Молодых Вадим Александрович : другие произведения.

Мыльные пузыри (провинциальные сказки)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Вадим Молодых
  
  
  
  
   Мыльные пузыри
  
  
  
   Провинциальные сказки
  
  
  
   Это произведение является художественным, любые совпадения с реальными людьми и событиями непреднамеренны и случайны.
  
  
  
  
  
   Это не мысли, - отвечает художник, - это мимолетные настроения. Вы сами видели, как они рождались и как исчезали. Такими мыльными пузырями, как эти настроения , можно только удивлять и забавлять глупых ребятишек, вроде вашей милости.
   Д.И.Писарев
  
  
  
   Я не сумасшедший. Меня интересует свобода. Желаю счастья!
   Из последних писем Джима Моррисона (Джеймса Дугласа Моррисона) лидера группы "Doors"
  
  
  
  
  
  
  
   I
   Социально-политический пузырь
  
   Свобода от всякого рода убеждений - это сила, это способность смотреть свободно.
   Фридрих Ницше
   "Антихрист"
  
  
  
   Предисловие к сказке. Почти что быль...
  
   Тебе понадобилась масса времени, чтобы узнать, чего ты хочешь в этой жизни: одиночества, тишины, выпивки, книг, "дури", писательства и, изредка, красивой девки в постели - девки, которую ты потом никогда больше не увидишь.
   Фредерик Бегбедер
   "99 франков"
  
  
  
   Ура, дождался! Целый месяц длился дембельский восторг. За это время молодой человек Вадим Алексеевич Алсанов попил почти со всеми друзьями, кто был в городе, поспал со старыми и с некоторыми новыми подругами, пару раз подрался в кабаках (и весьма успешно - армейская школа), апогеем гусарских развлечений стала ночевка в медвытрезвителе. Общение с органами правопорядка оставило в душе Вадима мерзкий, вонючий и даже липкий осадок.
   Мало того, что его, действительно пьяного, при посадке в "уазик" обокрали менты, отработанным приемом нырнув в задний карман джинсов. Так после прокачивания прав на тему: " Ребята, вы оборзели что-ли? У меня 22 прыжка, я 12 раз на караван ходил, пока вы тут... Я, сука, вас... Я - герой... Я буду жа..." его вообще к койке привязали мордой вниз, скрутив руки за спиной так, что на них остались лентообразные синяки.
   Вадька понял - герои властям не нужны. Ну разве что безымянные и в виде памятников для создания патриотического духа, необходимого, чтобы власть чувствовала себя защищенной. "Ладно, хрен с ним, пьяному место в мойке. Даже если он герой, согласен. Но почему власть меня ограбила?!"
   Отец, Алексей Георгиевич, забирая его из милиции, отнесся к эмоциональному рассказу сына спокойно:
   - А ты, когда из ментовки выходил, обратил внимание, сколько на стоянке машин припарковано? Это все - их! И "Волги" есть, как у меня. Так я свою горбом и экзотическими болячками заработал, черт-те где в тропиках заколачивая валюту для страны. А они что, на зарплату купили?! То-то. Пацан ты еще. Сколько взяли-то?
   - Двадцать пять рублей. В заднем кармане были.
   - Может сам спьяну потерял?
   - Нет. Я точно помню, как эта сука ко мне в карман залезла, когда они вдвоем меня в машину заталкивали.
   - А руки почему в синяках и ссадинах? Драться что-ли полез?
   - Я только в отделении бузить начал. Орал им про права человека.
   - Ха-ха. Нет у нас никаких прав. Ни у кого в нашей стране их нет. Такова традиция управления. Любого можно взять за шкварник и швырнуть в темницу. Даже если он работает в детской библиотеке, а его личная жизнь - это кефир, тапочки и программа "Время". При желании статья найдется и для него. Поехали домой.
   Вскоре Алсанов стал с ужасом понимать, что праздник заканчивается. Что надо куда-то устраиваться на работу. Мать, Алла Егоровна, ему безо всяких намеков объявила, что "кормить такого здорового бугая" не собирается.
   Отец Вадима был талантливым инженером-строителем, часто выезжавшим в загранкомандировки помогать братским или просто платежеспособным режимам строить свой промышленный базис. Оттуда Алсанов-старший привозил всякие разности, недоступные широким слоям населения в родном отечестве. Кроме того он имел машину "Волгу" - символ могущества, успеха и престижа. Отец пытался баловать Вадьку, но часто жестким ограничителем баловства, могущего "испортить ребенка", становилась мать.
   Алла Егоровна была женщиной строгих правил, привитых ей патриархальной русской семьей, где она была младшей из пяти сестер. Самостоятельно получив высшее образование на уровне диплома с отличием, она была уверена в незыблемости своих представлений о морали и дисциплине.
   В результате материнского воспитания и отцовского баловства Вадим неплохо окончил специализированную английскую школу. Он с ранней юности любил литературу классического уровня. И в то же время не был зубрилой и "парниковым" ребенком. Он всегда имел возможность делать то, что ему интересно. А потому стал хорошим спортсменом и... уличным хулиганом - еще до армии он начал выпивать и курить анашу.
   У Алсанова-младшего был развит недурной вкус. С его суждениями о музыке, кино, шмотках можно было не соглашаться, но не уважать их было нельзя. А самое главное - Вадим умел говорить красиво и ясно, без мата. Это редкость в нашей жизни.
   В свое время было большой неожиданностью для всех, что после школы он не смог сразу поступить в институт - по конкурсу не прошел, получив трояк по своему любимому английскому.
   В армии Вадим служил с родительского благословения, добросовестно и храбро, без собственных и родительских истерик.
   Но отец, в конце концов, по возрасту и здоровью перестал ездить за границу. Привычные большие деньги кончились, он стал простым зам. начальника СМУ со смешным для него окладом. Пока Вадька служил, отец понемногу привык, и его поглотила трясина обычной совдеповской жизни.
   Об устройстве на работу демобилизованный десантник Вадим Алсанов думал недолго. Отец присоветовал, и он воткнулся в комплексную бригаду в соседнем СМУ. Но первая же зарплата вызвала в нем приступ отчаяния. "И что, так всю жизнь?! Ну хорошо, доползу до высшего разряда, буду получать в два раза больше. Все равно, херня. Ну ладно, закончу институт - папашин пример перед глазами. Какой он после своих заграниц стал. Пить от тоски начал. И вот так до самой пенсии?! Ужас!!!"
   Алсанов по молодости не добавлял к своей трагической картине еще одной существенной детали - рано или поздно женитьба и дети. Ужас в квадрате.
   Вадька хорошо помнил, каким раньше был отец - уверенным и неотразимым. Вадьке тоже хотелось красивых и модных шмоток, красивых и модных девок. Хотелось, как раньше отец, вообще не думать о ценах, а просто решать, нужна ему вещь или нет.
   Выход был найден - вахтовая работа на Севере. "Пятнадцать дней отработал, полтыщи получил и гуляй себе полмесяца!"
   Отец был "за". К удивлению Вадьки мать тоже не особо возражала.
   Узнали адрес конторы. Отправили запрос. Дождались вызова. Вперед!..
  
   * * *
  
   Прилет Алсанова на Север пришелся на тот день, когда в его родном городе случилась крупная морская катастрофа с гибелью почти пятисот человек. Отец потом рассказывал об убитых горем родственниках погибших, ходивших по причалу среди десятков выловленных и вытащенных утопленников в надежде опознать своих. Позже стало известно, что, доставая загубленных пассажиров из-под воды, погиб один водолаз, а еще один - сошел с ума.
   - И как сие расценивать? - задал сам себе вопрос Вадим, ведь до решения о Севере он всерьез подумывал о денежной работе водолаза. - Что я свалил вовремя или что не надо было сваливать? В любом случае похоже, что это какой-то знак. От Бога или от дьявола? Мистика...
   Вадим Алексеевич Алсанов был еще очень молод, чтобы верить в Бога, но уже начинал замечать некую предопределенность случайностей, точнее сказать, якобы случайностей. Хотя, в силу возраста отмахивался от таких мыслей. Голова была забита сущим материализмом - деньги, тряпки, телки, кабаки. Слегка напрягала мозг необходимость дальнейшей учебы. Ну и предстоящая работа - источник всего перечисленного. При знакомстве со своей новой бригадой Вадька понял, что не ошибся. Раскрепощенность и дружелюбие, свобода и достоинство. Эти бородатые мужики охотно и искренне улыбались и прямо-таки лучились оптимизмом. "Неужели из-за денег?" - подумал Алсанов. Оказалось, да. Ну еще из-за воли, хотя бы и на полмесяца. Ведь что представляли из себя эти люди в своей прошлой жизни?.. Противная работа, потому что денег ни на что не хватает. Стоптанные сандалии, носки - искристая синтетика, бутылка молока и батон в авоське. Дома жена - в глазах тоска, на голове - бигуди, передник в муке. Дежурный секс раз в неделю, напрочь лишенный страсти, кайф от него не больше, чем от посещения туалета. Любимому маленькому ребенку отказываешь и запрещаешь чаще, чем разрешаешь. И в голове - безысходность.
   А теперь... В своих новых северных спецовках они выглядят так, будто их с другой планеты сюда привезли осваивать этот холодный и богатый край. Каждый из них умеет хорошо работать в строгой мужской компании вдали от пилорамы-жены. Да и жена вроде перестала пилить, расцвела как будто, глаза загорелись. А все потому что за полмесяца отдохнула и соскучилась по нему. Муж и отец приезжает с деньгой, в хорошем настроении, ребенку и жене подарки. В доме достаток, и соседская Манька притихла и втайне завидует, а то раньше воображала из себя, дура. А то, что он по дороге с вахты к своей молодой сучке заехал, коньяком и шампанским ее угощал или даже в Москву на выходные возил, на Останкинской башне обедать, так это хрен с ним. Все равно в семью возвращается и сюда все тащит, добытчик. И на жену у него здоровья хватает. Она теперь просто-таки кричит по ночам от любовных радостей. Да плюс на кооперативную квартиру начали копить. Проснулась жизнь. Началась...
   Людьми себя почувствовали мужики. Бытие определило их сознание в полном кайфе по сравнению с прошлым. Алсанов их сразу просек, и настрой их ему передался так, что он буквально в один день соблазнил молодую бухгалтершу Олю из конторы и настолько ей понравился, что она потом часто смотрела на него откровенно непристойным взглядом и приглашала в гости. Он, кстати, заходил иногда.
   Так и пошла у Вадима кочевая жизнь. Полмесяца там, полмесяца здесь. Деньги не копил, одевался как хотел, по бабам и там, и там шатался. Обаять женщину он мог. Алсанов был прекрасно воспитан и даже интеллигентен на вид. Внешность имел выше среднего уровня: пропорциональная спортивная фигура (армия), густые светло-пепельного цвета здоровые волосы (отец), полноватые чувственные губы (мать), карие глаза, черные брови и слегка расплющенный ровный нос - все вместе создавало притягательность. А уж манеры!.. Или, как говорили в бригаде, понты!.. Его коронный образ - уставший, одинокий аристократ. Правильная речь, со вкусом подобранная одежда и умение есть вилкой в левой, а ножом в правой руке, заставляли женщин гадать: "Что случилось в жизни этого молодого графа? Что заставило его бросить фамильный замок на Лазурном берегу Французского Средиземноморья и запереться на буровую вышку в самом центре Западной Сибири?" Загадочность действовала безотказно. И если понравившаяся молодому графу дама сердца вдруг почему-то давала от ворот поворот, то Вадька сильно и не напирал. Нет, так нет, не судьба, и мгновенно переключался на другой объект. С отказницей же продолжал вежливо, но подчеркнуто холодно здороваться и не более. Тоже действовало. Некоторые потом сами давали понять, что не прочь возобновить знакомство и развить его теперь уже до нужной глубины.
   Некоторые мужики, конечно, пытались осуждать Вадима за такую расчетливость в отношениях с женщинами. Но в том-то и дело, что не было никакого расчета. Алсанов сам по себе такой и вел себя всегда совершенно естественно. Более того, он с детства знал, что женщин обижать нехорошо. Просто он никого не любил, а делал все в полном соответствии с законами природы и своей физиологии. Но делал красиво и романтично. Справедливости ради надо сказать, что и из-за него никто не собирался вешаться, резать вены или глотать лошадиные дозы транквилизаторов. Женщины нравились ему, он нравился женщинам, до сильных переживаний дело пока не доходило. Но одно было точно - Алсанов убежденным бабником не был. Женщин он не коллекционировал.
  
   * * *
  
   Но вдруг в прекрасно задуманный и реализуемый на практике сценарий жизнь потребовала внести изменения.
   Контора объявила о предстоящем сокращении вахтовиков-летников. Начальник управления Анатолий Сергеевич Зевакин, мужчина низкорослый, плотный, даже толстый, с ленинской лысиной и в очках с толстыми линзами в своих речах совершенно не вязался с академическим обликом:
   - На хрена мне вас возить туда-сюда. Вы сами прикиньте, сколько денег на перелеты уходит. Здесь на Севере уже своих дармоедов полно, причем, на постоянном месте жительства. Я лучше их наберу...
   - Анатолий Сергеевич, но мы же специалисты...
   - Да бросьте вы херню молоть! Специалист - не специалист. Зайца можно научить барабанить. Вся экономика в жопу, как в трубу, летит. Знаешь, сколько сейчас нефть стоит? Не знаешь, так узнай! На всем надо экономить. Короче так. Желающие могут перейти на постоянку. Бездомным обещаю помочь с жильем. Все. Базар окончен. - И кулаком по столу - бздынь.
   Зачесали мужики затылки. Мыслей в головах - рой. "Надо новое место искать в округе, где еще вахты летают. А если летают, то откуда? Если оставаться здесь, то семья как же? Перевозить надо, и школа новая вроде строится. Школа школой, а жить где? Только обещает помочь. Может обратно дернуть, домой, насовсем. А зарплата?.. Бляха-муха!!!"
   А виной-то всему мировая цена на нефть. Обвалилась она, и пошло страну лихорадить. Оказывается, сверхдержава кроме как дырки в земле сверлить и выкачивать оттуда все, что там есть, ничего больше делать не умеет. На нефтяные деньги страна и жила. Хоть какую-то жратву и шмотки покупала, в космос летала и ракеты-танки-самолеты на те же деньги строила. Да только космос и военные заводы денег в казну не приносят - они их оттуда берут, что вполне нормально. И вот вдруг денег в казне не стало. Кончились и неизвестно, когда появятся. Именно этот политэкономический факт почувствовал на своей шкуре Вадим Алсанов, молодой человек 22-х лет от роду, неженатый.
   Думал он недолго и перешел на предлагаемый постоянный график работы. Пять дней в неделю с 8 до17 с перерывом на обед, как все. Как вся страна.
  
   * * *
  
   Тоска по прежней жизни наступила быстро. Неудивительно, ведь на Севере не было того набора развлечений, к которым он привык. В выходные дни совершенно не фиг было делать и Вадька сидел в своей комнате квартиры-двушки деревянного щитового, как его называли "бамовского", дома и читал или вел беседы с соседом по квартире, прорабом Серегой Бедайко, хохлом из Крыжополя.
   Серега - человек добрый, но ничем не примечательный. Над ним потешался весь поселок, он очень хотел, но никак не мог жениться. Не получалось у него женщину ни очаровать, ни возбудить. Толстый, нескладный и в очках в немодной оправе. Красиво говорить не умел. Пижонских навыков не имел. Некрасиво завязывал галстук, отправляясь в очередную авантюру по соблазнению какой-нибудь нормировщицы. Даже дорогущий букет цветов, добытый с превеликим трудом и за нереальную цену (Север все-таки) не помогал. Потерпев очередное поражение, он возвращался домой, настроенный на печально-философический лад. Однажды от субботнего безделья он начал теребить свою душевную рану:
   - Скажи, Вадька! Какого хера бабам нужно?! Ведь я к ним с чистым сердцем, с предложением замуж выйти, а не просто поблудить...
   - Это я у тебя спрашивать должен, что им нужно. Ты же старше.
   - По возрасту - да. Но по опыту взаимоотношений я по сравнению с тобой - ребенок. Просвети меня, - и вдруг неожиданно и с энтузиазмом. - А давай самогона наварим.
   Время и впрямь было сухое. Партия и правительство корень всех проблем нашли почему-то в пьянстве и алкоголизме, как будто это причина, а не следствие, и решили устроить в стране огромный вытрезвитель, глупо теряя из казны еще и водочные деньги. И это при полной госмонополии на спирт. Диверсия да и только. Затея всеобщей трезвости оправдывалась слабо. Водка хоть и стала дефицитом, но началось повальное самогоноварение. Простота изготовления напитка Алсанова удивила.
   - Нужны вода, сахар и дрожжи, - колдовал над алюминиевой флягой Бедайко. - Если нет дрожжей, то можно использовать томатную пасту. Всю эту смесь бодяжим и ставим к батарее бродить. Пока бурлит - ждем, как закончит бурлить - можно гнать.
   - А ждать сколько?
   - Неделю.
   - Долго, - Вадим расстроился.
   - Если невтерпежь, покрутим брагу в стиральной машине. Мужики так делали - процесс ускоряется в разы.
   - Ничтяк. Иду готовить и включать агрегат.
   Всю выходную субботу два соседа проторчали в ванной комнате. Поскольку слышимость в щитовой двухэтажке почти идеальная, жильцы сверху, справа и слева от преступной квартиры догадывались, что парни готовят спиртной напиток, ибо таких продолжительных генеральных стирок прежде за ними не водилось. Причем, парни явно обременены срочностью изготовления, потому что стиральная машина, используемая как миксер, - это неспроста. Милиционера, единственного на весь поселок, никто не боялся. Он тоже гнал. А что делать?! Как говорится, жизнь такая.
   Ночью Алсанов и Бедайко расположились на кухне, где установили взятый напрокат (за литр ожидаемого продукта) самогонный аппарат. Когда змеевик заплакал первачом, из приемника, настроенного на 1-ю программу Всесоюзного радио грянул гимн СССР.
   - Как у нас символично и торжественно получилось, - отметил Алсанов, поднимая полстакана накапавшего напитка, в котором плавали бензиновые разводы. Да, богата нефтью сибирская земля, воду-то в водопровод безо всякой очистки, напрямую из артезианских скважин качали. - Ну, Серега. Ура!
   - Будь здоров, поехали.
   Первач вышел термоядерным. Градусов 70!
   - А-ап, а-ап, а-ап, - открывал рот, пытаясь вдохнуть Вадька. Схватил соленый огурец и захрумтел.
   - А-ап, а-ап, а-ап, - Серега повторил все в точности.
   - Не хило, - прочавкал он в конце концов спертым голосом.
   - Not bad, not bad, - поддержал его Вадька.
   - Вообще-то обычно потом смешивают перегонку, потому что после первача градус ниже идет. Уравнивают качество продукта.
   - Слушай, Серега, а сколько всего его должно получиться.
   - Литра три. Потом уже муть пойдет. Муть нам нужна?
   - Не-е-ет. Муть нам не нужна! - Вадим уже почувствовал, как его вставило. Он захмелел, настроение улучшилось, расхотелось спать, захотелось поговорить.
   - Вот ты жалуешься, что бабы тебя не любят. А за что им тебя любить? Где у тебя та фишка, на которую они обратили бы внимание?
   Серега выпучил глаза и перестал жевать. Изо рта у него свисали лохмотья кислой капусты.
   - В штанах у меня фишка. И не фишка это, а фишак.
   - Ой! - Алсанов сморщился. - Это как раз не фишак. Это у каждого жениха есть. Он, конечно, важен, но он же в штанах. Ты приходишь к женщине, он наружу ведь не выглядывает, он просто предполагается в наличии и работоспособности.
   - Хм-хм-хм, - засмеялся Бедайко с полным ртом пельменей. Он представил себя со стороны - торжественный, в костюме, галстуке, с цветами и торчащим из ширинки не предполагаемым, а вполне явным членом. - Его бы торчащего еще художественно ленточкой перевязать, как главный подарок невесте.
   Заржали оба. Налили. Выпили. Стали закусывать. Включили на приемнике "Маяк". Звучал легкий джаз. Музыкальный фон полностью соответствовал настроению. Вадька с очередной дозой ударившего в мозг алкоголя почувствовал такой кайф, который был сродни тому, что он получал в минуты своих прошлых развлечений - когда, прилетев с северной вахты, он выспавшийся, чистый, побритый и наодеколоненный шел в лучший ресторан своего города, угощал друзей и подруг, болтал и балагурил весело и искренне. Или наоборот, грустил в одиночестве, но какой-то светлой и приятной грустью.
   - Так вот, С-с-серега. Чтобы женщина захотела тебя как мужчину, т-ты должен поразить ее чем-то. Ладно, ладно, не поразить, а хотя бы просто удивить. Запомниться ей, одним словом. Сделай что-то такое, чего другие не сделают. Отличись как-то. И никогда не показывай, что она тебе очень нравится или, не дай Бог, что ты влюбился.
   - Да я с ними теряюсь сразу. Я ведь иду к той, которая мне нравится. Хер-ли переться к бабе, которая не нравится? - Пьяный Бедайко рассуждал вполне логично.
   - Все пра-ильно. Все так. Но... Женщина, видя и чувствуя, как ты переживаешь и боишься отказа, в силу своей природы начинает тобой вертеть. Лефре-, ре-фле-кторно. Нельзя ей неуверенность показывать. Хочешь совет? Трахни какую-нибудь мадам, которая капитулирует перед тобой безо всяких предварительных условий. Есть такая?
   - Кладовщица наша вроде не против. М-мне так поч-ч-чему-то кажется. Но она меня не прёт. То есть совершенно! Разве что по пьяни подъехать...
   - Вот! Умничка! - Вадька обрадовался, что подвел ученика к нужному ответу. За это и выпили. - Если ты будешь слегка нетрезв, то ты будешь слегка развязен, слегка нагл. В твоих глазах появится блеск, а не смущение. Пусть думает, что глаза у тебя блестят от желания. То, что это от алкоголя, пусть останется твоей маленькой тайной. И не забывай болтать повеселее. То-ка не переторчи с пьянкой! Если перепьешь - все испортишь.
   - Теперешнее состояние подойдет? - Серега потянулся к банке с огурцами, взял ее и на обратном пути зацепил ею тарелку с пельменями. Тарелка с вилкой загремела по полу, но не разбилась. Скользкие пельмени разъехались по кухонному линолеуму в разные стороны.
   - Нет, my friend, такое состояние губительно для первой любви, - Вадька с сомнением посмотрел на потенциального героя-любовника. - Хватит бухать. Заканчиваем процесс и идем спать.
   - Пик-пик-пик. На "Маяке" новости, - приемник тоже захотел спать, судя по усилившимся помехам.
   - Ладно. Выпью меньше, - Серега собрал пельмени в помойное ведро и, ногой прижимая тряпку к полу, елозил ею по масляным лужам и разводам. Вроде как вытирал.
   Процесс перегонки подходил к концу. Качество продукта стало снижаться даже по виду. Начала капать та самая муть, которая была отвергнута в начале производства, и даже снижение температуры электронагревателя не помогало. Обоим самогонщикам стало ясно, что дело пора сворачивать. Пьяные парни отсоединили флягу с брагой, из которой уже выпарился максимальный и чистый градус и поплелись на дождливую ночную улицу выливать вонючую бурду в помойную яму. Когда они, держа с двух сторон за ручки и дно, перевернули флягу, пар и запах лившегося кипятка, помойный антураж и бросок в сторону испуганной крысы подействовали на Алсанова трагически. Он не смог удержаться и его вырвало таким сильным первым напором, что он чуть не заблевал Бедайку.
   - Какой ты, сука, нежный! Привык на "большой земле" по ресторанам коньячок из хрустальных рюмочек попивать да икорочкой закусывать, - Серега откровенно и презрительно издевался над слабым и впечатлительным собутыльником.
   - И-ик, и-ик... И-ик, и-ик, - Вадька не сразу ответил, ему не хватало воздуха. - В ресторанах сейчас, как правило, не сервируют столы хрусталем, - наконец выговорил он на обратном пути, и продолжил сипеть, - да и коньяк икрой закусывать - это моветон. Икра хороша под водочку.
   - Эстет, блин, - сказал на это Бедайко. Подумал и добавил, - гурман, етит твою...
  
   * * *
  
   С Серегой Бедайко Алсанову довелось жить бок о бок в соседних комнатах одной двухкомнатной квартиры считавшегося временным деревянного жилья. По работе они не сталкивались, работали на разных объектах и встречались, как правило вечером дома, если только Вадька не отправлялся в очередные гости с ночевкой. Жили соседи мирно, во всем ладили, но друзьями назвать их было нельзя, то ли потому, что мало друг друга знали, то ли наоборот потому, что успели понять, какие они разные люди.
   Население поселка, назовем его Пок, состояло сплошь из приезжих. Коренных взрослых жителей здесь быть не могло, так как первую разведочную нефтеносную скважину в этом районе пробурили только около 10 лет назад. До этого здесь вообще никто не жил, и только геологи бродили по болотам. С обнаружением крупного месторождения государство решило, что надо построить поселок для нефтяников, которые должны обеспечивать сырьевое могущество Родины.
   Начали, как водится, с вагончиков и балков. Потом перешли к деревяшкам - двухэтажным 16-квартирным и одноэтажным общагам. Позже с организацией строительно-монтажного треста, в котором работали соседи по квартире Алсанов и Бедайко, началось строительство капитальных пятиэтажных жилых домов, школ, детских садов, магазинов, больниц. И Дома культуры "Октябрь" - как же без него и без такого названия. Даже ресторан стоял в генеральном плане развития под сухим канцелярским названием "Объект общественного питания I категории литера 16/9". Вадима Алсанова уже тогда начала поражать разница между нормальным русским языком и официальной концелярщиной. Почему нельзя в строительных документах написать просто "Ресторан I кат. Л. 16/9" или там "Кафе" с теми же специальными заколдованными цифрами, сущность которых была понятна только особо посвященным специалистам. Если писать на нормальном языке, то, во-первых, так короче, во-вторых, ясности становилось не меньше, а больше, в-третьих, по мнению Алсанова, такое обращение с языком вредило ему не меньше, чем жаргон, мат и иностранные слова. Впрочем, Вадим с детства был предрасположенным гуманитарием, к техническим дисциплинам абсолютно не тяготел, а потому не возникал. Он в таких случаях только спокойно удивлялся и улыбался.
   Как бы там ни было с русским языком, а Пок строился и рос. Населяла его молодежь, и уже стали появляться на свет здесь рожденные дети, здесь же они отправлялись в детсад, а к нужному времени должна была поспеть к сдаче новая школа - N1.
   Короче говоря, жизнь налаживалась. Поселок закачивал нефть в трубу, государство давало деньги на развитие.
   Здешняя природа на первый взгляд была скупа. Спервоначалу Вадим удивился, что не увидел той тайги, о которой много писали, сидя в московских квартирах, официозные, прикармливаемые с рук, авторы, и пели по телевизору гладкие певцы и в меру длинноволосые ВИА. Лес оказался редким и очень даже пролазным. Чего было действительно много, так это водоемов - рек, озер и проток. Это давало хорошую рыбалку. Болот было еще больше - это давало море клюквы и брусники. Обилие грибных мест позволяло перебирать харчами и собирать только "королевские" грибы - белые, подберезовики, подосиновики. А для засолки - грузди, рыжики и лисички. Лес рос преимущественно хвойный, и все жители колотили осенью дубинками по кедрам и заготовляли впрок орехи.
   В этих краях, несмотря на нефть, оставались жить ханты и манси со своим натуральным хозяйством. И охотники из вновь прибывших сразу с ними закорешились. Залогом дружбы "навек" с самого начала стала водка. "Огненная вода", прямо как на Диком Западе. Ханты пили много. Алсанову один раз на их стойбище самому довелось увидеть пацаненка лет 7-8 пьяного в сопли. Но коренные жители и по пьяни о промысле не забывали, потихоньку пересаживались с оленьих упряжек на снегоходы "Буран" и уходить подальше от загаженных цивилизацией нефтепромыслов не хотели. Если дальше на Север, то там уже газовые месторождения и противостоящие им ненцы. Это их земля.
  
