Джеймс был счастливчиком - симпатичным парнем, который нравился женщинам. Никаких комплексов на этот счет у него сроду не возникало и возникнуть не могло. Привлекательная для женщин внешность плюс громадное состояние. Будь у него желание перебирать женщин как перчатки, заниматься развратом, заводить любовниц, он бы так и делал. Все без исключения дамы с удовольствием отвечали на его знаки внимания. Но он так не мог - по другому был воспитан, к тому же, имел замкнутый нрав интраверта. Поэтому он выбирал самую красивую девушку в поле видимости и влюблялся в неё - как он думал - раз и навсегда. Но жизнь потом вносила коррективы в это "навсегда". Так вышло, что в Пемберли было уже три закрытых комнаты, где когда-то жили любимые им женщины, а сейчас они ушли, покинули его по разным причинам. Прямо как в замке начинающего Синего Бороды.
Джеймс искренне считал себя однолюбом, хоть и не являлся им в полном смысле слова. Джулия покинула его всего через два года после их знакомства, через полтора года после свадьбы. Его чувства к ней были сильны в то время, сильны настолько, что он после ее смерти очень долго смотреть не мог ни на одну женщину, несколько лет жил взаперти в своем поместье, не принимал гостей, не ездил никуда сам. Он жил прошлым, воспоминаниями о любимой.
Он женился достаточно поздно - в двадцать восемь, Джулии был всего двадцать один год. Его жизнь до знакомства с ней не отличалась монашеской скромностью, еще в студенческие годы он познакомился с молодой красавицей вдовой, встречался с ней достаточно долго - больше пяти лет. К счастью или к несчастью, их отношения не привели к рождению детей. Вдовушка унаследовала от мужа порядочное состояние, имела двоих наследников и с удовольствием пользовалась свободой, полагающейся вдовам - связывать себя новыми узами брака не спешила, к тому же была на пять лет старше Джеймса. Он познал таинства и прелести плотской любви, удовлетворил юношеское любопытство и пыл первой молодости. С самого начала этой связи он понимал, что это - не любовь, а лишь секс, низменный инстинкт.
Связь продолжалась все время его учебы в университете и годом позже, а потом незаметно сошла на нет - ему пришлось уехать в Лондон, потом в Пемберли, много заниматься делами отца.
Он с ранней юности мечтал встретить настоящую любовь, но, увы, первый любовный опыт не способствовал его романтическим устремлениям. Это было слишком просто и низко - давало плотское удовольствие - будто утоление голода или жажды, но не трогало душу, не вызывало настоящего волнения в крови. Вдовушка - миленькая, пухленькая блондиночка Элеонор, они никогда не ссорились и получали море удовольствия в обществе друг друга. С первого дня знакомства она продемонстрировала сильный темперамент, не скрывала от молодого любовника своих сладострастных, земных желаний, научила многому и его: сама доставляла ему удовольствие разными способами и просила его о том же. Скучать с ней не приходилось, но любовью назвать он это не мог.
Почему-то после долгого общения с Элеонор Джеймс в большинстве встречных девиц начал видеть её. И получаса не пообщавшись с ними, он уже видел, куда это идёт, и чем в конце концов закончится. В чём тут было дело: в их слишком земной, грубоватой внешности, манерах или же в узости их кругозора, слишком явном интересе к нему и к его состоянию, в их неприкрытом кокетстве или в явной глупости их речей? Всё это были девушки из приличных состоятельных семей, ухаживания за ними должны были вести к помолвке и к браку. Молодой здоровый мужчина, в той или иной степени Джеймс ощущал плотское влечение почти к каждой молодой женщине, в каждой из них он находил нечто привлекательное, так уж он был устроен, но не было в этих чувствах никакой романтики. Было повторение истории с Элеонор. Когда он на минутку представлял себе, что с той или иной симпатичной недалекой молоденькой девушкой ему предстоит не встречаться, как с крошкой Элеонор, время от времени, по обоюдному желанию, а прожить всю оставшуюся жизнь, его охватывал настоящий страх. Нет, он не мог решиться на подобное.
Джулия была совсем другой.
Он встретил её на одном из благотворительных вечеров, устроенных местной церковной общиной. Не бал, и не театральное представление, и не обед, а нечто среднее. Публика собралась самая разношерстная - иначе он бы не встретил её - ведь она была племянницей местного священника, дочерью городского врача. Её семейство не было вхоже в гостиные богатых жителей графства. Врач - это всего лишь обслуга местного дворянства, пусть и уважаемая. Немногим он отличается от учителя или лавочника. Джеймс нехотя отправился туда - исключительно из чувства долга, как один из главных благотворителей.
Джулия принимала участие в одном из номеров небольшого концерта, устроенного для гостей. Она играла на пианино, пела. Игра ее не отличалась особым мастерством, но голос и сама песня тронули его. Он услышал её нежный, сильный сопрано, и только после этого обратил внимание на исполнительницу. Увидел её глаза - огромные, темные, ярко сверкающие на милом личике с тонкими чертами. Каштановые волосы волной падали на худенькие плечи певицы, одетой в скромное закрытое платьице темно-синего цвета. Она пела грустную народную песню о покинувшем родной край моряке, его матери и невесте. Когда публика громко зааплодировала, девушка смутилась, покраснела, скованно поклонилась и какой-то неловкой походкой пошла к стене, где находился спуск с импровизированной сцены. Чувствовалось, что ей не приходилось выступать перед большой аудиторией.
Джеймс испытал странное волнение в груди, у него сердце вдруг забилось сильней. Ему захотелось броситься вслед за ней, найти, узнать ее имя.
