Миронов Андрей Александрович : другие произведения.

Лагерь(Чёртова дюжина)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Крайне неоднозначное произведение, очень тяжёлое. Очень многим оно не понравится. Но таким уж оно написалось. На всякий случай напомню: мнение автора может не совпадать с мнениями действующих лиц


   Город Альтендорф -- как поселение -- был основан каким-то немецким кюрфюрстом в середине семнадцатого века. Располагается город на берегу реки, населяют его чуть более пятидесяти тысяч человек
   Одноимённый концлагерь был основан уже в веке двадцатом, располагался он чуть южнее города и связан с ним шоссейной дорогой.
   Вот как раз по этой дороге и пылил легковой автомобиль.
   Внешне автомобиль был хорош, и даже в чём-то красив. Вот только газогенераторная установка сзади автомобиля, связанная с двигателем длинной трубой, идущей по верхнему левому краю крыши немного портила всю красоту.
   Но -- ничего поделать с этим было нельзя. Бензина в германии едва хватало для армии -- остальные вынуждены были выкручиваться как могли.
   Внутри машины, на просторном заднем сидении с бежевой кожаной обивкой, сидел пожилой человек лет пятидесяти на вид. Лицо этого человека было в меру упитанным, с крепкими скулами и твёрдым мужественным подбородком. Редеющие тёмные волосы без намёка на седину были скрыты под фуражкой, тонкие губы -- плотно сжаты. Кончик носа был слегка загнут вниз, да и морщинистые щёки потихоньку начали отвисать. Одет человек был в эсэсовскую форму. Звали его Рудольф Вирхофф, оберштурмбаннфюрер Вирхофф, комендант концлагеря Альтендорф, сорок восемь лет, женат, трое детей.
   Рудольф Вирхофф был далеко не первым комендантом.
   Первый комендант Альтендорфа, которого можно назвать отцом-основателем концлагеря, был арестован и расстрелян за финансовые махинации.
   Второй, пришедший ему на смену (и, по слухам, как раз донёсший на предшественника), навёл в лагере железный порядок. Однако затем, за жестокое обращение с двумя заключёнными, он был от должности отстранён и поставлен перед выбором: или под трибунал или на восточный фронт. Он выбрал восточный фронт, где через полгода получил железный крест, а ещё через полгода -- пулю в голову от русского снайпера. Кто как умеет -- тот тем и награждает.
   Наконец непосредственный предшественник Вирхоффа, штурмбаннфюрер Вальтер Рау попросту спился. В состоянии алкогольного помешательства он выбросился из окна служебного кабинета. Приземлился Рау мягко -- благо первый этаж -- но с тех пор был от должности отстранён и находился на лечении от алкоголизма, более всего напоминавшем домашний арест.
   Автомобиль коменданта подъехал к воротам концлагеря. Часовой, видимо услышавший издалека шум мотора, уже стоял у ворот.
   Короткая проверка документов, приветствие, ворота -- настежь, и вскоре автомобиль коменданта уже подъезжал к административному корпусу.
   Часовой у входа, узнав коменданта, вытянулся, вскинул правую руку вверх и щёлкнул каблуками. Вирхофф небрежно махнул рукой в ответ, скорее даже отмахнулся.
   (На словах этот обмен жестами выглядел бы примерно так:
   -Хайль Гитлер!
   -Ну хайль, хайль, отвяжитесь только...)
   По лагерю -- тут же слух: комендант вернулся сильно не в духе.
   И в качестве подтверждения слуха -- объявление по громкой связи:
   -Внимание! Руководству лагеря срочно явиться на совещание к коменданту!
   2.
   Немногочисленное руководство лагеря собралось в кабинете коменданта.
   -Я ездил в управление, - сказал Вирхофф, - узнавал насчёт продовольствия. Итоги неутешительны. Мы и так последнее время снабжались от случая к случаю. Сами знаете, господа, железные дороги -- практически разрушены, а для грузовиков нет бензина, да и самих грузовиков -- раз-два и обчёлся. Так вот...
   Комендант сделал паузу
   -Буду краток: продовольствия не будет. - продолжил он, - Только то, что есть в кладовых -- и не более.
   -То есть как?
   -Вот так. Во всяком случае -- в ближайшее время. Потом, месяца через два -- возможно, но... сами знаете, господа, с пищей во всём рейхе не густо, который год уже карточки введены.
   -Ничего удивительного, - сказал главврач лагеря Йозеф Энке, - Война есть война. Если люди вместо того, что бы пахать землю воюют на фронтах -- голод рано или поздно становится неизбежен.
   -Философия -- хорошая штука, доктор, - сказал комендант, - Но, к сожалению, она не может заменить ни супа ни каши. Итак, чем мы располагаем? Согласно бумагам, наших запасов продовольствия нам хватит чуть менее, чем на месяц. Что вы прячете глаза?
   Вопрос был адресован заведующему продовольственными складами.
   Ответ не последовал.
   -Завтра же проведу у вас ревизию, - мрачно пообещал ему Вирхофф, - Так вот, господа, вы, я надеюсь, уяснили наше положение? Продовольствия мало, его нужно экономить. Это понятно?
   Это было понятно всем.
   -Поэтому, - продолжал Вирхофф, - Нам придётся снизить нормы выдачи пищи заключённым.
   -Этого нельзя допустить, герр комендант.
   -Что вы сказали доктор?
   -Снижения продовольственных норм допустить нельзя, - повторил Энке, - Заключённые и так недополучают питания, что уже сказывается на их здоровье. А если мы ещё снизим нормы -- то можно ожидать чего угодно.
   -Недополучают они! Как будто мы тут сытно пытаемся! - в голосе оберштурмбаннфюрера послышались злобные нотки.
   -Мы с вами всё-таки больше кабинетные работники, - сказал доктор, - И питаемся мы куда лучше арестантов. Тогда как арестанты работают на фабрике и расходуют куда больше сил. Если срезать им пайки -- то это может плохо кончится.
   -Ждёте бунта?
   -Нет, герр комендант, с эти справиться просто. Я боюсь другого. Ослабленный голодом организм сильнее подвержен различного рода заболеваниям, в том числе -- эпидемиологическим. Сейчас мы выявляем единичные случаи тифа, но если заключённые ещё и отощают -- случаи могут стать отнюдь не единичными.
   Комендант исподлобья посмотрел на доктора. Всё так же прям, всё так же подтянут. Морщин вот только добавилось.
   -Так вы полагаете, доктор, - сказал Вирхофф, - что уменьшение продовольственных норм вызовет эпидемию тифа?
   -Напрямую не вызовет, - ответил Энке, - Но создаст для эпидемии более, чем подходящие, условия. И, что самое печальное, эта зараза, приняв эпидемический характер, может не ограничится лагерем. Представьте только, что тиф перекинется ещё и на город. Ведь лекарств у нас до сих пор нет.
   -А ваши эксперименты? - задавая этот вопрос комендант просто хотел хоть немного уколоть Энке. Не со злобы, просто так, от досады скорее.
   -В единичных случаях я ещё могу оказать помощь, - доктор был невозмутим, - Но в случае эпидемии я буду бессилен. И не я один, между прочим. Кстати, герр комендант, вы слышали о докторе Эшере? Он вроде как сумел получить противотифозную сыворотку из крови переболевших заключённых. Так эти болваны из санитарного управления подняли крик, мол, Эшер хочет заразить кровь немецких солдат сывороткой из крови евреев! Как будто лучше, что бы заболевший немецкий солдат умер от тифа чистокровным арийцем, чем дать ему шанс остаться в живых, пусть и с примесью неправильной крови.
   Комендант, слушая доктора, задумчиво почесал подбородок.
   -Можно сколь угодно долго говорить о расовых расхождениях, - продолжал Энке, - Но для меня, как для врача, кровь делится на четыре группы. Мне этого достаточно.
   -Скажите, доктор, - сказал Вирхофф, - А как по вашему, если мы не уменьшим норм пищевого довольствия -- это будет лучше? Только не торопитесь с ответом, сначала подумайте о том, что если не снижать нормы -- то продовольствие просто-напросто скорее кончится. И вот тогда мы будем иметь дело с настоящим голодом. Вот тогда-то заключённые ослабнут по-настоящему.
   -Этого так же нельзя допустить, - ответил Энке, - Следовательно, нужно достать продовольствие или...
   -Или -- что?
   -Или уменьшить количество заключённых.
   -Это как? Расстреливать их что ли?
   -Зачем? В этом нет смысла. Если не достанем продовольствия -- они всё равно умрут от голода. Свяжитесь с райвоенкоматом(Kreiswehrersatzamt), пусть мобилизуют всех желающих из числа арестантов. Уголовных, например. Пусть искупят вину кровью.
   -Каков подарочек будет фронту... ну, предположим. Ещё предложения будут?
   -Герр комендант, а может...
   -Что -- "может", Тадеуш?
   Заместитель коменданта Тадеуш Кривецки (унтерштурмфюрер СС, двадцать два года, женат, двое малолетних детей) был, казалось, застигнут врасплох вопросом коменданта. Часто заморгав, Кривецки нервно откашлялся и сказал:
   -Герр комендант, а что если поговорить с руководством местной фабрики? В конце концов, если наши подопечные работают у них, то было бы логичным...
   -Я понял. Хорошо, это я беру на себя. Ещё предложения?
   Предложений не было.
   -За что вам только рейхсмарки платят... - задумчиво пробормотал комендант, глядя на подчинённых, - Ладно, подведём итоги.
   Вирхофф поднялся с кресла, уперся кулаками в столешницу.
   -Значит так: Нормы выдачи продовольствия приказываю снизить. Доктор, я знаю, что вы хотите сказать! Это -- временная мера. Поручаю вам произвести ревизию продовольственных складов и по её результатам скорректировать нормы, что бы и заключённые шевелились и продуктов хватило хотя бы на пару месяцев. О результатах доложите мне.