   * * *
  
   Сергей Бедайко, уроженец теплой Украины, молодой человек около 30 лет, холостой, образование техническое строительное, футбольный болельщик киевского "Динамо", встав с похмелья поздно утром в воскресенье, решил сегодня же переломить судьбу и обозначить себя в местном обществе как ходока-бабника.
   Он вышел из своей комнаты и первым делом заглянул на кухню. Особой грязи и бардака после вчерашнего не было. О том, что они сегодня ночью с соседом Вадькой совершали преступление, подрывая спиртовую госмонополию, напоминал только сивушный запах, не успевший выветриться в плохо открытую форточку. Серега полностью открыл окно, убрал в самодельный стол-тумбу помытую ночью посуду, еще раз вытер с обеденного стола (тоже самодельного), за которым проходила пьянка, с любовью посмотрел на три банки самогона, крепость которого после произвольного купажирования была сравнима с казенной водкой и подумал: "Надо будет перед выходом на свидание выпить рюмаху. Для храбрости." Он вторично вытер мокрой чистой тряпкой пол на кухне и остался вполне доволен чистотой и порядком.
   - Чувствуется, Серега, что ты человек хозяйственный и аккуратный, - заметил появившийся в дверях заспанный Вадим. - Вот, кстати, важная деталь для женщин в плане создания семьи. Я, наверное, если бы только окно открыл, то сразу же и устал бы.
   - Ты как себя чувствуешь? Если честно, то мне немного хреновато. Хорошо еще, что пили только чистяк и закусывали плотно...
   - Не, я нормально. Меня же еще и прополоскало. Я не страдаю. - Вадька потянулся с хрустом и начал делать гимнастические движения. - Раз-два. Раз-два.
   Нескладный Бедайко с завистью и восхищением смотрел на тренированное, гибкое тело соседа-собутыльника.
   - А я, сука, никогда спортом не занимался. Только физкультурой в школе. Но зато я не курю.
   - Так займись спортом и закури. Раз-два, раз-два. - Вадька уже начал рисоваться перед соседом.
   - Слушай, Вадим, может Саньку за аппарат и поллитры хватит? А? Как думаешь?
   - Бедайко! Хохол! Ты ему сколько обещал? Литр? Так че ж ты, сука? Жмот. Женщины, кстати, жадных сразу распознают и не любят. Имей в виду. Ты идешь на случку или нет?
   - Меня чего-то трясти начинает. То ли с бодуна, то ли от волнения.
   - Спокуха, - Вадим сделал рукой останавливающий жест. - Давай, приводи себя в порядок, брейся-умывайся. Я сам к Сане схожу и завтрак-обед приготовлю.
   Когда Вадим собрался и ушел, герой-любовник первым делом достал из чемодана свой единственный коричневый костюм, желтую рубашку - всего один раз одеванную и галстук неопределенного серо-зеленого цвета. Внимательно осмотрев и оценив состояние своего платья, Серега решил, что оно вполне соблазнительно и неотразимо. Настроение улучшилось. Бедайко включил маленький телевизор "Сапфир". На экране появилась театрально двигающаяся певица с лицом, как будто высеченным из холодного балтийского камня. Когда закончился музыкальный проигрыш, певица стала ритмично повторять заклинание:
   Еще не вечер, еще не вечер.
   Ошибок прошлых мы уже не повторим...
   При этом она в русскую речь добавляла легкий и цивильный европейский акцент. Мелодия цепляла. Настроение улучшилось еще больше. Серега даже хотел было прямо сейчас включить опохмелятор, но тут пришел Алсанов.
   - Слышь, Серега. Саня там сидит, рожа перекошена с похмелюги, жуть. Когда банку мою увидел, аж прослезился. Давай, говорит, скорее по одной. Нажрался, говорит, вчера где-то в бане. Еле от него отвертелся, - и тут же неожиданно для Бедайки заметил, - ты что, вот этот галстук собрался надевать?
   - Так другого нет, - хохол пожал плечами.
   - А на хрена тебе вообще галстук, пиджак. Ты че, жениться собрался?
   - Не, ну-у... Я хочу, чтоб наверняка... Сходить. Встречают-то по одежке.
   - Ладно. Смотри сам. Только галстук другой наденешь. Я тебе дам.
   Скоро оба приятеля сидели на кухне, наполненной запахом разогретой рисовой каши с мясом. Специально готовить серьезные красивые блюда у холостых мужиков Пока как-то не практиковалось. Все предпочитали дома жрать концентраты или ходить в рабочую столовую.
   - Итак, мой друг, сегодня у нас на завтрак, он же обед, предлагается блюдо из акульих плавников под соусом из аллигаторовой груши. Кроме того, что это блюдо красиво и приятно на вкус, оно еще полезно в плане потенции. Для начала ощутите аромат. - С этими словами Алсанов водрузил на стол сковородку с горячей кашей из банки. - А в качестве аперитива подойдет рюмочка выдержанного виски.
   - Хорошо говоришь, вкусно, - побритый и посвежевший Серега приглаживал свои светлые, мягкие волосы, пахнущие хозяйственным мылом. - Наливай!
   - Токмо пользы для! Я тебе компанию составлю, конечно, но смотри...
   - Не ссы. Наливай.
   Самогон имел коричневый оттенок. На это Алсанов заметил, что подкрашенный растворимым кофе шмурдяк - это виски.
   - Я же говорил уже.
   Серега одобрил начинание.
   - Хер с ним. Пойдет. Даже лучше. Если спросит, почему от меня пахнет, скажу, что за обедом ты меня виски угощал
   - Умница. Только не говори, что у меня много, а то бухать прибежит.
   Посмеялись. Потом отобедали. Алсанов закурил свой любимый ленинградский "Космос". Бедайко убирал со стола и мыл посуду.
   - Ты знаешь. Че-то так хорошо стало. Может, ну его... Не ходить никуда...
   - Отставить разговоры! Возьмите себя в руки, товарищ солдат, и приступайте к выполнению боевой задачи, - Вадька, наоборот, чувствовал легкое алкогольное возбуждение. В нем даже проснулся азарт, как будто это он собирался идти к бабе.
   - А вдруг ее дома не будет? - В голосе Бедайки слышалась тяга к отступлению и оправданию.
   - Серега! Если ты пойдешь, и ее дома не будет , или она пошлет тебя на хер, то ты будешь грешить на нее. Но если ты вообще не пойдешь и ничего нового не узнаешь, то потом ты будешь грешить только на себя за то, что даже не сделал попытки.
   - Железно! Иду! Прямо сейчас!. А, черт, где бы шампанского взять?
   - У Нюрки-спекулянтки в доме напротив. На худой конец возьми пузырь водки.
   - Так может самогона отлить?
   - Возьми бутылку заводской водки. Не жади. Покажи размах. Подумаешь, 35 рублей, - Вадим говорил веско, Серега соглашался и подчинялся.
   Через несколько минут жених был готов. Толстый, очкастый прораб выглядел для дикого края довольно ярко. Поверх желтой рубашки на нем был коричневый костюм, только чуть мешковато сидел. Вадька красиво повязал ему свой темно-бордовый галстук и попшикал его своим "One Man Show". Носки Серега надел ярко-красные. Наставник хотел было возразить, но передумал: "Пусть будут, праздник так праздник." Бедайко обул свои лучшие башмаки чехословацкой фабрики "Цебо" и, обтерев их тряпкой, встал пред зеркалом.
   - Ну как?
   - Ебтать... - Алсанов показал восхищение.
   - Надо зайти конфет купить.
   - Вижу мужчину. Если не будет в коробках., то купи так, россыпью. Трюфелей каких-нибудь.
   - Шоколад с водкой не вяжется. Если у Нюрки будет, то возьму коньяк.
   Алсанов уважительно посмотрел на надевающего куртку дон-жуана. Причина острого приступа уважения была не в решительном шаге хохла через собственную природную жадность - коньяк у спекулянтки стоил столько же, сколько и водка - Бедайко вдруг обнаружил отличную природную предрасположенность к вкусовым и эстетическим сочетаниям. А может это общий настрой привел к такой случайности. Но как бы там ни было на самом деле, коньяк - это то, что доктор прописал.
   - Ну иди, бабник. Благословляю, - Вадька поднял на уровень головы правую руку с вытянутыми средним и указательным пальцами.
   - Налей на посошок. Для храбрости.
   - Базара нет.
   Серега стоя выпил поднесенную рюмку, закусил соленым огурцом, попыхтел, вытер выступившую слезу, высморкался в чистейший платок, обтер пальцами углы рта и вышел. Алсанов завалился в своей комнате на кровать и раскрыл книгу Достоевского "Идиот", которую взял в неплохо упакованной трестовской библиотеке. "Только бы не нажрался раньше времени. А то и так уже..." - подумал он и начал читать.
  
   * * *
  
   Разбудил Алсанова громкий разговор. Оказалось, что в коридоре, покачиваясь, стоит Бедайко и, пытаясь быть галантным, помогает снять пальто (или новую рабочую куртку? Впрочем, какая разница) ДАМЕ!. По движениям дамы было видно, что она выпила меньше кавалера. Вадиму пришлось надеть свитер поверх несвежей майки и пригладить волосы. На лицо он напустил дружелюбный и учтивый вид. Окончательно проснувшись, он приветственно воскликнул из двери:
   - О-о-о! К нам гости. Прошу!
   - Вадим, познакомься, - Серега отцентровался и заявил, - это, Зоя, мой сосед по квартире Вадим. А это, Вадим, моя невеста, Зоя.
   При этом Бедайко имел такой важный вид, словно знакомил лично Маргарет Тэтчер и Михаила Горбачева. Если бы Серега был в эту минуту трезв, то вполне бы мог соответствовать.
   Алсанов, наоборот, после официального Серегиного заявления сделался очень веселым. Развеселился он от того, что предполагал всевозможные сценарии развития рандеву Сереги, но совсем не подумал о судьбоносном варианте. Бабу-то при подготовке кобеляжа всерьез не принимали. Так только, для отработки тактической схемы. А вот поди ж ты! Впрочем, может это другая мадам? Сейчас разберемся. В любом случае дело стало интересней и веселей. Гостья, тем временем, приняла веселость Вадима за радость от их прихода, особенно, конечно, ЕЕ прихода. Прораб оставался серьезен, как на планерке. Он был неопытен и явно не знал, что делать. Хотелось еще выпить, но уже пугали возможные последствия этого.
   Зоя, демонстративно покачав бедрами, прошла с Сергеем мимо Вадима на кухню. Он уже видал ее в Поке раньше - поселок-то маленький - но лично знаком не был, хотя, о ней от мужиков слышал. Впрочем, ничего особенного - "жаренного или клубничного" мужики не рассказывали. Апогеем мужской болтовни было всего лишь утверждение, мол, симпатичная телка. Все.
   - Так вы, Зоя, кладовщица? И много у вас на складе интересного и дефицитного? - Вадим очаровательно улыбнулся, предложил попить чаю, стал откровенно, по-хозяйски хлопотать на кухне. - Вы, извините, может есть хотите? Так это мы быстро.
   С этими словами он раскрыл самодельный кухонный шкаф, где Бедайко хранил запас: крупы, серого цвета макароны, консервы какие-то, банки стеклянные с кашами и прочую съедобную дрянь.
   - Нет, есть мы не хотим. А вот сигаретой угощусь. Можно? - Зоя пыталась быть томной, но алкоголь все же мешал, и она просто в наглую разглядывала Вадима. - Я в том же СМУ работаю, что и Сергей, только не кладовщицей, поэтому складских секретов я не знаю.
   "Значит это не она. Кого же ты привел, Серега? А она мила. Да и молода. Нет! Она определенно недурна собой, особенно без этой дурацкой спецовой куртки. Ах, Бедайко, Бедайко! Ах, новичок, которому везет," - все это в секунду пронеслось в голове Алсанова.
   - А мне Сергей про кладовщицу какую-то говорил. Что зайдет к ней...
   Вадим дал Зое прикурить от своей спички и при этом заглянул ей прямо в глаза. Она взглядывала то на него, то на огонь. Тут очнулся Бедайко, который все это время сидел за столом и копошился с чашками, ложками, сахарницей и заварочным чайником:
   - Кладовщица - это Клава. Зоина землячка. Я зашел, а там уже какой-то хрен сидит. Жрут, пьют.
   - И Зоя тоже?
   - Я случайно, на минутку зашла. Клавка там со своим Мишкой празднуют чего-то. Потом вот Серега зашел. Нарядный такой. Прямо жених. Ха-ха, - хохотнула негромко, - а там Мишка.
   - Ну и он сразу же выбрал вас. Ему все равно, надо думать.
   - Вади-им!!! - Серега обозначил на лице недоумение. - У нас все серьезно.
   "А она не так пьяна, как хочет казаться. Не дура, это видно. Чего ж я тебя раньше-то не замечал? И зачем тебе этот Серега?" - Алсанов мысленно был уже готов променять ответственность за ученика на тренировочную бабу. Бедайко наливал чай. Алсанов и Зоя молча курили и смотрели друг на друга.
   На вид ей было лет 25-27. Это была крупная женщина, но все части тела у нее были соблазнительно пропорциональны. Она сидела на табуретке, опершись локтем на стол и закинув одну ногу на другую. Форма ноги, обтянутой тугой джинсовой тканью и, особенно, ее мерное покачивание в такт музыке из приемника, взволновали Вадима до полной неприличности. Он уже представлял себе, как гладит эту ногу, и никакая джинса не может помешать ему ощутить то, что он хотел ощутить. Алсанов вдруг понял, что в этот миг ненавидит Бедайку. А тот понемногу пришел в себя, прихлебывал чай, нес какую-то чушь про работу и смеялся сам с собой.
   Лицо Зои было простое, безо всякого аристократизма и утонченности, но очень приятное, хотя и полноватое немного. Без особых примет на нем монтировались серо-голубые глаза, чуть курносый русский нос, желанно-полненькие губы. Весь этот портрет обрамлялся золотистыми кудрями. На Зое была красная вязаная кофточка по моде на шнурке, затянутом на талии. Несмотря на согнутую позу и складки на кофте, у Зои явно выпирала грудь достойного размера и, вероятно, не менее достойной упругости. По крайней мере, Вадьке хотелось думать именно о естестве, а не о лифчике. Он уже мечтал зарыться лицом в эти перси.
   - Так мы что, ребята, помолвку отмечаем? - Вадим докурил и подошел к столу. - Или вы уже отметили?
   - А ты еще нет, - Зоя тоже развернулась к столу и, сделав паузу, - хочешь?..
   Она спросила почти что шепотом и заглянула Вадьке прямо в глаза. Опытный потаскун понял все - она пришла сюда из-за него. Серега - это так, повод, средство передвижения и сохранения видимости приличий, разменная монета. Алсанов разволновался, стал суетлив, разлил чай, уронил на пол ложку. Этим он вызвал всеобщее веселье.
   - Так хочешь или нет? - тихо повторила Зоя вопрос и под столом положила свою руку ему на колено и немного сжала его. При этом она смотрела ему в лицо и спокойно улыбалась. Растерявшийся поначалу от такого напора Вадим наконец нашелся.
   - Есть такой анекдот в тему. Едет кавказец один в купе на верхней полке. Вдруг заходит красивая, модная девушка, спокойно садится внизу напротив кавказца и, не обращая на него внимания, начинает копошиться в вещах и готовиться переодеться. Кавказец аж на локте приподнялся. Девушка увидела это и обращается к нему: "Шпрехен зи дойч?" Ответ: "Ну канэщна хачу!"
   Алсанов, произнося последнюю фразу анекдота, положил под столом свою руку на Зоину и тоже слегка ее сжал. Теперь, над анекдотом, Зоя смеялась уже громко.
   А Серега! Пьяный, пьяный, но он почувствовал, что между Зоей и Вадимом происходит что-то помимо его воли. Он хихикнул для приличия, а потом стал мрачнеть.
   - Ты чего, Серега, такой смурной? Похмелье наступает? - теперь Вадим уже чисто по-предательски хотел, чтобы Серега стал недееспособен. - Давай по рюмочке. Тебе тонус поддержать, а я догонять вас буду.
   И совсем уж лицемерно добавил:
   - Праздник у тебя или как?
   Зоя тоже быстро сообразила в чем дело и встала с табуретки.
   - Может вам, мужики, картошки пожарить. Картошка-то есть или только макароны? Чем закусывать будем?
   - Мужик - это вот он, а я только учусь, - у Бедайки при всем его желании веселье на лице не держалось.
   - Ну зачем же ты так, Сереженька. Помрачнел чего-то, - у Зои, напротив, было отличное настроение. - Такая хорошая у нас с тобой помолвка. А Вадюшу в свидетели возьмем.
   Она уже чистила картошку. Алсанов открывал банку с огурцами. Бедайко резал хлеб. Он еще не познал женского коварства и после этих ее слов немного оживился. Наконец, уселись за стол вторично. Разлили домашнего "виски". По случаю присутствия дамы и ввиду торжественности момента, Серега расставил свои лучшие тарелки. Вилки, правда, оставались обычными, алюминиевыми. Веселье пошло по своему обычному сценарию, но Вадим обратил внимание, что Серега во время тостов жульничает и не выпивает как следует. А жрет хорошо и картошку, и открытую им ради такого дела югославскую ветчину из банки. Зоя пила чисто по-женски, только пригубливая. А вот куда каждый раз девался самогон из Бедайкиной рюмки, было непонятно. Только не пил он как надо, до дна, это точно. Получалось, что бухал только Алсанов. И Вадим уже ощущал в голове приличный градус. Там у него расшумелось, затуманилось, и Зоя стала еще красивее, веселее и желаннее.
   "Однако хохол хитер. Может намекнуть Зое, чтобы она его откровенно на хер послала. Помолвка у него!.. Ха-ха, пузырь, посмотри на себя. Не-ет, эта девушка для меня, а ты иди к своей кладовщице."
   - Мальчики. А у вас туалет работает. Проводи меня, Вадим. Сережа, не вылезай.
   Бедайко было дело засуетился, встал, начал втягивать пузо, чтобы пролезть между столом и стенкой, но, подчинившись, сел.
   - Прошу вас, сударыня. Все сантехническое оборудование работает исправно. И даже чистое полотенце есть. Если вдруг захотите принять душ. Правда, душ только холодный, "моржовый".
   - Что моржовый? - улыбнулась Зоя.
   - Душ, душ! А вы что подумали? - подыграл Вадим. При этом он многозначительно посмотрел в ясные Зоины глазки. " Какие у нее пушистые ресницы! И щечки так разрумянились!" - подумал пьянеющий Вадька, и в его воображении сама собой нарисовалась эротическая фантазия. Зоя там была в черном кружевном белье, черных чулках с ажурными подвязками и туфлях на шпильке. "Блин! Допился. Уже видения начинаются," - ругался про себя Алсанов, стоя у закрытого санузла в ожидании своей вожделенной Пышки.
   - Ну вы там скоро?! - Серега заметно нервничал. Он боялся оставлять невесту и свидетеля наедине и лихорадочно искал повод, чтобы выйти из кухни в коридор и, так сказать, лично присутствовать. Но повода не было, а прораб очень боялся оказаться в глупом положении. "Опять начнут шутить. Мол, еще не женился, а уже за бабой бегаю. Особенно этот будет подкалывать, мать его... А Зоя-то ему понра-а-авилась!" - с гордостью и тщеславием закончил мысль Бедайко. Он решил проявить характер, не малодушничать и не дергаться.
   - Откуда я знаю, когда она выйдет, - ответил ему Алсанов и даже постучал тихонько в дверь. - Зоя, ты жива?
   И в тот момент, когда нервная система Бедайки расслаблялась и успокаивалась, беззвучно приоткрылась дверь, и Зоя втащила Вадима в ванную комнату.
   На удивление в ванной было темно, хотя Вадька прекрасно помнил, что Зоя включала свет.
   На плечи Алсанова легли Зоины руки. Он обнял ее за талию и нежно, но уверенно прижал ее к себе.
   - Миленький мой. Хороший мой, - страстно шептала Зоя в алсановское ухо.
   Вадим говорить не мог. Даже шепотом. Близость горячего женского тела, его нетерпеливая дрожь парализовали все его речевые навыки. В голове яростно бился учащенный пульс. Алсанов смог только впиться губами в Зоин рот и закрыть глаза, хотя и так ничего не было видно.
  
   А вот и сказка...
  
   ...Откуда у нас это ощущение вины перед ними? Им мало, что мы молчим, пришипившись, голосуем ЗА и послушно торчим на ихних вонючих митингах. Почему они еще вдобавок требуют, чтобы мы их любили? Мы ведь никогда их не полюбим, и они это отлично знают. И напористо требуют однако, чтобы мы ДЕЛАЛИ ВИД, что их любим. Мы обязаны делать вид, что лижем ихнюю жопу и притом - с наслаждением...
   С.Витицкий (БорисСтругацкий)
   "Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики"
  
  
   Как долго длился поцелуй было непонятно. Вадим отключился от времени и пространства. Он как будто умер. Только когда Зоя смогла оторвать от него свое лицо и прошептать:
   - Вадюша, очнись. На нас все смотрят. Нас ждут.
   Алсанов вернулся к жизни и открыл глаза.
   Обнявшись они с Зоей стояли посреди танцпола в ресторанном зале. В ожидании его сигнала замер на изготовку оркестр. За расставленными по периметру столиками сидели люди в вечерних нарядах. Кое-кто выключил светильник на столе, чтобы не мешал смотреть представления, которого ждали от красивой пары. Зоя была в великолепном черном платье с разрезом по самое "ой". Все ее выдающиеся прелести были умело подчеркнуты. Изящно отставленная в боковом разрезе ножка в черном ажуре привлекала внимание всех мужчин в зале, альтернативу нижней красоте составляло только безупречно накрашенное Зоино лицо. Ее глаза светились любовью, легкая, манящая улыбка на губах приковала к себе взгляд дирижера. Он боялся пропустить команду к началу музыки, но оторвать глаз от этого чувственного рта не мог. Белокурые волосы Зои, убранные в тугую "шишку" на затылке, украшала бриллиантовая диадема. На ногах у Зои были черные туфельки со стразами и на шпильке. Алсанов был одет в белый смокинг. Еще он с удивлением ощутил исходящий от него запах одеколона "Балафрэ", о котором он знал, но никогда прежде не имел возможности им подушиться.
   Вадим сделал приглашающий жест дирижеру, и тот взмахом палочки поднял оркестр. Ресторан зааплодировал. Музыканты тоже были в смокингах, как и большинство мужчин в зале, только в темно-бордовых. Длинноволосый весельчак-саксофонист откуда-то из-за спины извлек ярко-красную розу и бросил ее Вадиму. Тот ее ловко поймал и приладил брошью на Зоином плече, обнаружив, что цветок точь-в-точь соответствует Зоиной помаде. Пара встала в позицию, и зал смолк. Вадька кивнул, и оркестр грянул танго "Кумпарсита".
   Когда танцоры пришли в движение, Алсанов понял, что он страстен, но сдержан, как лед. Зоя горит, как пламя, которое должно растопить этот лед. И от столкновения двух стихий в молящих глазах влюбленной страдалицы появляются капельки талой воды из ледяного сердца нарочито холодного кавалера. В конце концов, любовный огонь победил, и в финале танго неуступчивый и опытный мачо превратился в ошалевшего от любви и страсти юнца, который с последним аккордом падает на колено перед своей дамой сердца, протягивает к ней руку и склоняет голову на милость красавицы. Красавица согласна, она опускается на колени, берет его голову обеими руками и прижимает к своей груди.
   Мгновение-другое была тишина. Потов взрыв аплодисментов. Женщины в зале вытирали слезы умиления, мужчины нервно курили и втайне мечтали о такой же любви, о какой мечтают восторженные женщины. Алсанов встал с партнершей лицом к оркестру и слегка поклонился. Зоя подарила музыкантам воздушный поцелуй, нежно улыбнулась и помахала рукой. Оркестранты в ответ приподнялись, поаплодировали сами себе и танцорам. Затем уселись и начали свою музыкальную программу - заиграли расслабляющий "Блюз для Рене" Коулмена Хокинса.
   Появившийся словно из-под земли благообразный метрдотель Жорж Петрович галантно предложил паре отужинать за отдельным столиком.
   - Милейший Жорж Петрович. А может вы нам предложите отдельный кабинет? - спросил Вадим.
   - Сильвупле, господа. Как пожелаете.
   - Нет-нет. Мы побудем в зале, - Зоя мило и немного устало улыбнулась. - Дорогой, мы уйдем попозже. Хорошо?
   - Как скажешь, дорогая, - и обращаясь к старику-мэтру. - Только не сажайте нас, пожалуйста, близко к оркестру.
   - Ноу проблем. Прошу. - Жорж Петрович помог даме сесть и неуловимым жестом подозвал официанта. - Его зовут Лева. Он в вашем распоряжении.
   Метрдотель включил настольный светильник и, с достоинством поклонившись середине стола, удалился. Лева оказался приветливым, улыбчивым молодым человеком. Он вручил меню и отошел на слухобезопасное расстояние, сосредоточив все внимание на жестикуляции своих подопечных.
  
