А по части легенд - я спец... Да. Знаю их великое множество. Наверное, этому в большой степени способствует моя внешность, как видно располагающая к общению, так что за свою сравнительно короткую жизнь я наслушалась достаточно россказней и небылиц, наравне с вполне вероятными и реальными историями. И сама не прочь рассказать парочку.
Разные люди на улицах русских и европейских городов сказывали мне массу историй, искусно формулировали, блистали красноречием, витиевато выражались, но не было в них искры. Многие истории забывались. Они сонно кружили в безвоздушном пространстве, пока не были проглочены пауком моей памяти и не провалились на самое дно ее желудка. А некоторые остались на поверхности, как те осенние листья, уже почерневшие, что плавают в городских прудах и создают осенний антураж. Одну из таких настоящих историй я услышала от человека, которого разбудила, выпрыгнув из окна и угодив в мусорный бак, где он отдыхал.
А дело было так. Утром я вышла на охоту. В центре Москвы мое тогдашнее лицо уже приелось, и было знакомо всем местным жителям, клиентам салонов и магазинов, постоянным посетителям ресторанов, барменам, официантам, милиционерам, фээсам и даже дворовым собакам. Чтобы остаться неузнанной, я надела широкие камуфлированные брюки, сапоги болотного цвета с острым носом, длинный кардиган, на голову намотала чалму и клетчатого платка, какие носят арабы, обмотав горло под военной курткой М-65. Лицо, изрядно напудренное, я закрыла темными очками в стиле Сильвестра Сталлоне, а в руках держала замысловатую сумочку в виде сказочной лягушки в короне и со стрелой во рту. Таким образом, меня не только невозможно было узнать, но и легко принять за иностранную подданную.
Я начала с Охотного. Медленно вышла из такси, возле самой Манежки, огляделась по сторонам, и, прикинув мысленно маршрут, отправилась на поиски удачи. В подземном торговом центре меня привлекали несколько магазинов аксессуаров, на обход которых хватило получаса. Сказочная лягушка изрядно прибавила в весе. Очки, браслеты, кошелечки, мягко позвякивали серьги. Следующим пунктом был ГУМ. Здесь можно не осторожничать и не мелочиться. ГУМ, как сито, пропускает через себя за день тысячи людей и никого не помнит. Консультанты не исследуют лица, смотрят лишь один раз и уже знают, что предложить. Система, ориентированная на респектабельность. Она предполагает ошибки, но свято верит, что неприятности пройдут стороной. Но это врядли. Неприятности - это я.
Облегчаю полки Ives Roshes, обязательно зайду в Clinique, пару флаконов Chanel Chance, пройдусь слегка по мужским ароматам, новый Hugo, Payot... Мне нужно все. Безусловно, я не имею морального права пройти мимо ручной работы мыла с экзотическими фруктами внутри, а напоследок, о шанс, одиноко выглядывает расшитый пайетками клатч из кармана песчаного цвета легкого плаща. Обход, поворот, толкну слегка в бок эту мымру. Рассыпаюсь тут же в извинениях. Escuse moi! Сегодня я parle fransais! Пикантно. Буду перед каждым извиняться: Escuse moi, madame, monseir! 500 euro - это тоже пикантно. Еще немного зеленых и наших, деревянных. Фото какого-то гомосексуалиста (ой, еscuse moi, что назвала вашего мужа педиком, мне очень жаль...). Карта "Инкомбанка", обычная Visa, Удача на моей стороне, что здесь скажешь.
Перед тем, как продолжить путь, захожу выпить кофе в "ПИРОГИ" на Никольской.
Люблю полуподвалы.
- Je voudrais le cafИ.
- Простите, но я не говорю по...
- Кафе. Кофе. Од-но.
- что-нибудь еще?
- Le gateau. Гято. Пирёшное!
Замечательно. Я неподражаема. Главное в нашем нелегком деле, оперативно вживаться в образ и не выходить из него ни на секунду. Это одна из составляющих моего успеха. Вообще, я за качество. Во всех отношениях. Если ты хочешь иметь качественные вещи, ты должен сделать все, дабы достичь цели. А цель, как известно, всегда оправдывает средства. Где мой кофе?
- Ваш кофе.
- Merci.
