Вещество не может существовать в таком объеме. Так что же там было? И что значит вообще - быть, существовать?..
-Я смогу, потому что у меня есть сила? - Спросила Вика.
-Сила не то, что есть, сила то, что получается. То, что случается, когда приходит желание. - Ответил ей Рулевой. - Да пусть тебя не смущает наличие всех этих необъяснимых сил в мире, которым ты дышишь. Желание было, желание - пришло, и мир - явился, ведь Слово было Произнесено...
-Я смогу помочь маме?
-Я не знаю, - просто сказало существо, приросшее к рулю, - наверное, сможешь. Но если не поймешь, почему ты хочешь этого, скорее всего не получится.
-Я люблю маму. - Сказала Вика. Рулевой молча, развернул корабль, теперь он снова удалялся от суши.
-Я ведь люблю её! - Закричала она.
Рулевой скрипя деревом, пробормотал:
-Все любят своих родителей, и ненавидят их иногда, это так же естественно как восход солнца, твоей заслуги тут нет, впрочем, как и заслуг твоих мамы и папы.
-Но это МОЯ любовь! - Прокричала девочка еще громче.
-Ты думаешь, ты уникальна? Даже если так - стремление к обособлению каждого существа - это стремление к переменам всего вида, к вам людям это особенно относится. Вы дважды обособы, можно сказать обособы обособов. - Рулевой заскрипел, наверное, так он смеялся себе под штурвал. Смеялся над наукой или её создавшими людьми?
-Я все равно люблю её!
-Пусть так...
-Это не поможет? - Слегка дрожа, спросила Вика.
-Может и поможет. Все зависит от тебя. Твоя любовь, не моя ведь, откуда мне знать. Но я думаю - тебе все-таки нужно что-то понять.
-Почему? - Спросила девочка. - Разве мне нужно знать причину любви? Это глупость. Если ты чувствуешь что-то, зачем разбираться в этом? И чем мне это может помочь?!
Она кричала, ухватившись за штурвал, а лицо на нем молчало, закрыв глаза.
-И вообще, что за странный у тебя корабль, плавает то от берега, то к нему? Зачем все это?
-Просто я твой рулевой, а у тебя пока нет второго берега реки, и ты думаешь, что это море. Ты никогда еще не задумывалась о том, что по ту сторону.
Девочка посмотрела вокруг, ровная гладь ни единой волны, в зеркальной глади отражалось небо, следом за судном оставался легкий след на воде и вновь стирался. Ветра не было.
-И не буду... - Сказала Вика и выпустила штурвал. Он начал дико вращаться, корабль завертелся на месте, он почти лег бортом на воду. Раздался скрежет. Она посмотрела на рулевого, его лицо спало и ни на что больше не обращало внимания.
-Прощай, - сказала Вика.
***
Лера смотрела в Викины глаза, в них бушевал шторм. Лера наклонилась и прижала девочку к груди, та очнулась.
-Он ничего не знает. Странный Старик, Агасфер, которому доверили рулить этот мир, только болтать о пустоте и умеет. - Прошептала Вика. Поднялась с колен и огляделась. Вокруг темнели покосившиеся надгробия, где-то тихо выла сова, место могло показаться приятным и тихим, далеким от суеты мира, но на одном таком подобном кладбище скоро могло стать одной могилой больше. - Я хочу это сделать, Лера ты будешь меня беречь? Ты подождешь меня?
***
-Настоящий мышонок. - Солдат наклонился, - тебе лет-то сколько?
-Пожалуйста, дайте пройти.
-Ну вот. - Добродушно пожал плечами второй. - Это все из-за твоей усатой рожи.
Они оба рассмеялись, рассматривая голубыми глазами южан пятившуюся назад Вику. В городе, в котором очнулась девочка, было много ярких красок. Жизнь богатых вертелась вокруг платьев и других чудесных вещей. Зачарованная Вика смотрела на их сияющие лица. Жизнь бедный имела свои светлые стороны, Вика смотрела на них, и выступали слезы. Вначале она думала, что это сон, поэтому бродила как хозяйка этого маленького мира. Когда же добралась до выхода из города и увидела, как по проселочной пыльной дороге к воротам движется обоз, как птицы дерутся за падаль, что кидают со стен ворот, как два мальчика бегут от неё к далекой речке - то поняла, что сон слишком реален.
В животе заурчало, и она вернулась в город. Не зная как попросить еды, и что она вообще тут делает, Вика бродила по кварталам и рассматривала пестрые наряды. Когда солнце уже зашло и раздались сигналы комендантского часа, девочку нашли те же два солдата, которых она повстречала еще утром, и отвели в казарму, где накормили.
-Я не смогу расплатиться за еду. - Вика посмотрела на молодое добродушное лицо. Потом перевела взгляд на старое и покрытое глубокими, как каньоны морщинами, иссеченное шрамами, казалось - только глаза живут на этом усатом лице.
-Мне, правда, нечем расплатиться! - Воскликнула девочка, краснея. Но они не взяли с неё плату. Старший отправил Вику спать в свою постель, так как сам был в ночном дозоре.
-Сегодня выспись, а завтра попробуем найти твоих родителей. - Сказал он, прикрывая теплым пахнущим табаком пледом Вику до подбородка.
-Самуэль, - спросил его младший напарник, когда стражники вышли на улицу, - ты хочешь заработать на этом деле? Ты ведь увидел, что она слишком необычно надета, я прав?
Самуэль не ответил. Старик прислушивался к отдаленным раскатам грозы. На его лице была тревога.
Вика стояла у дерева. На нем висели тела. Мальчики и девочки, дети и подростки, взрослых почти не было - все обнаженные, повешенные, сильно пахло смрадом. Вика закрыла лицо рукой нос, но чувствовала запах по-прежнему ясно.
И тут дерево зашевелилось и стало кашлять. Вика убрала руку, в ужасе присмотревшись - заметила на дереве том глаза. Они открылись. Вздрогнув, ствол приподнялся, и из корней появилась рука. Словно бы человек, сросшийся с деревом и сам ставший трентом, пытался из-под него выбраться.
-Рах! - Сказал он. - Как тут неудобна слабость, пришло время умирать. Меня тянет к центру этой проклятой планеты, но соки поднимаются обратно. Почему?
Девочка стояла не шелохнувшись. Старый солдат - а это был именно он - взглянул на неё своими глазами древа.