Чуть позже ему посчастливилось познакомиться с ней, а прежде - с ее отцом. Он сам попросил мистера Клеменса познакомить его с дочерью, когда заметил их стоящими вместе. Наверное, родитель Джулии не ожидал ничего хорошего от знакомства одного из самых состоятельных людей графства с его дочерью-бесприданницей. Джеймс видел, что мистер Клеменс с явным неудовольствием представлял ему девушку, глядел на него с опаской. Сама она тоже встретила его неприкрытый интерес с недоверием. Сразу замкнулась в себе. Её глаза во время исполнения светились, в них горело вдохновение, искреннее чувство - она словно жила той историей, о которой пела. Но сейчас они смотрели на него холодно, отстраненно. Он был чужим богатым господином почему-то вдруг искавшим ее скромного общества. Джеймс не знал, с чего начать разговор, как удержать её подольше рядом, и она не стремилась помочь ему, напротив, ее явным желанием было как можно скорей покинуть его, не нарушая приличий.
Довольно быстро она нашла повод извиниться и оставить навязчивого нового знакомца. Почти сразу они вместе с отцом ушли домой. Но теперь он знал как её зовут. Конечно, уже через неделю он выяснил всё про неё и её семью. У них оказалось несколько общих знакомых. Джеймс, до той поры не проявлявший никакого энтузиазма при знакомстве с людьми, случайно представленными ему, вдруг преисполнился интереса к ним, начал искать их общества. Разумеется, они с удовольствием приняли его знаки внимания. С этих пор он регулярно стал посещать собрания людей, находящихся намного ниже его на социальной лестнице. Всё только для того, чтобы встретить там её. Его настойчивое внимание поначалу пугали её и её отца. Позже он сумел разговорить ее, вызвать на откровенную беседу, убедить в честности своих намерений.
Это было любовью с первого взгляда: Джулия действительно отличалась поразительной хрупкой красотой. Мужчины заглядывались на нее. Однако у девушки до сих пор не было достойных поклонников из-за скромного материального положения их семьи. Двое младших братьев остались без матери, когда ей исполнилось пятнадцать, ей пришлось самой заниматься детьми. Заработок отца не позволял держать больше одного приходящего слуги. Отложить на ее приданое он смог лишь тысячу фунтов. Братья учились в местной школе для мальчиков, у них были шансы получить бесплатное образование в университете, благодаря хорошим способностям.
Через два месяца после начала знакомства Джеймс сделал ей предложение. Он помнил её взгляд, когда сказал ей о том, что влюблен. Недоверие, страх, а через некоторое время - удивление маленького ребенка, которому вдруг дарят недоступную дорогую игрушку. Не сразу после этого она начала доверять ему. Но потом, накануне их венчания, он увидел, как изменились - потеплели ее чудесные глаза. Он смог добиться её доверия, смог завоевать её любовь. Тогда он впервые почувствовал себя сказочным принцем, осчастливившим бедную Золушку. Это было поистине сладкое чувство. Он мог подарить возлюбленной весь мир и с радостью делал это.
Ведь она не искала его общества, не кокетничала с ним, не делала попыток его завлечь. Даже когда он делал ей предложение, не изображала радость. Она честно сказала ему, что не верит в перспективы их отношений, напомнила о разности их положения, просила подумать еще. Дала ему понять, что считает: он ошибается, а позже, наверняка пожалеет о своей ошибке. Как же сладостно ему было увидеть любовь и доверие в ее глазах потом, как наслаждался он её смущением и первым поцелуем, их первой ночью, её наивностью, чистотой и ответным желанием, разбуженным им.
Это было не похоже ни на что другое. Он чувствовал себя её покровителем, защитником, тем, кто открыл ей новый прекрасный мир. И целый мир волшебных, не испытанных никогда раньше чувств она подарила ему в ответ.
Их сказка кончилась очень быстро. Наверное, болезнь гнездилась в ней несколько лет. Потом ее отец говорил, что боялся этого давно - слишком уж худенькой она стала в последние годы. Одухотворенная, словно неземная, красота больных туберкулезом часто поражала окружающих. Болезнь давала ее - яркий блеск глаз, лихорадочный румянец, стройность и изящество, тонкие черты лица. Беременность и роды, видимо, усугубили течение, болезнь приняла открытую форму. Через месяц после родов Джеймс со всеми предосторожностями отвез Джулию и ребенка во Францию, там они жили на роскошной вилле на морском побережье в Каннах, показывал её лучшим европейским врачам. Но остановить болезнь не удалось. Никакие деньги не помогли спасти его жену.
Он никогда не жалел о том, что встретил и полюбил её, даже в горе он упивался волшебными воспоминаниями о ней. Первые два года он жил ими одними. И Роберт - главное, что она оставила после себя - их ребенок.
Роберт, казалось, ничем не походил на Джулию - был почти его точной копией в детстве. Крепкий малыш с пухлыми щечками, ясными серыми глазами Дарси. Какие-то неуловимые черты, что-то почти незаметное в его лице напоминало Джеймсу о ней. Умненький, не по годам развитый, добрый, спокойный мальчик. Может быть, этим он больше всего стал походить на мать в последнее время - такой же добрый и бесхитростный, какой была его Джулия.
Роберта отняли от груди кормилицы в два года три месяца, и Джеймс занялся поисками учительницы и няни в одном лице для своего сына. Эта девушка, мисс Морстен, как раз искала работу, она только что выпустила двух девочек двойняшек, их отправили в школу. Она первая откликнулась на объявление. Молоденькая ещё вроде, а скучная, серенькая, неказистая какая-то. Впрочем, какая разница, как она выглядит. Нужно убедиться в ее квалификации. Он сам поэкзаменовал её немного. Огрехов в образовании не нашел - девушка отвечала на все вопросы по существу дела, внятно и бойко. Джеймс решил попробовать дать ей шанс. Уволить ее он всегда успеет.
Малыш тянул ручки ко всем женщинам, находящимся поблизости, потянул их и к новой учительнице. Она протянула ему свои в ответ. А потом прошел месяц, Роберт привык к мисс Морстен, он бурно радовался её появлению, не сходил с ее рук, они вместе играли, она читала ему сказки, сразу же начала разговаривать с ним на французском и немецком, они вместе рисовали в детской. Джеймс и забыл, что она на испытательном сроке. Пустил всё на самотёк.
