Гуревич Рахиль. Дом-дым

Рахиль Гуревич

Дом - Дым

Одноактная драма в трёх цветных сценах с монохромным эпилогом.

Действующие лица:

Дафна, 40 лет - неженственная и непривлекательная, левая рука--в кармане.

Заяц (Ваня), 40 лет - спившийся панк,

Энн, 35 лет - тщедушный, выглядит моложаво, рост 155-160 см,

Салтык (Салтыков Александр Петрович), за 40 лет - ухоженный респектабельный, лысеющий.

Белый - человек в белой футбольной форме, в белых перчатках, в белой вязаной шапочке, в белых "кислотных" очках, под мышкой - белый футбольный мяч.

Красный - то же, в красном варианте.

Синий - то же, в синем, жуёт жвачку.

Действие происходит 5 октября 2008 года.

Музыка: Композиция "Новые блокадники" (ДДТ, альбом "Чёрный пёс Петербург" (1993)).

"Красные пришли и обагрили закат,

Белые пришли и полегли словно снег,

Синие как волны откатились назад,

И всё это сделал один человек(...)"

И. Кормильцев

Белая сцена.

Лесопарк на окраине Москвы. В центре сцены -- пеньки, бревно, ветки, осенняя пожухлая листва, мусор, алюминиевые мятые банки. По периметру сцены, с трёх сторон - белые, красные, синие гандбольные ворота. Дафна и Энн сидят на пеньках, рядом - шуршащие пакеты из супермаркета. Белый стоит, опёршись на верхнюю планку ворот.

Энн. Сколько дитяти?

Дафна. Пять. Отвела в сад. До пяти свободна (вздыхает облегчённо).

Энн. Его?

Дафна. Что--его?

Энн. Ну-- его? Мужа твоего ребёнок?

Дафна. Какого мужа?

Энн. Извини, Дафна. Прости.

Дафна. А чего -- "прости"?

Энн. Ну, муж твой умер. Ты женщина ранимая, тонкая.

Дафна (машет рукой, улыбается). Скажешь тоже! Нормально всё.

Энн. Я почему поинтересовался: муж-то шесть лет точно как умер?

Дафна. Семь с половиной.

Энн. А ребёнку - пять.

Дафна. Энн, дорогой! Ты из нас самый молодой, самый продвинутый, искусный ювелир, такие изделия плавишь - красота! А по жизни -- такой дурачок!

Энн. Ну, просто я тебя, Дафна, знаю. Поэтому удивлён.

Дафна. Энн, дорогой! Ты в двадцать первом веке или где? Муж теперь не нужен.

Энн кивает.

Дафна. И мужик не нужен.

Энн. А кто нужен?

Дафна. Центр репродукции.

Энн. И чего?

Дафна. Ничего. Донорская сперма в Центре репродукции.

Энн. Так -- чего? У тебя ребёнок - из пробирки?

Дафна. Ну.

Энн. От донора?

Дафна. Ну.

Энн. Обалдела?

Дафна. Ну.

Энн. Ладно. Это твои дела. Столько лет тебя не видел... Лучше скажи: приходят?

Дафна. Ну.

Энн. Лекарства пьёшь?

Дафна. Ну.

Энн. Транквилизаторы?

Дафна. Ну.

Энн. Вредно это, Дафн, каждый день -- транквилизаторы...

Дафна. Ну.

Энн. На протяжении пятнадцати лет - транквилизаторы...

Дафна. Ну нет. Сейчас только весной, когда совсем плохо, пью.

Энн. Совсем плохо - это как?

Дафна. Это когда - втроём.

Энн. И Белый, и Красный, и Синий?

Дафна. Ну.

Энн. О чём говорят?

Дафна. Ругаются. Как март, и собачьи фекалии, так Красный - бранится и ногами стучит. Синий, ясный пень, Красного оскорбляет, язвит, издевается. Красный ведётся как маленький. Наивный как ребёнок, как младенец.

Энн. А Белый?

Дафна. Белый -- миротворец. Ну ты знаешь...

Энн кивает.

Дафна. Но Белый самый гад. Я-то знаю. Я чувствую, что самый гад. Хоть и вежливый, и так далее. Белый - это самая жуть!

Белый недовольно потопывает.

Энн. Ну и?

Дафна. Ну, снег таит, первая перебранка... Я: "Сонопакс" - по две таблетки три раза, на ночь - релланиум... И ещё... Сложное название... в диспансере бесплатно дают.

Энн. В психдиспансере?

Дафна. Ну. У меня вторая группа. Оформили только после смерти мужа. Два молодых инвалида в семье - это подозрительно. А теперь я одна, можно теперь и мне инвалидность, теперь и пенсия, и раз в месяц - бесплатные лекарства. Ты не представляешь, Энн, сколько в диспансере молодёжи! Я-то думала старики безумные как в дурке, а там - молодёжь. Доктор сказал, пожилые храм диспансеру предпочитают...

Энн. А ты?

Дафна. Знаешь Энн, тянет. Но чувствую -- рановато.

Энн. Окрестилась?

Дафна. Нет. Пока - нет.

Энн. Блин. Тянешь зря. Спокойнее как-то.

Дафна. Ну - это тебе спокойнее, а я тогда выжила не по воле божьей, а вопреки.

Энн. Ну да. Ну да. Ох, выпить надо. Помянуть. Старший брат, Толян! Герой! Во - герой! Тебя спас, а сам погиб! А мог бы не спасать... тогда выжил бы, как думаешь?

Дафна. Думаю, нет. Он на меня уже мёртвый свалился...

Белый довольно потопывает.

Энн. Я тогда тоже со всеми попрощался! Но надеялся на чудо. Уродство-то какое! Издевательство! Расстрел на стадионе! В центре города - расстрел! В спину - Толику, брату родному - в спину! Куда все запропастились? (Достаёт мобильник) Десять -тридцать, а договаривались -- в десять ноль-ноль!

Дафна. Заяц, боюсь, не придёт.

Энн. Как -- не придёт? Пятнадцать лет Кровавому Октябрю, а он не придёт!

Дафна. Пятнадцать лет вчера было. Боюсь, не проспится Заяц.

Энн. Да куда он денется. Халявная опохмелка для Зайца -- святое.

Дафна. Так серьёзно? В натуре -- алконавт? А был такой лапочка!

Энн. Давно ты не общалась с нами, Дафна. Ох, давно. Салтыка не узнаешь. Да и Заяц давно не лапочка. Стареем.

Появляется Салтык. Он с портфелем и пакетом. Ставит пакет на землю. Достаёт рулон чёрных мешков для мусора. Собирает в чёрный пакет мятые банки и прочее. Белый кладёт мяч в ворота, хищно потирает руки.

Салтык. Что за люди! Свиньи!

Энн (копается в пакете Салтыка). От богатства только один кулёк приволок. Жмот.

Салтык. Ну, здравствуй, наш младший брат! И тебе, Дафна -- здравствуй!

Дафна. Пробки?

Салтык. Нее. Повезло сегодня. Мой день! Всё с утра удаётся!

Белый ржёт, Белый в истерике.

Энн. Кончил что ли?

Салтык. Кто о чём, а вшивый о бане... (Кричит.) Без пробок, говорю, доехал, раз.

Белый. Ну, какие ж пробки в понедельник.

Дафна. Ну, какие ж пробки в понедельник.

Салтык. Не скажи, Дафн, не скажи.

Дафна. Это не я. Это Белый.

Салтык (понимающе, тычет пальцем в небо). А-а! Так вот: без пробок доехал... довезли - раз...

Дафна. Довезли?

Салтык. Ну, даёшь, Дафн. Я ж бухать приготовился. День-то какой! Круглая дата! Пятнадцать лет. На Новый Год пью, и в день расстрела Дома Советов пью! На Новый Год загадываю желание, чтоб все подохли, кто тогда бойню организовал.

Белый потирает руки, забивает мяч.

Дафна. Значит, без пробок - раз?

Салтык. В маркете ни разу не толкнули - два, и кассирша улыбнулась - три.

Энн. Тебе все кассирши улыбаются.

Салтык. Не скажи, наш младший брат, не скажи. Не все, далеко не все. Скалятся, это да.

Белый. Звериный оскал капитализма.

Дафна. Звериный оскал капитализма.

Салтык пристально смотрит на Дафну, потом поднимает палец вверх, делает кистью круг, вопросительно смотрит на Дафну. Дафна кивает.

Салтык. Да - оскал. Везде - оскал. Голливудский стоматологический оскал. У жены с дочкой - оскал, у репетиторов дочкиных -- оскал, у массажистки - оскал, у секретарши, само собой - оскал. А кассирша -- улыбнулась!

Энн. Надо выпить. Выпьем за искренность! За искренние улыбки кассирш и не только кассирш! За искренние улыбки всех людей!

Дафна. Помянем!

