С террасы ресторана лес был весь, как ладони. Уже смеркалось, когда я вышел покурить и увидел три фигуры - женскую и две мужских. Женщина шла далеко впереди, помахивая сумочкой, и через несколько секунд скрылась из вида. А мужчин я даже успел разглядеть - это были молодые парни в одинаковых джинсовых куртках.
Леса у нас не такие уж страшные, но ходить туда в одиночку, особенно вечером, все-таки не стоит. Если хочешь погибнуть от удара булыжником по голове, не обязательно на ночь глядя лезть в лесную чащу - достаточно просто прогуляться по улицам на окраине города.
Меня позвали. Шеф был уже здорово пьян и лез на сцену с микрофоном - "караоке". Преданная Людочка стояла с его пиджаком в руках и смотрела снизу вверх с неподдельным восхищением. Что ж, народ веселится.
Не знаю, сколько времени прошло между этим моментом и первым криком. Не засекал. Может, минут двадцать. Я болтал с Лопухиным вроде бы на отвлеченные темы, умудряясь между анекдотами собирать информацию: кто именно первым подал идею написать на меня кляузу, что думает по этому поводу шеф и что сам Лопухин, с чего все это началось и имеет ли отношение эта история к моему проекту кадровой реорганизации.
Лопухин почти не вязал лыка и болтал охотно, только на ус мотай. Конечно, спохватится, когда протрезвеет, но это уже неважно. Я узнал то, что хотел узнать - фамилию.
Плохая штука - зависть. И самое мерзкое, что все они считают меня себе подобным, мелким выскочкой, возжелавшим вдруг подняться над серой массой. А у меня и в мыслях не было, просто выносил и родил оригинальный проект, в муках родил, и не ради теплого местечка и премии, а просто так, потому что больше года он не давал мне покоя. Выложил его на растерзание. И растерзали.
Вместо водки я наливал себе "Спрайт". Со стороны и не отличишь. А мне требовалась ясная голова.
Крик прорвался сквозь музыку и пьяный вопли, и я сразу вскочил. Не думаю, что его услышал кто-то еще, просто мой слух был заранее настроен подобным образом. Вечерний лес, сумерки, женщина. Два молодых мужика, идущие следом за ней. Тревожное предчувствие плохого.
На террасе было пусто и сыро, лес почернел и стал непроницаемым, как стена. Небо застлали плотные облака, ветер приносил свежий запах озера.
- Ма-а-а-ма!... - снова донеслось издалека, из глухой тьмы, пронизанной пустынными тропинками, - Ма-а-ама!... Помоги-и-и-те!..
Смазанный огонек мелькнул в толще леса, там, откуда прилетал крик. Я пригляделся. Нет, это не фонарь, это - костер, только далеко.
Я вынул из внутреннего кармана нож и проверил остро наточенное лезвие. Вообще-то рискованно соваться сейчас в лес, дело к ночи идет, но я ничего не могу с собой поделать. Может быть, и за эту черту характера меня тоже не любят.
Тропинка, сначала прямая и довольно широкая, углубившись в лес, стала петлять, но глаза мои уже привыкли к темноте, и я споткнулся всего лишь раз, зацепившись за толстый корень. Снова закричала женщина, уже ближе.
Я знал, что нужно делать. Ни в коем случае не убивать, это было бы слишком просто. Для начала просто уложить их и связать руки. А потом спокойно разобраться.
...Она больше не кричала, и, когда я увидел, что делают с ней эти двое на полянке у крошечного костерка, сразу понял - почему. Какой-то острый сучок колол мне живот сквозь рубашку, но шевелиться было нельзя, и я плотнее прижался к земле, стараясь не замечать боли.
Видеть подобное невыносимо даже в кино, а тем более наяву, в нескольких метрах от себя. Хочется взвыть зверем и прыгнуть, а потом будь, что будет, главное - рвать, калечить, превратить самодовольные рожи в кровавое месиво. Но нельзя. Их двое, а я не супермен.
