Миронов Андрей Александрович : другие произведения.

Дух Человеческий ч.1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Совершенно аморальное произведение. никаких извращений, нет, - всё культурно. Широко известный в узком кругу врач собирается поставить кое-какой медицинский эксперимент. тем не менее - детям до 16 лучше не читать.

Часть первая.

  
   Кронштадт - город, расположенный на острове Котлин (см.) к северо-западу от Санкт-Петербурга (см.) Омывается водами Финского залива (см.). Население - 48 000 человек. Город условно разделяется местными жителями на три района: т. н. "Старый город"; "Шестнадцатый квартал"; "Девятнадцатый квартал". Связан с материком, проходящей по водозащитной дамбе, автодорогой, входящей в состав Санкт-Петербургской КАД.
   (выдержка из "Большого Энциклопедического словаря Российской федерации". Изд. 2004 г.)
   * * *
   вместо предисловия

Кронштадт, август 1994 год 17:55.

   Я проезжал по улице Коммунистической, когда увидел трёх молоденьких девчонок, лет шестнадцати, стоящих на краю тротуара. Одна из них подняла руку, голосуя.
   Я остановился.
   -Вы нас в Петербург не отвезёте? - спросила одна из них. - Деньги у нас есть.
   Я кивнул.
   Девчонки уселись в машину. Судя по всему, они были чуть навеселе. Я нажал на газ, машина плавно тронулась.
   Одна из них, севшая на переднее сиденье крашеная блондинка, совершенно ни с того ни с сего предложила познакомиться.
   -Вас как зовут? - спросила она.
   -Если полностью, то Владимир, но можете звать просто Володя.
   -А меня Маша. А вот их - она указала на подруг, - Инга и Рита.
   -Очень приятно. Маша, а почему вы такие весёлые?
   -Да просто у меня сегодня день рожденья, - засмеялась она в ответ, - вот мы и отметили немного.
   -Поздравляю.
   -Спасибо.
   -А в Питер зачем тогда?
   -Так здесь ведь скучно, - сказала смуглая шатеночка, которую мне представили Ритой.
   Её темноволосая подруга Инга, сидевшая в центре, добавила:
   -Лучше в Питере повеселиться, чем тут
   Слушайте, - сказал я, - я тогда знаю куда вас отвезти.
   -Куда? - осведомилась Маша.
   -В Питере есть один ресторан, - сказал я, - там можно очень даже неплохо по случаю праздника оттянутся.
   Пассажирки мои взвыли радостно и в то же время с тоской. Было совершенно понятно, что в ресторан им ужжжжасно охота, но с деньгами у них туговато.
   -Ресторан мы не выдержим, - протянула Маша.
   -Как это? - поинтересовался я.
   -На ресторан у нас денег не хватит, - сказала Инга.
   -Я вас приглашаю.
   Рита посмотрела на меня расширенными от удивления глазами
   -Что, всех? - спросила она.
   -Да, - сказал я.
   Ответом мне был трёхголосый вой, выражающий на этот раз восторг.
   "Ну, для моих лет неплохо, - подумал я, - особенно, если учесть, что в этом году мне исполнится пятьдесят четыре. Вот уж поистине, седина в бороду - бес в ребро".
  
  
  
  -- ПРОШЛО ДЕСЯТЬ ЛЕТ.
  
  
  
   В доме номер 5/7 по улице Широкой Алину Мирославовну Прохорову знали все.
   Она не была прославленной артисткой, она не была политическим деятелем, нет. Она была всего-навсего одинокой пенсионеркой, к тому же алкоголичкой.
   Всем жильцам дома 5/7 было известно, что единственного своего сына, так и не успевшего обзавестись семьёй, она потеряла ещё во время войны в Афганистане. Муж её умер двенадцать лет назад, после этого она, собственно, и запила. Так что единственным близким ей существом оказалась когда-то подобранная ей рыжая дворняжка маленького роста.
   Весь двор видел, когда Алина гуляла со своей собачкой. Невысокая старушка, слегка покачиваясь, маленькими шажками двигалась по улице, изо всех сил держа поводок, боясь отпустить. На улице собачонка почти никогда не лаяла, даже на кошек. И лишь находясь дома, чуя, как мимо квартиры проходит кто-либо, собачка кидалась к двери, и громко, заливисто лаяла.
   Алина Мирославовна жила на третьем этаже, в трёхкомнатной квартире, за которую не платила уже года два или три.
   Этажом выше, в точно такой же трёхкомнатной квартире, вместе со своими родителями, жила Оксана Георгиевна Андреева. Впрочем, никто её по отчеству и не называл, по той простой причине, что была она молодой, и достаточно привлекательной студенткой медицинского института.
   Разумеется, возникает резонный вопрос: были ли у неё ухажёры? Разумеется, таковые были, но не стоит думать, что Оксана была, что называется, "современной девчонкой", каковые готовы с кем угодно иметь сексуальные отношения. Да, она посещала разнообразные дискотеки, ночные клубы, кинотеатры, но всё дело в том, что ходила она туда не одна.
   Человеком, сопровождавшим её практически всюду, был Николай Быков, студент юридического института.
   Познакомились они в Санкт-Петербурге, точнее, под Санкт-Петербургом, в метро.
   В тот день Николая отправили на практику в какую-то отдалённую от центра города фирму, в районе проспекта Большевиков разобраться с одним "довольно простым делом". Послали не одного, вместе с опытным юристом, но даже и вдвоём они изрядно намучились. Больше всего Николая достал хозяин фирмы, тучный человек лет пятидесяти, который поминутно срывался на крик. Так что после этого, "довольно простого дела", отнявшего порядка двух часов, сильно измотанный, и довольно обозлённый Николай возвращался домой.
   Случилось это на станции Владимирской. Уже механический голос объявил "осторожно, двери закрываются" когда на Николая, стоящего у дверей, с разбегу ворвавшись в вагон, кто-то (он не разобрал сразу кто) налетел.
   Двери захлопнулись.
   -Осторожней, Ё..... вашу мать, совсем ох...ли, что ли! - прорычал Николай, отталкивая налетевшего на дверь.
   Потом он разглядел налетевшего.
   Точнее, налетевшую.
   Слово "извините" - Николай за ругань, девушка за неосторожность, они произнесли одновременно.
   До станции Спортивной они молчали глядя друг на друга.
   Глаза в глаза.
   Лишь после того, как электричка тронулась от Спортивной, они, наконец, познакомились.
   И с тех пор не расставались.
   Шло время.
   Они уже окончили обучение.
   Наступил сентябрь.
  
   * * *
  
   Всё началось в пятницу.
   Николай провожал Оксану домой, после того, как они вместе ходили в кино.
   Дом встретил их тишиной тёмного подъезда.
   -Ничего не видно, сказала Оксана, когда они вошли в подъезд, - Опять какие-то козлы раздолбали все лампочки.
   -Ладно, лишь бы не нагадили, - ответил Николай, - прорвёмся.
   Они практически на ощупь поднимались вверх по лестнице. То, что они почти не спотыкались, объясняло лишь то, что они довольно часто проделывали этот путь.
   Внезапно, Оксана прислушалась.
   -Коля, ты слышишь?
   -Что?
   -По-моему, кто-то воет.
   Николай прислушался.
   -Да... собака какая-то.
   Они поднялись на третий этаж. Вой стал громче.
   -Тёти Али собачка воет, - сказала Оксана, - странно...
   -Чем странно? Воет и воет, всего-то. На то она и собака.
   -Нет, Коль, ты понимаешь, она так никогда раньше не выла. Не случилось ли чего?
   -Сейчас проверим.
   Николай нажал на кнопку звонка.
   Никакого ответа.
   Ещё раз.
   То же самое.
   -Не отвечают, - сказал он.
   -Там что-то случилось, - с уверенностью в голосе произнесла Оксана.
   -И что теперь?
   -Может, милицию вызвать?
   -Представляю, что нам там скажут.
   Они поднялись в квартиру Оксаны. Николай прошёл к телефону, набрал 02.
   -Дежурный Аксененко слушает, что случилось?
   -Добрый вечер, тут такая история, этажом ниже собака воет, наверное, что-то случилось.
   -И что же вы от нас хотите?
   -Ну, надо выяснить, в чём дело.
   -А если эта собака хвост дверью прищемила? Вы в ту квартиру звонили?
   -Да, я звонил, но там никто не отвечает.
   -Ну вот, хозяева ушли куда-нибудь, собаку заперли, и теперь она со скуки воет.
   -Да нет, не могло быть так, я ж знаю, кто там живёт, эта бабушка без своей собаки никогда на улицу не выходит.
   -Какая ещё бабушка?
   -Хозяйка квартиры.
   -Да?
   На том конце провода возникла пауза. Наконец, дежурный сказал:
   -Ладно, высылаем машину. Диктуйте адрес.
  
   * * *
   Милиционеры - два сержанта - прибыли на "Уазике" лишь через двадцать минут. Было слышно, как они ворчат, поднимаясь по лестнице: " -всякой х....нёй занимаемся... -не говори, сейчас, может, убивают кого, а мы тут... -а потом вой начнётся, куда милиция смотрит... -это точно, взвоют, погромче этой щеняры".
   Они поднялись на третий этаж.
   Николай с Оксаной уже ждали их там.
   -Здрасьте, это вы звонили? - сказал один из милиционеров
   -Да, мы.
   -Кто в квартире живёт?
   -Да пенсионерка одна, - сказал Николай.
   -Вы ей кем приходитесь?
   -Родителями, - ответил Николай. Милиционеры начали его раздражать.
   Милиционеры хмуро посмотрели на него.
   -Сейчас дошутишься, - мрачно пообещал один из них, до того молчавший.
   -Я её соседка, - сказала Оксана.
   Милиционеры промолчали, прислушались.
   -А точно, нефигово воет, - сказал один.
   Его напарник постучал по двери кулаком.
   -Есть кто живой?! - крикнул он.
   Из-за двери никто не ответил.
   Милиционер вновь постучал.
   Молчание.
   Собака продолжала выть.
   Милиционер шёпотом выматерился.
   -Ну и чего делать будем? - спросил он у своего напарника.
   -Х... знает.
   -Может, через окно влезть? - сказал Николай, - с балкона на балкон.
   -Я те что, альпинист? - ответил один из ментов, - Если ты такой умный, взял бы да залез.
   -Можно дверь сломать, - сказал второй.
   -А ремонтировать кто будет?
   -Ну, не мы ж с тобой.
   Менты посмотрели на дверь.
   -Наружу открывается, зараза, - сказал один.
   -Фигня, картон с рейками. Ну что, приступим?
   -Добрый вечер, господа, что здесь происходит? - раздался внезапно хриплый мужской голос
   Все обернулись на голос.
   Лестничным пролётом ниже, стоял среднего роста седоволосый человек. На взгляд ему было лет пятьдесят. Одет он был в чёрное кожаное пальто, подчёркивающее военную выправку. На ногах у него были чёрного цвета брюки, отменно наглаженные. Обут он был в десантного покроя ботинки.
   -А вы кто такой? - спросил один из милиционеров.
   Седоволосый поднялся на лестничную площадку.
   -Я хозяин этой квартиры, - сказал он, - Моя фамилия Храмировский.
   -Так это ваша собака?
   -Это собака моей сестры, - ответил Храмировский, - она здесь живёт.
   -А вы?
   -Я приехал две минуты назад.
   Храмировский достал из кармана пальто ключи, отпер дверь.
   Вой стал слышен громче.
   -Кстати, господа, - спросил Храмировский милиционеров, - А вас сюда кто вызвал?
   -А вот эти соседи, - сказал один из ментов, указывая на Николая и Оксану.
   Храмировский подошёл к ним.
   -Почему вы их позвали? - спросил он.
   -Собака выла, - ответила Оксана, - я подумала...
   -Не случилось ли чего? - докончил за неё фразу Храмировский, - что ж пойдёмте, посмотрим.
   Он вошёл в квартиру, щёлкнул выключателем, затем обернулся к проследовавшим за ним милиционерам.
   -Вас вызвали не зря, - сказал он, - вот, посмотрите.
   Он отошёл чуть в сторону.
   Посреди комнаты, на давно уже не мытом полу, лежала, лицом вниз, одетая в драный домашний халатик, Алина Мирославовна. Рядом с её головой сидела рыжая облезлая собачонка.
   Громко воющая.
   Храмировский подошёл к сестре, снял со своей руки перчатку, пощупал пульс.
   -Ну вот и отпьянствовалась, - произнёс он, поднимаясь.
   -"Скорую", может, вызвать? - сказал один из ментов.
   -Ну, да, надо же освидетельствовать, - Храмировский повернулся к ним, - Она мертва как минимум с утра, остыла уже. Молодой человек, - сказал он Николаю, - вызовите врачей, пожалуйста.
   Когда Оксана с Николаем вышли, Храмировский посмотрел на собачонку.
   -Не успокоится теперь, - сказал он.
   Затем он нагнулся к собачонке, и резким движением свернул ей шею.
   Вой прекратился.
   -Гражданин, вы что, совсем охренели?! - крикнул один из милиционеров, кидаясь к Храмировскому, и хватая его за руки.
   Точнее, попытался схватить. Храмировский каким-то неуловимым движением вывернулся.
   -Не тратьте зря сил, сержант. Лучше вызовите кого-нибудь постарше званием. И не смотрите на меня, как на врага народа. Собака всё равно не успокоилась бы, и тогда вам пришлось бы её пристрелить, а так...
   -Ой, что это с ней!
   Оксана стояла в дверном проёме, испуганно глядя на собачонку.
   -Должно быть, сердце не выдержало, - невозмутимо произнёс Храмировский.
   -Ну, гражданин, - глухо прошипел один из милиционеров.
   Затем он повернулся к выходу, и, буркнув напарнику: "пойду, доложу, будь пока здесь" быстро пошёл вниз по лестнице.
  
   * * *
   -Восьмой вызывает первого, приём.
   -Первый на связи. Что там у тебя?
   -Труп.
   -А конкретней?
   -Старуха какая-то.
   -Топором зарубили?
   -Иди ты на! Похоже, Кондратий хватил, по пьянке.
   -То есть, криминала нет?
   -Да какой там криминал.
   -Ну и чёрт с ней. Вызови санитаров, труп в морг; потом протокол осмотра, и квартиру под печать.
   -Так тут хозяин квартиры.
   -Блин! Стой, а труп у нас тогда кто была?
   -Родственница она ему, сестра, что ли.
   -Вот принесла его нелёгкая... ладно, найди понятых, протокол хозяину под роспись, ну, что ознакомлен, там, а дальше как обычно.
   -А квартиру опечатывать?
   -Нафига? Ты ещё скажи, экспертизу провести. Ладно, хорош треп разводить, вызывай санитаров.
   -Понял, исполняю.
   -Кстати, слышал новость? На Флотской жена по пьянке мужа зарезала. Так что все сейчас там.
   -Спасибо, обрадовал.
  
   * * *
  
   Спустя пол-часа, когда тело Алины Мирославовны вынесли, и последний посторонний человек покинул квартиру, Храмировский остался один.
   "Откровенно говоря, я ожидал худшего, - думал Храмировский, обходя квартиру, - собрался уже у дочери на временное поселение проситься... как же тут всё загажено, завтра весь день придётся на уборку тратить... нет, пожалуй, даже сегодня, а то тут дышать нечем... сколько там времени? Начало восьмого... нда, запустила сестрица помещение... жаль, её конечно, но каждый сам должен помогать судьбе, а не ждать, пока она сослепу заведёт тебя туда, откуда нет возврата".
   Он вошёл в спальню, огляделся.
   "Ну, тут вроде почище... ну да, Аля жила в основном в гостиной, там жила, там пила, и там же, пойдя на поводу у слепого провидения, умерла. Интересно придумал "слепое провидение" катахреза, получается. И пусть".
   Храмировский тихо опустился на застланную двуспальную кровать. В спальной действительно было почище. Со времени похорон мужа, Алина Мирославовна заходила в спальню только пыль протереть, а случалось это лишь во время межзапойных пауз. Редких, впрочем.
   "Конечно, потеря близкого человека, человека, которого любишь - это беда, не спорю. Но даже на это можно реагировать по-разному. Я ведь тоже после смерти Кати мог запить, и точно так же мог дойти до того же состояния, что и сестра, даже, может, до худшего... но ведь не дошёл. Я не хвастаю, просто констатирую факт".
   Катей, а точнее Екатериной Александровной звали вторую жену Храмировского, умершую одиннадцать лет назад.
   "Одиннадцать лет назад, мой бог, как же это было давно! Мне тогда было ещё пятьдесят три, а казалось что всё, что жизнь кончена, что дальнейшее существование напрасно... к счастью, я ошибся".
   Женился он достаточно поздно, в тридцать один год. В тридцать два он стал, наконец, отцом. Его дочь, Ирина, одиннадцать лет назад, в июле, сделала его дедушкой. Храмировскому тогда было пятьдесят три. А четыре месяца спустя он овдовел.
   С первой женой, Ларисой Огневой, он развёлся спустя два года после свадьбы.
  
   * * *
   На часах было около десяти.
   Храмировский вышел из подъезда, остановился на крыльце.
   Мелкой пылью с неба сыпался нудный осенний дождик. По всему тротуару валялись намертво прилипшие к асфальту листья. Дующему откуда-то сбоку ветру явно не хватало сил оторвать их вновь от земли, и тогда он срывал новые листья, и кружил их, а они вновь падали на промокший асфальт, падали без всякой надежды взлететь вновь.
   Единственный ртутный фонарь бледным светом освещал двор.
   Храмировский чуть поёжился, и быстрым шагом двинулся через двор.
   Он никуда не торопился, никуда конкретно не шёл, он просто гулял, шёл, куда глаза глядят, после почти двухчасовой приборки.
   "Просто удивительно, как сестра ухитрилась так загадить квартиру, а ещё более удивительно, как это я сподобился всё это привести в более или менее приемлемый вид, да ещё без спецсредств, да ещё за пару часов".
   Храмировский опять вспомнил Катю.
   "Вот уж кто был воистину профессионалом по части домашнего уюта, так это она. Причём без намёка даже на маниакальность. Мне до такого уровня ещё расти и расти. Странно, мозг ведь у разных людей не особенно различается, но попробуйте найти двух абсолютно одинаковых по возможностям людей. Конечно, если считать мозг этаким совершенным компьютером, то тогда ничего удивительного, всё зависит от... как там его... software, кажется... программного обеспечения. Правда, если подумать, то не так уж он и совершенен наш мозг, есть место для совершенствования, но об этом потом, это дело ближайшего будущего".
   Он прошёл по Бархатному (бывшему Советскому) парку в сторону Центрального (бывшего проспекта Ленина) проспекта, не дойдя до него повернул налево, и, чуть уменьшив скорость шага, пошёл по Морской (бывшей К. Маркса) улице, через парк, вдоль Обводного канала.
   "Бог мой, как же давно я не гулял здесь, - думал Храмировский, - Всё больше проездом... ведь что интересно, сам по себе, город вроде бы и не меняется, пик изменений был в сентябре-октябре 1991 года, со всеми этими переименованиями... ну как же, сентябрьская демократическая революция... или контрреволюция, как кому больше нравится. Нет, революция - вещь полезная, но она как океанская буря: вентилирует, перемешивает слои воды, не даёт зарасти ряской и тиной, приносит свежий воздух, да, всё верно. Но она же и разрушает, выбрасывает на берег рыб, топит корабли... что-то я отвлёкся, о чём я там... а, ну да. Город меняется не весь, вот так сразу, нет. Плавно, постепенно. Здание пожарной части, например, насколько я помню, было жёлтым, а теперь тёмно-вишнёвое. И оградки этой узорной вдоль сквера не было, ходили, как попало... да и сейчас, наверное, тоже, высота-то у ней - метра не будет... а это ещё кто там впереди? Женщина какая-то, с собакой. Чёрт, терпеть не могу собак".
   Он разминулся с хозяйкой собаки, вышел на Синий мост. Оперся на перила моста, посмотрел в сторону Бархатной.
   Воды Обводного канала были сплошь покрыты опавшими листьями. Вдалеке виднелось свежеотреставрированное здание Центральной городской библиотеки. Храмировский постоял минут пять, потом двинулся дальше.
   "Библиотека. Хранилище знаний. Да, в обычном состоянии мозг наш, выражаясь компьютерной терминологией, не обладает ПЗУ, да ещё в достаточном объёме. Часть данных то ли теряется, то ли загоняется в какие-то совершенно глубинные участки подсознания, откуда извлечь их становится практически нереально. Кстати, есть ведь интересное словечко в Русском языке: "запамятовал". Не забыл, а как бы засунул далеко за память. Вопрос только в том, верна ли она? Посмотрим. Ждать осталось недолго. Основная работа проведена, подготовка так же... патрон дослан, курок взведён, цель видна в прицеле... осталось сделать последний шаг. И, чёрт меня подери, я его сделаю. Тем более, с такими помощниками. Я их сам подбирал. Проверенные люди. Опять же, лично мной проверенные. Особенно заведующий".
   С Геннадием Игоревичем Глазовым Храмировский познакомился в "Институте мозга человека им. Павлова". Тогда Глазов был лишь младшим научным сотрудником, и работал под руководством профессора Шиманского, Валентина Адольфовича, - давнего коллеги Храмировского, - ныне первого заместителя по клинике.
   "Помнится, Валентин здорово удивился, когда узнал, что мне нужен обычный М.Н.С. Казалось бы, есть и покруче, покрупнее фигуры. Он ведь уже приготовился к бою, когда узнал, что я хочу увести из его лаборатории человека, а тут... отпустил с лёгким сердцем".
   Ветер усиливался.
   "Проглядел Валентин человека, проглядел. А вот я сразу заметил этого парня, - думал Храмировский, - этот Глазов оказался человеком увлечённым и деловым, в хорошем смысле этого слова. Помнится, я ему такую проверку устроил..."
  