-Все силы происходят из Гравитации, она же - это последнее желание Существа породившего этот мир. Я не знаю, сколько таких миров рождается каждый день, и прекращают ли при этом существовать им предшествующие вселенные. Я знаю только одно, - он вытянул руку и коснулся ей плеча Вики, - когда-нибудь появится кто-то, и он породит еще один мир, в котором будет все по-другому. Я думаю так, не потому что я верю. Я просто где-то в глубине души так хочу. Моя воля, а не вера - это то, что поддерживает меня.
-Вы настолько сильно этого хотите? Почему бы вам самому не породить свой мир?
-Я думаю, мир у каждого свой был всегда, другое дело сделать что-то не для кого-то одного, а для всех. Впрочем, я могу и ошибаться, я всего лишь старый солдат неизвестной войны. Пока девчонка. Я возвращаюсь к корням, расти спокойнее, не хочу больше чувствовать и думать.
Вращаясь, он словно зарывался в землю, а дерево покачивалось. А мертвые лица детей глядели в пустоту.
Вика открыла глаза. На улице. Это было на улице. Запах гари, от которого мутило. Выбравшись из кровати и очутившись на мостовой, словно и не могло быть для неё дверей - по первому желанию - Вика увидела кровь и услышала вдалеке грохот. Пройдя всего пару шагов, она увидела одного из приютивших девочку солдат.
Солдат попытался подняться, но Вика видела всю тщетность его попыток и хотела сказать: "не пытайтесь, у вас же нет ног!", но слова не появлялись, она, просто молча, смотрела, как он подползает ближе. В глазах молодого парня уже не было того неба, которые сияло сегодня утром. Вика видела в них только кровь.
-Он сказал: "Робеспьер, я ухожу. Прости, мне придется открыть перед тобой спину - но я пойду к семье, что-то страшное случится этой ночью..."
Умиравший еще что-то бормотал в бреду, а Вика бежала по улице, спотыкаясь о трупы. Тогда она подумала: "почему я должна бежать так медленно, если все это еще один очередной кошмар?"
И вскочив на крышу ближайшего здания, понеслась, едва касаясь кончиками пальцев крестов, которые гнулись от жара, печных труб, которые выбрасывали из себя всполохи пламени. В ту ночь портовый город, в котором очнулась посреди улицы Вика, сгорел дотла. Горела вся страна. Вика по странному запаху табака, которым пропах плед, нашла маленькую горную деревушку. Там росло то дерево, а на нем висели дети. Вика села у его корней, не боясь больше запаха - ведь это её сон - и стала ждать старого солдата. Она знала - он сюда придет.
И он пришел. Через месяц - ведь он брел пешком. К тому моменту остались висеть одни скелеты, а Вика ничего не смогла ему сказать. Но что-то сказать было надо, что-то - чего она сама не понимала. Тогда она решила ничего не говорить, но кое-что сделать. Ведь в этом мире её слово было решающим? А если и не так - Вика сделает все так, или расстанется с ним. Вика не хотела больше жить в мирах, где она ничего не может поделать. За тот месяц, что она сидела под деревом, на котором медленно гнили незнакомые ей дети, девочка вспомнила, кто она и как тут очутилась. Однажды Вика пришла в больницу, где умирала от рака её мать. Это было уже в конце самого длинного пути, который она прошла - внутри себя, пути о котором никому не рассказать. Она не хотела больше никуда идти, поэтому просто села на край кровати, а затем и вовсе растянулась, поперек неё. Мать не проснулась в тот день, а Вика постаралась заснуть и никогда больше не просыпаться.
"Если это мой кошмар", думала она, сидя по древом и чувствуя как хрустит трава, которая растет под ней, "если мой кошмар заставляет кого-то страдать, пусть они и выдуманы мной - я изменю его..."
Вика закрыла глаза в тот миг, когда старый солдат увидел это дерево, собрала всю свою волю в кулак, чтобы уйти отсюда в этот миг, и чтобы вернуться, туда, в то место, о котором никто из этого мира больше не знал, и открыла их снова.
Вика стояла на крыльце у старого дома, занесенного снегом. Крыша, похожая на белый шар. Вика улыбнулась и постучала три раза.
Ей открыл старик. Седой, он ходил по дому, опираясь на трость. Вика огляделась. Тут пахло жизнью, тут рождались, стремясь жить, а не умирать, едва родившись, дети. Вика вошла в дом к человеку, всегда мечтавшему служить своей стране, но еще в детстве упавшему с дерева и раздробившему себе обе ноги.
Она жила в этом доме до самого лета. Никого особенно не удивила девочка, пожелавшая тут поселиться. Старый дом, старик и масса вещей из его молодости пустовали, у внуков уже были свои семьи и свои дома. Лес был полон дичи, реки - рыбы, а город забирал лишь урожаи полей, что возделывали жители деревни.
-Возможно, этот год будет самым успешным за всю мою жизнь, никогда еще земля так не плодоносила. - Сказал ей старый Самуэль. Он был рад пообщаться с Викой. - Я тебя откуда-то помню, вот только память стала меня подводить.
-Тут не память виновата. - Вика шептала себе под нос. - Просто когда все идет хорошо человек не ищет силы. Он может больше не помнить. Все можно забыть, если найдешь свое счастье.
Когда пришло лето, и загорелась на материке война, Вика все еще жила у них, носила воду и помогала рубить дрова. Она трогала похожие на сморщенные стволы деревьев ноги высоченного как дуб старик и все хотела исправить. Однажды в ночь, она встала над ним и пожелала этого со всей силой, закрыв глаза и стараясь, чтобы сон этого мира не властвовал над ней, в ту секунду она не боялась даже проснуться вновь в палате матери.
Самуэль проснулся другим человеком. Он мог делать то, чего всю жизнь был лишен - помогать своим родным. Старик ростом метра два рубил дрова с легкостью, которую давал опыт войн, через которые он так и не прошел. В тот день весть о выздоровлении чудесном Самуэля разнеслась по окрестным селам. И на летней ярмарке не было никого, кто смог бы победить его в борьбе, это удивляло и заставляло верить в сказку. Вика была рада, но чувствовала запах гари. И Гарь пришла. Ветер стал сухим, а с юга налетела война. Вика, маленькое привидение в домике старика, о котором уже начинали потихоньку складывать к тому моменту былины, не могла ничем помочь. Она просто смотрела, как насилуют женщин и детей. В ту ночь Самуэль дрался с яростью столь великой, сколь и безнадежной. Окруженный, голыми руками он убил три дюжины солдат в красных мундирах цвета крови и упал заколотый штыками целой сотни.
