Почему-то именно эта поговорка всплыла в голове, когда колокольчик прозвенел дважды. Для почтальона - неурочный час, для щенков из Армии Спасения с очередной благотворительной подпиской - ненастная погода: утром объявили штормовое предупреждение, и к вечеру ветер с дождем совсем распоясались.
Можно было и не отворять. В конце концов, он никого не ждал и имел планы. Мясное жаркое с осенними корнеплодами попыхивало на плите, французский Шираз - ежевичные ноты звучали в нем богаче, чем в австралийском - дышал в стеклянном декантере, пачка свежайшей желтой прессы высилась на журнальном столике - стыдное удовольствие, от которого инспектор Крт отказаться не мог.
От третьего звонка, очень короткого, словно визитер в последний миг засомневался и отдернул руку, повело в животе.
- Ерунда какая-то, - Крт приложил руку к пупку, но никаких бурлений не различил.
- Кто там? - крикнул он, без надежды, что его расслышат.
Дом был стар и плохо спланирован: кухня и прилегающая к ней столовая находились на цокольном этаже. Чтобы попасть в гостиную, следовало пройти вверх, потом вниз, и еще вверх, а в три крошечных спальни пробираться тесными извилистыми коридорами - один из них вел и к прихожей. Крт запыхался пока дошел до двери.
- Что вам на... - он подготовил длинную язвительную тираду о незваных гостях, которые хуже викингов, но договорить не сумел.
На пороге стояла Тамме. Промокшая насквозь, пряди светлых волос прилипли к щекам, с летнего, совершенно не по погоде плаща, капала вода.
- Пожалуйста, - ее голос звучал глухо и простуженно, - Можно мне войти?
Крт втащил девушку внутрь, поразившись, какой тонкой, почти неосязаемой стала ее рука.
- Сколько лет, сколько зим! - он не собирался быть груб, но и сыпать тревожными расспросами тоже.
- Нисколько, Альфред, - Тамме не считала иронии, - Мы не виделись с мая.
С церемонной услужливостью он принял плащ, под которым оказалось одно только шелковое платье - нелепое, тоже не по сезону, словно Тамме собиралась в спешке, взяв с вешалки первое, что попалось. Ни чулок, ни белья на ней не было.
Больше всего на свете ему хотелось схватить ее за плечи и тряхнуть раз, другой, восклицая "Где тебя носило? Где, черт подери, тебя носило?!". Может даже ударить, сильно, чтобы голова запрокинулась назад, а из разбитой губы потекла струйкой кровь.
Чушь. Больше всего на свете ему хотелось прижать ее к себе, крепко, чтобы вздоха не смогла сделать, и не отпускать следующую тысячу лет.
- Пойдем к огню, ты вся продрогла, - вместо этого сказал он, - Скоро подоспеет ужин.
Выдержка и манеры оставались неизменными добродетелями инспектора Крта.
Ни жаркое, ни Шираз не сдели Тамме хоть сколько-нибудь разговорчивей. Не стоило и надеяться, что она начнет с объяснений. Крт не торопил ее и терпеливо следовал трем главным заветам: гостя покорми, напои, спать уложи, и только потом требуй от него чего-либо.
Он сделал ей горячую ванну, принес чистые полотенца и банный халат. Тамме выскользнула из платья еще до того, как он сделал первый шаг к двери. Нужно было отвернуться, но Крт не смог. Он смотрел на нее во все глаза - на изгиб ключиц, на потерявшие мягкость линий плечи, на острые коленки, и не мог налюбоваться.
Без всякого смущения она опустилась в воду.
- Посиди со мной?
Крт покорно примостился на табурете.
- Ты простишь меня? - Тамме первая нарушила молчание.
В ее голосе не было ни страха, ни тревоги, ни даже раскаяния, только немного любопытства, словно она заранее знала ответ, но хотела убедиться.