   * * *
  
   Случилось это летом прошлого года на улице Складской (бывшая Комсомола).
   Если эта улица и войдёт когда-нибудь в историю, то только из-за качества дорожного покрытия, точнее, из-за полного отсутствия какого-либо качества дорожного покрытия.
   Редкий автомобиль заезжал на эту улицу, а тот, кто заехал однажды, второй раз повторить такой подвиг не стремился, разве только в случае крайней необходимости.
   Так что улица была практически пешеходной.
   Около семи часов вечера, Храмировский и Глазов шли по середине улицы. Храмировский нёс в левой руке небольшой дипломат.
   Храмировский и Глазов беседовали. Беседа их была похожа на этакий экзамен на ходу. Наконец, Храмировский сказал:
   -Ну что ж, подведём черту. В физиологии вы разбираетесь достаточно хорошо...
   -Скорее неплохо.
   -Как хотите, можно сказать и так. Я думаю, вы мне подходите.
   -Подхожу? Для чего?
   -Для должности заведующего лабораторией.
   -Владимир Мирославович, вы шутите?
   -Нет.
   -И вы всерьёз думаете...
   -Думаю, справитесь.
   -Но ведь есть люди, которые более подходят на это место, более образованные.
   -Об этом разрешите судить мне. Поймите только, что заведующим лабораторией у меня должен быть человек не просто умный или образованный, - знания - дело наживное; мне нужен человек, которому я могу доверять, как самому себе. Понимаете?
   -Понимаю.
   -Тогда, думаю, вы не откажетесь от одного небольшого испытания.
   -Я готов.
   -Вы так думаете?
   Они остановились у хлебозавода. Храмировский огляделся.
   Улица была пуста.
   -Ну что ж, - сказал Храмировский, - видите вон там, в конце улицы, в парке человека в белой рубашке? Вон там, на скамейке.
   -Да, вижу.
   -Сколько, примерно, расстояние до него?
   -Метров двести, наверное...
   -Не так уж и далеко. Отлично, а теперь застрелите его.
   -Что?!
   Вместо ответа Храмировский открыл дипломат, и достал из него средних размеров пистолет с каким-то наконечником на стволе.
   -Застрелите его, - повторил Храмировский, мягко оттянув затвор и так же мягко вернув его.
   -Что это за пистолет? Откуда он у вас?
   -Нашёл. Это браунинг, пятнадцатизарядная машинка, с глушителем. Возьмите.
   -Но я...
   -Возьмите, и застрелите этого человека в белой рубахе. Получите тысячу долларов. Свидетелей нет, никто ничего не узнает. Пистолет бьёт бесшумно.
   -Но я в жизни никогда не стрелял!
   -Попробуйте, у вас получится. Две тысячи.
   -Я же не попаду!
   -Ерунда. Прицельтесь и стреляйте. Пятнадцать зарядов, хоть один да попадёт. Три тысячи.
   -Да вы понимаете, что говорите?!
   -Естественно. Четыре тысячи долларов.
   -Я не буду стрелять!!
   -Не кричите. Пять тысяч.
   -Нет!
   -Шесть.
   -Нет, чёрт подери!
   Храмировский не мигая, смотрел прямо в глаза Геннадию.
   -Отказываетесь?
   -Да.
   Геннадий, не выдержав, моргнул.
   -Ну что ж, тогда это сделаю я сам.
   Глазов остолбенело наблюдал, как Храмировский поднял пистолет, прицелился, и плавно нажал на курок.
   Но вместо выстрела раздался электронный мяукающий звук; глушитель замигал красной лампочкой.
   -Это игрушка, - сказал Храмировский, - ручка утяжелена свинцом, на вес не отличить, да и внешне тоже.
   -Нич-чего не понимаю. Что всё это значит?
   -Это значит, что вы успешно прошли испытание и приняты на должность заведующего лабораторией, - ответил Храмировский, пряча пистолет обратно в дипломат.
   -Если честно, я не понимаю, а в чём смысл?
   -Пойдёмте дальше. Смысл в том, что есть люди, которые ради денег способны на всё, абсолютно на всё. Теперь же я могу быть уверен, что только из-за денег вы меня не предадите.
   -Я не собираюсь вас предавать!
   -И не собирайтесь, господин заведующий. Нам обоим это пойдёт на пользу.
  
   * * *
  
   Приблизительно в то же самое время, когда Храмировский прогуливался по ночному Кронштадту, в Санкт-Петербурге, к парадному входу "Grand-hotel Europe" подъехал чёрный "Мерседес".
   Приехавшего важного гостя никто из персонала гостиницы толком не рассматривал. Да и в самом деле, им ведь платят не за то, что бы они рассматривали прибывших клиентов. Впоследствии, максимум, что они могли ответить на все расспросы о внешности гостя, было то, что он полноват, и похож на еврея (не дал "на чай").
   Не обращая никакого внимания на всё великолепие интерьера, прибывший, в сопровождении двоих охранников в гражданском, поднялся на лифте на нужный ему этаж.
   У дверей одного из номеров стояли, скучая, два молодых человека, одетых в модные костюмы, - точь-в-точь копии тех двоих, которые сопровождали гостя.
   Приезжий направился к ним.
   Разумеется, они его узнали. И, разумеется, они пропустили бы его и так, но порядок есть порядок. Поэтому один из этих охранников аккуратно обыскал гостя; кивнул другому. Этот второй вошёл в номер.
   Прибывший ждал.
   Минуты не прошло, как охранник вышел, и жестом пригласил гостя войти.
   Прибывший вошёл
   Охрану свою он оставил снаружи. Не нужна она была внутри.
   Он прошёл в комнату, где его ждали.
   Точнее, ждал.
   Хозяин номера, - узколицый старик лет семидесяти, - при виде вошедшего поднялся из кресла.
   Гость подошёл к нему.
   Рукопожатие было крепким.
   Хозяин, указав жестом на другое кресло, сел первым.
   Гость так же сел. Пультом включил музыкальный центр, стоящий в углу.
   Комнату заполнила ненавязчивая классическая музыка
   -Йозеф Гайдн, - сказал хозяин, - Ну что ж, теперь можно и поговорить.
   -О чём? Случилось что-нибудь интересное?
   -Представь себе, Самуил, случилось. Речь идёт о Храмировском.
   -Владимире Мирославовиче? А что, собственно, с ним может случиться?
   -Сегодня он приехал в Кронштадт.
   -На историческую родину? Зачем его туда понесло?
   Хозяин номера промолчал
   -Странно, - вновь сказал гость, - Кронштадт... это же глушь! Что он там забыл?
   -Действительно, странно, - произнёс хозяин, - крупный учёный, врач, после 1991 один из немногих сориентировался толком в обстановке, открыл частную клинику, постепенно приподнялся, помог нам в своё время.
   -И ещё как помог! Чёрт подери, Иннокентий, если бы не он и не его клиника, возможно, мы с тобой чёрта с два сейчас могли бы разговаривать!
   -Не много ли чертей на одну фразу? Так вот, не странно ли, что он, крупный учёный, бизнесмен от науки, полгода назад арендует в Кронштадтском ПТУ весь верхний этаж под лабораторию; перевозит туда кучу самого разного оборудования...
   -Какого?
   -Если бы я знал всё, проблем было бы меньше... продолжи!
   -Но длилось бы это для меня недолго.
   -Вот именно.
   -То есть, чем он там хочет заниматься неизвестно?
   -Он уже занимается, Самуил, уже полгода. А что самое странное - так это место. Казалось бы, целый лечебно-оздоровительный центр; связи со многими институтами, научными центрами.
   -Неужели места мало оказалось?
   Хозяин задумчиво кивнул.
   -Или же, - произнёс он, - стремление к секретности. Ты ведь сам сказал, что Кронштадт - достаточно тихое местечко. Тем более, если учесть, что в помощники себе он набрал способной, умной, но, тем не менее, совершенно никому толком не известной молодёжи.
   -Что же он хочет вывести в этом тихом омуте?
   -Самуил, неужели ты думаешь, что я хочу знать это меньше, чем ты?
   Гость задумчиво прикусил нижнюю губу.
   -Придётся действовать через Лысого.
   Хозяин поморщился.
   -Не доверяю я ему. Последнее время он какой-то скользкий стал... если бы знать поконкретнее, я бы его давно... - он повернул левую руку ладонью вверх, и большим пальцем правой словно раздавил что-то на ладони.
   -Есть у меня на примете один человечек из его свиты. Молодой юрист, очень надёжный, как мне кажется.
   -А справится? - в голосе хозяина звучали нотки сомнения
   -Он достаточно честолюбив и умён, для того, что бы свалить Лысого, и...
   -Уж не занять ли его место?
   -Да, именно об этом я и хотел сказать.
   -Хорошо. Вызови его... м-м-м завтра к себе. Я хотел бы встретиться с ним.
   -А Лысый?
   -После встречи позвонишь ему, сообщишь инструкции.
   На этом аудиенция и закончилась.
  
   * * *

(Рассказывает Н. Быков.)

   Вы любите кофе? Настоящий, действительно ароматный кофе, который имеет ни с чем несравнимый вкус; напиток, имеющий лишь один (для меня лично) недостаток, который, впрочем, иногда становится достоинством: слишком крепко сваренный он отшибает сон.
   Нравится вам этот напиток? Лично мне - да. Тем более, что Оксана готовит его виртуозно, а количество способов приготовления она знает огромное количество.
   Так вот, следующий день после инцидента с воющей собачкой был субботним, то есть выходным. В такие дни я стараюсь отоспаться за всю неделю. И дрых бы я часов до четырёх, если бы не Оксана. Вот уж действительно - жаворонок. Уснули мы вчера часа в три, не раньше, после... ну вы понимаете. И не смотря на всё это, она проснулась в одиннадцать утра. Что уж там она с утра делала по дому - не знаю, но явно что-то делала. Порода такая, - без дела не сидит. Меня она (спасибо) пощадила, дала поспать, но в половине первого не выдержала, прошла на кухню, и минут через десять мои спящие ноздри почуяли запах кофе.
   Я открыл глаза. Оксана, присев на краю кровати, с лукавой улыбкой протягивала мне розовую чашку.
   -Доброе утро, соня. Вставать пора.
   -Сколько время? - спросил я зевая.
   -Скоро час
   Я взял чашку.
   -Совсем ты мне спать не даёшь.
   Оксанка изобразила возмущение.
   -Во-первых, много спать вредно, - произнесла она "строгим" голосом.
   -А во-вторых?
   -А во-вторых, ему кофе, понимаете ли, в постель подносят, а он ещё недоволен! Вот я тебе устрою!
   -Не надо, пожалуйста, виноват, исправлюсь, больше не буду, - нарочно заскулил я.
   -Прощения просишь?
   -Прошу.
   -Поцелуешь - прощу.
   Я отставил чашку на прикроватный столик, и честно заслужил прощение.
   * *
   Допив кофе, я неожиданно для себя сказал:
   -Слушай, Оксан, у меня всё из головы не выходит эта собачонка.
   -А что такое?
   -Да странно... этот новый жилец, сосед снизу, сказал, что у собачки случился разрыв сердца.
   -А разве такого не может быть?
   -А может?
   -Ну, вообще-то да, сердце есть сердце, что у людей, что у собак. Так что...
   -Тебе виднее, ты у нас врач, лейб-медик его императорского величества.
   -Да ладно трепаться... Коля, а почему ты спросил?
   -Да вот я просто подумал, что этот наш сосед, как там его? Хар... Хран...
   -Храмировский.
   -Ну и память у тебя! Так вот, я подумал, не он ли собачку угробил.
   -Да ты чего, не мог он!
   -Почему это?
   -Да потому что я его знаю, нашего нового соседа.
   Вот так новости! Мне как шило в пятую точку воткнули
   -Как так знаешь?
   -А вот так и знаю. Он - мой начальник. Хозяин лаборатории, где я работаю.
   -Ну-ка расскажи.
   -А что рассказывать. Зовут его Владимир Мирославович, лет ему - за шестьдесят, жена у него умерла, дочь у него где-то в Кронштадте живёт.
   -Откуда знаешь?
   -Он сам рассказывал. Да, так вот, он не то, что собачку эту, он мухи не обидит.
   -Да?
   Оксана кивнула.
   -Он добрый, только несчастный.
   Я промолчал. У меня на этот счёт было другое мнение.
   И тут запищал мобильник в кармане пиджака.
   Я достал телефон.
   -Да, я слушаю.
   -Николай? Добрый день. Я думаю, вы узнали?
   Я узнал. Этот голос, с лёгкой картавинкой, я узнал.
   -Здравствуйте, Самуил Давидович.
   -У меня к тебе будет одно дело.
   -Да, я вас слушаю.
   -Вчера в Кронштадт приехал некто Храмировский. Он хозяин одной лаборатории в 19-м квартале. Нужно выяснить, чем он там собирается заниматься.
   -Понятно.
   -Это не всё. Обо всём будешь докладывать Лысому, как обычно... но сначала мне. Заодно проверим его на честность. В крайнем случае, я думаю, найдётся подходящий человек на его место, ты его знаешь.
   -Хорошо.
   -О нашем разговоре ему не говори. Я ему позвоню сам. До свидания.
   Трубку повесили.
   Я подумал, что более неожиданного утра уже не будет никогда. Мало того, что Самуил Давидович, один из, как говорят, криминальных хозяев Санкт-Петербурга, позвонил лично мне; мало того, что я должен буду копать под своего непосредственного шефа, так ещё и Храмировский этот здесь оказался! Весь мир будто на нём замкнулся.
   -Кто там звонил? - спросила Оксана.
   -Из Петербурга.
   -А...
   -Слушай, Оксана, а что вы там делаете в институте?
   -Это скучно рассказывать. Мозг исследуем. Полгода назад сюда переехали, в квартал.
   -Зачем?
   -Для завершающей фазы эксперимента.
   -Эксперимента? Какого?
   Оксана закусила нижнюю губу.
   -Вообще-то, Владимир Мирославович просил никому не рассказывать, но... если хочешь, я тебе расскажу.
   -Хочу.
   -Так вот...
  

* * *

   Этот субботний день вообще оказался богат на телефонные звонки.
   Был звонок Самуила Давидовича Лысому, то есть Георгию Валентиновичу Овасяну, криминальному авторитету Кронштадта, с подробными инструкциями. Забегая вперёд, скажу, что инструкциям этим Овасян последовал не дословно, и дело Храмировского поручил не только Быкову, но и Юрию Вальцеву. Но об этом позже.
   А сейчас следует рассказать о телефонном звонке, зазвучавшем в 17:00 в квартире Антона Викторовича**(Фамилия Антона Викторовича не публикуется по стратегическим соображениям), ранее известного во всём мире глазного хирурга, а ныне мирного пенсионера, следует рассказать прямо сейчас.
   Антон Викторович мирно дремал после обеда, когда его жена, Елизавета Петровна подняла трубку пищавшего телефона.
   -Алло! Да, дома... а кто его спрашивает? Хорошо, сейчас позову...
   Она прикрыла трубку рукой и повернулась к Антону Викторовичу.
   -Антоша, тебя какой-то Храмировский спрашивает.
   -Чёрт подери, ну что за мания у людей, звонить сразу после обеда! Подремать спокойно... кто-кто?!
   -Храмировский.
   Антон Викторович взял трубку.
   -Я слушаю, - сказал он.
   -Антон Викторович, здравствуйте. Помните меня?
   -Разумеется помню, Владимир Мирославович, что случилось?
   -Пока ничего, но надеюсь, что с вашей помощью случится, и очень скоро.
   -Что именно?
   -Не хотелось бы по телефону. Вы не заняты?
   -Нет.
   -Сможете через час подойти в кафе "Стрелец"? Тут на Центральном, не далеко.
   -Конечно смогу.
   -Тогда до встречи.
   Антон Викторович положил трубку.
   * *
   Конечно, он помнил Храмировского, прекрасно помнил. Около десяти лет назад он, Антон Викторович, пришёл в частную клинику Храмировского устраиваться на работу. Тогда, в послесоветское время, страна не больно-то заботилась о врачах, хотя бы и об известных в мире. Да и не только о врачах, а и вообще о людях науки заботы особой не проявлялось. Вся забота сводилась к одному - громкому вытью об утечке мозгов. И всё.
   Эмигрировать на запад Антон Викторович не захотел, но и жить в России становилось сложно. Он собирался уже отправится на рынок, торговать картошкой, но ему позвонили и предложили работу в частной клинике. Так Антон Викторович впервые услышал фамилию "Храмировский".
   В клинику он явился за пять минут до назначенного ему времени.
   Подойдя к стойке регистратуры, Антон Викторович спросил молоденькую медсестру, работавшую там, как найти доктора Храмировского.
   -Я по поводу устройства на работу, - сказал он.
   Медсестра улыбнулась.
   -Хорошо, я его сейчас проинформирую, - сказала она, взяв трубку многоканального телефона, и, нажала какую-то кнопку, - Владимир Мирославович, к вам пришли по поводу устройства на работу... сейчас спрошу.
   Медсестра повернулась к Антону Викторовичу.
   -Как вас представить?
   Антон Викторович назвал себя. Медсестра повторила его фамилию в трубку. Затем она положила трубку и сказала:
   -Он сейчас к вам спустится, подождите минутку, пожалуйста.
   Антон Викторович устроился на кожаном диване, стал осматривать вестибюль. Вестибюль был чистым, освещался оранжевым светом многочисленных лампочек, и выглядел по-домашнему уютным и спокойным.
   И вдруг от всего этого спокойствия не осталось и следа.
   -Где доктор! Доктора сюда, быстро!
   В вестибюль клиники ворвались четверо бритоголовых молодых людей бандитско-наркоманской наружности
   Пятого они несли на руках.
   Один из ворвавшихся, видимо их главарь, подскочил к регистраторше.
   -Где доктор!
   -Минутку, вы собственно...
   -Я те счас такую минуточку устрою, что на пупе завертишься, с....а! Где врач! Врача зови, быстро! У нас друг помирает!
   Что здесь происходит?
   Главарь обернулся на голос, и, увидев человека в белом халате, крикнул:
   -Слышь ты, врач, иди сюда! У нас друг помирает!
   -Кончай орать, здесь больные, твой крик им мешает.
   -Да мне на.....ать на них, ты понял! На....ать! У меня друган помирает! Он ранен! Давай лечи его, резче!
   Врач повернулся к регистраторше.
   -Двух санитаров с носилками в вестибюль. Огнестрел.
   Медсестра кивнула, что-то набрала на пульте.
   Антону Викторовичу показалось, что санитары возникли как из-под паркета.
   Подстреленного бандита уложили на носилки.
   -Он выживет? Слышь, врач он должен выжить! Понял? Должен! - твердил главарь, пока на раненом расстёгивали куртку.
   Врач не обращал на крикуна никакого внимания.
   Раненому поставили капельницу, одели на здоровенную ряху маску искусственного дыхания.
   -В третью экстренную, - распорядился врач.
   Затем он повернулся к крикуну.
   -А вам я могу сказать следующее: операция сложная, но жить он будет. Вы сумму сразу внесёте?
   -Чё?
   -Деньги, говорю, сразу платить будете? У нас частная клиника, а операция эта весьма дорогостоящая, поэтому...
   -Главарь схватил врача за халат
   -Я те счас покажу дорогостоящую! Я тебя, - он выдернул из кармана куртки пистолет и сунул врачу в лицо -по стенке размажу счас! Ты у меня бесплатно всё, с....а, сделаешь! И благодарить будешь, что должен не остался! Иди лечи его, и по-быст...
   Никто не успел ничего понять. Каким-то неуловимым движением врач вырвал пистолет, вывернул бандиту руку назад, и приставил пистолет ему к затылку.
   На всё ему понадобилось менее секунды.
   -Не дёргаться! Или он труп, - прозвучал в полной тишине голос врача.
   Бандиты замерли.
   -Так. Теперь, по одному, пушки на землю. И без глупостей!
   На паркет упали два "ТТ" и "Макаров".
   -Вот так. Теперь вы трое в машину и вон отсюда. Завтра приедете.
   -А я? - подал голос главарь.
   -А ты до завтра здесь посидишь.
   Бандиты ушли.
   Вызванные санитары увели куда-то главаря.
   -Владимир Мирославович, - сказала врачу регистраторша, - к вам тут посетитель.
   -Посетитель? Ах, да...где он?
   -Вон там. - она показала рукой
   Врач подошёл к по-прежнему сидящему в кресле Антону Викторовичу.
   -Моя фамилия Храмировский, - врач протянул руку, - будем знакомы.