Они вырывали у женщин из животов внутренности и, прицепив к шляпам, галопировали вокруг деревни, а потом переоделись в чистые мундиры.
Вика снова сидела под деревом, увешанным телами детей и подростков и смотрела, как садится кровавое солнце. Она скрипела зубами и смотрела на яркий красный диск, который тускнел и окончательно превращался в волнистую дымку уже там, по ту сторону земли, место, куда её глаза не могли заглянуть в этом жестоком сне.
-Слишком мало. - Сказала она тогда, в ту ночь и поклялась. - Я вас!
Девочка уснула. Во сне она снова была дома, играла, читала, изучала мир, бежала в школу, и медленно шла обратно. В сумке, перекинутой через плечо, вибрировал смартфон. Словно кусочек мира, которого больше нет, который остался далеко позади он не раздражал совсем Вику в этом сне.
Вика взяла в руки поджаренный мамой предмет с почти уж позабытой целью и принялась рыться в его маленьком удивительном - когда-то давным-давно мире. Он тоже открывался в мир большой. Вика проснулась.
Потянувшись, она запрокинула голову и увидела красную, содранную до крови пятку. Вика встала. Это был мальчик, рядом с ним висела его сестра. Животик сестры словно взорвался изнутри, а мальчик был почти цел, но на лицо его смотреть было страшно.
-Внуки его. - Чуть ли не плача сказала Вика. - Драконорожденные! Почему никто не видит того, что вижу я? Я могу ошибаться? Только не здесь, я хочу, чтобы все видели то, что могу видеть лишь я. Нужно больше!
Вика закрыла глаза и ушла целиком из мира снов своих и реальности всех этих людей. Потом она стояла под снегопадом и не хотела никуда идти. Сначала. Вздохнув, девочка подняла глаза к небу.
-Снег.
Хлопья падали на курносый нос, веснушки и ярко-голубые глаза. Черные волосы выбились из-под легкой шапочки.
-Снег. - Вика зажмурилась, стараясь вдохнуть как можно больше белой ледяной чистой жизни. - Снег идет!
Крича и размахивая руками, утопая в снегу, она бежала в деревню. В этот раз Вика сразу вылечила старика и, живя с ним, много расспрашивала о его прошлом, об этом мире, внезапно для самой Вики в ней проснулся интерес. Желание жить. Она ни за что не хотела больше повторения того, что случилось для неё уже дважды. Когда пришло лето, старый Самуэль уже носил Вику на плечах и показывал ей диковинные цветы и травы в лесу. Его мать знала эти места лучше всех теперешних жителей, Самуэль многое от неё узнал и теперь все пересказывал Вике.
И однажды она тоже стала рассказывать ему о мире в котором жила, многое скрывая и утаивая, она старалась как можно ярче описать свою серую жизнь, но в то же время чтобы это был именно её мир, пусть и не тот в котором она жила, но тот в котором хотела всегда жить. В деревне все любили Самуэля, но то, что старик часто бродил в лесу один и разговаривает сам с собой, многих обеспокоило не на шутку. Вика смеялась над этим, и вслед за ней начинал смеяться Самуэль. А когда смеялся он - улыбались и многие жители деревни, там же где улыбается большинство - невольно смеются все, если все дружны.
Вика не сразу решила, как она поступит, но однажды ночью, лежа в постели и разглядывая сквозь потолок далекие звезды - окончательно решилась все старику открыть. Она привела его на тот холм, где росло дерево во сне, и показала как жгут его деревню, показала гавани полные горящих кораблей и земли, залитые кровью их детей, как потом на них медленно взрастает и колосится рожь. Как идут месяцы и года, и новые дети уже новых правителей не желая оставлять свои мечты мечтами, начинают новую войну и все повторяется снова.
Вика показала Самуэлю все войны, через которые они прошли с Робеспьером и многими павшими товарищами, она сама не помнила, где еще они гуляли, но в конце - снова очутились на том же холме, где остался навсегда плакать в первый раз Самуэль.
Вика стояла позади вставшего на колени старика и обнимала его спину своими тонкими руками.
-Драконорожденные, они не мертвы.
Старик повернулся к ней, в его глазах были слезы.
-Их не убить, пока жив их родителей. Первый из драконов этого мира. Внутри тебя есть то, что вижу одна я. - Сказал Вика, взяв его лицо в свои ладони. Старик плакал, текли слезы и у Вики. Но она плакала не так, как плачут люди, её лицо сияло, в нем в этот момент отражалось бескрайнее синее небо. - Внутри тебя есть что-то неподвластное никому в этом мире, почему я одна должна это видеть, давай покажем вместе это всем!
-Всем? - Спросил старик Самуэль.
-Да. То, что провело тебя через все войны, то зачем ты сражался, то чего я тебя лишила в надежде на мир, я верну тебе это.
Самуэль дернувшись, проснулся. За дверью были слышны голоса, ржали кони, много людей и много коней. Через мгновения двери открылись, и люди в красных мундирах повалили в старый дом, когда-то служивший пристанищем для огромной семьи Самуэля. Но Самуэль не смотрел на них, склонив колени, он стоял у старого медного алтаря, на котором сидела никому не видимая Вика.
-Это называется Банкай. - Сказала Вика. Я не уверена что в моем мире это что-то важное, я видела это многократно, и каждый раз это поражало меня, словно что-то знакомое. Я всегда хотела быть как они - капитаны Готея-13, я понимала их, я знала, что они чувствовали, когда высвобождали его. Банкай. - Тут Вика слетела с алтаря и встала прямо перед Самуэлем. - Это когда ты привносишь в этот мир то, что раньше было внутри тебя, вторая форма меча. Банкай дарит необъяснимое спокойствие его обладателю, капитан отряда Шинигами в моем мире, высвободивший хоть раз в жизни свой Банкай, уже никогда ничего не боится, ему не страшна неудача. Ведь он уже владеет всем, к чему стремилась его душа. Он делает все так, как хотел всегда. Только Банкай может противостоять другому Банкаю!
-Эй ты, повернись! - Сказал капитан вошедших крабовых мундиров. Но Самуэль, словно влитый в пол не слышал его. - Повернись ты!! Старик, два раза повторять я не привык...
