Михайлова Ольга Николаевна : другие произведения.

Лапа Провидения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга о людях, собаках, предательстве и любви. Авторские права защищены.

  Аида Чеглок
  
  ЛАПА ПРОВИДЕНИЯ
  
  
  (Кинологический экстрим)
  
  
  
  
  «Есть большие собаки, и есть маленькие собаки,
  но маленькие не должны смущаться существованием больших:
  все обязаны лаять – и лаять тем голосом, какой Господь Бог дал».
  Приписывается А.П. Чехову
  
  
  НАПУТСТВИЕ БУКИНИСТИЧЕСКИМ РОМАНТИКАМ
  
  Собаколюбы и собаконенавистники делят человечество на две большие касты. Одна фанатеет, другая – готова убивать. «За» или «против», третьего – не дано.
   Агрессивный разброс мнений разухабисто украшен афоризмами. «От любви до ненависти один шаг», «любовь зла – полюбишь и козла», «полюби нас чёрненькими, а беленькими — нас всяк полюбит», любовь – «оборотная сторона ненависти», «на вкус и цвет товарищей нет» и прочая, и прочая... Словам, как бездне, нету дна. Но истина во мраке.
  
  Тандем «человек и собака» – ходячая копилка парадоксов. Что ни ситуация, то загадка, увековеченная мифом. Принято считать,например: четвероногие друзья относятся к человеку преданно и страстно. Скорее даже, подобострастно. Однако рассказы о собачьей преданности несколько преувеличены. Люди склонны выдавать желаемое за действительное.
  Но всецело отрицая мифологию, академик Павлов заблуждался. Рефлексами всего не объяснить. Животные на многовековом совместном пути очеловечились. Люди, соответственно – озверели. Молва не зря приписала Сократу: «Чем больше узнаю я людей, тем больше уважаю собак».
   Вот и я, подобно древнему греку, всё чаще предпочитаю собачью свору сообществу людей. Оттого и появилась на свет эта книжица. Однако, не одно лишь собаколюбие способствовало этому событию. «Нетленку» породил набор случайных обстоятельств. Отправной точкой послужила соседка – особа, коммуникабельная до потери пульса у собеседника. От таких, с позволения сказать, дамочек, мирным путём не избавишься. Коли завели они свою волынку – выслушаешь песнь до конца!
  С той поры, как соседка обзавелась живностью, приобретя гладкошёрстную таксу., моя жизнь перевернулась вверх тормашками. Вероятно, собака оказывает воздействие на весь окружающий биоэнергетический комплекс.
   Новообращённая ТАКСикоманка рьяно вербовала рекрутов в стан собаколюбов. Ловя меня на подступах к месту прописки, она – благо, язык имела без костей – неустанно делилась наболевшим. Прежде всего – азами кинологии. Исходными данными о таксе, которая лает, кусает и даёт прикурить. Лезет в нору иль даёт оттуда дёру. Зарабатывает дипломы с медалями, после чего мочится на подушку и лакомится кожей фирмы « Salamander».
   Психологический прессинг сделал своё чёрное дело: одурманенный ТАКСикоманией мозг изваял кинологическую повесть. Замысел долго реял в воздухе безутешным привидением. Смутные контуры слабо мерцали, не уповая на воплощение. Но поскольку каждый день нёс новые знания, призрак уплотнялся. Владелица таксы вдалбливала материал с педантичностью серийного маньяка. Неистово требуя внимания и понимания. Беспокойная соседка силой вовлекла меня в историю – расплывчатые очертания сюжета приобрели прочный каркас.
  Полилось плавное повествование о маленькой собачке. Сначала – о ней. Потом пришлось замолвить слово о хозяйке. Дальше – больше. Всё завертелось, запуталось, переплелось...
  В оправдание могу сказать следующее: я старалась. Освежила в памяти грамматику, запаслась толковым словарём. И строго придерживалась правила старинной поморской лоции: «Пишем, что наблюдаем. Чего не наблюдаем, того не пишем». Если истина в моём изложении напоминает записки из сумасшедшего дома, отсылайте претензии к жизни. Est telle la vie*, как говорят французы.
  Что я ещё могу сказать?
  
  Читайте, вкушайте!
  Смейтесь или плачьте.
  Это Вам – для удачи!
  
  Вперёд, друзья, навстречу приключениям!
  ПРОЛОГ
  
  Программа установила соединение с удалённым компьютером – на дисплее всплывает надпись «Connection complete». До финишной черты – рукой подать. Её дрожащей рукой, сплошь покрытой гусиною кожей. Как дрессированная мартышка, она придерживалась заученной последовательности действий в расчёте на премиальный банан.
   Под влиянием стресса кардинально меняется восприятие времени. Полчаса сократились до мгновенья. Оттого телефон на офисной стойке зазвонил неожиданно. Голосом Анатолия трубка спросила:
  – Всё о`кей?
  Всё было о`кей. Махинация проворачивалась гладко. Никаких тебе закавык! А ведь если верить фильмам и книгам, фактора внезапных осложнений было не избежать. План всегда не срабатывает. Что-то или кто-то в последний момент мешает заграбастать куш.
  
  Женщина морщится. Глупости! В беллетристике речь о неправедно награбленном, здесь – совсем иной расклад. Всё идёт как по маслу, потому что совершается возмездие. Восстановление в законных правах. Месть во имя... Мысль, вильнувшая в сторону, загнала себя в тупик. Во имя чего же? Обоснование не благовидного поступка не желало становиться убедительным. Да и хрен бы с ним! Не всё ли равно?
  
   Откуда вообще рассуждизмы не в тему? Со страху поехала крыша? Надорвалась, поднимая интерфейс? Ни к чему гнилая философия, папочка – козёл — вот и вся недолга! И чёрта с два ум у неё зайдёт за разум, не дождётесь!
   Она в порядке. Здравый смысл при ней. Или уже нет? Ведь, если разобраться, того, что сейчас происходит, не может быть. Ограбление года и она – глупая мокрая курица. Среднестатистическая тёлка без особых примет и способностей. А что, если нет никакого ограбления, и всё это – обыкновенный глюк? Если, конечно, глюки бывают обыкновенными. Ну вот, опять... Задолбали размышления у парадного подъезда!
  Крашеная блондинка, не отрываясь от монитора, резко себя одёргивает:
  – Цыц, морковка! Прекратить истерику!
  Но легко сказать! Мандраж крепчал, на глазах свирепея. Будущее вдруг увиделось мрачным ввиду своей туманной неопределённости. Однако отступать было поздно: сожжённые мосты чернели за спиной обугленными головешками.
  – Нет, всё будет чики-пуки!
  И дама крепко прижала к груди ридикюль, внутри которого был припрятан загранпаспорт на чужое имя с её испуганным фотолицом.
  
  Прощайте, унылые стены! Непроизвольно всхлипнув, вместо того, чтоб облегчённо вздохнуть, женщина покинула кабинет начальника кредитного отдела банка «Контракт-Корпорейшн». Зацокали каблучки по лестнице из светлого мрамора. Охранник привычно отметил время выхода. Дверь с пуленепробиваемыми стёклами, выпустив преступницу на свежий воздух, закрылась с хищным за ней причмокиванием.
  
  Свежим воздух назывался в метафорическом смысле. Лышать от жары было нечем – духота июльского полдня лишь добавив бисеринок пота на сером лице.
  Блондинка спешила. Но едва отойдя от здания банка, замедлила шаг, ясно представив, как охранник обнажает ствол пистолета, целясь ей в спину. Прохожие, казалось, готовились кричать: «Держите вора!». И женщина страстно возжелала исчезнуть, превратиться в песчинку, сравняться с землёй.
   В салон видавшего виды «Москвича» она ввалилась как мешок, набитый ватой. Автоматически включила зажигание. Треща по швам, машина двинулась на проезжую часть, натужно изображая из себя гоночный болид. «Москвич», конечно, не «Феррари», но — как увековечено классикой жанра — если кого-то в тёмном месте прислонить к тёплой стенке, он ещё очень и очень может...
  
   Призвав на помощь остатки благоразумия, нервная дама проглотила спасительный валиум, предусмотрительно заготовленный на случай панической атаки. Осознанно, хотя нельзя было исключать действие транквилизатора, заставила себя перейти в режим неторопливого вождения. Дисциплинированно приготовилась к повороту у светофора.
  Её окружали с детства знакомые места. Собственная квартира оставалась справа по ходу движения. При желании можно было выйти, принять ванну, припудрить носик – и только затем продолжить путь. Но прямо по курсу ждал поворот на старую московскую дорогу. Трасса вела к большим деньгам и безоблачному счастью. Трудности хотелось оставить позади как можно скорее, ванну она примет в отеле. Улыбка предвкушаемого удовольствия тронула уголки губ – женщина за рулём обожала джакузи.
  
  Дальнейшее напоминало видео категории экшен.
  «Мазда» с обкуренными мажорами шла под 110 – молодёжь отмечала «днюху» на колёсах. «Москвич» стоял, загодя вывернув руль. Когда иномарка в него воткнулась – он птичкой вылетел на встречную полосу. Идущий на обгон «КАМАЗ» в лепёшку смял переднюю часть «сорок первого». «Буханка», которую грузовик обгонял, тоже не избежала столкновения, несмотря на срочное торможение. Реакции водителя микроавтобуса позавидовал бы лётчик-испытатель, но она не переломила ситуации.
  
  Парень на «КАМАЗе», минуту назад мечтавший оказаться у экрана – по первому каналу транслировали футбол – внезапно осознал: всё кончено! Похолодело в груди, одеревенели конечности. В принципе, малый был цел и невредим. Но благополучная, доаварийная жизнь, действительно, накрылась. Вероятно, поэтому он и ощутил себя покойником. Крики, вой сирен, языки занявшегося пламени – не вывели его из оцепенения. Как сломанную куклу, беднягу вытащили из кабины сильные руки случайного очевидца.
  Прибыли пожарные, подоспела «Скорая». Сквозь зубы устало матерился мент из ДПС. Водитель «КАМАЗа» ни на что не реагировал.
  
   Тело до приезда труповозки уложили на обочину. Тучный дачник – владелец «Запорожца», затесавшийся в свидетели – суетливо объяснял, что он не виноват. Шофёра злополучного «КАМАЗа» отправили в больницу. Прохожие оживлённо судачили. Сокрушённо качали головами, прижимали ладони к щекам, исподтишка глазея, как летний ветерок ласково играет белокурыми прядями. Издалека волосы казались живыми. Если пристально не всматриваться, можно было подумать: женщину на пыльной придорожной травке невзначай настигла дремота.
  
  Не зря, ох, не зря терзал накануне несчастную смутный страх грядущих перемен! Опасалась она не напрасно. Да, выходит, не того, чего следовало. Заблудилась в предчувствиях. Не расшифровала подсказок ангела-хранителя. И вместо путешествия на Мальдивы схлопотала путёвку в мир иной.
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  УДАР! ЕЩЁ УДАР!
  
  «Если бы строили дом счастья, то самую большую комнату
  отвели бы под зал ожидания»
  Жюль Ренар
  Глава первая.
  МУКИ СОМНЕНИЙ
  
  Собака в однокомнатной квартире — синоним геморроя. Недостаток метража нещадно тормозит процесс питания и воспитания. Для нормальной жизнедеятельности каждой биологической единице надобно отдельное помещение.
  Город тоже вносит отрицательную лепту. Гулять негде, высока возможность гибели животных под колёсами. Смог, толчея, скопление болезнетворных микроорганизмов... К неаппетитному набору добавьте финансовые затруднения собаковода – и получите адскую смесь! Ежели у кого малогабаритная однушка – будьте уверены! – проблем у него м без собак немерено: на любой вкус и цвет.
  Качество жилья – лакмусовая бумажка для определения потенциала. Чем больше квартира — тем ощутимее успех в собаководстве. На каждый закон, разумеется, есть исключение. Но Лионелла Борисовна Зимина, обыкновенная героиня нашей необычной повести, вписывается в общую картину, не усложняя статистику эксклюзивом.
  Квартиру имеет однокомнатную, бюджет – дырявый. В её плачевном положении мысль обзавестись собакой должна самопроизвольно распадаться при первом своём появлении. Но если ты собаколюб – она неистребима! И будучи отринутой, возвращается назад с неотвратимой точностью бумеранга.
  Кинологические прожекты нестройными колоннами дружно печатают шаг. Золотое правило собаковода – если можешь не брать щенка, не бери! – грубо попирается. Можешь ты позволить себе собаку или нет – детскую мечту не колышет. Собаке быть! Хотя тебе давно не восемь лет и ты как будто бы в здравом уме и твёрдой памяти.
  
  Аки Алёнушка у пруда, Лина сидит на диване и меряет семь раз по семь. Занятие априори пустое. Универсальную комнату (зал, по совместительству — спальню, она же – рабочий кабинет) Лионелла делит с чадом на пике переходного возраста. Вдвоём они захламляют жилплощадь без устали и достигли ошеломляющих результатов. Плюнуть некуда – всенепременно попадёшь в какой-нибудь утиль! Чинить некому, выбросить – жалко.
   Выгуливать, кормить, дрессировать собачку сын возьмётся разве что под дулом револьвера. Любоваться живностью он предпочтёт издалека – любая зоо-трудотерапия исключалась.
  
   Никита (в домашнем обиходе — Ник) тип не из самых проблемных. Жаловаться Лионелле грех – он всего лишь рядовой тинэйджер. Обычный рассадник треволнений, источник несбыточности родительских грёз. Ничего запредельно кошмарного! Компьютерный фанат. Читает и пишет с ошибками. Русский – со словарём, по-английски шпарит бегло. Житель туманного Альбиона его английский не поймёт, но для написания простейших программ навыков хватает. Ник и комп – как народ и партия, неразделимы. С продвинутой железкой он на ты. Она его слушается беспрекословно. Лионеллу – нет.
  Родился мальчик рыжим, кучерявым и курносым. «Рыжий-рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой...» – гимн его раннего детства. Дедушку Никита, ясное дело, не бил. Но рос под аккомпанемент популярной песенки-дразнилки. Чем, естественно, был недоволен. Активно рротестовал, в ответ – подвергался гонениям. Домой приходил с расквашенным носом и прочими повреждениями тела, одежды и нежной детской психики.
  Он настолько был удручён естественным цветом волос, что втайне мечтал перекраситься. И давно бы осуществил намерение, если б не одно существенное «но»: драться после смены масти пришлось бы чаще, больше и отчаянней. Не уезжать же, в самом деле, из парикмахерской прямиком в далёкие края, где тебя как рыжего не знают?
  
   Лионелла тоже – рыжая. Аналогично страдая от навязчивых комплексов, к цвету волос она не придиралась. Но до сих пор – а ей уж 35 – стесняется мелкотравчатых веснушек. Тщательно изводит их всякой дрянью, маскирует пудрой и тонирует кремом.
  Веснушки – не основная незадача россиянки бальзаковского возраста. И всё же Лионелла зациклилась конкретно на них, мелочёвкой отгораживаясь от фундаментального негатива. Она зарывалась в свои веснушки, как страус прячет голову в песок. Рябенькие оспинки были противные, неистребимые, но не такие страшные, как окружающая реальность. Не то чтобы мир вокруг вызывал невыносимый ужас. Нет, мир был без претензий на глобальный катаклизм. Но он определённо наводил зелёную тоску. И чем дольше жила Лионелла на свете, тем дальше казался ей свет в конце тоннеля.
  
  Социуму она приходилась вдовствующей матерью-одиночный. Вежливое равнодушие общества к подобного рода контингенту обычно вызывает у того хроническую депрессию. Увы! – милицейская вдова имела привычку часто и подолгу хандрить.
  Педагог по образованию, по сути – несостоявшийся зоолог – Лина Зимина не стала б напоказ лобзать ядовитого тарантула, но всё живое: четвероногое, членистоногое, млекопитающее и летающее – вызывало в ней жгучий, не угасающий с возрастом интерес.
  В своё время за огненно-рыжие косы Лина получила прозвище Королева – архитектурные сооружения на затылке придавали осанке царственную стать. Но применялся лестный титул редко. Зато все мужики, не сговариваясь, называли её Огоньком. От первого кавалера голенастая девочка-подросток «Огонька» приняла благосклонно. Но постепенно вместо признательности начала Лионелла испытывать раздражение от скудости словарного запаса ухажёров.
  Неужели трудно подобрать ярлык поярче? Тонкость проявить, изобретательность... Впрочем, все ритуальные песни самцов – в далёком прошлом. Никто теперь не дарит Лине даже тривиальных комплиментов! Но случись кому вновь окрестить её Огоньком, она бы сердилась. Одно и то же быстро приедается! Душа стремится к новым горизонтам и пылко жаждет смены ощущений.
  
  Итак, она звалась Лионеллой. Невысокая, плотно сбитая, говорливая, как бурный ручей. Глаза – цвета спелого крыжовника: светло-карие, в крапинку. После инфаркта миокарда Лина схлопотала третью группу инвалидности. В настоящий момент свыкается с ролью домохозяйки. Когда-то всё обстояло иначе, но что было — то сплыло. Время назад не повернуть...
  –
  Сперматозоид только коснулся яйцеклетки, а в зародыше уже сформированы способности. От бога или от дьявола – человеку знать дано.
   С момента незапланированного зачатия Жеке Зимину была уготована роль неудачника. Свой природный талант парнишка реализовал на все сто. Ныне покойный, муж Лионеллы, ещё будучи школьником, уже остался круглым сиротой. Закончил политех, но вместо того, чтоб корпеть в аспирантуре, подался в милицию. Осуществлять невыполнимую миссию – закон и порядок блюсти. Карьеры не сделал. Погиб в Чечне, однако, отнюдь не от рук экстремистов. Избранник Лины свернул себе шею, сверзившись с яблони. Попытка полакомиться фруктами оказалась фатальной.
  Когда-то был Жека скромен, немногословен и тих. Теперь – его ничем не примечательный облик запечатлён на мраморной крошке могильного обелиска. Наведывается Лионелла на кладбище раз в год по обещанию. Она не большой любитель бродить по сакральным местам и сторонится всего, что так или иначе связано с похоронами и сопутствующим антуражем.
  Впрочем, довольно отступлений! Вернёмся к нашим собакам.
  
  Нелёгкая работа – выбирать. Особенно, если выбора нету. Шуршат страницы периодических изданий. Изучаются соблазнительные фотографии. Безумный план обзавестись собакой свербит как прыщ и не даёт покоя. Крепнет ощущение пустоты без животного в доме.
  Фактически квартира загромождена выше крыши – но нет ничего устойчивее обманчивых ощущений! И нарастает уверенность: если запустить дополнительное существо в зону проживания, то сразу полегчает.
   Лина клинически заинтересована в наличии под боком четвероногого и пушистого. Оттого, конечно, что принадлежит к племени собаколюбов. А ещё потому, что не справляется с Никитой и полагает: с собакой-то у неё точно всё получится! На кинологической ниве она раскроется как воспитатель, не посрамив полученной профессии.
  Напрягает Лионелла извилины в беззаветном мечтании с потугой на размышлизм. Проводит сравнительный анализ. Оценивает породы.
  
  Немецкая овчарка. Достаточно беглого взгляда для осознания её безупречности. Собака податлива при дрессуре, покоряет физической мощью в сочетании с элегантностью. Не живность – сказка во плоти! Однако, если зубками прихватит – мало никому не покажется. Что, как не справишься с крупною псиной? Укушенные граждане по судам затаскают, душу вымотают, в траты введут. А матчасть и без того потрёпана: Ник в латаных штанах бегает, кроссовки на честном слове держатся. Неотразимое созданье (НО или ВЕО)* отличается волчьим аппетитом. Не прокормит она овчарку!
  Ньюфаундленд. Пёс большой, но никого не обидит, ибо призван не наказывать, а спасать. Однако лохмат чрезвычайно, круглогодично линяет и в буквальном смысле слова распускает слюни. Не очень эстетично.
  Боксер приятно гладок, но сипит как агонизирующий астматик.
  Есть породы редкие – они кусаются в переносном смысле. Их рыночная стоимость не укладывается в сознание среднего потребителя. Вносить их в список предполагаемых приобретений – народ смешить и себе наносить моральную контузию. Такие обновки – только для Рублёвки!
  Бессонной ночью таращась в потолок, визуализирует Лионелла рекламные заставки. Первым из полумрака всегда выплывает чепрачный красавец с заостренной мордой, стоячими ушами и саблевидным хвостом. Да-да! Это она, немецкая овчарка. (Старая любовь не ржавеет!) Чудесное видение, высунув алый язык, преданно ест Лионеллу глазами, готовое выполнить команду.
  Прелесть что такое! Но прелесть в переполненный автобус не впихнешь, в субботнюю электричку не засунешь, да и в берлогу – пардон, в квартиру – она без натуги не протиснется. Провожая пленительный мираж, невозможно удержаться от вздоха.
  
  Короче, минул год, затем другой. Идея, не достигнув воплощения, сменила галс*. Свой томный взор неожиданно для себя перевела Лионелла на охотничий сектор. Охотник из неё, как из слона балерина. Но странным поворот казался лишь навскидку. Деваться-то было некуда!
  Пудель требовал дорогостоящей стрижки, шнауцер – тримминга, бультерьерские мордовороты внушали неподдельный страх. Про этих монстров только триллеры снимать! «Запрограммированные на смерть» или «Челюсти на суше»... Мопсы и болонки к рассмотрению не допускались категорически. Декоративная шелупонь отвергалась изначально.
  – Собаке – собачью жизнь! – священный лозунг на скрижалях кинологии изрек ветеринар Ваня Матюхин. Лина была с ним заодно. Иван – земляк, уроженец сельских мест, по ошибке затесавшийся в городские трущобы. «Каждая собака, – поучал он между делом, – должна работать, не покладая лап. В противном случае она не собака, а тварь негодящая».
   Ее Величество сермяжная правда! Тунеядцы достойны презрения.
  
  То, что компаньоны вправе рассчитывать на большее, было Лионелле невдомёк. О «поганой декорации» она рассуждала с фанатичной однобокостью, почитая «декор» за суррогат.
  – Визгливая болонка, – свято верила вдова, – бросает тень на весь собачий род!
  Так единодушно полагали суровый ветеринар и солидарная с ним Лионелла. На этом общность интересов заканчивалась.
  Черкнёт Иван, бывало, завитушку под личной печатью, стрельнёт черными бусинками из-под пластмассовой оправы и давай наставлять:
  – Горе.… На кой тебе собака? Заведи лучше кобеля двуногого!
  – Нет, – отвечает Лина не колеблясь ни мгновенья. – Знаем, плавали! Нам такого счастья не нать!
  – Ду-у-ура! – благодушно журит наставник и отечески щелкает пальцем по носу, который Лина неосмотрительно суёт в сумку с щенком добермана внутри. – Забот тебе, что ли мало?
  – Немало, Ваня, ох, немало! В том-то и дело, что их через край. Не мешало бы отвлечься. А в компании с четвероногим дружком отвлекаться веселей и безопасней!
  Иван не верил. Думал, женщина цену себе набивает. Пускает пыль в глаза, неся заведомую околесицу. А Лионелла глаголила от чистого сердца. Люди с некоторых пор были у неё не в чести.
  Но с собаками тоже выходила напряжёнка.
  
   Когда кандидатуры друзей из разряда «служебные», «дворовые» и «декоративные» были отринуты, течение по имени «рок» повлекло вдову в охотничьи угодья. И занесло её на выставку охотничьих собак.
  
  Сказки обычно начинаются с интригующего наречия «однажды». Именно так стартовала наша эпопея. Однажды, в июльский день, в погожее субботнее утро трамвай №3 отвез не очень молодую и далеко не весёлую вдову за город – и очутилась она на лесной поляне, расцвеченной красными флажками.
  Повсюду шум, лай, суета, музыка. Автолавка торгует пивом и печеньем, красочный транспарант при въезде на территорию собачьего подиума сердечно приветствует всех участников балагана. В те времена общество охотников ещё не дышало на ладан – народу действо собирало видимо-невидимо.
  Флажки обозначали ринги*. Джипы, «Нивы», грузовики и всевозможные иномарки – наглядно декларировали доходы владельцев. Собаки – волновались.
  Всё вокруг гомонило, мельтешило и нервно двигалось вперёд согласно разработанному регламенту. С разного рода отклонениями от оного. Периодические задержки с началом очередного акта пьесы под названием «Областная выставка охотничьих собак» чрезвычайно удлиняли процесс. Ожидание сменялось интенсивным движением, далее следовал взрыв неадекватных эмоций. Не всякий театр сравнится с выставкой накалом страстей! Люди соображали на троих, спорили до крика, негодовали, смеялись, фотографировались, плакали, травили анекдоты... Преобладала «групповуха»: участники формировались в небольшие коллективы по интересам и удовольствие получали в компании друзей.
  Только Лионелла, не замечаемая никем, будто она – корабль-призрак, неприкаянно бродила меж собак и людей, мигрируя от одной популяции собаколюбов к другой.
  Глядь – в багажнике старого «Москвича» пищат пушистые комочки! Продаются, хотя сами об этом не подозревают. «Москвич»-то старый, да хозяин – неимоверно вальяжный, не чета своему драндулету. На лбу крупным шрифтом напечатано: «Я — истинный собаковод и в деле знаю толк, от других жду того же». Дескать, дураки – гребите дальше! Проходите, не задерживайтесь! До звания профессионала Лионелле как до Пекина раком – не без сожаления она рулит мимо. И встречает, наконец, знакомое лицо. Будет теперь и ей с кем делиться переживаниями!
  
  Заядлый легашатник, заводясь с полуоборота, рокочущим басом рекомендует английского сеттера. Чистокровные стати предлагаемой породы демонстрирует грациозная сука. Эдакая Белая Бимка Черное Ушко. Четвероногая модель ластится к ногам миловидной хозяйки. Та слегка тушуется: щечки алеют, губки мягко улыбаются. Общий знакомый укоризненно ей выговаривает:
  – Эх, загубили собаку! Леса не видит, работы не знает. А посмотрите, какая красота!
  «Бимка» передними лапами беспардонно упирается в «мамкино» бедро, задорно отмахивая хвостом азбуку Морзе.
  – Ну почему же, – вяло отбивается обладательница «красоты». Голосок звучит по-пионерски: тоненько и звонко. – Одну перепёлочку она подняла.
  Сеттерша – само очарование! Пластична, аристократична, пропорционально сложена. Ласковая, весёлая, послушная... Лина готова сдаться.
  Но обделённая финансово и весьма далёкая от спорта, она не в силах постичь с сеттером каноны охоты. Каждую охотничью собаку надо «ставить», то есть учить работать. Лионелла не в состоянии сеттера ни поставить, ни, собственно, купить. Актированные* щенки оцениваются в валюте. Рублевый эквивалент необходимой суммы пестрит нулями после первой цифры 3. Бывают экземпляры и дороже. Эх. ма! Кабы денег тьма...
  
  Долго ли, коротко ли гуляла Лина по лесу, но набрела в конце концов на мужика, стоящего к рингу передом, а к ней – задом. Возлежащая на мужицком локте длинноухая морда, походя, смерила вдовушку взглядом. Благородные линии головы и четкая осмысленность взора, вселенская грусть в глубине коричневых глаз – заставили остановиться. Собачье лицо – а иначе не скажешь! – напоминало чистый бриллиант на бархатной подушечке. Невольно подумалось: «Боже! Что это за порода такой необычайной привлекательности?».
  Затаив дыхание, обходит Лина мужика с правого сбоку, стараясь ничем не выдать любопытства. Крадётся на цыпочках, вся на нервах в предвкушении открытия. Неужели нашла, что искала? От чрезмерной стеснительности столь изощрённо маневрирует Лионелла — не желая привлекать к себе внимания. Достигает же, разумеется, обратного эффекта. Определив породу, она теряет равновесие и падает в объятия пузатого толстяка. Все вокруг гомерически хохочут. Лионелла рдеет от смущения.
  – Батюшки - светы! – повергается она в смятение, которое мало чем отличается от отчаяния – настолько разочарование велико. – Такса!
  Великолепная голова в сочетании с убогим тельцем. Угораздило же немцев так изуродовать собаку в результате длительной селекции!
  
  Встряска получилась на славу! Как если бы в разгар банкета в зале для приёма гостей включили душ Шарко. На миг искательница собаки ощутила себя в нокдауне.
  «Уф-ф! От таких контрастов склеишь ласты!», – наскоро посетовала Лина, завершая обзорную экскурсию. Ринг такс вдова покидала в состоянии лёгкой паники. Бежала к остановке едва ли не галопом, натыкаясь на коряги и пеньки. Что есть мочи гнала Лионеллу прочь старая, добрая подружка интуиция. Но беги – не беги, не уйти от предначертанного!
  
  Неизбежное – свершилось. После инцидента на выставке Лина уткнулась в книжку про собак и внимательно ознакомилась с разделом «Такса». Ужасная истина открылась ей!
  Стандартная гладкошерстная такса широко распространена. Следовательно, приобрести щенка можно относительно недорого. Гладкая шерсть означала минимум неудобств при линьке. Малые габариты предполагали минимальные расходы на кормежку. Миниатюрность отнюдь не служила признаком декоративности. В книжке черным по белому было начертано: «Такса – маленькая собачка с сердцем льва».
  Слоган для королевы! Лионелла, надо сказать, имела натуру романтическую и одновременно практичную: с младых ногтей обожала храбрых и уважала тех, кто знает, для чего живет.
  Имея таксу, необязательно осваивать охотничьи просторы. Существовала сеть искусственных нор, в которых собачка могла до бесконечности шлифовать боевое искусство. По всему выходило: такса – то, что доктор прописал. Но лекарство было невыносимо горьким!
  Сознание решительно восставало против правды. Теоретически – идеальный вариант, практически – смех сквозь слёзы! Такса – неудачно усеченный макет настоящей собаки.
  И всё же Лина уговаривала себя проглотить пилюлю. Долгих три недели происходила внутренняя борьба. Шла упорно, с переменным успехом, грозя довести дело до раздвоения личности. Наконец, измученная сомнениями, Лионелла позвонила в Москву. Следуя принципу «пусть барин нас рассудит!». В РКФ* ей подскажут адрес клуба любителей такс, а тамошние профессионалы – помогут принять верное решение.
   Отыскала Лина телефонный номер в столичном журнале. Набрала заветные цифры, дождалась далёкого «Алло!», нижайше попросила совета.
  Грубый женский голос уточнил:
  – Вы охотничью собаку хотите или декоративную?
  Лионелла принялась бессвязно блеять, жуя суффиксы и окончания – вопрос застал врасплох. Разве бывают таксы декоративными!? Это же охотничья порода!
   Оказалось – бывают. Часть поголовья придерживается традиционной, охотничьей ориентации, но подавляющее большинство – принадлежит к декоративным отщепенцам. Маргиналы доминируют: декорации больше, чем охотников. Ошеломлённая, Лина никак не могла собрать мятущиеся мысли в кучу.
  На том конце провода в сердцах бросили трубку. Не на рычаг – на стол. В ухе хрустнуло, Лионелла вздрогнула. Как сие понимать?
  Спустя минуту упавшая трубка ожила и заворковала елейно-вкрадчивым меццо-сопрано:
  – Здравствуйте! Вы хотите приобрести щенка! – голос не спрашивал, но утверждал. Пел на все лады, обволакивал, завораживал, манил... Лина нарвалась на прилипчивого продавца. Сладкоголосая сирена норовила впарить ей за 200 баксов красноглазого альбиноса.
  – Ни у кого такого не будет, только у вас! – мягко насаживала покупателя на крючок ушлая баба. Безошибочный нюх торговки подсказывал: на том конце провода – законченная идиотка. Продавщице надо было отдать должное: она почти угадала. Лионелла Зимина не отличалась сверхнормативным интеллектом. А также опытом купли-продажи. Но не до такой степени была вдова инфантильна, чтобы не знать: альбиносы – своего рода ошибка природы. Малоэстетичные и нежизнеспособные создания. Еле отвязалась Лина от назойливой консультантши.
  После разговора дилемма «Брать или не брать?» стала вызывать отвращение. Лионелла решила плюнуть на собаку. Образумиться и заняться чем-нибудь общественно-полезным. Так ведь и сделала!
  Но отброшенная, мысль сработала как бумеранг. Набрала в полёте силу и вернулась. Три месяца спустя идея-фикс принялась изводить Лину с утроенной силой. Словно зомби, получивший приказ, женщина тасовала фотографии горбоносой «барсучьей собаки». Заученно шепча, как молитву: «Умная, смелая, работоспособная. Компактная и оригинальная!».
  Аутотренинг сработал. В один прекрасный миг в мозгу что-то щёлкнуло – и замкнуло. «Берем таксу!» – объявила Лионелла.
   Никита взбунтовался. Надулся, как мышь на крупу и принялся запугивать мать угрозой неповиновения, хуля окаянную таксу на чём свет стоит. Он гнул антитаксиную (или правильно говорить антитаксячью?) линию столь яростно и убеждённо, что Лина заподозрила спонтанный приступ детской ревности.
  – Только попробуй! – гундосил отпрыск со злорадством мазохиста. – Я тогда нормальную собаку себе возьму!
  Нашла коса на камень. Ребром встал вопрос: кто из них двоих упрямее? Лионелла и сама не была в восторге от немецкой коротконожки, но раз дело дошло до конфронтации... Кукиш тебе, сына, с маслом! Именно таксе в доме и быть! Бунт на корабле капитан обязан пресекать в зародыше.
  
