Аннотация: Выкладываю еще раз в формате fb2. Спасибо Алексею Тронину
Русская колонна
Annotation
В Советском Союзе большинство населения можно было отнести к среднему классу. За последние 12 лет власть в союзе с олигархией обворовывала наш народ восемь раз. Сейчас в обществе сложились настроения, аналогичные тем, которыми были пронизаны обворованные средние немцы и французы перед буржуазными революциями, то есть настроения левобуржуазные.
Вы спрашиваете, почему я вас ненавижу? Потому что я вас ЗНАЮ! Это вы в 1989 году бегали НЕИЗВЕСТНО КУДА (так ведь, сволочи, и до сих пор не признались), а, возвратившись оттуда, имели вид директоров академических институтов, вернувшихся со встречи в ЦК КПСС. Это вы тогда, сразу же, как вернулись, начали говорить: «К чёрту этого дурака Горбачёва. Горбачёв — слабак. Горбачёв — битая карта. У нас есть наконец свой кандидат в лидеры страны». А когда я говорил вам: «Ребята, вы с ума сошли! Вы ставите на кон судьбу страны!» — вы отвечали мне: «Старик, власть — это такая штука, что ради неё и родную маму поставишь на кон!». Да. Тогда мы с вами ещё разговаривали.
Это вы призывали народ в 1990 году к захвату телецентра в Вильнюсе. Это вы потом утверждали, что выстрелы в народ произведены кровавым КГБ. Это вы называли лжецами и подонками тех, кто говорил, что выстрелы произведены со стороны «Саюдиса». Это вы потом объявляли нерукоподаваемыми мерзавцами каждого, кто осторожно намекал на возможность связи прибалтийских народных фронтов с американскими спецслужбами.
Это вы потом бегали по Москве и Вильнюсу, призывая к отставке Горбачёва, у которого «руки по локоть, по самый локоть в крови!». Это вы собирали митинги, призывавшие к свержению тоталитарного режима, непринуждённо не замечая того тривиального обстоятельства, что при тоталитарном режиме у вас вряд ли была бы возможность созывать какой-либо митинг!
Это вы убедили страну в том, что свердловский обкомыч с печатью антропологической катастрофы на харе есть верховная надежда российского народа. Это вы отмахивались от свердловских историй про то, как пьяный Ельцин заставлял членов обкома в партсанатории по ночам играть с ним в волейбол и завязывать себе шнурки.
Это вы, когда Ельцин провёл всё турне по Америке в зюзю пьяным, утверждали, что Ельцин был трезв, а его отравил кровавый КГБ. Это вы нагло отрицали подлинность европейских фотографий, на которых возвратившийся из Америки в Москву Ельцин был запечатлен справляющим малую нужду под колеса самолета.
Это вы в 1993 году, когда тот же ваш Ельцин в том же состоянии явился на переговоры с депутатами Верховного Совета и членами Конституционного суда, утверждали, что Ельцин был трезв как стекло, просто у него был тяжёлый сердечно-сосудистый приступ. А что перегаром воняло на весь Верховный Совет — так это у нас, у красно-коричневой сволочи, обонятельные галлюцинации.
Это вы убедили народ в 1991 году голосовать за Ельцина как президента, и вы же в августе собрали людей защищать ельцинскую резиденцию. И уже тогда я не только ненавидел вас, но и честно презирал собранную вами толпу добровольных самообманщиков. Любому нормальному человеку уже тогда было ясно, что Ельцин — типичная злобная номенклатурная сволочь. И уже тогда прийти защищать его как символ нашей свободы было наглой и непростительной глупостью. И уже тогда я запомнил эти лица с «особым выражением», лица людей, обкурившихся «демократической травы». Уже тогда я запомнил эти чуть выпученные глаза, расслабленную эйфорическую улыбку и ломко-визгливые интонации.
Это вы призывали народ признать ничтожными результаты референдума о сохранении Советского Союза и поддержать Беловежский сепаратистский беспредел.
Это вы в течение 1992—1993 годов вели по нарастающей кампанию по дискредитации законно избранных депутатов Верховного Совета России. Это вы пустили в обиход гнусное словечко «красно-коричневые», которым должен был быть заклеймён любой, даже самый мягкий оппонент вашего Ельцина.
Это вы инициировали разбойничью реформу 1992 года, приведшую к обнищанию нашего народа и развалу промышленности и сельского хозяйства. Это вы придумали стратегию, согласно которой можно было с лёгкостью игнорировать аргументы депутатов Верховного Совета, направленные на то, чтобы доказать, что Ельцин рвётся к диктатуре, а реформы приводят совсем не к тем результатам, какие были обещаны реформаторами. Вы попросту предложили не обращать внимание на бред этих депутатов. Ведь ребёнку ясно, что противиться реформам может только законченная красно-коричневая сволочь. К тому же достаточно посмотреть на гнусные рожи этих депутатов, и любому нормальному человеку станет всё ясно.
Это вы, расстреливая в Москве Белый дом, имели наглость ещё раз призвать народ вас поддержать. И, к моему жгучему стыду, опять нашлись тысячи придурков с выпученными глазами и блаженными улыбками, не постыдившихся поддержать вас.
Тогда же вы в Киеве доказывали, что только законченный подонок может противиться украинизации высшего и среднего образования в русскоговорящих регионах Украины.
Уже тогда, в 1993 году, начали трогательно сливаться ваши московские и киевские вопли. В Москве выли «раздавите гадину!», требуя расстрелять лидеров разбитого, но непокорённого Верховного Совета. И только категорический запрет Клинтона спас жизнь российских народных избранников. В Киеве в те же месяцы призывали «крепко дать по харе обнаглевшим украинофобам, уже закинувшим свои грязные ноги на стол». Так свидомая сволочь квалифицировала людей, желавших преподавать в вузах на своём родном языке.
Потом вы потихонечку заткнулись. Но не потому, что вам стало стыдно или вы сменили свои убеждения. Просто вы более или менее добились своего. В России была протащена ельцинско-жириновская конституция и ваучерная приватизация. На Украине успешно шла дерусификация всех сфер общественной жизни. В обеих странах потихоньку стал зарождаться новый олигархический класс. Потихоньку шло сращивание коррумпированной бюрократии с олигархической компрадорской буржуазией и откровенным криминалитетом. Потихоньку сворачивались оставшиеся от советской власти социальные программы, социальное расслоение успешно шло вперед семимильными темпами. Наши братские страны, нищая, форсированно двигались из Европы в Латинскую Америку.
И вы, конечно, молчали! Ведь вы добились своего. Свобода, демократия, права человека и общечеловеческие ценности, наконец, бесповоротно победили и в России, и на Украине. Как выразился незабвенный Бурбулис, «есть шанс, что реформы, наконец, стали необратимыми».
Правда, вы ещё пару раз пошумели. Это было во время вторых туров выборов президентов России и Украины. В 1996 году вы надрывались, агитируя против Зюганова, а в 2000-м — против Симоненко. Конечно, мы тогда наслушались от вас множество ужасов про «возврат назад», «пустые прилавки» и «полные концлагеря». Но это уже было как-то вяло. Вашему лаю явно не хватало искренности. Чувствовалось, что вы не верите всерьёз в возможность победы коммунистов и гавкаете так, больше для порядка.
А после прихода к власти в России Путина возникло ощущение, что вы наконец сдохли. Особенно радостно было после дня выборов в 2003 году, когда наш народ не пустил вас в парламент. Казалось, что без вас и солнышко светит ярче и небо голубей.
Но не прошло и полугода, как пришла отрезвляющая ясность. К сожалению, вы, кажется, бессмертны. Как навозные мухи, крысы и тараканы. Если вас регулярно не травить, вы опять самозарождаетесь из грязи и навоза.
Правда, в России, где большая часть народа дала понять на выборах, что не желает вас больше видеть, вы пытаетесь воскреснуть пока ещё довольно робко и осторожно.Шума ещё не слышно. Но вонь уже отчётливо чувствуется. Уж собирают городские сумасшедшие свои геральдические комиссии, чтобы выяснить наконец, раз и навсегда, кто из политических оппонентов является абсолютно безнравственным и нерукоподаваемым, а кому, хоть он и последний мерзавец, но руку подавать пока ещё можно.
Но по сравнению с тем, что происходит на братской Украине, наша дурка может считаться санаторным отделением дома скорби. А уж там на Украине — сплошное раздолье для буйно помешанных. Площадь Независимости превращена в майдан невменяемых. Опять видны выпученные глаза и блаженные ухмылки, слышен визг. И здесь вы, в отличие от России, уже почти на грани победы. Вам удалось убедить немалую часть народа в том, что рядовой кучмовский номенклатурщик с лицом Вия — есть последняя надежда украинского народа. Он окружен со всех сторон американскими специалистами в штатском по разрешению конфликтов, недобитыми бандеровцами, специалистами по добыче нефти из магистральных трубопроводов, недопосаженными остатками лазаренковского клана, мечтающими взять реванш и устроить вселенскую шмазь своим коллегам-конкурентам из высших сфер криминального бизнеса — в общем, чистейшей воды либерал. И эту оранжевую плесень вы объявили нашим всем. Вы пустили в народ миф о том, что на следующий день после вашего прихода к власти на Украине настанет демократия, социальная справедливость и экономическое процветание. Вы нейтрализовали ваших оппонентов в глазах ваших сторонников простым, до боли знакомым аргументом. Разве может сказать что-нибудь разумное тупое быдло, к тому же возглавляемое профессиональными уголовниками? Оно, конечно, наши оранжевые урки — самые честные урки в мире. Не то что ихние донецкие! У наших урок и шарфики на шее того же цвета, что у Чубайса шевелюра на голове. А глава РАО ЕЭС — это голова. Ему палец в рот не клади. Без света останешься.
Если бы вы ограничились только этим грязным оболваниванием народа, вы уже были бы мне омерзительны. Но вы с чистой совестью ставите Украину на грань гражданской войны, незаконно пытаетесь присвоить себе победу на президентских выборах, организуете омерзительную клоунскую процедуру фальшивого принесения президентской присяги...
И вы спрашиваете, почему я вас ненавижу? Ющенко —геть! Морок, рассыпься! Наше дело правое — победа будет за нами!
Вместо птицы-тройки — собачья свадьба
В нашей стране, по сути, существует режим внутренней оккупации — оккупационный режим, осуществляемый не иностранцами и не инородцами. Я бы квалифицировал его как блок связанной с мировым рынком компрадорской сырьевой и сырьево-финансовой олигархии с коррумпированной бюрократией и откровенным криминалитетом.
Более того, всех остальных я счёл бы русским народом — не этнически, а социально — и рабочих, и крестьян, и интеллигенцию, и мелкий, средний и крупный национально ориентированный бизнес, понимая под национально ориентированным бизнесом бизнес, либо работающий на внутреннем рынке, либо замещающий импорт, либо экспортирующий продукцию с высокой добавленной стоимостью, а не занимающийся компрадорскими сделками по продаже сырья и разворовыванием госбюджета при помощи незаконного вывоза средств за границу и «откатов».
Скоро уже нашей экономике пора будет вводить макроэкономический показатель валового внутреннего «отката», поскольку в течение года вывозят 56 госбюджетов.
Что же произошло? Советская система, как к ней ни относиться (мое отношение к ней неоднозначно, я вижу в ней много хорошего и много плохого), была, прежде всего, внешним гетерономным ограничителем людей, как в плане морали, так и в плане солидарности.
Внутренней солидарности в ней почти не складывалось, но внешняя солидарность коллектива присутствовала, это можно представить как ящики с перегородочками; ящики убрали, началась энтропия. Более сильные получили то, что хотели, более слабые не получили ничего, да ещё были обмануты.
В нашей политике можно взять похожую метафору: были бульдоги под ковром, Горбачёв содрал этот коврик — и идёт бульдожья свадьба по всей стране, где те бульдоги, которые раньше возились под ковром, теперь, прошу прощенья, свою сучье-кобелью свадьбу играют по всем просторам необъятной Руси. Вместо птицы-тройки выступает собачья свадьба.
Процесс этот в некотором смысле даже естественно-исторический. Если убираешь внешние ограничения в обществе однородном, в обществе, в котором не сложилось сильной внутренней морали, то подонки, обладающие способностью властвовать, даже не солидаризуясь (хотя иногда они солидаризуются), действуя в одном направлении, может быть, случайным образом выбраковывая наиболее бездарных в деле подлости из своей среды, создают кучную группу, которая держит, насилует, манипулирует, издевается над остальными простыми нормальными людьми, у которых есть моральные барьеры, не позволяющие им пользоваться технологиями, приносящими власть и богатство, а с другой стороны, есть простодушие и отсутствует солидарность, что позволяет сволочам над ними властвовать.
Всё, что я говорю, не отменяет прямой моральной ответственности. Я лично уверен, что гайдаровская реформа была не только неквалифицированной, но и была заранее задумана как вредоносная относительно «этого быдла», хотя она оказалась более вредоносной, чем полагали её авторы, потому что авторы не только ненавидели свой народ, но были бездарны и поэтому получили худший результат. Но это мое частное мнение. Это надо доказывать.
Я вполне понимаю, что и среди коммунистов, и среди либералов я могу найти единомышленников, мнение которых о прошлом будет различаться, но мнение о будущем будет сходиться. Я это формулирую так — просто, хотя и несколько парадоксально: Россия — для русских, свобода, справедливость, солидарность, демократия.
Слова «Россия для русских» ничего фашистского не обозначают. Они просто обозначают, что это страна нашего народа, нам в ней жить, и мы бы хотели строить здесь жизнь так, как мы хотим, а не так, как нам навязывают чужие дяди.
Это нормальное сочетание мягкого национализма, либеральных ценностей, социал-демократической экономической политики, политики выращивания предпринимательского класса (потому что мы находимся в условиях, когда вместо предпринимателей нам были предъявлены казнокрады и расхитители недр, которые «нормально башляют и распиливают»).
В принципе, Россия сегодня — территория, неблагоприятная для предпринимательства. Честных людей, которым удалось заработать себе состояние, можно перечесть по пальцам.
Наличие претензий к некоторым этнически нерусским, которые приезжают к нам сейчас из других республик бывшего Советского Союза, связано не с тем, что кому-то не нравятся чьи-то брюнетистые волосы или горбатый нос. Они связаны с тем, что люди, приехавшие из очень коррумпированных регионов, обладая опытом работы в условиях коррупции, не имея внутреннего несогласия на коррупцию, действительно составляют недобросовестную конкуренцию нормальным русским предпринимателям.
Русским — в широком смысле этого слова. Потому что слово «россиянин» — лживое, оно вуалирует то, что у нас в стране живут русские, и их подавляющее большинство.
Хотя, конечно, олигарх, в том числе этнически русский, любому южному предпринимателю даст фору в области подлости и умения работать в условиях коррупции. И так, как Березовский сидел в приёмной у Коржакова и, в конце концов, выбил себе несколько миллиардов долларов, так никакой нормальный закавказский или северокавказский предприниматель просто не сумеет сделать.
Но, тем не менее, проблема эта не чисто этническая, а этнокультурная и связана с тем, что носители инородных культур привносят культуру несправедливости и в этом смысле являются врагами — морально.
Но главная проблема — в другом. Чтобы с этим справиться, нужно преодолеть разобщённость нашего общества.
Мы живём в такой сложившейся культуре, когда воля всех и общая воля различаются. Русские, говоря между собой по двое, говорят то, что думают, и говорят одно и то же.
Каждый. Собравшись по трое, мы несём какие-то банальности и глупости. Слава богу, что советская власть кончилась, и мы не несём идеологические глупости, как на профсобраниях.
Поэтому для солидарности, помимо активных субъектов, то есть общественно-политических организаций, которые этим занимаются, либо местной власти, которая этому бы покровительствовала, нужно создание ситуации, когда мы бы разговаривали друг с другом публично, но при этом говорили бы так, как если бы были вдвоём.
В этом смысле я очень рассчитываю на альтернативные советы, очень рассчитываю на ситуации, когда власть, где по глупости, где провокационно, занимается структурным насилием, то есть вторгается в сферу личной жизни граждан. Тогда граждане солидаризуются.
Мы имели пример глупой антиалкогольной политики Горбачёва и солидарности граждан в алкогольных очередях. Сейчас — вокруг ОСАГО тоже складывается солидарность, но её пока недостаточно, хотя митинги, прошедшие по всей стране по делу Щербинского, были почти неорганизованными — да, есть форум Авто.ру, да, есть партия автомобилистов, да, они помогали — но народ сам пошел.
Конечно, это парадоксально, что в ценностях нашего народа на верхнем уровне находится «достали автогражданкой», на втором уровне — «достали чурки» и только на третьем месте — олигархи, хотя, казалось бы, объективно всё наоборот. Но если солидаризация пойдёт снизу и найдётся хоть какой-нибудь общественный агент, который поддержит её сверху, то в конце концов до людей дойдут и основные истины.
Агитация Глазьева и Рогозина привела к тому, что средний москвич точно знает, что власть и олигархи грабят природную ренту, присваивая себе принадлежащее не им, а всему народу богатство. А всего-то несколько месяцев поагитировали, плюс несколько гениальных роликов.
Благодаря нескольким беседам с академиком Львовым я понял самое главное. Если я, 15 лет враг режима, понял это только недавно, то это, кажется, действительно нетривиально при внешней тривиальности звучания. Мы живём в ситуации искусственно организованной бедности. Власть в течение 15 лет искусственно организует бедность. Для этого есть два метода. Главное — даже не в олигархах, всё это вторично.
Первое. В бюджетном секторе в 4 раза занижена зарплата. Ее отказываются поднимать, рассказывая всякие подлые сказки про инфляцию, производительность труда, «денег нету»... Зачем врать, что «денег нету»? Господа либералы говорят эту якобы либеральную истину. Причем говорят, что денег нет, даже сегодня, когда мы имеем гипердефляцию, я бы сказал. Все нормальные страны имеют дефицитный бюджет как инструмент социальной политики.
Второе. Мне это не приходило в голову, а академик пояснил в очень простых картинках. Подавляющее большинство налогов выплачивается бедными людьми. Богатые люди разным образом избавлены от налогообложения или имеют льготы по налогообложению, при том, что богатым 10 процентам граждан принадлежит больше половины страны и при том, что на рубль, вложенный в нашу экономику, нижний дециль получает 10 копеек, а верхний дециль — рубль с полтиной.
Наша экономика очень прибыльная, в ней даже есть скрытый экономический рост, но эти процессы связаны с постоянным распределением средств в пользу богатых. При этом — подчеркиваю — с этим просто ничего невозможно сделать, потому что сами богатые коррумпированы, и мы получили то, чего не было в мире: мы получили классовую борьбу по Марксу. И даже абсолютное обнищание пролетариата, то есть то, что для Европы было фальсификацией, ошибкой. И при этом мы не имеем силы, которая способна этому противостоять.
Сила, на мой взгляд, может заключаться только в союзе некомпрадорских предпринимателей с силами непредпринимательского типа. То есть и национализм, и социалдемократия — идеологии, в принципе, левые в социальном плане, хотя они могут быть правыми в смысле уважения государства, семьи и других правых ценностей. А предприниматели склонны быть и консерваторами в смысле семейных ценностей, и правыми либералами в смысле экономики.
Только союз предпринимателей, с одной стороны, и интеллигенции, которая защищает националистические и левосоциальные ценности, сможет создать механизм постоянной положительной обратной связи, который кристаллизует механизмы образования солидарности в нашем народе, без чего процесс изнасилования в особо циничной форме и в особо крупных размерах огромного народа группой частных лиц из нескольких десятков, в крайнем случае сотен людей может либо продолжаться вечно, либо закончится по мере выедания кормовой базы.
Слова, обращённые к власти, ни к чему не приведут. Это не имеет смысла, если только мы не знаем точно, что туда попал порядочный человек.
Во всех остальных случаях бесполезно и апеллировать к народу, потому что он пока не то что беспомощен, а беспомощен добровольно. Но просвещать его на эту тему надо. Потому что при массовой трусости нашего народа ощущение, что люди благополучные и влиятельные не боятся это всё говорить, придает простому Ивану некоторое количество резервных психических сил. Но главное всё-таки не это, хотя это важная вспомогательная технология.
Но при этом очень существенно то, что до сих пор нашим предпринимателям мешала стать начальным, катализирующим сегментом такой реакции ненависть как к левым идеям, так и к национализму. Иногда бывают предприниматели-националисты, но и они обязательно хотят быть национал-либералами.
Важно реально предлагать нашему народу сочетание национализма с социал-демократической экономической политикой — то есть политикой прорыночной, но ограниченной социальной справедливостью.
При этом мотором должен быть действительно союз интеллектуалов и предпринимателей, потому что без интеллектуалов не будет идей и технологий, без предпринимателей не будет бизнес-идей, которые интеллектуалы не очень умеют придумывать, и бизнес-технологий, и не будет ресурсов.
При этом таких предпринимателей очень мало. Может быть, мотором могла бы послужить сначала не партия, а, скажем, создание альтернативного РСПП, который объединил бы национально ориентированный капитал в том смысле, о котором я говорю.
Очень важна правозащитная работа. Я уже год ею занимаюсь — мы с моими друзьями создали Русское общественное движение; по крайней мере, на уровне Москвы отыгрываем все случаи, где обижают простого человека, причём обижают так, что это понятно другим простым людям.
Успешным у нас был только один проект, но нас 10 человек, и наши митинги — по 50 человек. Но мы добились оправдания Иванниковой. Более того, сколько бы нас правозащитники либерального закала ни упрекали: «А, сволочи, это потому что она чёрного убила, а если бы она русского убила, вы бы и не колыхнулись», — все всё правильно поняли.
Дело не в том, что чёрного, а дело в том, что человека, имеющего странную психологию, который считает, что женщина, которая вечером садится в автомобиль, — проститутка. Эта психология не свойственна обязательно армянам и азербайджанцам, хотя части их — свойственна (так же, как свойственна она вполне белым итальянцам с юга Италии или андалузийским испанцам — недаром северные испанцы и итальянцы называют юг своей страны Африкой, так же презрительно, как мы говорим про «чурок»). Речь идёт о социокультурных механизмах.
Но важно, чтобы это координировалось. Идеально было бы, чтоб постепенно складывались горизонтальные информационные сети, объединяющие общественность такого рода. То есть тут важна пропаганда. Пропаганда пока работает только в Интернете, потому что мы действительно присутствуем при возрождении мягкого брежневского авторитаризма. Я хочу быть справедлив к нашей власти: никакого тоталитаризма нет, это очень мягкий авторитаризм, почти без репрессий, но всё-таки пытающийся монополизировать свободу слова и даже тем, кто высказывается в Интернете, пытающийся заткнуть рот.
Должна быть общественность, занимающаяся конкретными случаями, лучше в виде советов, патриотических политических инициатив, патриотических правозащитных инициатив.
Тогда удастся сформулировать простую программу, состоящую из следующих положений. Мы любим свою страну больше, чем иностранцев, мы считаем, что в нормальной стране (а мы хотим, чтобы наша страна была нормальной) обеспечение качественного уровня жизни всем или, по крайней мере, большинству должно быть задачей государства. Мы хотим, чтобы неравенство было минимизировано до приемлемых для нашей культуры размеров. Чтобы у власти были достойные люди, и чувство собственного достоинства поощрялось. Чтобы поощрялась низовая самоорганизация и базовая демократия. Чтобы у людей были гарантии безопасности, а значит, финансировалась оборонка, армия, правоохранительная система и спецслужбы. Чтобы признали самостоятельную ценность науки, образования, культуры и философии и финансировали их.
Простые, понятные идеи, часть из которых направлена на то, чтобы защищалась семья и рождаемость и поощрялся патриотизм. Да, это очень странный синтез национализма, консерватизма, социал-демократиии и даже элементов классических либеральных ценностей, но именно это отвечает интересам, я думаю, не только нашей страны, но и всего мира.
Я говорю о попытке создать большой проект на будущее. То, что говорит Партия жизни, мне всегда нравилось: «Ну, вы же понимаете, Путин сам так думает, этим олигархам головы... Ну, вы же понимаете, в какой мы ситуации». Да, понимаю. Другое дело, что я начинаю не верить в то, что Путин в такой ситуации, потому что можно в ней находиться три-четыре года, но не восемь лет — и всё в такой ситуации. Национализация «Сибнефти» в особенности меня удивила, потому что сумма, выплаченная коллективному Абрамовичу, превышает четырехгодичные платы за четыре национальных проекта. А не жирно будет? А не слипнется у коллективного Абрамовича? Странно это всё. Но я сейчас не об этом.
Некоторые организации увлеклись выдуманным антифашизмом. Антифашизмом была технология, которую год назад пара моих друзей предложили администрации президента как внешнеполитическую технологию борьбы за права русских на Украине и в Прибалтике. А какие-то то ли дураки, то ли вредители решили использовать эту технологию для внутреннего пользования, называя фашистом любого человека, который говорит: «Я русский» или «Я боюсь миграции». В этом смысле то, что Русский марш назвали фашистским маршем, то, что решили против него устроить Антифашистский марш, возможно, было сделано властью для того, чтобы либералы не могли солидаризоваться с националистами в борьбе за права русского человека. Этого я тоже не могу исключить.
Так что такой политической силы нет. На чём она сложится, я пока не знаю. Я знаю множество мелких региональных, общественных и прочих организаций. Я очень надеюсь, что когда-нибудь их сеть всё-таки сомкнется, потому что этот довольно странный синтез национализма, консерватизма и социал-демократии вообще-то очень прост для обычного русского человека, очень понятен для предпринимателя, который хочет не только обеспечивать свою семью, но и послужить своей стране. Он абсолютно понятен для офицера, даже если он чувствует себя в армии крайне дискомфортно или увольняется из неё по причине невозможности там больше находиться. Всё просто и всё понятно. Вопрос в том, что не хватает политической воли, финансовых и информационных ресурсов.
Большая часть русских воспринимает сложившийся порядок вещей как глубоко несправедливый
Подавляющее большинство нашего народа стремится к высокому уровню и качеству жизни для всех. Оно, это большинство, считает недопустимым и аморальным тот уровень социально-экономического неравенства, который мы наблюдаем в сегодняшней России. Люди желают сохранения всех социальных гарантий, доставшихся нам от Советского Союза, требуют национализации стратегических отраслей народного хозяйства, желают усиления государственного вмешательства в экономику, поддерживают идею сильного государства.
Вместе с тем, те же люди желают сохранения выборности властей всех уровней и других демократических процедур, требуют соблюдения гражданских прав, поддерживают идею рыночной экономики и частной собственности. Считая компрадорско-сырьевые капиталы воровскими и неправедно нажитыми, эти люди вполне лояльно и дружелюбно относятся к мелкому и среднему бизнесу.
Однако эти же люди требуют проведения сильной внешней политики, хотят того, чтобы российское государство защищало права русских, русскоязычных и русского языка в сопредельных странах, считают, что интересы России гораздо важнее интересов других государств, и уж тем более важнее любых общечеловеческих ценностей. Эти люди хотят, чтобы Россия защищала интересы своих граждан за рубежом так, как это делают Соединённые Штаты, т. е. вплоть до вооружённой интервенции. Они любят повторять известный афоризм о том, что у России нет других друзей, кроме собственной армии и флота. Они хотят значительного укрепления наших вооружённых сил, правоохранительных органов и спецслужб. Они продолжают ругать советскую власть за то, что она в своё время "слишком много помогала всяким слаборазвитым странам". И в этом отношении они являются классическими умеренными правыми националистами и государственниками в духе американских правых республиканцев или британских консерваторов.
Более того, эти же люди крайне недовольны наблюдающимся в последние годы усилением позиций северокавказских и закавказских диаспор в России. Эти диаспоры в частных беседах подвергаются жёсткой критике. Их упрекают в агрессивности и экспансионизме. Многие считают, что представители диаспор ненавидят и презирают русских и других коренных жителей России. Большая часть этих людей выступает за борьбу с нелегальной миграцией и жёсткие ограничения миграции легальной. Таким образом, мы видим у нашего молчаливого большинства ярко выраженными не только умеренно правые взгляды, но и взгляды почти радикально правые в духе Ле Пена и австрийской Партии свободы.
Наконец, все эти люди чрезвычайно миролюбивы. Они не желают ни восстаний, ни революций, опасаются гражданской войны, боятся резких перемен и предпочитают всему этому плавные и постепенные социальные реформы.
На сегодняшний день для действующего российского политика не считаться с такими убеждениями своего народа - это плевать против ветра. Возможно, существуй у нас в России партия типа французской коммунистической, имеющая более чем 50-летний опыт многообразно-переменчивой промывки мозгов собственной членской и социальной базы в угоду очередным капризам "товарищей из Москвы", мы и могли бы в чём-то переубедить наш народ. А так - нет. КПСС умерла, а либералам народ верить перестал. Даже когда они проповедуют из телевизора.
Разумеется, в России есть политики, готовые плевать против ветра, такие, как Чубайс и Хакамада. Но эти люди реально в российской политике не заинтересованы. Их интересует либо известность на Западе, либо возможность лоббировать свои интересы через коррупционные связи в исполнительной власти, либо вообще планы госпереворота.
Убеждения нашего народа, о которых говорилось выше, стали массовыми в период перестройки. В первые годы ельцинского правления они как бы отступили на задний план. Это не значит, что они перестали быть массовыми. Просто наш народ, поддавшись своей многовековой слабости - не верить самому себе, - как бы на время отложил их в сторону, пытаясь убедить себя в правоте извергающейся с телеэкранов либеральной пропаганды.
По мере осознания большинством населения факта провала гайдаро-ельцинских реформ эти убеждения снова вернулись на передний план народного сознания. Если бы гайдаровские реформы привели к существенному повышению уровня и качества жизни большинства русских, то взгляды этого большинства могли бы существенно сдвинуться в направлении к идеологии либерализма. Позорный провал гайдаровских реформ, напротив, привел к закреплению уже существующих социал-патриотических взглядов.
Если изначально эти взгляды возникли как попытка стихийного синтеза лучшего в уходящем советском прошлом с лучшим в надвигающемся "капиталистическом" будущем, то после провала "радикальных рыночных реформ" эти взгляды стали выражением массовых чаяний на альтернативное будущее России. На будущее, альтернативное позорной реальности, сложившейся в результате политики Ельцина и Гайдара.
Кстати, сложившаяся реальность могла быть гораздо более достойной, если бы Социнтерн в своё время поспособствовал бы разоблачению ельцинского режима, а не дал бы ему молчаливую поддержку, поддавшись пропагандистской лжи о том, что альтернативой Ельцину являются коммунисты, которые-де гораздо хуже либералов.
Провал ельцинских реформ вызвал не просто глубочайшее разочарование народа в обещаниях лучшего будущего на пути реализации либеральных экономических программ. Люди испытывают ощущения массового социального и национального унижения. И всплеск надежд, связанный с правлением президента Путина, этого чувства унижения не компенсировал...
Настроения нашего народа последних десять лет очень напоминают массовые настроения немцев Веймарского периода.
Другое дело, что и гнев, и отчаяние, и разочарование сегодняшних русских гораздо более остры, чем сходные настроения немцев 1920-х годов. Неприязнь немцев к Веймарскому режиму во многом имела характер "самовызванной истерики". После победы над инфляцией объективное положение большинства в Веймарской Германии было гораздо лучшим, чем состояние большинства в сегодняшней России.
Бедности и несправедливости у нас сегодня гораздо больше. Больше и обмана со стороны властей. Если власти не отойдут, наконец, от гайдаровской экономической политики, то у сегодняшней России будет только два пути. Либо власть перейдет к умеренным русским националистам, являющимся одновременно социал-демократами, либо на волне вполне законного народного гнева к власти придут откровенные нацисты.
В этом смысле борьба с националистическим уклоном в российской социал-демократии является, с точки зрения будущего России, откровенно контрпродуктивной и самоубийственной. В аргументации наших противников из числа российских и европейских социал-демократов меня особенно удивляет тезис о несовместимости национализма с базовыми ценностями социал-демократии.
Неужели наши оппоненты забыли о том, что националистическая составляющая присутствовала и присутствует в мировой социал-демократии больше ста лет? Националистами были и остаются армянские дашнаки. Никогда не переставала быть националистической израильская Партия труда. Была националистической и чешская социал-демократия между мировыми войнами. Я уж не говорю о польских социалистах Пилсудского.
На сегодняшний день националистическими являются и большинство латиноамериканских левых партий. Отчетливое националистическое крыло присутствует в бразильской Партии трудящихся. Приведший к власти президента Уго Чавеса блок так и назывался: "Патриотический Полюс". Кстати, программу Чавеса с микроскопом не отличишь от программ Глазьева и Рогозина.
И не надо лукавить, говоря о том, что в Латинской Америке слова "патриотизм" и "национализм" имеют совсем другое значение. Это такая же ложь и манипуляция, как и попытка лукаво различать национализм и патриотизм. Оба эти слова во всём мире имеют одно и то же значение.
Быть националистом - это значит: любить свою страну и свой народ, ставить интересы своей страны и своего народа выше интересов других стран и народов, бороться за суверенитет и свободу своей страны, за справедливое место своей страны в международном распределении статуса и ресурсов, добиваться национальной солидарности внутри своей страны по вопросам, затрагивающим весь народ.
Я не способен понять, что в так понимаемом национализме противоречит базовым ценностям социал-демократии? Более того. Именно так понимаемый национализм дав но уже лежит в основании государственной политики и национального консенсуса большинства великих держав. Тем более непонятно, почему же этого мировоззрения не должны придерживаться государства бедные или находящиеся в кризисе? Ведь им для национального возрождения такой подход нужен гораздо больше, чем государствам сильным и благополучным.
Не проходит и возражение о том, что национализм социал-демократических и левых партий за пределами России является национализмом гражданских наций, а национализм российских левых является типичным этническим шовинизмом. Всё это не так.
В Латинской Америке, конечно, нет проблемы этнических меньшинств. Мигранты, приехавшие в Латинскую Америку, предпочитают быстро ассимилироваться, и в современной Бразилии, к примеру, легко найти потомков от браков российских евреев с сирийскими арабами, являющихся типичными бразильскими патриотами, говорящими на родном бразильско-португальском языке. В этом смысле для латиноамериканского национализма главное - это борьба за сильное национальное государство, за социальную справедливость, борьба против американского империализма и местной предательской компрадорской буржуазии.
Но уже тех же дашнаков или членов израильской Аводы в отсутствии национальных чувств, весьма близких к чувствам, испытываемым сегодня большинством русских, никак не упрекнешь. А уж чешские социал-демократы межвоенного периода и вовсе перегнули палку в тщетных попытках ассимилировать судетских немцев. Сегодня их дурному примеру подражают социал-демократические партии стран Балтии.
В этом смысле попытка обвинить русских в грязном шовинизме только в связи с тем, что они относятся с определённой настороженностью к некоторым из новых российских диаспор, является откровенным лицемерием и нечистоплотностью.
Наверное, будь сегодняшняя Россия такой же богатой и сильной страной, как сегодняшняя Франция или Германия, она могла бы относиться к мигрантам совершенно великодушно и бескорыстно, как старший брат из богатой аристократической семьи относится к младшему, проведшему детство в бедной и малообразованной деревенской семье. Однако большая часть сегодняшних русских бедны. Большая часть русских воспринимает сложившийся порядок вещей как глубоко несправедливый. Большая часть русских не видит никакой своей вины ни в собственной бедности, ни в слабости государства, имея к этому достаточные основания.
В этих условиях было бы странным, если бы значительная часть русских не испытывала некоторого раздражения к представителям достаточно сплочённых общин, гораздо лучше, чем русские, адаптированных к нынешнему "дикому капитализму". Сегодня, когда богаты или даже элементарно состоятельны почти исключительно те люди, которые способны с лёгкостью перейти культурный барьер, запрещающий большинству русских в бизнесе коррупцию, мошенничество и насилие, ксенофобские чувства большинства имеют не столько этнический, сколько культурно-психологический и моральный характер. Неприязнь к представителям некоторых из диаспор глубоко родственна неприязни сегодняшнего российского морального большинства к олигархам-компрадорам, бюрократам-коррупционерам и к отечественным российским гангстерам.
Существует ли социальное расслоение в современной России?
Вот сосед прикинулся банкиром,
Пьёт "Клико", к валютным ездит дамам,
Правда, Сартра путает с сортиром,
А Ван Гога путает с ван Даммом.
Вот другой сосед - тот люмпен неприличный,
Бедный Йорик, жертва пьяного зачатья,
Для него Бодлер с борделем идентичны,
Ну а Рэмбо и Рембo - родные братья.
Тимур Шаов
Тезис Л.И. Брежнева о новой исторической общности - "советском народе" - в российской прессе уже лет десять-пятнадцать изображают как некий анекдот, стоящий в одном ряду с "экономной экономикой", "развитым социализмом" и т.д. и якобы изобличающий начётничество и тупость советских коммунистов и их вождя. Но как раз этот тезис совсем не глуп и во многом сохраняет своё значение до сих пор.
В семидесятые годы в Советском Союзе, так сказать, "окончательно" сложилось бесклассовое и, так и подмывает вымолвить, "бесстроевое" (совсем не случайно это слово пришло в голову Войновичу) общество - и притом бесконечно далекое от общественных идеалов анархистов, марксистов и революционных социалистов. Классов в нём не было не потому, что, мол, интересы всего общества стали сильнее классовых интересов и классы слились в единое целое, и не потому, что хозяйственная и трудовая деятельность якобы стала у всех почти тождественной по типу, а совсем по другой причине. Дело было в том, что к тому времени в советском обществе не осталось никакой сколь-нибудь значимой солидарности: ни в малой ячейке трудового коллектива, ни в рамках предприятия, ни по отношению к людям сходных профессий, ни в профессиональных сообществах. Расцвёл прямо-таки махровый индивидуализм.
И спустя четверть века в России и большинстве других бывших советских республик положение практически не изменилось - несмотря на кардинальные перемены в отношениях собственности и на колоссально увеличившуюся поляризацию доходов.
У нас по-прежнему нет никакого рабочего класса вместо него имеется абстрактная совокупность людей рабочих профессий. Ведь как ни определяй классы: в связи ли с отношениями людей в сфере собственности, по месту ли в системе разделения труда, в зависимости ли от личных доходов или же как-то иначе, - без своей основы, то есть без классового самосознания, они существовать не могут. А у почти каждого рабочего в России вместо этого имеется лишь осознание узко понимаемой личной выгоды, часто дополняемое неким патриотизмом и государственничеством. Нет у них ни коллективизма, ни локальной (внутри предприятия, цеха, лаборатории и т.п.), ни глобальной (между предприятиями, профессиями - внутри России и за её пределами) солидарности. В самом деле, не называть же коллективизмом панический страх потерять работу, который приводит к почти непрерывному внутреннему согласию лизать задницу начальству.
Это доказывают примеры массового поведения. Так, участие широких масс населения в играх финансовых "пирамид" было довольно-таки осознанным. При этом каждый понимал, что выиграть можно только за счет проигрыша большинства других. Зато случаи действительных проявлений солидарности в рамках одного предприятия чрезвычайно редки, а примеров эффективной солидарности между работниками разных предприятий почти нет (удаётся вспомнить разве что шахтёрские забастовки).
Разительный контраст с этим поведением демонстрируют рабочие в западных странах. Даже не забираясь в далеко отстоящую от нас политическую культуру самых развитых стран, можно привести примеры польской "Солидарности" в восьмидесятые годы, румынских и албанских отчасти успешных протестов против непопулярного экономического курса в девяностые годы и стихийного народного восстания в Аргентине. Можно определённо сказать, что солидарность и коллективизм для западного рабочего - это базовые "инстинкты". А в России рабочие в большинстве поддержали приватизацию начала девяностых (почти каждый безосновательно надеялся что-то выгадать от нее), никак не отреагировали на залоговые аукционы, безропотно (точнее, все, что они делали, так это роптали в своём кругу и вздыхали) снесли дефолт 1998-го года.
Но в России нет и класса капиталистов. Российские собственники и богачи точно так же индивидуалистичны и легко предают абстрактный для них классовый интерес в пользу надежд на сиюминутную личную выгоду. Например, когда начались работы по созданию закона о рекламе, ни одна из заинтересованных частных структур не поддержала предложения о выработке единых позиций, более того, все они отвергли предложения о помощи в лоббировании выгодных рекламодателям и рекламным агентствам законодательных положений. Каждый либо имел свои частные отношения с Кремлем, либо надеялся их приобрести. Довольно глупо, что эти "полужуравлиные" отношения представлялись им жирной синицей в руках, зато инфраструктурные, то есть более надежные, механизмы закона представлялись угрозой текущей выгоде, а будущая возможная выгода от этих механизмов казалась чем-то эфемерным и утопичным. Тут наши собственники трогательно совпали с неимущими массами, которые в своё время поддержали ваучерную приватизацию, а не приватизацию с именными чеками, так как ваучеры - в отличие от именных чеков - позволяли собой свободно торговать, да и просто давали возможность немедленно получить за себя "живые деньги".
Стереотипы поведения наших новых богатых разительно отличаются от стереотипов поведения западных капиталистов. Наши новые богатые нацелены в первую очередь на "роскошное потребление" и конкурирующую его демонстрацию. Но и здесь они не только повторяют традиционные архаичные формы, описанные Вебленом в его "Теории праздного класса", а выработали нечто своё. Например, наши богатые такие же толстяки, как и бедные в Америке. И причина этого одна и та же: и те, и другие просто-напросто обжираются. Только бедняки в Америке едят сравнительно недорогую пищу, а наши богачи - дорогую. Можно сказать, что они перешли с традиционного для России стандарта в 150 граммов мяса во втором блюде на массовый американский четырехсотграммовый стандарт. Ещё один пример, обрисовывающий их нравы, дает рассказанный Татьяной Эрнестовной Шлихтер анекдот о разбогатевшем мальчике из деревни, который строит многоэтажный дом, предусмотрительно отводя в нём место для коровы.