Так прошел год или больше. Роберт казался вполне счастливым ребенком. И в изучении языков преуспел. Начал щебетать на трех иностранных языках, с радостной улыбкой впопад отвечал на все вопросы, когда Джеймс пытался проверить его знания. Роберт с удовольствием общался с отцом, его глазки весело блестели, а потом, счастливо смеясь, он снова бежал к своей воспитательнице. Абсолютно довольный жизнью малыш. От него будто токи счастья шли к Джеймсу.
Возможно, тогда он и почувствовал эту неудовлетворенность своей нынешней жизнью. Воспоминания больше не спасали его, он захотел жить настоящим и будущим.
Сейчас он спокойно оставлял своего ребенка в обществе одной мисс Морстен, проникся к ней полным доверием. Когда Роберт простужался, она и с доктором Брауном общалась вместо родного отца, и обед для его сына заказывала повару сама, одежду, обувь ребенку - тоже она. Иногда Джеймс уезжал на целый месяц в Лондон, возвращался, а дома, в Пемберли, всё по прежнему: спокойно и уютно. Роберт почти не болел, радовался жизни, умнел не по годам, его словарный запас рос, рассуждения становились все более взрослыми. Джеймсу стало приятно разговаривать с ним о многих вещах, какой же умница его сын - весь в маму и папу!
А мисс Морстен он определил в разряд безвредных старых дев - чудачек, заучек и зануд - у неё от зубов отскакивало все, о чем бы ее не спросили, на любой вопрос был готов верный ответ. Вот и хорошо - как энциклопедия, пусть всегда будет наготове, чтобы Роберт мог получить ответ на любой свой вопрос.
Сколько же раз он возвращался мыслями к тому времени! Ему страстно хотелось вернуться туда по настоящему - подойти к ней, сорвать с нее ужасные очки и чепец, сесть на ковер у ее ног, положить голову ей на колени, остаться там с ними в детской навсегда - и жить дальше всем вместе простой счастливой жизнью, которой в то время никто не смог бы помешать.
Помешал возможному счастью он сам, винить больше некого.
Ведь долго искал, прежде чем встретил Ирэн. Два года он потратил на светские развлечения, балы и рауты, благотворительные концерты, вечера в гостиных. Он думал, что ищет такую, как Джулия. Дурак! Конечно, ему следовало вернуться в общество знакомых доктора Клеменса ради этого, но он почему-то не сделал так.
Ирэн он увидел впервые на большом королевском балу при открытии лондонского сезона. Она отличалась ото всех. Если Джулия была бедной Золушкой, то Ирэн - великолепной королевой. Она держалась холодно, отстраненно и величественно. Её нежное лицо с мягкими, почти идеальными чертами напоминало греческую мраморную статую или картину Рафаэля. Она вся казалась воплощением идеала - роскошная фигура, роскошный, продуманный до мелочей, созданный с отменным вкусом наряд - в те времена еще по девичьи скромный, но безумно соблазнительный, воздушный - каждая линия в нем была идеальной. Она словно светилась и возвышалась надо всеми, как недоступная сверкающая звезда.
Сначала он боялся подойти к ней. Но позже, когда их представили, она вдруг улыбнулась ему нежной несмелой улыбкой. Снежная королева при ближайшем знакомстве оказалась скромной и милой, застенчивой девушкой. Этот контраст свёл его с ума. Он влюбился.
Сейчас он понимал, что всё было лишь игрой. Его жена оказалась искусной актрисой. С самого начала она легко манипулировала им. Вместо скромной, безыскусной Золушки, которую искал, он нашёл её полную противоположность и не заметил этого - настолько умело она подделывалась под его идеал.
А настоящая добрая, скромная Золушка всё это время ждала его дома, рядом с его сыном.
Он мог бы увидеть многое - если бы старался, если бы не закрывал глаза на многие вещи. Если бы не был так эгоистичен, так поглощен собой, так глуп.
Он мог и раньше, при первом знакомстве, обратить внимание, что с Ирэн ему не о чем было говорить - скромным молчанием и нежнейшей, застенчивой улыбкой она маскировала полное отсутствие интереса к темам, которые были главными в их с Джулией разговорах - литературе, искусству, философии, истории. Он мог бы задуматься - посмотреть внимательней на ее мать, остальных родственников - на их жизнь - уже тогда невозможно было скрыть низость их интересов, узость их кругозора. Эти люди с самого начала раздражали его, но милая Ирэн ведь так отличалась от них - ну, конечно!
Он мог бы присмотреться и к своему сыну - в те времена просто искрящегося счастьем и радостью. Он должен был проводить с ним всё своё свободное время, наблюдать за ним, пытаться понять своего ребенка. И тогда, тогда он наверняка заметил бы и её рядом - рано или поздно это случилось бы.
Бог дает счастье лишь достойному - наше счастье ждет нас рядом, ждет, когда мы заслужим право заметить его. Сейчас же он был похож на раскаившегося грешника, который сделал попытку исправиться, но, увы, слишком поздно - в результате оказался в чистилище: на короткий миг увидел рай, который потерял. Ему суждено болтаться между адом и раем целую вечность - избегнув самого страшного ада, он не может достичь небес, мучается и жаждет их, но недостоин туда попасть.
Только Роберт - он не должен страдать из-за отцовских грехов. Его мальчик заслуживает счастье, ему так нужна любовь Шарлотты! Не ради себя - в первую очередь ради своего ребенка он должен бороться за её возвращение.
Ещё одна попытка уговорить Ирэн на развод. Он думал, что сейчас это получится у него лучше.
Увы, Ирэн реагировала не так, как он рассчитывал.
Он вовсе не хотел злить ее, не собирался доводить её до белого каления. Он всего лишь хотел убедить её в бесперспективности выбранной ей стратегии.
- Как видишь, Ирэн, теперь тебе невыгодна моя смерть. Ты не получишь ни пенни, и даже смерть моего старшего сына не решит твоих проблем. Развод - только он сделает тебя богатой и свободной.