Ему снова захотелось ударить ее. Выплеснуть на нее весь свой гнев, всю боль, всю свою бескрайнюю ярость, которыми он захлебывался каждый божий день с того самого утра, когда она ушла от него. Ушла тайком. Сбежала - накануне свадьбы, не объяснившись, не разорвав помолвку. , выставив его полным идиотом, поверившим в собственное счастье. Сколько слов сочувствия ему пришлось выслушать после - в каждом звучало больше издевки, чем участия. Сколько бессонных ночей и алкоголя...
Холодные голубые глаза Тамме смотрели на него спокойно, прямо и требовательно.
- Конечно, я прощу тебя, - не своим голосом произнес Крт, - Я уже простил.
- Я больше никуда не уйду, Альфи. И все расскажу тебе завтра. Я все тебе расскажу, и ты поймешь.
Часом позже в спальне, кутая сонную Тамме в пуховое одеяло, Крт чувствовал, что его мир, разлетевшийся на стеклянные осколки полгода назад, начинает заново собираться воедино.
***
Он спал плохо. Всю ночь крутился на скользких простынях, видя то покойную мать, то злую тетку Бригитту. Мать смотрела на него жалостливо, тетка напротив ругалась на чем свет стоит. Сам Крт все время куда-то бежал, запыхвашись, не успевая, боясь опоздать и упустить что-то важное.
Проснулся он от кошмара: Тамме, обнаженная, прикрытая только длиными золотистыми волосами, снова уходила от него, исчезала в непроглядном тумане. Он кричал ей вслед, беззвучно и абсолютно безнадежно, как это случается в снах.
Крт не торопился вставать. Тягучее, неприятное чувство разлилось ниже солнечного сплетения. Он и так знал, что обнаружит.
Спальня Тамме была пустой. Ветер колыхал тонкую серую занавеску возле распахнутого настежь окна. Крт тяжело опустился в кресло и огляделся. Узкая деревянная кровать выглядела так, будто на ней никто не спал - шерстяное покрывало заправлено с армейской тщательностью, квадратные подушки сложены в ровную стопку. Поразительно, какой аккуратисткой стала легкомысленная Тамме за время из разлуки.
Крт скривился. Воспоминания о тех днях причиняли ему физическую боль.
Конечно, он искал ее, как зверь, неистово, подключив свои полицейские каналы. Всего через несколько дней он получил полную информацию. Правда оказалась горька и безжалостна: его дорогая, милая, красивая, юная Тамме сбежала с каким-то молодым хлыщом. Крт с отвращением рассматривал его фото: блондинистые волосы до плеч, тонкие нос и губы, мелкие розовые прыщи на лбу. С не меньшим отвращением он потом рассматривал в зеркале себя: лысоват, полноват, староват - последнее казалось особенно отвратительным. Он выглядел по-дурацки и старомодно в своих белых накрахмаленных рубашках, претенциозных пиджаках и начищенной обуви ручной работы - именно в таком виде Крт являлся на любое место преступления, даже если предстояло лезть в болото или ползти по канализационным коммуникациям.
Конечно, он мог приехать за ней в любой момент, убедить вернуться или увезти силой, но сдерживал себя невероятным усилием воли - огромным количеством алкоголя тоже, если уж на то пошло. Крт четко знал - Тамме сделала свой выбор. Их счастливые дни остались позади. Он запретил себе думать, анализировать и задаваться вопросом, что же пошло не так и еще больше погрузился в работу.
Желтая пресса: газеты, журналы - однажды там мелькнуло фото Тамме с какой-то вечеринки. Снятая в полоборота, с бокалом шампанского в тонкой руке, она смотрела на кого-то в толпе. Серьезная, без улыбки, может даже чуть осунувшаяся. Короткое серебристое платье на веревочных бретелях открывало часть спины и острые лопатки. Крт ушел в запой на четыре дня, а потом методично скупал все новые экземпляры, в надежде увидеть Тамме еще раз. Подсмотреть уже скорее - в этом он хорошо отдавал себе отчет.
