Было зверски холодно. Мы сидели вокруг костра: усталые, грязные и злые. Все, кроме Рыжего - он даже напевал. Ну еще бы, он полгода провалялся в постели, пока не появился я и не снял с него проклятье. Но долго ему веселиться не пришлось.

Из близлежащего ельника донесся вой. Долгий, низкий. Не волчий.

Парни повскакали, схватили оружие. Рыжий вызвался на разведку сходить. Все остальные, смотрю, в кучку сбились, молчат и с ноги на ногу переминаются. Когда я Рыжего одного послал, все выдохнули тайком. А я пальцы скрестил. Даст бог, загрызут сейчас моего Рыжего. Напишу родным, что помер героем, защищая отряд.

Сели снова кружком. В ельнике затрещали ветки, послышался рык. Мы сидели, не глядя друг на друга. Парни стыдились своей трусости. Я же молился, чтобы Рыжий умер быстро. И тут он как закричит:

- Тут стая! Уходите, я их отвлеку!

Герой хренов. Я сорвался, каюсь. Меч схватил и рванул в ельник.

Так он выжил в первый раз.

Я решил, что Рыжий достоин лучшей участи. Отвел его к танцовщицам, на диван усадил, вина налил. Они крутились вокруг него, разноцветные ткани развевались, приоткрывая обнаженные тела. Рыжий покраснел, но это дело ему нравилось, я по глазам видел.

Яд должен был подействовать быстро и безболезненно.

- Хотел бы я так умереть, - сказал я тогда. - В окружении красивых женщин, с бокалом вина в руке.

Сижу и любуюсь, а Рыжий возьми да скажи:

- А я бы не хотел. Не приведи господь, моя тетушка узнает, она сорок лет будет мне на могилу ходить нотации читать.

Выругался я тихо и бокал из его руки выбил.

Так он выжил во второй раз.

Я спросил Рыжего, не хочет ли он сходить в чумной город, помочь тем, кого еще можно спасти. Он согласился. Вот дурак!

И мы пошли. Мы помогали сжигать тела и разносили воду. Рыжий все старался спасти кого-нибудь, ухаживал за больными, обрабатывал их язвы. А они умирали, один за другим. Мне даже не пришлось портить его защитную маску - он сам ее снимал, чтобы не мешала. Дурак, трижды дурак. Увидев его в очередной раз в чумном бараке с голым лицом, я схватил эту уродливую штуку с птичьим клювом, полным вонючих трав, и силой надел на него.

- Ты идиот? Ты смерти не боишься?

Он стянул маску в сторону и улыбнулся:

- Нет. Я верю, что у меня есть ангел-хранитель. Он следит за мной и не даст мне умереть.

- Ты гребаный болван...

- ...пока не придет мой срок.

- Твой срок давно пришел.

И тут я не выдержал, рассказал ему все. Что он последний идиот. Что я не друг ему, а убийца. Что проклятье полностью снять не удалось, с секретом оно оказалось. Теперь, стоит ему расслабиться, почувствовать себя в безопасности, - проснется в нем дополнительная сущность. Тварюга, на кровь и мясо падкая. И будет он людей убивать и жрать, пока его не остановят.

Рыжий сказал, что у меня тупые шутки. А потом взглянул мне в глаза и понял, что я серьезно. Спросил, что ж я раньше молчал, подорвался и убежал. Дурак. Думал, я не догадаюсь, куда, не найду его.

Как я и думал, он был пустой конюшне. Болтался на вожжах, которые прикрепил к балке. Смелый паренек - шел я быстрым шагом, но он таки уже успел повеситься.

За что мне такая морока, а?

Я достал нож и перерезал ремни. Подхватывать его не стал - он тяжело рухнул мне под ноги. Застонал.

- Я обдумывал этот вариант, - сказал я. - Повешение - это не эстетично. Может, посадить тебя на корабль? Говорят, в это время года много штормов.

Что-что, а чувство опасности и страх смерти я могу ему устроить.

РОМЕ ОТ МАМЫ

  

   Дуэль Ромы с Вайсмюллером началась в конце сорок второго под Сталинградом. Рома - мальчик из хорошей московской семьи, в светлые предвоенные годы имевший возможность выбирать между балетной школой и стрелковым кружком, только-только окончил школу снайперов. Вайсмюллер как раз перевалил в своём личном счёте за сотню. Тогда Роме повезло: при первом знакомстве пуля всего лишь пробила неосторожно высунутую из укрытия руку, а к моменту, когда Рома снова научился шевелить пальцами, Вайсмюллера как особо ценного для рейха специалиста уже вывезли предпоследним самолётом с последнего в "котле" аэродрома Гумрак.

   В сорок третьем у какой-то станицы на Ставрополье Рома три дня напрасно пролежал в бурых прошлогодних камышах, выслеживая неуловимого немецкого снайпера, а в сорок четвёртом под Севастополем потерял одного за другим трёх напарников и разбил пулей блеснувший ненароком оптический прицел вайсмюллеровского "маузера".

***

   Площадь у венского вокзала Вестбанхоф была усыпана брошенным скарбом: чемоданами, ручными тележками с тряпичными узлами, детскими колясками. Последний поезд на Мюнхен ушел два дня назад, и сейчас площадь была насквозь простреливаемой нейтральной полосой между наступающими со стороны Дуная нашими и немцами в здании вокзала.