Старик все так же смотрел в пустоту, плача и что-то шепча губами.
-Он молится, может, оставим его, пусть помолится - пойдем в соседние дома!
-Странно. - Ответил капитан красный мундиров, оглядываясь. - Этот дом самый большой, а тут всего один человек живет, неужели их всех предупредили? Убейте его, я подожду остальной корпус снаружи.
-Банкай. - Сказала Вика напоследок. - Это высшая форма меча зампакто, волшебного меча Шинигами, который олицетворяет всю ту часть души своего владельца, которую сам владелец понять и принять не может. Он мог бы с ней бороться и идти по пути самоуничтожения, он мог бы с ней смириться и потерять свою волю, вместо этого он делает первый шаг в невозможное - создает свое зампакто и начинает использовать ту часть себя, которая ему не нравится как оружие против своих врагов.
Лейтенант красный мундиров прицелился штыков в спину старику и прыгнул. Только Вика видела огромную дыру, которая осталась в том месте, где раньше был его живот, только она видела мгновение изумленных глаз лейтенанта. Для остальных солдат в красной форме их лейтенант вынес спиной стену и, пролетев сотню метров, снес огромную сосну, которая возвышалась над своими сестрами.
Самуэль повернулся к застывшим с наполовину обнаженными саблями и приподнятыми стволами солдатам. Глаза его, глубоко посаженные в старом морщинистом лице, походили на две рассерженные шаровые молнии, оставляющие росчерки разрядов в воздухе. Выставленные вперед руки были разжаты, ладони обращены в разные стороны. В тот раз он лишь оттолкнул лейтенанта.
-Что за чертовщина... - Начал, было, кто-то. И в тот же миг дом буквально разнесло, словно от пороховой мины. Изодранные отбивные красных мундиров летели в глубокие сугробы.
-То-то же. - Сказала Вика. - Вот так, по-моему, гораздо лучше.
Она покинула тот мир тотчас же, отправившись дальше по пути цели, которой не достичь, дорожке уходящей в неизвестность. Она шла и шла; шагала, ставя левую ножку вслед за правой. А по пути расцветали и увядали цветы. Сменялись эпохи, засыпали и пробуждались миры. Механизмы людей сменялись невиданными созданиями, зима отчаяния - сменялась летом надежд. А Вика все брела, вперед, только вперед. И однажды она все-таки достигла его. Конца Пути. Источника...
Когда-нибудь, все повторится вновь...
Wish - Kosheen?
***
Арка вторая.
Сердца Трех. Лизанил.
"Хочешь, я подарю тебе силу?"
Тихий Дом, в котором...
Она устала от суеты и праздности мира и поселилась в этом заброшенном доме. Её родители ходили иной раз к ней и приносили еду. Иногда приходили и другие "связанные" люди, но никто, выйдя за порог, не помнил, что происходило в этом доме. Все вокруг окуталось паутиной, кокон был готов. Для гусеницы, возжелавшей ничего.
Родители ходили в школу и брали задание, шли домой и сами его делали, шли в школу - относили и улыбались. Те, кто там проверял, спокойно к этому относились. И тоже улыбались. Так они понимали друг друга. Тонкие нити паутинки доходили и туда. Иногда они звенели. Полубабочка понимала - кто-то рвется из опутавшей полгорода паутины грез и хочет понять - что же вокруг него не так?
Но все было так, так, как ей было нужно.
Тихий покой тертых вещей. Тертые - это вещи, у которых есть своя история. Их поверхность напоминает книгу, только многие люди не умеют её читать. А она умела. Она жила в живой, природной библиотеке прошлых людских судеб. Впрочем, не только людских.
Это история о девочке, которая жила в Тихом Доме на улице, выходившей в Старый Сад. Что она там делала? Наверное, это слишком сложно будет вам объяснить, но я все же попробую.
Она - жила.
***
Кас пнул замок из песка тогда, и следующая волна уже стерла очертания творения рук человеческих. Остались неясные руины, словно и не было тут никогда ничего. Девочка развернувшись, посмотрела ему вслед. Потом вытянув руку, погрузила в песок указательный палец. Вынула и сунула в рот. Сплевывая песок, смотрела невидящими глазами в никуда. Тихо произнесла:
-Больно.
Люди называли ту девочку Лиза. Домой она вернулась одна и, поднявшись в библиотеку на втором этаже, взяла в руки старую медную трубку.
-Алло. - Сказала она. - Мне нужен велосипед. Нет - два, два велосипеда. Один горный и один обычный, можно любой. К вечеру. Спасибо вам за службу.
И повесила трубку. Лиза всегда благодарила их, ведь они ей всегда бескорыстно помогали.
***
Кас и Пол - два мальчика, купившие старый подержанный никому не нужный звездолет - одно название, но что было потом! У Хайнлайна все было просто, во-первых - была Луна. Не мертвое тело в небе, на которое нога человечества ступила, но мозг его ничего не почувствовал и человек просто... забыл - это очень по-человечески, конечно, но все же - все могло быть иначе. А настоящая Луна - Суровая Хозяйка, открывающая безграничные возможности для дерзновенных.
У Каса была дерзость, но все что он мог с ней сделать - превратить кровь на руках, костяшки пальцев саднили по началу, а число молочных зубов уменьшалось, были сломаны несколько ребер и однажды ему попытались устроить темную.
Как результат - мальчик Кас встал на учете в полицию, другой мальчик - имя которого Кас услышал уже после нанесения тому тяжкого душевного и телесного вреда - долго провалялся в больнице, нож был изъят, а у матери случилась истерика.
Мать забила Каса, но не на Каса и Кас промолчал. Кас стал героем, хоть Каса и тошнило слегка от себя при просмотре утреннего фильма в зеркало - он теперь был "главарем банды". Поначалу к нему стекались все те, кому требовалась защита, но Кас это быстро и ожесточенно прекратил. Может у Каса и не было конкретной цели в жизни, но это еще не значит, что он готов был окружить себя слабаками. Кас был в друзьях, но у Каса друзей не было, Касу был лень доносить эту истину до умов всех, кто его окружал. Все что Кас мог делать - катиться вперед по накатанной колее. Не потому что у него не было воли, просто не было повода её применять. Он мог купаться в душе под ледяной водой или кипятком, мог стерпеть любую боль и даже каждое утро чистить зубы - но не было того, ради чего все это делать начинать. Вариант - пойти и убиться - тоже отпадал. Когда еще в третьем классе Кастор перебрал все возможные варианты своего будущего - он увидел одну простую штуку. Штука была смешная до зубной боли - все, что его интересовало - не интересовало людей, которые его окружали. Это в лучшем случае. При ближайшем изучении - все оказалось куда страшнее, не для Каса - для его матери. Было время, когда Кастор не хотел её расстраивать, хотя он мог припомнить и то время, когда вообще о матери не думал в негативном ключе. Мать была матерью, даже не человеком - а чем-то, что просто обязано быть под рукой. Тогда, когда отец приходил домой с работы, на которой Кас никогда не был, которая его и не интересовала никогда. Зато было тепло, которое улетучилось вместе с душей отца. А потом пришел холод, и Касу до жути захотелось бежать отсюда сломя голову.