   В основе усмирения любой оппозиции лежит промывание мозгов. В ход был пущен бронебойный довод: «Это выгодно!». Аргумент был крайне сомнительный и в то же время – очень соблазнительный.
  – Никита! – без зазрения совести дурачила ребёнка Лионелла. – Щенок – 200 баксов. Наваримся! Будем делать бизнес!
  Наивный ребёнок поддался на уговоры – мамаша ловко обвела вокруг пальца родное дитя. Белый флаг Ник выкинул исключительно из меркантильных соображений. Мальчик отдал сердце гордону, на худой конец – он предпочёл бы сеттера. В его представлении собака должна быть большой. Откровенно говоря, Лионелла тоже придерживалась этой точки зрения. Но отмена сделанного выбора смысла не имела. Навряд ли удастся придумать что-то получше! Если, конечно, соизмерять потребности с возможностями. Лионелла – соизмерила.
   И начала лепить мечту из того, что было.
  Глава вторая
  ПРИЗ ДЛЯ СОБЕСЕДНИЦЫ
  
  С Ленкой Лазуткиной Лионелла расставалась многократно. Иногда – надолго. Но, рано или поздно, приятельницы воссоединялись. Целовались болтали, хохотали до хрипоты и... выпадали из зоны общения вплоть до очередной стыковки.
  «Моя дорогая Элен» – называет подружку Лина, не скрывая иронии с ржавым налётом тайной зависти. «Дорогая» – Элен потому, что зарплату в СП по продаже жвачки населению получает министерскую. Начальник фирмы у Лазуткиной в штатных любовниках на правах подкаблучника. Холёные эленкины ручки вдеты в ежовые рукавички. Ими подружка держит Ивана Сергеевича Боборыкина конкретно за яйца.
   Вылетает, скажем, Элен до городу Парижу, блуждает в предместьях французской столицы и по этой уважительной причине – может не спешить на работу. Более того, круг её интимных связей не ограничен. Фаворитка Фараончика открыто наслаждается сексуальной свободой и финансовыми безрассудствами за счёт жвачной конторы.
  Фараончик — дело её сахарных уст. Сравнила Элен хахаля с повелителем Египта. Каким-то образом прозвище стало достоянием гласности. По воле масс – претерпело небольшое изменение и присохло к Боборыкину намертво. Ленкин начальник даже в городской управе за глаза именовался Фараончиком. Пренебрежительное «чик» проистекало из несоответствия внешнего облика высокому рангу владыки Египта. Не дотягивал предводитель фирмы «Авантаж» до стандартов Тутанхамона! Росточку был — примерно метр с кепкой. Приятная полнота ласкала глаз, закрепляя образ мягкотелого недотёпы, чудаковатого лапочки Карлсона.
  
  Многие погорели на этой обманчивой внешности! Сверхъестественной податливостью Боборыкин отличался по отношению к Элен и ни к кому другому более. Даже законная супруга не удостаивалась преференций. Что же говорить о посторонних? Иван Сергеевич благодаря конкурентной борьбе в каменных джунглях выработал железную хватку. Не по делу прилепился к Фараону уничижающий суффикс «чик».
  Вывод: общественность страдает сильной близорукостью. Которая применительно к Боборыкину вполне объяснима: ничего не стоило впасть в заблуждение, зная об отношении бизнесмена к секретарше! Об их интрижке курсе были все. И никто, включая Лионеллу, не мог взять в толк, отчего столь кротко сносил Фараончик дикие эленкины выходки. Не иначе, она его шантажирует. Тогда, скорей всего, её обезглавленный труп когда-нибудь отыщется в сточной канаве. Или зельем колдовским опоила. В этом случае — развязка непредсказуема.
  
   Элен звонила Лионелле, прежде, чем перед ней предстать. С собой тащила экзотическую пищу, выпивку и поношенную одежду. Акция благотворительности сопровождалась фонтаном откровений. После того, как всё было выпито, съедено и обговорено, подружка снова ныряла в тёмные глубины житейского моря. Соло. Исчезая до появления новой животрепещущей темы, на которую не с кем перекинуться словом.
  При всей своей болтливости Лионелла хранила чужие секреты как надёжный банковский сейф. Не умолкая ни на секунду, она перемалывала только те косточки, какие следовало. И с теми, с кем надо. Элен откровенно эксплуатировала необъяснимый феномен. Без опаски сливала информацию, снимая эмоциональное напряжение. Спонтанные сеансы психотерапии оплачивала мелкими подачками.
  После смерти Зимина благотворительность распространилась на сферу интимных услуг. Лазуткина заботливо прихватывала для Лины разнообразных «женихов». Их поток не иссякал до тех пор, пока не пришло осознание тщетности усилий. «Женихи» — все, как один — были с червоточинкой. А запросы у Лионеллы были самые что ни на есть высокие: «Прынц – или ничего!». Остановились на «ничего». Поскольку принцы – товар штучный, на дороге в россыпь не валяются. На всех лионелл их не напасёшься.
  
  И вот однажды «дорогая Элен» взялась осчастливить вдову четвероногим спутником жизни. Идея возникла после жалобной песни о том, как трудно выбрать бедной девушке хорошую собаку. Жалоба была исполнена Линой на высоком художественном уровне — грусть обострилась ввиду опорожнённой бутылки коньяка. Вдовушка распустила нюни, Элен – расчувствовалась. Обе уже порядком надрались, когда Лазуткину озарило.
  – Мы её возьмём! – возвестила розовощёкая секси, закусив очищенной креветкой.
  – Кого? – насторожилась Лина. От взбалмошной приятельницы можно было ждать чего угодно.
  – Таксу твою! – в глазах Элен загадочно мерцнуло – она предвкушала забаву. Точно так же блистала очами пассия Фараончика, прежде чем свинтить в Анталью с чернобровым бой-френдом из Латинской Америки.
   Кредо эффектной блондинки: три в одном, и всё – без промедления! Поиск проблемы, решение, преодоление последствий двух предыдущих действий. Элен функционировала как торнадо.
  – Не вздумай перечить! – приказала она. Лионелла пробубнила с набитым маслинами ртом: «У меня денег нету».
  – Фигня! – отвергла возражение Лазуткина. И тряхнула широкой мошной.
  
  И взвился смерч в лице «дорогой Элен» с колченогого табурета, и набросился он на телефон...
  
  Через полчаса к подъезду подали «карету». Дежурный дружок из бездонных запасников подогнал «пирожок» – двухместный пикапчик сомнительного вида. Втиснулись в кабину всем гуртом, включая Ника. Машина крякнула, вздрогнула, фыркнула и двинулась к намеченной цели. На пути не встретив ни одного поста ГАИ — дуракам и пьяницам порой необычайно везёт! Соискатели таксы миновали неприятности, на которые активно нарывалась: избежали столкновения с другими авто, не загремели в канаву и благополучно вернулись в исходную точку. Вместе с новым, пятым пассажиром.
  
  И понеслась косая в баню! Щенка надлежало разместить, накормить, оградить от опасностей, всё – на нетрезвую голову! И с преодолением непредвиденных сложностей.
  
  ...Они ударили по рукам, сделку заключив рукопожатием, когда выяснилось: до полугода щенкам строго-настрого запрещено передвигаться по скользкому линолеуму. Во избежание деформации конечностей.
  Чтоб сохранить постав щенячьих лап в первозданной красоте, нужен был ковёр. Или – пол настелить заново. Прикрыть бетон дубовою доскою: для здоровья полезно и для экстерьера – никакого ущербу! Но не каждому дано ходить по деревяшкам.
   До акта купли-продажи Лионелла не владела информацией о недопустимости линолеума – известие её повергло в шок. Знай о том она заранее, покупка вряд ли состоялась бы. Но после драки кулаками не машут.
  
  Реализация заветной мечты сразу как-то не заладилась. Пока Элен развлекалась в пикапчике, Лионелла торговалась. Никита топтался у порога, олицетворяя собой апофеоз растерянности. Сомнения при виде таксы-мамы всколыхнулись в нём с новой силой.
  Хозяин хмурил брови и кривил губы: он ждал мужика с ружьем, а явилась баба без понятия.
  – Может, передумаете? – предложил он, буравя Лину взглядом. То ли вправду беспокоился о потомстве суки, то ли цену щенку набивал.
  Хозяйка, напротив – излучала радушие. Как орлица над орленком, вилась над покупательницей, снабжая ту инструкциями по уходу. Расточала улыбки, призывая не волноваться. Лионелла невольно начала рассчитывать на снижения цены ввиду горячей любви к своей персоне. Но нет, настолько далеко симпатия не распространилась.
  Подарок судьбы обошёлся в тысячу рублей. Из кармана пришлось выгрести всё до копейки. Для прокорму пса Элен презентовала помимо денег килограмм отборной говядины. На первое время хватило. Но всё равно – недели две Лионелла перебивалась с хлеба на квас, экономя на мелочах.
  
  Не будем, однако, забегать вперёд. Вернёмся к сцене приобретения. Хозяин, смирившись с неизбежностью, потребовал у Лионеллы паспорт для оформления факта продажи. Судя по тону, он всё ещё разрывался между желанием арестовать покупательницу на любом законном основании и стремлением пристрелить её на месте без суда и следствия.
  Победил разум. Оба варианта не прошли. Подозрительный заводчик тщательно сверил фотографию на документе с оригиналом, занёс паспортные данные в записную книжицу и нехотя вернул аусвайс* владелице. Процедура на этом не закончилась.
  Лионелле вручили щенячью справку, где кличка обозначалась покуда лишь одной заглавной буквой П. И потребовали завершить слово, для чего предоставили несколько заготовок на выбор. Ни одна из них Лионеллу не устроила. Поколебавшись, она неуверенно озвучила свою версию:
  – Пусть будет Приз...
  Несговорчивые продавцы хором воспротивились.
  – Как вы будете называть его уменьшительно ласкательно!? – всполошилась хозяйка дома. Глаза забавно выпучились: резко увеличившись в объёме – буквально вылезли из орбит. Хозяин презрительно процедил :
  – Это лошадиная кличка.
   Лионелла вышла из себя. Внешне это никак не проявилось – пожар заполыхал внутри. Лина старательно боролась с бешенством. Что за ботва!? Над ней открыто издеваются или креативный стёб — общепринятая форма распродажи таксят?
   Во избежание конфликта вдова задержала дыхание, мысленно сосчитала до пяти, выдохнула. Фокус сработал. Сама успокоилась, и парочка отъявленных ТАКСикоманов взяла на полтона ниже.
  Сошлись на том, что кличку Лина придумает позже. Супруга заводчика с ещё не устаканившимся взором – глаза по-прежнему испуганно навыкате – вновь ласково защебетала:
   – Кормите пять раз в день, добавляйте творожок, сырое мясо не прокручивайте, не балуйте… К еде он вообще-то спокоен.
  Сердце-вещун тревожно встрепенулось.
  – Привередливый? – строго глянула Лионелла на щебетунью в упор. Та повторила с прежней интонацией: «Спокойный...». Понимайте, дескать, как знаете! Вдаваться в детали щенячьего пищеварения, по-видимому, было неуместно. Да и что бы изменила детализация? Длинноухий крысёнок, обещающий в будущем превратиться в собаку, принадлежал отныне ей со всеми своими причудами.
  И вот позади обмен верительными грамотами и взаимными обещаниями. Приближается развязка. Интересно, что выкинут продавцы напоследок? Заплачут от умиления? Дадут пинка для скорости? Лионелла предвкушала общее замешательство с креном в сторону скандала. Однако, сцена прощания хотя и скомкалась, но прошла без особых эксцессов,
  
   – За пазуху щенка возьмите – простудите! – прорычал вдогонку продавец таксят. Послушная супруга приняла рык за руководство к действию: схватив Лионеллу за шиворот, энергично затолкала щенка ей за пазуху. Куртка затрещала. В её карман упала горсть сухого корма, и сердобольная распространительница такс нетерпеливо подтолкнула Лионеллу к выходу. От потока нравоучений заломило в висках – Лина нарвалась на ещё более опытных знатоков словоблудия в режиме нон стоп, нежели она сама.
  Но всё когда-нибудь кончается – завершился и этот спектакль. С грохотом захлопнулась дверь неосвещённого подъезда. Покупатели вырвались на волю. Неизъяснимое блаженство принёс им первый глоток морозного воздуха. Свобода! Никто не давит на психику и не учит жить! Тишина, лепота, благолепие...
  
   Вероятно, утомлённые ожиданием, все обрадовались, что можно по домам – встреча в формате два плюс три получилась неестественно горячей. Не хватало только праздничного фейерверка! Каждый норовил пощупать перепуганное создание, издающее слабые писки. Всем одновременно обнять щенка не удавалось – и в безлюдном дворе организовалась беготня в виде карусели. Словно такса стала ёлкой, а часы – двенадцать бьют! Водитель чуть было не поддался настроению, но вовремя дистанцировался. Жуя потухшую сигарету, он наблюдал за бурей ликования со стороны.
   «Дорогая Элен», позабыв про комильфо, лобзала кутёнка, во что ни попади, сопровождая «чмоки-чмоки» пронзительным визгом. Лионелла протестующе вопила. вызволяя собачьего детеныша из гламурных объятий. Никита давился от смеха, следя за причудливым танцем очумелых тёток. Но он и сам принимал участие в буйстве. Скакал козлёночком, ловил ртом снежинки, испытывая беспричинный восторг. Неведомо отчего, настигла людей нечаянная радость.
  
  Понемногу угомонились. Ник, заграбастав щенка, забрался к матери на колени, и пикапчик двинулся в обратный путь. Открывая тем для Лионеллы совсем другую жизнь.
  Собачью.
  
  Глава третья
  НЕ БЫЛО У БАБЫ ПЕЧАЛИ…
  
  Аксиома это те же грабли. Наступил – получаешь в лоб! Закон есть не что иное как аксиома. Преступил – будь любезен отдохнуть на нарах! Незнание не освобождает...
   Кинология мало чем отличается от Уголовного Кодекса. Незнание правил содержания таксы не спасает владельца от наказания за их несоблюдение. Начинающим собаколюбам – никаких поблажек! Приобретая таксу, каждый человек рискует наступить на грабли. Шансов больше у растрёп и недотёп. Но крутые парни тоже могут вляпаться. Перед аксиомой все равны.
  
  … Единственным светлым пятном на начальном этапе стал выбор клички. Дело оказалось непростым, но трудности были приятные. Нарекать щенка полезно, увлекательно, приятно. Процесс доставляет удовольствие, тождественное тому, когда чешешь там, где чешется.
  Новый член семьи имел право кичиться родовитостью. Корни предков по отцовской линии уходили в Германию, Чехию, Финляндию к чемпионам Европы по красоте и рабочим качествам.
  Материнская ветвь вела к легендарному Угольку. Много воды утекло с тех времён, когда складывалась легенда, но местный норник и ныне при упоминании об Угольке №1 мечтательно закатывает очи. Если верить сказаниям, пёс самостоятельно выволакивал лису из норы. Ружьё охотнику было без надобности. Если яблоко от яблони и вправду недалёко падает, то...
   На горизонте забрезжили высокие награды Родины за воспитание уникальной собаки и рекорды на спортивно-охотничьем поприще. От предвкушения блестящих побед где-то глубоко внутри Лионелла ощутила сладкий нервный трепет. Склонная к сутулости спина выпрямилась, грудь всколыхнулась, глаза подозрительно блеснули. Тайное сделалось явным. Автор вынужден признать: вдова не лишена тщеславия. Но давайте для приличия назовем это здоровым честолюбием!
  
  Жажда урвать кусок славы подхватила и понесла. Фантазировалось без удержу. Заснула Лина под утро. Покуда оба мальчика сопели, отдавшись во власть Морфею, она порхала по страницам толкового словаря – амбиции требовали выхода.
  Имя четвероногому герою! – таков был девиз бессонной ночи. Ей не терпелось благословить собаку на безупречную карьеру. Из всего многообразия слов выбрать одно – единственно верное. Краткое, звучное, ёмкое, несущее своей семантикой чёткий положительный заряд.
  Родовитых предков щенка по отцу величали замысловато. Любой смертный, осмелившись произнести заморскую кличку без специальной подготовки рисковал прослыть заикой. Один Умберто Уссатхёхе чего стоил! Имелись в наличии Геро фон Майстервурц, Ласко ф.д. Вильден Розе и Карло фон Линденбрунен. На этом фоне скромная Фелуца Меркури смотрелась замызганной крестьянкой.
  Предки по матери происходили из русской провинции, где трехэтажные фамилии раньше были не в чести. Бим, Боцман, Чара, Умка, Малыш. Никаких аристократических замашек в виде необоснованных длиннот! Экстерьер кой у кого тянул на «очень хорошо» (что означает очень даже нехорошо, скорее плохо, хотя и допустимо). Зато пращуры-россияне переплюнули заграничную родню в трудовом мастерстве. В целом получалась недурная генеалогическая мозаика. Было от чего танцевать. Но с каким именем?
   Кликать Принцем рабочую собаку не с руки. Приз звучит заманчиво – но и в самом деле, более к лицу жеребцу. Порох? Фонетическая шутка элементарно преобразует порох в порошок. Собака боевая, предназначена для борьбы со зверем, и вот – на тебе! – неосторожной оговоркой её мигом превращают в пыль!
  По прошествии мучительных исканий (перечисление которых опустим для пользы читателя) в мозгу кристаллизируется слово Пират. Загорается неоновым светом и призывно подмигивает. Дескать, я то, что нужно.
  Без приставок ги, де, фон и прочих морфологических излишеств. Просто Пират. Символ авантюризма, напора и натиска. А также грабежа со смертоубийством. Войти в чужую нору и выгнать из неё законного обитателя – достойная задача носителя грозного имени.
  Ну, Пират так Пират! Конечный результат определённо не стоил вложенных усилий. Тем не менее Лионелла рухнула в постель с сознанием исполненного долга. Совесть была чиста: пёс перестал быть безымянным.
  Под сломанное кресло она предусмотрительно подложила кирпич, чтоб не раздавить щенка ненароком. Еду на утро приготовила. Теперь спать, спать, спать... Тяжелые веки смыкаются, хозяйка таксы погружается в заслуженную дрёму. Но как только Лина нырнула под одеяло, наречённое создание очнулось. И закатило истерику.
  Пиратик выл, скулил, скрёб когтями по бумажкам, пищал, визжал и жалобно стонал. Скорей всего, он громогласно тосковал по мамке, терзаясь горьким одиночеством. Но через два часа Лионелла подумала, что щенок объявил ей войну и ведет ее сознательно, всеми доступными ему средствами. Идея вздорная, спору нет. Возникшая предположительно из-за хронического недосыпу. Однако отделаться от неё не удавалось.
  События стали нарастать как снежный ком. И каждое, прямо или косвенно, подтверждало нелепое подозрение.
  
  Сначала Лионеллу вымотал карантин, без которого нельзя обойтись в городских условиях. Временная изоляция от агрессивной среды – мера необходимая, но для поборников гигиены – чрезвычайно тягостная. Со слезами на глазах наблюдала добропорядочная домохозяйка, как щенок делает «сики» и «каки», что называется, не отходя от кассы.
  
  Даже несмышленые кутята не гадят в логове. Они отбредают в сторонку, выбирая для физиологических отправлений определённое место. В квартире им, как правило, служит прихожая – она ближе к выходу. Чистоплотности требует инстинкт самосохранения. Чем меньше следов своего обитания ты оставляешь для хищника, тем больше шансов избежать с ним встречи.
   Кинологическая беллетристика гарантировала: таксам присущи ум и повышенная чистоплотность. Прошло немного времени, и Лионелла поняла: велениям древнего инстинкта Пират не подвергался. А поскольку книг он отродясь не читал, то все декларированные литературой качества были ему совершенно чужды.
  Щенок не искал укромных мест. Приучить его гадить на газетку возможным не представлялось – бумажной периодикой, призванной оберегать не сформированный костяк, комната была устлана вся целиком. Уловить момент, когда он собирался оросить мочою пол, было затруднительно. Пират делал это без предупреждения, там, где настигло желание. Из положения стоя, сидя, лёжа и на бегу. Перед тем, как наложить кучку, щенок обнюхивал устилающую линолеум прессу, ходил по ней кругами и попискивал, что отдалённо напоминало извинение. Но в лужах – ничего плохого не усматривал.
   Лионелла терпела. Стиснув зубы: считала дни до появления иммунитета после прививки. Когда терпение лопнуло – вынесла Пиратика на улицу досрочно. То есть Лина и раньше с ним гуляла, но держала малыша за пазухой. Теперь же – поставила его лапами на землю.
  Вернее, на снег. Злостный нарушитель гигиены, почуяв декабрьский мороз голым пузом, скукожился, но, передумав бояться, гордо вскинув голову и деловито потрусил куда-то вдаль. Оклики и призывы игнорировал. Пришлось Лионелле беглеца догнать,чтоб вновь приютить на груди. Продрогший щенок исходом дела был удовлетворён, однако благодарности не изъявил.
  Он не испытывал к хозяйке трепетных чувств. Воспринимал её как данность, приносящую еду. Еда его не устраивала, владелицей своей он оставался постоянно недоволен. Когда Лионелла возвращалась домой, Пират не торопился навстречу и ничего не сигнализировал хвостом. Подобная независимость и взрослой-то собаке не свойственна, а для малого дитя это было более, чем странно. Лина обратилась к литературе. Исходя из прочитанного, робко предположила возможную причину: Пиратик был изъят из семьи слишком поздно, поэтому, из-за пропущенной фазы запечатления, считает её посторонним человеком.
  Но если так, почему к незнакомым людям он бросался сломя голову? Виляя задом с такою амплитудой колебаний, что, рисковал остаться без крупа и хвоста. Встречая чужака, Пират визжал, подпрыгивал зайчиком, и в буквальном смысле слова писался от счастья.
  
  Карантин закончился, и Лина перестала раздеваться. Спать ложилась в полном облачении (исключая всё-таки обувь). Как солдат, готовый в любую секунду выступить на боевое дежурство. Только оторвался щенок от миски, в охапку его и – вперёд! Едва проснулся, хвать его! Шапку на голову, куртку на плечи, прыг в сапоги – и бегом на свежий воздух.
  После тридцати секунд на морозе атласная шкурка, лапки, хвостик и ушки Пирата начинали трястись. После полчаса –Лионелла сама замерзала как цуцик. Но щенок упорно дожидался возвращения домой в предвкушении момента, когда он сможет освободить мочевой пузырь в родной, уютной обстановке.
  Когда Пират впервые окропил снег мочою, Лина сбацала буйный танец, похожий на цыганочку в исполнении пьяного джигита. Всё-таки совсем немного нужно человеку для счастья! Теперь, подумала Лионелла, дело пойдёт на лад. Хвали за «сики» там, где положено, наказывай за них в квартире – и воцарится санитарно-гигиеническая норма.
  Ан нет! Достичь идиллии мешала невосприимчивость пёсика к корму. Как порядочная зебра, щенок был мало восприимчив к дрессировке. Скушать лакомство позволял себе лишь при условии безвозмездности кормёжки. Если кусок надо было отрабатывать – вознаграждение отвергал.
  Невероятно, но факт: четырёхмесячный Пират предпочитал еде свободу. Команду «Ко мне!» охотно выполнял и, если сам собирался идти на сближение. При отсутствии такового намерения двигаться отказывался наотрез. Физическое наказание принимал в штыки – огрызался. Получая за дерзость на орехи, убегал на своё место и оттуда излучал тьму неудовольствия всеми фибрами души.
  Пират явно считал, что Лионелла слишком много себе позволяет, и старался не слушаться во всех без исключения случаях. Хоть убей – стоял на своём! Нет, прикончить себя он не позволял, в решающий момент – сдавался. Неохотно уступая силе в надежде на скорый реванш.
  По здравом размышлении Лина ограничила курс обучения выполнением двух обязательных команд: «Фу!» и «Ко мне!» – в противном случае четвероногого друга пришлось бы колотить без передышки. Нелегко притирались друг к другу унылая ворчунья и упрямый сукин сын!
  
  Гонки на выживание
  
  … Днём подтаивало, однако, к вечеру столбик термометра опускался ниже нулевой отметки. Ночной мороз не сковывал члены, но располагал к уединению и романтическим променадам. Грех было не воспользоваться подарком погоды! Не спустить собаку с поводка, не подышать свежим воздухом. Лина и Пират отправились на ночную прогулку.
  
   Редкие фонари освещали безлюдный стадион, выхватывая из темноты полузанесённые снегом спортивные приспособления, напоминающие остов потерпевших крушение НЛО. Снежок кружился, затягивая в магическое коловращение. Хотелось вместе с ним плавно вальсировать, блуждая в воспоминаниях.
  Пират участвовал в танце снежинок – самозабвенно нарезал круги, взметая тучки снежной пыли. По уши проваливаясь в сугробы, он, словно маленький чёрный дельфин, высоко выпрыгивал из белых волн. И снова бросаясь в пучину снега, ловил щенячий кайф. Не забыл Пиратик посикать, успел и покакать, отчего в душе Лионеллы воцарилось благостное умиление.
  И дёрнул её чёрт найти в кармане засохший кусочек печенья! Чтоб добро не пропадало, Лина вздумала освежить в памяти собаки уже отработанную команду «Ко мне!». Печенюжку назначила в награду за усердие.
  Скомандовала. Реакции нет. Добавив голосу металла, продублировала призыв. Ноль эмоций. Наливаясь злостью, как спеющее яблочко румянцем – двинулась по направлению к саботажнику.
   Вдова, она, как художник – в том смысле, что обидеть может каждый. Однако в состоянии аффекта мать-одиночка с третьей группой инвалидности могла люлей навешать, будь здоров! Пират предусмотрительно дал от хозяйки дёру.
   Лионелла прибавила ходу – щенок тоже ускорил темп. Ещё минута, и оба летят, как ошпаренные – только снег из-под «копыт»! Большие неповоротливые медведи и маленькие коротконогие таксы перемещаются в пространстве с непостижимой быстротой.
  
   Пират начал отрываться от погони. Последствия его победы могли быть ужасны. Стоит собаке хоть раз взять верх – не видать человеку спокойствия! Пёс без устали станет повторять эксперимент, норовя вновь оказаться победителем. Догнать Пирата следовало во что бы то ни стало.
  Лионелла припустила, что есть мочи. Перенесённый инфаркт был в состоянии о себе напомнить, но Лина отбросила мысль о возможных последствиях кросса и неслась, не разбирая дороги. Догнать или умереть – так стал вопрос. Обе вещи, в принципе, могли произойти одновременно. Но хозяйку таксы мало волновал летальный исход. Её пугала жизнь после поражения.
  
   Пират остановился сам, признав превосходство безрассудности. Лина рухнула рядом, хватая воздух ртом. «Интересно, – подумала безучастно, будто не о себе. – Сейчас коньки отброшу или малость погодя?». Смиренно ждать кончины, однако, было недосуг. Щенок мог опомниться и дать стрекача. Тогда – пиши пропало! – все усилия прахом пойдут.
   И Немезида в лице Лионеллы протягивает руку... Пальцы, готовые вцепиться в холку, не успевают её коснуться. Ужасающий вой разрывает безмятежную тишину ночи.
  
  Лина руку невольно отдёрнула. А таксёныш драл глотку, будто стая диких зверей разрывала его на мелкие фрагменты. Точно волк на луну, задрав морду к небу, он непрерывно голосил, наращивая децибелы. Эхо его предсмертных рыданий испуганно заметалось меж домами.
  Крошечное созданье надрывалось как взбесившаяся электричка. Тёмные окна сразу в нескольких многоэтажках вспыхнули электричеством. В два часа ночи, за заклеенными рамами неравнодушные граждане восстали ото сна, откликнувшись на собачий вопль. То была наглядная победа гласности над деспотизмом. Лионелла прыснула.
  – А ну, наддай ещё маленько! Помощь близка, МЧС на подходе.
  Спокойная, насмешливая интонация сбила щенка с толку. Он заткнулся так же неожиданно, как принялся орать. Недоверчиво покосился левым глазом, мерцающим наподобие драгоценного камня. И затаился в ожидании развязки.
  Негодование схлынуло, но для острастки Лионелла всё же ткнула хитреца мордой в снег. Произвела показательную порку в профилактических целях. Печенье выбросила и поплелась домой. Очарование ночного моциона развеялось как дым.
   Но приключения на этом не закончились. Вниз они съехали в дребезжащей замусоленной кабинке, а подняться в ней же наверх не довелось. Кнопочка вызова лифта безжизненно погасла. На пятый этаж пришлось карабкаться пешком. Если б не усталость после кросса, подъём принёс бы только пользу. Но дыхание прерывалось, в горле саднило, поводок выскальзывал из рук. Лионелла отпустила Пиратика, чтоб облегчить себе восхождение.
  Пёс запрыгал по ступенькам, опередив хозяйку на два пролёта. «Скок-поскок, через пятку на носок…». Как ни в чём не бывало! Лина же еле ноги волочила после воспитательного марш-броска. А когда дотащилась, наконец, до двери собственной квартиры, резвого скакуна поблизости не было. Он умчался в чердачные дали, словно не ведал ничего о месторасположении родного очага. Или забыл о нём? А, может, никогда и не помнил?
  – Неужели он клинический идиот? – предположила таксятница, продолжая движение в направлении крыши. Спускаться по лестнице самостоятельно маленьким таксам не рекомендуется – испортится внешность. Лапы разъедутся, локти вывернутся – образуется экстерьерная некондиция. Надо отыскать Пирата, прижать к груди и отнести домой на ручках. Хотя от всего сердца хотелось по обнаружении придушить.
  На площадке последнего, девятого этажа не оказалось ничего, кроме строительного мусора, Щенок-путешественник затерялся где-то внизу. Предположительно – поблизости от мусоропровода. Ибо больше всего на свете Пиратик любил собирать говно на свободе.
  Долго разносилось сердитое шипение Лионеллы в замкнутом пространстве спящего подъезда. Не смея возопить, она шёпотом подзывала неразумное животное. Насилу дошепталась!
  