   * * *
  
   Пока Зоя изучала претензии и возможности здешней кухни, Вадим огляделся. Зал был большой. Его внешняя стена была стеклянным витражом, задрапированным дорогим цветным тюлем, сквозь который просматривался освещенный огнями противоположный берег морской бухты. Огни, мерцавшие на разных высотах гор, отражались в воде как звезды, и легкая волна заставляла их покачиваться и расплываться. Справа по витражу на сцене-подиуме располагался оркестр. Вдоль противоположной стены выстроились разнообразные скульптуры, объединенные двумя общими чертами - они все были античные и из белого мрамора. Между скульптур располагались фонтанчики, с плавающими в них декоративными рыбками. Все это древнее и современное великолепие художественно, по-дизайнерски освещалось. Общий свет в зале был устроен по принципу отраженного и струился под потолком. Кроме этого на каждом столике был маленький светильник в виде античной лампы. Еще можно было дать яркий свет на танцпол, как это было, когда Зоя и Вадим выдавали свое танго.
   - Тысяча извинений. Миль пардон. Простите, ради бога. - Возле стола стояла пара - красивая черноволосая дама в белом вечернем платье с разрезом на бедре, белых туфлях со стразами и на шпильке, с бриллиантовой диадемой в волосах и немного полноватый мужчина в отличном черном смокинге и модных очках в золотой оправе. - Вы прекрасно танцевали танго. Мы хотели поздравить вас с этим и поблагодарить.
   Мужчина заметно смущался.
   - За что же благодарить. Мы танцевали не для публики, а для себя. Впрочем, я рад, что вам понравилось. Спасибо на добром слове.
   - Понравилось не только нам - всем! Вы наверное долго учились танцевать?
   - Да, очень долго. В ванной комнате и в полной темноте.
   - Как интересно!
   - Вадим, ну что же ты не пригласишь гостей присесть, - Зоя проявляла искреннюю любезность. Вадим сделал приглашающий жест. Лева в отдалении принял готовность номер один.
   - О-о, спасибо. Позвольте представиться. Меня зовут Серж, а мою спутницу Клара. Отныне мы ваши поклонники. - Гости проворно расселись. Серж оказался рядом с Зоей, а Клара рядом с Вадимом, который, помогая ей со стулом, успел ощутить тонкий аромат классики - "Шанель N5" - беспроигрышный вариант уже много лет.
   - Меню изучаете? - Серж понемногу расслаблялся. - Здесь вся кухня хорошая. Но позвольте совет. Возьмите акульи плавники под соусом из аллигаторовой груши. Кроме того, что вкусно, это еще очень полезно. И желудок не перегружает. Для танцоров это очень важно, мне кажется.
   - Серж, дорогой, не называйте нас танцорами. Прошу вас. Может быть мы уже не будем танцевать сегодня. Мы с Зоей - прошу знакомиться - не профессионалы, а любители. Когда любим, тогда и танцуем. Меня, кстати, зовут Вадим. Лева! Шампанского для всех, - Алсанов вскинул вверх руку.
   Через мгновение официант, прихвативший в транзитном холодильничке бутылку "Cristal Roederer", разливал шипящий напиток в хрустальные бокалы гостей.
   - Любезнейший, - инициативу проявил Серж. - И будьте добры, за наш счет для всех акульи плавники под соусом из аллигаторовой груши. Я хочу угостить приятных мне людей.
   - Спасибо, Серж. Это очень мило с вашей стороны. - Гость после этих слов поцеловал Зое руку.
   - Что пить будете? - Лева приготовился записывать дальше.
   - Виски.
   - Какой? Джонни Уокер, Чивас Ригал, Бэлэнтайн, Дюарс, а может дешевой "Белой лошади" саданете?
   - Джонни Уокер. Синяя этикетка, - это уже Вадька распорядился. - По стаканчику чистенького. И отдельно минералочки. Левушка, побыстрее со спиртным. Я тоже хочу угостить приятных мне людей.
   Серж вежливо поклонился. Клара одарила Вадима ослепительной улыбкой и достала из вазочки танцевальную Зоину розу.
   - Зоя, у нее такие колючие шипы! Неужели вы ни разу не укололись, когда танцевали?
   - Укололась. И не раз. Вы же видели, как Вадим меня крутил.
   - Боже мой! Вам было больно! - искренность Клары не вызывала сомнений.
   - Это как в первой любви, Клара. Сначала больно, потом приятно. Страсть без боли не бывает. Если это настоящая страсть. У нас с Вадимом танго. Это настоящая страсть.
   - Как вы правы, Зоя. Я так хорошо вас понимаю. А вы позволите мне станцевать с этой розой на платье?
   - Да ради Бога!
   - Вадим, если не секрет, чем вы занимаетесь в свободное от танцев время?
   - Никакого секрета. Я монтажник стальных и железобетонных конструкций 4-го разряда. Работаю в комплексной бригаде на стройке.
   - Ух ты! Потрясающая у вас работа. Наверное, безумно сложная и очень интересная.
   Вадим самодовольно развалился на стуле со стаканом Джонни Уокера.
   - Да уж-ж! Такая работа не всякому по плечу. Но у меня получается. И бугор меня ценит.
   - О-о, вас ценит бугор, - в разговор вклинился Серж. - Это, знаете ли, редкость. Даже я, прораб, часто не могу с буграми найти общего языка. А уж для рабочего человека... Вы меня все больше восхищаете, Вадим. За вас!
   - Спасибо, спасибо, господа.
   - Серж, дорогой, пригласи же, наконец, меня танцевать, - Клара заерзала. - Только пусть сыграют что-нибудь поживее.
   - Сей момент, дорогая.
   Серж подозвал официанта, встал со стула и нашептал тому в ухо свой музыкальный заказ. Лева упорхнул. Клара к тому времени прицепила переходящую розу к своему платью. Алсанов опять отметил, что цвет розы и помады на губах Клары полностью совпали. Было очевидно, что это особенная роза.
   Серж взял партнершу за руку, вывел в середину зала и поклонился сначала публике, потом оркестру. Вадим с энтузиазмом захлопал в ладоши, следом зарукоплескали все. Раздались даже приветственные выкрики. На подиум вышел солист. Он был в расшитых узорами белых брюках клеш и такой же, расстегнутой почти до пупа, рубашке-жакете с поднятым воротником-апаш, крылья которого разлетелись чуть ли не на ширину плеч. На голове певца был начесан кок.
   "Элвис, - подумал Вадька, - молодой еще. Значит будет лихо!" При виде короля рок-н-ролла зал воодушевился. Но Пресли рукой пригасил радость и шум публики, взглянул на танцоров и щелкнул пальцами.
   Оркестр вступил. Пара пришла в движение. Сначала не очень агрессивно, но все больше распаляясь под известную композицию "That`s All Right, Mama". Певец на эстраде даже выламывался меньше обычного, чтобы не отвлекать внимание от танцующих. А танцевали они классно. Несмотря на полноту, партнер энергично двигался и вертел партнершу, которой безумно нравился этот процесс. Слаженность и легкость танца заставили Вадьку присвистнуть. Он не ожидал такой рок-н-ролльной прыти от Сержа. Когда зазвучало соло на гитаре, партнер сумел довольно рискованно, но четко крутануть даму вокруг своей головы, поставить на место и поцеловать ее в щечку. Под общий восторг зала Серж закончил танец, прыгнув на одно колено, а через второе перегнув гибкое тело Клары. Одной рукой он поддерживал ее за плечи, а вторая вскинулась вверх одновременно с Клариной стройной ножкой, которая вынырнула из разреза настолько, что стала видна ее ажурная подвязка на белом чулке. Зааплодировал даже Элвис Пресли.
   К поднявшейся и раскланивающейся в волнах восторженного шума паре подскочил какой-то пьяненький господин и, продолжая хлопать в ладоши, кричал "Браво!" громче всех в зале, и не сводил глаз с раскрасневшейся и смеющейся Клары. Наконец страсти улеглись. Серж поцеловал Кларе ручку и повел ее к столу. Для оттяжечки оркестр негромко заиграл "Summertime" Джорджа Гершвина.
  
   * * *
  
   - Браво, браво, - Вадим и Зоя стоя хлопая в ладоши встретили своих новых знакомых.
   - А вы скромняга, Серж, - Зоя не пыталась скрыть своего восхищения и с интересом смотрела на Сержа. - А еще спрашивали про наши танцы. Да вы танцуете лучше нашего!
   - Вопрос теперь к вам, друзья мои. Где и как учились?
   Сержу и Кларе было приятно внимание и неподдельное восхищение. Но ни грамма гордыни в голосе Сержа не зазвучало.
   - На кухне, когда тарелку с пельменями на пол опрокинул, а потом свинство ногой вытирал.
   - Как интересно! - Зоя продолжала восторгаться.
   Воодушевленный успехом, кавалер обратился к своей партнерше:
   - Признайся, Клара, что танцую я лучше, чем твой бывший Мишель, - и, развивая успех этого вечера, добавил. - Да и вообще я лучше.
   - Прошу тебя, Серж, не будем об этом. Тем более, что Вадиму и Зое это неинтересно.
   - Нет, отчего же, - встрял Вадька. - Чувствую интригу. Очень интересно, а кто такой Мишель?
   Клара покраснела и потупилась. Зоя вежливо отвернулась, смотрела на танцующие пары и курила. В голосе Сержа появился злой металлический скрежет:
   - Мишель?.. А Мишель - это теперь никто. Он остался в прошлом. А в настоящем есть только СЕРЖ!
   - Понятно. Поздравляю! И предлагаю выпить за вашу чудесную пару.
   Алсанов сделал призывный жест, и Лева подскочил с четырьмя стаканчиками виски:
   - Горячее подавать?
   - Неси, голубчик. По-моему, пора. - Зоя, как всегда, мило улыбнулась всем.
   Компания вкусно поужинала, проведя трапезу за разговорами ни о чем. Алсанов уже отставил свой стакан с минералкой и собирался было прикурить любимую кубинскую сигару "Montecristo" и даже зажег для этого свой "Rhonson", но Зоя не дала ему расслабиться до конца.
   - Дорогой, давай еще потанцуем. Ну, просто так, вместе со всеми. Ну, пожалуйста!
   При этом она сделала такое капризно-просящее лицо, что Алсанов улыбнулся:
   - Конечно, Зоя. Мы обнимемся крепко, чтобы чувствовать дыхание друг друга и потопчемся на месте. Как все. Прошу...
   Незажженная сигара легла в пепельницу.
   Нежно и вполне прилично обнявшись, пара без экстремизма танцевала под джазовый блюз. Вадим шептал Зое на ушко разные милые глупости, она смеялась и откидывала при этом голову назад, выставляя соблазнительную шею как будто для поцелуя.
   - Зоя, красота моя. По-моему ты пользуешься духами с феромонами.
   - Ха-ха. Почему ты так думаешь?
   - Потому что у меня непреодолимое желание присосаться к твоей шее.
   - А-а, нравится? То-то же. Кстати, нравится не только тебе.
   Вадим, как будто не слышал ее щебетанья. Его взгляд засалился.
   - Я хочу посмотреть, что у тебя под платьем.
   Зоя удивилась и даже перестала танцевать.
   - Здрасьте вам. Как это, что?! Конечно же черное кружевное белье, черные чулки с ажурными подвязками. А еще туфли на высоком каблуке, ведь это очень важно для тебя при таком наряде, правда?
   - Ту умничка, Зоя. Ты на редкость красива и умна одновременно. Я тебя обожаю.
   Но тут их внимание привлек шум у входа. Там прорвался и решительно двигался в зал, отбиваясь от Жоржа Петровича, одетый не по здешней теме человек. Он был обут в кроссовки, на нем были свободные светло-серые хлапчатобумажные штаны с боковыми карманами на уровне колен, жилетка такого же цвета, под которой была не заправленная в штаны футболка с длинными рукавами. Венчала все это великолепие кепка-бейсболка, надетая козырьком набок. Когда скандальная процессия приблизилась и уже стали слышны возгласы почтенного Жоржа Петровича о том, что "сюда без галстука нельзя", стал виден рисунок на футболке нового посетителя. Это была эмблема баскетбольного клуба "Chicago Bulls" с изображением свирепого быка, идущего в атаку. Причем морда быка и морда хозяина футболки с его изображением выражали одно и то же - ярость, решительность и непреклонность.
   На удивление бык проследовал к их столику и уселся на Зоино место. После успокаивающего жеста Сержа метрдотель ретировался, но показал вновь прибывшему на свои наручные часы.
   - Кто это такой?
   - Вадюша, милый, какая разница. Ясно, что он не к нам. Сидит вон что-то Кларе доказывает, руками машет...
   Когда Вадим в медленном танце повернулся к своему столу лицом, то увидел, что незнакомец достал из широких штанин бутылку пива, открыл ее зубами и налил в стакан, при этом пена перелилась через край. Жорж Петрович в отдалении всплеснул руками, сложив их в католической молитве.
  
   * * *
  
   Серж был спокоен, а Клара нервничала. Это было видно по тому, как раздраженно она что-то говорила чикагскому быку.
   Закончилась музыка и Вадим с Зоей, взявшись под руки, подошли к столу.
   - Извините. С кем имею честь?..
   Вадим с любопытством смотрел на незнакомца. Тот поднялся:
   - Рекомендуюсь. Меня зовут Мишель.
   - Мишель, вы заняли чужое место.
   - Извините, сударыня, - новый застольщик помог Зое присесть на ее стул, затем взял у соседнего стола еще один и уселся сам. - Не хотите ли пива?
   - Нет, Мишель, спасибо. Мы градус не понижаем.
   - Понимаю. Я, признаться, с удовольствием выпил бы чего-нибудь покрепче. Водки! Закажите, Вадим.
   - А откуда вы знаете, как меня зовут? И почему я должен заказывать для вас водку?
   - Меня с вами Клара заочно познакомила. А заказать я прошу, потому что меня обслуга слушать не хочет.
   - Послушайте тогда меня, Мишель, - голос у Сержа был спокоен. Он всем своим видом показывал, что присутствие соперника его нисколько не волнует. - Вы вертели ключами в руке и там, по-моему, был пульт от автомобильной сигнализации. Как же вы после водки поведете машину?
   - Все верно - я за рулем. Но пьяный я еще лучше езжу.
   - Старая песня, - вздохнула Клара.
   - Клара, милая, это я должен вздыхать, - Мишель имел трагичный и отчаянный вид. - Ведь это ты меня бросаешь, а не наоборот.
   Серж напрягся, его лицо покраснело. Он разозлился, он запыхтел.
   - Послушайте, уважаемый! Не называйте Клару милой. Это моя прерогатива!
   - Преро... Чего-о?! Ты кто такой?!
   - А ты кто такой?!
   - Я жених Клары!
   - Бывший! Бывший жених! Сейчас эта плацкарта занята мною!
   - Фу, - сказала Клара.
   - Фу, - сказала Зоя.
   - Серж, как вам не стыдно, - спокойный Алсанов радовался, что межличностный конфликт не имеет к нему прямого отношения. Ему нравилось быть свидетелем и судьей одновременно. - Сравнивать любимую женщину с плацкартой некрасиво. Сказали бы, по крайней мере о купе, а лучше, о спальном вагоне.
   Вадим ехидно и гаденько хихикнул собственной шутке.
   - А ты кто такой?! - В один голос громко наехали на него противоборствующие стороны.
   - Фу, Вади-им, - сморщилась брезгливо Зоя.
   Клара сначала покраснела, потом побледнела и расплакалась. Алсанову стало стыдно. Женские слезы отвлекли мужчин от выяснения отношений, и после некоторого замешательства они наперебой бросились утешать и веселить Клару, которая с тихого плача очень быстро перешла на рев.
   Алсанов поднял вверх руку, и тотчас же к столику подбежали официант и метрдотель.
   - Жорж Петрович, срочно песню для дамы. Клара, что вы хотите услышать? Оркестр готов помочь мне загладить вину за глупое хамство. Скажите, что им сыграть?
   - Н-нет! Сейчас для Клары буду петь Я! - гордо привстав и выпятив грудь как оперный бас, заявил Мишель. - Милейший, в силу вашего немолодого уже возраста, я боюсь, что вы не поймете, о чем пойдет речь, - продолжил любитель пива, обращаясь к метрдотелю. - Поэтому разрешите мне самому объяснить музыкантам, что я буду петь. Благодарю.
   Все притихли от такой наглости. Только опытный Жорж Петрович остался невозмутим:
   - Боюсь, я представляю, о какой музыке вы говорите, молодой человек. Я давно здесь служу и многое видел и слышал. Впрочем, как вам будет угодно.
   И учтивейшим образом поклонился. Мишель уверенно двинул к оркестру.
   - "Мурку" что ли? Или еще какую-нибудь дичь навроде "Владимирского централа"? - предположил вслух Вадька.
   - Я догадываюсь, что сейчас будет, - промолвила успокаивающаяся Клара.
   - Что-то неприличное?
   - Для кого как...
   Вадька вскочил и подбежал к Жоржу Петровичу.
   - Вы, как метрдотель, немедленно должны пресечь надвигающееся безобразие. Мало того, что этот человек одет не по форме, так он и со сцены может представить какое-нибудь непотребство.
   - Успокойтесь, молодой человек. Вы очень разгорячились от виски, которое бодяжили шампанским и слабо закусывали. К тому же много курили крепкого табака.
   - Я поражаюсь вашему спокойствию, - Алсанов начал горячиться. - Этот мужик сейчас испортит всю программу!
   - А я говорю, успокойтесь! Смените тон и перестаньте орать, - старик тоже добавил газу, но не переставал улыбаться.
   За спорщиками внимательно следили из-за столика Зоя, Клара и Серж. Официанта видно не было, вероятно убежал по своим хлопотам. Среди музыкантов активный Мишель произвел перестановки. Большинство из них оказались ему просто не нужны - он оставил только ударника и электронную группу. Все остальные ушли со сцены и забрали свои нотные пюпитры. Мишель взял в руку радиомикрофон, барабанщик поднял палочки наизготовку.
   В этот момент взбешенный замечанием пожилого человека, отказавшегося подчиняться, пьяный Вадька с криком:
   - Ах, ты, старый мерин! А ну галопом на сцену! Сейчас начнется, - попытался схватить Жоржа Петровича за отвороты смокинга и рвануть в сторону сцены.
   Но одновременно с тем, как Мишель резко бросил вниз руку, и раздался первый удар барабанщика по басовой "бочке", Алсанов резко оторвался от пола... Дело в том, что одномоментно с музыкальным в зале состоялся еще один удар - мокрозвучный, очень сильный и точный, который произвел по алсановскому лбу кулак бывшего вышибалы из портового бардака, а ныне многоуважаемого ресторанного распорядителя Жоржа Петровича.
   Вадька пролетел по воздуху изрядное число метров и совершил посадку задницей в одном из фонтанчиков, подняв целый водяной взрыв. Причем, вырубленный он сложился таким образом, что ноги от колен и ниже, грудь и голова были над водой, а вся средняя часть тела - в воде.
   Зоя захохотала и захлопала в ладоши. В зале тоже похлопали. Серж словно в оцепенении смотрел на Вадима. Жорж Петрович с достоинством поклонился в разные стороны зала. Клара послала ему воздушный поцелуй и помахала рукой.
   - Ну можно теперь мне начать свое выступление? - спросил в микрофон Мишель.
   Ему пришлось остановиться в первый раз, потому что другое шоу, яркое и стремительное, показали в зале, и он не был способен его переплюнуть и затмить.
   - Теперь давай! Давай! Начинай! - одобрительно загудела публика.
   Барабанщик вступил вновь. Алсанов продолжал оставаться в фонтане с опущенной головой и торчащими над бортиком лаковыми штиблетами.
  
   * * *
  
   Две декоративные золотые рыбки - муж и жена - жили в ресторанном фонтанчике сытой и комфортной жизнью. Вода для них специально готовилась, проходя через многочисленные фильтры, минерализаторы и подогреватели. Еду для них, почему-то пренебрежительно называемую кормом, самолетом привозили из мест их природного обитания. Малое жизненное пространство компенсировалось людским обманом - выложенными зеркальной плиткой внутренними стенками фонтана. Рыбки знали, что они золотые, принимали комфорт как должное и, вообще, плавали так медленно и так гордо, будто давали понять: "Попробуйте только ухудшить условия нашего здесь заключения! Мы тогда сразу же назло вам сдохнем!"
   Важно проплывая вдоль зеркальной стены рыбка-жена одним глазом смотрела на свое отражение и сама себе нравилась. Метать икру в ближайшее время она не собиралась, так как считала, что надо еще "пожить в этом кайфе для себя". Рыбка-муж ее не торопил. Он был старше и считал свою навязанную ему непреодолимой силой жену дурой.
   С большим плюхом и брызгами погрузившаяся в воду алсановская задница так сильно напугала рыбку-красавицу, что она с вытаращенными глазами стала похожа на рыбку-телескоп.
   - Что это т-т-такое?1 - по-рыбьи беззвучно спросила она у мужа. - А если бы там сейчас я проплывала?! Я могла бы погибнуть!..
   - Успокойся, дорогая, все хорошо, - ответил многоопытный рыбка-муж. - Это просто пьяный человек свалился в фонтан.
   - Но люди же живут на суше. Почему он свалился? Что значит пьяный?
   Рыбка-жена была возмущена бесцеремонным вторжением человека в ЕЕ водоем. Она часто раздувала жабры, шевелила плавниками и с негодованием смотрела то на инородное тело - жопу, то на безразличного и спокойного мужа.
   - Дорогая, люди действительно живут не в воде, но воды они боятся меньше, чем мы суши. Кроме того, вода им тоже нужна для жизни. Они ее пьют...
   - Это я и без тебя знаю! Не дура, - раздраженно перебила рыбка-жена. - Объясни мне, что такое пьяный?
   - У людей есть привычка смешивать чистую воду с алкоголем. Ну-у, это спирт такой. Этиловый называется. Видишь бутылки и бокалы у них на столах. Вот в них разная такая смесь. Когда они ее проглатывают, у них туманятся мозги.
   - Но зачем?! Зачем туманить мозги?
   - Видишь ли... Они не просто туманят себе мозги. Благодаря алкоголю они получают искусственную радость, даже счастье. Им начинает казаться, что жизнь вокруг лучше, чем есть на самом деле.
   - Получается, что они любят сами себя обманывать?
   - Конечно! Мы с тобой живем в ресторанном фонтане, а ресторан для людей - это культовое место самообмана.
   - Так а зачем этот в фонтан залез?
   - Дорогая, он не залез. Он упал. Дело в том, что мозги алкоголем затуманить можно с разной степенью. Первая - это эйфория, веселье, аппетит. Вторая - это развязность, галстук набок, глупое дрыганье под музыку. Третья - это заплетающийся язык, поглощение крепкого алкоголя на спор фужерами и из горла, провалы в памяти. Четвертая - полная потеря ориентации, ну и так далее, пока человек не превратится в растение.
   - Я не пойму, а зачем доходить до такой степени?
   - Видишь ли... Опьянение развивается не ступенчато, а плавно, и людям бывает порой трудно проследить свой переход из одной степени в другую. Более того, получив немного искусственного счастья, люди хотят еще, потом еще и заканчивается все задницей в фонтане.
   - Выходит, что у нас в фонтане сейчас жопа очень счастливого человека?
   - Логично было бы так думать, дорогая, но алкогольное опьянение не подчиняется логике. Человек, начинающий глотать алкоголь, никогда не знает, чем это кончится. Непредсказуемость во многом объясняет негаснущий уже тысячи лет интерес людей к пьянству. Скорее всего, тот, кто сидит в фонтане, уже прошел сегодня свою счастливую степень, у него уже была верхняя точка радости. Теперь для него все будет становится только хуже - он возвращается в реальность. А в его состоянии это процесс мучительный.
   - Он слишком счастливым сегодня был?
   - Пожалуй, да... Во всяком случае ему было лучше, чем сейчас тому клоуну, который на сцене скачет. Этот только начинает радоваться жизни.
   Рыбка-жена отплыла от погруженной в воду задницы так, чтобы увидеть сцену. На ней жизнерадостный человек ритмично скакал, перебирал ногами, махал руками, вертел головой и что-то говорил в микрофон.
  
   * * *
  
   Мишель вошел в раж. Оставалось только удивляться, как ему хватает дыхания энергично отплясывать брейк и речитативом тараторить в микрофон какой-то текст. Сложность одновременного двойного действия все-таки сказывалась и понять, что же он там говорит публика не могла. В однообразный ритмический рисунок барабана и бас-гитары клавишник время от времени вставлял музыкальную цитату из известной темы вражеского нашествия 7-ой симфонии Дмитрия Шостаковича. Обыгрывая классику, Мишель и не знал, что по замыслу автора эта тема по продолжительности длится в симфонии 666 секунд, а потому вольное с ней обращение чревато дурными последствиями, тем более, если ее гонять в адаптированном танцевальном варианте.
   В полный голос Мишель выдавал только припев. Он останавливался от пляски и со знанием дела музыкально вопил в микрофон:
   Опа-опа, Америка, Европа
   Отправляют рок-н-ролл вместе с джазом в жопу.
   Опа-опа, 22 притопа,
   Учитесь, падлы, двигаться как негры из хип-хопа.
   После чего опять переходил на невнятный речитатив.
   Пьяненький господин, ранее восхитившийся внешностью и танцем Клары, решил подойти поближе к динамику на сцене, чтобы разобрать, что бормочет солист между припевами. Текст его поразил:
   Эй, чувак, посмотри на меня
   Делай как я, делай, делай как я!
   Эй, чувиха, посмотри на меня...
   "И это все?! Странная песня... Странная музыка... Да какая это на хер музыка! Он же не поет! Он безо всяких нот чушь городит!"
   Но Мишель как раз громко перешел к припеву:
   Опа-опа, Америка, Европа,
   Азия, Евразия...
   - Что за безобразие! - заорал возмущенный господин, перекрикивая мощную колонку. - Господа! Вы только послушайте, он же нас ватой кормит! Откуда этот, прости господи, исполнитель взялся?! Кто его на сцену пустил?!
   У подиума начала собираться заинтригованная ресторанная публика. Мишель перестал обращаться в микрофон к чуваку и чувихе и только тяжело дыша молча плясал под тот же зомбирующий, похожий на там-там африканского колдуна ву-ду, ритм. Все внимательно его разглядывали.
   - По-моему, это племянник начальника милиции... - предположила немолодая, но хорошо сохранившаяся дама в красном платье.
   - Ну что вы... - возразил отеческого вида седовласый мужчина. - Я прекрасно знаю Эдмунда. Очень положительный, очень серьезный молодой человек. У него отец, у него карьера, он не станет в таком виде скакать на публике.
   - Я! Я знаю, кто это. Это Жан, он же Джон, он же Ванюша - сын управляющего трестом ресторанов и столовых, - в разговор вступила экзальтированная молодуха в небесного цвета банкетном брючном костюме.
   - Жан, конечно, известный шалопай. Но я не думаю, что он стал бы так компрометировать своего уважаемого отца, - седовласый знал всех.
   - Тогда, кто это?! - хором обратились собравшиеся к метрдотелю.
   Жорж Петрович посерьезнел, поднялся на сцену, взял микрофон у закончившего свой номер и тяжело дышащего хип-хопера и с торжественным и скорбным видом голосом Юрия Левитана заговорил:
   - Внимание, внимание! Работают все микрофоны и динамики нашего ресторана. ТАСС уполномочен заявить... Сегодняшней ночью на совместном заседании руководства Задумывающей партии, Реализующего правительства, Верхнего и Нижнего Советов избранников друг друга и самих себя, Глав всех действующих течений и способов обращения к Всевышнему, армейцев и правоохранителей, психиатров и невропатологов, сексологов и проктологов решено... - Жорж Петрович намеренно притормозил официальное заявление. Стояла тишина. Даже дышать все старались пореже. Незадействованные Мишелем музыканты вышли на сцену. Из подсобных помещений выглядывали официанты, буфетчики, судомойки и повара. Все ждали окончания речи с открытыми ртами.
   - Решено, - продолжил мэтр. - Что теперь все можно! Не вдаваясь в детали длинного решения в коротком заявлении, скажу только о касающемся нас. Отныне можно: облапошивать и объегоривать ближнего своего, деяние сие именовать предпринимательством; надувать лохов, бросающих избирательные бумажки в урну, деяние сие называть демократическими выборами; перед этим разводить лохов на поход к избирательным урнам, сие отныне называть наукой и именовать политологией и ее практическое применение - политтехнологией ( я тут до конца сам не въезжаю, где что, и какая между ними разница). Теперь можно молоть чушь, нести ахинею, городить дичь со сцены, кино- и телеэкрана, печатных страниц, картин и других вариантов авторского творчества вплоть до полной безвкусицы, непристойности и рвотного рефлекса, оправдывая всякий бред, пошлятину и похабщину свободой самовыражения. Более того, надо культивировать именно эти новые, ранее отвергаемые публикой, с позволения сказать, произведения искусства
   Жорж Петрович перешел с официально-уполномоченного тона на разговорно-поучительный:
   - Слышите?! Со сцены теперь все можно! Все, что хочет исполнитель, даже если он ни хрена не может! Более того, надо продвигать творчество "про чуваков и чувих", чтобы население к нему быстрее привыкало и начало с искренней радостью принимать новое искусство. А вы тут про вату орете!.. Вам что, государственные решения не нравятся?! Ах, нра-а-авятся... Тогда слушайте и соглашайтесь подобру- поздорову, чтобы на грубость не нарываться. Этот молодой человек сегодня наш рулевой. Именно за ним будущее, а не за всяким старьем вроде классики, рок-н-ролла и джаза. Кстати, о классике... Он уже сделал пользу тем, что упростил восприятие мутной музыки Шостаковича. Он придвинул этого заумного композитора поближе к народным мозгам. И это самый лучший способ развития музыкальной культуры. Не народ должен идти к этим якобы носителям духовных начал, а они к нему. Ибо, как говорится, страшно далеки они от народа сейчас. - И обратился к тяжело дышащему Мишелю, - Верной дорогой идете, товарищ!
   Воодушевленный исполнитель вытянул вперед правую руку с оттопыренным мизинцем и указательным пальцем и, склонившись к микрофону в руках старика, загробным голосом выдал:
   - Кам он! Ё-ё-ё!
   Жорж Петрович с энтузиазмом зааплодировал выразителю новых идей в творчестве. Старик поворачивал к публике жизнерадостное лицо, широко улыбался и кивал головой, призывая всех вместе с ним поприветствовать и поддержать юного гения, интуитивно почувствовавшего новое время и несущего свет новой правды в массы.
  