   Рома лежал на нейтральной полосе в куче битого кирпича под присыпанной красной пылью плащ-палаткой с самой полуночи. Недалеко стонал раненый сапёр с простреленными ногами, но подойти к нему было нельзя, кто-то невидимый с немецкой стороны использовал несчастного как приманку: рядом уже лежали тела нескольких бойцов и двух санитарок.

   Солнце поднялось достаточно высоко и пока что светило в глаза немцам - пора было начинать. Краем глаза Рома различил движение в развалинах на нашей стороне: наскоро обученный помощник из морских пехотинцев осторожно поднял над стеной надетую на палочку бескозырку. Выстрела не было. Бескозырка двинулась вдоль стены, неестественно покачиваясь - слишком неубедительно для опытного врага. В выбитых окнах вокзала почудилось чуть заметное шевеление: на мгновение обозначилась фигура лежащего человека, и Рома чуть не послал туда пулю. Кукла. Ловушка для снайпера, которую двигает помощник из укрытия.

   Солнце двинулось к западу - нужно было рисковать. Очень медленно Рома стащил с руки перчатку, нацепил на заранее припасённый раздвоенный прутик и чуть выставил из-за обломков. Выстрел последовал с совершенно неожиданного направления, но Рома успел увидеть достаточно и нажать на курок вовремя. В незаметной ячейке под перевёрнутой нежно-голубой детской коляской, почти у самых советских окопов, захлебнулся кровью майор Вайсмюллер, а по нейтральной полосе ударила немецкая артиллерия.

***

   На известном венском кладбище, рядом с могилами великих композиторов, есть отдельный участок, где надписи - на русском языке. То ли дело в нашей воинской субординации, то ли в австрийской упорядоченности, но надгробия расположены в иерархическом порядке: генерал, офицеры, сержанты, старшины, затем рядовые - и особняком - памятник из светлого камня с простой надписью: "Любимому Роме от мамы, отца и сестры. 8 апреля 1945 года".

  Уходя из строгого, словно в строю стоящего русского уголка обратно, в мир помпезных мавзолеев знаменитых композиторов, я остановился, повернулся и приложил руку к козырьку, отдавая честь.

  

   - Ёпти-мопти! - завопил Сеня Горюхин и как был, с голым пузом, выкатился во двор. - Убью гада!

   По дверям и окнам белого Сениного Ленд Ровера, горделиво красующегося в одуванчиках нестриженого газона, стекали струйки бордовой краски. Казалось, автомобиль сочится кровью. Правую половину лобового стекла закрывал плакатик, края которого также были обагрены дьявольскими потёками. Надпись на ватмане гласила: "Убери машину с газона!". Сеня в ярости выхватил из-под дворников бумагу и принялся раздирать её. Бешено сверкая очами и фыркая, Горюхин терзал неповинный лист, пока не вляпался ладонью в краску. Сеня остановился, задумался, понюхал руку, а затем облегчённо вздохнул - кетчуп! Сплюнув, незадачливый автовладелец в скомканных чувствах покинул поле боя.

   Белогривого красавца Сеня отмыл там же, на травке, удобрив одуванчики приправой к шашлыку и шампунем. Отправляясь на работу, он зловещим взором окинул окна пятиэтажки, телепатически вычисляя подлого мстителя. Негодяя, навесившего чешую разноцветных стикеров всё с той же надписью "Убери машину!", на сдирание которой пришлось потратить целое утро и опоздать к смене. Мерзавца, водрузившего на капот битый унитаз с табличкой "Кубок за лучшую парковку". Подлеца, невесть чем подманившего свору собак, дабы та в сложных акробатических этюдах оросила колёса, ступени и даже подфарники автомобиля. Ох, и поговорил бы с ним Сеня! Горюхин с силой шарахнул дверью и умчался, оставив за собой сизое облачко выхлопа.

   - Деда Коля! Видел, как он распсиховался?! - весело выкрикнул в окно конопатый мальчишка.

   - Не визжи, не глухой, - на соседней лоджии показался дед в старомодном спортивном костюме. - Ты, Егорка, в следующий раз не нарывайся. Не ровён час, бугай узнает, по ушам надаёт.

   - Да я же в девчонку переодеваюсь! - рассмеялся Егорка. - И очки напяливаю! Ни за что не узнает!

   Горюхин, влетевший на совещание последним, утёр пот и скромно сел с краю. Грузный господин в президентском кресле еле заметно двинул подбородком в сторону Сениного соседа, лысого мужичка в кожанке. Тот, вытягиваясь по струнке, просиял:

   - Всё нормально, Леонид Борисыч. Улица Парковая, дом тридцать. Никто не пикнул. Неделю стоял на газоне и на детской площадке. Можно строить, всем до лампочки.

   - А у меня нет, - виновато развёл руками Сеня. - Вологодский, двадцать четыре. Едва припарковался, то кетчупом измазали, то собак натравили. Гнилой двор. Бунтовать начнут.

   -Ха! Кетчуп! - ухмыльнулся лысый. - Ваське на Железноводской вон кирпич на крышу скинули и колёса порезали. Ты, брат, легко отделался!

   - Ничего, - веско обронил Леонид Борисыч, не разделяя веселья. - Вынужденные издержки. Стало быть, Парковая... Парковка на Парковой - вот это смешно.

   И все, включая Сеню Горюхина, как по команде, заулыбались.