   "Это называется: Стой там -- иди сюда" - подумал Энке. Но промолчал.
   - Кривецки -- свяжитесь с военкоматом, - продолжал комендант, - Если скажут, что преступники не нужны, то пригрозите их самих отправить на фронт и вообще ведите себя понаглее, а не как школьник на первом свидании. Дальше: с фабричным руководством поговорю я. Остальные -- занимайтесь своими делами, всё равно от вас ничего дельного не дождёшься. Совещание окончено, разойдись.
   3.
   Пока суд да дело, предлагаю чуть поподробнее остановиться на биографии одного персонажа.
   Йозеф Энке, штурмбаннфюрер СС, главный врач концлагеря. Ровесник первой мировой войны, тридцать один год. Женат вторым браком, двое детей (ещё один ребёнок от первого брака), в 1933 году вступил в СС; окончил медицинский институт и развёлся с первой женой. Далее: участвовал в Польской и Французской кампаниях. Награждён Рыцарским крестом с дубовыми листьями. По слухам -- спас экипаж подбитого панцера, и сам был пару раз ранен. Собственно, находясь в госпитале после второго ранения( в руку), Энке и повстречал миловидную медсестру, ставшую впоследствии его нынешней женой.
   Будучи назначенным главврачом концлагеря, Энке лично встречал каждую прибывавшую партию заключённых, подвергая их обязательному медосмотру. На каждого новоприбывшего заводилась медкарта, куда скрупулёзно вносились такие данные, как рост, вес, возраст и состояние здоровья заключённого.
   Поначалу, Вирхофф считал это пустой формальностью -- но затем, когда в лагерь начали массово поступать военнопленные... каких только заболеваний там не было! И ранения, замотанные вместо бинтов грязными тряпками, и переломы, и туберкулёз, и понос, и... да много всего!
   Зимой к этому "всему" добавлялись обморожения различных степеней -- часто тяжёлых, и тогда всему медперсоналу лагерной больницы приходилось участвовать в массовых ампутациях отмороженных конечностей. У тех, кто добрался до лагеря живыми, разумеется. Вагоны если и отапливались -- то скверно. И это было ещё счастьем, потому как зачастую военнопленным приходилось обогреваться исключительно собственным теплом -- а, учитывая физическое состояние пленных, тепла этого было мало. И потому специально отобранной команде заключённых приходилось выгружать из вагонов окоченевшие трупы.
   Трупы аккуратно пересчитывались - и закапывались в братских могилах возле дальней от главного входа стены ограждавшей лагерь.
   Главной же своей целью Энке считал спасение лагеря от тифа.
   Делал он для этого всё, что мог. Еженедельные банные дни(комендант ворчал, что на подогрев воды уходит слишком много угля), периодические санитарные осмотры, организация химико-дезинфекционных камер для одежды, в которых одежда заключённых обрабатывалась какой-то ядовитой для насекомых дрянью.
   В случае же выявления подозрения на тиф, предположительно заболевшего переводили в отдельный барак, а тот барак, в котором заболевший был обнаружен, объявлялся карантинным на три недели -- барак запирали, не разрешая заключённым перемещаться по лагерю, и из него не выводили на работу. Попавших же в отдельный барак ждали два варианта: либо подозрения на тиф не оправдывались и тогда они возвращались в свой барак, либо болезнь развивалась, и тогда...
   -Возможно, мои эксперименты кому-то покажутся излишне жестокими, -- сказал как-то раз коменданту доктор -- Но другого выхода у меня нет. Лекарств нет, лечить -- нечем. Поэтому, в наших условиях любой заболевший тифом -- покойник. Покойник, представляющий опасность для живых. Эта дрянь излишне заразна, а лагерь мертвецов мне не нужен.
   По словам Энке, он всячески стремился найти способ победить эту болезнь и в этой борьбе не останавливался ни перед чем.
   -Поймите, речь уже не о борьбе за их жизнь, тут только Господь может им помочь, -- говорил Энке, -- Это скорее борьба за жизнь других. Можно оставить заболевших тифом в покое -- и тогда они просто умрут, а можно сделать так, что бы их смерть спасала потом чужие жизни -- и, тем самым, стала менее напрасной.
   4
   С выполнением поставленных задач справились не все.
   Энке провёл ревизию прод. складов. Собственно, никакого особо крупного воровства выявлено не было, но тем не менее, по окончанию проверки заведующему пришлось выписать сердечных капель. В докладной записке коменданту, главврач подробно указал наличие съестных припасов, сколько нужно выдавать в день на человека, что бы хватило на полтора месяца, подытожив свой труд примечательной фразой:
   "Тем не менее, оговоренные выше нормы выдачи продовольствия, я, как врач, считаю крайне недостаточными для поддержания нормальной жизнедеятельности человеческого организма".
   Вирхофф три раза перечитал этот бюрократический выверт. Вернее, заставил себя три раза перечитать -- потому что после первого прочтения, оберштурмбаннфюреру очень сильно захотелось бросить в стоявшего напротив стола Энке что-нибудь тяжёлое. Чернильницу, например. Прочтя второй раз, Вирхофф мысленно чернильницу бросил, а после третьего прочтения представил себе поверженного главврача с шишкой на лбу и халатом, залитым чернилами и недобро улыбнулся.
   -Я ведь просил вас рассчитать нормы так, что бы хватало на два месяца? - сказал комендант.
   -Герр комендант, прикажите уж тогда сразу их расстреливать - ответил Энке - По крайней мере, так наши подопечные будут меньше мучиться.
   -И почему мне все и всегда дают советы? - задумчиво произнёс Вирхофф, - Если бы мне продовольствия так давали, как советы. Ладно, Энке, идите. Разберёмся как-нибудь.
   "Если бы это случилось летом -- ещё можно было попытаться что-то выращивать, - подумал комендант, - хоть ту же траву, чёрт подери, можно было бы в салат покрошить. Но у нас сейчас -- весна".
   ...
   Пока Энке проводил ревизию складов -- комендант съездил на местную фабрику. Густав Хайнер - владелец фабрики - был необычайно любезен, провёл гостя в свой кабинет, угостил кофе со сливками. (Кофе, правда, очень сильно напоминал(о) жареные жёлуди -- но Вирхофф был не привередлив. Благо сливки были вполне натуральными)
   -Итак, герр комендант, чем я обязан вашему визиту? - спросил фабрикант.
   Вирхофф кратко изложил суть проблемы.
   -Понимаю, понимаю. Но, может вам ввести в лагере режим экономии припасов?
   -Спасибо за добрый совет, но это уже сделано.
   -Простите, а чем же в таком случае, герр комендант, я могу вам помочь в данном вопросе?
   -Продовольствием.
   -Не понимаю?
   -Всё просто, герр Хайнер. Заключённые работают на вашей фабрике. Было бы справедливым, если бы вы обеспечили их питанием.
   Хайнер вскочил со стула
   -Вы с ума сошли, герр комендант! Где я для них еду найду?
   -А я где её найду?
   -Но, послушайте, у меня просто физически нет возможности...
   -А у голодных людей работать -- есть возможности?
   -Но я-то здесь при чём?
   -А вы разве не при чём? Имейте в виду, что если мы не уладим вопрос с питанием заключённых, то мне придётся прекратить поставку рабочей силы на вашу фабрику.
   -Да вы отдаёте себе отчёт в том, что вы говорите?! Я выполняю важнейший оборонный заказ! И если вы своими действиями сорвёте производство...
   -Ваше производство окажется сорвано так или иначе. Просто потому, что работающие у вас заключённые не смогут даже дойти до вашей фабрики. Просто по той причине, что они отощают от голода. Кроме того, вы ведь за выполнение этого вашего заказа получаете деньги и не малые, верно? Вот и потратьте хотя бы часть из них на решение возникшей проблемы с питанием.
   -Но это немыслимо, невозможно!
   -А то, что они отощают настолько, что не смогут работать -- возможно? Между прочим, я говорил с нашим врачом -- при крайних степенях истощения человек мало того, что работать не может, но ещё и заболевает проще. Тем же тифом, например. Представляете, если вспыхнет эпидемия -- куда она перекинется?
   При слове "тиф" Хайнер замолчал. Затем он молча сел, левой ладонью потирая шею.
   Комендант так же молча ждал.
   -Задали вы мне задачку... - сказал наконец Хайнер.
   -Увы, не я, - возразил комендант, - эту задачу перед нами поставила жизнь. И от решения как раз-таки жизнь наша и зависит.
   -Хорошо. Попробую организовать для них что-нибудь вроде столовой. Достать продукты, правда, будет сложно, крайне сложно...
   -Вы справитесь, - сказал Вирхофф, - у вас для этого есть всё необходимое, начиная с деловой хватки и кончая связями.
   -Ну, у вас хватка тоже... - Хайнер улыбнулся.
   -Но не деловая. Иначе я занимался бы более интересным делом, нежели командование концлагерем.
   ...
   Хайнер действительно не подвёл. А вот затея с военкоматом, можно сказать, провалилась. Вербовщики-то в лагерь пришли -- вот только желающих идти на фронт оказалось до обидного мало. Политические заключённые воевать за ненавистный рейх не собирались, уголовники -- тоже считали, что безопаснее пересидеть войну здесь, чем подставляться под вражеские пули. Зато желание пойти на фронт изъявили несколько русских военнопленных, мотивируя своё решение просто: "лучше уж на фронт, чем сидеть в этой жопе". И перспектива воевать против своих их не смущала: "воевать -- как повезёт, можно ведь и в плен сдаться. Американцам, например". Оставшиеся военнопленные беззлобно обозвали уходящих предателями -- чем прощание и ограничилось.