Она смотрела на него с ненавистью, презрительно скривив губки, и молчала. Потом встала и, гордо подняв голову, вышла из комнаты, как и в прошлый раз, оставив его в одиночестве.
У Джеймса холодок прошел по спине от её злобного взгляда. Леди Макбет, неужели? И богиня мщения Эриния в одном лице. На первый взгляд, обычная, жадная до денег стервочка, но её мотивы - явно не только деньги, отнюдь. Месть?
Джеймс вдруг понял, что Ирэн ещё питает к нему какие-то чувства. Не любовь, конечно, но что-то очень личное. Только смерть разлучит нас... Слишком буквальная трактовка этой клятвы пугает. Но чем объяснить её отказ от предложенных им больших денег?
Хорошо читать об убийствах в газетах, уютно устроившись у камина. Но самому становиться главным героем подобной истории как-то не хочется.
Джеймс решил потратить время и деньги на поиск доказательств её измены, а также злого умысла.
Он много узнал о ее троюродном кузене, с которым она виделась ежедневно, согласно отчетам агентов. Сэр Каннингем не так давно - около полутора лет назад, после смерти бездетного дяди, вступил в права наследства: принял титул и земли. Сейчас он знатен и богат. А десять лет назад он был всего лишь сыном младшего брата барона Каннингема, получал скромное месячное содержание, его перспективы получить наследство казались тогда туманными - он в те времена был лишь третим в очереди. Единственной возможностью разбогатеть была выгодная женитьба. Молодой красавец аристократ древнего рода показался удачной партией богатому промышленнику, мечтавшему породниться со знатным английским семейством, и его дочери - бесцветной болезненной девушке, очаровать которую опытному ловеласу не составило труда.
Джеймс заинтересовался, когда детективы сообщили ему, что отец безвременно почившей супруги Каннингема ещё жив. Ему пришла в голову мысль пообщаться с ним поближе. Может быть, мама, Джордж или Эрвин знакомы с ним? В тот же день он дал еще одно задание детективному агенству: собрать всю информацию о прислуге Каннингема, особенно о той, что жила с ним десять лет назад. Он изложил руководителю сыскного бюро свои предположения о возможной насильственной смерти жены Каннингема, попросил проверить её.
Вечером, в городе на него совершили очередное покушение, снова грабители в масках. Явно профессионалы. Его люди не смогли их догнать. Удалось только ранить одного из них в руку. Дикие случаи нападений стали для него обыденностью, будто так и надо: в тихом респектабельном районе Лондона, прямо перед подъездом родного дома в него каждый вечер стреляют бородатые разбойники. Без взвода охранников теперь и носа на улицу не высунешь.
Он не мог и дальше прятаться в Пемберли. Хватит! Этим утром Джеймс вдруг понял, что больше не сможет так жить. Это просто трусость, которая не приведет его ни к чему хорошему. Невозможно вечно бояться, убегать от опасности. Ему придется встретиться с ней лицом к лицу.
Джеймс решил увидеться с Каннингемом. Сумел договориться со старым приятелем, и тот пригласил Дарси в клуб, в котором сэр Арчибальд был завсегдатаем. Они принадлежали к разным партиям, и конечно же, все вечера в столице эти джентльмены проводили в разных районах города. Ничего общего у них никогда не было, и век бы еще не встречаться. Кроме Ирэн их ничего не связывало. Джеймс убил несколько вечеров, проводя их за карточным столом в ожидании появления Каннингема, но тот так и не явился. Ждать его там можно было годами. И если дождешься наконец, то не факт, что добьешься от этого мерзавца хоть чего-то.
Джеймс отправился к Эрвину, чтобы выяснить у него некоторые подробности жизни барона. Они выпили с ним бургундского, поговорили об охоте - Эрвин как раз собирался в свое поместье отстреливать расплодившихся оленей.
- Пожалуйста, Эрвин, окажи мне услугу: пригласи сэра Каннингема к себе на следующую неделю. Он перестал бывать в Кроксфорде. У меня нет другого способа встретиться с ним.
Приятель не был рад такому обороту разговора.
- Честное слово, Джим, терпеть не могу этого типа.
Он смягчился, чуть позже, когда понял, что друг всерьез расстроился.
- Ладно, попробую. Приглашу еще Мэлона Флинта - они приятельствуют с ним, и у меня вроде дела с Мэлом получше - он попроще будет.
Эрвин расстарался - пригласил к себе в поместье много народу - устроил настоящий прием. Повод - его день рождения и засилье зверья в окрестных лесах - джентльмены должны были помочь хозяину немного очистить свои владения от разной живности. Джентльмены с удовольствием откликнулись. Каннингем не почуял подвоха. Сэр Бартоломью славился широкой хлебосольной натурой - он устраивал подобные сборища не впервые. Друг Каннингема Мэл Флинт нахваливал ему комфорт, кухню и вина поместья Сванмидоу.
Когда на третий день их приятное времяпровождение нарушил деловой визит занудного мистера Дарси, даже хозяин по видимому был ему не рад: он извинился перед гостями и кислой миной направился в свой кабинет, объяснив, что у них с Джеймсом общее дело, мол, приходится иногда подписывать какие-то бумаги.
На следующее утро вся компания отправилась на охоту в соседний лес. Планировался ужин в охотничьем доме. Но сначала следовало настрелять трофеев. Лошадей они оставили под присмотром двух слуг на поляне, а сами разбрелись по окрестностям. Дарси, как человек совершенно неподготовленный, сначала отнекивался, но Эрвин уговорил его последовать за ними: Мэл, Каннингем и хозяин еще вчера решили вместе добыть оленя. Другая группа гостей с собаками пошла на зайца.
Барон исподтишка следил за Дарси. Он заметил, что тот чувствует себя здесь не в своей тарелке. И одет не по охотничьи, а будто на прогулку в парк вышел. Снаряжения, опять-таки, никакого с собой нет. Дарси на его глазах отказался от предложенных хозяином ружья и патронташа. Сослался на неумение стрелять. Он выглядел человеком, впервые оказавшимся в лесу в роли охотника. Неуверенно озирался вокруг, осматривал их инвентарь, задавал сэру Эрвину глупые вопросы. Мэл даже пытался подавить смешок.
