Аннотация: Рассказ-глава из романа "Город Хренск..."
. (3-1) ЯМА
.
У Георгия Грукогулова ранней весной завалился на бок туалет. Мужичок надумал выкопать новую яму и на нее установить прежнюю, еще крепенькую, туалетную будку.
Подсохла непролазная мартовская грязь, прошел щедрый на дожди и сырость апрель, в солнечный день мая Георгий в конце огорода воткнул в жирную, влажную землю штыковую лопату.
"Здесь быть яме!" - решил он.
За неполную неделю Грукогулов углубился по пояс в землю. Он копал в свободное время, когда были силы и настроение. Через две недели яма была уже по плечи низкорослому Георгию.
Поздним июньским вечером мужичок докапывал яму. На краю ее возвышался полуторалитровый баллон охлажденного темного пива. Это награда Георгию от самого себя за проделанную работу, дополнительный повод, чтоб выпить, расслабиться, забыться. А забыться хотелось, очень хотелось. Грукогулов с хрустом свернул крышку с пивного баллона и, сделав первый жадный большой глоток, присел на дно своего детища. Закурил "Приму" без фильтра, сплюнул табачину, попавшую в рот и устало закрыл глаза.
Хочется мужичку, ох как хочется забыть Машку - бывшую жену. Да, пока не получается. Георгий женился в первый и, наверное, в последний раз, когда ему стукнуло тридцать восемь лет. Мария же до него успела "восемь раз" выйти замуж. У неё была плохая в Редькино репутация. Она слыла гулящей и пьющей, к тому же, весьма неряшливой особой. Не зря же, к ней прилипло погоняло "Сруля" Невеста была почти на десять лет старше жениха, но это мелочь по сравнению со всем остальным.
После четырех месяцев совместной жизни она запила и загуляла. Георгий застал жену в супружеском ложе с узбеком. Смуглый, темноглазый молодой мужчина, годящийся Машке в сыновья, что-то долго и горячо пытался объяснить одеревеневшему от шока Георгию. Пытался объяснить жестами, мимикой, толком не зная русского.
"Где она взяла узбека? Где его Машка нашла? Их в округе не было..." - гадал захмелевший Георгий и плакал.
Когда Грукогулов с родственниками и друзьями отмечал свое тридцатилетие, то вслух мечтал о жене-красавице, трех детишках, большом доме и хорошей машине...
Сейчас у Георгия нет родителей - умерли. У родственников своя жизнь, свои проблемы. Друзья? Один разбился на мотоцикле, другой - сидит в тюрьме, третий - уехал за длинным рублем на Север, четвертому до Георгия нет дела... Грукогулову через полгода стукнет полвека. У него никого и ничего нет. Лишь ветхий родительский дом и затянувшаяся душевная боль...
Допивая пиво, Георгий заметил на сумрачном небе одинокую звезду и подумал: "Посижу еще чуток, покурю и пойду на боковую..."
Мужичок проснулся от хриплого пения соседского петуха. Поежившись от рассветной прохлады и сырости, Георгий, тихо матерясь, вылез из ямы и поковылял досыпать в дом.
Заканчивался томный алый август, а Георгий не торопился на яму устанавливать туалетную будку. Ему понравилось поздними летними вечерами пить в ней, родимой, пиво и водку, курить, глядеть на звездное небо, грустить о прошлом и самую малость мечтать о будущем, которого практически нет. В яме он чувствовал себя защищенным, закрытым от зол мира, как, наверное, чувствует себя дикий зверь в глубокой норе. Георгию в яме было покойно и безсуетно, время словно останавливалось, замирало, особенно после спиртного.
Прохладным и ветряным сентябрем Георгий, сидя на старой подушке в яме, выпил бутылку дешевой водки и уснул. Ему привиделось, что он - младенец в животе матери своей. Вот-вот начнутся схватки, начнутся роды. Он, не желая вылезать из живота матери-ямы в земле, стал истерично дрыгать ногами и руками, биться головой о стены. В сдвинутом, бредовом состоянии он выкарабкался из ямы и по-волчьи завыл. Собрались соседи.
Несчастного увезли в психбольницу. Вернулся Георгий домой только в декабре. Белые снега и длинные ночи зимы усилили черную меланхолию Грукогулова.
В новогоднюю ночь мужичок, прихватив с собою бутылку водки, палку колбасы и несколько мандаринов, отправился в огород. Спустился в яму и встретил в ней бой кремлевских курантов. Безмятежно, вяло сидя на дне, он пил из горлышка водку, рвал зубами колбасу и блаженно глядел затуманенными глазами на праздничный фейерверк, устроенный зажиточными жителями села Редькино.
В два часа ночи Георгий стал петь непристойные песни из репертуара группы "Сектор газа". В начале четвертого ночи Грукогулов сходил к старой пучеглазой армянке Розе, торгующей "разливным армянским коньяком" по цене пятьдесят рублей за пол-литровый пузырь. Выпив сомнительного качества спирт, разведенный водой из-под крана и подкрашенный чайной заваркой, Георгий снова спустился в яму. Сидя в ней, ему почудилось, что он - Георгий Иванович Грукогулов - огромный член, а яма - половой орган земли. Мужичок, неуверенно держась за мерзлые, скользкие стены, посиневшими от холода руками, стал прыгать и горланить на всю округу: "Оп-гоп! Оп-гоп! Оп-гоп!.."
Чуть погодя его неожиданно сморило, потянуло в сон.
Под утро завьюжило.
В апреле, когда начал таять снег, соседи обнаружили труп Георгия. Он покоился на дне ямы в позе зародыша.