   К слову: позже многие из этих добровольцев действительно сдались американцам. Американцы передали пленных англичанам -- просто что б самим не возиться -- а англичане... англичане отдали их Сталину на съеденье, выдав военнопленных Советскому Союзу.
   5
   Комендант проснулся от какого-то непонятного воя. Секунд пять он пытался сообразить, что это за звук, а в следующий момент к вою добавился раскатистый звон телефона.
   Комендант схватил трубку с рычагов.
   -Вирхофф слушает!
   -Герр комендант, воздушная тревога, скорее! - голос дежурного неприятно резал уши, - Всем нужно укрыться в бомбоубежище!
   -Иду.
   Вирхофф бросил трубку на рычаги, наскоро оделся, обулся.
   Застёгивая на ходу мундир, оберштурмбаннфюрер выскочил из дверей дома. Но, вместо того, что бы бежать в убежище, Вирхофф остановился, глядя на небо.
   Тёмное ночное небо над горизонтом было заполнено россыпью вспышек огня. Сначала это напомнило коменданту праздничный салют -- но лишь на миг.
   Потому что это больше напоминало приближение грозы. Но это была не та природная, очищающая гроза, несущая прохладу и свежесть после жара и духоты -- это была другая гроза, рукотворная, созданная людьми. Люди всегда боялись и завидовали грозе -- и вот создали свою. Но эта, порождённая людьми гроза, была настоящим чудовищем, напоминая творение Франкенштейна: жестокая, страшная и смертоносная.
   "Гроза" всё приближалась. Кто-то из охранников схватил было оберштурмбаннфюрера за рукав, крича, что нужно в убежище и скорее -- комендант не отреагировал. Каким-то восьмым чувством он понял, что эта гроза идёт не на них. На миг Вирхофф обрадовался -- но потом, поняв, куда направляются бомбардировщики, он судорожно сглотнул. Ощущение беспомощности обожгло коменданта. Он видел опасность, смертельную опасность -- и ничего, ровным счётом ничего не мог сделать.
   Дальнейшее запомнилось коменданту как набор чёрно-белых фотографий: сначала приближающиеся к городу бомбардировщики (Вирхофф не видел, но -- слышал их надсадное гудение), потом -- яркая вспышка пламени, потом ещё одна. И всё.
   Потом Вирхофф снова смог воспринимать действительность в движении.
   Город горел. Небо над городом было окрашено жёлто-кровавым светом -- пожар, бушующий в городе отражался в небесах, словно взывая к ним в безмолвной молитве. Впрочем, почему -- безмолвной? Шум от пожара глухим гулом заполнял собой пространство. А вот небеса... небеса -- молчали в ответ.
   Оцепенение прошло и комендант начал действовать. Сначала он велел найти Энке -- но врач куда-то запропастился. Затем комендант велел построить заключённых.
   ...
   Стоя перед построившимися заключёнными в аккуратно застёгнутым на все пуговицы мундире и накинутой на плечи шинели, комендант коротко сказал:
   -Внимание! Вражеская авиация нанесла удар по городу. Наш долг -- оказать посильную помощь пострадавшим. Время не ждёт. На сборы -- четыре минуты. Получайте инструмент -- кирки, заступы, лопаты -- и в город.
   Оберштурмбаннфюрер замолчал, глядя на стоявших перед ним арестантов.
   И тут один из них, нагло сдвинув шапку на затылок крикнул по-русски:
   -Перебьёшься, начальничек! Ваших псов спасать не будем!
   Вирхофф не понял ни слова... но тут до него -- по интонациям, по тону -- дошёл смысл всей фразы. Кровь бросилась коменданту в лицо. Он увидел, как охранник с дубинкой кинулся к строю - и злобно рявкнул:
   -Отставить! Отставить, я сказал! На разбор завалов вызываются только добровольцы! Тот, кто сможет спокойно спать, зная что рядом гибнут дети -- могут отправляться по баракам!
   Тем временем в строю товарищ крикнувшего дерзость шепнул ему:
   -Зря ты так, Коля.
   -А что? Им можно -- а мне нельзя? - огрызнулся тот.
   -Человеком надо быть.
   -А когда они Ленинград бомбили -- из них кто пошёл моих спасать?!
   -А ты что -- хочешь быть такими же, как они?
   -Кончай базар, краснозадые! - прикрикнул на них уголовник-капо с кривым шрамом на левой щеке, - Живо марш на склад за инструментом!
   -Сказали ж -- добровольцы!
   -Я т-те щас покажу добровольца! Пошёл!
   (Уголовнику этому оставалось жить два дня. Во время работ по разбору обожжённых городских руин, он ухитрился приподняться на часы(пять штук), цепочку(серебряную, одну) и обручальные кольца(восемь). Впрочем, это то, что нашли при нём эсэсовцы, обыскивая заколотый заточкой труп капо. Возможно, часть снятых с трупов драгоценностей ему и удалось продать - так в рапорте коменданту и доложили)
   6
   Комендант бесцельно бродил по руинам города, освещённым яркими языками пламени. Казалось, что город был мёртв -- и единственным живым в нём был огонь, весело танцевавший на разрушенных стенах и кокетливо выглядывающий из оконных проёмов.
   "Зря я сюда пришёл, - думал комендант, - отдавать приказы тут ни к чему, всё, что я мог -- я уже приказал. А больше от меня тут никакого толку".
   В этот момент к нему подбежал какой-то человек в драном, перепачканном сажей, землёй и пылью нижнем белье. В руках он что-то нёс.
   -Ну что ты стоишь, дурак?!(dummkopf) Отнеси её в госпиталь(кrankenhaus), скорее! - крикнул он коменданту прямо в лицо и протянул Вирхоффу несомое.
   Комендант на миг замер от такой наглости. Как же, так грубо, без званий... но стоявшему перед ним грязному человеку было не до церемониала.
   Вирхофф взял ношу грязного -- и только тут заметил, что это -- девочка лет десяти.
   -В госпиталь, скорее! - повторил грязный.
   -Где он?!
   -Да вон там, в конце улицы! Не стой, шевелись! Её нужно спасти!
   Сказав это, человек вновь кинулся в развалины.
   Комендант, ловко снуя между освещёнными огнём развалинами, быстрым шагом направился к госпиталю. Девочка на его руках ещё дышала, хотя и была без сознания
   Госпиталю повезло -- лишь стёкла в одном из корпусов были выбиты взрывной волной. Здания уцелели.
   Комендант вбежал внутрь чуть ли не бегом. В госпитале было более, чем людно. Люди шли с кровоточащими ранами, с ожогами, в грязи и пыли, не всегда толком одетые. Тут же попадались уже перебинтованные. Кто-то стоял, кто-то сидел у стен. Часть людей лежали прямо на полу, возле выбитого окна. Впрочем, им уже было всё равно где лежать. Куда положили -- там и лежали, не чувствуя уже ничего. Вирхофф протолкался вперёд, отловил санитара, протянул ему девочку.
   -Что ты мне тут суёшь! - рявкнул было санитар, но, заметив петлицы моментально сменил тон и даже чуть вытянулся, - О, простите... слушаю вас!
   -Возьмите, её нужно спасти!
   Санитар взглянул на девочку, посмотрел на коменданта, потом на девочку.
   -Ну, что же вы стоите?! - сказал Комендант.
   -Простите, герр... майор, - сказал санитар, перепутав звания, - но спасти её может только Всевышний.
   -Как?!
   -Медицина тут бессильна, герр майор, - санитар повернулся, прошёл пару шагов и положил тело девочки на какой-то стол.
   Вирхофф замер.
   -Не успел... - тихо сказал он.
   -Мы все не успели, герр майор.
   -Она ведь ещё дышала, - сказал Вирхофф, - я немного не успел.
   -Вам, наверное, показалось, герр майор.
   -Она ещё дышала! Дышала, я тебе говорю!
   -Нет, герр майор, смерть была к ней милосердна. - санитар чуть отшатнулся, - И забрала её сразу, без лишних мучений.
   -Но...
   В следующий миг коменданта грубо оттёрли в сторону какие-то два человека. У одного из них была перевязана разорванным полотенцем голова, у второго каким-то тряпьём была замотана кисть правой руки -- или то, что от неё осталось, Вирхофф не успел разобрать подробности, да и не стремился.
   Пошатываясь, комендант вышел из госпиталя.
   На улице его ждала темнота. Но не та, непроглядно-первобытная темнота, нет. Это была темнота тёмно-бордового цвета, как если бы вы днём смотрели через закопчённое стекло. Вирхофф не сразу сообразил, где источник этого неприятного света -- а потом до него дошло: пламя горящего города отражалось в ночном облачном небе.
   Прислонившись к иссечённой осколками стенке госпиталя, Вирхофф машинально хлопнул себя по карману. Курить он бросил ещё до войны, когда только-только получил звание гауптштурмфюрера. И все эти годы тяги к курению он не испытывал. Но сейчас... ему не то, что бы хотелось именно курить, ему хотелось просто сделать хоть что-то, хоть как-то отключиться от происходящего.
   Вирхофф опустил веки. Сколько он так стоял -- он не запомнил. Потом кто-то тронул его за плечо. Комендант открыл глаза, повернулся.
   Рядом с ним стоял Энке.
   -Так вот вы где, доктор, - сказал Вирхофф.
   -А где же ещё мне быть, герр комендант? - Энке невесело улыбнулся, - в лагере мне сейчас работы найдётся немного. А вот здесь... - он коснулся окровавленного медицинского халата.
   -Вас что, ранило?
   -Это не моя. Операции. Собственно, нам ещё повезло, что госпиталь уцелел. Я и не надеялся, собирался развернуть тут что-нибудь военно-полевое.
   -И кто вам отдал такой приказ? - равнодушно поинтересовался комендант.