* * *

  
   От дома Антона Викторовича до кафе "Стрелец было минут шесть ходьбы.
   Говорят, что неприятно опаздывать. Верно. Но куда как более неприятно приходить раньше.
   Антон Викторович пришёл заранее. До шести вечера оставалось ещё десять минут. Храмировского не было. Чего, собственно, следовало ожидать.
   "Что интересно, - думал Антон Викторович, - Храмировский в Германии никогда не был... вроде бы. Нет, не был, иначе рассказал бы... хотя, много ли он о себе рассказывал? Да, так о чём я? А, так вот, в Германии он не был, немцев в родне у него нет, так откуда он, чёрт возьми, набрался этой прямо-таки немецкой пунктуальности? Как в анекдоте, сочетание немецкой пунктуальности и русского характера, - это когда человек всегда опаздывает ровно на два часа. Впрочем, к Владимиру Мирославовичу это не относится, сколько я его знаю, он никогда не опаздывал".
   Антон Викторович посмотрел на часы. Затем в окно.
   "Без двух минут. Как он так ухитряется? Как будто нарочно прячется где-то..."
   В это время к кафе подъехал чёрного цвета автомобиль родом из Ингольштадта. Антон Викторович невольно залюбовался блестящей в свете фонарей машиной, выглядевшей как только что с конвейера. Потом он увидел вышедшего из машины водителя.
   И сразу узнал.
   "Интересно всё же, зачем я ему понадобился, - подумал Антон Викторович, - года три не виделись, и вот... второе пришествие. Интересно, почему я всё время вздрагиваю при виде этого человека? Боюсь его что ли? Странно ничего в нём страшного вроде нет".
   Храмировский подошёл к столику.
   -Добрый вечер, - сказал он, не присаживаясь, - я хотел бы обсудить с вами одно дело.
   -Какое именно? Садитесь, пожалуйста, а то мне не очень удобно говорить сидя со стоящим.
   -Минутку.
   Храмировский прошёл к стойке, принёс оттуда стакан чаю и небольшую вазочку с печеньем.
   -Мой вам совет, - сказал он, садясь, - никогда не заказывайте кофе в кафе.
   -Почему?
   -Нальют вам чашку, размером с напёрсток, а денег возьмут, как за ведро. Кофе лучше пить дома, там можно налить нормальный стакан, и наслаждаться.
   -Так ведь это вредно!
   -Жить вообще вредно для здоровья. Но бог с ним, поговорим о деле.
   "Слава те господи, - подумал Антон Викторович, - наконец-то".
   Вслух он сказал:
   -И в чём заключается ваше дело?
   -Дело в следующем. Я знаю вас как хорошего микрохирурга.
   -Я уже три года как бывший микрохирург.
   -Ерунда. Руки у вас не дрожат, опыта хватает, зрение правда... но пока существуют очки - это не проблема. Антон Викторович, я планирую провести в ближайшем будущем одну операцию, и мне понадобиться ваша помощь.
   -И кого же вы собираетесь оперировать?
   -Орангутанга.
   -Кого-кого?!
   -Орангутанга, - невозмутимо повторил Храмировский, - операция на мозге.
   Антон Викторович выпрямился на стуле.
   -Что бы я оперировал какую-то обезьяну? Владимир Мирославович, вы обратились явно не по адресу. Вам нужен не я, нет, вам нужен какой-нибудь ветеринар.
   -Н-нда, а я наивно считал, что знаю, кто именно мне нужен. Оказывается, я ошибаюсь.
   -Оставьте вашу иронию, Владимир Мирославович! Обезьян я оперировать не буду. Я, в конце концов, просто не умею их оперировать.
   -А я от вас этого и не требую. Обезьяну буду оперировать я.
   -А зачем я вам тогда понадобился?
   -Для двух целей. Первая: вы более опытный хирург, вы знаете, что делать, если понадобиться спасти жизнь этому орангутангу. Он у нас один, и найти другого будет сложно и дорого. Это белых мышей не особенно жаль, когда они под скальпелем дохнут пачками. Их у нас хватает, даже в избытке.
   -Как будто я каждый день только тем и занимался, как обезьян откачивал.
   -Не прибедняйтесь. Организмы обезьяны и человека не особо отличаются, разве интеллектом. Тем более, это лишь одна цель. Есть и вторая, более важная.
   -Вторая?
   -Да. Первую операцию вы будете наблюдать, а вторую, если опыт с орангутангом закончится успешно, проведёте вы. Поэтому, я надеюсь, что наблюдать вы будете достаточно внимательно.
   -Ну и кого же мне придётся оперировать? Шимпанзе?
   -Нет, меня.
   -Вас?
   -Да. Я уже решил, что следующим, если всё удастся, буду я. А как вы понимаете, самому себе операцию на мозге делать крайне неудобно.
   -То есть я должен буду сделать вам лоботомию?
   -Не совсем так. Отверстия в черепе будут около микрона, так что, в полном смысле слова это не лоботомия. Впрочем, вы сами всё увидите.
   Антон Викторович сидел молча.
   "Чего угодно я от него ожидал, - думал он, - но что бы такого! На кой чёрт ему это надо? Эксперимент над собой, да ещё на мозге. Я бы в жизни не согласился. Никакой нормальный человек на это не пойдёт. Впрочем, поэтому он на себе и хочет попробовать, потому что никого другого не уговоришь кроме разве что обезьяны".
   -И чего вы хотите добиться этим экспериментом?
   -Не будем загадывать вперёд, Антон Викторович. Боюсь сглазить.
   -Нет, но каких-то целей вы хотите достичь? Не просто так ведь вы всё это затеяли.
   -Разумеется. Цель у меня одна: изучение мозга, его возможностей, способностей если хотите. А вот какие это способности - опыт покажет.
   -И когда же вы собираетесь начать?
   -То есть вы согласны?
   -Да.
   -Думаю, в понедельник.
   -Понедельник - день тяжёлый.
   -Ничего.
   Храмировский допил чай. Поднялся.
   -Вот и решили, - сказал он, - в понедельник с утра начнём.
   -Во сколько?
   -Я вам ещё позвоню, скажу точно.
   -А не боитесь?
   -Чего?
   -Опыта на себе. Сами говорите, что мыши у вас дохнут.
   -Ах, это! - Храмировский улыбнулся, - Это я так, для красного словца. На мышах уже всё опробовано, это уже пройденный этап, причём успешно пройденный. Сегодня я вас больше не задерживаю, завтра ждите звонка.
   Храмировский вышел.
   "Знать бы всё-таки, - думал Антон Викторович, глядя ему вслед, - на что же я согласился? Чёрт бы его подрал с его экспериментами!"
  
  
  
  

* *

   Антон Викторович возвращался к себе домой после встречи с Храмировским.
   Дом этот был отремонтирован лет семь или восемь назад; располагался он параллельно Центральному проспекту, так что вечером солнце обычно освещало лестничные площадки, из-за чего особой нужды в лампочках не наблюдалось, и потому мало кто о них думал.
   А вспоминали о них лишь тогда, когда в них действительно была необходимость. Как, например, сегодня, когда небо было затянуто тучами.
   "Темень, как у негра в ухе" - думал Антон Викторович, поднимаясь к себе на четвёртый этаж.
   Разумеется, он никогда не был в том тёмном месте, о котором подумал.
   Тем не менее, вовсе не темнота была причиной того неуверенного состояния, в котором находился Антон Викторович.
   Причиной был Храмировский.
   Антон Викторович всегда, в любых ситуациях чувствовал себя уверенно. Он шёл по жизни как ледокол сквозь льды, раздвигая их, разламывая в крошку, и если и отступал от чего-либо, то только затем, что бы потом с разгону сокрушить эту непреодолимую с виду преграду.
   Таким он был всегда.
   Почти.
   И этим "почти" был Храмировский. При нём Антон Викторович чувствовал себя...
   -Какой идиот тут бутылок понаставил!
   ...не ледоколом, а скорее "Титаником". Вот и сейчас, не придя в себя толком после встречи, Антон Викторович всего лишь выругался, но не подумал даже о том, что бы сбросить ногой эту бутыль из-под водки вниз, в узкий просвет между лестницами.
   Он поднялся на свой этаж, достал ключи из кармана плаща (дважды ими за что-то там, в кармане, зацепившись), открыл дверь в квартиру (попав ключом в замок лишь со второй попытки).
   Дверь открывалась внутрь.
   Антон Викторович положил ключи обратно в карман.
   И в этот момент кто-то неизвестный с силой втолкнул его в его же собственную квартиру.
   Антон Викторович услышал, как щёлкнул замок.
  

* * *

  
   Храмировский же, спустя сорок две минуты после разговора с Антоном Викторовичем, уже был в Санкт-Петербурге.
   Ему, можно сказать, повезло. В этот субботний вечер в центре города было достаточно свободно, даже на Невском проспекте. Обычно там не протолкнёшься.
   Лет так ещё через десять, если ситуация с транспортом не изменится, машины в центре города будут простаивать в пробках часов по десять, а может водители вообще их с отчаянья побросают, и пойдут пешком, после чего центр города превратится в импровизированную пешеходную зону. Впрочем, надеюсь, что этот прогноз не сбудется.
   Храмировский проехал через Невский проспект, добрался до Московского вокзала, через Гончарную выехал на Старо-Невский. Снизил скорость.
   Автомобиль мягко притормозил у тротуара. Какая-то молодая, довольно откровенно одетая девчонка подбежала к машине, о чём-то переговорила быстренько с шофёром, села внутрь. Автомобиль бесшумно тронулся.
   Впрочем, никто из прохожих не обратил на эту, в общем-то, обыденную сцену ровным счётом никакого внимания.
  

* * *

  
   Когда Храмировский (уже в воскресенье) вернулся в Кронштадт, его ждал несколько неприятный сюрприз.
   В почтовом ящике он обнаружил письмо:
   "Уважаемый Владимир Мирославович! - было написано там, - Просим вас, явится с двух до пяти в любой удобный для вас день в УФСБ РФ по адресу: Литейный проспект, дом N 4 в комнату N59 к полковнику Маю В. В."
   Храмировский вошёл в квартиру.
   "Значит, ещё и ФСБ мной интересуется. Дожили. Зачем вызывают - понятно. Некоторых моих лаборантов уже таскали туда, теперь до меня очередь дошла. Вечно они суют свой нос, куда попало. Конечно, у них работа такая, но всё равно неприятно. Ну что ж, господа, устроим вам небольшой цирк. Тащиться только вот туда... вчера вечером свободные улицы были, а сейчас ещё неизвестно что там творится. Да, вчера вечером..."
   От приятных воспоминаний о вчерашнем вечере Храмировский даже зажмурился.
   Затем он прошёл на кухню. Аппетит разыгрался ни на шутку.
   Храмировский со вкусом позавтракал.
   На отсутствие аппетита он никогда не жаловался.

* *

   У полковника Виктора Всеволодовича Мая, к которому должен был явиться Храмировский, в тот день с самого утра была ужасная изжога.
   По должности своей, полковник Май должен был контролировать различные научные исследования, и, если они представляли большую ценность для государства принимать меры для их засекречивания (в основном) или же для широкого развития (редко).
   Если бы вы только знали, как ненавидел эту свою должность пятидесятидвухлетний полковник! В науках он никогда не был особенно силён, и из-за этого он в этих своих новых обязанностях разбирался слабо. Он вообще случайно был назначен на этот пост, и сам до сих пор для себя не решил: повышение это для него или понижение.
   Не стоит, однако, думать, что полковник Май - идиот. Нет, это неправда. Он хорошо разбирался в искусстве, ценил хорошую литературу, живопись, музыку. Он даже сам неплохо играл на пианино, и не просто играл, а даже сочинил несколько небольших вещиц, весьма благозвучных.
   Сам для себя он твёрдо решил: как только выйдет в отставку, обязательно засядет за сочинение какой-нибудь симфонии. "Симфония ля-мажор В. Мая" - разве плохо звучит такое название?
   Но это пока оставалось лишь мечтой. Времени совершенно не оставалось. А когда оно было - не было настроения.
   Поначалу служба в ФСБ (ранее КГБ) ему нравилась. Но, чем дольше он служил, тем больше становилась его неприязнь к собственным занятиям. А когда его два года назад перевели (так повысили или понизили, чёрт подери? - думал он) на ныне занимаемую должность, неприязнь начала медленно, но верно перерастать в ненависть.
   Но служба есть служба, и именно она заставила Виктора Владиславовича заинтересоваться работой Храмировского. Вчера он послал Храмировскому письмо, но не особо ждал, что Владимир Мирославович прибудет уже в воскресенье в два часа дня.
   Тем более полковник Май был удивлён, когда именно это и произошло.

* *

   -Откровенно говоря, господин полковник, я не совсем понимаю, для чего вы меня вызвали, - Храмировский, сидя в уютном кожанном кресле, возле стола, за которым восседал полковник Май, задумчиво потёр указательным пальцем переносицу, - думаю, я вряд ли могу быть вам чем-нибудь полезен.
   -Напротив, Владимир Мирославович, напротив. Именно вы, и только вы можете нам помочь.
   -И чем же?
   Полковник Май откинулся в кресле.
   -Ничего сложного, Владимир Мирославович. Нам нужно, что бы вы рассказали, чем вы занимаетесь в своей Кронштадтской лаборатории.
   Храмировский удивлённо приподнял брови.
   -Как это? Вы хотите сказать, что вам и всему ФСБ не известно ничего о моей работе?
   Май развёл руками.
   -Представьте себе, Владимир Мирославович, именно так плохо обстоят дела. Мы пытались выяснить это не беспокоя вас, вызывая ваших сотрудников, но - увы. Всё, что нам удалось услышать - это обычные отговорки.
   -Не понимаю.
   -Они - я имею в виду ваших сотрудников - просто прикидываются дурачками. Мне утром шеф даёт задание, я его исполняю, получаю следующее - типичнейший их ответ. Какова цель работы им, видите ли, не объяснили. Туман напускают попросту, вот что я вам скажу. Просишь их объяснить поконкретнее - советуют обратиться к вам непосредственно.
   -И вы решили последовать их совету, и вызвали меня.
   -Именно так. И теперь мне хотелось бы, что бы вы рассказали мне, что именно вы делаете в своей лаборатории, какого рода исследования вы там проводите... и вообще...
   -Господин полковник, скажите пожалуйста, а почему ФСБ так заинтриговала моя работа? Как мне известно, в данное время частных лабораторий в России только - пруд пруди, не говоря уж обо всём мире. Почему же получилось так, что именно моя работа, не представляющая, кстати, никакой опасности для Человечества, вдруг вызвала такой интерес?
   -Говоря откровенно, Владимир Мирославович, я не могу вам ответить. Я просто исполняю приказание вышестоящего начальства - выяснить всё о вашей Лаборатории, и о вашей работе. Я начинаю исполнять приказ - и наталкиваюсь на мощнейшую завесу секретности. Поэтому я и вынужден был побеспокоить вас, и надеюсь, вы окажете мне добрую услугу, ответив на все интересующие нас вопросы.
   Храмировский внимательно посмотрел на полковника Мая.
   "Надо же, справился! Такую фразу сообразить и не сбиться, - подумал он, - Лет тридцать назад этот гебист проще сказал бы. Что-нибудь вроде: не ваше дело, нефиг тут разговоры разводить, вас вызвали - отвечайте! Да ещё кулаком по столу, что б авторучки поразлетались... да, настали для них тёмные времена. Такую риторику теперь надо изображать. Аж вспотел бедняга..."
   Вслух же Храмировский сказал.
   -Господин полковник, разумеется, я вам всё расскажу, у меня от вас, а тем более от вашей организации секретов нет, да и в принципе быть не может, но...
   -Но что?
   -Скажите пожалуйста, господин полковник, какие из работ Павлова вам известны?
   -Павлова? Автора денежной реформы?
   -Академика Павлова. Или, например, Бехтерева, Сеченова. Вы читали какие-либо работы, касающиеся головного мозга, рефлексии, физиологии, психофизиологии?
   Полковнику Маю относительно всего этого был известен лишь анекдот, про то, как в детстве Павлова укусила собачка. Собачка выросла и забыла об этом, а Павлов вырос и не забыл. Признаваться в этом полковник не стал, и просто спросил.
   -Владимир Мирославович, а какое отношение к нашему разговору...
   -Господин полковник, - перебил Храмировский, - вы только поймите меня правильно, но могу ли я быть уверен, что вы сумеете адекватным образом понять всё то, что я расскажу вам о своей работе? Тут ведь невозможно объяснить в двух словах. Человеческий мозг - достаточно сложная машина. Иногда бывает сложно объяснить неподготовленному человеку суть ремонтных работ на примитивном автомобиле, а ведь мозг, а в частности человеческий мозг, над изучением которого я в частности работаю, гораздо сложнее. Мне ведь придётся употреблять терминологию, например, fissura temporalis media, или trigeminus - вам, я вижу, это ничего не говорит, правда? Вы начнёте переспрашивать, и в итоге мой рассказ превратится в скучнейшую лекцию, которая не доставит удовольствия ни мне, ни, тем более, вам.
   -Владимир Мирославович, вы хотя бы попытайтесь.
   -Но господин полковник, я ведь никудышный публицист! Кроме того...
   Храмировский недоговорил. Он встал, приложил указательный палец к губам, бесшумно подошёл к висящему на стене ковру, достал из внутреннего кармана пиджака какую-то пластмассовую коробочку.
   Провёл ей по ковру.
   На коробочке внезапно загорелась белая лампочка.
   Храмировский сунул левую руку за ковёр, пошарил там, и, к удивлению Мая, достал из-за ковра что-то маленькое, чёрного цвета.
   Что-то, похожее на жука.
   Храмировский положил этого жука на стол полковнику, взял лист бумаги, что-то быстро написал и протянул лист Маю.
   "Этот жучок иностранного производства, - прочитал потрясённый полковник Май, - мне бы не хотелось, что бы за границей узнали о моей работе. Они мастера присваивать чужое".
   -Если угодно, я представлю вам письменный отчёт о своей работе, - как ни в чём ни бывало, сказал Храмировский, но мне для этого понадобиться время. Секретаря у меня нет.
   "Как вы узнали? Чей это жучок?" - написал Май, а вслух сказал:
   -Ну, разумеется, Владимир Мирославович, мне ведь тоже понадобиться время, что бы подготовиться, повысить должным образом квалификацию.
   -Ну вот и отлично, господин полковник, я знал, что мы найдём общий язык, - произнёс Храмировский, быстро написав: "похоже на штатовский, но Х.Е.З. коробочку на рынке купил. Проверьте ещё раз весь кабинет".
   -В таком случае, Владимир Мирославович, не смею вас более задерживать. Всего доброго.
   -До свидания, господин полковник.
  