Но была проблема. В тот самый миг, как Кас понял - он не останется тут больше не мгновения - ему самому еще не исполнилось и одиннадцати. Вот беда...
Кас остался, но чувство что у него "не получилось", осталось. Осталось не чувство, что он не решился вот так бросить мать и уйти в ночь, нет. Словно он попытался спасти кого-то и "веревка оборвалась". Кас не задумывался, что этим "кто-то" был он сам, с тех пор как отца похоронили, мать нашла новую работу, и они переехали, он старался вообще не думать. Переехали в соседний квартал, так как "дом стал не подъемным", неподъемный дом - продали, вереницу платьев - купили, мать стала изредка улыбаться и постоянно рассказывать - как и о чем с ней беседовали некие люди, до которых Касу было как до звезды.
Впрочем, ложь - до звезды было бы ближе.
К тому моменту как Кастору исполнились одиннадцать лет, он уже почти смирился с тем, что до шестнадцати - долгих пять лет и их надо как-то прожить. Кас ходил все в ту же школу, что и раньше, ходил, точнее - бежал - пешком, так как "отец не оставил их купаться в деньгах", - звучало так, словно он сбежал от матери, а не умер.
Кастор поклялся, скорее неосознанно, что никогда не будет сбегать из этого сраного мира через смерть, потому что все равно все будут о тебе говорить так, будто ты сбежал куда-то на острова и теперь купаешься в золоте с испанских галеонов.
В детстве Каса было немало хорошего, но явное не желание делиться с кем либо этим "немалым" и даже обсуждать это говорило о том, что плохого в ней было все же несравненно больше. Хорошее приходилось беречь, от толпы, от знакомых людей, от невзаимных друзей, даже от матери, в первую очередь от матери!
Были книги, были мысли, был змей, застрявший в проводах и так и оставшийся там, были многочисленные игры с друзьями, память о которых стиралась через месяц, а то и раньше. Еще были планы - их было столько, что хоть заводи дневник, и все продуманы до мельчайших подробностей, но всем им - пока рано претворяться в жизнь.
В середине зимы в их школе появился новый ученик, по виду - типичный хлипик, задрот и хипстер, каких немало, к тому же - еще красавчик, для умного вида носивший очки. Кастор и не стал бы разговаривать с ним, но в один прекрасный момент, идя меж гаражей и засмотревшись на свои рваные кроссовки, получил бутылкой, полной воды или чего еще тяжелее по голове. Лишь слегка оглушенный, он успел схватить отскочившего нападавшего за куртку. Рванув на себя, выставил вперед согнутое колено, целясь в пах, но попал в воздух. Юркий и тонкий, парень оказался позади Каса и умудрился поймать его за кисть руки. То, что было потом можно, в идеале назвать и попыткой проведения обратного Нельсона.
Кас не любил такое. Ему вообще не нравилось, когда отвлекали от мыслей, но тем более он не хотел оказаться неспособным сопротивляться перед ехидством с ножом. А то, что нападавших как минимум двое - Кас понял с самого начала, иначе все было бессмысленно. Парень, сделавший захват сзади был явно легче Каса и даже слабее, хоть и очень быстрый. Подобное нападение на главаря хоть и занимавшейся черти чем, но все же - школьной банды добра ему не сулило.
Закричав так, что где-то по соседству взлетели испуганные птицы, Кастор ударил обеими пятками по подъемам ног паренька и, понимая, что подошва его разваливавшихся кроссовок слишком мягкая для такого дела - согнувшись, разогнулся и умудрился заехать напавшему в переносицу.
Освободив одну руку и мысленно пожелав стоявшему сзади ни пуха - ведь перед Касом в полной темноте раскрывался воображаемый нож-бабочка - ткнул пальцами в то место, где ложны были быть его глаза, но попал в очки. Дальше Кас просто бил, так как внезапно обрел свободу. Паренек и вправду был один, не было второго нападавшего за углом, по крайней мере, никто не спешил на крики жертвы, в которую тот медленно превращался. Паренек упал, стукнувшись об огромный, задрожавший металлом мусоросборник. Он выставил вперед сумку, висевшую через плечо, но Кас её мигом отобрал, вцепившись в ту руками и наступив ногой на пах неудачника. Тот отпустил, и сумка улетела в сторону. Кастор дрался с какой-то особой глухой яростью, во всю силу до предела, насмерть. Но при этом слишком спокойно, словно погрузившись в себя. Не то, чтобы ему это нравилось вообще или он ненавидел этого паренька сейчас, просто устал и не видел смысла останавливаться. Кастор никогда не интересовался всерьез историей, хоть и любил читать исторические романы, однажды ему стало интересно - что испытывает берсерк во время битвы. Не то, чтобы он очень восхищался ими, просто все больше находил в них схожего с сами собой, со своей жизнью.