С интеллигенцией в России дела обстоят точно таким же образом. Она также не имеет навыков и инстинктов классовой и внутрикорпоративной солидарности и постоянно проявляет сиюминутно-недальновидный индивидуализм того же самого типа, что и наши новые богатые и новые бедные. Самым характерным примером служит развитие дел в кинематографии в конце восьмидесятых - начале девяностых. Почти все кинематографисты дружно возжелали тогда выйти из-под крыла государства и приватизировать отрасль - каждый в тайной надежде, что уж он-то выплывет и ещё дополнительно преуспеет благодаря своей талантливости, ну, а всякие там бездари - что ж, пусть тонут. И многие, не стесняясь, высказывали эти идеи вслух. В итоге же в большинстве выплыли совсем не те, которые так рассчитывали обогатиться. Здесь кроме эгоцентризма и святой веры в заслуженное награждение таланта при рыночных отношениях проявилось и глубокое непонимание ими "концентрического" характера всякой творческой деятельности. Если нет поддержки государства, то никакое искусство не может быть по-настоящему живым и экономически эффективным без, во-первых, удовлетворительного существования не только гениев и талантов, но и - что важнее всего - просто ремесленников, набивших руку, и, во-вторых, без сети фанатов-поклонников с развитыми инфраструктурами, включающими как минимум ежегодные съезды и конференции, периодические любительские и профессиональные журналы, систему клубов и т.п.
Западная интеллигенция точно так же, как другие классы западного общества, находится на целую эпоху впереди. Например, на защиту Дмитрия Склярова встало не только программистское сообщество Америки и Европы, но и многочисленные правозащитные организации. И постоянно во всех подобных случаях западная интеллигенция демонстрирует подобный подход, соединяющий повседневную готовность реализовывать свои ценности и идеалы, и превентивную защиту своих долговременных классовых и профессиональных интересов.
Отечественные кампании диссидентов в свою защиту, с которыми по типу сходны теперешние кампании в защиту Пасько и Лимонова, вовлекали и вовлекают довольно узкие группы, и в них, как правило, мало профессионального интереса. По контрасту с этим правозащитные кампании начала двадцатого века в России были по-настоящему массовыми. Трудно также представить, чтобы нынешние деятели в знак протеста отказались бы от членства в Академии наук. Ну, Березовский, возможно, это и сделает, а кто ещё?
Если традиционных классов у нас нет, то что же всё-таки у нас есть?
Во-первых, имеется радикальное различие между людьми в инстинктах командования и подчинения, о котором говорилось в нашей вышеупомянутой статье в "НГ" и которое делит общество на классы в, так сказать, теоретико-множественном смысле, то есть индивид входит в такой-то класс в зависимости от обладания тем или иным свойством. Их можно назвать, применяя термин Б.П.Курашвили, социально-психологическими классами. Только природа этих классов не совсем такая, как это представлялось Курашвили, на самом деле члены этих классов определяются по типу их участия в "молекулярных" отношениях власти. И классов этих вовсе не так много, а всего два: класс "по жизни" командующих и класс слушающихся (нейтральный же тип и переходные типы относительно малочисленны, и назвать их классами можно лишь доводя до крайности теоретико-множественную метафору). Оба эти класса атомистичны и не образуют того более сильного, чем простая совокупность, единства, которое достигается в традиционных классах за счет солидарного классового самосознания.
Во-вторых, у нас есть несколько кажущихся непохожими друг на друга субкультур, среди которых наиболее характерны субкультура номенклатуры, субкультура криминалитета, субкультура интеллигенции и субкультура рабочих. При этом в последние годы несколько субкультур интеллигенции - демократов, коммунистов и патриотов - снова практически слились в одну интеллигентскую субкультуру, и этому не смогла помешать субэтническая заострённость отношений. Например, "патриотические" и "демократические" писатели-фантасты пишут почти в одинаковом стиле, используя схожие литературные и мировоззренческие приёмы. Иностранец, читающий в переводе их произведения и не знающий, к какому "лагерю" они принадлежат, сможет их политико-этнически классифицировать далеко не всегда, да и то только по намеренно вставленным авторами политико-литературным историческим намёкам.
Но различие между всеми субкультурами достигается только за счет различий в языке - каждый "ботает по своей фене". Если же осуществить "перевод", то перед нами окажутся совершенно одинаковые люди. Отличаются они лишь уровнем (и способом) потребления: скажем, богачи из всех субкультур, включая рабочих, все как на подбор толстяки. Дальнейшее обоснование этой одинаковости, выходящее за пределы одних лишь "молекулярных" отношений власти, - тема для отдельного разговора.
А на вопрос о социальном расслоении в России можно ответить так: развитых общественных слоёв, обладающих нетривиальной внутренней структурой, в России нет, а есть только самые примитивные "подмножества", в которые люди входят или не входят в зависимости от обладания или не обладания тем или иным свойством.
Ещё раз о справедливости
Большая часть нашего общества живет с постоянным фоновым чувством сильно нарушенной в современной Российской Федерации социальной справедливости. Это выражается в первую очередь в возмущении созданным в "одночасье" (в начале девяностых годов) и "на ровном месте" колоссальным имущественным неравенством, а также в невозможности для квалифицированного человека найти применение своим знаниям и способностям и получить такую оплату своего труда, которая соответствовала бы его общественной ценности. И уж совсем нетерпимо то, что десятки миллионов людей самым грубым образом были лишены сравнительно приличного образа жизни и теперь ведут полуголодное существование. Эти люди считают наше теперешнее общество значительно более несправедливым, чем позднесоветское общество.
Я с ними в этом полностью согласен, хотя считаю, что и советское общество не было справедливым, но его несправедливость была другого рода, а именно: тогда имелись номенклатурные привилегии, состоявшие не только в чисто потребительских преимуществах, но, что гораздо важнее, в монополизации каналов повышения общественного статуса.
В наше время номенклатурные привилегии были очень быстро воспроизведены в новой форме и в значительно возросшем объёме. Они воплотились в олигархических кланах, которые монополизировали доступ к богатству и пытаются сделать то же самое в области политической власти. При этом богатство теперешних номенклатурщиков превосходит богатство советских номенклатурщиков на порядки. Например, министр крупного союзного министерства, про бывший на этом посту несколько десятков лет, к середине восьмидесятых годов имел на банковском счете 5 миллионов рублей. А теперешние топ-менеджеры сырьевых корпораций имеют десятки, а то и сотни миллионов долларов за несколько лет.
Интенсивность и широкая распространённость чувства нарушенной в нашем обществе справедливости указывает на то, что, во-первых, источник этого чувства, то есть ценность справедливости, действительно существует, а не выдуман и не навязан пропагандой, и что он, во-вторых, открыт восприятию практически любого человека. Ценность справедливости и ценностное чувство, схватывающее её, образуют естественный фундамент моральной системы. Отказаться от принципа справедливости пытается лишь последовательный аморализм, то есть удалить этот принцип можно, лишь удалив всю мораль целиком.
Ценность справедливости, как я полагаю, рождается из веры в базисное "почти равенство" всех людей, не совершивших моральных преступлений. Хотя всем известно, что люди весьма сильно отличаются друг от друга по уму и таланту, но эти различия кажутся такими большими лишь благодаря тому, что взгляд тут направлен на одних лишь людей. Если же сравнить людей с интеллектуальными животными, такими как обезьяны, кошки, собаки, то станет видно, что расстояние от человека до них намного больше, чем расстояние между гением и человеком, страдающим синдромом Дауна.
Мы также имеем более сильную и менее обоснованную веру, состоящую в том, что при достижении определённой ступени разумности, а именно такой, какой несколько тысяч лет назад достигли люди на Земле, любое существо имеет право надеяться на нечто большее, чем ему выпадало до сих пор в земной жизни.
Если же ограничиться лишь социальными отношениями, то социальная справедливость в первом приближении устроена довольно просто.
В качестве базисного она выдвигает необходимое условие, охватывающее всех людей: общество должно обеспечить каждому своему члену право на жизнь не в смысле одного лишь права не быть убитым, а ещё и предоставить возможности для выживания. Сюда относятся общественные гарантии каждому человеку не умереть голодной смертью, не оказаться без медицинской помощи в случае заболевания, иметь крышу над головой, иметь право на защиту обществом его личной безопасности и т.п. Всё это можно назвать совокупностью витальных прав человека или широко понятым правом на жизнь.
При обеспечении витальных прав человека справедливое устройство общества требует определённых правил в распределении плодов совместной деятельности или при обмене деятельностями. При обмене требуется некоторого рода эквивалентность, а при дележе плодов совместной деятельности возможны два варианта. В том случае, когда делёж происходит на грани осуществления витальных прав, то справедливым является делёж практически поровну, возможно, даже с преимуществом в пользу "слабых" (чтобы у них было больше шансов выжить).
Если же делёж происходит на уровне, когда витальные права всех обеспечены, то справедливым будет делёж в соответствии с размером различного рода вкладов, таких, как трудовой вклад, творческий вклад, предпринимательский вклад, коммуникативный (посреднический) вклад, а также в соответствии с размером разного рода заслуг (то есть, по существу, прошлых вкладов) в совместной деятельности.
Принципиально здесь то, что справедливыми могут быть названы оба способа распределения результатов совместной деятельности, несмотря на их внешние различия. Оба варианта могут быть охарактеризованы своими общими свойствами - отсутствием двойного стандарта при распределении или, что то же самое, запретом на привилегии.
Творческие вклады обеспечиваются талантливыми людьми, то есть теми, кто имеет способности в области наук, искусств, ремёсел, а в современную эпоху, ещё и в сфере инженерной деятельности. Особым родом таланта является предпринимательский талант, но следует учитывать, что он почти всегда бывает переоценён. Это, хотя и в уменьшенных размерах, имеет место даже в наиболее справедливых обществах, таких, как скандинавские страны в последние полвека.
Очевидно, что талантливые люди заинтересованы, чтобы в обществе реализовывалось право на свободный выбор профессии и право на свободное обсуждение результатов деятельности. Отсюда уже совсем недалеко до признания права каждого члена общества на человеческое достоинство, на свободу слова, на занятия политикой - в общем, всего того, что обычно называется личными и политическими правами и свободами.
В несправедливых обществах правящие классы силой обеспечивают себе привилегии в распределении благ. Эти привилегии обеспечивают своим обладателям долю, значительно превышающую их вклады и заслуги, которые в некоторых случаях могут вообще отсутствовать. Особо несправедливые общества, которыми были почти все государства вплоть до двадцатого века, кроме создания привилегий для правящих классов, грубо попирают даже витальные права подвластных.
В таких обществах также почти всегда возникает плутократия, сращенная с аппаратом насилия и доводящая имущественное неравенство в обществе до огромных размеров. Стоит отметить, что без аппарата насильственной власти одна лишь плутократия, вероятно, не смогла бы существовать. Во всяком случае, до сих пор в истории не было попыток учредить власть плутократии без опоры на силу.
Правящие классы в несправедливых обществах почти всегда дискриминируют талантливых людей, то есть либо недооценивают их трудовой вклад, либо не признают общественную ценность их деятельности. Вероятно, главным мотивом дискриминации талантов служит понимание правящими классами того, что талантливые люди являются их объективными конкурентами, поэтому, дискриминируя их, правящие классы стремятся предотвратить создание контрэлиты.
Всё вышесказанное рисует достаточно простую, как бы трехзвенную, структуру понятия социальной справедливости и позволяет вывести примерную краткую "формулу" справедливого общества: это такое общество, в котором реализовано право на жизнь для каждого его члена, в котором нет номенклатурных привилегий и в котором нет дискриминации талантов.
Этапы не слишком большого пути
Колыбель. На становление политического консультирования в России значительно повлияла политическая активность населения. За последние 14 лет она прошла несколько фаз в своём развитии. Первый этап характеризовался тем, что правым удалось навязать народу представление, что всё происходящее в стране есть борьба между сторонниками реформ и коммунистами, "тянущими страну назад".
Этот пропагандистский ход оказался суперуспешным. В результате была практически полностью подавлена способность граждан к политической самоорганизации, которая в этот период зарождалась как феномен жизнедеятельности политических активистов. Даже крайне робкие попытки любой политической силы, будь то национал-либералы, социал-демократы или кто-то другой, критиковать политический, экономический или социальный курс власти немедленно воспринимались населением как антиреформистские действия консерваторов-коммунистов и в значительной мере отвергались.
Аналогично практически любые действия правых воспринимались просто как действия сподвижников довольно популярного в то время Бориса Ельцина, что впоследствии и привело почти к деградации "Демократической России". На эти обстоятельства наложилась чудовищная организационная бездарность всех противников власти, как ортодоксальных сторонников советского пути, так и представителей весьма рыхлой и неопределённой коалиции коммунистов-реформаторов и разочаровавшихся демократов, руководивших тогдашним Верховным Советом.
В результате власти удавалось обходиться практически без услуг внешних политических консультантов, политических технологов и пиарщиков. Ведь нельзя же считать полноценным политическим пиаром тогдашнюю полторанинскую пропаганду, оперировавшую листовками, напоминавшими журнал "Крокодил" времён кампании против космополитизма. На одной из них Ельцин изображён в качестве огромного фараона на фоне маленьких, противных, как блошки, депутатов и гнусного Руслана Хасбулатова с подписями типа "Злой чечен ползет на берег". О качестве пропаганды тогдашних коммунистов и говорить нечего. Оно было убого низким. Усилия же вооружить Верховный Совет инструментами более или менее профессионального пиара, вроде тех, что предпринимали авторы настоящей статьи вместе с Михаилом Малютиным и Олегом Григорьевым перед референдумом 1993 года, были бесполезны, поскольку в силу организационной беспомощности аппарата материалы просто не рассылались по стране.
На этом фоне попытки будущих профессионалов политического консультирования и пиара работать на власть воспринимались ею как поддержка, но не как собственно профессиональная деятельность, а эксперименты, связанные с проведением масштабных политконсалтинговых кампаний независимых кандидатов, воспринимались как экзотика.
Школа для трудных детей. Всё изменилось после драматических событий октября 1993 года и принятия новой Конституции. Стало ясно, что складывается хоть для многих и отталкивающая, но тем не менее достаточно устойчивая политическая система. Именно в это время начали быстро развиваться и политическое консультирование, и другие, связанные с ним, отрасли, такие, как избирательные технологии и пиар. Пытаясь создать новую профессию, в эту область устремились представители противоборствующих сторон, как сторонники, так и противники реформ. Для многих это был либо шаг отчаяния, либо попытка взять реванш. В большинстве случаев эти люди не имели профессионального образования.
Характерной чертой этого периода была сильная децентрализация данной отрасли, наблюдавшаяся с выборов в первую Государственную думу и до начала президентской кампании 1996 года. То было время сравнительно честной игры, подобной школьному футболу, где достаточно часто в споре команд политических консультантов и технологов побеждал сильнейший.
Начиная же с 1996 года крупный бизнес начал создавать своего рода теневую избирательную финансовую биржу. Как следствие возникла олигополизация заказа, когда за откат предлагались заказы на выборы нескольким компаниям, сумевшим войти в доверие к власти и олигархам. Эти компании предварительно забирали себе не менее половины бюджета любой избирательной кампании, а на оставшуюся часть средств нанимали на работу одних и тех же профессионалов из Москвы, разбавляя их иногда наспех натасканными людьми из регионов. Что касается опытных сотрудников из регионов, то их тогда к содержательной работе привлекали редко, как из экономии средств, так и не желая растить себе конкурентов.
Независимые команды - реликты прежнего периода оттеснялись всё дальше в глушь, к всё большему демпингу, получив от олигархов презрительное название "дикие команды".
Таким образом, сколько-нибудь масштабные избирательные проекты всё больше загонялись в финансово-административный олигополизм. Впрочем, полного благолепия всё-таки не получилось. Время от времени благодаря непрофессионализму прикормленных фирм у них случались проколы, приведшие к возникновению в регионах нескольких достаточно сильных консалтинговых компаний. При этом важно отметить, что на протяжении и второго, и третьего периода существовал хотя и скромный, но постоянный сектор консалтинговой деятельности для тех, кто хотел работать с коммунистами.
Последний звонок. К 1996 году сложилась уникальная система электорального "многомыслия", своего рода электоральная супершизофрения, когда на каждый тип голосования гражданин шел с сущностно разными мотивациями:
1) на выборах президента избиратель выбирал меньшее зло, которому не так страшно отдать страну;
2) на выборах в Думу по спискам добросовестно выбирал партию, которая ему идеологически ближе;
3) на мажоритарных выборах в Думу выбирал самого симпатичного из тех, кого ему предложили, независимо от его партийно-идеологической принадлежности;
4) на выборах в губернаторы и президенты республик самого харизматичного и хозяйственного альфасамца;
5) на выборах в местные органы власти и законодательные собрания регионов предпочитал выбирать хороших по профессии людей, то есть женщин, главврачей и директоров школ.
С 1999 года эта конструкция начала частично разрушаться. Как думские, так и президентские выборы оказались для олигополии, с одной стороны, слишком уж успешными, а с другой, недостаточно успешными. Желаемого удалось добиться значительно легче, чем ожидали участвовавшие в проекте политические консультанты и технологи, а также поддерживавшие их элиты.
У крупных политических инвесторов стали возникать сомнения: а не парят ли им мозги нанимаемые ими специалисты и так ли уж они им нужны? Однако эти выборы оказались недостаточно успешными, поскольку желавшие путём использования политических технологий возвести на российский престол марионетку, неожиданно обнаружили в Кремле президента, которого поддерживает народ.
Кроме того, с 1999 года губернаторы (или же их очень богатые конкуренты) начали отдавать себе отчёт в том, что административного или финансового ресурса вполне хватает для позитивного результата и без каких-либо изощрённых технологий.
Взросление. Особо хотелось бы отметить внезапно обнаружившийся на некоторых губернаторских выборах феномен программно-идеологического голосования. В отличие от прежних списочных выборов в Думу оно стало происходить на гораздо более рефлексивном уровне. Особенно это проявилось в ходе выборов в Красноярском крае, когда Сергей Глазьев добился значительно более высокого результата, чем когда-либо получали в крае коммунисты или поддерживаемые ими кандидаты. При этом в кампании Глазьева не было задействовано ни экстраординарных денежных сумм, ни каких-либо особых оргусилий, ни выпячивания личности кандидата, а был сделан упор на связное, структурированное, чёткое и доступное изложение политической и экономической программы кандидата. ещё одним признаком перемен были изменения в оргработе КПРФ. Коммунисты, наконец, стали целенаправленно и всерьёз готовиться к победе. Свидетельством тому служит, например, новый сайт КПРФ - современный, удобный, со ссылками на множество политических интернет-ресурсов, в том числе и антикоммунистических.
Так что нельзя исключить, что политическое консультирование, политические технологии и политический пиар будут, наконец, востребованы не только крупными бизнесменами, инвестирующими деньги в политику, но и народом. А многие центры, предлагающие перечисленные выше услуги, войдут в политические партии или аффилируются с ними.
Что же касается собственно народа - того самого избирателя, на которого во многом направлены усилия профессионалов политического рынка, - то, чтобы он перестал считать политический консалтинг и сопряжённые с ним профессиональные области не слишком чистоплотным занятием, ему надо перестать быть лохом, которого сравнительно легко развести всем желающим.
Безвременные грёзы российских либералов
Рынок всё расставит по своим местам!
Фермер нас накормит!
А Запад нам поможет!
Когда переехал, не помню,
Наверное, был я бухой,
Мой адрес не дом и не улица,
Мой адрес сегодня такой:
www.Leningrad.spb точка ru
www.Leningrad.spb точка ru
С. Шнуров
Один из номеров "Отечественных записок" был посвящен теме социального государства, причём редакция предоставила возможность высказаться в большинстве противникам социального государства. Наибольший интерес представляет интервью, которое Модест Колеров взял у Евгения Гонтмахера, так как последний давно работает в правительстве и в значительной мере отождествляет себя с тем выбором, который сделала верховная власть в России в 1991-1993 годах. Доказательством этому служит не только то, что Гонтмахер, на манер Андропова, предлагает "оптимизацию" в рамках сложившегося распределения собственности и власти (сырьевая рента им ни разу не упоминается, то есть ему хочется, чтобы она не стала предметом дискуссии; не упоминается также вопрос о праве быть долларовым миллиардером при наличии массовой бедности), но и высказанные им опасения о всё ещё возможном "возврате в прошлое".
Общее направление взглядов Гонтмахера можно охарактеризовать тезисом "выживание каждого есть личное дело каждого". Право человека на жизнь Гонтмахер трактует как право не быть убитым, а вот в праве на то, чтобы не умереть голодной смертью, он ему отказывает. Он считает, что человек, даже квалифицированный, вполне может работать всего лишь за кусок хлеба. Он полагает, что государство должно спасать от голодной смерти только по-настоящему нетрудоспособных, а для здоровых людей он предлагает сократить количество рабочих мест в бюджетной сфере и сузить их спектр, как при помощи прямой ликвидации рабочих мест, так и при помощи уменьшения количества мест в вузах. Он также предлагает увеличить пенсионный возраст. Тем самым он надеется заставить этих дополнительных незанятых либо заняться собственным бизнесом, либо стать промышленными рабочими тех специальностей, которые затребованы бизнесом.
При этом сократить и перепрофилировать он хочет инженеров, учителей и квалифицированных рабочих, то есть не признает ценности любимой работы и полагает, что торговать пирожками лучше, чем проектировать высокотехнологичные изделия. Из этого видно, что, несмотря на абстрактные реверансы, науку и образование он на самом деле ни во что не ставит.
Это воззрение содержит в себе две компоненты: "прагматическую" и "моральную". С "прагматической" стороны (причём моральный выбор в пользу такого "прагматизма" всё равно является определяющим существо вопроса) имеется в виду, что сложившееся статус-кво должно быть неприкосновенным и к нему надо приспосабливаться и что непременное дальнейшее снижение уровня жизни значительной части населения сменится последующим улучшением через какое-то неопределённое время, скажем, через несколько десятилетий, так как "рано или поздно, рынок всё тут сделает".
"Моральная" же сторона этого воззрения есть вышеупомянутый социал-дарвинизм, которым в публичной сфере российские либералы резко отличаются от западных. Многие западные либералы думают сходно с российскими, но говорить об этом боятся. Российские же либералы хотят говорить о нём свободно и целиком чувствовать себя в своём праве. Ещё полвека назад и на Западе такое было широко распространено, но не выдержало испытаний демократической борьбы. Так как упрямство российских либералов намного сильнее, а дальновидность намного слабее, то следует ожидать, что выработка аналогичного ханжества произойдет у них в результате более сильных поражений.
Но так или иначе, форма социал-дарвинизма у Гонтмахера ещё не самая крайняя и для богатого в целом общества до какой-то степени приемлемая: в отличие от многих своих единомышленников, он не предлагает перестать платить пенсии, массово выселять людей из квартир и голодом приучать "этот народ" к труду и протестантской этике. Но применяет он свой социал-дарвинизм к современной России, в которой до 40 процентов населения по-настоящему бедны и в которой массовая бедность стала результатом реформ 1992 - 1995 годов.
Советское и перестроечное общества четверть века подряд обеспечивали подавляющему большинству населения кусок хлеба с маслом (сыром и колбасой). Кроме того, в них существовали два очень узких слоя: с одной стороны, тех, у кого была ещё и икра, а с другой - тех, у кого был только хлеб.
Можно согласиться, что это не бог весть какое достижение, но ведь к власти Ельцин пришел только при помощи обещаний быстро повысить уровень и качество жизни у всех, кроме откровенных люмпенов, произведя экономические реформы, которых якобы не делает Горбачёв. Когда же к середине 1992 года он понял, что эти реформы не повысили, а понизили уровень жизни большинства населения, и в ближайшей перспективе положение дел не улучшится, то от своего обещания он решил без объяснений отказаться. Демократическая оппозиция в лице парламента не согласилась поддерживать ельцинские реформы и требовала перенаправить их, и Ельцин не нашёл ничего лучшего, чем ликвидация оппозиции вооружённым путем, и совершил государственный переворот сентября-октября 1993 года. Большинство населения поддержало этот переворот в лоховской надежде всё-таки выиграть на новом "празднике жизни" и поэтому действительно и само виновато в собственном жизненном крахе (но эта вина всё-таки несравнима с виной самих лохотронщиков). А как же остальные 30-40 процентов, которые были против? Где компенсация им за материальный и особенно моральный ущерб?
Таким образом, существенным элементом теперешнего общественного устройства является то, что населению обещали повысить уровень и качество жизни, а на самом деле понизили их большинству населения. Это полностью лишает Гонтмахера права говорить так, будто нынешнее устройство общества существует вечно.
От ельцинских реформ выиграли 10 процентов населения, а 1 процент выиграл очень много. Если кто-то скажет, что это лучшие люди, то это будет новация по отношению ко всем развитым и по-настоящему развивающимся странам, так как во всех таких странах очень ценят культуру, науку и искусство.
Ведь в эти 10 процентов в большинстве попали те, кто любит пьянствовать, драться, ходить по проституткам, играть в азартные игры, дружить с бандитами, то есть самая настоящая "аристократия помойки".
Что же касается учёных, то огромное их количество эмигрировало из России, так как реформаторы отнеслись к ним с презрением. Только в последние годы при Путине и в основном в сфере разработки новых вооружений зарплаты были подняты до уровня 500-800 долларов, что всё равно не идёт ни в какое сравнение с доходами, например, банковских клерков или журналистов.
Ещё хуже обстоит дело в области литературы: российские писатели мирового уровня своим трудом не могут обеспечить себе такой же уровень жизни, какой есть у сотен миллионов людей на Западе.
Нелишне отметить, что даже в сталинские времена учёные и инженеры зарабатывали во много раз больше, чем рабочие, несмотря на всё лицемерное возвеличивание "пролетариата".
Если господин Гонтмахер и прочие российские либералы намерены определять ценность людей по критерию "вписанности в рынок", то чем они тогда отличаются от большевиков, по своему произволу назначавших "прогрессивные" общественные классы?
Но даже если бы учёные, писатели, лучшие инженеры, врачи и т.д. реально вошли бы в те самые "зажиточные" 10 процентов, то и тогда согласие любого, попавшего в число "избранных", на продолжающуюся нищету десятков миллионов сограждан оставалось бы моральным преступлением. А активное отстаивание "справедливости" сложившегося положения дел есть уже преступление против человечества, которое, как известно, не имеет срока давности.
После того, как три четверти населения было обмануто, и практически все обманутые в конце концов поняли, что их обманули, предложение "крутиться" и "приспосабливаться", к которому сводятся в их отношении воззрения Гонтмахера, нагло и глупо. Оно могло бы ещё сработать, если бы ущерб, нанесённый уровню и качеству жизни большинства населения, армии и науке, не был столь велик. И опираясь на эти прочные общественные настроения, рано или поздно проявит себя политическая линия пересмотра итогов ельцинских реформ.
Здесь мы видим, какого "возврата в прошлое" боится Евгений Гонтмахер. Он действительно боится возврата к советской политической системе, хотя на самом деле это вряд ли возможно, потому что общество, как ни странно, по-прежнему хочет демократических выборов и обеспечения прав человека. Но при этом он почему-то полностью уверен в невозможности возврата к советской экономической системе, обеспечивавшей приемлемые уровень и качество жизни для всех и практически непрерывный экономический рост. Хочется спросить, каким образом советская экономическая система, прославленная либералами как супернеэффективная, успешно добивалась того, чего не может достичь теперешняя, по их обещаниям, значительно более эффективная?
Грязная изнанка российских выборов
По своему содержанию типичные выборы в России состоят из двух компонентов: борьбы кандидата с командой и борьбы за голоса избирателей. На первый компонент, как правило, уходит основная доля усилий. Борьба кандидата с командой, в свою очередь, также состоит из двух частей: борьбы за статус и борьбы за деньги. Как правило, статус важнее. Обещанные деньги на проведение работ и на гонорары обычно выплачиваются не целиком - об этом заранее известно всем участвующим сторонам. Но и за те деньги, что выплачены, кандидат желает получить удовлетворение, которое состоит в доказательстве самому себе и команде, что он более крутой, чем она, и что он сам лучше умеет вести свои собственные выборы. Для реализации этих целей в последние годы кандидаты всё чаще используют сразу несколько команд, которые должны конкурировать между собой. Кандидаты различаются ещё и по приоритетам: для некоторых важнее украсть деньги у спонсора, другим важнее положительный результат голосования.
Основной же целью команды является получение гонораров в возможно более полном объёме и (для большинства команд) разворовывание части средств, выделенных на проведение работ. Одним из самых эффективных методов разворовывания является разработка и размещение видеоклипов, которые при этом практически никогда не влияют в положительную сторону на голоса избирателей, зато довольно часто влияют в отрицательную. Другой удобный канал воровства - это размещение заказов на агитационную печатную продукцию. В этом отношении лучше всего дела идут у тех команд, которые назначаются непосредственно спонсором кандидата. Для некоторых команд в той или иной степени важно также не потерять лицо в борьбе с кандидатом за статус. Результат голосования в большинстве случаев стоит на последнем месте.
Типичные приёмы, с помощью которых кандидат доказывает своё умение вести выборы, таковы: отстранение команды не только от самих переговоров с политически значимыми в контексте выборов партнёрами, но и от процесса подготовки переговоров; несогласованные появления на радио и телевидении и несогласованные размещения статей в газетах. Если используется только одна команда, то несогласованные действия кандидата в разработке и размещении видео и радиороликов, плакатов, листовок, буклетов, баннеров и т.п. встречаются сравнительно редко. Нечасты также несогласованные вторжения кандидата в работу агитационных бригад.
Характер борьбы за голоса избирателей сильно зависит от уровня выборов и от того, занимает ли кандидат перед выборами тот пост, на который избирается, или является ставленником исполнительной власти более высокого уровня. Общая тенденция такова: если кандидат занимает свой пост и выборы являются президентскими или губернаторскими, то первостепенное значение приобретает телевидение, основной функцией которого является дискредитация оппонентов в глазах избирателей. Дискредитация состоит при этом не в очернении оппонентов как таковом, а в демонстрации избирателям того, что очернённые оппоненты не имеют силы адекватно ответить на наезды. Аналогичный механизм используется и на выборах в Госдуму по спискам в отношении тех блоков и объединений, которые претендуют быть представителями исполнительной власти федерального и регионального уровней.
Если же кандидат не занимает своего поста, не является ставленником исполнительной власти или если выборы ниже по рангу, то основным средством борьбы за голоса избирателей становится агитационная работа. Именно в ней наиболее отчётливо проявляется уровень профессионализма команды в смысле содержания работы, а не в смысле самопозиционирования и саморекламы. Ее цель состоит в том, чтобы пять-семь раз гипнотически "коснуться" избирателя, причём таким образом, чтобы это не вызвало у него раздражения. Эффективнее всего здесь может быть раздача листовок в местах, где собирается много праздных людей. При этом агитаторы должны давать листовки не каждому, а только тем, кто хорошо реагирует на диалог, по которому их ведет агитатор (разветвлённый сценарий диалога разрабатывается криэйторами и утверждается после согласования с социологами и психологами начальником избирательного штаба). Хождение агитаторов по квартирам эффективно в тех случаях, когда в этих квартирах побывало перед этим ещё не слишком много агитаторов других кандидатов. В организации агитационной работы существенна не только необходимая численность, чёткость распределения бригад по территориям и их мобильность, но и контроль за работой агитаторов, у которых обычно нет позитивных стимулов выполнять работу добросовестно, а есть только отрицательный стимул (угроза лишиться этой работы).
Команды, проводящие выборы, можно в соответствии с вышеизложенным разделить на два типа. Одни ориентируются на "прикормленность" (властью и спонсорами). Другие - на достижение позитивных результатов голосования посредством умелой обработки избирателей при скромных властных и финансовых ресурсах. Первых больше в Москве, вторых в регионах. При этом наиболее прикормленные команды получают очень большую долю заказов, с которыми физически не способны справиться сами. Поэтому они привлекают для выполнения собственно пиарной работы одних и тех же профессионалов из Москвы и разбавляют их наспех натасканными людьми из регионов. Профессионалов из регионов они по возможности стараются не привлекать - как из экономии средств, так и для того, чтобы не растить себе конкурентов.
Российская дипломатия во мгле
В настоящее время российская дипломатия находится в одном из самых глубоких кризисов за всю свою историю. Можно сказать, что на сегодняшний день внешняя политика у России вообще отсутствует. Точнее сказать, у нас отсутствует внешняя политика как мегамашина, работающая в режиме автопилота. Именно такова внешняя политика всех великих держав. Такая внешняя политика далеко выходит за рамки прямых директив центральной власти. Исполняя эти директивы, она не ограничивается ими, но, не нарушая их, выходит за их пределы. Такая внешняя политика основывается не на директивах и даже не на официально принятых внешнеполитических концепциях, но на внутреннем убеждении каждого ответственного дипломатического работника в рамках его должностной компетенции о национальных интересах своей страны. Такое убеждение основывается, с одной стороны, на конкретном анализе обстановки в стране пребывания, с другой, на представлении о том, что национальные интересы своей страны являются стратегическими, долгосрочными и глобальными, выходя за рамки текущего политического пространства-времени. И вот такой внешней политики у нас сегодня нет.
Не до конца ясен вопрос, обладала ли Россия такой внешней политикой в советский период, хотя очевидно, что в имперский период внешняя политика у нас присутствовала. Сегодня, в постсоветский период, как я уже сказал, её у нас нет. Есть только центральные директивы, которые худо или бедно выполняются, концепция внешней политики России, которую никто из дипломатических работников, судя по всему, не воспринимает всерьёз, да внешняя политика на рулевом управлении президента РФ. Внешняя политика президента Путина мне представляется очень неплохой, но при этом она проводится не благодаря и даже не вопреки, а скорее побоку всей громоздкой махины внешнеполитического аппарата РФ. Иначе говоря, на сегодняшний день президент РФ в значительной мере является не только единственным субъектом, но и единственным актором российской внешней политики.
Корни сложившейся ситуации следует искать в бархатных госпереворотах 1991 - 1992 гг., одновременно заложивших суверенитет нынешней РФ и приведших к власти группировку Б.Н.Ельцина. Ельцинский ставленник Козырев не только пытался проводить, занимая должность министра иностранных дел РФ, политику "низкопоклонства перед Западом" и сдачи национальных интересов России в пользу "мирового сообщества". Он провёл в российском МИДе жесточайшую кадровую чистку, увольняя неугодных либо направляя их в аппараты малозначительных посольств в страны третьего мира. Основным направлением козыревского удара были карьерные дипломаты старой советской школы, имевшие свои личные убеждения о национальных интересах России. Кадровое ослабление внешнеполитического ведомства привело к тяжёлым последствиям.
Кризис дипломатических кадров. Бoльшая часть российских посольств за рубежом ориентирована на предельно дружественные отношения с властями стран пребывания. Никаких контактов с оппозицией, как правило, не поддерживается. Поэтому каждая серьёзная смена власти в стране пребывания воспринимается как гром среди ясного неба. Особенно пагубные последствия такая политика имеет в странах СНГ. Посольства ориентируются на зачастую враждебные России власти стран пребывания, отказываются от контактов с пророссийской оппозицией и практически почти полностью игнорируют взаимоотношения с пророссийски настроенными непризнанными государствами на территории стран пребывания. Чего стоит многолетнее отсутствие российского консульства в Тирасполе? Единственным, может быть, исключением из этой печальной ситуации является российское посольство в Грузии, временами не пренебрегавшее защитой российских национальных интересов.
Сверх того, значительная часть российских дипломатических работников за рубежом старается поддерживать максимально тёплые и дружественные отношения с посольствами великих держав, прежде всего, Соединённых Штатов. За этим стоит надежда в какой-то момент перебраться с территории СНГ, Восточной Европы или, хуже того, страны третьего мира куда-нибудь в Вашингтон, Нью-Йорк, Лондон или Париж. Понятно, что хотят они того или не хотят, такие дипломаты фактически являются агентами влияния наших западных партнёров.
Ну и, наконец, многие посольства и торгпредства России за рубежом давно уже стали теневыми филиалами российских олигархических финансово-промышленных групп.
Наконец, существенную роль играет просто техническая неумелость дипломатического персонала и персонала внешней разведки. Российские внешнеполитические кадры часто сильно отстают от современности, не владея не то что передовыми, но даже рутинными методами сегодняшних политических и информационных технологий. Чего стоят повторяющиеся из разу в раз попытки нашего ньюсмейкерства за рубежом. С похвальной методичностью разнообразные "отставные полковники из органов" делают одно и то же. В лучших традициях 50-х годов нужный материал размещается в каком-нибудь мировом захолустье типа Парагвая, а потом перепечатывается в очередной скандальной итальянской газетенке. В Москву летит депеша "приказ выполнен". Можно подумать, что целью создания мировых информационных поводов является последующая кампания в советской прессе об ужасах капитализма.
Кризис идеологии и организации. Перечисленные выше причины кризиса российской внешней политики относятся к низкому качеству человеческого материала российской дипломатии, к низкому качеству кадров. Однако кадровыми проблемами кризис российской дипломатии не исчерпывается. Существуют ещё чрезвычайно серьёзные проблемы идеологического, методологического и психологического характера.
Прежде всего выяснилось, что наши внешнеполитические кадры технически не очень способны определять российские национальные интересы в стране пребывания. То есть они и раньше не очень это умели, но в советский период использовали в качестве протеза интуиции советскую вульгаризацию марксизма-ленинизма. Отказ от единственно истинного учения оставил многих наших дипломатов идео логически безоружными. И это относится даже к сравнительно хорошим кадрам.
В этой ситуации создание реальной, а не фальшь-панельной концепции внешней политики России необходимо нашей дипломатии, так сказать, по жизненным показаниям. Причем речь идёт не только о концепции высокого уровня, излагающей принципы определения друзей и врагов России. Речь идёт о необходимости концепции глубоко диверсифицированной в страноведческом плане. Ведь всё, сказанное выше, относится не только к зарубежным дипломатическим сотрудникам, но и к центральному аппарату МИДа. Недаром среди иностранных дипломатов и разведчиков в Москве ходит шутка о том, что российского мидовца проще завербовать, чем убедить во взаимовыгодности сотрудничества наших стран. Если, конечно, речь не идёт о Соединённых Штатах.
В условиях идеологического вакуума действия наших дипломатов, как московских, так и зарубежных, часто управляются чрезвычайно странными и примитивными предрассудками. Здесь, к сожалению, в очередной раз подтверждается известное булгаковское наблюдение о том, что разруха гнездится в первую очередь не в сортирах, а в головах.
Я совершенно уверен, что огромное количество провалов российской дипломатии в странах ближнего зарубежья никак не связано ни с коррупцией, ни с изменой, ни даже с непрофессионализмом в прямом смысле этого слова. Эти провалы связаны исключительно со специфическим преломлением в головах наших высших дипломатических работников в Москве и в странах пребывания ленинского тезиса о дружбе народов в СССР. Это специфическое преломление приводит к тому, что многие наши внешнеполитические руководители считают совершенно аморальной и одновременно контрпродуктивной любую политику давления на страны ближнего зарубежья. Причем такие выводы делаются совершенно независимо от конкретного расчета выгод и потерь России в каждом данном случае.
Названный выше предрассудок, как правило, сопровождается ещё одним. Я имею в виду мнение значительной части нашего дипломатического руководства о том, что одной из важнейших целей российской внешней политики являются положительные оценки действий России властями и прессой великих держав. В этом смысле любое действие России, способное вызвать неодобрение помянутых властей и прессы, однозначно отвергается как опять же аморальное и контрпродуктивное, независимо от подсчета выгод и потерь.
Наконец, применительно к внешней политике России в странах СНГ эти предрассудки сугубым образом отягчаются ещё одним обстоятельством. Часть российского внешнеполитического руководства, имеющая в своей биографии партийную или комсомольскую карьеру, подвержена специфической иллюзии. Иллюзия эта, как правило, не осознается. Сводится она к убеждению о том, что старые партийно-комсомольские связи гораздо более прочны, чем национальные интересы Родины. Собственно говоря, это даже не совсем иллюзия. Для наших российских внешнеполитических руководителей именно так дело и обстоит. А вот для их старых партийно-комсомольских друзей из стран ближнего зарубежья всё давно уже обстоит ровно наоборот. В результате многие крупные руководители российской внешней политики годами делают провальные ставки на своих старинных друзей из стран ближнего зарубежья, не понимая, что те их попросту водят за нос и, как сейчас принято выражаться, "разводят их на отношения".
Руководители российской внешней политики часто не имеют представления о среднесрочных, не говоря уже о долгосрочных стратегических интересах России. Их переговорная позиция выторговывания сиюминутных тактических уступок зачастую вызывает у иностранных партнёров искреннее удивление, сдобренное немалой толикой неуважения.
Ну и, наконец, кризис российской внешней политики обусловлен чрезвычайно тяжёлыми организационными проблемами. Между российской дипломатией, внешней торговлей и внешней разведкой практически нет координации. Российская дипломатия имеет на сегодняшний день почти исключительно правительственный характер. Между тем, западная дипломатия исключительно часто действует сегодня через неправительственные организации. Имеются в виду как неправительственные организации в странах пребывания, так и неправительственные организации стран, осуществляющих внешнюю политику в странах пребывания.
Чрезвычайно скандальным на фоне исключительного развития в России за последние 10-15 лет политических технологий и политического пиара является полное неиспользование этого отечественного опыта в деле формирования позитивного образа России за рубежом.
Итак, что же требуется для разрешения всех этих проблем? Самое главное, чего нам на сегодняшний день не хватает, это реальной концепции внешнеполитических интересов России. Было бы самонадеянным предполагать, что один человек может разработать такую концепцию целиком. Для разработки такой концепции требуется довольно длительная работа большого исследовательского коллектива. Но некоторые ведущие принципы такой концепции, я полагаю, могут быть предложены уже сейчас.
Правозащитная империя: базовые принципы новой внешней политики. В условиях, когда у большинства стран мира просто не существует явного и узнаваемого образа России и её внешней политики, когда действия России плохо понимаются и ошибочно интерпретируются, когда власть и общественное мнение во многих странах мира обвиняют нас в империализме и нарушении прав человека, нам необходимо иметь некий ведущий принцип внешней политики, который делал бы наши действия на международной арене одновременно узнаваемыми и приемлемыми, то есть, иначе говоря, нам необходим, с одной стороны, некий фирменный стиль российской политики, делающий её узнаваемой, а с другой, некое базовое послание России миру, обладающее своеобразным обаянием и харизмой.
