О воскрешении потерянных чувств и о горьком разочаровании
С тех пор, как моя владелица впервые увидала это злосчастное кольцо, она потеряла покой и погрузилась в сомнения, смешанные с чувством неловкости и соблазна. С одной стороны ей было крайне лестно получить неожиданное предложение руки и сердца, потешить женское самолюбие и ощутить себя желанной, с другой же - она боялась менять свою жизнь и подстраивать её под безусловно приятного ей человека, но всё же нелюбимого. К тому же она корила себя день и ночь за корыстные мотивы и притягательную возможность заново поднять дело за счёт благовидного брака. Упоительная, манящая и услаждающая мысль о том, что придётся пойти на сделку с собственной душой, пожертвовав совестью, не покидала и тяготила её в одночасье. Тем более, то глубокое чувство, однажды пронзившее девичье сердце - любовь, смешанная с щепоткой непонимания, досадой и горьким разочарованием - угасло не совсем и безжалостно рыло тоннели в эфемерных воспоминаниях, подобно слепым кротам, копошащимися без устали под землёй. Лишь изредка ей удавалась спокойно вздохнуть, вне собственного тела безучастно наблюдая за душевными метаниями. Девушку разрывал мир рациональных практических решений и мир иррациональных подавленных эмоций.
Я же думала о том, что даже сильнейшие, благороднейшие и правильнейшие из людей неумолимо подвластны жестокому испытанию под названием "соблазн" или "выбор", и следующему за ними страху "допустить ошибку" или "принять неверное решение". Девушка часто бросала на меня вопросительные взгляды, неуверенные и измотанные от долгих раздумий, в надежде получить хоть какой-нибудь знак. Но я продолжала неподвижно сидеть, разрушаемая временем и погодной сыростью; паутина трещинок всё разрасталась, а солнце не желало выглядывать из-за дождевых туч. К чему бессмысленные сетования и вопрошания: каждый сам должен сделать свой выбор и осознать, что выбор этот вполне мог быть не единственным, а всего лишь маленькой ступенькой к следующему.
Дела в лавочке сдобных радостей по-прежнему шли из рук вон плохо, и даже почтенный офицер - последний оставшийся клиент - больше не захаживал, сдерживая данное обещание.
Промозглые вечера поглотила привычная для городка мгла и тишина, и, казалось бы, всё идёт своим чередом, однако сегодня что-то почти неуловимое в воздухе стало чуть темнее и чуть тревожней обычного. Моя хозяйка машинально скрупулёзно подбивала ежемесячные счета, печалясь о том, что расходы превысили доходы настолько, что торговля переросла из финансового мероприятия в благотворительность, а заначка почти растаяла под напором элементарных трат. Это значило только одно: скоро всё придётся начинать заново, уже в который раз, что становилось до безобразия смешно. Вдруг дверной колокольчик брякнул, стряхнув дневную сонную пыль, и запел дрожащим волнительным звоном.
- Добро пожал... - не глядя, по привычке, начала девушка, но внезапно побледнела и запрятала в карманы платья дрожащие руки.
Сквозь дверной проём неловко и несмело проскользнула дама. Да, именно дама - статная, одетая с тончайшим вкусом, но с чересчур ярко накрашенным лицом. Гостья, несомненно, хотела казаться важной и достопочтимой, но выглядело это неумело и даже забавно, словно она примерила на себя чужую кожу не по размеру и не по духу, но в которую так сильно хотелось бы влезть.
Моя госпожа отчаянно пыталась справиться с внезапно нахлынувшим волнением и подавляла иллюзорные мысли о том, что стены магазинчика слегка покачиваются, а потолок предательски выгибается и тянется к её голове. Как ни пыталась, она не могла выдавить из себя ни слова. Невольно взгляд девушки сконцентрировался на броши, небрежно приколотой к жакету гостьи, где алым пламенем переливались камни, искрясь и рассыпая блики на груди, будто озорные бенгальские огни. Она упорно думала о том, что самоцветы определённо происходят из той далёкой страны, пейзажи которой они со своим первым другом рассматривали в книге много лет тому назад. Другом, к которому она до сих пор испытывала самые нежные, трепетные и долгие чувства, чем когда-либо к кому-либо за всю жизнь.