  

* * *

  
   -Георгий Валентинович, можете меня поздравить, дело сделано.
   -Неужели? И как же ты это сделал, Юра?
   Георгий Валентинович Овасян - стареющий бизнесмен, на обширном, морщинистом лице которого волосы сохранились лишь в виде короткой седой бородки, сидел в массивном кожаном кресле и внимательно смотрел на своего только что вошедшего собеседника.
   Собеседником этим был Юрий Вальцев - коротко стриженый человек с тонкими бровями и пухлыми губами. На вид ему было около сорока лет (а на самом деле двадцать семь). Он подошёл к письменному столу, за которым сидел Овасян, и осведомился:
   -Георгий Валентинович, я могу сесть?
   -В любой момент, Юра, в любой момент. Сколько тебе можно повторять, что надо говорить не "сесть", но "присесть"?
   -Хорошо, могу я присесть?
   -Присаживайся и рассказывай.
   Юрий сел. Вздохнул.
   -Так вот, мои люди взяли под наблюдение лабораторию Храмировского, что бы выяснить, чем он там занимается. Вначале возникли сложности, но потом нам повезло. Храмировский вчера вечером встречался в кафе с одним врачом, которого зовут Антон Викторович...
   -Храмировский встречался с мировой знаменитостью?
   -Да, именно с ним. Когда они переговорили, один мой человек проследил за врачом...
   -Незаметно, надеюсь?
   -Разумеется, Георгий Валентинович, за кого вы меня принимаете?
   -Ну-ну... дальше.
   -Так вот, врача довели до квартиры, подкараулили в подъезде, схватили, и он всё рассказал. А потом его припугнули, дали по башке и свалили.
   -Что именно он рассказал?
   -Пустой номер, Георгий Валентинович. Этот Храмировский собирается делать операцию какой-то обезьяне в научных целях, а врача пригласил ассистентом. К нам это никакого отношения не имеет. А секретности вокруг лаборатории нагнали, что бы ему не мешал никто. Вот и все дела.
   Овасян задумчиво потёр лысину, и начал набивать трубку.
   По комнате, обитой богатыми коврами, разнёсся терпкий запах дорогого табака..
   Вальцев ему не нравился. Овасян вообще полагал, что Вальцев постукивает на него тем, кто повыше, но вслух об этом он, разумеется, не говорил.
   -У меня к тебе, Юра, есть несколько вопросов.
   -Да, Георгий Валентинович?
   -Вопрос первый: спички есть?
   -Да, Георгий Валентинович, вот, возьмите.
   Овасян закурил.
   -Так, теперь вопрос второй: эти твои ребята, хирург их не опознает?
   -Они в масках были, Георгий Валентинович.
   -Так, ладно. Вопрос третий: где живёт хирург?
   -На улице Инге.
   -Номер дома?
   -Не помню, Георгий Валентинович, этот дом лет десять назад отремонтировали. Там ещё магазин на первом этаже.
   -Дом номер один.
   -Наверное.
   -Да не наверное, а точно. Ну что ж, мальчик мой, а теперь последний вопрос.
   Овасян встал с кресла, и, обойдя стол, подошёл вплотную к Вальцеву и тихим голосом спросил:
   -Ты всегда был таким идиотом, или стал им недавно?
   -О чём вы говорите, Георгий Валенти...
   -О чём? Да всё о том же, идиот! Там, рядом с этим домом, находится банк, через дорогу перейти. А в самом этом доме, на первом этаже не только магазин, но и одна охранная контора. А теперь представь, что было бы, если бы этот хирург вдруг заорал бы: "милиция, убивают"? В этом доме отличная акустика, и на улице наверняка бы услышали. Из-за соседства с банком этот район усиленно патрулируют. И этот крик для твоих ребят означал бы полный капут, ты меня понимаешь? Они ж не ушли бы, никуда бы не ушли, понимаешь? Ладно менты, их можно подкупить. Так ведь по всему городу молва пойдёт, что на хирурга, да ещё на хирурга с мировым именем, напали бандиты. Городок у нас маленький, такой скандал так просто не замнёшь, ты меня понимаешь? Этот Храмировский наверняка об этом узнает, и тогда в этот его институт вообще не пробраться будет, потому что он наймёт охрану!
   -Но Георгий Валентинович, хирург будет молчать, милиция ничего не узнает.
   Овасян молча смотрел на него. Затем сказал:
   -В милицию хирург, может, и не побежит. А есть у тебя гарантия, что он при встрече не проболтается обо всём Храмировскому? Молчишь? А ведь наверняка проболтается, я этого Храмировского знаю, я у него в клинике два месяца отлежал. Этот ещё тот человек, при нём не посекретничаешь. Он сразу заметит, что у хирурга на душе кошки скребут, и язык ему развяжет. И когда он узнает, что его искали, что его делами интересовались... да что я тебе объяснять буду, овечий ты сын! Теперь в эту его лабораторию хрен доберёшься!
   -Да Георгий Валентинович, зачем? Эта лаборатория ведь фигня, пустышка.
   -Сам ты фигня! Нет, вы только посмотрите на него! Этот баран практически завалил всё дело, из всех вариантов выбрал самый провальнейший, чуть не угробил хирурга, спугнул Храмировского, ничего толком не узнал, не перебивай, я знаю, что говорю! И после этого прибежал ко мне и радостно доложил, что дело видите ли сделано! Дегенерат! Пока ты занимался ерундой, другой человек, гораздо способнее тебя, между прочим, раздобыл подробнейшие данные о работе лаборатории Храмировского, причём, абсолютно достоверные, и из которых явно следует, что лаборатория эта никакая не фигня, понимаешь?! И без всяких ударов по голове!
   Вальцев был взбешён, однако виду не подавал.
   "Ну, выясню я, кто этот способный, - думал он, - потроха ему вырву!"
   Овасян тем временем вновь опустился в кресло и начал разминать пальцами левое колено.
   -Да, вот так надо работать! А ты врачей избиваешь! Тебе-то пока всё равно, а вот доживёшь до моих лет, станешь старой развалиной с целым букетом всяких "-измов" и "-патий", вот тогда поймёшь, да, тогда ты поймёшь, что врачи очень полезные люди, очень. Особенно хорошие врачи, которые действительно могут помочь. И бить их не стоит, а по голове - тем более... ты меня понял?
   -Да, Георгий Валентинович.
   -Тогда проваливай, этого дела больше не касайся, занимайся обычными делами. Всё, свободен.
   Вальцев встал, и, кивнув головой, вышел из квартиры.
   Овасян ещё некоторое время посидел в кресле, затем медленно, кряхтя, поднялся и подошёл к окну.
   Ничего нового он там не увидел. Всё тот же старый двор, всё те же чахлые деревца, какую-то старушку-пенсионерку, кормящую голубей. Потом, он увидел Вальцева, садившегося в тёмно-синего цвета баварский автомобиль.
   "Идиот", - подумал Овасян.
   Затем он отошёл от окна.
   Огляделся.
   Медленно прошёлся по своей богато, со вкусом, обставленной квартире, опять опустился в кресло.
   Овасян всегда мечтал разбогатеть.
   Всегда.
   Всегда ему хотелось денег. Как можно больше.
   Ещё в школе он мечтал о том, что когда у него будет много денег, он подкупит учителей, что бы ставили ему только пятёрки; что он купит пистолет и пристрелит всех своих обидчиков.
   Время шло.
   Он уже мечтал о другом. Он хотел иметь богатую квартиру, машину, дачу, множество других дорогих вещей. Это стало его целью, его смыслом жизни. К этой цели он шел всю свою жизнь, рвался изо всех сил, если было надо, - рвал глотки, если надо - убивал. Богатство стало его божеством, ради которого он был готов платить любую цену.
   Лишь однажды, шесть с половиной лет назад, Овасян усомнился в своём божестве. Было это тогда, когда его, в бессознательном состоянии, привезли в клинику Храмировского с диагнозом: "отравление сильнодействующим наркотическим веществом", что в просторечии именуется "передозировка".
   Его откачали, более того, устранили наркозависимость. (Правда, лишь на пять лет, так как на момент нашего повествования, Овасян "сидел" на кокаине). Тогда только шевельнулась в голове Овасяна мысль: стоит ли обожествлять деньги? Ведь благодаря ним он в своё время пристрастился к наркотикам.
   Впрочем, Овасян отогнал эту мысль. "Наркоманом может стать и нищий, а вот вылечиться - деньги нужны" - решил он.
   Своей цели он достиг. Он стал богат.
   Теперь он мог позволить себе всё, что хотел.
   Почти.
   Теперь, правда, ему приходилось играть по чужим правилам, но это не особо волновало его.
   Волновало другое. Овасян не чувствовал теперь никакой радости.
   "Ну, и чего теперь, - думал он, - теперь какого рожна мне надо? Почему так: сделано всё для полного счастья, но его самого ни на капельку не ощущаешь? Разумеется, отказываться от денег - глупо, без них будет плохо, даже хуже, чем сейчас. А сейчас мне не особенно хорошо. Правда, у меня теперь есть шанс. Ирония судьбы, этот шанс вновь связан с Храмировским, с его работой. Не-ет, Быков молодец, не зря я его приметил, такое выяснить! Подумать только: остановка старения, ренг... регне... тьфу! Навыдумывали терминов. Восстановление, короче, клеток организма, омоложение, - и всё благодаря одной операции! А там глядишь, и до бессмертия... думать даже боюсь, боюсь сглазить. Только бы у него получилось! Только бы!"
   Овасян придвинул к себе многофункциональный (или, как написал бы Солженицын, многовозможностевый) кнопочный телефон.
   "Забавно, - подумал он, - здесь я хозяин, а там, в Питере, я всего лишь слуга. Слуга, который сейчас должен доложить хозяину о том, что мне удалось узнать о работе Храмировского. Сообщить им о том кладе, о том сокровище, которое мне удалось отыскать... а вот хрена им!"
   Овасян набрал номер.
   -Слушаю, - услышал он из трубки знакомый голос.
   -Это Овасян.
   -Говорите.
   -Я по делу Профессора.
   -И что же вы выяснили?
   -Да пока что ничего. Наш Профессор хитёр как лис. Такое ощущение, что он в разведке работает.
   -Значит, ничего узнать не удалось?
   -Да, пока ничего, но...
   Трубку повесили.
   Овасян ещё не знал, что ему вынесен смертный приговор.
  

* *

   Телефон зазвонил.
   Николай снял трубку.
   -Быков слушает.
   Тот самый низкий мужской голос, который несколько минут назад разговаривал с Овасяном, сказал:
   -Лысый зарвался. Не зря мы решили его проверить.
   -Данных по Профессору он вам не передал?
   -Он, похоже, хочет воспользоваться ими сам, ни с кем не делясь.
   -Следовательно...
   -Да. Ты назначаешься на его место, а что бы это место занять, нужно его сначала освободить.
   -Понятно.
   Трубку повесили.
   Быков набрал номер Овасяна.
   -Да, слушаю.
   -Георгий Валентинович?
   -А, это ты, Коля, рад тебя слышать!
   -Георгий Валентинович, мы могли бы встретиться?
   -Встретиться? Сегодня?
   -Да, сегодня. Это возможно?
   -Ну конечно возможно, о чём ты говоришь, Коля. Я всегда рад тебя видеть.
   -Так я через полчаса подъеду?
   -Подъезжай, конечно. Сколько сейчас времени?
   -Четыре часа двенадцать минут.
   -Чудненько. Значит, без четверти пять я тебя жду. Не опаздывай.
   -Я никогда не опаздываю, Георгий Валентинович.
   -Хорошо, молодец. Ну, до встречи.
   Овасян положил трубку.
   Быков набрал другой номер.
   -Данила, ты?
   -Да, Николай Михайлович. Что случилось?
   -Нужна твоя помощь.
   -Нет проблем.
   -Сколько тебе нужно времени на сборы?
   -Минут пять. Кого?
   -Лысого.
   -Понятно.
   -Он зарвался, обманул хозяев. Мне дали приказ его сместить.
   -О-кей, минут через пять выхожу.
   -Не спеши. Я назначил ему встречу у него на квартире, без четверти пять. Пойдёшь вместо меня.
   -А он откроет?
   -Дашь два коротких звонка, потом два длинных. Он откроет.
   -Так.
   -Остальное - как обычно.
   -Ясно.
   Быков положил трубку.
   "Откроет, куда он денется, - подумал он про Овасяна, - конечно откроет. Знал я, на что его купить. Да и не его одного. Все эти старцы мечтают об одном: о молодости и бессмертии. Им не нравится, что власть их над миром не вечна, что за всё придётся, в конце концов, платить. Им хочется вечной власти. И задаром. Но в жизни так не бывает, господа".

* *

   Да, друзья мои, Быков обманул их всех, и Овасяна и этих, повыше. Между тем, что рассказала ему Оксана и тем, что он рассказал своим хозяевам, была довольно большая разница.
   Но, если откровенно, знай Быков, как близко его легенда окажется, впоследствии, близка к истине, он бы очень удивился.
   Очень.

* *

  
  -- Из сообщения газеты "Кронштадтский вестникъ"
   "На прошлой неделе, в воскресенье вечером, на улице Аммермана, в собственной квартире неизвестным убийцей был застрелен известный Кронштадтский бизнесмен Овасян Георгий Валентинович. Возбуждено уголовное дело. Ведётся следствие".
  

* * *

   Шесть часов утра: много это или мало? Обычно, когда говорят "Шесть утра" имеют в виду самое раннее пробуждение. Но есть люди, для которых это время не начало следующего дня, а лишь окончание предыдущего.
   В Кронштадте есть и те и другие. Вначале я хотел написать: "Город просыпался", но всё дело в том, что этот город не особо-то засыпает.
   Бессонница - жуткая вещь. Я её испытал на себе, и знаю, о чём говорю. К чему это я? А к тому, что во время бессонницы я неоднократно выходил на прогулку. И в четыре часа, и в пять. Всякий раз я ожидал, увидеть опустевшие улицы, когда никого нет вокруг, когда шаги гулко звучат в тишине.
   Чёрта с два! Иногда мне казалось, что мои часы мне бессовестно врут мне прямо в глаза, и что сейчас не утро, а середина дня, или поздний вечер, - народу на улицах было ненамного-то меньше, чем обычно.
   Впрочем, ближе к делу.
   Это ноябрьское утро выдалось достаточно тёплым. Термометр показывал +14с.
   В шесть часов утра, к зданию ПТУ подъехал Владимир Мирославович Храмировский. Выйдя из машины, он спокойно огляделся, и подошёл к входу.
   От входных дверей было два комплекта ключей. Один из них всегда носил с собой сторож, дежуривший с семи утра до девяти вечера. После девяти, он обесточивал все помещения, кроме лаборатории Храмировского; запирал двери и уходил.
   Второй комплект ключей был у Храмировского. Изготовлен этот комплект был сразу же после въезда лаборатории в ПТУ, когда вся команда Владимира Мирославовича с ним вместе задержалась допоздна и оказалась заперта. Подробности инцидента Храмировский выяснять не стал, заказав вместо этого второй комплект ключей. Сторож, кстати, так ничего и не знает.
   Дверь отворилась без единого скрипа. Храмировский вошёл внутрь.
   Осенним утром темно, но он знал это здание как свои пять пальцев, и без света вполне обходился.
   Он шёл по коридору. Вокруг него была тишина. Тишина и темнота. С обеих сторон коридора тянулись двери кабинетов. И лишь в двух местах через окна рекреаций внутрь помещения проникал свет уличных фонарей, и это были единственные места, неподвластные темноте.
   Тишину нарушали лишь шаги, неспешные, уверенные, заставляющие скрипеть этот паркет, недавно совсем уложенный, но, тем не менее, успевший рассохнуться.
   Храмировский подошёл к дверям своей лаборатории. Отпер замок. Вошёл внутрь. Закрыл за собой дверь.
   И оказался окружён темнотой. Никакого света не проникало через плотно зашторенные окна. Тьма, неприступная тьма, та самая, что внушает первобытный ужас детям, да и не только им, а и некоторым взрослым, стояла вокруг Храмировского, обнимая его, словно удав своими тесными объятьями.
   Он некоторое время постоял в темноте. Затем нажал на кнопку выключателя.
   В следующее мгновение тьма, секунду назад упивавшаяся своим могуществом, оказалась полностью разгромлена, и в панике удрала, оставив после себя трофеи, в виде теней.
   Лампы дневного света осветили лабораторию. Всё было на месте, как и всегда. В дальнем углу стояла клетка с орангутангом. Её обитатель мирно спал, и, возможно, видел какие-то свои сны, необычные для людей.
   В центре лаборатории стоял операционный стол, который ещё в пятницу был тщательно продезинфицирован, запечатан в целлофан, облучён ультрафиолетом и в полной стерильности ждал своего часа.
   Храмировский прошёл в соседнюю комнату, служившую раздевалкой, снял плащ, повесил на вешалку.
   Внизу хлопнула входная дверь. По коридору зазвучала чья-то уверенная поступь. Шаги словно расплющивали всё под собой.
   "Антон Викторович, ранняя пташка" - подумал Храмировский, натягивая на себя белый халат.
   Перед дверью в лабораторию шаги слегка замедлились, стали менее уверенными.
   Затем Антон Викторович вошёл внутрь.
   -Доброе утро, Владимир Мирославович.
   -Доброе, - Храмировский взглянул на хирурга, - что-то у вас неважный вид, Антон Викторович.
   -А что такое?
   -Вы выглядите, как человек, которого стукнули по голове чем-то достаточно тяжёлым.
   -Откуда вам...
   -Что?
   -Откуда вы знаете, что меня стукнули по голове?
   -Пока вы мне не сказали, я этого не знал. Когда это было?
   -После того, как я с вами распрощался. В подъезде чем-то стукнули.
   -Зачем?
   -Не знаю, ограбить хотели, наверное.
   Храмировский чуть улыбнулся.
   -Вы меня извините, Антон Викторович, но пока вы не избавитесь от привычки потирать подушечку большого пальца о подушечку среднего, когда вы привираете, вам трудно будет меня обмануть. Так что хотели эти напавшие?
   -Расспрашивали о вашей работе.
   -И вы им рассказали?
   -Когда приставляют нож к горлу, сложно не рассказать.
   -Рассказали всё, что знали?
   -Да.
   -Ну, знали вы не много, так что не беда... интересно, кому я ещё понадобился?
   -Ещё?
   -Меня в воскресенье вызывали в ФСБ, расспрашивали.
   -Может и меня они...
   -Не их стиль. Вас можно было просто вызвать. Вы ещё кому-нибудь рассказывали?
   -Нет.
   -Ладно. Если я не ошибаюсь, сюда подходит мой заместитель, Глазов. Думаю, не стоит забивать ему голову лишними проблемами.

* *

   В 6:45 все были на месте. Антон Викторович был представлен всем восьми лаборантам. В 6:53 всё было готово к операции. Орангутанг лежал на столе, весь облепленный датчиками. Он спал. На морде у него была специально изготовленная кислородная маска. Череп его был тщательно выбрит Оксаной Андреевой.
   Храмировский ещё раз оглядел лаборантов.
   -Все готовы?
   -Да, - отозвались со всех сторон голоса, чуть глухие из-за марлевых повязок на лицах.
   -Антон Викторович, следите за тем, что я буду делать. Если сегодня всё пройдёт, так, как я ожидаю, то вам придётся повторить эту процедуру на мне.
   -Думаете, я сумею?
   -Ну вы же не студент, сумеете. Процесс у меня расписан по минутам, урок будет наглядным... ну что ж, начнём.
   Храмировский взял в руку аппарат, похожий на авторучку, от которого тянулись два тоненьких проводка. Прибором этим был лазерный скальпель. Храмировский нажал на кнопку, и из заострённого конца скальпеля выскочил тоненький луч.
   Операция началась.
  