Достало всё. Погода эта мерзкая. Работа, чтоб её... Общественный транспорт. Город с его пробками. Бесконечная суета... А особенно этот сосед сверху достал. Здрасьте, Светочка! Как у вас дела? Как настроение, Светочка?.. Какая я ему, к лешему, "Светочка"? Всё-таки уже за тридцать! И смотрит, как кот на сметану. Понятно, чего надо, раз одна живу. Как же вы мне надоели, кобели! На работе проходу не дают, ещё и дома та же петрушка. Чёрт бы вас побрал, уроды! Трудно, ох и трудно одинокой красивой женщине в большом городе. Кофе что ли сварить?.. Кстати, и перекусить заодно. Но только в лёгкую, одну булочку - и всё.

Света поплелась на кухню, сыпанула в кофемолку зёрен из упаковки "Мокко", пожужжала аппаратом, с наслаждением вдохнула кофейный аромат и пару ложек отправила в турку.

Тут её взгляд случайно зацепил мусорное ведро. Полное. И когда только оно успевает набираться? Света сморщила носик. Совершенно не хотелось выбираться из уюта и тепла в холодный, полутёмный подъезд с дребезжащим лифтом и липкой ручкой мусоропровода. Она попыталась выдумать хоть одну причину, чтобы не ходить, но на ум ничего толкового так и не пришло. Хорошо, схожу, вынесу это чёртовое ведро, зато потом съем... две булочки! И шоколадку!

Легко подхватив ведро, Света бодро направилась в прихожую, открыла дверь и прошла в закуток возле мусоропровода. Хотела открыть скрипучий люк, но замерла на месте от странного звука, донёсшегося с лестничной площадки. Громко хлопнула дверь. Она даже расслышала, как щёлкнул замок. Некоторое время Света соображала, что это её так поразило в этом звуке. Потом дошло. Хлопнула-то её дверь. И щёлкнул её замок. Ма-ма!..

Забыв о ведре, Света бросилась назад в квартиру, дёрнула за ручку и... Тщетно. Дверь самым подлым образом захлопнулась. Путь обратно, в домашний уют и спокойствие, отрезан. Как же так, растерянно подумала Света, я же вроде на предохранитель замок ставила. Или нет? Совершенно не помню. И что теперь делать? Мобильник дома, в карманах халатика лишь резинка для волос и носовой платочек... Ё-моё, вот попала. Света беспомощно посмотрела по сторонам и вдруг увидела соседа, спускающегося по лестнице. Куда-то собрался, одет по погоде, в кожаную куртку, джинсы и утеплённые кроссовки. На голове дурацкая кепка с помпоном. Сосед улыбнулся, увидев Свету, и радостно воскликнул:

- Добрый вечер, Светочка! А что вы тут делаете? Я могу чем-то помочь?

- Можете, - мрачно ответила Света и вопреки всему почувствовала облегчение. Какой-никакой, а рядом оказался мужчина. Вот пусть и разбирается с этим грёбаным замком, раз сам напросился...

***

Главное было успеть очень быстро спуститься, мгновенно отжать предохранитель, громко хлопнуть дверью и так же быстро, буквально молниеносно, прошмыгнуть обратно к себе наверх. Целых три дня я ждал подходящего случая. Выкурил уйму сигарет, стоя у фрамуги и прислушиваясь, когда же откроется у Светочки входная дверь, и она, наконец, понесёт выбрасывать мусор. Ну, а потом дело техники: быстренько одеться, спуститься, поздороваться и спросить, не нужна ли какая помощь? Открыть захлопнувшуюся дверь не проблема, инструмент соответствующий давно припасён. А там чашка чая или кофе, слово за слово и... Что нам, одиноким, и дальше вот так век коротать? А если не получится сразу поближе познакомиться, то я оставлю в замке кое-какую недоделку. На всякий случай.

М-да, на что только не пойдёшь, чтобы завоевать женщину.

Но меня мучает один вопрос: слесарь-то из меня аховый, теоретик, обучение проходил в интернете. А вдруг не сумею открыть эту грёбаную дверь?!..

Текст в разделе автора

Уехала. Всем спасибо. :)

  

  

  

На проходной охранник Котофеева схватила за шкирку электрика Хомякова:

- Утром вроде щуплый был! Неужто за смену так пузцо отъел? - и потребовала, чтобы он расстегнул куртку.

Точно ведь: на груди у него оказался диэлектрический коврик, а за поясом торчали высоковольтные перчатки.

- И на что тебе коврик-то сдался? - укоризненно спросила она.

- Дак это... под дверь постелю.

- А резиновые перчатки?

- Простите меня, Киса, - надеясь на амнистию, взмолился Хомяков. - Жадность фраера сгубила...

Котофеева хищно стрельнула жёлтыми глазами и довольно замурлыкала:

- Если рядом воробей... взять его на мушку!

Она знала все повадки несунов, видела насквозь карманы и пазухи, мимо неё невозможно было пронести даже гвоздь. Кроме того, у нее, рядовой охранницы, появился свой штат осведомителей. И одной из самых активных стала нормировщица Люба из транспортного. Тащить ей абсолютно нечего, кроме скрепок, и поэтому она аккуратно обо всем докладывала.

- Слышь, Кисанька, - интимно сообщила по телефону, - щас Коля Пасюк спрятал два швеллера под шлаком. Гараж себе строит.

Через полчаса к проходной подрулил доверху груженый "БелАЗ". Водитель Пасюк сунул документы. Накладные были в порядке.

- Сдаётся мне, что ты кое-чего прихватил, - вперила в него немигающий взгляд Котофеева.

