Фарбер Максим. Мои стихи (Раннее)

I. АНТИПАФОС

Каин

Я тебя убиваю во имя той веры,

Что ворочает горы, взрывает пещеры,

Заставляет нас делать ужасное зло,

Чтобы семя, политое кровью, взошло.

Я сажаю в пустыне засохшее семя,

Через силу терплю своё тяжкое бремя,

А Господь меня снова зовёт .......

Да и мать обделяет последним куском.

Я люблю тебя, Авель... А Бог - обожает:

Он даёт тебе всё, от себя не пускает...

Говори, идиот: я твой брат или нет?!

Если да - за тебя и держать мне ответ!

Сатана мне сказал, что родною рукою

Помогу я тебе, ты достигнешь покоя...

Ну, прощай, и забудем о нашей войне:

Я твои семена не отдам сатане.

Целовать твой разбитый затылок - несладко...

Я пойду по пустыне, а Бог мне украдкой:

- Где твой брат? Он погиб!

- Нет. Он вечно со мной.

Не делю его с Евой! с Тобой! с сатаной!..

Муза

Этот душный постельный жар

Мне обжег лицо, как пожар.

Этот взгляд твоих диких глаз

Душу вывернул мне сейчас.

Разрывая твоё бельё,

Раскрывая лоно твоё... -

Погружаюсь я всё сильней

Прямо в бездну души твоей,

В лабиринт, на самое дно:

Я-то знаю, что там - темно.

Я беру тебя, как сестру -

В эту ночь я тебя беру!

...а потом на конце пера

Выпускать мне тебя пора.

На листок, простившись с пером,

Потечешь смоляным холмом...

Подожди, задержись, пока

Ты не клякса на пол-листка!

Я б тебя в крови растворил,

Хоть на час, а вновь полонил,

Перед тем, как забвенья лёд

Синий взгляд свинцом закуёт.

Персей

Алмазный серп ударит по кости,

Врезаясь в горло, чиркнет, сплющив жилы -

И где последнее любовное "прости"?

И бывшую красавицу уж силы

Покинут... Вот - он вытер остриё.

Старуха, поражавшая когда-то

Чудесным обликом, теперь - гнильё.

Другие здесь изведают булата:

Ваш змей морской, - ну чем не претендент?

Кто ест других, тот сам и будет съеден...

Поднявшись в небеса, афинский мент

Уже летел на помощь Андромеде.

Она стояла нагишом, в цепях,

Катились слёзы по худой лодыжке.

И змей был тощ: от злости он зачах.

И мент всея Эллады был - мальчишка,

Влюблённый, глупый, ослеплённый сам

Своим успехом первым у девицы...

Вот так и началось, на зависть нам,

То, что в наш век успело докатиться.

Вот так и начинается всегда -

С нахрапа, с алчных пыток самодойства -

Военный подвиг. Юная .....

Обычно жаждет этого геройства.

Серьёзный стиль оставьте вы, Лукан,

А вы, мой Лукиан, своё ехидство -

Ни то, ни то, поверьте мужикам,

Всё в жизни видевшим, не очень-то годится.

(А между тем, изрядно растрепав

Курчавой абиссинке всю причёску,

Герой наш ухмыльнулся. Тихо встав,

Он смуглый зад похлопал, словно доску,

И - прочь. Ушёл... Смотрела дева вслед...

Что? "Пошленькое счастье им досталось?"

Окститесь, господа. Ведь полный бред -

Другим и этого не попадалось).

Метемпсихоз

Я - человек, и я же - лебедь.

И я одна в лазурном небе,

И, сбросив перья, вновь идёт

Княжна, скрываясь в лоно вод.

Чиста? Грязна? Гола? Одета?

Я - тень; но я не вижу света.

Я - день, и я не знаю тьмы,

Что в небе, что в стенах тюрьмы.

А вы, не ведавшие яви,

Вы обо мне судить не вправе,

О тех рубашках, что плела,

Как поутру роса взошла.