Тут Каннингему пришла в голову шальная мысль: почему бы не попробовать самому закончить дело с Дарси? Раз другими способами не получилоь? Случай представился быстро. Эрвин предложил разделиться попарно, прочесать лесок в поисках дичи. Он как-то сразу взял Мэла под ручку и увел, они уже с первого дня не разлей вода - анекдот следовал за анекдотом, бокал за бокалом.
Наверное, это судьба. У барона сердце забилось быстрей от предвкушения, или от страха перед тем, что он собирался сделать. Он мог сейчас разрешить все свои проблемы одним выстрелом. Неужели, судьба благоволит ему? Дарси сам пришел к нему в руки.
Они оказались вдвоем на маленькой лесной тропинке. Дарси шел впереди, ружья он с собой не взял, остался налегке. Каннингема в очередной раз поразила и порадовала беспечность этого человека. Идет себе, посвистывает, впереди маячит его высокая фигура. Соблазн снять с плеча ружье и всадить пулю в эту широкую спину слишком велик. Он взял ружье наизготовку и прицелился. Выстрелил, но выстрел не достиг цели. В тот самый момент, когда барон нажимал на курок, Дарси вдруг исчез - как сквозь землю провалился. Будто почувствовал, или у него глаза на затылке. Внезапно зашел за ближайшее дерево. Но и там его не оказалось, когда барон приблизился, держа ствол наизготове.
Каннингем с ружьем в руках вертел головой в разные стороны, пытался угадать куда скрылся его противник, но безуспешно. Вдалеке снова раздались громкие выстрелы, голоса, лай, отдаленный шум приближался - он стал сильней. Наверное этот шум отвлек его.
Вдруг барон почувствовал, как в затылок ему уперлось что-то твердое - он ощутил холод металла и вздрогнул от ужаса. Дарси держал пистолет у его головы.
- А теперь говори, - потребовал Джеймс. - Зачем ты стрелял в меня?
- Я.... ме...не... - голос его дрожал. Он оказался довольно жидок на расправу.
- Я знаю, Каннингем, ты давно пытаешься меня убить. Если ты думаешь, что я не нажму на курок, то ты ошибаешься. У тебя остался один шанс продлить себе жизнь - сказать правду.
- Я всего лишь хотел получить себе сына. Мне нужен только мой сын.
Джеймс аж руку опустил на мгновение - настолько был поражен этими словами.Страшная догадка, как молния сверкнула в мозгу. Впрочем, тут же снова приставил пистолет к виску барона.
- Что? О ком ты говоришь, об Энтони?
- Да! Он мой сын, Дарси.
- Это ложь. Нет.
- Я видел мальчика, у него мои уши и зеленые глаза моей матери, таких ушей больше нет ни у кого в Англии. Ирэн не лгала мне. Я знаю точно, что это мой ребенок.
Джеймс некоторое время молчал. Правда оказалась слишком чудовищной.
- Когда она сказала тебе?
- В конце октября прошлого года. Тогда вы уже поссорились, но она еще не ушла от тебя. Ирэн гуляла с ребенком в парке, там я увидел его впервые и сразу понял, что он мой сын.
- Мне сейчас очень хочется убить тебя, Каннингем, и знаешь, я имею на это полное право.
Барон притих, даже голову вжал в плечи. Он был ни жив ни мертв. Бесжалостный убийца превратился в дрожащую овечку.
- Но не потому, что ревную тебя к Ирэн, нет. Мне стал дорог Энтони. Даже если ты говоришь правду, и он не мой сын, я все равно люблю этого ребенка, и не допущу, чтобы его воспитывали такие чудовища, как ты и она. Этот малыш ни в чем не виноват, он не заслуживает подобной участи.
Каннингем сделал над собой усилие, сглотнул и просипел чуть слышно:
- Пожалуйста, Дарси. Прошу тебя! Отдай мне его. У меня больше не будет детей - недавно я покалечился на скачках - упал с лошади. Еще у меня есть внебрачная дочь, но он - единственный мой наследник. Обещаю, я заплачу тебе хорошую компенсацию за все неприятности, что причинил. Только верни мне его.
- Нет.
У Джеймса ни на секунду не возникло сомнений. Пока он жив, Энтони останется с ним.
Он обезоружил присмиревшего барона, обыскал его карманы на всякий случай. Пистолет убрал за пазуху, в потайной карман сюртука, а стволом ружья ткнул Каннингему в спину.
- Пошел, - тот, понуро склонив голову, двинулся вперед, не разбирая дороги, через кочки и коряги.
Он трясся крупной дрожью, весь побледнел. Джеймс видел, как ему страшно. Место, куда они забрели, было довольно глухое. Голоса и лай собак смолкли - ушли в сторону, совсем растворились вдали.
- Мне, пожалуй, стоило бы убить тебя. Ты вполне заслужил. И случай самый подходящий... - Джеймс двигался плавно, не торопясь, говорил сейчас медленно, будто размышляя. Он вовсе не радовался страху несчастного баронета. Убивать его он тоже не собирался. Но он действительно находился в глубоких раздумьях, что ему делать с этой парочкой - как навсегда обезопасить от этих людей себя, а главное - своих детей.
Некоторое время они шли молча. Джеймс резкими окриками лишь направлял барона туда, куда нужно. Тот, похоже, от страха совсем потерял ориентацию. А Дарси бывал в этом лесу много раз. Он прекрасно знал, куда его ведет. И этот никчемный салонный червяк всерьез решился убить кого-то собственными руками на охоте? И кого - Джеймса Дарси, который с шести лет дневал и ночевал в полях и лесах, на озерах и реках?
- На что ты надеялся, Каннингем? Думаешь, я не знал о твоих мерзких происках? Я уже несколько месяцев слежу за тобой. И если бы захотел, то давно бы тебя убил. Не стал просто руки пачкать. Ждал, когда ты дашь мне повод.
