Мама подарила Никите полынного слона. У него были такие умные глаза, что Никита даже зажмурился. Мама несла слона в сумке, в которую собирала полынь. Мама любила собирать всякие пахучие травы и набивать ими подушки. Она считала, что на таких подушках крепче спится.
Слон весь пропах полынью. Он был маленький, шелковистый, серый, как полынь и совсем ручной - в руке помещался.
- Кто-то потерял, наверное, - сказала мама, - в самых зарослях лежал.
Ни Никите казалось, что заросли полыни - это слоновий дом.
- Как ты его назовешь?
Никита пожал плечами. Он придумал имя Джагги, оно было похоже на веселое слово "буги-вуги", и очень ему нравилось, но он стеснялся. Стеснялся, что он такой большой, а играет с девчоночьими игрушками!
Но Джагги был живой и настоящий.
Вечером Никита шептал ему в шелковое ухо:
- Спокойной ночи!
А когда утром мама находила Джагги у Никитиной подушки, она улыбалась:
- Совсем ты, Никитка, у меня маленький... Ну и как вам со слоненком спалось?
- Это не я! - защищался Никита, - Он сам ко мне забрался! Правда!
И каждый вечер Никита демонстративно, чтобы мама видела, ставил слоненка на полку, повыше. А утром Джагги опять оказывался рядом с его подушкой!
Пришлось маме поверить, что Джагги живой и сам бегает к Никите. К тому же ночью она явственно слышит топот маленьких ножек.
2. Про дельфина.
Никита ехал в поезде первый раз в жизни. Ему было так интересно смотреть в окно, что он совсем не замечал, что вокруг делается. А рядом с ними ехал какой-то непонятно-веселый дяденька, он над всеми шутил и всех разыгрывал. Никите он в живот пальцем ткнул:
- Это у тебя что?
Никита стал живот разглядывать, а дядька хвать его за нос. В общем - противный!
И вот уже вечером дядька этот глянул в окно и вдруг как на весь вагон ка-ак заорет:
- Смотри, дельфины!
Все к окнам ка-ак бросятся! А за окном поля зелено-желтые, небо розовое от заката и густые облака. Все посмеялись и дальше стали своими делами заниматься. А Никита смотрел и смотрел в окно и вдруг увидел дельфина: он вынырнул из облаков, огненно-розовый и золотой, спину выгнул, и опять в облака нырнул. Никита об стекло нос расплющил, но небесный дельфин больше не показывался. Спать, наверное, уплыл, в облачную глубину. Небо потемнело, стало синим. И только полная луна летела за вагоном, как круглая желтая рыба.
3. Сколько в тебе корейцев.
Мама у Никиты русская, а папа - кореец. Только он родился и жил всегда в России, а Корею только на карте видел. Никита очень на папу похож, а на маму совсем чуть-чуть. Однажды Никита с мамой ехали в трамвае, и к нему подошла татарская бабушка. Татарская бабушка заговорила с ним по-татарски, и очень сердилась, что Никита ей не отвечает. Она даже палкой его своей по колену двинула. Никита тогда не выдержал и закричал:
- Нет! Я не понимаю! Я - половинка корейца!
Трамвай засмеялся, а татарская бабушка обиделась и вышла на ближайшей остановке.
4. Полезное и Приятное.
Мама с Никитой сидели за столом. Никита ел макароны, а мама - салат из морской капусты. Вдруг мама говорит:
- Никитка, хочешь, морской капусты?
- Нет, - отвечает Никита, - я ее не люблю.
- А ты попробуй, вдруг понравится!
- А я знаю, какой у нее вкус.
- Какой?
- Полезный.
Никита доел макароны и оставил маму с капустой наедине. Он пошел гулять, но во дворе никого не было, и он скучно катался на каруселях. Он оттолкнулся ногой и лег. Он смотрел в небо и думал: зачем это есть на свете полезные вещи? Лучше бы были только приятные: карусели, лето и побольше друзей во дворе.
5. Про звезды
- Звезды! Как вы далеко-о-о-о!
- Нет, я близко, - сказала звезда и опустилась Никите на ладонь.
Никита не привык разговаривать со звездами, поэтому пробормотал первое, что пришло в голову:
- Бабочка-коробочка, улети на небушко,
Там твое детки кушают конфетки,
Всем по одной, а тебе ни одной...
Он размахнулся и высоко-высоко подбросил в небо звезду. Она улетела и пристроилась рядом с тонким новорожденным месяцем. И оттуда улыбнулась Никите.