Меня ль вы примете в объятья?

Спешу к тебе, моё заклятье,

Чтоб в чёрной бездне потонуть,

Чтоб мне самой себя вернуть.

Пока не кончена работа,

И дни мои бегут без счёта,

Но где-то там, во мраке, Жнец

Всё ждёт, когда придёт конец...

Он не придёт, уж я-то знаю:

Сама себя я обыграю.

Сама себя я прокляла,

Чтоб я сама себя спасла.

Я - Брахма, Будда, Шива, Вишну...

Когда другим меня не слышно,

Я понимаю: это - зло.

И всё же... что меня спасло?

Да то, что "может быть и хуже":

Вдруг горизонты станут уже?

Ведь если Я не слышу ИХ -

Куда годится этот стих?..

Неразгаданная тайна

Суров с врагом, с сестрою ласков -

И дерзок, и силён;

Но всё же с некоей опаской

Идёт на битву он,

И лихорадочно по телу

Проходит дрожь,

А в глазах блестит несмело:

"О, не трожь!"

И было так: взрывались ночью

Жёлтые шары,

А дальше - тени рвались в клочья

По правилам игры,

А дальше - снова нефть горела,

Озером лиясь,

И дрожало чьё-то тело,

Вдавленное в грязь.

В бою, среди песков горящих,

В овраге и в пыли,

Где копоть от озёр горящих

Скрыла лик земли,

Где кость от кости, плоть от плоти -

Солдат и пулемёт,

Какой таинственной заботе

Он мысли доверяет гнёт?!

Он не ответит, не ответит,

Но, идущий в бой,

Он знает, что спокойно встретит

Приступ свой очередной.

И пусть смертельно бледны щёки,

И лоб горяч,

Но сердце... словно конь жестокий...

Вновь несётся вскачь.

А если ночью небо видишь

Вместо потолка,

И под открытым небом - видишь? -

Лежит твоя рука,

Ты не пугайся, это значит -

Здесь не нужен страх,

Ты просто видишь жизнь иначе:

Сразу в двух мирах.

Последний день, когда мы вместе...

Последний день, когда мы вместе,

На этой маленькой фиесте,

Но если говорить по чести -

Несовместимы ты и я:

Святее нежного инцеста

Была ли на земле фиеста,

И был ли танец - в темпе "престо" -

Двух душ на грани острия?

Тот, у кого мозги не гладки,

Найдёт решение загадке:

Такие новые порядки -

На нас орут со всех сторон,

А мы (себе же зная цену)

Вдруг загораемся мгновенно,

Как то сосновое полено:

"А ну, пошел отсюда вон!"

Я сам хожу, небритый Каин,

И ни к одной я не припаян,

И до сих пор себя ругаю -

Сестры со мною рядом нет!

Будь ты бедна или богата,

И будь твоя роскошна хата -

Тебе я буду ...только братом.

На тёплом ложе. Сотни лет.

Я ем чернобыльский картофель,

Смеюсь, гляжу на женский профиль,

Но знаю - здесь, нахмурив брови,

В одной из вас таится чёрт!

Остановившееся время

Я пережить готов со всеми...

Но втайне жду, что Мефистофель

Из-за спины мне крикнет: "Счёт!"

Письмо с того света

Вырву сердце из груди. Взойду на крышу.

Положу его, дрожа, перед собой.

Так хочу я, чтобы кто-нибудь услышал!..

Тот, кто нужен - тот не здесь и не со мной.

Вырву сердце... ни на миг не пожалею,

Всю себя я в боль вложу, в один призыв -

Чтоб услышала меня Пенфесилея!

Чтобы... ткань кровоточащая, разрыв -

Рана к ране! Чтоб и дальше эта кожа,

Помня вкус рубца последнего и цвет,

Поцелуй другого шрама помнить тоже

Не отказывалась больше много лет.