Дарси продолжал вести его вглубь чащи. На самом деле они приближались к дому Эрвина, только шли кружным путем - не по полю, как утром, а через густой лес.
Местность вокруг становилась все более дикой и темной.
У барона окончательно сдали нервы. Он упал на колени прямо в грязь и взмолился:
- Я отдам тебе сто тысяч фунтов, только пощади меня! Умоляю, пощади!
Он услышал за спиной щелчок затвора и похолодел от ужаса.
- Встань. Повернись ко мне лицом.
Тот молча повиновался. Похоже, он обмочился от страха.
Прямо на него смотрело дуло собственного ружья. Он мгновенно оценил, насколько удобный для Дарси момент: вокруг них глухая чаща, ни души, рядом болото, вряд ли его кто-то заподозрит, всё спишут на несчастный случай - застрелился спьяну, при попытке перезарядить ружье, утоп в трясине. С кем не бывает?
- Я не могу доверять тебе, Каннингем. Вот в чём дело. У меня нет никаких гарантий, что ты назавтра снова не пришлёшь ко мне наемных убийц. Что ты можешь сказать по этому поводу?
- Я выпишу чек, напишу тебе дарственную...
- Мне не нужны твои деньги.
- Я откажусь от претензий на сына, от Ирэн...
- Ирэн мне тем более не нужна.
- Я откажусь от Энтони, только не убивай меня!
Некоторое время Дарси молчал, размышляя. Каннингем стоял на коленях в грязи, дрожа как лист, боясь шевельнутся. Наконец, он услышал за спиной спокойный голос:
- Письменно. Ты изложишь всё на бумаге: признаешься во всём, что уже сделал и что собирался сделать со мной и с моим ребенком. Не волнуйся. Это письмо останется у меня, в надежном месте, и ход получит лишь после моей внезапной неестественной смерти, не раньше.
- Но...
- Я с удовольствием убил бы тебя, и, как видишь, могу сделать это прямо сейчас. Спрятать тело в болоте, и никто никогда не найдет тебя там. Но не делаю этого. Дарси ведут дела честно. Я всегда держу свое слово. От тебя потребуется только одно - сдержать своё. Но, поскольку твое честное слово ничего не стоит, ты дашь мне письменные гарантии, скрепишь их своей печатью и подписью.
Понурившись, Каннингем шел по тропинке к дому. Каменный забор усадьбы оказался лишь в сотне метров от болотца, на котором он еще минуту назад мысленно прощался с жизнью, думая, что находится в страшной глуши, вдали ото всех. Дарси повесил ружье за спину, а пистолет вынул из кармана и теперь шел несколько позади барона, поигрывая им.
Тому пришло было в голову отказаться от своих намерений, но, как назло, около дома не оказалось ни души. Сэр Бартоломью отпустил всю прислугу на праздник в деревню, сам он собирался переночевать с гостями в охотничьем домике, лакеи тоже последовали за господами - готовить ужин из охотничьих трофеев. До этого дня Каннингем считал Дарси если не круглым дураком, то человеком как минимум наивным. Неудивительно: ведь барон полтора года буквально под носом у влюбленного мужа крутил шашни с его молодой женой. Но сейчас он все больше убеждался, что оказался в заранее приготовленной ловушке. Сам готовил западню, да в нее же и попал. Оказывается, этот Дарси не так-то прост.
Они прошли в кабинет хозяина, который оказался гостеприимно открыт, чему Каннингем тоже подивился.
Он вынужден был на гербовой бумаге, в двух экземплярах написать подробное покаянное описание всех своих преступлений против Джеймса Дарси - прошлых и планируемых - включая факт совращения его супруги, мотивы попытки его убийства, подробности с именами нанятых убийц и даже суммами, обещанными им, заодно с описанием сегодняшнего покушения, подписаться и скрепить печатью. Ружье сэра Арчибальда все это время было в руках у его ненавистного визави, обращенное дулом в его сторону. Отвертеться от обещанного никак не получалось.
Каково же было его удивление, когда из-за ширмы вышел сэр Бартоломью, стоило только ему закончить трудиться над признанием. У хозяина был заспанный вид, от него разило перегаром, а на нем уютно сидели колпак и теплый кашемировый халат. Откуда он вдруг здесь взялся? Ведь должен быть с Мэлом за пару миль отсюда в домике на берегу озера? Да, и когда он успел так набраться?
Дарси ничуть не удивился его появлению и тут же попросил засвидетельствовать своей подписью факт письма.
Эрвин с обычной своей пьяненькой ухмылкой поставил размашистую подпись и печать на обоих экземплярах письма, даже не пытаясь вникать в суть там изложенного.
Джеймс сделал то же самое, правда предварительно пробежав глазами каждую строчку.
Потом оба джентльмена оглянулись на барона и теперь смотрели на него с учтивыми улыбками, у обоих было на лицах похожее выражение вежливого ожидания. Каннингем быстро понял, чего именно они ждут: когда он наконец уберется отсюда. Он попятился к двери, вид у него был невозможно жалкий: грязные мокрые брюки, запачканный сюртук, подавленное выражение лица. В дверях показался слуга, который открыл перед ним дубовые створки, потом захлопнул их сразу за его спиной. Здоровенный лакей неотступно следовал за ним до самого выхода. Возможности переодеться, привести себя в порядок барону не предоставили. У крыльца его ждала собственная лошадь, полностью готовая к походу. Он не осмелился попросить слугу принести вещи, лакей и сам должен был догадаться, но этот оказался на редкость недогадливым - он только молча, тупым, тяжелым взглядом следил за каждым его движением, как-будто перед ним не джентльмен, а мелкий воришка на базаре. Ружье и все прочие охотничьи снаряжения барона тоже остались на территории поместья. Как и его слуга Том - в охотничьем домике тот готовил оленину для господ.