На мой взгляд, поставленная выше задача обладает несколько парадоксальным, достаточно изящным и давно уже очевидным решением. Россия должна быть главным защитником прав человека и главным борцом против использования двойного стандарта во всём мире и особенно в сфере своих жизненных интересов, то есть на территории бывшего советского лагеря. Эта идея давно уже не оригинальна. Первым её предложил, кажется, бывший казахстанский премьер-министр Акежан Кажегельдин в статье в "Известиях" под красноречивым заголовком "Правозащитная империя".
Тем не менее, как мне кажется, наша внешнеполитическая элита и общественность всё ещё недостаточно понимает значение для России идеи защиты прав человека и борьбы с двойным стандартом.
Использование Россией этих принципов в международных отношениях может придать новую жизнь самой идее защиты прав человека. Сегодня мы присутствуем при парадоксальной ситуации. Значительная часть мировой общественности относится к идее прав человека достаточно серьёзно. Это в особенности относится к Европе. Однако регулярное использование дипломатией великих держав, в особенности Соединённых Штатов, идеи защиты прав человека в сочетании с циничной защитой собственных реальных интересов в значительной мере привело к девальвации идеи прав человека в глазах не менее значительной части мировой общественности. Это, впрочем, не мешает западной дипломатии продолжать пользоваться идеей защиты прав человека как одним из важнейших инструментов внешней политики.
Так что "изюминкой" нашей внешней политики могло бы быть использование идеи защиты прав человека в неразрывном соединении с идеей борьбы против двойного стандарта. Именно это сочетание могло бы дать идее защиты прав человека новую жизнь. Таким образом мы могли бы помешать использованию этой идеи в качестве стандартной антироссийской дубинки. Одновременно с этим мы могли бы вновь воодушевить часть людей во всём мире, разочарованных лицемерием политики великих держав в этом отношении.
Важнейшими аренами для применения этого принципа во внешней политике России являются отношения России, с одной стороны, с великими державами, с другой со странами СНГ и непризнанными государствами. Впрочем, скорее здесь идёт речь не о двух, а скорее об одном внешнеполитическом пространстве - отношениях России со странами СНГ и непризнанными государствами, сопровождаемых отношениями России с США и странами Западной Европы по поводу политики России в СНГ и непризнанных государствах.
Таким образом, при конкретизации применения предлагаемого основного принципа внешней политики России, мы видим, что он является, в первую очередь, ответом на политику сдерживания России на территории СССР и СЭВ, проводимой США и странами Западной Европы. Есть, конечно, здесь и некоторые важные исключения типа борьбы с двойным стандартом в сфере выборочного применения антидемпингового законодательства против российского экспорта и т. д. Однако в основном речь идёт о ситуации непосредственно вокруг наших границ. И вот здесь у нас развязаны руки для формирования абсолютно четкой, ясной и справедливой со всех точек зрения политики в отношении наших соседей.
Можно сформулировать здесь минимальный набор требований к определению политики наших соседей, которую мы считаем политикой добрососедства и соблюдения прав человека. Нарушение же этих требований мы должны считать враждебной в наш адрес политикой и одновременно политикой нарушения прав человека со всеми вытекающими из этого последствиями.
Мы должны потребовать от наших соседей признания русского языка официальным на всех территориях компактного проживания русскоязычного населения. В особенности это относится к сферам высшего и среднего образования. Мы должны также потребовать, чтобы на всех этих территориях русскоязычное население имело возможность избирать и быть избранными в местные, региональные и центральные органы власти стран проживания. Последнее требование относится ко всему русскоязычному населению стран проживания, независимо от того, предоставлено ли этим лицам гражданство страны проживания или нет. Одновременно с этим мы должны настаивать на том, чтобы представители русскоязычного населения в окружающих нас странах имели, если они этого желают, полные права гражданства этих стран. Мы должны также требовать от окружающих нас стран недопущения политики антироссийской фальсификации истории, в особенности в сфере официальных мероприятий и в сфере высшего и среднего образования. Мы должны также требовать возможностей создания бумажных и электронных СМИ на русском языке и доступа к российским бумажным и электронным СМИ для всех желающих на территории наших соседей. Повторяю: несоблюдение этих минимальных требований должно нами восприниматься как сочетание серьёзных и массированных нарушений прав человека с политикой, откровенно враждебной России.
Таким образом, с одной стороны, у нас появляется законная возможность для проведения ответных реакций на враждебную политику в наш адрес. С другой стороны, отсутствие дружбы между нами и каким-нибудь из соседних государств вовсе не обозначает отсутствие нашей заинтересованности в том, что происходит на их территории, ибо права человека, как известно, не имеют границ. Наша ответная политика в рамках международного права может быть чрезвычайно многообразна, но наиболее эффективными в большинстве случаев являются экономические санкции.
Надо понимать, что эта политика никогда не будет достаточно эффективной, если не будет сопровождаться массовой информационной кампанией в России, в соседних с нею странах и в важнейших странах Запада. Разъясняться должны не только конкретные нарушения прав человека в странах ближнего зарубежья, и даже не только проводимая в некоторых из этих стран принципиальная политика по нарушению прав человека. Общественности должны быть предъявлены все возможные проявления политики двойного стандарта, направленные против России. Здесь могут быть предложены несколько базовых примеров, которые имеет смысл повторять, пока они в зубах не навязнут.
Первый пример был приведён в своё время президентом Путиным. Европейские государства требуют от Македонии предоставления этническим албанцам, включая неграждан, квоты во всех органах власти, включая правоохранительные. Вопрос. Почему это не распространяется на русскоязычных граждан и неграждан Латвии, Литвы, Эстонии, Молдавии, Украины и Казахстана?
Пример второй. Многие на Западе считают, что Россия проявляет двойной стандарт, подавляя сепаратистско-террористический бунт в Чечне и одновременно негласно поддерживая непризнанные Абхазию и Южную Осетию. При этом не учитывается, что Чечня была и остаётся автономной республикой в составе России, а автономии Абхазии и Южной Осетии были грузинскими властями ликвидированы.
Пример третий. Запад выводит Косово из-под суверенитета Сербии. Сербским беженцам из Косово Запад сочувствует, но возможностей для их возращения в Косово не находит. Вопрос. Почему Россия не может проводить аналогичную политику в отношении Абхазии и Грузии? Почему Армения не может проводить аналогичную политику в отношении Нагорного Карабаха и Азербайджана? Соединённые Штаты ещё в 1990 году способствовали созданию автономного от Ирака Курдистана. Турция создала на Кипре Турецкую Республику Северного Кипра. Израиль 38 лет удерживает палестинские территории. Вопрос. Почему Россия не может поддерживать Приднестровье? Соединённые Штаты поддерживают дружеские отношения с такими отвратительными режимами, как Саудовская Аравия и Пакистан. Вопрос. Почему Россия не может поддерживать гораздо более демократичные Белоруссию и Кубу?
Естественно, для того чтобы использование базового принципа было эффективным, мы не должны допускать собственных отступлений от него как во внешней, так и во внутренней политике. И, разумеется, для того чтобы иметь моральное право проводить такую внешнюю политику, мы должны у себя в России жесточайшим образом бороться с нарушениями прав человека - с милицейским и судебным произволом, с коррупцией, в особенности с организованной экономической преступностью в сфере крупного топливно-энергетического бизнеса. Только Россия, борющаяся за высокий уровень и качество жизни для всех на своей территории, имеет моральное право на предлагаемую внешнюю политику.
Друзья и враги. Посмотрим теперь, как на основании базовых принципов должны быть построены наши отношения с разными государствами мира. Представляется, что наши отношения со странами "Большой восьмёрки" не должны претерпеть существенных изменений. Единственно, они должны быть строго ограничены с нашей стороны недопущением двойного стандарта в наш адрес. В этом смысле наши отношения с ведущими странами Запада должны быть построены по схеме, напоминающей отношения советских диссидентов и правозащитников к советской власти "соблюдайте ваши же законы".
В любом случае совершенно неприемлемой для нас остаётся ситуация, когда правые, либерально-консервативные круги на Западе считают нас традиционным геополитическим противником, а левые, либерально-социалистические круги считают нас потенциальным кандидатом в "ось зла" в связи с якобы крупными и регулярными нарушениями прав человека у нас. Решением этой проблемы является проведение политики по формированию позитивного образа России на Западе. Такая политика обеспечивается достаточно понятными и не очень затратными средствами. Значительную часть проблем решит здесь простое перенаправление на Запад части наших внутренних политтехнологических ресурсов. Другое дело, что одним этим ограничиться нельзя. Создание информационных поводов и размещение информации в СМИ - вещи сами по себе хорошие, но недостаточные.
Потребуется ещё серьёзная работа с той частью общественного мнения на Западе, которая либо уже дружественна, либо потенциально может быть дружественна нам. Причем здесь речь идёт о вещах скорее идеалистических, чем прагматических. Например, во все эти годы на Западе работали честные и авторитетные специалисты, никогда не участвовавшие в антироссийской истерии, а наоборот, дававшие западному читателю честную и непредвзятую, а стало быть, дружественную России информацию о положении дел у нас. Это такие люди, например, как Питер Реддуэй или покойный Пол Хлебников. Почему мы с ними не дружили и не поддерживали их, это вопрос к нашему политическому и внешнеполитическому руководству. Другое дело, что вопрос в значительной мере риторический. Но бог с ним, с Западом. Всё равно ж мы друг от друга никуда не денемся.
Гораздо интересней посмотреть, какие страны становятся новыми естественными партнёрами России в случае, если российская внешняя политика будет руководствоваться базовыми принципами. Такая российская внешняя политика практически становится аналогом внешней политики титовской Югославии, сукарновской Индонезии и неровской Индии 50 - 60-х годов ХХ века. Практически речь идёт о новом Бандунге, новом Движении неприсоединения. Другое дело, что речь идёт о Движении неприсоединения в условиях монополярного мира, что придает такому проекту существенную нетривиальность. В этих условиях нашими союзниками, естественно, становится ряд государств, пытающихся проводить самостоятельную внешнюю политику, не оглядывающуюся (по крайней мере, в ряде случаев) на диктат мирового гегемона. Это такие страны, как Бразилия, Венесуэла, Индия, Южная Африка, Малайзия, Индонезия. Возможно, нашими союзниками смогут стать также страны Скандинавии - последний заповедник социалистической Европы 50 - 60-х годов, живущий во враждебном окружении сегодняшней Европы победившего (часто и в социал-демократической упаковке) экономического неоконсерватизма.
Такое объединение промышленно развитых демократических стран, не могущих играть на мировой арене достойную себя роль исключительно по причинам проведения в их адрес той или иной формы политики сдерживания со стороны мирового гегемона, могло бы заменить на мировой арене ушедший с неё советский блок. Таким образом, речь идёт о политике создания нового Второго мира. Разумеется, такой новый Второй мир не собирается вступать с "Большой семёркой" в военно-политическую конфронтацию. Однако голос такой новой правозащитной коалиции мог бы быть достаточно силён для того, чтобы быть слышимым на международной арене. При этом я сознательно не рассматриваю здесь проблему отношений с Китаем, слишком важную и острую, чтобы рассматриваться вне специального контекста. Если добавить к базовым принципам и представление о естественной экономической целесообразности, то мы могли бы обрести ещё один круг естественных союзников. В первую очередь, это новые "восточноазиатские драконы" - Гонконг, Сингапур, Тайвань, Южная Корея, теперь, наверное, уже и Таиланд и упомянутая выше в другом контексте Малайзия, а возможно, и Индонезия. Это страны, которые, поверив западной пропаганде, пошли по пути рыночного развития и достигли в нём значительных успехов. Однако они не смогли достичь результата, на который рассчитывали. Драконы рассчитывали достичь западного уровня и качества жизни. Однако выяснилось, что в результате своеобразной неоколониалистической политики стран Запада уровень и качество жизни, сравнимые с западными, оказались для стран тихоокеанского региона подобными вечно уходящему вдаль краю горизонта. Выяснилось, что страны АТР оказались допущенными только к рынку высокотехнологичных ноу-хау, но при этом отстранёнными от рынка идей. Одновременно с этим эти страны ощутили недостаток фундаментального европейского среднего и высшего образования. В определённом смысле нечто сходное переживает сегодня и передовой сектор экономики таких стран, как Индия, Бразилия и Южная Африка. Российские идеи и образовательные услуги могли бы послужить основой для очень серьёзных и взаимовыгодных экономических и политических взаимоотношений.
Второй круг естественных экономических союзников мы могли бы найти в тех странах Азии, Африки и Латинской Америки, которые могли бы стать естественными потребителями продукции постсоветской обрабатывающей промышленности, уступающей мировым образцам в качестве, но сильно выигрывающей в цене, а часто и в неприхотливости.
Если добавить ещё принцип культурной преемственности традиционных связей, то у России могут быть выявлены ещё два круга естественных друзей и союзников. Это - традиционные друзья России и традиционные друзья Советского Союза. Традиционные друзья России - это, прежде всего, страны православной и нехалкидонской культуры. Естественно, что страны православной культуры, проводящие враждебную России политику, из этого круга выпадают. Но даже при этих ограничениях нашими естественными союзниками с полным правом могут быть названы Югославия, Греция, Кипр, Армения и Эфиопия.
Как бы мы ни относились к Советскому Союзу и советскому наследию, необходимо понимать, что для внешнего мира, в особенности для мирового Юга, Советский Союз часто выступал в роли прогрессивной мировой силы, поддерживающей законное стремление народов к экономической и политической независимости. В этом смысле мы должны понимать, что бросать старых друзей на произвол судьбы только в связи со сменой у нас господствующей идеологии и аморально, и чрезвычайно контрпродуктивно, если не сказать - глупо. Особенно глупо отказываться от дружеских связей с государствами и народами, традиционно любящими Россию и видящими в ней союзника. Из государств я имею ввиду, прежде всего, Кубу и Вьетнам. Возможно, может идти речь и о дружеских отношениях с такими странами, как Намибия, Ангола, Мозамбик и т.д. Из народов я имею ввиду, в первую очередь, курдов и их парагосударственное образование - автономный Свободный Курдистан в Ираке. Здесь, кстати, надо заметить, что дружеские связи России с курдами возникли значительно раньше советского периода, так что курдов можно считать одновременно традиционными друзьями и исторической России, и Советского Союза. В связи со сложностью проблем я специально оставляю за бортом проблему отношений с авторитарными дружественными России режимами в исламском мире - на Ближнем и Среднем Востоке и в Центральной Азии. Специального рассмотрения требуют, видимо, и наши отношения с Палестиной и Израилем.
Важно отметить также и такой важнейший в регулировании международных отношений любой страны принцип, как принцип гибкости. Так, например, нам естественно иметь союзниками Израиль и международные еврейские организации в борьбе с политикой ренацификации, проводимой странами Балтии, Молдавией и Украиной. Это никак не должно препятствовать, например, нашей политике защиты законных интересов палестинского народа. Точно так же нам имеет смысл не обращать внимания на протесты международных еврейских организаций, если они позволят себе настолько ошибиться, что возьмут на себя ответственность по поддержке преступного олигархического бизнеса у нас в стране только по причине того, что часть бизнесменов-преступников имеет еврейское этническое происхождение.
Помимо друзей у любой уважающей себя державы, тем более претендующей на статус великой, должны быть и враги, иначе никто её никогда уважать не будет. Для того чтобы понять ошибочность пресловутого тезиса Козырева о том, что у России сегодня в международных отношениях врагов нет и быть не может, не обязательно даже читать Шмитта, достаточно хоть немножко знать историю международных отношений. Полагаю, что для сегодняшней России было бы чрезвычайно полезным иметь свою, альтернативную американской "ось зла". В неё желательно включить режимы тоталитарные и/или практикующие этнические чистки и геноцид, поддерживающие международный терроризм, поддерживающие международный наркотрафик, но при этом по "непонятным" причинам в американскую "ось зла" не попавшие, а зачастую и находящиеся в превосходных отношениях с мировым гегемоном. Навскидку можно предложить следующие кандидатуры: Саудовская Аравия, Пакистан, Туркменистан, Колумбия и Косово. Постоянными кандидатами на попадание в этот список могут быть Хорватия, Босния, Латвия, Молдавия и т.д.
Институты влияния. Реализация предложенной идеологии требует не очень больших организационных и финансовых ресурсов. Было бы целесообразным создать в правительстве специальный Совет по внешней политике. Функции Совета должны сводиться к координации деятельности МИДа, внешних разведок и внешней торговли. Такой Совет должен возглавлять вице-премьер, отчитывающийся перед президентом. Совет должен также курировать научное и образовательное обеспечение внешней политики нашей страны.
Для придания значительной части нашей внешнеполитической деятельности неправительственного характера необходимо создать несколько фондов внешней политики. Один из них может быть правительственным - например, Российский фонд внешнеполитических исследований и разработок. Остальные - общественные и даже частные. Задача у фондов одна - раздавать гранты общественным и правозащитным организациям, независимым исследовательским центрам и независимым СМИ. Гранты должны получать и российские, и зарубежные юрлица. Разумеется, вся эта деятельность должна быть не только неправительственной, но и неполитической - чисто общественной. Зачем финансировать политическую партию за рубежом, когда проще поддержать близкую к этой партии общественную организацию? В общем, в предлагаемой здесь методике нет ничего нового. Стандартный англо-американский подход, чудесно сработавший в ходе разработки и поддержки бархатных революций в Литве, Югославии, Грузии и на Украине.
Гораздо интереснее подумать о научном и образовательном обеспечении концепции. Первое, что здесь необходимо сделать - это восстановить существовавшую в советские времена на неявном уровне связь и координацию между внешнеполитическими ведомствами, научными и образовательными учреждениями, исследовательскими, учебными и образовательными программами.
Самым первым шагом могла бы быть здесь государственная поддержка едва держащихся на плаву государственных академических и ведомственных, а также общественных и частных страноведческих НИИ и их изданий, как периодических, так и непериодических. Возможно создание единой координирующей программы - Российского центра страноведческих исследований и разработок. Кстати, такой центр или институт совершенно не обязательно должен быть государственным. Такой центр, естественно, не должен ограничиваться чисто страноведческой информацией, но должен также проводить исследования в сфере определения российских национальных интересов и национальной стратегии. Связи такого научного учреждения с внешнеполитическими ведомствами естественны и тривиальны. Гораздо труднее осуществить второй шаг - связь с учреждениями высшего образования.
Больших проблем здесь в общем-то тоже нет. Героическими усилиями действующих ректоратов МГИМО и Дипакадемии воспроизводство внешнеполитических специалистов в значительной мере обеспечивается. Однако здесь есть свои лакуны. С одной стороны, МГИМО всё-таки пошел по линии специализации обучения. Этот недостаток, конечно, легко устраним. Достаточно ввести общеуниверситетский факультет общей подготовки, на котором все студенты обучались бы первые 2-3 курса до специализации. Гораздо хуже другое. Наш внешнеполитический Оксфорд не имеет своего Кембриджа. А отсутствие конкуренции в любом деле ведет в конечном счете к застою.
Чудесного конкурента МГИМО легко было бы вырастить на базе Института восточных языков МГУ. Для этого практически достаточно слегка повысить статус романогерманских и славянских кафедр. Преимуществом ИВЯ является то, что обучение изначально построено по страноведческому принципу, интегрирующему для каждой страны языковые, культурологические, политические, экономические и исторические учебные курсы. ИВЯ мог бы с лёгкостью готовить не только чистых учёных, но и специалистов для МИДа, Внешторга и СВР с ГРУ. В особенности, если перевести в ИВЯ из РГГУ парочку информационных спецфакультетов. С таким дипломом можно сразу было бы поступать на работу в МИД или Внешторг. Такие специалисты хорошо подошли бы и для Высших школ наших разведведомств. Организованный по страноведческому принципу такой новый университет легко мог бы быть интегрирован и с научными учреждениями страноведческого профиля.
Что касается подготовки кадров для помянутых выше многочисленных правозащитных и иных общественных организаций, действующих за рубежом, то эту задачу с успехом мог бы выполнять при небольших дополнительных вложениях Российский университет дружбы народов. Задача обеспечения РУДН студентами из стран ближнего зарубежья является технической и легко разрешимой. Отдельно может быть также рассмотрен вопрос о создании при всех российских университетах международных отношений богословских факультетов российских традиционных конфессий, готовящих миссионеров для зарубежной проповеднической деятельности.
Перечисленных выше ресурсов, на мой взгляд, вполне достаточно для обеспечения предлагаемой концепции за одним, но, к сожалению, важнейшим исключением. Это проблема кадровых назначений министра иностранных дел России и других высших руководителей российской внешней политики. Но здесь мне сказать особенно нечего. Поскольку вероятность назначения на эти посты автора этих строк или его ближайших друзей крайне мала, то остаётся вверить эту проблему в руки президента РФ, ангела-хранителя российской государственности.
Россия при оккупационном режиме
Тема оккупационности режима, сложившегося в Российской Федерации при её создании как отдельного государства в 1991 году, одна из самых популярных среди патриотов.
Это, разумеется, неслучайно, так как ряд характеристик, традиционно входящих в понятие оккупационного режима, в Российской Федерации не просто имеют место, но и, так сказать, "вопиют к небесам". Прежде всего это:
- низкая средняя продолжительность жизни;
- крайне высокое отношение уровня доходов первой децили населения к десятой и вообще искусственно созданная и поддерживаемая сверху массовая бедность, сверхкрупное воровство приближенных к власти "бизнесменов" и осуществлённая Ельциным раздача значительной доли общенационального достояния группе его знакомых;
- высокая доля этнически нерусских на вершине власти, и особенно среди самых богатых и в эфирных и бумажных СМИ;
- ликвидация неподконтрольных "исполнительной власти" органов представительной власти, начавшаяся с прямого вооружённого переворота, совершённого Ельциным в 1993 году.
К этим самым очевидным характеристикам добавляются и менее непосредственные, но не менее существенные черты:
- прогрессирующая ликвидация социальных гарантий, имевшихся у населения до 1991 года;
- массовое и практически мгновенное уничтожение градообразующих предприятий;
- многократное снижение уровня производства в большом количестве отраслей хозяйства и вообще деградация структуры хозяйства;
- высокая безработица, сопровождающаяся (и потому частично скрытая) вынужденным массовым деклассированием, то есть переходом наёмных работников из сферы умственного труда в сферу розничной торговли;
- крайне низкие государственные капиталовложения в поддержание хозяйственной инфраструктуры, в образование, науку и здравоохранение;
- низкий уровень финансирования вооружённых сил.
Этот список можно ещё продолжить, но интересней в данном месте задаться вопросом: а каких характерных черт, которые могут быть вообще свойственны оккупационному режиму, в Российской Федерации нет? Список их не так уж велик, а политические издержки от их реализации в современном обществе были бы чрезвычайно высоки. Это, например, поддерживаемые государством человеческие жертвоприношения, рабовладение, массовые (или значительные по числу) убийства и вообще репрессии за неповиновение произвольным хотениям начальства, за невосхваление начальства и т.д., а также за политическую оппозиционность или за "неправильную" национальность и т.п.
Заметим, что значительные по количеству убийства с санкции и по распоряжению государства членов незаконных вооружённых формирований, участвующих в террористических военных действиях, главным образом на Северном Кавказе, естественно, не подпадают под категорию оккупационных, так как война террористов-сепаратистов против Российской Федерации была начата практически мгновенно, без предварительной политической кампании. Первым шагом террористов было массовое выселение иноэтнических жителей из Чечни, сопровождавшееся убийствами несогласных и различными видами насилия над ними. Война террористов велась без каких-либо аргументов, кроме одного: хотим своего отдельного государства. Но такое национальное "самоопределение" есть не что иное, как военная агрессия.
Имевшие место в оборонительной войне Российской Федерации против этих сепаратистов выходы за границы оправданной самообороны также далеко не достигают уровня, характерного для оккупационного государства.
Из всего вышесказанного видно, что государством были предприняты почти все возможные ненасильственные меры вреда населению (что было здесь "упущено", я подсказывать не собираюсь) и одновременно почти все возможные насильственные меры, кроме переворота 1993 года, применены не были. Способствование приходу к власти в Чечне будущих чеченских сепаратистов, то есть Дудаева и компании, и передача им советского оружия не могут быть отнесены к прямому насильственному причинению вреда населению, хотя и обернулись последующим насилием.
В результате всего этого причиненного населению "государственного" вреда сильнее всего пострадали русские, которые в среднем стали жить вдвое беднее и на пять лет меньше (последнее относится к мужчинам, но и русские женщины стали умирать в более раннем возрасте, чем прежде). Были существенно подорваны ресурсы и источники цивилизации и культуры, уменьшилась обороноспособность страны.
Таким образом, государственную политику последних пятнадцати лет следует признать, пожалуй, невиданной до того в писаной истории формой "мягкого" геноцида.
Почему же стал возможен этот русоцид?
Понятно, что на такие вопросы всегда нужно давать трехчленный ответ:
- во-первых, козни врагов;
- во-вторых, собственные слабости и ошибки;
- в-третьих, неблагоприятный "расклад".
В патриотической публицистике основной упор делают на первый пункт, то есть разоблачают врагов, причём главным образом внутренних. Эти внутренние враги состоят на службе внешних врагов и одновременно занимают ключевые посты во власти Российской Федерации, у них имеется подкармливаемая широкая сеть сочувствующих, возможности пропаганды и т.д. и т.п.
Я не собираюсь здесь спорить с подобными объяснениями, тем более что в значительной мере и сам с ними согласен. Но они не могут охватить всю специфику вопроса и, больше того, не схватывают в этой специфике главного.
Уже тот поворот мысли, что внешние враги знали о наших слабостях и "подбили" своих агентов в Советском Союзе и РФ ударить именно по этим слабостям, настойчиво поворачивает взгляд спрашивающего к этим самым слабостям. А уж то, что не самые грубые из возможных государственные меры, а в отдельных случаях даже просто мягкие и чуть ли не гомеопатические, привели к такому тяжёлому ущербу для населения, и притом в подобных масштабах впервые в истории, скорее всего, говорит о том, что русскому народу свойственны либо уникальные недостатки, либо недостатки, общие с другими народами, которые отодвинуты от "мирового пирога", либо даже общечеловеческие недостатки, но в увеличенном размере.
Эти недостатки вообще-то тоже нашли отражение в патриотической прессе, да я и сам о них неоднократно писал и говорил. Но системно их значение в реализации именно русоцида ещё не было отражено.
Третья сторона ответа на вопрос, то есть "расклад", тоже нашла своё отражение. Так, неоднократно указывалось, что Запад больше всего боялся русского народа, занимающего огромную территорию с громадными природными ресурсами и выдвинувшего (с различными вариациями) стратегию жизни, которая больше всего беспокоила Запад, как минимум, последние две сотни лет. Указывалось также, что отталкивание от России достигало у Запада степени этнической чуждости и культурной враждебности, чем бы это ни было вызвано: реальной ли биологической основой или же жёстким политическим выбором.
Так что народы, которым, возможно, присущи такие же недостатки, какие имеются у русских, просто не стали первоочередной целью своих недоброжелателей.
Ещё одна компонента "расклада" состоит в том, что как раз несколько десятилетий назад наши враги придумали систему мер, которые "международные" (а на самом деле американские) экономические и финансовые организации могли навязывать всем странам, которые требовалось ещё сильнее закабалить. Эти меры ненасильственны, но весьма разрушительны. Они оказались у наших врагов под рукой очень "ко времени". Надо, впрочем, отметить, что применены они были не только к России и постсоветским странам, но и к Латинской Америке, восточноевропейским странам и некоторым азиатским странам. О вреде этого рода в патриотической прессе говорилось достаточно много.
В политической сфере параллель этому образует впервые опубликованная на Западе методика "оранжевых" революций. В России она не сумела остаться ненасильственной, хотя применяла её власть по отношению к оппозиции, а не наоборот, и привела в конце концов к вооружённому перевороту 1993 года. А в Грузии и на Украине защищающиеся стороны твёрдости не проявили, и всё прошло как бы "ненасильственно". Об оранжевой методике писалось достаточно много. На Западе и у нас указывалось, что первые её опыты были осуществлены, как минимум, полвека назад в Латинской Америке и Иране, а затем она была применена к Филиппинам. Я же полагаю, что и Февральская революция 1917 года в России уже содержала значительную оранжевую компоненту.
Каковы же те недостатки и слабости русского народа, которые позволили его врагам почти не применять насильственных мер и остаться с формальной точки зрения не столь уж виновными?
Эта формальная невиновность особенно важна для внутреннего употребления в западных странах. Так, средний гражданин подобной страны, с хорошим основанием отождествляющий себя со своим государством, на любую претензию со стороны русских типично говорит: а мы вам ничего плохого не сделали, это вы всё сами.
Хорошо известно, что русское общество достаточно давно не имеет семейно-клановой структуры. Кузенов и аналогичных по степени родственников русские не считают по-настоящему своими. Поэтому мы не можем брать пример с Китая, с Северного Кавказа или даже с Южной Италии.
Известно также, что у нас невысок уровень "спонтанной социализации", если воспользоваться термином Фукуямы. Казалось бы, вот прямой путь к ответу на главный вопрос. Но дело тут обстоит более тонко, чем может показаться на первый взгляд.
Кто знает, сколь высоким был бы уровень спонтанной социализации, например, в Северной и Центральной Европе, если бы тамошние начальники и богатеи вели себя аналогично их российским "коллегам", то есть так, словно они являются чужаками по отношению ко всему остальному населению своей страны и в первую очередь по отношению к титульному этносу?
Это соображение показывает, что рассмотрение слабостей и недостатков русского народа приводит в том числе и к углублению постановки вопроса об оккупационности. Оно также показывает, что вместо единого народа может иметься "двународие", состоящее из властителей и подвластных.
Вопрос об образовании этих двух "каст" - властителей и подвластных - может проясниться при рассмотрении образования государства и переломных этапов его так называемого "укрепления".
Варварские государства чаще всего возникали либо в результате порабощения мирных племен агрессивными кочевниками, либо в результате захвата кочевниками ослабевшей империи. Механизм же возникновения империй до сих пор в основном непонятен.
Зато понятно вот что. Социальная и государственная структура и в империях древности, и в варварских государствах в момент их возникновения представляла собой очень жёсткое разделение на "два народа", причём один из них обращался с другим как со своим не заслуживающим снисхождения врагом. И это происходило даже тогда, когда этническое происхождение у властителей и подвластных было общим.
Таким образом, все государства древности представляют собой оккупационный режим в чистом виде. И хотя несогласных с таким государственным устройством на протяжении веков было всё же достаточно много, только складывание капитализма постепенно привело к существенным изменениям.
Если же рассматривать картину более детально и обратить внимание на не столь отдалённые времена, то можно будет заметить, что укрепление верховной власти в государствах почти всегда приводило к усилению порабощения народа и к восстановлению "двународия", когда частичному, а когда и полному. В России, например, режимы Годунова и Петра Первого ознаменовались, кроме всего прочего, усилением закрепощения крестьян. Точно так же разгром религиозных движений и становление французского абсолютизма ослабили способность французского народа к солидарности и вылились в катастрофу революции.
Это, пожалуй, позволяет выделить наличие жёсткой верховной власти как признак оккупационности режима. Этот признак обычно достаточен, но, как показывает наш текущий опыт, не необходим.
Хотя сложившийся в Российской Федерации режим не является насильственным, он тем не менее обнаруживает явные черты "двународия": правящий слой (включая сюда самых богатых "бизнесменов") рассматривает остальное население как совершенно не своих; его не заботит благополучие или неблагополучие этого остального населения, если только таковое неблагополучие не будет напрямую угрожать властителям. Больше того, при имеющемся в настоящее время притоке в Российскую Федерацию значительных денежных средств из-за высоких цен на нефть начальство отчаянно старается не поделиться ими с населением.
К мирным крестьянам внутри государства и к свободным мирным племенам нельзя предъявить моральные претензии за то, что они не справились с поработителями. Дело в том, что, не имея достаточных знаний об окружающем мире или не имея оружия, сопротивляться вооружённому агрессору практически невозможно, даже если ты практикуешь солидарность в отношениях с людьми. Но совсем по-другому на первый взгляд выглядит картина массового подпадания под объективно враждебную пропаганду.
Это вновь возвращает нас к характеризации современного среднего русского человека и к тому, как он становится таким, каков он есть. Типичный русский имеет симпатию к людям, подвергающимся прямому насилию, но не имеет её к людям, которые подверглись неподсудному мошенничеству или вымогательству. Больше того, если кто-то подвергся такому вымогательству, но не согласился на него и противостоит ему, то окружающие, как правило, увещевают его сдаться. У них, видите ли, возникает от подобного конфликта дополнительный дискомфорт, а так как вымогателя они усовестить не смогут, да и боятся его, то мишенью их осуждения становится строптивец, не уступивший вымогательству.
Интересно, что средний русский не согласен даже выработать не высказываемую отрицательную оценку вымогателю и положительную оценку строптивцу, так как в подобном случае пришлось бы либо произнести эту оценку вслух, либо признать самого себя трусом. Последнее же было бы реально морально более приемлемым, чем перевернутая оценка, но признавать самого себя трусом человек часто боится больше всего.
По отношению же к близким родственникам и к таким друзьям, которые становятся подобными близким родственникам, типичный русский всё же проявляет симпатию. Но и в этом случае он часто попадает в порочные круги страхов и ложных тревог.
Правда, всё это только одна сторона дела. Типичный русский - это не только нерациональный и чёрствый трус, но порой и "недоделанный" хищник. То есть некоторые нехищные по природе русские по мере сил подражают настоящим хищникам - как раз потому, что относятся к окружающим без достаточного сочувствия. И в новом поколении таких становится всё больше.
Если пока оставить за скобками возможные биологические факторы и обратиться только к процессу воспитания, то можно заметить, что родители отучают ребёнка, начиная с самого раннего возраста, от гнева и возмущения по отношению к несправедливым поползновениям других детей. Они также отучают своего ребёнка сочувствовать несправедливо обиженным и, наоборот, приучают его неосуждающе относиться к закоренелым обидчикам, приучают "входить в их положение".
Кроме того, они приучают своего ребёнка к тому, что у него якобы имеется святое право не обосновывать своё мнение по моральным вопросам, а просто его иметь - и точка. В результате у русского образуется такое "прайвеси", которое никакому англичанину и не снилось.
Делают родители это, копируя самих себя. И даже если их собственные родители учили их не совсем этому, то окружающие прививают им эти пагубные нормы в более зрелом возрасте, так как таких окружающих обычно много и свои навыки они навязывают другим весьма агрессивно, как это ни парадоксально звучит на первый взгляд.
В результате подобного "воспитания" ребёнок усваивает такие нормы на столь низком энергетическом уровне, что они потом кажутся ему прямо-таки законами природы, так как первых лет своей жизни человек не помнит.
Нужно сказать, что людей с такого рода "чистым" мировоззрением всё-таки не большинство. Их всего процентов тридцать, и именно они образуют электоральное "болото", которое в Российской Федерации голосует за начальство, сколь бы дурным оно ни было - потому что если не входить в положение начальства и поддержать оппозицию, то возникнет конфликт. Конфликта же "болото" боится больше всего, даже если этот конфликт не угрожает самому "болоту". Например, в 1993 году "болото" поддержало Ельцина на референдуме и обеспечило успех последующего переворота.
Кроме "болота", имеется ещё очень много людей, которым свойственна часть подобных навыков. Они составляют процентов пятьдесят-шестьдесят.
Почему же к таким зомбированным в раннем детстве людям всё-таки стоит предъявлять претензии? Дело вот в чём. Природные импульсы возмущенной реакции на несправедливость никогда не исчезают, а лишь заглушаются противоположными привитыми в раннем детстве импульсами. И взрослый человек с типичным для России образованием всегда имеет возможность вывести и те и другие импульсы на свет и произвести осознанный выбор.
Последняя по времени операция закрепощения русских и привития им вышеописанных дурных навыков произошла, очевидно, в период насаждения жёсткой иерархии, то есть во время катастрофы гражданской войны и правления Ленина, Троцкого и Сталина.
Огромное количество убитых в гражданской войне привело к повышенной ожесточенности населения. К тому же большевики его разжигали своей разнузданной пропагандой против всех, кто не был рабочим или небогатым крестьянином. Всех этих людей они скопом назвали "буржуями" и "контрой" и довольно многих из них убили уже в начале двадцатых годов. Так была запугана и деморализована образованная часть общества. Когда же в ряды образованных влились выходцы из рабочих и крестьян, их деморализовали аналогичными методами. Хотя надо признать, что репрессии тридцатых годов значительно сильнее прошлись по самим большевикам и их сторонникам. Тем самым деморализована оказалась и "хищная" прослойка образовавшегося общества.
В этот период все отлично поняли, что возражать начальству может быть смертельно опасно. Практически столь же опасно было публично не восхвалять Ленина, Сталина, ЧК и партию. Это была эффективная "школа" отучения от сопротивления наездам.
Отметим, что "двународие", сложившееся в результате большевистского переворота, было в значительной мере этническим. К власти пришел союз евреев и выходцев из крестьян, но во главе были в основном евреи. Опираясь на выходцев из крестьян, а также на привлеченных кавказцев, Сталин победил "еврейскую партию" и жестоко расправился с нею. Но окончательно выходцы из крестьян пришли к власти только после смерти Сталина. И неудивительно, что "двународие" начало размываться. Брежневский режим уже во многом стал прокрестьянским и даже прорабочим, продолжая относиться к более образованной части населения с подозрением и враждебностью.
Как же сохранилась симпатия по отношению к людям, подвергшимся насилию? Она сохранилась, а вернее, возродилась во многом благодаря вооружённому сопротивлению немецкой агрессии. Существенно также и то, что советские режимы и советская пропаганда враждебно относились к бандитам и не позволяли им организовывать крупные сообщества и сращиваться с официальной властью. Поэтому населению и не было привито одобрительное или снисходительное отношение к бандитам.
В противоположность этому нынешняя официальная пропаганда зачастую романтизирует и героизирует бандитов во многих телевизионных сериалах. Одной из целей такой пропаганды как раз и является отучение людей от сочувствия тем, кто подвергается прямому насилию. В этом же направлении "работает" и сращивание криминала с официальной властью.
Итак, всё изложенное совершенно определённо говорит о том, что положение русского населения, не попавшего во власть, сейчас таково, что его в большинстве случаев можно брать "голыми руками".
В связи с этим возникает вопрос: а есть ли какие-нибудь шансы у русских вылезти из той дыры, в которой они оказались, если к тому не будет доброй воли у начальства?
Целенаправленное привитие самим себе навыков солидарности и самозащиты быстрым быть не может. Хуже того, никто в истории не делал подобного за десять или двадцать лет, которые, возможно, составляют весь временной лимит, который нам для этого остался. И даже если мы перед лицом опасности сумеем добиться желаемого, неизвестно, не попробуют ли начальники во время этого процесса отдать нас на растерзание нашим внешним врагам.
Дело усугубляется ещё и ненасильственностью оккупации. Нецельный человек, то есть принадлежащий к "болоту" или имеющий часть "болотных" качеств, легко способен убедить сам себя, особенно "призвав на помощь" официальную пропаганду, что ничего страшного не происходит, что разговоры об оккупации сильно преувеличены, что многие похожие процессы идут не только в Российской Федерации, но и во многих других странах, включая даже те, что принадлежат к капиталистическому "центру". Такой человек постарается запретить себе переворачивать тезис и замечать, что как раз эта аналогичность процессов, наоборот, говорит о том, что "тьма сгущается" и оккупационное правление проникает в сам капиталистический центр, угрожая в конце концов образовать "железную пяту".
И всё-таки шансы у нас есть. Дело в том, что инстинкт самосохранения у русского народа в конце концов проснулся, и задача политически активных патриотов состоит в том, чтобы преобразовать этот инстинкт в постоянное твёрдое осознание людьми их подлинных интересов и научить людей не бояться эти интересы отстаивать.
Часть 2. Самозащита
Восстановить доверие русских друг к другу!
Чаадаеву в своё время думалось, что он говорит о прошлом: вот, мол, западные народы столько всего понаделали, а русские ничего. Но к тому моменту американцы тоже ничего не сделали особенного, аграрная была страна. Элита российская была в десять раз многочисленнее американской. По сравнению же с последующим то, что уже было сделано до девятнадцатого века на Западе, это сущие мелочи - и Россия в это последующее внесла очень заметный вклад. Эксплуатация рабочих и крестьян в Англии большую часть девятнадцатого века была, пожалуй, посильнее, чем крестьян в России. Вообще ряд ключевых событий в последние двести лет в России и в Северной Европе (прежде всего в Германии, но и в Скандинавии тоже) происходил довольно синхронно, включая их смысл. Тем не менее даже самые последние из европейцев, и не только европейцев, близки к созданию политической системы, а мы всё ещё нет.
Так что Чаадаев углядел скорее некоторые тенденции, хотя и не выразил их сколько-нибудь адекватно.
Основное же состоит в том, что у русских меньше, чем у западных людей, доверия друг к другу, меньше солидарности, меньше вера в успех совместных начинаний. А когда доверие и вера слабы, то недоверие и неверие превращаются в самосбывающиеся пророчества - "я же говорил, что ничего не получится, вот ничего и не получилось", "я же говорил, что с этими людьми каши не сваришь, и оказался прав" и так далее и тому подобное. У русских больше страх перед мелкими неприятностями и даже всего лишь мелкими неудобствами и беспокойствами. А это приводит к совершенно неразумному, то есть недальновидному эгоизму, повышенной обидчивости и даже к повышенной продажности, и притом за гроши, которая постоянно извиняет себя, что "в этот раз продается всё-таки не Родина", хотя очень может быть, что потихоньку начала продаваться именно она.