"Как день за днем воровать в одном районе города и не попасться". Книга - самоучитель и практические занятия на двух дисках. На самом деле, все очень просто. Первое - это маскарад. Не забывать, что помимо одежды есть еще и грим, с помощью которого можно сделать многое: создать бледный вид, темные круги под глазами, и есть еще состояние души. Парики, бороды, усы, очки, накладки на лицо, шапки, платки, тональный крем для африканцев, в конце концов. Нужно быть актёром. Играть свою роль идеально, не допуская неточностей. Вторым пунктом я ставлю технические познания и наблюдательность. Камеры, зеркала, смотровые окошки, прозрачные стены, подставные покупатели это враг. Моё оружие знания и хитрость. Третье правило: быть уверенным в себе и избрать самый рациональный способ выноса трофея с поля боя. Он не должен быть изощрённым. Мы ни от кого ничего не скрываем. Я выношу почти любую вещь под головным убором. В моём гардеробе имеется целая коллекция кепок, шапок, тюрбанов, панам, платков и даже капоров. Мой рост позволят спокойно пройти через магнитные рамки, не отрывая штрих - кодов и прочей защиты, что значительно ускоряет процесс. И самое важное: нельзя расценивать своё занятие как временное, как преступное деяние, как воровство. Это древнее ремесло, усовершенствующееся веками, это искусство, игра, азарт, антураж!
Однако, я знаю, что некоторые перепродают его или выставляют на витрину. Я искусственное звено цепи, лишнее, по сути всего. Но не слабое. И очень выгодное. Я вор.
Капиталы миллионеров складываются из центов прибыли. Судьбы людей из незаметных мелочей. Возможно, если бы я не зашла в "Пироги", а выпила бы свой кофе в "Дровах" или "Че", всё сложилось бы иначе. А может быть, и нет.
Есть на Никольской странный пережиток прошедших эпох: пластиковая, одутловатая вывеска пыльными буквами извещает: "Бутербродная". Внутри шесть столиков, за которыми можно только стоять и стойка по периметру. На прилавке из нержавейки выставлены тарелки с экземплярами блюд из нехитрого меню. Бутерброд с сыром, гречка, пюре, сосиски, капустный салат "Весна", чай. Ни единого намёка на изыск. Это не всё здесь настоящее. Иногда приятно оказаться в таком месте и тоже почувствовать себя ненастоящим.
Мой путь лежал в "Седьмой Континент"- супермаркет на Лубянке, отличающийся странной системой охраны. В огромном помещении с восьмиметровыми потолками было всего 10- 15 камер. При этом, прилавки стояли не ровными рядами, а образовывали перекрёстки, тупики и подворотни. Таким образом, возникало множество не просматриваемых зон. О, что это были за чудные уголки лабиринта! На одном из них можно было легко прихватить бутылочку "Crystal" или "Chevas". В другом ждали меня подарочные наборы "Olay". Прилавки с экзотическими фруктами и самыми изысканными сладостями таились в пространстве "мёртвых зон". Магнитные рамки на входе и выходе по неизвестным причинам показались администрации "Континента" ненужными. Часть охранников мирно отдыхали в подсобке, другие контролировали кассы. Несмотря на нелепое несовершенство системы, то и дело здесь попадались мелкие воришки. Возможно, её неказистость была очевидна мне одной, и только я чувствовала себя сравнительно вольготно и пожинала семена- товары, которые ранним утром засеяли на стеллажах геометрическими фигурами юные мерчендайзеры.
У меня в "Континенте" был свой враг. Подставной покупатель, возможно сотрудник ЧОПа в штатном. Вычислить его оказалось элементарно. Этот человек был альбиносом, и его внешность при первой встрече врезалась мне глубоко в память. Кроме того, он был одет в деловой костюм не лучшего качества. Трудно поверить в реальность действа, наблюдая за тем, как тип непринуждённо выбирает из лучшего и неспешно кладёт в корзину бутылку "Мадам Клико" и гроздь отменного винограда, а после, больше получаса прохаживается взад- вперёд по рядам с бытовой химией. Абсурд. Нелепица. Зачем вы меня этим кормите?