   * * *
  
   В толпе послышались первые робкие хлопки. Публика пребывала в недоумении. Как это ВСЕ можно? И что это значит - ВСЕ? На привычном языке родной бюрократии главный смысл принятого решения всегда держался между строк официальной бумаги. Но энтузиазм Жоржа не утихал, он уже орал лозунги и призывы, основными идеями которых были "Ура!" и "Да здравствует!" Мишель поддержал оратора тем, что начал делать сложные гимнастические трюки в нижнем брейке. Жорж Петрович стал выхлопывать ритм, вступил барабанщик и организовалась на ритмичные хлопки толпа зрителей. Мишель закончил свой спортивно-танцевальный этюд тем, что изогнувшись задрал тело вертикально вверх ногами, во вращении отпустил руки и крутанулся вокруг своей оси прямо на голове. Публика взорвалась аплодисментами, перешедшими в совершенно искреннюю овацию. Наиболее впечатлительные женщины вскрикивали: "Браво!" Мужчины, особенно кто постарше, хлопали вместе со всеми, но лица имели суровые и на удивление трезвые. Возраст и жизненный опыт подсказывали им, что " ну их на хер, эти новшества" в правилах жизни. Любая перестройка влечет за собой потери, масштаб которых станет ясен после того, как... Менять привычный, с таким трудом устроенный уклад всегда страшно, даже если обещают полную свободу. Тем более, когда обещают те, кто по определению всегда врет. Однако, не желая высовываться и подвергать себя опасности быть уличенными в нелояльности, мудрецы ритмично хлопали в ладоши и со всеми скандировали в такт: "Кам он! Кам он! Кам он!"
   От шума проснулся отмокнувший в фонтане Вадим Алсанов. Он делал неуклюжие попытки поднять свое тело на бортик. Ему не хотелось опускать штиблеты в воду, чтобы нормально встать. "Пусть хоть ноги останутся сухими," - подумал купальщик и стал подавать голос, стараясь внести диссонанс в единодушие и энтузиазм митингующих. Наконец, его услышала Зоя, взглянула на размахивающего руками Вадьку, сделала брезгливую гримасу и попросила Сержа помочь идиоту.
   Затем она сразу же вернула свое сознание на митинг, лицо ее просветлело, глаза загорелись и влюблено уставились на пожилого глашатая свободы и молодого выразителя общественных настроений. Старый и малый на сцене под всеобщее ликование стояли в позе известной скульптуры Веры Мухиной "Рабочий и колхозница".
   - Что происходит, Серж? - спросил Вадим. - Куда кам он? Чего кам он?
   - Метрдотель от имени государственных жрецов и вельмож объявил свободу.
   Вадим в трусах и пока еще в смокинге стоял напротив Сержа, и они одновременно перебирая руками выкручивали алсановские брюки - выжимали воду.
   - Дураки! - с усилием от натуги проговорил Вадим, вернувшийся из забытья на праздник. - Свободы сверху не бывает. Свобода может быть только снизу. Если это, конечно, настоящая и безоговорочная свобода. И потом, что там сказано в правительственной бумазее? Свобода от чего? Или свобода для чего?
   - Вадим, по-моему, вы перекупались. В такие тонкости старый Жорж не вдавался.
   Серж аккуратно отлепил от тела Вадима мокрую шелковую рубашку и помог ему выкрутить смокинг.
   - Старик прочитал только кусок длинного руководящего решения, из которого стало ясно, что на сцене теперь членом, как пропеллером вертеть можно. Это тоже теперь искусство, и оно должно принадлежать всему народу. Всему, слышите, Вадим? То есть каждому из нас в обязательном порядке. Отговорки и самоотводы не принимаются.
   - Значит, решение все-таки длинное, - голый Вадим усмехнулся. - Стало быть полно всяких уточнений, пунктов и подпунктов. Все это туфта. Еще раз говорю, свободу не получают, свободу берут. Без спроса. А Мишель что же?
   Серж улыбнулся:
   - Он, оказывается, самый свободный из нас всех. С его выступления все и началось.
   Стихийный митинг, тем временем, успешно миновал свою самую эмоциональную стадию и перешел в привычное, стандартное русло - на сцену начали выходить выступающие. Особенно усердствовали опытные мудрецы. Они привычно клеймили заграничных империалистов (так надо было раньше) и смело нападали на отечественных узурпаторов (так стало надо теперь). При каждом разоблачении негодяев и злодеев зал одобрительно гудел.
   - А я предупреждал этого старого дурака Жоржа Петровича. Не надо было выпускать Мишеля на сцену. Говорил я ему, а он мне за это по морде... Грохну эту старую сволочь.
   - Ой, Вадим, не советую. Если вы сейчас просто даже посмотрите на него со злобой, вас разорвут здесь же в зале. Ваши сигары, вероятно, промокли, угощайтесь...
   Приятели уселись на бортик фонтана. Причесанный и полусухой Алсанов выглядел неплохо, только смокинг был немного помят. Он спокойно курил и с интересом наблюдал за происходящим. Серж начал переживать, что его отсутствие в общей, воодушевленной политикой государства массе, даст кому-то ( известно кому!) повод думать, будто он не как все. Отщепенец. А генная память подсказывала Сержу, что от отщепенца до лишенца совсем недалеко.
   - Я, пожалуй, пойду к Кларе, - сказал он, стесняясь и краснея. И швырнул недокуренную сигару в фонтан, чем вызвал у рыбки-жены новый приступ телескопического возмущения и ужаса. Глупая, она не понимала, что во время общественных реформаций место для окурка не в пепельнице, а в фонтане.
   - Боитесь, Серж, - Вадим все понял. - А как же заявленная свобода. Чем, кстати, предполагается измерять ее уровень?
   - Деньгами. Чем больше денег, тем больше свободы.
   - Бред. Стремление к большим деньгам - уже несвобода. Милый Серж! Нельзя отождествлять деньги и свободу. Умными людьми деньги придуманы только как средство, но не цель. Когда деньги - цель, это от лукавого.
   - Возможно. Но другого мерила не изобретено...
   - А ничего не надо изобретать. Десять Божьих заповедей прекрасно определяют свободу всех и каждого. Этих десяти ограничений достаточно, чтобы моя личная свобода не мешала ничьей другой, вашей, например. Но при условии, что вы тоже соблюдаете эти заповеди. Все, что придумывают государственные люди и называют кодексами, декретами, законами и конституциями существует для того, чтобы богатые несвободные люди могли держать в подчинении бедных несвободных людей и, делая их еще более несвободными, создавать для себя иллюзию собственной свободы. И ничего больше. Запомните, Серж! Никогда закабаленный деньгами богатый человек не позволит бедному стать свободнее себя. Вместо денег он придумает для него другие ограничители свободы, запишет их на бумаге, поставит свою печать и заставит их соблюдать. Но главное, что требуется от бедняка - это завидовать богачу. Зависть бедняка нужна богачу как воздух. Она является главным смыслом, сутью любого богатства.
   Зависть теперь и будет внедряться в мозги всему народонаселению. Зависть к богатству, которое дает власть и зависть к власти, которая дает богатство. Только не забывайте, Серж, что зависть и ненависть - сестры. А брат у них - страх. Страх богатого перед бедным, когда богатый для успокоения и защиты от бедного создает свой репрессивный аппарат. Теперь бедный тоже в страхе перед богатым. Баланс этих страхов - залог общественного равновесия. Получается, что вся государственная система основана на страхе. Какая уж тут свобода!.. Нет, Серж. Нас, как всегда, обманывают подменой понятий.
   - Вадим, а слабо вам с этой речью со сцены выступить? Прямо сейчас!
   - Ни хрена, не слабо! Надо только накатить, а то я замерз, - Вадима начинало трясти.
   - Только позвольте, я сначала отойду, чтобы не подумали, что мы вместе.
   Серж принес Вадиму чей-то недопитый стакан виски и вошел в толпу. Там взял под руки Клару и Зою и стал активно вместе со всеми митинговать.
  
   * * *
  
   Жорж Петрович опытным умом понял, что форум собрался надолго - слишком многие хотели засвидетельствовать свое безусловное одобрение новой генеральной линии. Он на ушко отдал распоряжение завхозу - пожилой вульгарной бабенке, увешанной золотыми и платиновыми кольцами, сережками, цепочками и кулонами словно новогодняя елка игрушками и разодетой в пестрый балахонистый наряд. На ногах у нее были мужские ярко-зеленые махровые носки и розовые пластмассовые шлепанцы. Она по команде мэтра приступила к выполнению своих привычных служебных обязанностей.
   Официанты подняли из зала на сцену два стола, составили их вместе, а завхозша накрыла их верноподданного цвета скатертью и поставила в середину желтовато-мутноватый графин с водой и стакан.
   Вадим пил спиртное и курил пока стихийный митинг переводили в организованное собрание, выбирали президиум, секретариат для ведения протокола, утверждали регламент и рассаживались полукругом у сцены на взятые в зале у столов стулья. Понемногу все успокоились и приготовились к серьезной работе. Завхозша, тем временем, продолжала суетиться - не было трибуны. Помог бармен. Они с Левой приволокли самый узкий фрагмент разборной барной стойки и водрузили ее на сцену по правую руку от президиума. Председатель президиума (Жорж Петрович) и Почетный член (Мишель) одобрительно закивали. Их нисколько не смутило, что вместо герба на трибуне красовался огромный рекламный самоклеющийся лейбл "Столичной" водки. Ресторанный звукооператор поставил пред трибуной стойку "журавля" и приладил к ней микрофон. Теперь организационный процесс был закончен и процесс пошел. Вадим вышел из зала в туалет облегчиться и заодно собраться с мыслями.
   Пока Алсанова не было, на сцене, в президиуме из ниоткуда появился неприметный мужчина средних лет в обыкновенном серо-синем костюме, галстуке неброской расцветки, с непримечательным лицом, но очень цепкими глазами. Кроме того, всем собравшимся показалось, что мужчина может шевелить ушами и направлять ушные раковины по направлению к нерегламентированным возгласам с мест. Председательствующий и почетный член, привставая и склоняя голову, приветствовали мужчину в штатском. Тот ни на миллиметр не оторвал задницу от стула, чтобы уважительно ответить коллегам по президиуму. Он только жестом руки дал понять Жоржу, что не нуждается ни в чьих представлениях, а о происходящем он и так знает во всех подробностях. Короче, не дергайся, старый хрыч, все идет как надо. Пока...
   Некоторые в зале начали громко шептаться: "Кто это? Что за человек? Мы не выбирали его в президиум!.." Но появившиеся из ниоткуда рядом с ними молодые люди в бесцветных костюмах и галстуках, с одинаковыми лицами, положили всем недотепам руку на плечо, чем привлекли к себе их внимание, а указательный палец второй руки приложили к своим губам. При этом улыбки не сходили с лиц неприметных молодых людей, а их водянистые глаза смотрели прямо в мозги непонятливой части аудитории.
   Моментально все всё поняли. И заткнулись. И сели по стойке смирно.
   Из туалета возвращался умытый, посвежевший, улыбающийся Вадим. По дороге он взял от стола стул и присоединился к молчащей публике. Пауза затягивалась, но новый человек в президиуме вертел своей башкой, словно орудийной башней, и внимательно рассматривал каждого - запоминал лица и особые приметы. Причем, его оперативная память работала на первый взгляд странно, он не разглядывал всех подряд, медленно поворачивая голову слева направо или наоборот. Голова у него крутилась вроде бы бессистемно, туда-сюда. Но старый, опытный Жорж Петрович сообразил: "В алфавитном порядке по фамилиям шпарит, сволочь!.." Опьяневшего от новой порции виски Алсанова вертящаяся чуть ли не вокруг своей оси голова авторитетного мужчины заставила удивленно хохотнуть.
   Тут же рядом с ним появился бесцветный молодой человек и, улыбаясь, положил свою правую руку на алсановское левое плечо. Но палец к губам человек приложить не успел - находчивый Вадим это сделал сам. Он приложил СВОЙ палец к СВОИМ губам.
   Бесцветный человек опешил - его оперативная программа "заглючила", дала сбой. Он поначалу растерялся, потом рассердился, нашел в голове нужное решение и больно сдавил наглецу плечо. Оперативная сила была велика, и Алсанов громко охнул. А молодой человек к своей радости как положено смог закончить оперативную программу и приложил теперь СВОЙ, оперативный палец к СВОИМ, оперативным губам.
   Наконец, важная голова перестала вертеться, и мужчина в штатском кивнул в сторону секретариата.
   - У нас есть вопрос к президиуму, - молодая секретарша от стеснения покраснела. У нее не было опыта ведения протоколов таких важных и серьезных собраний. Она только недавно получила верхнее образование.
   Начинающую поддержала опытная секретарша, которая уже давно съела собаку. Она была трижды разведена, у нее было двое взрослых детей от разных шефов. Она умела печатать даже на "Ундервуде" и "Ремингтоне". А когда шеф просил принести в кабинет коньяк, чтобы угостить нужного посетителя, она ни разу не ошиблась, что заносить - "Белого аиста", прилетевшего якобы из Молдавии, или Richard Hennesy, в состав которого входят более ста коньячных спиртов, в том числе полученных из урожаев винограда Фоль Бланш 1830 и 1860 годов, уничтоженного в 1870 году эпидемией филлоксеры. Кроме того, она и сама знала толк в представительском коньяке, втайне от шефа предпочитая, естественно, Hennesy, на худой конец Martel. Как ей удавалось незаметно отпивать - ее тайна. Но совершенно точно, что шеф ее дорогим пойлом не угощал, но и потерь не обнаруживал. Опытная, одним словом. Уверенным, натренированным на селекторах и телефонах, голосом она спросила:
   - На каких языках будем вести протокол? Я могу одновременно вести двумя руками на русском и английском, а моя юная коллега хорошо владеет французским и арабским. Эти четыре языка устроят президиум и собрание?
   Собрание, как положено, молчало, глядя на президиум. В президиуме шептались мужчина в штатском и старый Жорж Петрович. Почетного члена Мишеля они игнорировали напрочь. Да он и не лез. Слышались приглушенные фразы: "Держава в новых условиях... Международное положение... Прогрессивное человечество... Необходимо донести идеи..." После обсуждения в президиуме старик-председатель выразил согласие с языками ведения протоколов.
   - Прекрасно, - опять поднялась опытная секретарша. - Но есть одно "но" у моей юной коллеги. Арабской вязью пишут справа налево, а поскольку одновременная работа руками - левой справа налево и правой слева направо - действие для человека такое же сложное, как развести глаза в разные стороны, надо моей юной коллеге помочь.
   - Каким образом? - спросил старик.
   - Мне нужен кальян, - скромно улыбаясь, потупив глаза и снова краснея, ответила очаровашка. - И кальян надо зарядить такой дрянью, чтобы мне оставалось думать только по-арабски. По-французски у меня автоматом пойдет.
   В зале раздались популистские выкрики "стоп, наркотик!", рассчитанные явно на незнакомого человека в президиуме.
   - Но по-другому не получится! - истерично, со слезой заявила молодая секретарша.
   Президиум опять начал совещаться. Послышались фразы: "Освобождение колониального Востока... Наши соратники по антиимпериалистической борьбе... Необходимо донести идеи..." Затем Жорж Петрович обратился к юной особе:
   - Скажите, милая моя, а чай не подойдет? Арабы любят чай. А у нас есть отменнейшее фуфло - грузинский чай. Даже на чай не похож, пыль одна. Как раз то, что нужно. Соберем со дна, запарим шайбу, раскрапалим и зарядим кальян. А можем еще и с молоком сварить. Как, а?
   - Я не знаю, - бедняжка чуть не плакала в голос. - Мы привыкли не к чаю. Поймите, что с чаем я не могу дать гарантии в арабском языке.
   Важный мужчина поднял руку и щелкнул пальцами. Молодая секретарша схватилась за сердце и свалилась со стула в обморок. Молодой человек, очевидно, подчиненный мужчине в штатском и командир низшего звена, не обращая внимания на молодую арабистку, построил свое отделение в колонну по два, и службисты в ногу бесшумно вышли в подсобку.
  
   * * *
  
   Собрание не могло продолжаться без протокола, поэтому президиум в ожидании возвращения спецкоманды стал расслабляться: почетный член Мишель - пивком с чипсами, председатель Жорж Петрович - шампусиком с фруктами, а человек в штатском позволил себе расстегнуть одну пуговицу на воротнике рубашки, но так, чтобы галстук это скрывал. В зале, один черт, все заметили и, видя такие вольности, народ тоже задышал свободнее - многие закурили, некоторые осмелились развалиться на стульях и вытянуть ноги.
   К Алсанову, зачем-то пригибаясь, будто боясь помешать смотреть на сцену другим, пробралась Зоя.
   - Как дела? Ты в фонтане не замерз?
   - Взмэрз, як на морском дне, - весело ответил неунывающий Вадька. - Но надеюсь, ты меня согреешь?..
   Алсанов придал своему лицу игриво-развязное выражение эдакого плейбоя, не знающего отказов. Зоя была серьезна и холодна:
   - Послушай и ответь. Серж сказал, что ты намерен сделать публичное заявление, в котором критически рассмотришь происходящее здесь обновление.
   От сказанного Вадим подавился сигарным дымом.
   - Зоя! Зачем так много канцелярщины в тексте? Хотя, впрочем, официальный запрос не всегда достоин и требует официального же ответа. Поэтому отвечаю просто: я хочу высказать мнение, что не стоит вопить "ура!" раньше времени.
   - Ты соображаешь, что тем самым ты проявишь свои агностические наклонности в самый неподходящий момент.
   - Ах вон ты как заговорила! В таком случае, первое: то, что грузят со сцены эти мудаки, я не считаю объективной истиной, второе: даже если допустить, что я не прав в первом суждении , то, все равно, более подходящего момента для саморекламы не нахожу. А может я славы захотел, пусть даже геростратовой? А-а?
   - Перестань кривляться! - Зоя прикрикнула шепотом и даже топнула ножкой, на что в их сторону повернулись соседи справа и слева. Передние не поворачивались назад из-за расслабухи и лени, а сзади просто никого не было - Алсанов сидел в последнем ряду, "на камчатке", как двоечник и хулиган. Поочередно поворачиваясь вправо и влево, приложив руки к груди, Зоя и Вадим успокоили соседей и убедили их, что милые бранятся - только тешатся.
   - Смотри, идиот! - Зоя зашипела. - Можешь губить только себя, слышишь ты, Че Гевара недоделанный. Меня ты не знаешь, понял?!
   - Дура! Все видели, как мы с тобой танцевали.
   - Да, верно... Тогда с этого момента я от тебя отрекаюсь и знать не хочу больше.
   Зоя приняла позу гордой цыганки, уперев руки в бока, приподняв подбородок и отставив в разрезе ножку. Ее грудь вздымалась, а ноздри раздувались от гневного дыхания.
   Вадим показал аплодисменты.
   - Кармен! Прелесть! Обожаю! Один поцелуй, сударыня, умоляю, - прерывисто запыхтел он.
   - Хер тебе! Мы разошлись, как в море корабли. И! И... между нами все травою поросло.
   Зоя повернулась и с гордо задранной головой , раскачивая бедрами, медленно пошла от Вадима прочь, в обход всей толпы, нарочно демонстрируя всем мужикам, что она свободная женщина.
   - Вот сука! - тихо-тихо, со злобой и одновременно с сожалением сказал сам себе Алсанов. - Нет бы поддержать любимого человека в его борьбе, так нет, пусть сам гребет против общественно-политического течения. Перевелись жены декабристов. Любовницы, впрочем, тоже.
   От грустных мыслей его отвлек барабанный бой. Из вестибюля через парадные двери в зал маршировала та самая спецгруппа, которую важный мужчина отправил на задание. Только теперь с ними еще был барабанщик, который шагал впереди отделения и кастрюльным звуком задавал темп и ритм:
   - Трам-та-та-там. Трам-та-та-там.
   Трам -та-та-та-та- там-там-там.
   Следом за барабанщиком маршировал командир отделения. На голове у него была чалма. В руках он торжественно нес произведение искусства - древний кальян ручной работы. Восточная роспись, чеканка, два мундштука из слоновой кости - весь зал понял насколько серьезный подход к делам у человека в штатском, никакой легкомысленности. Отделение торжественным маршем прошло на сцену, перед столами президиума по команде повернулось к начальству и продолжало шагать на месте. Члены президиума встали - Жорж Петрович и Мишель стояли смирно, а важный человек вскинул руку в пионерском салюте. И сразу же марширующее отделение прогорланило:
   И молоды мы снова,
   И к подвигу готовы,
   И нам любое дело по плечу!
   И молодые люди, сделав еще два шага на месте - раз-два - замерли, как вкопанные. Один любитель ритма, почетный член президиума Мишель, чуждый воинской дисциплине, в полной тишине добавил от себя, выламываясь:
   - Чу-чу.
   Тут же все услышали звук подзатыльника, а некоторые даже увидели, как Жорж Петрович моментально пресек самодеятельность, умолк и покраснел Мишель и вытянулся во фрунт.
   Зал поднялся. Барабанщик дал дробь. Командир протянул сокровище начальству. Продолжая рукой салютовать, важняк повернулся вполоборота к старику. Тот понял и принял кальян со всей значительностью и торжественностью на лице. Зондеркоманда по-военному четко повернулась к выходу со сцены. Старший скомандовал: "Шаго-ом арш! Песню запе-вай!" Десяток молодых здоровых глоток, начав строевое движение, рванули марш:
   Бе-лые ро-зы. Бе-лые ро-зы.
   Без-за-щитны шипы.
   Что с вами сде-лал снег и моро-зы,
   Лед ви-трин голу-бых...
   Спустившись, молодые люди в полном соответствии со своими служебными обязанностями и должностными инструкциями растворились в толпе и стали незаметны.
   Жорж Петрович и важный товарищ, тем временем, совещались с секретариатом. Молодая секретарша своей свежестью и непорочностью возбудила человека в штатском. Он стоял к ней вплотную, сжимал ее лапку в своих лопатообразных ладонях, периодически целовал ей пальчики, что-то тихо ей говорил с полуулыбкой вожделения и, вообще, имел вид старого, опытного мартовского кота. Прелестница по своему обыкновению краснела, глупо хихикала в сторону и игриво отклонялась от объятий. В конце концов, она оказалась-таки сидящей на государственно важных коленях. Штатская рожа просияла и окончательно засалилась.
   Ну а пожилые люди проводили летучее совещание в полном соответствии с первоначальным, классическим смыслом этого слова. Жорж Петрович открывал кальян, показывал, куда наливать, где поджигать, откуда вдыхать. Опытная, съевшая собаку, секретарша с уважением слушала, что-то переспрашивала и записывала в блокнотик и, вообще, вела себя очень по-деловому. Мишель тоже слушал председателя, но всем своим видом показывал, что, мол, " я и без вас давно это знаю" и " если сложить в один все скуренные мной косяки, то папироса до Луны достанет".
   С окончанием летучки обе секретарши прошли к своему столу, старшая раскурила кальян, второй шланг с мундштуком дала юной коллеге, и они, вдыхая полной грудью, приготовились к работе.
  