  * * *
  
   Возможно, это не её порода. Или не та собака выпала по жребию. Мечта показывала фигу. Одно пожирание фекалий сводило на нет все прелести общения с собакой! Сторонник раздельного питания – мясо с кашей порознь, и ешьте последнюю сами! – Пират с аппетитом пожирал любые какашки. Предпочтение отдавал человеческим – они казались ему вкуснее из-за разнообразия компонентов. Купив собаку, Лионелла открыла портативный ящичек Пандоры.
  
  Настал час, и она заподозрила Пирата в неподобающем для боевой собаки грехе – трусости. Во время карантина Пират гулял в основном вдоль по лоджии, в углу которой валялось старое ведро. Оно мирно пылилось ржавым донышком вверх до тех пор, пока Лина не узнала, что охотничья такса с детства должна привыкать к узкому замкнутому пространству. При отсутствии натуральной норы тренировочным плацдармом могли служить свёрнутые в трубочку ковры и иные норообразные предметы.
  Ведро, конечно, не труба, но вход в подземный лабиринт отдалённо напоминает. .Лина уложила его набок и повела Пиратика знакомиться с импровизированной норкой.
  При виде опрокинутой ёмкости щенок вздыбил шерсть на загривке и первый раз в жизни сказал «гав». Единожды. После чего наотрез отказался подойти к снаряду. Поваленное ведро вызвало у него опасения.
  
  Лионелла ощутила на губах горький вкус острого разочарования. К моменту близкого знакомства со страшным ведром таксёнку стукнуло двенадцать недель, а взлаял он впервые. Никакой мёртвой хватки* при игре с тряпочкой, что совершенно несвойственно таксе! Признавая силу соперника, Пират безропотно отпускал игрушку. «Мне этого и не надо, – написано было на его остроносой мордашке, – Не очень-то и хотелось!».
  В ведро, то бишь в «нору» он так и не пошёл. Через пару дней со всеми предосторожностями приблизился к ржавой железяке, понюхал и …потерял к ней всякий интерес.
  Поди пойми, чрезмерный ли это ум или полное его отсутствие? Так или иначе, синдром ведра впоследствии постоянно давал о себе знать. Вопреки утверждению «Такса – маленькая собачка с сердцем льва», Пират проявлял запредельную осторожность. Его осмотрительность явно граничила с трусостью.
  
   Когда Пират собрался «выйти в свет», во дворе гужевался весёлый отряд разношерстного молодняка. Кроличья такса Тина, восточно-европейская овчарка Дина, гибрид дворняги с кокер-спаниелем по кличке Лада и «боксёрша» Кэнди. Лина с нетерпением ждала окончания карантинных мытарств. Чтобы влиться, подружиться, адаптироваться.
  Затея провалилась. Едва щенок примкнул к тусовке, как Тинка яростно набросилась на единственного кавалера. Пират беспрекословно подчинился злобной даме, впредь предпочитая её избегать. Рослых подружек поначалу тоже сторонился, но, оценив их безвредность, принялся непристойно к ним приставать. Повисал на задней лапе суки и ритмично безобразничал, пока его энергично не стряхивали. Из-за этих домогательств Пират прослыл сексуальным маньяком, а хозяйка склочной Тинки прилепила к нему милую, но вместе с этим компрометирующую кличку.
  – Зря вы его назвали Пиратом, – притворно нейтральным голосом заметила она, – Поцелуйчиком было бы уместней!
  Скрытое ехидство отчасти диктовалось завистью. Все собачники находили родовитого Пирата писаным красавцем. А Тинка, мало того, что без документов и рожей не вышла – так ещё и нравом не удалась.
  
   Проводя политику невмешательства, играл Пират осторожно, в драки не ввязывался, голоса не подавал. Если неуёмные товарки сами его доставали, садился, прижимая задницей хвост, и делал выпады в разные стороны с отчаянным тоненьким писком. Он робел, но к хозяйке за помощью не обращался. Видимо, находил это ниже своего достоинства. Достоинство – тщательно блюл.
  
   Однажды писклявые детские выпады не помогли — собачки обваляли его в снегу. Шкуры не попортили, но унизили по полной программе. Пинали по очереди как плюшевый мячик, открыто наслаждаясь численным и физическим превосходством. Без злобы, однако, с ярко выраженной назидательностью. Урок был усвоен. Отныне Пират покидал сборище при первых признаках расправы. Заранее. Подружки дурного ещё не задумали, а Пират уже гордо удаляется. Он умудрялся напустить на себя при этом значительный вид одинокого скитальца. У меня, дескать, крайне важная миссия, ваши глупые шалости мне до фонаря!
  
  Лина, Ник и Пират жили со всё возрастающим чувством дискомфорта. Никита бурчал: «Говорил, надо было сеттера брать!». Пирата раздражали питание и необходимость послушания. Лионелла расстраивалась. Но не сдавалась. Исправляя ситуацию, она повадилась бороздить лесопарковую зону. Топча драными сапогами заснеженные дали, взялась наращивать мышцы себе и своей незадачливой таксе.
   Занятия протекают с удручающим однообразием. Пират очень быстро сникает. Холод заставляет его держаться вблизи проторённой дороги. Нежное созданье дрожит, на глазах превращаясь в жалкое подобие собаки. Бедолага ни о чём не просит, еле передвигая лапы. Только трясётся всё сильнее, демонстрируя флаттер по нарастающей. И с удовольствием загружается в рюкзак, стоит Лионелле гостеприимно распахнуть походный мешок на снегу.
  
  Одна из прогулок завершилась нечаянной притравкой. Тренировку на безлюдной тропе прервал как-то раз собачий лай. Не сразу дошло до Лионеллы, что бас, не совместный с параметрами таксы, принадлежит Пирату. Да и как ей было узнать его голос? Одинокое «гав» перед экзаменационным ведром прозвучало лишь единожды. «Великий немой» не лаял, только ныл, выл и скулил. Не веря своим ушам, рванула изумлённая Лина напрямик, утопая в сугробах. Обувь мгновенно наполнилась снегом. Не беда! Она спешила видеть.
  И узрела: щенок облаивал ворону, распластавшуюся под деревом. На охотничьем кинологическом сленге – делал доклад. Громко, но непродолжительно. Когда Лионелла подобралась достаточно близко, Пират замолчал, а полудохлая птица с шумом забила крыльями, но не сумела оторваться от земли.
  Щенок отпрянул и встал неподвижно: ни взад, ни вперёд. Заворожённо уставился на пернатую дичь, её поедая глазами. Так страстный коллекционер впитывает подлинник Пикассо: не в силах слова вымолвить и взгляда отвести. Стоит Пират истукан истуканом, Лионелла тоже застыла. Призадумалась. Что делать? Притравить собаку по вороне или нет?
  Во-первых, она сама её боится и в руки не возьмёт ни за какие коврижки. А без акта соучастия притравка не пойдёт: щенок ждёт поддержки. Во-вторых, есть ли смысл таксу приучать к пернатым? Как никак собака норная. Не зря же изобретали узкую специализацию! В конце концов, пустила Лина всё на самотёк. Стоит, смотрит. Ждёт развития событий.
  А они не развиваются. Полуживая ворона недвижима. Пират за ней с тревогой наблюдает. Лионелла внимательно следит за Пиратом. Тот пребывает в раздумье. Птица предпринимает очередную попытку взлететь – бьёт крыльями Щенок бездействует. Только перебирает лапами (зябко!).
  Лионелла отступает – Пират и ухом не ведёт. Она ждёт минут десять. Мизансцена та же. Терпение лопается, от холода зуб на зуб не попадает. Лина подзывает собаку:
  – Ко мне!
   Композиция не меняется.
  – Пир-рат, мать твою!
  Нехотя оставляя потенциальную добычу, щенок медленно тащится на зов с несчастным видом сильно провинившегося. Интересно, за что он себя корит? Отчего потуплен взор? Из-за проявленного «синдрома ведра» или запоздалого выполнения команды?
  Вопрос остаётся без ответа.
  Глава четвёртая
  НЕ В КОНЯ КОРМ
  
  Охотничьи качества нуждались в дополнительной проверке, доступных способов которой было два.
  
  Первый: сверстать мини-«норку» из подручных средств типа «одеяло-простыня» и запихнуть туда испытуемого с воинственным кличем: «Ату!». Натягивать «нору» надо как можно сильнее, до максимального сходства с трубой. Желательно, чтобы от входа хорошо просматривался выход – путеводный свет добавит щенку уверенности.
   Подготовил плацдарм — ободри щенка, похвали, не ругай ни в коем в случае! В один конец трубы его энергично подтолкни, из другого – пусть кто-нибудь подманивает пса кусочком мяса. Это тест на боязнь замкнутого пространства, относительно простой. Поскольку один кричит, другой — толкает, участников, стало быть, двое. Не считая экзаменуемого.
  
  Состав был близок к идеальному: Лионелла, Ник, Пират — все в сборе. А вот инструментарий — подкачал. Когда старое покрывало разрезали и прострочили на «Зингере», оказалось: глазомер Лионеллу подвёл. Чтобы проникнуть в самодельную трубу, Пирату нужно было поднатужиться – шилась норка с запасом, на вырост, а получилась – тютелька в тютельку, впритык.
  Лез кобель в испытательную дырку против воли, понукаемый грозным: «Вперёд!» Лионеллы и слащавым: «Ко мне Пиратик! На-ка, нака!» Никиты. В зауженном месте пёсик застрял, взвыл, высвободился из тряпичной западни неистовым рывком и вылез наружу с выпученными от ужаса глазами.
  Тест повторять смысла не имело. Зачем усугублять последствия неудачной попытки? Но взбешенная робостью щенка и тщетностью швейных манипуляций: пыхтела, кроила, мастерила, но допустила просчёт – Лина повелела Пирату проследовать тем же курсом. Кобель заупрямился, но против лома – нет приёма! С горем пополам втиснулся, пролез, преодолел...
  Хорош иль плох был испытуемый — судить не дилетантам. «Зачёт иль не зачёт?» – никто не знал. В трубу Пират проник, но ведь под страхом смертной казни!
  
  Способ второй был на порядок сложнее. Ибо требовал заклания крысы или котёнка без когтей.
  Вы не ошиблись и прочли то, что напечатано. Лионелла тоже не сразу поверила собственным глазам. Вертела дидактическую брошюрку так и сяк – осмысливала. Пособие для начинающих садистов было с пылу с жару, свежачок-с! Издательство – вполне себе респектабельное. Реквизиты на месте – издание легитимное. Третье тысячелетие на дворе, разнузданный гуманизм на подъёме, а безымянный сборник советов молодому охотнику рекомендует вырыть углубление и запустить туда котёнка без когтей. Вслед – послать собаку.
   Лина проглотила текст раз, другой, третий – её затошнило. Мамочка милая, это что ж такое? Нет, господа! Она – жена мента, вдова мента и знает цену крови. Это неприемлемо! Несправедливо, немилосердно, безнравственно. Неоправданной жестокости не место в жизни. Иначе это и не жизнь никакая вовсе, а так – жалкое ей подражание.
  Вам хочется драки? Засуньте в яму боевого кота! С когтями. У противника должен быть шанс. Иначе это не поединок, а убийство. Ежу понятно: котяра покажет, где раки зимуют. Единоборство несмышлёныша с матёрым воякой легко предсказуемо. Но на беззащитных младенцах обучаются искусству убивать только последние подонки. Разве можно научить чему-то стоящему на подобных примерах? Нельзя.
  
  И ведь не научились! В 50-е годы двадцатого века, молодых собак в СССР натаскивали по этой изуверской методе. И что же? Такс не только было мало — их доблесть оставляла желать много лучшего. Несмотря на выдающиеся достоинства породы. Трофейные особи, вывезенных из Германии, влили свежую перспективную кровь в советский племенной материал. Но бог не мякишка...
  Если собака сама невзначай прикончит детёныша, значит, так тому и быть. Животным — можно! Человек же не вправе лишать жизни детей: ни двуногих, ни четвероногих! Это грех, наказуемый свыше. За притравочный позор охотник расплачивался массовой бесталанностью собак. Не помогали изуверства!
  
  Метод с подопытными котятами Лионелла отмела, как аморальный и иалоэффективный.
  
   По слухам, киргизский генетик-экстремал скрестил обыкновенную крысу с ондатрой. Гибрид размножается лучше кролика. Всеяден: пожирает яблоки на деревьях и домашнюю птицу в хлеву, ядохимикаты переваривает как клевер. Вот это — подходящий объект для притравки! Но возникает вопрос: кто отловит чудище и пообрубает ему клыки в целях безопасности собаки?
  
  Испытание №2 откладывалось. А выявленное без него – удручало. Молва гласит «Кто как ест, тот так и работает!». Если верить ей, работник из Пирата был никчёмный. К приёму пищи пёс был равнодушен. Лишь вонючая козлятина заставляла его терять самообладание. При виде сомнительного деликатеса он страстно постанывал, капризно притопывая лапкой, и метался, как очумелый. Движения танца означали: «Дайте, дайте мне это дивное лакомство!». Ко всему, что не козлятина, Пират подходил дифференцировано, предпочитая разнообразное, раздельное питание. Широтой ассортимента меню у Зиминых не отличалось, и потому – кобель напоминал ходячее анатомическое пособие.
  Оценивать собаку можно всяко-разно. Например: «Не смотри, что худой – погляди какой послушный!». Ну, послушании Пирата уже было сказано. Но эпизод на ночном стадионе – мелкие семечки!
  Возьмём команду «голос». Любую собаку проще пареной репы научить её выполнять. Дразни кусочком мяса, повторяя: «Голос! Голос! Голос!», пока пёс не тявкнет от переизбытка эмоций. Кусок – в пасть ему в награду за правильный ход сумбурных мыслей, и снова повторяй:
   – Голос! Голос!
  Через пару сеансов рефлекс закреплён. Человеку останется только следить за тем, чтобы собака не увлекалась вокалом. Но универсальные приёмы не для Пирата разработаны! У него свои рефлексы, вне законов этологии*.
  
  Лаять по заказу для него – верх унижения. Перед упрямством таксы была бессильна даже козлятина. Под воздействием искушения пёс пискляво ныл в пищеварительной тоске, но гавкать не торопился – лишь невразумительно попискивал.
  
  Вредность хвостатого уникума не знала границ. Обладая сообразительностью законченного эгоиста, Пират всегда исходил из личных интересов. Порою это забавляло. Хитрый чертёнок, чуя за собой вину, выполнял команду «Ко мне!», обходя хозяйку с фланга. Пристраивался к ней сзади, с расчётом, чтобы находиться рядом и в то же время – вне пределов досягаемости тяжкой длани. Но чаще финты Пирата вызывали горькое недоумение.
  При всём своём недюжинном уме сукин сын продолжал писаться от «чуйств-с». И не имел понятия о верности и долге.
  
  Решающую проверку на профпригодность учинил знакомый легашатник. Лина отыскала в записной книжке номер консультанта, с которым до этого общалась довольно поверхностно, и принялась давить на жалость. Да так, будто десять лет сидела с ним за одной партой! Как ни странно, плач возымел немедленное действие.
  Ошалевший от хныканья: «Ах, что мне делать, как мне быть? О-о, помогите бедной таксовладелице!», он взял – да и помог. Привёз лабораторную крысу для опытов. На, дескать, пользуйся, только отвяжись!
  Так оно и вышло. Сделала Лина из обыкновенной крысы сделала подопытную, а потом про охотника и думать забыла. Но прежде – немного расстроилась, придя в замешательство.
  
  Причитала она без всякой надежды на что бы то ни было. Просто плакаться в жилетку на собачью тему тогда ей было некому. Потому объектом для выплеска кинологических страданий стала наугад выбранная жертва. Ею оказался председатель секции островных легавых областного общества охотников.
   Лине нужно было выпустить пар: слить негатив, облегчить душу. О последствиях она не подумала. И вот он – результат бесконтрольного слива! Стоит на пороге с банкою в руке. В ёмкости – крыса. Лионелла – в шоке.
  – В-вы бы хоть п-предупредили п-п-предварительно, – бормочет вдова, принимая резервуар с прыгающей в ней живностью. Банку крыса описала и обкакала. На подарок презент смахивал мало. Попахивало оскорблением.
  – Это для того, чтоб всё было, как в книжечках написано, – съехидничал гость. По-видимому, достала его Лионелла цитатами. Месть охотника этим не ограничилась. Осторожно вывернув своё подношение из слабеющих рук растерянной вдовы, провокатор продлил издевательства. Как олимпийский факел, поднял банку ввысь:
  – Смотрите, какой миленький. Неужели не жалко?
  Серые глаза насмешливо прищурились. А что, если это не насмешка? Поведение визитёра легко толкуется на разные лады.
  Допустим, руководитель секции легавых осуждал Лионеллу за сделанный ранее выбор. Сеттера надо было брать, сеттера! – мелькнул в мозгу ремейк дискуссий. Грязная охота с таксами, крестьянская. Никакого эстетического удовольствия – сплошные земляные работы. Лионелла выдвигала свои основания: невозможность «поставить» собаку, отсутствие оружия. Не забыла и про небывалое бесстрашие таксы в кромешной тьме. Запарила мужика контраргументами – теперь он отыгрывался.
  Интерпретация №2. Клеится. А крыса у него – вместо букета и конфет.
  Вариант третий. С ума сошёл. И за слова с поступками не отвечает.
  Обрывки мыслей, хаотично мельтеша, спутались. Странным образом в голове Лионеллы объединились три версии разом. В одну большую кучу свалялись доводы, поводы, выводы и предположения. Что за манера такая – грызунов дарить? Ужель достигнута критическая точка старения, пройдя которую, на крыс только и можно рассчитывать?
  Стало Лине себя до обидного жаль. По, вместо того, чтоб опечалиться, начала она сердиться. Принёс! Спланировал чуток развлечься! Вогнать её в краску и стыд. Наверняка был уверен, что Лина в ужасе от грызуна открестится. А он отвезёт живую игрушку любимому внуку или – хуже того – взаправду, оставит ей. Чем накажет ещё больше.
  Растерянность улетучилась. Вкупе с робкой благодарностью.
  – Будьте последовательны, – воззвала Лионелла к совести дарителя ледяным тоном суфражистки. – Помогите испытать собачку в естественных условиях, отвезите за город! Пять минут на сборы, десять – на дорогу. Мы на месте, вы – свободны!
  
  Перечить консультантне решился. На природе экспериментировать, действительно, сподручней. Снег глубокий, крыса не успеет удрать, если щенок оплошает. Однако, в планы визитёра притравка не входила. Легашатник был уже не рад своей затее. Он заметно поскучнел, стал переминаться с ноги на ногу, поглядывая на часы и нервно Лионеллу поторапливая. Не поймёшь их, право, этих благодетелей! Перед тем, как подарками сорить, определился бы – оно ему надо?
  
  Группа притравщиков направилась в ту самую лесопарковую зону, где Пират имел счастие прогуливаться с Лионеллой. Крысе предоставили свободу, она кинулась в глубь спасительного сугроба – еле успели отловить.
   Выпустили Пирата. Он, не долго думая, пылко облобызал армейские ботинки сорок пятого размера. То ли добротную мужскую обувь оценил по достоинству, то ли проникся внезапной страстью к обладателю ботинок. На крысу – ноль внимания!
  Умаялась Лина крысиным хвостиком морду щенку щекотать! Можно подумать, крыс Пират видел-перевидел, надоели они ему хуже горькой редьки. А приятного человека встретил впервые, полюбил с первого взгляда и готов ему немедленно отдаться.
  – Прибейте её, может, на кровь среагирует!
  Лина не заметила, что командует, внося жестокое предложение. А охотник — беспрекословно подчиняется. Хотя только что всем своим видом выражал крайнее нежелание заниматься глупостями. Но у него-то с охотничьим инстинктом было всё в порядке! Он вошёл в азарт и увлёкся притравкой. Чего нельзя было сказать о Пирате.
  
  В миг сокрушительного публичного позора Лионелла напрочь забывает об основах гуманизма. Кровь каплет, крыса дохнет. Пират на кровавую драму не отвлекается. Он обхаживает берцы, словно понимая: времени для признания в любви почти не осталось.
   Экзамен с треском провалился.
  
  Партнёр по притравке откланялся, а Лина осталась обтекать. Попутно размышляя о смысле бытия. Задуматься было о чём– эксперимент подтвердил худшие опасения. Пират не имеет рабочей перспективы. «Пустой», говорят про таких охотники. План революции в отечественном собаководстве рассыпался в прах. Печаль начала плавно растекаться по организму Лионеллы. Но мирно предаться грусти на лоне природы не удалось. Виновник торжества ещё не исчерпал свою программу.
  Он увязался было за приглянувшимися ботинками, но был остановлен грозным: «Рядом!», – и нехотя поплёлся за хозяйкой. Однако вскоре улучил подходящий момент и устремился туда, где лицезрел восхитительную обувь в последний раз.
  – Пират, ко мне!
  Какое там! Щенка и след простыл. Коротенькие лапки таксы способны развивать умопомрачительную скорость. Только что была собака в зоне видимости, три секунды – и она ушла за горизонт.
  Чтоб тебя! Лионелла бросается вослед. И такая лютая злоба обуяла её во время погони! Жгучая слеза на глаза набегает, дыхание перехватывает... Родная собака предала!
  Чем дольше Лионелла бежит, тем сильнее жажда мести в ней крепнет. Слёзы на финише высохли. Обида ушла – осталась ненависть. Стань Лионелла на миг африканскою львицей, окрестности огласились бы устрашающим рыком. И не будь Пират так занят, этот мощный сигнал он непременно бы воспринял. Чего-чего, а интуиции ему не занимать! Но пёс был чересчур озабочен поиском потерянного следа. За этим занятием и был настигнут.
  Далее следует эпизод, который переводит фильм в категорию «кроме детей до шестнадцати».
  Лина била собаку мордой о твёрдый наст, как ядом, плюясь хлёсткими ругательствами. Не распыляя внимание на визг и жалкие попытки сопротивления. Сил не жалела. Мутузила Пирата, пока не выдохлась. Затем отшвырнула его прочь, как если бы выкинула из сердца. И, не оглядываясь, зашагала в глубину леса.
  Спустя полчаса она остановилась с миной обречённого каторжника на угрюмом лице. Абсолютно синхронно, в полутора метрах позади, притормозило дрожащее существо плачевного вида: с поникшей головой и поджатым хвостом.
  Пират не смел приблизиться, но он не отставал. Установленную дистанцию твёрдо держал ещё в течение часа. Понуро плёлся в безропотном ожидании приговора. А ведь мог убежать! Весь из себя такой свободолюбивый и самостоятельный. Отдающий предпочтение кому угодно – только не законной владелице. Откровенно говоря, Лионелла полагала, что он за нею не пойдёт, и домой она вернётся без Пирата. Раз она ему не нужна, пусть катится на все четыре стороны. Нет мебели – и это не обстановка!
  От него даже избавиться – и то нельзя! Охотник пристрелит у первой же норы. «Добрые руки» – выкинут после щедрых выбросов мочи в самых неподходящих местах. Покупатель – вернёт и потребует деньги обратно. Неразменный пятак, мать его! Разве что самой укокошить…
  
  Но ненависть уступает место непрошеной жалости. И хотя Лионелла по-прежнему испытывает к собаке неприязнь – ей стыдно за вспышку неконтролируемого гнева.
   Лесная благодать успокаивает. Изредка скрипят деревья на морозе. Пиратские лапы тоже одеревенели и воспроизводят при передвижении стук кастаньет. Ни души вокруг – только она и безмолвие зимнего леса. Да бессловесная тварь в дополнение к пейзажу. Как тень отца Гамлета, неотступно бредёт она по пятам, стараясь не попадаться на глаза.
  – Хрен с тобой, иди сюда!
  Лина приглашает к сотрудничеству крайне неприветливо. Она ворчит. Но щенок с готовностью откликается. Забирается в разверзнутое лоно походного рюкзака, сворачивается там и тихо стонет. Не то от холода, не то от горя. А может по совокупности. Несостоявшийся охотник напоминает мокрого птенца, потерявшего одновременно лапы и крылья. Просто сгусток злосчастья какой-то!
  Лионеллу разбирает досада. Пока ей стыдно. Но ещё немного – станет и мучительно больно. Когда окончательно онемеют от застуженные ноги. Ну и жизнь, ёлки-палки! Везёт как утопленнику. Почему именно ей досталась собака из тех, что ни уму, ни сердцу? Да что там собака! Всё –наперекосяк. Порчу что ли навели неизвестные злопыхатели? Или дело в том, что стакан для неё всегда наполовину пуст и требуется изменить привычный угол зрения?
  
  Собачка у неё – славная, сынок – не безнадёжный раздолбай, а мужик ей даром не нужен. Зачем? Чтобы грязные носки по углам собирать и уписанный унитаз «Пемолюксом» отдраивать? Для большинства россиян отдельная квартира – верх недостижимого блаженства, она — на этом самом верху. Немало прочих радостей можно наскрести по сусекам – была б охота предаться жизнелюбию!
  Педагогически просветлённый воспитатель малолетних преступников Антон Семёнович Макаренко сочинил гениальный лозунг: «НЕ ПИЩАТЬ!». Надо, надо прислушаться к товарищу Макаренко! И благодарить жизнь даже под дулом пистолета, воспринимая последние мгновения как акт благословенного катарсиса.
  Но прежде – раздобыть рецепт изготовления неисправимого оптимизма. Заварить жизнеутверждающий рассол покруче и нахлебаться вусмерть. Потому что обычный аутотренинг больше не срабатывает.
  
   Примерно так сокрушалась после убиения ни в чём не повинной крысы Лионелла. Навалилась на неё грусть-тоска так, что впору биться головой об стену!
  
  Вы спросите, почему бы Лине от Пирата не избавиться? Ведь на одну проблему станет меньше!
   Задам вам встречный вопрос: как вы себе это представляете? Отделаться от собственной собаки при наличии совести сложно. И не забывайте, Лионелла — женщина до мозга костей. Противоречивая, гипер-эмоциональная, непоследовательная, пребывающая в вечном смятении.
  Посему – продолжение следует.
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  ГАДКИЙ УТЁНОК ВСТАЁТ НА КРЫЛО
  
  Иной раз мы обретаем крылья, благодаря хорошему пинку
  Афоризм
  Глава первая
  ВСТРЕЧА НА ПЕРРОНЕ
  
  Оптимистами не рождаются. Ими становятся вследствие доброкачественной встряски. После того, как счастье обрушивается снежной лавиной, сметая с горшка и вознося на трон. Чудесным. необъяснимым образом.
   Если осчастливливание достигнуто непосильным трудом, грядёт не чудо, а заслуженный успех. Чудеса же, как землетрясения, случаются сами по себе. Стихийно, ни от чего независимо. Чем всплеск сейсмической активности выше – тем мощнее цунами. Так же с чудом: чем оно круче, тем сокрушительнее вызванный им оптимизм.
  
   Реки начинаются с ручейков, дуб – с проросшего жёлудя. Чудеса – с ничтожно малой пустяковины, которая словно бы весточку шлёт: «Алё, гараж! Как слышите? Интрига на подходе!». Именно такая вещая мелочь приключилась с Лионеллой на железнодорожной станции. Случайная встреча повлекла за собой цепь событий. На первый взгляд – незначительных. Количество, как положено, переросло в качество... Однако – обо всём по порядку.
  Шторму предшествует полный штиль. Накануне чуда тоже тихо. Серо, уныло, беспросветно.
  
  После экзамена на злобу к зверю Пирата низвели до уровня диванной никчемушки — он потерял всякую ценность в глазах потерпевшей от него семьи. Низвести-то низвели... Но одновременно произошло его вознесение на «второй этаж» – псу разрешили валяться на кровати, кресле, диване. Ни к чему оболтусу соблюдать приличия, с круглого дурака – какой спрос?
   О своём моральном падении кобель не догадывался. Наоборот – он был уверен в том, что одержал победу: отвоевал изрядную долю жизненного пространства. Фактически – посягнул на статус человека, частично уравнявшись с ним в правах.
  Довольный промежуточным итогом, Пират методично совершенствовал зловредные наклонности. Полагаете, сильнее насолить Лионелле нельзя? Она тоже так думала. И зря.
  
  Устроилась наша таксятница сторожем в детсад. Через сутки соседи обвинили её в жестоком обращении с животным, Зачем, спросили, вы над собакой измываетесь? Пирата никто пальцем не трогал. Просто Ник отправился на каникулы к бабушке, и пёс тяготился одиночеством. Тоску выражал оглушительно и продолжительно. Выл, пищал, скулил, визжал. В общем, обеспечил населению круглосуточную филармоническую атаку. Лина уволилась с работы. Но проблема осталась – кобель вошёл во вкус. Стоило ей выйти за порог, как возмущённые соседи снова выражали протест.
  Не по нраву пришлись Пирату и поездки в общественном транспорте. Голосить там в полную силу мешали хозяйкины подзатыльники. Однако полупридушенный вокалист подвывал вплоть до полного изнеможения.
  Выяснилась удивительная закономерность: он затихал минут за пять до конечной остановки. Вне зависимости от длины маршрута. Умолкал непосредственно перед тем, как покинуть транспортное средство. Он выгружался, утомлённый упорным нытьём, а пассажиры ещё долго с пеной у рта слали проклятия на голову Лионеллы за операцию по принуждению к тишине. Защитники животных сверкали глазами и брызгали слюной. Невыносимы были для них страдания собаки, которой затыкают пасть недемократическими методами!
  