Надо отдать альбиносу должное, он меня вычислил. И вычислял и находил в толпе каждый раз и в любом маскараде. Но не тут-то было. Я могу передвигаться очень быстро, почти как супермен. Нет, помедленнее, конечно. Я совершала обходные манёвры, быстро миновала кассу, сильно рискуя, так как ничего не получала вообще, а оказавшись на улице, бежала сломя голову вверх до Садового Кольца.
По причине наличия моего собственного врага, походы в "Седьмой Континент" были особым удовольствием. Риск. Опасность. Лучший допинг.
Однако, перейдя под землёй Лубянскую площадь, я была остановлена и сбита с толку старичком в мятом пиджаке, отвисший на груди под тяжестью медалей и орденов. Он шипел, кряхтел, кашлял, курил "Беломор", задыхался им, шепелявил, брызги слюней летели из беззубого рта.
- Здесь ходил трамвай за номером 20?
- Здесь 33й ходит,- говорю и, спохватившись, добавляю,- когда ходил?
- В шсят втором,- выдыхает он, пропуская половину гласных.
- Уже не ходит, дед!
- Я ть нь дед! Я командир танквой двизии!
- Не ходит здесь такой, командир. Ты откуда приехал?
Оказалось, дед из Калужской области, приехал посмотреть на дом, где жил в молодости с красавицей- женой, но не помнил даже улицы. Собирался добраться на ощупь. Мне стало его очень, очень жаль. Я даже растерялась. В сквере возле Политехнического шёл мини- митинг. Пенсионеры с транспарантами что- то скандировали. "Командир" вдруг прижал уши и насторожился. Потом повернулся на каблуке стоптанного ботинка и направился прямиком к своим, как я решила, однопартийцам или, может, просто товарищам по интересам. Я для него больше не существовала. Он лихо присоединился к пенсионерам, и живая масса большой толпы всосала его и скрыла из вида.
Я немного постояла, оценивая степень безумства людей под знамёнами, и двинулась дальше, помня о плотном графике. Но пошла я в совершенно противоположную сторону, к Маросейке.
В небольшом бутике я приглядела пять пар перчаток разных оттенков бежевого, отделанных норкой, отличную сумочку из кожи неизвестного животного с массивными металлическими украшениями и элегантный зонтик- трость. Багаж становился громоздким, и часть его я оставила в ячейке камер хранения на входе в аптеку "Старый лекарь", неподалёку от Бульварного.
Всё шло согласно намеченному плану, как вдруг в один момент мои глаза, вечно рыскающие по лицам и фигурам, выхватили из живого потока дня статичную деталь- лавочку в небольшом сквере. На ней полусидели- полулежали две дамы. Одна, огненно- красная шевелюра, которой распадалась роскошными локонами, полузакрыв довольно миловидное лицо, медленно вела какой-то философский сказ, смысла его я постичь не смогла. Другая, сильно моложе, шикарно одетая и обвешанная золотом так, что это балансировало на грани хорошего тона с дурным, всё время кивала. При каждом кивке она открывала глаза и поддёргивала плечами, пытаясь собраться. Между ними стояло несколько пустых и початых бутылок виски. Кажется "Talomore Dew". Неплохой вкус, подумала я и стала сразу же глазами искать сумочки. Искать долго не пришлось. Две чудные малышки Prada висели на спинке лавочки.
Отходные пути. Мозг напряжённо заработал. Обычно я не лезу в подобные авантюры, но здесь, прямо перед моим носом лежал такой сладкий кусок пирога, что пришлось мысленно вытирать слюни. Я прислушалась: - ничего из этого не необходимо, всё наносное, показное... Мне вообще деньги не нужны. Вот ты тоже могла бы справиться. Жили бы в хижине или, там в избе.
Моя совесть после этих слов представилась мне кристаллом, который на становится всё прозрачнее, пропуская сквозь грани блики солнца. Им ещё и деньги не нужны; это же верный знак. Медлить нельзя. Я выкурила пару сигарет, присев неподалёку, позвонила одной из моих постоянных клиенток, дамы даже не обратили внимание. Они в собственных глазах сейчас были "презрение к грязным деньгам" (их цитата, не моя).
Раз, два, три, четыре, пять. Я быстро встала, порхнула неожиданно легко к цели, зацепила одну, затем другую Pradовские авоськи и бросилась наутёк. Много шума я не наделала, но меня всё же заметили. Презрение к монете было моментально забыто и с поразительной ловкостью тётки бросились вслед за мной.