Кто-то глянет сквозь сгустившиеся тени,

Кто-то ищет, чей-то взгляд насторожён,

Кто-то знает: в эти чуткие мгновенья

Дух тревожный - стая вспугнутых ворон.

Знаю цену я потерянной свободе

И холодному спокойствию ночей...

И Камилла одиночкой бродит-бродит

В бледном сумраке, в безмолвии полей.

Плечи гнутся, тяжесть давит отовсюду,

Вновь сомкнулась паутина пустоты.

Я, наверно, только это не забуду:

Даже здесь меня увидеть можешь ты.

II. ПАФОС

(раннее, незрелое и романтическое)

Баллада

Упал на землю мрак ночной,

И я теперь покрыта тьмой,

И в жилах - огневица...

Но всё же - рядом ты со мной,

И вновь в душе моей покой,

Мой милый друг, мой нежный рыцарь.

А если солнце вдруг взойдёт,

То кто со мною запоёт

И в танце закружится?

Кто навсегда товарищ мой?

Кто не расстанется со мной?

Мой милый друг, мой нежный рыцарь.

Твой поцелуй так сладок был,

Когда ты кров со мной делил,

И голос - звонче птицы...

И он мне долго песню пел,

Когда мой лоб огнём горел,

Мой добрый друг, мой нежный рыцарь...

Любимый, самый дорогой, -

Хочу я вечно быть с тобой!

Пусть будет пламя литься

Из сердца юноши в моё,

Из сердца девушки в твоё,

Мой милый друг, мой нежный рыцарь!

Два голоса

Надо мною коршуны кружатся,

Гибель чуя близкую мою.

Если бы сумел ты догадаться!

(Бога лишь об этом я молю).

И сюда на лошади примчался,

Раны бы мои перевязал,

Над кровавым телом бы склонялся,

Руки, ноги, губы целовал!

Я б тогда вздохнула полной грудью,

Кровь к моим ланитам прилила,

Коршуны исчезли прочь отсюда,

Я бы вновь для счастья ожила!

Что я; нет; тебе не догадаться!

Вот уж близок мой последний миг,

Надо мною коршуны кружатся,

Разрывает сердце хриплый крик.

Надо мною голуби кружатся,

На балконе вечером стою,

В свете предзакатном, может статься,

Вспоминая милую мою.

Знаю, наша свадьба будет скоро,

Знаю, ты спешишь издалека.

Ты успеешь; я уверен, впору

Будет нам та встреча и легка.

Поспеши, мой друг, и ты успеешь.

Срок подходит; вечер близок наш.

Окончанье дня со мной разделишь,

Выпьем ночь мы из бездонных чаш.

Ты успеешь. В солнце их круженье

Предвещает свадьбы суету.

Не предам я этого сомненью,

Не предам ни счастье, ни мечту.

Желание

Если бы я латами была!

Тело бы твоё я облегла.

Ты не разлучался бы со мной,

Даже отправляясь в жаркий бой.

И пускай ударит меч меня -

Счастлива я, милого храня!

Ты герой, зовёт тебя война -

Тихо плакать дома я должна.

Не могу доспехами я стать,

Тихо дома я должна рыдать.

Плывёт Корабль...

(навеяно произведениями Н. Осояну, А. Мерритта и М. Муркока)

Плывёт Корабль... И в темном мире

Ни звука, ни души, лишь плеск

Волны случайной в темном море;

Лишь ветерок, как на насест,

На мачту спустится; и парус

Он еле-еле шевельнёт...

Так мало нас уже осталось

На Корабле... а всё ж плывёт.

Зелёный парус задевает

В моей измученной душе

Струну, что мне напоминает

О подвигах, о кураже,

О ярости, владевшей нами,

Сраженьях славных на земле...

Но здесь не так. Живём лишь снами,

Цель жизни позабыв во мгле.

(Простите мне плохую рифму,

Я никудышный острослов).

На суше мёртв пират из мифа -

И в море умирать готов.