   -На фронте мне часто приходилось соображать самому, не дожидаясь приказов, - ответил Энке.
   -Теперь вы не на фронте.
   -Теперь фронт у нас.
   Вирхофф посмотрел на врача. В заляпанном кровью халате Энке напоминал не то палача, не то инквизитора. Да, скорее всего -- инквизитора. И отблеск пожаров лишь усиливал это впечатление.
   -И я этому не удивлён, - продолжал Энке, - Сначала мы бомбили их города, теперь они нанесли нам ответный визит.
   -Вы -- циничный мерзавец(zynischer bastard), доктор, знаете?
   -Конечно знаю. Когда режешь людей -- пусть даже и для их же блага -- на душе остаются шрамы. Так что не удивительно, что моя душа сейчас напоминает дубовую кору.
   -Чёрт вас подери, Энке, дайте же, наконец, сигарету!
   -Где ж я её возьму?
   -Толку с вас...
   -Могу угостить спиртом.
   -Спиртом... ну, давайте хоть это...
   -Пойдёмте, герр комендант.
   7
   Следующий удар бомбардировщики нанесли через три дня. На этот раз город пострадал меньше -- хотя бы по той причине, что и после первого налёта от города осталась от силы треть. Основной удар наносился по фабрике. Впрочем, уцелевший после первого налёта госпиталь на этот раз попал под раздачу -- три корпуса выгорели дотла. Вместе со всеми, кто в них находился.
   Заодно получил свою долю небесной смерти и концлагерь. Был ли это специально спланированный удар или просто штурман бомбовоза немного ошибся -- неизвестно. Два барака разнесло в щепки. Обрушилась стена в лагерной котельной. Сильные разрушения получила одна из казарм охраны -- от неё осталась от силы половина.
   Помимо прочего, сработал закон подлости: во время первого налёта все среагировали на воздушную тревогу что называется образцово-показательно. Теперь же, видимо посчитав, что их это не коснётся, люди среагировали на тревогу откровенно вяло. И -- зря.
   Посланные разбирать разрушенные здания заключённые переговаривались:
   -Хорошо им дали.
   -Им? А по нам они не дали разве?
   -Заключённых погибло больше, чем охраны!
   -Они просто отмучились. Всё равно нас живыми отсюда никто не выпустит.
   -Видали какой? Отмучились! А сам-то не хотел бы так отмучиться?
   -Это не от меня зависит.
   -Да конечно! Чего проще: пошёл на проволоку -- вот и отмучился!
   -Вот и я о том же. Человек хочет жить всегда. Даже в концлагере.
   -Оставь его, Франта, этим марксистам разве что объяснишь?
   -Жить? Жить все хотят, Отто. Но это -- это разве жизнь?!
   Трупы заключённых складывались в наспех отрытые братские могилы. Впрочем, трупы эсэсовцев ждала та же участь. Да -- отдельно от заключённых, да - более аккуратно укладывали(один из заключённых потом говорил в бараке, что он бы с огромным удовольствием подобной укладкой занимался хоть каждый день), да -- поставили памятный знак -- но всё равно в братскую могилу.
   Тем временем, под аккомпанемент плотницких молотков, заколачивающих досками выбитые взрывом окна, Вирхофф сидел у себя в кабинете при тусклом свете лампы и соображал, как лучше поступить: увеличить ранее сокращённую дневную норму выдачи продовольствия за счёт... хм, непредвиденного сокращения лагерного населения -- или же оставить как есть, что б на дольше хватило?
   В пользу второго решения говорил тот факт, что подвоз неизвестно когда будет и будет ли вообще. Но в пользу первого... мрачные прогнозы Энке потихоньку начинали сбываться.
   Конечно, эпидемией это назвать было нельзя -- пока нельзя. С катастрофическим распространением тифа в лагере главврач боролся как только мог -- и тем не менее два отдельных барака с заболевшими были заполнены чуть менее чем полностью. Кстати, один из разбомбленных бараков был как раз "тифозным". Да и присыпанная сверху негашёной известью братская могила с умершими тифозными больными появилась задолго до первой бомбёжки.
   В борьбе с ослабевшим от голода организмом болезнь всё более уверенно брала верх. Впрочем, некоторые заключённые умирали от голода - без всякого тифа.
   В итоге комендант решил оставить пока всё как есть. Тем более, что прибавка всё одно выходила мизерная.
   В соседней комнате Тадеуш Кривецки -- заместитель Вирхоффа -- заполнял учётные карточки на погибших охранников и выписывал похоронные свидетельства. Руки Кривецки слегка тряслись, и только чудом он не наставил в документах чернильных клякс.
   Заместитель коменданта никогда раньше не видел смерти, тем более -- столько сразу. Вся его служба в СС пахла исключительно чернилами и канцелярскими бланками. Лишь сегодня Кривецки узнал запах крови -- по горькой насмешке судьбы это была кровь его сослуживцев, которым он завидовал. Завидовал завистью мальчика, которого школьные товарищи не берут с собой играть в футбол -- и потому вынужденного выжигать по дереву.
   Так что, когда Тадеуша попросили по телефону подойти к главным воротам -- он только обрадовался.
   Новость, которую Кривецки там узнал, он рассказал только коменданту -- но каким-то образом о ней моментально узнал весь лагерь.
   Один из бомбардировщиков сбили! Лётчики попали в плен!
   8
   Самолёт зенитчики сбили ночью, во время налёта, когда американцы в очередной раз бомбили завод -- вот и добомбились.
   Ещё накануне, за скромным ужином, Энке сказал, что все эти ПВО -- это как лобковые волосы. Прикрыть могут, но защитить от удара -- нет. И вот -- пожалуйста.
   Новость о сбитом самолёте в лагере встретили по разному. Четверых заключённых, устроивших из-за разницы мнений по этому поводу шумную драку заперли на пять суток в карцер. Собственно, в драке изначально участвовало больше народу -- посадили тех, кто не успел вовремя утихомириться.
   Двоих пленных лётчиков полицейские отбили у местного населения и доставили в концлагерь.
   -А что, больше некуда было? - недовольно спросил комендант у Кривецки.
   -Никак нет, оберштурмбаннфюрер! Городская тюрьма сгорела из-за бомбёжки, а в полицейских участках негде содержать.
   -Господи, какой бардак(Durcheinander)...
   По приказу Вирхоффа, сбитых пилотов (штурмана и стрелка-радиста, если быть точным)заперли в небольшом пустующем сарае, у дверей которого поставили часового.
   Утром комендант велел доставить пленных для допроса. И тут выяснилось, что оба лётчика покончили с собой. И действительно, когда Вирхофф подошёл к сараю -- внутри, в верёвочных петлях, висели пленные.
   -Снять! - коротко буркнул комендант.
   С выполнением приказа возникла небольшая заминка. Наконец, двое заключённых притащили в сарай массивный деревянный ящик, встали на него и вытащили из петель лётчиков, небрежно бросив их тела на пол.
   Когда тела унесли, Вирхофф, сложив руки на груди и смотря на свисающие с балки верёвки, сказал своему заместителю:
   -Скажи, Тадеуш, как по твоему: можно ли повеситься в этих петлях?
   -А почему нет?
   -А ты попробуй.
   Кривецки часто заморгал.
   -Простите, оберштурмбаннфюрер, но...
   -Нет-нет! Просто хотя бы руками за петлю ухватись.
   Тадеуш подошёл к петлям, посмотрел на них. Затем он подпрыгнул и ухватился за петлю обоими руками.
   -Как по твоему, Тадеуш, - спросил комендант у своего висящего заместителя, - А наши висельники головой в петлю тоже в прыжке попали?
   От удивления Кривецки разжал пальцы и неуклюже приземлился, коснувшись руками пола.
   -Часового -- в карцер. Строго охранять, - сказал Вирхофф, - Если с ним что случится -- охрана карцера ответит головой. Впрочем, - Вирхофф строго посмотрел на растерявшегося часового и ткнул в него указательным пальцем, - Ты можешь облегчить свою участь, если внятно объяснишь, где в пустом сарае можно достать пару подходящих верёвок.
   -Я... я... я не знаю... - растерянно пробормотал часовой.
   -Увести! Как узнаешь -- позови. С удовольствием послушаю!
   Часового увели.
   -Вот ведь мерзавец... - сказал комендант как бы в пространство. А про себя подумал: "Как же я его понимаю. Но в данном случае понять -- не значит простить".
   9
   Вирхофф неподвижно сидел за столом в своём кабинете.
   Перед ним, на столе, лежал небольшой листок бумаги, исписанный неряшливым почерком.
   Это было письмо -- письмо из соседнего города, в котором жила семья коменданта. Вирхофф не хотел перевозить их сюда, в Альтендорф, и после бомбёжки городка хвалил себя за это решение.
   Вплоть до получения письма.
   Писала некая фрау Рёйтце, жившая по соседству с семьёй коменданта. Когда-то в молодости Вирхофф переписывался с ней -- тогда ещё она носила фамилию Карстен -- и ещё с тех времён коменданту запомнился этот скверный, трудноразличимый почерк, так мешавший читать те наивные и чувственные письма, на которые способна только безмятежная юность.
   Но то, что было написано в письме было куда как более скверным, нежели почерк.
   Из письма следовало, что город, где жила семья Вирхоффа подвергся бомбёжке. Жена и младший сын коменданта погибли. Дочку приютила семья Рёйтце, и теперь соседка интересовалась: оставить ли её пока у себя или как-нибудь перевезти к отцу?
   Последний раз Вирхофф чувствовал себя так, когда с фронта пришло известие о гибели его старшего сына. Но была и разница. Тогда чувство было острым и болезненным, - но с ним можно было жить. Теперь же той остроты не чувствовалось. Горе было тупым и тяжёлым -- как раз таким, которое не вынести, как раз таким, что бы раздавить.