Русских удаётся заставить делать нечто полезное - как заставлял их Сталин. Русских легко купить сделать нечто полезное, но беда в том, что на очень многие хорошие и важные вещи воровское государство денег не даёт, точно так же, как не дают денег на эти вещи олигархи, потому что тогда государство может перестать быть воровским, и большинству олигархов не поздоровится, а уж олигархами они точно перестанут быть.
Хотя мы можем винить в наших проблемах иностранцев и не благоволящих к нам богов, включая сюда и массовое воспитание наших людей в самовредительском духе, но с этими факторами поделать что-либо сложно - они вредили нам и будут продолжать вредить.
Как воздействовать на наш народ, чтобы он по уровню взаимного доверия и солидарности подтянулся к западным народам? Ведь отставание, возможно, не очень велико, просто политические последствия его велики. Я вижу только один путь - громко орать на народ, говорить, что "не надоело что ли вам, когда вами помыкает всякий, кому не лень?", что, прячась по своим семьям, вы и семьи свои, в конце концов, не спасете, что, убегая от политики, ты дождешься попадания в настоящее рабство, и тогда тебе будет совсем не важно, кто будет твоим хозяином - генетический русский или иностранец, что, надеясь на "авось", ты злишь своих покровителей, и им когда-нибудь надоест тебя защищать, и вообще - знай, что циничность и жёсткость всех народов в отношении русских будет только возрастать и надежда на использование противоречий между ними может оказаться обманутой. То есть надо так ругать свой народ, чтобы он не разуверился в себе окончательно, а наоборот, встряхнулся.
Что мешает воссоединению «интеллектуального класса»?
Сегодня уже, наверное, почти все поняли, что российский интеллектуальный класс существует в форме двух сообществ, между собой связанных довольно слабо. Это экспертное и академическое сообщества.
Причем, в академическом сообществе речь идёт о стилистических стандартах публикаций. Если уж говорить вполне откровенно, речь идёт о стилистике скучноватого и унылого наукообразия.
Ну, при советской власти всё было понятно. Я точно знал, почему я не пишу диссертаций и не пытаюсь преподавать в МГУ. Речь, естественно, идёт о гуманитарных специальностях и факультетах.
Во-первых, как человеку религиозному, мне не хотелось брать грех на душу, вставляя в свои тексты здоровенные цитаты про очередной съезд КПСС и Леонида Ильича. Ну а как человеку, обладающему хотя бы минимальным вкусом, - мне было противно.
С тех времён первая причина отпала, а вот вторая осталась в полном объёме. При этом материальные и статусные соображения, соблазнявшие в советское время защитить диссертацию любой ценой, тоже отпали. А "противно" осталось.
Отчего же именно противно? Что больше всего мешает в навязываемой академическим начальством стилистике гуманитарных публикаций?
Прежде всего, удушающая звериная серьёзность. То есть безусловное табуирование в академических гуманитарных публикациях двух, на мой взгляд, базисных для гуманитария чувств - чувства юмора и чувства благородного негодования.
Я, собственно, интернет-журналистом стал потому, что АПН и "Русский журнал" стали брать мои статьи, которые регулярно заворачивались в органах академического сообщества. Причем не только в чисто академических журналах, но и в таких, прямо скажем, научно-популярных или, скажем мягче, научно-публицистических изданиях, как "Полис".
И, заворачивая мои статьи, мне объясняли: "Не надо здесь у нас балаган устраивать, во-первых. И не надо здесь у нас буйствовать, во-вторых. Тут вам не цирк и не гайдпарк, тут вам Храм Науки. А наука - это, молодой человек, когда без гнева и пристрастия. Вот научитесь по-научному писать, вот тогда и приходите".
И что интересно, почти теми же словами мне отвечали другие коллеги-учёные, когда я их призывал поучаствовать в митингах и демонстрациях в защиту науки. В защиту, то есть, собственных интересов. А они мне: "Мы тут собрались не политикой заниматься, а наукой. А наука - это когда без гнева и пристрастия. А политика - это грязное дело".
Так я понял, что белая клоунская маска грустного Пьеро прочно приросла к коллективному лицу постсоветской гуманитарной науки. Может быть, это коллективное изображение из себя стоиков и Боэциев является компенсационным механизмом, спасающим от полной потери самоуважения. Но я-то не о том.
Я о том, какого хрена я буду портить свои тексты ради того, чтобы отвечать ихним диссертационным стандартам. А ведь стилистика "благородного человека - отца невесты" с назидательно поднятым вверх указательным пальцем - это ещё не самое большое зло. Эта маска и амплуа используется наиболее элитными и продвинутыми кругами в гуманитарно-академической элите.
А в академических массах ещё господствуют истинно советские, гораздо более кондовые критерии диссертабельности. Попробую их перечислить по мере сил.
В этой среде упорно отвергаются методологические результаты Майкла Поляни о личностном характере знания. Любая ссылка на личную интуицию тщательно вымарывается. А чтобы завуалировать возникающие при этом лакуны и пробелы, используются приёмы серой пропаганды. Такие как: "современная ...логия пришла к выводу" или "анализ источников показывает, что...".
В самых кондовых кругах до сих пор придерживаются мнения, что любой используемый в научной публикации заголовок есть не формальная метка и не образная метафора, а не более и не менее как Наименование Темы. И на полном серьёзе говорят авторам, что в этой вашей статье тема не раскрыта. А имеется в виду, что, по мнению уважаемых академических рецензентов, заголовок не является точным наименованием содержания.
Сюда же относятся и безумная любовь к всяческим псевдоопределениям. Как в том анекдоте:
Преподаватель:
- Из чего состоит компьютер?
Студент:
- Из системного блока, монитора, клавиатуры, мыши и принтера.
Преподаватель:
- Садись. Двойка. Компьютер состоит из системно-процессорного цифрового блока, визуально-дисплейного монитора, клавиатуры для печати алфавитно-цифровых символов, ручного манипулятора мыши и алфавитного цифрового печатающего устройства.
И ведь на полном серьёзе играют в эту игру. Недавно, например, один мой коллега без всяких шуток пытался мне объяснить, что политическая наука пришла к однозначным выводам на предмет определения патриотизма. И совершенно не слушал меня, когда я ему говорил, что прочел американский, французский и немецкий учебники, и там все исходные определения разные.
Еще в этой среде обожают всяческие источники и составные части. А также признаки. Причем нумерованные. Первый признак, второй признак, третий признак и т.д. И ведь на полном серьёзе со студентов спрашивают. И не дай бог в порядке нумерования ошибиться.
Следующий важный тотем - это имитация отсутствующей эмпирии. Или, что то же самое, табу на теоретизирование для нижних чинов. Если кто не знает, то кандидатскую по психологии у вас завернут, если в ней не будет описания эксперимента. А кандидатскую по социологии - если в ней не будет опроса. А в диссертации по экономике обязательно должны быть статистические таблицы. И не важно, что все знают, что это полное фуфло. Важно, что чистое теоретизирование - это привилегия академиков и членов-корреспондентов. Ну в крайнем случае докторов наук.
Я уж не говорю здесь о чудовищном методологическом бескультурье. Когда, например, почтенный профессор строит свои выводы и прогнозы относительно текущей политики Соединённых Штатов, исходя исключительно из представлений о ментальности Запада. Или ситуации, когда лица, претендующие на статус серьёзных исследователей, позволяют себе манипулировать полубессмысленными псевдопонятиями вроде "модернизации" или "транзита". Да ещё навязывают использование этих фетишей другим учёным в качестве условия публикации. Или учебники по теории государства и права, в которых студенту предлагается плохо вываренная смесь из вульгаризированного в советском духе марксизма с элементами Тойнби, Гумилева, Вебера, теософии, рерихианства или чего автору больше нравится.
Я не говорю также о пресловутой кафедре философии Российской академии наук, которая до сих пор задает каждому аспиранту, сдающему кандидатский минимум по философии, вопросы о единстве и борьбе противоположностей и о переходе количества в качество. Извините. Прошу не считать этот абзац политическим доносом. Они не коммунисты. И не марксисты. Они просто маразматики. Но дорвавшиеся до мелкой власти.
А вот о чём я говорю, так это о том, что будь вы хоть семи пядей во лбу, напишите вы хоть тысячу статей да сотню книг к ним в дополнение, но никто вам в ваши 65 лет не разрешит защищать докторскую диссертацию, если вы не кандидат наук. Не положено потому что.
И ещё я говорю о замечательной новой академической традиции. Очень напоминающей государственную политику защиты отечественного автопрома. Это в смысле - высокие экспортные пошлины на подержанные иномарки. А академическая политика свелась к выделению номенклатуры изданий, публикации в которых считаются научными. А если вы публикуетесь не в "Известиях Скотопригоньевского политехнического", то публикации ваши научными не являются.
И вот, как любят говорить в нашем академическом сообществе, "в свете всего вышесказанного" я и задаюсь вопросом. О какой культуре взаимного признания результатов идёт речь? Может, мне объяснит кто?
Лохи, ломщики и философы
Странная жизнь России. Последние десять лет жизнь в России являет собой какую-то странность, заметную почти любому. Но в чём эта странность состоит, каждый отвечает по-своему - и почти всегда довольно неадекватно.
Так в какой же стране мы живём?
Общество зримо разделилось на несколько неравных по численности слоёв (не такое очевидное, но аналогичное разделение существовало и в советскую эпоху). Примерно десятая часть населения живет в соответствии со своими желаниями, то есть делает в прямом смысле то, чего хочет. Верхние пятьдесят-сто тысяч человек из этих десяти процентов определяют судьбы страны.
К выше- и нижестоящим в этой среде относятся как к какому-то природному явлению, с которым надо просто считаться. То есть нужно просто подчиняться вышестоящим и командовать нижестоящими, и нет никакой необходимости думать о том, как это тебя затрагивает, не требуется оценивать это положение дел и пытаться на него влиять, тем более что это, по их мнению, "бесполезно".
Равные же ведут между собой бешеную борьбу. Когда у них возникает конкуренция из-за денег, им не приходит в голову попробовать договориться и без всякого риска получить половину. Вместо этого с риском для жизни они борются за то, чтобы получить всё. Деньги, за которые идёт такой опасный спор, могут быть совсем малыми - значит, статус для них намного важнее выгоды и безопасности. Вероятно, наблюдая подобную конкуренцию среди верхних слоёв тогдашнего английского общества, Гоббс и выдвинул свой не совсем точный тезис о "войне всех против всех".
Все они постоянно проводят в своей среде "невидимые референдумы" о том, кто из вышестоящих является "сильнейшим". А когда верхние пятьдесят тысяч "выбирают" верховную власть, то для зоркого взгляда референдум становится почти видимым - так было летом девяносто первого года, осенью девяносто третьего и летом девяносто шестого.
У них нет никакой корпоративной солидарности и верности предыдущим "сильнейшим", более того, у них практически нет никаких убеждений и они постоянно пытаются примкнуть к победителю. При этом "сильнейший" избирается всякий раз очень быстро и когерентно, по всем этим выборщикам словно бы проходит волна выстраивания на манер магнитных доменов в ферромагнетике. И этот избираемый вовсе не есть какой-то там "истинно сильнейший", а просто придурки-выборщики почему-то решают, что он сильнее, и тем самым превращают его в победителя.
А большая часть из остальных девяти десятых населения подстраивается под чужие желания и приспосабливает к ним свою жизнь. Они даже не пытаются им сопротивляться и не проявляют никакой солидарности и взаимопомощи, присущей, кстати, бедным слоям традиционных обществ. Например, если им подолгу не платят зарплату, они не бастуют, так как это, по их словам, "бесполезно", и не увольняются, а пытаются где-то подработать, соглашаясь на большие затраты труда за малую плату. При малейшем намёке на возможный рост конфликтности эти массы как бы перетекают в другое место - и у них в поведении легко обнаружить стадную когерентность, ведь одинаковые решения они принимают вовсе не в результате обговорённого соглашения. Как раз в среде подобных людей, видимо, некогда и возникла поговорка о том, что "рыба ищет, где глубже".
Они чрезвычайно податливы к политическим кампаниям, настолько, что в обычных природных явлениях этому нельзя найти аналогий - даже осенние листья ветер не может перемещать столь же эффективно, как этими людьми управляет незамысловатое пропагандистское давление начальства через телеэкран. Аналогии этому приходится искать в квантовых феноменах, таких как сверхтекучесть.
Чего только стоят их массовые прозрения! Если во времена перестройки эти прозрения ещё можно было пытаться списывать на что-то объективное, то уж в 1993 году они проявили себя во всей красе. Не сговариваясь, после несколько раз повторенных телеведущими фраз, они хором стали повторять, что своими же глазами видели морды этих депутатов, - зато морды Ельцина, Лужкова и Гайдара стали для них настоящими человеческими лицами.
И вообще в политике они "участвуют" даже ещё более идиотским образом, чем вышеописанные верхние десять процентов: вместо "референдумов" у тех небольшая часть этих людей почему-то вовлекается в митинговые клаки "вождей", а остальные "болеют" за тех же вождей по телевизору. Если им указать на то, что существуют и другие способы стремиться к политически желаемому, то они вам ответят, что в них нет смысла, потому что они "бесполезны" (в смысле бесперспективны).
Подавляющее численное преобладание в населении этих двух групп определяет общую картину российской жизни, которую можно с различных углов обзора охарактеризовать слегка подправленной формулой Ильфа: "до перестройки он был генеральской задницей, перестройка его раскрепостила, и он начал самостоятельное существование". Также можно сказать, что при коммунистах люди находились в сосудах трудовых коллективов, а после того, как большинство из них разбили, они вытекли наружу и заполнили окрестные впадины.
Россия и мораль. Как же мы дошли до жизни такой?
Многие говорят, что всё дело в упадке морали. И вообще, факт морального кризиса сейчас общепризнан. Я тоже считаю, что именно мораль определяет нынешнее состояние российского общества. Но в противоположность популярным толкованиям полагаю, что дело тут совсем не в отступлении от привычных моральных норм, а наоборот, в последовательном следовании им.
Чтобы иметь возможность осмысленно рассуждать на эту тему, необходимо, прежде всего, понять, какие отношения между людьми относятся к сфере морали, а какие нет. То определение, которое я сейчас предложу, почти тривиально, но, тем не менее, ново. В последние десятилетия к нему приблизились многие исследователи, но в правильной форме его всё же не дал никто.
Итак, мораль регулирует отношения власти и никакие другие, власти как способности одного человека или группы людей заставить, преодолевая любое возможное сопротивление, других людей сделать то, чего первые хотят, чтобы вторые сделали.
Отношения же власти, надо подчеркнуть, повсеместны и пронизывают практически все сферы жизни, такие, как семья, работа, школа, магазин, медицина, бизнес, политика, профессиональное сообщество и пр., и пр.
Определённо можно сказать, что исследователей что-то удерживало от такого понимания морали, так как длилось это две с половиной тысячи лет после появления философии. Сами по себе барьеры на правильную постановку вопроса, на открытие простых адекватных понятий пронизывают всю историю любой науки, так что в этом отношении наш случай не нов. Но всё-таки нет ни в одной области исследования такого положения, чтобы так долго не было открыто такое простое, такое фундаментальное и несложно абстрагируемое из феноменов понятие. Это всё равно как если бы математика хитрым образом пыталась более двух тысяч лет обойтись без понятия числа, а физика - без понятий пространства и времени. Поэтому неудивительно, что именно история моральных учений являет столько глупости, самообмана и пропаганды.
В чём же особенность России в смысле морали и почему вопрос о морали именно для неё столь важен? За неимением места коротко следует ответить так: западные страны густо пронизаны институтами урегулирования конфликтов и согласования интересов, восточные находятся пока под сильной властью традиций. Россия же избавилась от большей части традиций, но ещё не построила нужных институтов, кроме того, огромное количество запретов и перегородок, имевшихся в Советском Союзе, было разрушено, поэтому в России человек оказался ближе всего к "естественному состоянию" и поэтому Россия (кроме всего прочего) - самый благодарный объект для создания теории морали. Удачную метафору в этом отношении придумал Сигэки Хакамада, который говорит, что западные люди похожи на кирпичики, японцы - на глину, а русские - на песок.
Примеры, наводящие на основные тезисы теории. Один политик не любит, когда при нём "выражаются"; если слышит что-то подобное, недовольно морщится. Его сотрудники это знают и, приспосабливаясь, сдерживаются. Сам же он себе матерщину позволяет довольно часто, и сотрудники не обижаются - жизнь, мол, так устроена.
Патриарх Алексий II сидел в большой машине, сильно помявшей при столкновении небольшую машину, в которой ехала некая девушка, и не вышел посмотреть, как там она, по-быстрому уехав. Никакого скандала это не вызвало. Больше того, верующие начали выдумывать, почему патриарх не должен был выходить из машины: например, некоторые из них говорят, что так надо было поступить по причинам безопасности, а кое-кто творчески развивает эту версию, утверждая, что насчет подобных случаев в верхах Церкви было давно уже выработано специальное решение.
Хамка неспровоцированно орёт на соседку. Если за последнюю кто-то вступается, она сама ужасается поступку заступника, а не обидчицы.
Директор института на собрании коллектива рассказывает, почему задерживается зарплата: снижение госфинансирования, повышение платы за отопление, электричество и т.п. Предваряя возможный вопрос о своём новом "Мерседесе", он рассказывает, что его ему лично подарил Сорос за вклад в науку. Собрание послушно не возражает - при этом все знают, что особняк директор строит на деньги, полученные от сдачи в аренду 70 процентов помещений института.
Пожилой доктор наук, считающий своим "по жизни" начальником некоего кандидата наук, который моложе его лет на пятнадцать, возмущен поведением молодого коллеги, разговаривавшего с упомянутым начальником доктора не с подобострастием, а как с коллегой: как можно так говорить с таким человеком!
Коллектив лаборатории не любит завлаба за тиранство и в его отсутствие постоянно перемывает ему кости. Когда же один из сотрудников в глаза высказывает начальнику недовольство, коллектив дружно встает на сторону начальника. А в приватных разговорах все наперебой объясняют "бунтарю", почему он теперь должен уволиться: с начальником так разговаривать нельзя, и теперь "пойдут склоки". А на встречный вопрос: а начальнику так себя вести можно? - отвечают: но ведь он же начальник!
Профсоюзный функционер приходит на завод, на котором несколько лет никто не работает - все перебрались на рынки и приусадебные участки. Но в традиционные дни аванса и зарплаты "работники" собираются поболтать (денег им, естественно, не дают). На вопрос функционера, почему они не бастуют, отвечают, что тогда уволят зачинщиков. Функционер удивляется - а не всё ли им равно? Они хором отвечают: а трудовая книжка хорошо лежит.
Коллектив министерства в ужасе полдня обсуждает, как в ответ на матерную брань начальника департамента рядовая сотрудница ответила ему тем же.
Сотрудницы не любят одного из членов коллектива за некоторую неряшливость и с возмущением рассказывают всем, что он ставит своё грязное пиво в их чистый холодильник.
А напоследок не пример из жизни, а анекдот. Директор звонит из Флориды главному инженеру:
- Ну как, платишь?
- Нет.
- А ходят?
- Ходят.
- Ну ладно.
Через год он звонит опять, вопросы и ответы повторяются. Тогда он спрашивает: "Слушай, а может, с них плату за вход брать?"
Формулировка теории. Подобные примеры на самом деле знакомы каждому, - отсюда и многочисленные анекдоты. Но никаких выводов из них никто не делает - как будто на них наложен запрет.
Выводы между тем почти напрашиваются - из этих примеров довольно легко получить феноменологическую классификацию людей. Она выглядит примерно так.
Люди делятся на три основных типа. Деление это, разумеется, нестрогое, так как имеются переходные типы, обладающие качествами разных основных типов (понятно, что переходных типов четыре). Но здесь я сосредоточу внимание на "чистых" типах.
Для их характеризации я не буду пытаться придумать научно звучащие термины, а возьму готовые в основном из бандитского жаргона, тем более что они наиболее емко и точно раскрывают смысл означаемых понятий. По вопросу применения таких терминов хорошо высказался Эрик Берн: "Страница учёных слов не сможет передать простого смысла таких простых фраз, как "этот мужчина - придурок, а эта женщина - сука"".
Самый массовый тип людей составляет до девяти десятых населения (точное их количество, как и количество людей других типов, можно выявить только социологическими методами). Этих людей я буду называть "лохами".
Лохи характеризуются неспособностью противостоять малейшему давлению в денежных и политических вопросах. Виды давления могут быть прямо-таки смехотворными - в силу их несоразмерной эффективности. Часто бывает достаточно недовольного нечленораздельного ворчания, поднятия брови, скривления рта и т.п. Лохи легко смиряются с получением за свою работу и за дополнительные унижения на работе десятой части от той цены, которую сами считают справедливой. Их существование протекает в "стратегии" улавливания отдалённых "угроз" возникновения конфликтов и в попытках от них убежать или спрятаться на манер анекдотического страуса. Они также непрерывно и, можно сказать, активно приспосабливаются к обстоятельствам, прямо-таки стелятся под них. В этом отношении они ведут себя в высокой степени когерентно.
Их "участие" в политике уже было описано. Они гораздо больше боятся тех, кто вступается за их права, чем своих притеснителей, даже тогда, когда им ничего не угрожает, а наоборот, есть шанс что-то приобрести, оказав притеснителям сопротивление. Они и друг другу-то не помощники. Элементы солидарности проявляются у них почти только в семье и изредка по отношению к тем, кого они считают друзьями (именно "считают", так как на реальную дружбу они вряд ли способны, ведь дружба - это отношение власти, урегулированное на основе взаимности). Они напоминают газ или жидкость термодинамически одинаковых частиц.
По существу, людей именно такого типа Шпенглер презрительно называл "феллахами", и их же имел в виду Бердяев, когда говорил о "вечно бабьем в русской душе".
Второй массовый тип образуют те, кого я на том же языке буду называть "ломщиками". Они составляют до десятой доли населения. Это люди, которые "хотят". Хотят они власти, богатства, славы, высокого социального статуса. Они не задаются вопросом, почему они этого неуклонно хотят и оправданно ли это их хотение. На этот счет у них имеется обширное "слепое пятно", способствующее настойчивости и упрямству.
Они выстроены на манер бандитской иерархии, в которой практически каждый знает, какое место занимает он сам и какое место занимают известные ему другие, причём знание это основано не на свидетельстве должностей и размеров богатства, а на чём-то другом (в этой среде придуман для этого даже соответствующий термин - "крутость").
К этой иерархии, как уже было сказано, они относятся как к природному явлению, которое надо просто принимать и сообразовывать с ним свои действия. Единственное дополнительное отношение к иерархии состоит в желании подняться в ней выше.
На самый верх среди них пробиваются отнюдь не самые свирепые, не самые умные, не самые циничные и вообще не какие-нибудь "самые". Процесс этот случаен и "по спектру" близок к белому шуму, а управляется описанными в начале статьи "невидимыми референдумами".
Напоследок можно отметить, что ломщики имеют несколько общих черт с лохами. Это когерентно-стадное поведение, отсутствие солидарности, мнение о "бесполезности" любых попыток изменения общественного устройства в желаемую сторону и вообще отношение к вышеописанному, так сказать, "мотивационному разделению труда" как к неизменному объективно-природному явлению.
Таким образом, популярная поговорка, утверждающая, что "человек человеку - волк" (почти то же говорит тезис Гоббса), нуждается в серьёзной корректировке: кое-какой человек действительно "человеку волк", зато другой по отношению к этому волку чаще всего "баран".
Третий чистый тип образуют те, кого я называю "философами". Их количество я предварительно оцениваю как один процент населения. У них, в отличие от ломщиков, нет стремления получить желаемое почти за бесплатно, а в отличие от лохов они способны сопротивляться давлению и, в частности, хотят получать за свою работу или услуги справедливую плату. То есть афористически можно сказать, что они готовы платить и хотят, чтобы им платили.
Их положение наиболее сложно: они лучше всех видят несправедливость общественного устройства и не согласны с ней примириться. Но они именно благодаря тому, что не являются марионетками властного отношения, способны оценить его роль в общественной структуре и придумать схемы преобразования общества к более справедливому состоянию. Кроме того, они способны к солидарности, обладают любопытством (жаждой знания) и способностью понимать сигналы, которые окружающие их люди подают своим поведением. Эта способность изначально свойственна любому ребёнку, а у них - в отличие от других типов - осталась неподавленной. Поэтому их труднее всего заставить играть по молчаливо подразумеваемым правилам. В этом смысле они больше всего похожи на андерсеновского мальчика не в том смысле, что они всегда кричат о голости какого-либо короля, но в том, что им всегда хочется крикнуть.
По моему мнению (которое здесь нет места обосновывать), именно они вместе с союзниками из переходных типов (т.е. "полуфилософами") сумели гуманизировать жизнь многих стран, в том числе и России.
Например, сталинский режим, который в среднем не хуже режима Петра Первого и большинства допетровских режимов, представляется большинству нынешнего российского общества чем-то крайне ужасным (что вполне справедливо), а в прежние времена, скажем, при Алексее Михайловиче подавляющее большинство населения воспринимало наличное общественное устройство как нечто вполне нормальное.
Описанное мною деление людей, по-видимому, свойственно всем странам, но из-за отсутствия традиций и институтов урегулирования конфликтов в России оно проявляется наиболее отчётливо. Природа этого деления мне неизвестна: она может быть генетической, пренатальной, зависящей от воспитания, зоопсихологической или какой-либо иной. Но какова бы она ни была, я, в соответствии со всем вышесказанным, утверждаю, что в России мораль людей определяется их как бы природными склонностями, и чуть ли не только ими, и что существо российского морального кризиса в этом и состоит. Те, кто хорошо знает жизнь других стран, вероятно, согласятся, что моя классификация применима и к этим странам, но, скажем, американские "ломщики" и "лохи" благодаря корректирующему воздействию институтов ведут себя всё же не совсем так, как в России.
Таким образом, у всех людей в России мораль "естественноприродна", но различие в склонностях приводит как бы к различным типам морали, так сказать, "морали рабов", "морали господ" и "морали (тут трудно придумать какое-то другое слово) философов".
Как исправить положение вещей? Институты разрешения и урегулирования конфликтов и согласования интересов, которые являются сердцевиной всего того, что обозначается словом "демократия", создавались не одно столетие. Каким-то образом элиты западноевропейских стран решили, что им самим выгоднее ввести в своей среде механизмы не непосредственно силового, а процедурного разрешения конфликтов. Они также пришли к мнению, что с "плебсом" нужно разговаривать вежливо и правдиво. И оказалось, что эти два решения сильнее повлияли на историю, чем последующие теории о "естественноправовом равенстве" всех людей, чем выборность институтов власти, чем декларации прав и свобод и т. п.
Например, в России последнее начало реализовываться, а насчет первых двух положений вопрос в элитах даже ещё не поставлен - если только речь не идёт о естественно сложившихся формах приличий.
В какой среде надо пытаться выдвигать эту проблему? Разумеется, в политике. Политика - в противоположность популярному мнению - самая "негрязная" сфера жизни, по крайней мере, в России. (Подобную мысль в России уже довольно давно высказал Г.П. Щедровицкий.)
Во-первых, дела в политике ведутся честнее всего хотя бы потому, что в ней меньше всего скрывают цель - то есть власть.
Во-вторых, политика даже в своих зачаточных формах вынуждена прибегать к писаным процедурам. Вообще можно сказать, что там, где появилась политика, там появилась и демократия (в деспотиях никакой политики нет). Можно даже выдвинуть сильную гипотезу о том, что после демократии возникнет какое-то более справедливое общественное устройство (которое, скажем, будет учитывать моральное и интеллектуальное неравенство избирателей), а политика, тем не менее, останется.
Одним из важных политических институтов, отсутствующих в России, являются политические партии с реальной членской базой (одна партия, притом выражающая интересы самых социально инертных слоёв, - это уродство российской политической системы). Партия может стать школой солидарности, школой агрегирования и осознания интересов, школой (хотя бы совместного) легального противостояния "наездам" и вообще коллективной защиты каждого члена партии, то есть она может хотя бы немного научить своих членов "философскому" отношению к жизни (интересно, что и здесь мы получаем во многом противоположное популярному понимание "философского").
Для создания реальных партий в короткие сроки нужно значительное финансирование, сравнимое с тем, которое выделяется на крупные избирательные кампании. И направляться оно должно не только на разворовывание ведущими участниками, а хотя бы наполовину на сам партийный проект. Для обеспечения этих условий нужно найти вменяемых вождей и инвесторов, которые поймут, что результата по сравнению с выборами достичь несколько труднее (затраты могут быть и меньше, но длительность, последовательность и кропотливость проекта будет больше), зато его объём и прочность значительно возрастут. Например, несколько десятков руководителей новой партии аналогично лидерам КПРФ почти автоматически будут проходить в парламент, и, в отличие от КПРФ, новая партия постоянно будет иметь возможность либо становиться правящей партией, либо входить в правительственную коалицию. При появлении реальных некоммунистических партий они почти неизбежно будут участвовать в формировании правительства, несмотря на то, что Конституция этого формально не позволяет.
Другим перспективным проектом "для исправления нравов" является давно рекламируемое Г. Павловским создание российского аналога Rand Corporation. В интересующем нас здесь аспекте реализация этого проекта привела бы к более существенному, чем сейчас, участию "философов" во власти и, в частности, к продвижению в российских элитах постановки вышеупомянутых вопросов.
Российская политика и ступени психологической власти
Облик любого общества определяется главным образом тем, какие люди в нём обладают властью. При этом не столь важен уровень их интеллекта и управленческого профессионализма. Может оказаться не таким уж важным даже уровень их коррумпированности, если только он не зашкаливает (как это произошло в нынешней Российской Федерации). Но всегда существенно то, как эти люди ведут себя, собственно, в отношениях власти.
Отношения власти имеют два аспекта - так сказать, "глобальный" и "локальный", то есть соответственно власть по отношению к народным массам и по отношению к подчинённым.
Обычно в политологии и историографии обращают внимание только на глобальный аспект, либо игнорируя локальный аспект, либо трактуя его чрезвычайно поверхностно при помощи такого рода отсылок, как, скажем, упоминание "авторитарного характера" или, наоборот, "любезности" по отношению к нижестоящим.
Нужно сказать, что отведение взгляда публики от микроотношений власти является одним из косвенных методов, которым господствующие классы, сословия или группы, а также вообще люди с властолюбивым психотипом защищают своё господство. И свою вину за участие в этой защите несут не только политологи, философы и историки, но и психологи, которые вместо того, чтобы обсуждать отношения власти в трудовом коллективе, в аппарате политической партии или государственного учреждения, почти целиком посвятили свои усилия семье. При этом психологи предлагают не осуждать властолюбцев морально, а "лечить", представляя дело таким образом, что те являются не негодяями, а "несчастными людьми", которые "имеют право на сочувствие". Причина, в общем-то, понятна: во-первых, в семейных конфликтах обычно виновны обе стороны, а не одна, как в трудовом коллективе (в широком смысле); во-вторых, те, кто постоянно добивается от подчинённых сверхконтрактных и недооплаченных услуг, являются перспективными клиентами для психоаналитиков из-за своей высокой платёжеспособности и нередкой истеричности.
Выведению человеконенавистнической системы локальной власти на общественный свет препятствует и то, что лидеры социалистических партий по властолюбию не отличаются в лучшую сторону от лидеров буржуазных партий.
Даже Эрих Фромм, в какой-то степени пытавшийся преодолеть укоренившуюся среди психологов "традицию", проявил по отношению к властолюбцам совершенно неуместную "доброту". Так, он не собирался вызывать по отношению к властолюбцам массового осуждения, соглашаясь при этом на осуждение "классовых" (экономических) эксплуататоров. Но, не говоря уж о том, что властолюбцы и эксплуататоры - это, в общем-то, одни и те же люди, на самом-то деле неоплаченная власть по отношению к подчинённым, входящим в непосредственный контакт с властолюбцем, заслуживает даже большего осуждения, чем извлечение прибыли из труда работников, с которыми владелец предприятия обычно лично даже не знаком.
Кроме того, Фромм ошибочно сузил проблему, попытавшись представить локальные отношения власти только как парные и только как садомазохистские. Его подход, например, игнорирует то, что властолюбец нападает не только на тех подчинённых, которые легко сдаются перед его давлением, но и на тех, кто этому давлению противостоит. При этом властолюбец, как правило, не отступается до тех пор, пока не добьётся либо увольнения строптивца, либо своего увольнения (что случается гораздо реже, так как и подчинённые, и другие начальники обычно считают более "морально законными" его гнусные наезды, чем справедливое противостояние "мятежника"). Иногда властолюбец упрям настолько, что подвергает прямому и длительному риску собственную жизнь - здесь удобнее всего привести литературный пример, который известен всем. Вспомните вальтерскоттовского Бриана де Буагильбера, который неотступно преследовал Айвенго, пока не сломал себе шею.
Я полагаю, что уже несколько десятилетий на Западе существовали условия, позволявшие без особого риска для личного благополучия пытаться ставить проблему локальной власти в центр политических и моральных дискуссий. И тот факт, что этого до сих пор не произошло, можно сказать, кладет на западных интеллектуалов позорное пятно.
Для нынешней Российской Федерации и других бывших республик Советского Союза проблема локальной власти особенно важна, так как именно в "сознании свободы", если выражаться по-гегелевски, они больше всего отстали от Западной Европы и Северной Америки.
Правда, нужно учитывать, что и проблема глобальной власти обострилась после слома советской системы и поражения перестройки, так как, во-первых, властители разных сортов стали значительно более циничными и, так сказать, "социал-дарвинистскими" по отношению к проблемам населения, а во-вторых, само население, и в первую очередь русское, за годы советской власти растеряло навыки и национальной, и классовой, и групповой солидарности.
Характеризацию властолюбцев с локальной стороны нагляднее всего можно дать при помощи классификации типов их отношений к своим подчинённым. Отношения же властолюбцев к равным и вышестоящим несколько менее важны.
Кроме того, я здесь ограничусь только политиками, оставив на потом крупный бизнес, криминалитет, семейных тиранов и бытовых хамов. О чиновниках же сделаю в соответствующем месте лишь ряд замечаний.
Полностью нормальных, то есть вполне хороших, людей среди российских политиков не наберется и одного процента. Остальные в той или иной степени могут быть отнесены к категории тех, кого мы в другом месте назвали "ломщиками".
Первый, пограничный тип "расчеловечивания" образуют те, кто отгораживается от своих подчинённых своего рода стеной, не допуская их к свободному обсуждению мировоззренческих проблем, особенно таких, что хоть как-то затрагивают личность самого начальника. Эти люди воплощают в себе ложное представление о необходимости "дистанции" ко всем нижестоящим.
А тех, кто, собственно, практикует "превышение власти", можно расположить на пяти ступенях возрастающей аморальности.
На начальной ступени находятся те, кто не только блюдет "дистанцию", но и расширяет сферу своей неоплачиваемой власти при помощи создания среди подчинённых атмосферы напряжения и дискомфорта. Хотя за этим не следует реальных угроз, но создается видимость неопределённой угрозы.
Люди пограничного типа и первой ступени аморальности могут стать политиками либо при наличии высокого интеллекта, либо при повышенном умении нравиться начальникам при своём карьерном продвижении.
На второй ступени находятся те, кто применяет психологическое давление при помощи мимики, ворчания, угрожающего или истерического тона. При этом эти люди могут не так упорно стараться держать дистанцию по отношению к подчинённым. В России такие люди могут достигать уровня партийного вождя.
На третьей ступени находятся те, кто для достижения своих целей использует посулы и угрозы, клевету (чтобы представить одних подчинённых в дурном свете перед другими и наоборот), ложь о своих собственных поступках с целью представить их в выгодном свете и другие манипуляции.
На четвертой ступени находятся те, кто объединяет методы первых трех ступеней.
Представители третьей и четвертой ступеней образовали ядро власти в капиталистических обществах девятнадцатого века и первой половины двадцатого. На постсоветском пространстве (кроме Средней Азии, где преобладает пятая ступень) они играют важную, но всё-таки менее значимую роль и сейчас.
Таким образом, я утверждаю, что власть в Российской Федерации в целом более "просвещённая", чем в довоенной Европе, и что во главе её стоят либо люди с высоким интеллектом и с не самыми сильными недостатками, либо удачливые приспособленцы (а, скажем, Ельцин и Лебедь представляли собой смесь второй и пятой ступеней). Уровень жизни у нас сейчас также несколько выше, чем в довоенной Европе, хоть в этом больше заслуги у мировой экономики и советских начальников, чем у теперешней российской власти.
Пятую ступень аморальности образуют те, кто применяет полубандитские и бандитские типы давления - от унижающей грубости в ответ на жесты подчинённого, не соответствующие "понятиям", до прямых угроз жизни за непослушание. К этому типу относятся и прямые преступники, например, те, кто принуждает женщин-подчинённых к сексуальному "обслуживанию". Некоторые из российских губернаторов либо находятся на пятой ступени, либо время от времени проявляют некоторые её характерные черты.
Встречаются и различные смеси вышеописанных типов, а также мимикрия под третью и четвертую ступень. Те, у кого не хватает "животной" статусности для жизни на этих ступенях, пытаются компенсировать свою слабость при помощи "институциональных" ухищрений. Они пытаются выстроить среди своих подчинённых вертикаль власти на манер государственного учреждения, желая, чтобы те, кого они поставили по должности ниже, подчинялись тем, кого они поставили выше. При этом желаемый ими уровень такого подчинения обычно сильно превышает тот уровень, который соответствовал бы уровню оплаты ими подчинённых второго, третьего и т.д. порядков. Такие структуры служат питательным бульоном для неокрепших или неудачливых властолюбцев, которые занимают должности первого порядка подчинённости (то есть подчинённости непосредственно шефу).
Нужно также понимать, что ступени аморальности или ступени психологической власти не совпадают со ступенями животной статусности, но без высокой животной статусности третья и четвертая ступени реализуются редко, а пятая ступень и вовсе не может реализоваться.
Особо следует выделить прослойку людей, которые обычно остаются в "предбаннике" политики, а среди них, в свою очередь, подкатегорию тех, кто отличается сильным интеллектом. Все эти люди не имеют даже минимальной животной статусности, которая позволила бы им занять видные места в российской политике во времена Ельцина (о путинских временах надо говорить отдельно). В Европе же имеются примеры, когда подобные люди сумели сделать политическую карьеру. В Советском Союзе тоже были соответствующие примеры. Но надо понимать, что в Советском Союзе они сделали карьеру благодаря своим отрицательным качествам, которые востребовались бюрократической системой. Это так называемые "жополизы", то есть те, кто готов демонстрировать преувеличенную униженность перед начальником, за которую тот впоследствии награждает. А в Европе помимо этой категории, которая тоже довольно обширна, имеется и некоторая прослойка людей, которые сделали карьеру в основном благодаря высокому интеллекту.
В Российской Федерации благодаря бюрократической путинской "стабилизации" тоже выросли ряды чиновников-жополизов и появляются первые примеры чиновников-интеллектуалов.
Но значительно интереснее вопрос: сумеют ли в ближайшие десятилетия интеллектуалы стать лидерами политических организаций, создаваемых снизу?
Среди людей высокого интеллекта с низкой животной статусностью нужно также различать две категории.
Первая, более многочисленная, состоит из тех, кто хочет применять на практике игры власти, но, по своей биологической слабости, не может или может только до определённого предела. Эти люди похожи на требовательных женщин, способных донимать членов своей семьи, но не слишком способных добиваться от них желаемого и ещё меньше способных добиваться своего от других людей. То есть это люди, которые хотели бы быть столь же аморальными, как типичные успешные политики первой и второй ступеней психологической власти, но не могут. Интересно, что за несколько тысячелетий человеческой истории не удалось выработать эффективных методик, по которым таких людей можно было бы "тренировать" с целью повышения уровня их животной статусности.
Вторую категорию, которая, если выражаться "возвышенно", является надеждой человечества, образуют собственно хорошие умные люди, желающие заниматься политикой. Эти люди также имеют определённые недостатки, связанные с отношениями власти. Но эти недостатки выражены не столь резко. И главное, эти люди могут от них до некоторой степени избавляться, то есть они согласны на воспитание и самовоспитание для преодоления этих недостатков.
Люди этой второй категории умнее людей первой категории (уже потому, что реальнее видят мир), но не обязательно талантливее. К тому же у людей первой категории сильнее развиты "павлиньи" качества, которые дают им преимущества в борьбе за общественное признание. То есть "павлины" часто приобретают славу как выдающиеся производители текстов или речей.
Если абсолютизировать настоящий момент, то в сравнении с теперешней Западной Европой и Северной Америкой жизнь у нас может показаться "адом", а тамошняя жизнь - "раем". Скажут, что даже воздух там другой. Да, другой. Другой психологический "воздух".
Но на это надо смотреть и "по-фаулзовски": вспомните, насколько чудовищны нравы девятнадцатого века на фоне нравов двадцатого века в "Женщине французского лейтенанта" и что показалось раем героине "Личинки"!
Точно так же вполне возможно, что лет через сто в Европе и России теперешние размеры власти, которую и у нас, и в Европе имеют властолюбцы, будут - и, по нашему мнению, совершенно оправданно - представляться чудовищными.
Можно сказать, что Европа и, в меньшей мере, Северная Америка, почти преодолев насильственную власть (которая включает в себя убийства за непослушание, пытки и рабовладение), находятся в начале пути избавления от психологической и экономической власти. Россия же, также в основном преодолев насильственную власть (если оставить за скобками очаг в Чечне и убийства "бизнесменами" конкурентов и "неудобных" людей), дала неподобающе огромную для нашего времени свободу экономической власти и только-только вступила на длинную дорогу борьбы с психологической властью.
Психологическая самозащита как базовый предмет
школьной программы
Основной недостаток современной школы - это отсутствие в ней обучения школьников методам и практике психологической самозащиты. Зато практики психологического насилия в школе сколько угодно - и в отношениях учителей и учеников, и в отношениях учеников между собой.