На берегах Эмайн

Ещё виднеется вдали

За горизонтом что-то,

Но что там, на краю земли,

Мелькает в водяной пыли -

Уж не твоя забота.

Эмайн, Эмайн, простишь ли нас,

Ведь мы твои же дети,

И удалились лишь на час,

Но нет тебя... и уж сейчас

Нас, прежних, нет на свете.

Здравствуй, Инеза...

Бедный мой скальд.

Долго ждала ты меня?

Арфу возьми

И у ног моих сядь.

Вместе мы с этого дня.

В сердце - один

Тихий восторг.

Молча ликует оно.

Но на глаза

Снова слеза

Просится мне всё равно.

Я лишь душой

Связан с тобой,

Но эта связь посильней

Ласки любой,

Страсти больной,

Нежности горькой моей...

Шелестит океан -

Вынимает душу;

Я одна. Сон-капкан...

Клятвы не нарушу.

За окном так горит

Полдень летний, ясный.

Сколько в сердце обид -

Столько сердце и болит,

"Станешь ты, - говорит, -

Жертвою прекрасной".

Нет, о нет, я вернусь -

После смерти даже,

Смутной тенью явлюсь,

В тёмном экипаже.

Обнимает чёрный бог

Талию девичью,

И шипит: - Ещё не сдох?

Ничего... покроет мох

Твоё тело; ты уж плох;

Память твоя птичья.

Лучше лиру я возьму,

Ей себя и вверю.

То, что я уйду во тьму -

В это только верю.

(Волны бьются о брег,

Солнце нежит кожу...)

Жизнь моя, летучий бег:

Что ни миг, то целый век.

Я уже не человек.

Кто б меня стреножил?!

Босоногая девушка с лирой исчезнет навек, растворившись в потоке видений,

Светлокудрая девушка с лирой, потомок былых наваждений...

Чернокудрый мой демон, в объятья твои по ночам упадаю,

Исцеленье от этого сна в них мечтая найти (но найду ли - не знаю),

Ибо страсть твоя дарит теперь еженощно мне болей смягченье,

Только это не то, что хотелось бы мне... Этот жар - в нем ведь нет исцеленья;

Только кто эта девушка, я не пойму - слишком юн я, немудрый...

Что ты скажешь, меня принимая в ту жаркую тьму, демон мой чернокудрый?

Знаю, знаю, ты скажешь - не думай: всё будет, поверь мне, и так хорошо, мол,

Только я не уверен... я знаю - отныне, покуда не помер,

То виденье со мной... и боязнь потерять... я, увы, догадался:

Эта девушка - ты. Тоже ты. Лучше б век я с тобою не знался -

Не болело бы сердце. Боязнь за любимую душу -

Это хуже, чем страх за себя, страх за родину... хуже,

Чем опасность случайно кузена убить в поединке шутейном;

Но из южных купцы городов, что торгуют прекрасным портвейном,

Говорили - у них, на больших островах, зной-жара пребывает,

Злое солнце лучами траву и цветы всё к земле прибивает, -

Вот туда я уеду. Где плавится мозг от жары - там не будет мечтаний,

Там не будет и снов о спасеньи (крушении?) ста мирозданий, -

Так тебя сберегу. И не смей, - о, ты слышишь?! - не смей мне перечить.

Эти раны ведь время ни мне, ни тебе не залечит.

Молода... и немолода.

Некрасива, собой горда -

И я не сгорю со стыда,

Изучив этот свет.

Смерть приходит, когда не ждёшь.

Быстрый вскрик режет слух, как нож.

Не успеешь сказать, всплакнёшь -

И тебя уже нет.

Боль сердечную заглушу,

Душу пред тобой обнажу,

В жертву я себя приношу

Твоему мечу,

Потому что ты -- моя суть,

Ты -- мой свет во мгле, ты -- мой путь,

Ставши частью тебя, отдохнуть -

Этого хочу.

Я люблю тебя... тихий вздох -

Да простит меня тёмный бог,

Что меж вами я встану... Ох, -

Не ревнуй, молю.

