Сразу скажу, что рассказ, к сожалению, оказался не более чем ученической поделкой: уже сам фундамент произведения не выдерживает никакой критики, и все построенные затем стены - всего лишь разрозненные груды кирпичей, из которых не складывается образ полноценного дома. Так что вместо притягательной архитектуры стройных пилястр, надменных фронтонов и пухлотелой лепнины придётся рассматривать сугубо строительные дела: начиная от элементарных щелей и трещин в кладке и заканчивая принципиальными просчётами ещё на стадии проектирования, из-за которых всё построенное в любой момент может попросту рухнуть, похоронив под собой пусть и не оригинальную, но вполне небезынтересную идею. Точнее, даже не саму идею, а некий идейный материал, едва разрезанный по выкройке и лоскутами валяющийся на холодном, бетонном полу. В произведении показана тема взаимоотношения автора со своими персонажами, в данном случае начинающего писателя Андрея Черных с неожиданно материализовавшимися шестнадцатилетними школьницами Катей и Анаис. Придуман вполне адекватный сюжет, сталкивающий их лицом к лицу; сюжет, в котором мистически переплелись картины реальности и вымысла, - но развитие самой темы не происходит, столкновение разрешается по-детски простым и наивным образом: писатель Андрей уничтожает свой роман, чтобы девушки, обречённые стать жертвами маньяка, избежали этой участи. Герой Андрей выбрал жизнь девушек, в то время как на другой чаше весов лежала его писательская карьера. Этот выбор не до конца мотивирован - в рассказе слишком много чёрных дыр и нестыковок.

Затронутая тема не нова. Я даже назову художественный фильм, в котором она реализована при помощи почти такого же сюжетного хода: "Персонаж" (Stranger than Fiction).

Описание из Википедии:

Фильм повествует о жизни Гарольда Крика (Уилл Феррелл), налогового инспектора. Гарольд ведёт чрезвычайно монотонную жизнь - встаёт и ложится спать в одно и то же время и даже считает движения зубной щетки, когда чистит зубы. Совершенно неожиданно он начинает слышать голос, который комментирует его действия. Гарольд обращается за помощью к психиатру (Линда Хант), но диагноз шизофрения его не устраивает - он понимает, что с ним происходит нечто другое. Психиатр рекомендует Гарольду обратиться к специалисту в области литературы. Джулс Хилберт (Дастин Хоффман) - профессор литературы - пытается помочь Гарольду определить жанр происходящего с Гарольдом и, как следствие, дальнейшую судьбу главного героя. Одновременно у Гарольда завязывается роман с симпатичной кондитершей Анной (Мэгги Джилленхол) и, понимая, что его жизнь бесцветна и однообразна, он вспоминает студенческие годы, свои старые увлечения. Случайно на кассете у профессора Хилберта Гарольд видит женщину, голос которой он слышит у себя в голове. Ей оказывается писательница Карэн Эйфелл (Эмма Томпсон). Одна беда - писательница пишет трагедии и собирается убить главного героя своего нового романа. Гарольд пытается найти и остановить Карэн.

И если фильм - это полноценная история, то в "Кэти", увы и ах, мы имеем лишь набросок - довольно-таки бесформенный и сумбурный. И причина этого - в изначально неправильной композиции, в членении повествования на разрозненные куски, из которых не складывается законченного произведения.

Рассказ "Кэти" состоит из нескольких эпизодов, содержание которых сводится к следующему:

1).   Шестнадцатилетние девушки Катя и Анаис идут по заснеженному, вечернему Петербургу, преодолевая условные препятствия на пути, в которых читатель угадывает признаки суеверий (тут и чёрная кошка, и госномер на автомобиле с тремя шестёрками), и в один момент девушки видят за стеклом кафе странного человека в тёмном пальто, который удивлённо смотрит на них;

2).   Писатель Андрей, только что вычитавший первую главу своего романа (осталось только вычитать все остальные и навести лоск), спешит в кафе на встречу с другом Прохором, который работает редактором в издательстве; они разговаривают о будущей книге и её издании, как вдруг Андрей видит через оконное стекло двух юных девиц на улице - они выглядят точь-в-точь как персонажи его романа;