Опустил голову и вперед. Ярость дает силы и отнимает зрение, если ненавидишь того, кто перед тобой. Но у Каса не было врагов, как и не было друзей, хоть многие считали его своим врагом, даже ненавидели до самой глубины души, хотели мести, поэтому глупо было смотреть в этот раз на кроссовки. Кас не ненавидел не потому что не любил этого делать - он рад был бы, да некого. За всю его жизнь единственным существом, воистину заслужившим его ярости, была его родная мать. Но это не тот противник, скорее препятствие, до ухода которого с пути оставались еще пять лет и все, не нужно перешагивать, если можно подождать и промолчать. Остальные оставили ему много синяков, пару сломанных ребер, дважды вывихнутую руку и один раз сломанный нос - это было нормально. Не то, чтобы Кас любил боль, просто она была лучше ожидания. Это раз. Однажды по идиотской случайности в гараже он сломал себе палец - просто неудачно перекантовал двигатель, чинить который помогал отцу. Решил, что сам подвинет - ведь это просто. Тогда отец сказал, что это вывих и мигом вправил палец - было очень больно. Но Кас заполнил почему-то эту боль. Может, смешным было лицо отца, когда к нему прибежал его ребенок, у которого все пальцы как пальцы, а один торчит не в том направлении. Может что-то еще. Кастор подумал тогда - маленький палец, а болит так, словно это смерть. Почему так? И вспомнил, что и зубы болят ну уж слишком сильно, если их подолгу не лечить. Это было странно, ведь боль, не связанная с угрозой жизни мешает жить и мешает выживать. Почему именно так? Мальчик ломал голову над этим сутки, пока не понял, что природа, наверное, хочет пробудить в тебе агрессию, ярость к кому-то еще, возможно ей даже все равно - к кому. Поэтому так сильно болят такие маленькие и, в общем-то, целому организму не нужные части твоего тела. Но если один палец или почти неживой зуб могут болеть как все тело, то почему все тело не может болеть как один маленький зуб или палец?
Это была интересная мысль, но глупо просто так ломать себе палец, зато можно сломать его кому-то еще. И возбудить к себе бессмысленную природную ярость. Кас никогда не думал, как выглядит его лицо во время драки, но должно быть - это было нечто ужасное. Он бился изо всех сил, все просто, он бил с яростью, которой в себе не чувствовал, лениво анализируя свой опыт. Если их слишком много - Кас рано устанет, если он упадет - уже скорее всего не встанет. Простые предположения превращались в опыт, вслед за болью приходила жуткая усталость цвета тошноты - второй враг, которого победить было намного сложнее, чем первый - первого и не было вовсе, Кас просто мог в любой момент представить себе глупо, нелепо вывернутый палец и начать смеяться. Он рано понял, что драться как они смысла нет - нужно бить туда, куда, если и ожидают, то все-таки надеются, что бить не станут или не попадут. Кас так рано понял - весь смысл драки в избиении или отступлении. Это слишком бессмысленная трата времени сил и здоровья - каждому доказывать, что осел в данный момент он, а не ты - вещь необходимая им всем по тем же причинам, по каким так сильно болел у каждого человека вывернутый палец или слегка поврежденный кариесом зуб. Можно было вообще не влазить ни во что и просто протянуть как-то пять эти лет, но соблазн именно такого убийства ожидания был слишком велик. Касу было скучно драться не за что, но это было меньшее из всех зол - поэтому Кас дрался. Пусть даже не за что, пусть даже при мысли, что в этом мире по велению природы есть бесчисленные полчища людей, которые любят всеми правдами и неправдами друг дружке что-то доказывать, и он среди них легко может затеряться.
Кастор дрался. Будь их хоть двое или трое - он бы дал каждому по пару раз крепко в пах и ослепил уже лежащих на земле. Потом добивал бы исключительно по самым болезненным точкам, пока они не перестанут двигаться, пусть даже потом снова пришлось бы рассказывать долго - как было дело. Пусть даже они ослепнут навсегда и уже никогда не смогут иметь детей. Но паренек был один, к тому же слабее Кастора, поэтому у того просто совести не хватило превращать драку в избиение, но это не означало, что драку можно прекращать. Кастор дрался, ведь из-за этого странного и непонятного мира - это лучшее, чем он мог заниматься после школы, это единственное, что могло отвлечь от бесконечного нагромождение планов на будущую жизнь - дела, которое само по себе отвлекало от бессмысленности текущей серой школьной жизни.
Удары Кас наносил исключительно в голову, словно боксер на ринге. Это было в чем-то замечательное безумие - чувствовать вред от ударов своим рукам. Со всей силы и с максимальной четкостью, снимая более легкими левыми защиту - если закрывавшие голову руки паренька такой можно было назвать - и правыми ударяя того об землю, Касс гадал в уме - сколько еще он сможет продержаться, прежде чем умудрится хоть попытаться подняться. Вообще-то тот уже должен был сдаться или потерять сознание, но внезапно он начал смеяться. Смеяться стал и Кас, и вдруг - словно поняв, что это уже как-то не то - бить лежащего под ним парня перестал.
Лицо его еще можно было узнать - это был одноклассник Каса, недавно оказавшийся в классе, который все соседние школы считали пропащим - не столько из-за тупости там оказавшихся, сколько из-за массы несчастных случаев.
-Ну что же ты не добиваешь - так прекрасно начал, я почти уже потерял сознание.
-Зачем ты на меня напал?
-Да просто так. - Парень смотрел, смотрел криво - его лицо распухло, а губы стали почти вдвое толще, чем были, казалось, что это еще не предел - посмотрит он на себя завтра. - Я зуб проглотил. - Сознался новенький. - Я - Пол.
Кастор медленно поднялся и огляделся - кроме них тут никого не было. Посмотрел на лежащую неподалеку сумку.
-Что никак не можешь прийти в себя?
Кастор снова взглянул на Пола.
-Я никогда и не выходил из себя.
-Трудно представить - ты свое лицо видел?
-Нет. - Честно ответил Кас. - Зачем ты меня ударил? И чем?
-Бутылкой со льдом, привязанной к руке платком, купил - думал использовать по назначению, когда увидел тебя идущего, словно зомби и прости - не сдержался.
Пол говорил по два слова, дышал, еще два слова - но Кас никуда не спешил. Он огляделся, ища бутылку - и нашел её.
-Что значит - прости? Объясни простыми словами - зачем ты на меня напал? Я ведь и покалечить могу.
-Прости - значит, я не знаю, что сказать дальше. Дышать трудно. - Пол поднялся, но стоял, прижавшись к металлической стене гаража так, словно это был космический корабль, и он боялся оторваться и улететь в открытый космос.
Кас молча, развернулся и направился в сторону маячившего вдалеке света.
-Стой, нам по пути...
Кас остановился.
-Мне тебя тащить или ты догонишь?
-Догоню.
Он и впрямь догнал. К тому моменту как они дошли до района, в котором жил Кас - Пол успел ему рассказать столько всего о себе и умудрился даже не надоесть.
-Твой? - Спросил Пол, когда увидел висевшего в проводах воздушного змея.
-Да. Год назад посадил.
-А что не снимешь? Это же легко.
-Вырос уже. - Лицо Кастора потемнело.