Отношения учителей и учеников благодаря своей длительности, малой подвижности и неизменной однонаправленности закладывают в психику подростков устойчивые схемы подчинения. Это схемы двух типов. Первый тип - подчинение, оправданное естественным распределением ролей. Оно возникает в жизни всюду там, где при больших различиях в компетентности право на определение способов действия предоставляется более компетентной стороне. Наиболее отчётливо это проявляется в отношениях "клиент - сервер". Например, клиент не вмешивается в сам процесс портновского кроя, в использование ножниц парикмахером, в приготовление пищи ресторанными поварами. Очевидно, что, несмотря на внешнее "господство" клиента, ведущую роль в самих этих процессах играет "сервер" (привет дедушке Гегелю). Так же и учитель, как правило, компетентнее учеников в преподаваемом предмете - во всяком случае, большинства учеников.
Второй тип подчинения ученика учителю в корне отличается от первого. Это совершенно не обоснованное и ничем не оплаченное подчинение, которое в школе иногда бывает очень похоже на рабство. Наверное, почти каждый может вспомнить одного или двух своих школьных учителей, для которых основным в процессе их "работы" было наслаждение властью над подопечными. И здесь речь идёт не о замаскированных случаях, а о совершенно явных. Таких учителей ученики и их родители ошибочно называют "церберами", "мегерами" и т.п. Родители, пытаясь по-дурацки рефлектировать, обычно говорят про таких учителей, что они "совсем не любят детей".
В отношениях же учеников между собой можно выделить два полюса, действительно реализующихся на практике, и все промежуточные, более обычные, типы отношений. Первый полюс - это отношения товарищества, иногда доходящего до дружбы. Второй полюс - это малая группа, организованная аналогично обезьяньей стае или "уличной компании". Такие группы хорошо описаны, например, в работах Анатолия Добровича.
Нужно заметить, что политические лидеры всех уровней и большинство бизнесменов обычно вырастают не из лидеров этих полубандитских малых групп. Методы, которым они обучаются, более мягкие и в современных условиях более эффективные. В них нет прямых угроз жизни, здоровью и т.п., что практикуется лидерами малых групп. Вместо этого используется гипнотическая "эллиптическая" речь, фальшивая истерика, угрозы без конкретизации, имитация детской мимики и интонаций, которые применяются трёхлетними детьми, когда они вымогают что-нибудь у своих родителей.
Большинство же людей уже в школе практически окончательно формируются в качестве исполнителей воли этих лидеров.
В сфере отношений учителей и учеников школа за последнюю пару столетий почти повсеместно значительно гуманизировалась. Особенно расширились права учащихся в американской школе, порой даже в ущерб их образованию. И хотя, как уже говорилось выше, место для учителей-рабовладельцев ещё находится, большинство учителей не таковы. Учителя ведь "по жизни" в большинстве своём вовсе не "лидеры", а "подчиняющиеся". Кроме того, учителю, как правило, не нужно утверждать перед учениками своё право на руководство учебным процессом.
Поэтому эта проблема менее опасна. Но, к сожалению, внимание общества привлечено в основном к ней. Проблема же "гипнотического вымогательства" почти не замечена. Даже фильмы Хьюза и Земекиса, посвященные детско-юношеской тематике, не попадают в центр проблемы. А в одном из лучших произведений мировой литературы на эти темы - в повести Гессе "Демиан" - герой получает поддержку от своего более сильного и умудрённого товарища в столкновении с мелким лидером бандитского, а не "гипнотического" типа.
В "тренингах общения", которые некоторые психологи проводят с детьми и их родителями, обучение направлено на то, как приспосабливаться к бытующим порядкам (как будто порядки эти вытекают из законов природы, а не обусловлены действиями людей, за которые уважающий себя человек порой обязан "давать в глаз"), как "конструктивничать" или использовать других, а не на то, как бороться с наездами. Поэтому тот "личностный рост", которому претендуют обучить эти специалисты, есть на самом деле личностное падение. Почему же так долго не было понимания самого существования этой проблематики - ведь очень многие психологи вплотную подходили к этому пониманию? Дело, видимо, в том, что психологи, как и другие учёные, являются или мелкими "господами", или, что гораздо чаще, "рабами". "Господин" доволен своим положением и не хочет раскрывать секрет своей психологической касты. А "раб" и боится восставать, и стесняется своего рабского поведения, делая перед самим собой вид, будто ничто не ущемляет его человеческого достоинства.
Таким образом, в настоящее время невозможно просто предложить государству ввести в школьную программу курсы психологической самозащиты. Нужно сначала привлечь к этому вопросу внимание общества, добиться государственной и спонсорской поддержки на создание учебных курсов, обучить преподавателей (которые в большинстве своём - типичные "лохи", так что психологической самозащите им нужно обучиться сначала самим).
С конъюнктурной точки зрения государству может казаться более выгодным сохранить статус-кво - так, мол, не будет риска уменьшения управляемости. Но в долгосрочной перспективе существует противоположный риск - опасность отставания от западных демократий, в которых, в отличие от России, есть хотя бы костыль гражданского общества. И я уж не говорю о том, что вообще-то стоило бы поддержать стремление человека стать по-настоящему разумным существом.
Часть 3. Национальное государство
Мы видим такую конфигурацию политической
системы
Тема конфигурации политической системы в современной России сводится к четырём вопросам. Первое: изменилось ли что-нибудь в партийно-политической системе в путинский период по сравнению с ельцинским? Второе: существует ли какое-то политическое мирочувствие у "молчаливого большинства"? Третье: если оно существует, то может ли оно быть эксплицировано при помощи какой-нибудь идеологии в публичную политику? И четвёртое: если это невозможно, то как мирочувствие "молчаливого большинства" отразится на публичной политике в условиях его продолжающейся идеологической немоты?
Если начинать по порядку, то первое утверждение заключается в следующем: политическая система при Путине не изменилась по сравнению с ельцинской. При Путине вообще почти ничего не изменилось; при этом нужно уточнить: не изменилось к худшему. У нас была политическая сцена, где задавали тон крикливые меньшинства, эдакие "политические субэтносы" под названием "демократы", "коммунисты", "патриоты". Понятно, что она не отвечала взглядам населения, которое, если и ходило на выборы, то либо голосовало за "меньшее зло", либо голосовало за "морду лица". В результате между крикливыми меньшинствами образовывалась странная политическая среда - болото, замешанное на центризме и так называемой "партии власти". С тех пор ничего существенно не изменилось - разве что крикливые меньшинства стали, от испуга, меньше орать, а "партактив", кочевавший из большого "Выбора России" в НДР, обрел себя в "Единой России".
Точно так же я подозреваю, что почти не изменилось, ещё со времён перестройки, мировоззрение "молчаливого большинства". Оно всё время имело одни и те же взгляды - это видно по опросам. Оно хочет взять из советского проекта и последовавшего за ним антисоветского проекта "всё хорошее" и выкинуть "всё плохое". Это значит, что оно хочет сильного социального государства, того самого, которое либералы со свойственной им ненавистью к собственному народу называют "патерналистским" в ругательном смысле слова. Обязательно демократического государства. Причем под "демократическим" эти люди понимают не столько демократические процедуры власти, в которых разбираются плохо, сколько выборность властей сверху донизу. Дальше, они хотят рынка, рынка товаров и услуг, без которого чувствуют себя плохо. Они желают, чтобы рынок этот регулировался государством, исходя как из социальных соображений, так и из соображений безопасности. Они хотят правового государства - хотя здесь надо учитывать, что законы у нас никто не любит, но правового государства все хотят как инстанции, которая ограничивает эгоизм беспредельщиков. Либералы объясняют это сочетание ценностей тем, что, мол, у нашего молчаливого большинства разорванное эклектическое сознание. Но если взять сознание социал-демократического электората всей Европы - оно в точности такое же. И неужели по привычке следуя двойному стандарту, нам опять скажут: что для немца хорошо, то для русского смерть?
Это своё мировоззрение народ, если спросить, называет простыми словами: "здравый смысл", "патриотизм"... Хотя, конечно, оно не является "патриотизмом" в субкультурном смысле слова. Потому что "субэтнос" патриотов брутален, драматичен, расположен к теме кровопролития. И стоит "патриотам" попытаться стать выразителями нормального общерусского мировоззрения - как весь катастрофизм куда-то девается. Таким образом, в массе мы имеем дело с крипто-социал-демократическим мировоззрением. Однако оно таковым не осознается и, больше того, само слово воспринимается как ругательное.
Кроме того, налицо один очень важный нюанс. Массовое сознание российского образца склонно само себе не верить. Поэтому, если просто появится человек, даже вооружённый всей мощью телевидения, и вроде бы по обычной маркетинговой схеме "вернёт" народу его мировоззрение, ему не поверят. Почему-то требуется, чтобы этот человек был либо отставным, либо действующим президентом, премьер-министром или, по крайней мере, вице-премьером. На чём держится этот странный механизм, мы не знаем. Но факт в том, что даже душка Явлинский смог стать Явлинским только потому, что был вице-премьером...
Однако же, если идеологической проекции народного мировоззрения в публичную политику так и не произойдет, то политические крикливые меньшинства будут продолжать собирать свои проценты, с каждым разом убывающие. А молчаливое большинство будет вымирать, ожидать следующего президента. Я готов даже сделать осторожный прогноз, который пока мало кто разделяет: пределом русского терпения обещает стать "квартирный вопрос". Ведь на чём был построен консенсус Ельцина с населением (по гипотезе Виктора Сергеева)? Он сказал: мы не будем вмешиваться в ваши дела, а вы не вмешивайтесь в наши. При Кириенко статус-кво был нарушен, начались назойливые разговоры на налоговую тему, и консенсус кончился. Но не была перейдена граница. Не тронули непосредственных условий жизни, которые всё-таки касаются квартиры. Так что попытка всерьёз провести реформу ЖКХ может привести к осторожному взрыву. Никакого русского бунта, бессмысленного и беспощадного, не будет, мы давно уже совсем другой народ - пассионарии выгорели в гражданской войне. Но в случае, если социал-демократическая идея не овладеет массами, ими овладеет какая-нибудь иного рода протестная идея. Тогда на базовое мировоззрение большинства, в основе которого лежит здоровое требование социальных прав, уверенность, что они не менее значимы, чем личные, могут наложиться довольно экзотические и опасные проекты.
Одним словом - закончим цитатой из злой, но точной сатиры "Ширли-мырли", - "спасти нас может только чудо". И в качестве чуда мы видим такую конфигурацию, когда встретятся, с одной стороны, политик высокого уровня, лояльный президенту, снабженный некоторым организационно-финансовым ресурсом, и с другой стороны - социал-демократическая, низовая по своей энергетике, идеология.
Национальное государство и социально-рыночная
экономика .
В силу своей универсальности комплекс идей, связанных с идеями гуманизма и качества жизни естественным и последовательным образом, приложим практически ко всем сторонам общественной жизни. Одной из главных тем здесь является экономическая политика государства.
В соответствии с приматом прав человека над общественными институтами демократически управляемое национальное государство должно служить средством для преодоления несправедливого господства человека над человеком, должно проводить реформы в интересах своих граждан, в интересах свободы и справедливости.
И одновременно должно быть полностью отвергнуто использование государства как инструмента господства человека над человеком, как инструмента деспотизма, репрессий, угнетения, эксплуатации и дискриминации.
Понятно, что возможности государства как инструмента социальных реформ не безграничны. Условием успеха любых реформ "сверху" является встречное движение "снизу". Ограниченность государственных возможностей влияния и содействия в проведении реформ должна восполняться самоорганизацией граждан в сферах труда и повседневной жизни - возможностями гражданского общества и базисной демократии.
Основным инструментом достижения общественного блага должно стать национальное народное хозяйство. Капитал должен служить человеку, а не человек капиталу. Задачами национальной экономики являются:
- предоставление трудящимся рабочих мест и заработной платы, обеспечивающей возможности достойной жизни;
- удовлетворение спроса потребителей на необходимые товары и услуги по доступным ценам;
- обеспечение возможности получения дополнительных доходов, необходимых для функционирования социального государства.
Исторический опыт говорит о том, что в сегодняшних условиях единственным экономическим порядком, способным обеспечить выполнение этих задач, является смешанная экономика, в которой органически сочетаются рыночная конкуренция и государственное регулирование. Этот экономический порядок можно ещё назвать социально-рыночным хозяйством.
Чисто плановая экономика, по крайней мере в настоящее время, не способна удовлетворить спрос потребителей на весь спектр товаров и услуг, то есть она постоянно порождает тот или иной дефицит.
Она возлагает на себя задачу, пока что выходящую за пределы возможностей человеческого разума. Поэтому накапливающиеся в ней диспропорции приводят к тому, что она становится неспособной также обеспечить занятость и социальные выплаты.
Отсюда следует, что любая экономика, для того чтобы быть эффективной, нуждается в предпринимательской инициативе.
Но при этом чистый рынок не способен обеспечить людей общественным богатством и общественными услугами, не может обеспечить полной занятости, с необходимостью приводит к несправедливому распределению, не может защитить окружающую среду, не способен обеспечить необходимый уровень развития материальной и социальной инфраструктуры, не способен обеспечить необходимый уровень инвестиций в будущее общества, в частности, не может обеспечить условий для научно-технического прогресса.
Создавать инфраструктуру, проводить структурную политику, осуществлять инвестиции в будущее и предоставлять социальные услуги - это прежде всего задача общества и государства.
В задачи государства входит также поддержание существования самого рынка как социального института - то есть борьба с монополизмом и недобросовестной конкуренцией, гарантирование соблюдения договоров и отслеживание того, чтобы договоры заключались исключительно на основе информированного согласия сторон.
Итак, экономическое соревнование - насколько возможно, планирование - насколько необходимо!
Но признание ценности социально-рыночного хозяйства не означает одобрения капиталистического экономического порядка.
Этот экономический порядок порождается связью экономического порядка, основанного на конкуренции, с частной собственностью на средства производства. Капитализм приводит к несправедливому распределению доходов, имущества, труда и времени. Капитализм приводит к не поддающейся контролю экономической власти. Экономическая власть - это:
- господство на рынке крупных предприятий, которые реализуют свои интересы за счет потребителей, поставщиков и конкурентов;
- господствующая власть капитала над людьми в процессе труда и на рынке труда;
- возможность превращать экономическую власть в политическую;
- возможность крупных агентов рынка оказывать влияние на структуру и развитие всей экономики через свою инвестиционную политику.
Признавая эволюционно-реформистский путь, в некоторых исторических условиях приходится терпеть присутствие капиталистического порядка как одного из экономических укладов общества. Но это не означает примирения с ним. С ним следует бороться и в тех обстоятельствах, когда его почти нет, подавляя его зародыши, и в тех обстоятельствах, когда он занимает влиятельное положение, вытесняя его с господствующих высот в обществе. Основным инструментом борьбы является экономический порядок, базирующийся на экономической и социальной демократии.
Примат прав человека над общественными институтами и над любым писаным правом означает также, что обеспечение прав человека является обязанностью государства и самой приоритетной его функцией.
Признание того, что права и свободы человека могут быть ограничены только правами и свободами других людей, влечет за собой признание необходимости социальной координации прав и свобод.
Признание необходимости социальной координации прав и свобод человека влечет право государства на перераспределение доходов, имущества, труда и времени граждан в обеспечение этих своих основных обязанностей.
Такая государственная система, в которой государство и общество выплачивают каждому гражданину одинаковую минимальную сумму, которая в экономических теориях обычно именуется отрицательным социальным налогом, и есть социальная демократия как социально-экономический порядок, обеспечивающий реальное равенство гражданских прав и свобод каждого человека. Конъюнктура внутреннего и мирового рынка не может служить основанием для отказа государства от этих обязательств. При любых условиях предметом обсуждения могут быть только пределы изменения величины этого отрицательного социального налога, но не фундаментальное обязательство государства по его выплате.
Экономическая же демократия есть экономический порядок, предполагающий вовлечение трудящихся в управление производством, в участие в собственности и в прибылях. В этом смысле экономическая демократия присутствует и в частных корпорациях, где наличествуют производственные советы, в которых менеджмент, акционеры и работники урегулируют спорные вопросы, и в корпорациях, где работники являются по совместительству акционерами.
Идеалом экономической демократии является такая оргформа предприятия, как кооператив, где учредителями кооператива являются сами работники. Экономическая демократия невозможна без сильных профсоюзов и законодательства об их правах. В значительной степени экономической демократии отвечает малый бизнес с малым числом работников, в особенности малый инновационный, венчурный бизнес.
Предельным идеалом экономической демократии было бы ограничение крупного капитала по двум основным направлениям - передача банков и иных финансовых институтов в собственность вкладчиков и ограничение величины акционерного капитала в корпорации пакетом акций, значительно меньшим, чем блокирующий пакет.
Сюда же относится и развитие потребительской кооперации, в том числе и в нетривиальных формах, таких, например, как периодические издания в собственности подписчиков.
Развитие социальной и экономической демократии способно достаточно сильно нейтрализовать экономическую власть крупного капитала, способствуя тому, чтобы социально-рыночное хозяйство эффективно работало для достижения высокого уровня и качества жизни граждан.
Советский опыт
Советский опыт был парадоксален. С одной стороны, он стал словно бы воскрешением старого порядка насильственной власти и поэтому был откатом назад даже по сравнению с царизмом, а именно в плане личных прав и свобод, политической демократии и рынка. С другой - он принёс и демократические завоевания: образование стало доступным широким массам населения, постепенно была ликвидирована безработица, были созданы мощная система здравоохранения, мощная промышленность, передовая наука и основанная на ней техника. Снова, как и сто лет назад, удалось отстоять свою национальную независимость в Отечественной войне. А к концу семидесятых годов подавляющее большинство населения жило выше черты прожиточного минимума. В Советском Союзе впервые возник уникальный феномен социально признанной ценности интересной работы и хороших отношений в коллективе, а также редко встречающиеся в мире (в основном в странах "шведской модели") феномены товарищеских отношений и уверенности в будущем.
Но страна не сумела стать центром капиталистического мира и всё сильнее проигрывала в технологической гонке Соединённым Штатам с их союзниками.
В целом можно выделить четыре главные причины поражения советского опыта.
1. Для общества на такой стадии технологического развития характерно расширенное воспроизводство интеллигенции, которое и происходило в Советском Союзе. Но даже самые основные желания интеллигенции, такие как свобода обсуждения политических и философских проблем, доступность мировой гуманитарно-научной и художественной литературы и кинематографа, государственное признание важной общественной роли интеллигенции, почти не удовлетворялись.
2. В семидесятые годы в стране возник настоящий тромбоз вертикальной мобильности.
3. В стране, где интеллигенция, рабочие и чиновники были в большинстве своём выходцами из крестьян, полностью игнорировалась их "генетическая" память: они были полностью лишены возможности завести свой бизнес.
4. Стандарты западного общества потребления соответствовали социальным идеалам советского населения, и советское население знало об их реализации в западных странах. А правящая номенклатура с пренебрежением относилась к этим скромным мечтам своих подданных и почти ничего не делала, чтобы хоть постепенно их осуществить.
Часть руководства страны осознала эти проблемы, и попыталась соединить всё позитивное в советском опыте с обеспечением личных прав и свобод, созданием политических институтов демократического общества и социально ориентированного рынка. Этот, по существу социал-демократический, проект потерпел (хотя и неполную) неудачу по трем основным причинам. Во-первых, Горбачёв двигался слишком быстро (впоследствии он первым это понял), без достаточного учета человеческого капитала, имевшегося в стране, и слишком доверял либеральной интеллигенции, которая сыграла в поражении перестройки важную роль. Во-вторых, основная масса населения по своей неспособности сопротивляться пропагандистскому давлению находилась на уровне семидесятых годов, вероятно, худших для России в этом отношении за последние пару столетий. В-третьих, в номенклатуре имелся значительный слой, желавший конвертировать власть в собственность. Он прятался за кулисами публичных споров между реформаторами и консерваторами и, воспользовавшись трениями между руководителями перестройки и группой их социальной поддержки, в подходящий момент сумел воткнуть перестройке нож в спину.
Никто до сих пор не смог адекватно оценить советский опыт. До сих пор совершенно непонятно, возможно ли было очистить советский строй без его полного разрушения от напластований старого порядка, то есть реализовать социальный идеал из произведений Ефремова и ранних Стругацких. Скажем, совершенно непонятно, можно ли было осуществить демократический социализм с сохранением ведущей роли экономического планирования.
Но так или иначе, позитивное в советском опыте есть проблема, от которой не смогут увернуться никакие российские социалисты или социал-демократы. И возможно, что переосмысленное советское наследие окажется уникальным вкладом России в мировую цивилизацию.
Часть 4. Москва, Россия, русские
Памяти Белого дома
Расстрел Белого дома - одно из самых отвратительных событий в российской истории XX века, сопоставимое по своей гнусности разве что с расстрелом августейшей семьи в 1918 году. Основной урок госпереворота 1993 года один - в "чёрном октябре" при аплодисментах активного меньшинства и попустительстве подавляющего большинства нашего народа были растоптаны российская демократия, правовое государство, политическая активность народа и возможность осуществления социальной справедливости в России. Если мы желаем восстановления в нашей стране этих институтов, мы должны исправить последствия совершённого преступления через наказание преступников и покаяние виновных.
Что же произошло в 1993 году? В январе 1992 года под овации Верховного Совета Ельцин получил на год чрезвычайные полномочия, предназначенные для осуществления экономической реформы. Уже через полтора-два квартала стало ясно, что реформы проводятся либо непрофессионально, либо вредительски и ведут страну к социально-экономической катастрофе.
Первым это увидело парламентское большинство Верховного Совета. В течение полутора-двух лет депутаты требовали от Ельцина двух вещей - изменить курс экономических реформ и отчитаться перед парламентом за использование временных чрезвычайных полномочий. В ответ Ельцин развязал информационную войну против парламента. Это был первый в новейшей российской истории опыт массированного использования грязных, очерняющих, дискредитирующих пиар-технологий. Парламентское большинство состояло из трех категорий депутатов. Из коммунистов реформаторского толка, из демократов, разочаровавшихся в Ельцине, из весьма умеренных националистов. При этом большинство противников Ельцина были сторонниками скорее либеральных, чем социал-демократических взглядов на экономику. Их оппозиция к Ельцину была обусловлена двумя вещами: уверенностью в том, что гайдаровско-ельцинские реформы ведут страну в пропасть, вместе с запоздалым пониманием того, что Ельцин по личностным качествам оказался безответственным и хамоватым тираном. Ельцинские же политтехнологи представили парламентское большинство сборищем бесноватых экстремистов-маргиналов - союзом кровожадных сталинистов с не менее кровожадными фашистами. И я до сих пор оскорблён на мой народ за то, что большинство моих соотечественников позволило себе преступную безответственность, поверив этой грязной и подлой клевете.
Основной целью Ельцина было сохранение чрезвычайных полномочий на постоянной основе. Видимо, это было нужно ему, с одной стороны, чтобы обезопасить себя и своё окружение от ответственности за преступления и ошибки, с другой стороны - чрезвычайные полномочия ему были нужны как гарантии безопасности при совершении его будущих преступных деяний, таких, как залоговые аукционы.
Пока у Ельцина была уверенность, что он может выбить у депутатов согласие на продление чрезвычайных полномочий, он использовал против Верховного Совета только средства информационной войны. Но после того как Верховный Совет забаллотировал закон Шахрая о правительстве, явившийся предтечей ныне действующей сверхпрезидентской конституции 1993 года, Ельцин принял решение перейти от информационной войны к войне гражданской.
Победе Ельцина способствовал целый ряд обстоятельств.
Во-первых, руководство Верховного Совета категорически отказывалось от симметричного пропагандистского ответа. До сих пор помню свои беседы с руководителями ВС, в которых они на мои предложения ответить на пиар пиаром категорически отказывались, мотивируя это тем, что мы - законно избранные депутаты, а не политические проститутки, и наше дело - издавать законы, а не заниматься грязной пропагандой.
Второй причиной поражения Верховного Совета была чрезвычайная подлость и беспринципность российского высшего чиновничества, в особенности региональных властей. Возникает такое впечатление, что в течение всех 1992-1993 годов, как и до того, во время конфликта между Ельциным и Горбачёвым, эти люди как будто бы проводили невидимый референдум, в котором делали ставку на сильнейшего. И после того, как по видимым только им павианьи-зоопсихологическим признакам они определили, что сильнейшим является Ельцин, им было уже глубоко наплевать и на Конституцию, и на действующие законы, и на народ, и на социальную справедливость.
Третьей причиной поражения Верховного Совета было предательство интеллигенции. Российская интеллигенция со своей зацикленностью на еврейском вопросе по одной ей известным, непонятным и неуловимым признакам решила, что Ельцин - юдофил, а депутатское большинство - юдофобы и антисемиты. А уже после блестящей спецоперации то ли Коржакова, то ли Бобкова по "подводке" Александра Петровича Баркашова с его РНЕ к зданию осажденного Верховного Совета, столичная интеллигенция решила твёрдо: люди, способные находиться на одном гектаре с теми, кто злобно, а возможно, и несправедливо ругает евреев, - враги. И для победы над такими врагами годятся любые средства, включая попрание Конституции и закона посредством государственного переворота.
Полагаю, что второй причиной предательства интеллигенции была её приверженность радикально-сектантской версии либерализма. Умеренные экономические взгляды парламентского большинства должны были казаться этим людям чем-то типа экономического коммунизма Госплана.
Но самой важной чертой, приведшей к поражению Верховного Совета, была пассивность и попустительство большинства нашего народа. До сих пор помню все те гнусности, которые мне приходилось слышать в течение 1992-1993 годов от так называемых "простых людей". Чего только они не говорили. "Верховный Совет повышает нам пенсию. Что делают эти безумцы, ведь это приведет к гиперинфляции!", "Ельцин - это нормальный мужик, а эти твои депутаты придурки" (замечу, что ненависть к депутатам и парламенту как институту возникла у наших соотечественников не после того, как ельцинско-путинские власти превратили парламент в оперетку, а гораздо раньше), "Ты что, за Руцкого с Хасбулатовым, что ли?", "У вас в Москве паны дерутся, а нам какое дело?". К счастью, на сегодняшний день большинство из тех людей, которые позволяли себе 12 лет назад изрекать эти дурнопахнущие гнусности, давно уже убедились в своей ошибке. Однако со свойственной многим нашим соотечественникам застенчивостью, почти никто из тех, кто в 1992-1993 годах поддержал ельцинскую банду, не сделал главного - не покаялся.
Последствия коллективной вины большинства нашего народа до сих пор чёрным проклятьем висят над нами. Прежде всего, это касается вопроса о легитимности власти, возникшей после 1993 года. Ельцинско-жириновскую конституцию 1993 года нужно отменить не потому, что она была принята, судя по всему, с серьёзными подтасовками и нарушениями закона, а потому, что она была протащена узурпатором и тираном, совершившим государственный переворот. То же касается и всех ныне действующих институтов власти. Страна нуждается в Учредительном собрании хотя бы для того, чтобы загладить последствия ельцинского беззакония. С другой стороны, если мы не покаемся в былой поддержке ельцинских преступлений или хотя бы в трусливом или равнодушном попустительстве этим преступлениям, то мы никогда не сможем стать снова свободными людьми, способными учредить новую русскую государственность, отобрать награбленное у тех грабителей-олигархов, которым узурпатор за откат раздал наше общенародное достояние, способными сделать главное - вернуть эту землю себе.
Полевела ли Москва?
Проблемы Москвы мало отличаются от проблем любого другого крупного российского города. Стандартными проблемами любого крупного российского города являются:
- высокие жилищно-коммунальные тарифы, телефонные тарифы и тарифы общественного транспорта;
- жилищное строительство;
- плохое движение общественного транспорта;
- экология;
- преступность;
- безработица;
- общий низкий уровень жизни, невысокие зарплаты и пенсии;
- социальное неравенство;
- произвол властей, правоохранительных органов и крупного бизнеса.
К особенностям Москвы относится то, что в Москве, как в наиболее богатом городе России, проблемы безработицы, низкого уровня зарплат и пенсий акцентированы по сравнению с другими российскими городами сравнительно слабо. С другой стороны, как личные особенности характера Лужкова, так и особенности созданного в Москве под его руководством политического режима, особенно акцентируют проблему произвола и коррупции.
Причем применительно к рядовому москвичу произвол властей выступает в сравнительно более сглаженных формах, чем на периферии. Речь идёт, в первую очередь, не о том, скажем, что губернаторский сын в пьяном виде сбил насмерть ребёнка, а от наказания отмазался, а о том, что власти за взятки строят на месте детской площадки где-нибудь в центре Москвы элитный дом. Или о том, что при волновом переселении пятиэтажек жильцов переселяют не в тот же микрорайон (как было им обещано Лужковым), а в дальний район города, а на освободившемся месте возводится элитный дом.
Проблемы коррупции и криминала в острой форме стоят в основном перед представителями мелкого и среднего бизнеса, в связи с чем они являются достаточно быстровоспламеняемой протестной аудиторией. А этот социальный слой в Москве сопоставим по численности с бюджетниками.
Казалось бы, в Москве, как самом богатом и образованном городе России, полевение населения должно быть более слабым. Однако дело обстоит в точности наоборот. Большинство населения в Москве действительно живет богаче, чем люди тех же профессий и социальных групп на периферии. Однако и уровень социальных контрастов в Москве гораздо выше. В Москве проживает как большинство богатых людей России, так и большинство их сотрудников, их в широком смысле слова обслуги. Вместе они, наверное, составляют почти миллион из реальных московских 10 миллионов.
Основная проблема большинства москвичей заключается в том, что этот "верхний" московский миллион при активной поддержке московских властей "переустроил" город под себя. Причем всё это было сделано со свойственной "новым русским" демонстративностью. В результате большинство москвичей попало в ситуацию "видит око - да зуб неймёт".
Отсюда у большинства горожан присутствует чувство своей социальной заброшенности и ненужности, растет неприязнь как к новым богатым, так и к тесно связанным с ними городским властям. Приведём несколько примеров.
Казино. Ни в одном приличном европейском или североамериканском городе, тем более в столице, казино не разрешены. Они допускаются только в таких столицах, как Бангкок, где власти сознательно проводят политику привлечения секс-туристов. Новые русские дают нам понять, что держат нас за быдло. Что нормальные люди - только они, что люди, работающие и зарабатывающие на жизнь, - это люди второго сорта, а люди первого сорта - это те, что посещают казино, бордели и дорогие рестораны.
Общественный транспорт. Причина регулярного нарушения расписания автобусов и троллейбусов не только в транспортных пробках, но и в том, что они очень большие и не манёвренные. Их всех надо заменить маршрутками. Но власти этого не хотят. Они специально запускают рядом с неуклюжими муниципальными троллейбусами и автобусами юркие частные маршрутки. Народ вынужден пользоваться услугами частников. А у них высокие тарифы и отсутствуют льготы. Получается очень прибыльный бизнес. А прибылью владельцы бизнеса делятся с властями, а не с москвичами.
Столовые. Власти специально уничтожили столовые, заменили их дорогими ресторанами, с которых берут мзду. Новые русские жрут где хотят, а простому человеку поесть негде. Большая часть москвичей либо не обедает, либо носит с собой пакеты с кефиром и бутербродами. На этом фоне чиновники для себя внутри всюду сделали дешёвые ведомственные столовые, а для народа - фиг. А новые русские при этом ещё демонстративно жрут свои суши и фуагры, которые простому человеку и попробовать-то нельзя. Тем самым, нам в очередной раз доказывают, что мы быдло, что у простого человека даже права на еду нет. Механизм же выживания столовых из Москвы простой. Во-первых, задирание арендной платы до небес вместе с отсутствием льгот, во-вторых, подлый московский закон, который позволяет собственнику через несколько лет после приватизации менять профиль заведения.
Всё это очень напоминает "демонстрационный эффект" 70-80-х годов, когда большинство советских людей всё больше завидовало уровню и качеству жизни жителей стран развитого Запада. Результаты этого мы всё ещё не забыли.
Всё это делает актуальным при выборах в Москве риторику понижения социального неравенства до приемлемых для российской культуры пределов. Следует также понимать, что полевение населения России и Москвы не является на сегодняшний день (по крайней мере, пока не является) таким полевением, которое востребовало бы традиционную европейскую коммунистическую риторику 30-50-х годов. Пока (но именно пока!) москвичи вовсе не стремятся к тотальной национализации и раскулачиванию. Большинство населения искренне разделяет (как это ни странно) ценности демократии, правового государства и рыночной экономики.
Люди просто хотят в рамках действующего социально-экономического порядка более высокого уровня и качества жизни, более высокого уровня защищённости в широком смысле этого слова, большей социальной справедливости, меньшего социально-экономического расслоения и неравенства. Таким образом, речь идёт об актуальности и востребованности в сегодняшней Москве политической риторики, близкой к политической риторике европейских социал-демократов или к риторике Рузвельта времён "Нового курса".
Москва и «москвичи в первом поколении»
Достаточно широко известно, что коренные москвичи относятся к приезжим с некоторой настороженностью. Еще в 1997 году социологический опрос, проведённый Леонтием Бызовым, показал это с достаточной убедительностью. Полученные данные неоднократно подтверждались и многочисленными фокус-группами.
Что настораживает москвичей в приезжих? Их, приезжих, повышенная социальная активность. По мнению многих москвичей, значительная часть приезжих обладает социальными амбициями, сильно завышенными по сравнению с уровнем аналогичных амбиций москвичей.
Таким образом, москвичи считают приезжих гораздо более высококонкурентными, чем самих себя, и опасаются этой конкуренции. "Лимитофобский комплекс москвича" основывается на страхе быть вытесненными с рынка труда агрессивными пришельцами. Сюда же относятся и опасения по поводу того, что приезжие готовы не только к острой, но и к недобросовестной конкуренции с москвичами.
Насколько эти опасения соответствуют действительности, без дополнительных исследований судить трудно. Однако опыт повседневного субъективно-социологического наблюдения за "москвичами в первом поколении", занимающими рабочие места на рынке высококвалифицированного труда, свидетельствует о том, что опасения москвичей в отношении приезжих не являются чисто невротическими, но имеют под собой некоторые (хотя, возможно, и достаточно шаткие) основания.
Объективно социологическая сторона этих оснований достаточно прозрачна. Понятно, что человек, не имеющий в городе, в котором он работает, собственной квартиры и вынужденный тратить немалые деньги на аренду жилища и откладывать средства на покупку квартиры в обозримом будущем, старается зарабатывать намного больше, чем работающий на аналогичном рабочем месте счастливый квартировладелец москвич.
Однако, как уже говорилось выше, здесь наличествуют и субъективные основания. Так, некоторые из моих знакомцев признавались в минуты откровенности, что воспринимают свою жизнь в Москве в контексте "выживания", а не "просто жизни". Признаться, для меня было неожиданностью слышать это от людей, которые живут в Москве по зову сердца, а вовсе не по причине какой-то фатальной необходимости. Подозрения усиливаются, если исследовать скрытый смысл, вкладываемый сегодня, казалось бы, достаточно благополучными представителями средних слоёв в слово "выживание". В отличие от людей бедных, которые подразумевают под выживанием такие условия жизни, в которых добывание еды и одежды для себя и членов семьи является достаточно затруднительным, "мидлы" явно подразумевают под выживанием нечто иное. По моему глубокому подозрению, когда достаточно обеспеченные люди употребляют применительно к своей жизни слова "необходимо выживать", это свидетельствует в первую очередь не о том, что они оценивают свой жизненный уровень как значительно более низкий, чем желательно им самим, но совсем о другом, а именно, об оправдании своёго права на моральное индульгирование неблаговидных поступков в отношении ближних.
В самом деле, если уж приходится выживать, как же тут не пихнуть локтем сослуживца?! Ведь если я не отберу у него рабочее место, может быть, я и не выживу в этом проклятом городе. Обратный пример: москвич, связанный с политикой, может себе позволить участвовать только в тех политических кампаниях, которые отвечают его политическим убеждениям и организованы симпатичными, с его точки зрения, лидерами. Он может позволить себе критику в адрес начальства или каких-то влиятельных людей: "Без работы не останусь, в крайнем случае, квартиру сдам". А вот как поведёт себя в аналогичных обстоятельствах "выживатель"?..
В пользу этой гипотезы говорит и та иррациональная злобность в отношении москвичей, которую мне неоднократно приходилось наблюдать у поселившихся в Москве мигрантов. Нередко сталкиваясь с подобным поведением достаточно, казалось бы, хороших знакомых, я был немало удивлен. Поневоле складывалось впечатление, что эти люди считают москвичей в каком-то смысле своими вечными должниками только потому, что мы живём в этом городе с рождения и имеем квартиры в Москве. Мое удивление оказалось небезосновательным. ...Однажды один мой хороший приятель, некоренной москвич, достаточно давно живущий в этом городе, признался мне в СТРАШНОМ. Он рассказал о том, что многие амбициозные молодые люди, переезжающие в Москву в поисках успеха, действительно считают москвичей своими должниками, не тая эту москвофобию друг от друга, но тщательно скрывают её от коренных москвичей. Более того, по словам моего знакомого, в этих кругах считается своеобразной доблестью устроить "этим проклятым москвичам" какую-нибудь мелкую гадость или "подставу".
После этого мне в голову закралось страшное подозрение: не связывают ли москвичей и мигрантов в Москве отношения наподобие межэтнической вражды, хотя обе стороны конфликта являются стопроцентными русскими? Мои подозрения усугубились в ходе частых поездок по российским областным центрам. До этих поездок я искренне верил в то, что в большей части российских провинциальных городов уровень и качество жизни существенно ниже, чем в Москве. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что это не так: уровень и качество жизни в большом числе российских областных городов вполне сопоставимы с уровнем и качеством жизни большинства москвичей (под "большинством" я понимаю всех москвичей за вычетом миллиона-другого по-настоящему богатых). И как прикажете в таком случае интерпретировать постоянно доносящиеся из провинции вопли и стоны про проклятую Москву, которая зажралась, тогда как мы тут у нас... и т. д. и т. п.?
И тогда я решил провести простой социологический эксперимент в духе Гаральда Гурфинкеля. Я поместил в "Живом журнале" текст, содержащий в себе достаточно типичное отношение коренного москвича к мигрантам.
Несмотря на то, что некоторая провокативность свойственна любому "гурфинкелингу", я был достаточно честен, поскольку и сам разделяю это типичное отношение. Успех моего эксперимента превзошел все ожидания. Более того, в дискуссии приняли активное участие и большое число русскоязычных юзеров из дальнего зарубежья. Градус общей ненависти к Москве и москвичам превысил все мыслимые пределы. Полторы недели весьма экспрессивных и эмоционально-выразительных текстов агрессивно-инвективного характера с полноформатным использованием обсценной лексики (содержавших только оценки и выражения эмоций и полностью свободных даже от малейшей попытки рационализации) полностью подтвердили мою гипотезу.
Некоторая часть мигрантов действительно рассматривает свои отношения с коренными москвичами через оптику межэтнической или межрасовой войны. Оказалось, что даже сами слова "приезжий" и "мигрант" воспринимаются ими аналогично тому, как представители соответствующих групп воспринимают такие ругательные характеристики, как "жид", "чурка", "хачик" и т. д. А уж использование даже в шутку слова "лимитчик" вызывает реакцию, подобную той, которую могла бы вызвать у армянина фраза "жаль, вас младотурки не до конца дорезали".
Многие доходят даже до того, что настоятельно требуют вывести из практики и срочно забыть все привычные способы именования немосквичей в Москве и заменить их на единственно допустимый и политкорректный термин "москвичи в первом поколении".
Я, разумеется, не знаю, какая часть московского среднего класса с немосковскими корнями обременена этим "неврозом Растиньяка". Большая часть моих знакомых "москвичей в первом поколении" очень достойные и милые люди. Но факт остаётся фактом: помимо известных всем чрезвычайно острых проблем взаимоотношений москвичей с нерусскими мигрантами существует и проблема, описанная выше. Как её решать, я, честно говоря, не знаю.
Еврейский вопрос в России.
По существу, я просто собираюсь сделать то, что нам заповедал более 50 лет тому назад Василий Витальевич Шульгин, то есть, наконец, сделать тему русско-еврейских отношений внутри большого русского народа предметом открытого обсуждения, снять с неё табу, то есть снять с неё оттенок стыдного, запрещённого разговора. И я хочу попытаться накидать несколько штрихов описания того, как эта тема традиционно выглядит в глазах русских евреев и в глазах русского этнического большинства, проблематизировать оба этих подхода и попытаться дать, таким образом, поле для реального обсуждения вопроса.
Но сначала из внешней точки зрения. В вопросе о роли евреев в мировой и российской истории присутствует некая загадка. Этой загадки касаются наиболее авторитетные из русских исследователей еврейского вопроса, то есть Солженицын и Шафаревич, касаются её очень осторожно, потому что понимают, что выходят тут за пределы позитивной науки. Отчасти отсылают, видимо, к православному вероучению и к тематике бывшего богоизбранного народа.
Но мне бы хотелось акцентировать собственно загадочность. Я имею в виду вот что. Поразительно - Шульгин в десятые годы отказывался говорить "социалистическая пресса", "либеральная пресса", он говорил "еврейская пресса". В этом, конечно, была довольно сильная натяжка, потому что в этих газетах работали не только евреи и сущностью этих газет была идеология не сионизма и не талмудизма, это были меньшевистские, большевистские, кадетские и так далее газеты. Но в этой почти на грани оскорбления полушутке была правда. Потому что это фантастика: не успели евреи в России эмансипироваться, и одним непонятным коротким движением они оказались большинством журналистов почти во всех русских газетах начала века за исключением газет "Союза русского народа" и монархистов.
Это непонятно. Это напоминает миграцию леммингов. Как будто люди, не отдавая себе отчета, действуют под влиянием направляющей их невидимой силы. Что я имею в виду?
Почему евреи идут в музыку или математику - с некоторым трудом, но понятно, можно придумать объяснения, так как музыка и математика это интересные, как бы элитные виды деятельности. А пресса - ну, это как милиция или как учителя. Вы бы удивились, обнаружив, что евреи или армяне составили большинство русских учителей. Это массовая профессия, она унтерская.
Точно так же мы видим, что и сегодня в Европе и в Соединённых Штатах еврейский капитал и еврейские сотрудники действительно составляют большинство в значительном числе секторов прессы.