- Да нет, Киса, я давно не ворую.

- Знаю я вас, настырных, так и норовите стырить, что плохо лежит. А два швеллера для гаража!

- Пять швеллеров, - нагло ухмыльнулся Пасюк.

Самообладание иногда изменяет даже статуям. А охранница была живой женщиной. Притом одинокой. А чернявый Пасюк, хоть и холостой мужик, и живет по соседству - в упор её не замечает.

- Высыпай груз! - решительно крикнула она, даже забыв пропеть про воробья.

- Да, пожалуйста! - Ничуть не смутившись, Пасюк тут же свалил перед проходной сорок тонн дымящегося шлака.

Начальник охраны такого способа проверки не одобрил и пообещал вычесть из жалованья Котофеевой зарплату бригады грузчиков, которые перелопачивали кучу. Швеллеров-то не обнаружили. Зато подруги донесли, что видели коварную Любу в ДК с Пасюком.

А он продолжал вывозить груз на отвал и каждый раз ехидно спрашивал:

- Ну, что, кисонька, может, ещё одну машину проверишь?

Котофеева нутром чуяла, что под шлаком он вывозит с завода... да всё, что угодно может вывезти, но вторую кучу ей пришлось бы перелопачивать самой.

Окончательно опустил Котофееву тракторист Мышкин. Однажды в курилке, травя анекдоты, он поспорил с приятелями, что инсценирует один из них - украдёт трактор - на котором с территории завода обычно не выезжал.

Нагрузив тракторную тележку строительным мусором, Мышкин подъехал к проходной.

- Предъявите документы на груз!

- Какие документы? Не видишь - мусор везу, - огрызнулся тракторист.

- Вот на мусор и предъявите! - настаивала Котофеева.

- Да пошла ты!.. - в сердцах обложив охранницу, Мышкин пошёл отсоединять телегу.

И Котофеева дрогнула. Открыв шлагбаум, она выпустила Мышкина за ворота. А его и след простыл. Он уволился по собственному, и в тот день у него была последняя смена.

Котофееву уволили. К безработной зашли подруги. Брошенная Пасюком Люба пьяно рыдала на плече бывшей хранительницы устоев.

- Прости, Киса. Теперь, без тебя, завод по винтику раскатают. И мы без работы останемся.

Так оно вскоре и случилось. Завод растащили, да и другие заводы обанкротились. Мышкина всё-таки посадили. Хомякова убило током. Бывший водитель могучего "БелАЗа" Пасюк сидел в недостроенном гараже, смотрел в пасмурное небо и мрачно соображал, где достать потолочную плиту...

Галине Петровне очень пошла бы нацистская форма. Медоточивые ноты в голосе всегда звучали фальшиво, стекая по звенящему стержню из легированной стали. От её телефонного звонка я вздрагивала, безошибочно опознавая абонента ещё до снятия трубки. Напряжение росло, день ото дня внутренняя пружина скручивалась всё туже, на пределе прочности.

Галина Петровна - налоговый инспектор. Тётка тёртая, битая, привыкшая обламывать и не таких деятелей, как наша скромная контора по продаже буржуинской мототехники. Не один главбух валялся в демонстративном раскаянии, размазывая сопли об эти острые коленки.

Мы для неё - лёгкая добыча, объект показательной порки. Надо же было так подставиться: предъявить к возмещению из бюджета аж шесть миллионов налога. Мол, заплати-ка нам, государство! Такое не прощают, и негласная установка есть у налоговиков: не возвращать живые деньги любой ценой. А мы живые и не просили. Потом зачтётся, когда наработаем долг перед государством. За нами не залежится, обороты огромные, и налоги платим немалые. Честно платим.

Сначала налоговичка прощупывала почву. Затребовала копии документов за год. Контора на ушах стояла, ксероксы перегрелись - сделали. Плотно набили и отвезли тридцать две коробки, завалили весь отдел, ступить некуда.

Запросила такие аналитические справки, что ни одна стандартная программа не выдаст. Пришлось подключать "голову" в Москве, там работали на нас днём и ночью. Наваяли программулину - любо-дорого, всю аналитику нештатную легко свела. Звонки продолжаются, елея в голосе всё меньше: не к чему придраться, чисты мы перед законом, аки слеза младенца.

И тогда пошёл прессинг. Звонок за звонком, взывания к совести, угрозы. Мол, не сдашься, не изменишь документы - оштрафуем твоего директора и предъявим конторе такие бабки - имущество с молотка придётся распродавать. Глотаю, отвечаю сдержанно, а кладу трубку - орать хочется и биться об стену жизненно важными частями тела...

Вызвали нашего босса к их начальству. Пытались мягко убедить откатить всё назад. Директор разозлился: "Если так - будем предъявлять налог к оплате немедленно, живыми деньгами, пусть раскошелятся". Кое-как уговорила его не лезть в бутылку, спокойно дождаться окончания разборок. Он подумал и...

В день рассмотрения нашего "дела о налоговом правонарушении" я сидела в коридорчике, ожидая своего часа. Галина Петровна продефилировала мимо, как в замедленной съёмке, злобно сверкнув поверх очков в тонкой оправе. Эти глаза я буду помнить до конца своих дней. Она меня прожигала насквозь и уничтожала силой власти, стоящей за её костлявыми плечами.