   * * *
  
   С распространением нового запаха в зале произошло оживление. Откуда-то сзади к Алсанову подобрался длинноволосый парень, в котором Вадим узнал весельчака-саксофониста из ресторанного оркестра. Музыкант обаятельно улыбался, но в то же время на его лице лежала печать беспокойства.
   - Позвольте представиться. Меня зовут Луи, - прошептал оркестрант.
   - А фамилия, случайно, не Армстронг?
   - Увы! Армстронг - трубач и негр. А я - саксофонист и белый. Увы!
   - Слушаю вас, белый саксофонист Луи.
   Музыкант Вадиму понравился сразу, еще когда он перед танцем одарил их с Зоей пару магической розой.
   - Если не ошибаюсь, вас зовут Вадим? - Алсанов кивнул. - Обратите внимание, Вадим, две бабы на сцене курят гашиш!
   Как оказалось Луи горячился не от возмущения фактом публичного употребления наркотика, а от того, что в этом употреблении не участвует он сам:
   - Посмотрите, посмотрите! Две глупых твари, пользуясь своей близостью к начальству, особенно вот эта молодая, сидят и в наглую пыхтят. Это возмутительно!
   Негодование переполняло музыканта. Он ненавидящими глазами смотрел на пишущих в четыре руки секретарш, которые успевали одновременно вести протокол и втягивать дым через вставленные в их рты, как соски, мундштуки. Луи ерзал на стуле и заламывал пальцы. Наконец, кипяток его эмоций сорвал крышку.
   - Председатель, ответьте, пожалуйста, народным массам, - саксофонист встал и перекричал выступающего. - Откуда дурь?
   Человек на трибуне замолчал и вопросительно, с интересом глянул на председателя президиума. Старик поворотом головы отпасовал вопросительный взгляд важной персоне, голова в штатском кивнула, и Жорж Петрович поднялся, чтобы ответить народным массам.
   - Дурь, господа-товарищи, подобрана в соответствии со значимостью сегодняшнего мероприятия. Дурь - самая, что ни на есть! - и по-эстрадному, словно конферансье, громко объявил. - У нас в гостях сегодня Чуйская долина!
   По залу прошелся ветер. Шевельнулись на головах волосы, прослезились и сузились глаза. Знатоки замычали, сказав негромко: "О-о-о!" Мишель на сцене остолбенел и у него в прострации опять вырвалось:
   -Чу-чу-чу...
   В ту же секунду снова раздался треск подзатыльника. Почетный член президиума его даже не заметил. Он продолжал неподвижно смотреть на женщин, курящих кальян. Саксофонист Луи с выражением вселенской муки на лице заскрипел зубами.
   - Надо что-то делать! Надо что-то делать! Вадим! Надо что-то делать! Они ведь добьют его, - горячо шептал музыкант и сжимал в своей руке алсановский локоть.
   - Кого добьют? Вы о чем, Луи?
   - Кого-кого!.. Вы что, ненормальный? Гашиш, конечно. А мне-то наивному сначала показалось, что вы нестандартный человек. Безбашенный и отрывной... Но дурь вас, я смотрю, не воодушевляет. Вам что, действительно по барабану? Вы, как все?! Глаза в землю и строем, куда укажут?
   - Постойте, уважаемый. Вы так много всего сразу наговорили. Объясните толком, что от меня нужно?
   - Господи! Мне нужно знать, хотите ли вы курнуть на халяву? Если да, то что мы должны предпринять, по вашему мнению?
   - Признаться, Луи, я целый вечер сижу на алкоголе... Вы предлагаете усугубиться наркотиком, но "смешивать два этих ремесла есть тьма искусников, я не из их числа".
   - Ага, "монашеским известен поведеньем" еще скажите. Мне кажется, это не про вас. Давайте оставим в покое Грибоедова, тем более, что, судя по фамилии, он от мухоморов тащился, а я вам про марихуану толкую. Она в довесок к алкоголю потрясающе, не хуже грибов и ЛСД, расширяет и раскрепощает мозги, делает восприятие окружающего мира ярким, как у младенца. Зашоренность и пелена спадут с вашего сознания, привычное черное может стать белым, красное - зеленым. Жажда и сушняк будут переть вас своей невыносимостью. Вы увидите путь в запредельные миры. Неужели, вы не хотите слетать к созвездию Альфа Центавра?! Это же проба сладости смерти, Вадим! Ну же! Решайтесь!
   Луи убеждал Вадима с той страстью, с какой настоящий музыкант исполняет рок-н-ролл. Его глаза горели, губы увлажнились, он прикуривал и сразу же мял о каблук одну сигарету за другой. Вадим "поплыл".
   - Я вообще-то хотел с трибуны речь сказать...
   - Вот! - саксофонист аж подскочил. - Давайте раздобудем кайфа. - Луи предусмотрительно перестал называть гашиш дурью, чтобы не спугнуть потенциального компаньона, желающего публично поумничать. - расширимся, и от новых мыслей и слов для вас спасу не будет. Вы своими идеями и красноречием покорите не только публику, но даже античные скульптуры в зале и безмолвное, безымянное изваяние в президиуме.
   Алсанов по-заговорщически аккуратно, но решительно приблизил свое лицо к музыканту.
   - Убедил! План действий такой. Выдергиваем из зала служивую морду и за деньги укатываем ее на марихуану.
   - Блестящий план! Только, как найти служивую морду - они все совершенно незаметны...
   - Это, мой друг, тактическая мелочь. Смотрите...
   Алсанов встал, поднял правую руку и, обращаясь к подиуму, крикнул:
   - Желаю выступить с речью.
   Встал Жорж Петрович:
   - Если вы хотите выступить, то должны подать через секретариат заявку, в которой указать тему выступления и кратко, можно тезисно, изложить суть и смысл речи. Президиум должен ознакомиться с заявкой, чтобы найти для вас достойное место в списке выступающих в прениях. А... Вообще-то, молодой человек, такие вещи надо делать заранее. А то, если все спонтанно вдруг захотят выступать, никакого порядка не будет. Да и времени на всех не хватит. Нельзя так себя вести. Стыдно, молодой человек! Вы уже взрослый и должны понимать... Сознательности вам не хватает... Государство день и ночь заботится о благополучии своих подданных, ни сна, ни отдыха не знает. А вы!.. Неужели не совестно?!
   Жорж Петрович, произнося это нравоучение, то и дело посматривал на сидящее с каменным лицом в президиуме изваяние, ища одобрения и поддержки. Но важный мужчина никак не реагировал. Он давно уже считал, что старик поступил на службу, а потому сия мораль, прочитанная для бестолочи из зала - не добровольная инициатива председателя президиума, а его непременная обязанность по службе, за выполнение которой не поощряют, ибо обязанность - она и есть обязанность. Вот если бы он ее не выполнил или выполнил плохо, то наказание было бы неминуемым и суровым. Алсанов же выслушал нравоучительную тираду, театрально и скорбно склонив голову и демонстрируя всем свое искреннее раскаяние. По окончании спектакля он незаметно шепотом обратился к Луи:
   - Слыхали? Ваш метрдотель лихо перестроился. Страшно только то, что его совесть его словам не верит. А такой душевный перекос может привести к трагедии, и не только личной.
   Возле парочки заговорщиков материализовался службист с папкой для бумаг в руках. Он достал из нее типографски отпечатанный бланк " Заявки на выступление в прениях", выдал его Алсанову и, спрятав обе руки за спину и широко расставив ноги, встал у того над душой, словно эсэсовец на посту в "Управлении имперской безопасности".
   Вадим с удивлением обнаружил, что заявка на выступление - это одновременно и анкета, где среди прочих были вопросы: поддерживает ли заявитель поход голутвенных донских казаков под предводительством Степана Разина "за зипунами" весной 1667 года, Вадим в душе поддерживал, но написал, что "Стенька - разбойник против законной власти попёр"; есть ли у заявителя почетный знак "Не верь, не бойся, не проси" и если есть, то, подробнее, кому заявитель не верит, кого не боится и чего у кого не просит, Алсанов понял, что если ответит правдиво, то не то, что не выступит с трибуны, а, вообще, сразу сядет, и не на стул, а глубже. Он понял также, что составители анкеты-заявки правды и искренности ни от кого и не ждут. Им нужна подписка каждого под его лояльностью, пусть даже ложной, чтобы в случае чего можно было бы его обвинить в лицемерии и конформизме и обрушить, тем самым, "осуждение и гнев всего народа" на голову негодяя и приспособленца. А потом, "по требованию трудящихся", начать процесс по уголовному делу против перевертыша и предателя. Вадим решил не выделяться и врать как все. "По крайней мере, есть шанс, сначала соврав, потом сказать всем правду. А если сначала сказать правду этим козлам, то кроме них ее никто больше не услышит. Вот пидарасы! Хочешь - не хочешь, а врать заставят. Сами во лжи, как в говне, и других стараются измазать, дескать, чем вы лучше нас... Суки! Хорошо себя обезопасили - и так, и эдак будешь виноват. Плевать!.. Надо попробовать и использовать демагогию на тему объявленной ими свободы."
   Было в заявке-анкете много другого интересного и даже остроумного. Например, стесняется ли заявитель задавать детям загадку: "У какого молодца звонко капает с конца?" (Водопроводный кран). Вадим неожиданно для себя понял, что стесняется.
   Пока Алсанов на коленке заполнял своим золотым Паркером заявку-анкету, музыкант приступил к переговорам. Он приблизился к "рексу" и доверительно шепнул ему на ухо:
   - Не желает ли бравый офицер, надёжа государства, помочь скромному представителю народа, который (и представитель, и народ) всячески одобряет и в меру своих скромных сил поддерживает политику вышеупомянутого государства по все более полному удовлетворению возрастающих потребностей народа в целом и его скромного представителя в частности.
   Надёжа никак не отреагировала. Каменное лицо, стеклянные глаза, стальная мускулатура на дернулись, не шевельнулись. "Статуй, мать твою! Как тебя растормошить? Как тебя человеком сделать?!" - мозг Луи лихорадочно искал ответа. И нашел:
   - Деньги! Хочешь?
   - Да! - мгновенно ответил "рекс". Невозмутимые глаза загорелись, лицо разрумянилось, мышцы напряглись так, что стали потрескивать кости.
   - Тогда слушай сюда, служивый. Мы с товарищем тоже хотим постичь азы арабского знания. Для этого нам нужна малая толика того препарата, который хищно употребляют две безмозглые крысы на сцене. Сделаешь - получишь вот это.
   Луи достал из кармана купюру в несколько монгольских тугриков и показал ее молодому человеку. Тот сглотнул слюну. Луи продолжал:
   - Нам не нужен кальян, командир. Нам нужен только препарат, даже в виде полуфабриката - травы. Чем больше достанешь, тем больше получишь валюты.
   Саксофонист достал еще одну купюру, поводил ею в воздухе и аккуратно сложил с первой. Поднялся Вадим и протянул службисту заполненный бланк.
   - Вот заявка на выступление. Предайте ее по команде. А мы здесь будем ждать вашего горячего привета. Вместе с нами вас будет ждать денежная сумма, размер которой станет прямо пропорциональным объему привета. Не теряйте времени. Ваше благополучие почти целиком зависит от вас. С немым криком "Ура!", мой друг, вперед, труба зовет!
  
   * * *
  
   В ожидании "привета" потенциальные арабисты обратили внимание на происходящее вокруг. Луи уставился на сцену, где с трибуны вещал очередной оратор, а Вадим отыскал глазами Зою и с нежной грустью пытался угадывать, о чем она чирикает с Кларой.
   - Я совершенно разочарована в нем, - с постановочно-трагичным видом бормотала Кларе Зоя. - Мне, признаться, непонятно, как я могла так заблуждаться на его счет. Это будет мне уроком на будущее.
   - Наше будущее в наших руках, - твердо убеждал публику и рубил рукой воздух оратор на сцене. - Роковые ошибки и заблуждения прошлого привели нас ко многим трагедиям и бедам. Разочарование - вот, что досталось в наследство от прежних поколений нашей героически-патриотической молодежи!
   - Мне даже сейчас, после нашего разрыва (заметьте, по моей инициативе!) стыдно за его поведение, - тихо возмущалась в Кларино ухо Зоя. - Посмотрите, голубушка, ну все люди, как люди, и только этот решил, что он особенный! Самый умный и справедливый!
   - Взяв на вооружение утопическую идеологию всеобщей справедливости и равенства всех перед законом, наш народ совершенно забыл об общечеловеческих ценностях, - уверенно и громко доносил свои новые идеи до собрания выступающий. - Нам, старшему поколению, стыдно за то, что с нашего молчаливого согласия стране навязали некий особенный путь, приведший ее в итоге на обочину мировых путей развития!
   - Милая Клара, не говорите мне, что этот человек может измениться. Он никогда не станет переделывать себя и свой образ жизни просто потому, что не сможет, даже если захочет. Он - дурак, понимаете. И тем самым себя погубит. Поэтому я твердо решила порвать с ним и найти себе нового , вовремя перестрающегося, партнера для танцев. Я рада, что вы со мной согласны.
   - Настало время перестроить сознание и мышление всех и каждого. Надо расправить затекшие плечи, сбросить мертвый груз закостенелости и понять, что старый образ жизни нельзя освежить никакими половинчатыми псевдореформами. Они попросту невозможны. Не стоит изобретать велосипед, чтобы наугад на нем ехать через минное поле. Просто нам надо подружиться с теми, кто хорошо ориентируется в мире и умеет извлекать материальную выгоду из любой ситуации. И учиться у них, учиться и учиться! Ура! Господа, спасибо за внимание.
   Зал дружно аплодировал пламенной речи, а Клара со слезами утешения целовала Зою в щечку.
  
   * * *
  
   Под плеск аплодисментов возле новых компаньонов из воздуха возник посланец. Наблюдательный человек, каковым был саксофонист Луи, мог заметить, что глаза "рекса" теперь быстро бегали туда-сюда и имели алчное и испуганное выражение, в них искрилось нетерпение.
   - Ну?! - музыкант, как гусь, вытянул шею к военнообязанному. Тот заговорил вдруг с сильным южным акцентом.
   - Шмаль эсць. Кланусь, ураган ваще. Чесно слово.
   - Судя по тому, как этот северный блондин заговорил, все действительно в порядке, - вполне логично рассудил Алсанов.
   Луи заерзал.
   - Так давай!
   - Дэнги вначале.
   Саксофонист достал из кармана смятые бумажки и сунул их носителю государственной присяги. Тот сморщился:
   - Слющий, мало, да-а! По командэ пэредат буду - всэм нэ хватать.
   - Он прав, Луи. Добавьте. Они же все сверху донизу в доле. Вертикаль... Система... Кстати, а передал ли по команде бравый офицер мою заявку на выступление?
   Глаза службиста моментально остекленели, и пропал южный акцент. Он механически отчитался:
   - Ваша заявка передана в соответствующую инстанцию для рассмотрения на предварительном этапе. Входящий номер - шесть дробь шестьдесят шесть. Дальнейший путь заявки детально определен бюрократическими нормативами и инструкциями. Ожидайте. Вас вызовут.
   Луи протянул гонцу вторую порцию денег. Увидев денежную добавку, надёжа государства снова ожил, глазами бегло оценил сумму, удовлетворился, передал музыканту раскрашенный под камуфляж для маскировки спичечный коробок и сразу же испарился в пространстве.
   - Интересно, а со временем они умеют так же как с пространством обращаться? - задумчиво произнес Вадим.
   - Пошли в сортир, дунем. Потом пофилософствуем по теории относительности. - Луи поднялся и бодро двинулся к выходу из зала. Вадим еще раз взглянул на свою бывшую партнершу, вздохнул, сухо, без злости плюнул и двинулся за музыкантом.
  
   * * *
  
   Туалетная комната ресторана являла собой пример эклектизма. Сидевшая напротив входа за старым канцелярским столом бабка в линялой, усыпанной катышками красной косынке и синем рабочем халате олицетворяла собой модерн, даже авангард. Она брала с посетителей деньги, то есть заставляла их делать неестественные действия - платить за возможность реализовать свои естественный надобности. Слева от бабкиного поста два белых мраморных атланта, выполненных в классическом стиле эпохи ренессанса, поддерживали рационалистский железобетонный козырек, на котором синим неоном светилась буква "М". Под козырьком между атлантами была белая пластиковая дверь, ведущая в мужское отделение. Справа точно так же был оформлен вход в женское отделение, только вместо синей "М" там светилась красная "Ж", и козырек поддерживали две кариатиды.
   Но самым интересным было другое. Рядом с бабкой стояла контрастно выделяющаяся на фоне белой отделки помещения черная каменная скульптура - в натуральную величину сидящий на троне правитель шестой части суши в ХVIII веке. Диктатор был уродлив - имел непропорционально маленькую лысую голову и очень маленький для себя размер ступни. Его мертвые глаза выражали безумие.
   - Скажите, мамаша, давно хотел у вас спросить, - обратился Вадим к дежурной бабке, отдавая ей монетки. - А зачем этого черного истукана здесь поставили? Другого места что ли не нашли?
   - У-у, милок! А где ж его ставить-то? - бабка искренне удивилась вопросу. - Ты с виду вроде образованный, а истории не знаешь.
   Она с улыбкой повернулась к скульптуре и неожиданно панибратски и фамильярно хлопнула каменного правителя по плечу.
   - В свое время, касатики, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве этот царь Петрушка таких делов против своего народа наворочал, и-и-и, страсть! Бороды и головы рубил всем почём зря. Сынка родного не пожалел, антихрист! У бедных последние гроши забирал - большие игрушки себе любил строить. Куда ж его ставить?! Не в вестибюль же - посетителей такой рожей распугивать. При его-то делах ему самое место в уборной. Да и, вообще, всех их, вождей (слово-то какое, прости Господи! Они нас и впрямь за индейцев считают), сюды надоть, чтоб пьяный народ боялся мимо горшка гадить. Идите, идите, родненькие, неча тут стоять.
   Вдруг распахнулась входная дверь, и в туалетный предбанник влетел почетный член президиума Мишель. Увидев его исторически образованная бабка вскочила со стула, вытянулась, прижала к себе правой рукой свое боевое оружие - швабру и бодро отрапортовала:
   - Докладываю, гражданин начальник. За время вашего отсутствия происшествий не случилось. Уборная дежурная Конкордия Власьевна.
   И впилась широко раскрытыми влюбленными глазами в лицо Мишеля.
   - Вольно, вольно... - почетный член президиума был польщен, что важность его персоны находит внешние подтверждения, но непривычность сего факта заставила его смущенно улыбнуться и сделать рукой невольный жест, мол, ну что вы... Бабка продолжала с раболепием на него таращиться.
   - Садитесь же, Конра... Кон... Как вас там? - сморщил лицо Мишель.
   - Конкордия Власьевна, ваше-ство! - жизнерадостно повторила сортирная дежурная.
   - Вот-вот... Садитесь же, - уже несколько раздраженно бросил молодой человек старухе. - Не торчите, как столб перед глазами.
   Бабка уселась, а Мишель с театрально задумчивым видом повертел пальцами в воздухе, лукаво и надменно на нее поглядывая.
   - Ты что, старая, в сверхзвуковом "Конкорде" родилась и в его честь имя получила? Ха-ха-ха.
   Вместе с грубо и демонстративно заржавшим Мишелем засмеялась беззубым ртом и сама ничего не понявшая виновница шутки. Засмеялся испугавшийся появления Мишеля Луи. "Однако этот юноша быстро привыкает к своему новому общественному положению. Все они, благодаря нам, быстро привыкают. И ориентируются, как положено. Мы сами виноваты. Исторические корни - старушечье раболепие!" - подумал Алсанов с отвращением глядя на самодовольную хохочущую морду почетного члена. Но тут же с ужасом понял, что и он тоже смеется как все, хотя ему совершенно не смешно, а даже жалко бедную, забитую беспросветной жизнью старуху. "Вот черт! Ничего не поделаешь. Это в генах. Скоро Мишелю начнут руки целовать, потом жопу вылизывать. А после его смерти с проклятиями запрут возле толчка так же, как этого урода, Петрушку. Диалектика..."
   Переставший хохотать Мишель резко взял за локоть похолодевшего от ужаса Луи.
   - Ну-с, господин оркестрант, к делу. Времени мало, пройдемте.
   Саксофонист, у которого в кармане был без высокого официального позволения добытый наркотик, мгновенно состарился и согнулся во всех суставах как дед. Он решил, что его арестовывают. Его воля к сопротивлению и защите скоропостижно умерла. Он безжизненно повернулся к выходу и начал было шаркать по мраморному полу кожаными подошвами своих штиблет, но Мишель дернул его за локоть и переориентировал на дверь под буквой "М".
   - Ты куда, оркестрант? Нам туда. Быстрей! - Схватив другой рукой локоть Вадима, почетный член президиума потащил обоих в мужское отделение.
   Луи сообразил, что дело не в аресте, а совсем даже наоборот и немедленно выпрямился и порозовел. И даже осмелился на замечание:
   - Гражданин начальник, вы забыли дать дежурной монету.
   - Кой хрен, монету! - беззлобно прошипел Мишель. - Вы юридически безграмотный оркестрант. Не знаете элементарных законов и правил. По закону, лучшим людям и избранникам друг друга и самих себя платить необязательно.
   - Это кто ж такой закон придумал? - спросил Алсанов, открывая дверь.
   - Как кто? Избранники друг друга и самих себя, конечно!
   - Мишель, просветите до конца. Кто вы теперь по вашему закону?
   - Ну, начнем с того, что этот закон не мой, а ваш! Большинство законов избранники друг друга и самих себя придумывают не для себя и лучших людей, а для вас, мои маленькие друзья. Именно вы должны твердо знать, с кого нельзя требовать и брать деньги. Старуха - умница. Давно живет, знает... А вот вы почему-то не знаете, хотя тоже не дети! - в голосе Мишеля появились менторские нотки. - А ведь есть еще закон для вас о том, что незнание законов - это не оправдание, а усугубление вины. Учите юридическую грамоту, мой вам совет. Теперь обо мне... Я прошел пока только первый круг посвящения в категорию лучших людей. Это самое начало пути, ибо кругов всего девять. Но мне уже можно больше, а нельзя меньше, чем вам. Да вы и сами это почувствовали. Ваша историческая и генетическая память вам подсказали. Правда, господин оркестрант. Не нервничайте вы так! Вы же со мной! Доставайте Cannabis indica, которую тайно принес вам младший присягнувший сотрудник, и держите папиросу.
   - Канна... Как вы сказали? Какой сотрудник?
   - Вы дурака валяете или правда не поняли?
   Луи с искренним выражением лица пожал плечами, дескать, в натуре не понял, гражданин начальник. Мишель в сердцах вздохнул:
   - О-ох! Cannabis indica - это дурь по латыни. Степень ее воздействия на человека определяется концентрацией тетрагидроканнабинола. В камуфляжной коробке, что лежит у вас в кармане, эта концентрация высока, и это радует. А принес вам дурь наш человек, должность которого в штатном расписании называется "младший присягнувший сотрудник". Он отрабатывает годовой кандидатский стаж для прохождения первого круга посвящения. Ясно теперь?! Ну тогда делайте косяк. А вы, - Мишель с видом руководителя секретной операции обратился теперь к Вадиму, - пройдитесь пока по помещению, загляните в кабинки - нет ли кого, кто может к нам на хвост запрыгнуть. Если что, хвосты безжалостно обрубать! Возьмите временное удостоверение нашей службы безопасности. Ваш позывной - Вад.
   И протянул Алсанову пластиковую карточку. Вадим с удивлением увидел на ней свой портрет анфас в незнакомой ему форме с погонами и аксельбантами. Тисненный порядковый номер карточки содержал большое количество единиц и нулей. "Цифровая технология!" - понял Вадим. Он поднял воротник смокинга, втянул голову в плечи и, хмуро глядя изподлобья, пошел осматривать подконтрольную территорию.
   В "Зале малой нужды" никого не было. Из встроенных в потолок динамиков доносилось негромкое журчание ручья, записанное где-то в горах. Словно дембеля выстроились в ряд по стенке сверкающие писсуары. По мере приближения над каждым из них вспыхивала приветственная надпись:
   Хорошо, что пришел настоящий мужчина.
   Соберись, не качайся, меть в середину.
   Алсанов от усердия простучал даже несколько мраморных облицовочных плиток на стенах. Ни-че-го! Он зашел в "Зал большой нужды" и резко распахнул дверь первой кабинки. Никого не было. Вадим вошел, закрылся и прислушался. Из встроенных в стенки динамиков зазвучал голос поэта, горлана-главаря, ободрявшего посетителя кабинки:
   Приперла нужда - терпеть не надо!
   Садись на горшок - испытай отраду!
   Станет счастливей наверняка
   Опорожнившаяся кишка.
   Поскольку необремененный лишним грузом Вадим заходил в кабинку по другому поводу, то он не услышал бурных аплодисментов и криков "Браво!", которые должны были раздаться из колонок по завершению процесса облегчения кишки.
   Заглянув во все кабинки и никого там не обнаружив, специальный агент Вад отправился на доклад резиденту.
   Четыре глаза с вопросом посмотрели на вернувшегося с задания шпиона. Над парой торчков уже слоился тяжелый дым только что взорванного косяка.
   - Ну что там? - спертым голосом спросил максимально надутый резидент. При этом изо рта у него выстреливались ограниченные порции драгоценного дыма.
   - Горизонт чист, господин капитан. Можно шабить спокойно, без измен.
   Мишель еще немного подзадержал дыхание, потом мощно выдохнул себе под ноги, чтобы случайно не возбудить на потолке дымовые противопожарные датчики, передал папиросу Вадиму и все тем же, новым для себя и для слышавшего его раньше Алсанова, менторским тоном проговорил:
   - Вот видите... Даже в туалет люди не ходят. Не-ког-да! Все хотят проявить междусобойную солидарность и выработать ясную гражданскую позицию в свете новых решений руководства. Все люди, как люди. А вы?.. Демонстрируете наплевательское отношение к общественно-политическому устройству. Вы маргиналы и люмпены. Это возмутительно! Стоите тут, отравляете общественный воздух и собственные мозги.
   Судя по тому, как сразу разболтался почетный член президиума, содержание тетрагидроканнабинола в траве действительно было высоким. Постепенно на лицо Мишеля наплывало тупое и счастливое выражение. Его вставило.
   - Виноваты, гражданин начальник. Мы больше не будем, - принимая косяк от Вадима, серьезно сказал Луи, - сейчас только пыхнем и присоединимся к передовому и прогрессивному обществу.
   Саксофонист хотел было для набора очков добавить, что Вадим даже записался на выступление, но решил, что это дело самого Вадима и подавил в себе желание заслужить начальственную похвалу. Начальство, тем временем, уже улыбалось.
   - Давно такого кайфа не курил. Ничего, скоро его у меня немеренно будет.
   Вадим чувствовал, как у него сужаются глаза. В голове зазвенело. Но, удивительно, звон совсем не раздражал, а, наоборот, радовал. Стоять стало трудно. Ощущение было такое, что что-то сдавливает снаружи и одновременно распирает изнутри. Поперло, одним словом. Ему нравилось это состояние, а потому его живо заинтересовал вопрос с обилием кайфа.
   - По секрету вам скажу, как друзьям!.. - Мишель при этих словах сделал трезвое, серьезное лицо, многозначительно посмотрел на Вадима и Луи и поднял вверх указательный палец. - Организовывается новая правоохранительная структура - Госкомдурь. Я в списке кандидатов возглавить. Имейте в виду... Со мной дружить надо.
   Возможный карьерный взлет компаньона-наркомана окончательно придавил Алсанова и музыканта. Они боялись что-то сказать на этот счет и молчали. Любые возражения или замечания по поводу убежденности Мишеля в своей жизненной правоте выглядели бы как черная зависть и лай Моськи на Слона. На "ура" прошла бы только лесть и восхищение. Но вести себя подобным образом было стыдно обоим, да и трава потащила уже по полной программе. Стало трудно разлеплять рты - начался сушняк.
   - Расходимся по одному, - почему-то шепотом, еле-еле скомандовал Мишель, - я первый, вы потом.
   И немедленно присосался к никелированному водопроводному крану. Затем поднял голову, посмотрел на себе в зеркало, мокрыми руками обтер лицо, убрав тем самым дурацкую улыбку, и пошел на выход.
  