И этот друг стоял сейчас перед ней и смотрел в глаза, а она всё пыталась понять, тот ли это человек, что однажды полюбился ей так сильно...
- Так и будем молча друг друга разглядывать? - поинтересовалась гостья - да, та самая, от печального образа синего чулка которой ни осталась и следа. Не осталось следа, к слову, также от её целомудрия на грани с безумием и пламенного стремления к осуществлению желаний. Сейчас она была скорее излишне раскрепощённой, через силу, даже до смехотворности. - Думаю, ты не ожидала, что мы опять встретимся?
- Не то чтобы. Сегодняшняя встреча стала безусловно неожиданной, но была вполне ожидаемой. Я всегда знала, уж не знаю почему, что ты однажды захочешь вернуться, хоть и гнала эту мысль прочь.
- Так ты меня не забыла? Это радует и печалит одновременно. Потому что твой образ всегда со мной: иногда он становится ярче, иногда тускнеет и почти забывается, но никуда не уходит, даже если я сама этого хочу. И я решила, что нам, возможно, стоило бы увидеться вновь, столкнуть лбами наши устаревшие наивные представления друг о друге и посмотреть, что получится.
- Ну и что же ты увидела, друг мой? Или, может, лучше спросить, что ты хочешь увидеть?
- Не будь так надменна со мной, хотя я заслужила подобное отношение, но это совершенно тебе не идёт. Чтоб ты знала, я годами думала о нашей истории. О нас тогда. Если бы ты знала, как трудно было тебя найти. А ведь вероятность того, что ты прогонишь меня с проклятиями в спину, была достаточно высока. Я приплыла на корабле в родную страну. Мой город стал мне совершенно чужим, а мой дом... От него не осталось и следа, сейчас там ателье по пошиву модных платьев и шляпок. Это очень странное чувство: так страстно желать вернуться домой, а вернувшись понять, что всё родное стало тебе чужим. Чужие запахи, чужие мостовые, чужие люди, и я сама - чужая. Всё стало чужим и далёким, всё, кроме тебя. Потому я хотела найти тебя и сдержать данное обещание - забрать с собой, держать всегда при себе, рядом, не упуская из виду. Но ты уехала. Затем я поспешила в твою родную деревню. Мой хрупкий капитан, как оказалось, управлял полком столетних старцев. Большинство твоих бравых трухлявых солдат всё ещё живы и скучают по тебе, так как время там снова остановилось. Как странно, мы говорили обо всём, но до прошлого месяца я и не знала, что у тебя была сестра.
- Ты никогда не хотела знать обо мне больше, чем это было тебе нужно.
- Ты сердишься, это видно. Оставим злость и прежние обиды. Я выяснила у твоей матери, откуда приходят денежные переводы. Вот я и здесь, на другом конце страны. Нет, на другом конце мира.
- Твой рассказ трогателен. Ты всегда говоришь много, красиво, осторожно лавируя, скользя у края, прощупывая почву, но не переходишь к основной сути своего визита. Так вот, мой милый друг, зачем ты здесь?
- Дело, видишь ли, в том... Теперь у меня есть всё, о чём я мечтала и даже не могла помыслить, сидя там, в чайной лавочке, среди кучи бумаг и цифр. Сегодня лишь по дуновению лёгкого каприза, внезапного настроения или сиюминутной блажи я могу получить всё: самое вкусное, самое красивое, самое редкое. Однако, тем не менее, мне до сих пор нужны твоя поддержка и присутствие; сама не знаю почему, ведь всё складывается как нельзя лучше. Но каждый день с минуты пробуждения и до минуты отдыха, и даже иногда во сне, для достижения внутреннего покоя мне не хватает маленькой детали.
