...А вот скажи, у тебя бывало когда-нибудь ощущение такого неминуемого , неизбежного будущего счастья? Ну вот знаешь, как у людей бывает плохое предчувствие, только наоборот?
Косма улыбнулась и покачала головой. Мы сидели под стволом большого дерева, вернее сидела она, а я положил голову ей на колени.
-А у меня бывало...
-А сейчас?
- Да понимаешь, в том-то и дело, и сейчас есть. Что удивительно. Ведь по-всему выходит, что дела наши плохи. А оно, - вот здесь, - я похлопал себя животу , в районе солнечного сплетения, - поет и поет, как соловей в прифронтовом лесу.
Уж и соловей. - улыбнулась Косма, - а что , правда , наши дела так уж плохи?
- Хе-хе, - я похлопал себя по лбу, - вот здесь говорится что просто песец, кицунэ-дес, как говорят японцы, а здесь - я снова коснулся солнечного сплетения, где медленно разливалась невразумительная радость, как сияние по небу во время восхода - здесь поется, что все просто прекрасно , просто мы еще этого не поняли.
- Ну-ка , дай-ка я потрогаю, - Косма прикоснулась ко мне, - и тут же изумленно взглянула на меня, - а, да, чувствую, и , знаешь, кажется, мне это передается. Лицо ее приняло совершенно солнечное выражение, свинцовую озабоченность, которая в последнее время осеняла лица всех членов нашего маленького боевого братства, словно сдуло с нее.
А в самом деле? Так ли уж плохи были наши дела? Ну, плохи не то слово, дела обстояли пугающе. Самое смешное, что мы могли в любой момент, с тех пор как познакомились с Плаксой, узнать об этом. Но, видимо, Господь, хранил нас в хорошем настроении , чтобы не отнимать силы в в пути. После того, как Тимофеич надолго отстал от нас, мы решили сделать привал. Несмотря на бодрящее действие местной атмосферы, усталость после нашего почти стокилометрового марафона была вполне чувствительной. А на привале , первое что я сделал - это вцепился в Плаксу мертвой хваткой и стал расспрашивать о ее жизни, о местных обычаях, о ее знании истории и прочую этнографию. Завидев это, к нам с Плаксой присоединился Сидорцов и китаец, а через время у нашего огонька собрались и все остальные, рассевшись кольцом у костра. Происходящее, таким образом, приняло отчетливые черты пионрского костра, в особенности же , если учесть то, что рассказ Плаксы, по мере продвижения ее в событиях, все больше напоминал детскую страшилку.
Рассказ Плаксы:
Мой отец был охотником. Моя мать тоже была охотником. Они были добры ко мне - кормили и ласкали. Они говорили что я тоже стану охотником. Потом у меня не стало ни отца ни матери - меня забрали на учебу, в лагерь. Тогда появилась она - Черное небо(при этих словах Плакса кивнула на Косму и меня пробрал мороз по коже). Она сказала что я стану звездой. Мне было смешно. Я сказала - мне не стать звездой, я - охотник. Она пожала плечами, - охотник тоже может нести свет, в этом вся разница. Охотники добывают пищу и знают лес. Поющие несут нас всех в волнах своих песен. Все вместе мы храним время. Но можно еще нести свет и дарить его другим. Тогда, кем бы ты ни была , ты станешь звездой.
А зачем это? - с опаской спросила я. Она усмехнулась. - Звезды свободны, они всегда веселы и всем довольны, ни в чем не нуждаются, не плачут и не грустят, звезды не предают и не убивают друг друга, не дерутся из-за добычи. Звезды живут на небе, они близки к Текущему, к Солнцу и Луне.
Вобщем она долго так могла. И не важно что она говорила, в другой раз она рассказывала мне сказку о деревьях, а потом - о камнях. Важно было то, как она говорила все это. Спокойно и уверенно, и любая чепуха выходя из ее зубов отращивала крылья и могла летать. Но главное, она говорила все это просто так. Знаете, родители, или там , вообще старшие, когда что-то говорят тебе, - они учат, они хотят , они ждут, что ты будешь делать то , что сказано, поверишь в это, на худой конец кивнешь головой, а в худшем случае станешь спорить. А она болтала просто так, даже не глядела на тебя, ей не интересно было что ты думаешь о ее словах. И от этого хотелось верить особенно сильно.
У меня, выросшей на отшибе, не видавшей в жизни ничего кроме отца, матери, да неба над головой, от ее разговоров закружилась эта самая голова, как будто это самое небо на нее упало. Вся наша группа, все тринадцать маленьких охотников скоро полюбили ее. Понимаете, она ведь не только занятно болтала, она была ловкой, быстрой, сильной, невероятно выносливой. И щедро делилась своей силой - всегда помогала тем , кому это было нужно, делилась , поддерживала, для всех находила ласковое слово. И так просто, мимоходом. А потом я увидела ее свет. Свет , исходящий, струящийся от нее, я видела, а будто и не видела. Когда я увидела ее свет в первый раз, я выронила дрова , которые несла для костра и села на хвост. Она тогда подошла, помогла мне встать, обняла. Я сказала - вот ты и стала звездой.
-Ты тоже - она засмеялась, провела лапой по моей щеке, потом взяла мою лапу и поднесла к моим глазам. И я увидела тот же свет, неверный, дрожащий, мерцающий, но теплый и ласковый, звездный свет...
У Славы, который как слепой, раскаленный страхом и яростью, болид, влетел в комнату где только что был президент со своими присными, не было времени разбираться что к чему. Он увидел белое колеблющееся марево, застилающее одну стену, так что казалось что стены этой нет вовсе, да благообразного старикана в ослепительно белом плаще, покойно расположившийся в кресле и доброжелательно глядящего на нежданого гостя.
- Вы к кому , молодой человек? - спросил старик необыкновенно приятным голосом.
- Я человек Горностая, - привычно и быстро, хотя и несколько растерянно, выговорил Слава. - Где он?
- Все там, - старик кивнул на белый туманный квадрат, застилающий стену. - Если хотите к нему, поторопитесь.
- Ага, - Слава судорожно сглотнул.Перспектива нырять в это непонятное молоко его откровенно пугала, но ментовская интуиция, безапеляционно толкала его в затылок, подсказывая паническими сигналами, что времени пробовать воду ногой у него нет. В голове крутнулся эпизод из фильма "Чародеи", где герой проходил сквозь сцену со словами - вижу цель, не замечаю препятствие, верю в победу, - и он с разбегу, в три летящих шага одолев расстояние до стены, окунулся в туман неизвестности. Вслед ему старик сказал, - добро пожаловать в утро!
- Почему утро? - подумал Слава, потом в ушах у него громко чмокнуло, в голове возникла страшная тяжесть и он на время перестал думать. Затем в глаза ему ударил ярчайший, после московского сумрака, свет. Он видел чистейшего цвета голубое небо, сочную зелень, землю, приятного табачного цвета, его хлопали по плечу, Горностай что-то спрашивал у него , глядя прямо в лицо. Но Слава ничего не слышал, он мог только ошалело озираться по сторонам всем телом впитывая свежесть и какую-то раннесть окружающей его реальности.
- И правда утро! - подумал Слава. Потом кто-то в его голове включил звук и он стал отвечать на вопросы.