  

* *

   Прошло два с половиной часа.
   -Вот видите, Антон Викторович, как это просто, - сказал Храмировский, положив на инструментальный столик микроинъектор.
   -Для вас просто.
   -Прекратите прибедняться, прошу вас. Это вам не составит особого труда. Вы же микрохирург, причём высочайшего уровня, тем более, что вам будет проще.
   -Почему проще?
   Тем временем тело орангутанга поместили в саркофаг из бронированного стекла. Пронаблюдав эту процедуру, Храмировский ответил:
   -Потому что вам не придётся всаживать все эти датчики, которые без микроскопа толком не рассмотреть.
   -Ну, предположим. Да, кстати, а зачем такие интервалы между инъекциями? Их нельзя ввести сразу?
   Храмировский помотал головой.
   -Мозг погибает, - сказал он, - мы это уже пробовали. Только не спрашивайте меня, почему, я и сам толком не знаю, не исследовал.
   -Ясно... так я не пойму, получилось у вас, то, что вы задумали или нет? Что вообще должна дать эта операция?
   -Я бы назвал это сверхспособностями, хотя это, конечно же, штамп. Просто это придание мозгу новых функций, путём... как бы это понятнее... перезагрузки, что ли отдельных его участков. У обычных людей, как мы с вами эти участки мозга играют простую достаточно роль, так? Ну а у некоторых экстрасенсов, я имею в виду настоящих, конечно, а не шарлатанов, - Храмировский сорвал с рук резиновые перчатки и бросил их в урну, - эти участки выполняют несколько более сложные задачи, и в итоге человек может, к примеру, воду взглядом кипятить, или книги закрытые читать.
   -И что же теперь сможет этот наш пациент? - в голосе Антона Викторовича послышались нотки тревоги.
   -А вот он проснётся, тогда узнаем.
   -А другого способа нет?
   -Какого?
   -Проверить удачность операции, не будя его?
   -До операции это было возможно, а теперь, - Храмировский взглянул на экраны дисплеев, - кровеносные сосуды, которые поддерживают жизнь в этих, ранее резервных участках мозга, расширились, и снабжают их кровью, а стало быть, кислородом, гораздо интенсивнее, и в итоге, если мы нашего пациента вновь накачаем наркозом, то ничего узнать нам не удастся.
   -Владимир Мирославович, да вы понимаете, что вы натворили! Вы же дали обезьяне атомную бомбу! Если то, что вы мне только что рассказали реальность, то... ведь последствия непредсказуемы!
   -Почему же? Я ведь в участок мозга ведающий интеллектом инъекций не делал. Этот орангутанг так и останется тупой обезьяной.
   -Тупой обезьяной, которая обладает сверхспособностями! Да вы же даёте огромные, огромнейшие способности безмозглому кретину! Вы хотя бы представляете себе, как он ими распорядится? Он же может натворить чёрт знает чего, и даже сам не поймёт, что он натворил!
   Всё время, пока Антон Викторович произносил этот жаркий монолог, Храмировский удивлённо смотрел на него. Когда хирург выговорился, Храмировский сказал:
   -Антон Викторович, а кто вам сказал, что наш пациент ими воспользуется?
   -Как почему, ведь обладая такими возможностями...
   -А они ему нужны?
   -Что-что?
   -На земле, - сказал Храмировский, - до сих пор рождаются дети с заторможенным развитием. У них есть всё необходимое для прямохождения, включая мозжечок, но, тем не менее, они ползают на четвереньках.
   -То есть вы хотите сказать, что он даже распорядиться ими не сумеет?
   -А как же? Что толку иметь гоночный автомобиль, если водить не умеешь? Мы же ставили уже подобные опыты на мышах, и ни одна из них армагеддон не устроила.
   -Так как же вы тогда узнаете об их действии?
   -А зачем же я, по-вашему, датчики эти мелкокалиберные всаживал? С их помощью можно не только считывать данные, но и управлять тем или иным участком.
   -Слушайте, Владимир Мирославович, а если бы вы активировали центр интеллекта?
   -Тогда этот орангутанг стал бы человеком. Кстати, он, похоже, просыпается.
   -Что-то мне не по себе, - сказал Антон Викторович, направляясь к выходу.
   Через три минуты он уже был на улице.
   Плюхнувшись на скамейку, и, вдохнув во все лёгкие свежего воздуха, он подумал: "Вот уж никогда бы не подумал, что перетрушу до такой степени. Чёрт, с этим Храмировским свяжешься только - и начинается..."
   На улице в тот день стояла странная для ноября месяца тёплая погода. Ну, не лето, конечно, но градусов десять-пятнадцать было.
   "Давно такой жарищи у нас в ноябре не было, - подумал Антон Викторович, рассеянно смотря вокруг себя, - интересно, а жара эта, не его ли рук дело? Бред конечно, такое человеку не под силу... а если под силу? Если он из обезьяны делает даже не человека а сверхчеловека... ну, сверхобезьяну, то погоду подправить... слышал бы он сейчас мои мысли - вот посмеялся бы... кстати, насчёт сверхобезьяны..."
   По Кроншоссе в сторону старого города проехала тёмно-синяя немецкая машина с тонированными стёклами. Антон Викторович не обратил на неё никакого внимания. Он ждал.
   Ждал, затаив дыхание.
   Чего угодно.
   "Конечно, то, что он мне сказал - логично. Но логика - вещь достаточно коварная, кто её знает... одно звено не выдержит - и вся цепочка - насмарку..."
   И страх остался.
   Это не был страх, заставляющий организм сделать невозможное, нет.
   Это был страх, который старательно, как паук паутиной, опутывает свою жертву, не давая пошевелиться, полностью подчиняющий себе.
   Время будто бы остановилось.
   Антон Викторович почувствовал вдруг, что боится шевельнуться, как будто бы от него и от того, как он себя поведёт, зависело, уцелеет мир, или погибнет.
   "Так нельзя", - думал он.
   И продолжал сидеть.
   "Нужно подняться", - думал он.
   И продолжал сидеть.
   "Да что со мной такое!"
   Антон Викторович даже выругался... точнее попытался.
   Вместо крика из горла выходил лишь невнятный шёпот.
   Антон Викторович вскочил со скамейки, будто его подбросило.
   Замер в испуге.
   Но ничего не произошло. Абсолютно.
   Только кровь шумела в ушах.
   В этот момент на улицу вышел Храмировский. Уже переодетый.
   -Дышите свежим воздухом? - осведомился он.
   -Ну, в общем, да... что там с нашим пациентом?
   -А что с ним может быть? Сидит себе в клетке, весь в проводах.
   -И что?
   -Пока всё нормально. Откровенно говоря, я ожидал большего, но... хотя, надеюсь, что это не единовременный процесс, и постепенно эти его возможности разовьются.
   -Всё это хорошо звучит, Владимир Мирославович, но...
   -Антон Викторович, прекратите пугать сами себя.
   Из здания ПТУ тем временем вышла часть лаборантов. Одним, точнее, одной из них, была Оксана Андреева.
   -Наш подопытный будет под круглосуточным наблюдением, - продолжал Храмировский, - так что я отпустил до полуночи часть сотрудников, включая себя. Вы пока идите в лабораторию, переоденьтесь, и можете быть свободны... ах, да, вот ещё что, - он достал из внутреннего кармана перевязанную резинкой тонкую пачку денег, - это ваш аванс, Возьмите, и не вздумайте отказываться, иначе вы мой враг на всю оставшуюся жизнь, а с врагами я расправляюсь сурово и беспощадно.
   Храмировский улыбнулся.
   -Кстати, - продолжал он, - если хотя бы часть ваших апокалиптических фантазий, ни с того ни с сего начнёт становиться реальностью, то этот наш пациент будет немедленно уничтожен, гарантирую.
   Антон Викторович только плечами пожал, и отправился в лабораторию.
   Храмировский открыл дверцу своего авто, и в этот момент к нему подошла Оксана.
   -Владимир Мирославович...
   -Тебя подвести?
   -Нет, я... мне нужно с вами поговорить.
   -Наедине?
   -Н-ну да... просто...
   -Тогда садись, - Храмировский распахнул заднюю дверь машины, - нам ведь по пути, заодно и поговорим.
   Автомобиль выехал на Кроншоссе.
   -Я тебя слушаю, и очень внимательно. Что случилось?
   -Владимир Мирославович, дело в том... ну, в общем, у меня есть молодой человек... вы его видели тогда на лестнице, когда вы приехали, помните? В общем, так получилось... вы, конечно, говорили, что наша работа не для посторонних ушей, но я его довольно давно знаю...
   Оксана замолчала.
   Храмировский ждал.
   -Одним словом, я ему всё рассказала, - выдохнула, наконец, Оксана.
   -Что именно?
   -Что?
   -Что ты ему рассказала? - голос Храмировского был абсолютно спокоен.
   -Я не хотела... это как-то само вышло... но просто он теперь всё знает о нашей работе.
   -Кто он по образованию?
   -Юрист. Он работает сейчас адвокатом.
   -Ну, тогда вряд ли он всё знает. Антон Викторович, на что хирург, а и он всего не понял, начал себе ужасы какие-то выдумывать.
   Храмировский притормозил у перекрёстка, полуобернулся к Оксане.
   -А вообще, Оксана, если откровенно, то я тебе завидую. Любить, да ещё взаимно - это не каждому дано.
   Он вновь повернулся к лобовому стеклу, и автомобиль двинулся дальше.
   -Я понимаю, что сделала глупость...
   -Любовь заставляет нас делать глупости, - ответил Храмировский, не оборачиваясь, но без этих глупостей наш умный мир издох бы со скуки. Ты случайно не знаешь, кто это сказал?
   -Нет, не знаю.
   -Я тоже. Поймите, Оксана, я вас ни в чём не обвиняю.
   -Правда? Я себя просто Иудой ощущаю.
   -Иудой?
   -Предателем.
   -Какой же он предатель? Он сделал то, о чём его попросил Иисус, причём лично. Кроме того, когда Иуда увидел, что сделали с Господом, он выбросил деньги первосвященнику в лицо, и повесился. Так что не такой уж он подлец. Если кто и предатель, так это Пётр, который отрёкся от Христа при первой же опасности. Да, раз уж разговор зашёл у нас на религиозные темы, то тогда ещё несколько слов из евангелия, - Храмировский чуть улыбнулся, и деланным басом произнёс, - Иди дочь моя, и более не греши.
   -Владимир Мирославович, вы что, в семинарии обучались?
   -Почему это?
   -Есть в вас что-то от священника. Вы верующий?
   -Я даже не крещёный, а евангелие... я много чего читаю. Вот мы и приехали. Да, в полночь можете не выходить.
   Оксана вышла, на ходу сказав "Спасибо". Храмировский посмотрел ей вслед.
   "Похож я на священника, как же. Особенно, если учесть, куда я ездил в субботу... ладно не будем".
   Он поднялся на свой этаж, отпер замок.
   "Интересно, сколько же ещё раз мне возвращаться в пустую квартиру, - подумал он, заходя в квартиру, - Сколько ещё раз я буду возвращаться туда, где никто не ждёт тебя, и где никто тебя не встретит... да, согласен, одиночество имеет свои преимущества, но сыт я уже по самое некуда этими преимуществами, откровенно говоря"
   Храмировский вошёл в гостиную.
   И замер на пороге.
   "Вот уж чего мне не хватало для полного счастья - так это визитов в квартиру в моё отсутствие! Интересно, кто это был? На воров не похоже, больно уж аккуратно посетили... если не считать чуть сдвинутое кресло и торчащие чуть сильнее с книжной полки толковых словарей".
   Осматривать дверной замок нужды не было, - Храмировский прекрасно знал, что будь там хоть какие-нибудь следы взлома, он бы непременно заметил бы их. Окна были закрыты, к тому же, третий этаж.
   "Значит, открывали ключом. Но ключи от этой квартиры есть только у меня. Значит, не только. А у кого?"
   Храмировский посмотрел на часы.
   "Без двадцати десять. Быстро же мы с нашей обезьянкой управились. Ладно, сейчас выяснить кто меня навещал всё равно невозможно, так что следует перекусить, да поспать часиков до пяти, перед ночной вахтой"
  

* * *

(Рассказывает Н. Быков.)

   На часах было без четверти три. Я стоял на Синем мосту, держа в левой руке свежекупленный букет.
   Разумеется, я сам виноват. До сих пор не пойму, зачем, назначив Оксане встречу на три часа, я припёрся на этот мост на полчаса раньше? Хотел её увидеть пораньше, что ли? Так ведь я прекрасно знал, что раньше трёх она уж точно не придёт, если ещё не опоздает.
   Так, собственно, и вышло. Без четверти три никаких её следов и близко не было, а вместо неё нарисовалась какая-то экскурсия, человек сорок, наверное. Я, если честно, собирался смыться от них, куда-нибудь ("чёрт, когда я научусь выбирать места для встреч?" - подумал я тогда), но вскоре выяснилось, что на меня они никакого внимания не обращают. Все они смотрели на экскурсовода - женщину, лет тридцати, с каштанового цвета волосами.
   То, что она рассказывала, я слышал достаточно подробно. Ещё бы! Она от меня стояла метрах в двух всего.
   "...К несомненным памятникам Кронштадта, господа, по праву можно отнести Кронштадтский футшток. Его нуль - это полоска, толщиной с волос, на металлической плите в устое Синего моста, на котором мы с вами в данный момент находимся. Давайте спустимся вниз. Отсюда вы можете видеть шкалу футштока. Так вот, эта, как я вам говорила, полоска металла, является исходным пунктом нивелирной сети нашей страны. Всё, что обозначается на картах выше или ниже уровня моря, высоты горных хребтов, а так же высота полёта, к примеру, космических аппаратов, - все эти размеры ведут свой отсчёт именно отсюда, от нуля Кронштадтского футштока".
   И так далее, и тому подобное. Хотя, рассказывала она вдохновенно. Глядя на неё издалека, можно было подумать, что она поёт или стихи читает. У меня ещё мыслишка шальная мелькнула, что хорошо бы она в порыве вдохновения вдруг взлетела бы в воздух. Произойди такое - представляю, что было бы с этими экскурсантами! О, они бы эту экскурсию надолго бы запомнили, и детям бы рассказывали, про чудесную поездку в Кронштадт! Жаль только, что чудеса подобного рода на земле стали редкостью.
   В это время тонкие пальцы мягко закрыли мне глаза. В нос ударил знакомый по прошлым встречам запах мяты...
   (Далее, в блокноте пропуск. Не хватает одного листа. Куда он пропал - who его знает).
   ...-Знаешь, - сказала мне Оксана, я ему всё рассказала.
   -Как это всё? - не понял я.
   -Ну, о том, что я выболтала тебе тайну нашей лаборатории.
   "Этого следовало ожидать",- подумал я, а вслух спросил:
   -И как он на это среагировал? Разорался?
   -Нет, я сама удивляюсь. Он ни сколько не рассердился, даже странно, я думала, он меня за это в порошок сотрёт, а он как-то спокойно это воспринял...
   -А что, были случаи, что он кого-нибудь в порошок стёр?
   -Ну да, как же! - Оксана широко улыбнулась, - он вообще-то человек добрый, но я думала, что всякая доброта имеет пределы.
   Я, если честно, до сих пор думаю так. Впрочем, что говорить, Храмировский в очередной раз меня удивил, поэтому я не ошибусь особо, назвав его удивительным человеком. Его, можно сказать, выдали, а он... и вот тут-то я и подумал, что Оксана далеко не всю правду мне сказала. Какое-то чувство подсказывало мне, что в действительности в их лаборатории происходит что-то куда более серьёзное, чем простое исследование мозга; что простыми исследованиями мозга там и не пахнет даже. А по-другому этот эпизод прощения объяснить сложно, разве только проходит у них там сейчас какой-нибудь эксперимент, на фоне которого такие мелочи...
   Впрочем, через минуту я об этом уже позабыл. Мы подходили к Дому культуры им. Мартынова. На первом этаже там здоровенные окна, скорее на витрину похожие. Рядом с этими окнами, прямо на тротуаре, располагалось летнее кафе. Ну, вы знаете, эти пластиковые столики с зонтами, стулья. Странно, конечно, было видеть их на улице такой глубокой осенью, но день сегодня был достаточно тёплым, солнечным, и похоже было, что сейчас не ноябрь, а начало сентября, что ли.
   Впрочем, поразило меня не это. Я увидел за одним из столиков человека в белом костюме и белой шляпе; человека, спокойно попивающего пиво; человека, похожего внешне на меня как две капли воды на третью!
   Разделяли нас около двадцати-тридцати метров. Я остановился.
   Кроме него в этом кафе сидели ещё человека четыре, но этот мой неожиданный двойник в своём белом костюме откровенно выделялся среди них. Его не заметить было практически невозможно.
   Оксана то же его заметила. До сих пор вспоминаю её реакцию! Она просто остолбенела сначала. Потом посмотрела на меня, на него, снова на меня.
   -Это что, твой брат-близнец? - спросила она, когда к ней вернулась способность говорить. Всё-таки эффект был колоссальным!
   У меня никогда не было ни братьев, ни сестёр, тем более близнецов. Я ей так и сказал.
   -Фантастика! - только и могла она сказать.
   И тут вся эта мирная сцена превратилась в триллер. Ощущение было, будто попал в кино, где показывают штатовское кино. Я так и запомнил всё, эпизодами, кадрами, если хотите:
   Из-за спины у нас по Центральному выехала хорошо мне знакомая тёмно-синяя немецкая тачка с тонированными стёклами.
   Резкий скрежет тормозов.
   Из опустившихся стёкол высовываются дула автоматов.
   По кафе открывается беспорядочная стрельба.
   Витрина Д.К. рассыпается на осколки.
   Продавщица кафе громко кричит.
   Несколько пуль достаётся двойнику. Я вижу, как он падает, его пиджак становится красным.
   Крики со всех сторон.
   Продавщица падает на асфальт. То ли убита, то ли ранена.
   Один из посетителей, дико вопя, удирает.
   Другой тоже пытается удрать, но падает. Убит или ранен - неизвестно.
   Кафе разгромлено.
   Дула прячутся внутрь, стёкла поднимаются, "Ауди", взвизгнув покрышками, уезжает.
   Крик "стой!" какой-то милиционер палит ей вслед. Безрезультатно.
   С головы двойника слетела шляпа, и я вижу, что ему лет под сорок пять, и что он наполовину облысел.
   Без шляпы он сразу становиться не похож на меня.
   Вокруг побоища собирается толпа.
   Я говорю Оксане: "Уходим отсюда" и мы резвым шагом уходим.
   * *
   -Ужас какой-то, - сказала Оксана, - кто они такие? И за что они его так?
   -Не знаю, - сказал я.
   Мы шли через сквер на улице Морской. (Бывшая ул. К. Маркса.).
   Деревья уже полностью лишились листвы. Вся она лежала у нас под ногами.
   Ещё недавно она была высоко, эта листва. Она была красива, и восторгала взгляд.
   А теперь она просто лежит под ногами, и уже вся покрыта грязью и пылью, и всем на неё наплевать.
   Я солгал Оксане. Уж не знаю, кто был этот мой "двойник", но я прекрасно знал, что убит он был по ошибке. Как сказал Никулин, на его месте должен был быть я. Я прекрасно знал, чья эта тонированная машина, даже на номер можно было не смотреть, что бы узнать её владельца; узнать по почерку, по исполнению. Он всегда был любителем подобных шумных акций. Но эта была последней. Юрий Вальцев зашёл слишком далеко.
   * *
   -Ты прав, - ответил мне голос из телефонной трубки, - он действительно зашёл слишком далеко. Можешь устранять, теперь ведь ты там хозяин. Он у нас, значит, любит пошуметь? Если получится, то устрой это в его стиле, пусть порадуется. Да, кстати, не забыл? Сегодня вечером.
   -Я не забываю о важных вещах, - сказал я.
   И трубку повесили.
  