  Так они и жили. Лишь ночью, на стадии глубокого сна, четвероногий деспот рычал и злобно лаял. Приглушенные звуки нежно ласкали слух. Лай был характерный: металлический, агрессивно-напористый. Во сне Пират гнал зверя. Можно подумать, он был заколдованным принцем. Только в сновидениях приоткрывающим подлинную сущность.
  Между тем прохожие всё чаще зондировали почву относительно потомков от «инфанта». Желая их приобрести. Экстерьер кобеля, его надменный вид, изысканная манера выражения чувства собственного достоинства — заставляли неровно дышать каждого встречного собаколюба. Однажды импульсивная мамзель заговорила с придыханием, навзрыд:
  – Ах, какой красавец! Как вам повезло! Вы – счастливая обладательница…
  Вежливо улыбнувшись, Лионелла про себя возразила: «Знай ты, какое оно — это счастье, запела бы иначе!». Вслух ничего не сказала. Но искреннее восхищение заставило на взглянуть на пса внимательней. Ну как уготована питомцу карьера законодателя собачьей моды? Воображение услужливо увешало клинообразную грудь кобеля золотыми медалями.
  Ноо восторгались Пиратом рядовые обыватели, совсем иначе мог звучать вердикт специалиста. Его предвосхищая, Лионелла проштудировала кинологический талмуд. Напыжилась, вживаясь в образ эксперта. Напрасно кривлялась!
  – Собака ...эм-м представляет собой, – только и смогла она промямлить, словно второгодник у доски, – достойный экземпляр. Лапы, уши, хвост, голова ..э-э – всё как у людей!
   Красота, конечно — сила, но в отношении Пирата хорошего ждать не приходится. Наверняка в нём что-нибудь не так! Лучше не идти на поводу у амбиций. Пусть писаный красавец ласкает взор посторонних почитателей, сиднем сидя на диване. Безо всякой экспертизы.
  
  И потекли пиратские дни с завидной безмятежностью: сон, еда, прогулка, дрёма. Жизнь наладила ход по накатанным рельсам. На этом можно было, собственно, закончить печальную повесть о подлом Пирате. Если б не Его Величество Случай. Затрапезный мужик в стёганом ватнике развернул ситуацию задом наперёд.
  
  Для справки: к числу немногих положительных качеств Пирата относилась его перевозка в сумках и мешках. Будучи упакован, пёсик безропотно транспортировался, если расковыривал для себя окошко обозрения. Аристократический профиль на фоне латаного рюкзака неизменно вызывал массовый приступ зоофилии. Каждый встречный собаколюб норовил просюсюкать что-то одобрительное.
  
   Представьте продуваемый ветром перрон, покрытый жидкой кашей из талого снега и грязи. Народ ёжится, зябко кутаясь в шарфики, куртки и шубки. Все привязаны расписанием к длинной платформе, помеченной редкими фонарными столбами. Некуда плюнуть и негде присесть: ни урны, ни скамейки на унылом железнодорожном постаменте. Фигурки людей сиротливо жмутся к самому краю. Электричка должна быть с минуты на минуту.
  Вместе со всеми томится Лионелла. Пират, закутанный в рюкзак, величественно восседает не сзади, за спиной, а спереди, на ручках. Морду высунул наружу. Снег с дождём полирует длинные уши, увлажняет и без того мокрый нос. Ту же обработку проходит задубевшее лицо Лионеллы.
  И когда коренастый мужик среднего роста и неопределённого возраста подкатил к озябшей вдове, она напряглась. Не до дорожного флирта сейчас – поскорей бы притулиться на вагонное сиденье, желательно, с подогревом. Перестать стучать зубами, покемарить час-другой.
  Долгожданная электричка с хулиганским посвистом выруливает из-за поворота. Взбудораженный народ суетится, Лина под шумок пытается от мужика оторваться. Движется с энергичной деловитостью, изображая лицом неприступную крепость. Но приятный дружелюбный баритон неотступно гудит в самое ухо:
  – У-у, какой хороший!
  Заскорузлый палец чужака шаловливо почёсывает мокрое пиратское ухо. Ноготь венчает траурная чёрная каёмочка. Лионелла, содрогнувшись, прибавляет ходу. Мужик, как привязанный, следует по пятам, продолжая с неподдельной теплотою в голосе:
  – Вы с притравки? Уже отработали?
  Тут пронзительная мысль пригвождает убегающую Лину к месту. Она и прибывающая электричка тормозят одновременно. «Он не ко мне клеится, а к моей собаке!». Догадка приносит облегчение, как ни странно, с примесью неудовольствия. Кавалер немолод, руки неухоженны, к флирту она не расположена – а поди ж ты! Весна, видать, не за горами, коли гормон выходит на охоту...
  
  Они моментально меняются ролями Мужик, улыбнувшись на прощанье, ныряет вглубь вагона, Лина – семенит следом. За плечами незнакомца видавший виды рюкзак, брат-близнец её собственного. «Смерть туриста» называется. Потёртый, но прочный и надёжный, родом из СССР – таких сейчас не делают. Женщина резко проникается к незнакомцу симпатией. Два рюкзака как пароль и отзыв. Лионелла как бы повстречала родственную душу.
  Не то чтоб её покорила тождественность багажа – Лина произвела переоценку ситуации. В повадках мужика угадывался охотник. В получасе ходьбы – притравочная станция «Старт». Наверняка человек пришёл оттуда. А раз так, то он-то ей и нужен! Интуиция подсказывала, что это не мужик, а кладезь бесценной информации. Не начерпаться из которого – предел неосмотрительности.
  «Кладезь» вознамерился претворить в жизнь её собственный план двухминутной давности. Он оперативно занял удобный плацдарм у окошка по ходу движения. И, судя по рассеянному взгляду и характерным движениям курицы на нашесте, собрался всласть подремать. Попутчик активно гнездился, без сомнения предвкушая отдых. Но рок в лице любознательной вдовы уже примостился напротив.
  
  Лина испускает лучезарную улыбку и начинает призывно ворковать, стараясь не переборщить с любезностью:
  – Вам до Гуреева?
  Попутчик отвечает коротким кивком. Невдомёк ему, что впереди – двухчасовая занимательная беседа. Он приуготовляется ко сну: ладит шапчонку к оконному стеклу, прислоняет к ней голову. «Волосы, между прочим, рыжие, как у меня. Точно также сединой подернуты и кучерявятся, – отмечает Лионелла. – Рыбак рыбака...». Но увлекаться созерцанием не время.
  «Спеши ваять слова! – приказала она себе. – Поторопись, не то чувак впадёт в беспамятство на полувздохе!». Её потенциальный собеседник на глазах погружался в объятия Морфея, будто надышался хлороформу.
  
  Но рюкзак на вагонном сиденье оживает. В крохотную дырочку, ограниченную завязками, просовывается чей-то чёрный нос. Смеживший было очи визави расцветает словно майская роза. И знакомым ласкающим движением указательного пальца тычет в мочку этого носа.
  
  – Ой-ой, кто там у вас? – скороговоркой защебетала Лионелла. – По-моему, сейчас вылезет. Или упрыгает вместе с мешком.
  Она заразительно хохотнула для верности, дабы попутчик передумал укладываться. В качестве тонизирующего средства она использовала обворожительность собственного смеха, но могла не утруждать себя более уловками. «Живой» рюкзак привёл незнакомца в чувство. Спящий проснулся, любовно ослабил узел из тесёмочек и явил миру разукрашенную шрамами мордочку черно-подпалой таксы. Собачонка люто зарычала на Пирата. Мужик рассыпался от удовольствия серебристым смехом. Вёл он себя как ребёнок: просто и непосредственно. Таксами восхищался чистосердечно, без всякой задней мысли. Так же органично, как ел, пил, дышал. Потому и увязался за Пиратом. Оттого и взбодрился в одно мгновенье, когда четвероногие затеяли между собой диалог-перепалку.
  – Это Леда. Леда-2, – торжественно была представлена такса Лионелле. – Ледой звали её прабабку.
  Голос предательски дрогнул, выдавая глубокое чувство. Воинственная малышка меж тем норовила тяпнуть возникшего невесть откуда «жениха». Пират, удачно избегая её белоснежных клыков, миролюбиво тянулся к даме с поцелуями: полизать, почесать, поискать блошек, ну и… поиметь, если посчастливится.
  – Его так и зовут во дворе – Поцелуйчиком, – горькое признание помимо воли сорвалось с уст Лионеллы. Но мужик не внял её печали, даже ухом не повёл, он – восторгался! Не собираясь останавливать процесс.
  – Обратите внимание на реакцию! Он всегда увернётся, уверяю вас!
  Пират тотчас изобразил изворотливость, уклонившись от боестолкновения с несговорчивой подружкой,. После чего придвинулся к ней снова с целью продолжения мирных переговоров. Восторженный попутчик радостно всплеснул руками и залился счастливым смехом.
  – Видите, видите! Что я вам говорил?
  Лина видела всё, кроме повода для бурного веселья, но деликатно попридержала комментарии. Беседа плавно струилась, минуя пороги и крутые повороты.
  
  Георгий Юрьевич Шипун оказался настоящим полковником: офицером ВДВ в отставке и заядлым охотником по совместительству. Не один климатический пояс пересёк, меняя дислокацию (то есть, место жительства) по долгу службы и приказу Родины. Не одну породу собак сменил, пока охотился в степях, лесах, горах и тундре. Но сердце свое безоговорочно отдал таксам: мелким, шустрым, неказистым с виду. Чем взяли его коротконожки? Умом, трудоспособностью, преданностью и шармом. Собачий век недолог, особенно, если работяга из нор не вылезает. Такс Шипун держал видимо-невидимо.
  Но каждому охотнику жребий лишь единожды дарит собаку, которую нельзя ни забыть, ни заменить. Даже сравнить её не с кем, потому что она лучшая из лучших.
  На долю Шипуна выпала Леда, черно-подпалая сука с выдающимися рабочими качествами. Она неизменно побеждала на состязаниях, выгоняла из норы любого лисовина, пусть даже втрое больше себя, отважно боролась с барсуками, не пренебрегала крысами. Кстати, крыса стала причиной её безвременной гибели. В отсутствие хозяина отважная охотница бросилась за серой тварью и запуталась в мотке колючей проволоки. Несколько часов провисела в западне вниз головой. Горю охотника не было предела. Леда пленяла безмерной отвагой, радовала послушанием, неприхотливостью и горячей привязанностью к хозяину. В общем, претендовала на звание «Мисс Само Совершенство».
  Безутешный Георгий Юрьевич пытался вновь и вновь из потомков Леды вырастить нечто подобное.
  Рождаются неплохие щенки, но прародительнице они и в подмётки не годятся Шипун не теряет надежды. Свою нынешнюю собаку он назвал амбициозно: Леда-2. Малышка пока не достигла профессиональных высот своей легендарной прапрабабки, однако в свои неполные семь месяцев уже заработала диплом второй степени.
  Леда Лионелле понравилась. Но вместо того, чтобы порадоваться её первым успехам, она испытала прилив ядовитой зависти. Чувство было столь мощным, что пришлось опустить очи долу. Неловко стало смотреть в ясные васильковые глаза жизнерадостного собачника. И взгляд его простодушный, и голос, и смех – даже рыжие усы – вызывали стыд за тайные мысли. «Шиш тебе! – подумала Лина, не в силах справиться с завистью, – Только раз бывают в жизни встречи. Не видать тебе больше такой собаки, как своих ушей! А я вот как возьму от Ледочки щенка, как выскочит в нём прабабкин ген, как станет лапусик трижды полевым чемпионом… Нет, лучше четырежды. И, вообще, лучше чемпионом России... Дважды!».
  После того, как будущий пёс стал чемпионом России по рабочим качествам ровно пять раз, нервная система Лионеллы стабилизировалась. Вернулись на место зрение, осязание и слух. К величайшему изумлению, первая фраза Шипуна, снова дошедшая до её сознания, прозвучала не иначе как:
  – … станет ваш пёс чемпионом!
  Лина похолодела. «Неужели бредила наяву?». Нет, это неугомонный пропагандист породы, продолжая нахваливать такс, перешёл на конкретные личности. В данный момент он воспевал Пирата.
  – Щипец*, что надо, уши правильные, лапы прямые, хвост широкий, взгляд – серьёзный.
  «Ага, голубая мечта любого охотника!» – желчно усмехнулась Лионелла.
  – Да отсутствуют у него охотничьи инстинкты! – с тоской останавливает она сладкий словесный поток. Георгий Юрьевич подскакивает от возмущения:
  – Не может такого быть! Поезжайте на «Старт» – и сами убедитесь. Если уж на то пошло, там такой нормастер – у него и коза залает!
  Непреклонность старого охотника производит на вдову впечатление. А вдруг? Что если он прав, она заблуждается, а Пират – замаскированный супер-герой, не рассекреченный до поры, до времени? Всё-таки специалист с тридцатилетним стажем делает прогноз.
  Говорят, сомненья укрепляют истину. Шипун заронил в душе неудачливой ТАКСикоманки зерно сомнения. Семя упало на благодатную почву и вскоре проросло. Более того – заколосилось.
  
  
  Смотрите, что получается: не повстречайся Шипун Лионелле – фабула была бы исчерпана. Но события только-только начинают разворачиваться! Встреча с Шипуном – обыкновенное чудо. Или, скорее, предвестник его. Первый звоночек. Не произойди знакомства на перроне — не поехала бы Лина на притравку. Не побывай она на «Старте» – не пробудился бы в бы Пирате голос крови. Не случись этого — не попала бы снова Лионелла на выставку охотничьих собак...
  Глава вторая
  «ОН У ВАС КОГДА-НИБУДЬ ЛАЯЛ?»
  
   – Марфушечка, поехали со мной! – Лина канючит, причитая как на паперти. Можно подумать, не Марта, а она – младшая из двух сестёр.
  
   Марта — единоутробная сестра Лионеллы. Брюнетка 25-ти лет, замужем за Геннадием Брилем, студентом медицинского факультета Гуреевского университета. В неформальной остановке именуется Марфой. Привлекает бархатной проницательностью чёрных очей. Впечатление усиливают махровые ресницы естественного происхождения.
  На третьем курсе сестра родила Машку, перекочевала на заочное отделение филфака и отправилась в отпуск по уходу за ребёнком. Мужу предана беззаветно.
  
  Не желает она обременять любимого автопробегом! Но Лионелла не отступает. Боязно ей в одиночестве тащиться на первую притравку. Хочется состряпать тёплую компанию. По-братски разделить на всех ответственность за недочёты с ошибками. А ещё невмоготу трястись на электричке. Лина хищно нацелилась на старенький Генкин «Жигуль».
  Согласно её коварному плану «шестёрка» Генки Бриля должна доставить всех к месту события. Младшую сестрёнку замысел не вдохновляет. И поскольку Марта упряма, как ослица, Лина готовится к длительной осаде.
  Но возвращается с лекций нежно опекаемый супруг, целомудренно чмокает Марфушечку в розовы ланиты и легко соглашается на авто-авантюру.
  – Маньку возьмём, пусть проветрится!
  – И Лариску, – поспешно корректирует Лионелла состав экспедиции. Она сгоряча уже успела сагитировать соседку по лестничной площадке. На тот случай, если б Гену уломать не удалось.
   Идея собрать как можно больше народу полностью себя оправдала. Ибо Кармелюк – личность, широко известная в узких кругах – обладал специфическим свойством. На публику он работал прекрасно. Без зрителей — ленился и беззастенчиво халтурил. Об этой особенности не знала Лина ни сном, ни духом – она просто до колик боялась неизвестности. А на миру и смерть красна, вместе – не страшно.
  
   И вот добрались они до «Старта», расположились на лужайке живописной стайкой. Точнее, неорганизованной толпой. Стаю возглавляет вожак, а разношёрстная группа аморфно расползлась по территории, не ведомая никем. Машка потянула мать к пустующим вольерам. Соседка принялась дымить, как паровоз, куревом скрашивая скуку. Гена – ковыряться в проблемных внутренностях железного коня! – ему тоже были безразличны кинологические нюансы путешествия. Лина, Никита и Пират – выдвинулись к ветхой избушке, самому яркому ориентиру на незнакомой местности.
   Вид изба имела непрезентабельно дикий и в то же время сказочный. Того и гляди, покажется из-за угла старуха со своим разбитым корытом. Или баба Яга. Впрочем, командовал на «Старте» мужик. Следовательно, дед Яг должен выйти. Или Йог? Так или иначе, в естественное дополнение к строению откровенно напрашивались курьи ножки.
  Притравочная станция – если, конечно, то была она – поражала безлюдьем. Запах перепревшего навоза и стойкий звериный дух в воздухе витали, но, может, тут ферма расположена. Или иное сельскохозяйственное предприятие. Где-то на «Старте» денно и нощно обитает Жора Кармелюк. Георгий Юрьевич Шипун, благодаря которому компания сюда затесалась, подробно анонсировал профпригодность притравщика.
  – У него любая собака заработает! – вспомнилось экспрессивное резюме бывалого охотника. – Тем более такса. Не сомневайтесь!
  Но Лионелла утопала в сомнениях. Глубоко сожалея о проявленной инициативе, и особенно – о том, что собрала толпу свидетелей. На миру красна смерть, но не бесчестье. А ничего кроме позора ей не светит –с её-то везением! «Хоть бы мы ошиблись адресом!» – подумала Лина.
  Но не успела она оформить своё малодушие в конкретное пожелание, как объявился Жора. Точь в точь такой, как описал его Шипун. Крупный, краснолицый, чем-то смахивающий на раздобревшего монгола. Он материализовался вблизи избы с ведром и лопатой. Величаво прошествовал к дровяному сараю, исчез в проёме двери. Вернулся уже без садово-огородных инструментов. И направился прямиком к Пирату, отчего сердце Лионеллы ёкнуло.
  Испытуемый, не помышляя о грядущем, обнюхивал землю, камни, палки – всё, до чего мог дотянуться носом. Устремлялся в нескольких направлениях одновременно, изо всех сил натягивая поводок. Лина, став перед Жорой навытяжку, принялась заискивающим тоном лопотать беспардонную лесть. Слухи де о твоей мастеровитости, батюшка, пошли по всей Руси великой. На тебя одного надёжа, отец родной. Аз есмь червь, аки... паки... Спаси-помоги, не знаю, что делать!
  – У вас тут и козы лают, говорят, – выпалила Лина напоследок. И добавила после заминки. – Он, похоже… что-то вроде козы. Тяжёлый случай.
   Эмоциональный монолог сменило общее молчание. Нанятый Лионеллой эскорт с интересом пялился на таинственного преподавателя охотничьих собак. Тот многозначительно играл бровями. Пиратик прямо на тропе, с энтузиазмом идиота начал выкапывать маленькую норку.
  Притравщик держал паузу на уровне народного артиста Советского Союза. Раньше о минутах тишины говорили «ангел пролетел». Но, уходя, поколения забирают с собою свои пословицы и поговорки. Почтительное молчание нарушил Никита. Ни к кому конкретно не обращаясь, мальчик задумчиво изрёк:
  – Мент родился...
  
  Тотчас, как по взмаху дирижёрской палочки, все стали озвучивать реплики, кто на какие был горазд. Машенька капризно запросилась в туалет. Марта, вежливо улыбнувшись, сказала: «Извините!». Нормастер озаботился наличием у собаки документа. Лионелла залепетала что-то о своей всегдашней забывчивости. Дополняющая родственный кортеж Лариса чихнула без слов, достав очередную сигарету.
  Наконец, гости были милостиво допущены к норе, устроенной в виде деревянной «восьмёрки».
  
  Искусственная нора смонтирована таким образом, чтобы её можно было в любом месте открыть при помощи крышки. Узкая и длинная труба «восьмёрки» кое-где украшалась бочкообразными выпуклостями. На профессиональном сленге они называются котлами. В месте пересечения двух колец установлена железная решётка («телевизор»). Все желающие сквозь прутья вольны наблюдать за хороводом лисы и собаки.
  Сведения об азах притравки и устройстве норы заранее были почерпнуты из специальной литературы. Но одно дело – теория. И совсем другое – практическая реализация проекта. Лионелла дрейфила. Её не совсем не утешало то, что нормастер — не дантист, и независимо от результатов освоения собакой охотничьей азбуки мир вокруг не рухнет.
   «А, гори всё ясным пламенем! Будь, что будет, и пусть ничего не будет, – нашла для себя Лионелла нужные слова поддержки. – Как говорится, чем хуже, тем лучше!».
  Группа сопровождения деликатно топталась у ограждения, сочувствуя издалека. Лина и Жора приступили к выполнению операции по внедрению собаки в нору.
  – Запускайте! – Кармелюк повелительно ткнул в узкое отверстие «трубы».
   Одной рукой откинув крышку, другой Лионелла подтолкнула Пирата вниз. Не тут-то было! Кобель упёрся о бортики четырьмя лапами и с недюжинной силой рванулся прочь из хозяйкиных объятий.
  – Он…э-э … не хочет, – с грехом пополам усмиряя живое шило, доложила Лина.
  – Запускайте! – повторил непреклонный притравщик.
  Пират стоял насмерть. Стоило Лионелле столкнуть с бортика его передние лапы, как он по-кошачьи цеплялся за спасительную деревяшку задними. Не успевала она лишить упрямца опоры сзади, как его передние конечности прочно утверждались в положении «упор полулёжа». Двух рук не хватало. Младшая сестра поспешила на помощь.
  Ну, держись, саботажник! Знакомая волна досады и злости придала картине динамичности. Лионелла скрутила собаке лапы, Марта ухватила Пирата за хвост. Вдвоём — кое-как управились. Кобель провалился в опасную темень, хранившую запах лисы. Попробовал было выскочить наружу, но крышка с треском захлопнулась, едва не прищемив чёрный нос. Первый этап операции завершился. Сёстры вытерли трудовой пот и стали ждать дальнейших указаний.
  Лионелла боролась с острым чувством стыда. Ей казалось, ушлый Жора в глубине души насмехается над ней и её собакой.
  Пират тем временем затаился. То ли тихо ждал кончины, то ли бесследно растворился в сумеречной зоне искусственного подземелья.
  – Позовите! – лаконично потребовал нормастер.
  Лина пробежалась вперёд, открыла крышку в другом месте, кликнула собаку прямо в гулкое пространство мини-тоннеля. Призыв подействовал. Немного погодя Пират добрался до заданной точки. Кинул наверх отрешённый взор, не спеша двинулся дальше по кругу.
  – Отлично, – удовлетворённо констатировал Жора.
  Лина ему не поверила. И правильно сделала. Увидев подсадную лисицу в «телевизоре», кобель повёл себя как прежде – то есть, на твёрдый «неуд». По норе он крался молча, поэтому – чтобы заставить его лаять, показали ему лису вблизи. В «телевизоре», на поверхности, так сказать, со зрительского места.
  Пират принюхался. Рефлекторно отпрянул, когда лиса клацнула зубами. И боле ничего. Совсем ничего! Рыжая красавица собралась уже маленько вздремнуть, когда на подмогу призвали «варяга». Восьмимесячного гладкошерстного таксёнка предъявили Пирату в качестве эталона.
  «Варяг» был неподражаем. Реактивный снаряд с чёрными флагами ушей и горящими от возбуждения глазами вихрем пронёсся мимо всей честной компании, взвизгнул, подпрыгнул, зашёлся в хриплом лае. И начал рьяно набрасываться на лису, пытаясь достать её через прутья решётки. Рыжая мгновенно подобралась, затрещала зубами, как кастаньетами.
  – Щёлк, трак, кряк, фырк! – лиса.
  – Р-р-рр-гав! Гав, рр-р-гав, гав! – собака.
  Люди оживились. Машка выронила обслюнявленный леденец на грязный песок. Марта изумлённо округлила губки. Соседка перестала смолить свой неизменный «Кент». Никита лихорадочно защёлкал затвором фотоаппарата.
  Пират впечатлился больше всех. Он так старался осмыслить детали происходящего, что даже приоткрыл пасть. Нервно зевнул, пытаясь обнюхать разъярённого сородича. Поскольку тот бился в боевом азарте – задача оказалась не из лёгких. В растерянности Пират переводил взор с беснующейся таксы на лису, с лисы — на собаку, не в состоянии справиться с оторопью. Созерцание продолжалось очень долго, и в командирском голосе нормастера не проскользнули нотки удивления:
  – Скажите, он у вас когда-нибудь лаял? – специалист, заставляющий гавкать коз, озадаченно почесал затылок. Воззрившись на Пирата с каким-то нездоровым любопытством. По-видимому, мысленно примерял горе-работничка к ближайшей берёзе, выбирая подходящий сук.
  – Э-э... два раза. Или нет, даже три. В общем, он умеет.
  – Ну, раз умеет, приезжайте через неделю, – Жора занялся упаковкой лисы в деревянный ящик и сразу позабыл о существовании приезжих. Но просто так Лионелла не могла покинуть ристалище. Переминаясь с ноги на ногу, обуреваемая дурными предчувствиями, она спросила упавшим голосом:
  – Безнадёжен?
  Поколебавшись ровно пять секунд, собачий гуру произнёс:
  – Отнюдь!
  Ответ имел далеко идущие последствия. Кармелюк намеренно немного покривил душой из опасенья потерять клиента, и – следующую субботу Лионелла провела на «Старте». На этот раз – без почётного эскорта. Вероломные соратники покинули её после первого же эксперимента, дружно сочтя Пирата негодным для опытов.
  А Лина Кармелюку доверилась. И вот что из этого вышло...
  Глава третья
  ЭТОТ СТОН У НАС ПЕСНЕЙ ЗОВЁТСЯ…
  
   Потенциал питомца Лионеллу тоже не вдохновлял. Но, ясен перец – каждому в лучшее верится! Идёт ли речь о супружеской измене, коммунистическом будущем или псовой охоте. К тому же остановок на полпути вдова не признавала. За первой буквой алфавита должна следовать вторая, далее – по списку. Азбуку надлежит озвучивать целиком, вплоть до заключительного «Я». Иначе выйдет ни «бе», ни «ме», ни «ку-ка-ре-ку»!
  
   Спрашивается, на кой нужны вдове собачьи ордена и медали? Копошится под ногами забавное четвероногое– и ладно! Но нет, Лионелле этого мало! Алкала она не не выгоды, хотя была не против матушки-халявы. Её гнала вперёд жаждала славы. В сборной солянке лионеллиных мечтаний Пират шествовал, позвякивая золотом бесчисленных наград. Знатные охотники вкупе с именитыми экспертами ахали, тая от восторга. А счастливая Лина величественно принимала комплименты с поздравлениями.
  
  На притравку неудержимо влекло желание гордиться собственной собакой. И вот Лионелла на «Старте». Вновь терзания: залает – не залает, пойдёт или нет?
   Но напрасно копошилась Лина возле норы, взвинчивая себе потрёпанные нервы. Она обречённо ждала у «телевизора» унизительного повторения моральной экзекуции. Однако Жора прогнал её и Пирата с насиженного места. Походя, небрежно бросил: «Пошли отсюда!». Женщина опешила: «Ничего себе напутствие! Экий грубиян этот норных дел мастер...».
  
  Кармелюк направил испытуемых к загону, обрамлённому чахлым кустарником. Поверхность внутри ограждения покрывала каша из грязи, снега и воды. Посередине возвышался крохотный островок суши. Добраться до него коротконогая такса могла только вплавь. А так как до плавания Пират был не охоч, Лина подхватила его подмышку и побрела, утопая в болоте, к безопасной возвышенности. Жора бодро шагал впереди, непринуждённо бороздя пересечённую местность.
   Бултыхалась Лина сзади в полной растерянности. Куда их ведут? Там другая нора наверное. Попроще, поменьше. Или что? Гадания на болотной жиже продвигались туго : первостепенною задачею момента было во что бы то ни стало остаться на плаву. Но вот Лионелла выбралась на пружинящий от влаги холмик, и Кармелюк отдал приказ:
  – Пускайте собаку!
  Норы поблизости не наблюдалось. Однако, время для неведомого «или что», похоже, настало. Командовал наставник охотничьих собак как бригадный генерал на плацу: чётко и доносчиво. Лина не посмела пискнуть: «Зачем»?». С неловкой поспешностью отстегнула поводок, разогнула спину и… чуть не свалилась в болото от неожиданности.
  Из-за куста на них чапал средних размеров крепенький кабанчик с неровной щетиной и куцым хвостиком.
  – А он … он ему ничего не сделает? – пролепетала ошарашенная таксовладелица. Подразумевалось, кабан – собаке. Жора пробурчал что вроде «нет, конечно».
  Парнокопытное потрусило мимо, Пират – за ним! Сердце у Лины тревожно сжалось. Она крепко зажмурилась. Но перед этим всё же подсмотрела, как кружил кабанчик, поднимая фонтаны грязи. А Пират – наступал ему на пятки, проваливаясь в ледяную жижу по уши. Едва зверь притормаживал, нормастер молодецким посвистом шугал нерадивое животное. И вепрёнок послушно ускорялся. Собака ныряла следом.
  Вдруг раздался звук, не поддающийся описанию. Пронзительный крик, чередующийся с визгом, воем и тоненьким «ай-яй-яй!». От душераздирающей какофонии кровь леденела в жилах. «Ну вот, – резюмировала Лина с мазохистским удовлетворением, – Вот и сделал! А обещал, что не сделает!». Она открыла глаза, дабы печальною укоризною во взоре пристыдить жестокосердого притравщика. И узрела донельзя довольную его физиономию. Карселюк сиял. Он словно светился изнутри. А вокруг, как в народе говорят – картина Репина. «Приплыли!» называется.
  
  Кабан мелькает на заднем плане. Собака несётся за ним и орёт благим матом. Жора откровенно ликует. Лицо выражает торжество первопроходца. Вфлитый Христофор Колумб! На презентации открытого им континента.
  – Слыхали!? – радостно восклицает нормастер. Рожа – поперёк себя шире – алеет от наплыва чувств. Улыбка – во весь рот. Глаза горят хищным блеском победителя.
  – Слыхали!? А говорили, не залает!
  Только тут до Лины доходит: Пират не предсмертные крики издаёт, а с боевым кличем гонит зверя. Во всяком случае, сам он в это верит. Хотя по сути зверя гонит Жора. Кабан дисциплинированно рассекал водоём, выбрасывая донные отложения из-под раздвоенных копыт. Не убегал он от Пирата, а выполнял задание нормастера. Но Пират-то об этом не знал! Пробудившийся охотничий инстинкт вырвался из потаённого уголка его собачьего сердца и трансформировался даже не в лай, а в пронзительный безостановочный умопомрачительный вопль.
  – Этот стон у нас песней зовётся, – иронизирует потрясённая Лионелла с напускным хладнокровием. Она отчаянно кокетничает. Внутри неё всё поёт. Воодушевлённая услышанным, она дрожит от радостного возбуждения и невесть откуда взявшегося азарта. Вот оно! То, чего ради старалась, за что боролась, чего устала ждать!
  Пират не диванная игрушка, а настоящая рабочая собака! Хочется немедля схватить чертяку и целовать, целовать, целовать его чумазую морду. Но поди отлови новоявленного охотника! Такса увлеклась и не внемлет призывам. Приходится пускаться в плавание — погоню.
  