Мы видим точно так же загадочное явление, когда в какой-то момент, то есть в десятые годы, перед Первой мировой войной, и в значительной мере в тридцатые годы, перед Второй мировой войной, получилась странная ситуация, что почти всё руководство социал-демократических партий во всём мире, то есть 60-70 процентов ЦК, оказалось еврейским. Например, когда немецкая социал-демократия после революции восемнадцатого года распалась на собственно Социал-демократическую и Независимую социал-демократическую партии, то в независимую все евреи ушли, неважно, правые или левые. Когда масса людей, не связанных друг с другом, не находящихся в поле действия государственного регулирования, пропагандистской кампании, вдруг перемещается из точки А в точку Б, это загадка.
Еще одна фантастическая вещь: в советское время имелась система кадровых ограничений для лиц еврейского происхождения, мы имели Центральное телевидение, которое тщательно оберегалось не только от евреев, но даже от евреев-полукровок и четверть-кровок. И вдруг, после того как в конце перестройки и в начале правления Ельцина эти ограничения были сняты (а я хорошо помню, что когда Анпилов вел первые митинги к Останкино, а это был 1992-й год, то сотрудницы старого советского телевидения говорили, что вот он нас считает евреями и нам перед евреями сейчас стало стыдно, как мы их на телевидение не брали), через два года почти во всех российских федеральных СМИ, конечно, не как до революции, не до 70 процентов сотрудников, мы обнаруживаем если не еврейское большинство, то значимое еврейское меньшинство.
Мне ничего не известно, чтобы среди евреев шла пропагандистская кампания, что нет лучше профессии, чем журналист. Про скрипку такая кампания была: вот, мол, как здорово быть скрипачом, как здорово быть математиком или шахматистом. Никакой такой системы не то что рекламы, а сарафанного радио, которая ходила бы между еврейскими семьями и рассказывала о прелести работы в СМИ, не было.
Более того, евреи сами не заметили, как захватили прессу. И зачастую они этого даже не видят. Когда им об этом говорят, они совершенно искренне поражаются такому заявлению - "как это захватили? ведь журналисты разные..."
Более того, как правильно рассказывает Сергей Георгиевич Кара-Мурза, на Западе этот процесс осознан, все знают, но об этом не принято говорить. Он приводит слова своёго испанского товарища-социалиста, который сказал ему: "А ты что, не знаешь, кто прессой владеет?" "Кто?" - сказал якобы наивный Сергей Георгиевич. "Ну, как, ну, они", сказал ему испанец.
Следующий пункт: для меня точно так же удивительно, как в ходе перестройки и ельцинских реформ неожиданно обнаружились сотни, а может быть, и тысячи евреев-банкиров и финансистов, причём влиятельных, и среди них десяток или даже пара десятков сверхбогатых. На меня совершенно не действуют еврейские разговоры про то, что это-де у нас в генах. Не знаю я никаких таких генов. Главное, была видна отчетливая потеря культурной преемственности. Как произошла регенерация? Мне это совершенно недоступно. То есть здесь я опять вижу загадку. Дело же не в том, что при Ельцине определённой группе лиц разрешили воровать, а в том, почему среди успешных ворюг так много евреев.
Дальше идут взаимные непонятки между евреями и русскими. Речь идёт о двух бытовых легитимациях.
Во-первых, это еврейская бытовая легитимация, с которой вы, возможно, знакомы недостаточно. А именно, это странная уверенность низового заурядного еврея, что евреи хорошие, что они никогда никому ничего плохого не сделали, и каждый, кто в этом усомневается, есть исключительно недостойный, неблагородный, подлый человек. Вспоминая себя семнадцатилетним подростком, когда у меня баки ещё были забиты "еврейскими штучками", я вспоминаю, что на любое, даже на абсолютно невинное замечание Солженицына типа, что комиссары евреи были более жестокими, чем русские, потому что их не связывало с этим крестьянином ну никакого культурного единства, потому что это для них была чужая страна, слушайте, я читал это и думал: "Нет, ну какая сука! Как он смеет так оскорблять невинных людей! Как он вяжется!"
Но оказавшись на второй стороне этой дискуссии, я всё время слышу аргумент, который меня так же не удовлетворяет, как вот эта вышеупомянутая "торговля холокостом" в широком смысле. А именно, я обнаруживаю, что у массового русского относительно евреев, как и относительно других меньшинств, существует устойчивая уверенность в том, что это сплочённая группа уровня секты или корпорации, занимающаяся постоянной, неизбывной взаимопомощью.
Этот штамп я обнаружил сильно выраженным в русской литературе XIX века лет за десять-пятнадцать до того, как евреи вылезли. Оказывается, так думали о русских немцах. Остзейские бароны и правда, наверное, все друг друга знали. Но так думали о всех немцах. Хи-хи, коллеги, но, оказывается, так думали и о поляках.
Итак, имеется система непоняток. К ним относится, мягко говоря, неоднозначная роль еврейского меньшинства в Октябрьской революции и в последовавшем за ней. Но я хотел бы подчеркнуть, что здесь есть и такая очень важная неоднозначность: хотя патриоты сейчас любят пользоваться теорией, что были плохие жидокоммунисты до тридцатых годов, а потом появились хорошие русокоммунисты, но в общем-то наше виденье проблемы зависит от другого, от того вообще, в какой мере мы белогвардейцы, а в какой мы красноармейцы. То есть, грубо говоря, всё-таки для меня выглядит очень пикантно, когда люди выступают сторонниками красных, тем не менее повторяют все аргументы белых. И это напоминает известную шутку о том, что Октябрьская революция - это результат жидомасонского заговора, и мы готовы умереть, защищая её достижения. Всё-таки, Геннадий Андреевич, я ещё раз говорю, либо крестик снимите, либо трусики наденьте.
Но что невозможно отрицать, так это то, что среди еврейской интеллигенции очень силён карьеризм и чувство конъюнктуры, причём часто сопряжённые с самообманом. Массовое обращение людей, которые до этого бегали к Лосскому и Франку на религиозно-философские семинары или хотя бы сочувствовали деятельности такого рода кружков, в искренний большевизм в течение одного семнадцатого года среди еврейской интеллигенции было во много раз более интенсивным, чем среди остальной части нашего большого народа.
Всё это же мы имели счастье наблюдать и сами в ходе известных событий 1988-1993 годов. Мне очень огорчительно, но среди более или менее известных людей, являющихся противниками ельцинско-гайдаровской гнусности, евреев можно пересчитать по пальцам одной руки.
И наконец, может быть, базовая тема, на которую я хотел бы получить ответ в ходе всего обсуждения, это насколько быть евреем есть результат "ипостаси", а насколько - природы. То есть базовый вопрос, который я задаю, это насколько добровольно, а насколько обусловленно быть евреем для практически ассимилированных.
Что я имею в виду? Имея еврейское происхождение и живя в большом почвенном народе, можно выбрать своё еврейство, то есть стать верующим, активистом религиозной или светской организации. Но подавляющее большинство русских евреев ассимилированы и хотят быть ассимилированными, хотят быть русскими. Тем не менее они наталкиваются на очень упругий протест - очень часто в русском патриотическом движении я слышал такую точку зрения: "а куда тут деваться? кто кем родился, тот всегда будет за своих". То есть, что бы человек ни делал, он всё равно обречён и на нём стоит отметина и т.д. Замечу, что в этом есть нечто по-настоящему оскорбительное, потому что мои коллеги-оппоненты высказывали эту точку зрения не как нуждающуюся в доказательстве, а как банальность.
Итак, я формулирую вопросы, резюмируя изложенную проблематику.
Существуют ли механизмы групповой солидарности евреев, делающие их субкультурой или субэтносом большого российского народа, и если существуют, то как их можно описать? К этому вопросу подвопрос: являются ли эти механизмы негативными, то есть являются ли они механизмами объединения против большинства?
Существуют ли типологические признаки, не зависящие от воли носителя, однозначно определяющие носителя русской культуры как члена еврейского субэтноса? Подвопрос: являются ли эти признаки (или хотя бы часть их) негативными, то есть такими, которые дают основания предъявлять критику?
Существуют ли препятствия ассимиляции евреев со стороны евреев? Существуют ли препятствия ассимиляции евреев со стороны русских? Существуют ли препятствия ассимиляции евреев со стороны третьих российских наций?
Действительно ли русская интеллигенция после семнадцатого года почти полностью взаимно ассимилировалась с евреями?
Можно ли говорить о коллективной вине евреев в адрес русского народа? Например, многие люди, не любящие Советскую власть, описывают её как геноцид евреями русского народа.
Можно ли говорить аналогично, как настаивают многие евреи, о коллективной вине русских в адрес евреев, и если нельзя, то почему?
Существуют ли основания вообще ставить эти два вопроса о коллективной вине?
Может ли еврей быть русским патриотом и что этому препятствует?
Для ответа на эти вопросы я хочу привести почти феноменологические списки индивидуальных и коллективных качеств евреев. То есть я не ставлю себе здесь цель построить теорию.
Разделение качеств на индивидуальные и коллективные не вполне строго, но дает некоторую ориентацию.
Материалом для вычленения этих качеств для меня служила в основном московская жизнь, в меньшей степени российская и в ещё меньшей степени всякая другая.
В глубины истории при перечислении этих качеств я заходить не буду. Речь будет идти о сравнительно недавнем времени.
В своей характеристике я имею в виду значимое большинство среди евреев, а, разумеется, не всех евреев вообще. Но когда говорят о характерных качествах представителей этнических образований, по-другому действовать и нельзя.
Индивидуальные качества:
1. Повышенная нацеленность на достижение результатов.
2. Повышенное стремление к специализации.
3. Сниженное торможение мыслью "а зачем?".
4. Более слабое сдерживание мыслью "наверное, надо иметь бoльшие способности, чтобы иметь моральное право посягать на этот род деятельности".
5. Повышенная уверенность в собственной правоте.
6. Из третьего, четвертого и пятого пунктов вытекает одновременно и стремление к рефлексии, и обрыв её на малой глубине. Сравнительно часто это приводит к безмерности, то есть к отсутствию внутренних запретов.
7. Из этого следует жёсткое отрицание ответственности за скапливание в определённой сфере деятельности.
8. Несколько более высокий эгоизм.
9. Повышенная нацеленность на непролетарские и некрестьянские профессии.
Суммарно эти качества можно охарактеризовать как недальновидный и несамоотчетный активизм, который почти с неизбежностью порождает упрямую защиту самого себя как единственно естественного и практически единственно правильного мировоззрения.
Коллективные качества:
1. Стаднокогерентное настраивание на мнения референтной группы или же настройка на ведущего индивида.
2. Доменный, то есть ферромагнитоподобный, характер выбора деятельности. Таким образом, здесь имеется более суженная стадная когерентность, чем в предыдущем пункте. Из неё следует возможность доменной смены избираемых занятий, то есть эта смена подобна перемагничиванию домена. Если посмотреть на реально произошедшие события лет за сто пятьдесят, то занятия евреев суммарно удивляют своим разнообразием.
3. Мотив создания общественного блага у евреев, как следует из предыдущего, слабее мотива достижения личных результатов. Но это не самое главное, и в этом евреи не "чемпионы". Важнее то, что в некоторых ветвях элиты (в первую очередь речь идёт о финансово-промышленных олигархических группах и журналистах, в СССР же вначале это были партийные и правительственные элиты, а также политическая полиция, затем после их частью истребления, частью вытеснения из властных сфер евреи массово закрепились в науке, музыке, театре, кино) скапливается большое количество евреев, которые непрерывно лоббируют получение преференций для собственного рода занятий. Элиты становятся более активными и более глупыми, так как умных людей среди евреев хотя и больше, чем среди других народов (главным образом из-за бoльших усилий, направленных на развитие способностей), но не настолько, чтобы умных евреев хватало на занятие большинства элитных мест. В результате общественная структура создается не в соответствии с "планом застройки", а посредством отбора протоинститутов на выживаемость. Получающаяся общественная среда вовсе не обязательно выгодна евреям. Об этом говорит поражение еврейских элит в Германии и СССР в конце двадцатых - начале тридцатых годов.
4. В ситуациях взаимной коллективной ответственности народов евреи близоруки и поэтому уверены в своей правоте. Каждый из них знает, что ни о чём с другими евреями не договаривался. И оказавшись в нумерической (в начальный момент) группе евреев, получившей в совокупности сильно повышенный по сравнению с представителями других народов ресурс, он отрицает у представителей других народов право на зависть и осуждение. Это вызывает у других народов неприязнь, и в этот момент евреи говорят "мы им ничего не сделали, а они нас не любят". То есть евреи не замечают, что представители других народов тоже ни о чём не договаривались, и вменяют этим народам коллективную ответственность, не признавая своей. Потом идёт взаимная эскалация, когда уже и евреи, и противостоящие им этнические группы о чём-то "договариваются" внутри себя.
5. Евреи массово участвуют в разного рода духовном производстве, которое с течением времени приобретает всё большую роль в борьбе за власть и вообще за ресурсы.
6. Евреи очень часто указывают как бы вектор будущего для всего человечества, так как раньше других устремляются в перспективные области.
7. Евреи болезненно воспринимают обвинения в свой адрес. Прегрешения против евреев они склонны преувеличивать, а свои прегрешения против других народов склонны преуменьшать.
8. Значимая часть евреев использует свои обвинения других народов в юдофобии как политический инструмент.
9. Последние два качества, по существу, признаны среди определённой группы евреев, что доказывает развившийся в последние десятилетия феномен еврейской самокритики.
И в конце я хотел бы сказать несколько слов о менее феноменологическом, более теоретическом и не до конца законно забирающемся в глубь истории предмете.
Богоизбранность периода возникновения этноса по своему содержанию носит весьма ограниченный характер. Предполагалось, что евреи должны были стать народом, повелевающим другими народами, и не должны были задумываться о правомерности такого замысла, так как Бог "знает лучше". Не посвящённым в тайные учения евреям, а таких было огромное большинство, не было обещано стать более могущественными существами, чем человек, то есть хотя бы полубогами. Им не обещали проникновение во все тайны Вселенной, и даже наоборот, им обещали наказания за подобные поползновения.
А в последние пару столетий после выхода из замкнутых религиозноцентрированных сообществ всё большая часть евреев вовлекается в "умственные" занятия. Да и власть теперь непосредственно сопряжена с обладанием технологиями и, главное, с возможностью принимать участие в их разработке. Кроме того, власть приобретается публичной проповедью и пиаром не в меньшей степени, чем интригами. Скажем, Маркс, Фрейд и Эйнштейн были, пожалуй, не менее влиятельными, чем самые знаменитые раввины и каббалисты.
В любом случае всё это должно было привести и привело к быстрому расшатыванию ортодоксальных народных политических, религиозных и моральных верований. Поэтому правомерен вопрос: а нельзя ли считать современных евреев новым народом, время жизни которого составляет немногим более двухсот лет? Или, по крайней мере, народом, претерпевшим коренную метаморфозу?
А израильские евреи, возможно, образуют ещё один народ, который в массе не проявляет большинства вышеперечисленных качеств, свойственных евреям диаспоры, и в одном отношении находится на высшей (на данный момент) точке морального развития человечества. Я имею в виду реально практикуемые права подчинённых в израильской армии - больше нигде армейские начальники и подчинённые не относятся в такой степени на равных друг к друг как на службе, так и в быту. И надо отметить, что на боеспособности это отрицательно не сказывается...
Если я правда такой умный, прошу считать меня русским
Я не совсем согласен с тем, что отбор по способностям всегда является фальшивкой, прикрывающей желание отдать преимущество на любом конкурсе еврею в ущерб русскому кандидату. Дело, коротко говоря, заключается, на мой взгляд, в том, что русские в среднем на сегодняшний день гораздо талантливее евреев почти в любой области творческой деятельности. Еврейские таланты были результатом энергетического всплеска, связанного с исторически мгновенным переходом большой массы еврейского населения из местечек в большие города Европы и Америки. Этот энергетический всплеск начал сильно ослабевать в 50-60-е годы прошлого века и на сегодняшний день практически исчерпался. Я уж не говорю о том, что еврейские таланты за все эти неполные сто лет были ограничены только некоторыми видами творческой деятельности и к тому же во многом были сильно преувеличены благодаря, выразимся политкорректно, использовавшимся НЕКОТОРЫМИ евреями стратегиям "пробивной силы" и "борьбы с антисемитизмом". Так что на сегодняшний день разговоры о массовой еврейской талантливости есть всего лишь элементы политики продвижения себя НЕКОТОРЫМИ евреями на рынке высококвалифицированного труда. Я полагаю, что в этом смысле те из русских националистов (весьма немногочисленных), которые разделяют концепцию зоологического антисемитизма, т.е. не верят, что человек еврейского происхождения может быть приличным человеком, тем более приличным РУССКИМ человеком, сами оказываются жертвами этой еврейской саморекламы. И столь любимый одновременно еврейскими националистами и нашими жидоедами пример с олигархами здесь совершенно неуместен. Для того чтобы высиживать часами в приемной у Коржакова или Ельцина и поедать помянутых государственных деятелей преданными глазами, особого таланта не требуется. На это и любой Иван-дурак способен. Если только найдет силы преодолеть природную брезгливость. Впрочем, подобная брезгливость присуща и многим Абрамам-дуракам. Итак, миф о массовых еврейских талантах сегодня является всего лишь элементом индустрии Холокоста.
Между тем русские как таковые, русские славянско-крестьянского происхождения, фантастически, поразительно талантливы. В XIX веке это было видно только отчасти. Русский человек в массе своей был угнетён многочасовыми ежедневными сельхозработами, и ему было не до наук и искусств. Но и в этих условиях XIX век даровал нам всплеск русской, сначала дворянской, а затем и разночинской культуры. Этот энергетический взрыв был вполне сопоставим по своей мощности с упомянутым выше взрывом еврейской одаренности в XIX-XX веках. Но это были ещё цветочки. Ягодки созрели уже при советской власти. Я не очень люблю Ленина и Сталина за их излишнюю кровожадность. Но я готов признать их великими политиками за то, что они совершили чудо. Стоило снять с русского мужика и бабы ограничения вертикальной мобильности, свойственные периоду дворянского правления, и чудо произошло. Как только крестьянские дети поселились в городах и получили доступ к качественному среднему и высшему образованию, в России открылось такое количество умов и талантов высокого качества, которое сопоставимо и со всей предшествовавшей российской историей, и чуть ли не со всём современным тогдашней России внешним миром. И этот культурный супервзрыв в определённом смысле продолжается и по сей день. Избавьте сегодняшнего массового русского человека от повседневной гонки на выживание, и вы опять увидите при минимальных вложениях в науку и образование чудеса русского гения.
Чего стоят одни только наши оборонщики, которые за 15 лет почти полного отсутствия финансирования, в крайне некомфортных условиях, ухитрились изобрести сотни оборонных технологий мирового уровня, в десятки раз более дешёвых, чем китайские, в сотни и тысячи раз дешевле, чем американские и европейские.
И на Западе обо всём этом хорошо знают. У меня есть хороший приятель - англичанин довольно левых взглядов, член руководства лейбористской партии. И вот как-то за коньяком задал я ему трудный вопрос: "Почему вы, европейские социалисты, не поддержали нас в борьбе против Ельцина? Ведь Ельцин выражал враждебные вам либертарианские взгляды, а наш Верховный Совет был, в сущности, социал-демократическим. Неужели вы, умные люди, могли поверить в ельцинские байки про засевший в Верховном Совете блок сталинистов и нацистов?" "Нет, - ответил мне мой приятель после третьей рюмки. - Просто мы вас очень боимся, и боимся вашего усиления". "Это как?" спросил я изумленно. "А вот так, - ответил мой английский товарищ. - Вы непосредственно граничите с Европой. У вас пугающе большая территория. И при этом вы страшно, чудовищно талантливы". "Ни фига себе!" - вскричал я изумленно. "Да уж фига, - ответил мой собеседник. - Каждый раз, когда я слышу российскую симфоническую музыку или вижу на выставке произведения российского инженерного искусства, мне становится так страшно, что хочется закрыть глаза и ещё сверху прикрыть их руками". Но дальше, понятно, мы для приличия напились, и на этом разговор был окончен.
Так я что хочу сказать, громадяне. Мы думаем, что мы перед взрослыми дядями и тетями, мамиными друзьями на стульчике детском стоим и стишки им читаем. Естественно, ожидаем в этой ситуации от взрослых дядей и тётей, тем более маминых друзей, похвал да сюсюканий. А они, наоборот, в этой ситуации СЕБЯ ощущают детьми малыми. Так сказать, над пропастью во ржи. А нас видят в виде страшных взрослых мальчиков, которые мало того, что побить могут, так ещё и учатся во сто раз лучше. И вообще, во всём их талантливее. Ну, как таким подножку не подставить? Да и вообще, это не подножка, а справедливое возмездие Голиафу, нанесенное святым и праведным царем Давидом.
Возвращаясь к начальной теме, попытаюсь сделать вывод. Если сегодня мы и видим в России в чём-то очень талантливых евреев, то стoит понимать, что своими талантами они обязаны вовсе не собственному этническому происхождению, а, напротив, ассимилировавшей их культуре русского народа, которой русские с ними щедро поделились. И это ещё одно чудесное свойство русского народа. У него настолько мощная заразительная культура, что она способна ассимилировать даже такой жестоковыйный материал, как потомство Авраама.
Россия — для русских, фашизм не пройдёт
Угроза фашизма есть изобретение властей. Конкретно предложения по борьбе с фашистской опасностью были подготовлены для администрации президента Российской Федерации в начале 2005 года как методики для экспортного употребления, то есть для борьбы с ренацификацией Латвии, а также как методики подготовки юбилея Победы. Однако потом эти, на мой взгляд, вполне конструктивные разработки были использованы влиятельными лицами в администрации для внутреннего употребления.
С какой целью они используются внутри страны?
Я полагаю, что цели такой политической игры следующие. Во-первых, это попытка продемонстрировать Западу ужасную угрозу, которая должна доказать западным партнёрам, что нынешний режим есть уж в любом случае меньшее зло. Во-вторых, это очередная попытка предъявить народу врага, на фоне которого режим оказывается, как минимум, меньшим злом. Таким образом создается технология выигрыша президентских и парламентских выборов. В роли врага, который хуже власти, в 1996-м году была использована коммунистическая угроза, а в 1999-2000-м - угроза чеченская.
И если я правильно реконструирую логику властей, то сейчас они, кажется, реализуют совершенно контрпродуктивный для себя проект.
Запад начинает говорить, что Россия - страна победившего фашизма и пора её денацифицировать международным образом.
Народ реагирует прямо противоположным образом. Если против коммунистов среднее поколение и часть молодежи настроены негативно, если чеченский сепаратизм уже давно стал ненавистен большей части нашего народа, то не так дело обстоит с пресловутым "фашизмом".
Подавляющее большинство нашего народа разделяет обычные антифашистские взгляды, считая фашизмом тот режим, который воевал с нами во время Великой Отечественной войны. Но если власти пытаются выдать за фашизм и нацизм просто русское национальное возрождение, назвать нацизмом любое проявление русского национализма, патриотизма и ксенофобии, то есть большая опасность, что это вызовет только усиление национализма, патриотизма и ксенофобии.
В случае если власти действительно пойдут на такой, мягко выражаясь, глубоко контрпродуктивный шаг, как организация президентских выборов в виде борьбы кандидата от нынешних властей и "фашиста", то есть большая вероятность, что за "фюрера" проголосует где-то 75 процентов избирателей. И не поможет даже нынешняя технология мобилизации всех дворников, жэковских диспетчеров и пенсионеров.
Как должна реагировать оппозиция на развёрнутую властью "антифашистскую кампанию"? Я думаю, с презрительной улыбкой. Самое главное - не поддаваться на провокации. Надо вести разъяснительную работу, объяснять, что национализм не имеет ничего общего с фашизмом и нацизмом, по типу "Россия - да, фашизм - нет" или "Россия - для русских, фашизм не пройдёт". И вообще чувствовать себя спокойно, потому что все эти завывания, мне кажется, лучше всего описываются известным высказыванием Толстого по поводу Леонида Андреева: "Он пугает, а мне не страшно". Это психическая атака, и не более того.
В этой ситуации перед русским патриотическим движением стоят две опасности. Одна - "назло маме уши отморозить" и действительно взять в свою риторику нечто натурально фашистско-нацистское. Тем более что для этого существуют специальные провокаторы, специальные содержащиеся властями ряженые "нацики", которые на патриотических митингах делают "Зиг хайль!". И совершенно неважно, являются ли они провокаторами осознанными или людьми, которых и покупать не надо, которые сами делают то, что нужно властям. Вторая опасность - начать стесняться патриотизма и начать оправдываться неизвестно перед кем.
Всё происходящее представляет собой малограмотную и глубоко непрофессиональную деятельность властей, за которой стоит животный страх перед русским национальным возрождением.
Реально национализм - это всего лишь здоровый национальный эгоизм. Это хорошо сформулировано словами Ле Пена: "Я люблю сына больше племянницы, а французов - больше немцев". Национализм является естественной здоровой реакцией народа и страны на ограбление и унижение.
В этом смысле национализм хорош именно в кризисные времена и стихает, когда народ чувствует себя довольным и благополучным.
Сегодняшняя крепнущая в русском народе ксенофобия не является прямым следствием национализма. Можно быть идейным националистом, национальным эгоистом, но не быть ксенофобом. Такая ситуация возможна, когда народ богат, благополучен, доволен своей жизнью и при этом некоторые существующие в нём националистические настроения связаны с консолидацией вокруг национальной культуры, национальной истории и проекта будущего. В этой ситуации народ вполне может относиться к мигрантам как к младшим братьям.
Я вполне могу представить себе богатую и процветающую Россию, в которой существует мощный госсектор и крайне мощные крупные корпорации, высокотехнологические и постиндустриальные, а работники госсектора и крупных корпораций имеют очень высокий уровень и качество жизни.
В этой ситуации мигранты с юга, которые при этом являются не гастарбайтерами, а гастгешефтерами, могут быть снисходительно терпимы, если доход мелкого предпринимателя, торгующего фруктами и овощами, сильно ниже доходов работников госсектора или крупных корпораций. В этой ситуации русские будут говорить те самые слова, которые сегодня считают оскорбительными: "Да, эти ребята более талантливы в торговле, чем мы. Но нам же торговать западло, - будут они добавлять. - Мы занимаемся нормальной творческой работой, наукой, инженерией, служим в армии, нам эта фигня не нужна".
В такой ситуации не было бы никакого бойкота кавказских прилавков, ксенофобия бы выражалась в легком, скорее сословном, чем ксенофобском, кривлении губ при разговоре о торговле. Это я рисую, естественно, идеальную модель.
Но если сравнить её с нынешней ситуацией, когда русские ограблены, одновременно с этим унижены, когда единственная возможность увеличить свой доход, повысить свой уровень жизни - это заниматься мелким бизнесом, и при этом в крупных городах мелкий бизнес почти полностью монополизирован мигрантами, то мы можем себе представить реакцию коренного населения на увеличение числа мигрантов.
А когда власти к этому начинают казённо стыдить русских за то, что они недовольны своей жизнью, обзывать их фашистами и говорить: "Как вам не а-я-я-й, вы не смеете так говорить!" - это только усиливает ксенофобию.
И даже если отбросить все реальные недостатки мигрантов, а именно то, что бизнес их часто теневой и мафиозный, находится в коррупционной связи с местными властями, повязан с этнической преступностью, что некоторые мигрантские группировки специализируются на наркотрафике, что насильственные преступления в больших городах гораздо чаще совершаются мигрантами, что мигранты несут за собой архаическую культуру, прежде всего неуважение, презрение к женщине, категорически не свойственное сегодняшней развитой русской городской культуре, то нынешняя ксенофобия русских, которая действительно растёт и крепнет, найдет полное объяснение.
Лучший способ бороться с ксенофобией - это дать государствообразующему народу высокий уровень и качество жизни, уверенность в завтрашнем дне, интересную работу и вообще нормальную жизнь. И ксенофобия снизится до того естественного уровня, который существует в любой стране, потому что в любой стране граждане, может быть, стесняются прямо выговаривать ксенофобские лозунги, но в целом (поскольку народ и нация есть некоторая форма солидарности "своих") к чужим всегда и всюду относятся настороженно, хотя и стараются об этом не говорить вслух.
Часть 5. Наша церковь
Почему наша Церковь пока не стала духовным лидером русского народа?
Прошло уже более 15 лет с тех пор, как закончились коммунистические гонения на церковь. Все эти годы идёт активное храмовое строительство. Успешно работают православные книжные издательства, газеты и журналы. На праздники храмы полны верующих. Миллионы людей реально воцерковились. На порядок большее число людей называют себя православными. Это заметно даже в повседневной жизни. Недавно пошел на пруд купаться, почти все мужчины, женщины и дети с крестиками. Не считая азербайджанцев, разумеется. Опять же, берёшь такси - над передней панелью иконки. Чаще всего деисусный триптих. Разумеется, если водитель - русский или грузин. Пасхальную и рождественскую службу транслируют по ТВ.
Однако, несмотря на все эти зримые знаки православного возрождения, голоса православных людей в стране практически не слышно. Да, Святейший время от времени делает официальные заявления по телевизору. Но их почти никто особо внимательно не слушает. Весьма активная пастырская, миссионерская и политическая деятельность покойного владыки Иоанна (Снычева) осталась почти незамеченной за пределами круга его непосредственных сторонников. Из партий православной направленности так ничего и не вышло. На социальную доктрину русской православной церкви почти никто в миру не обратил внимания. Разрабатываемая сейчас церковная доктрина прав человека пока привлекла внимание только профессиональных "правозащитников", не лишивших себя удовольствия в очередной раз облить грязью православие и церковь.
Практически на сегодняшний день политические взгляды православных христиан регулярно высказываются на десятке не всегда дружных между собой интернет-изданий, имеющих совокупную аудиторию дай бог в десяток тысяч посетителей. Попробуем проанализировать причины такого положения дел. На мой взгляд, причиной сложившейся ситуации является нерешённость и нерешаемость нескольких важнейших для жизни церкви проблем.
Попробую их перечислить. Наверное, важнейшая из этих проблем - это неурегулированность отношений между воцерковленными и невоцерковленными православными. На сегодняшний день у нас в стране сложились как бы два во многом непересекающихся православия. Три-четыре миллиона человек более-менее регулярно посещают храмы, соблюдают посты, исповедуются и причащаются. Они, как правило, неплохо знакомы с догматами, канонами и обрядами православного вероучения. Среди этих людей немало окончивших высшие учебные заведения. Строго говоря, с точки зрения православных канонов, ими и исчерпывается сегодняшний русский церковный народ.
Однако у нас в стране проживает ещё этак 50 миллионов человек, считающих себя православными. Эти люди крестят своих детей, венчают свои браки и отпевают своих покойников в церкви. Они приходят на Пасху к храмам "посмотреть на крестный ход", потом идут домой есть куличи, пасху и яйца, запивая их водкой. В храмы приходят в основном в случае житейских невзгод для совершения ритуала, известного у них как "поставить свечку". Если сильно заболеют, просят окропить их святой водой. Желательно крещенской. На этом их православие в основном и исчерпывается.
Это "народное православие" весьма устойчиво и самовоспроизводится десятилетиями. Отношение таких "народноправославных" к церкви чем-то сходно с отношением японцев к буддизму. Буддизм в Японии - религия меньшинства. Но при этом остальные японцы, исповедующие синто и придерживающиеся конфуцианской этики, регулярно прибегают к услугам буддистских бонз. Так, например, для совершения обряда над покойниками японцы обращаются к буддистским монахам. Ритуал же заключения брака предпочитают совершать в храмах синто. При этом особо не прислушиваются к учению жрецов синто и просто в упор не слушают буддистских монахов. В жизни же руководствуются исключительно конфуцианской этикой в её японском варианте.
У наших "полуправославных" тоже есть свой аналог конфуцианской этики. Эта система убеждений хорошо известна всем нам. Нужно быть порядочным и честным человеком. Хотя требования порядочности в принципе более важно, чем требование честности. Нельзя делать подлостей.
И нужно и естественно любить свою семью, своих друзей и свою Родину. Бывают ситуации, когда их нужно защищать. Иногда защита семьи, друзей или Родины требует жертв. В некоторых ситуациях жертв радикальных, вплоть до пожертвования собственной жизни. На такое способен не каждый, но тот, кто отдал свою жизнь ради близких людей или ради Отечества, тот - герой. О таких людях нужно помнить.
Каждый человек должен работать. Конечно, было бы хорошо, чтобы работа была одновременно творческой, интересной и лёгкой и при этом отнимала бы совсем немного времени. Однако счастье на Земле встречается не так уж часто. Поэтому работать надо даже тогда, когда работа не очень интересна, не очень легка и отнимает не так уж мало времени. Потому что работаем мы, в конечном счёте, всё же не для самоудовлетворения и даже не для того, чтобы прокормить самого себя. А работаем мы для того, чтобы прокормить родных и близких нам людей. А это - дело хорошее само по себе, и ради него и потерпеть не жалко.
Буквально за последнюю четверть века этот комплекс взглядов обогатился представлением о том, что быть образованным - хорошо. А уж давать образование своим детям - и подлинно достойное и благородное занятие.
К традиционным христианским представлениям о сексе это сознание достаточно равнодушно. В принципе, идеалом представляется моногамная многодетная семья, где родители живут в браке всю жизнь. Однако на практике проявляется чрезвычайная терпимость к разводам и достаточная - к супружеским изменам. Контрацепция считается допустимой, а добрачные связи - абсолютно нормальными. Мастурбации стыдятся, но повсеместно практикуют.
Далеко это народное сознание и от традиционно христианских представлений о покаянии и грехе, в том числе грехе первородном. Ему достаточно чуждо представление о том, что мир лежит во зле. Иисус Христос воспринимается не столько как Спаситель, сколько как Бог.
Посты не соблюдаются. Молятся редко, чаще всего в сложных ситуациях и, как правило, своими словами. Церковные молитвы знают редко. Часто не знают даже "Отче наш", "Богородице" и Символа Веры. К воцерковленным православным относятся терпимо. Называют их "набожными". Считают естественной "набожность" старух и, в меньшей мере, стариков. Удивляются набожности молодых людей
Разумеется, с догматически православной точки зрения, массовая народная вера есть типичный образчик практического пелагианства. Более того, не совсем ясно, можно ли считать лиц, её исповедующих, членами Церкви.
С исторической точки зрения, народная вера имеет много аналогов. Можно усмотреть её сходство и с нашим дохристианским язычеством, и с персидским маздеизмом, и с римским митраизмом. С другой стороны, народная вера во многом напоминает немецкое мещанское лютеранство XIX века. Однако более всего она сходна со своими предшественницами - народными верами византийцев и наших предков из Киевской Руси.
У нашей церковной иерархии нет на сегодняшний день определённости в отношении народной веры. Наших иерархов можно понять. Считать адептов народной веры оглашенными странно - они крещены. Считать их отступниками вроде нет оснований. Признать их полноценными верными - трудно. Как осуществлять в их адрес миссионерство - не совсем понятно, так как эти люди уверены в том, что учиться им нет ни нужды, ни времени. В результате церковные власти мудро воспроизводят политику своих византийских и древнерусских предшественников - не предпринимают ничего.
И их можно понять. Ведь политика активного миссионерства может оказаться успешной. А это - не всегда хороший результат. Это беда, что, будучи весьма сомнительными православными, представители народной веры во многом, как человеческий тип, превосходят значительную часть воцерковленных православных.
Если уж говорить совсем откровенно, беда даже не в этом. Беда в том, что многие из воцерковленных православных на сегодняшний день являются безобидными, но злобными сумасшедшими. Или, если выражаться мягче, глубокими невротиками и/или психопатами, имеющими серьёзные трудности с социальной адаптацией. И это - вторая важнейшая проблема нашей сегодняшней церковной жизни.
По выражению церковного публициста Андрея Рогозянского, современным православным часто свойственны "желание отдать себя в полное ведение духовника или аскетической системы, паническая неуверенность и боязнь личной ответственности". Зачастую, причина их церковности - "жизненные неудачи... природная замкнутость, погруженность в себя... пассивность, нежелание заниматься мирскими делами".
Я согласен с этим психологическим портретом, но считаю его слишком щадящим. Попробую дать описание современного "православненького" или "православнутого" человека.
Я бы определил этот психотип как психотип существа, ищущего благословений, избегающего суждений, аполитичного, аутичного, склонного к разрыву отношений при малейших разногласиях, эмоционально-черствого, малоконтактного, лицемерно-жалостливого, внутренне злобного, стремящегося сделать свою веру своей единственной профессией. Плюс ко всему этому - обязательно отсутствие чувства юмора и наличие отвращения к табакокурению.
Под исканием благословений я имею в виду добровольное принятие католической идеи диктатуры совести, то есть нежелание предпринимать каких бы то ни было действий (в том числе повседневно повторяющихся) без прямого приказания священника. Эта еретическая гнусь называется на слэнге православнутых "пастырское благословение" или "батюшкино благословение".
Под избеганием суждений я понимаю принципиальный отказ от моральных оценок чего бы то и кого бы то ни было, под мерзко лицемерным нежеланием "судить, да не судимы будете". Впрочем, из этой атараксии есть исключение. Лиц, критикующих "батюшку", судить можно. Понятно как. Впрочем, лучше не судить, а тихо разорвать отношения с последующим бойкотом. Иногда подобные разногласия могут стать даже причиной развода.
Под желанием сделать веру профессией я имею в виду специфическое сочетание лени и нежелания трудиться, дилетантизма и неуклюжести с высокомерным гнушением миром и мирской жизнью, приводящим к убеждению о порочности всех или почти всех мирских профессий. Всё это часто сочетается с так называемой "брянчаниновщиной", то есть с лживой верой в то, что мораль, наука и искусство и вообще человеческая культура являются по своей внутренней сущности глубоко порочными. Естественным результатом подобного симптомо-комплекса является желание работать исключительно при храме - чтецом, певцом, продавцом в церковной лавке, сторожем или уборщицей.
Это сознание очень трудно искоренимо. Церковные власти хорошо понимают его порочность. Но они не видят реалистических методов искоренения этой напасти. Дело в том, что ересь православнутых разделяется не только мирянами. Среди них не так уж мало священнослужителей и монашествующих.
Последствия деятельности этих оборотней в рясах чудовищны. До сих пор не могу забыть страшную историю более чем 20-летней давности. Молодая женщина обратилась к духовнику с жалобой на мужа, который, исходя из неправильно понятого церковного учения, сильно её тиранил, и призналась в том, что естественное раздражение на мужа склоняет её к влюбленности в одного из знакомых мужчин. Эта женщина, серьёзно относясь к своему браку, спросила у священника совета, как бороться с влюбленностью. Священник посоветовал ей при каждом пробуждении чувства влюбленности творить Иисусову молитву. Однажды при наплыве сильных чувств помянутая дама молилась столь интенсивно, что упала в обморок. Когда она рассказала об этом духовнику, тот дал ей ещё лучший совет: "Молиться надо было не до обморока, а до смерти". Эта история кончилась ужасно. В результате мудрой пастырской деятельности брак распался, а женщина сошла с ума. Муж, по совету того же пастыря, принял монашество и священный сан. Через несколько лет он отказался как от сана, так и от обета. В момент этой истории молодым супругам было немногим за двадцать. А "добрый пастырь" до сих пор благоденствует и очень почитаем в соответствующих кругах.
Конечно, нельзя сказать, что церковные власти смотрят на все эти гнусности сквозь пальцы. На одном из последних архиерейских соборов даже было принято специальное постановление, осуждающее практику так называемого "младостарчества". Но болезнь чрезвычайно запущена. Как её лечить - не очень понятно. При попытке применять к волкам в овечьей шкуре архиерейские запрещения весьма высока вероятность раскола в донатистско-новацианском стиле. Наверное, можно было бы на него пойти, но я при этом хорошо понимаю мотивы нашей иерархии, заставляющие её бездействовать. Итак, третья базовая проблема сегодняшней церковной жизни - это скрытый раскол между нормальными традиционными православными и еретиками-фундаменталистами. При этом, по моим оценкам, нормальные православные составляют хорошо если четверть среди сегодняшних практикующих и воцерковленных православных.
По моим оценкам, нормального православного довольно легко узнать по отсутствию постной рожи, наличию мирской профессии, интересу к политике и наличию политических убеждений. Как правило, умеренно-националистического толка. То, что такие люди есть и их не так уж мало, удивительно, и может быть объяснено только чудом.
Ситуация усугубляется тем, что по причинам, которые здесь не место обсуждать, наша церковь в ХХ веке оказалась, по сути, лишенной богословского и пастырского осмысления наиболее серьёзных проблем и ситуаций мирской жизни. У нас по-настоящему нет сегодня церковных концепций семьи, дружбы, профессии, политики и социальной справедливости.
Только в последние годы началась серьёзная работа над этими темами. И здесь невозможно переоценить как богословского, так и организационного вклада митрополита Кирилла, который на сегодняшний день вместе с нашим Патриархом остаётся наиболее трезвомыслящим архипастырем и вероучителем.
Я, разумеется, не знаю, как решать описанные здесь проблемы. Но решать их нужно нам всем. Полагаю, что здесь есть два перспективных направления деятельности. Одно из них - это то, что называется политическим православием. Другое можно назвать православным освоением мирской сферы. Думаю, нам надо двигаться в сторону сочетания догматического, канонического и обрядового консерватизма с практическим, политическим и социальным модернизмом. Если Господь нам поможет, может быть, мы и придём к новому каппадокийскому синтезу церковности и культуры. Но это уже совсем другая история.
Что необходимо сделать Церкви, чтобы стать духовным лидером русского народа
Вначале приведу ряд тезисов.
Первое. Российское государство и его государствообразующий народ - русский - находятся в одном из самых глубочайших кризисов за всю свою историю.
Второе. Выход из этого кризиса мог бы быть сильно облегчён, если бы у нашего народа была общенациональная солидарность по важнейшим вопросам жизни, если бы у нашего народа было бы осознание своих важнейших интересов и совместная деятельность по их реализации.