Энн вынимает из пакетов бутылки и прочее. Стелет на пенёк скатерть. Ставит одноразовые стаканы, выпивку.

Салтык. А Заяц?

Дафна. А чипсы?

Энн. Вот -- чипсы. Начнём без Зайца.

Салтык. Нельзя без Зайца.

Дафна. Саша! Заяц не придёт.

Белый. Придёт!

Салтык. Почему Заяц не придёт?

Энн. По кочану и по капусте.

Дафна. Ты присядь, Саш. Хочешь, пенёк очищу?

Дафна смахивает с пня листья и веточки. Салтык недоумённо и задумчиво смотрит на Дафну.

Салтык (Энну). Кто с ней?

Энн (шёпотом). Всё нормально. Один. Белый.

Салтык кивает Энну.

Салтык (Дафне). Спасибо, Дафна! Милая ты моя! Ну как дитё?

Дафна. Пять лет уже. В детский сад отвела. До пяти свободна.

Салтык. Как -- пять?

Дафна. Так - пять.

Салтык. Ах, пять! (понимающе кивает)

Дафна. Ну почему, Саш, ты со мной как врач в дурке общаешься? Да - пять. ЭКО я сделала. Слышал?

Салтык. Да как не слышать, если ноль активных сперматозоидов - бич эпохи. Мужики теперь в мире ином зависли...

Дафна. Где?

Энн. В Инете, в Инете.

Дафна. Хоть ты, Саш, меня понимаешь.

Энн. И я.

Дафна. Ты? Нет! Ты не понимаешь! Ты всё твердишь, что твой брат меня прикрыл.

Энн. А разве не так, Дафн?

Дафна. Толик, когда на стадионе расстреливали, на меня упал. Случайно упал.

Энн. Как случайно? Как - случайно? Он тебя защитил, потому что благородный, потому что -- герой.

Дафна. Нет - случайно упал.

Салтык. Выпьем! Помянем Толяна!

Дафна. Потом, когда добивать стали, тогда, если б, не его труп... не его тело... меня б не было. Это факт.

Энн (орёт). Да откуда ты знаешь, что он уже труп был? Вскрытия не было! Он жив был! Жив! Кто тебе сказал, что, когда он падал, он уже умирал? Толик ранен был! Легко ранен.

Дафна. Ага. С плавающим центром тяжести - легко ранен!

Энн. С ума поехала? С чего взяла, что с плавающим? У автоматчиков обычные пули были. 5, 45 калибр.

Дафна (запальчиво). А мне сказали: с плавающим центром тяжести!

Энн. Кто сказал? Кто сказал? Глюки твои по весне?

Дафна (запальчиво). Не весной. Не весной. Летом!

Энн. Синий, а? Али Белый, а?

Дафна. Красный сказал! Красный всё знает. И не врёт как Синий! Красному я доверяю! Красный -- искренний! Красный наивный как ребёнок! Как младенец!

Салтык (орёт). Всё. Поехали. За Толю.

Выпивают. Белый забивает мяч.

Монолог Дафны.

Полумрак. Освещён пенёк с Дафной. Белый с издёвкой слушает.

Дафна. Пятнадцать лет назад я только-только работать начала. После института. Время было... Странное какое-то время. Помню, батон французский купила. В булочной. А не так как сейчас в супермаркете. И не рыхлый, а настоящий хлеб, без химии. Купишь хлеб. Маргарином намажешь. И вкусно! Денег ни хрена не платили. Только на маргарин и хватало. Приватизация, блин. Ваучер до сих пор дома лежит - показать? (достаёт бумажку, машет ей). Ясно было -- дурят народ. А народ решил, что его партия коммунистическая дурила, а вот эти-то, теперешние, которые из бывших партийных, дурить не будут. Возненавидел народ своё прошлое. Поверил народ в новое светлое будущее! В парткоме-то задницы лизать надоело. Со школьных с пионерских лет задницы лизать приучались. Спросите у тех, которые в Совке росли, у бизнесменов- предпринимателей со счетами в иноземном банке, кем они в детстве были? "Председателем Совета дружины" -- ответят. Или: "Секретарём комитета комсомола", или: "Парторгом".... А тут - свобода, ёлки. Бывшие секретари обкомов партбилетами кидаются. Бывшие генеральные секретари президентские полномочия слагают. Политинформаций--нема, марксистско-ленинской философии - нема, вместо политэкономии - экономическая теория. Жрачки, правда, тоже нема, и шмоток--нема... А! Нет! Шмотки в девяносто третьем уже появились, и обменники..., и всё народное как-то так невзначай, как-то так по-тихому, стало частным. Только вот незадача - компрадоры борются с националами. Одни продаться хотят с потрохами, а другие свою линию гнут, национальную. И заседают на съездах внеочередных. На съездах народных депутатов. И левое крыло там сильное на этих съездах. Левое крыло, которое страну разворовать до конца ну никак не разрешает. Противостояние, понимаешь. Тупик, понимаешь. Что сделать надо, раз такие дела девять месяцев? Правильно! Расстрелять, понимаешь, парламент, чтоб не мешал, разродить его нафик. Сказано тебе - парламент вне закона. Ну и что - что высшая законодательная власть? Ну и что из этого? Ну и что, что Конституции противоречит? Плохая, значит, Конституция. Другую надо принять. Ну и что, что Конституционный суд признал незаконным указ? Ну и что с того? Конституционный суд пущай помалкивает, если жить хочет. И пущай новая Конституция на крови. Пущай - си-эн-эн передаёт: несколько тысяч погибших. Сказано вам - сто сорок три официальных трупа. Так-то вот. А кто не доволен, тот будет скоро доволен. А не будет скоро доволен, так заставим. Порядки-то те же остались, только плюс на минус поменялся, и возможность карманы набить за общенародный счёт появилась. Обнищание масс - обогащение элиты! А рабочих с крестьянами ликвидируем. Хирургическим путём. Заводы закроем, а деревни, вот увидите, сами опустеют: без дотаций колхозу не выжить. А зачем нам колхоз? Колхоз - это от антихриста. Мы всё за границей купим. Мы им - нефть и другие ископаемые, а они нам - ножки Буша. Сожрал "Твикс" -- и в паузе, типа в прострации. "Сникерснул" -- и доволен. Раньше типа коммунизм строили, теперяча -- дворцы за трёхметровым забором. На закон - плевать хотели. Купим любой закон, пролоббируем!

Выходят Красный и Синий.

Белый. Ваш юношеский максимализм нас веселит, госпожа.

Синий. Ну ты, Дафн, всё преувеличиваешь. Сейчас в любую страну, на любой курорт, любой евроремонт - столько возможностей. Чем угодно занимайся, твори без цензуры. Хошь - на бирже играй, хошь - в казино, хошь - досуг на дом. Ты вспомни, как мы в Совке нищенствовали! Капстраны боготворили. Болгария - предел мечтаний! По очередям унижались! За мебелью, за книгами, за колбасой! Вся жизнь - в очередях.

Красный. Это всё ерунда, эти очереди. Тогда человек знал, что его выучат и вылечат. А теперь не учат и не лечат без денег.

Синий. Враки. Ложь! Раньше тоже не лечили, а школы и по сей день бесплатные!

Красный. Да что ты!

Синий. Лекарства - бесплатные! Скажи ему, Дафн!

Красный. Неужели?

Синий. Проезд - бесплатный, субсидии, льготы, полстраны в льготных категориях! А город-то, город какой красавец стал! Храм Христа Спасителя куполами блестит! Пётр Первый в эспаньоле летит!

Красный. А пенсия сейчас какая?

Синий. А джинсы в Совке по чём? В Совке грех прикрыть нечем было. Хамство службы быта до сих пор в ушах звенит. В прачечной наволочки воровали! За порошком - два часа стоять, а за туалетной бумагой - три!

Красный. В Совке метро пятачок стоило. Круглый такой пятачок. В Совке пенсионеры не умирали и не шастали по помойкам! В Совке была гарантия жизни!

Синий. Какая гарантия? Попробовал бы ты политику партии покритиковать! Ненавижу вас - коммуняк! Тупые! Красно-коричневое быдло! Не задушишь демократию, гад.

Красный. Демократию расстреляли в девяносто третьем.

Белый. А вот и не подерётесь, господа-товарищи!

Красный и Синий уходят, пинаясь и толкаясь, Белый забивает мяч.

Салтык. Как бы дождя не было.

Дафна. А тогда - дождь был?

Энн. Сколько раз тебе говорить? Тогда солнце было, и третьего -- солнце, и четвёртого.

Дафна. А пятого?

Энн. Не помню. Я до декабря из дома не выходил. Даже к окнам не приближался. Всё в кровати лежал.

Салтык. Я помню. Меня ж пятого вечером выпустили. Вытолкнули, помню, из мусарни - я -- в лужу лицом и глотать начал.

Белый. Начал--кончил, хе-хе.

Дафна. Значит, был пятого дождь.