   Внезапно коменданту показалось, что он лежит на земле, придавленный балкой. Балка тяжёлая, давит грудь, не даёт пошевелиться, нет возможности даже крикнуть, позвать на помощь, потому что для крика нужно сначала набрать воздуха в грудь -- а из-за балки на груди воздух не набрать. Да и толку кричать? Всё равно никто не услышит, не спасёт.
   -Герр комендант! Простите, что...
   Вирхофф словно очнулся. На пороге кабинета стоял Кривецки, смотрящий на коменданта удивлёнными глазами. Сам Вирхофф так же удивился, поняв, что сжимает в правой руке пистолет, вынутый из кобуры. Совсем близко от себя.
   -Что такое, Тадеуш, что-нибудь случилось?
   Комендант положил пистолет на стол.
   -Срочная телефонограмма, герр комендант. Приказ СС-ВФХА. Нужно готовить эвакуацию лагеря.
   -Кто отдал приказ?
   -Группенфюрер Рихард Глюкс. - ответил Кривецки, - В связи с усложнившейся обстановкой на фронтах начать эвакуацию лагеря...
   -Эвакуацию?! Куда?! - не выдержал комендант, срываясь на крик, - Куда мне их всех эвакуировать?! И на чём? Железные дороги в руинах, машин нет, бензина для них -- тоже нет, всё в армии! На чём я буду их всех эвакуировать? На телегах?! Так у меня и телег столько нет! Пешком?! А если они разбегутся в первую же ночь?! У нас же охрана -- сплошные старики и инвалиды! Лагерь видите ли эвакуировать! А город как же? Город -- оставить?! Оставить в подарок американцам с англичанами? Замечательно!
   -Город, надо полагать, так же будет эвакуирован... - испуганно пробормотал Кривецки.
   -Так с этого и надо начинать! Сначала эвакуировать город, а уже потом -- лагерь! Потому что если мы попрёмся одновременно -- то закупорим все дороги! Это прямо таки подарок для этих -- комендант изобразил руками крылья самолёта, - воздушных бандитов! Раздолбают беженцев бомбами, размажут их по грунту -- вот и вся эвакуация! Эвакуация на тот свет!
   Кривецки, ошарашенный взрывом эмоций начальника, молчал.
   Вирхофф заставил себя мысленно сосчитать до десяти, и затем сказал.
   -Ладно, посмотрим, - сказал он после паузы. - Я свяжусь с мэрией, узнаю, намерены ли они эвакуировать население и если да -- то когда. И, в зависимости от этого, будем действовать.
   -Я могу идти? - спросил Кривецки.
   -Идите. Хотя, постойте, Тадеуш.
   -Слушаю вас, оберштурмбаннфюрер!
   -Возьмите мой пистолет и почистите его как следует.
   -Слушаюсь, оберштурмбаннфюрер!
   Кривецки взял со стола пистолет.
   -Идите, Тадеуш. И извините меня за... я был несколько несдержан.
   -Всё в порядке, герр комендант, бывает, - Кривецки улыбнулся и вышел.
   "А ведь он вовремя вошёл, - подумал комендант, - вот был бы номер, если бы я тут застрелился".
   И тут Вирхофф почувствовал, что мысль о самоубийстве не кажется ему какой-то пугающей. Напротив -- она казалась достаточно здравой.
   Комендант зажмурился и помотал головой, как бы отгоняя от себя наваждение. Затем он снял трубку телефона и связался с мэрией.
   Как выяснилось, никто и ничего об эвакуации населения города в мэрии не слышал. Более того, вместо внятных ответов Вирхофф оказался засыпан встречными вопросами: следует ли ждать эвакуации? Если да -- то будет ли транспорт? Если будет -- то какой? Кто должен подлежать эвакуации в первую очередь? - и прочее подобное.
   -Да откуда мне-то знать?! - не сдержавшись рявкнул в трубку комендант, - Я сам узнал о возможности эвакуации десять минут назад, хотел у вас проверить информацию. Значит, к вам распоряжений и приказов не поступало? Вот и славно, это всё, что я хотел выяснить. Всего доброго!
   Бросив трубку на рычаги, оберштурмбаннфюрер задумчиво почесал подбородок, скомкал телефонограмму и бросил её в мусорную корзину.
   10
   Время шло.
   У двоих заключённых, работавших на фабрике, при обыске обнаружили какие-то подозрительные железки. Комендант, узнав об этом, над наказанием долго не размышлял.
   -Расстрелять. Мне ещё только не хватало, что б у этих мерзавцев винтовки появились в бараках.
   -Это явно не похоже на винтовку, - заметил Энке, глядя на одну из железок.
   -Смогли стащить это -- смогут стащить и оружие, - ответил Вирхофф, - И не воображайте только, что оказавшись на моём месте вы поступили бы по-другому.
   ...
   Положение на фронтах всё ухудшалось. Мобилизовались чуть ли не все, способные держать в руках винтовку или фауст. Из концлагеря сначала добрали в обязательном порядке всех немцев-заключённых, потом объявили о наборе добровольцев всех прочих национальностей.
   Люди на этот раз шли охотно -- вербовщики обещали сытую кормёжку - чем лагерь похвастаться, увы, не мог.
   (Особо надо отметить боеспособность этих добровольческих частей. В первых рядах желающих на фронт на этот раз оказались уголовники. Как выяснилось позднее, воевать они вовсе не собирались, и, по мере приближения к фронту, потихоньку разбегались кто куда. При этом, в отличии от прочих убегавших от фронта "добровольцев", выбрасывать винтовку уголовники совсем не собирались, разумно полагая, что грабить с оружием в руках -- намного проще, чем без оного. Дезертиров отлавливали, конечно, и, без лишних разбирательств, пристреливали -- в любом случае что для фронта, что для мирного населения мобилизация лагерников была тем ещё подарочком).
   Помимо нехватки продовольствия(и сопутствующего голода), подкралась ещё одна проблема: в лагере заканчивались запасы угля. С одной стороны и зима уже была позади -- но с другой весну ведь тоже надо было как-то пережить. И день-то не всякий оказывался тёплым, а уж ночи и вовсе были холодны постоянно.
   Эвакуацию так никто и не объявлял. Впрочем, она и так началась потихоньку -- и дороги, ведущие из города, оказались заполнены беженцами, которых становилось всё больше и больше.
   Один раз колонна беженцев попала под бомбовый удар. Жертв было немного, главным образом те, кто вместо того, что бы бежать прочь от дороги - попытался спрятаться под повозками. Возможно, лётчик перепутал беженцев со строевой частью на марше -- а то, что они шли не к фронту а от него... ну мало ли?
   Так или иначе, люди бежали из города. И одним из таких стихийных беженцев оказался главврач лагеря.
   Ещё после первого налёта Энке отослал жену с детьми к её родителям, в небольшую деревеньку на юге германии. А теперь, видимо, подался туда и сам.
   -И чёрт с ним, - с безразличием в голосе сказал комендант.
   Тадеуш Кривецки докладывал коменданту, что допрошенный часовой показал, что ночью к нему подошли четверо заключённых(фамилии прилагаются) с верёвками и уговорили впустить их в сарай. Вину свою часовой признавал, хотя и не слишком раскаивался.
   -Врёт ведь, - ответил Тадеушу комендант.
   -Почему вы так решили, оберштурмбаннфюрер?
   -Ну а как ты думаешь, Тадеуш, каким образом заключённые могли уговорить часового нарушить приказ? Особенно если часовой -- из СС, а фамилия одного из уговаривающих -- Штеренман? И потом: мотив? Зачем заключённым устраивать такой вот самосуд?
   -Не знаю. - ответил Кривецки.
   -Вот, и я не знаю. Зато я знаю, что как минимум десять человек из охраны -- родом из этого городка. И уж у них-то мотивов более чем хватает.
   -Полагаете, их надо допросить, оберштурмбаннфюрер?
   -Для начала попробуй побеседовать. Так, без лишнего нажима, вроде как по дружески.
   -Понял. Разрешите идти, оберштурмбаннфюрер?
   -Идите.
&nnbsp;bsp;  Отсалютовав, Тадеуш вышел из кабинета.
   -Впрочем, толку теперь с этих бесед, - сказал сам себе комендант.
   Он прислушался.
   До лагеря уже доносилась артиллерийская канонада.
   ...
   Вечером, когда комендант уже собирался идти спать в двери кабинета кто-то постучал
   -Войдите!
   Дверь отворилась и в кабинет вошёл странно одетый пожилой человек. Коменданту бросилась в глаза офицерская шинель с недавно споротыми знаками отличия и какая-то нелепая мятая штатская шляпа.
   Вошедший повернулся, закрывая дверь за собой и сказал коменданту:
   -Привет, Руди... всё работаешь?
   Оторопевший Вирхофф узнал вошедшего. Это был его предшественник Вальтер Рау.
   -Вальтер? Чёрт, откуда ты здесь взялся?
   -Да так, шёл мимо, решил заглянуть по старой памяти, - Рау грузно опустился на стул и икнул. Было заметно, что он слегка пьян.
   -И тебя отпустили? - спросил Вирхофф.
   -А кто бы удерживал? - Рау усмехнулся.
   -То есть? Ты ведь вроде как был под надзором.
   -Ну и что? Охраннички мои разбежались кто куда, -- сказал Рау, -- И правильно сделали, между прочим.
   -А как же приказ?
   -А что им теперь этот приказ? Им этот приказ нахрен не нужен. Когда американцы стучатся к нам в дверь -- Рау постучал костяшками пальцев по столешнице, -- То, знаешь, как-то не до приказов становится.
   -Понятно. А сюда ты как прошёл?
   -Через дыру в заборе.
   -Через какую дыру? Где?!
   -А вон там, - Рау махнул неопределённо рукой, - Здоровенная дыра с железными воротами.