Каннингем взгромоздился на своего коня и направился в сторону дороги - до Лондона ему нужно было ехать около трех часов бодрой рысью. А у него с собой даже плаща не оказалось - все осталось у сэра Эрвина, будь он трижды проклят. Теперь сэр Арчибальд уже ни капли не сомневался, что Дарси в сговоре с хозяином усадьбы и всю эту историю они вместе придумали заранее.
Как они смогли заранее предсказать, что он вдруг захочет самолично убить казавшегося безоружным Джеймса Дарси в лесу, и тот сумеет сначала ловко увернуться от пули, а потом сам возьмет его на прицел собственного ружья, барон не думал. Его не смущали подобные нестыковки. Он чувствовал, что эти двое знатно его надули. Заговор, спланированный негодяями заранее, не иначе.
На самом деле никакого сговора не было, ну, почти. Эрвин знал, что Дарси хочет остаться наедине с бароном. Вот и устроил им тет-а-тет. Такого рода вещи получались у него как-то сами собой - на раз-два. Никто бы ни в жизнь не догадался, что он действует преднамеренно - Эрвин всегда был сама естественнось и непринужденность.
А потом они с Мэлом, позабыв про оленей, прямой дорогой направились в винный погреб - тут он, как раз кстати, вспомнил про вишневый брэнди пятилетней выдержки. Флинт остался у дубовой бочки - на кожаном диванчике - дегустация закончилась на втором стакане громким храпом. А сэр Бартоломью, обладая более плотной комплекцией и, соответственно, большей устойчивостью к спиртосодержащей продукции собственного производства, дополз до кабинета, и там даже успел накинуть теплый халатик и слегка подремать перед обедом - впрочем, недолго.
Джейм же действовал по наитию. Этим утром он почувствовал необычную внутреннюю свободу - вдохновение вдруг снизошло к нему откуда-то свыше. Ему нужно было любой ценой выйти из того тупика, в который он попал. Почему-то он понял, что с этого дня всё изменится. Он осознанно пошел на риск - сделал себя приманкой для барона. Чувствовал, что другого способа узнать то, что ему нужно, нет. Пистолет у него с собой был - в потайном кармане просторного сюртука.
Как-то - по глазам, по мимике, он прочитал мысли Каннингема. Подыграл ему невзначай. Притворился неопытным, будто он впервые на охоту вышел. Он рисковал, но именно сегодня вдруг перестал бояться за свою жизнь. Страх остаться в таком подвешенном неопределенном положении надолго, если не навсегда, был намного сильней.
Он спиной будто видел всё, что делает барон: снимает, наводит ружье, прицеливается. Слышал характерные звуки - вот он - щелчок затвора. Поэтому за полсекунды до выстрела успел плавно отпрянуть в сторону - за ближайшее дерево. Пуля просвистела мимо. А дальше - дело техники. Богатый опыт детских игр в пемберлийской чаще с друзьями сыграл свою роль. Джеймс сумел, бесшумно передвигаясь за кустами, оказаться за спиной своего убийцы, тот не успел его заметить.
Откровения барона в первый момент шокировали его. Но буквально через пару минут все сложилось в стройную непротиворечивую систему - встало на свои места. Пазл сложился.
Ирэн показала Энтони Каннингему в конце октября - в последнюю неделю своего пребывания в Пемберли. Значит, они встречались в парке и раньше. Начиная чуть ли не с первого дня её замужества.Там же есть пустующий дом на берегу реки - он готов к приему гостей, но в нем давно никто не живет. Это сейчас Джеймс приказал закрыть все ворота, выпустить собак и направить дозором нескольких сторожей вдоль границ парка, а раньше все проходы к реке и к озеру были открыты. Он и не думал следить за ними. Частенько и деревенские жители заходили в парк - собирали хворост и шишки - он только радовался этому - бурелома становилось меньше.
Тут Ирэн действовала в соответствии с очевидным расчетом. Пока муж ее устраивал, она молчала. Как только поняла, что муж отбился от рук, решила рассказать барону правду о сыне. Каннингем унаследовал титул спустя полгода после ее замужества. Не будь его перспективы на пэрство столь столь туманными, умри два предыдущих претендента на титул барона чуть пораньше, Джеймс наверняка не удостоился бы "счастья" стать ее супругом. Ведь быть баронессой, леди Каннингем, намного почетней, чем какой-то миссис Дарси.
Думала ли она о том, что предпримет Каннингем, узнав о сыне, когда сообщала ему о нём? То, что он в конце концов решился на убийство Джеймса, это результат ее влияния или его собственная идея?
Может, уже тогда у ней появились планы избавиться от ставшего вдруг неудобным мужа? Получить в наследство всё полагающееся вдове имущество и опекунство над Робертом - главным наследником. Джеймс похолодел от этой мысли. Бог спас его от самого страшного. По крайней мере, если не себя, то Роберта он от них обезопасил - теперь ни один закон не даст Ирэн право распоряжаться жизнью и состоянием его мальчика.
Ирэн - настоящая змея. Как же она лжива, расчетлива, бездушна, развратна и бессовестна.
А ведь если бы не увидел своими глазами её стычки с Шарлоттой, Джеймс так и не узнал бы с какой женщиной он живет. До конца своей жизни мог остаться в неведении.
И неизвестно, когда, и по какой причине, этот конец бы настал - сейчас, после беседы по душам с бароном, он уже верил, что его супруга способна на любое злодеяние.
Роберт ей мешал. В первую очередь, как наследник Пемберли. И очень мешала Шарлотта, которая встала стеной на защиту его сына. Хоть и могла так мало, не имела вообще никаких прав. Но сделала всё, что смогла. Случай, лишь счастливый случай уберег его бедного мальчика.
Он, Джеймс, и верно показал себя в этой истории круглым дураком.
Снова вспомнил, как Шарлотта и Роберт плакали вместе ночью в её комнате, и у самого слезы в глазах появились. Она ведь переживала не за себя, а за жизнь малыша. Понимала, какая страшная судьба его ждет в лапах этой жестокой женщины.