Ухожу... Прощай -- и привет.

Вспоминай через много лет.

Над землёю вечерний свет...

Ибо я люблю.

(спонтанное подражание Алексею Грибанову)

Бесцветные волосы... Адские свечи

Горят у входа в храм под землей.

Сюда я приду -- все потери лечит

Время, которое вечно со мной.

И ты, мой Господь, моя боль и проклятье,

Вручивший мне жаркую чёрную сталь -

Тебя утомился теперь призывать я...

Я старше... мудрее... скучнее стал.

Грустить о любимой, потерянной в прошлом,

Я буду один за бокалом вина,

А после -- лишь мысли о мрачном и пошлом,

Когда уж совсем я напьюсь допьяна.

Я здесь, в подземельях, часы коротая,

И сам не замечу, как кончится день...

Бесшумно ступая, уж Ночь босая

Пройдёт по земле... но всё же мне лень

Покинуть храм, во дворец вернуться...

И вновь жена моя спит одна -

Уж вряд ли позволю я боли проснуться,

Пусть не тревожит меня она.

Страсти по...

Я прохожу, как Данте, по мирам,

Но без Вергилия и Беатриче - сам...

Дороги нет. Один туман болотный.

Я не иду ни в Ад, ни к Небесам.

Нет я не Данте - страждущий поэт,

Я просто в капюшон его одет;

Скитаюсь вечно по мирам без цели,

И я доволен, что дороги нет.

Хоть этот мир был сотворён не мной,

Но всё же мой он, - мой, и только мой.

Свои я мысли часто здесь встречаю

(Как люди, говорят они со мной).

И до других миров мне дела нет:

Мне нужен только блёклый солнца свет,

И этот мир коричневых туманов,

В котором я брожу уж много лет.

Эней

Он вернулся, он вернулся, чёрной птицей обернулся,

Он летучей мышью снова пронесётся...

В шуме бури, в крике боя снова узнаю его я -

Это та же тень Градива* надо мною вьётся.

Свет багряно-золотистый, солнца луч, горячий, чистый -

Я стою на одиноком камне, и вкушаю

Радость от того, что битва - позади, и что ловитва

На меня не началась ещё - я это знаю...

Облака нальются мраком, но не служит это знаком,

Что приблизилась кончина: не моя, уж верно!

Только всё же... тень мелькнула... словно вся земля заснула,

Словно я один, и призрак, дерзкий беспримерно,

В душу вкрасться мне желает, дикой птицею стенает,

Снова плачет, умоляет: "О, меня прими ты!"

...Но тебя и не гоню я. Знаешь сам - тебя люблю я.

И в душе моей, как прежде, двери не закрыты.

____________________________________

* Градив -- другое имя Марса, бога войны.

Почти по Сервантесу

Хоть мельницы, а не драконы,

Но здесь одни и те ж законы:

Идёшь, ударишь по крылу,

Летишь, кричишь "Не сдамся злу!",

И - падаешь... Иль побеждаешь;

Да в том и суть, что ты не знаешь,

И если кто ответ найдёт,

То это - книга. "Дон-Кихот".

Я - книга "Дон-Кихот". Я - чтиво!

И развлеку вполне учтиво:

Вот Дон-Кихот, в который раз,

Принцессу от дракона спас,

А вот - соседи Дон-Кихота

За ним устроили охоту...

Смешон печальный монолог!

Я -- рыцарский, лубочный бог,

И если стал для вас трагичным,

То, значит, стал давно привычным.

Сервантес, в общем, не дурак,

Но вышло так, что всё не так.

Страсти по Шекспиру

И мне приснился сон под Новый год: всё та же пьеса - задом наперед, но что сейчас встаёт перед глазами, определяет не Шекспир - мы с вами; а за кулисами, там, где горит зелёный с фиолетовым софит - Отелло с режиссёром всё гадают, и нескончаемый пасьянс кидают... Да будет красный день календаря: театр, где все мы плесневеем зря, бинокль, испорченный, как по заказу!