Третье. Наш общенациональный кризис чрезвычайно усугубляется практически полным отсутствием всего перечисленного во втором тезисе.
Четвёртое. В ходе предшествующей российской истории и, в особенности, во времена общенациональных кризисов силой, обеспечивавшей общенациональную солидарность, осознание и консолидацию интересов и совместную деятельность по их реализации, всегда была наша Церковь.
Пятое. Сегодня наша Церковь во многом сама затронута общероссийским кризисом. В частности, это выражается в попытке части верующих и клириков отгородиться от своей страны и народа, замкнувшись в стенах искусственно выстроенного обрядоверческого и требоисполнительского гетто.
Шестое. Тем не менее, несмотря на пятое утверждение, Церковь остаётся одной из последних надежд нашего народа на прорыв, на выход из кризиса, на возрождение России.
Седьмое. Внутри церковной ограды достаточно здоровых сил, чтобы осознать и реализовать поставленную задачу.
Восьмое. Начальными шагами для этого должны послужить чрезвычайно сильное по сравнению с положением на сегодняшний день расширение и экспансия во все сферы нашего общества социальной инфраструктуры нашей Церкви с одновременной модернизацией этой инфраструктуры.
Девятое. Тем не менее, совершенно необходимой такую модернизацию социальной инфраструктуры церковной жизни. Это не обновленчество и не "протестантизм восточного обряда". Это случающаяся не первый раз в нашей национальной и церковной истории необходимость достойного ответа на вызовы современной ситуации. Такой ответ вполне укладывается в традиционные для нашей Церкви принципы церковной икономии и политики.
Десятое. Для реализации такой программы необходимо реальное покаяние, изменение ума, выражающееся в отказе от ревности не по разуму, от навязших в зубах зилотскоакривистских штампов.
Как реализовать эти начальные шаги? Считаю необходимым в самую первую очередь заняться построением социальных структур, роль которых заключается в устранении разрыва между декларируемыми принципами жизни православного христианина в миру и существующей практикой.
Я имею в виду следующее. Важнейшими проблемами реальной практической жизни православных христиан в сегодняшнем обществе являются чрезвычайная трудность соблюдения добрачного целомудрия и чрезвычайная трудность реализации многодетных семей. Другой важнейшей проблемой, или, лучше сказать, язвой, от которой страдает весь наш народ, является, с христианской точки зрения, массовая распространенность абортов. Этой болезни вряд ли в значительной степени подвержены воцерковленные христиане, но среди крещёного большинства нашего народа эта беда весьма распространена.
Полагаю, что весьма назревшей, если даже не перезревшей, является необходимость создания православных брачных агентств и семейных детских домов. Если мы не хотим, чтобы наши женщины делали аборты, мы должны иметь возможность предложить каждой женщине, желающей избавиться от ребёнка, не ригористические проповеди, а реальную возможность отказаться от смертного греха, родив ребёнка и отдав его на воспитание Церкви. Уверен, что очень многие воцерковленные семьи, в особенности священнические, с большой радостью возьмут таких детей на воспитание.
Стоило бы подумать и о православных финансовых институтах, действующих по модели пенсионных фондов, задачей которых была бы не выплата пенсий, а выплата пособий на детей.
Борьба с засильем агрессивных мафиозно-клановых диаспор могла бы быть чрезвычайно облегчена созданием с благословения епархиального архиерея региональных православных предпринимательских гильдий.
Борьба трудящихся за социальную справедливость в условиях антитрудового законодательства и чрезвычайной слабости существующих профсоюзов могла бы быть подкреплена созданием православных профсоюзов по образцу католических профсоюзов 20-30-х годов.
Чем продолжать тягостную борьбу с Минобразом, не проще ли нам, братья и сёстры, создать систему православных школ, в конечном счете, даже православных школьных округов, сделав эти школы элитными по качеству образования и, тем самым, чрезвычайно привлекательными не только для нас самих.
Давно пора развить далее существующую плодотворную практику православных сестёр милосердия, создав систему православных больниц, домов престарелых и домов призрения, равно как и систему сестринских и врачебных братств. Думаю, вполне возможно и создание института православных социальных работников.
В городах возможны православные кондоминиумы и МЖК, строящиеся параллельно со строительством новых храмов.
Наконец, совершенно не бессмысленным является вопрос о православных силовых структурах в виде казачьих частей, охранных агентств и аналитических центров.
Всё вышеперечисленное не повредит, а, наоборот, поспособствует укреплению прихода, который по причинам, указанным в предыдущей статье, вряд ли может оказаться на сегодняшний день базовой структурой православного и национального возрождения.
Не хлебом единым жив человек, но без решения задачи сбережения народа, без ответа на вопрос, как нам накормить наш народ, дать ему чувство безопасности и чувство собственного достоинства, мы никогда не сможем решить чисто религиозные задачи.
Часть 6. Экономические рецепты
Как прекратить разворовывание России
Имеется широко распространенное как среди экспертов, так и в населении мнение о том, что важнейшей проблемой России является проблема воровства. Она не нова и в ходе истории периодически обострялась. Можно вспомнить, что как одну из главных её оценивал Петр Первый. Также и Карамзин в ответ на вопрос, как одним словом описать жизнь России, ответил: "воруют". У Мельникова-Печерского центральной темой вроде бы беллетристических романов была тема казнокрадства.
За несколько месяцев власти Временного правительства его министрам удалось скопить состояния, на которые потом жили более полувека (например, сам Керенский). Среди российских министерских чиновников 90-х годов было в ходу сравнение себя в воровстве с Керенским (притом по масштабам в свою пользу - с учетом более длительного времени пребывания у власти).
Важнейшей проблемой современной российской экономики, да и общества в целом, является тот факт, что большая часть этой экономики находится в серой и чёрной зонах. Каковы же основные схемы увода её в тень?
Первичными и самыми базовыми из них являются, конечно, схемы трансфертных платежей. К ним по типу примыкают и другие аналогичные схемы.
Одна из самых типичных схем, через которую проходят огромные суммы, следующая. Вертикально интегрированные нефтяные компании закупают у своих аффилированных нефтедобывающих компаний сырую нефть по трансфертным ценам, в 5-10 раз меньшим, чем рыночные. Благодаря этому, в частности, значительно снижаются суммарные налоги, несмотря на то, что налоги от последующих сделок могут и увеличиваться.
Второй типичный канал воровства таков: вертикально интегрированные нефтяные компании и Газпром продают при экспортных сделках сырую нефть и газ своим аффилированным офшорным компаниям по ценам значительно ниже мировых. Те же, в свою очередь, перепродают это сырье зарубежным покупателям по равновесным ценам.
Еще один вид трансфертов: компании-импортеры поручают своим аффилированным офшорам закупать за рубежом продукцию по равновесным ценам, а сами, в свою очередь, перекупают её у них по значительно более высоким ценам.
Самый простой и наиболее либеральный способ прекратить эти трансферты заключается в использовании механизма объявленных цен. Он подразумевает создание государственного бюллетеня, в котором будет публиковаться список цен, действующий в течение определённого периода. Этот период может быть сколь угодно малым, но не менее чем одни сутки. Сами цены будут определяться той стороной, которая в настоящее время мошенничает.
Таким образом, нефтяные компании будут обязаны продавать сырую нефть всем желающим по этим ценам вплоть до следующего объявления цен. Точно так же компании импортеры будут обязаны покупать по объявленным ценам продукцию у каждого, кто предлагает такую продукцию на продажу.
Еще одним типом трансфертов является схема внешнего толлинга, которая применяется в основном в алюминиевой промышленности. Импортер закупает сырье и передает его перерабатывающему заводу на переработку, оплачивая только факт последней. Имеется также схема внутреннего толлинга - это переработка давальческого сырья. Широко используется в сельхозпереработке, в текстильной промышленности и в нефтепереработке.
И внешний, и внутренний толлинг необходимо запретить.
Огромные средства разворовываются при нецелевом использовании федеральных трансфертов и средств регионального бюджета региональными администрациями.
Для предотвращения нецелевого расходования средств региональных бюджетов необходимо создать в каждом регионе депозитный банк. Все организации-налогоплательщики должны будут получить в этом банке карточку электронных расчетов, и все свои расчеты с региональным бюджетом должны будут проводить через эту карточку. Это должно быть дополнено казначейской системой исполнения федерального бюджета.
Имеет смысл создать на уровне регионов счётные палаты, так как на федеральном уровне этот орган зарекомендовал себя достаточно позитивно. Это позволит вскрывать крупные злоупотребления более оперативно и независимо, чем это получается у следственных органов и прокуратуры.
Муниципальные власти зачастую оплачивают муниципальные работы и услуги по завышенным ценам - за "откат". Разница делится между "высокими договаривающимися сторонами". Если учесть количество муниципалитетов в России, суммарные объёмы воровства в этой сфере могут оказаться сопоставимыми с воровством нефтяных компаний.
Для предотвращения муниципального воровства следует запретить любые муниципальные внебюджетные фонды. Расходная часть бюджета формируется строго на основе его доходной части. Все необходимые для данной территории работы и услуги, оплачиваемые из бюджета, проводятся на основе договоров о предоставлении прав осуществлять эти работы или услуги, в которых определяются все условия. Например: транспортная компания заключает с муниципалитетом договор об обслуживании населения. В договор включаются расписание, маршруты, цена билета, штрафные санкции за нарушение расписания вплоть до расторжения договора. Представляется бизнес-план, в котором определяются затраты и доходы. Если компания получает прибыль, то муниципалитет ничего ей не платит. Если же такой проект является планово-убыточным, то муниципалитет дотирует компанию, чтобы покрыть её расходы.
На аналогичных условиях следует сдавать объекты муниципальной инфраструктуры в концессию.
Необходимо также организовать систему независимых и регулярных аудиторских проверок на муниципальном уровне.
Нецелевым образом расходуют средства и правления крупных компаний, в том числе государственных и полугосударственных.
Для прекращения этой практики необходимы постоянные аудиторские проверки, увольнение нерадивых и уголовное преследование нарушителей закона.
Еще одним каналом воровства является использование векселей и схем взаимозачетов при неденежных формах расчетов.
Неденежные формы расчетов должны быть максимально ограничены, а впоследствии и запрещены.
Нецелевым образом используют средства организации, в функции которых входит осуществление социальных выплат.
Для пресечения этой практики необходимо перейти к адресной системе социальных выплат и также проводить регулярные проверки.
Крупнейшей структурой, плодящей криминалитет, являются торговые монополии, которые покупают товары оптом и продают их в розницу. Средняя величина торговой наценки составляет половину розничной цены товара. При этом до двадцати процентов от розничной цены товара составляет доход чистого криминалитета.
Средством борьбы с этими монополиями является создание вертикально-интегрированных структур. Первым шагом к этому является создание производителями продукции своих розничных магазинов.
Среди подобных структур особенно перспективными являются структуры сбытовой кооперации.
По-прежнему распространено использование в обход закона на основе постановлений правительства различных льгот и преференций.
Необходимо отменить все незаконные льготы и преференции. Необходимо также проверить личные счета всех тех чиновников, которые утверждали, согласовывали и исполняли эти постановления.
Необходимо также перекрывать каналы контрабанды, таможенных взяток и взяток пограничников.
Необходимо восстановить законность в вопросах приватизации собственности.
Во-первых, необходимо аннулировать результаты залоговых аукционов как типичных притворных сделок.
Во-вторых, необходимо аннулировать продажу предприятий стратегическим инвесторам, если они не выполнили своих обязательств по инвестициям в приобретенные предприятия.
В-третьих, необходимо отстранять неэффективных собственников путём государственного инициирования процедуры банкротства.
В-четвертых, поскольку так называемая ваучерная приватизация была осуществлена по не менее чем на порядок заниженным ценам, государство должно осуществить дополнительную эмиссию акций приватизированных предприятий на сумму недооценённой стоимости, восстановив, таким образом, государство в правах собственности. Другим, аналогичным по результатам методом является выкуп государством предприятий по цене продажи с последующей возможной их приватизацией по реальной цене.
Экономический рецепт для России
Россия не является - в настоящем её виде - страной третьего мира. Россия - это страна, в которой существует колоссальный задел в области науки и технологии, в которой существует очень высокий средний уровень образования. По этим параметрам она полностью соответствует остальным развитым странам. Следовательно, меры, которые нужно принимать в России для развития экономики, и в частности, инновационного сектора, в значительной мере должны напоминать меры, которые принимаются в развитых странах, в особенности в том, что касается сектора образования, науки и культуры. А именно: нужно предпринимать все возможные меры для того, чтобы превратить инновационный сектор в основной источник дохода. Потенциал для этого в России есть. Конечно, такая политика может вызывать недовольство некоторых западных стран: на рынке появится очень приличный конкурент. Но, в конечном счёте, улучшение экономической ситуации в России и выход её на уровень развитых стран ни в чём интересам этих стран не противоречит. Вряд ли можно считать, что они заинтересованы в создании огромной зоны нестабильности на территории, равной 1/6 поверхности суши.
А уж интересам новых индустриальных стран это отвечает в полной мере, потому что и Тайвань, и Малайзия, и Южная Корея очень страдают оттого, что они вынуждены покупать научно-технический продукт в западных странах, где всё это стоит дорого. Россия вполне могла бы обеспечить эти новые индустриальные страны соответствующими технологиями и знаниями за более скромное вознаграждение, что, по-видимому, привело бы к значительному увеличению темпов экономического роста, как в России, так и в новых индустриальных странах.
Следовательно, основные усилия по реструктуризации российской экономики в этом плане, как это ни парадоксально, должны вестись в полном соответствии с общей идеей глобализации. То есть, прежде всего, надо развивать те регионы страны, которые уже являются развитыми, а не размазывать всё равномерно по всей территории. Надо превращать развитые регионы России, прежде всего Москву, Питер и некоторое количество других продвинутых субъектов Федерации в локомотив российской экономики, которая потом, выйдя на мировой рынок, обеспечив достаточно высокий уровень жизни непосредственно тем людям, которые принимают участие в этих производствах, потянет за собой население всех остальных территорий страны, которые, надо сказать, к тому же довольно слабо населены.
Это стратегическое направление. В тактическом плане можно сказать вот что: на сегодняшний день роль инновационного сектора в Российской экономике играет топливно-энергетический комплекс (ТЭК). ТЭК не является, по сути, инновационным сектором, потому что его ресурсы ограничены, в нём не существует механизма создания чего-то нового. Но он вполне может считаться аналогом инновационного сектора, потому что это единственный сектор отечественной экономики, который обеспечивает устойчивые сверхприбыли. В связи с этим условия обеспечения социального государства в России сегодня необходимо, разумеется, возлагать на корпоративные налоги с ТЭКа, а в конкретных нынешних российских условиях наилучшим решением была бы национализация ТЭКа или, в крайнем случае, национализация природной ренты, которая в настоящий момент почему-то приватизирована узкой группой лиц. Дальнейшее развитие инновационного сектора в России потребует, конечно же, увеличения налогообложения этого сектора, но это надо будет делать тогда, когда он встанет на ноги, а не тогда, когда он и так еле дышит. А перераспределение получаемых налогов, естественно, должно идти в первую очередь на повышение уровня образования, здравоохранения и на научно-технические разработки.
Таким образом, начальными мероприятиями, которые нужны для того, чтобы запустить в России процесс сглаживания негативных последствий глобализации мировой экономики, являются, с одной стороны, мероприятия, связанные с национализацией ТЭКа и переносом бремени финансирования прогресса и социальных платежей на природную ренту, с другой стороны, проведение мероприятий, направленных на повышение уровня образования, науки и культуры.
Превратить ТЭК из фактора консервации отсталости в инструмент и опору инноваций
Какая энергетическая политика нам нужна. Правильная энергетическая политика нужна нам сегодня, можно сказать, по жизненным показаниям. Ведь все наши сегодняшние беды - низкий уровень и качество жизни подавляющего большинства населения, переходящее все рамки приличий социально-экономическое неравенство, упадок обрабатывающей промышленности, науки, культуры и образования - являются результатом неправильной энергетической политики.
Когда в 1992 году в ходе гайдаровских реформ на фоне ликвидации монополии внешней торговли были разом отпущены все цены, уцелеть смогли лишь те отрасли старой советской экономики, которые оказались способными продавать свою продукцию за валюту. В первую очередь это оказались отрасли советского топливно-энергетического комплекса.
Расцвет российского ТЭКа на фоне упадка остальных отраслей народного хозяйства привел к ряду следствий. ТЭК стал основным источником бюджетных поступлений. Уровень жизни работников этой группы отраслей, в особенности же уровень жизни руководителей, несоизмеримо возрос по сравнению с уровнем жизни всех остальных жителей России. Как основной источник валюты в стране, ТЭК (разумеется, через целую цепочку посредников) стал главным мотором потребительского импорта. Возник замкнутый цикл: "нефть - на продажу, куриные окорочка и видаки - на покупку", характеризующий экономику зависимого полуколониального типа.
Такая экономика стала, в свою очередь, воспроизводить социально-экономическое неравенство. В условиях зависимой экономики богатство и даже элементарная состоятельность достаются тем, кто непосредственно участвует в экспортно-импортных операциях и связанных с ними финансовых операциях. Вся эта ситуация была усугублена масштабной приватизацией ТЭКа. В результате залоговых аукционов российское государство и общество практически оказались заложниками новоявленных частных собственников - олигархов.
В российском ТЭКе сложилась невиданная нигде в мире ситуация. Во всём мире ТЭК либо находится в государственной собственности, либо, находясь в частной собственности, поддерживает негласные, как правило, но при этом весьма прочные связи с политическим руководством страны. Полная независимость ТЭКа от государства - ситуация, невозможная нигде, кроме ельцинской России.
Стратегическим направлением деятельности частных российских нефтяных кампаний стало укрывательство в особо крупных размерах своих доходов от налогообложения с последующим выводом утаенных доходов в офшоры. Лишь очень малая часть укрытых доходов возвращается в Россию в виде инвестиций в производство. Большая же их часть расходуется на сверхвысокие, даже по западным меркам, теневые зарплаты топ-менеджмента, на создание личных сверхсостояний собственников, на взятки госслужащим и на лоббистскую деятельность.
Между тем государство просто обязано сохранять контроль над топливно-энергетическим сектором. Основными принципами энергетической политики, направленной на благо большинства населения, должны быть следующие.
Во-первых, внутренний рынок приоритетен по сравнению с мировым рынком. Цены на внутреннем рынке должны определяться не только продавцом, но и покупателем. Они не должны зависеть от мировых цен.
Во-вторых, покупатели и цены на мировом рынке должны определяться продавцом при участии государства.
Налогообложение ТЭКа должно быть устроено таким образом, чтобы в доход государства изымалась вся природная рента за исключением необходимых инвестиций в разведку, производство, внедрение передовых методов разработки месторождений и честной предпринимательской маржи. Нефтегазовое оборудование должно закупаться только у отечественных производителей. На экспорт должна поступать та часть нефтегазовых ресурсов, которая остаётся после удовлетворения потребностей внутреннего рынка, включая потребности нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности. Хищническая эксплуатация месторождений должна наказываться лишением лицензий на недропользование.
Льготные цены на нефть и газ могут быть предоставлены только союзникам России - дружественным России государствам. Нарушение прав граждан России, реэкспорт российских нефти и газа, воровство российских нефти и газа в промышленных масштабах, участие в реализации геоэкономических проектов, враждебных России, должны рассматриваться как несовместимые со статусом союзника России - дружественного России государства.
При торговле нефтью и газом на мировом рынке необходимо следить за тем, чтобы Россия не стала энергетическим придатком кого-то из своих покупателей. В частности, необходимо диверсифицировать внешнюю торговлю горючими ископаемыми между европейским, азиатско-тихоокеанским и южноазиатским направлениями. Желательно привлекать капиталы из дружественных России государств союзников России для участия в российских нефтегазовых компаниях и трубопроводных проектах. Только так мы сможем гарантировать защиту интересов граждан России.
Геополитика ТЭК и цивилизационный проект России. Сегодня вопрос стоит предельно жёстко: либо "Большая Европа" в режиме "ассоциации" Россия + ЕС, либо "Большая Россия", представляющая собственный интеграционный проект на евразийском пространстве и взаимодействующая с Европой на началах партнёрства, но не интеграции. Конфликт между этими двумя моделями существует во всех сферах наших взаимоотношений с Европой. И не в последнюю очередь в сфере так называемого "энергодиалога".
Базовой предпосылкой "энергодиалога" является объективная взаимозаинтересованность и взаимозависимость. К началу XXI века Россия, имеющая крупнейшие в мире запасы газа, и Европа, чьи запасы составляют всего 3% от общемировых, оказались более привязаны друг к другу экономически, чем когда-либо в совместной истории. Вопреки расхожему мнению, именно эта взаимозависимость представляет собой не залог гармонии, а фактор растущей напряжённости отношений.
Ключевым звеном энергодиалога Россия - ЕС является газовая отрасль.
Во-первых, Европа демонстрирует постоянный рост доли потребления газа в общем энергопотреблении.
Во-вторых, именно поставка природного газа, из-за системных ограничений на механизмы транспортировки, наиболее жёстко привязывает друг к другу потребителей и поставщиков, способствуя созданию региональных альянсов. "Энергодиалог" России и ЕС на ближайшие годы следует рассматривать как борьбу за определение параметров этого вынужденного альянса.
По ситуации на сегодняшний день, рынок газа является рынком покупателя, а не продавца. Все российские газопроводы ведут в Европу, тогда как в структуре европейского спроса доля российского природного газа составляет около трети. Поставки осуществляются на основе долгосрочных контрактов, которые, с одной стороны, дают возможность российской стороне планировать долгосрочные инвестиции в модернизацию транспортных систем, а с другой - являются формой дотирования экономики Евросоюза. Газ, поставляемый из Сибири в центр Европы по первой оптовой цене, доходит до конечных потребителей по цене существенно более высокой (разница обусловлена налоговой и социальной политикой Евросоюза).
Это положение дел могло бы вполне устраивать объединенную Европу. Однако по мере увеличения спроса на газ в Европе, по мере исчерпания запасов Северного моря и по мере роста экономик стран ЕС, значение и, в самом широком смысле, цена российских поставок потенциально возрастают. Поэтому уже сегодня Евросоюз принимает меры, которые позволят ему остаться хозяином положения. В частности, ЕС осуществляет диверсификацию и либерализацию собственного газового рынка. Политика диверсификации предполагает, что по каждому импортируемому виду энергоносителей должны быть обеспечены поставки, как минимум, из трех разных источников. При этом доля российского природного газа не должна превысить нынешнего уровня в 36 процентов. Политика либерализации предполагает постепенный уход от долгосрочных газовых контрактов и переход на биржевую торговлю, по примеру рынка нефти. Это должно обеспечить конкуренцию альтернативных поставщиков и переложить на них основные риски, в том числе политические риски, связанные с транзитными территориями.
Критически важным для обеспечения этой политики является подключение к европейскому рынку новых поставщиков, прежде всего - из каспийского региона. По прогнозам европейских экспертов, доля постсоветских поставок природного газа в Европу может составить до 70 процентов. Учитывая уже упомянутый принцип ограничения удельного веса России на европейском энергетическом рынке, это означает только одно: императивом политики ЕС на постсоветском пространстве является сдерживание России. То есть противодействие любым формам консолидации и интеграции стратегических поставщиков и транспортировщиков сырья. В этом - коренное противоречие между декларируемым в "энергодиалоге" с ЕС общеевропейским энергетическим пространством и перспективами построения Единого экономического пространства в формате Россия Белоруссия - Казахстан.
"Вызовы". Однако проблема политических следствий российско-европейского "энергодиалога", безусловно, шире. Естественная задача наших европейских партнёров состоит в том, чтобы жизненно важные для них энергетические ресурсы России не были капитализированы ею как политические ресурсы и не могли служить рычагом самостоятельной геостратегии. Проект энергополитической десуверенизации, являющийся базовым для ЕС в "энергодиалоге" с Востоком, должен быть рассмотрен под знаком нескольких основных угроз.
1. Требования "большего доступа" к добыче российских энергоносителей, требования разных форм прямого или международного контроля над национальными месторождениями.
Соответствующее давление оказывается давно, но до сих пор сохранялся своего рода взаимный нейтралитет. С одной стороны, ЕС и США блокировали допуск российских компаний на внутриевропейский рынок оптовых перепродавцов и мешали покупке приватизируемой транспортной инфраструктуры в странах Восточной Европы (Венгрия, Чехия) и бывшего СССР (Украина). С другой стороны, российская сторона не допускала иностранные компании к разработке российских месторождений. Сегодня этот баланс невмешательства нарушается. Появляются первые серьёзные симптомы вскрытия ранее недоступного сырьевого рынка России без соразмерного проникновения российских игроков на европейский рынок транзита и переработки. Все попытки Газпрома поучаствовать в приватизации восточноевропейских газораспределительных сетей были решительно пресечены комиссией Евросоюза; а президент Буш в ходе визита в Грузию прямо не рекомендовал её правительству совершать уже согласованную сделку по продаже магистрального газопровода Газпрому. Между тем внутри России Газпром утрачивает статус монополиста газодобычи, создавая прецеденты паритетной разработки недр с немецкими партнёрами. Этот процесс закономерен и будет иметь продолжение, поскольку в целом проекты сотрудничества с Газпромом рассматриваются немецкой стороной только в перспективе ожидаемого изменения отношений собственности. Учитывая форсируемую либерализацию акций концерна, этот момент уже не за горами.
Ответной американской реакцией на российско-германскую "газовую" дружбу стало беспрецедентное заявление посла США в России Александра Вершбоу, выразившего, от лица американских компаний, заинтересованность в гарантиях доступа к запасам газа на долгий срок в обмен на технологии по производству сжиженного природного газа, мощности по его приему и регазификации. Главные вопросы, волнующие западные компании, - каким образом будет регламентирована регистрация западных добывающих компаний в России и каким образом будет обеспечен доступ к стратегическим запасам пока ещё "миноритарных" акционеров (таких, например, как американская ConocoPillips), намеревающихся стать стратегическими инвесторами. По сведениям экспертов - участников семинара, американский пакет требований - в том числе, допуск американских компаний к российским месторождениям в приоритетном порядке и право строительства частных нефтепроводов - уже согласован и принят российской стороной.
Стремление крупных игроков получить "больший доступ" к российским месторождениям стало уже традиционным. Однако аналогичные заявки делаются из самых разных и неожиданных уголков западного мира, что в целом позволяет говорить о начале долговременной кампании за интернационализацию российских природных ресурсов. Например, в ходе переговоров по ВТО Норвегия, формально не входящая в ЕС, потребовала контроля над трубопроводной инфраструктурой, Австралия - доступа к российским недрам. В итоге, в Москве было подписано двустороннее соглашение с Норвегией об условиях присоединения России к ВТО одновременно с рамочным соглашением о сотрудничестве в энергетическом секторе. Сегодня две норвежские компании - Statoil и Hydra - допущены к участию в освоении Штокманского месторождения. Российское руководство заверило западных партнёров, что избрало Норвегию стратегическим партнёром в этой сфере и заговорило об "общей совместной ответственности за управление нефтегазовыми ресурсами в Баренцевом море".
2. Требование выравнивания внутрироссийских цен на газ и другие энергоносители с уровнем общеевропейского рынка.
Вопреки официальному оптимизму российской стороны, этот больной вопрос в отношениях с ЕС отнюдь не закрыт и не будет закрыт даже с окончанием переговоров по ВТО. По существу, он "вшит" в саму псевдоинтеграционную модель отношений Россия - ЕС, выраженную в концепции "общих пространств". Одним из параметров общего энергетического пространства (как части "общего Европейского экономического пространства") объективно является система ценообразования. До тех пор, пока сама концепция "общих пространств" не будет пересмотрена, склонная к переговорному прессингу евробюрократия будет методично возвращаться к вопросу о постепенной унификации ценообразования на энергоносители в рамках "большой Европы". Евросоюз хотел бы избежать "энергетического демпинга", из-за которого российские промышленные потребители получают доступ к газу, цена которого в пять раз ниже экспортного уровня. Тем самым российское государство субсидирует свою промышленность "в ущерб международной конкуренции". Существенная доля в экспорте России в ЕС принадлежит энергоемким товарам, таким, как металлы и химическая продукция. И в Евросоюзе хотят, чтобы они стоили дороже.
В печать просачивались неофициальные сведения, что целью переговоров со стороны ЕС является цена газа 45-60 долларов за тысячу кубометров для российской промышленности. В результате российские энергопроизводители получили бы больше доходов для вложения в свои новые экспортные проекты, а конкуренция для европейской металлургической и химической промышленности снизилась бы. Напомним, что на данный момент (по оценкам ПГ "МАИР") российская металлургия субсидируется на 800 миллионов долларов за счет дешёвой электроэнергии, ещё на 1 миллиард долларов - за счет газа и на 150 миллионов долларов - за счет существующих пошлин на экспорт металлолома. Суммарное субсидирование металлургов составляет сегодня 1517% от выручки, получаемой компаниями. Сейчас внутрироссийские потребители покупают у "Газпрома" энергоносители по установленной правительством цене - около 38 долларов за тысячу кубометров. По оценке экспертов "Газпрома", рост цен при свободном ценообразовании мог бы составить около 30 процентов - почти до 50 долларов за тысячу кубометров, что примерно совпадает с промежуточными требованиями ЕС. Вице-президент ОАО "Газпром" и гендиректор ООО "Газэкспорт" Александр Медведев прямо признал, что в протоколе по присоединению к ВТО, подписанном РФ с Евросоюзом, содержится точный график повышения тарифов для внутрироссийских потребителей газа. В интервью французской газете "La Tribune" он заявил, что "нашей целью является достижение к 2010 году цены на газ на уровне 60 долларов за одну тысячу кубических метров газа".
3. Противодействие развитию российских энергопоставок в Азиатско-Тихоокеанский регион.
Это противодействие носит косвенный характер и осуществляется преимущественно через внутрироссийских лоббистов. Его мотивы лежат на поверхности. Во-первых, Евросоюз объективно заинтересован в сохранении сегодняшней тотальной еврозависимости российского энергетического сектора, который на данный момент физически неспособен продавать тот же газ куда бы то ни было, кроме Европы. Во-вторых, Запад, и прежде всего США, заинтересованы в стратегическом сдерживании растущих экономик Китая, Индии и других стран АТР. Проблема энергодефицитности этих экономик, становящихся "глобальной фабрикой" в мировом разделении труда, остаётся важным фактором контроля над их развитием со стороны державы, контролирующей (или стремящейся контролировать) силовое поле глобальной энергополитики. По оценке участников семинара, американской стороне в ходе неформального согласования позиций удалось, во-первых, добиться принципиального отказа российской стороны от строительства трубопровода в Китай по проекту "Восточного трубопровода", во-вторых - сориентировать российский рынок сжиженного газа на американский технологический цикл и американский маршрут.
4. "Вахтовый подход" к энергодобывающим регионам восточной России.
В наибольшей мере настораживает то, что для России ставкой в этой игре является не только проблема диверсификации собственной энергополитики, но проблема инфраструктурного развития Сибири и Дальнего востока и проблема коммуникационной связности страны. Эксперты, лоббирующие проект ассимиляционной евроинтеграции, уже откровенно говорят о "сворачивании" обременительной хозяйственной инфраструктуры Сибири, созданной в советские времена, как объективном условии "европейского выбора". В логике этого выбора, альтернативой "имперской" политике освоения "трудных пространств", должен стать вахтовый подход и, как следствие, - международные гарантии безопасности зауральских территорий и международный режим пользования их ресурсами. В последнее время этот сценарий начинает проникать из информационного поля в реальную политику. Сибирь и Дальний восток уже сегодня "отрезаны" от европейской части России по примеру Калининграда. В ходе делимитации с границ с Казахстаном, спешно проведённой под давлением требований Евросоюза, не был даже поставлен вопрос о статусе участка Транссиба, проходящего по территории Казахстана. На данный момент лишь добрая воля президента Назарбаева отделяет Россию от "перерезания" её осевой коммуникационной артерии "визовым барьером".
5. Актуализация "права народов на самоопределение" для размывания государственного суверенитета над недрами.
В европейском правовом пространстве, к которому стремится примкнуть Россия, "право на самоопределение" трактуется, в том числе, как право коренного народа на природные богатства в областях его расселения. В ходе обсуждения нашла подтверждение гипотеза, выдвинутая экспертами ИНС, о том, что в руках Евросоюза принципы самоопределения (опрометчиво признанные Москвой) могут стать "отмычкой" энергополитического суверенитета России и что эта угроза пока не оценена в должной мере российской властью. Уже сегодня через Финляндию, Эстонию, Венгрию развивается тема прав финно-угорских и саамских народностей России, в том числе их прав на недра. Более того, "ущемлению" прав финно-угорских народов в России недавно была посвящена специальная резолюция Европарламента. Эта тема развивается подспудно и в известном смысле держится "про запас", но на определённом этапе она может быть резко поставлена в информационную повестку дня и в повестку дня официальных отношений Россия - ЕС.
6. Создание на постсоветском пространстве новой, "нероссийской" инфраструктуры энергопоставок в ЕС.
Из стратегии ЕС по диверсификации импорта энергоносителей вытекает, как было сказано выше, стратегия сдерживания России на постсоветском пространстве, недопущения прямого или косвенного контроля с её стороны над добывающим сектором и транзитной инфраструктурой прилегающих территорий. Параллельно "сдерживанию" Евросоюз выстраивает новые региональные альянсы. Показательна в этой связи роль Украины, которой, судя по всему, предназначено превратиться из страны "санитарного кордона", создающей для России трансакционные издержки "на пути" в Европу, в активного посредника "нероссийских" энергопоставок. Проект многостороннего газотранспортного консорциума (Россия - Украина - Германия) терпит крах, зато по итогам визита В. Ющенко в Германию Deutsche Bank открывает "Нефтегазу Украины" кредитную линию на сумму около 2 млрд. евро для реализации международных проектов компании. Украина становится для ЕС доверенным "газовым оператором" на постсоветском пространстве. Для начала она будет торговать туркменским газом совместно с Польшей и Германией. Предполагается скорое создание торгового дома для реализации на территории Евросоюза "газа нероссийского происхождения", источником которого могут быть Туркмения и Казахстан, недовольные реэкспортной монополией "Газпрома", контролирующего маршруты транзита. Сегодня в ЕС полагают, что эта транспортная проблема вполне разрешима, о чём свидетельствует старт новых проектов, в том числе, газотранспортных, на Каспии и Кавказе. По мере их реализации, контроль России над транзитом газа из Центральной Азии и каспийского бассейна в Европу, будет устранен или сведен к минимуму.
Вместе с тем, эксперты отмечают, что главным фактором энергополитического влияния РФ на постсоветском пространстве является не активность внешних сил, а её собственный системный выбор между моделью общеевропейского энергетического пространства и единого энергетического пространства в формате Россия - Казахстан - Беларусь. В случае приоритетной ориентации на "общеевропейскую" модель, Россия утрачивает не просто влияние на постсоветском пространстве, а сами рычаги панрегиональной блоковой политики (что усугубляется фактором вступления в ВТО, сужающего инструментарий региональных экономических союзов).
Общим знаменателем названных вызовов является консолидированное требование евроатлантического мира: энергетический потенциал России не должен быть фактором её политического суверенитета. Мы не исходим из аксиомы заведомой враждебности европейских и евроатлантических структур в отношении России. Напротив, это требование является следствием пресловутой "обреченности на сотрудничество", о которой часто говорит западническая элита в России. Вопрос, как было сказано, - в определении условий вынужденного альянса ЕС и России. В отсутствие стратегической заявки на субъектность со стороны России, этот альянс окажется колонизационным, о чём и позволяют судить перечисленные векторы давления. Индикатором "колониальности" евроинтеграционного проекта для России является не формальный статус РФ в переговорном процессе, а принимаемая её элитой модель развития. Можно прогнозировать, что при дальнейшем "углублении интеграции" в заданном русле, жизненно необходимая обеим сторонам модернизация российской транзитной инфраструктуры будет оплачиваться отчасти внутрироссийским потребителем (за счет постепенного выравнивания цены с уровнем "общеевропейского" рынка), отчасти - иностранными инвесторами в обмен на доступ к российским месторождениям. В итоге, с одной стороны, усугубится разрыв между сырьевым сектором и обрабатывающей промышленностью, с другой - будет исключена даже формальная возможность ликвидации этого разрыва через мобилизацию ресурсов ТЭК на инфраструктурные и промышленные проекты общенационального значения.
В этой связи экспертами было отмечено, что требования "интернационализации" добывающей отрасли и "либерализации" внутренних цен на газ важны для наших партнёров не только как фактор конкурентных преимуществ, но как системный фактор сдерживания внутреннего энергопотребления в России. Подавление энергоемкого промышленного роста России - естественный императив энергетической безопасности Европы и неотъемлемая часть философии общеевропейского дома, в которой Российской Федерации принадлежит роль кочегарки. Кочегарки мощной, но слишком громоздкой, чтобы тратить ресурсы на "отопление" всех её избыточных площадей (отсюда, в частности, и требования отказа от освоения Сибири и перехода на вахтовый метод добычи полезных ископаемых). Таким образом, встраивание в энергополитический формат "большой Европы" предполагает для России возможность получать сырьевую ренту, но заведомо исключает для неё определённые типы вложений: в промышленный рост, энергоемкое развитие регионов, экспансию в прирубежных зонах.
В качестве главного плюса этой модели зависимого развития называют, как правило, высокий уровень безопасности: Европа заинтересована в целостности и стабильности поставщика энергоресурсов на всём его "транзитном протяжении". Однако целостность транзитных коридоров далеко не тождественна целостности общества и страны. Напротив, проект еврозависимого развития означает для России потерю связности - социальной (приоритет внешнего рынка перед внутренним предполагает отделение ориентированных вовне "точек роста" от деградирующего социального ландшафта) и территориальной (интеграция регионально разнородной России в "общеевропейские пространства" обречена быть "разноскоростной"). В пределе, логистике энергопоставок нисколько не мешает взаимоизоляция региональных обществ, так же, как целостности трубопроводных магистралей не препятствует "перерезание" железнодорожной Транссибирской магистрали. Фрагментированная Россия вокруг единой системы труб - такова единственно возможная модель восточного крыла "большой Европы".
Этот образ мало соответствует стандарту европейской модернизации. Больше того, именно "европейский выбор" (понятый как курс "интеграции в Европу" на её системных условиях) делает Россию страной, качественно неевропейской по уровню и типу развития. Это утверждение парадоксально лишь на первый взгляд. Некоторые теоретики "Большой Европы" указывали, что за пределами европейского ядра (где лежат эти пределы - тема отдельной дискуссии) принципом интеграции является не сходство, а различие в уровне развития экономик, обеспечивающее их комплементарность.
Цена "европейского выбора" в энергетической сфере, как видим, весьма высока: утрата энергополитического суверенитета, консервация сырьевой модели и фрагментация страны. Проблема в том, что не менее высокой является сегодня готовность правящей элиты заплатить эту цену. По оценкам экспертов, высказанным на семинаре, в ходе последних лет второй легислатуры В. Путина существенно вырастает вероятность далеко идущих уступок по многим болезненным для нашей страны вопросам. В том числе по вопросам энергетического суверенитета. Часть окружения Президента, и шире, представители северо-западной элиты, судя по всему, видят себя составной частью интернационализирующейся корпоративной инфраструктуры контроля над энергопотоками Россия - ЕС и, как следствие, выступают лоббистами её интернационализации. С другой стороны, пакет энергетических требований вполне может быть разыгран как цена легитимации новой власти Западом при оранжевом сценарии переворота. Причем эти два направления угрозы отнюдь не исключают, а, напротив, дополняют друг друга. Больше того, проект энергетической десуверенизации РФ под эгидой интеграции в Европу может в итоге стать главным пунктом консенсуса околовластного и "оранжевого" сегментов действующей элиты. То есть стать залогом мягкого транзита власти с гарантиями безопасности (по формуле жизнь + собственность) для одних и гарантиями легитимности для других.
Поэтому крайне важно, чтобы смена власти в России, во-первых, не нуждалась в дополнительной легитимации извне, то есть прошла по максимально демократическому сценарию, и, во-вторых, вывела на авансцену свободную от еврозависимости социал-патриотическую элиту.
"Ответы". Ослабление позиций России в "энергодиалоге" с ЕС прогнозируется при любом формате смены власти. Это связано с тем, что долгие годы "формула успеха" Кремля сводилась к размену системных уступок на личные политические договоренности, "завязанные" на конкретные политические фигуры и имеющие ограниченный срок годности. Усиление власти через ослабление страны стало одной из базовых технологий российской внешней политики. Единственный залог её преодоления - наличие у правящей элиты завтрашнего дня системы публичных принципов, выражающих условия существования страны как самостоятельного "большого пространства" (государства-цивилизации) и заведомо не являющихся предметом переговоров. В сфере международной энергополитики такими принципами являются:
1. Приоритет внутреннего энергопотребления перед экспортом. Российская позиция должна состоять в том, что низкие внутренние цены на энергоносители - естественное преимущество богатой ресурсами страны, расположенной на обширной холодной территории и, фактически, форма дотирования сегодняшней России её прошлыми поколениями. Внутренний рынок энергоносителей (прежде всего нефти и газа) должен быть эффективно сепарирован от влияния внешних рынков как охраняемая "территория низких цен". Только в этом случае повышенная рентабельность предприятий первичного сектора будет не подавлять, а обеспечивать индустриальное развитие всей экономики. Обязательство оставлять определённую долю энергоресурсов на территории страны вынуждает сами добывающие компании создавать дополнительную прибавочную стоимость в обрабатывающем секторе.
2. Приоритет энергетической интеграции на постсоветском пространстве перед обязательствами общеевропейского энергетического пространства. Так же, как европейская интеграция началась с франко-германского Союза угля и стали, северо-евразийская интеграция России и стран-союзников может базироваться на энергетическом пакте, в основе которого - объективная зависимость прирубежных стран от российской энергетической и транзитной инфраструктуры. Последняя должна открыто рассматриваться как политический инструмент российского государства, который применяется им в том числе в интересах стран-союзников. Для этого статус союзников России должен быть оформлен как международно-правовой и обязывающий. От сегодняшней способности России выстроить консолидированную энергетическую политику прежде всего с Казахстаном и Белоруссией во многом зависит её независимость от ЕС и статус как самостоятельного "большого пространства".
