ВАЛЕНТИН ДОМИЛЬ.
   
   Из цикла "НЕВОЗВЫШЕННЫЕ СТИХИ".
   
   ДЕРУНЫ. 
   
   Дождик бродит между пальмами,
   Навевая злую грусть.
   Утоли, Господь, печаль мою,
   А не то не удержусь.
   
   Верьте мне, ребята, на слово,
   Наломаю вдоволь дров.
   Оболью селёдку маслом я
   И нажарю дерунов.
   
   Деруны, драчены, дранники,
   Не еда, а харч Богов.
   Мне они милей, чем пряники.
   Слаще сдобных пирогов.
   
   Выпью первую для бодрости,
   А вторую на помин.
   Круг друзей редеет с возрастом.
   Вот ещё ушел один.
   
   За года, что мне отведены,
   Буду пить под "будь здоров".
   Чтобы судьба была не врединой.
   И, чтоб вдоволь дерунов.
   
   Деруны, драчены, дранники.
   Не еда, а харч Богов.
   Мне они милей, чем пряники.
   Слаще сдобных пирогов.
   
   ПЕСНЯ ЯЗВЕННИКА.   
   
   Не велят мне врачи есть острое.
   Не велят мне врачи пить горькую.
   Если б жил я, скажем, на острове.
   Одно постное ел бы только я.
   
   Я  жевал бы бананы спелые.
   Набивал бы пузо бобовыми
   На второе б ел и на первое.
   Я б открыл там диетстоловую.
   
   А вне острова мне совсем не везёт.
   То один зайдет, то другой зайдет.
   Ты чего, говорят, труса празднуешь.
   У нас каждый второй, может, с язвою.
   
   И бутылку на стол со "Столичною"
   Рядом с ней огурцы и курицу.
   Про здоровье брось - это личное.
   Мы ведь, тоже, вроде, не с улицы.
   
   Утром рано к аптечке топаю.
   И таблетки в пригоршню сыплю я.
   Ну, нельзя ж быть такою жопою.
   Ну, за что ж мне такое выпало?
   
   Нет, вне острова мне совсем не везёт.
   То один зайдет, то другой зайдет.
   Ты чего, говорят, труса празднуешь.
   У нас каждый второй, может, с язвою..
   
   АЛЬЦГЕЙМЕР и ПАРКИНСОН. 
   
   Среди прочих важных персон,
   Приглашенных на конференцию, 
   Был Альцгеймер, и был Паркинсон,
   Врачи - знатоки деменции.
   Альцгеймер пальцем в носу
   Ковырял. И не сказал ни слова.
   Паркинсон не мог сесть на стул,
   Заторможен  он был  и скован.
   Личный опыт весьма полезен,
   Особенно обобщенный.
   С той поры и пошли болезни,
   Альцгеймера и Паркинсона.
   
   SEX-АТАКА. 
   
   Дама во вкусе Бальзака
   Примерно лет сорока,
   Предприняла sex-атаку
   На соседского мужика.
   Мужик был отлично сложен,
   Форменный Аполлон.
   Что же касается рожи.
   И с рожею   тоже он.
   Была не любовь, а крендель,
   Другой такой в мире нет.
   Водились большие деньги
   У дамы бальзаковских лет
   
   "МЕНТЫ".
   
   Маньяк
   С утра глушил коньяк.
   Потом пошёл маньячить.
   А, может, всё было не так.
   А, может, всё иначе.
   И пил он вовсе не коньяк,
   А джин или текилу.
   И был он вовсе не маньяк,
   А сверхсекретный киллер.
   А, может, водку пил с кентом
   Блатной в своей квартире.
   И замочил его потом,
   Как водится, в сортире
   А, может, это пьяный бомж
   Или простой рабочий.
   А, может, кто-то в стенку лбом
   Колотит, что есть мочи.
   Накажет их Народный Суд
   Проступку соответственно.
   "Менты" придут, "Менты" найдут,
   И отдадут под следствие.
   
   ВЕРЕВКА. 
   