3).   Андрей возвращается домой, заменяет в романе имя Кати на Кэти и засыпает перед монитором своего компьютера;

4).   Андрей открывает глаза: он в холодном, кирпичном здании бесхозного завода, рядом видит съёжившуюся и побледневшую от холода Кэти, понимает, что они находятся в логове романного маньяка; Андрей воспринимает всё происходящее как сон, откровенничает с Кэти (говорит, что та не настоящая, а его выдумка), открывает дверь и выходит в коридор, где на него нападает злой пёс;

5).   Андрей вновь в своей квартире перед монитором - на нём изодранное пальто, следы собачьего нападения; Андрей понимает, что должен стереть роман в компьютере - и безвозвратно удаляет все файлы: теперь девушки не попадут к маньяку;

6).   Андрей звонит и сообщает Прохору, что уничтожил свой роман, попутно произнося некоторые идейные тезисы наподобие такого: "А вдруг мы просто персонажи, и делаем только то, что напишет про нас этот писатель?"

Как видно, сюжет построен из отдельных кусков, соединённых между собой приёмом, который в кинематографе называется фэйдер - когда один кадр постепенно темнеет вплоть до полной черноты, а потом плавно из тьмы появляется следующая сцена ("Прохор тряхнул головой, отгоняя нелепые мысли. В свете факелов чего только не увидишь...", "Писателя вдруг охватила страшная слабость: ноги как ватные, глаза слипались, не было даже сил доползти до кровати. Он упал лицом на клавиатуру и забылся глубоким сном", "...потом раздался женский визг, и сознание окончательно покинуло Андрея" - это всё последние фразы эпизодов). Но не фрагментарность здесь главная беда - куда критичнее является практически полное отсутствие осевого конфликта. Вообще, произведение заявлено как рассказ. А рассказ - это произведение одного конфликта, неотрывной нитью проходящего через всё полотно повествования от зачина к развязке. Здесь же такого генерального конфликта, пронзающего все шесть сцен, попросту нет.

Первый эпизод конструктивно лишний: он не имеет отношения ни к главному герою, ни к теме произведения, он сбивает читателя с толку, которому кажется, что девушки - главные герои, а они таковыми не являются. Всё-таки перед нами по форме и объёму именно рассказ, а не повесть, в которой допустимо иметь много значимых персонажей и несколько сюжетных линий; в рассказе должен быть или один главный герой, или несколько, но обязательно равноценных - а второстепенность девушек не вызывает сомнений. Всё крутится исключительно вокруг Андрея, и потому главный конфликт произведения - внутреннее отношение начинающего писателя к собственному роману. Собственно, этот конфликт наиболее ярко проявляет себя в конце рассказа - кульминация всецело построена на нём, - но в остальном тексте он теряется на фоне других побочных конфликтов (в первую очередь это взаимоотношения Андрея с Прохором), а в первом эпизоде и вовсе отсутствует. Что изменится, если убрать этот первый эпизод и затем подробнее расписать момент, когда Андрей видит через окно девушек и понимает, что они - его персонажи? Ничего принципиально не изменится - но тело повествования станет более упругим от этого. Останется только поместить осевой конфликт в новое начало рассказа (например, подчеркнуть, что у Андрея с девушками-персонажами очень непростые отношения: они, как призраки, могут преследовать своего создателя, сопротивляться ему, если он пишет неугодный им текст; да и сам Андрей может любить и лелеять одну из девушек...) - в общем, осевой конфликт окажется в самом начале текста и задаст тон всему дальнейшему повествованию.

Проблема с этим дальнейшим тоже понятна: упомянутый конфликт намечен, но не развит - не хватает напряжения, драматизма и даже банального обоснования: просто так ведь жизнь человека не меняется! Развязка тоже вызывает много вопросов: безвозвратно удалить книгу - это слишком просто, слишком "попсово": настоящая литература предпочитает сложные и нетривиальные пути. У Булгакова, как известно, рукописи не горят - а тут, получается, что горят?! Кроме того, сам по себе момент уничтожения электронной рукописи отнюдь не такой напряжённый, как описываемый перед этим сон - и в результате получается криво-ломанное нарастание напряжения с наличием сразу двух пиков, которые размазывают и без того слабую кульминацию.