  Такое не забывается! Но последующие притравки показали: инстинкт зовёт, но куда именно – собаке невдомёк. Голос крови диктует задание недостаточно внятно. Наметившийся прогресс вскоре застопорился. Как-то лиса, изловчившись, дала Пирату «прикурить» – тот сразу растерял весь пыл. Под черепной коробочкой, покрытой атласною шёрсткой, заворочались рассуждизмы типа: «Эвон как бывает! И зачем тогда оно мне надо?».
  Если б не настойчивый зов предков, Пират не торопился бы на встречу с лисой. Но голос крови призывал к вендетте. И понукаемый врождённой ненавистью к зверю, кобель никак не мог определиться: бежать ли ему с поля битвы или драться насмерть. Каждый раз он бросался в нору очертя голову, сам не зная толком – зачем.
  Нет числа парадоксам собачьей психики! Самый загадочный из них – «перегорание». Собака в ожидании пуска волнуется, переживает, проигрывая в уме возможные коллизии боя. И до такой степени испереживается, что когда дождётся, наконец, своей очереди – работать не может. Лису ищет нехотя, лает вяло, без азарта и куража. Теоретически навоевалась уже, в мыслях. И так устала, что на реальную драку не хватает сил. Перегорела.
  И скажите, пожалуйста, о чём это говорит, как не о наличии абстрактного мышления? Пират им явно обладал. Горе от ума демонстрировал наглядно. Чем дольше он скулил, маясь накануне битвы, тем меньше было от него проку в норе. А ведь кобель пыхтел и тужился, изображая боевой задор, перед «мягкой»* лисой. Что же будет, когда он встретится с «жесткой»? Не факт, что овчинка стоит выделки: притравки нынче дороги, а таланты ученика развиваются через пень-колоду.
  Приблизительно так оправдывала Лионелла угасание собаководческого рвения. А тут ещё скопом навалились житейские неурядицы: иссякли деньги, пошатнулось здоровье, Никита начал отбиваться от рук. Курсы повышения собачьей квалификации были заброшены.
  Но дикий восторг – сродни экстазу– нахлынувший от того, что твоя собака работает – не прошёл бесследно, наложил отпечаток на мироощущение. Жизнь заиграла свежими красками веры в счастливый финал. Благодарить за новый колер в картине серой беспросветности Лина должна была Пирата.
  Должна была. Но не стала. Не повернулся язык.
  
  Глава четвёртая
  ВЫСТАВКА И КОЕ-ЧТО ВПРИДАЧУ
  
   Между тем надвигалась областная выставка охотничьих собак. Вряд ли при укоренившейся тенденции она сулила Лионелле благо. Однако вдова нахально уповала на авось. Помог решиться на участие праздник на норе: если там непруха отступила, может быть, и тут маленько подфартит? Пройдёт Пират фэйс-контроль или нет, сказать заранее не представлялось возможным. Шансы собаки были равны большому неизвестному. Пират выступал в роли мистера Икса.
  На всякий случай Лина регулярно заставляла Пирата подниматься вверх по лестнице (для наращивания мускулатуры задних конечностей), учила его вышагивать рядом и кормила насильно, чтобы пёс не смотрелся узником Освенцима. Они тщательно готовились к выходу в свет.
  Спектр предположений был достаточно широк: от позорного изгнания с ринга до желанного щенячьего «оч.хор» (потолок для младшей возрастной группы). Но результат превзошёл все ожидания. Пират занял на ринге первое место!
   Лина на лучшее надеялась, но в глубине души полагала, что делает это напрасно. Тем сильнее был эффект от сюрприза. Эксперт, торжественно пожимая ошеломлённой таксовладелице руку, поздравлял многообещающе:
  – С первой победой вас!
  Следовательно, подразумевалась реальная вероятность второй победы, возможно и третьей... Не смея поверить в удачу, Лина вдыхала сладкий запах двойного триумфа. Двойным тот получился потому, что Ник под влиянием мнения толпы проникся вдруг к Пирату уважением.
  Дитя возомнило, что собака отныне начнёт приносить дивиденды. Без переводчика читала Лионелла на лбу меркантильного недоросля: «Наконец-то куплю новый комп!». Мальчик возгордился победой Пирата как своей собственной. Оглаживал пса, поправлял ошейник, стряхивал с кобеля невидимые пылинки — всячески выставлял напоказ свою к нему причастность. Любо-дорого посмотреть! Назревала семейная идиллия.
  – Ну, раз у вас теперь така нерасташшимая любовь, ты, может, Пиратика и выгуливать станешь? По вечерам, – не удержалась Лина от подколки.
  Ник промычал невразумительно:
  – Э-э-эмм.. Ну-у...
  После чего сообщил, что у него дома дела. Вручил мамане поводок, на другом конце которого мотался гордый победитель — и был таков! Комментарии, как говорится, излишни. Но настроения эпизод не изменил. Эка невидаль — тинэйджерская лень! Родители и не к такому привыкши.
  
   Воскресный день выдался богатым на события. Одно из них, застопорив расставание с выставкой, стало иллюстрацией к популярному тезису: «Будьте осторожны в своих мечтах – они могут сбыться!».
  
   Блестящая оценка пиратского экстерьера вызвала прилив энтузиазма. Почивая на лаврах, Лина таращилась на окружающую природу с наивной радостью ребёнка, не знающего в жизни огорчений. Всё было вокруг голубым и зеленым! Пират получил право на существование в качестве наследного принца, особы голубых кровей. Специалист подтвердил его полное соответствие породе. Никита вступил на шаткий путь достижения консенсуса. Ура, товарищи!
  Эх! Теперь бы вымучить один, пусть даже самый вшивый полевой дипломчик! Лина возжелала этого всей своей израненной душой. И, как по мановению волшебной палочки, из-за дерева вылез котёнок. Хвост трубой, но на лапах держится не очень уверенно. Нетвёрдою походкой направляется он прямиком навстречу Пирату. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Хотели? Получите!
  Живая мишень шкандыбала к месту вероятной гибели, не ведая страха и сомнений. Пират тоже не испытывал эмоций. Только Лионелла отреагировала на ситуацию. Повела себя как осиновый лист: мелко задрожала внутри и снаружи. Активировалась. Сознание, однако, помутилось. Одна его часть торопила начало сражения, другая – помышляла о том, чтобы кот-искуситель уподобился миражу в пустыне.
  – ИСЧЕЗНИ! – мысленно умоляла Лионелла тщедушное созданье. Кота было жалко, – ИЛИ ДЕРИСЬ!
  Увы! Притравить собаку хотелось сильнее, нежели спасти кота. Вот она, политика двойных стандартов в действии! Куда подевалась вся её гуманная риторика?
  А никуда она не подевалась! Лина разрывалась на части от внутренних противоречий. Продлись тягостная неопределённость ещё одну, лишнюю минуту, раздвоение личности приобрело бы необратимый характер.
  Жертвы случайного эксперимента наконец столкнулись. Лина по обыкновению зажмурилась, помандражировала в относительной темноте, но потом приоткрыла один глаз. Фигуранты сохраняли неподвижность.
  Кот первым осознал недвусмысленность положения. Сгорбился и с шмпением нанёс удар когтистой лапой по щенячьему носу. Пират глухо рыкнул, и Лина снова зажмурила приоткрытый было глаз. Покрываясь холодным потом и проклиная своё двоедушие.
  Да будь оно всё неладно! Не виноватая она, он сам пришёл! «За убиенного кота покаюсь на исповеди!», – постановила вдова. И стала ждать развязки.
  Шума кровавой драмы не последовало.. И некоторое время спустя Лина разомкнула трепетные веки.
  
  ...Котёнок отдался на милость победителю. Валяясь кверху пузом, он с патологическим дружелюбием разглядывал чёрно-коричневую собачью морду. Пират, легонько подтыкивал котика носом. Поигрывал с ним как с мячиком. Или как кошка с мышкой.
   Такса изваляла кота в грязи, окунула в лужу и уронила в придорожную канавку, но тот не оказывал сопротивления. Вероятно, такова была новая линия кошачьей обороны. Прикинуться если не мёртвым, то хотя бы полуживым, чтоб не провоцировать хищника.
  Природная мудрость детёныша Лионеллу доконала. Она резко натянула поводок. Фиг с ней, с притравкой!
  – Бр-рысь, нечистая! – заорала и топнула на котика ногой. В расчёте на то, что он даст дёру, собака залает – получится полу-притравка. Не то, чего хотелось в идеале. Зато и волки сыты, и овцы целы.
  Но кот, как замороженный, пялится на собаку, не смея лишний раз вздохнуть. Лежит – не шелохнется. А кобелёк вдруг взволновался, завизжал. Вместо миролюбивого любопытства, откуда ни возьмись, появилось лихорадочное возбуждение. Которое, в свою очередь, грозило перейти в азарт. Тем более, что котёнок, освобождаясь от паралича, заковылял по-тихоньку прочь. Двигался он как во сне или при замедленной съёмке.
  Пират дёрнулся и заголосил что-то вроде: «Ой, догоню-догоню!». Кот замер, развернулся и уставился на собаку стеклянным взглядом. Он никак не мог прийти в себя от осознания собственной чудовищной ошибки. Одни, устрашённые приближением гибели, бегут, другие дерутся. Этот – обездвиживался. Крики Лионеллы и визг очумелой собаки до него не доходили. Он стал как вкопанный, не намереваясь менять позицию.
  Раздосадованная, Лина сама оттолкнула кота. Тут Пират как завопит благим матом:
  – У- у- у- р-р, ау- у! А- а -ав!
  Поводок струной натянул, из ошейника выворачивается — пышет боевым рвением. Собачий концерт достиг апогея, когда сварливый мужской голос неожиданно спросил:
  – Ты что это, мартышка, делаешь?
  Лионелла вздрогнула, обернулась и на размокшей от вчерашнего дождя дорожке узрела донельзя странную парочку.
  
   Обе персоны, по всей вероятности, возвращались с выставки, но как оказалась они на занюханной тропе бомжей и пролетариев – оставалось загадкой. Не иначе, за ближайшим поворотом притаился чёрный лимузин. В то время, как его обладатели шагали на своих двоих для выработки адреналина. Или на спор, за большие бабки. На мелочи они бы не разменивались. Презренным металлом несло от этих двоих, выросших у Лины за спиной. Сытой жизнью, устроенным бытом и незаконченным средним образованием.
  
  Баба с признаками тщательно маскируемой старости в парике цвета вороньего крыла облачена была в белоснежный костюм умопомрачительной гламурности. Талант кутюрье совершили невозможное: толстая тётка в ЭТОМ белом смотрелась статс-дамой спортивного телосложения. Брюзгливое выражение лица обладательницы богатых форм говорило о том, что всё вокруг ей отвратно.
  Баба на чайник, а туда же! Упаковали тумбу в изысканный шёлк, деревяшка на радостях ожила, разбухла, заколыхалась. Пальчик оттопырила и озирается, как раненый кабан. Влечёт расфуфыренную тушу по глинистой тропе этакий мужичок с ноготок, малыш-крепыш в шикарной «тройке». (Тоже, кстати, не с центрального рынка).
  Левый локоток бабёхи повис на правой руке крепыша, кисть впилась в несуразную сумочку, похожую на детский кошелёк. «С точки зрения «тумбы», наверняка, это клатч*. – фыркнула вдова в порыве классовой ненависти. – И невдомёк ей, что у клатча ремешка в помине нету!».
  Левую руку толстуха прижимала к той части грудной клетки, где надлежало биться сердцу. Правая – безвольно свисала вдоль тела. Только мизинец упрямо топорщился, служа указателем статуса. Он торчал для того, чтоб раскормленную фуфырю не перепутали с простою селянкой. Чаепитие в Мытищах на выезде! Расступитесь и падайте ниц! Купчиха-сан изволят прогуляться.
  Мужик был с «тумбой» одинакового роста, но смотрелся поэффектней, поскольку был не упитан, а накачан. Бицепсы рельефно выпукливались и выпячивались под бежевым льном прекрасной отделки. Обветренную морду боксёра со сломанным носом и ослепительной керамической улыбкой «украшал» тяжёлый взгляд исподлобья.
  Сопровождающий «бабу на чайник» напоминал медведя-гризли, потревоженного в берлоге. Спутницу тащил за собой без натуги, ступал с бесшумной энергичностью индейца, глазки-буравчики угрожающе горели красным. «Мартышка» – адресовалось Лионелле. Лина немедленно отплатила качку той же монетой:
  – Не твоё, орангутанга, дело!
  И поскольку заторможенный кот стойко хранил неподвижность, сама проявила инициативу. Хвать котофеича за шкирку и – швырк! – его на ближайший ствол. Как ни вял был живой снаряд, но когти выпустил. Впился ими в возникшую на траектории полёта белую берёзу и снова окаменел. Видимо, продолжил размышления о бренности земного. Обнимая дерево, объект притравки застыл в статичной позе. Выпав на какое-то время из массовой сцены насилия.
  
   Парочка дружно ополчилась на Лину, которая на почве несдержанности имела особый талант встревать в скоротечный конфликт с первым встречным. «Ни одна собака мимо не пройдёт! – раздражённо подметила про себя вдова. – Либо тяпнет, либо обслюнявит. Я безотказный магнит по притягиванию уродов!».
  «Гризли» выпустил локоток великовозрастной подружки. Та, угрожающе сопя, прижала к груди сумку октябрёнка.
  Цирк, да и только! Жаркая встреча для тех, кому за тридцать, в чаще дремучего леса. Пират азартно бился на поводке в боевом угаре. Жаждал крови. Качок, похоже, тоже не прочь был кровушки хлебнуть. Правда, отнюдь не кошачьей.
  Холодок опасности защекотал тонкие лионеллины нервы. Драматический конфликт грозил перерасти в трагический. Судя по бицепсам и агрессивно выпяченному подбородку «гризли». Но чихать она хотела на его пальцы веером, английскую мануфактуру и боксёрские замашки! Лионелла воинственно раздула ноздри и приготовилась дорого продать свою шкуру.
  Сперва – заработала тяжёлая артиллерия: дородная подруга сурового «медведя» подбоченила руки, выпятила пузо и затрубила басом приходского дьякона:
  – Ты что это, гнида, себе позволяешь? На кого пасть разеваешь, рвань подзаборная!
  Баба хотела поставить Лионеллу на место. Причём, на место, расположенное ниже уровня городской канализации. Колючий взгляд белёсых бусинок – почему никто не присоветовал ей цветные линзы? – обильно источал презрение.
  – Посмотри на себя, швабра драная! – изрыгала боевая мортира клубы ярости вперемешку с ароматом французского парфюма. – Заплачь и заглохни!
  Тирада окончательно утвердила Лину в намерении дать незнакомцам сокрушительный отпор. Гаденько улыбнувшись, она проворковала в ответ:
  – Плыла бы ты подальше от греха! Престарелым свиноматкам вредно волноваться: вишь, как харя налилась – того-гляди, треснет! Удар хватит – внучок тебя до крематория не допрёт, тут МЧС потребуется. С подъёмным краном и бульдозером.
  «Внучок» при слове «бульдозер» нахмурился и потерял к Лионелле интерес, словно получил команду «отбой».
  Пока «баба на чайник» гремела, аки иерихонская труба, «гризли» – снял кота с дерева и … засунул его, мокрого, грязного, вшивого, за свою импозантную пазуху. Обнажилась кобура, прилегающая к телу под весом оружия, и Лина поняла: битва была бы недолгой, дойди дело до мордобоя. Но это уже не имело значения. Ибо благородный жест доморощенного Тайсона обезоружил её не хуже хука справа.
  Она почувствовала себя последней свиньёй и внутренне согласилась на любое наказание от рук добропорядочного почитателя бродячих животных. Однако на спутницу бесстрашного освободителя котов амнистия не распространилась. Словесная перепалка быстро набирала обороты, грозя.
  Болевые точки: лишний вес и преклонный возраст – были угаданы с убийственной точностью. Баба чуть парик не уронила – так рванулась в контратаку – от обиды бас сменила на визгливый тенор.
  – Чтоб ты сдохла, сволочь!
  – Хорош базланить, пошли! – сказал мужик, ухватив подружку за локоток. Та вгорячах его оттолкнула, сумочка упала ей под ноги. Не успел никто глазом моргнуть, как из пасти Пирата уже торчал ремешок в цветной горошек – кобель едва не слопал мини-саквояж.
  
  Оба – тётка и мужик – бросились к собаке с комической синхронностью. Одной рукой «гризли» не забывал при этом придерживать за пазухой кота, а баба в белом поперхнулась и побледнела. Всё это могло бы быть очень смешно, если бы не было грустно.
  
  Лионелла их опередила. Отдёрнула Пирата от желающих с ним поквитаться и гаркнула: «Фу!» – с такой неподдельной свирепостью, что щенок едва не обкакался. От чуйвств-с он испустил струю мочи, добыча – выпала из пасти. Визжать и лаять пёс перестал – таким образом общий хор сократился на ещё один голос.
  Собственно, Лионелла как-то не заметила, что давно уже солирует:
  – Берегите здоровье, господа! Оно дороже удовольствия!
   Нечаянные свидетели случайной притравки сноровисто подхватили обслюнявленную сумку и покинули поле словесной баталии. Качок угрюмо молчал, его «милашка» – тоже заткнулась. Она лишь обронила глухое ругательство, поскользнувшись на скользкой траве. Но не снеся поспешности отступления, всё же попрощалась в свойственной ей манере:
  – Ну, сука…
  – И вам не болеть! – отозвалась Лионелла приветливо. И сделала ручкой а ля Леонид Брежнев. Генсек таким жестом привечал народ с трибуны Мавзолея.
  – Заходите на огонёк! Всегда найду, чем попотчевать!
  
  Уф-ф, ну и денёк! Едва Лионелла перевела дух, проводив прилипчивых прохожих, как сзади послышался топот. Неужели очередная порция защитников животных?
  К её величайшему удивлению, топот производил Никита.
  – Господи, ты-то что тут делаешь? Ведь ты дома должен быть.
  – Да мы тут с ребятами… – неопределённо махнул полупустой бутылкой «Колы» невесть откуда взявшийся сынок и не закончил фразы.
  – А что это было? – спросил он, кивнув на спины уходящих.
  – Война миров, – вздохнула Лина, досадуя на всё сразу. – Последний день Помпеи. Где ты так изгваздался?
  Ненаглядное чадо словно пропахало по-пластунски территорию садового товарищества. Бриджи, кепка, футболка, кроссовки, даже облупленный нос –экспонировали образцы грязи, мокрых пятен от пота и крови, а также следы купания в неведомых водах.
  – Тебя что, окатили из брандспойта и побили о бордюр? – устало поинтересовалась мать, ещё не отошедшая от недавней стычки.
  – Не, сам упал, – беззаботно отозвался чумазый нарушитель гигиены.
  На дидактические мероприятия не оставалось сил. Самое время было позабыться, валяясь на мягком диване. Лионелла почувствовала, что валится с ног от усталости
  – Я тебя сейчас покусаю, – вяло пообещала она непутёвому дитяти, не имеющему понятия о тяготах ручной стирки.
  – Валяй! – охотно согласился Ник. Шмыгнул носом и с нескрываемым ехидством ухмыльнулся матери в лицо.
  Молодёжь своевольна. У Ника молоко на губах не обсохло, а он тайком курит и сосёт пиво в подворотне. «Клинское», чтоб его! Надевая кепку задом наперёд, как делают это желторотые дебилы в пошлом рекламном ролике. Мать перестала быть авторитетом. Конфликт поколений как американский клён заполонил территорию их с сыном взаимоотношений.
  Лето благоухало по-прежнему, но невидимые тучи, сгущаясь, затягивали небосвод. Меланхолия Лионеллу посещала не впервой, но опускаться до привычного уныния после бурного всплеска чистой радости страсть как не хотелось. Однако неприятная встреча настолько выбила из колеи, что Лина заново ощутила всю «прелесть» своего существованья.
  
  ...После смерти мужа период жесточайшей депрессии увенчался инфарктом миокарда и третьей группой инвалидности. Жека, Жека! Что же ты наделал? Уныние от безысходности отныне её удел. Жизнь проносится мимо как литерный поезд. Лионелла, сброшенная с подножки вагона, крепко ударилась о железнодорожную насыпь. Так, что вышибло дух. Теперь она жуёт и движется по инерции, механически. Жизнь ушла, а Лионелла осталась под мостом.
   Сына она поила, кормила, одевала и в школу снаряжала как робот, запрограммированный на заботу. И всё чаще не находила с ребёнком общего языка.
  Именно поэтому возникла потребность в тёплом, живом, родном существе, которое понимало бы с полуслова. Ещё лучше — без слов, в режиме абсолютной гармонии. Лина приобрела собаку. И что же? Мало того, что Пират обманывал большие ожидания — по лесу блуждают новые русские и учиняют дебоши.
  
  Всё-таки почему эти субчики передвигались пешком? Экстремальный фитнес перед ленчем? Хотя какой к едрене фене «ленч»? Это слово отсутствует в их лексиконе. Тётке оно точно неведомо. Несмотря на достойный прикид, она – типичная торговка бананами. Для таких Австрия и Австралия – одно и то же. Хозяева жизни, блин! Лишают беззащитную вдову надежды сделать из собаки человека! Где справедливость?
  
  – Алло, маза! – Ник панибратски хлопнул Лионеллу по плечу, пощёлкал пальцами перед её лицом. – Мы домой идём или как?
  Идём, идём. Только где эта улица, где этот дом? Чтобы счастье было в нём. Неужели душная бетонная коробка вправе называться домом? Разве туда нужно идти? Но никто не торопится указать нужное направление. К той обители, где НЕ разбиваются сердца.
  
  Когда Зимин провожал Лионеллу после первого свидания, в подземном переходе цыганка впилась ей в руку и залопотала, сверкая белками горячих глаз:
  – Ай, дорогая! Счастье, счастье принесёт тебе парень. Любовь и деньги. Бриллианты без счёту. Успех тебя поджидает. Большая удача… Позолоти ручку, дальше скажу.
  Золотить ручку было нечем. Единственный рубль одиноко болтался в кармане, не позволяя свести дебет с кредитом. Молодые люди поспешили пройти мимо навязчивой бродяжки, но та вдруг сменила фальшивый ноюще-поющий тон зазывалы на нормальный, человеческий и приказала:
  – Отдай рубль, красавица!
  Опешившая Лина послушно протянула вымогательнице монету. И удалилась со смешанным чувством тревоги и восхищения. Как цыганка узнала про рубль!? Неужели и впрямь — прорицательница? Немедленно захотелось предсказанных любви и бриллиантов. Поверилось в удачу.
  ...И где оно всё? Достаток, благоденствие, любовь... Где сам Зимин, предвестник счастья, царствие ему небесное? Большего неудачника, чем Жека, Лина не встречала. Если, конечно, себя не считать. Но даже ей было до него далеко! Хотя как знать… Времена меняются, новые герои бьют старые рекорды.
  Как в воду глядела...
  
  Пока Лионелла совершала набег по продуктовым магазинам, сын скрылся в неизвестном направлении. Доложить об отлучке не удосужился. В последнее время он часто уходил без спроса и возвращался, когда вздумается. Отбиваясь от упрёков, однообразно врал: «Забыл написать записку!». Нагло ссылался на отсутствие сотового телефона. Дескать, была бы мобила, не было б проблем. У Витьки есть, у Ваньки есть, один Никита мегафоном не охваченный. Шантажист малолетний!
  Запыхавшись, Лионелла роняет в прихожей тяжёлые сумки. Требовательно взывает в расчёте на отклик:
  – Ник!
  Тишина. Сынуля упивается дурным влиянием улицы. «А как тут моё четвероногое дитя?» – мысленно задаётся вопросом Лина. Лучше бы не спрашивала! Может, тогда не получила бы ответа.
  
  Знаете, как кошка мстит ненавистным хозяевам? Она писает в любимые хозяйские ботинки. Пиратик тоже поступал аналогично. Его наказывали, но он ничего не мог с собой поделать. Заранее виновато поджимая хвост, он испускал фонтаны мояи где попало. По малолетству эти шуточки сходили ему с лап.
  
  Внимает Лионелла подозрительной тишине и думает: «Пират-то куда подевался?». И видит, что никуда. Прилип красавчик к дивану и морду воротит, будто знать её не знает. Неподвижен, как колода, холоден, как лёд. Что странно, потому что какая-никакая, реакция должна была бы быть.
  – Ой, мамочка милая, роди меня обратно! – вскричала Лионелла. Заподозрив неладное. Бросилась к собаке, схватила её за шкирку и узрела заключительный этап мочеиспускания. Свежее, горячее на ощупь пятно расплылось по поверхности одеяла, задело оно и подушку.
  Что тут скажешь? Даже если желание застало врасплох, мог бы спрыгнуть, убежать, как-то показать, что осознаёт проступок. Как делал неоднократное количество раз. Но сейчас Пират сознательно проявлял неповиновение.
  То была кошачья месть нелюбимой хозяйке. И одновременно — попытка переворота. Кобель решил: пришла пора взять власть в свои лапы! И даже заворчал, когда повис чёрной тряпочкой в воздухе. Дескать, попробуй только тронь!
   Лионелла уподобилась урагану пятой категории.
  Ах ты, тварь! Противоборства не будет. Ступай-ка вон и испражняйся, где угодно! На воле. Лина на пинках вынесла кобеля на просторы двора. Пират поначалу хвост прилепил к пузу и прикинулся отчасти виноватым.
   Но стандартные проявления чувства вины Лионеллу не тронули. Тем более, что на улице пёс быстро пришёл в себя. Несмотря на потрёпанный вид, он скорчил недовольную гримасу и потрусил по своим делам. Как бы гордый и словно бы независимый.
  Вот и славно, скатертью дорожка! Мне — туда, тебе — в другую сторону.
   Но верное решение не принимается в бешенстве. Лионелла медленно сосчитала до пяти и сделала вид, что размышляет. На предмет, имеет ли моральное право. Примерила к инциденту премудрости. Мы в ответе за тех, кого приручаем. Взялся за гуж, не говори, что не дюж! Уступи, ты старше и умнее!
  Ну уж нет! Уступать придурку нет резона! А приручить его не удаётся. Так что пусть наслаждается желанной свободой — она решительно направила стопы прочь от поганой собаки.
  Всё же это не был холодный расчёт. Когда невдалеке послышался знакомый визг, и в нём почудилось отчаяние, сердце Лионеллы дрогнуло, а мозг она включить не удосужилась. И после секундного колебания – отправилась выручать неисправимого ссыкуна, попавшего в передрягу.
  
  Между мусорными баками Пират приметил кошку – Лина опять спутала охотничий клич с предсмертным криком! Кобель стонал и плакал, одновременно подпрыгивая, а кошка восседала поверх кучи отбросов. При появлении человека её как ветром сдуло – она помчалась к подвалу соседней девятиэтажки. И тут из пиратского нутра вырвалось наружу нечто небывалое: басовито-мощное, металлическое, грозное. Прорезался голос из щенячьих снов. Невообразимо гадкий утёнок на миг превратился в прекрасного лебедя. То есть, никчёмный диванный пёс – в охотничью собаку.
   Стрелой долетев до окошка подвала, куда юркнула кошка, Пират самозабвенно бесновался с пеной у рта. Демонстрируя поведение, которого Лина безуспешно добивалась от него долгие месяцы.
  
  Ну лады, последний раз прощаю! – под впечатлением от увиденного и услышанного Лионелла отменяет изгнание. Голос собаки свидетельствовал о рождении воина: не мальчика, но мужа. Трудно описать звучание лая, надо его слышать. Напористый собачий бас совершил почти что чудо. Проклятый Лионеллой Пират получил индульгенцию. Статус кво был восстановлен. Но кое-что изменилось.
  
  Никогда больше кобель не позволял себе кошачьей мести. А в голове впечатлительной Лины прочно засела мысль: Пират ВСЁ сделал осознанно. Специально обоссал диван, но затем ужаснувшись предстоящей перспективе, сделал то единственное, что могло вернуть ему пищу и кров. Фантастика!
  По всему выходило Пират – злой гений, неведомый науке. Хотя, может, и не злой. Просто никем не понятый.
  
  Глава пятая
  «ЗДЕСЬ БЫЛИ ВОЛОСЫ!»
  
  Реальность будней угнетала, плодя ростки печали — Лионеллу мучила хандра. Дело это было исключительно привычное, и оттого — ещё более гадостное.
  «Чучундра рыжая! – подкрепила Лина самокритику постукиванием костяшек пальцев себе по лбу. Звук получился до обидного деревянный, – Сколько можно ныть? Решено, последний раз причитаю! Завтра всё плохое забуду и начну жизнь заново. С красной строки. То бишь, с утренней зарядки!».
  
  До крайности раздражала причина текущей депрессии — исчез председатель ЖСК. Пропал он давно, непосредственно после вселения. Но известно об этом стало недавно. В ЖЭУ для оформления субсидии* потребовали справку о полной выплате пая. Председатель кооператива словно растворился в воздухе. От него остались фамилия, имя и отчество. А также телефонный номер, после набора которого компьютерная дива бесстрастно возвещала: «Набранный вами номер не существует». Без означенной бумажки субсидия не полагалась, а кроме председателя — выдать справку было некому.
  Оснований для стенаний было всегда предостаточно. Роптать вынуждали обстоятельства. Лина одёргивала себя: «Жаловаться – грех!». Но не справлялась с тягой к меланхолии.
  Квартирный вопрос испортил не только москвичей. Зимин, к примеру, подался в Чечню из-за дефицита жилплощади. Жизнь свою неповторимую – разменял за квадратные метры. Заработанных средств вместе с выделенными гробовыми хватило на однокомнатную квартиру. Но, похоже, это жильё скоро будет нечем оплачивать.
  
  Замачивая постельное бельё, Лина настолько увлеклась терзаниями по поводу финансовой разрухи, что напрочь забыла о сыне. Опомнилась ближе к вечеру, когда начало смеркаться. И не на шутку струхнула. Ник не исчезал без предпосылок – вполне определённых признаков грядущих вольнодумств.
  Обычно перед тем как улизнуть, он подолгу сиживал за компьютером, забывая про еду и питьё. Чатился с личностями сомнительной благонадёжности. Если коллективная авантюра не укладывалась в семичасовые рамки, Ник нехотя ставил мать в известность о своих похождениях. Сегодня он пропал на целый день, что называется, без объявления войны. Это выходило за границы обычных проделок. Несанкционированный загул чрезмерно затянулся.
  
  – Дорогуша, без паники! – приструнила себя Лионелла. – Деньги липнут к деньгам, а страх перед несчастьем его как раз и притягивает. Думай о хорошем – и всё будет тип-топ!
  Она верила в закономерность, согласно которой наверху контролируют душевное равновесие граждан. Если те постоянно хнычут, Всевышний вразумляет прибедняющихся. Ах, тошно вам? Нет, у вас покамест нету повода для плача. А вот сейчас появится! Чтоб не повадно было жаловаться попусту.
   Если люди всем довольны, метод воздействия тот же. Э-э, да вы по ходу не курсе, что означает истинное счастье! Разрешите вам его преподнести!
  
   Мысль заметалась в поисках профилактического позитива и – о, парадоксы подсознания! – остановилась на Пирате. Припомнилась мягкость атласной шкурки. Отсутствие запаха псины (иногда от Пирата исходил слабый запах жжёного какао). Выразительные глаза, королевская стать... Красавчик не валялся, но возлежал на кресле: полный собственного достоинства, неотразимо прекрасный наследный принц крови. Может, зря она на него взъелась?
   – Господи, не буду больше роптать, только пусть ничего плохого не случится! – поклялась встревоженная Лина.
  Что не помешало ей, невзирая на только что данное обещание, начать подготовку к заунывными песнопениям. Она собралась оплакать пробелы в воспитании недоросля, свою хроническую бестолковость, фатальное невезение — в общем, всласть погрустить о наболевшем. И уже набрала в грудь воздуха, открыла рот... Но нарушить клятву не успела.
  Чуть слышно звякнул замок, повинуясь повороту ключа, и... четвероногий аристократ ломанулся на звук с очевидным намерением омыть прихожую мочой в радостном приветствии. Фиг с ним! Сики на пол всё-таки лучше, чем сики в постель. (Вот, кстати, и позитив!)
  Со вздохом облегчения, наскоро набросав в уме черновик нудной нотации, Лионелла побежала вслед за собакой.
  