Конечно, жаль уйти отсюда сразу. Мы остаёмся посмотреть на то, о чём не должен был бы знать никто: всё это закулисные раздоры... "Нет, это классика!" - "Отставить разговоры!" И даже Яго нам вполне знаком -- длинноволосый, ходит босиком, и - (палачу как раз и подобает) - до пят его кровавый плащ спадает. Он сам чуть-чуть на женщину похож, когда из бледных губ вылазит Ложь, и извивается, змея-красотка, вся соблазнительная, чувственно, но кротко. Избитой фразой "быть или не быть", увы, нельзя страдание избыть! И нам известен весь финал заране, и ржавый нож торчит в кровавой ране, и каждый раз одна и та же роль... Вот почему Отелло нынче -- ноль. А Яго торжествует. Он свободен. Его исход совсем не безысходен.

Я, Вельяр

...Я, Вельяр, создам живое,

Пусть служить не будет мне.

Сатана не правит тьмою -

Жизнь рождает он во тьме!

Жизнь - чтоб жить и наслаждаться,

Чтобы радость получать.

Жизнь - чтоб я, её создатель,

Мог смотреть и изучать.

III. РАЗНОЕ

Лабиринт

Они изменяются при каждом шаге моём, эти стены. Они поют, то вспыхивая розовым - нежным-нежным - светом; то вдруг это розовое, так же медленно, переходит в светлую синь. И у меня при этом такое ощущение, что вокруг, и под подошвами сапог, и там, куда я - в робкой надежде, что стена расступится всё же, словно усилия воли для этого достаточно! -тяну руку, там будто бы и нет никаких стен, а просто течёт, струится вода.

Но это не вода, и не жидкий кристалл... Да полно, уж не грезится ли это?

Стен нет, и всё же - они есть. Заперт в клетке веков, среди своих же собственных отражений

Я брожу по бесконечному лабиринту, силясь разглядеть в его пустых коридорах хоть какой-то намёк на жизнь. Но здесь никого нет, кроме меня; только иногда вот эти странные сполохи, алые с синим, взявшиеся из ниоткуда, играют на бесцветной поверхности.

Ненавижу это место, но - я обречён тут ходить, постоянно путая направление; и, кажется, другое будущее мне уже не суждено. Противный внутренний голос нашёптывает: "Зачем ты с Ней тогда связался?" И впрямь - если бы не тот молодой воин, не наша стычка, и - самое главное - не эта проклятая любовь, из-за которой я и умер, то меня бы, наверное, не наказали, отправив сюда.

"Проклятая?" Нет. Я могу сколько угодно уверять себя в том, что ненавижу Её - но при этом прекрасно знаю: отказаться от неё, стереть соблазнительный образ из памяти у меня просто сил не хватит. А ведь именно Она всему виной - к последней стычке с врагом эта же страсть привела.

Я - противник воина из Зеркального замка, однажды проигравший ему и с тех пор выпавший из игры навсегда. Как я томлюсь по его взгляду, по карим, обманчиво мягким зрачкам, что способны запылать ослепительным огнём! Я помню звон его клинка (словно из холодного прозрачного льда глыба - но нет, это не лёд, это не что иное, как свет, только застывший на ничтожную долю секунды? если сравнивать с вечностью).

Слово, услышанное краем уха, всплывает откуда-то в памяти, прорезая безжалостную пустоту лабиринта веков, и исчезает в глубинах мультиверсума за пределами моей клетки:

- Зеркальный замок.

"Что это?.." Нет конца раздумьям; я всё брожу и брожу, вечный пленник - откуда-то я знаю, что крепко-накрепко связан с Замком.

Кажется: ещё немного, последнее усилие, и я пойму. И вырвусь на свободу - если нащупаю эту заветную тропку, ведущую по ту сторону зеркал к загадочному источнику... чего? Силы? Жизни? Моего происхождения, чёрт побери?!