Белый стоит, сложив руки на груди, ухмыляется.

Салтык. Пью из лужи... Вода грязная, с привкусом земли и крови... Ну кровь - это у меня изо рта шла. Зубы выбили. Челюсть распухла, болит - сломана, а пить хочется. Так хочется, что на всё остальное плевать. Потому что без воды нет жизни. А мне жить хотелось. Когда из подъезда вывели - когда по яйцам бить стали, когда потом в автобус запихнули и сверху кровавого народа штабелями положили, я уже жить хотел, я уже знал, что выживу. Когда в ментовке держали без воздуха - двадцать человек в камере, когда урки очко порвали и в стойло загнали, ох, как мне жить хотелось, безобразно хотелось, страшно хотелось, жутко хотелось, и знал, что выживу. Менты по почкам долбили - больно. Зубы -- совсем небольно. И рёбра - небольно. Но после -- не вздохнуть. Поэтому и выжил в душной камере. У кого рёбра целые были, кто полной грудью вздыхал, тот в обморок падал и на того урки мочились.. Прям в рот и в нос... Уф-фф! (Пригубляет.) А потом, блин, освободили. Я даже сам до дома добрался - в метро шарахались. С мамой тут же инфаркт. А батяня - ничего. Врача знакомого пригласил, из челюстно-лицевой. Дома меня откачали. В больницы тогда лучше не соваться было. Опера рыскали. Дела заводили фиктивные. Чтобы бабла срубить и дела эти левые закрыть...

Энн (выпивает). Знаешь, Салтык. Ты каждый год этой хиромантией нас грузишь. И не надоест? А про то, что было внутри, внутри Дома Советов, до того как тебя из двадцатого вывели - ни разу.

Салтык. Меня из первого подъезда выводили.

Дафна. К первому автобусы не подъезжали... Слушай, Саш! У тебя же пропуск внутрь был. У Зайца - нет, у мужа моего - не было... Энн, у тебя был?

Энн. Нее. Я ж на побегушках. Еду блокадникам таскал. Иногда в главном подъезде грелись. Холодно было, хотя сентябрь. А третьего, когда блокаду прорвали - теплынь. Радовались. Думали: ну, теперь-то точно штурма не будет... А в семь -- танки с набережной. Мы в подъезд, вверх по лестнице. Когда штурм начался, то всех пускали. А что до этого внутри было, не знаю. Депутаты заседали и заседали, заседали и заседали... У брательника, Толяна, пропуск был, но он не расскажет...

Белый потирает руки. Забивает в свои ворота гол, радуется.

Салтык (выпивает). Знаешь, Энн. Там внутри по-разному было. В зависимости от того, кто где находился. Депутаты внизу, в зале национальностей. Там безопасно, без окон. И много мирного населения: служащих, уборщиц, дети тоже были. Корреспонденты - везде: наверху, внизу, в столовке, иностранных больше, чем наших, в коридорах - внутренняя охрана, свой полк, и приднестровцы. Лично я по жиже кровавой в туалет топал... БТРы всё-таки, БМП, крупнокалиберными били.

Энн. И трассеры.

Дафна. И снайперы.

Белый заламывает руки, злится, топает ногами.

Энн. Да. Снайперы -- это да. Выходим, короче. Выводят нас и -- на асфальт.

Дафна. Из двадцатого?

Энн. Дафна, блин. Чаще собираться надо. Маразм крепчал? Нас через один подъезд выводили!

Белый. Но в разное время.

Дафна. Что с памятью моей стало!

Энн. Про что это я? К чему это? (Выпивает) Ах, да!

Дафна. Снайперы!

Энн. Ну вот, короче.

Дафна (смеётся). У кого короче?

Энн. Дура. Выводят нас. Мужик один автоматчику говорит: "Что ж вы делаете-то? Прощения вам не будет!" Не успел договорить - и падает подкошенный. Ноги прострелили.

Дафна. Разрывные?

Энн. Неа.

Дафна. С плавающим?

Энн. Неа.

Дафна. Ну, слава богу!

Энн. Снайпер добрый попался.

Дафна. Из СЭВа?

Энн. Не знаю. Мужик упал. Его в автобус. А нас с братом -- на стадион, на футбольное поле. Там народу! ОМОНа -то , ОМОНа , рожи такие!

Дафна. Я помню. Я вас увидела. Я с рукой простреленной лежала.

Энн. Ну да. Среди расстрелянных.

Дафна. Блин. Баркашовцы - мальчики совсем. Жалко. Непутёвые какие-то мальчики. Они все две недели ни с кем не общались. Им запретили с защитниками общаться. Встанут в круг- и давай в волейбол играть.

Белый пытается чеканить мячом по-волейбольному, ушибает пальцы, потирает руку.

Энн. И короче баба одна плюнула в автоматчика. На форме пятнистой не видно как слюна стекает -- я всё хотел слюну, плевок рассмотреть. В такие моменты как-то на мелочи начинаешь внимание обращать.

Салтык. В какие моменты?

Энн. В такие, когда трупы вокруг, но ты всё надеешься, что тебя в центре столицы, в сердце, так сказать, Родины свои же не пришьют...

Белый доволен - вышагивает гоголем, руки за спину.

Энн (выпивает). И плюнула она, короче, и её -- в упор. Убивец какой-то в каске затвором щёлкнул. Брательник, Толян, белый стоит, зубами скрежещет. У меня голова закружилась - и тошнить начало. Желчью. Блин, повезло, что я мелкий. Брательник как заорёт: "Ребёнку плохо! Ребёнок кончается! Выведите его! Кто-нибудь! Люди! Есть здесь люди!"

Дафна. Этого не помню. Шумно было.

Энн. Ну да. Брательник меня на руки поднял, держит. А по нам очередь дают.

Дафна. Да-да. Помню. Это они вначале поверх голов. Это специально. Это для устрашения. По тем, кто хоть слово произносил, или стонал - очередь.

Энн. Очередь. Опять замутило - испугался, блин. Полуобморочное состояние. Чувствую брат, брательник мой, Толян, Толик... меня кому-то передал. Просит о чём-то. Вижу: губами шевелит. Вынесли меня. То ли майор, то ли полкан. Запомнил звёзду на погонах - тошнило ему на плечо. Долго он меня нёс, до "скорой". Посадил, аккуратно около рафика. "Ну, парень,-- говорит,-- с усами, а мелкий такой. Недоношенным что ли родился?" Я промычал что-то. "Повезло тебе, паренёк, что недоношенным родился!" И полкан слезу утёр.

Дафна. Седой?

Энн. Не помню. В каске. Каска была.

Дафна. Мне седой помог. Серьёзный такой кусок. Толика с меня подняли. И кто-то как заорёт: "Дышит! Дышит!" Это уже светало. Блин! Всю ночь пролежала. Среди расстрелянных. А как один миг. А своих футболистов я раньше увидела. До того как Толик на меня упал. Они идут такие: в шапочках, в гетрах, на шапочках помпончики, и три мяча у них под мышками... Они с неба спустились, эти футболисты. Я ещё удивилась, почему в них не стреляют, как их сюда пропустили?

Салтык. Сейчас стадион этот, забором обнесли. Видела?

Дафна (машет рукой). Да куда там! Ребёнок. Пять лет... В сад отвела. До пяти свободна. (Облегчённо вздыхает.)

Энн. Могла бы дитю поле-то показать. Чтоб потом своим детям показывало.

Дафна. И покажу, и расскажу. Но позже. В метро место не уступают. А ехать далековато...

Белый нервничает. Дафна следит за Белым, Салтык наблюдает за Дафной. Белый принимает отрешённый вид.

Дафна (с вызовом, с надрывом). И стрелять стали. И Толик на меня упал. И мясом запахло, и кровью. И всех, кроме меня, пристрелили. Толик меня спас. А рука (поднимает правой рукой левую вверх) не слушается. Пальцы плохо сгибаются. Пуля в сухожилие попала. Пулю мне в Склифе отдали. 5, 45 калибр. О! (Достаёт из кулона показывает.) Спасибо тебе, Энн. Такой кулончик. Авторский... Нигде не купишь

Энн (плачет). Ну что ты, Дафн. Такая ерунда. Сплавил тебе кулон и легче жить стало.

Дафна (прячет пулю в кулон). Я её, вместо креста ношу. Вместо креста нательного.

Дафна замирает, потому что появляется Красный. Красный бьёт своим мячом в Белого. Белый ловит красный мяч, радуется, показывая пальцами "V".

Салтык (обнимает Дафну). Всё. Проехали. Это даже полезно. Ты с нами давно не была. Накипело у тебя Дафна. Накопилось. А мы то каждый год вспоминаем... Вспомним -- разойдёмся. И на год хватает...

Дафна. Всё нормально, Саш. Просто Красный...

Салтык поднимает палец вверх, делает рукой в воздухе круг, вопросительно смотрит на Дафну. Дафна кивает. Слышна музыка. Сначала тихо, потом всё громче.