   Явился Никита не один, а в компании с неизвестным Лионелле мальчиком. Щуплый пацанёнок с острыми, чёрными, слегка раскосыми глазками, мило улыбаясь, поздоровался:
  – Добрый вечер!
  Ответа ему пришлось подождать. Нотация застряла у Лины в районе гортани вкупе с формальным приветствием.
  Плоская, курносая мордашка, разрез глаз и широкие скулы указывали на родство с какими-нибудь ханты, манси или иным лицом иной азиатской народности. Но не это остекленило взор вдовы.
  Свежевыбритый затылок мальчугана, отливая синевой, предлагал вниманию эстетов тату. Надпись оповещала: «Здесь были волосы» и легко рассматривалась, если подойти к ребёнку с тыла. С любой другой позиции читатели испытывали затруднения. Вязь на макушке, расположенную затейливой лесенкой, достойно венчал жирный восклицательный знак.
  – Ты откуда, чудо-юдо? – выйдя из столбняка, хозяйка дома укоризненно покачала головой, изобразив лицом недоумение. Мальчик с пальчик забавно сплющил физиономию и смешно зацокал языком:
  – С Чукотки мы, прямо из чума. – Слова он нарочито коверкал посредством буквы «ц». Вместо Чукотки выходило «цукотка», вместо чума – «цум». – Олешками маленько, песцом торгуем однако.
  – Дитя тундры, значит... А почему у тебя кольцо в ухе, как у папуаса?
  На левом ухе гостя красовалось скорее маленькое колесо, нежели большое кольцо. На фоне чудовищного украшения миниатюрное блестящее колечко на нижней губе как-то терялось.
  – Глобализация, – обосновал эпатаж малолетний папуас с Крайнего Севера. – Смешение стилей, стирание граней. Эклектика диалектики.
  Наукообразное резюме он изложил с небрежной лёгкостью опытного радиокомментатора, не скрывая удовольствия от вновь произведённого эффекта.
  
  Лина ахнула. Разительное несоответствие между лексикой матёрого эрудита и внешностью школьника младших классов отчасти пугало, но в то же время – завораживало. Это тебе не граффити на затылке! Тут попахивает ненаучной фантастикой, то бишь чертовщиной. Инопланетянин в облике земного существа. Внеземной разум в эксклюзивной оболочке. Чужие в городе. «Ё моё, вундеркинд! Или сумасшедший?».
  Одно другого не исключало.
  
  – Тебе годков-то сколько, детка? – осторожно интересуется Лина.
  – Двенадцать.
  – По виду не скажешь. Больше десяти никто не даст. Юн и свеж не по годам.
  – Ма, это Кондрат, – прерывает Никита ознакомительный диалог, грозящий несколько затянуться. – Мы вместе в деревню поедем.
   Час от часу не легче! Ещё вчера, беззастенчиво мечтая увильнуть от материнских забот, она умоляла сына умчаться в колхозные дали. Осваивать ландшафтный дизайн, ковать здоровье на свежем воздухе. Тот – ни в какую! Огни большого города прельщали его куда больше. Вчера. А сегодня –нате вам! – поворот «все вдруг». Да ещё с Кондратом. Почему с ним? Кто такой Кондрат?
  – Он у гуреевских родственников живёт, – словно читая мысли, пояснил Никита. – Классный пацан! Родители, – сын помедлил, раздумывая, не придержать ли информацию, но всё же решил ею поделиться, – В командировке, на заработках. Чего нам тут смогом дышать! Завтра и поедем!
  – Как завтра? – Лионелла благополучно достигла высшей степени изумления. – Завтра у Машки день рожденья. Забыл?
  – А я тут при чём? – резонно возразил сынуля. Когда ему надо, он мог из ничего слепить систему убедительнейших доводов. – Я из песочницы вылез, меня эти ваши дела не касаются. Празднуйте себе на здоровье, старые да малые!
  – Я те дам – старые!
  Ник скинул грязные сандалеты с оторванным ремешком. «Мамочка милая! Опять незапланированные траты!» – зафиксировала Лина выход обуви из строя. Посланец Чукотки не разувался, ибо был девственно бос – он только деликатно поскрёб одной заскорузлой ступнёй о другую, отряхнул, так сказать, прах со своих ног.
  – Что, и ночевать у нас он будет? – с расстройства позабыв про этикет, Лионелла заговорила о присутствующем в третьем лице.
  – Ему через весь город тащиться на первый автобус. Опоздает ещё!
  – Да почему на первый-то? К чему такая спешка?
  «Не пора ли рассердиться? – задумчиво предположила озадаченная мамаша. – Как-то очень всё подозрительно!».
  – Отчим звонил. Сказал, что ягоды почти сошли. Приглашал на завтра.
  Последние слова донеслись из ванны, куда Ник затащил и босоногого Кондрата. Странный мальчик ободряюще улыбнулся Лионелле, прежде, чем за ним захлопнулась обшарпанная дверь. Новоявленный эскимос на миг показался ей маленьким японцем благородного происхождения. Каким-нибудь Йоко, наследным принцем провинции Киото.
  Однако! Скопление условных принцев в отдельно взятом помещении явно превышало норму. Не иначе в квартире природная аномалия.
  
  – А малый, впрямь – симпатичный, – подумала Лина. – Есть в нём определённый шарм. Что касаемо оригинальности, так её вообще хоть отбавляй! Хотя нет, лучше не надо! Люди в массе своей настолько уныло предсказуемы, что милой, лёгкой звезданутости не хватает катастрофически.
  
   К Отчиму (слово следует писать с заглавной буквы, как имя собственное) Лионелла так и не притерпелась. Нового мужа матери она приняла в штыки. Рождение Марты ничего не изменило в их прохладных отношениях. Николая Николаевича Загоруйко, ныне активного дачника, в прошлом – сотрудника КГБ, Лионелла даже по имени не называла. Для неё он был пустым местом. Никем и ничем.
  Лина и замуж-то не вышла, а сбежала – лишь бы подальше от усатого гэбиста! Они невзлюбили друг друга сразу. Взаимная неприязнь возникла спонтанно и не исчезла по прошествии лет. Первоначальные страсти улеглись, осталась холодная рассудочная отстранённость. Лионелла с Загоруйко не общалась, для неё он по сей день – чужеродный элемент. Детская ревность стала поводом для раздора или то было типичное проявление конфликта поколений – история умалчивает.
   Но Лина и сегодня не стесняется Загоруйко величать Отчимом прилюдно. Как ни бьётся, ни увещевает её огорчённая сим фактом Аделаида Михайловна.
  – Чем тебе не нравится его новый позывной? – парировала Лина упрёки матери. – Разве он не отчим? Какие ко мне претензии?
  Самое смешное заключалось в том, что это и впрямь стало чем-то вроде позывного. Члены семейства с подачи Лионеллы за глаза называли Николая Николаевича Отчимом.
  Бывший чекист положением дел нисколько не тяготился. Он был доволен повторным браком, заботливой домовитой женой, а себя на старости лет нашёл в садово-огородных изысканиях. С утра до ночи ковырялся на грядках, опылял кустарники и воевал с колорадским жуком. С внуками ладил. Он вполне мог пригласить Ника из чистой симпатии, безо всякой дополнительной причины. Но последний раз Отчим звонил два года назад, когда мать попала в больницу. Не приключилось ли опять чего дурного? Надо самой проводить ребят в Большие Сундуки. Оценить обстановку на месте. Проверить: вдруг звонок –завуалированный сигнал о ЧП?
  И с Никитой надо бы досконально разобраться. Как все нормальные подростки, он не пылал особой страстью к деду с бабкой. Деревню не уважал по причине отсутствия там компьютера. Чем объяснялась неожиданная спешка? Что-то здесь было нечисто...
  
  – Ну-ка, колись! – призывает Лионелла молодое поколение к ответу. Требовательно стучит в закрытую дверь и прикладывает к ней ухо. – Чего вы задумали?
  – Отдохнуть по-человечески, – доносится изнутри. Шум воды не заглушил откровенного ехидства в голосе Ника. Дух противоречия подталкивал ребёнка к полемике.
  – Отчего ж ты, дитёнок, от деревенского отдыха недавно отбояривался? – Лина не прочь посостязаться в сарказме.
  Но хлипкая дверь отворяется, и выпускает ей навстречу двух свежеумытых подозреваемых. Крепко долбанув её при этом по лбу. Мальчики мужественно держатся в рамках приличия. Напряжённо хмурятся, кусают губы, но не позволяют себе даже ткни ухмылки.
  Лионелла оценивает тактичность по достоинству. Потирая пострадавшую часть лица, лукавую отговорку Никиты она принимает благосклонно. То есть, ногами истерично не топочет и не ворчит сварливо в знак глубокого недоверия. Лишь произносит, как бы размышляя вслух:
  – Вчера не хотел, а сегодня охота. Разве так бывает? Не бывает.
  – Мать, не гони волну! Нету тут подвоха, – сквозь плотную завесу насмешливой снисходительности проскальзывают примирительные нотки. – Ну, чего ты, в самом деле, как маленькая? «Бывает, не бывает…». Ещё как бывает! Просто загорелось – и всё!
  Ник щебечет без умолку, не давая Кондрату возможности вставить слово. Правда, тот и не стремится встревать в разговор. Никита отдувается за обоих.
  Аргумент использован правдоподобный. Кто из нас не возгорался, подобно Сверхновой, с тем, чтоб назавтра угаснуть, как отсыревшая спичка? Ответ идёт в зачёт. Но остаются сомнения. В связи с кандидатурой нового приятеля.
  И тут Кондрат выступает на авансцену. Из кармана шортиков достаёт помятый тетрадный листок, сложенный вчетверо, протягивает Лионелле.
  – Это что ?
  – Телефон. Бабушкин. Она глуховата, из комнаты звонка не услышит. Вы можете позвонить ей часов в девять, тогда она выходит к завтраку.
  – Про ваши планы она в курсе?
  – Разумеется.
  . Почему-то Лина уверена: ни один самый каверзный вопрос не застанет мальчика врасплох. Поэтому не торопится его расспрашивать.
  Ладушки! Поговорим с бабушкой. Чёрта лысого отправит она их с первым автобусом! Сначала разузнает всё, что надо, а потом самолично доставит до Сундуков и расквартирует на постой. За детками глаз да глаз нужен! Учёт и контроль, как говаривал дедушка Ленин.
  – Ма, в доме есть чо пожрать?
  – Сейчас будем ужинать.
  – И на завтра чего-нибудь собери.
  – Само собой.
  Лина зависла над газовой плитой, краем глаза наблюдая за Кондратом. Пытаясь разгадать природу феномена путём поверхностного осмотра. Своей незаурядностью мальчик вызывал к себе любопытство, сдобренное толикой опаски.
  Серость бессознательно избегает всего нестандартного. «Белые вороны» неугодны посредственности. Выходит, она незаметно для себя превратилась в обыкновенную серую мышку. Иначе чем объяснить похолодание в области поджелудочной железы? Подмораживающее покалывание — предвестник нервного озноба — характерный симптом. Чуткий организм Лионеллы сигнализировал так о приближении опасности. Раньше самобытность её не пугала. «Стареешь! Портишься и вянешь, как срезанный кочан!», – поставила диагноз Лина.
  Определить, что Кондрат – скорее ястреб, нежели ворона, и беда, действительно, на пороге, она не могла. Для этого надо было быть ясновидящей. А Лионелла экстрасенсорными навыками не владела, долгосрочными прогнозами по наитию не баловалась. Тем не менее холодок внутри ни в какую не желал рассасываться. Однако спустя несколько часов от него не осталось и следа. Мальчик с Чукотки покорил её сердце.
  
  – Мам! У бабушки его денег нету. Ты заплати за дорогу, потом она отдаст. Ладно? – не отвлекаясь от поедания жареной картошки, Никита проинформировал родительницу о новых материальных издержках.
  – Знаешь, как это называется? Тётенька, дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде! – Лионелла щёлкнула вымогателя по носу.
  – А чё делать? – благодушно согласился Ник, неприлично рыгнул и без уместного «пардон» сыто осклабился. – Такова селявуха!
  – На жизнь свои проколы списывать легко. Но пошло. Скажите лучше, куда вы Кондраткину обувь подевали. Или на Чукотке модно босиком по тундре шастать?
  – Да мы э-э … бегали. Один бот сломался. Другой потеряли, – обрисовал причину босоногости приятеля Никита. Кондратик тоже поучаствовал в объяснениях.
  – Они не очень новые были, – сказал он, видимо, для того чтобы Лина не сожалела о потере. – И неудобные.
   Лениво препираться было неожиданно весело. Странным образом экзотический ребёнок разрядил напряжённую семейную обстановку. В последнее время разборки на темы: «Где ты был?» и «Как ты мог?» – слишком часто завершались безобразными скандалами.
  Сынок распоясался. Дерзил не по-доброму: нагло и грубо. Лина спуску не давала, и стычки перерастали в полномасштабные конфликты. Ожидание пакостей со стороны несносного дитяти, раздражение от его непослушания, тревога за его будущее – несъедобный психологический коктейль употреблялся Лионеллой ежедневно. Нику словно доставляло удовольствие дразнить мать. Лина ситуацией не владела и от беспомощности – злилась.
  В присутствии залётного вундеркинда исчезла немотивированная агрессия Никиты, упрямство казалось вполне объяснимым и оттого – уместным. Вернулась атмосфера комфорта, хотя бы внешне – восстановился баланс семейного благополучия. Такое, во всяком случае, возникло у Лины ощущение. За столом почудилось незримое присутствие безвременно ушедшего Зимина. Жека своим присутствием мог предотвратить любую ссору, не говоря уже о мелком недоразумении. Непостижимым образом Кондрат принял своеобразную эстафету: взял на себя функцию амортизатора. Как будто дух Зимина спустился с небес и принёс с собой долгожданное умиротворение.
  Может, Кондрат и не чукча вовсе, а живое олицетворение благодати?
  «Пусть бы мальчик пожил немного с нами! – робко попросила Лионелла, ни к кому конкретно не обращаясь. К Богу приставать с необдуманными затеями смешно, к иным потусторонним силам – грешно. Поэтому просьба была безадресной. – Жили бы все трое дружно и весело! И, может быть, даже счастливо».
  Чуть позже, занимаясь приготовлениями к отъезду, она рационалистично посмеялась над своим порывом. Только в сказках усыновление сироты приносит удачу! Кондрат к тому же никакой не сирота.
  Глава шестая
  ПРОПАДИ ТЫ, КОНДРАТ, ПРОПАДОМ!
  
  При виде пустой корзинки взяла Елизавету Петровну Бузыкину оторопь. Руки, изуродованные подагрой, вздрогнули, сморщенные губы затряслись. Крик души исторгся наружу шепелявым, бессвязным, жалкти проклятием:
  – Паразиты проклятущие! Чтоб вам всем повылазило! Опять обобрали!
  Потрясая сухим кулачком, Елизавета Петровна направилась к спальне. В углу комода там были припрятаны её сокровенные богатства. Перевязанные тесёмочкой, завёрнутые в чистую скатёрочку. Для пущей сохранности прикрытые мешком со штопанными носками.
  Хранила сокровищница потускневшее серебряное колечко, помятое свидетельство о браке, ордер на квартиру, пенсионное удостоверение и Почётную грамоту победителя социалистического соревнования 24-ого цеха машиностроительного завода имени Камо. А ещё в маленькой шкатулочке была сложена ёлочная мишура – блестящий «дождик» образца семидесятых годов прошлого, двадцатого века.
  Старушка давно обитала в полупридуманном мире, который создал вокруг неё прогрессирующий склероз. Соседи недолюбливали беспокойную бабусю – она изводила их скандалами. То в милицию накляузничает, то изрыгать хулу начнёт, выбравшись на на лестничную площадку. Из-за проблем со вставной челюстью. дребезжащий голосок срывается на хрип и пришепётывание Слюною брызжет, ножками топает, ручонками дирижирует – жуть!
  А ведь кота Елизаветы Петровны соседи не травили, бельё с верёвки на балконе не воровали и не разрезали семейные трусы покойного супруга на тонкие полосочки. Вот и сейчас без всяких на то оснований осуждала Елизавета Петровна новую вылазку подлых соседей. Никто свежих яиц из корзинки её не крал. Не покупала она их вчера в «Гастрономе» и не приносила ей яиц хлопотливая дама из районного комитета социальной защиты населения. Никаких яиц в помине не было! Но старушка горько оплакивала потерю, подсчитывая убытки, и спешила проверить, не добрались ли супостаты до святая святых.
  Жила она, как пташка божия, часов не наблюдая. Организм сам, чудесным образом, приводил произвольный режим в соответствие со световым днём и необходимыми биоритмами. Вставала, ложилась, завтракала и обедала Елизавета Петровна приблизительно в одно и то же время. Однако нынче с трапезой припозднилась.
  Долго рассматривала свои драгоценности с посветлевшим от воспоминаний лицом. Тщательно перебирала бумажки. Скрюченные пальцы судорожно ласкали ёлочный флёрдоранж. Не было для престарелой склочницы ничего дороже этой новогодней бижутерии! Налюбовавшись, упаковала блёстки обратно в шкатулочку.
   Кряхтя, прикрыла убогий клад коробкой, полной бесполезных швейных принадлежностей и мелких обломков непонятных вещей. Искусно задрапировала тайное хранилище линялой скатёрочкой. И поплелась потихоньку на кухню с намерением подкрепиться.
  Была Елизавета Петровна глуховата, подслеповата, и, как утверждали окаянные соседи – глуповата. Образ жизни вела растительный, взять с неё было нечего. Поэтому дочь-алкоголичка и сын, как судачили те же соседи – «тюремшик» – не вспоминали о её существовании. Только социальные работники регулярно навещали выжившую из ума подопечную в силу служебных обязанностей. Чужих Елизавета Петровна не жаловала, в каждом – видела потенциального грабителя или мошенника. Поэтому, когда до неё донеслась искажённая трель телефонного звонка (звук добирался до сознания с натугой, казался тусклым и глухим), она насторожилась.
   Дремучее подсознание доложило на командный пункт головному мозгу: «Чужой!». Поначалу бабуся вовсе не хотела брать трубку. Пила себе чаёк вприкуску и в ус не дула. Пускай звонят, это её не касается. Но телефон не унимался. Стихал на некоторое время, а затем вновь принимался трезвонить, как будто втолковывал: «Тебе, тебе звоню! Тебя касается!».
  В конце концов Елизавета Петровна отложила в сторону алюминиевую чайную ложечку и нехотя побрела к обшарпанной тумбочке времён первых пятилеток. На её поверхности, накрытой потёртой клеёнкой, красовался источник сигнала. Телефонный аппарат, которому случайный посетитель непременно наклеил бы ярлык «стиль ретро». И жестоко бы просчитался. Никто и не думал косить под винтаж. Взору представала сама старина.
   Живой свидетель Октября, адаптированный народным умельцем для нужд современной телефонной сети, исправно пахал, не требуя ремонта, и не собирался сдавать позиций. На свет его произвели, когда самой Елизаветы ещё не было в проекте, но затхлый запах старости, насквозь пропитавший квартиру, его не затронул ни на йоту. Единственным предметом, представляющим ценность в захудалой квартирке, был этот громоздкий, громогласный и надёжный агрегат.
  Старушка сняла с рычага тяжёлую трубку, вкрадчиво поинтересовалась у чёрной мембраны:
  – Хтой-то?
  Трубка невразумительно забумкала далёким женским голосом. Подозрительная бабуля продублировала вопрос.
  – Хтой-то!? – призвала она к ответу неизвестного абонента. Трубка снова забубнила, и Елизавета Петровна скорее догадалась, чем услышала свои имя и отчество.
  – Елизавета Петровна?
  – Это я, – призналась пенсионерка, которую вдруг осенило, и она радостно вскрикнула дребезжащим дискантом.
  – Вы с собесу?
  Аппарат выдал что-то неразборчивое, но явно отрицательное. Старушка насторожилась пуще прежнего.
  – Это хтой-то тама? – удлинила она запрос до трёх слов, возмущаясь бесцеремонностью вторжения. Кто посмел обеспокоить? По какому праву хулиганят? Сейчас милицию вызову! Последнюю фразу насчёт милиции Елизавета Петровна готова была озвучить, как вдруг уловила в телефонном эфире знакомое имя.
  – Кондрат? – переспросила она в некоторой растерянности и повторила неуверенно, пытаясь уточнить, правильно ли поняла. – Кондрат?
  Трубка бодро залопотала: «Да, да, Кондрат! Ла-ла-ла…бу-бу-бу… у нас… пришёл. бу-бу-бу...».
  – И чего он вам сделал? – холодно осведомилась Елизавета Петровна, наполняясь благородным гневом.
  – Чего - чего? – не расслышала она ответа. С большим трудом, через пень-колоду, посредством мучительных повторов и неточных толкований выяснилось, что ничего. Старушенцию прорвало.
  – Какого рожна тебе надо? Чего ты ко мне пристаёшь? «Кондрат, Кондрат!» – весьма умело передразнила она интонацию телефонной террористки. – Хуже горькой редьки надоел этот Кондрат, пропади он пропадом! Самой есть нечего! Никакого покою от него нету. Чуть что, и сразу ко мне все лезут. А я-то тут причём? Он, почитай, неделю дома не ночует. Ушёл, и леший с ним, не желаю ничего про него знать!
  Настырная собеседница на том конце провода сумела вклиниться в раздражённую отповедь, она даже перестала бубнить, заговорив почти членораздельно. По всей видимости, начала кричать по слогам. Кричала одно и то же, так что Елизавета Петровна в конце концов уяснила. «Кондрат у нас будет жить. Хорошо?»
  – Да забирайте насовсем! На кой он мне сдался? Надоел, как чёрт, мочи нету. От него одни неприятности, а мне покой нужон. И раздельное питание...
   Про питание – вырвалось неизвестно откуда. Подсознание выдало на-гора тезис, пылившийся на задворках дырявой памяти. Смысл сказанного был старушке не совсем понятен, но слова звучали так так убедительно, так авторитетно. Как положено! Елизавете Петровне очень понравилась весомость произнесённой фразы, и она подытожила со значением:
  Старикам у нас почёт… везде. – Но сбилась, утеряв нить высказывания. Упрямая трубка не обратила на это внимания. Отбарабанила по слогам: «Кон-драт у нас. До сви-да-ни-я!» и сердито затутукала короткими гудками.
  
  Елизавета Петровна задумалась. Инстинкт безошибочно подсказывал: она лишилась единственного родного существа. Ведь если не считать бездушной мишуры, только Кондрат скрашивал её одинокую старость. А она отринула его своею собственной рукой. Отказалась от очень важного, без чего жизнь становится в тягость. И только что агрессивно мелочная, безнадёжно скудоумная маразматичка заплакала навзрыд, словно малое дитя. О духовном и возвышенном. И потерянном навек.
  
  Но печалилась Елизавета Петровна, как всегда, понапрасну. В двух шагах, за балконной дверью спокойно нежился на солнышке, выискивая блох, наглый, вальяжный, страшно ею избалованный котяра по кличке Кондрат.
  
  Глава седьмая
  КОШКА ПОД КРЫЛЬЦОМ
  
  «Пусть новый день несёт удачу!» – бормочет Лионелла детский заговор со взрослой серьёзностью и вздыхает. Слова, конечно, имеют значение. Но омандовать провидением бесполезно. Оно ни во что ставит любые ЦУ. На горести – не скупится, а вот крохи радости в россыпь, мелкие удовольствия оптом и прочие утехи ютятся у него на самом дне большого сундука с подарками. Руки туда дотягиваются редко. Судьба остро нуждается в приспособлении типа «удлинитель-захват». Подсобите судьбе! Оснастите техникой!
   На всякий случай Лина завершила заклиналочку: «...Красивей стану и богаче!». Вдруг сработает? Если и нет, от неё не убудет. Никто ж не наблюдает за тем, как она предаётся мракобесию. Без свидетелей – чудачить позволительно!
  
  Солнце било в глаза сквозь прикрытые веки, магнитофон царапал слух назойливым шлягером. То ли степ, то ли рэп, помноженный на рок. С вкраплениями дешёвой попсы.
  – Ник, убавь звук! Люди спят.
  – Люди давно встали, – противоречит несговорчивое чадо.
  Молодёжь уже пасётся на кухне. Пора ломать голову над тем, чем потчевать растущие организмы. Хорошо то, что конкретно эта головная боль – надолго. Скоро Лина, предоставленная сама себе, отдохнёт, проведёт инвентаризацию в личном гардеробе. Может, и до головы дело дойдёт. Хотя нет, последнее – навряд ли, для этой чистки нужны каникулы подлинней.
  В деревне злорово! В смысле, полезно для здоровья. Кэгэбэшник на пенсию свалил без почёта, зато с небольшим капиталом. Детишки без компота не останутся. Надо только разобраться с попечительницей Кондрата. И – прощай, детвора, здравствуй, свобода!
  
  Прародительница вундеркинда рисовалась Лине почтенной леди в чепчике с рюшами. Прямая спина, ухоженные ногти, надменное выражение лица. Её Величество Благородная Старость степенно спускалась со второго уровня ровно к девяти ноль-ноль на чашечку чаю «Ahmad», курила трубку с ментолом и изрекала басом прописные истины.
  Разумеется, плод фантазии мог не совпасть с оригиналом во всех предполагаемых деталях, но экстремальный мальчуган обязан был иметь экстравагантную бабушку. Лионелле привиделась импозантная матрона с ухватками старосветской помещицы. Но имелось подозрение, что де-факто бабушка круче воображаемой заготовки. Поэтому Лина немного робела, опасаясь угодить впросак. Действительность перевернула картину вверх тормашками.
  
   Бабуля юного дарования оказалась лишена зачатков даже первоначального интеллекта. Особа, на попечение которой сплавили мальчика, на дух не переносила собственного внука! Разговор с ней состоялся непростой и оставил настолько тяжёлый осадок. что Лионелла положила трубку, рассеянно посмотрела сквозь татуированный затылок Кондрата... и твёрдо решила мальчонку усыновить. По крайней мере, временно, до появления его родителей. Пусть лето пацаны проведут вместе!
   Кондрат оказывает на Ника благотворное влияние. Это – плюс. Маленькие чукчи нуждаются в любви и заботе. Лина, конечно, далеко не высокий образец материнства, но она по-любому лучше полоумной старухи заменит этот самый образец. Отсюда проистекает плюс номер два. Родина её не забудет. Наградит впоследствии за спасение Нобелевского лауреата.
  
  – Тунеядцы! – ласково обратилась Лионелла к подрастающему поколению. – Идите завтрак готовить!
  День начинался недурно. Осчастливить подкидыша, при этом нисколько себя не утруждая – что может быть приятней? Разве что удачная кончина дядюшки-миллиардера. Но сказочное обогащение – это уже перебор! Счастье следует принимать гомеопатическими дозами, ибо слишком велика вероятность на радостях окочуриться. Провидение не от жадности сеет споры удовольствия по капле – оно заботится о здоровье осчастливливаемых.
  Воздадим же ему хвалу за предусмотрительность! И не станем стремиться к чрезмерному.
  
  – Ребят, я собаку проветрю – и пакуем шмотки! – крикнула Лионелла, надевая на Пирата ошейник.
  
   Дядюшка (или тётушка?) Провидение запустило руку в свой саквояж и встряхнуло содержимое. Захватило наугад горсть разнокалиберных событий и разбросало их над городом. Кое-что из случайного набора предназначалось непосредственно для Лины Зиминой.
  
   Чаще всего кошек Пират не замечал. Иногда – выпадал за рамки показного равнодушия, производя неимоверный шум. Словно внутри щёлкнуло реле, переключив его на другую программу. Ничего не видит – не слышит: рвёт и мечет. А, случалось – тянулся к кошечкам с архи-дружескими приветствиями, имея целью обнять, облизать, изнасиловать.
  Каким макаром делил кобель котов на друзей, врагов и секс-партнёров – неизвестно. Но вел он себя с ними согласно собственной классификации. То есть – непредсказуемо.
   Юркнул он как-то в дыру, ведущую под входную лестницу перед подъездом. Нырнул спереди, а выскочил оттуда сбоку, выгнав из укрытия бродячего кота. Увидел стало быть, в нём врага. Опыт сей имел печальные последствия.
  
  «Ничто не предвещало беды» – классический анонс приключенческой фабулы. Дело обстояло именно так. Ничто не предвещало. Лина, заказав билеты на автобус, повела собаку на прогулку. Следовало торопиться. Они выпорхнули с Пиратом на улицу, но не успели и шага ступить, как навстречу бросилась всклоченная женщина. Юбка развевается, грудь под блузкой взволнованно колышется. Вид – удручённо потерянный, однако тоска в глазах при появлении Лионеллы отчего-то сменяется пылкой надеждой.
  – Вот. Собака, – говорит странная гражданка с механической интонацией покалеченного робота. Еле слышный, безжизненный голос ставит точку после каждого слова. – Может. Поможет.
  – Кому? – Лина непонимающе хмурится, в то время, как Пиратик виляет задом, излучая радушие. Незнакомка обречённо отводит взор. Надежда сдувается, как проколотый воздушный шарик. Такое ощущение, что и сама страдалица уменьшается в объёме.
  Загадки её поведения берётся разъяснить стайка детишек в возрасте от шести до десяти. Пацан и две девчушки, жестикулируя с горячностью итальянцев, рассказывают о том, как собака гавкнула, кошка шаркнула и не хочет вылезать.
  – Мне. Уезжать. Надо. – в отчаянии женщина заламывает руки. Уловив интерес Лионеллы к инциденту, она приободряется, изменив компьютерному тембру, и начинает строчить, как из пулемёта.
  – Надо же такому случиться! Зову-зову – никак не выходит! Может, ваша собачка её выгонит?
  – Запросто, – великодушно обещает Лина. – Почему нет? Выгоняли уже!
  И, предвкушая эффектный выгон, отпускает Пирата, не снимая поводка (чтобы легче было потом отлавливать). Блестящий номер исполняется на «бис».
  Пират влетает в дыру, после секундного замешательства подаёт оттуда голос. Лает довольно напористо. Слышится какая-то возня, однако выгона не происходит. Недоумевая, Лионелла направляется к боковому отверстию.
  Батюшки светы, его там больше нет! Кто-то зацементировал запасной выход, п предпочтя не запечатывать главный вход в подподъездную нору.
   Только тут осознала Лина глубину своей ошибки.
  