В кабинет начальника набилось штук десять налоговых тёток. Вошли и мы - я и миловидная молодая женщина в строгом костюме с небрежно повязанным легкомысленным шарфиком. Галина Петровна прокурорским голосом зачитала наше дело. А начальница с лёгкой укоризной спросила: "Что же вы не представите нам вашу спутницу?" Спутница, однако, отрекомендовалась сама: "Ирина Павловна Тигровая, налоговый адвокат. Представляю интересы фирмы N, готовлю иск в арбитражный суд. Прошу все вопросы адресовать мне".

Немая сцена получилась круче, чем в гоголевском "Ревизоре". Галина Петровна сдулась, будто воздушный шарик: зрительно стала раза в полтора меньше. Прессовать полуграмотных налогоплательщиков - это один расклад, а биться в суде с профессионалом - совсем другой. Когда заведомо не прав - позора не оберёшься.

Через три минуты нас отпустили. Спустя неделю пришло письмо: "Ваши требования по возмещению налога полностью удовлетворены".

Эх, Галина Петровна, наивная женщина! Она и не предполагала, что на каждый туз в рукаве может найтись свой... тигр в шарфике.

   И шел снег, оттеняя своей белизной черный мрак окна. Фонари ослепли и сплюнули густой метельной слюной на окружающих. Свет их сначала померк, а потом и исчез вовсе.

   Она на ощупь шарила по холодной столешнице в оккупированной темнотой кухне. Где-то здесь оставила пачку сигарет. Искала холодный квадрат картона, а наткнулась на теплые пальцы. Наткнулась и вздрогнула всем своим существом, как беспомощный мышонок.

   - Кто здесь? Кто, я вас спрашиваю? - сердце гулко отрабатывало свою сцену.

   - Кхм, - послышалось из темноты и неизвестный, ибо голос был мужской, быстро встал со стула и исчез в бесконечном лабиринте коммунальной квартиры.

   - Шастают тут всякие! - буркнула несчастная себе под нос и, нацелившись на жалкую полоску света из-под одной из дверей направилась к своей комнате. Включать в коридоре свет было лень. Вдруг дверь напротив приоткрылась и она, повинуясь разбойничьему азарту, ловко скользнула за старый покосившийся шкаф. Кто-то в полной темноте двинул в сторону кухни. Мастерски ориентируясь в пространстве, девушка добралась до нее чуть раньше и застыла, присев за обеденный стол. Руки пришедшего беспокойно начали плутать по старой скатерти. Человек явно чего-то искал.

   - Ой, - испуганно произнес он, наткнувшись на теплые нежные пальцы. - Кто здесь? - голос был низким и красивым. Она представила себе вырисовывающийся образ незнакомца и виртуальный мужчина очень понравился.

   - Включите свет, - посоветовала ласково, предчувствуя скорое приятное знакомство. Он вернулся к двери и приступил к поискам выключателя.

   - Ищите у самой двери. Можно сказать, за дверью. Эта такая веревочка. Так сказать, "дерни за веревочку свет и откроется".

   Вдруг ярко вспыхнула лампочка под самым потолком и, щурясь от яркого света, она внимательно вгляделась в незнакомца. Так это же ее сосед Витька. Они живут в одной коммуналке уже три года. За все время виделись хорошо, если раз десять. Так, "привет-пока". А, как здорово он выглядит. И голос какой. Нет, ну надо же. Все ждала-ждала, что встретит на улице, на работе. Ну, в самом крайнем случае, в магазине. А он здесь. Вот в этой самой темноте.

   А Витька, стоя в дверях, удивленно разглядывал хорошенькую девушку, кокетливо стреляющую глазками в его сторону. Ну, надо же. Вроде и не искал ни на работе, ни на улице, ни, тем более, в собственной, хоть и коммунальной, квартире. А она здесь. Сидит себе за обшарпанным столом.

   Метель притихла и фонари, наконец, выпростали из-под снегопада длинные волосья света. Сразу стало веселей и проще. Они болтали обо всем, словно только что увиделись в самый первый раз. А, может, так оно и было? Разве часто мы замечаем друга друга в сумасшедшей круговерти наших будней? А? Только честно?

Везунчик

   Клубки шерсти здорово натирали грудь. И, кажется, старались просочиться под корсет. Я в который раз попытался их поправить - движение вышло точь-в-точь как у гулящей девки. Идущий рядом капитан Как-его-там тут же уставился в моё декольте. Я капризно надул губки и гордо отвернулся. Зря: в глаза бросился зажаренный кабан. В рыле у свина торчало здоровенное яблоко, а пах он... Я сглотнул. В животе немедленно заурчало - хвала Заступнику, скрипки принялись наяривать именно сейчас.

   "Повеселишься там, девок полапаешь, жратва нахаляву, - бубнил Щепка, помогая затягивать корсет. - Завидую я тебе, Везунчик. Если бы рожей вышел, вот те крест, сам бы пошёл!"

   План был такой: проникнуть на бал - типа "девица на выданье" - привлечь герцога, залезть к нему в постель, уколоть брошкой с иглой-сонливкой, что "мокрые сны" дарит, схватить эту грёбаную статуэтку, которую заказчик возжелал, и валить к чёрту. Пока всё отлично: капитан герцогский меня заметил и прямо к господину ведёт. Наверное. Не, ну с такой рожей к себе в спальню не тащат... да?

   Да. Спальня была явно герцогская: вся в каких-то ковриках, золоте и хрустале. И смутная фигура герцога терялась в тенях у кровати. А на каминной полке стояла та самая статуэтка.

   - Подойди, - произнёс Его Светлость.