6. Музыка
С музыкой у Никиты особые отношения. Музыку Никита любит. Когда ему было пять лет, мама повела его на концерт Шопена. Никита весь концерт простоял у своего кресла, глядя на сцену. Сидеть он почему-то под эту музыку не мог. А когда вышли из зала, одевались в гардеробе, и вокруг было так много других мам с другими детьми, они все прыгали и кричали, будто их выпустили на волю после целого дня взаперти, Никита спросил потрясенно:
- Мама! Мама, что это было?
- Это Шопен, сынок, - сказала мама, гордо поглядывая на других мам, которые сразу, как по команде, замерли и стали на Никиту смотреть во все глаза. Только он этого совсем не замечал.
- Мама! Мама, я знаю теперь, кем хочу стать, когда вырасту!
- Кем? - мама даже чуть-чуть наклонилась к нему, предвкушая, как сейчас она еще больше начнет гордиться своим сыном.
- Каратистом! - с восторгом сказал Никита.
Другие мамы стали хихикать и отворачиваться, а Никитина мама вздохнула и повязала ему колючий шарф.
7. Звезды и сосны
Никита стоял, задрав голову вверх, и ловил на язык снежинки. Снежинки были сладкие. Сегодня у них с мамой был трудный разговор. Мама так и сказала:
- Какой трудный разговор ты завел, Никита.
Никита только вздохнул. Потому что ведь правда - это трудно. Живешь, живешь, а потом...
- Мам, а вот люди умирают... а зачем?
Мама посмотрела на Никиту как-то странно и долго думала, хотя обычно у нее на все есть ответы, даже почему самолет железный, а висит в небе и не падает.
- Ну... как бы тебе сказать... вообще-то люди не совсем умирают...
- А как тогда?
- У каждого человека есть душа, и когда человек умирает, его душа превращается во что-нибудь... ну, например, в ветерок. Маленький, теплый, который кружится рядом с тобой даже в безветренные дни. Помнишь?
Никита не помнил, но кивнул на всякий случай. Они стояли с мамой на мосту, падал снег, а на берегу шумели сосны.
- И вообще чего это такие трудные разговоры завел на ночь глядя! Ты у меня вон какой крепкий, здоровый, ты еще сто лет проживешь!
- А ты? Ты же уже немножко старая...
Мама присела перед ним на корточки. Никите показалось, что мама знает какую-то тайну, только рассказывать не хочет. Она совсем не боялась умереть.
- А еще иногда люди превращаются в звезды или кометы. И летают между мирами. Знаешь как интересно! И они всегда рядом с теми, кого любят, смотрят на них сверху, помогают им, оберегают...
Они пошли к берегу и к соснам, Никита посмотрел на звезды. Их было так много! Вдоль реки прошел волной ветер и стих в сосновых кронах.
- Знаешь, - сказал Никита, - я бы хотел сейчас умереть, чтобы летать и помогать всем.
Мама даже поперхнулась и, наконец-то, испугалась.
- Дурачок, - сказала она и хлопнула его ладонью по плечу, - кто вперед!
Она бросилась к соснам на берегу, мост чуть-чуть закачался под ее легким бегом, а Никита засмеялся и побежал за ней. Побыть звездой или ветром он еще успеет. Подумаешь, звезды живут, наверное, тысячу лет, а ветер - и того больше. А чтобы побыть с мамой, прижиматься к сосне щекой, ловить снежинки на язык у него совсем мало времени - каких-то сто лет.
8. Книжкина Мама
Книги были повсюду. Они чинно стояли в шкафах и на стеллажах, лежали на письменном столе, на кухонном, на маленьком швейном столике, на стульях, подоконниках и даже на полу. Мама сердилась, если книжки оставляли на полу. Она говорила, что это неуважение к писателю, художнику, издателю... Она перечисляла много всяких людей, которые нужны, чтобы сделать книжку. И каждый раз сама забыла книжки, где попало. Мама была очень рассеянной и очень любила читать. Об книжки все спотыкались: и папа, и Никита, и кошка Юша. Никита ойкал, а иногда даже плакал, если острым углом попадало. Юша фыркала, если книжка была закрыта, и укладывалась на нее спать, если она была открытой. А папа ворчал-ворчал, а потом купил маме букридер. Это такая электронная штука, по которой можно читать книжки и куда вмещается целая библиотека.
Мама букридеру очень обрадовалась! Она и раньше все время читала, а теперь просто совсем не оторвать стало. Молоко убегало, оладушки подгорали, суп переваривался. Папа радовался - книг в доме меньше станет! Но не тут-то было! Мама книжки все равно покупала. Никита даже обиделся на нее и закричал:
- Ты не моя мама, ты книжкина!