Энн. Ё-пэ-рэ-сэ... Заяц. (Кричит) Заяц!!!

Белый затыкает уши. Красный машет руками, корчится под музыкальное вступление. Музыка громче и громче.

Красная сцена.

Появляется Заяц. Он с палочкой, хромает. В руке -- магнитола. Заяц выключает магнитолу - музыка прекращается. Заяц садится на пенёк, глаза закрыты, голова откинута. Красный и Белый опёрлись на свои ворота, под мышкой - мячи. Все молча смотрят на Зайца секунд десять.

Энн (подходит к Зайцу, стучит по его плечу) Алё, гараж!

Ноль внимания.

Салтык. Вань!

Та же реакция.

Салтык (кричит). Заяц, в натуре!

То же.

Дафна (встаёт перед Зайцем на колени, плачет). Зайчик!

Белый и Красный тоже плачут.

Заяц. Здравствуй, здравствуй, Дафна. например. Ну. ты и разжирела! Прям свиноматка. Свинодафна!

Дафна. На себя посмотри! Алкаш!

Заяц. Я не алкаш. Я поддаш.

Дафна. Всё одно, всё едино.

Заяц. Для непьющих едино, а для пьющих разительная разница. Хотя...Ты на колёсах. Тебе этого не понять. Приходят?

Дафна кивает.

Заяц (оглядывается). Сколько?

Дафна. Белый. А как музыку твою услышала, Красный нарисовался. Вон стоят - смотрят на нас.

Заяц. Ну, ты лечись, Дафн. Колёса-то не левые? Весной у меня нога разболелась, колено. Ну и крыша тоже. Купил анальгин, а он -- и не анальгин совсем. Мел. Известь. И нога болит, колено, и крыша и живот до кучи от мела этого. А написано: "анальгин".

Дафна. Весной я только транквилизаторы пью. Весной футболисты мои ругучие беспредельно.

Заяц. Втроём?

Дафна. Втроём. Толик иногда приходит. Но как-то неясно, по ночам как привидение... Не по-правде как будто.

Заяц. Значит, трое. Ночами не в счёт. Ночами ко мне тоже много чего является. Паранормальной национальности. Всё больше тролли из "Старшей Эдды".

Белый и Красный прислушиваются.

Энн. В Старшей Эдде ещё прорицательница была.

Салтык. Карлики там были и рабы. Род рабов.

Заяц. Да. Род рабов. Рабы грязные, кривоногие, но работящие.

Дафна (с надеждой). Являются?

Заяц. Рабы - нее... Тролли только. А рабы... Выйди на улицу - вот тее и рабы... Одни рабы. Несутся на красный, торопятся, давят, и сами насмерть бьются... В моём дворе ротвейлер с шарпаем подрались, хозяева переволновались и друг дружку постреляли. (Салтыку.) Кто раб, кто не раб?

Салтык. Мы не рабы. Рабы не мы (Выпивает.)

Заяц. Мы не рабы. А ты Салтык - раб.

Салтык (вздрагивает). Почему это? Когда нас в автобусе штабелями укладывали...

Заяц. Заткнись про свой автобус. Я тоже в автобусе наслаждался.

Салтык. Когда я из лужи пил...

Заяц. Рот закрой! Я тоже из лужи пил. Всё грузишь нас про ментовку. Все пятнадцать лет. Про лужу эту, про челюсть, про рёбра, про петушатник. Грамотно грузил, ёлки. Ну да. Кого на стадионе пристрелили, кому во дворах скрыться удалось, кто в Склифе, кто в цугундере, кого в Лужниках держали, корреспондентов и тех через ублюдочный коридор пропустили... А кого-то, да, в ментовке мучили. А кого-то и не мучили, где начальники из сочувствующих - везде хорошие люди попадаются.

Салтык. Согласен. Налить?

Дафна (поднимается с колен). Налей.

Все выпивают. Белый потирает руки, Красный переживает.

Энн. Как себя чувствуешь, Заяц?

Заяц. Как всегда - хреново.

Энн. Жизнь не налаживается?

Заяц. Пока нет. Но, думаю, часа через два легче станет (Смотрит на Салтыка с вызовом). Значительно легче.

Салтык. Мы думали, ты не придёшь.

Заяц. Индюк думал, думал, и в суп попал...

Салтык (наливает Зайцу). Не нервничай, вздохни глубоко. Вон - от ели подзарядись...

Заяц. Сон ночью приснился. Не видение, а сон. Что Дафна со мной говорит. И муж дафнин. И Толик... И я понял, что Дафну увижу, поэтому пришёл. Пришёл сказать Дафна, сообщить тебе, что это Салтык твоего мужа замочил.

Салтык. Проспись!

Заяц. Помалкивай! Тут тебя все привыкли уважать. Не пойму за что. Это ты в офисах сраных указывай. А тут не смей. Тут на твои бабки всем "тьфу", понял? Тут расстрелянных пятнадцатый раз помянаем, Толика -- брата Энна и других ребят. И коммунистов, и анархистов, и приднестровцев, и казаков. Всех, кто уже в 93-м просёк, что деется: что людей разводят чисто на идеологию. Всех, кто просёк, что указ 1400 - это конец демократии, чтобы там потом не плели бандюки, которые сейчас олигархами называются.

Белый. Что ты злой-то такой? (Заяц вздрагивает.) Что передёргиваещь? Причём тут олигархи? Что против олигархов имеешь? Чтобы демократия победила без жертв - такого не бывает.

Заяц (оборачивается, видит Белого, вздрагивает). Повторяешь, что в газетках пишут.

Энн. Заяц! Ты с кем говоришь?

Дафна. Да с Белым.

Салтык. Ах, с Белым!

Энн хлопает глазами, недоумённо озирается, пожимает плечами.

Дафна. Мальчики, мальчики! Стоп! Вань! Ты что-то про мужа говорил.

Салтык. Ну да. Заяц белку словил. Надо ж такое придумать: будто я мужа замочил твоего, Дафна! Чушь!

Дафна. Ну почему ж чушь? Все мы тут, мягко выражаясь, не в себе после расстрела.

Салтык. Ты, Дафн, ты - не в себе. Ты с этими футболистами общаешься. А их - нет. Это же галлюцинации! Твои глюки!

Белый. Ну, конечно, глюки.

Энн вздрагивает.

Заяц. Я Белого, Белого сейчас видел (крестится). Истинный крест!

Энн (шёпотом). А я, кажется, слышал...

Салтык. Ну, зачем, мужики, на себя наговариваете? Женщину пожалели? (Ласково.) Ты, Дафн, не в себе! А мы -- в себе! Я - в себе. И ребята.

Дафна. Ты - в себе? После того как из лужи попил -- в себе? После того как в автобусе ехал штабелём уложенный - в себе? После того как по автобусу очередь дали и стёкла на вас посыпались - в себе? Или после петушатника - в себе?

Салтык. Я к психологу ходил. И потом - я же не ночевал среди трупов, трупом подмятый...

Энн (орёт). Не смей называть моего брата трупом!

Заяц. Энн! Не шуми! Толик с нами, а его тело даже трупом после пуль с плавающим центром тяжести не назовёшь. Био-масса скорее. А, Дафн?

Дафна. Не знаю. Когда с утра меня подняли, я на асфальте сидела и смотрела. В мешки всех складывали и складывали, как-то по частям Толика складывали. Я курицу дочке разделываю, ножки там отрываю и крылышки, чтоб грудку только оставить, всегда Толика вспоминаю. Поэтому стараюсь реже курицу покупать. А на телятину и индюшку денег нет.( Вздыхает.)

Энн. Ты говорила на баржах вывозили - в Хованский крематорий?

Заяц. Пять дней Хованский для простых смертных закрыт был.

Дафна. Ну. И Николо-Архангельский.

Салтык. Не права ты, Дафн. По моргам развозили. На автобусах.

Энн. Части тел -- по моргам?

Заяц. По моргам всех - нереально. Лишняя экспертиза убийцам ни к чему. А, Салтык?

Салтык. Да что с тобой, Заяц. Обурел? Намекаешь, обвиняешь. Как будто и не дружили пятнадцать лет. Как будто мы по разные стороны баррикад. Белка приходит? Так и скажи. К Дафне - футболисты, к тебе - белка. Энн, а к тебе никто не приходит?

Белый. Ну, что ты, в самом деле, какая белка в лесопарке?

Энн. Не-е... (Крестится, опасливо озирается.)

Дафна. Мои футболисты никому не мешают. Они -- чтоб одиночество скрасить. Белый так говорит.

Энн. Ну что ты, Дафн. Какое одиночество? Они и при муже твоём зажигали. Он на тебя жаловался, когда пятилетие здесь, на этом месте отмечали...

Заяц. Вот Салтык мужа твоего и замочил, Дафн. Чтоб он больше нам праздник не портил. (Улыбается.) Чтоб не жаловался на тебя...