Ещё одно правило. Интуиция- это отличное качество. Особенно, если она не подводит. Можно жить одним днём, можно полагаться на волю случая. Но. Каждый день и каждый случай подлежит тщательному предварительному просчёту. Все ходы должны быть записаны. А иначе нам удачи не видать.
У меня был ход конём на этот случай. В одном из переулков, всё ещё преследуемая, я на пару секунд притормозила, чтобы меня заметили, вбежала в подъезд и бросилась по лестнице вверх. Этот дом, постройки чёрт знает какого года, был хитрым лабиринтом. Окна каждого из четырёх этажей выходили на разные улицы и стороны. А формой, если смотреть сверху, напоминал латинскую Y. Добежав до третьего этажа, я затаилась.
- Куда эта тварь исчезла!
Тварь- это я.
- Провалилась. Фокусы какие-то.
- Там мой телефон. Вся моя жизнь в телефоне была.
- Ага, и 70 тысяч баксов помимо твоей жизни.
Verty. Сто пудов. Повезло...
- Где мы находимся?
- Архангельский переулок пробегали.
- Пошли. Куда ?
Больше я не слушала. Я смерила расстояние до земли. Там, на задворках какого-то ресторана. Стояли громадные мусорные баки, набитые до краёв. Приземляться, при хорошем раскладе, будет не жёстко. Если правильно сгруппироваться. Я крепко сжала три (теперь уже) сумки и прыгнула, приняв в воздухе позу зародыша.
Плюхнувшись на мешки, я уже сделала движение, чтобы выпрыгнуть, и тут провалилась глубже. Больно ударившись, пролетела сквозь металлические воротца в полу (потолке, стене?) чего-то и, наконец, упала. В ту же секунду послышался вскрик. Из-под меня пытался выбраться человек. Я не особо испугалась, так как бала в общем и целом в состоянии шока. Да что там говорить, я офигела, провалившись сквозь землю в прямом смысле слова.
Из-под меня вылез человек в растаманской шапке. И , кажется, с дредами. Он выбирался и молчал так долго, что я уже было, решила, что он немой. Я не удивилась бы ничему, даже если бы он захрипел как оборотень в фильмах ужасов и сказал: "я ждал тебя много лет!" Но он только сказал: "Какого чёрта?"
Человек в растаманской шапке сидел в плетёном кресле, окутанный полутьмой вместо пледа. Меня он усадил на крутящийся офисный стул.
- Я понял тебе надо часом отсидеться.
- Ты здесь...обитаешь?
- Живу уже шесть с лишним лет.
- А раньше? До этого?
- Прошлое имеешь в виду? Конечно. Моё прошлое, оно изменило структуру за то время пока я здесь. Оно кристаллизовалось, сублимировалось, гранулировалось и осталось в памяти в виде притч. Иногда я рассказываю их крысам и кошкам, иногда, вот, таким прохожим как ты. Но ты даже не прохожая. Ты здесь случайно и не случайно.
Человека звали Альберт. Его дреды были просто спутанными от времени волосами. Его шапка была из прошлого. Его голос стал очень тихим пока раздавался в темноте подземного жилища, разбивался об стены и сам об себя вдребезги. Его кожа была как будто смуглой от въевшейся грязи. Кошки разговаривали с Альбертом не мяукая, а на совсем другом языке.
Я больше ни разу не была в подвальном убежище, но встречала Альберта то в парке Репина, то на Тверском бульваре, то на набережной возле памятника Петру, где он ловил рыб-мутантов на самодельную удочку.
- Тебе нужны деньги?
- Нет.
- А что-то другое?
- Нет. Нет. Нет.
Иногда Альберт раскидывал передо мной гранулы своего прошлого, особенно если крепко выпивал, рассказывал одну из своих притч. Они были живые, молодые и старые. Притчи- мужчины и притчи-женщины. Притчи- дети. Контролёры и проводники, бездомные-богачи и бедняки.
Однажды, сидя на пьедестале возле памятника "7 пороков", я спросила:
- Ты говоришь на одном языке?
- Да, сейчас на одном.