Но пока - нет. Нет. Остаётся только бродить без цели в этом огромном пустом помещении. Тишина царит в лабиринте...

...вот уж который век.

Он там по своему лабиринту бродит; ему легко. Легко жаловаться на судьбу, ни капельки труда на то, чтобы эти жалобы оправданы были, не израсходовав.

А в моих глазах на дне застывает, сворачивается, тягучими, жгучими, тёмными и тяжкими струями, - она...

Да, она. Она самая. То, о чём ты подумал. И ведь знаю же я, что ни за что, нипочём на свете, не брошу этот меч... а уж как не хочется его нести.

Последнее, что помню: луг, стена замка за моим плечом, и какая-то, незнакомая вроде бы, девушка. Вот ради Неё и не брошу меч. Ради Неё - потому что Она единственная из них из всех, кого я запомнил. Пусть мельком, пусть краем глаза - так, бледный силуэт, скорей даже контур платьица, чем девушка, - а всё равно запомнил. Пусть даже только это, пусть! но ведь и это - часть меня, моей памяти. И потому я буду бороться дальше. Хоть знаю: ничего это мне хорошего не сулит, - а всё же...

Глаза

Чёрные глаза Чёрного рыцаря!

Большие, блестящие, тёмные, как мантия князя тьмы, вьющаяся на ветру и озарённая тем холодным светилом, которое не признаёт Ада, но даёт ему свет, дабы Отверженные могли видеть свою жизнь...

Чёрные глаза Чёрного рыцаря -- прекрасные, словно бархат, лежащий на плечах короля и подчёркивающий его фигуру, делающий её одинокой на фоне других людей, хоть он сам и не хочет этого.

Чёрные глаза Чёрного рыцаря - вечного странника, покинувшего свой родной город на Рейне когда-то давным-давно, и с тех пор забывшего туда дорогу.

Холодные, как сталь кинжала, красивого, но уже озлобленного на мир и желающего наложить печать на лица людей...

Чёрные глаза Чёрного рыцаря.

Глаза, которые зарождают в молодых красавицах страсть, - страсть саму по себе ясную, как солнечный свет летом на лугу, делающий кусты ещё зеленее, а небо ещё необъятнее, заливающий всё пространство, и нет этому свету предела...

Но холод глаз рыцаря превращает его в бледный свет, который виден словно бы сквозь призму, и не приносит никакой радости, а только навевает грусть.

Правда, в призме его глаз видна красивая радуга, но от этой холодной красоты становится ещё горше: ведь всем давно известно, что радуга не согревает!

Рассказ старого меча

" - ...Итак, мы снова с вами, дорогие мои друзья... читатели... почитатели, - шепчет сладостный, льстивый, подобно мёду льющийся голос (и мы пока что не видим, откуда он исходит, потому что взгляд наш скользит длинными, пыльными и полутёмными коридорами - только, бывает, вырвется откуда-нибудь справа, из приоткрытой двери полоса света, мелькнёт и - исчезнет, ибо мы уже прошли дальше... Но вот наконец взгляд застывает перед плохо различимой в темноте витриной. В ней покоится длинный прямой меч, наполовину скрытый от нашего взора кожаными ножнами. Несколько секунд спустя он сам - САМ!!! - начинает двигаться, всё больше и больше выходя из ножен. На ребре его клинка обозначается косая щель; она раскрывается, и мы видим ряды острых зубов, усеявшие пасть меча). - Рад вас приветствовать. Сегодня мы поговорим обо мне. Люблю, знаете ли, вспомнить иногда золотую пору юности, ибо я ещё тогда был нужен людям (и не только людям), а сейчас-то... сейчас всё наоборот -- они мне нужны. Ибо здесь, в девятом круге Ада, в заброшенном пыльном музее, проклятому мечу остаётся только одно: прозябать внутри стеклянного ящика... И единственная отрада, как бальзам на душу - вспоминать...