   * * *
  
   Дверь в лабораторию оказалась неожиданно тугой. Храмировский налёг плечом. Дверь с глухим скрипом медленно отворилась.
   Храмировский вошёл внутрь. Внутри было темно, и лишь свет луны проникал через окна. Всё оборудование лаборатории, включая и операционный стол, было на месте, но почему-то покрыто толстенным слоем серой пыли. Той же пылью был покрыт и паркет. Храмировский провёл пальцем по оконному стеклу, и на стекле остался след - окна то же были покрыты пылью. И никого больше не было в лаборатории, и не было, похоже, очень и очень давно.
   Храмировский посмотрел в окно. Там он увидел извилистую часть дамбы; объездную, вокруг недостроенного моста. Дорога была ярко освещена фонарями, но была почему-то пуста.
   Храмировский услышал, как за его спиной хлопнула дверь. Он обернулся, и увидел, что возле двери стоит Екатерина, его жена.
   -Катюша! Ты - и здесь! Живая! Как!
   -Нет, Вова, это ты здесь, - Катя улыбнулась, - а я там.
   Она указала рукой на окно. Храмировский посмотрел туда, и увидел, что там, на дамбе, по дороге мчится серебрянно-серого цвета легковушка. И Храмировский впился в подоконник, потому что он знал уже, что сейчас произойдёт, и знал, что изменить что-либо совершенно невозможно, можно лишь смотреть.
   И он увидел, как не в повороте даже, а на прямой, легковушка потеряла управление. Её бросило влево, на высокий бетонный бордюр.
   Удар.
   Машина отлетает в сторону, её разворачивает поперёк дороги, она падает на бок, переворачивается, потом ещё раз, и всё это медленно-медленно, как нарочно, в мельчайших подробностях.
   А потом всё сразу останавливается, и останки машины лежат на том, что когда-то было крышей, и Храмировский, хотя и далеко, ясно видит, что из-под машины торчит чья-то тонкая рука.
   -Вот, посмотрите, - услышал Храмировский мужской голос позади себя.
   Вздрогнув, Храмировский оглянулся, и увидел, что на столе лежит чьё-то тело, покрытое белой простынёй. Санитар в марлевой повязке и синем халате, откинул край простыни, и Храмировский увидел Катю, но теперь её лицо было серого цвета, и покрыто ссадинами, а волосы у неё спутаны, и губы уже не алые, а бледные, и через уголок рта медленно, словно желе, стекает тонкая струйка крови.
   Храмировский отшатнулся от стола, и увидел, что из-под простыни торчит тонкая бледная рука.

* *

   Резко распахнув глаза, Храмировский проснулся. Пульс плавно успокоился, и минуты через две вновь стучал ровно, как всегда.
   "Приснится же, - подумал Владимир Мирославович, - не зря же говорят, что ночью спать надо, а не днём. Сколько там у нас... без десяти четыре, ладно, подъём"

* *

   Около пяти часов Храмировский покинул гараж. Провёл он там около получаса. Да, разумеется, денег у него хватило бы и на автосервис, сколько бы там не брали, но...
   Можно назвать это данью памяти прошлому, тому уже далёкому прошлому, когда Храмировскому было двадцать лет, когда он разъезжал на каком-то, неизвестно какой марки, стареньком мопеде, с которым довольно часто проводил целые дни и вечера (а то и ночи) в сарае, заменявшем тогда гараж.
   "Далёкие шестидесятые, - думал Храмировский, запирая гаражные ворота, - золотые молодые времена... Хрущёвская оттепель, страшного качества записи Битлов на бобинных магнитофонах... да, согласен, неплохие времена, но нужно быть законченным кретином, что бы страстно желать вернуться в те годы. Прошлое должно уходить навсегда".
   Храмировский двинулся к центру города, собираясь, что называется, пройтись по магазинам, тем более, что последнее время из-за работы в лаборатории он практически не имел такой возможности.
   Он подошёл к рынку. Когда-то, этот рынок представлял собой три или четыре ряда прикрытых сверху лотков, так что в случае дождя и продавцы и покупатели чувствовали себя... как бы это помягче, но что бы суть не пострадала... в общем, вы меня поняли, надеюсь. Зимой же эти ощущения усиливались, раз в пять.
   По этой, а может и по какой другой причине, в районе 1998-го года на этом месте возник синего цвета павильон, собранный из железа. По крайней мере, теперь стало и посуше и потеплее, летом вот только из-за отсутствия вентиляции... ладно, не будем об этом.
   Храмировский отправился, было туда, но потом передумал, и, так и не войдя, свернул в сторону от входа и прошёл вдоль стены павильона, где в тёплые дни, вроде сегодняшнего, какие-то неопределённого вида люди торговали всякой всячиной. Здесь можно было найти всё, что угодно: часы, книги, украшения, инструменты, кое-какая электроника, ношеные тряпки и так далее, и так далее. Где продавцы берут все эти вещи - можно было лишь догадываться. Достаточно легко, впрочем.
   Но в тот день на лотках было не особенно густо, что легко можно понять. Осень - это не их время. Из массы различного барахла, достойными упоминания можно было назвать лишь набор гаечных ключей, которым, похоже, почти не пользовались; смеситель для ванной ( без шланга, почти новый); и ножной насос.

* *

   На исследование универмагов (двух) в центре города у Храмировского ушёл час, и ему этого вполне хватило.
   Он вышел в сквер на Бархатной ( бывшая Советская) где неожиданно столкнулся с одним из своих сотрудников, Борисом Моховым.
   Вот уж у кого была литературная судьба - так это у этого парня, который за двадцать пять лет жизни ухитрился пройти столько, сколько иные люди и за всю жизнь не проходят. Если просто писать его краткую биографию, то получится страниц пять, так что ограничусь тем, что скажу, что он окончил мединститут, курсы программиста, женился, развёлся, воевал, в качестве военврача в Чечне, и всё это каким-то безумным образом ухитрился совместить. Полгода назад он оказался в команде Храмировского, и с тех пор бешеная судьба его чуть притормозила неистовый бег.
   -Ну, что, командир, - сказал Борис, - прогуливаетесь перед ночной вахтой?
   -Точно так же как и вы, - сказал Храмировский, - надо же хоть немного размять старые кости.
   -Это точно. Вы мне лучше скажите, получилось у нас или нет?
   -Смотря что.
   -Например, взять вас, командир. Вы получили то, что хотели?
   -Процентов на тридцать.
   -Да ну? Что-то мало. Я уж подумал - полдела сделано. Никак мне успех голову вскружил.
   -Об успехе до последнего эксперимента говорить рано. Пока это растормаживание не опробовано на человеке - грош ему цена.
   -Растормаживание?
   -Ну да, так лучше звучит, по крайней мере, по сравнению с "Реактивационным процессом", или "Экстрапотенциальностью". Я, Боря, до сих пор не понимаю, за каким чёртом мы, учёные, выдумываем такие слова, которые посторонний человек без словаря и не прочтёт-то правильно, я уж не говорю про возможность понимания.
   -А чего тут странного, шеф? Во всяком деле есть свой профессиональный лексикон...
   -Жаргон, говоря проще.
   -Ну да. Я когда автослесарем работал, так у нас словечки тоже были: "гитара", "лягушка", "бородавка", "штаны".
   -И что это в переводе означает?
   -Запчасти разные. По научному у них названия заумные больно.
   -Вот я об этом и говорю. Лексикон лексиконом, но одно дело, когда мы говорим: скальпель, шприц, микроскоп, - это одно, но когда мы выдумываем всякую там "нестандартную операционабельность"...
   -Это да, ваш старпом Глазов любитель таких терминов, его в лаборатории послушать - так никогда не поверишь, что он анекдоты мастер рассказывать.
   -Так, Борис, а теперь два вопроса: служили ли вы во флоте, и когда Глазов рассказывал анекдоты?
   -Работал полгода в порту, и когда вас нет рядом.
   Эти двое - Храмировский и Мохов - действительно стоили друг друга. Пожалуй, Мохов был единственным, кого Храмировский не мог загнать в разговоре в угол.
   Владимир Мирославович помолчал секунд пять, и продолжил:
   -Я вот думаю, что не далеко же мы ушли от алхимиков древности в смысле непонятности терминологии. Но алхимиков ещё можно понять, как-никак поиски золота, само собой старались засекретить работу от всяких посторонних. Ну а мы, похоже, придерживаемся старых традиций.
   -Насчёт терминологии не знаю, а вот по секретности вы их точно догнали. Интересно, какое золото мы ищем? Или даже чего подороже.
   За разговорами они незаметно прошли чуть ли не четверть парка, и уже поравнялись с расположенным на другой стороне улице Домом офицеров (народное название Доф), на возле которого стояла тёмно-синяя тонированная иномарка, та самая, что часа три назад устроила разгром на Центральном.
   Народу, к счастью, в тот момент рядом с Дофом было немного.
   Из Дофа, а точнее, из бара, расположенного внутри, вышли три коротко стриженных молодых человека.
   Они залезли в машину.
   Ни один из этой троицы не заметил подброшенный кем-то под машину целлофановый пакет.
   Не успели они тронуться с места, как лежащая в пакете адская машина пришла в действие.
   В ту же наносекунду, Храмировский сшиб не успевшего ничего даже подумать Мохова с ног, и упал рядом.
   Грохот был силён. Мне рассказывали, что было слышно аж на форте Шанц, но вряд ли, в тот день ветер дул как раз со стороны форта, хотя, who его знает, конечно.
   Тонированные стёкла разом рассыпались в пыль, разлетелись мелкой дробью во все стороны; двери сорвало с петель и отшвырнуло метра на два в сторону; крышу сорвало со стоек, и она, чуть приподнявшись, вновь рухнула на пылающую машину.
   Разумеется, ни Юрию Вальцеву, ни обоим его спутникам уцелеть не удалось.

* *

   Храмировский медленно поднялся, доковылял до скамейки, мягко опустился на неё, стал отряхиваться. Борис последовал его примеру.
   Автомобиль лениво горел. Визжала какая-то женщина, впрочем, живая и невредимая, да ещё неизвестный прохожий на всю улицу объявлял (мат пропускаю): ..........Мафия .........оборзела ...........скоро, ...........весь ...............................город ........взорвут к ............................................................................! Подъехала милиция. В целом, операция обошлась без лишних жертв, и, если не считать того, что в Дофе все стёкла повылетали, то и без лишнего ущерба.
   -Такое ощущение, - сказал Храмировский, ожесточённо отряхиваясь, что мы попали на съёмки фильма "Спрут", или говоря по-итальянски, La Piovra.
   -Жаль только, режиссёр предупредить нас забыл, - ответил Борис, тряся как половик свою джинсовую куртку, - Кстати, шеф, откуда у вас такая реакция?
   -Что, не ждали? Жизнь - штука такая, чему угодно научит. Я ведь не одной только наукой занимался. Кстати, предлагаю смыться отсюда, пока нас в свидетели не записали.
   Храмировский поднялся, чуть охнул.
   -Чёрт, колено стукнул. Ладно, не СПИД, пройдёт. Ну, будьте здоровы, Борис, жду на ночную вахту.

* *

   Храмировский дошёл до улицы Осокина, свернул налево, и, мимо Кировского сквера, двинулся к дому.
   В сквере, какие-то мальчишки, лет десяти-двенадцати играли в футбол, пользуясь внезапным тёплым днём. Воротами служили растущие в парке деревья, высоту ворот определяли на глаз. Храмировский, проходя, некоторое время краем глаза следил за игрой. Один из игроков забил достаточно неплохой гол.
   Храмировский вошёл во двор дома N 5/7, и увидел стоящие во дворе автомобили.
   Три автомобиля:
   Чёрный, блестящий на солнце немецкий авто представительского класса, последней модели, с тонированными стёклами и отхромированной радиаторной решёткой, стоящий возле клумбы;
   Тёмно-вишнёвого цвета здоровенный американский "внедорожник" класса люкс, с кучей самых разнообразных наворотов внутри, догадаться о существовании которых можно было достаточно легко. Стоял он возле помойки - самое неподходящее для него место, я думаю.
   Но оба этих прекрасных творения автопромышленности выглядели бледно на фоне третьего автомобиля: ослепительно-белого лимузина легендарной британской марки, сияющего, словно жемчужина невиданных размеров, а его затемнённые стёкла лишь подчёркивали фантастическую белизну этого рукотворного творения (ручная сборка). Его цвет целиком и полностью совпадал с цветом совести своего хозяина. В негативе.
   Вокруг машин находились различного, (преимущественно мрачного) вида личности. Через руку у большинства у них были накинуты куртки, и было похоже, что под курткой есть ещё что-то, кроме руки. Стоящие ближе к "британцу" были преимущественно в пиджаках, но чувствовалось, что и под пиджаками этими что-то скрывается.
   Храмировский вошёл в парадное, где обнаружил ещё двух типов в пиджаках. Ничего особенного они не делали. Так, стену подпирали.
   Он поднялся на третий этаж, вошёл в квартиру, и, ещё закрывая за собой дверь, почувствовал, что в квартире есть ещё кто-то.
   "Ну, что, - подумал Храмировский, - кому-то здесь не нравилось возвращаться в пустую квартиру? Вот вам, пожалуйста, засада, получите. Так, в любом случае, через парадное мне не уйти"
   Храмировский вошёл в гостиную. Там он обнаружил следующее:
   Стол был отодвинут чуть в сторону.
   В кожаных креслах сидели трое.
   "Сдаётся мне, что мы знакомы. Все они в своё время лечились у меня, - думал Храмировский, - ну да, вот этот, слева, грузный старик, морщинистое лицо, тонкие губы плотно сжаты, на глазах тёмные очки - Самуил Давидович Розенвальд, - четыре года лечился от наркозависимости, попутно подлечили ему сердце, почки, лёгкие... короче, капремонт ему сделали. Глаз только не вырастили. А этот седой как лунь грузин - Талишвили, Виссарион Иосифович, ярый Сталинист, до сих пор под него стрижётся и бреется. Его мы от рака лечили. У него была опухоль в основании черепа, и вторая, на сердце. В любом случае, без медпомощи им обоим был бы конец"
   В центре сидел узколицый старик, лет семидесяти на вид. Кончик носа у него чуть загнут вниз, и был похож на клюв коршуна; брови его срослись на переносице, составляя одно целое. Они нависали над глубоко посаженными глазами, придавая лицу хищно-сердитое выражение. Окрашенные в каштановый цвет волосы были зачёсаны назад.
   "А это самый главный из них, - подумал Храмировский, - Иннокентий Игоревич Коршунов. Его в своё время подорвали, вместе с машиной, вон, как сегодня, только более (или менее?) удачно. Сесть он не успел, кажется. Но в любом случае, у него был частично перебит позвоночник, переломаны рёбра, ну и так далее. Так он когда в сознание пришёл, прямо в палате себе штаб-квартиру отгрохал, оттуда руководил всем".
   -А мы вас уже заждались, Владимир Мирославович, - сказал Коршунов, поднимаясь навстречу Храмировскому и протягивая ему руку, - ничего, что мы без приглашения?
   Двое других старцев так же встали.
   -Ничего страшного, - ответил Храмировский, усаживаясь в последнее незанятое кресло, - я как раз сегодня утром жаловался судьбе на одиночество.
   Гости так же сели. Все они были одеты в шикарные чёрные костюмы, стоившие примерно пять-шесть ежемесячных заработков среднестатистического рабочего. Каждый.
   В этот момент, в комнату вошёл ещё один человек, присутствие которого Храмировский откровенно не ожидал.
   -Владимир Мирославович, - сказал Коршунов, - разрешите представить вам нашего официального представителя в Кронштадте, подающего надежды адвоката, Быкова, Николая Викторовича.
   "Я тебя тоже знаю, друг любезный, - подумал Храмировский, - ты тогда рядом с Оксаной на лестнице был. Значит, что получается? Она рассказала тебе, а ты - им. Только вот что?"
   Быкову кресла не досталось, и он встал за спиной Коршунова, который сказал:
   -Мы к вам приехали для того, что бы обсудить одно важное дело.
   -Какое именно, Иннокентий Игоревич?
   -Зачем же так официально? Мы ведь с вами одного практически возраста. Можете звать меня, да и их тоже, просто по имени. Дело же наше заключается в следующем: нам стало известно о ваших исследованиях. Это не могло нас не заинтересовать, особенно, если учесть тот уровень секретности, который...
   "Чёрт подери, надо было для прикрытия громогласно объявить, что я помидоры выращиваю, - подумал Храмировский, - а то на секретность все липнут, как мухи на мёд".
   Коршунов тем временем продолжал:
   -Я, конечно, вас понимаю, вы не хотели, что бы посторонние лезли в ваши дела, я и сам этого крайне не люблю. Тем более, если учесть, что ваш препарат может дать такой эффект, как, - Коршунов сделал паузу, и с каким-то благоговением, что ли, в голосе закончил фразу, - омоложение организма, то принятые вами меры я вполне оправдываю.
   Коршунов наклонился вперёд.
   -Поймите, Владимир Мирославович, мы крайне заинтересованы в ваших исследованиях. Крайне. Каждый из нас обязан вам жизнью, здоровьем, поэтому я не имею вам права ничего приказать, максимум, что я могу - это предложить вам сотрудничество. Вы сейчас находитесь в стадии эксперимента, не так ли? Так вот я хотел бы предложить вам всё необходимое для того, что бы ваш эксперимент успешно завершился.
   -Например?
   -Всё, что пожелаете: деньги, люди... всё, что будет в наших возможностях, а они у нас немалые.
   -Вопрос достаточно серьёзный, господа, - сказал Храмировский, - я хотел бы для начала обдумать ваше предложение.
   -Ну разумеется, Владимир Мирославович, обдумайте, мы подождём.
   "Что же это такое? - подумал Храмировский, - когда же они все от меня отвяжутся? Чёрт, лучше бы я их уморил тогда в клинике всех. Заплатили они за излечение по-царски, нет слов, но с другой стороны, черти бы их забрали вместе с их деньгами, и с этим... - он взглянул на Быкова, и не поверил своим глазам: этот молодой адвокат, поймав на себе взгляд Храмировского, передал азбукой глухонемых: "Тяни время".
   Храмировский, медленно, что бы не вызвать подозрений, передал "о.к."
   "А вот теперь, - подумал он, - даже я не знаю, что делать дальше. Хреноватенькое ощущение".
   Он услышал на лестнице слабый звук, будто что-то тяжёлое положили, мягко так, практически бесшумно
   Быков тоже услышал этот звук. Он молниеносным движением достал один из ранее чуть торчавших толковых словарей, и в руках у него обнаружились два пистолета. Один из пистолетов он упёр в затылок Коршунову, второй - Розенвальду.
   -А теперь, господа, руки вверх, и не шевелиться. К вам, Владимир Мирославович, это не относится.
   "Просто какое-то дурацкое кино про бандитов" - подумал Храмировский.
   В комнату вошли несколько вооружённых автоматами человек в камуфляжной форме и вязаных масках. Старцев повязали, и увели.
   В комнате остались трое: Храмировский, Быков, спрятавший пистолеты в карманы брюк, и один из нововошедших, который снял с себя маску.
   Храмировский узнал его сразу.
   -Давно не виделись, Холмс, - сказал он.
   -Это точно, Храм, лет тридцать, примерно, - ответил тот, кого назвали Холмсом.
   На самом деле его звали Дмитрий Ярославович Холмов. Кличку же "Холмс", частично по созвучию фамилии, частично за страсть к чтению детективов, ему дал Храмировский, ещё в далёкие школьные времена, когда они учились в одном классе. Холмов в долгу не остался, и, сократив фамилию своего закадычного друга, дал ему кличку "Храм", взамен постоянно служившего причиной драк прозвища "хромой".
   После школы судьба их разнесла, но через семь лет они вновь встретились.
   В одной секретной организации.
   Храмировский закончил уже медицинский институт, увлёкся наукой всерьёз, когда ему предложили работать в отделе биохимии одного закрытого института, находящегося под крылом вышеупомянутой организации.
   Отдел этот действительно занимался биохимией: разработкой, созданием и исследованием психотропных препаратов; испытывали их, в том числе и на людях, ну и так далее в том же духе.
   Через два дня, после заключения договора, Храмировского вызвал к себе непосредственный его начальник - полковник медицинской службы, и отдал распоряжение: пройти начальную спецподготовку.
   "Разумеется, подготовка эта для вашей дальнейшей работы вряд ли понадобится, - сказали ему тогда, - но наша организация - военная, и согласно правилам, вы как лейтенант, хотя бы и медслужбы, должны пройти её. Это будет занимать у вас два дня в неделю. Вам полученные навыки могут когда-нибудь пригодиться, хотя бы тем, что успешно прошедшим положена добавка к окладу".
   Что именно представляла собой эта самая спецподготовка - описывать не буду, читайте "Аквариум" В. Суворова, у него там это подробно описано. Скажу только, что Храмировский её прошёл.
   Как и его товарищ по группе Холмов.
   Затем их пути опять разошлись.
   И вот третья встреча.
   Быкову было приказано проследить за погрузкой арестованых, и он покинул квартиру, на ходу передав Храмировскому ключ.
   Холмов устроился в кресле, вытянув ноги.
   -Так значит, это он мне в квартиру влез, - сказал Храмировский, пряча ключ - точную копию ключа от входной двери - в карман.
   -Мои тоже можешь забрать, Храм, - сказал Холмов, доставая ещё один такой же ключ, - а то я ещё потеряю, а замок-то тебе менять.
   Храмировский усмехнулся. Как он знал, Холмов сроду ничего никогда не терял.
   -Ну, предположим, теперь точно придётся, - сказал он, - так этот адвокат тоже из наших?
   Холмов кивнул
   -Лейтенант, теперь я думаю даже старший.
   -А ты до каких звёзд дослужился? - спросил Храмировский, поднимая с пола муляж толкового словаря, в котором были спрятаны пистолеты.
   -Генерал-майор.
   -И не надоело же тебе с автоматом бегать... кстати, куда наш лейтенант настоящий словарь дел, не знаешь?
   -Под кроватью в спальне посмотри, он говорил, что там.
   Храмировский прошёл в спальню, и обнаружил там завёрнутый в газету том.
   -Аккуратист хренов, - ругнулся Храмировский, сдирая обёртку, - хорошо хоть не спёр.
   Он вернулся в комнату, поставил словарь на место, и вновь сел в кресло.
   -Я смотрю, ты не больно-то изменился, - сказал Холмов, поседел только.
   -А ты даже не поседел. Всё то же сурово-мужественное лицо капитана дальнего плаванья, та же причёска с пробором слева, даже одеколон, - Храмировский принюхался, - всё тот же, с запахом крапивы... даже странно, иные люди к нашим годам превращаются в развалины.
   -Jedem das seine, как говорят в германии. Ну, как твои эксперименты на мозге, скоро на себе опробуешь?
   -В ближайшее время, надеюсь. Кстати, много вам Быков рассказал?
   -Да почти всё, но это фигня, не обращай внимания. В остальном у тебя с секретностью всё нормально. Это ему просто повезло, что он за твоей сотрудницей ухаживает.
   -Надеюсь, не по вашему заданию?
   -Да нет, они раньше познакомились, чем он к нам пришёл.
   -А кто его вербанул?
   -Белый. В институте, где учился Быков, есть военная кафедра, так Белый там работает. Ну и...
   -Ну, ясно
   -А кстати, Храм, что ты на Литейном устроил, что они там, после твоего визита, капитальный ремонт начали?
   -Жучка за ковёр подбросил, и сам же нашёл. У меня со старых запасов их ещё много осталось. Так ты говоришь, что если бы не везение...
   -Ну, всё, что я узнал из других источников, так только то, что лаборатория приобрела орангутанга для живого уголка, и что ты встречался со специалистом в области микрохирургии.
   -Ну, sapienti sat.
   -Смотря какому. Да, имей в виду, что по официальным данным, секретность, вокруг твоей работы была нужна как приманка для поимки особо опасных преступников. Кстати, знаешь, кто они?
   -Мафиози?
   -Хозяева всего Санкт-Петербурга и области. Так что, можешь спокойно работать, после такого случая никто к тебе и близко не сунется, ну а если и сунется, то ты его сумеешь обмануть, как этого, Мая. Ладно, извини, дела.
   -Будь здоров, не кашляй.
   В прихожей Холмов остановился.
   -Да, вот ещё что... - сказал он полушёпотом, - как ты ухитрился уйти из организации?
   Храмировский хищно улыбнулся.
   -Тебе скажи, и тебе захочется.
   -Понял, военная тайна. Ну, пока.
   Храмировский закрыл за своим приятелем дверь, постоял в прихожей секунд пять, затем прошёл на кухню, достал из холодильника пол-литровую бутыль гранатового сока, и прямо из горлышка ополовинил её.
   Затем он поставил бутылку на место.
   "Как ухитрился уйти, как ухитрился уйти, - подумал он, - а кто тебе сказал, что я ухитрился уйти? Кто тебе сказал, что я вообще собирался уходить? Да, нам, как врачам, погоны не положены, да и ни к чему, но звание генерал-лейтенанта медицинской службы и должность начальника отделения научных разработок при генеральном штабе у меня ещё никто не отнимал. И, даст бог, не отнимет".
  