Салтык. Что мелешь? Что ты мелешь? Я? Чтоб я кого-нибудь тронул? Дафн! Разве я способен на такое? Да я... Да я после того как из лужи пил... после того как в камере задыхался... Да я смысл жизни постиг... Не убий! Вот смысл существования! Не посягни на жизнь чужую. Жизнь - Бог дал!

Красный. Врёт и не краснеет.

Энн вздрагивает, оборачивается, но никого не видит. Заяц оборачивается, замирает: он увидел Красного.

Дафна (внимательно смотрит на Салтыка). Честно скажу, после расстрела я в лёгкую замочить могу. Точнее, легко представляю, как смогу... Думаю, и вы все... И без лицемерия, Саша. Ох, как ты изменился, Саша...

Салтык. Ну, подожди, подожди, Дафн. Муж твой умер в больнице. Упал в коридоре. Причём тут я? (Зайцу.) Заяц, уважаемый, при чём тут я?

Заяц. Для того, чтобы чела мочкануть не надо его уничтожать физически, Салтычок. Достаточно сконструировать ситуацию и подвести в эти обстоятельства жертву. А, уважаемый?

Салтык. В какие же обстоятельства я втянул её благоверного?

Заяц. Сам знаешь, в какие. Вначале ты за меня принялся, но я тебе не по зубам оказался. Тогда ты рассудил совершенно верно. Дафну решил не трогать: она не опасна. С острым психозом. Месяц в психушке провела. Мужа её укокошил. Теперь Энн на очереди. А я... Я к тому времени, глядишь, сам сопьюсь и откинусь. Пятилетка за три года.

Салтык. Что он мелет? Ребят? Мы же друзья! Как родные! Почти как братья! Мы же каждый год здесь собираемся. Толика помянуть. И всех невинно убиенных. Что он мелет?

Заяц. Я давно понял. Я давно тебя раскусил. Но Дафна сюда не приходила. Муж скончался, потом ребёнок, тыды-сюды. Ребёнок, Дафн, в школе?

Дафна. В саду.

Заяц. Как -- в саду? Аутист что ли?

Дафна. Пять лет. Поэтому в саду. Я до пяти свободна.

Заяц. Как - пять? Мужа твоего Салтык семь лет как сгноил, а ребёнку - пять?

Дафна. У меня ребёнок, Вань, от донора. Искусственное оплодотворение, понимаешь?

Заяц. Не понимаю. Не хочу понимать. Чем с донором, могла б со мной.

Дафна. Ты не предлагал. Потом, мне здоровый ребёнок нужен. А от алкашей с пороком сердца рождаются...

Заяц. Да здоровый от меня родился бы! Получше донорского. Я тебе точно говорю. Я нутром чую, что от меня только здоровые рождаются. И только мальчики. Как футболисты к этому отнеслись?

Дафна. Так они и надоумили.

Заяц. Красный?

Дафна. Синий. Красный с тобой советовал...

Заяц встаёт, шатаясь, опирается на палку. Делает дружественный знак Красному. Салтык собирается уйти. Крадучись, появляется Синий. Синий встаёт в ворота.

Заяц (хватает Салтыка за шиворот, Дафне). Ну, ладно. Короче, ребёнок вырос. Ты с нами. Первый раз за семь долгих лет. И поэтому я решил Салтыка разоблачить. Чтоб вы узнали, наконец, кто Салтык на самом деле...

Салтык. Ну, будет тебе, будет, Вань. Нашёл врага. Мы ж с тобой вместе Конституцию защищали. Вместе нас выводили.

Заяц. Это ты сказал, что вместе. А я тебя не помню.

Салтык. Стоп! Мы ж с тобой на первом этаже вместе были, помнишь?

Заяц. Ну.

Салтык. И в сортир вместе ходили, где трупы складывали, помнишь?

Заяц. Ну. Но нас с тобой вместе не выводили. Это ты через год в живой цепочке меня встретил и сказал, что вместе выводили... И через меня на Дафну с Энном вышел. Ну, и на мужа дафниного.

Дафна. Отпусти его Вань. Я следить за ним стану. На всякий пожарный.

Салтык (поправляет одежду, очень ласково). Да, кстати, были вчера на живой цепочке или проспали?

Заяц. Я-то был.

Дафна. Видел кого-нибудь из наших?

Заяц (машет рукой). Да какое там! С Конюшковской и то согнали. За Горбатым мостом стояли. Помните, где баррикада была, которая последняя сдалась?

Салтык. Ну как же, как же! А первые, между прочим, казаки побежали с Дружинниковской, помните?

Заяц. Не побежали, а на гусеницы намотались. БМП как попёрли! А под Горбатым мостиком спрятаться можно было, переждать и в зад танку бутылку со смесью шмякнуть! Блин, я в танковых служил. У нас форма была, шлем там, все дела. А эти, помню, которые из БМП выглядывали, в шапочках вязаных, в куртках непонятных, без погон... Кто такие? Где наняли ублюдков?

Энн. Уверен, сейчас никто б не вышел, как тогда, в девяносто третьем. Девяностые пережили. Тачек, хат напокупали... всё по барабану стало. Все друг дружку кидают. Никто никому не верит. Все на себя надеются.

Дафна. Как это на себя? Что ж это такое? Человек существо общественное. Человек не может один. Человек бороться должен за справедливость!

Заяц. Нее. Энн прав абсолютно. Сейчас никто бы из серьёзных людей не вышел Конституцию защищать. Мы тогда молодые были. Мы вышли. Сейчас молодёжь даже не знает, как СССР расшифровывается.

Дафна. И нацболы не вышли бы?

Энн. Нацболы выйдут.

Заяц. Партий никаких почти не осталось. Анархист на цепочке рассказал, что всё разваливается. Митинги проводить не дают. Всё запрещают. Короче, вернулось всё на круги своя. Только раньше собственность общественная была, а теперь частная. Теперь посрать в поле не сядешь...

Энн. Ага. Полей-то нет. Землю-то скупили.

Заяц. Ну да. На хера нам поля, когда мы - рынок сбыта. Прихвостень, аппендикс вместо великой страны. Деревни вымирают. Заводы стоят. Чисто зона. И сталкеры в неё ходят. И ведьмин студень - это доллары с евро. Они мозг студенистым делают. Салтык - наглядное пособие.

Салтык. Ну, всё. Я пошёл. Заяц ты не прав!

Заяц. Уходишь?

Салтык. Дела, совещание, кризис...

Красный. А в Совке кризисов не было, и секса не было.

Синий. В Совке и женщин не было. Одни Дафны с веслом!

Салтык суёт руку под плащ.

Заяц. Дафна! Давай его свяжем! Я типа верёвку притащил, провод медный, два с половиной в поперечнике.

Дафна. Давай!

Салтык. Но-но! (Достаёт пистолет.)

Энн подлетает сзади, выбивает пистолет. Дафна и Заяц набрасываются на Салтыка.

Салтык. Ну, всё, всё. Я никуда не идуу.

Заяц. А мы всё-таки тебя привяжем. И я расскажу, как ты мужа дафниного прикончил.

Заяц включает магнитолу. Красный радуется, прыгает, Белый тоже доволен - потирает руки. Гаснет свет. Синий замкнут.

К пеньку привязан Салтык. Рот залеплен скотчем. Вокруг стоят Энн, Дафна, Заяц. Футболисты на воротах.

Заяц. Вот теперь и выпить можно спокойно. Всей грудью выпить. А, Дафн?

Дафна наливает, озирается на Синего.

Заяц. Что?

Дафна. Синий. Втроём, ёлки... (Опускается на пенёк.)

Заяц. Не кисни. Главное - не расстраивайся! Если Толик появится и муженёк твой убиенный, (Смотрит на Салтыка.) тогда, Дафн, обещаю: лично психиатричку вызову.

Дафна. Страшно. Как вспомню, что тогда случилось, так хоть сейчас прям в больницу и беги.

Энн. Ну, острый психоз - это тебе не кошачья дребедень с пробиркой... Колёса с собой?

Дафна. Нее. Препараты не взяла. Их со спиртным нельзя. Завтра пойду в диспансер. Главное, до завтра дотянуть без Толика...

Заяц. Подыши глубоко, Дафн. Они ж у тебя ругались всё время. А сейчас помалкивают...

Дафна. Вот это-то и странно... А откуда ты знаешь, что помалкивают?

Заяц. Слушай, может это не глюки. Может это ... Ну как тебе сказать... Ну они на самом деле существуют, просто не всем показываются... Я их тоже засёк. Вон -- Белый. Вон - Красный...

Дафна. С ума сбрендил, Заяц...

Заяц. Да сбрендишь тут. Телек сутки посмотри -- сбрендишь. Только про потусторонних вещают... Про пятнадцатилетие -- ни слова, ни полсловечка!

Энн. В Инете одно сообщение.