  Лай становится глуше. Пропорционально его отдалению возрастают опасения. Кот и собака рискуют рухнуть в подвал. Не ровен час, зацепится Пират ошейником за гвоздь и удавится. Или будет брехать, пока не охрипнет, а жильцы не сделают Лионелле серьёзное внушение. Ничем не лучше был другой исход. Собака доберётся до кота и порешит его на месте. Вот уж поможет так поможет! При любом раскладе дело затягивалось, а время – поджимало.
  – У. Меня. Поезд. Через. Час, – снова заторможенно прошелестела горемычная обладательница кота.
  – А у меня – автобус, – мрачно поделилась аналогичной проблемой Лионелла.
   Медлить было нельзя. По домофону Лина приказала Нику взять напрокат персидского кота с седьмого этажа. На любых условиях арендовать животное в качестве приманки для Пирата. Она покажет кобелю более достойную цель, он на неё переключится... Тут и сказочке конец, а кто видел – молодец!
  
  Чуть дыша принимала Лионелла дискретный сигнал из-под разбитого крыльца. Ежесекундно ожидая: вот сейчас лай стихнет... И это будет означать, что котик сдох. Молчание могло также говорить о кончине Пирата. К тому времени, когда под звуки домофонной морзянки железная дверь отворилась, Лина едва держалась на нога от волнениях.
  Полуодетая соседка прижимала к груди своё животное, как если б обнималась с ним последний раз. Перс был экипирован честь по чести: на него нацепили парадную шлейку и новомодный ошейник от блох. Втайне владелица приманки сожалела, что в ошейник не встроены железные шипы остриём наружу. Вся фигура её – от немытых пяток до кончика жидкого «конского» хвоста – выражала недовольство.
  Чего нельзя было сказать о Нике и Кондрате. Последний догадался прикрыть затылок панамкой, украсил себя солнцезащитными очками и забыл навесить на ухо колесо – то есть, обрёл вполне благопристойный облик пляжного пижона.
  
  Сыплются вопросы: объяснения, уточнения. Всё ещё в сомнениях насчёт безопасности питомца, соседка ставит кота перед дырой и срывающимся голосом сюсюкает:
  – Васенька, детка, скажи «мяу»! Там ещё одна кошечка застряла… Кис-кис-кис!
  Вася и ухом не ведёт. Лишь судорожно дёргается хвост. Снизу по-прежнему доносятся приглушённые звуки земляных работ вперемешку с прерывистым лаем.
  Все приступают к уговорам.
  – Киса, посмотри, что там такое?
  – Вася, в дырке мышка. Пи-пи-пи!
  – Скажи «мяу», гад!
  - Дёрни его за хвост!
   Васькина хозяйка не успевает предотвратить насилие – Ник резко встряхивает кота, обескураженное животное прилипает к земле, в панике выпучивая зенки. Но всё равно — ни гу-гу!
  – Мяу! Мяу! Мяв-мяв-мяв! – разливается народ на разные голоса. Имитация качественная, у «персиянина» есть шанс подучиться вокалу. Но он не внемлет. И молчит — как партизан на допросе. Его в дыру толкают, он – артачится. Взгляд – полубезумный. От ужаса кот издаёт в конце концов нечто вроде мяуканья. То ли писк, то ли крик. На человеческий язык возглас переводится как: «Караул! Спасите-помогите!».
  Как во время настоящей спасательной операции, наступает минута тишины. Увы! Коллективные потуги не приносят результата. Если не считать результатом того, что приманке после пережитого, скорей всего, потребуется ветеринарная психиатрическая помощь.
  
  Перс сказал-таки веское слово. Проорал на своём кошачьем языке короткую, пронзительную фразу и заехал лапой по голой хозяйкиной ноге. Осознав, что выбрал не лучший способ самовыражения, счёл за лучшее ретироваться в более безопасное место. Под вопли израненной соседки котяра взлетел, как на крыльях, на её надёжное плечо. Прочно укоренился там, для устойчивости вонзившись когтями в нежную плоть своей владычицы. Отдирали его всем миром, позабыв про подземную баталию. После того, как улеглась волна смеха, стонов и проклятий, физически пострадавшие участники отвлекающего маневра удалились зализывать раны.
  Но шоу – продолжается.
  
  Зачинщица спасательной операции, жалобно всхлипывая, мечется от одного угла бетонной плиты к другому.
   Плита и есть крыльцо подъезда. Лестница, как таковая, отсутствует. Вместо неё – останки бетонной ступеньки, часть которой представляет собой ту самую дыру, из-за которой приключилась драма. Металлический стержень делит её пополам, сбоку торчит обломок ещё какого-то железа. Венчает композицию стихийная помойка. Добрые люди не поскупились: набросали в ямочку банок, склянок и бумажек вперемешку с остатками пищи. Картина склоняет к преступному унынию. Лионелла падает духом, но виду не подаёт.
  – А давайте притащим другого кота! – предлагает девчонка лет шести с ободранными коленками и сопливым носом. Ручонки в цыпках с грязными ногтями выглядят крепкими. Держится малявка уверенно, и ясно, что кота она непременно доставит. Но женщина в развевающейся юбке самоотверженно защищает чужое животное, видимо, мысленно уже расставшись со своим.
  – Не надо, – чуть слышно молвит она, едва шевеля бледными губами. – Это же норковая* собака. Сведения о предназначении таксы она только что почерпнула из состоявшейся перебранки и глубоко потрясена информацией.– Собака без глаз останется, и кот погибнет. – Губы бедняжки страдальчески кривятся.
  – Норковый-то он норковый, – с чистой совестью утешает её Лионелла. – Да уж больно миролюбив! Вообще никогда не кусается. Не было ещё такого прецедента.
  Тут миролюбивое создание внизу взревело и, судя по звукам, с остервенением вгрызлось в фундамент. Незнакомка помертвела.
  – Пожалуй, я смогу туда пролезть, – произнёс вдруг Кондрат и, не дожидаясь возражений, начал готовиться к спуску. Снял очки и панамку – детвора восторженно присвистнула, а Лина – съёжилась, жалея, что статью Уголовного кодекса о незаконном использовании труда несовершеннолетних никто не отменял.
   Ребёнку предстояло погружаться в мусор, избегая контакта с огрызком штыря, чьё жало многообещающе высовывалось из кирпично-цементной крошки. Кондрат, не глядя, на ощупь, начал спуск. Одна ступня, вторая, коленки погрузились беспрепятственно…
  
  – Совсем ополоумели! – наряженная в цветастый мешок с выточками тётка энергично негодует, протискиваясь сквозь шумную ватагу ребятни. Ответственная квартиросъёмщица деревенского пошиба явно терпеть не может скопления детей, суеты вокруг животных, и, главным образом — самих животных! Придя в несказанное возмущение, она брезгливо отплёвывается. Малышня еле успевает отпрянуть.
  
  – Пролезет! – зигует сопливая малявка, уверенно вскидывая два пальца в форме латинской буквы «V». –Зуб даю!
  – Не-а... Не выйдет… – сомневается пацан в мятых шортах с фингалом под глазом.
  – Фанька пролезала! – сообщает девочка постарше: очки, тугие косички, скромное платьице в горошек – форменный «ботаник»! Лионелла содрогается, представляя безрассудную Фаньку в загаженной яме.
  – Так он же больше! – гнёт своё малолетний пессимист. – Там после камня зигзаг надо делать, он не развернётся.
  – Ты змейкой можешь? – озабоченно склоняется к Кондрату та, что обещала в случае неудачи расстаться с собственным зубом. На поверхности остаются теперь лишь голова, плечи и руки героического спелеолога. – Щас надо осторожно. Сильно, но не быстро. Сначала влево, а потом вправо и вниз. Или нет…
  Девчонка озадаченно хлопает глазами:
  – А где у тебя право?
  Кондрат показывает.
  – Ну, тогда сначала направо, – говорит маленькая командирша без прежней уверенности. Она запуталась в координатах. Где тут сено, где солома? Но с честью выходит из положения, указав грязным пальчиком направление: «Сначала – сюда, потом – туда!». Кондрату всё понятно. Он продолжает зигзагообразные движения, ввинчиваясь под крыльцо.
  Лина зажмуривается, чтоб ничего не видеть. Борется с искушением наглухо заткнуть и уши. Её колотит нервный озноб. В районе поджелудочной железы нарастает комок холода. Время тянется неимоверно долго, но всё когда-нибудь кончается...
  
  Происходи дело в Америке, последовал бы шквал аплодисментов. В России – обошлось без культурных изъявлений восторга. Просто детский хор заорал на разные голоса:
  – Прошёл! Прошёл!!
  Лина открыла глаза и ничего не увидела. Кондрат погрузился в дыру целиком.
  Стратегический просчёт (пустить в нору собаку, обременённую сбруей) обернулся выигрышем. Не представило труда вытянуть Пирата наружу за поводок. С котом пришлось повозиться. Он шипел, царапался – наотрез отказывался покидать насиженное место.
   Герой не пострадал, если не считать крещения помойкой. С утра чистенький, после погружения в яму Кондрат источал специфическое амбре новообращённого бомжа. Видимо, вошёл в слишком тесное соприкосновение с остатками бутербродов.
  Покоритель помойных глубин отряхнулся, не замечая восхищённых взоров дворовой пацанвы. Водрузил на голову панаму, нацепил очки. Сквозь зеркальные блики тёмных стёкол подмигивали весёлые чертенята.
  
  Стоял перед Лионеллой ершистый детёныш подземелья, выпендривался изо всех своих щенячьих сил, а она – таяла от умиления. Он был такой трогательно щуплый, но ловкий и смелый. Внешне самоуверенный, но по сути – беззащитный, сверхдаровитый и в то же время – наивный, очаровательный малыш. Лине очень хотелось выразить ему горячую признательность, но она проворчала со сварливой назидательностью домомучительницы:
  – Иди умываться, Бэтмэн! Нет, лучше душ прими. Бегом марш!
   На автобус они опоздали. Если добираться до деревни вечерним рейсом, ночёвки на малой родине не миновать. Значит, встреча с Отчимом неотвратима. «Ничего! – убедила себя Лионелла не огорчаться. – Зато вспомню детство беззаботное, вдосталь поностальгирую. В куче минусов всегда найдётся симпатичный плюсик!».
  
  – Чем тебя отблагодарить, приятель? – спросила она Кондрата. – Конфетку хочешь?
  Добровольный спасатель левой рукой снял солнцезащитные очки, так средневековый рыцарь приподнимает забрало. Правую ладонь протянул для рукопожатия.
  – Просто давайте дружить, – говорит. А на краешке губ – тонкая усмешка. Рука Кондрата страшно далека от стерильности. По всей видимости, это проверка на вшивость или месть за «иди умываться!». Мальчики не любят Мойдодыра.
  Не колеблясь, Лионелла крепко жмёт тестирующую длань.
  – Замётано!
  Но не справившись с искушением, отоваривает нового друга товарищеским подзатыльником. Жест двойного назначения: в назидание (нашёл, кого брать на понт!) и практической пользы ради (панамка использована как чистящее средство).
  
  Глава восьмая
  БЕЛОЧКА
  
  ПАЗик, воняя бензином, колтыхал в Большие Сундуки, Лионелла, подпрыгивая на заднем сиденье – думала думу. Мысли тягуче клеились одна к другой, привычно избегая конструктивности.
   Битый час кот размахивал лапами с энергичностью утопающего, а Пират имитировал активность. Много шума и – ничего! Тому, что кот остался жив, Лионелла нисколько не радовалась.
  
  Долой диванных аристократов! Да здравствует рабочая такса! Не пошёл бы ты, Пират, на охоту? Чтобы победить или погибнуть в честном бою. Покой – его надо заслужить, обнимашками с котом его не заработать! Расстроенная Лина надумала отправить свою таксу в натуральную лисью нору.
  
  Но охота открывается по осени. А за пыльным стеклом пылало лето. Второе — на веку незадачливого Пирата. Жарило так, будто глобальное потепление вступило в заключительную фазу. Поговаривали о засухе и неурожае, Любителей земляники пугало засилье змей и насекомых. Пьяные купальщики пачками тонули в обмелевших водоёмах.
  Вырвавшись из недр раскалённого города, люди попадали из огня в полымя. Даже в лесу дышать полной грудью можно было лишь глубокой ночью. Средне-русская возвышенность с превеликим усердием рядилась в жёлтые одежды пустыни Гоби.
  Дачные забавы Отчима превратились в затяжную битву за урожай почти без шансов на победу. Грядки держались из последних сил.
  
  Сбагрила Лина двуногих детей, а с четвероногим – совершила вылазку на природу. Дпбы показать «герою» поля предстоящих сражений.
   Конечной точкой похода назначила опушку на краю рукотворного леса. Между берёз и сосен валялся там некогда могучий дуб, поверженный ударом молнии. Следы небесного ожога давным-давно исчезли, вокруг поваленного гиганта вспорхнула древесная поросль, дающая слабую тень.
  Ствол начисто лишился коры, отполированный задницами трёх поколений любителей природы. Пепел от костра не остывал в любое время года. Теперь, когда почти всё население посёлка перебралось в город, народная тропа к лежачему великану должна была зарасти, а преимущества расположения – остаться. Измученная душа Лионеллы на автопилоте вела бренное тело туда, где то когда-то расслаблялась.
  
   Пират в изнеможении валился в траву каждые 20 минут. Жадно лакал припасённую воду, и снова – вперёд: по прибрежным зарослям, высохшему лугу, лесной тропе. И снова падал, тяжело дыша, с высунутым алым языком на атласном чёрном боку.
  Добрались, наконец, до дуба. С одной стороны лес, с другой – пустынное поле. Сурепка, васильки, полынь – полный набор сорняков. Раньше поле неизменно колосилось чем-нибудь народнохозяйственным. Но всё былое быльём поросло...
  Лучшее место отдыха населённого пункта Большие Сундуки тоже претерпело изменения. Цивилизация проявлялась повсюду осколками ржавых мангалов, искорёженного пластика и стеклянной тары. Здесь отдыхать расхотелось.
  Городские туристы побрели дальше и вышли на подходящий пригорок без видимых следов человеческого присутствия. Деревья давали спасительную тень, ветер с бесхозных полей развеивал мошкару. Приземлиться можно и на пожухлую траву.
  
   Лионелла с наслаждением плюхнулась на куцее походное одеяльце, однако забыться на солнцепёке ей не позволили тучи насекомых. Средь бела дня зудящие комары, гудящие овода и бесшумная мошкара без опознавательных знаков – вместо того, чтоб набираться сил для вечерней охоты, жадно на неё набросились.
   Лина развела костёр. Слабый ветерок плюнул жидкой струйкой дыма – летучие твари ненадолго отступили. Но стоило костерку сбавить обороты, как крылатая нечисть остервенело шла в наступление. Пытка вместо долгожданного релакса!
   Пират же получал удовольствие. Покуда Лина истекала потом в неравной схватке с мошкарой, он мышковал. Нажравшись грызунов до отвала, он закемарил, в то время как хозяйка тщетно порывалась последовать его примеру. К стае комаров-мутантов присоединились очумелые осы – и отмахиваться стало невмоготу.
  Пришлось сворачивать программу. Лина погасила костёр, утрамбовала рюкзачок, собралась скомандовать Пирату: «Пошли!». Но того в тот момент как будто бы что-то подбросило. Он вдруг кинулся к берёзе, ствол которой сначала низко стелился по земле, а затем круто вздымался кверху. Пробежался по ней, как по мостику, и – ну брехать!
  Как только Лионелла сделала шаг в направлении кривого дерева, рыжая молния с пушистым хвостом метнулась с высоты на землю. И в мгновение ока исчезла в чистом поле.
  «Что за чёрт! Откуда здесь кошка взялась?» – опешила Лина. Не сразу сообразила, что это белка к ним припожаловала. На огонёк. А когда сообразила, –Пирата след простыл. Секунд десять он парил над бурьяном, с высоты прыжка выглядывая добычу. Белка – та сиганула вниз – и нет её! А собака ещё помелькала на горизонте. Криками хозяйки:
  – Пират! Пират! – пренебрегая. И вскоре тоже пропала из виду.
  
   Лина бросается в погоню, рискуя вывихнуть ногу на колдобинах. Перемахнув через поле, притормаживает. Восстанавливая дыхание, вслушивается, потому что вглядываться бесполезно – сплошной стеной стоит густой подлесок.
   На губах солоноватый привкус пота, одёжка прилипла к спине, комары агрессивно пикируют со всех сторон. Надо ждать, когда залает собака, и двигать на голос. Но Пират похоже в рот воды набрал.
  Вдруг – он выскакивает, как из-под земли и деловито трусит обратно, по своему следу. «Потерял белку, – догадалась Лина. – Ну и славненько!». Извлекает из кармана ошейник с цепочкой и, поскольку лень даже пальцем шевельнуть, ждёт, когда пёс сам вернётся, чтоб его обротать.
  Но Пират, возникнув из полевых сорняков, беззвучно ныряет в лесные заросли. Не обратив на хозяйку внимания. Та не успела рта раскрыть, а кобель – опять исчез в чащобе. Запоздалое: «Пират, чтоб тебя!» – застревает в первой же плотной шеренге осин. Проклятия не находят адресата.
  Спустя две минуты метрах в двухстах раздаётся долгожданный лай. Лионелла бросается туда сломя голову. Лезет через кусты, цепляя на себя паутину и древесную труху, проваливается в ямы, спотыкается о пни. Но такса опять умолкает. Скорее всего, белка снялась с дерева в поисках более надёжного укрытия, и собака её преследует. Молча. Подобный стиль работы свойственнен лайке, которая обычно лает только когда держит зверя. Но рассуждать сейчас об особенностях тактики охотничьихсобак не с руки.
  Усмиряя дыхание, Лионелла ловит любой звук. И вот вам – здрассьте! – Пират подаёт голос совсем с другой стороны. Сменив направление, она мчится по лесу. Опять – пауза. Потом – пробежка.
  По лаю, как по азимуту, Лина расчертила окрестности в шести направлениях. То гордясь своей хитроумною таксой, то кляня её на чём свет стоит. В коротком сарафанчике с тонкими бретельками она продирается сквозь двухметровые заросли дремучей крапивы. Ныряет в крутые мрачные овраги и с трудом из них выползает.
  
  В конечном итоге – утыкается носом в берёзу неимоверной высоты. Ствол лесной великанши прям и гладок. На самой макушке, готовая в любую секунду спланировать, сидит треклятая белка. Пират с пеной у рта, с языком на плече нетерпеливо суетится у подножия.
  . Шустрая рыжая бестия блестящим на солнце глазиком внимательно следит за врагами, полагая, что спряталось надёжно — из-за ствола видна лишь её головёнка. Но опытные стрелки снимают белку с дерева: метя ей точно в глаз.. Настроение у Лины после беготни по чаще леса — запредельно боевое. Имей она оружие – тут бы белочке и крышка! Рука б не дрогнула.
  
  Накатило на Лионеллу неведомое доселе чувство. Его принято называть азартом. Белочку не терпелось достать. Да так, что, не взирая на любовь к животному миру, в этот миг Лина отреклась от лиги «зелёных» и влилась в незримую рать добытчиков пушнины.
  Внутренний голос сказал: «Ты уже не в раю! Это в садах Эдема хищник мирно щиплет шелковистую травку. На Земле – люди и звери охотятся. И занятия этого не прекратят до тех пор, пока не исчезнут объекты охоты. То есть, сами люди и звери».
   Ханжа воротит нос от окровавленной туши, но со смаком употребляет корочка, колбаску и бекон. Где логика? Вегетарианец скоромного не кушает, но что с того? Гитлер мясу предпочитал салатики, плакал над сломанным цветочком. Все знают, чем это закончилось...
  Глупо запрещать охоту. Но отстреливать всё, что движется – тоже не резон. Должна существовать некая «золотая середина». Она её найдёт! Не сходя с места, прямо у подножия берёзы, Лионелла сама посвятила себя в охотники. Включив в ближайшие планы изучение канонов «правильной охоты», Которые, по всей вероятности, и есть та самая «золотая середина».
  
  Глава девятая
  ПОТЕРЯЛСЯ…
  
  Кинологическая эпопея Лины Зиминой приобретает форму заурядного триллера – это когда от обилия крови не страшно, а смешно. Отчасти также крайне неприятно.
  Но так ли страшен чёрт, как малюет его Лионелла? Во-первых, в своих злоключениях по большей части она виновата сама. Потрёпанная затяжной фрустрацией* вдова порою просто невменяема. Во-вторых, на пути ТАКСикоманки встречались не одни только невзгоды.
  Воздадим же собаке должное! Нарисуем картину не маслом – акварель! Светлыми, непринуждёнными мазками. Исключительно в розовом цвете.
  
  В день знакомства со своей стандартной таксой Лионеллу поразило пронзительное, непостижимое сходство. Пиратские глаза напомнили взгляд её покойного отца. Поначалу мороз продрал по коже, когда внимательно всмотрелась она в собачьи очи цвета спелого ореха. Неужели сказочка про переселение душ не пустая фантазия?
  Буквально с первой секунды контакта Лионелла ощутила присутствие некой потусторонней энергетической субстанции. Однако здравый смысл взял верх над мистицизмом. Где отец? И кто ему Пират? Сходство не могло быть ничем, кроме случайного совпадения.
  Лина избавляясь тогда от ментальной шелухи, несогласно мотнув головой. Наваждение стряхнулось, сходство – осталось. Та же нахальная хитринка, периодически проскальзывающая грусть и потаённая глубина. Пират как-то сразу стал ассоциироваться с человеком, хотя всеми повадками походил блудливую кошку.
  Но согласитесь, найдётся немало людей, напоминающих собою шкодливых котов! Ничто человеческое Пирату было не чуждо. Упрямство, эгоизм, повышенная тяга к комфорту... Хитрость, хотя и шитая белыми нитками, превалировала.
  Наблюдение за поведением собаки – забавное развлечение. Пёс не лает у входной двери – он играет в готовность к охране. Украдкой косится на хозяина: восхищён ли тот показательной акцией? Если нет, то с лаем повременит. К чему зря глотку драть? Чай, не казённая.
  
  К вопросу о восхищении. Представьте, идёт Лионелла по улице, Пирата на поводке ведёт. Затевает эксперимент – питомца интенсивно восхваляя:
  – Ах, какой Пират красивый! Умный какой. Замечательный, необыкновенный!
  И так без передышки, с нарастанием в голосе дешёвой патетики.
  Эффект незамедлителен. Пиратик выворачивает грудь колесом, лебединая шея гордо изгибается. Он не идёт, а пишет, плавно паря над землёй. И с размаху – бац! – головой о столб. Заслушался. Над ним хохочут, он сконфуженно горбится, надолго теряя воздушную поступь победителя. Вид у него абсолютно несчастный, и это смешно.
  А возьмите, к примеру, типичную позу спящей таксы! Лежит собачка на спине, передние лапки поджимает по-заячьи, задние – закидывает одну на другую. Ни дать ни взять, импозантный джентльмен на тахте. Не хватает только сигары в зубах. Потеха. А если такса при этом ещё и храпит, вовсе обхохочешься.
  Что, поза спящей собаки не повод для восторгов? Маловато позитива? Вы песен хотите... Их есть у меня!
  
   Пират научился «умирать» по команде: картинно падал, элегантно распластав по земле длинные уши. Лежал в неподвижности вплоть до выдачи козлятинки. Без награды за «смерть» последующих команд не слышал. Умер, так умер! Без лакомства – не «воскреснет».
  И этого недостаточно? Ну так слушайте сюда!
   Шкурка гладкой таксы мягкая, блестящая, приятная на ощупь. Трогаешь её и поневоле мурлычешь: «Чёрный бархат, а под ним – душа…». Сознавая: так оно и есть. Широкая общественность право иметь душу за животными не признаёт, но это говорит лишь об узости кругозора широкой общественности. За женщиной честь обладания бессмертной душой тоже закрепили не сразу.
  Собаки плачут, видят сны, предчувствуют появление любимого существа задолго до появления того в зоне обоняния. Они бывают добрые и злые, умные и глупые, благородные и не очень. То, что они не способны на предательство – миф. Они такие же, как мы, только немного лучше. Потому что по-детски непосредственны и не искушены в злословии. Собаки – это приёмные дети человека, лишённые права наследования.
  
  Если есть у тебя пёс-барбос, тебе обеспечен синдром центра Вселенной. Ведь по отношению к собаке ты бог, царь, и герой. Она наивно принимает тебя за солнце, драгоценный алмаз своей души и средоточие жизни. Влияние мнения собаки на психику человека трудно переоценить. Через пару лет каждодневного гипноза ты и сам поверишь в то, что всех мудрее и сильней, а подлого соседа – стократ превосходишь по всем показателям. Был комплекс неполноценности – и нет его!
   Тему коммерческой выгоды от угодной рынку породы для ясности замнём. Нажмём на нематериальные прелести. Трепетное созерцание, умиление, терпение и труд. Терпение – выделим особо. Вам кажется. Лионелла с таксой – дуэт отпетых неудачников? Отнюдь!
  
  Рассказ о пользе зловредной собаки
  
   Война Пирата со своей хозяйкой велась по обычаям партизанской войны. То есть — без правил. Пират признавал за Лионеллой первенство, скрежеща зубами в прямом смысле слова. Не желал он видеть её вожаком семейной стаи! С её лидирующей ролью соглашался из-под палки и готов был при удобном случае изменить положение вещей. Взять бразды правления в свои лапы. Более того, он не прочь был сменить стаю. Антагонистические противоречия лежали в основе их непрочного союза. Отсюда – проистекал стабильный дискомфорт.
  
  Прикатила Лина из Сундуков усталая, как собака, но свободная, как птица. И захотела оторваться по полной – учинить праздник невоздержания. Распоясаться, разгуляться, раскрепоститься.
  Не подумайте лишнего! К диким ресторанным оргиям планы не имели отношения. Дальше аптеки они не распространялись. Два брынцаловских* фунфырика (в одном флаконе – 200 граммов спирта), выжатый лимон и ложка сахару — такова была (не)культурная программа. Пара свежих огурцов и полбуханки хлеба довершат приготовления к веселью.
  Уход в загул замыслила Лина начать, вломившись к Ларисе со своим нехитрым тормозком. Это был хорошо отлаженный ритуал: поделившись выпивкой и пищей, приморить соседку разговорами «за жизнь». У каждого своя сливная труба, деликатно выражаясь – «жилетка». В которую можно плакаться без опасных последствий. Для «дорогой Элен» трубой служила Лионелла, у Лины – всегда наготове была Лариса Будимирова.
  Чтоб собака не мешала тихо буянить, Пирата следовало выгулять. Прогулку Лионелла отложила до вечера. Во-первых, потому что засиделась за книжкой. Во-вторых, изнурительная жара спадала лишь глубоко за полночь. В-третьих, Лариса допоздна торчала на работе – раньше суетиться смысла не было.
  
  Команде «Рядом!» не обучен, Пират, как на буксире, вынес хозяйку на улицу – роль троса исполнил поводок.
  Тишина склоняла ко сну, мечтам и медитации. Именно поэтому поводок Лина отстегнула, надеясь на соответствующий психологический настрой своей собачки. Сперва Пират задумчиво трусил неподалёку. Ночь ещё не избавилась от дневного зноя, давила духота, наверху погромыхивало.
  Вдруг гром прокатился по небу артиллерийской канонадой, сверкнула молния, сильный порыв ветра пахнул в лицо. Затем безо всяких дополнительных предупреждений хлынул ливень. Полило, как из ведра. И смыло Пирата в темноту ночи. Только что он болтался в двух шагах – и вот нету вокруг ничего, кроме плотной завесы воды. В мгновение ока Лионелла промокла до нитки, взбодрилась и разозлилась на собаку.
  Вне всякого сомнения – Пирата спугнул внезапный раскат грома. Кобель с перепугу дунул, куда глаза глядят, а под проливным дождём не пожелал возвращаться. Дабы шкурку не мочить.
  «Кто придумал, что четвероногие дружки лучше двуногих? Я? Беру слова обратно!». Попойку Лина перенесла на потом. Пропал настрой, погибло вдохновение.
  
  С утра Ларису дома она не застала – по-видимому, та укатила в командировку. Напиться и забыться в одиночку никем не возбранялось, но это был верный путь к алкоголизму.
   Нет-нет! Рано прыгать в пропасть: ребёнок не пристроен, сама цветёт без опыления, да и собачка не окучена, то бишь не обучена . Короче, пьянству — бой! Против застойного невроза есть альтернативная форма борьбы – ударный труд. Безлимитная бурная деятельность. Надо крутиться, как белка в колесе, ручками-ножками сучить, физически приятно утомляясь.
  – Заявление что ли накатать? – вяло предположила Лионелла, – На Пирата. Вместо объявления. Пропала де такса. Нашедший может вернуть, но только вкупе с вознаграждением. Выраженном в конвертируемой валюте. С рублёвым эквивалентом просьба не беспокоить.
  
  Ближе к обеду Лина приступила к генеральной уборке. Если действовать, то с размахом! Прежде — интенсивная трудотерапия, и только после этого – заслуженный отдых. Тоже с вкраплениями чего-нибудь генерального.
  Звонок в дверь и телефонная трель раздались одновременно. Соскользнув с подоконника, Лионелла вытерла мокрые руки о фартук:
  – Алло!
  – У вас такса не терялась? По двору какая-то бегает…
  В дверь настойчиво продолжали ломится: звонки сменили стуки, причём стучали, похоже, ногами. Пришлось скомкать переговоры по телефону и пойти отворять.
  
  На пороге стояла давешняя пигалица, та, что предлагала зуб на отсечение, если Кондрат не проникнет под бетонную плиту. Девчонка сменила костюм, но не имидж. Исцарапанная, ободранная, чумазая, с независимым видом лидера парламентской фракции, она держала за ошейник блудного Пирата.
  
  « Явился -не запылился, – мысленно ощетинилась Лина, – Говно не тонет! И вознаграждение за возвращение требовать не с кого, придётся самой раскошелиться!».
  
  Девчонка деловито отсалютовала подаренной ей плиткой «Alpen Gold» и скатилась вниз по лестнице. А осчастливленная таксовладелица воззрилась на собаку взглядом типа «рентген». Друг человека, как ни в чём ни бывало, гнездился в кресле с намерением поднабраться сил для новых приключений. Ни изъявлений радости, ни чувства вины. Ничего, кроме удовлетворения от возможности всласть подремать.
  Но не зря речь ранее зашла о благотворной роли терпения.
  
  После ночного турне Пират преобразился. Как шёлковый стал – три дня подряд повиновался беспрекословно. Лина забеспокоилась, не подхватил ли блудня гнойную инфекцию головного мозга? Не захворал ли часом?
  
  На третьи сутки небывалое послушание полиняло, поблёкло, а затем и вовсе растворилось во тьме былого. Но больше Пират не предпринимал попытки «дворцового переворота». Отныне пальма первенства принадлежала Лионелле.
  Не прошло и года, как она поставила собаку на место. Если ещё немного подождать, вновь задует ветер благотворных перемен. Надо только потерпеть! А терпение – одна из главных христианских добродетелей. Из чего явствует, собака совершенствует характер человека даже своими недостатками!
  Так-то!
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
  ОГОНЬ, ВОДА И МЕДНЫЕ ТРУБЫ
  
  «Мне больно, но я обречённо рад этой боли. Это боль жизни»
  Алексей Иванов
  Глава первая
  ДВЕ ДЕВИЦЫ ПОД ОКНОМ
  
  Кап-кап-кап… Оконное стекло то ли плачет, то ли умывается... Похоже, природа неистово смывает грехи. Взгрустнув о своём, о натуральном.
  Дождь лил ночь напролёт и днём не прекратился. Разверзлись хляби небесные! Исстрадавшаяся земля пропиталась живительной влагой. Окрестности затопило.
  Так в чём же суть светопреставленья? Слёзы льёт природа? Или наводит чистоту? Массовое орошение напоминало внеплановый субботник накануне приезда высокого начальства.
  