   Я запутался в юбках, и Светлость вдруг оказался рядом.

   - Как тебя зовут? - подавая руку, прохрипел он.

   - Миранда, Ваша Светлость, - пискнул я. - Хи-хи, - и, чтобы, значится, время не терять, прижался покрепче, а рукой скользнул к шее, потом к груди... И обомлел.

   Спрятанная под плащом, у него была грудь - упругая, женская. И я её держал.

   Перевёл взгляд выше... Твою мать!

   Хлопая глазами и алея майской розой, на меня смотрела госпожа "куниц" - Магистр Тайной канцелярии!

   Йо-о-о...!

   Но, прежде чем она дотронулась до амулета-визжалки, я, шалея от ужаса, впился ей в губы. Холёная ручка "куницы" замерла, потом попыталась меня оттолкнуть... А я, вынув брошку с сонливкой, не долго думая, воткнул её девице в плечо.

   "Куница" вскрикнула и рухнула в кресло, а я, схватив статуэтку, бросился к окну.

   Всё, нам хана!..

   ...- Ну вот, господин, - Магистр, морщась, вытащила брошь и брезгливо отбросила. - И это будущий Святой? Вы точно уверены, что хотите отправить в Землю Обетованную именно его?

   - Точно, - улыбнулся король. - Пусть соседи посылают в Святой поход армии. А мне нужен только один удачливый вор, чтобы забрать у неверных реликвии.

   Магистр со вздохом вытерла губы.

   ***

   - Не-е-ет, Пустите-е-е! - вопил я, пока меня тащили на допрос. - А-а-а!

   Стражники вдруг остановились.

   - Святой или мертвец? - шепнули на ухо.

   - Св-в-вятой! - судорожно закивал я.

   Рядом вздохнули.

   - Отпустите. И не вздумай сбежать, Везунчик, под землёй достану, - буркнула госпожа Магистр, накидывая капюшон. - Не обольщайся, в Святой поход я с тобой иду.

   Я с облегчением выдохнул.

   - Спасибо, милостивая госпо... Что? Куда?!

   1. Горемыка кот

  

   Он был не просто худым - тощим. А значит слабым. Настолько, что когда сплевывал или чихал, отдача отбрасывала голову назад. Конечно, он старался поправиться: много ел, еще больше спал и старался меньше двигаться. Не помогало. Масса, а с ней и счастье не приходили.

   Главным своим врагом он всегда считал весы. Еще, правда, были зеркала, но с ними хоть как-то можно было договориться, стоило лишь надеть брюки попросторней и куртку на пару размеров больше. Другое дело весы. Обмануть их было на порядок сложнее. Не будешь же перед каждым взвешиванием класть пару гантелей в карман. Да и кого этим проведешь?..

   Он страдал, пытался, но не мог ничего изменить.

  

   2. Несчастная мышь

  

   Сколько себя помнила, она всегда была полной. Не толстой, нет, но достаточно крупной, чтобы быть несчастной. Конечно, она боролась с лишним весом: диеты, фитнес, обертывания. Стремилась быть сильной, не отчаивалась, но безоговорочную победу одержать все равно не могла.

   Она легко сходилась с людьми, любила общение. Умела быть разной. Очаровательной или капризной. Безбашенно веселой или вдумчиво рассудительной. По необходимости превращалась то в милую глупышку, то в начитанную интеллектуалку. Она всегда одевалась в темное. Узкие юбки с высокой талией, распахнутые у колен, прямые брюки из плотной ткани. Она могла обворожить кого угодно и лишь с весами не могла найти общий язык. Конечно, с ними ведь в кошки-мышки не сыграешь.

   Она мучилась, старалась, но не могла ничего изменить.

  

   3. Котенок и мышка

  

   Они встретились случайно. Так выпало, что однажды зашли в одно и то же кафе, сели за один и тот же столик. Ничего такого, просто все остальные оказались заняты. Обменялись дежурным: "Здесь не занято?" - "Нет, пожалуйста!". А потом он, неожиданно для нее и самое главное для самого себя, поинтересовался содержимым ее чашки. Похвалил выбор. Слово за слово - завязался разговор. Поначалу несмелый, робкий даже, он постепенно набрал силу, расцвел. Слова наполнились смыслом, стали объемными и невесомыми, как воздушные шарики. Появилось желание набрать их побольше, крепко зажать в руке, оттолкнуться и полететь, полететь...

   Постепенно кафе опустело, появились свободные места, но они этого не заметили. Только перед самым закрытием вдруг опомнились, засмеялись и уже вместе выскочили на улицу. Там он, все еще смущаясь, предложил проводить ее до дома. Протянул руку. Она вложила в нее свою ладонь.

  

   Прошло несколько месяцев. На весы отныне они встают только вместе. И цифры на экранчике, теперь уже одни на двоих, общие, их больше не пугают. Скорее даже наоборот.

   Я ехал в автобусе и тихонько дремал. На одной из остановок на освободившееся место за моей спиной сели парень с девушкой и стали перешёптываться. Их я не видел, но слышал довольно хорошо. Начало беседы я пропустил, но сама тема разговора меня удивила настолько, что я притворился спящим и продолжил прислушиваться.

   -- Опять ты об этом? -- возмутилась незнакомка. -- Тебе не всё равно от кого у меня родится ребёнок: от тебя или от мужа?

   -- Да, не всё равно! Ведь в тот раз твой муж почти две недели находился в командировке, а ты была со мной!