Дафна. Хотят, чтоб забыли. Как -будто и не было... А ведь там непонятка такая. Говорят, стреляли крупнокалиберным по кабинетам, где документы лежали важные. О приватизации, о юридическом беспределе. (Синему.) Так?

Синий отрицает. Дафна смотрит на Красного - Красный утвердительно кивает всем торсом. Белый не обращает внимания - чешет икру. Заяц берёт у Дафны стакан, выпивает.

Заяц. Так вот. Тебя ждал Дафн. Сложно с вами с тётками. То замуж норовите, то родить от донора... Обхитрил я Салтыка. Обхитрил. Энн! Ты-то ничего не подозревал?

Энн. Я-то? Я, Заяц, стараюсь не вспоминать. Как накрывает, я в бассейн иду. И плаваю, плаваю... Гуляю вот здесь иногда. Работы много беру... Но, знаешь -- плохо помогает. И, знаешь: Салтык, тогда, во время блокады, как-то в стороне был. То есть я его видел часто. С Толиком рядом. Тебя вот, Заяц, всего один раз. Ты ж с коммуняками тусовался. А Толян -анархист. Был анархист. Дафну вообще не запомнил. На баб внимание не обращал. Там какие-то клуши сумасшедшие орали. Из "Трудовой России".

Заяц. Там, кроме "Трудовой России" навалом партий было. Одних коммунистических -- пять. Дафна! Ты ж с комсомольцами была. Ты всё с Петровой ходила.

Дафна. Я?

Заяц. Ты. С Петровой. Холод, слякоть, ветер. А Петрова в расстёгнутой куртке и с декольте. Ей кричат: "Петрова! Застегнись!" А она: отстаньте, мол.

Дафна. Вспомнила! Мы сигареты ментам раздавали. Брали, "спасибо" говорили. Менты нормальные, лучше, чем сейчас. ОМОН - дегенераты. У них и взгляд тупорылый. А потом - блокада. И голод. Ты, Энн, прорывался продукты приносил. Сушки, хлеб. Я помню.

Энн. Ага. Я через детский сад. Воспиталки правда там стукачками оказались. На то они и воспиталки. Я тогда с утра стал продукты таскать. Когда ОМОН после ночи уставший. Иногда делали вид, что не видели. Иногда стреляли, но не попадали. Один раз наплёл, что я школьник, из школы на улице Николаева. Поверили. Спросили, какой класс. Наплёл, что седьмой. Поверили. А мне-то двадцатник стукнул. Легавые, блин...

Заяц. Ну, так вот. Там единение было. В блокаде в этой. Чтобы там по ящику не врали, какими бы убогими нас не представляли, нормальный там народ был. Фронт национального спасения.

Энн. А Салтык всё равно как-то в стороне. Это я теперь чётко понял, когда ты, Заяц, что-то понял. Ты понял - и я сразу понял...

Заяц. Я не сразу. В комитетчики абы кого не вербуют. Это не мусарня вам. Спецслужбы в любой стране при любом режиме. А, Салтык? Я напрягся, когда муженёк твой, Дафн, помре. Месяц после похорон только пиво пил, ни вина, ни водяры, ни шипучек этих с консервантами в рот не брал - и осенило меня. Как будто знамение сошло. Муж-то твой, Дафн, умён был в натуре. И идейный. Муж-то твой мемуары настрочил.

Дафна. Да. После расстрела, когда "Голосуй и победишь" победило, они коммуну организовали. Для беспризорников. Беженцев навалом в Москве появилось: и из Таджикистана, и из Узбекистана, и из Прибалтики, ну и из Чечни само собой. Сильные мира сего делят - никак не поделят, а люди бегут с насиженных мест, чтобы выжить. Чтоб элементарно выжить. Кто в храме окантовался, кто бомжует. Кто во вьетнамском общежитии, кто на Чиркизоне... Тут уж не до детей. А муж мой с соратниками, с комсомольцами детей этих собирал, волчат этих, и коммуной с ними всё лето жил. В палатках. Они работали в совхозе. Дисциплина в коммуне жестокая была. И мальчишка у них появился. Странноватый. Хитрожопый какой-то. Курить запрещено, а он курил. Отъявленные бандитики малолетние не курили, а он курил. Вожатые-комсомолки его застукали . Петрова предупреждение сделала. А он, мальчишка этот, опять курит, и других совращает... Тогда ему предложили уйти из коммуны. Муж мой так и сказал: "Провокатор малолетний". Мальчик в слёзы: "Не хочу уходить!" Тогда ему сказали: "Не уходи, но закон в коммуне такой: выпорем тебя". "Порите, -- говорит, -- бейте! Но только не гоните. Идти мне некуда! Я из Грозного с родителями сбежал. С тех пор мыкаюсь! Некуда мне идти!" Его и выпороли. В тот же вечер мальчик пропал. А в коммуну опера нагрянули, всех арестовали. Муж в тот день, именно в то время, с Салтыком на рыбалку поехал... Петрову на восемь лет осудили. И ещё двух комсомолок. За жестокое обращение с детьми. Я-то тогда уже не с ними была. Потому что кроме футболистов куклы приходить стали из телепередачи.

Заяц. Ты не отвлекайся. Значит, на рыбалку вместе пошли?

Дафна. Ну.

Заяц. А до этого муж твой рыбачил?

Дафна. Не замечала.

Заяц отклеивает скотч на лице Салтыка.

Салтык. Да куда уж ей заметить. С острым психозом!

Дафна. Позвольте! Острый психоз - это приступ. И вообще мне врач сказал: сейчас девяносто процентов населения с психическими отклонениями, просто не все к врачу идут, а большинство даже не догадываются.

Заяц. Рыбачить начали...

Дафна. Ну. Каждое воскресение.

Заяц. А про то, что у мужа твоего после ранения пулевого тромбофлебит ты забыла? Про то, что мужа оберегать надо, ты не думала?

Дафна. Нет! Зайчик! Я за мужем ухаживала! Ведь пойми - дома целый день, с этими! (Указывает на футболистов.) А инвалидность не оформляют. Проверяют, тянут. Мужу-то еле-еле третью дали. С огнестрельным ранением! В Склифе написали : "Задеты мягкие ткани". С каких это пор кость мягкой тканью называется?

Красный. А вот с девяносто третьего и называется.

Синий. Помалкивай. Как-будто в Совке медицинские заключения достоверные были!

Красный. В Совке огнестрельных ранений не было.

Синий. А Афган?

Красный. Внутри страны.

Дафна падает в обморок. Энн хочет кинуться к ней.

Заяц. Спокойно! Наблюдай. Охраняй! Или мне пушку отдай! Салтык - опаснее не бывает!

Дафна поднимается.

Заяц. Поругались?

Дафна. Ну. Синий. А Красный как ребёнок ведётся. Наивный как младенец!

Красный. Раздроблена ведь кость была!

Заяц. Как так? С тромбофлебитом и -- на рыбалку?

Дафна. Салтык уверял, что профилактика тромбофлебита - ходьба. И врачи тоже.

Заяц. А на рыбалке сидят, Дафн. Ты не знала? Сиднем сидят. Рыбу ловить - это тебе не грибы собирать.

Дафна. Да? Я и не подумала. Салтык сказал про ходьбу, я и поверила. У меня такое часто бывает. Муж говорил: люблю. Я и поверила. Секретарь обкома сказал - против спецпайков - я и поверила. Депутат сказал, проголосуете, мол, на трёх прудах лебедей пущу -- я и поверила. А потом этого депутата за границей арестовали.

Заяц. Святая ты, Дафна!

Дафна. Ну.

Заяц. Я-то вот всегда знал, что вокруг гады. Только деньги делят.

Салтык. Как же ты тогда среди коммуняк нарисовался? Ты ж, Заяц, панковал! Ты ж пацифист и вообще всех презирал.

Заяц. Я всех презирал. Но несправедливость терпеть ненавижу. Когда на улице бьют кого-то мимо ни разу не прошёл. Когда, блин, творят, что в голову взбредёт, и Конституцию нарушают, это не дело. Я тогда ещё подумал, когда спектакль по радио прервали. Хороший такой спектакль прервали. Запись старая, с великими актёрами. "Вишнёвый сад" спектакль назывался. С тех пор пятнадцать лет его на дисках ищу - найти не могу... Так вот: когда вместо спектакля - указ, как-то мне обидно стало. Как-то я так призадумался: "Что ж это будет, если закон сверху нарушают, как же тогда неразвитый обычный человек поступать станет?"

Салтык. Моралист!

Заяц. Я не моралист. Я и в Совке боролся с гадами. И других гадов терпеть не собирался!

Синий. Вспомни! Жрать нечего было! Вспомни: водка по талонам, сигареты по талонам!

Заяц. Да плевать мне было, что жрать нечего.

Синий. Ни лекарств, ничего.