   Вирхофф посмотрел в обрюзгшее лицо Рау. Бывший комендант выглядел стариком.
   "А ведь мы с ним одногодки", - подумал Вирхофф
   -Подошёл я к тем воротам, - продолжал Рау, - Ну, и вошёл себе.
   -Ты хочешь сказать, что охрана у ворот тоже разбежалась?
   -Да нет, вроде там ещё они.
   -И они тебя пропустили?
   -Я им сказал, что к коменданту срочно - они и пропустили... Руди, не кипятись, брось ты этот телефон, что толку звонить и их сейчас ругать? Сейчас, когда всё катится к чертям -- на кой тебе их диспли... чёрт, дисциплинировать?
   -Чёрт подери, Вальтер, а что я по твоему должен делать?! Пустить всё на самотёк?!
   -Хочешь добрый совет, Руди? Что тебе действительно необходимо сделать?
   -Ну?
   -Возьми ножницы какие-нибудь, - сказал Рау, - И спори вот это вот, - он коснулся дрожащим пальцем рун СС на вороте коменданта.
   -Это ещё зачем?
   -А затем! Спори их к чёрту, Руди, слушай, что тебе говорят! А лучше вообще в какое-нибудь штатское тряпьё переоденься, понимаешь? Так, по глазам вижу -- не понимаешь. Объясняю: так будет лучше для тебя. Потому что с теми, кто носит эти милые украшения -- Рау опять ткнул пальцем в руны -- Американцы долго не разбираются. Ставят к стенке и -- чпок! Так что, спарывай, Руди, пока не поздно.
   -Ты так говоришь, будто американцы вот-вот сюда пожалуют.
   -Вполне возможно, Руди, что они как раз сейчас сюда и направляются.
   -То есть?
   -Во всяком случае, в город они уже вошли, - сказал Рау, - Так что я бы на твоём месте тут понапрасну не рассиживался, Руди.
   -Врёшь!
   -Делать мне больше нечего наверное -- врать тебе. Ладно, Руди, я пошёл -- а ты как знаешь. Хайль Гитлер!
   Вальтер встал и, чуть пошатнувшись, вышел из кабинета, плотно затворив за собой дверь.
   Первым побуждением Вирхоффа было позвонить дежурному у ворот и приказать задержать этого пьянчугу. Просто так, без причин. Посадить в карцер и держать там, пока старый дурак не проспится.
   Но Вирхофф этого не сделал. Его внимание привлёк неясный шум.
   Комендант прислушался. Да, какой-то непонятный гул. Явно со стороны города.
   Оберштурмбаннфюрер подошёл к заколоченному досками окну, прижался ухом к дереву, чуть не засадив себе занозу в щеку.
   Шумит. И вроде как приближается. Опять бомбардировщики? Нет, непохоже, звук не тот.
   Набросив шинель на плечи, Вирхофф торопливо вышел на улицу.
   Шумит. Явно различимо рычание двигателя... точнее, двигателей. И металлический лязг, похожий на звук от цепей или...
   Вирхофф похолодел.
   "Танки, - подумал он, - американцы едут сюда. Конец".
   Комендант дёрнулся было в сторону ворот, но затем остановился, оглянулся через левое плечо, и медленными шагами обречённого пошёл в кабинет.
   11
   Американцы действительно ехали на танках -- но они ехали вовсе не в концлагерь. Они проехали мимо, даже не догадывались о его существовании. Во всяком случае -- пока.
   Ранним утром Кривецки принял короткую телефонограмму: "Лагерь приказываю ликвидировать. Подпись: рейхсфюрер СС Гиммлер".
   "Ликвидировать? - подумал Кривецки, - Это как? Распустить всех по домам или наоборот всех перебить?"
   Входя в кабинет коменданта, Кривецки сказал:
   -Доброе утро, герр ком...
   И -- осёкся, замолчав.
   Для Рудольфа Вирхоффа это утро не было добрым. Его вообще для коменданта не существовало, этого утра.
   Кривецки бегло осмотрелся. Всё было ясно и понятно: на столе -- фотография жены коменданта(погибшей под бомбами); в руке коменданта -- пистолет, а в голове коменданта -- дыра от пули.
   Кривецки попятился назад. В этот момент в коридоре послышался топот сапог и в кабинет вбежал один из охранников.
   -Тревога, герр комендант! В городе американцы! Они вот-вот будут здесь! - заорал вбежавший.
   Затем он замолчал, внимательно посмотрел на коменданта, потом на Кривецки.
   -Это... это чего... чего он?
   Кривецки поправил фуражку на голове.
   -Это значит, что нам придётся действовать самим, - сказал он охраннику.
   -А что делать-то будем, а?
   -У нас не так много вариантов. Или принять неравный бой, защищая эти чёртовы бараки, либо сдать лагерь победителям, во избежании напрасных жертв.
   Через несколько минут из лагерных репродукторов прозвучало:
   -Внимание всем! Внимание всем! Говорит комендант лагеря Кривецки! Всем заключённым оставаться в бараках! Выходить их бараков запрещается! Начальнику караула срочно явиться к коменданту!
   Явившись в кабинет коменданта, начальник караула увидел там сидящего за столом коменданта Кривецки в фуражке Вирхоффа. (тело Вирхоффа лежало на полу в соседней комнате, укрытое шинелью).
   Без долгих предисловий, Кривецки отчеканил:
   -В городе американцы. Я отправляюсь туда на переговоры относительно дальнейшей судьбы лагеря. Приказываю: бараки -- запереть. Никого не выпускать! Убрать часовых с вышек и от ворот! Если явятся американцы -- ворота открыть, сопротивления не оказывать! Мне напрасные жертвы не нужны. Всё понятно?!
   -Так точно, герр комендант!
   ...
   Через полчаса Кривецки вместе с одним охранником по имени Франц покинули лагерь и направились к городу. Франц, который по его словам, знал английский, был нужен Кривецки как переводчик.
   Одет Кривецки был, по мимо прочего, в мундир Вирхоффа. Мундир был велик и висел на Кривецки мешком -- но Тадеуша это мало волновало. Спины мундира, (собранного в складку) под солдатской шинелью всё равно было не видно -- а спереди всё смотрелось идеально и в чём-то даже солидно.
   Не доходя до города с пол-километра, они увидели американский пикет и остановились. Кривецки достал палку с привязанным к ней куском скатерти.
   Американцев было трое и они тоже заметили переговорщиков. Один из американцев, (здоровенный негр) вскинул винтовку и крикнул по-английски:
   -Стой, кто идёт!
   В ответ Кривецки начал размахивать белым флагом, а Франц закричал, мешая языки:
   -No fire! No fire! We want sprechen mit you kommandeur!
   -Что он там орёт? - спросил один из американцев другого, - Сдаются, что ли?
   -Вроде командира хотят. Позови сержанта!
   Пришёл сержант
   -Эти что ли? - спросил он недовольно.
   -Да сэр!
   -Ну, зови их сюда.
   Кривецки увидел, как один из американцев помахал им рукой, идите, мол, сюда. Но стоило сделать шаг, как негр громко завопил:
   -Hands up! Hands up!
   -Говорит, что б руки подняли, - шепнул Франц.
   Подняв руки, переговорщики двинулись к пикету.
   Сержант, расставив ноги на ширину плеч и уперев руки в боки, наблюдал за немцами. Мясистое лицо сержанта выражало брезгливость.
   Когда до пикета оставалось буквально пара шагов, сержант выставил руку вперёд ладонью и рявкнул:
&-Стой!
&Немцы остановились.
   -Билл, держи их на мушке! Если дёрнутся -- стреляй сразу! - сказал сержант, - Майк, обыщи их!
   Переговорщиков обыскали.
   -Порядок, сержант! Оружия нет! - Майк протянул сержанту документы переговорщиков.
   -Отлично.
   Сержант подошёл к Кривецки, взглянул на ворот его мундира, поморщился и спросил:
   -Что вам надо?
   -Мы хотим говорить с вашим командованием, - сказал Кривецки, - это очень важно.
   Франц торопливо перевёл.
   -Здесь я командование! Сержант Моррис! Что вам нужно?
   -Лейтенант Кривецки, комендант концлагеря Альтендорф, - сказал Тадеуш, - Герр сержант, я пришёл вести переговоры, касательно...
   -Концлагерь? - перебил сержант, - Где?!
   -Здесь, неподалёку. Во избежание напрасного кровопролития...
   -Охрана есть? - снова перебил сержант.
   -Так точно. Мне бы хотелось...
   -Много?
   -Две роты.
   -Вооружены?
   -Я отдал приказ не оказывать сопротивления.
   -Это правильно, - ухмыльнулся сержант, - Заключённых в лагере много?
   -Около двух тысяч.
   -Так. Всё ясно. Майк!
   -Да сэр!
   -Остаёшься за старшего. Сэм!
   -Да сэр! - отозвался негр.
   -Пойдём со мной, нужно отвести их к капитану. Пусть он решает. Пошли вперёд!
   Последние слова относились к переговорщикам.
   ...
   Капитан Уэйкер разместил свой штаб в городском музее. Не в силу каких-то эстетических качеств -- просто здание музея было просторным и почти не пострадало от бомбёжек.
   Выслушав Кривецки, Уэйкер встал из-за стола, неспешно закурил и сказал:
   -Значит, вы хотите сдать нам лагерь?
   -Совершенно верно, герр капитан, - сказал Кривецки, - что бы вы могли самостоятельно решить его дальнейшую судьбу.
   -Решать я всегда могу, - ответил Уэйкер, выдохнув струю дыма -- Значит, концлагерь... понятно, займёмся. А что касается вас... хм... с вами мы поступим так. Сержант?
   -Да сэр! - отозвался Моррис.
   -Отведите их в комендатуру.