Крт почувствовал, что замерз. Осенний ветер выстудил комнату. Нужно было встать, закрыть окно, выйти из спальни и больше не вспоминать эту историю. Он досчитал до ста, потом до двухсот, потом до тысячи, помедлил еще и только тогда поднялся. Что-то желтое сверкнуло за распахнувшейся на сквозняке занавеской. Крт подошел ближе. Золотой браслет - изящно переплетенные между собой цепочки и розовый агат. Видимо, зацепился за латунную защелку и спал с запястья. Или Тамме оставила его специально? Тамме, которая ни за что бы не рассталась с единственным подарком матери. Тамме, которая не умеет заправлять постель.
Крт взял браслет, сжал его в ладони и направился к телефону.
- Фру Фильде? - голос его звучал тепло и радушно, - Прошу прощения, что беспокою вас рано утром. Я зайду?
***
У нее всегда пахло нафталином и лекарствами. Крт так и не привык за все время, и начинал чихать с самого порога.
Чай, нестерпимо отдающий соломой и трухой он тоже терпел с трудом, как и жесткое овсяное печенье, которое у тетушки Муссе хранилось еще со времен ее молодости, но сегодня Крт хвалил, просил подлить еще и даже немеревался просить рецепт.
- Ах, Альфред, - тетушка умильно складывала маленькие худенькие ручки на груди, - Какой же ты хороший мальчик! Приятно посмотреть!
Крт отставил в сторону фарфоровую чашку и лучезарно улыбнулся.
- Милая моя Муссе, - голос его источал мёд и патоку, - Уж так я рад бывать у вас, так рад! И бывал бы чаще, если б не наша дорогая Тамме. Где-то она сейчас?
Тетушка закашлялась так, подавивишись, овсяной крошкой, что Крту пришлось похлопать ее по спине - крайне осторожно, Муссе была так стара и хрупка, что он боялся, что она рассыплется под его ладонью.
Откашлявшись и утеревшись засаленным платком, Муссе вдруг расплакалась.
- Эта девка, Альфред, - всхлипывала она, - Как она поступила с тобой, как поступила! Ведь все же было готово: платье мы с ней выбрали, фату я ей свою отдала, приданое, такое приданое я ей собрала! Ты же видел, Альфред!
Крт кивнул. Накануне свадьбы Муссе пыталась привезти к нему два огромных соломенных тюфяка, которые благоухали больше, чем вся квартирка тетушки.
- Дрянная девка она, Альфред, - не унималась Муссе, - Нехорошая. Я могла бы догадаться сразу, какая она. Могла! Но Тамме так плакала, такая была несчастная, так умоляла меня приютить ее, что сердце, доброе мое сердце дрогнуло. Ведь совсем девочка, только четырнадцать исполнилось, а связалась с подонками! Настоящими подонками! Наркоманами! Они ее таблетками кормили, колоть пытались, чтобы она воровала потом для них. Тамме ноги еле унесла, бедняжка. А я, конечно, не могла пройти мимо такой беды. Приютила бродяжку...
Крт нахмурился. Старуха, судя по всему, выжила из ума, и теперь несла полный бред. Бродяжка Тамме из банды наркоманов?
- Муссе, сокровище мое, - мяко сказал он, - Тамме - ваша племянница. Дочь младшей почившей сестры. Помните?
- Помню! - Взревела тетушка, - Вспомнили! Мотыльки! Вот как они назывались, банда эта ее. Такое невинное название, и такие головорезы! Бессовестные! Сманили Тамме из приемной семьи и воспользовались ее наивностью. Конечно, несладко ей было с Анной, строгая она, важная, наглая даже. И голос такой неприятный. И сыночек ее Падди, та еще сволочь. Пришел однажды ночью к Тамме в спальню и снасильничать пытался. Твердил, все равно я на тебе женюсь, так мама говорит! Девочка наша и сбежала, не стерпела. А тут и Мотыльки эти проклятые.