   -- Ну и что? У меня в тот раз и с мужем был секс -- и до и после его командировки. И вообще, считать женские циклы -- это не мужское дело.

   Парень ненадолго замолчал, будто подбирая слова:

   -- Давай, как ребенок родится, сделаем генетическую экспертизу -- я заплачу.

   -- Тоже мне, богатей нашелся! Зачем тебе это?

   -- Если ребенок мой, то ты разведешься и выйдешь за меня.

   Девушка фыркнула и прошептала с издёвкой:

   -- Муж должен быть богатым и занятым, чтобы жена могла не работать и тратить много времени на любовников. А ты -- голодранец и бездельник!

   -- Почему ты стараешься казаться более вульгарной и грубой, чем на самом деле? Ты ведь не такая!

   -- Надо же! Я и сама не знаю -- какая я есть, а ты меня за три месяца смог понять?

   -- Я хочу быть с тобой, давай поженимся!

   -- Тебе хорошо со мной? Вот и будь! Зачем портить наши отношения браком? Любовники -- это от слова...

   -- Я уже слышал эту присказку. Разведись с ним!

   -- Ты сдурел? Он как узнал, что я беременна, так от радости до потолка прыгал! Да если я только заикнусь про развод -- он убьет меня, а если узнает, что у нас с тобой что-то было, то и тебя убьет! Ты думаешь почему я так прячусь от него?

   Парню такой ответ явно не понравился, но он только вздохнул:

   -- Но я же -- настоящий отец, не то, что твой муж!

   -- Это ребенок мой, понимаешь? МОЙ и ничей больше, а от какого мужика -- это не важно! В африканских племенах, например...

   -- Ты это уже говорила. Я хочу видеть, как растёт мой ребенок.

   Незнакомка сдержанно рассмеялась:

   -- Я тебе разрешу его навещать.

   -- И как он меня будет называть? Дядя-папа?

   -- Ты не о том заморачиваешься! Еще семь месяцев до родов, подумай лучше о том, что ты, жеребец, ещё хотел бы сделать со мной, пока живот не мешается.

   -- Я просто хочу быть с тобой...

   -- Вот сейчас и будешь. Наша остановка, это где-то здесь.

   -- Хочу быть всегда, а не украдкой...

   -- Идём, нам выходить...

   Они сошли, а я всё ехал и ещё долго не мог прийти в себя от услышанного. Нет, я не ханжа, но чтобы так? Это никак не укладывалось у меня в голове.

   Мышь в нише.

   Кто-то должен быть слабее всех, подставляться под насмешки, служить мишенью, поднимать своим примером чужую самооценку. Кто-то должен занимать эту экологическую нишу. Лучше - добровольно, тогда хотя бы остается место для размышлений в духе: "Они думают, что это они меня лучше. А на самом-то деле я их обманул и смеюсь!". Лучше - с согласия. А поскольку я могу быть уверенным в согласии одного-единственного человека, который сидит внутри моего черепа и перемещается на моих ногах, лучше использовать его.

   -Кто виноват?

   -Я! - кричит человечек внутри моего черепа.

   -Да, он, - облегченно подхватывают остальные. Решение найдено. Найдено оправдание, можно беспечно жить дальше.

   "Зачем ты это делаешь?" - из последних сил интересуется моя самооценка. Злобная рожица внутри мозга усмехается:

   "Ты становишься сильнее, а они - более зависимыми от тебя. Ты будешь повелевать этим миром. Как придворные шуты, как юродивые. Соберись, не жалуйся. Подними голову так, чтобы не мешала юлить и подныривать, и вперед".

   "Они становятся более зависимыми от меня? Ты хочешь сказать, что с каждым разом все больше шансов, что так будет вечно, и это, по-твоему, хорошо?".

   "Ты умнеешь, - снисходительно хихикает человечек. - Скоро с тобой будет совсем сложно. К счастью, еще не сейчас".

   Не буду. Мне этого даром не нужно. Хотя, с другой стороны, что я сделаю? Буду злиться всякий раз, как меня в шутку в чем-то обвинят? Бить их буду, что ли? Прав мой внутренний голос - я всю жизнь буду делать то же, что делаю сейчас. Или это я таков, или он виноват, зараза...

   "Кто ты, кстати, такой? Явно же не я!".

   Ни слова. Только лейтмотив наших бесед - противный хохот. Весело ему, понимаете ли. Ему всегда весело. А вот мне - ни капли. Он-то никогда не чувствует себя самым слабым, самым худшим. Он вообще уникален, клонировать бы его скальпелем.

   "Почему ты всегда такой веселый?".

   Молчание. Потом - впервые в жизни - серьезный и немного грустный ответ:

   "Потому что я - твое хорошее настроение, оптимизм и воля к жизни. И если тебе удастся загнать меня в депрессию, тебе придется туго. А ты уже начал".

   "Чего ты добиваешься, воля к жизни? Зачем ты здесь - отдельно от меня?".

   "Возник вот. Сам не рад. И начинаю уже тебя недолюбливать, потому что ты несчастный нытик. Так и убил бы!".

   "Нытик? Если бы твое хорошее настроение отделили от тебя, ты бы не был нытиком?".

   "И то правда. Поэтому я ограничиваюсь тем, что ставлю на тебе эксперименты. Развлекаюсь я! Невинно!".

   "Ага. Невинно, как кошка с мышкой!".

   "Именно".