   В какой-то кладовке
   Лежала верёвка.
   Лежала и вдруг пропала.
   Веревка не вещь, веревка - дешевка.
   В кладовке такого мало ли?
   Будь это, скажем банка грибов
   И прочие  патиссоны.
   Тогда б с соседей попили кровь.
   Их запросто урезонили б.
   Но ведь она не сама по себе.
   Ног у веревки нет.
   Взял, чтоб её привязать к трубе,
   Один малахольный поэт.
   Он что-то такое в стихах написал.
   Мол, сил моих больше нет.
   Иду прямиком, мол, на небеса.
   И забрался на табурет.
   Возьми он, к примеру, те же грибы.
   Или, там, перец в томате.
   Определенно ещё пожил бы.
   Хотя и обруганный матерно.
   
   ПРЕДРАСССВЕТНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ. 
   
   Смотрю в окно. В окне светает.
   И пробуждается в окне.
   Предметы плотью обрастают,
   Как бы утерянной во сне.
   Я слышу утренние звуки.
   Я обоняю запах тоже.
   И тянутся к бумаге руки,
   Поскольку стих сложиться может -
   В литературу вклад мой скромный.
   Плод предрассветных сладких грёз.
   Я раньше бы его запомнил.
   Сейчас забыть могу - склероз.
   
   ПЕРВОПРИЧИНА. 
   
   На углу стоял мужчина,
   Метр восемьдесят пять.
   У него из под штанины
   Выступал один ботинок.
   А второго не видать.
   Может, был мужчина йогом,
   И  поджал к бедру ступню.
   Может, был он одноногим.
   Может, он платил пеню.
   Проиграв или проспорив,
   Или что-то недодав,
   И теперь, себе на горе,
   Стал в отместку, как журавль.
   Развивается наука.
   И, возможно, те правы,
   Кто твердят, что наши внуки,
   Будут жить без головы.
   Раз такое  ожидается,
   В поисках первопричины.
   Разобрался я бы с яйцами
   Очень странного мужчины.
   Всем известно, что ученые
   Добрались до генокода.
   И работают над клонами
   Представителей народа.
   Власть обязана быть бдительной,
   К проявлениям мутации.
   В плане мер незамедлительной,
   Принудительной кастрации
   
   ВСЕМИРНОЕ ПОЖАРИЩЕ. 
   
   Граждане, собратья, человеки,
   Те из популяции людей,
   Кто связал судьбу свою навеки
   С сутью марксо-ленинских идей.
   Несмотря на жуткие наветы
   Несмотря на временный откат,
   Мы пройдём не только через это,
   Но и через ряд других преград.
   И, когда  все сразу одолея,
   Вновь зажжем всемирное пожарище,
   Ленин скажет нам из Мавзолея: -
   "Правильным путем идем, товарищи!"
   
   ПЛЮС И МИНУС.   
   
   Я не пью уже, как раньше.
   У меня неровный пульс.
   Стал, естественно, я старше.
   И умнее - это  плюс.
   Минус - боли и изжога.
   Что-то вязкое в крови.
   Навсегда больные ноги.
   И не очень свежий вид.
   Поменяю  плюс на минус.
   Сяду гоголем за стол.
   И рукой стакан придвину,
   А другою - валидол.
   
   МЫ -  МЛЕКОПИТАЮЩИЕ. 
   
   В процессе поедания бифштексов
   И также разномясовых котлет,
   Мы следуем послушно за рефлексом.
   Пути у нас другого просто нет.
   В процессе обладания любимой,
   Когда в груди пылает и кипит,
   Определяет всё необходимость
   Поддерживать количественно вид.
   Ученые разведали дорогу,
   В генома дебри. Вот морока та ещё.
   Нас ничего не связывает с Богом.
   Мы то же, что и все млекопитающие.
   
   О ТОРОПЫГЕ ОТЕЛЛО И БЕДНЯГЕ ДЕЗДЕМОНЕ. 
   
   Ищу и не могу найти ответа,
   Зачем же человек большой души,
   Отелло, вняв заведомым наветам,
   Беднягу Дездемону задушил?
   Куда он торопился черт рукастый?
   Ему бы хоть чуть чуть повременить.
   Мы в жизни ошибаемся так часто.
   Запутана так жизненная нить.
   Есть в ревности особенная сила.
   Свой, не подвластный логике расчёт.
   Она ж тебя за муки полюбила,
   Так взял бы и помучался ещё.