- Маленькая деталь? Так вот, какова была моя роль. С того самого дня, как ты наврала мне с три короба и отправила прочь, я каждый день задавала себе одни и те же вопросы: Значили ли мы хоть что-нибудь друг для друга? Почему ты так поступила? Почему всё закончилось именно так? Если ты не хотела, чтобы я поехала с тобой, надо было просто сказать. Но ты молча сбежала, подло и трусливо.
- Возможно, ты права. Но попытайся меня понять: я всю жизнь просидела в клетке, построенной моей матерью, из условностей, обязательств и заботе о чужом мнении. И привязавшись к тебе, испугалась, что попаду в новую клетку, хотя и добровольно в этот раз. Я хотела увидеть мир, безумствовать, упиваясь шальной волей и вседозволенностью. И потому мне нужна была свобода от всех и всего, что могло бы сдержать моих внутренних демонов, которые дико, необузданно рвались наружу. Ты даже не можешь представить, сколько сил мне стоило их подавлять годами. Они драли моё нутро день за днём, каждую минуту моей затворнической жизни. Из-за непрекращающейся внутренней борьбы желаемого и должного я думала, что ты станешь глубоко несчастной и потерянной. А этого мне не хотелось ни в коем разе: я всегда считала тебя замечательным человеком и близким другом. Я хотела, чтобы ты запомнила меня такой, какой я дала себя увидеть, пока мной полностью не овладели мои демоны, и я не потеряла перед тобой своё человеческое лицо.
Моя владелица отрицательно покачала головой, преисполненная чувством сожаления и отторжения.
- Ты так ничего и не поняла, - выдохнула она. - Собственные нужды ты ставишь превыше всего и думаешь, что знаешь, как и для кого будет лучше. Ты сама решила всё за всех и однозначно, хотя бардак в твоей голове будет похуже, чем у кого-либо. Должна признать, я до сих пор нахожусь в замешательстве, так как не понимаю цели твоего внезапного визита.
- Всё просто: поехали со мной! Мы - родственные души с той разницей, что ты поняла это сразу, а мне понадобилось так много лет, чтоб осознать и принять нас. Поехали! Я, наконец-то, сдержу обещание и покажу тебе ту чудесную страну. Я живу там в просторном доме из белого мрамора, в огромном пустом доме, даже несмотря на присутствие моего любящего супруга, слуг и гостей. Полагаю, дом кажется мне пустым, потому что в нём до сих пор нет тебя. Спаси меня, потому что я не могу найти себе места, меня больше ничего не радует: ни удивительные исполинские создания, на которых катаются верхом повелители и путешественники, ни затейливые сладости и расшитые золотой нитью и осколками самоцветов наряды. Мне одиноко без тебя и все чудеса давно приелись, потеряв вкус, запах и цвет.
- И кем теперь мне быть в твоём доме? Гувернанткой будущих детей? Сиделкой престарелому мужу? Временами надоедающей компаньонкой?
- Нет, да что ты! Будь моим другом, спутником и родственной душой!
Сердце моей хозяйки бешено стучало, кровь пульсировала в венах, а душа нашёптывала нежный сонет о любви. Конечно, подобное предложение был совершенно не таким, о каком она мечтала в юности, но всё же, гораздо более глубоким, продуманным и искреннем, чем то, на что она могла рассчитывать спустя столько печальных и мучительных лет. И её выбор был очевиден.
Девушка улыбнулась, умиляясь светлой трогательной грусти и нежно обняла своего старого друга. Мою хозяйку ничего не держало в новом месте, а сильное влечение к этому человеку толкало на самые невероятные, порой, даже неприятные глупости. Подруга обняла её в ответ, уткнувшись носом в испачканный мукой висок. Так они и простояли некоторое время, ещё не зная, что это был слишком короткий и последний момент их общей радости. Конечно, шагая по жизненному пути, у них, несомненно, будет ещё много счастливых и печальных переживаний, но уже по отдельности. А дело заключалось в том, что во время нежного объятия и очередной попытки заново нащупать души друг друга, расплакался младенец. Краем уха, уловив волну детского негодования, гостья непроизвольно нахмурила брови.