3. Государственная монополия на проведение международной энергополитики. Речь не о внешнеторговой, а именно о политической монополии, которая не требует полного огосударствления топливно-энергетического сектора. В отношении частных компаний должен действовать механизм согласования с государством партнёров по продажам и цен, а также всех инвестиционных проектов с иностранными партнёрами. В отношении государственных компаний топливно-энергетического сектора должен действовать формальный запрет на приватизацию. Ситуация, при которой Газпром или Роснефть могут сначала получать преференции в качестве государственных корпораций, а затем благополучно пользоваться ими в качестве частных (что вполне вероятно в недалеком будущем) - должна быть законодательно исключена.
4. Исключительная собственность государства на недра и добываемое сырье. Организация режима недропользования на основе этого принципа (на данный момент ресурсы, добываемые на государственных месторождениях, оказываются фактически в собственности добывающих компаний) является главной системной предпосылкой привлечения внешних инвестиций в модернизацию и развитие транзитной и добывающей инфраструктуры, в том числе на основе режима срочных концессий.
5. Диверсификация энергополитического партнёрства. Распределение российского экспорта энергоносителей между несколькими мировыми центрами силы является условием независимости страны. Европейский крен нашей энергополитики необходимо сбалансировать развитием юго-восточных энергетических коридоров. Индия, Китай, Япония и другие страны АТР жизненно заинтересованы в поставках российских топливно-энергетических ресурсов и готовы вкладывать средства в сопутствующую инфраструктуру. Поскольку принцип диверсификации партнёрства следует применять и к самим странам АТР, маршруты, позволяющие торговать с несколькими государствами (Ангарск - Находка), политически предпочтительнее для России, чем маршруты, жёстко привязывающие её к одному потребителю (Ангарск - Дацин).
6. Наличие неприкосновенных стратегических сырьевых запасов. Стратегический резерв разведанных месторождений, разработка которых может быть санкционирована только специальным, исключительным решением парламента, важен прежде всего как фактор оздоровления общественных отношений (переход от модели собственности как кражи к модели собственности как наследства) и преодоления синдрома "сырьевой державы". Одновременно он усилит международный статус России и её сопротивляемость нарастающему давлению по вопросу о международном освоении природных богатств в ситуации глобальной борьбы за ресурсы.
7. Освоение "Внутреннего Востока" - или, что то же самое, приоритет территориального развития России перед энергетической безопасностью Европы. Проект комплексного инфраструктурного развития Русского Востока должен стать не просто альтернативой "вахтовому подходу" к Сибири как совместной колонии западного мира, но одним из прорывных направлений развития российской цивилизации в ХХI веке. И, в частности, - одним из главных направлений инвестирования прибылей ТЭК. Бизнес добывающих компаний должен быть в некотором смысле "закрепощен", то есть связан обязательствами регионального развития. Наряду с гарантиями дешёвых внутренних коммуникаций транссибирского направления, это даст России шанс занять достойное место в растущем Азиатско-Тихоокеанском регионе. То есть стать, наконец, великой неевропейской державой.
Приложения
И он никакой не мучитель, а просто наш добрый учитель
Затяжной конфликт между Государственным академическим симфоническим оркестром (ГАСО) и его художественным руководителем перешел в новую фазу - благодаря увольнению Светланова с его казавшегося пожизненным поста.
Хотя приказ подписал Швыдкой, сам он, по нашему мнению, вряд ли бы на это решился. И дело здесь не только в его давних отношениях со Светлановым, но и во всегдашнем строгом соблюдении субординации. Так что это, по-видимому, решение Путина.
Против этого решения поднялась пиарная кампания. Собраны полторы сотни подписей деятелей культуры в поддержку Светланова, на ТВ-Центре Караулов в своём "Моменте истины" скорбит насчёт уничтожения русской культуры. Довели, мол, художника до почти смертельного сердечного приступа, а художник героически полетел дирижировать в Финляндию. О том, как оперативно отреагировала НТВ, пойдёт речь ниже.
Пиарная кампания проверяет Путина на излом - ведь в ельцинскую эпоху у таких методов были успехи. Чтобы не слишком удаляться от культурной тематики, ограничимся аналогичным примером из театральной области.
Юрий Любимов получил, как известно, теплый прием у Лужкова и Ельцина, хотя, по самым фундаментальным (то есть наиболее очевидным для нравственного чувства) законам морали, самым лучшим, на что он мог рассчитывать, было всеобщее осуждение. Таким образом, кое-чего Лужков и Ельцин боялись больше, чем этих фундаментальных законов.
Любимов эмигрировал без театра и сумел воспользоваться своей эмиграцией как заслугой в деле борьбы с Советской властью, добившись контрактов в качестве режиссера на постановку нескольких престижных спектаклей с заграничными театрами. Потом он частично вернулся в Россию к терпеливо дожидавшимся его актёрам и объявил, что здание театра должно "по праву" принадлежать ему лично, а театр пережил своё время, да и как бы копирайт на его деятельность опять же "по праву" принадлежит ему, Любимову, так что актерам лучше разбрестись куда-нибудь подальше, а он себе оставит только талантливых. Понятно, что под "талантливыми" он понимал более покорных (когда не было конфликта интересов, талантливыми почему-то были все).
Особенно отвратительна была его претензия на моральную безупречность своей позиции. Он претендовал на роль собственника там, где был таким же, как все, наёмным работником! Представьте себе, как нанятый тренер футбольной команды, выведший её в призёры, на этом основании стал бы требовать у владельцев бесплатно передать её ему в собственность. А лохи-владельцы частично прогнулись бы перед этой наглостью и передали бы ему половину активов клуба!
Но как раз такую операцию проделал Лужков. Чего же он испугался?
Дело в том, что на защиту Любимова поднялась почти вся творческая интеллигенция - сторонники демократов. Они практически единым фронтом развернули кампанию во всех своих газетах, организовали десятки телепередач. По массированности их кампания превосходила почти всё, чего смогли за десять лет добиться самые богатые кандидаты в ходе избирательных кампаний. И в арсенале этой кампании не было никаких реальных аргументов. Вместо этого они просто выступали как бы от лица АОЗТ "Народная совесть", пускали слюни насчет того, как кто-то посмел возражать ТАКОМУ человеку, говорили, что театр "На Таганке" - дело жизни Любимова, а поэтому только он может решать, как с ним поступить.
Надо отметить, что не сдавшиеся актёры одними из первых в России стали бороться за свои гражданские права. Наверное, именно поэтому на них так и набросилась агрессивно-сюсюкающая стая любителей Юпитера.
Сокращая, можно сказать, что больше всего Лужков и Ельцин боялись, что их не примут в почетные члены вышеупомянутого АОЗТ.
Напомним же историю скандала вокруг ГАСО. После тридцати лет работы художественным руководителем ГАСО Светланов в 1994 году заключил выгодный долгосрочный контракт в Голландии с гаагским оркестром и постепенно всё меньше и меньше времени проводил в ГАСО. Но от должности отказываться не желал, препятствовал временным приглашениям других дирижёров и тем самым не давал оркестрантам возможности выступать и записываться (а не только репетировать) и зарабатывать работой в оркестре хоть что-то помимо скромной зарплаты, оцениваемой примерно в сорок долларов. Многие музыканты стали уходить из оркестра (который, напомним, является государственным учреждением). Сейчас не заполнены вакансии на два десятка мест. При этом сам Светланов получил в Голландии в 1999 году не менее миллиона долларов.
Оркестранты с 1995 года не раз просили правительство вмешаться, а в конце 1999 выразили Светланову недоверие. В ответ на это Светланов потребовал оркестр распустить и назначить новый конкурс на замещение должностей.
В 1997 и 1998 годах Ельцин наградил Светланова двумя орденами. Кроме того, Светланова наградила Православная церковь и некоторые иностранные организации. Это вполне обеспечивало его членство всё в том же пресловутом виртуальном АОЗТ.
При этом Светланов прекрасно сознавал, что нарушает трудовое законодательство, связанное с госпредприятиями, но выдвигал тезис о его неприменимости к творческим коллективам, приводя примеры, как иногда ухудшалось творчество некоторых из них при увольнении руководителей тиранического склада.
Здесь резонно спросить: зачем вообще государству такие коллективы, которые выдают качественный творческий продукт только при нарушении прав работников и к тому же не приносят государству дохода? Человеческая жизнь гораздо важнее любого художественного творчества. Что с того, что у коллектива без руководителя-тирана может получаться хуже - зато не будет непрерывных унижений. Отсутствовавший, но не дававший работать Светланов являет собой, как и Любимов, тип барина, третирующего работников почти как крепостных. Недаром же он называл их "говнюками, которые недостойны летать с ним в одном классе".
Мерзки крепостнические замашки дирижёра, но любители и защитники гениев во сто крат гаже. Здесь своей оперативностью выделилась компания НТВ. В её новостях от 17 апреля певица Архипова набралась наглости заявить, что оркестранты предали Светланова. Да, бывают случаи, когда все предают одного. Здесь же картина, как мы видели, обратная. Но за словами Архиповой стоит нечто большее, заслуживающее пристального внимания. Ярче всего это проявилось в комментарии постоянного обозревателя НТВ на темы культуры Елены Курляндцевой, прозвучавшем в том же материале. Смысл его состоял в том, что Светланов - гений, единственный, гордость России, а власть пошла на поводу у склочников, которые выдумали, что у них есть какие-то там социальные права, тогда как этих склочников можно легко заменить и набрать новых сотрудников. (Заметим, что речь идёт не об урюпинском ансамбле песни и пляски, а о первом по рангу оркестре страны. Понятно, что в него набирали лучших исполнителей, а не только лучшего дирижёра. И вполне очевидно, что сам Светланов больше всех в этом участвовал.)
Мы очень надеемся, что эта наглая позиция есть всё-таки личное мнение г-жи Курляндцевой, а не официальная линия НТВ. Такие, как Курляндцева, пытаются навязать обществу гнусное мнение о суперособых правах гения при помощи ничем содержательно не подкрепленного сюсюкающего морализирования.
На эту удочку попался даже министр Швыдкой, подписавший приказ об увольнении Светланова. Он наполовину сочувственно не раз процитировал какого-то козла, который говорил, что гений всегда прав, а чиновник по сравнению с ним - это, по существу, нуль. И в своей критике Светланова Швыдкой говорил только о том, какой тот плохой менеджер, тогда как дело-то в том, какой Светланов плохой человек.
В этот раз кампания в СМИ идёт довольно вяло, тон в ней в основном задают полуоппозиционные каналы Лужкова и Гусинского, следуя основной своей линии моралистического давления на Путина. Эта вялость связана, судя по всему, с тем, что акции того самого АОЗТ к настоящему времени многократно упали в цене и интеллигенция больше не выступает единым строем. Например, дирижёр Спиваков приводит свидетельство о том, что в США оркестранты (вовсе не государственных оркестров!) выставляют дирижёру штрафные баллы, и тот, кто наберет их больше тридцати, получает, по существу, волчий билет и с этого момента почти не имеет шансов быть в Америке дирижёром.
Да и правительство Путина в заёмном авторитете, в отличие от правительства Ельцина и московского правительства Лужкова, уже не нуждается. Момент, правда, в некотором роде переломный. Если сейчас для Путина всё же имеет некоторое значение его репутация в глазах культурных знаменитостей, то через некоторое время, по-видимому, эти знаменитости будут бороться за репутацию в глазах Путина.
На тот же короткий период, когда администрация Путина всё ещё может прислушиваться к воплям бандарлогов, мы хотели бы презентовать путинским пиарщикам несколько контраргументов, способных легко отфутболивать ходоков и подписантов из мыльного АОЗТ.
Эти контраргументы сводятся к простой мысли, что никаких таких особых прав в гражданском обществе и правовом государстве, проводящем либеральную политику, ни у какого гения нет даже в том случае, когда гений - порядочный человек, а уж у подлеца не может быть даже права на простое уважение.
Гениальность - ценное качество, но гораздо менее ценное, чем честность и порядочность. Это основной пункт.
Гениальность к тому же вполне заменима. Научные теории не уникальны по содержанию и сплошь и рядом независимо и одновременно открываются многими. Художественные произведения уникальны, в основном, в том, что имеет второстепенное значение. Да и они, по существу, повторяются. И даже если бы они были по-настоящему уникальны, это не имело бы почти никакого значения, так как художественная уникальность вовсе не способствует реализации ни нынешних, ни будущих базовых прав человека.
Коротко говоря, гений-подлец - это просто говно, которое заслуживает, чтобы ему били морду и топтали ногами. А выражаясь более "изящно", в приличном обществе таким людям, как Любимов и Светланов, принято не подавать руки или - в знак уважения к их гениальности - отвешивать пощечины.
А кто ищет особых прав гения, может за ними отправляться к Козимо Медичи, Николаю Бухарину и прочим Ким Чен Ирам.
Фантастика — это сила!
Фантастика и её критика. В настоящее время фантастика стала значительным явлением общественной жизни. Она увела массы читателей от литературы всех жанров и направлений: и от классической литературы, и от авангардной, и от развлекательной. Ею увлекаются и самые простые люди, и принадлежащие к элите общества. И она их не просто увлекает, но и всерьёз влияет на них - мировоззренчески, морально и даже политически. С каждым годом фантастика втягивает в свою орбиту всё более широкий круг авторов, причём авторов, достаточно квалифицированных изначально и очень быстро вписывающихся в сообщество. Она одновременно образовала более-менее замкнутую субкультуру и стала мощным средством воздействия на общество в целом. Однако смысл этих процессов по сей день остаётся совершенно непонятым ни внутри "фэндома", ни традиционной литературной критикой, ни обычными читателями.
Традиционная литературная критика, как это ни комично, продолжает брезговать фантастикой, считая её низким жанром. Но специализированная критика фантастики не менее, если не более неадекватна.
Большинство критиков упорно продолжают оценивать фантастику по узко литературным качествам: языку, стилю, продуманности сюжета, психологической проработанности персонажей, эстетической выразительности, красочности и жизненной полноте изображённого мира.
Известный критик Гаков вдобавок к этому интересуется тем, хорошо ли продумана конструкция изображённого писателем мира. Снисходительно похлопывая по плечу Хайнлайна, он хвалит его за то, что контуры придуманного мира были сразу же намечены так, что этого хватило на двадцать лет работы писателя и на четыреста лет развития придуманного мира.
Писатели и критики бакинской школы болезненно озабочены наличием в произведении новизны, а под новизной понимают либо новую технологическую идею, либо новый, не применявшийся ещё в фантастике литературный или сюжетный ход.
Вопросы морали в фантастических произведениях большинство критиков вообще трактуют чрезвычайно наивно, в лучших традициях советской детской литературы а-ля Анатолий Рыбаков и Эмиль Офин: им кажется, что вполне достаточно приклеить к поступкам персонажей школьные ярлыки "доброты", смелости, благородства, трусости, предательства или, хуже того, "рыцарственности". Самым ярким примером такого подхода являются статьи известного харьковского критика Игоря Черного.
Критики-ветераны до сих пор способны толковать все содержательные проблемы, затрагиваемые в разбираемых ими произведениях, как всего лишь жанровое средство выражения и привлечения интереса читателей.
Для некоторых критиков фантастика является поводом для самовыражения. Собственно разбор произведений их, кажется, не слишком-то волнует: они пишут прямо-таки подчёркнуто поверхностно, стараясь упомянуть в одной статье как можно больше произведений и почти никак их не оценить, - то ли издеваясь, то ли избегая конфликтов с авторами, то ли преследуя обе эти цели одновременно.
Всё это находится в вопиющем контрасте с тем, что сами писатели в огромном большинстве относятся к своим идеям совершенно серьёзно.
Во всей русскоязычной критике из этого комичного несоответствия нам известно всего два исключения - это интересные критические статьи Переслегина и Еськова (который к тому же в первую очередь не критик, а писатель).
Еще одна ловушка, в которую довольно легко позволяют себе попадаться критики, да и писатели, - это постоянно предпринимаемые ими неблагодарные попытки разделить фантастику по литературным жанрам, таким, как "космическая опера", "киберпанк", "роман-предупреждение", "философская притча" и тому подобная чепуха. Эти попытки неблагодарны по той простой причине, что на самом деле фантастике свойственно поразительное жанровое единство, определяющееся её задачами и методом, о чём будет сказано далее.
Если обратиться к чисто литературным качествам, то в русскоязычной фантастике сложился некий "средний" стиль, которым пишут 90 процентов авторов. И это не недостаток, не обезличивание, а скорее достоинство в свете задач фантастики, тем более что этот средний стиль литературно совершенно приемлем и наголову выше среднего стиля советской фантастики 60-80-х годов. Этот преобладающий современный стиль обладает характерной прозрачностью, позволяющей читателю не обращать на сам стиль почти никакого внимания и дающей возможность видеть изображаемое неискажённо.
Посмотрев на сотню самых известных современных писателей-фантастов, можно обнаружить, что те из них, кто сильнее литературно, в среднем пишут менее содержательно, - наверное, потому, что этот средний стиль не просто среднестатистический, а почти что продиктован проблематикой. Свидетельством тому служит, что очень разные люди легко пишут в соавторстве: Лазарчук и Успенский, Лазарчук и Андронати, Логинов и Перумов, Перумов и Лукьяненко, Лукьяненко и Буркин, Васильев и Лукьяненко, Хаецкая и Беньковский, Олди, Бурцев, Стальнов. И этот список далеко не полон.
Каким образом столь долго (лет пятнадцать, не говоря уж о критике советской эпохи) в критике фантастики могло твориться такое безобразие?
Проблема состоит в том, что критикам фантастики до сих пор не известно о собственном предмете самое главное, то, что составило эпоху не только в истории культуры, но и, возможно, всей человеческой цивилизации: фантастика пришла на смену и традиционной, и авангардной прозе.
Традиционная проза всегда держалась, в основном, на подробном описании психологии отдельного человека. Даже средний читатель сейчас значительную часть этой проблематики так или иначе знает, и читать ему о ней в художественной форме стало неинтересно, - ведь это чтение уже не помогает ему ориентироваться в жизни и не добавляет уверенности, как это было в совсем недалёкие времена повсеместного психологического невежества. Элитному же читателю психологизм стал просто противен, так как не несёт ничего нового, а только пересказывает с различными вариациями то, что встречается в жизни на каждом шагу и успело давно надоесть.
Авангардная проза широкого читателя заполучить так и не сумела, так как и педагогический, и развлекательный потенциал у неё изначально был невелик. А то, что лет семьдесят назад могло казаться элитному читателю и интересным, и новым, сегодня в свете достаточно длительного опыта справедливо видится ему как скучные и бессмысленные упражнения, сродни механическому сексу или пиликанию на скрипке ученика младших классов музыкальной школы.
Другой тупиковый путь в литературе - это путь совершенствования стиля. Классический пример здесь являет проза Набокова, который в области стиля достиг почти максимума возможного. Его произведения до сих пор имеют свою секту восхищенных поклонников. Впрочем, навязчивый стилистический перфекционизм набоковских текстов давно уже наскучил "широкому элитному читателю", ничуть не меньше, чем всяческая джойсовщина.
Но у психологизма традиционной литературы есть и наследники, отводящие ему по-настоящему подобающее место - это детектив и женский роман. Детектив как бы держит чувства читателя под своим управлением, а женский роман вдобавок к этому ещё и подробнейшим образом описывает окололюбовные переживания. Вполне адекватная характеристика механизма читательского восприятия женских романов дана Тимуром Шаовым в песне "Любовное чтиво".
Кризис традиционной прозы проявляется, например, в ходе присуждения элитных литературных премий: члены жюри мучительно ищут номинантов, и то, что они находят, в общем-то не нравится им самим.
Процесс замены традиционной прозы фантастикой начался, пожалуй, уже в конце восемнадцатого века и со временем лишь ускорялся. Совершенно не случайно, что три крупнейших писателя начала и середины двадцатого века Гессе, Булгаков и Хаксли - в сущности были более чем наполовину фантастами. А уже к концу двадцатого века процесс стремительно двинулся к развязке. Явно возникает феномен, аналогичный "последним римлянам", - феномен "последних больших" писателей. Например, в Фаулзе борются две субличности: традиционного писателя и фантаста. И хотя главной, требующей, так сказать, преференций является субличность традиционного писателя, но побеждает регулярно фантаст. А в Пелевине, похоже, такой борьбы уже и нет, и "фантаст" с самого начала господствует над "большим писателем".
Традиционная литература оказалась неспособной на нужном не то что для читателей, а и для самих писателей уровне трактовать проблемы познания, творчества и "места человека в космосе" - а потому с необходимостью стала литературой для "домохозяек" обоего пола.
А литературный стиль сам по себе - это игрушка не самых умных и совсем не интересных людей. Поэтому, кстати, особенно противно, что и в среде писателей-фантастов сложилось несколько группировок, пытающихся ранжировать коллег в соответствии со стилевыми достоинствами и недостатками их произведений.
Задачи фантастики. То, что фантастика - это не совсем литература, мистически настроенным людям было известно давно, но в последние полтора десятилетия скрывать это стало почти невозможно. И роль русскоязычной фантастики тут первостепенна. Пионерами здесь выступили Ефремов (при этом характерно, что он был чрезвычайно слаб в чисто литературном отношении) и особенно братья Стругацкие. В конце восьмидесятых лидерство перешло к американским авторам, таким, как Кард, Симмонс и Джордан, однако вскоре русская фантастика стала "по жизни" самой лучшей. Напор этой новой русской волны был столь велик, что и некоторые известные прежде писатели, например Владимир Михайлов и Евгений Гуляковский, стали писать масштабнее и глубже, достигнув уровня и даже плодовитости (!) нескольких десятков новых лидеров.
Эта новая русская волна сделала ненужным политкорректное притворство, к которому раньше поневоле прибегала фантастика, как, например, Гофман, неуклюже и безуспешно пытавшийся прикрываться "поэтическим вдохновением", или Майринк, позволявший отнести свои произведения по ведомству оккультизма.
Теперь фантастика открыто показывает, что является отраслью человеческого духа, в литературной форме трактующей вопросы метафизики и теории познания, философской антропологии и внеконфессиональной теологии, политической и моральной философии.
Поэтому вопросы эстетики как таковой, то есть образной явленности одного в другом, для фантастики вторичны. Можно сказать, что фантастика, отказавшись от прилагательного "научный", стала по-настоящему близкой к науке по методу.
Но подход фантастики отличается от науки и философии не только литературной формой. Фантастика не настаивает на полной истинности изображаемых миров, но и не может согласиться с их вымышленностью. Тут есть некоторая аналогия с довольно странным понятием "конституирования", возникшим в феноменологической философии, которое означает нечто, созданное познающим субъектом и приписанное им предмету познания, но и равным образом присущее самому предмету. Нечто похожее ещё раньше имел в виду и старик Кант в своём понятии "трансцендентального": например, мы, по Канту, не можем знать, какова собака сама по себе, но, кажется, совершенно не можем ошибиться, что у неё действительно четыре ноги, что она любит своего хозяина, а если её долго не кормить, то она может сильно разозлиться.
В принципе подобный подход был свойствен и традиционной литературе, что в свое время очень хорошо выявила Ветловская при анализе творчества Достоевского, которое, как она показала, имеет всё же и отличительную особенность - уж очень явно в романах Достоевского пропаганда превалирует над исследованием. Правда, в традиционной литературе этот подход маскировался психологизмом, игравшим тогда просветительскую роль. Но после появления психологии большого стиля, которая в популярном виде проникла в широкие слои населения, этот психологизм стал ненужным.
Эти рассуждения наводят на полезную формулу (которую, конечно, надо применять не слепо и не чисто формально, но с пониманием контекста): вычти из традиционной литературы психологизм - и получишь стилистику или фантастику.
Понимание фантастики как исследования пока ещё является полубессознательным и среди писателей, и среди любителей фантастики. Но именно оно проливает свет на споры, ведущиеся вокруг творчества самых читаемых авторов - Лукьяненко и Головачёва. Становится понятным, почему так популярен (и притом - вполне заслуженно) Головачёв, несмотря на литературные просчёты, которые он допускает, - среди них особенно комичны регулярные, из романа в роман, похищения агентами мирового зла подруги главного героя. А популярен он потому, что неустанно и каждый раз под новым углом зрения ставит вопрос о месте человека в космосе и, как правило, достаточно адекватно на него отвечает. И одновременно становится понятным скептическое отношение многих читателей к Лукьяненко, который, наоборот, пишет на высоком литературном уровне, достигает своеобразных вершин, но несерьёзно - по крайней мере в произведениях - относится к собственным философским идеям. Возможно, что в жизни он ведёт себя не так, но в своих романах он легко бросает идеи на полпути. Ироническое замечание Головачёва, который сказал, что из современных писателей ему больше всех нравится Лукьяненко (очень хороший подростковый писатель) и нравился бы ещё больше, если бы вышел из восемнадцатилетнего возраста, является очень тонким и вместе с тем справедливым. Дело тут, кажется, не безнадёжно: основания к тому дают не только "Осенние визиты" и два "Дозора", но и сравнительно недавний "Спектр".
Успехи и неудачи в решении задач фантастики. Основные успехи русскоязычной фантастики достигнуты в области теологии и морали. Метафизику в литературной форме развивать довольно трудно, а о политике нынешние фантасты чаще всего говорят в косвенной форме.
"Теологической" вершиной безусловно является цикл Антона Козлова (Белозерова) "Путь Бога". Хотя теология в нём вроде бы близка к традициям неоплатонизма и гностицизма, но в ней есть очень существенные улучшения с точки зрения современного человека, далекого от всех конфессий, но осуществляющего религиозный поиск:
1) творение существ и миров не считается падением божества;
2) бесплотность считается не преимуществом, а недостатком;
3) первых богов два - мужчина и женщина, а не всего лишь платоническое "единое" и даже не "лицо";
4) мироздание есть развивающаяся совокупность миров, в чём-то похожая на "Розу мира" Даниила Андреева, но без заимствований из традиционных конфессий и без присущего Андрееву легкого налета шизофреничности;
5) боги измеряются человеческой моралью, так сказать, по Протагору: "Человек есть мера всех вещей: бывших и небывших, истинных и неистинных, благих и неблагих";
6) у автора нет претензии создать тоталитарную секту, в каковую склонны превращаться все конфессии.
Вообще, этот цикл есть, вероятно, первое подробное изложение в литературной форме "визионерской" теологии, ничего не заимствующей у господствующих конфессий.
Разумеется, такая теология не определяет единственно возможное направление. С ней по праву может конкурировать теологический дуализм доброго и злого (или добрых и злых) божеств, как, например, у Перумова в "Гибели богов", в которой приличные боги "тьмы" борются с захватившими власть гнусными богами "света". При этом Перумов специально, в пику Толкиену, использует красные флаги. У Толкиена красные флаги над Мордором символизировали Советский Союз как империю мирового зла. А у Перумова, наоборот, красные флаги поднимают хорошие боги "тьмы", так что в качестве империи зла подразумевается "осенённый светом" Запад, с которым борется "погружённая во тьму" Россия.
Трактовка теологии - не единственное крупное достижение цикла Антона Козлова. Очень хороша трактовка моральных вопросов, особенно в пятом романе цикла, и касается это не только вышеупомянутого пункта 6. Главная героиня есть воплощение справедливого воздаяния, и наказывает она не за "блуд", обжорство, наркоманию, "мясоедение" и "винопитие", стремление к удовольствиям и развлечениям, "гордыню" и т. п. (угроза такого наказания или морально-религиозное осуждение является главным средством порабощения людей, применяемым руководством большинства господствующих конфессий), а за неспровоцированное нападение, за вероломство, за отношение к другим народам только как к объектам использования, за практику рабовладения, за экономическую эксплуатацию, за политический режим, культивирующий демонстративное соревнование между людьми в уровне потребления. При этом воздаяния очень дифференцированы - от выражения простого осуждения и вплоть до уничтожения целой планеты. Все реакции героини очень точны и уместны.
Эпизод, являющийся сатирой на современную земную и особенно российскую действительность, автор обещает развернуть в новом романе, не входящем в цикл. И опубликованное в Сети начало этого романа обещания оправдывает.
Цикл Козлова, конечно, не является одиноким достижением: за последние 15 лет русскоязычными авторами написаны сотни без преувеличения выдающихся произведений, и всё это находится в тени: пользуется любовью и уважением миллионов не самых худших людей и практически отсутствует на телеэкране и в многотиражной прессе.
Нерешёнными проблемами для фантастики являются, как уже упоминалось, более глубокое проникновение в метафизику и более прямое изложение политических вопросов. Причем в области метафизики русскоязычные фантасты несколько отстали от американских: с Зинделлом, Кардом и Симмонсом по-настоящему конкурирует, пожалуй, только Евгений Филенко. Правда, понимая недостаточность литературных средств для разработки некоторых метафизических тем, Кирилл Еськов, наряду с выдающимися литературными произведениями, пишет и собственные критические эссе.
Хотя политические проблемы и исследуются в фантастике пока достаточно косвенно, но уже можно заметить, что в ряде произведений чётко выражены определённые политические направления. Так, левое крыло представлено, например, произведениями Антона Козлова и Владимира Кузьменко. А талантливый молодой писатель Вадим Панов проводит правые взгляды. Все герои в его книгах, имеющие далеко идущие планы, всегда творят нечто чудовищное, а приличными людьми являются те, кто добивается личных гешефтов и не слишком озабочен переустройством миропорядка.
Ещё одна специальная и очень важная политико-моральная область не получила в фантастике достаточной разработки - это проблема воспитания. Братья Стругацкие поставили тему воспитания, несколько раз принимались за неё, но всякий раз дело у них кончалось сравнительно неудачно. Но этот вопрос заслуживает отдельного рассмотрения.
Феноменология повседневной чёрной магии
В марте 2003 года в издательстве "Эксмо" вышел роман Светланы Прокопчик "Корректировщики". Может быть, он немного и не дотягивает до шедевра, но читается на одном дыхании, не даёт оторваться, пока не дочитаешь до конца, почти как в детстве. Большинство читателей с удовольствием прочтут его, некоторым он не понравится, но практически все подумают, что это - обыкновенный фантастический роман, так сказать, один в ряду других.
Но обыкновенность его обманчива.
Сюжет романа вроде бы стандартен. Главной линией его служит становление личности героини. В ходе жизни она встречает друзей и врагов, чаще всего таких же молодых людей, как и она сама, вступает в тесный контакт с могущественной спецслужбой, развивает свои паранормальные способности. Роман построен "телеологически", развитие движется к заранее намеченному катаклизму, который благополучно разрешается благодаря вовремя оформившимся способностям героев.
Но отношения между людьми в этих приключенческих перипетиях трактуются значительно более глубоко, чем обычно. Можно сказать, что основной темой романа являются отношения власти на микроуровне, то есть отношения между "ближними": коллегами, начальниками и подчинёнными, любовниками, сексуальными конкурентами и т.п. Эта тема постепенно пробивает себе дорогу в фантастике, но пока ещё не стала приоритетной.
Чего же достиг автор в этом направлении?
Во-первых, в романе дана классификация людей по типу их участия в отношениях власти. Она похожа на классификацию, имеющуюся в произведениях Сергея Иванова, и совпадает с классификацией, предложенной в нашей статье двухлетней давности.
Во-вторых, в романе дана феноменология поведения плохих людей, которых мы назвали "ломщиками" или властолюбцами, а Светлана Прокопчик именует "крутыми", "вампирами" или, в соответствии с имеющейся в романе метафизической гипотезой, "антикорректорами". Эта феноменология составляет главную ценность романа, благодаря ей он становится подлинно прорывным.
Феноменология эта представлена "поведенчески", со стороны - внутренних монологов властолюбцев в романе нет: она дана в подробно воспроизведенных разговорах, которые они ведут, в придумываемых ими поступках, как своих собственных, так и других людей, о которых они рассказывают доверчивой героине и вообще всем окружающим (и не только доверчивым), в обещаниях, вымогательствах, обвинениях противников, заверениях в дружбе и иных манипуляциях.
Всё это изображено в романе детально и точно и дает возможность увидеть некоторые внутренние механизмы поведения "ломщиков". Мы довольно давно заметили эти механизмы, но воспроизвести поведение таких людей как бы в стиле кинематографического итальянского "неореализма" мы не умеем. А Светлана Прокопчик именно это и сделала.
Наиболее развёрнуто поведение таких людей демонстрирует антигероиня романа Рита Орлова. На её примере можно увидеть, что когда такой человек вступает с окружающими в отношения власти, то с ним происходит мгновенная метаморфоза, по схеме напоминающая одержимость. В него как бы вселяется другое существо, в чём-то значительно более умное, чем он сам, а в каких-то отношениях более тупое, иногда прямо-таки дебильное.
Это "другое существо" с лёгкостью способно мгновенно, специально не готовясь и совершенно непредсказуемо (как для себя, так и для других) придумать пригодные к своей ситуационной выгоде поступки людей, свои и чужие мотивы поведения, а также несуществующих людей. В своих рассказах оно извращает реальную картину событий, представляя свои действия как благородные, когда на самом деле они были подлыми, и наоборот, изображая в дурном свете или прямо перевирая поступки своих врагов, даже если эти поступки были безупречными. Эти мгновенно сочиняемые байки логичны, разветвлённы и меняются в зависимости от "аудитории". И это "другое существо" с лёгкостью запоминает, кому и какие именно байки оно рассказывало раньше, чтобы не впасть в противоречия. Оно также способно мгновенно, без всякого стеснения уводить разговор с неприятной для себя темы или с невыгодного для себя его хода, ставя собеседника в дискомфортные условия обсуждения. Оно может, например, заставить собеседника оправдываться или вспоминать какие-то неприятные обстоятельства, может издеваться над его неумениями, вызывая у него неуместный в этом разговоре стыд, может на первый взгляд убедительно изобразить какие-то его действия как постыдные, может просто применять какие-то из более слабых типичных приемов, нарушающих регулярную дискуссию.
Тупость же этого "другого существа" проявляется, во-первых, в его наивной вере в то, что люди, которым рассказали взаимно исключающие байки, никогда не будут рассказывать их друг другу и что вообще правда насчёт всех их баек никогда не откроется, а если и откроется, то это всего лишь "потом" и ещё неизвестно, будет ли от этого большой вред.
Во-вторых, цели этого "другого существа" могут быть во всех отношениях ничтожны. И в-третьих, практически всегда оно так концентрируется на своих целях, что угол обзора у него становится очень узким и поэтому оно игнорирует всё, не попадающее в этот угол обзора, но вполне могущее стать препятствием. "Бихевиоризм" изображения "ломщиков" в романе не случаен и соответствует их реальной природе - они почти никогда не обдумывают приёмы и цели того самого "другого существа", которое в них живет.
Как ни странно, ничего равного изображению Светланой Прокопчик повседневной и показанной в её непрерывности жизни властолюбцев в мировой литературе не было, и не только в художественной, но и в философии и даже в психологии.
В художественной литературе подобная феноменология если и встречается, то сводится к довольно кратким и не до конца проработанным эпизодам. А обычно авторы даже не понимают, каких людей следует считать плохими, и записывают в их число лишь убийц, насильников, крупных воров, пьяниц, наркоманов, "развратников" или же выделяют их по отдельным качествам лицемерия, трусости, коварства, вероломства и т.п.
Психологи же вот уже лет сто всеми силами отказываются замечать властолюбцев как именно властолюбцев, переводя разговор на невротичность и её лечение. И лишь у немногих психологов можно встретить описание некоторых типов властолюбцев.
Так, Лэйнг, опираясь на теорию "двойной связи" Бэйтсона, описал тип шизофреногенной матери. Такая мать превращает своего ребёнка в шизофреника, подавая ему взаимно исключающие сигналы. Чтобы ребёнок ни сделал, даже если он вообще ничего не будет делать, по крайней мере одному из сигналов матери его поведение будет противоречить. Ребенок может воспринимать такую ситуацию как безвыходную и невыносимую. И его реакцией может стать уход в шизофреническое "путешествие".
Группа российских антропологов во главе с Андреем Коротаевым в последние годы проводит плодотворную параллель между поведением людей и обезьян, предполагая наличие в человеческих сообществах двух типов построения власти, которые свойственны различным видам обезьян. Скажем, у гиббонов имеется "тоталитарный" принцип властвования, при котором на агрессию "начальника" "подчинённый" может ответить только смирением и беспрекословным подчинением. А у шимпанзе власть устроена сравнительно демократически: в ответ на агрессию вышестоящего нижестоящий может проявить ответную агрессию и, что особенно важно, коллективную, то есть и сам может дать сдачи без фатальных для себя последствий, а может и совместно со своими товарищами побить зарвавшегося "начальника".
По гипотезе группы Каратаева людям свойственны оба этих типа поведения, и в разных обществах и в разные исторические эпохи преобладает то один из них, то другой. Например, общество охотников и собирателей было в большинстве случаев преимущественно демократическим, а государства, пришедшие ему на смену, явили собой тоталитарный тип власти. В демократических же государствах опять стал получать перевес первый тип.
Ученые группы Каратаева признали существование "ломщиков", но, к сожалению, упорно отказываются давать им моральные оценки и настаивают на том, что властолюбцы есть просто неприятное явление природы, которое надо терпеть и к которому следует приспосабливаться.
В романе нет феноменологии хороших людей, которых мы назвали в вышеупомянутой статье "философами", а Светлана Прокопчик называет "корректировщиками", и нет феноменологии психологически слабых людей, то есть безропотно подчиняющихся "ломщикам", которых Светлана Прокопчик, как и мы, называет "лохами". Уже то, что для хороших людей в романе нет не связанного со сверхчеловеческими способностями термина, выдает отсутствие в нём такой феноменологии. Возможно, что Светлана уделит внимание этим вопросам в следующих произведениях.
В строении будущего российского общества, изображённого в романе, проявляется некоторая ошибочность общей моральной картины мира Светланы Прокопчик. Хотя хорошие люди в этом будущем поняли, кого именно надо считать плохими людьми, тем не менее они согласились на делёж с ними власти, сконцентрировавшись в службе безопасности и отдав на откуп плохим людям сферу остальной исполнительной власти, а также публичной политики и партийного строительства. Дело даже не в том, что хорошие люди мирятся с существованием плохих людей и их наличной властью. Важнее то, что хорошие люди не строят настоящих политических планов по жёсткому ограничению плохих, а занимают постоянно оборонительную позицию и ограничивают аппетиты "ломщиков" только до уровня неиспользования ими сверхчеловеческих способностей в тех эгоистических целях, которые приносят другим людям сильный и очевидный вред.
Видимо, Светлана Евгеньевна полагает, что плохие люди имеют право на власть, так как уж очень сильно её хотят. А может быть, она думает, что если хорошие люди возьмут плохих в слишком тугие тиски, то сами станут плохими это ошибочное воззрение очень широко распространено и, вероятно, даже отчасти навязано властолюбцами, но разделяет ли его Светлана Прокопчик, мы не знаем.
Разделение плохих и хороших людей по сферам власти в романе как бы продолжает тенденции, наметившиеся в современной реальной, а не книжной России. И в романе спустя восемьдесят лет после появления людей со сверхспособностями общество в своей структуре власти почти не изменилось!
Тут автор вдобавок проявляет ещё и неверие в способность хороших людей радикально улучшить жизнь общества даже в таких условиях, когда они монопольно получат могучее оружие, а значит, пораженчески полагает, что власть плохих людей почти непобедима.
Надо сказать, что всё же по сравнению с предыдущей фантастической повестью Светланы Прокопчик "Приговорённый к бессмертию" моральный тон в романе уже гораздо ближе к правильному, ведь в повести было даже восхищение энергией пассионарных властолюбцев и неприязнь к обществам, в которых настоящих властолюбцев нет. Стоит отметить также, что литературный стиль в романе намного лучше.
Кроме темы плохих людей, в романе есть и интересная метафизическая гипотеза.
Постулируется существование единого "информационного поля", взаимодействующего и с сознанием других людей, и с материальным миром, - и в этой идее ничего собственно нового нет. Новым же является предположение о типах взаимодействия людей с этим полем. Потенциально плохие люди (они в принципе могут, сдерживаясь, не быть плохими), в которых инициирована способность сильного взаимодействия с полем, то есть "антикорректоры", способны разрушать структуры этого поля. Кроме того, почему-то только они могут управлять событиями к своей личной выгоде - видимо, Светлана Прокопчик полагает, что достижение собственной выгоды "полевыми" средствами всегда дурно.
Инициированные хорошие люди, "корректировщики", создают какие-то новые полевые структуры, правда, в романе ничего не сказано о том, какие именно, а также воздействуют на материю с благими целями, среди которых названы терраформирование планет и "суперменовское" спасение людей от катастроф и несчастных случаев. Очевидно, что такое сужение спектра благих целей есть недоработка автора.
Оценить правдоподобность этой гипотезы мы в данный момент не можем, так как сами над ней не думали, а Светлана Прокопчик не выстроила плавного перехода между феноменологическим и трансфеноменальным. Но, по правде говоря, и ни один писатель не сделал ничего подобного, поэтому претензии в этом отношении были бы неуместными.
Следует также отметить особую дотошную честность автора. Параллель в фамилиях автора и главной героини провоцирует читателя к их отождествлению. И Светлана Прокопчик не боится показать свою героиню ужасной дурой, дважды надолго попадающейся на крючок конкурентов-ломщиц и дважды по нескольку лет не способной выяснить отношения с двумя своими избранниками. То, что она частично поддается давлению ломщиков-мужчин, более извинительно, так как здесь свою роль играют сексуальные инстинкты, да и поддаётся она в этих случаях не очень-то сильно. Такими же дураками предстают и её избранники, причём второму из них не помогает даже намного большая посвященность. И даже пробуждающаяся божественность почти до самого конца повествования не может преодолеть эту глупость героев.
Роман "Корректировщики" сделал Светлану Прокопчик одним из лидеров русской фантастики и одним из активных участников новейшего морального и мировоззренческого подъёма .