Хилый осевой конфликт порождает картонных персонажей. Среди героев рассказа нет ни одного живого характера - все плоско-однобокие: вероломная Анаис, зацикленная на себе любимой, инфантильная Кэти с кучей сомнений и страхов, типичный начинающий писатель Андрей, редактор Прохор, думающий исключительно о продаваемости книги, маньяк Тихон Макарович, про которого нельзя ничего более сказать, кроме того, что он маньяк. Все эти типажи до безобразия штампованные и ведут себя программно и предсказуемо. Их речь бедна. Диалоги в рассказе большею частью ужасны: неинтересные, лишённые живости, с избытком обычных разговорных оборотов. Вот отрывок из беседы Андрея с Прхором:

- Это та самая книга, о которой я думаю?

- Да. "Кровь на снегу". Ты сам название придумал.

- Но ведь ты говорил, что все уже готово, осталось 'блох половить'.

- Я так говорил? Ну... э... Значит, я врал.

- Весьма откровенно, - Прохор сделал большой глоток.

- Пойми, это уже не имеет значения. Это будет гениальная книга!!!

- Тут Георгий Львович - это наш главный редактор, если ты не забыл, интересовался, когда же ты наконец закончишь.

Звучит вымученно, словно герои говорят о том, что их ничуть не волнует, и они, как бездарные студенты-актёры, хотят побыстрее выговорить свой текст и свалить куда-нибудь в более весёленькое место.

Автор рассказа интуитивно чувствует, что персонажи у него получились слабоватые и пытается это исправить, сделав героев импульсивными, внедрив в сюжет резкие действия, как, например, одёргивание подруги в этом эпизоде:

- Ты как хочешь, а я - домой! - решительно заявила Катя.

Она развернулась на каблуках, но не успела сделать и двух шагов, как Анаис схватила ее за плечи и потащила обратно - подруга оказалась сильнее и проворнее.

Но подобное лишь подчёркивает внутреннюю пустоту героя, его одномерность. Читателю не хочется переживать ни за Катю, ни за Анаис. А для рассказа нет ничего хуже, чем потерять внимание и интерес читателей.

Кроме того, герои рассказа часто ведут себя странно, неестественно, нелогично. С этим какая-то беда! Мне, например, совершенно не понятен ход с переименованием Кати в Кэти: почему замена буквы в имени должна улучшить роман и изменить судьбу девушки? Почему Андрей переживает в первую очередь именно за Кэти, а не за Анаис? Почему девушек две и они такие разные? Наверное, автор рассказа может дать ответы на все эти вопросы, но текст их, к сожалению, не даёт.

Теперь несколько слов о полотне текста. Что удручает больше всего - это обилие штампов: они везде и всюду - в типажах героев, в сюжетных ходах, да и просто понатыканы по всему тексту. Судите сами: "были знакомы давно, еще со школьной скамьи", "заскрипел зубами от досады", "разговор вошел в опасное русло", "выслушивать в сотый раз", "продолжал менторским тоном", "нёсся на всех парах", "шестым чувством писатель ощущал", "мир вокруг стремительно менялся", "глаза вылезали из орбит", "напоминали бред сумасшедшего", "стоял на самом краю пропасти", "царила мертвая тишина", "прятались за семью замками", "проснулся от душераздирающего визга", "кошмар всплывал в памяти", "словно складывалась мозаика", "был тверже стали".

Описания в рассказе скучные, построены однообразно статично, тяготеют к простому перечислению, как, например, тут:

В небольшой комнате из мебели были только диван и письменный стол. За столом перед компьютером сидел мужчина лет двадцати восьми, длинноволосый, с утонченным, нервным лицом. Его пальцы летали по клавиатуре, как у пианиста - по клавишам. Офисная лампа подсвечивала на мониторе текст: 'Тогда Анаис решительно схватила подругу за рукав и потащила за собой. Только вперед. Она ни за что не даст себя запугать! С ней ничего не случится, потому что она - Анаис, она - избранная, она - звезда!'