   -В комендатуру, сэр?
   -Да, - капитан сделал рукой, державшей сигарету, неопределённый жест, - в комендатуру.
   -Есть сэр!
   -Как закончите -- сразу возвращайтесь. Проедемся в этот их лагерь.
   -Есть сэр!
   Сержант повернулся к кривецки с францем и скомандовал:
   -Руки за спину! Вперёд!
   Путь их был не долог.
   Заведя их за обгоревшую кирпичную стену разрушенного дома, сержант скомандовал:
   -Стой!
   Кривецки, шедший первым, остановился, не понимая, а сержант уже вскинул винтовку, и, буквально с двух шагов, особо не целясь, дважды выстрелил.
   Францу повезло -- пуля пробила ему сердце и он умер сразу, даже не успев понять, что случилось
   Тадеушу же пуля попала в живот. Кривцки охнул, схватился обеими руками за живот, покачнулся, привалившись правым плечом к стене. Ноги его подкосились, и Тадеуш припал на правое колено.
   Расширившимися глазами, с искажённым от ужаса лицом, Тадеуш смотрел прямо в чёрное дуло винтовки, казавшееся ему огромным. Тадеуш приоткрыл рот, хотел что-то крикнуть -- но в следующий миг на конце ствола винтовки вспыхнуло пламя -- и пуля вонзилась прямо в лоб Кривецки.
   -Fucking nazi, - проворчал сержант. Затем он сплюнул, взял винтовку "на плечо" и пошёл прочь.
   12
   За время отсутствия Кривецки случилось следующее. При виде того, как эсэсовцы запирают бараки, среди заключённых родился слух, будто немцы собираются сжечь лагерь вместе с его обитателями. В итоге из-за этих слухов заполыхали два барака -- ярким пламенем мятежа. И если из восьмого барака арестанты просто начали разбегаться кто куда -- (их ловили, избивали дубинками и пинками загоняли обратно в барак) -- то в десятом, где большинство составляли военнопленные, на эсэсовцев напали, пытаясь отнять оружие. Завязалась кровавая схватка, - сначала рукопашная, потом -- с перестрелкой. Стреляли с обеих сторон. У охранников было огневое преимущество -- но арестанты шли как в последний бой, стреляя из отобранных винтовок, бросая в эсэсовцев камнями, кусками кирпича, обломками досок. Заключённые падали на землю один за другим, усеивая землю своими телами -- но они шли в атаку, не обращая внимание ни на что. А если и замечали убитых -- то только среди своих врагов, отмечая смерть очередного эсэсовца матерным боевым кличем.
   Потом двое охранников поднялись на вышку и ударили по полю битвы из пулемёта. Заключённые вынуждены были отступить, укрываясь как попало. Потом скверно смазанный пулемёт заклинило. Горе-пулемётчик несколько раз ударил по строптивому механизму -- пулемёт ожил и выдал ещё одну очередь. Но из-за того, что стрелок не держал в этот момент как следует пулемёта, пули полетели куда попало -- и, как водится, попало как раз тем, кто менее всего был к бунту причастен. Пули пробили крышу третьего барака, ранив нескольких заключённых.
   На какое-то время в лагере воцарилось затишье: восставшие укрылись за бараками и котельной, а охранники отошли к столовой и административному корпусу.
   Из одного из бараков слышалось поминальное "шма исраэль" в исполнении нестройного хора примерно из десяти голосов.
   А потом все -- и охранники и арестанты -- услышали приближающийся шум моторов. Шум становился всё громче, громче, и вскоре американский танк подъехал к запертым воротам концлагеря и, не останавливаясь, сокрушил их.
   Эсэсовцы видели, как через поверженные, перекорёженные ворота в лагерь вползла бронированная туша танка. Следом за ним в лагерь вбежали несколько американских пехотинцев, с винтовками и пистолетами-пулемётами наготове.
   Увидев танк, арестанты выбежали из своих укрытий с криком "Ура!"
   Один из американских бойцов, не сообразив вовремя, открыл по арестантам огонь из своего "Томпсона"
   -Отставить! - рявкнул сержант Моррис на незадачливого стрелка, одновременно навалившись сверху на пистолет-пулемёт, пригибая оружие к земле, - Идиот! Это свои!
   Впрочем, пули каким-то чудом никого не задели. Да и арестанты не поняли, что что-то случилось, и, продолжая кричать "Ура!" они пару раз пальнули в воздух.
   Начался лёгкий сумбур. Кто-то из американцев уже сшибал замки с бараков, кто-то вовсю братался с истощёнными от голода людьми в лагерной одежде.
   Видя это, охранники потихоньку начали выходить из-за своих укрытий. Одни бросили оружие и подняли руки кверху, другие всё ещё держали винтовки в руках, дулом к земле.
   Вышло так, что первым на них обратил внимание Коля -- тот самый русский военнопленный, который ранее ответил дерзостью Вирхоффу. Увидев выходящих с поднятыми руками эсэсовцев, он крикнул:
   -А! вылезли, с-суки! Счас я вам!
   Он успел выстрелить дважды, (один из охранников получил пулю в голову, второй -- в левое плечо) пока на него не навалился(вот вездесущий-то!) сержант Моррис.
   -Stop it! Stop it now! - орал Моррис, стараясь отобрать винтовку.
   -Чё? Пусти, дурак! Они мне ещё ответят! - рычал Коля, стараясь стряхнуть сержанта с рук.
   Впрочем, силы были не равны -- сержант всё-таки питался регулярно и сытно.
   Эсэсовцев - охранников и прочий персонал лагеря - разоружили, отогнали к котельной и велели сидеть у стены не шевелясь. Некоторые из них были ранены -- но это никого не волновало.
   Заключённые высыпали из бараков. При виде массы изголодавшихся людей, капитан Уэйкер обругал себя мысленно, за то, что не догадался взять с собой полевой кухни.
   "Впрочем, - подумал он тут же, - Может оно и к лучшему. Мне тут только драк за еду не хватало. Вот пересчитаем всех -- тогда и накормим".
   -Зря ты их защищал, - втолковывал тем временем Коля сержанту, потирая правое запястье, - Они ж, гады моих в Ленинграде бомбили!
   -Leningrad? Blockada, yes?
   -Во-во! В блокаду как раз! Голодом людей морили, падлы! Ведь как с ними по-другому?
   Американцы осматривали лагерь. Кто-то из освобождённых узников указал на неприметные холмики братских могил. Вскрыв одну из них -- благо могила была не глубокой...
   Впрочем, а чего там ещё можно было увидеть? Склад пирожных с джемом? Трупы всегда выглядят страшно, - а уж трупы умерших от голода и подавно.
   -Тут любой сблевать может, - прокомментировал находку Сэм -- тот крупногабаритный негр.
   Капитан Уэйкер осматривал административные корпуса. Найдя в одном из кабинетов укрытый шинелью труп с простреленной головой, капитан брезгливо поморщился и велел солдатам "убрать эту нацистскую падаль".
   Короткая очередь из автомата прогремела над лагерем.
   Уэйкер выскочил на улицу.
   -Кто стрелял?
   -Это там, сэр! Где пленные наци!
   Подбежав к котельной, Уэйкер увидел сбившихся в кучу охранников, прижимавшихся к стене. Четверо из них валялись на земле.
   -Что здесь творится? - спросил капитан у сержанта(на этот раз -- у другого сержанта, не одним Моррисом сильна американская армия).
   -Виноват, сэр! Рядовой Купер стрелял по пленным, сэр!
   -Да?
   Капитан повернулся к рядовому, вытянувшемуся по стойке смирно.
   -Почему ты это сделал? - спросил Уэйкер.
   -Виноват сэр! Они пытались бежать, сэр!
   -Бежать? Это правда, сержант?
   -Не могу знать, сэр! Один из них -- сержант указал на убитых -- резко дёрнулся, сэр! Но хотел ли он бежать или нет -- я не знаю, сэр!
   -Они хотел бежать, сэр! - повторил Купер.
   -Ну, предположим, так оно и было, - сказал капитан, - Продолжайте нести службу.
   -Есть, сэр!
   Ещё спустя час узников удалось-таки убедить построится на лагерной площади и пересчитать. В лагерной кладовой нашлись кое-какие продукты -- и вскоре добровольцы-кашевары из числа бывших узников вовсю хозяйничали на кухне. Стоит ли говорить, что новым хозяевам лагеря мысль об экономии продуктов даже и в голову не приходила.
   -Слишком много не выдавать! - напомнил, впрочем, Уэйкер, - Они слишком долго голодали, если разом обожрутся -- это плохо кончится.
   После того, как узники были накормлены, Уэйкер прошёл в комнату, где располагался лагерный радиоузел.
   Пощёлкав пальцем по микрофону, капитан сказал:
   -Господа заключённые, минутку внимания! Прежде всего, поздравляю вас с освобождением! Отныне вы - свободные люди и скоро поедете домой. Однако, должен вас попросить задержаться в лагере как минимум на одну ночь. Это исключительно в целях вашей безопасности. Сегодня мы просто физически не успеем подготовить для вас жилья. Завтра же для вас будет разбит палаточный городок с кухней и всем необходимым.
   Не все из бывших узников понимали английский. Кто-то переводил, конечно - но до толпы не сразу дошло, что сегодня нужно вернуться в бараки.
   -Вот же мать твою, опять в этот гадюшник! - проворчал Коля.
   Впрочем, долгожданная сытость не располагала к неповиновению.
   Один из освобождённых узников, зайдя в барак, внезапно разрыдался.
   -Ты чего?
   -Ну как! Я ведь тут сколько лет прожил! Больше ж этого никогда не увижу!
   -Ну, дурак! Радоваться надо -- а он сопли распустил!