Красный. Сейчас всё есть. Отравы любой. Все витрины забиты. А денег нет. Ни на лечение нет, ни на образование! Зато элита похлеще прежней. Зато расслоение такое, что Совку и не снилось, и пенсия три тысячи.

Заяц остолбенел.

Дафна. Выпей, Заяц.

Заяц (выпивает). Я это в ту минуту понял, когда спектакль "Вишнёвый сад" на полуслове прервали. Я понял, что будет. Предположил. Только, ей богу, не ожидал, что БМП по Заморёнова пойдёт, что ОМОН с ментами долбить прохожих будут, что у Останкино народ положат. Я не думал тогда о провокациях. Провокации я не учёл! Хотя в армии стукачи и осведомители были. Глупый я был. Молодой. Тупой я.

Салтык затравлено смеётся, пытается вырваться.

Дафна. Значит, Саша -- провокатор?

Заяц. Нее. Выши бери. Осведомителей нанимает. Саша - комитетчик. И задание у него нас уничтожить. Постепенно, по возможности уничтожить. В любом дворе есть дворник - осведомитель. Он ментам на жильцов стучит. В любой воровской шайке есть осведомитель. Он ментам на товарищей стучит. Провокаторы орали там, у Белого Дома. Салтык - нет. Он наблюдал за подчинёнными. Ну и за нами. Салтык провокаторов нанимает. Из спившихся артистов, небось? А, Салтык? Провокаторов по ящику показывают. А, Салтык? Клуши безумные с флагами, мужики бомжеподобные сухонькие все в щетине. А один телеканал своего провокатора на митинги привозил. Баяниста. Каждый год его вижу. Красную ленточку в петлицу вставит. И на гармошке ходит пиликает. Снимут его и ещё пару-тройку чеканутых, сфотографируют -- готов репортаж. Империя лжи! Провокаторы - это сила. Но денег стоят немеренно. Вчера в живой цепочке только двое. Баба ненормальная с застиранным пакетом полиэтиленовым и колобкоподобный с узкими глазками и пионерским значком. Час прошёл - манатки собрали. И свалили. Отработали. Ни минуты больше. Дуриков из себя кому приятно строить, даже за большие деньги. Муж твой, как видишь, порыбачил на славу.

Дафна. Ой! Дошло! Апрель месяц. Муж грустит: Петрова-то под следствием. "Только, --говорит, -- Саша Салтыков меня и понимает. Ты всё с глюками своими". Тут как раз Салтык и звонит - опять на рыбалку! Муж так обрадовался. Вернулся на следующий день. Подстыл. Просто подстыл, простудился. В трёх больницах за полгода лежал - отовсюду выпихнули, потому что молодой, вроде, и денег не давал... Поставят капельницу, и выпишут. В Первой Градской, тромб оторвался. Сорок минут в реанимации. Вскрытие показало: все лёгкие в тромбах. Он всё жаловался, что тяжело дышать.

Заяц. А ведь Салтык знал, что мужу твоему мало надо. Ведь он, Дафн, муж твой, мемуары писал. С девяностого года -- дневники. Где они?

Дафна. Я Саше дневники отдала, тогда на похоронах. Ты что? Забыл? Ты же рядом стоял? Что же ты меня не предупредил? (Кричит.) Что же ты меня не предупредил? Я ж рукопись отдала. Салтык обещал их и издать!

Заяц. Извини, Дафн. Пил я тогда сильно. Тормозил.

Дафна. Тормозил! А когда ты сильно не пил?

Заяц. У Дома Советов я трезвый был. Мы сами пьяных выгоняли. Это газетчики бутылки подкидывали. Подкинут и фотографируют. Потом соберут - и к соседнему костру идут щёлкать.

Энн. А ОМОН, кроме того, что пьяный, ещё обкуренный. Им в водяру добавляли. Чтоб они зверели.

Заяц. Говорю, Дафн, после похорон задумался. Крепко задумался.

Дафна. Энн! Пристрели Салтыка. Смерть стукачам!

Синяя сцена.

Красный напряжен, Синий потирает руки, Белый невозмутим. Энн возится с пистолетом.

Дафна. Энн! Я же прошу как человека. Стрелять что ль не умеешь?

Энн. А ты умеешь?

Дафна. Я на НВП в школе стреляла.

Красный. А в девяносто третьем вас боевиками называли.

Дафна. Ну да. Я бутылку кинула. Но она не зажглась.

Красный. Куда кинула-то?

Дафна. Не помню. А, вспомнила! Баррикады жечь начали! В семь стрелять стали. Без пятнадцати семь. Слышим - рычание. Командир раздал бутылки, и мы нашу баррикаду сожгли.

Синий. Командир! Какой командир?

Дафна. Командир! Там много военных было. Из военных пенсионеров. Там и полковники попадались. Ополчение организовали.

Заяц. Никто не ожидал, что журналистов столько поляжет.

Энн. Насчёт журналистов, я так считаю. Если б не они, нас бы всех поубивали. ВСЕХ! Только журналистов и испугались. Голландское ти-ви у меня интервью брало. (Энн замечает футболистов.) Заяц! Смотри! Кто это?

Заяц. Это спортсмены, Энн. Спортом занимаются. Бегают по лесопарку. Да, Дафн?

Энн. А ворота откуда? (Опускает пистолет) Ворот -то не было?!

Салтык почти вырывается. Дафна и Заяц накидываются на него.

Дафна. Заяц! Всё ясно. Всё с Салтыком ясно. Давай замочим гада! Мы к нему со всей душой!

Заяц. Ты, Дафна. Ты -- со всей душой. И муж твой покойный. Нас бы он так просто не взял. Правда Энн?

Энн. Ну, знаешь, если за тобой следят, если ты под колпаком у Мюллера, тоже ничего приятного.

Дафна. Предатель!

Салтык. Отпустите меня! Я вам заплачу. Тебя, Дафна, понимаю очень. Муж умер, инвалид ты, да и ЭКО недёшево стоит.

Красный. Ну почему же, сейчас можно и бесплатно, по очереди три года ждать.

Заяц. Не отвлекайте, товарищ.

Все, кроме Салтыка оборачиваются на Красного.

Салтык. Ты, Заяц. белку словил. Тебе лечиться надо от алкоголизма. И ты, Энн, нездоров: работа у тебя нервная. Ювелир - ты классный, но с золотом опасно дело иметь. Подворовываешь, небось, золотишко?

Энн. А как же! Но чуть-чуть, чтоб никто не доказал. У меня пальчики детские. Я из своего состояния недоношенного столько выгод поимел. На стадионе под ребёнка закосил. В ювелирке такие как я на весь золота. Чтобы с детскими пальчиками и с художественным талантом. Только вот никакой личной жизни. В войне выжить повезло, в работе повезло. В любви не везёт. С совестью почти в ладах. У Салтыка нет совести. Зато фирма, семья, дача, и отдых в Эмиратах ежегодный. Как ночами спишь, Салтык?

Салтык. Я тебе денег дам. И тебе воровать не надо будет. Вообще работать не надо будет!

Заяц. А мне денег дашь?

Салтык. Дам. И Дафне дам. Чист я перед тобой, Дафна! Не виноват. Я твоего мужа не убивал!

Красный. Убивал. И мемуары начальству продал.

Синий. Заткнись, товарищ, по-хорошему прошу, заткнись.

Энн. Стукач! А каких людей у Белого Дома подставил!

Синий. Плебс один! Примитивные алкаши!

Заяц. Не алкаши, а рабочий класс. Простые мужики. Процентов пятьдесят. Остальные пятьдесят - интеллигенция.

Энн. Интеллигенты, это да. Люди! Я от Октябрьской топал блокаду прорывать. Выхожу из метро - ОМОН рядами. Фейсы такие -- бычьи. Каменные физиономии. Узкий проход. Народу - тьма. Но никто не толкает. Ни один человек меня не толкнул, в бок не пнул! Идём дальше к Крымскому мосту. Я на народ смотрю, который меня в проходе ни разу не толкнул. Женщина одна. Лет пятидесяти. Симпатичная. С мужем. Из профессуры какой-нибудь. Лицо у женщины страдающее, недоумённое, непонимающее: "Что ж это такое происходит?" "Черёмуху" пустили. Все от черёмухи платки достали, а она - нет. Идёт, как на смерть. На смерть -- с недоумённым лицом. Прорвали мы блокаду! Все радуются. Слух прошёл, что не будет штурма. Помнишь, Заяц?

Заяц. Да. Приличных много было людей. Стоящих. Действительно, радость была. Никто не думал, что утром расстреляют.

Белый. Потому что идиоты. Специально приказ ОМОНу дали отступать. Чтоб напряжение снять, чтоб назавтра всех уничтожить.

Энн. "Альфа" должна была всех без потерь вывести. Из Зала национальностей.

Салтык. Отпустите, ребят.

Заяц. Правду расскажешь, отпустим.

Дафна. Ну.