* * *

   За окном моросил нудный осенний дождик.
   Начальник прокуратуры Кронштадтского района Воронов Андрей Антонович стоял у окна в своём кабинете, и тщетно пытался понять, что же такое происходит в городе.
   "Просто с цепи сорвались, честное слово, - думал он, глядя на залитое водой окно, - казалось бы, тихий мирный городок, провинция. Всё всегда тихо и спокойно. И вот на тебе, на прошлой неделе начало твориться чёрт знает что! Заказное убийство, расстрел летнего кафе - четверо убитых, взрыв легкового автомобиля в тот же день, между прочим, часа три всего прошло - ещё три трупа! И в довершение всего - похищение людей среди бела дня! Трое влиятельнейших людей Санкт-Петербурга, крупные бизнесмены, играющие не последнюю роль в политике, приезжают в наш город, и что в итоге? Похищены какими-то людьми в камуфляже, причём вместе с охраной. И всё! И никаких следов. Никаких даже намёков на информацию о том, кто их похитил, зачем, куда отвёз и так далее. Всё, что есть - это показания десятка свидетелей... грош им цена, этим показаниям! Действительно, что они видели? Ну, въехали во двор три красивых машины, вышли из них трое никому из свидетелей не знакомых пожилых человека, скрылись в подъезде. А потом во двор откуда-то ворвались вооруженные люди в масках, повязали всех и скрылись. Вот вам и все показания. И никто не знает даже, к кому они приехали и зачем".
   Воронов посмотрел на свой стол, где лежала массивная папка с показаниями свидетелей.
   "Ведь ничего же неизвестно. И что интересно: парадное, двадцать квартир, опросили жильцов во всех квартирах, но ни один из них никого из похищенных в глаза не видел, а если и видел, так только когда их уже в фургоны грузили. Номера фургонов никто не запомнил, да что там номера! Цвет и то никто не помнит! Не обратили внимания - и весь разговор. Их скоро резать на улицах начнут, они и тогда не обратят внимания! Но это ладно. Вопрос в другом: эти трое приехали ведь к кому-то, и они у этого кого-то были, потому что между приездом и похищением прошло около сорока минут. Значит, кто-то из этих свидетелей просто-напросто врёт! Ну не в подвал же эти похищенные лазили, и не на чердак! Встречались с кем-то лично. И теперь этот кто-то просто прикидывается шлангом! Знать бы кто..."
   Воронов взял из папки список опрошенных свидетелей.
   "Бог мой, какой бездарь это составлял? Одни фамилии и инициалы, причём не по алфавиту, и не поквартирно, а просто вперемешку! Ну, и кто тут у нас относится к нашей парадной? Чёрт, ну нахрена ж такой список нужен, всё равно все показания придётся перелопачивать".
   Он взял один из листков с показаниями какого-то Иванова А. П. и просто в ужас пришёл. "Почерк - куриной лапой будто писано! С таким почерком на врача учиться надо. А где адрес свидетеля? Он что, и адреса не указал! Да его расстрелять мало! А, вот, слава тебе господи, внизу записан. А, всё равно мимо кассы, живёт он в доме напротив, - Воронов взял из середины папки другой листок, просмотрел, - а тут адрес где? А здесь в конце нет, в начале листа, на самом верху... чёрт подери, да я так их за год не рассортирую! Нет, стоп! Кажется, повезло, это как раз из той парадной, которая нам нужна. А откуда я его вытащил? Может, хоть рядом они все лежат? Ну, чудеса просто! Хоть перемешать не догадались... что-что?!"
   Воронов вытащил ещё один лист. Сами показания его не особо привлекли, мало чем они отличались от других, но вот фамилия свидетеля была не то, что знакома Воронову, нет. Она была крайне знакома.
   "Откуда он тут взялся? Он же уехал лет десять назад, и с тех пор о нём не было ни слуху, ни духу! Когда он успел вернуться? Когда, чёрт бы его подрал?! Или я путаю? Нет, ничего я не путаю, это тот самый Храмировский В. М. Снова здесь!"
   Воронов мешком опустился на стул. Конечно, никаких доказательств у него не было, но нутром он чувствовал, что именно к Храмировскому приезжали эти трое. Более того, Воронов не сомневался, что весь этот кровавый кавардак со стрельбой и взрывами начался как раз после возвращения Храмировского.
   "Готов спорить на что угодно, что это он! Свойство у него такое: притягивать к себе, точнее, не к себе, а к тому месту, где он находиться разные неприятности" - думал Воронов.
   Основания для таких мыслей у него были самые, что ни на есть серьёзные.
  

* *

   Началось это в августе 1994 года, когда Воронов, тогда ещё следователь, прибыл в 20:03 для осмотра места происшествия по адресу: улица Восстания, дом... впрочем, какая разница?
   Он поднялся на третий этаж, где его уже ждали сотрудники милиции и врачи, вошёл в квартиру.
   -Ну, и что тут случилось? - спросил он у одного из милиционеров.
   -Девчонка молодая себе вены порезала.
   -Где она?
   -Да вон, в ванной лежит, дурёха.
   Воронов прошёл в ванную комнату.
   Ванна была наполнена чуть ли не до краёв. В мутно-красной от крови воде лежала молодая девчонка, лет шестнадцати. Её голова, запрокинутая назад, лежала на бортике ванны. Воронов подтянул рукав пиджака, сунул руку в воду, нашарил руку покойницы, поднял из воды, осмотрел.
   Всё было ясно. Предельно ясно. Девчонка залезла в ванну, взяла лезвие от бритвы "Спутник" и полоснула себе по запястьям. Никакого криминала, типичное самоубийство.
   -И нафига ей это надо было? - ни к кому не обращаясь, сказал один из санитаров, - молодая, красивая, жить бы да жить, а она вот...
   "А ведь он прав, - подумал Воронов, - действительно, нафига? Конечно, причина может быть самая дурацкая, но какая?"
   -Тело кто обнаружил? - спросил он вслух.
   -Мать.
   Вот это уже было хуже. Задавать вопросы по такому поводу женщине - занятие малоприятное.
   -Где она?
   -В гостиной, её врач валерьянкой отпаивает.
   Воронов вошёл в гостиную.
   -Здравствуйте, моя фамилия Воронов, я следователь.
   -Что вы хотите? - спросила его мать умершей - склонная к полноте женщина лет сорока.
   -Как вас зовут?
   -Елизавета Витальевна.
   -Очень приятно. Елизавета Витальевна, а как звали вашу дочь?
   -Рита.
   -Мне сказали, что вы её нашли. Как это случилось?
   -Я приехала с работы, из Питера, пол часа назад... смотрю - никого дома нет... ещё ругнулась, думала... что опять она гуляет где-то целыми днями... потом смотрю, в ванной свет горит и дверь открыта... я захожу... а там...
   Нет ничего хуже, чем пытаться успокоить женщину, на которую свалилось такое горе.
   -Извините, я не хотел.... Елизавета Витальевна, я понимаю, что вам тяжело, но... в общем, вы не знаете, почему она это сделала?
   Отрицательное мотание головой.
   -Я могу осмотреть её личные вещи?
   -Да господи ты боже мой, да зачем вам это нужно-то! Зачем?!
   -Это часть моей работы. Нужно выяснить...
   -Выяснить? Что выяснить?! Что?! Вон её комната, выясняйте что хотите, только отстаньте от меня, я вас очень прошу.
   Воронов прошёл в комнату Риты. В целом, ничего подозрительного он там не обнаружил: комната как комната. Сильно измятая кровать; в углу у окна письменный стол, на столе бардак: разные тетрадки, ручки, фломастеры. На стенке рядом - календарь, позавчерашнее число обведено красным.
   -Андрей Антонович!
   Воронов обернулся. У входа в комнату стоял один из милиционеров.
   -Что?
   -Протокол осмотра, - милиционер протянул ему листок бумаги, - подпишите, пожалуйста.
   -Ну-ка, дай сюда, - Воронов взял бумагу, бегло просмотрел, затем прислонил к стене и подписал, - всё?
   -Ещё вопрос, Андрей Антонович, тело можно выносить?
   -Ну не до утра же его в ванной полоскать. Фотографии сделали?
   -Да.
   -Тогда добро, выносите.
   Милиционер вышел.
   Воронов подошёл к письменному столу, взял какую-то тетрадку, не глядя, пролистал; затем он опустился на стул, открыл один из ящиков стола, где обнаружил кроме разного барахла записную книжку в коричневом переплёте.
   Воронов взял книжку, открыл наугад, перелистнул пару страниц. Ничего особенного: телефоны, имена, фамилии, адреса. Закрыл книжку, и, не выпуская её из рук, подошёл к окну. Посмотрел вниз.
   Окно выходило во двор, и вид из него был самый, что ни на есть обычнейший, если не считать двух милицейских машин и "скорой": деревья, скамейки, детская площадка, мусорные контейнеры вдалеке.
   А возле детской площадки стояла чёрная иномарка, совершенно новая на вид.
   Воронову она почему-то не понравилась.
   -Прямо катафалк какой-то, - произнёс он вслух.
   Он услышал, как хлопнула входная дверь квартиры.
   "Тело понесли", - подумал Воронов, не отрываясь от окна.
   "Ну, перестань, - услышал он свой внутренний голос, - это всего-навсего иномарка. Ну мало ли, что она чёрная? Стоит она - и пускай стоит. К нашему делу она никакого отношения не имеет".
   Воронов увидел, как тело Риты погрузили в "скорую".
   И в то же момент чёрная иномарка тронулась с места и выехала со двора.
   -Куда её понесло? - вновь произнёс Воронов вслух.
   Ему стало не по себе. В иномарку никто не сел, и никто из неё не вышел, так? Значит, она стояла там, и тот, или те, кто был(и) внутри чего-то ждал(и). Чего? Пока тело не вынесут? Но тогда значит, что кто-то... стоп, стоп, стоп! Что за бред? Это всего-навсего совпадение, не будем обращать внимания.
   Воронов вновь стал осматривать комнату. Посмотрел в шкафу, надеясь отыскать дневник, но такового или не было, или спрятан он был в другом месте.
   Положив записную книжку в карман пиджака, Воронов прошёл в комнату.
   -Елизавета Витальевна, можно ещё один вопрос?
   -Да, пожалуйста...
   Видно было, что она несколько успокоилась.
   -Скажите пожалуйста, а что за день был позавчера? Почему он у вашей дочери отмечен на календаре?
   -Позавчера? Подождите... да, знаю, кажется, у её подружки, у Маши, день рождения был... ну да, они ещё всю ночь в Питере гуляли где-то, Рита приехала только вчера утром, часов в одиннадцать.
   -И как она себя вела, когда вернулась? Как выглядела?
   -Да нормально... усталая очень, но так всё нормально было... что ж она так... не понимаю.
   -Извините, ещё вопрос, последний. Вы не знаете как фамилия этой её подруги.
   -Нет, не знаю... у неё две подружки были: Маша и Инга, а фамилии... нет, не знаю.
  
  
  

* * *

   Ситуация складывалась прескверная от своей непонятности: молодая девчонка вместе с подругами весело отмечают день рождения одной из них, а потом ни с того ни с сего вдруг забирается в ванну с лезвием в руке.
   И при этом никаких прощальных записок, вообще никаких намёков даже на причины происшествия.
   На часах было 21:43.
   Воронов набрал номер из Ритиной записной книжки.
   -Здравствуйте, Марию позовите, пожалуйста.
   -А кто её спрашивает? - отозвался мужской голос.
   "Отец её, что ли" - подумал Воронов.
   -Это вас из милиции беспокоят.
   -Из милиции? Что она там натворила?
   -Нет, она как раз ничего, речь идёт о её подруге, с которой она день рожденья отмечала. Так я могу поговорить с ней?
   -Вообще-то, она спать уже легла, она ж вчера только под утро явилась, всю ночь её где-то черти носили... разбудить?
   -Нет, не надо. Она завтра днём будет дома?
   -Ну да. У меня завтра выходной, так что я ей передам, что с ней поговорить хотят.
  
  

* * *

   Для разговора с Марией, Воронов пришёл в 12: 24 следующего дня на улицу Коммунистическую.
   Дверь ему открыл отец Марии, флотский офицер, лет тридцати - тридцати пяти на вид, худощавый, с тонкими усами.
   -Слушайте, она всё ещё спит, - сказал он, узнав, кто и зачем пришёл, - пойду, разбужу. Вы проходите пока.
   Воронов вошёл в квартиру, сел на старый полупродавленый диван, но не успел он толком осмотреться, как из соседней комнаты вернулся отец Марии.
   Бледный, как мел.
   Воронов вскочил, бросился в комнату, уже примерно зная, что там увидит.
   На кровати, укрытая одеялом, на спине лежала Мария. Могло показаться, что она спит, если бы не синевато-бледный цвет губ.
   -Она на боку лежала, я её только за плечо тронул, а она повернулась, легко так...
   Воронов отбросил одеяло. В левой руке он обнаружил смятую упаковку из-под таблеток. Пустую. Определить, правда, что за таблетки он не смог - упаковка была зажата в кулаке как в тисках, но дело было ясно и так.
   -Где у вас телефон? - спросил Воронов.

* *

   Это уже смахивало на чертовщину. Без каких бы то ни было причин два самоубийства, причём подряд, причём самоубийцы - близкие подруги.
   Пока милиция и "скорая" ехали, Воронов осматривал комнату Маши. Под матрасом кровати он обнаружил дневник, но ничего, что могло бы дать ответ на вопрос, из-за чего молодая девчонка наелась таблеток, там написано не было. Воронов просмотрел записи за последние четыре дня - и ничего! Никто её не бросал, никто не наносил страшных оскорблений - ничего похожего. Воронов не надеялся уже ничего найти, как вдруг на последней из исписанных страниц обнаружил следующие стихи:

Я узнаю моментально

Отвлекаясь от всех дум

Этих стёкол блеск зеркальный

Этих шин знакомый шум

Выделяю его взглядом

Среди всех других машин

Отдавая трупным смрадом

Мчится Чёрный Лимузин.

   Написано это было тем же почерком, что и все остальные записи.
   Воронову сразу же вспомнилась вчерашняя иномарка. Конечно, к лимузинам её отнести было сложно, но во всём остальном.
   "Да ну, не может быть такого, это же мистика! Хотя, ничего не скажешь, странные стихи, особенно для шестнадцатилетней девушки, - думал Воронов, стоя столбом посреди спальни, держа дневник в руке, - нет, что-то тут не чисто... брось, брось, обычное самоубийство... второе подряд... совпадение... и чёрная машина эта... да мало ли кто какие стихи пишет... больно уж много совпадений..."

* *

   Телефон, мерзко забренчав, оторвал Воронова от воспоминаний десятилетней давности.
   -Прокуратура, я слушаю... нет, вы не туда попали.
   Трубка легла на аппарат так плотно, будто Воронов хотел раздавить проклятую звонилку. Затем, он порылся в ящике стола, достал старую, ободранного вида записную книжку, пролистал, достал какую-то визитку.
   За окном всё так же моросил дождь.
  

* * *

  
   Храмировский ехал по Кроншоссе в сторону девятнадцатого квартала. Почему-то не на своём автомобиле, а на какой-то другой, совершенно не знакомой машине, не понять даже толком на какой, приборная панель показывала полный бред, да и расположение приборов, не говоря уж про символы на них, были одним сплошным ребусом.
   В машине Храмировский был один, и поэтому, услышав на заднем сидении какую-то возню, он вздрогнул.
   -Володя, - услышал он вдруг голос сзади.
   Храмировский обернулся.
   И впился обеими руками в руль.
   На заднем сидении сидели три девчонки, лет пятнадцати.
   Те самые.
   -Володя, - сказала тёмноволосая, - зачем ты убил нас?
   -Что?!
   -Разве тебе с нами плохо было, там, на даче? - спросила блондинка
   -О чём вы...
   -Ты же знаешь, Володя, - сказала смуглая шатеночка, - на даче, куда мы после ресторана поехали.
   Храмировский смотрел на них, не отрываясь. Изо рта у тёмноволосой девушки медленно потекла кровь.
   -Смотри лучше на дорогу, - сказала она.
   Храмировский обернулся вперёд, и увидел надвигающийся на него здоровенный грузовик, моментально ослепивший его светом фар.