   * * *
   В туалетном предбаннике через некоторое время двое накурившихся новых приятелей обнаружили одного давешнего черного государя, который расправленной тряпкой с крупным ярким клеймом "Made in Germany" руками стягивал с мраморного пола мыльную воду и выжимал ее в цинковое ведро с корявой надписью красной краской "Половое". Бабкина швабра, очевидно, была для посторонних неприкасаема. Личное ее оружие как-никак. "То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник," - сами собой пришли в алсановскую голову строчки из классика.
   - Бог в помощь, ваше величество, - весело сказал Луи. Петр распрямился, бросил импортную тряпку в ведро, лукаво посмотрел на Луи и, стряхивая с рук воду, ответил:
   - Да что Бог? Сам бы помог...
   Саксофонист не нашелся, что сказать, помялся с ноги на ногу и противным голосом проблеял:
   - А где бабуля?
   - Я за нее, - пробасил царь, раскатывая рукава кафтана, - Ты, наверное, закурить хочешь?..
   - Да, признаться, не очень. Только что, как говорится...
   Но тут буксующего товарища перебил Алсанов. Он с ехидцей спросил:
   - Скажите, гражданин царь, а чем немецкая половая тряпка лучше отечественной?
   - Дак всем!.. - оживился Петр. - Нешто наш работный люд путную тряпку дает?! Окстись, отрок. Наше натурволокно немецкой синтетике не ровня. Уж то то поболе воды впитать способно. Хошь - сам попробуй.
   - А одеваетесь вы тоже в импортное?
   - А то как же! Нешто наша баба что путное сошьет. Кафтан на мне из французского модного дома, - Петр распахнул полу, показал клеймо "Made in France", - ботфорты - из голландского, - отвернул верх голенища - клеймо "Made in Holland".
   - Видал, Луи?! Европеец, твою мать. Что ж ты, сука, европами восторгаешься, сам на каждом бздохе свою державу к Европе причисляешь, а правишь-то по-азиатски? Бывал ведь в парламентах у них. Почему у нас эту традицию не зачал?
   - Точно, Вадим, - поддержал компаньона Луи. - Он, падла, свою власть, вообще, абсолютной сделал. Самый умный, что-ли? А-а? Ты! Отвечай!
   Исператорская голова задергалась, лицо исказила нервная гримаса.
   - Дак, велика держава. Единоначалие нужно. Божьим промыслом аз есмь помазанник.
   - Ты нам зубы не заговаривай, - продолжал напирать Вадим, он даже заговорил соответственно. - Пошто всякого чина служилым и неслужилым людям стриг бороды до крови, а кафтаны до непотребства?
   - Варварство искоренить удумал.
   - Истреблял варварство варварским методом. Ты и есть варвар в квадрате. И никто тебя остановить не смел. Всех напугал. Страшно то, гражданин царь, что твои глупости людскими жизнями оплачивались.
   - Врете, подлые! - злобно прошипел Петр. Его глаза горели, а кулаки чесались. - Я многим ремеслам и наукам разумел. Я, в конце концов, полы мою! Видели вы где-нибудь такого императора?!
   - Вот-вот, императором назвался. А у империи-то твоей одна наружность вроде как европейская. Потемкинская деревня... Так, стоп... Эта метафора уже после тебя родилась... Но она с твоей родословной! А город в начале царствования на людских костях строить начал - собственный Амстердам захотел. Снаружи широко и красиво, а внутри дворы-колодцы с обшарпанными стенами и окнами-бойницами. И во всем у тебя так. Снаружи - империя, император в голландских сапогах, а внутри - голодный народ в лаптях ходит, жопу пальцем подтирает, - Вадим усилил голос, - Туфту гонишь, дядя!
   - А флот как же?! - продолжал дергать головой царь.
   - Флот, конечно, хорошо. Только не о людях своих ты думал, когда повелел его строить. "Хочу, как у них." Вот, что ты думал. Гордыня тебя обуяла, гражданин царь. А людей ты на верфях гноил и губил. Им только хуже стало. Пришлось пожизненно в рекрутах служить. Зато уж придворные твои пожировали. Особенно друг твой, сын конюха.
   - Алексашка - государственный муж!
   - Государственный вор и твой верный пес! Да и швейцарец твой, Франц, тоже не лучше был. Поговорку знаешь? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Так вот неважно ты выглядишь в кругу своих друзей . И Европу из своей державы вы все правители только на словах делаете. Вам выгодно народ в говне держать. Так он меньше думает, некогда ему. Даже если появятся когда в ваших головах добрые мысли, так они сразу в дурные превращаются или потому что подсказать вам, подправить вас все боятся, или потому что вашим свитам такие дела невыгодны. Всё могут извратить только, чтобы жирного куска не лишиться. А голодный и раздетый народ вякнет - по рогам ему и в стойло. Как же! На законную власть посягнули!.. В сортире вам всем место. Бабка права.
   - Ваше место - отхожее! - митинговым лозунгом поддержал Вадима Луи и выбросил вперед руку, сжатую в кулак. - Сатрапы! Душители свободы!
   Голова императора продолжала дергаться в нервном припадке, но гримаса на лице выражала уже не гнев, а полное отчаяние. Глаза увлажнились, началось активное выделение слюны и соплей . Еще немного и человек разрыдается в голос.
   То ли от нового царского выражения лица, то ли от принятой дозы расширителя сознания, но Луи начал хохотать. По щекам Петра потекли слезы. Сердце Алсанова наполнилось жалостью.
   - Да ладно, гражданин царь, - утешительно заговорил он и даже приобнял Петра за плечи, - тебя же Великим называют, а ты плачешь.
   - Да-а! Ве-лики-и-им! - заныл император. - Знаешь, как обидно. Пашешь, пашешь и все коту под хвост. Сначала за тобой почтительно, с благоговением ночной горшок выносят, но случись чего, сразу же тебе этот горшок на голову выльют. Не при жизни, так посмертно. Разве это жизнь. Постоянно ждешь измену и засаду. Постоянно лекарь за мной ходит - пиявок ставит и кровь пускает. Нервы лечит.
   - Лекарь-то поди иноземный?
   - А то чей же.
   Луи уже перестал глупо смеяться. Он внимательно слушал беседу и смотрел на императора. За свою артистическую жизнь он видел много начальников, ему часто приходилось их развлекать на их пьянках и оргиях. Он часто становился свидетелем их жлобства и свинства, но никогда они не позволяли себе искренности.
   - Государь, а хотите мы вас курить научим, - музыкант даже на "вы" перешел.
   - Ку-ури-ить?.. Хосподи! Да за что ж мне такое наказание?! Учил, учил их, иродов, дворян своих, в ассамблеях табак курить, а теперь меня же, царя свово, два отрока-холопа курению научить вызвались. О-ох, тяжела ты, шапка Мономаха! Горе мне, грешнику! Ох, горе!
   - Петр Алексеич, ты не понял, - улыбнулся Вадим, - не о табаке речь. Курение табака - дело бессмысленное. Уж извини, много у тебя бессмысленных дел было, - Петр опять сквасился. Вадим успокоил, - но сейчас не об этом. Убирай с пола воду, а Луи пока все приготовит. Папироса есть?
   - Эх, вьюнош. Зачем папироса? Берите мой чубук. Вишневый, Лефорта подарок.
   - Прекрасно. Заряжай трубку, Луи, а я пока на атасе побуду.
   С этими словами Вадим попробовал было усидеть на царском троне. Но тот оказался очень высоким - ноги не доставали до пола, привычной опоры не было; очень угловатым - давил в самые неожиданные места; холодным - можно было смертельно заболеть. И, вообще, как только Вадим уселся, у него сразу же от разных дум отяжелела голова, и он стал ненавидеть Петра за то, что тот сидел здесь до него и до сих пор жив, а Луи за то, что тот тоже жив и может сесть вместо него. Алсанов быстро понял, что трон - не его место. "Нет уж, увольте. Пойду-ка я в народ," - подумал он, спрыгнул и сел на стул Конкордии Власьевны.
  
   * * *
  
   Петр возился с немецкой тряпкой, гремел ведром, журчал водой и довольный наступившим согласием с оппозиционерами, неожиданно появившимися из мужского отделения общественной уборной, фальшиво мычал: " Милый мой Августин, Августин, Августин..."
   Вадим, глядя на его работу, отметил что тот умел и ловок.
   - Батюшка-царь! А долго ты учился на уборщика? И где?
   - Дак это как раз здесь, у нас. Дома. - Царь выпрямился и, привычно сморщившись, взялся рукой за поясницу. - Сподобил нас Господь великим умением - чужое говно убирать. Все флаги в державу нашу великую срать едут. Или просто говно везут. А мы и убираем... Лучше всех это делаем. До своего говна, правда, недосуг... Но тут, что уж... Дрищ идет - брызги летят! Ха-ха.
   Рассуждая, как государственный деятель, о великом предназначении вверенного ему божьим промыслом народа, он обратил внимание, что делает Луи. Тот, отобрав семена и по возможности сильнее измельчив траву, аккуратно и бережно забивал ею чубук. Было видно, что с таким курительным приспособлением он раньше дела не имел.
   - Отцы святые! Уж не Cannabis ли ты пользуешь, вьюнош? - Петр подошел ближе и понюхал содержимое коробка. И сразу же самодовольно и пренебрежительно усмехнулся. - Парни, вы что - дурни? Сами про Европы мне тут предъявляли, а не знаете, что я в Голландии подолгу жил. Ха! Они меня - меня! - решили Cannabisом удивить. И-и-эх! Россия-матушка... Ни хера не меняется!
   В самом деле, конфуз для молодых людей вышел изрядный. Алсанову было откровенно стыдно - взялся императора разоблачать, потом утешать, дескать, сейчас мы тебя, убогого, новомодным вещам научим. А о простых фактах не вспомнил, не подумал. Он елейным и подобострастным тоном спросил:
   - А что, Петр Алексеич, и в ваши молодые годы в Голландии траву можно было?..
   - И траву! И проституток! И пидарасов! Всё можно! На то она и Голландия... А вы, дурни, думаете, чего я там делал? Деревянные башмаки вырезал что-ли?!
   И Петр весело захохотал над двумя недотепами. Потом вдруг резко остановился, посерьезнел и заговорил:
   - Порошок заморский тогда начал появляться. Аптекарь один - Гуттенберг - мне давал. Сказывал, из Новой Индии морем возят. Но дорогой, черт бы его нюхал. Мало его было, и все тайно доставали. Никто не признавался, чтоб других не раззадорить. Н-да... Интересно даже... Вот Голландия - все можно, и ничего страшного спокон веку не случилось. Живут и радуются, тюльпанами пахнут. А у нас!.. Хочешь лучше - и приходится дубиной подданных в счастье загонять, - Петр возвысил державный бас, - а все потому что неучи кругом да лодыри. Один самодержец только и может знать. Н-да... Ну что там у вас, отроки? Зла за конфуз не держу, но выводы делаю. Курить-то пойдем, или как? Трава-то стоящая или опять опозоритесь? А-а? Ха-ха-ха.
   Он нажал кнопку звонка на столе, и вскоре из женского отделения с ведром и шваброй в руках вышла дежурная по сортиру, Конкордия Власьевна.
  
   * * *
  
   В зале, тем временем, собрание само по себе близилось к завершению. Почти все уже успели выразить свою верноподданность. Оригинальные по стилю, высокохудожественные по содержанию и изобретательные по метафоричности речи иссякли, а тех, кто мямлил теперь, слушать было уже неинтересно. Все то и дело отвлекались, создавая гул, и председателю президиума - Жоржу Петровичу - все чаще приходилось звенеть в воздухе медным колокольчиком, призывая к тишине и порядку.
   Клара и Серж сидели с лицами, на которых давно прокис энтузиазм. Иногда они обменивались репликами, обсуждая самого выступающего, а не текст его выступления. Почетный член президиума - Мишель - по выходе из туалета вообще на всё положил. Он напялил темные очки, воткнул наушники от радиоплейера и незаметно гонял его по разным частотам, выискивая свои любимые хип-хоповые композиции. Мишель, не стесняясь, прикладывался к темной бутылке с пивом, на которой в целях маскировки была этикетка "Боржоми". Публика, правда, не обращала внимания на этикетку и знала, что в бутылке пиво. И Мишель знал, что публика знает. Но он уже научился понимать, что даже если "этот быдляк" знает про пиво - не страшно. Написали им в президиуме "Боржоми" - значит "Боржоми". Это и подтвердит под присягой любой здравомыслящий член этого самого "быдляка", ибо научен уже давно простому правилу "Я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак". А Мишель уже начальник. И пусть не самый главный, но третий сверху - это вам не хрен собачий при такой-то толпе народа. Это заслужить надо. Он и заслужил - поди-ка попробуй... Короче, в бутылке "Боржоми" и всё! Точка! Ша!
   О том, что Мишель забурел знала и Зоя. Он уже входил в свиту вожака стаи, а его возраст позволял сделать предположение, что он может стать самим вожаком. Ее, как и всякую самку, власть завораживала и манила на природном, подсознательном уровне - она ведь должна найти самого сильного, умного и хитрого отца своему ребенку. Чтобы он мог обеспечить ее и дитя, а при опасности для них - защитить.
   Зоя сидела и отчаянно строила глазки почетному члену президиума. Она сегодня же решила его снять. Но сразу на танец он ее не затащит. Она будет воочию театрально страдать от внезапно нахлынувшего чувства. Ее душа будет метаться между "хочу" и "нельзя" - вы ведь, кажется, женаты?.. Глаза при этом будут полны праведных слез. Будет и заламывание рук... Можно обморок какой-нибудь забульбенить. Почему нет? И когда кинется откачивать, пусть ощутит прелесть и полноту бюста. Но только на обморочном, бесчувственном теле! Только так!
   Короче, парниша, помурыжить тебя так несколько дней, а когда у тебя в ушах забулькает, выдать тебе такое танго!.. Чтоб надолго потерялся и кроме должностных обязанностей ни о чем думать не смел... Да какой там не смел! Чтоб не хотел даже! И всё - дело в шляпе. Делай, чего ты там должен и мне помогай жить. А если надо мы и твой дурацкий хип-хоп после попляшем, и "Барыню"... Только поаккуратней со своим идиотским пивом. Не испогань идею! Как он вообще эту гадость пьет?.. Вот кретин! Смотреть тошно.
   Мишель на женщин стал смотреть тоже по-новому. Он вдруг внезапно и пронзительно понял, что теперь идет вне конкурса. Ему не надо теперь пытаться произвести впечатление. Достаточно просто упомянуть о своем социальном положении. Тогда о финансовых потоках, рычагах воздействия и кнопках контроля сразу станет ясно даже законченной дуре, коих тут абсолютное большинство. Посмотрите-ка на них - сидят, курицы, шеи вытягивают, глазами стреляют, мол, "выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня". Бери любую, тащи танцевать - вот и будет тебе счастье, тварь безмозглая. И пойдет ведь, дура, в надежде на будущее продолжение. Вон-вон сидит, идиотка! Ну что, Клара?.. Уже, небось, жалеешь обо всем. Ты там, в толпе, а я здесь, на сцене. И хочешь - не хочешь не я тебе, а ты и твой пузатый Серж мне в рот должны заглядывать. И заглядываете! А куда вы на хер денетесь?!
   У Мишеля от гордости за себя даже дух перехватило и свело челюсти. Он чуть не засмеялся в голос. Чтобы уравновесить захлестнувшие его положительные эмоции, он сделал огромный глоток из бутылки и хотел было закурить, но строгий отеческий взгляд старшего соратника по борьбе, Жоржа Петровича, дескать, "Я тебе, сука, щас так закурю!..", заставил Мишеля сунуть сигареты обратно в карман и сделать извиняющееся лицо, мол, "Извини, отец родной, забылся. Мы ведь так давно не отдыхали. Нам, ведь, просто не до отдыха с тобой". Настроение все равно оставалось отличным, Мишель даже придумал себе игру. Он рассматривал в толпе даму, оценивал ее внешность по десятибалльной шкале и пытался представить, какой танец для нее наиболее подходит. Начал игру он с самых молодых и красивых.
  
   * * *
  
   Вадим и Луи покидали новые императорские покои. От переполнившего их чувства единения и дружбы они хотели Петра утащить с собой.
   - Нет, ты подумай, Петр Алексеич. Ну что тебе в этом сортире сидеть? С этой бабкой разговоры разговаривать. О чем?! Пошли с нами. Я сейчас слово держать буду. Послушаешь...
   - Нет, други мои, - Петр вид имел благодарный, но совершенно непреклонный. - Мне, отроки, отсюда путь заказан. Вы же слышали, как Конкордия Власьевна сказала, что нам - державникам - самое место в уборной. Тут я теперь поставлен! Тут моя государева служба! А с бабкой говорить мне ни к чему... Сяду тихонько с ней рядком да и окаменею. Благо трава ваша этому поможет.
   Неожиданно Петр сорвал с лысой головы свою треуголку и выдал парням земной поклон.
   - Спасибо вам, други мои, - проговорил он со слезой в голосе, - за правду вашу, за траву и за доброту, которой, несмотря на грехи мои, наградили меня... Век не забуду душу народную. Э-эх, умеют у нас жалеть!.. Куды там европам всяким.
   И Петр полез целоваться. И Вадим, и Луи с ужасом ощутили каменно-холодное прикосновение к лицу царских губ и ледяные царские слезы на своих щеках. От самодержавной стужи приятели даже немного протрезвели, проводили царя на его место. "Сидай, родимый, сидай. Нагулялся уж, поди," - захлопотала Конкордия Власьевна. И пошли в зал.
   Луи пошел на свое место в последнем ряду, а Алсанов направился прямо на сцену. Но сразу подняться ему не дал неожиданно, как из под земли, преградивший дорогу "рекс". За время, проведенное вне новых правил поведения, расслабляясь в туалете, Вадим совершенно разучился ориентироваться в происходящем. Весь его мозг был сосредоточен на предстоящем выступлении. Он пытался напрячь волю и выстроить логику своего спича. Разные направления нетрезвости растаскивали его сознание в разные стороны, и Алсанов ощущал растерянность, а тут еще этот службист, выросший на его пути. Вадим поплыл и замямлил:
   - Из-звините... Я это... Хочу выступить... Моя заявка там... Я записывался... Может уже можно?.. В-вы бы узнали... Я подожду...
   При этом вид у него был просящий и очень жалкий. Как ни странно это помогло, и "рекс", приклеив взглядом и жестом Алсанова к месту "стой, где стоишь", отправился наводить справки.
   Увидев Вадима у сцены, Зоя все поняла и решила, что лучшего момента для стрельбы по двум зайцам одновременно может не быть вообще. Она вскочила и рванула в сторону президиума. Вытянув вперед и вверх правую руку, она вскрикнула:
   - Пропустите меня. Есть очень важное и конфиденциальное замечание для почетного члена президиума. Пропустите, это срочно!
   Зоя привлекла к себе общее, начавшее было скучать, внимание. В зале начали шептаться. Большинство поняло её так, что она в паре с Алсановым, и они вместе что-то хотят от начальства. Как бы там ни было, но публика проснулась, началось оживление.
   Важная голова повернулась к председателю президиума. Тот понял вопрос и ткнул локтем в бок Мишеля:
   - Это к вам, молодой человек. Вы её знаете? Что она хочет? Имейте в виду, любые неожиданности, даже прикрываемые вашим именем, недопустимы!
   Мишель, отвлеченный от сладостных раздумий, с неудовольствием вынужден был возобновить выполнение служебных обязанностей. Он в недоумении пожал плечами.
   - Пусть подойдет. Она же пошептаться хочет. Все равно кроме нас никто ничего не узнает.
   - Резонно. Но все равно, под вашу ответственность, - и Жорж Петрович сунул под нос Мишелю мощный кулак. - Смотри, сука! Пинком отсюда вылетишь.
   Вадим тоже отметил для себя движения в зале. Но, поглощенный своими интеллектуально-волевыми стараниями, не стал даже задумываться о мотивах Зои. Он стоял и ждал. Как овца на заклании. Единственное, что у него вертелось в голове независимо от других мыслей: "Надо срочно как-то взбодриться. Кофе выпить, шампусика, виски или абсента - все равно."
   Тем временем, младший присягнувший сотрудник выяснил в секретариате судьбу "заявки на выступление в прениях, поступившей от гр. Алсанова Вадима Алексеевича". Бюрократическая машина сработала четко и после внесения необходимых регистрационных записей: тезисных обещаний соискателя; его отпечатков пальцев, оперативно снятых с бланка заявки; фотоснимков анфас и профиль; в соответствующие книги и папки "Хранить вечно", "делоN" было передано в президиум для рассмотрения по существу. Проще говоря, сразу резать эту овцу или, все-таки, дать ей еще поблеять с трибуны.
   Президиум в полном составе с удовлетворением отметил, что Алсанов - последний из желающих выступить. Значит, приближалось время отдыха, хотя... Покой нам только снится - надо, чтобы этот последний выступил ударно, чтобы подвел своего рода резюме под удачно проведенным мероприятием. Члены президиума, вчитываясь в материалы личного дела, кидали взгляды на заявителя - человека, судя по бумагам, грамотного и скромного, но способного внести в концовку мажорно-оптимистический аккорд и тем самым воодушевить массы на новые подвиги. А может он еще и петь умеет?! Вот было бы здорово, если бы он сам, без подсказки, в душевном порыве, гимн грянул!,, А весь зал подхватил бы!.. Ух ты-ы! Вот это было бы да-а!
   Но тут идеологические мечты старшего поколения президиума прервала Зоя, которой, наконец, удалось пройти все блок-посты, кордоны, заслоны, рамки и металлоискатели. Она подскочила к столу президиума решительная и раскрасневшаяся. От волнения её грудь 3-го размера ("Четвертого, пожалуй, все-таки четвертого. Маловат тебе этот лиф, крошка," - подумали опытные Жорж Петрович и государственно важная персона) вздымалась. Зоя была прекрасна, как Валькирия. Даже Мишель, глядя на нее, забыл о потенциальной для себя опасности. Красавица с удовольствием отметила вполне ожидаемую мужскую реакцию на свое появление в непосредственной близости от начальственных фигур. Она склонилась над столом и горячо, даже страстно, зашептала Мишелю, но так, чтобы слышали все начальники:
   - Мишель, дорогой! Я не могу стоять в стороне!.. Мы все, вы все подвергаетесь опасности! Человек, стоящий у сцены, - провокатор!
   Почетный член президиума явственно ощутил, как ему в черепную коробку одновременно загнали тысячу иголок. В его сознании пронеслись картины недавнего прошлого, когда он сидел с провокатором за одним столом, одновременно с ним находился в туалете, курил, разговаривал... О, ужас! А вдруг последуют оргвыводы! Что же будет?!
   Зоя вернула паникера в реальность, как бы невзначай взяв того за руку. Она еще ниже прилегла грудью на стол, изогнув тело так, что у всех троих с губным чмоком попадали и отвисли нижние челюсти.
   - Поймите, Мишель! Я слишком хорошо к вам отношусь, чтобы смолчать, - Зоя плавно, по-балетному, перенесла центр тяжести на одну ногу, а вторую соблазнительно отставила через разрез на платье в сторону. - Я раньше была знакома с этим человеком, но когда я узнала, что он замышляет, то сразу же порвала с ним. А вы, Мишель!.. Я просто восхищаюсь вашей честностью и порядочностью. Вы - наша честь и совесть, ах, Мишель!
   Жорж Петрович в нетерпении начал ерзать на стуле. Особо важное ухо выбрало точку с наибольшим уровнем звукового сигнала и стало увеличиваться в размерах. Мишель с открытым ртом смотрел в Зоино декольте.
   - Боже мой, Мишель, как могла Клара с вами расстаться?! Вы такой!.. Вы такой!.. Вы не такой, как все! Я бы, наверное, никогда не смогла вас разлюбить. Сколько в вас мужества нести свой тяжкий крест ответственности в нелегкой борьбе. Вам нужна боевая подруга.
   Человек в штатском под столом лягнул ногу председателя. Тот все понял.
   - Сударыня, вы прекрасны в своей любви и патриотизме. Но хотелось бы побольше патриотизма. Итак, тот человек - провокатор. Дальше и поподробнее. Про любовь потом, после нашей победы.
   - Ах да. Мишель, простите. Вы сводите меня с ума... Но дело прежде всего... Алсанов собирается с трибуны высказать совсем не то, что написал в заявке. Представляете, каков лицемер! Я собственными ушами слышала, что он будет говорить о свободе, правде, искренности и справедливости, как он выразился, в первоначальном смысле этих понятий. А вы, дескать, их используете как приманку. Когда надо загнать толпу в какое-то дерьмо, то вы сразу начинаете народу этого Лазаря петь. Между тем, сами погрязли, мол, в разврате, цинизме и лицемерии. Это вы-то, представляете! Каков клеветник! А еще всех в обязательном порядке заставляете ура! кричать по поводу любой гадости, которую вы для людей удумали. Ах, Мишель, я его боюсь! - Зоя театрально сжимала руку почетного члена.
   Мужчина в штатском незамедлительно снял трубку появившегося на столе спецтелефона. Это был древнего вида белый аппарат, какие отечественная промышленность производила несколько десятков лет назад. Но это и была его главная особенность, потому он и был Спецтелефон. На аппарате не было наборного диска или кнопок. Вместо них был прилеплен маленький государственный герб. Разговаривать по такому аппарату можно было только стоя. Вернее, не разговаривать, а получать инструкции и указания от одного самого главного собеседника. Важный человек, стоя с пионерским салютом, выслушал телефонную трубку, положил её на спецаппарат и только потом сел. Он повернул башню к председателю и кивнул. Тот, как всегда, всё понял.
   - Спасибо вам, милочка, за ценнейшую информацию. Родина вас не забудет. Гордитесь, Мишель, своей знакомой. Настоящая патриотка. Ура! и-и... Да здравствует!
   Но подумал старик другое: "А ведь Алсанов прав в том, что хочет высказать. И все с ним в душе согласны, даже эта штатская рожа. Страшно нам только, что наши жопы из комфорта могут вылететь. Вот и приходится выбирать: то ли совесть не болит, то ли жопа. Большинство голосует за жопу. Погано, что многие это делают не по убежденности, а из стадности и по привычке. Филейный комфорт всегда в моде, душевный - никогда. А эта-то стерва с потрохами своего бывшего сдала. Тоже для жопы тепла ищет, сучка."
   Зоя медленно поднялась со стола, но еще продолжала держать руку Мишеля, охать и вздыхать, восхищаясь настоящим мужчиной. Она ждала, когда "это чучело" проявит инициативу и назначит ей встречу наедине. Но тому было не до нее. Неопытный в аппаратных играх почетный член президиума подрастерялся от обилия информации и думал только об одном. Слава богу, что важность государственного вопроса превосходит его компетенцию, записанную в должностной инструкции, и ему самостоятельно не надо принимать никаких решений. Это сделают люди рангом повыше, мозгами покруче и опытом побогаче.
   - Потом, Зоя, потом... - только и смог пробурчать Мишель, - Идите... Пока... Спасибо...
   - Но вы расскажете мне потом, после победы на невидимом фронте, - страстно шептала новоявленная Мата Хари.
   - Да, Зоя... Всенепременно... - настоящий мужчина, стесняясь и стыдясь, вырывал свою руку из Зоиного капкана, - Расскажу все, что можно будет. Но потом...
   Мишель покосился на представителей старшего поколения. Важный человек уже инструктировал подчиненного командира отделения. Жорж Петрович, стараясь незаметно разглядеть провокатора, соображал, что операция предстоит суперсерьезная - во вражеских глазах явно присутствовала мысль, а самая сложная борьба - это борьба с мыслями. Победить их полностью невозможно, и любой успех в этой битве можно считать только промежуточным, тем более, что большинство коллег на всякий случай, для перестраховки, борются со всеми мыслями подряд, и "за", и "против", только глубже их загоняя. А это хуже всего - это не есть победа, это уже оттянутое поражение. Но сейчас был именно тот момент, когда надо было оттянуть мысли этого человека от толпы, еще не до конца окрепшей в своих собственных мыслях "за".
   Разработанный в верхах план операции оригинальностью не отличался, но его эффективность подтверждалась многократным использованием. Все участники без лишних слов знали, что кому делать. Командир отделения младших присягнувших сотрудников отошел от стола президиума, пригласил туда для собеседования Алсанова, а сам спустился для инструктажа своих орлов. Через минуту они рассыпались в толпе.
   Алсанов подошел к президиуму с максимально миролюбивым и добродушным выражением лица. По тому, как , проходя мимо него, высокомерно фыркнула Зоя, Вадим начал понимать, что причина этого переполоха в зале - он. Но, будучи уверенным в грамотности заполнения официальных бумаг, Алсанов знал, что по закону, сочиненному и записанному избранниками самих себя, запретить его выступление нельзя.
   - Мы очень рады вашему желанию выступить, - Жорж Петрович изо всех сил старался скрыть волнение. Мишель стоял и просто глупо улыбался. Открывать рот ему запретили, чтобы не провалить операцию. - Сейчас уже заканчивает свою речь этот оратор, и следом ваша очередь. Вам известен регламент?
   - Да, конечно, - Вадим еле-еле разлепил рот, его одолевал сушняк.
   Председатель, видя такое, обрадовался: " О-о! Сам всевышний нам в подмогу!"
   - У вас, я вижу, во рту пересохло от волнения. Понимаю, понимаю... Такая большая аудитория... Успокойтесь. Советую промочить горло.
   После этих слов со своей инициативой хотел было проявиться Мишель и даже сделал намек на движение за бутылкой замаскированного пива, но опытный председатель пресек несанкционированную инициативу в зародыше - наступил своим каблуком на ногу начинающему руководителю и качнулся. Алсанову это движение показалось радушным и ободряющим. Он даже не заметил, что лицо почетного члена покраснело от боли, а глаза сошлись на переносице и закрылись.
   - Да, - пролепетал Вадим, - я бы чего-нибудь попил.
   - Конечно, конечно.
   Старик схватил со стола графин и наполнил до краев стакан. В этот момент по обе стороны от Алсанова материализовались молодые службисты. Председатель подал стакан Вадиму.
   - Прошу.
   - Пей до дна. Пей до дна, - негромко запричитали "рексы".
   Алсанов жадно присосался и только на половине понял, что в стакане водка. Он хотел было прервать поглощение и сделал удивленно-вопросительные глаза, но один из конвоиров железной рукой задержал стакан у алсановского рта и тому пришлось проглотить всё.
   - Вот и славно, - Жорж Петрович улыбался одними губами. Глаза его оставались по-змеиному холодными. Алсанову наконец-то удалось вдохнуть, и на его лице опять появился вопросительный знак. Но ответом послужил кивок особо важной головы, и служивый еще раз наполнил стакан из графина.
   - Что происходит, господа-товарищи? Я не понимаю.
   На самом деле Алсанов уже всё понял и отдавал должное изобретательности государственной службы. Главное, что всё - в рамках закона. Никаких запретов, цензуры и прочих глупостей. "А царь-Петр державу нашу всуе ругает. Да наши негодяйские традиции - самые негодяйские в мире. Молодцы ребята! Хоть в сволочных и бесовских делах впереди планеты всей."
   - Я вами горжусь, граждане начальнички. Таких козлов больше нигде нет. Выпьем за вас, чтоб вам ни дна, ни покрышки. Всё равно ведь пить заставите, - Вадим смотрел зло и весело.
   - И это правильно. Между первой и второй перерывчик небольшой, - старик-председатель был доволен, что дело идет без лишних эмоций. - А с вами приятно иметь дело, молодой человек. Вы еще не передумали выходить в народ со словами?
   Вадим молча засосал второй стакан водки. Ему удалось переломить направление дурмана в своей голове в сугубо алкогольную сторону. "Это мы еще посмотрим, ребятки, на чей член муха сядет. Сейчас кайф переломлю, а там, главное, успеть высказаться. По пьяни я это сумею..." В голове Вадима разрастался пьяный шум, сушняк прошел и говорить стало легко. Только бы язык не заплетался. Алсанов решил, что пить больше никак нельзя и начал талантливо для высокопоставленных зрителей играть тяжело пьянеющего человека. Он стал покачиваться, улыбаться и сам с собой буровить. То и дело порывался пожать руку председателю президиума, почетному члену и даже человеку в штатском, но того в последний момент оградили от панибратства.
   - Я оч-ч хощу рассказать всем, какие вы замечательные люди. Я хо-щу, чтобы это зна-ик-ли все. Проводите меня к месту словоблудия, то есть, простите, волеиз-зявления, то есть... это ... ну вы поняли.
   Президиум молча, одними взглядами посовещавшись, решил, что " пусть уже идет, клоуна из себя корчит". Дескать, он уже не опасен, всё равно, ничего путного не скажет. А вот спеть, пожалуй, сможет. Жалко, что не торжественно и не гимн, а всего лишь какой-нибудь "Мороз, мороз", но и это в плюс - человек продемонстрирует аполитичную радость бытия, которую ему и принесла правильная и гуманная политика лучших людей и избранников самих себя и друг друга. Короче, подтолкните этого алкаша к трибуне, пусть публику повеселит. Хрен с ним.
  