-Вырос?
-Мы его с отцом запускали. Когда думаю, что снова дотронусь до него - словно током бьет. Не хочу его снимать. Пусть там навсегда останется.
-Эй, тебе нужно выходить из такого состояния! Пойдем ко мне!
И Кас почему-то безоговорочно согласился. На пороге дома, в который Пол, как утверждал, вселился пару месяцев назад, их встретила молодая девушка.
-Знакомься. - Сказал весь избитый Поллукс, не обращая внимания на испуг девушки при виде него. - Моя сестра, Клэр.
-Клэр Литтлстоун. - девушка дотронулась до головы брата так, словно та была заминирована и вот-вот готова взорваться.
-Там не ртутный, не бойся ты. - Пол улыбался, это выглядело жутко, но улыбнуться захотелось и Касу. Клэр была красивая - чем-то напоминала Дайдо и внешностью и голосом, очень домашняя.
-Пол. - Серьезно спросил Кас. - Зачем ты носишь очки, если у тебя отличное зрение?
Пол стал смеяться, давясь самодельным печеньем, что приготовила им Клэр. Девушка смотрела на брата, словно видела его впервые.
-Ты хорошо видишь без очков?
Пол смеялся еще долго, но так ничего за столом и не сказал.
-Не пали меня ты так. Я из Англии, у меня там вся семья - отец, мать, а вот Клэр решила учиться на юрфаке тут, ну и я к ней присоединился.
-Какое это имеет отношение к очкам?
-А ты не понимаешь сам? - Ощетинился Пол. И тут же сник. - Не пали! Вообще - мог бы снимать раздражение в сети, есть масса игр, в которых ты можешь утопить в крови целые народы - зачем тебе драться?
-А это, какое отношение имеет к твоим очкам и зрению? - Медленно и по слогам произнес Кас.
Пол внимательно на него посмотрел и не ответил. Зато увел к себе в спальню и показал святая святых.
-Вот тут самое мощное железо - восемь ядер и штурвал есть. Тут можно снимать напряжение. Это - называется груша, внутри свинцовые шарики.
-Я знаю, как это называется и что внутри. - Перебил Кас. - Так что там с очками?
-Меганэко-кун, я ушла! - пропела Клэр, хлопнув дверью. Пол, несмотря на весь свой забитый и растерзанный вид взвился как драный кот, которого окотили водой из ведра.
***
Было в нем что-то особенное - только его, не похожее ни на что, с чем Кас сталкивался раньше. Может - он тоже носил в себе несметное число вселенных, о которых никто никогда не узнает? Тогда и впрямь эта жизненная скорлупа давала трещинки каждый раз, как Пола вызывали к доске. Он не отвечал того, чего от него хотели или ждали, все было слишком скучным, каждый его ответ ставил учителя и весь класс в тупик, Поллукс чаще спрашивал, чем отвечал, но он очень редко свои вопросы задавал именно как вопросы. Он просто умел говорить вещи, которые все знали - но так, как о них никто и никогда не задумывался. Люди сами себе задавали вопросы. Поллукс в матери Каса вызывал сдержанную антипатию. И непонимание - почему учителя на это смотрят сквозь пальцы. Мать Каса не обрадовалась бы такому гостю, но тот и не просился, Кас и не приглашал. Пол не помнил дат - вообще! Ни одной. На уроке истории он с победным видом сообщал первую попавшуюся дату приблизительного того года, возможно того десятилетия и уж конечно того века. Если Пол не знал историю - то уж понимал он её хорошо. И не дай бог учитель начинал с ним спорить - Пол всегда мог доказать, что история - фальсификация, историки-современники тех событий бессовестно лгали и искажали факты в угоду настоящему, не задумываясь о будущем, то есть о настоящем теперешнем. И учить все это могут только настоящие "бака!" Обычно все это ему выходило боком, так как учитель всегда прав, а если он не прав - смотри первое. Впрочем, ему было плевать и на первое и на второе. Привычка сидеть с ногами на парте не мешала ему отлично учиться, вот только никто и никак не мог заставить участвовать в олимпиадах.
После этого случая Кас предпочитал ночевать у него. Мать Каса считала их слишком близкими друзьями, о чем ежедневно напоминала, где только можно, а он спокойно все пропускал мимо ушей. Еще она считала, что он слишком похож на девочку, чтобы быть нормальным мальчиком. Его мать за последние годы до многого додумалась.
Вдобавок, когда пришла весна - к ним переехали новые соседи. Мать всегда отслеживала перемещение людей возле себя, словно старалась этим сохранить некое подобие контроля над неудавшейся жизнью. Их было двое - женщина, высокая и статная с довольно пышными и одновременно бесконечно изящными формами - смотрел на мир так, словно спала с открытыми глазами. И маленькая девочка, одетая так, что пройди в таком наряде в толпе - все оглянулись бы, никто не устоял.
-Я не доверяю женщинам, которые одевают своих детей ЗНАЧИТЕЛЬНО дороже, чем одеваются сами. - Сказала мать в тот день. Кас посмотрел на девочку. Она походила на куклу - одетая для какой-то особенной роли. Девочка явно была не от мира сего, женщина - слишком странно смотрела на все, чтобы быть в своем уме. Кастор согласился тут с мамой - это не простые мать и дочь.
К тому же девочку эту он где-то уже видел. Тем летом, она сидела на пляже? Кастор обычно не запоминал лица вообще, а девочек - тем более, наверное, странное свойство для одиннадцатилетнего паренька, и все же - её он помнил. Кас был далеко не в лучшем настроении и в тот день сломал замок из песка, который она строила на берегу моря.
Это было прошлым летом.
Пока два грузчика сновали с чемоданами и тяжелыми вещами из дерева - "дорогими до бессмысленности", по словам матери - девочка стояла под сенью огромного дуба, женщина с ней - возможно мать или старшая сестра - обнимала её за плечи сзади. Они стояли так неподвижно, женщина углубилась куда-то внутрь себя, а девочка совсем не желала вырываться, Касу казалось - им очень хорошо там одним, вдвоем, в тени. Стало даже слегка завидно.
Следующий день начался отлично. В полдень мать позвонила Касу и попросила быстро явиться домой. Испугавшись, что с ней что-то случилось, тот принесся со скоростью ветра. Оказалось, они встречали гостей. Два потных мужика и еще одна дама, у которой из рукава выглядывала красная татуировка в форме сердца, обмотанного колючей проволокой. При виде её губ и разреза Кас вспомнил все промотанные порноролики - та же тошнота, вид сбоку.