Один из них встал на ноги и двинулся прямо на меня, но в последний момент повернул чуть влево и вошел в заросли. Я увидел его голые волосатые ноги буквально на расстоянии вытянутой руки от своего лица и дернул за лодыжку так, что он с треском полетел на землю. Спустя мгновение он уже хрипел, судорожно пытаясь освободить горло, а еще через четверть секунды затих.
Второй, испуганно озираясь, слез с истерзанного тела своей жертвы и пополз, словно какое-то странное, голое, грязное животное, потом резво вскочил и побежал. Я догнал его и коротко ударил в затылок.
И тут же засмеялся от такой легкой победы. Ожидал боя, крови, схватки, а оказалось, что сражаться-то и не с кем...
Женщина пришла в себя, когда я уже застегивал на ней порванную голубую кофточку, секунду смотрела совершенно черными расширенными глазами и вдруг отчаянно завопила и стала слепо отбиваться. Я чуть отстранился, поймал ее руки и прокричал прямо в лицо:
- Тихо!.. Все кончилось, все, все!.. Смотри на них, вон они валяются, смотри!..
Она умолкла и послушно перевела взгляд на два лежащих рядышком тела с туго связанными руками.
- Я тебя не трону, - тихо и четко выговорил я, - И не вздумай меня бояться. Ты кричала, я услышал - и все.
- Это ты... их? - сорванным голосом спросила она. У нее были разбиты губы, и я протянул ей платок.
- Да. Сейчас ты должна успокоиться и сказать мне. Всего одну вещь. Выбери: или мы ведем их в милицию, или разбираемся сами. Просто выбери. Скажи.
- А сами - это как?..
- Сами - это будет не более жестоко, чем они поступили с тобой. Но ты еще не выбрала. Не бойся. Я их не убью. Когда изнасиловали мою дочь, я тоже никого не убил. Они и сейчас живы.
- Что ты с ними сделал? - спросила женщина, хотя уже поняла, что.
- Я обработаю раны, так что заражение крови им не грозит. Им просто придется с этим жить. Точнее - без этого.
- Тогда... давай без милиции, - она закрыла лицо руками, - Я не могу... не хочу никому ничего объяснять. И никаких осмотров. И муж... он не должен узнать. Понимаешь?
Я потрепал ее по плечу:
- Тогда отойди вон туда, за деревья, и подожди меня. Просто посиди на траве и ни о чем не вспоминай. Потом я провожу тебя до шоссе и поймаю машину. Хорошо?..
* * *
...- Меня зовут Оля, - уже умытая, с заклеенной пластырем верхней губой, она курила, стоя рядом на обочине, - Представляешь, путь хотела срезать... дура. Что бы со мной стало без тебя?..
- Сейчас тебе легче?
- Да.
- Главное, не вспоминай об этом. Все заживет. Все пройдет.
Она вдруг посмотрела почти с ужасом:
- Но ты... как это, вот так, ножом, без наркоза... Не хотела бы я в чем-то навредить тебе. Страшный ты человек. Как они кричали... как кричали...
Я вернулся в ресторан и сразу увидел его - того, кто бы мне нужен. Почти трезвый, он стоял у перил террасы, и лицо его казалось просто белой маской с нарисованными глазами.
- Где ты был? - шепотом спросил он, - Мы думали, ты ушел. Там, в лесу...
- Знаю, - я встал возле него и закурил.
- Зачем ты туда ходил?..
Я не ответил. А он вдруг медленно, нескладно опустился передо мной на колени:
- Прости... пожалуйста... прости меня... очень тебя прошу... Я идиот, обозлился на тебя... десять лет пашу на фирму, и все впустую, а тут ты со своими идейками... я думал... ну прости, я завтра же...
- Помолчи, - попросил я, - Ночь какая... Осень скоро. Да не нервничай. Наказание всегда соответствует преступлению. Если это тебя утешит - после того, как ты сейчас унижался передо мной - я тебя прощаю. Можешь идти и веселиться.
Шеф уже не пел, он спал, уронив голову на стол, и преданная Людочка, глядя грустными материнскими глазами, медленно гладила его по лысине.