   * * *
  
   Оставшись без опеки и взойдя на трибуну, Вадим перестал качаться, взял себя в руки и приготовился громко кричать, так как был уверен, что микрофон для его слов проработает недолго. А пока он пару раз щелкнул по нему пальцем, чем привлек общее внимание.
   - Господа! - совершенно трезвым и твердым голосом начал он. - Поднимите руки те, кому нравится, когда их нагло обманывают.
   В президиуме после этих слов поняли, что Алсанов оказался не так прост, и у Мишеля началась очередная паника, но опытные руководители потому и опытные, что продумывают разные сценарии развития событий. Человек в штатском сделал едва заметный жест, и спецкоманда в зале ввела в действие запасной план. Алсанов торопился:
   - А есть ли среди вас те, кому нравится говорить, что им нравится, когда их обманывают? Тоже нет таких.
   Вадим с некоторым удивлением следил за работающим микрофоном. Наивный, он не знал, что после секретного измерения мощности его голоса, государственные люди поняли, что ему хватит его собственных децибел и отмели вариант с выключением микрофона. Они приготовили кое-что другое.
   Между тем, публика просыпалась. Её заинтересовал новый оратор.
   - Но, господа! Вы ведете себя непоследовательно. На ваших ушах висит лапша. И вы знаете, что она висит, но единогласно кричите: "Ура! У нас на ушах висит лапша, и нам это нравится!"
   Кое-кто в зале даже посмел одобрительно улыбнуться, кое-кто хлопнуть в ладоши. Вдруг неожиданно для всех прямо рядом со сценой подскочил тот самый пьяненький господин, который ранее восхищался Кларой и возмущался Мишелем и, очевидно, реабилитируясь перед начальством за Мишеля и по поручению президиума, в привычной для себя манере завопил:
   - Пазво-ольте! По какому праву этот гражданин на трибуне нас оскорбляет?! Какая такая лапша на ушах?! Лично у меня на ушах ничего нет! Ни у кого нет! Постойте, господа!.. Да он же пьяный!
   И сразу же в разных концах зала стали вскакивать люди, по виду явно из государственных молодежных и ветеранских организаций, и кричать "Долой алкоголика!", требовать уважения к великому прошлому и грандиозному будущему, улюлюкать, свистеть и топать ногами. Алсанов понял, в чем секретное оружие государственных людей - водку-то он действительно пил, в его башке она уже начала активно действовать, и любая экспертиза подтвердит сильнейшую степень опьянения. А мало ли, что человек спьяну городит... Но самое страшное было то, что он не сможет даже в микрофон перекричать этих подсадных возмутителей толпы. Они уже в едином порыве скандировали, заводя остальных:
   - Кле-ве-та! Кле-ве-та!
   От коварства начальников, собственной беспомощности, бессильного одиночества Вадим разнервничался. Он перестал контролировать ситуацию и орал в микрофон:
   - Я не пьяный! Здесь всё подстроено!
   Но ему было труднее, чем врагу. В конце концов, Алсанов, видя тщетность усилий одиночки в борьбе с государственным оргмонолитом, впал в истерику и стал оскорблять толпу по-настоящему:
   - Стадо баранов! Быдло! Пропади вы все пропадом, скоты!
   И швырнул микрофонную стойку в зал. Бесцветные молодые люди только этого и ждали. И когда горе-оратор под свист толпы пинком попытался свалить трибуну, операция по нейтрализации провокатора вступила в свою завершающую стадию.
   Отделение младших присягнувших сотрудников в полном составе возникло на сцене и начало профессионально крутить и вязать бузотера. Вадим отчаянно сопротивлялся. Ему удалось даже треснуть одного из "рексов" по морде. Но тому оказалось хоть бы что, а рука вышла из строя, как будто удар пришелся в бетонную стену. Вокруг толпы дерущихся бегали какие-то люди. Особенно активно вел себя давешний пьяненький господин. Он все время старался быть на виду у президиума, возмущенно кричал, лягался коротенькими ножками и, в конце концов, когда связанное тело Алсанова подняли на руках над головами, он оказался-таки среди тех, кто поднимал.
   Нейтрализованного кляпом во рту оратора пронесли мимо ошалевших секретарш в заранее приготовленное место отсидки - кладовку в подсобном помещении ресторана. Отделение служивых плюс один гражданский в ногу подошло к распахнутой двери кладовки. Алсанова поставили на ноги, вытащили кляп от греха, чтоб не задохнулся, грамотным апперкотом в печень согнули его тело пополам и резким пинком под выставленный зад отправили его на место отсидки. Захлопнули дверь, задвинули засов. Всё! Можно идти докладывать - операция закончилась успешно.
  
   * * *
  
   На грохот из своей норки высунулась мышиная мордочка, с интересом и беспокойством оглядела упавшее человеческое тело и сразу же спряталась обратно.
   - Дорогой! Там какой-то пьяный мужик упал и лежит... И больше нет никого...
   Это громким шепотом проговорила своему мужу, отцу своих детей, мышка-мать. Она была в полном недоумении. Не так давно мышиный Высший Совет, учитывая заслуги её мужа в производстве потомства и её собственную здоровую плодовитость, выделил им новое престижное место жительства - отдельную благоустроенную нору в кладовке ресторана. О таком жизненном успехе мечтает каждая серая мышь. С тех пор мама-мышь при встрече с друзьями и знакомыми стала ощущать в груди щемящее и сладкое чувство гордости и удовлетворения от накрывавших её потоков зависти других мышей. Многие старинные друзья и даже родственники в разговоре с ней или папой-мышью невольно переходили на заискивающий тон, старательно смеялись их шуткам и анекдотам и, вообще, вели себя нарочито униженно. Мол, куда нам до вас... Вы вон в фаворе у Высшего Совета, ваши портреты на Доске почета висят, дом - полная чаша - на жратве сидите. Что говорить, везет вам, жизнь удалась, плодитесь и размножайтесь всласть, на радость руководству. Надо отдать должное маме-мыши, она старалась поддерживать со всеми ровные отношения, вела себя так, будто после их переезда в новую нору ничего не изменилось, и они с мужем остались прежними мышами. Но от окружающих не скроешь, что отец семейства, освободившийся от забот по добыче пропитания, разленился и начал толстеть. У него появились новые друзья-собутыльники, живущие в норах с выходом в мясной холодильник и винный погреб. Он завел себе развесёлых мышек на стороне, и мама-мышь все реже бывала беременна. Но представители Высшего Совета убеждали всех сплетников, что плодовитость образцовой пары снижается в силу естественных возрастных причин. Мышиное руководство не могло вслух признать, что ошиблось в выборе всеобщего кумира и эталона, который не прошел пока проверку медными трубами. Признать такое и развенчать перерожденца значило бы уронить собственный авторитет. А это уже грозит потерей реальной власти. Да и папа-мышь понемногу умнел и учился грешить втихаря, все реже общаясь с простым мышиным народом. Это давало руководству повод надеяться и даже рассматривать мышь-отца как возможного кандидата в делегаты и депутаты. Очень удобного причем, так как на него накопился неплохой компромат, а значит его подконтрольность, предсказуемость и исполнительность - под полным контролем. Папа мышь тоже понимал, что нужны дополнительные гарантии для обретенного им благополучия. Поэтому он без колебаний согласился на службу секретным агентом мышиной администрации. Он регулярно делал письменные отчеты о встречах со своими новыми сытыми и влиятельными друзьями и подругами. Стучал, одним словом. И делал это квалифицированно и преданно, ибо понимал, что, обеспечивая таким образом безопасность действующей власти, он делает безопасным и свой образ существования, полный плотских радостей и удовольствий.
   В эту его вторую, тайную, жизнь, без которой первая становилась хрупкой как утренняя осенняя наледь на лужах под тяжелыми мышиными лапами, были посвящены всего несколько мышей из Самого главного отдела администрации. Они ценили рвение своего агента и не раз давали ему понять, что при таком его подходе к делу они всегда принимают точные решения, а потому и они, и он могут спать спокойно. Им гарантирована власть, ему гарантирована сладкая жизнь. Кайфуй, папа-мышь! Но ни на секунду не забывай о своей правительственной службе под оперативной кличкой "Грызун"
   - Что же этот мужик ничего не принес? - спросил у жены папа-мышь, продолжая валяться с полным животом.
   - Не знаю...
   - От, дура, - в сердцах тихо прошептал кормилец и громче добавил, - ладно, пойду сам посмотрю.
   Он по-шпионски осторожно осмотрел выход из норы, убедился в отсутствии мышеловок и стал короткими перебежками передвигаться по кладовке, постоянно прячась так, чтобы человек не успел среагировать. Оглядев полки для хранения продуктов, папа-мышь понял, что ничего нового на них не появилось. А всмотревшись в лежащее на полу в неестественной позе человеческое тело, он увидел на нем грамотно и туго стянутые веревки. Ему стало не по себе.
   - Ни хрена не принесли, - пропищал отец многочисленных отпрысков, вернувшись в нору, - ни крупы, ни сладостей, ни муки... Даже этих серых, как засушенная глина макарон не прибавилось. Плохо... Ничего нового на десерт не будет.
   - Ох, дорогой! И разбаловался же ты у меня! - любовно пискнула жена-мышь.
   - Это не я у тебя, а ты у меня, - пробурчал муж. - Просто свежего шоколада с орехами хочется. Ладно. Слушай сюда.
   С этими словами он сделал лапкой подзывающий жест, подмигнул черным глазом-бусинкой и кивнул головой в сторону самого дальнего и темного угла. И сразу же засеменил туда.
   - Это не просто пьяный мужик, горячо зашептал папа-мышь прямо в ушко подползшей жене, - он не просто упал. Его сюда бросили! Как преступника в темницу, понятно?!
   - Но разве кладовка - это темница?
   - Это не просто какой-то мелкий жулик. Это государственный преступник! Поверь моему огромному мозгу, ты же знаешь, как он прекрасно заполнен и отлично анализирует. Так вот, этот связанный мужик...
   - Он связан?! - мама-мышь в ужасе вскинула к мордочке передние лапки.
   - Да. И не абы как связан, а узлами и петлями государственной безопасности.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю, раз говорю. Это сейчас неважно, откуда... В кладовке его заперли скорее всего потому, что другого подходящего помещения для изоляции не было, а острая необходимость в изоляции была. Короче, слушай инструкцию. Пока он связан - он не опасен. Даже если очнется. Но когда пройдут обстоятельства его опасности для человеческого государства или, наоборот, они усилятся... В общем, он здесь не навсегда. За ним придут, чтобы выпустить или закрыть по-настоящему, где положено. Так что жить пока придется в постоянной тревожной готовности номер один. Даже сидя в норе. Знаешь, как люди говорят, когда окружают защитным кордоном свое государство?
   - Как?
   - Чтобы мышь не проскочила...
   - Ужас!..
   - То-то и оно. Когда у людей дело касается государственных интересов, то плохо становится всем - и людям, и не людям. Прессовать начинают всех, кто под руку попадется.
   - Дорогой, давай не будем выходить из норы, пока его не уберут из кладовки.
   - Разумеется! Кстати, а у нас есть, что пожрать?
   - Есть немного в запасе. В крайнем случае поголодаешь, тебе полезно.
   - Хорошо. Еще два пункта инструкции: ведем себя потише, не скребемся, и... детей пока делать не будем, а то ты пищишь громко, - с надеждой прошептал отец семейства и стыдливо уставился в пол.
   - Договорились.
   Папа-мышь облегченно вздохнул и опять улегся.
  
   Послесловие. Почти что быль
  
  
   - Вы добиваетесь абсолютной личной свободы. Ваш этот бегемот...
   - Носорог, - поправил чучельника Вавилов.
   - Ну пусть носорог. Так вот, носорог - главное подтверждение. Вы хотите, чтобы все ваши желания исполнялись. И вы выбрали правильный путь. Я имею в виду деньги. Чем больше денег у такой творческой души, как ваша, тем легче исполнять самые дикие, не побоюсь этого слова, желания. Можно и без денег, таких людей, которые обретают свободу без денег, достаточно много. (...) Но вам ведь другая свобода нужна. Не свобода сидеть в котельной и думать, о чем заблагорассудится, верно?
   - Да уж. Хотелось бы как-то не в котельной.
  
   Алексей Рыбин
   "Фирма"
  