   Что же касается пленных, то капитан Уэйкер здраво рассудил, что гонять их туда-сюда, да ещё кормить -- смысла нет.
   И через двадцать две минуты у котельной прозвучала команда:
   -Всем встать!
   Пленные медленно поднялись. Они стояли у стены котельной, ожидая своей дальнейшей судьбы, не подозревая, что дальнейшее будет кратким, и последним, что они услышат в этой жизни будет команда:
   -Огонь!
   И грохот выстрелов из винтовок и пулемётов.
   Тела расстрелянных лежали неподвижно у стены.
   Тем же, кто подавал признаки жизни, добавляли по пуле в голову, стреляя почти в упор.
   Единственным выжившим оказался тот самый часовой, охранявший сбитых лётчиков и сидевший в карцере. О нём просто забыли, точнее -- не обратили на карцер внимания. Увидев расстрел через окно, он сел на пол, обхватив голову руками -- и так неподвижно сидел до ночи. А ночью он отломал ножку от своей койки, выломал решётку из окна, вылез наружу и скрылся в ночи. Дальнейшая его судьба -- неизвестна.
   Зато известно, что генерал Олдерблатт оставил участников расстрела безнаказанными, лично запретив расследовать это происшествие.
   13
   Летом 1980 года к бывшему концлагерю Альтендорф подъехал роскошный туристический автобус ярко-красного цвета.
   Лагерь мало изменился. Снесённые американским танком ворота вернули на место и покрасили в чёрный цвет, в административном корпусе вставили выбитые когда-то взрывной волной окна, - в общем, был произведён общий косметический ремонт концлагеря, превращённого теперь в музей.
   Туристы вышли из автобуса и миловидная девушка-экскурсовод, машинально поправив чёрные кудрявые волосы, начала:
   -Дамы и господа, мы с вами находимся сейчас в поистине страшном месте! Этот концентрационный лагерь -- не просто лагерь. Это -- лагерь смерти. За годы войны через этот лагерь уничтожения, жестокого уничтожения людей прошли более ста тысяч евреев. Все они были уничтожены -- безжалостно и жестоко. Пройдёмте сюда.
   -Именно сюда, по вот этой железной дороге в лагерь ежедневно прибывали поезда с несчастными узниками. И каждый эшелон встречал лично главный врач, а точнее -- главный палач лагеря Йозеф Энке. Он лично осматривал прибывших и решал: кому предстоит какое-то время жить в лагере и работать на городских заводах и фабриках, а кому предстоит умереть. Тех, кто злой волей Йозефа Энке был обречён на смерть отправляли сюда, в эту газовую камеру. Прошу вас, пройдёмте.
   -Именно здесь эсэсовские садисты уничтожали ни в чём не повинных людей. Вы видите, что газовая камера оборудована под душевую. Заключённым говорили, что необходимо вымыться с дороги. Они раздевались, заходили внутрь -- но вместо воды из вот этих вот якобы душевых труб пускался ядовитый газ -- и заключённые умирали в страшных мучениях.
   -Тех же, кто был временно определён в живые, ждала так же очень страшная участь. С раннего утра и до глубокой ночи им приходилось работать на городских фабриках, работать до изнеможения. Кормили в лагере отвратительно, можно сказать, что эсэсовцы морили людей голодом. Изнурённые узники массово умирали от голода. Прошу вас, пройдёмте сюда
   -А здесь, господа, находится одно из самых страшных мест концентрационного лагеря -- лагерная больница. Не думайте, что здесь заключённых лечили. Здесь их мучили и убивали -- изощрённо и жестоко. Главный врач лагеря Энке проводил здесь свои эксперименты -- эксперименты на живых людях. С помощью вот этих вот инструментов -- посмотрите вот на этот стол -- кровавый доктор издевался над невинными людьми. Он, к примеру, без наркоза отрезал людям руки -- а потом пришивал их обратно. Он вводил заключённым различные яды вот этим шприцем -- и смотрел, как быстро человек умрёт, он вскрывал людям вены, что бы узнать, после потери какого количества крови человек умрёт. Самое же страшное, что этот палач, этот выродок, до сих пор не понёс заслуженного наказания и до сих пор скрывается от правосудия.
   -А здесь, дамы и господа, находился единственный, предусмотренный для заключённых выход на свободу. Покинуть лагерь они могли только через вот эти трубы -- трубы лагерного крематория. Здесь умерших людей, тех, кто был задушен газом в газовой камере; тех, кто не вынес каторжного труда и скудного питания; тех, кого ради своего извращённого псевдонаучного любопытства замучил кровавый доктор Энке -- всех их сжигали здесь, в этих печах, превращая тела убитых людей в пыль и пепел. Но даже этот конвейер смерти не справлялся с тем количеством убитых, которые были в лагере. Когда американские освободители вошли в лагерь -- они увидели груды, буквально груды трупов. Самое же страшное в том, что опоздай американцы хоть на день -- и трупов могло быть ещё больше. Буквально накануне освобождения коменданту лагеря пришёл приказ о ликвидации лагеря. И тогда эсэсовцы стали запирать заключённых в бараки, облили бараки бензином и уже собирались их сжечь -- сжечь, вместе с находящимися внутри людьми. Но, к счастью, совершить это преступление им помешали американские солдаты, ворвавшиеся в лагерь.
   Потрясённые туристы вертели головами, смотрели во все глаза. Они заходили в бараки и смотрели на трёхэтажные дощатые нары. Они смотрели на блестящий хромом стоматологический инструмент -- и вздрагивали. Они осматривали бывшую котельную, названную крематорием и хватались за сердце.
   А в самом конце экскурсии туристы возложили к стене "крематория" несколько букетиков цветов -- к той самой стене, возле которой были расстреляны американцами охранники и персонал лагеря. Ни экскурсовод, ни туристы, впрочем, об этом не знали.
   Водитель автобуса дремал, откинув назад (на сколько было возможно) спинку своего сиденья. Услышав голоса приближавшихся туристов, водитель приоткрыл правый глаз, проверил аккуратно ли расположен относительно белоснежной рубашки чёрный галстук, придал спинке кресла более вертикальное положение, полностью открыл глаза и нажал на кнопку.
   С шипением передняя дверь автобуса дрогнула и мягко отошла в сторону.
   Туристы расселись по местам, дверь закрылась, автобус мягко бесшумно тронулся.
   Одна из туристок (женщина лет сорока) обратилась к своему соседу, - пожилому усатому мужчине в крупных тёмных очках:
   -Всё-таки это -- ужасно, верно?
   -Полностью с вами согласен, - ответил мужчина, стряхивая с рукава пиджака несуществующую пылинку.
   -Весь этот концлагерь... эти ужасы...
   -Да, это действительно тяжело видеть.
   -И ведь кто-то же придумал создать такие вот... лагеря. Какая мерзкая выдумка!
   -Вы правы.
   -Извините, у вас очень интересный акцент... вы случайно не испанец?
   Мужчина улыбнулся -- в первый раз за всю эту беседу, - демонстрируя ровные ряды белоснежных зубов.
   -Почти угадали, - ответил он, - я приехал из Аргентины.
   -О! Аргентина! Это ведь далеко отсюда, верно?
   -Безумно далеко.
   -А вы не расскажете, как там, ну, в Аргентине?
   -Там очень жарко. И очень красиво, а ещё...
   Какое-то время мужчина рассказывал своей попутчице про то, какого жить в Аргентине. Попутчица восторгалась.
   -Как там здорово! А вот у нас во Франции... - сказала женщина, и стала подробно рассказывать как ей живётся во Франции.
   Мужчина вежливо кивал, и, казалось, был крайне заинтересован. Однако думал он в этот момент совсем не о Франции.
   "Как там она выразилась? Мерзкая выдумка? - думал мужчина, -- Да, действительно кто-то ж придумал такое показывать. Надо же было выдумать: более ста тысяч евреев. Да за всё время, что лагерь существовал, через него не прошло и восьми тысяч -- причём, всех национальностей: немцев, русских, поляков, евреев, чехов, цыган... Трупы людей, говорит, сжигали в крематории! Старина Вирхофф, - интересно, сумел ли он спастись? - помнится, ворчал, что в банные дни на подогрев воды слишком много угля уходит -- какие там ещё крематории? Сунули носилки в топку котельной -- вот и весь крематорий. Или вот про газовые камеры. Как будто без них... да будь поставлена цель тотального уничтожения, можно было попросту срезать пайки заключённым втрое -- вот вам и массовое вымирание от тифа и голода. Облили бараки бензином -- придумают же... во всём городе бензина не было, а в концлагере, видите ли, нашёлся в достаточном количестве! Да если б и был у нас бензин -- конфисковали бы сразу же в пользу действующей армии".
   -...и что вы думаете? Она так ему всё и выложила, представляете? - донёсся до его сознания голос попутчицы.
   -Ничего себе! А он что? - ответил мужчина.
   -Ой, вы не представляете! Там такое было! В общем...
   'А ведь эта девочка-экскурсовод искренне верит в то, что она нам рассказывала, - продолжал думать мужчина, - И никто даже не подумал задать вопрос: неужели этот доктор не знал, потеря какого количества крови смертельна для организма? И зачем бы это понадобилось доктору нашему ампутированные конечности - отмороженные, например - обратно пришивать? Без наркоза... а где его было взять, кстати? В городском госпитале и то наркоза практически не было'.
   Мужчина усмехнулся. Усмешка эта совпала с рассказом попутчицы, и она продолжала говорить с большим вдохновением.
   'Жаль, нельзя сказать этой девочке-экскурсоводу, что кровавый врач-палач-садист сидит сейчас через четыре ряда от неё, - думал Энке (да, пожилым человеком в тёмных очках был именно он), - вот она ошалела бы!'
   А автобус всё мчался по ровному немецкому шоссе, оставляя концлагерь далеко позади.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"