- Какой Падди, Муссе? - Крт сузил глаза, - Какая такая его мама Анна?
- Катарина-то, мать Тамме, так сгоря и померла, как дочку ее скрали на вокзале. Никто и не искал сиротку: Катарина же одинокая была. Недели не прошло с пропажи как померла...
Крт налил себе чаю. Может, старуха и спятила. А если нет? Он достал записную книжку, карандаш и записал: "Тамме: дочь матери-одиночки в раннем (?) возрасте попадает в приемную семью к Анне, подвергается там физическому (?) и сексуальному насилию, сбегает под влияпием банды Мотыльков, от них тоже сбегает. Муссе забирает ее к себе в возрасте 14 л".
Он познакомился с Тамме после ее восемнадцатого дня рождения. Муссе пригласила его на пасхальный обед. Тамме, тоненькая, нежная, как цветок, голубоглазая, с облаком вьющихся золотых волос, промолчала до вечера. Это потом Крт узнал, как эта девочка умеет смеяться, как умеет смотреть, не отводя глаз, как...
Муссе захрапела. Крт убедился, что она не вывалится из кресла, взял пальто и вышел, тихонько прикрыв дверь. Каменные, нечищенные от мха ступеньки, были такими скользкими, что он чуть не полетел носом вниз - вовремя схватился за перила.
- Мария! Мария! Ты меня слышишь? Алло, Мария? - услышал он голос Мюссе где-то у себя над головой.
- Мария, Крт приходил. Крт! Крт говорю! Слышишь? Про Тамме спрашивал. Вынюхивал! Что? Что? Куда ехать? Сейчас? Я не поеду! Не хочу! Да чтоб тебя!
Крт свернул за угол и зашел за высокую поленницу. Через пару минут хлопнула дверь. Тетушка Муссе, одетая, как на парад, с лаковым ридикюлем в усохших лапках, деловито семенила к своему автомобилю.
Крт выждал еще немного, и двинулся к припаркованному на соседней улице бьюику. Предстояла погоня.
Для древней старушенции Муссе рулила возмутительно лихо, подрезая и проскакивая на красный. Ему стоило большого труда не упустить ее из вида.
Покрутившись по спальным районам старуха вырулила к дому Крта, бросила машину почти на дороге и побежала через перекресток к неприметной хижине.
Мария? Сестра Мария? Крт смутно помнил свою соседку, работающую в католической школе. Черно-белый ее наряд внушал ему необъяснимый страх, когда им случалось столкнуться.
- Все нормально, Муссе, что ты всполошилась? - басовито пеняла Мария. Окно ее столовой выходило прямо в сад.
- Тамме у меня. Колин заберет ее завтра, с другими девочками. Какой Колин! Какая тебе разница? Раньше был Харри, теперь Колин. Он и платит больше, и увезет ее подальше.
Крт досчитал до ста, потом до двухсот, отошел еще дальше и достал телефон.
- Инспектор Крт, полиция Мальмё, - негромко сказал он в трубку.
***
- Сколько лет, сколько зим, - холодные голубые глаза Тамме смотрели спокойно и прямо.
- Нисколько, девочка, - голос Крта дрогнул, - Мы не виделись с позавчера.
Он прижал ее к себе, крепко, чтобы она вздоха не могла сделать, и не собирался отпускать следующую тысячу лет.
- Я должна была рассказать тебе сразу. И про Харри, и про фрекен Сликке. Я думала, у меня есть время, но она пришла за мной рано утром. Угрожала, говорила, что ты все равно не примешь меня, когда все узнаешь. Я ведь не первая у нее была, и наверное не последняя. Столько девочек она переотправила в теплые края прыщавым эльфам. А теперь ты спас меня.
- Все хорошо, Тамме, - Крт прижал ее еще крепче, чувствуя, что его мир, разлетевшийся на стеклянные осколки полгода назад, начинает заново собираться воедино.