Мать сказала всем с улыбкой, что это её сын. Потом отвела одиннадцатилетнего Каса в угол соседней комнаты и, закрыв тому рот рукой стала шептать на ухо, как и что он должен делать за столом. Ведь это её прямое начальство пожаловало с работы, нельзя опозориться. Когда все расселись и принялись болтать, Кас, расковыряв вилкой свою порцию, не выдержал, встал из-за стола и вышел. Мать проводила его таким взглядом, каким солдаты бравшие Рейхстаг смотрели бы на труп Гитлера, поведись им его увидеть.
Под тем деревом на скамейке читала Лиза. Рядом было разложено столько вещей, словно она сюда перебралась жить - от маленького нетбука в красивом деревянном корпусе, до бутылки легкого вина и всевозможных сладостей. Кас огляделся - он искал глазами мать Лизы, для которой предназначалась эта бутылка.
-Она не мама - она тетя. - произнесла внезапно девочка.
-Ты читаешь мысли?
-Нет. - Серьезно ответила она. - А надо?
В тот день Кастор впервые побывал в её доме - он был выше по улице. Вообще это была странная улица, она напоминала горку - не так-то просто было подняться на велосипеде по ней, особенно если кого-то везешь, там, где кончалась крыша одного дома - в паре метров по соседству рос из земли фундамент другого.
***
Все началось на втором уроке. До этого Лиза сидела как влитая, смотря прямо перед собой - глаз не было видно, скрывала челка, но непонятно что она там внутри себя видела.
И вдруг...
-Кхи... - послышалось в классе. - Кхи-кхи... ха-ха-ха! - Учительница смолкла, девочки стали переглядываться. Сонные от алгебры мальчики сначала не обращали на все это никакого внимания, но то, что случилось потом, заставило проснуться и их.
Лиза, откинувшись слишком далеко назад на стуле, грохнулась на пол, но вставать и не пыталась. Она смеялась. Она дико хохотала, схватившись за живот. Виден был только рот - глаза по-прежнему скрывала низкая челка темных волос. В эти мгновения жизнь била из неё ключом уходя в класс, где превращалась в критические взгляды и возвращалась обратно к Лизе.
-Едет крыша, не спеша, тихо шифером шурша... - Прокомментировала её припадок одна из девчонок.
-Крыша едет не спеша, утеплителем шурша... - Вторила ей вторая. Через секунду все девочки класса, имен которых в большинстве своем Касу было лень помнить, наперебой решали, чем шуршит крыша у Лизы. А Лиза била ножками, лежа на полу. Учительница смотрела минут пять на этом, потом, не выдержав, сделала Лизе замечание.
-Отпусти меня Чудо Трава. - Хихикнул Кэш с соседней парты.
-Школа очень интересное явление. - Сказала Лиза Кастору по дороге домой. - Я не думала, что об этом думают во время посещения её. Так странно...
-Ты раньше никогда не посещала школу?
-Нет. - Коротко бросила Лиза и умчалась вниз по их улице.
"Сейчас сломает себе шею", решил Кас. Но Лиза шею не сломала.
***
В саду из голосов жужжащих пчел она просто стояла и наблюдала в тот раз.
-Я убью тебя сука!
Кастор кричал, просто кричал даже не пытаясь сопротивляться или закрываться от ударов. Повторял одно и то же, как только мог перевести воздух, разрывался его крик, и силы в нем не убавлялось:
-Я убью тебя! Я убью тебя, как отец, я убью тебя!
Мать просто взбесилась, с каким-то почти животным визгом, сквозь который проглядывала болезненное удовольствие от того что она наконец сорвалась она продолжала бить сына ногами куда попало. У неё тоже прибавлялось сил каждый раз, как она слышала о своем бывшем муже.
Сил, чтобы снова и снова пытаться заткнуть этот кричащий так сильно рот. Заткнуть чем угодно, наверное, попади ей в руки в этот момент что-то тяжелое она не думая пустила бы его в ход, пусть потом и названивала в скорую, объясняя все соседскими хулиганами или несчастным случаем.
-Я убью тебя, я ненавижу тебя!
Удар ногой по лицу, сминая почти еще детский нос, отправляет его на пол. Но он вскакивает снова, все лицо залито кровью, но она действует на мать как на быка. Он просто стоит перед ней и кричит, даже не поднимая рук, и ей это нравится в этот момент и ему. Под конец он, наверное, смеялся бы, если смог. В чем-то тогда стало легче. В чем-то. Просто он не хотел больше сдерживаться, а тогда сдержался, и стало легче, правда.
***
-Слушай Грациола, эта вода слишком холодная.
Лиза пробовала ножкой воду в ванной. Они обе были раздеты - и девочка и ее странная "тетя". Лиза обернулась с улыбкой, словно знала куда смотреть - Кастора оторвало от двери и вынесло на балкон. Прежде, чем он успел отдышаться - до него донесся звонкий смех Лизы. Отсюда было слышно, как они плескаются, вдвоем в одной ванне. В дверь, которую Кас подпирал спиной, постучали. Вздрогнув от неожиданности, мальчик отскочил на метр. Дверь открылась. Грациола стояла перед ним абсолютно голая и смотрела прямо в глаза - а он рассматривал её тело, чувствуя необычную дрожь - сейчас он точно не мог предсказать, что случится через мгновение. По округлой и очень красивой груди ползли вниз капельки воды, ямочка на соске слегка переминалась, словно хотела, чтобы он дотронулся, от женщины поднимался пар.
-Лиза хочет вас видеть. - Сказала тихо и бесстрастно Грациола, после чего ушла в кухню. Кастор мог переждать тут. В общем-то, да - прямо тут на балконе. Просто подождать пока Лиза расхочет его видеть. Вообще-то ничего другого ему и не оставалось - его собственный дом был заперт на ключ, соседей он не знал, можно было еще спуститься вниз с двадцатого этажа и как есть - почти без одежды чапать до Пола. Но там Клэр.
Кастор, аккуратно ступая босыми ногами, прокрался мимо ванной, стараясь, чтобы его не услышали на кухне, где позвякивала посудой Грациола и её противоестественно-спокойная нагота.
Докравшись до двери, он почувствовал на себе критический взгляд и, обернувшись - увидел Лизу.