Мама оторвалась от новой книжки, улыбнулась грустно и сказала Никите:
- Иди сюда, я тебе что-то расскажу.
Мама обняла его за плечи, задумалась. Наверное, еще не придумала, что сказать в свое оправдание. Сейчас опять начнет про редакторов-корректоров.
- Когда я была маленькой, - сказала мама. - У меня было очень мало книжек. Нет, не так. Книжек было много. Но достать их было очень трудно.
- Как это? - не понял Никита.
- Это было такое время, когда вообще трудно было что-то достать. Советский Союз называется. Сгущенку выдавали по праздникам, колбасу и масло - по талонам. И сахар... А мандарины и конфеты шоколадные только в новогодних подарках, представляешь? ... Ну, без конфет как-то можно было прожить, а без книг очень трудно. Компьютеров не было, на телевизоре - один канал, а мультики по пять минут, дивиди-плееров не изобрели.
- Ты такая старая? - изумился Никита и покраснел. Он же видел, что мама молодая совсем. Еще обидится сейчас. Но она рассмеялась:
- Нет, это время быстрое. Не перебивай. Так вот, ничего не было, поэтому все любили книжки. Но их тоже было трудно достать. Если книжка интересная: "Волшебник Изумрудного города" или "Том Сойер" - в библиотеке в очередь записывали. Месяц, а то и два надо было ждать! А еще найти надо было, в какой библиотеке эту книжку выдают! Да потом очередь не пропустить, и когда она, наконец, к тебе в руки попадет, прочитать за три дня, а то не дадут больше редкую книжку...
Никита слушал, и ему казалось, что очень неприятно, когда не можешь купить то, что тебе нравится, не потому что дорого стоит, а потому что этого нет. Но мама говорила таким мечтательным голосом, как будто рассказывала о своем самом интересном приключении. О таком, которое на всю жизнь запоминается.
- Вот с тех пор у меня книжкин голод. Никак не могу насытиться, - улыбнулась мама. - Хочется, чтобы все хорошие книжки под рукой были.
Она наклонилась, согнала спящую Юшу с "Наследника из Калькутты" и проворчала недовольно:
- Вот кто опять книжку на полу оставил...
Никита ласково погладил блестящую обложку.
9. Имя для собаки
Собаку звали Смородина. Это мама так придумала. Но Никита был категорически против. Ка-те-го-ри-чес-ки! Ну, что это за имя в самом деле? Тем более для овчарки!
- Ну, вот еще, овчарка! Никакая это не овчарка. Это пудель. Ну, в крайнем случае, спаниель. Смородинка моя...
- Смородина - это девчачье имя! - не сдавался Никита. - А это же мальчик.
- Вот еще! У меня уже есть один мальчик, - и мама обняла Никиту. - Пусть будет девочка, а?
- А я хотел назвать его Лорд. Ну, или Цезарь, - грустно сказал Никита. Когда мама обнимает, трудно спорить.
- Ну, зато у Смородины могут быть щенки. Когда-нибудь. Тогда и назовешь их и Цезарь, и Лорд.
- Ладно, - почти сдаваясь, сказал Никита.
Скорее бы уже папа пришел! Что так долго можно делать на птичьем рынке?
- Надо было вместе поехать, - проворчал Никита.
- Там холодно, а у тебя горло болит.
Они еще посидели в обнимку, потом мама встала и пошла на кухню.
- Цезарь, конечно, хорошее имя. Для овчарки в самый раз. Но только он принесет пуделя, вот увидишь. Папа не любит больших собак.
- Папа не может любить пуделя, - фыркнул Никита. - Папа - мужчина.
Даже представить смешно - папа и пудель! А как он и Никита будут с ним гулять? Другое дело - овчарка. Большая, умная, уши торчком. Она будет Никите, наверное, по пояс. Будет катать его зимой на санках. И охранять.
- Пудельки такие милые! - говорила мама. - Кудрявые, и уши будто шелковые. Его можно в корзинке везде с собой возить, представляешь, здорово?
Тут щелкнул замок и пришел папа.
- Цезарь!
- Смородина!
- Вот, - сказал папа, доставая из-за пазухи что-то совсем непонятное, мокрое какое-то, грязное, дрожащее. - У ворот птичьего рынка нашел. Наверное, выбросили. Беспородный он. Зовут Крендель.
Нелепое существо шлепнулось на пол, не устояв на тонких ножках, и вяло помахало длинным облезлым хвостом.
Мама с Никитой переглянулись, вздохнули, и мама сказала:
- Пойду кефир подогрею. Никита, забери у папы этого... Кренделя и неси его в ванну. Будем мыть.