Они стоили друг друга с Каннингемом. Два сапога пара. Оба мерзавцы, пробы негде ставить. Нет, Энтони он им не отдаст. Мальчик вырастет приличным человеком. Не может, не должен этот милый, улыбчивый малыш стать похожим на своих родителей, ведь стать таким - это, пожалуй, намного хуже смерти.
Он мог бы убить барона, тем более, что сделал бы это, просто защищая свою жизнь. Наверное, решил бы тем самым сразу все проблемы. Но отвращение к убийству слишком глубоко сидело в нем. Сегодня Джеймс почти не покривил душой, признаваясь охотникам в своей неопытности - он даже птиц никогда не убивал, хотя стрелял метко.
Должен быть законный путь призвать этого подлеца к ответу. Удалось ли ему достаточно сильно запугать Каннингема? На это вряд ли можно рассчитывать. Пока Ирэн остается его женой, принципиально проблема не решится. Нужно разрубить этот гордиев узел раз и навсегда. Она согласится на развод на его условиях, лишь когда поймет, что это единственный способ получить с супруга хоть что-то. Когда Каннингем перестанет быть ее надеждой и опорой.
Чувство, которое еще буквально полгода назад казалось ему настоящим, сейчас воспринималось им как ужасная, непростительная ошибка - верх глупости и стыда. Он успел снова всерьез влюбиться, что безусловно сильно смягчило удар, но эта же новая любовь заставляла смотреть на прошлое именно так - бескомпромиссно, бесжалостно по отношению к бывшей возлюбленной и к себе самому. Теперь он судил Ирэн крайне строго, так как она, возможно, и не заслуживала.
Она не была той кровавой злодейкой леди Макбет, которой он представлял её сейчас. Она действовала, всего лишь подчиняясь своим низменным эгоистичным инстинктам, даже не задумываясь о последствиях - например, она вовсе не планировала выполнять те страшные угрозы Роберту, когда в сердцах произносила их. Тем более не задумывалась (поначалу, по крайней мере) о физическом устранении своего супруга, когда показывала Каннингему сына. Просто назло мужу, и ощущая пятой точкой, что пришла пора опереться на другого покровителя - использовать запасной вариант. И изменяя супругу, тоже всего лишь потакала зову плоти - между ней и бароном давно существовало взаимное влечение, но до замужества Ирэн, что называется, себя блюла, а после - разрешила себе маленькие удовольствия не только в постели с супругом, но и на стороне. Тем более, что любовник сам активно ей навязывался - пришлось бы прикладывать усилия, чтобы удержаться от соблазна, а следовать ему оказалось легко и приятно. У Энтони были примерно равные шансы родиться сыном Джеймса и барона. Но, видимо, повезло барону.
А позже, когда уже покинула Пемберли, она искренне обвиняла во всем мужа и гувернантку. Когда Каннингем намеками дал ей понять, что расправится с Дарси, Ирэн восприняла это как законную месть негодяю мужу за себя - незаслуженно обиженную им. Ей и в голову не приходили другие моральные оценки происходящего. В ее нравственной системе координат хорошим и нравственным было лишь то, что хорошо лично для нее. Обычный эгоизм и низость натуры. Ирэн никогда не решилась бы на серьезный поступок - убийство или отравление. И сама она не рассчитывала и не планировала никаких преступлений. Она могла лишь угрожать, скандалить, изменять, лгать, распространять ложь и грязные сплетни о недругах. Но чаще всего именно такие люди, как она, становятся помощниками настоящих "эпичных" злодеев - тех, кто не постесняется убить своими руками, не остановится ни перед чем, ради достижения свои, порой крайне амбициозных, целей.
Такой человек, как Ирэн, в кругу приличных людей может спокойно прожить всю жизнь, тихо подличая по мелочам, порой незаметно для окружающих. Но попав в окружение истинного мерзавца, быстро становится его сообщником или послушным орудием, ибо не имеет никаких нравственных ориентиров, способных его от этого уберечь.
А Джеймс чем сильней ненавидел, демонизировал супругу, тем больше боготворил свою новую возлюбленную. Она превратилась в настоящего ангела в его глазах. Желание соединиться с ней становилось почти нестерпимым. Сейчас он готов был любые опасности и преграды преодолеть на пути к любимой.
Он грезил о ней во сне и наяву. Сны, в которых он ласкал её, были настолько реальными, что он просыпался в состоянии крайнего возбуждения, в миге от вспышки экстаза. Между ними на расстоянии словно протянулись невидимые, но вполне осязаемые нити. Откуда-то он знал, что и она испытывает сейчас те же чувства. В грезах своих он гладил ее нежную кожу, целовал девственные уста, ощущал прикосновение ее пальчиков, таял и млел под её чистым взглядом, полным любви и нежности.
Он просыпался со стоном. То был возглас страдания - наяву любимой не оказывалось рядом, но какими же сладкими порой становились его муки. Страх за нее, невыносимое, болезненное желание немедленно соединиться с возлюбленной, и одновременно - неизъяснимый восторг, охватывающий всё его существо в те минуты, когда он думал о ней.
Так бывает, лишь когда любимый человек отвечает на твое чувство с той же силой, когда ваши души соприкасаются где-то на небесах. И как бы далеко друг от друга вы не находились, каждое движение твоей души улавливается им, ваши желания как полноводные реки сливаются в один огромный поток, и вы оба купаетесь в этом море любви.
Джеймс знал, что любимая чувствует то же, что и он. Где-то там, быть может, совсем рядом, она думает о нем, ждет его, верит, что рано или поздно он найдет ее.
Его сердце рвалось к ней. Он желал её так, как еще ни одну женщину на свете, но в то же самое время был готов вечно оставаться её отцом и братом, довольствоваться легким прикосновением губ и рук - лишь бы она находилась неподалеку, лишь бы ощущать как рядом бьется ее сердце, ловить этот ангельский взор, видеть ее улыбку.
Вопреки всему, Джеймс хотел найти и увидеть Шарлотту. Он решился попробовать разыскать ее.
Не смог больше терпеть разлуку. Будь что будет, но он поедет к ней.