   Разговор кончается, и я возвращаюсь к мирному течению своей жизни и к своей неизменной обязанности - служить мышью для своих усатых, пушистых друзей.

   Младший космонавт-исследователь Андрей Ковалев перевел планетоход в режим форсированного передвижения, но на испещренной барханами и оврагами каменистой местности явно проигрывал в скорости трехметровому преследователю, огромными скачками преодолевающему все препятствия. До застывшей на плато серебристой громады корабля "Сириус-32" оставалось не более двухсот метров, но бортовой анализатор ксеноинтеллекта докладывал: "Объект достигнет корабля раньше нас. Его планы - подключение к генераторам энергии, активация подобных ему киборгов, установление контроля над планетой и экспансия в галактическом масштабе".

   - Почему раньше об этом не сообщил, а только про остаточный сигнал о помощи говорил, придурок?! - заорал Андрей.

   - Они дезинформировали нас. Это была ловушка, - бесстрастно ответил робот.

   "Энергия, им нужна энергия... он спал, пока я не откопал его, а он вырвал у меня детектор и зарядился. Если он захватит корабль, нам конец, а если останется без энергии, мы победим. На корабле никого нет - коллеги обследуют местность с другой стороны, и всё зависит от меня. Что делать? А что, если...", - ухватившись за пришедшую в голову безумную идею, недоступную для искусственного разума, он резко затормозил, выпрыгнул из вездехода и бросился к кораблю...

--- --- ---

   "Я усовершенствованная модель универсального электронного организма, был управляющим континентальным сектором после того, как мы победили создавших нас краанов - существ, похожих на вас. Но потом им удалось взорвать всю сеть энергостанций, и мы остались без питания. Мы находились в спящем режиме, пока не прилетели вы", - рассказывал Тикрон-р-Тиррилан. Энергии, подаваемой в герметичный отсек в виде живительных волн, хватало лишь на то, чтобы говорить и слегка шевелить конечностями. "Ну как я мог попасться в такую ловушку - ведь в этом транспортном средстве было так мало пищи, а я отвлекся и потерял драгоценное время", - в очередной раз подумал Тикрон с досадой, переходящей в ярость от услышанной мысли заперших его существ: "Похоже, таких здесь осталось много. Пока мы не очистим от них планету, придется заморозить проект по установке генераторов развития и законсервировать ее на уровне первобытнообщинного слоя, что и сделали предки живущих здесь дикарей, взорвавшие все электростанции". Впрочем, излучение генератора, установленного в соседнем отсеке, постепенно подавляло и способность к чтению мыслей, и волю к сопротивлению, и стремление уничтожать биологические организмы. На смену этим чувствам приходили покорность, готовность им служить и отвечать на их вопросы.

  

  

  

   Сторожевые псы слуг народа

   Деревня Юрово граничила с Домом отдыха ЦК "Нагорное". Там отдыхали ответственные работники аппарата ЦК партии и их семьи. С детства мы ненавидели всё, что происходило за забором, который окружал этот рай на земле, а больше всего презирали обслуживающий персонал. Чтобы сытно кормить небожителей, рядом с корпусами дома отдыха располагалась территория подсобного хозяйства, где выращивалось и откармливалось все, что требовалось к столу прожорливых слуг народа.

   Под посадками клубники находилось огромное поле. Дом отдыха и поле окружены высоким забором со стороны деревни. Посреди поля возвышалась деревянная вышка, как в ГУЛАГе, на которой несли службу сторожа по охране клубники от деревенских малолеток. Охраняла дом отдыха служба КГБ, клубника тоже оказалась под неусыпным контролем бдительных чекистов.

   В деревне не разводили садовую клубнику. Жители считали, что достаточно лесной земляники, которую собирали ребятишки. С тех пор, как стали выращивать клубнику в подсобном хозяйстве, ребята постоянно совершали дерзкие набеги на клубничное поле. Запретный плод сладок! Поначалу сторожевой вышки не было. Ходил один сторож с двустволкой по периметру поля и следил за порядком. В те времена подкормиться голодной ребятне экзотической клубникой было просто. Дожидались подходящего момента, лежа под забором. В то время, когда сторож оказывался на противоположной стороне поля, лазутчики ползком пробирались к клубничным грядкам. Набирали за пазуху крупные ягоды, не забывая набить рот зрелыми плодами. Клубники много и процесс занимал не больше десяти минут, чтобы насытиться "до отвала" и собрать ягоды впрок. Иногда тихо отползали назад, а иногда, когда клубника уже начинала сходить, с дикими криками и улюлюканьем вскакивали и бежали к забору, чтобы позлить ненавистного холуя. Бежать холую через клубничное поле нет смысла, палить из ружья тоже. Расстояние большое. На всякий случай сторож делал из двустволки дуплет в нашу сторону, но мы не оглядывались, зная, что это пустые хлопоты. А стрелял холуй, чтобы показать начальству какой он бдительный, гоняя выстрелами деревенских бандитов от хозяйского поля. Мы знали, что патроны двустволки заряжались крупной солью, которую используют в деревне для засолки огурцов. Но попади соль в "корму", сидеть на этом месте не пришлось бы долгое время. После того, как установили сторожевую вышку посреди поля, набеги ребят продолжались. Теперь охота на клубнику уже происходила в темное время суток. Ягоды собирали наощупь и мимо рта никогда не проносили. Хоть дело было неправое, победа оставалась всегда за нами!

  

  

  

  

  

  

  

  

  

2

  

  

  

  

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"