* *

   Храмировский проснулся от собственного крика.
   Он лежал на диване в соседней с лабораторией комнате, где он устроил себе кабинет.
   После встречи на своей квартире с преступными старцами, он дневал и ночевал в этом кабинете, оставив квартиру на произвол судьбы.
   "Слава те господи, сон, всего лишь сон, - думал он, скользя взглядом по тёмно-вишнёвым обоям, которыми были оклеены стены кабинета, - что-то мне последнее время кошмары одни снятся. Что это за девки? На даче, ресторан какой-то... ни черта не помню. Проклятые годы... так, а который час? Восемь минут десятого... ладно, посмотрим, как там наш подопытный".
   Последнее время Храмировский спал урывками по три-пять часов в сутки, всё остальное время посвящая наблюдению за прооперированным орангутангом. Казалось бы, рутина: смотреть на монитор, поочерёдно просматривая данные с того или иного датчика, вставленных в мозг обезьяне, ну и подавая на тот или иной участок мозга разные импульсы... и смотреть, что получится.
   Храмировский медленно поднялся с дивана (спал он одетым) и вошёл в лабораторию.
   В тот момент там находились четыре человека: Глазов, Оксана, и ещё двое лаборантов, имена которых я позабыл.
   -Владимир Мирославович, - сказал Глазов, как только Храмировский вошёл, - вы сто лет жить будете, только что вас вспоминали.
   -А что такое?
   -Да вот тут пятнадцатый датчик активизировался, начинает какую-то ерунду выдавать. Он ведь у нас в мозжечок вживлён, так? Так этот мозжечок начинает работать всё активнее и активнее...
   Недоумение Глазова можно было легко понять. Орангутанг закреплён на стенде-койке, ведёт неподвижный образ жизни, и вдруг участок мозга, отвечающий за равновесие, начинает так себя вести, будто его владелец кувыркается.
   Храмировский сел за компьютер, подёргал мышью, уставился в монитор.
   -Вы ведь ему мозжечок не реактивировали, Владимир Мирославович?
   -Совершенно верно, Гена, я его не трогал, - Храмировский, не отрываясь, смотрел на монитор, - даже в мыслях не было... чертовщина...
   -Владимир Мирославович, - сказала Оксана, - данные с замедлением идут.
   -Давно?
   -Ну, с момента активизации мозжечка.
   -Это точно?!
   -В общем-то, да... точно никто не замерял.
   Храмировский смотрел на экран монитора, бледнея на глазах.
   -Дайте какую-нибудь вводную, - сказал он хрипло.
   -Владимир Мирославович, да на вас лица нет, - сказал Глазов, - вы себя совсем...
   -Я сказал, дайте вводную на мозг!
   Оксана набрала что-то на клавиатуре своего компьютера.
   Храмировский смотрел на экран, как кролик на удава.
   -Запаздывание? - спросил он.
   -Секунды две, и реакция немного вялая, до того лучше было.
   Храмировский не двигался.
   -Доигрались, - прошептал он.
   Прошла минута.
   Ещё одна.
   Храмировский смотрел на экран.
   Затем он рывком поднялся со стула.
   Прошёл к настенному шкафчику, висящему рядом со стендом-койкой.
   Достал из шкафчика шприц-ампулу ярко-красного цвета.
   -Сохраните данные, - скомандовал Храмировский, снимая чехол с иглы шприц-ампулы.
   Затем он подошёл вплотную к орангутангу.
   -Готово? - спросил Храмировский.
   -Да.
   Храмировский встретился глазами с орангутангом.
   Замер на секунду.
   Орангутанга кормили через капельницу. Храмировский одним движением всадил иглу шприц-ампулы в вену обезьяне и сжал пальцы.
   Глаза орангутанга помутнели. Нижняя челюсть дёрнулась, из левого глаза выкатилась слеза.
   Затем глаза закрылись.
   -Отключайте аппаратуру, - сказал Храмировский, - он мёртв.
   Шприц-ампула, со вновь зачехлённой иглой была отправлена в мусорный контейнер.
   Храмировский начал мыть руки.
   -Жаль беднягу, - сказал он, - но дальше рисковать было нельзя. Мы и так узнали больше, чем достаточно.
   -Владимир Мирославович, - сказал Глазов, - а что случилось?
   Храмировский ответил не сразу.
   -Похоже, что начался процесс самореактивации мозга, - произнёс он наконец, закручивая кран, - ещё немного, и он бы у нас вырываться начал. Мозжечок - бог с ним, у него центр двигательной активности начал ускоряться, а потом наступила бы реакция обратной связи, и он бы тут так задёргался - мама не горюй... Ладно; Гена, свяжись с ветереринарной станцией, пусть машину пришлют... хотя нет, не надо, лучше... - Храмировский полез в карман, извлёк записную книжку в тёмно-зелёной кожаной обложке, пролистал несколько страниц и дал её Глазову, - позвони вот по этому телефону, скажешь, что от меня, обрисуешь ситуацию. Они приедут, заберут его.
   Храмировский зевнул.
   -А я пока пойду, действительно, отосплюсь.
  

* *

   "Вот и ещё одна смерть на моей совести" - подумал Храмировский, ложась на диван.
   Он укрылся одеялом, посмотрел на свою одежду, лежащую на стуле. Затем провёл ладонью по подбородку.
   "Завтра с утра приеду домой, - подумал он, - первым делом побреюсь, а то зарос уже до неприличности, щетина как у кактуса... а орангутанга жаль. Ведь он в последний момент понял, что я с ним сделал... интересно, как бы Глазов и все остальные на меня посмотрели, если бы узнали, что пятнадцатый датчик был вставлен для наблюдения за центром интеллекта, то есть разума? Одно дело - усыпить подопытную обезьяну, которая ни черта не соображает, и совсем другое дело - убить её, когда она почти что стала человеком... задержка реакции ведь шла из-за того, что он пытался осмыслить, что с ним происходит... с другой стороны, пример, описанный Булгаковым... хорошо, заговорить не успел...
   На этой мысли Храмировский уснул.
  

* * *

  
   После пятой попытки дозвониться, Воронов положил трубку.
   "Где-то болтается, - подумал он.
   Мысли Воронова вновь унеслись в прошлое.

* *

   Среди личных вещей Марии, Воронов обнаружил фотографию трёх молодых девушек в купальниках.
   "Маша, Инга и Рита. На память о Чёрном море. 1993г." - было написано на обороте.
   "Вон их куда заносило, - подумал Воронов с лёгкой завистью, - впрочем..."
   Впрочем, завидовать было нечему. Двоих из изображённых на фотографии девушек уже не было в живых.
   В записной книжке Марии Воронов обнаружил адрес последней из подружек. 19-й квартал, Цитадельское шоссе, дом 45. Был там указан и номер квартиры.
   Оставив за старшего какого-то лейтенанта милиции, Воронов бегом спустился вниз, запрыгнул в свою служебную легковушку и рванул в квартал.
   Он боялся только одного: опоздать. Это было нелогично, чудовищно нелогично и глупо, если бы кто-нибудь спросил Воронова в тот момент о смысле его действий, он не смог бы ничего объяснить. Как не мог он объяснить и этих самоубийств, так же лишённых какой-либо логики.
   Какой-то инстинкт гнал Воронова, какое-то шестое или седьмое чувство торопило его в квартал.
   Он свернул с Кроншоссе на улицу Литке, доехал по ней до Цитадельского шоссе.
   "Где этот чёртов дом? Хоть бы где номер был... вон какая-то женщина, собаку выгуливает, сейчас спросим"
   Воронов остановился у тротуара.
   -Извините, пожалуйста, где тут дом сорок пять?
   -А вон там, первая арка, после автобусной остановки.
   -Спасибо.
   Воронов проехал ещё метров двести, повернул в арку. Там ему пришлось остановиться, что бы пропустить какого-то пешехода.
   Затем он медленно проехал под арку.
   И увидел прямо перед собой чёрную блестящую иномарку.
   Ту самую.
   Метрах в десяти.
   Воронов остановился, едва выехав из арки.
   Он смотрел на иномарку, не отрываясь.
   В следующую секунду что-то с грохотом обрушилось на крышу "шестёрки"
   Воронов инстинктивно пригнулся.
   Заднее стекло разлетелось вдребезги, крыша прогнулась внутрь сантиметров на сорок-сорок пять.
   Машина просела на пружинах, качнулась пару раз.
   И всё стихло.
   Слегка оглушённый, Воронов выбрался из машины, взглянул наверх.
   И его стошнило, прямо на заднюю дверь.
   Ему случалось видеть мертвецов, залитых кровью, но тут...
   На крыше автомобиля лежало тело темноволосой Инги, девушки с фотографии.
   Точнее, её останки.
   Воронов выпрямился.
   И увидел, как от чёрной иномарки к нему идёт слегка поседевший пожилой человек в чёрном костюме.
   Человек этот остановился, не дойдя метра полтора до машины Воронова.
   -Боже мой, - произнёс он.
   Воронов стоял и смотрел на него в упор.
   -Вы видели, что произошло? - спросил он.
   -Она выпрыгнула из окна одиннадцатого этажа, - ответил седоволосый.
   Вокруг машины, на расстоянии пяти-шести метров начала собираться толпа.
   Воронов достал из кармана удостоверение.
   -Капитан Воронов, - представился он, - а кто вы?
   -Что? - переспросил седоволосый.
   -Кто вы, и что вы тут делали?
   -Моя фамилия Храмировский.
   -Чего вы ждали?
   -Ничего. Я приехал навестить дочь, она живёт здесь.
   -Вы врёте, - произнёс Воронов с какой-то непонятной интонацией, - вы стояли тут, и ждали, когда она выпрыгнет, ведь так? Ждали, как и вчера, на Восстания, когда вынесут тело.
   -Тело? Чьё? - Храмировский выглядел удивлённым, - Не сходите с ума, господин капитан. Я сел в машину где-то за минуту до того, как вы въехали. Потом я увидел, как она прыгнула из окна.
   -Значит, вы навещали дочь? Назовите адрес.
   Храмировский назвал.
   -Хорошо, проверим. А вчера, на Восстания, кого вы там навещали?
   Храмировский чуть улыбнулся.
   -Вы меня с кем-то путаете, господин капитан, - сказал он, - вчера я весь день был дома.
   -Хватит врать! Я видел вас во дворе, на Восстания!
   -Меня?
   -Вашу машину!
   -Ах, вот оно что! Тогда всё понятно. Вы просто перепутали, господин капитан, мою машину с какой-то другой.
   Воронов промолчал.
   "А ведь он не сознается, - подумал он, - а я ведь даже номер не заметил, лапоть!"
   -Впрочем, - продолжил Храмировский, - даже если я и был там, то я не понимаю, что в этом такого? Готов поспорить, там было ещё много людей, да и здесь их немало, впрочем.
   -Да... всё верно... простите. Это, наверное, нервы, - сказал Воронов, старательно подавляя в себе бессильную ярость.
   -Я могу быть свободен, господин капитан? Тогда вот, прошу вас.
   Воронов взял протянутую Храмировским визитную карточку.
   -Если у вас возникнут ко мне какие-либо вопросы - звоните, - сказал Храмировский, - до свидания.

* *

   Воронов встал из-за стола, стал натягивать плащ.
   "Он повернулся и пошёл к машине. А я стоял и смотрел ему вслед, и ничего не мог сделать. Я, что называется нутром чуял, что это он, но никаких, никаких доказательств против него у меня не было. У меня вообще ничего не было, кроме трупа на крыше машины".
   Воронов вышел из кабинета.
   "Конечно, он не мог быть причастен к этим самоубийствам, ни коим образом. Но я всё смотрел, как он уезжает, и думал об одном: не знаю, как ты это сделал, с....ин сын, но это ты, ты в этом виноват. Но ущучить его я так и не смог тогда. В тот же день меня от этого дела отстранили".

* *

   Лишь месяц спустя, Воронов, наконец, зашёл по указанному в визитке адресу.
   Он позвонил.
   Ответом ему был громкий собачий лай.
   Он позвонил ещё раз.
   За дверью послышались чьи-то неуверенные шаги, и чей-то пьяный старушачийголос спросил:
   -Ктто?!
   -Я из милиции, моя фамилия...
   -Да идди ты на х.....!! п'нял!
   -Мне нужен Владимир Мирославович. Он здесь?
   Воронов был сильно разозлён, но старался держать себя в руках. Его, впрочем, можно было понять. Он ожидал чего угодно, но никак не такого приёма.
   -Ввам нуж-жен мой брат?
   -А вы кто?
   -А я ег-го с'стра, понял, да? А его здесь нет. Он уеххал, п'нятно?
   -Когда?
   -Даввно. Уехал, говорю. И ввсё!
   -Когда давно?! - Воронов был в ярости.
   -Я скаазала всё! Иди на х.....!
   Воронов постоял некоторое время возле закрытой двери, затем от души плюнул на дверь и пошёл вниз.

* *

   Постояв немного на пороге прокуратуры, Воронов закутался поплотнее в плащ, и, перепрыгивая по мере возможности через лужи, двинулся домой, решив завтра с утра нанести Храмировскому внезапный визит.

* *

   Около девяти утра Воронов подошёл к дому 5/7.
   "Ну, хорошо, а что я, собственно, собираюсь делать? Конечно, можно его привлечь... точнее, попытаться привлечь за дачу ложных показаний, но поди это ещё докажи. Мать разэтакая, да ведь у меня против него опять ничего нет, ничегошеньки, как и десять лет назад! Ладно, попытаюсь втянуть его в разговор, а там посмотрим... должен же он хоть в чём-то проколоться!"
   Воронов зашёл в подъезд, начал подниматься по лестнице.
   "Интересно, как там его сестричка? Если опять пошлёт - арестую её нахрен, за оскорбление должностного лица при исполнении", - думал Воронов, и вдруг поймал себя на том, что старается ступать бесшумно. К двери он подкрался чуть ли не на цыпочках.
   Позвонил.
   Тишина.
   Позвонил ещё раз.
   Та же реакция.
   "Где его черти носят?" - подумал Воронов.
   И услышал внизу шум мотора. Какая-то машина остановилась во дворе.
   Воронов услышал, как мягко хлопнула дверца авто, затем внизу послышались спокойные тихие шаги.
   "Это он!" - подумал Воронов.
   Внезапно ему стало нечем дышать. Воронов рванул воротник рубашки, судорожно пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха. Его охватил страх. Голова закружилась, дверь перед его глазами помутнела, как в тумане. Воронов покачнулся, вцепился в перила, как в последнюю ниточку, связывающую его с внешним миром, но пальцы его уже разжимались, а сердце будто льдом обложили. Шаги внизу глухим гулом стучали в его ушах.
   "Дьявол, уморил меня всё-таки!"
   Воронов захрипел отчаянно. Его глаза успели заметить чей-то силуэт пролётом ниже. Потом в его глазах потемнело окончательно.

* *

   Очнулся он в каком-то незнакомом ему помещении, лёжа на диване.
   -Как вы себя чувствуете? - услышал он чей-то голос.
   Воронов повернул голову на голос.
   Возле дивана стоял Храмировский.
   -Где я? - прохрипел Воронов, пытаясь встать.
   -Вы у меня в квартире, лежите спокойно. У вас была остановка сердца, там, на лестнице. Так что расслабьтесь, и лежите спокойно, "скорую" я уже вызвал.
   Воронов закрыл глаза.
   "Вот так вот, значит, - подумал он, - теперь, получается, я его должник... как-никак, он меня откачал, с того света вытащил... ну, и что теперь делать дальше? Шлангом прикинуться? Всё равно я сейчас никаких допросов провести не смогу. Чёрт, ничего себе денёк начался!"
   Храмировский сидел рядом, и всматривался Воронову в лицо.
   "Где же я его видел? Знакомое лицо, или у меня уже дежавю начинается? Не похоже. Но вот памяти у меня совсем не осталось".
   И лишь когда прибывшая "Скорая помощь" увезла Воронова в больницу, Храмировский вдруг вспомнил: "Так ведь это тот самый мент, которому девчонка на машину... ну да, конечно! Ведь это они же мне приснились вчера".
   Храмировский опустился на диван.
   "Разумеется, он ничего обо мне не знал. Ни того, что эти девушки были у меня на даче, что я имел с ними интимную близость, и что всё это было всего-навсего экспериментом. Экспериментом над людьми. Да, что ни говори, химия - великая вещь, особенно в умелых руках. Алкоголь сам по себе вызывает сбой в работе мозга, из-за чего человек начинает вести себя, скажем так странно. А когда в шампанское мы незаметно добавляем быстрорастворимые таблетки, совсем крохотные, которые вызывают у человека бешенную сексуальную активность, то несовершеннолетние девчонки соглашаются е......я с пятидесятичетырёхлетним стариком, который, под действием тех же таблеток превращается в молодого жеребца".
   Воспоминания охватили Храмировского со всех сторон. Он вспомнил сауну с бассейном на своей даче, этих девушек, стонущих, извивающихся, и желающих ещё, ещё и ещё. И получающих...
   "А утром, на прощание, этих девочек угощают кофе с коньяком, в который подмешаны другие уже таблетки. Тоже экспериментальные, вызывающие спустя несколько часов спустя жуткую депрессию, которая прогрессирует с каждым днём. А потом к их домам подъезжает обычная легковая машина. На пассажирском сидении, рядом с водителем лежит небольшой излучатель инфразвука, который работает совсем слабо. Большинство людей его действие даже не почувствуют, но для этих девушек и этого достаточно, что бы их депрессия вызвала мощнейшую тягу к суициду... обычное испытание обычного психотропного оружия".
   Храмировский поднялся со стула, прошёл на кухню.
   "Как всё просто, когда знаешь ответ, - думал он на ходу, - можно сколько угодно говорить, как это подло, мерзко, жестоко, но это ничего не изменит. Всякое творение человеческого разума, будь то оружие или лекарство, рано или поздно испытывалось на людях. Тайно или явно".
   На кухне Храмировский налил себе стакан минеральной воды, медленно выпил.
   "Человеческая жизнь всегда считалась самой большой ценностью, - думал он, - но всегда лишь теоретически, к сожалению. А на практике всегда оказывалось, что эта самая жизнь ничего не стоит. Ещё в школе нам твердили на уроках истории о зверствах фашистских врачей, проводящих бесчеловечные опыты на людях, а потом я узнал, что в то же время проводились точно такие же опыты, причём не только у нас, в "империи зла", как называл СССР Рейган. С тех пор, кстати, мало что изменилось".
   Храмировский достал из кармана мобильный телефон; набрал номер.
   -Алло, Антон Викторович? Доброе утро, это Храмировский вас беспокоит. Надеюсь, не разбудил? Я хотел бы с вами встретиться... хорошо, через час я к вам подъеду.
   "Да, господа мои, опыты на людях продолжаются. Совсем скоро ещё один, но на этот раз подопытным буду я... откровенно говоря, страшно. Очень страшно. Но отступать я не буду. Этот эксперимент должен быть доведён до конца, и заменить меня на операционном столе не может никто. Да и не должен. Не для того я это всё затевал, что бы в последний момент уступить кому-то место на столе. Риск огромный, разумеется... но всё что налито, должно быть выпито".
  

* * *

   Всё было как и в прошлый раз. Такое же утро, такой же продезинфецированный операционный стол, тот же лазерный скальпель, тот же микроинъектор.
   Всё то же самое, только вместо орангутанга на операционном столе лежал обритый налысо Владимир Мирославович Храмировский.
   -Ну, что ж, друзья мои, - произнёс он, - наш час пробил, всех прошу занять свои места.
   Антон Викторович нажал кнопку включения скальпеля.
   -Волнуетесь, Владимир Мирославович? - спросил он.
   -Есть немного, - ответил Храмировский, - ну что же, Антон Викторович, теперь всё в ваших руках.
   -И в руках Господних.
   -Само собой... - Храмировский одел себе на лицо кислородную маску.
   Мохов подал наркоз.
   "Интересно, кто больше волнуется: я или он? - подумал Храмировский, - как спать хочеться...боже мой, а проснусь ли я?"
   Больше он ничего подумать не успел.
   Операция началась.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Конец первой части.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"