- А раньше?
- Я говорил на трёх языках: родном своём, русском и немецком. Знал ещё латынь. Но однажды я узнал историю, которую тебе сейчас расскажу, и с тех пор забыл все языки, кроме русского.
- 32 зуба,- произнёс он и, медленно осев, упал на землю. Глаза его закатились, губы подернулись лёгкой судорогой в последний раз, мышцы расслабились, голова откинулась на бок, раскрывая пустой рот, из которого струйкой слюны, как ручей, вынесло один единственный зуб. Больше у Альберта не осталось слов, его последняя притча осталась немой.
Химеры, изображающие все пороки современности, склонили головы и прижали острые бесовские уши, беззвучно оплакивая очередного гостя безвременья, и воцарилась тишина. Только двухвостые рыбы-мутанты плескались в Москва-реке, аплодируя смерти.
С того времени прошло уже сорок три года. Иногда, проезжая неподалёку от набережной, я вспоминала солнечную пятницу, когда ушёл Альберт и унёс с собой частичку смысла, которого мне хотелось бы прибавить ко всем остальным собранным мною смыслам. Размышляла об этом, когда у меня родилась двойня сыновей, и у каждого при рождении было по одному коренному зубу во рту. Когда за одну ночь поседели две пряди и, поразительно симметрично, разделили волосы на две половины; когда не могла умолкнуть, развлекая гостей светских раутов красивыми небылицами, неизвестно откуда взявшихся в моей голове. Не до конца понимая зачем, я исписала сотни тысяч страниц и издала четыре книги. Моё тело начало стареть, а язык оставался молодым. Я могла ударить словом, отхлестать по щекам колкой фразой, умела так же погладить, приласкать и подарить поцелуи разного смысла с помощью разных слов. Морщины обжились на лице и чувствовали себя уже вольготно, располагаясь от глаз по коже скул.
Был, кажется, две тысячи сороковой год. Дураки ждали наступления третей мировой, сильные мира сего, припёртые жёсткой непроходимостью трёхуровневых магистралей, наконец-то военные выпустили на рынок летательные аппараты "Порше",. В Москве большинство людей бросили работу в офисах и совершали сделки, встречались с клиентами в пробках прямо на дорогах. По улицам ездили передвижные кафе, больницы, рестораны, публичные дома, турфирмы, а я заметила, что перестаю удивляться, что значило - меня караулит смерть. Но время было.
В сорок первом, под Берлином, на конференции лингвистом я выступила с презентацией нового международного языка- sim, основанного на передачи информации словами-символами и ассоциациями. Я пришла в свою автоматизированную гостиницу, достала прихваченные с фуршета бутылку "Chaten Aos" и сырное ассорти и смотрела в окно на мутную, воняющую кислым немецкую столицу.
В гостинице было всё сверхтехнологичным, персонал заменял искусственный интеллект, который руководил и повелевал функционированием всех удобств. Стояла абсолютная тишина, как и тогда, у семи пороков. Я отпила большой глоток вина и чуть не поперхнулась. Выпал мой первый зуб. Я выплюнула его на руку и рассмотрела. Рамотрела. Такой плокий, транно. Я положила зуб на дно бокала и налила ещё вина. Открыла немецкую газету и прочитала один за другим заголовки. езон мотокроа открыт. В чём дело?
На дне бокала лежала моя буква "с". Она искрилась, светилась, смущённо улыбаясь своей наготе. Столько лет проведя в темноте рта, она выбралась наружу. "С"- свобода,- подумала я и швырнула букву в открытое окно.
В тот осенний вечер на всех уровнях улиц было людно. Берлинская молодёжь спешила в клубы, пробираясь сквозь неоновую ночь.
На тротуаре стояли два араба. Их звали Мохаммед и Ала. Общество немых обеспечивало их простой работой - они собирали мусор и распределяли его по категориям. Когда Ала хотел положить пакет текстильного мусора в бак, с неба вдруг упал огромный зуб. Он мягко плюхнулся в бак, провалился вниз, обнажив вход в тёмную подземную нору.
Ала, удивлённо поднял брови и кивнул брату (что, мол, это было?).
С-с-с-с! С! С! С!- сказал Мохаммед, в точности повторив свист, с которым падал зуб.