- Так дитя всё ещё с тобой? - аккуратно поинтересовалась она.
- Да, девочка стала мне словно родная дочь. Она - всё, что у меня осталось ценного, но теперь снова есть ты.
- Но, дорогая, ты ведь понимаешь, что в связи со сложившейся столь деликатной ситуацией будет сложно оформить бумаги для ребёнка. Это долгий затяжной процесс. А наш корабль отплывает в следующем месяце, и до порта ещё нужно добраться.
- Я ни за что её не оставлю одну, - разъярённо оборвала гостью моя госпожа.
- Ах, душа моя, никто и не говорит, что ты должна бросить малышку на произвол судьбы, но подумай сама: мы отправляемся в долгое путешествие в экзотическую страну, к климату которой не приспособлен детский организм из наших краёв. Это опасно, прежде всего, для самого дитя. Да и к тому же мой супруг - человек занятой, полный обязательств, ему непрерывно требуется покой и уединение, а детские крики так невыносимо утомительны. Однако у меня есть чудное решение: мы определим малютку в лучший закрытый пансион, где её будут развивать профессионалы высочайшего класса и содержать в почти королевских условиях. Я обо всём позабочусь и всё оплачу. А когда ей исполнится, скажем, лет шесть, мы определим её в престижнейшую школу, какую только пожелаем.
В этот момент безмерная радость моей владелицы сменилась чувством отчаяния и горечи. Вновь разочарованная, она испытывала чувство отторжения повторно, ведь только сейчас осознала, что человек, не принимающий в расчёт важнейшую часть её жизни, никогда не станет считаться и с ней самой. Как бы сильно ей ни хотелось услышать обратного, в данном случае от одного её желания мало что зависело.
Старый друг не сразу понял, где допустил ошибку, просчитался в очередной раз, но мгновенно прочувствовал, что скорей всего уже ничего не исправить. Гостья медленно закрывала за собой дверь, в надежде, что моя хозяйка одумается и попросит остаться. Но этого не последовало, и ей пришлось уйти, одиноко шагая по тёмной улице. С этого вечера она была обречена год за годом так же одиноко шагать и по жизни.
Моя госпожа была вынуждена отказаться от столь трепетно и страстно желаемого предложения, потому что с момента их искренней душевной близости утекло слишком много воды, и, пережив ряд лишений и страданий, она была уже совершенно другим человеком. Девушка понимала, что дорога, начинающаяся с маленькой или великой жертвы - неважно - не приведёт к счастью. Подобный путь будет и впредь состоять из одних только жертв во славу и восхваление своего возлюбленного, который начнёт принимать эти жертвы не как благословенный подарок, а как обыденную данность и будет требовать, словно причитающееся. В конце концов, то, что началось с жертвы, жертвой и закончится. И последняя жертва на жизненном отрезке - это ты сам.
В тот вечер моя хозяйка горько плакала, заслоняя рот одной рукой, а второй придушивая собственную шею, чтобы никто никогда не услышал и не увидел, какова её личная трагедия. Она давилась слезами, и её грудная клетка разрывалась изнутри, выталкивая кислород из лёгких. Это был последний раз, когда я видела, как она плачет.
К середине ночи девушка немного пришла в себя, вышла на террасу и закурила отцовскую трубку в ожидании рассвета ещё одной из темнейших ночей в её жизни. Она достала белый холщовый свёрток, развернула, рассмотрела колечко и притулила его к самому кончику носа, шутливо скосив глаза на переносице. Моя госпожа надела обручальное кольцо на безымянный палец левой руки раньше, чем закончился срок молчаливого ожидания ответа. Она сделала решительный шаг, чтобы больше никогда не посметь дать себе слабину и вернуться к прошлому.