   Алсанов очнулся на своей кровати. Он спал и в одежде, и укрытым. Очевидно, ворочался во сне, потому что одеяло с простыней были закручены в жгут и обматывали его самым причудливым образом. Подушка валялась на полу, а у Вадима от неестественности вынужденной позы сильно затекли руки и ноги. Он с нервным мычанием резкими движениями распутался, расправил на себе перекрученную майку, поддернул штаны, вытянулся и вернулся в реальность. В руках и ногах началось лёгкое покалывание - они оживали.
   Из коридора донесся громкий, требовательный, но вежливый стук во входную дверь. Кто-то, наверное, давно уже барабанил, пытаясь добудиться Алсанова. То, что он дома было понятно по тому, что на кухне приемник от души исполнял джаз, в коридоре горел свет, а Вадька трубно храпел с присвистом, как работающий с натугой двигатель трактора К-700.
   Вадим встал на нетвердые ноги и, покачиваясь, пошел открывать. По дороге вспомнил про ключи, громко сказал в закрытую дверь:
   - Щас! - стук прекратился.
   Вернулся в комнату за ключами и, возвращаясь в прихожую, с радостью нащупал в кармане штанов измятую пачку "Космоса". Достал одну сигарету - поломана, вторую - поломана, третью, четвертую - то же самое. Пятая по счету была превращена в плоский крючок, но уцелела. С наслаждением закурил, затянулся полной грудью и только потом вставил в скважину ключ и повернул.
   Приемник в этот момент пропикал время, а потом женским голосом сказал:
   - На "Маяке" концерт по заявкам "Для тех, кто не спит". Наш постоянный слушатель из Москвы товарищ Мелкобесов просит включить в программу песню Арно Бабаджаняна на слова Евгения Евтушенко "Чертово колесо". С удовольствием выполняем эту просьбу. Поёт Муслим Магомаев."
   За дверью стоял пожилой, седовласый, импозантный, холёный мужчина. Он был идеально выбрит, от него приятно и дорого пахло заграничным одеколоном, которого для своих туалетных процедур он явно не жалел. Хороший запах, подхваченный возникшим сквозняком, смог немного перебить сивушно-табачное амбре, распространяемое кухней. Незнакомец был в не застегнутом светлом кашемировом пальто с черным шелковым кашне. Под пальто просматривался прекрасный серый костюм из тончайшей английской шерсти в ёлочку, белоснежная рубашка с модным углом воротника, затянутого в меру пестрым галстуком. На ногах у гостя были мягкие, кожаные, черные туфли-мокасины безукоризненной чистоты, удивительной для рабочего поселка. В руке он держал обычный пластиковый пакет с изображенной на нем уродливо стилизованной новогодней елкой. Пакет был настолько стар и замызган, что поздравление с Новым годом, написанное над елкой, стало нечитабельным, оно только угадывалось. А вот "с новым счастьем", размещенное под елкой, словно рождественский подарок, выглядело все еще свежо. Получалось, что вы, как будто, получаете новое счастье не в Новый год, а в тот конкретный момент, когда этот мешок попадается вам на глаза.
   Приемник пел:
   Но ты помнишь, как давно, по весне
   Мы на чертовом крутились колесе.
   Алсанов немного смутился - такой парад, какой был на мужчине местные начальники себе не позволяли. Человек был явно не отсюда. Вадим видел его впервые. Но в то же время какой-то слабоуловимый образ вертелся в его уставшей голове, будто с гостем было знакомо подсознание Алсанова, не отправившее вовремя нужного сигнала в его участок мозга, отвечающий за реальность восприятия.
   Колесе, колесе...
   А теперь оно во сне. - Лирично тянул прекрасным голосом молодой Магомаев в приемнике на кухне.
   Впрочем, Алсанов решил, что необъяснимое знакомство с первый раз встреченным стариком - это посталкогольное наваждение. Похмельный синдром. Отходняк. Он выдохнул дым в сторону от гостя и повернулся к тому с вопросительно учтивым видом.
   - С кем имею честь? Чем могу служить? - хриплый со сна голос Вадьки несколько диссонировал с выбранным им "высоким штилем". Кроме того, антураж мизансцены, выдававший недавний пьяный разгул, и внешний вид Алсанова с помятой мордой и в грязной, надорванной в некоторых местах майке, могли бы вызвать после этих слов комедийный смех. Но гость оказался человеком невпечатлительным и воспитанным. Он только приветливо улыбнулся, обнаружив безупречные зубы:
   - Добры вечер, Вадим Алексеич. Вы позволите зайти?
   - Проходите, прошу вас, - Вадим галантно посторонился. Гость зашел, улыбнулся Алсанову еще приветливее и протянул руку.
   - Давайте знакомиться. Меня зовут Адам Вергильевич.
   И как будто позабыл я про всё.
   Только черт заводит снова колесо.
   Колесо, колесо...
   И летит твое лицо. - Пела кухня.
   "И все-таки эта лощеная морда мне раньше определенно попадалась на глаза. Вот только когда и где?" - напрягал содержимое черепной коробки Алсанов. Но безуспешно.
   - Признаться, Адам Вергильевич, не знаю даже, куда вас пригласить присесть... У нас с соседом сегодня праздник был... А убрать еще не успели...
   Вадьке было стыдно за свою бичарню перед шикарно прикинутым и ухоженным гостем. Когда тот зашел в прихожую на яркий свет, Алсанов разглядел его ровный загар на лице, ясные и хитрые черные глаза, благородно-седую шевелюру, уложенную на ровный, словно по струне, пробор. Вообще, внешность у человека была буржуазно-голливудская. Он всем своим видом представлял материализованное воплощение абстрактных понятий успеха и удачи. Сияющий облик нежданного гостя вопиюще контрастировал с окружающей обстановкой и внешним видом хозяина. Адам Вергильевич высвободил свою правую руку с золотым браслетом на запястье из алсановской и, продолжая улыбаться, повернулся в сторону кухни, уверенно прошел.
   - Не беспокойтесь, молодой человек. Знаю я про ваш с Бедайкой праздник. Вы сегодня его сподвигли на героизм в отношениях с женщинами. Кстати, его приключение на любовном фронте еще продолжается.
   Адам Вергильевич приглушил приемник, совершенно по-хозяйски выдвинул ящик стола, достал оттуда гвоздь-сотку, молоток и пассатижи. Простучал костяшкой согнутого пальца деревянную стену, нашел спрятанный под фанерой брусок, на треть под углом забил в него гвоздь, затем пассатижами превратил его в крючок, вынул из пакета походные складные плечики, аккуратно накинул на них пальто и повесил на крючок. Все это было сделано молча, быстро и точно. Между висящим пальто и засаленными обоями был зазор в 1 сантиметр - Вадька специально заглянул.
   - Плюс-минус пару миллиметров, - вслух добавил гость, словно прочитав алсановские мысли, - опыт, знаете ли... А хотите я вам, дорогой друг, расскажу, чем кончатся похождения начинающего дон-жуана?
   Пораженный необъяснимой осведомленностью незнакомца Вадим молчал. Не успел он как следует удивиться тому, что Адаму Вергильевичу хорошо известны прошлые события, как тот уже предлагает рассказать о будущих. Алсанову хотелось думать, что этот человек просто очень умен и опытен в жизни, но управлять своими собственными мыслями с похмелья получалось плохо, и в мозгу уже засело беспокойство, что не все так просто. "Черт! Кто это такой? Что ему надо?" Гость, тем временем, аккуратно, двумя пальчиками, чтобы не испачкать рукава, взял клеёнку на обеденном столе за два противоположных угла, задрал их вверх и связал в узел. Потом сделал то же самое с двумя другими концами клеёнки. Взял узелок с грязными тарелками, вилками, банками, рюмками, чашками и объедками со стола и изящно отправил его в угол. Столовый инвентарь, собранный в кучу обиженно брякнул. Затем старик достал из пакета новую скатерть в красно-белую клетку и расстелил её на столе. Такой же расцветки накидками покрыл две табуретки. Жестом пригласил сесть Вадима и уселся сам. Кухня на отдельном своем участке приобрела цивилизованный вид. Ошеломлённый уверенными манипуляциями гостя Алсанов решил привести себя в порядок, чтобы хоть немного соответствовать новой реальности.
   - Конечно, конечно, Вадим Алексеич. Мне кажется, вам не помешает умыться- причесаться.
   В ванной комнате тоже не было оазиса чистоты. Мыло, зубные щетки, паста были разбросаны по полу. В ни разу не чищенной, покрытой желтым налетом ванне, чье сливное отверстие было заткнуто то ли носком, то ли носовым платком, в грязной воде плавали полотенца и один Серегин тапок. В раковине валялся колпачок от помады.
   "Этот франт, наверное, и про Зою знает. Интересно, где она?" - подумал Вадим, с ознобом обливаясь ледяной водой. Горячей воды не было. Когда он поднял голову, то увидел на грязном зеркале, на фоне своего отражения, косую надпись губной помадой "дурак". Вадька, хоть убей, не помнил, что за повод он дал Зое для обиды. Обрадовало, правда, то, что обида была не смертельной - кроме надписи на зеркале был отпечаток губ. Зоиных напомаженных пухленьких губок. Конечно, Зоиных, чьих же еще! Не Серега же зеркало целовал! А впрочем, чего только по пьяни не учудишь. Тем более, причина разозлиться на Алсанова у Бедайки была. Хотя, даже если предположить, что он решил заочным оскорблением отомстить Вадьке, то написал бы он не "дурак", а "козел" или еще чего покруче.
   Вадим вытерся своей майкой, прошел в комнату, размашисто и быстро навел в ней видимость порядка, причесался, надел свежую клетчатую рубашку "ай эм ковбой фром Техас" и вырулил на кухню.
   - Я думаю, Вадим Алексеевич, что вам для полного оживления не повредит капля спиртного под хорошую закуску. Помните, как у Булгакова Воланд Степу Лиходеева в чувство приводил... Ха-ха, прелесть. Чудный, правдивый Михаил Афанасьич. Вы согласны со мной? А Воланд, Воланд-то у него каков? А-а? Чудо, клянусь, честное слово... Ха-ха. Ну, да у нас не хуже...
   От переполнивших его радостных эмоций гость даже прихлопнул в ладоши пару раз и показал Алсанову оттопыренный большой палец. Потом, мурлыча себе под нос какой-то мотив, потянулся за своим пакетом. Взял его на колени и начал извлекать из него удивительные пестрые вкусности. Первыми появились на свет две маленькие буханочки белого и черного хлеба, причем уже порезанные на идеально ровные дольки и упакованные в целлофан, следующей вышла нарезка сырокопченой колбаски в вакуумной упаковке, потом балычок, экспортная икорка "Caviar", маслины, непривычного вида сыр, шоколад, еще какие-то незнакомые Вадьке продукты в красивой обертке, банка растворимого кофе, невиданная ранее пластиковая посуда: тарелки, вилки, ножички, стаканчики. Как главный приз на стол была выставлена заграничная пузатая бутылка с надписью на этикетке "Dewar`s 18". Алсанов, прочитав по-английски, что это старый шотландский виски, нервно сглотнул. Чувствуя растерянность и неловкость, он суетливо закатывал рукава, расправлял на одежде несуществующие складки, в конце концов, прибавил на приемнике громкость. Кухню наполнили звуки разудалой песни:
   Располным полна моя коробушка,
   Есть и ситец, и парча...
   - Э-эх! - залихватский возглас Адама Вергильевича вклинился в мотив свистопляски. - Хорошо, когда всё есть, а проблем нет, - добавил он, улыбаясь, и тут же опять убавил звук на приемнике. Но Вадим заметил, что глаза были абсолютно серьезными. Они, не мигая, просвечивали Алсанова, как рентген.
   - Адам Вергильевич, простите, вы кто? - спертым голосом выдавил из себя Вадька.
   - Ну-у-у, Вадим Алексеич, дорогой мой, неужели же вы все еще не поняли, что я человек, у которого все хорошо. Но главное для нас сейчас не это. А то, что я помогаю людям раскрыть глаза и наставляю их на путь истинный.
   Вадим все равно ничего не понял: чьи глаза он выставляет и на какой путь? Что все это значит? Ясно было одно - у гостя действительно все хорошо. Это, правда, было понятно с первого на него взгляда.
   Старик, тем временем, приготовил высокохудожественную закусь. Отсутствие коллекционного фарфора и хрусталя ничуть не уронило эстетическую ценность сервировки. Не хватало только пластмассового букета.
   - Давайте выпьем, дорогой друг, по русскому обычаю за встречу и знакомство. Глупые буржуи разбавляют виски содовой водой и кидают в него лед, снижая тем самым остроту ощущений. По-моему, это все равно, что при любовном свидании вознесение на небо, когда вы только одно мгновение находитесь на заоблачном пике, и у вас кружится голова, променять на долгую и размеренную прогулку по равнинной возвышенности, с которой вы не сможете посмотреть на облака сверху вниз. Вы меня понимаете, Вадим? Вы же - максималист и любите стучаться в небесные ворота. Ваше здоровье!
   Вадька засосал полный стакан виски. Он раньше слышал, что по вкусу тот напоминает самогон, но, все равно, удивился этому обстоятельству. Правда, вкус вкусом, но качество заграничного напитка было явно выдающимся. Никаких рвотных позывов при вдыхании аромата (действительно аромата, а не вони!), никаких спазмов при глотании. Короче, никакой мерзости в этом алкоголе не было. Ну, а вкус... Дело привычки. Во всяком случае, водка уж точно не вкуснее. К тому же виски не обязательно проглатывать залпом.
   - Ну что же вы хотите, - сжимая губы в удовольствии, прошептал старик. - Порода! 18 лет выдержки, старинная рецептура. Даже там, у них, не всякий себе может позволить. А я могу! И ты, пацан, сможешь, если захочешь.
   Последняя фраза была сказана, к удивлению Вадима, громко, нагло, по-хозяйски. Алсанов вдруг ощутил после нее свою убогость и ущербность. Ему как будто показали со стороны его самого. Мелочность его интересов и суетливость его стараний. Вадьке стало противно чувствовать самого себя Вадькой. Гость, не отрываясь, смотрел ему в глаза, словно следил за его душевными переживаниями и громко, без стеснений, чавкал бутербродом с черной икрой. Куда только великосветский лоск подевался.
   - Ешь, - добавил он также повелительно.
   Алсанов подчинился и начал аккуратно не есть, а кушать. Он вдруг понял, что боится этого старика, несомненно обладающего какой-то сакральной силой. Стало ясно, что спрашивать его о чем-то совершенно бессмысленно. То, зачем он здесь появился, он сам и объяснит, когда сочтет нужным.
   Алсановский организм, меж тем, с благодарностью всасывал в свои жилы и мозг породистое пойло.
   - Для тебя, парень, такая выпивка и закуска - это что-то особенное, из ряда вон выходящее, праздник. А ведь есть люди, для которых это само собой разумеется. Обыденность. Попробуй представить теперь, что для них должно быть праздником. А-а-а, не можешь! Правильно. Вот и для этих людей слаборазвитая фантазия - главный жизненный минус. Им бывает трудно придумать себе новые развлечения и удовольствия, когда старые уже надоели. Согласись, что с такого рода проблемами тебе сталкиваться еще не приходилось. А ведь хочется так пожить, а-а? Ха-ха, хо-очется. Вся людская ненависть к жирующей сволочи объясняется простой завистью. Но дай только нищему богатство в руки, и он сам становится сволочью ничем не лучше той, которую еще вчера ненавидел. То- то...
   Алкоголь делал свое дело, и Вадька потихоньку расслаблялся. Ему уже начинал нравиться этот мощный старик, обладающий особым знанием. Алсанов осмелел и закусывал теперь разнообразно и без стеснения. Адам Вергильевич, насытившись после первой, достал из внутреннего кармана пиджака две сигары в металлических футлярах. "Montecristo" прочитал Вадька. "Habana Cuba".
   - А где у тебя пепельница? Впрочем, подойдет и это, - гость взял вычищенную до блеска консервную банку из-под гусиного паштета. По требованию старика прикурили от длинной лучины, отщепленной от ножки стола. Затянувшись, Вадька закашлялся.
   - Хе-хе-хе. Это тебе не фабричная соска под глупым названием "Космос". Это настоящий табак, свернутый в сигару вручную и укатанный на ляжке тропической женщины. Курить его надо уметь. Для начала попробуй просто пыхтеть, не затягиваясь. Вместе с неповторимым ароматом ты должен ощутить тепло умелых рук потомков африканских рабов, династия которых уже не одну сотню лет дарит удовольствие избранным.
   - Адам Вергильевич, а где Серега и Зоя?
   - Что, ревность взыграла? Ха-ха. Понимаю. Для мужчины всегда болезненна измена женщины, даже если он её не любит. Всегда хочется до конца владеть ситуацией и ею и бросать её самому, если ей нашлась замена.
   - Да нет у меня никакой ревности, - поморщился Вадим, - просто интересно. Тут ведь начиналось...
   - Знаю-знаю. Не трудись, слушай сюда. Сосед твой, услышав сквозь шум воды грохот падающих предметов, потом возню и пыхтенье, всё понял. Зарядил стопку и ушел. Без истерик, кстати, ушел. Он ведь был не окончательный кретин.
   - А почему был?
   - Потому что сейчас пьяный Серега спит с пьяной Клавой после того, как они сделали любовь. Вернее, это он делал любовь, а она делала секс, чистую механику. Этому идиоту понравилось, и он в страстной горячке позвал её замуж. Она согласилась. И для закрепления чувства сделала ему минет, словно печать в документе поставила. Бедайко совсем голову потерял. Они напились и сейчас дрыхнут в обнимку. А завтра, точнее, уже сегодня, похмельные, но счастливые, взявшись за руки, попрутся на работу. После обеда в поселковом Совете народных депутатов подадут заявление о регистрации брака. Придет время - поженятся. Потом уедут в Крыжополь и будут там небо коптить. Тьфу, скукота. Бездарные, никчёмные люди. Единственное, что в этой истории может понравится - это лихой, отчаянный наскок Бедайки на Клаву. Но причиной тому - вы с Зоей, поэтому сам Серега мне неинтересен.
   - А что плохого-то?.. Поженятся люди, будут жить-поживать...
   - Дело в том, что он неискушён в приручении баб. Не ходок он. Нельзя башку терять от первой встречной! Особенно, когда она опытнее. Немного погодя он начнет её ревновать к прошлому, даже сегодняшний минет ей припомнит, дескать, где так умело научилась! Пить начнет бедный Серега. С работягами на стройке будет ханку жрать. Потом пьяные слёзы и сопли по физиономии размазывать, жалуясь на судьбу. Жалким он станет! А дома начнёт дубасить свою благоверную. А она ему рога наставлять. А он её бить, потом слёзно прощения просить, на коленях стоять, мол, больше не буду. Затем будет лечиться от алкоголизма. Жена будет рада. Они даже ребенка заделают. После его рождения все станет наоборот. Серега свяжется с одной разбитной девахой, загуляет по полной программе. В семье опять начнутся истерики, только теперь женские, с битьём посуды. Когда он своей шалаве надоест, опять с женой помирится. Потом кооператив откроет, будет торговать какой-то сельхоздрянью, деньги копить. Ну и... так далее. Примитивно, банально, скучно. И поэтому страшно, ведь семейные скандалы - самые эмоциональные всплески в пустой Серёгиной жизни. На смертном одре и вспомнить-то будет нечего, внукам рассказать. Да и его никто после смерти не вспомнит. Тусклая, серая жизнь... Даже не жизнь, а существование. Впору уже сейчас за упокой пить. Вздрогнем, не чокаясь...
   Пока старик говорил, Вадька смотрел на него, как кролик на удава. Прорицатель загипнотизировал его тем, что рассказывал о будущем так, как будто это прошлое. Не было никакого сомнения в том, что если бы Алсанову понадобились детали Серёгиной судьбы, например, имя главного врача наркологической лечебницы, где Бедайку будут выводить из запоя, то он бы это сразу узнал от старика. Только для чего это нужно, ведь, сомнений и так не было - ничего другого с Серёгой не может случиться. Это точно про него, Это он - сто процентов!
   Пока Вадька с открытым ртом находился в прострации, Адам Вергильевич снял с ноги туфель и, взяв его наизготовку, ждал осторожно подползавшего к столу рыжего таракана-пруссака. Того, наверное, руководство кухонных паразитов снарядило в разведку узнать, почему до сих пор горит свет и можно ли в этих условиях объявлять тараканьему народу большую жратву.
   Но бдительный старик на контрразведывательном посту не забывал отпивать из стакана дорогой виски и попыхивать гаванской сигарой. Алсанов, выпив, тоже обратил внимание на лазутчика.
   - Серега никогда не сможет почувствовать себя аристократом, - не разжимая губ, словно боясь рассекретить засаду, бурчал старик, - в нем не заложено нужной доли тщеславия и честолюбия. Некому было закладывать, негде да и не за чем. А мне всегда нравились великосветские штуки... Тебе, я знаю, тоже...
   - Мочи! - невольно выдохнул Алсанов, когда увидел, что разведчик на скорости стал уходить в сторону плинтуса. Видимо, опасность прочувствовал.
   С громким шлепком опустившийся на таракана штиблет лайковой кожи превратил насекомое в мерзкое пятно. Адам Вергильевич небрежным движением отфутболил его под шкаф.
   - Аристократизм - это, ведь, гены, воспитание, плюс среда обитания, - напялив башмак, продолжил мысль охотник. - В вас, юноша, есть два первых фактора, поэтому вы сможете понять без подготовки, чем этот виски, разлитый в номерные бутылки, лучше самогона, которым вы давеча давились под незатейливую еду-закусь. Ещё и даму поили. Ужас!.. А вот среда обитания...
   - А, кстати, уважаемый, - свободно перебил гостя еще более осмелевший Вадька. Хотя, считать старика гостем было уже трудно. Адам Вергильевич стал хозяином, если не кухни, то положения, - куда делась Зоя?
   - Далась тебе эта Зоя! - раздраженно ответил тот. - Она получила своё и засобиралась домой, дескать, утром на работу, надо выспаться. Ты сначала уговаривал, потом возмутился её упрямству, в конце концов заявил: "Вали отсюда!" и пошёл на кухню пить. Она потихоньку ушла. Без злобы, с улыбкой. А ты что, влюбился что ли? С ума что ли съехал? Я тебе зачем про Бедайку битый час толкую?! Я ж на тебя виды имею! Не дури, пацан!
   - Да нет, нет! Адам Вергильевич, какая любовь, тем более женитьба. Просто интересно, не помню ведь, перепил.
   - Ну, перепил - это нормально. Зое, между прочим, ты тоже на постоянку на фиг не нужен. Она тоже погулять не дура. С тобой вот захотела гульнуть. Популярен ты!.. Пользуйся. И не забывай про Бедайку. Ты , ведь, не хочешь так, как он, верно? Тебе, ведь, нужны приятные события и впечатления? Тогда пора задуматься о будущем. Я, собственно, по этому поводу здесь и нахожусь. Ты, парень, сползаешь в болото. Работа на стройке, пьянство, глупые бабы, которые тебе не ровня... Дальше-то что?
   - Не знаю. Мне нравится пока. Свобода. Что хочу, то и делаю.
   - Сво-бо-да, - передразнил Вадима Адам Вергильевич. - Тебе такая жизнь остохренеет максимум через год. Только вырваться из этого болота с каждым днём всё труднее. Засасывает, знаете ли... Какая же это свобода?
   - Что же делать? - Вадьку охватило беспокойство.
   - Перемены... Готовить их и осуществлять. Подниматься над толпой. Любой ценой. Чтобы получить власть над бедайками и зоями. Пусть толпа сделает тебя кумиром. Запомни, только власть может дать свободу. Абсолютная власть - абсолютную свободу. Вот тогда и будет, "что хочу, то и делаю". Понял? - зловеще проговорил Адам Вергильевич. У Алсанова по спине пробежали мурашки и сдавило грудь.
   "Господи! Как просто и логично! - Вадька ужаснулся неотразимости суждения. - Старик - гений!"
   - Потому тебя и выбрали, что ты способен это понять. Молодец! Давай выпьем во здравие Алсанова Вадима Алексеевича, твоё, то есть. Не зря ОН тобой заинтересовался. Впрочем, ОН никогда не ошибается.
   Старик поднял стакан и посмотрел в глаза Вадиму. Тот сразу же отвел глаза в сторону. Ему стало страшно. Он невольно отвел взгляд от старика и упёрся глазами в тыльную этикетку на бутылке. На ней стоял индивидуальный номер "666". У Алсанова затряслись руки. Дрожащим голосом он спросил:
   - Кто это ОН?
   - Мой Шеф, - с почтением ответил Адам Вергильевич. - Так или иначе, над каждым человеком есть начальник. А над этим начальником - начальник постарше. Пирамида. Вертикаль. И только над самым главным никого нет. ОН над всеми. Абсолютная власть.
   Гость царственным, медленным, как в театре, движением руки повернул на приёмнике ручку громкости. Академический бас под музыку затараторил:
   В умилении сердечном
   Прославляя истукан
   Люди разных каст и стран
   Пляшут в круге бесконечном...
   Старик выпрямил спину, втянул живот и расправил плечи. Его лицо стало торжественным. Он будто бы отдавал честь своему шефу. Голос в приёмнике затянул:
   ... Окружая пьедестал.
   Окружая пьедестал!
   Вадиму показалось, что глаза старика начали светиться красноватым огнём, а узкочастотный динамик приёмника загремел звуками живого симфонического оркестра, будто тот играл здесь же, на кухне. У Алсанова даже уши заболели. Певец из приёмника тревожно вбивал ему в голову:
   Сатана там правит бал,
   Там правит бал!
   Сатана там правит бал,
   Там правит бал!
   Музыка продолжалась в голове у Вадьки даже после того, как гость выключил приёмник. Алсанов полностью потерялся во времени и пространстве. Отсутствующим взглядом он смотрел, как Адам Вергильевич, щелкая пальцами у него перед носом, пытается разогнать галлюцинации. А может, не галлюцинации?! Уж очень реально звучали в Вадькином сознании мефистофельские куплеты. В конце концов, старик больно пнул Алсанова по ноге. Тот очнулся.
   - Не тормози, парень, - Адам Вергильевич расслабился после магического ритуала, приведшего Вадьку в галлюциногенный ступор. Рот старика растягивала улыбка, а в глазах потух кровавый огонь. Но иногда они все же вспыхивали теперь уже золотистым отблеском. Впрочем, может это Алсанову только казалось.
   - Не трусь, пацан, - повествовательным, размеренным тоном заговорил старик, - нет ничего реальнее галлюцинации. Почему, вообще, одни образы в сознании принято считать реальными, а другие нет? Потому что реальность дана нам в ощущение? Чушь!.. Время реально? Реально! А можешь ли ты его сей момент ощутить? Нет! Его нельзя потрогать как стол или стакан. Так чем же время отличается от так называемой галлюцинации? Ответьте мне, молодой человек.
   - Н-не знаю, - еле выговорил Вадим.
   - А тем, что худо-бедно даже вы, юноша, можете управлять галлюцинациями. Ну-у... например, вызвать их, напившись до "белой горячки" или наглотавшись мухоморов. А чтобы избавиться от них, то просто лечь и проспаться. Но вот время вам неподвластно. Вы не можете им управлять по своему желанию. Да, откровенно говоря, и то, что сейчас называют перемещением в пространстве - это просто хвастовство. Подняться на ракете на несколько сотен километров и назвать себя после этого венцом творения, по-моему, просто нескромно. Как будто, тупо зарядив керосином запаянную с одного конца трубу и заставив её подпрыгнуть, поднеся снизу спичку, можно научиться властвовать над мирозданием. Бахвальство и только. Общечеловеческая мания величия. Претензия на власть над сущностью, на абсолютную власть. Людишки почему-то решили, что техника и технология могут вывезти их на недосягаемые высоты в поисках истины бытия.
   Адам Вергильевич замолчал, счавкал очередной бутерброд и вопросительно посмотрел на Алсанова:
   - Согласны со мной , Вадим Алексеич?
   - Получается, что все наши потуги не имеют смысла? - Вадьке очень хотелось возразить старику, он чувствовал, что в рассуждениях гостя есть какое-то противоречие, подтасовка, но его затуманенный и подавленный волей старика мозг не мог выхватить из потока сознания ключевую мысль.
   - Ну, не всё так мрачно, молодой человек. Как я уже говорил, я помогаю открыть глаза и наставляю на путь истинный. Так вот, вам до него недалеко. Вы ведь залезли в эти сибирские дебри в погоне за деньгами, так? Так. А деньги вам нужны, чтобы покупать удовольствия, так? Так. У вас, правда, довольно примитивное понятие об удовольствиях. Но, по крайней мере, оно у вас есть. Совершенствовать его и развивать - вот в чем смысл жизни! Вчера самогон, сегодня скотч виски. Сегодня "Жигули", завтра "Мерседес". Стремление к улучшению своего физического существования - в этом и есть смысл всего и вся. Борьба за комфорт для собственной жопы, брюха и гениталий - это и есть двигатель прогресса. Чем больше удобств и удовольствий вы можете дать своему телу, тем вы прогрессивней. А как это измерить? День-га-ми. Вот скажите мне, когда вы прилетали с вахты домой и устраивали по этому случаю гулянку, вы щекотали своё самолюбие финансовым превосходством над друзьями-собутыльниками, которые могут позволить себе намного меньше вас, потому что не летают на работу на север? Вам же было приятно видеть в их глазах восхищение и зависть, когда вы небрежно кидали полтинник в кабацкий оркестр и заказывали песню для себя или для млеющей от счастья очередной своей шмары? Все, кто ел и пил за ваш счёт, с готовностью признавали в душе ваше превосходство. Все они злились и даже ненавидели вас за это, но боялись показать своё истинное к вам отношение, потому что их удовольствие в этот момент зависело от вашего расположения. Вы, дорогой мой, имели над ними власть. И это было уже ВАШИМ удовольствием. Но здесь у вас такого удовольствия нет. Потому что здешний народ имеет примерно такие же деньги и возможности, как и вы. Не на чем здесь вашей привычной власти стоять. Потому и скучаете, думаете об очередном своём отпуске и приезде туда, где начнёте на зависть людям покупать себе недоступные для них удовольствия. Это можно назвать отложенным счастьем. Но вот вопрос: зачем же его откладывать? Его можно и здесь получить. Надо только добиться власти. Сделать так, чтобы и здешние жители зависели от вашего расположения. Размахивая кувалдой на стройке этого не достичь, уверяю вас.
   - Как же быть?
   - Мне странно от вас это слышать, честное слово, - искренне изумился Адам Вергильевич, - я о чём тебе толкую? А? Стремление к власти заставляет людей делать разные поступки! Ведь, не только деньги - это власть. Но и власть - это деньги! И, как следствие, ещё большая власть, а потом ещё большие деньги, и так бесконечно. Нет предела совершенству. Ищи способы, шевелись, развивайся. Я тебе открыл глаза и показал путь, но за ручку, как в детском саду, тебя дядя не поведет. Тебя поведет ОН, ШЕФ. Только ОН может подсказать тебе, какое решение принимать в каждом конкретном случае.
   - Значит, я смогу с ним общаться?
   - Конечно. Если согласишься с моей правотой. Станешь его сторонником для начала.
   - Я готов. Когда я его увижу?
   - Опять примитив попёр. Пойми ты, дурень. Никто к тебе с рогами и хвостом не явится. Если не перепьешь, конечно, но это другое. Наш Шеф бестелесен. Он везде и нигде. Он вчера, сегодня, завтра и никогда. Он и в тебе, и во мне, и во всех. Он всегда был, есть и будет в тебе. Просто теперь его будет намного больше, а жизнь твоя будет становиться приятней. Он тебе, именно тебе, будет помогать. Главное - не спорить с ним и не перечить ему. И тогда с каждым днём всё больше и больше людей будут тебе подчиняться, следовательно, обслуживать тебя, ибо для него нет невозможного. У него абсолютная власть, а его беззвучные советы - это категорический императив. Усёк?
   Алсанов кивнул.
   - Ничтяк! И не думай, что надо подписывать кровью какую-то бумагу или папирус. Или там совершать какой-то глупый обряд с поеданием печени младенца. Всё это - бабкины сказки, - удовлетворённо улыбнулся Адам Вергильевич.
   Неожиданно на кухне погас свет. Но при этом Алсанов прекрасно видел гостя, на котором вместо костюма оказалась вдруг надета черная атласная плащаница. Старик вытянул вперёд правую руку и, указывая на Вадьку пальцем, жутким басом, словно запущенным через ревербиратор, прогрохотал:
   - Впрочем, если тебе хочется, пацан, можешь думать, что ты подписал ВСЁ. Ха-ха-ха!
   И исчез в полной темноте. Исчезло вообще всё. Не стало ничего: ни предметов, ни звуков, ни света, ни тьмы, ни мыслей, ни желаний. Ни-че-го! Пустота.
   И вдруг резкая вспышка... Над Алсановым стоит Адам Вергильевич с печатью неподдельного беспокойства на лице, трясёт Вадьку за подбородок и, очевидно, хлещет его по щекам - щёки горели.
   - Ф-фу, ты. Очухался, ебёныть! Ну ты, парень, даёшь. Такой молодой, здоровый. В десанте служил... А обмороки, как у барышни-гимназистки. На-ка, глотни.
   Вадим проглотил порцию спиртного. Ожил. Порозовел.
   - Ну всё, Вадим Алексеевич. Спасибо за гостеприимство. Рассвет скоро, значит, мне пора. Проводите меня...
   Старик поднялся и оделся. Взял свой необыкновенный пакет, который к удивлению опять был полным, как будто из него ничего не доставали.
   - Всё, что я принёс, Вадим Алексеевич, останется у вас. Что можно доешьте и допейте, остальное пусть будет маленьким подарком. Как залог нашей дружбы. Только не поленитесь немного прибраться здесь. Не превращайтесь смолоду в бытовую свинью. Да и Бедайке незачем знать о моём визите. Хотя, выпивкой и жратвой можете его угостить. Пусть ощутит разницу между своим ничтожеством и вашей личностью.
   Ночная парочка вышла на улицу. Прямо у подъезда, сверкая чёрным лаком и никелем, стояла шикарная "Чайка", ГАЗ-13. Из неё проворно выскочил водитель, одетый в траурно-чёрный костюм-френч. Он бодро обошёл машину и, склонившись в полупоклоне, открыл пред стариком заднюю дверцу. В то же мгновение из салона зазвучал неповторимый голос Фреди Меркьюри:
   One dream, оne soul, оne prize, оne goal
   One golden glance, of what should be.
   В дело включилась вся группа, и пошли живой ритм и мелодия, абсолютно незнакомые Алсанову. Он немного послушал, глядя, как Адам Вергильевич притопывает ногой и прикуривает сигару.
   One shaft of light that shows the way?
   No mortal man can win this day.
   - Странно... - задумчиво проговорил Алсанов, - я хорошо знаю творчество группы "Куин", но этой вещи никогда не слышал.
   The bell that rings inside your mind,
   Is chellenging the doors of time.
   - Опять вы за своё, Вадим Алексеевич. Эту композицию никто не мог слышать, потому что её ещё нет. Музыканты сочинят и сыграют её в будущем.
   The waiting seems eternity here,
   The day will dawn, on sanity.
   - А-а, понимаю. Сыграют в будущем... Вне времени, стало быть...
   Is this a kind of magic, (its a kind of magic)
   There can be only one.
   - Умница, Вадим Алексеевич. Наконец-то вы начинаете ориентироваться в происходящем. Всего хорошего и до свидания.
   This flame that burns inside of me,
   I`m hearing secret harmonies.
   - До свидания, Адам Вергильевич. Приятно было с вами познакомиться.
   The bell that rings inside your mind,
   Is chellenging the doors of time.
   Зажглись фары, захлопнулась дверь, и сразу же стихла музыка и уникальный голос Фреди. Лимузин плавно тронулся, медленно и величаво, как корабль, поплыл по присыпанному песком бетону между двухэтажных деревянных домов по направлению к выезду из посёлка, в котором уже начинали тяжело просыпаться самые ранние работяги.
   - Хорошо, что сегодня во вторую смену, - вслух пробормотал Вадька и пошёл домой отсыпаться.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   15
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"