Энн. Нее. Кончать его. И труп в овраг. За брата Толика. За мужа дафниного! За всех! (Смотрит на Синего в воротах.) Спецслужбы на мыло!

Заяц. Кто допустил, чёрт возьми, это безобразие? Этот беспредел? Гражданская война. Я с офицерами как-то пил... из твоей (Кивает Салтыку.) организации... которых трупы заставили ночью разбирать. Так они складывали это мясо человечье в мешки и рыдали. Сто сорок три погибших, ёлки.

Салтык. Вы не убьёте меня, не посмеете. Ты же, Заяц, по жизни пацифист. Ты же по молодости в такое вляпался.

Энн. Короче, закругляемся. Я лично замочу агента ноль-ноль семь. (Достаёт нож).

Заяц. Обалдеть, Энн. Ты всегда с ножом?

Энн. А как же! Вечером стрёмно идти. За пацана, ведь, принимают. Пару раз нападали. Только нож и спасал. А так стараюсь в темноте на улицу не показываться.

Заяц. И я с ножом хожу (Отвинчивает ручку палки - там лезвие ножа).

Дафна. И я! (Достаёт из кармана больную левую руку - в ней нож.) Страшное время.

Синий. Нормальное время. В мегаполисе всегда криминал.

Все, кроме Салтыка, оборачиваются на Синего.

Красный. Бандюки при власти. На бандитском жаргоне выражаются и бандючьи порядки повсюду установили. О наркоте промолчу...

Синий. Водяру тоже бандюки насадили? Всю дорогу квасили. Раньше -- на кухнях, теперь - в барделях.

Красный (нервно). Всегда квасили. А последние пятнадцать лет глушат. И детский спорт развалили. Скажи, Заяц!

Заяц. Споили целенаправленно население.

Салтык. Ты чё, Заяц? Ты с кем это, Заяц?

Энн. Всё. Мочканём по-бырому и разойдёмся.

Салтык. Вас же посадят! Заяц, ты же был в тюрьме!

Дафна. Да. Зайчик! Ты ж никогда не рассказываешь про Бутырку.

Заяц. Да всё, Дафн, нормально было. Только не в Бутырке, а в Краснопресненском СИЗО. Вывели из Дома. Избили зверски, по коленке заехали, потому что снайпер всем ноги дробил, потому что я сопротивлялся как мог. По щитам колотил. Снайпер только штанину прострелил... Косой, блин, снайпер.

Белый. Просто ты ногой дёрнул в последний момент.

Заяц. В автобус. Штабелями. Честно: думал, задохнусь в автобусе. Сознание терял. На мне туши какие-то шевелятся: защитники, боевики вроде меня (Смеётся.), безоружные. В Бутырке мест нет. Кричит кто-то, чтоб два этажа под чистую освобождали, но всё занято. Нас же перед депутатами вывели, то есть в самом конце. Блин, надо прятаться было в Доме до последнего. Кто в сумерках выходил, тот к жилым домам бежал... Там кого не пристрелили, тот по подъездам хоронился, по чердакам. В Краснопресненском СИЗО тоже ругались, что мест нет, но потом в камеру сунули. Отношение гуманное, сочувствующее. Грязно, антисанитария. На то вам и тюряга, не курорт, не Эмираты. А, Салтык? Ногу перевязали. Впервые за две недели кто-то из власти со мной по-человечески поговорил. Трое суток подержали, выпустили. Мы все оборванные, да и комендантский час. До утра в Красном уголке в СИЗО разрешили посидеть, дежурный шоколадкой угостил. Холодно в Красном уголке было. Нога разболелась так, что хоть вой. Домой добрался, переоделся, помылся и "Скорую" вызвал. А на "Скорой" не знают куда везти - все больницы, вся хирургия и травматология переполнены. "Лучше обождите,-- врач говорит, -- там сейчас менты рыскают, врачи нервные. Обезболивающее с антибиотиком попейте." Через месяц операцию сделали. С тех пор с клюкой (трясёт палкой), и без обезболивающих не могу. Дело закрыли в январе. В тюрьме жить можно. А где -- не тюрьма? Где - не решётка? Покажите такое место -- я туда свалю.

Дафна. Точно (снимает здоровой рукой чехол с ножа, приставляет к животу Салтыка). Что там тюрьма, что здесь тюрьма.

Энн. Да не посадят нас. Салтыка в овраге листьями и ветками завалим. Пущай гниёт. Собаки бездомные здесь бегают. Пускай питаются. Птички пускай лакомятся!

Дафна. Ну. Никто искать не будет.

Заяц. Будут искать. Будут. Они своих ищут.

Красный. Но не найдут!

Заяц. Салтык, уверен, доносы на нас писал.

Синий. Не доносы -- отчёты.

Заяц. Тем более.

Энн. Замочим. А там видно будет. Сейчас здесь маньяк орудует. Продолжатель того Шахматиста.

Дафна. Тут всю дорогу маньяки ходят. Просто на того Шахматиста все нераскрытые дела списали. И вообще, мне пора уже. Дочку ради такого дня из сада пораньше заберу. Сходим с ней игрушку купим. На каруселях прокатимся. Предатель! За Мужа! За Толю.

Энн. Да. За Толю.

Заяц. Да! За Дом Советов! За всех погибших в девяносто третьем! За всех загубленных реформами девяностых!

Салтык (плачет). Не надо! Я денег дам! Я заплачу! Я никому ничего не скажу!

Красный потирает руки. Синий грустит. Белый невозмутим.

Салтык. Синий! Вижу Синего футболиста! Он в ворота бьёт. Гол! Гол!

Салтык падает. Заяц включает магнитолу. Футболисты танцуют. Энн, Заяц, Дафна собирают мусор в пакеты, ножи тоже кидают в мусор. Пистолет кладут обратно в карман Салтыку. Салтыка забинтовывают чёрной лентой мусорных мешков из рулона, тащат его по полу. Всё чисто. Магнитола играет. Заяц возвращается, прихрамывая очень сильно, забирает магнитолу.

Монохромный эпилог.

Салтык сидит на пеньке, кутаясь в накинутую на плечи трёхцветную куртку. Футболисты в воротах. Хаотично забивают голы, снова и снова достают мячи.

Белый. Ну. Привет Александр Петрович Салтыков.

Салтык. Где я?

Синий. На небесах. Где ж ещё?

Красный. А бренное тело твоё -- в овраге.

Салтык. Моих убийц посадят?

Красный. Каких убийц? Каких убийц? Это возмездие!

Синий. Не ожидал я от Зайца такой прыти. Умный гад. Много таких шибко умных тогда полегло. Жаль не все!

Красный. Правду не задушишь!

Синий (кривляется, поёт). Эту песню запевает молодёжь, молодёжь, молодёжь. Эту песню не задушишь не убьёшь, не убьёшь, не убьёшь!

Салтык. Тогда за Толика, за то, что его уничтожили, мне майора дали и фирму. А если б и идиотка погибла, и недоношенный этот, то... Ответьте, господин: их посадят? Дафну, Зайца, Энна?

Синий (мнётся, кривляется). Ну, Дафна - инвалид (крутит у виска). Кто ж её посадит?

Салтык. А другие?

Синий (мнётся, кривляется). Ты пойми, Александр Петрович... Маньяк в Лесопарке орудует. В позапрошлое воскресение двух подростков в овраге не нашли... Теперь вот тебя...не найдут.

Салтык. Моих убийц накажут?

Синий (мнётся, кривляется). Да нет, Александр Петрович. Нет.

Салтык. Почему?

Красный. Потому что не надо было из танков палить в девяносто третьем.

Синий. Да заткнись ты со своим девяносто третьим! Забыли всё давно. Сколько войн после было! Сколько катастроф! А "Норд-Ост"? А "Трансвааль -Парк"? А взрывы в жилых домах, в переходах?

Красный. Это возмездие. А я -- ничего. Я просто объясняю, почему не накажут.

Синий. Не накажут, потому что всех участников тех событий ликвидируют по возможности. И начальников и рядовых исполнителей. Им, пойми Александр Петрович, на руку, что тебя нет. Ты же лишний источник информации.

Салтык. У меня задание! У меня задание! Ликвидировать их в долгосрочном периоде! Я пятнадцать лет их пас. Отчитывался. За мужа этой идиотки квартиру получил!

Синий. Это хорошо, что у тебя задание. И квартирой семью обеспечил, это тоже очень хорошо. Но там, понимаешь... там не прочь , чтобы и ты того... Самоликвидировался... В долгосрочном периоде. Скажи ему, Беляк!

Белый. Ну.

Конец.

2008 год.

Оставить комментарий © Copyright Гуревич Рахиль (raxilsolomon@mail.ru) Размещен: 26/05/2017, изменен: 26/05/2017. 73k. Статистика. Пьеса; сценарий: Драматургия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Лонг-лист "Свободный театр-2010" Трагедия, триединство

Гуревич Рахиль : другие произведения.

Дом-дым