Итак. Я родился... Не помню точно, какой это год был по счёту от возникновения собственно мироздания, но помню точно, что Солнце...

Да-да, ваше Солнце, - вокруг которого вращается эта планета и восемь других. А вы что подумали? Что я не о том каком-то светиле?

...так вот: Солнце в то время ещё не достигло своих нынешних размеров: оно было как крупная, переливающаяся золотым пламенем "горошина" во тьме космоса. Но, если так вспомнить, в мире были иные солнца...

Припоминается мне, что до того, как меня выковали, я уже кем-то был в этой вселенной. Но кем? Одним из адской свиты? Драконом? Кем-то ещё?.. Впрочем, неважно. От той личности уже давно ничего не осталось; нам важно только то, что я стал мечом. Меня, разумеется, долго не выпускали на свет божий из Межвременной кузницы, держали то в жаре, то в холоде (испытывая на прочность, разумеется!) - но куда чаще я отдыхал, после погружения в лавовую или ледяную купель, на шёлковом полотнище, и мой клинок отражал блики огня в кузнечном горне... я видел, как создавались доспехи, - шлемы, кирасы, щиты, ятаганы и кастеты, - только не знал ещё, для кого (это теперь я понимаю, что для моих будущих хозяев, а тогда - откуда мне было это знать?) Но я не только созерцал огненные сполохи - мой дух часто воспарял за стены этого скрытого в глухом уголке преисподней помещения, и отправлялся путешествовать по Дорогам-меж-мирами. Многое я видел, но не обо всём из этого стоит рассказывать, тем более - сейчас.

А потом пришёл ОН, синегубый и синеволосый демон. Почему-то я сразу понял, что он - демон. (Уж не сам ли Азазель это был?..) Проверив, остро ли моё лезвие, этот Князь тьмы повертел меня так и эдак, примериваясь, сделал несколько пробных выпадов, и сказал карликам, что породили меня: "Да. Думаю, этот сгодится. Вольно же вам было всякую дрянь до сего дня делать, если вы ТАК можете!"

Что было потом, не помню. Кажется, я спал, а чьи-то руки подхватили меня, завёрнутого по-прежнему в шелка, и понесли куда-то (разумеется, туда, туда - в Большой мир).

И так я начал знакомиться с Ними - теми, кто меня в дальнейшем носил. Безрассудный смельчак Артос; его названый брат - сэр Джон Нард-Ронго; Хеодульф... После смерти Альбойна Прекрасного, помнится, я служил его сестре: такой же вздорной и склонной к пафосу.

Да, много их было -- очень много. Проходила эпоха за эпохой, миры рушились во прах, и, наконец, ни одного не осталось. Теперь я в девятом круге Ада. Уже порядком устав от жизни, я чувствую всё же горькую тоску по временам моей молодости. Если бы нашёлся кто-нибудь, снова способный поднять меня... Если бы! Мечты, мечты... Что ж, буду мечтать -- это всё, что мне осталось. Или ещё лучше: грезить. Спать, лёжа тут, в этом стеклянном ящике, и видеть цветные сны.

До свиданья, мои дорогие... до свиданья" .

(Затемнение)

Комментарии: 2, последний от 29/08/2019. © Copyright Фарбер Максим (trynblynkukaryashin@mail.com) Размещен: 21/03/2016, изменен: 04/10/2022. 56k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Поэзия Иллюстрации/приложения: 2 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: И было так: взрывались ночью жёлтые шары, а дальше - тени рвались в клочья по правилам игры, а дальше - снова нефть горела, озером лиясь. И дрожало чьё-то тело, вдавленное в грязь. В бою, среди песков горящих, в овраге и в пыли, где копоть от озёр горящих скрыла лик земли, где кость от кости, плоть от плоти - солдат и пулемёт, какой таинственной заботе он мысли доверяет гнёт?! Он не ответит, не ответит, но, идущий в бой, он знает, что спокойно встретит приступ свой очередной...

Фарбер Максим : другие произведения.

Мои стихи (Раннее)