В третьем предложении ("пальцы летали по клавиатуре") совсем не чувствуется того темпа, что бывает при быстрой печати слепым десяти-пальцевым методом. А ведь можно же было дать почувствовать читателю этот темп. И ещё это: "она - избранная" - после нашумевшего фильма "Матрица" избранность звучит особенно вульгарно и нынче применима лишь в пародиях.

Часы на мониторе показывали без десяти девять. Так. Ровно в девять закроется ТК, и девочки отправятся обратно в сторону метро мимо подворотни, где в его романе их уже должен поджидать с бутылкой хлороформа маньяк - Тихон Макарович Пегунов, животновод одного из передовых совхозов Ленинградской области и по совместительству заводчик кавказских овчарок.

Мало того, что громоздко и сухо, так к концу пошёл откровенный язык захудалой газетёнки.

Парень подошел к окну, обвел взглядом унылый питерский двор-колодец. Падал снег, фонарь у подъезда не горел, но на душе у писателя было удивительно светло и уютно, наверное, оттого, что день не пропал даром. Замечательный день - он скосил глаза на настенный календарь тройку - 24 декабря.

Снова перечисление в описании. На этом примере, кстати, довольно хорошо видно, как сухое перечисление убивает те зачатки чувств и атмосферы, которые затаились в словах "светло", "уютно", "замечательный".

Прихватив трубку с аппарата, он направился по длинному коридору на кухню, бессознательно тихо, на цыпочках, чтобы не спугнуть толпу призраков, мыслей и образов, вызванных им же самим. В квартире уже воцарилась темнота, а свет он не зажигал - не любил электричество.

Здесь мог получиться очень неплохой кадр для мистического рассказа, но реализовано постно, почти безатмосферно. В череде "призраков, мыслей и образов" хорошо бы избавиться от двух последних, оставив только призраков, порождённых мыслями героя.

Раз уж коснулись мистики, то давайте взглянем сюда:

Безлюдная дорога сузилась. Теперь девочки шли прямо посреди проезжей части - улица не считалась пешеходной, но машины по ней почему-то не ходили. Вдоль тротуара громоздились старые, насквозь ржавые автомобили без колес, провожали их долгим ненавидящим взглядом выбитых фар. На одной из развалюх Катя разглядела номер на заляпанной багровой краской табличке и прочитала вслух: "666 ХА".

Неожиданно из подворотни наперерез выскочила черная кошка. Грациозно выгнулась дугой, оглядела подруг с высокомерным презрением. Затем заунывно мяукнула и растворилась во мраке подвального окна.

Поразительно, но это почти хрестоматийный пример того, как не надо писать мистику: такие штампики, как три дьявольские шестёрки в номере, чёрная кошка, переходящая дорогу, а также пустое ведро, пятница тринадцатого, полная луна, всякие завывания, поскрипывания и так далее - ничуть не пугают, а, наоборот, только смешат читателей.

Заключение

А вот я глазастенький - и таки магические циферки "2007" в шапке веб-страницы углядел. И тут возникает вопрос: а какой смысл на конкурс критики выкладывать столь древний текст? Не иначе как для переделки?! Ну, я, как бы, надеюсь на это - и потому резюме будет такое:

Проведённое обследование выявило неправильный фундамент (изначально кривая композиция, отсутствие чёткого осевого конфликта), кое-как построенные стены (картонные персонажи), безликий декор облицовки (монохромный стиль с обилием штампов) и худую крышу над всем этим безобразием (не развитая, не доведённая до ума идея). Если автор вдруг соберётся переделывать своё строение - в этом живописном месте очень неплохо бы смотрелся аккуратненький особнячок, - то пусть сперва посмотрит градостроительным взглядом по сторонам: на улице, что зовётся Писательско-Персонажной, уже есть немало красивых и стройных домов, но ещё больше безликих хибар и бараков, а также нескончаемая череда затмевающих горизонт однообразных многоэтажек. Если сделан правильный фундамент, то строить стены будет легко и просто. Современные кровельные материалы разнообразны и долговечны. А когда придёт время поселить в новостройку какое-нибудь симпатичненькое привидение... ну вы меня поняли. Какой дом не хочет стать легендой?!