  Лионелла обозрела последствия своего аврала. Между ней и матерью-природой наблюдалась гармония синхронности. Результаты предыдущей деятельности были ликвидированы. Мебель – выпотрошена, шторы содраны, непригодные вещи приготовлены на выброс, нужные – рассортированы. Квартира напоминала блиндаж после прямого попадания снаряда.
  «Чем дольше трудишься – тем дальше цель»! – философски подметила Лина. Изречение в виде плаката отчётливо представилось на противоположной стенке – и вдова брезгливо сморщила носик. Фи! Вычурно и глупо. Всё у неё через ж..., включая плакаты.
  
  Имело смысл немного покручиниться. Удручённая зрелищем рукотворного хаоса, о порядке тем не менее женщина думала с отвращением – «Ordnung uber alles»* раскочегарил печи Освецима.
  Порядок не сулит добра. Буквально в гроб загнала Зимина тяга к чистоте рядов во внутренних органах и маниакальная потребность призывать толпу к соблюдению законности.
  Близок локоток... Если бы сама она вовремя умерила пыл в проектировании семейной политики! Если б хватило ума всё пустить на самотёк... Реализация намеченного есть не что иное, как пагубное стремление к предначертанному распорядку. Портативный «орднунг убер аллес». Маленький и безопасный на первый взгляд. Но колоссальна его разрушительная сила!
  
  Десять лет прошло, а рана кровоточит. Она виновата, она! Вообразила себя кузнецом собственного счастья. Намахалась молотом, ничего не скажешь! Кругом одни руины...
  Лионелла вышла замуж по расчету. Полтора года чертила планы. Семерых – одним ударом! Перво-наперво – сбежать от Отчима. Учла то, что Зимин детдомовец. Если муж — сирота, значит, обойдётся без новых родственников. Чем их меньше, тем проще жизнь после свадьбы. Приняла во внимание скромность, мягкость, пластичность обрабатываемой жертвы. В её руках Жека был пластилином. Делай с ним, что хочешь! Лепи по своему образу и подобию. Либо напротив — ваяй антипода.
   Лучшего материала для собственноручной выпечки идеального мужа желать не приходилось. У жениха был ещё один, пожалуй, главный плюс – духовная составляющая. Евгений с детства знал, что хорошо, что плохо с точки зрения общечеловеческой морали. И всегда поступал хорошо. Она заманила в капкан эталон безупречности. Путём мелкого шантажа и женских провокаций. Решила, что он – самая подходящая для неё партия. Что она садик посадит, польёт и вырастит богатый урожай. Хреновый получился из неё сеятель судьбы!
  
  Но не так, однако, прост был Евгений Зимин, как представлялось это Лионелле.
  
   Родители его погибли в автомобильной аварии, виновник которой благополучно избежал наказания. Следствие шло ни шатко, ни валко, документы уголовного дела видоизменялись самым невероятным образом, свидетели меняли показания. В итоге убиенные сами оказались виноваты в том, что умерли.
  После политеха Жека подался в милицию с целью лично обеспечить миру справедливость. То есть, более не допускать подобных прецедентов. В РОВД не прижился. Кочевал из отдела в отдел, пока добровольно не подался в Чечню. К мировому порядку, правда, командировка отношения не имела. Жека хотел поддержать семью материально. На свет появился Никита, и жить с младенцем в неблагоустроенной хибаре, доставшейся от погибших предков, стало невмочь. За участие в необъявленной войне обещали заплатить – Зимин намеревался заработать на квартиру. Но погиб. Отнюдь не от рук экстремистов. Упал с дерева – сук обломился. Зимин к яблокам был не равнодушен.
  Ну скажите на милость, откуда взялась в горах эта чёртова яблоня? Неужто на Кавказе настолько популярны фруктовые сады? Но если не везёт, ты и на Марсе поскользнёшься на банановой кожуре...
  
  Лионелла простонала сквозь зубы тоскливую руладу-мычание. Вспомнила фотографию на надгробном обелиске. Свои диктаторские замашки. Его непреклонность, когда надо бы было поступиться честью и совестью очевидной выгоды для. Хлипкий на вид Зимин был жилист в прямом и переносном смысле слова. Свой магистральный путь – восстановление правды по большому и малому счёту – определил для себя раз и навсегда.
  На боковую тропинку – в погоне за достатком, ради поддержания штанов – свернул временно, но неожиданно для всех вообще сошёл с дистанции. Временное обернулось вечным. «Эх, Жека, Жека! Я – твоя главная неудача, – сокрушалась убитая горем вдова. – Не прицепись я к тебе, как банный лист, по-другому бы карта легла!».
  Лионелла корила себя нещадно, изводя угрызениями совести. И было ей невдомёк, что щепетильный во всех отношениях Зимин и в любви сохранял безупречную честность. Он прожил недолго, потому не успел развеять миф о подавлении своей воли по-злодейски практичной супругой.
  Неприятие скандалов свидетельствовало прежде всего об уравновешенности его нервной системы. Но оно отнюдь не говорило об отсутствии пламенных чувств. Жека прикипел к Лионелле намертво. Хотя вербально признание в любви никогда оформлено не было. Если не считать ритуального «да» на официальной церемонии бракосочетания в ЗАГСе. Лина прочно уверовала в то, что окрутила безответного недотёпу, опутала его обязательствами, погубив во цвете лет. Зимин же был безоговорочно согласен на всё – лишь бы находиться с нею рядом. Любил он её. А она не заметила.
  
   В свои тридцать пять Лионелла местами поседела. Волосы ради экономии краски обкорнала, отчего приобрела отдалённое сходство с приснопамятной Анжелой Дэвис. От былой привлекательности остались выразительные глаза. Светло-карие, в крапинку, круглые и блестящие. Она сохранила упругость крепко сбитого тела, порывистость движений и хроническую болтливость девочки-подростка. В минуты радости, горя, гнева и отчаяния Лина молотила языком, как заведённая.
  
  Смерть мужа сильно её подкосила. Гипертрофированное чувство вины довело до инфаркта. Нервный срыв привёл к необратимым переменам. Она потеряла чувство ритма, душевное равновесие, изменила прежним вкусам и привычкам. Третья группа инвалидности, которую Лина схлопотала после четырёхмесячных мытарств в кардиологических и неврологических центрах, позволяла ей работать. Но как прежде, пахать на ниве дошкольной педагогики стало нельзя. Лина разучилась сдерживать эмоции и накидывалась теперь на неприятных ей людей с дерзостью бешеной собаки. Дети не составляли исключения. Неприятными после смерти Зимина ей казались все поголовно. Вдова общалась без эксцессов только с близкими людьми. В их число входила и Лариса Будимирова.
  
  О-о, Лариса! Ах, Лариса! Эх... Мечта половозрелого самца! Личность в высшей степени примечательная. Журналистка местного канала «ГТВ», длинноногая, харизматичная блондинка. В быту контактным линзам предпочитает стильные очки в металлической оправе. Под матовым флёром стёкол – слабо заметная гетерохромия. Правое око пленяет перламутровой синевой, левое – имеет несколько другие показатели цвета.
  По сравнению с правым левый глаз казался светлее, привлекая зеленоватым отливом. Многие находили очаровательную изюминку неповторимым шармом, но Лариса разноглазие воспринимала как досадный дефект и во время эфира очки меняла на линзы.
  Постоянная ведущая региональных новостей мнила себя лучшим представителем родного канала. ГТВ расшифровывала как говно-ТВ и всерьёз помышляла о столице. Творческая мания величия причудливо сочеталась в ней с авторской скромностью. Лариса никому не заикалась про книгу, которую крапала между делом. О том, что она посягнула на литературу, знала только Лионелла. И то потому лишь, что прочла ненароком пару абзацев, застукав соседку с поличным на первых строках детектива.
  Несмотря на относительную молодость – 29 лет – Лариса трижды сходила замуж и ныне набиралась сил для новых матримониальных подвигов. Вот с кем запланировала Лионелла распитие спиртных напитков. В последнее время их совместные дружеские посиделки вошли в привычку. Потому неудивительно, что задуманное, несмотря на отсрочку – свершилось.
  
  – Тук-тук-тук… – сказала Лионелла телефону, предварительно потыкав пальцем в мембрану. – Кто в теремочке живёт?
  – Распоследняя б... низкопробного борделя, – усталым голосом звезды телеэкрана откликнулась телефонная трубка.
  – Ой, а я думала – ты просто в творческой командировке...
  – Верно истолковано! Так оно и было.
  – Душа моя, выпить хотца! Как насчёт Л в квадрате? (Лионелла плюс Лариса)
  – Заползай!
  Минуту спустя разноглазая Лариса уже имитировала праведный гнев осуждающей жестикуляцией:
  – Мать, ну ты даёшь! Брынцалов в аптечной упаковке, 10 рублей штучка, покупаем кучку! На весь колхоз. Не позорь мои шикарные коленки! Хряпнем «Клико» – газпромовский босс презентовал.
  – На твоём «Клико» не уедешь далеко, только в сортир набегаешься! Мне треба высокий градус с оживляющими травами.
  – Тебе разве можно?
  – Нужно! Сердечную мышцу треба расслаблять. К тому же, чтоб ты знала, инвалидность на благородной почве инфаркта миокарда мне присудили из любви к моим красивым глазкам. Постеснялись наладить за справкой к психиатру. На самом деле у меня головка «бо-бо».
  – А денежки тю-тю!
   – Во-во! В общем, медицинских противопоказаний нету. А головку поправляют исключительно спиртом. Так что, гуляй, рванина, от рубля и выше!
  – Полегче на поворотах! Я как-никак элита светской тусовки.
  – Лар! Мне-то мозги не пудри, оставь для казённых надобностей!
  
  И покатилась пьянка-гулянка, как колобок: от окна на лавку, с лавки на пол, с пола к двери...
   Состоялся девичник на кухне предположительно в стиле кантри. (Лариса Будимирова полагала, что так выглядит уютный уголок в центре Канзаса). С томагавками вместо топорика для рубки мяса и уменьшенными копиями тотемных столбов в качестве кухонного гарнитура. Стилизация под индейскую резервацию придавала помещению неповторимый колорит.
  Двум девицам елось, пелось, пилось и говорилось, как будто были они закадычными подружками с детства. Хотя познакомились относительно недавно. Столкнувшись нос к носу у порога собственных квартир. Можно сказать, по чистой случайности. В принципе, встреча могла не состояться. Гуреев считался провинциальным городом, но порою соседи рождались и умирали, так и не познав имён друг друга, будучи лишь слабо знакомыми визуально.
  Лионелла и Лариса вопреки урбанистическим нравам не только встретились и познакомились, но и сдружились. Стали как Шерочка с Машерочкой, не разлей вода. Ларуся и Линуся. Две одинокие бабы, произвольно выдернутые из безликой толпы и заброшенные проказницей-фортуной на одну лестничную площадку.
  
  – Кухонная демократия в действии! – возвестила Лариса, накрывая на стол. Закуску к простонародной выпивке она присовокупила свою, практически аристократическую. Дары моря, салями, сыр «Рокфор», персики и дыню.
  Журналистка приподняла хрустальную рюмочку с зелёной жидкостью, гармонирующей с её левым глазом, чокнулась с гостьей.
  – За нашу демократию!
  – На кухне? – уточнила Лионелла, неосторожно запивая спирт холодной минералкой.
  – А то где ж ещё? За окнами тихой обители – разнузданная, воинствующая бюрократия. С элементами подлинной анархии.
  – Это тип правления такой? – полюбопытствовала Лионелла, тужась выудить из скудных познаний в области общественного строя что-то, соответствующее теме.
  – Разграбления, – пригвоздила Лариса к позорному столбу Думу, правительство и президента. – Давай лучше про мужиков. Ну её к чёрту, эту политику! От неё скулы сводит – оскомину набьём.
  «Про мужиков, пожалуй, ещё хуже будет, – рассудила про себя Лионелла. – Больной вопрос, похлеще квартирного!». Но оживилась, лихо тряхнула крашеной гривой:
  – Р- речь о ком-то конкретно?
  Лариса хрипло всхохотнула. Прокуренный мужской баритон пикантно контрастировал с её субтильной фигурой. Противоположный пол млел от набора несочетаемых характеристик. Теледива, умело пользовалась сексапильностью и в свободное от творчества время технично муштровала претендентов на руку, сердце и постель.
  – О! Неужели интересно? Ведь ты у нас навеки в парандже. Вдовствующая королева-мать. Траур до гроба, дураки оба.
  – Прекрати!
  – Ну, извини! Переборщила малость. Но, кроме шуток, неужели здравый смысл, наконец, восторжествовал, и основной инстинкт проклюнулся? Хочешь, подгоню пару мальчуганов? Для особо тесного контакта.
  – И ты туда же! Уподобляешься дорогой Элен, опускаешься до уровня жевательной резинки.
  – Брось! Не нужно никуда ни опускаться, ни подниматься. Ну, жвачка... И что? Резиновая ли, эфирная — хрен один. Жвачка – это и есть жизнь, дорогая! Жизнь, которая продолжается вне зависимости от твоих убеждений. И не надо с нею спорить!
  Лионелла вскипела:
  – Я не спорю. Только почему, когда ты говоришь «жизнь», обязательно подразумевается, что она – половая!?
  – Потому что только от плотного взаимодействия полов - ик! – появляется эта самая жизнь, – не полезла за словом в карман труженица эфира.
  Лионелла фыркнула. Ей стало смешно, но смех был горький. Как миндаль или цианистый калий.
  – Ага! Довзаимодействовались! – На длинном слове экс-воспитательница дважды запнулась, но с мысли не сбилась. – Восемьдесят процентов дебилов, остальные – алкоголики. Недаром многожёнство собираются вводить. Может, хоть тогда от редких достойных экземпляров понарожается нормальное потомство. При чём здесь вечный траур и усыхающий инстинкт? Приличного мужика днём с огнём не сыщешь!
  Для пущей убедительности Лионелла показала собеседнице язык, и они рассмеялись. Одна – звонко и заливисто, другая — на полтона ниже, с хрипотцой. Не смех, а песня на два голоса. Хохотали до слёз, изображая в лицах безуспешные поиски. Потом слёзы вытерли, опрокинули стопочку «на посошок». Тут Лариса хлопнула себя по лбу.
  – Тьфу ты, не о том толкуем! О хлебе насущном надо, всё остальное – вторично.
  Пристальным, оценивающим взглядом смерила раскрасневшуюся визави.
  – Что, страшная? – озаботилась Лина, шаря глазами в поисках зеркала.
  – Нет, но у меня такая идея… Зашибись!
  – Э-э... За-шибусь и пострашнею? – гостья шутила коряво: все силы были брошены силы на борьбу с невежливой зевотой. В подпитии её невыносимо клонило ко сну.
  – И как мне раньше это в голову не пришло? – поразилась собственной недогадливости теледива. – Факт лежит на поверхности. Ты рождена для трепотни! Пойдёшь на радио. Голос приятный, дикция в норме... Образование – высшее?
  Лионелла утвердительно кивнула.
   Лариса, удовлетворённая ответом, загнула было третий палец, но резко прервала подсчёт лионеллиных достоинств.
  – Погоди. Это дело надо обкурить!
  – Ведь бросить обещала, – укоризненно проворчала Лина.
  – Отвянь, мешаешь думать! – журналистка отмахнулась, продолжая освещать оптимальный план трудоустройства подруги. – Мозги на месте, наглости не занимать. Главное – легче заткнуть ладошкой гейзер, чем заставить тебя приумолкнуть.
  – Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану! – незамедлительно процитировала Лионелла Козьму Пруткова. Не токмо в целях суровой самокритики, но также в знак недоверия к проекту. Идея про радио была блестящей, но одновременно – утопическая.
  – Ты кое-что запамятовала. У меня идиосинкразия на людей.
  – Справишься! Мизантропия не горб, даётся не до смерти. Избавишься! И потом, откуда люди? В студии только ты и микрофон. Представь себе не большую аудиторию, а одного единственного человека, с которым тебе приятно пообщаться.
  – Тебя что-ли?
  Премного благодарна за доверие! Можно и меня. Никиту, Марту, Жеку – без разницы. Пока поработаешь девушкой на побегушках, на общественных началах. Гонорар копеечный, но без опыта тебя не возьмут. На пипле не зацикливайся, дружи с диктофоном. И всё будет о'кей!
  
  * * *
  ...Курс реабилитации не помог. Выйдя из больницы, Лионелла забросила главное хобби – ей не с кем стало болтать. Говорить она могла, но недолго. По ходу беседы независимо от темы нарастало раздражение, вызывающее позывы на рвоту. Несколько раз её натурально стошнило, после чего количество соболезнующих резко сократилось.
  Первым человеком, с которым удалось побалакать без участия рвотного рефлекса, оказалась сводная сестра. Вероятно, потому, что в некотором роде Марта – антипод Лионеллы. Во всех без исключения случаях сестра предпочитала помалкивать. Их с Жекой роднило немногословие: спасительное, убаюкивающее, благотворное.
  
  * * *
  – Ничего, ничего! – Лариса покровительственно похлопала соседку по сптне. – Клин клином вышибают! Принесу диктофон – на себе потренируешься. Возьмёшь для начала интервью у Лины Зиминой, заодно на кнопочки поучишься нажимать.
  После короткой дискуссии брынцаловку разбавили шампанским. Циничная Лариса предложила «обмочить программу». Так с её лёгкой руки видоизменилось общепринятое «обмыть идею».
  
  Топ-топ-топ… Нет, это не топает малыш.* То Лионелла старательно печатает шаг. Норовя угодить точно на путеводные квадратики линолеума, чтоб не сбиться с курса. Четыре метра от чужой двери до родного очага не поддаются прохождению. Вдову штормит, ведёт и глючит. Она вынуждена бросить «классики» и ползти по стене. Попадание ключом в замочную скважину производится с пятой попытки.
  
  \Такса пулей проскочила между ног и припустила вниз по лестнице.
   – Во-о, правильно, хороший мальчик! – похвалила хозяйка свою шуструю собачку. Тяжёлый язык ворочался тяжело, с трудом выдавая на гора сумятицу слогов и междометий, – Мам-мамочке надо баиньки. Пы... па... пу... По-погуляй самостоятельно!
  С этим полезным советом на устах Лина рухнула на пол. Праздник невоздержания закончился. Срочное погружение в абсолютную темноту сна, похожего на обморок, настигло её в момент приземления.
  
  Глава вторая
  LIEBES ABENTEUER**
  
  «А на завтра была война… Война...». Неизвестно откуда возникший рефрен прочно застрял в голове. Припаявшись к определённой точке, он рывками крутился на месте, словно хотел оторваться, но тщетно. Замедляясь, он уходил в глубину подсознания, но вновь выпрыгивал оттуда, как чёрт из табакерки, и бил точно в темя. Мозг прикинулся старым патефоном. Пластинку заедало. Острая иголка каждый раз подскакивала, заводя старую песню заново, и делала это очень больно. На двадцатом повторе Лионелла сконцентрировалась и разлепила набрякшие веки.
  Суду всё ясно, грянуло похмелье!
  «Беззащитная вдова во власти абстинентного синдрома» – название последней главы её несносной жизни. То, что глава – заключительная — сомнений не вызывало. Состояние стремительно приближалось к критическому. Неимоверная тяжесть в конечностях, сухость во рту, тошнота и полная потеря координации недвусмысленно намекали на вероятность фатального исхода.
  – Нет повести печальнее на свете, – просипела поверженная на пол жертва непомерных возлияний. Приподнялась было... Замутило. Чугунная голова закружилась, ускоряя вращение, веки набрякли, и Лина пала ниц.
  – Пить надо меньше, надо меньше пить, – гнусаво прокудахтала она очередную банальность, упираясь носом в половик.
  «Абзац!» – так начнётся вышеупомянутая глава душераздирающего произведения. То будет картина горького раскаяния полуавтомата по производству выдернутых из контекста цитат, Полу – потому что на 50 процентов она труп. Но действующая половина охмелевшего организма функционировала безотказно. Она беспрерывно вещала.
  – Эту песню не задушишь, не убьёшь! – промычала Лионелла, умудрившаяся встать на четвереньки и придать непослушному телу некоторое ускорение в направлении санузла. Шлёпая ладонями по полу и волоча коленки, вдова приобрела сходство с подстреленной лошадью, ибо передвигалась неровными скачками, припадая на все четыре «копыта» одновременно.
  У-у-у-у... Чтоб ещё хоть раз она смешала спирт с шампанским... Да ни в жизнь! Прощай навек, разгулье алкогольное! Здоровье давно даёт существенные сбои – пора бы взяться за ум: остепениться, опохмелиться...
  Фу-ты ну-ты! Имелось, разумеется, ввиду – оздоровиться! Массаж, диета, моцион, воздушные и солнечные ванны.
  
  Провалявшись кульком часа три, Лина осознала: в комнате чего-то не хватает. Напрягла извилины, поняла: недоставало Пирата. Проклятье! Надо отправляться на поиски. Но не на четвереньках же ползти! Нет, отложим это на попозже, когда согласованность активности мышц.
  
   Сдвинуться с места пришлось, однако, не дожидаясь поправки здоровья. В дверь по-хозяйски постучали. Затем позвонили. Неведомый нахал не отнимал пальца от кнопки звонка добрых полминуты. Непрерывное дребезжание едва не раскололо мозг Лионеллы на два отдельных полушария.
  Проклиная чью-то бесцеремонность, вдова приняла вертикальное положение. Покачнувшись, неуверенно шагнула, но до прихожей не добрела. На пол-пути, посреди генерально разгромленной квартиры, её встретила ослепительно прекрасная Лариса Будимирова. Наполовину голубоглазая блондинка в сиреневом брючном костюме с чёрной бандурой типа «чемодана на ремешке» на и нагруженным пластиковым пакетом. Великолепное видение на фоне обыденной серости.
  – Я грешным делом подумала, ты коньки отбросила... Почему не открываешь? – Лариса осуждающе качнула головой. – Не сразу въехала, что дверь не заперта.
   Лина рассеянно отследила линию движения великолепной причёски, доведённой до совершенства в салоне красоты. Лицо грамотно наштукатурено в гримёрной, одежда – из примерочной навороченного ателье, предоставляющего туалеты для ведущих прямого эфира, однотонные линзы – из НИИ «Оптика 21-го века».
  Контраст между несравненной Ларисой и опухшей Лионеллой с лицом цвета пробивающейся сквозь асфальт травы был разительным.
  – Толстый и тонкий, Пат и Паташон, Торопунька и Штепсель, – коматозно забормотала вдова, начиная осторожное движение в сторону кухни.
  – Ты о чём? – изумилась куколка с глянцевой обложки.
  – Да о нас с тобой... Лёд и пламя, Давид и Голиаф, красавица и чудовище…
  – Мать, ты меня беспокоишь. На-ка, съешь таблеточку!
  Теледива извлекла из пакета розовую коробочку «Антипохмелина». Достала бутылку с апельсиновым соком и кефир в литровой упаковке.
  – Мини-набор для реабилитации. Говорила тебе, не надо спирта! А это диктофон. Древний, советско-венгерского производства, но пашет, как новенький. Наши им не пользуются, а тебе – самое оно! Наа себя записала. Пользуйся!
  – Только не сегодня, – пискнула Лионелла срывающимся голосом. Она должна была быть признательна за заботу и деловое предложение, но помышляла об одном — остаться в одиночестве и хранить неподвижность.
  – Кнопочка записи, эта – стоп, – неумолимо осуществлял жестокий инструктаж наставник в образе белокурого ангела. – Тумблер регулирует уровень, стрелка должна быть всё время тут. Вперёд-назад, ну — это и ежу понятно. Держи!
  – Да ничего я не могу удержать! – взмолилась пострадавшая от неумеренного пития Лионелла. – Отстань!
  – Втыкаю штекер в гнездо, потом сама разберёшься. Некогда мне с тобой, спешу на жатву.
  – Так рано вроде жать-то, – машинально подметила Лина, не утратившая до конца астральной связи с селом. Солоноватую на вкус таблетку она с опаской запила водой.
  – Простота ты моя деревенская! Я не про тот урожай. Бьюсь, как львица, за бабки в разных кабинетах. Реклама – двигатель ТВ!
  Крикнула, убегая:
  – Дверь-то закрой! Не ровен час, грабители нагрянут.
  И громко хлопнула этой самой дверью. Лина страдальчески сморщилась: нежны и восприимчивы барабанные перепонки алкоголика!
  
  Воцарилась тишина. Но не гармония. Неспокойная совесть мешала предаваться самозабвенному лечению, призывая разыскивать собаку. Тело душевному порыву противилось. После непродолжительных колебаний Лионелла наплевала на чувство долга, приняла горизонтальное положение, и, несмотря на душевное смятение – задремала.
  
  Грубо выкинув из забытья, разбудил телефонный звонок. Остатки цветного сна ещё мелькали среди сумеречной реальности, когда Лина двинулась на звук. Поступь к тому времени обрела определённую устойчивость, в голове прояснилось – похмелье шло на убыль.
  Звонили из Больших Сундуков. Аделаида Михайловна испрашивала согласия на туристический вояж для вверенных ей детей:
  – Ребята в поход отправляются. По местам боевой славы, с местными следопытами. Недели на две. Николай рюкзаки нашёл, Кондрата приодели. Но, наверное, надо посоветоваться с его родителями?
  Лионеллу перекосило при воспоминании о глухой бабуле.
  – Не надо! Когда выходят?
  – Послезавтра.
  – С богом! Сомневаюсь, что родственники против. Возникнут вопросы – сообщу.
  
  День клонился к вечеру, когда Лионелла выступила на поиски собаки. Прочесала квартал. Безрезультатно. Неожиданно это огорчило – потеря отчего-то резко обострил застарелую обиду на злодейку-судьбу. Все шишки валятся конкретно на неё. Доколе?
  
  Брюзжа и причитая, Лина сообщила в газету бесплатных объявлений «Из рук в руки» и о пропаже кобеля породы такса. Изучив настенный календарь, произвела в уме нехитрые математические расчёты.
  После чего связалась с дежурной частью районного УВД. Арифметика не подвела – капитан Щербаков заступил в этот день на на очередное дежурство.
  – Привет, мальчиш! Ты меня ещё помнишь?
  – Тебя забудешь!
  
  * * *
  Володя Щербаков по прозвищу Лохматый – обладатель зеркальной лысины и обворожительной картавости – был другом Зимина и слыл почитателем Лионеллы. Он оказал существенную поддержку при похоронах, помог с переездом в новую квартиру и часто захаживал к Лине с приветами от коллектива. В конце концов, застенчиво предложил утешиться с ним в постели. Был с негодованием отвергнут, чем не был ни обескуражен, ни огорчён. Реакция отринутого ухажёра была настолько непосредственной, что Лионелла едва не пожалела об отказе.
  – Лин, п'гости засранца! Ей- богу, для обоюдной пользы стараюсь, без мужика-то скучно, поди...
  – Некогда мне скучать, Вова!
  – Понял, не дурак. Но, Лина, но ведь сердце кровью обливается! Такой товар зазря пропадает! Если что… Ты это… Когда передумаешь… Свистни, тебя не заставлю я ждать.
  И скорчил уморительно забавную, просительно-вопросительную физиономию. Хочешь -не хочешь, простишь! Лионелла прыснула.
  – Не дождёшься!
  Они остались добрыми приятелями. Как прежде, Щербаков наносил Лионелле визиты с подарками от управления. Правда, теперь – только в день милиции, на Новый год и 8-е марта.
  
  * * *
  
  – Володь, не в службу, а в дружбу! Пробей одну старушку по вашей базе данных. Она глухая, как пень. С ней невозможно разговаривать. У меня внук её гостит. А родители не в курсе.
  – Тебе и родители нужны?
  – Ага.
  – Фамилия, адрес, возраст.
  – Старушкин?
  – Твой я знаю.
  – У меня только телефон...
  – А внук как у тебя оказался?
  – В общем, случайно. Никита привёл. Сделаешь?
  – Что мне за это будет?
  – Сто грамм и огурчик.
  – Маловато.
  – Щербаков, ты нарочно или как?
  – Конечно, нечаянно. Само собою выходит.
  – Убью, зараза!
  – Когда? – с преувеличенной готовностью осведомился неисправимый кавалер.
  Ну, Володя! – урезонила его Лионелла, не расположенная к шуткам.
  Да сделаю, сделаю! – засмеялся тот. – Не боись! Как только — так сразу. Будь на проводе!
  
  «Трудно маленькому человеку выступать в роли просителя! – заключила взмокшая от объяснений Лионелла. Она опасалась, что капитан потребует оплатить информационную услугу её комиссарским телом и не знала, как этого избежать, не поссорившись. – Вдвойне трудно, когда нет уверенности в том, что просьбу выполнят. Хотя, с другой стороны, большому боссу просить куда сложнее. Хуже горькой редьки, пожалуй, унижаться до просьбы властелину бензоколонок. Впрочем, вряд ли такому приходится о чём-нибудь просить!».
  Этим глубокомысленным наблюдением Лина поделилась вслух, беседуя сама с собою, поэтому вспомнила о диктофоне.
   Надо бы увековечить рассуждизм на плёнке. И послушать. Но прежде – принять душ, привести себя хотя бы в относительную норму. Человек перед тем, как воспарить в творческую высь, должен пройти очищение.!
  
  Лионелла увлечённо поливала себя из обезглавленного шланга: после того, как набалдашник прохудился, его выкинули, заменить не удосужившись. Под плеск воды с упоением декламировала стихи, читала обличительные речи, нецензурно исполняла частушки. Наконец, довольная результатом помывки, набросила махровый халат на мокрое тело – полотенце куда-то запропастилось – и покинула совмещённый санузел.
  Её чуть не хватил второй инфаркт.
  
   Дважды за день на пороге материализовывался непрошеный гость. «Не закрыла дверь? Помнится, ключ в замочную скважину вставляла...», – посетила первая мысль. Вторая – оформилась в немой вопрос-отчаяние: «Господи, неужто белая горячка!?».
  Перед ней предстал не совсем посторонний. Мужик был чужой, но отчасти знакомый при отягчающих знакомство обстоятельствах. Перед вдовой стоял тот самый коренастый «гризли», с которым она разве что не подралась в день выставки охотничьих собак.
  Явилась третья мысль, сама на себя – то есть, на мысль – не похожая. На поверку оказавшаяся чистой эмоцией. Чем-то вроде чувства стыда ввиду чуть было не свершившегося казуса. В отсутствие сына Лина обычно выскакивала из ванной голышом. Она живо вообразила себя обнажённой перед наглым субъектом. Розовый после душа цвет лица приобрёл бордовый оттенок.
  Её спасла счастливая случайность, под руку подвернулся халат. Страшно подумать; что, если б полотенца не оказалось на месте? Она предстала бы перед визитёром в чалме из розовой тряпочки, практически в чём мать родила.
  – Извините, – ответил «гризли» на огненный взор пунцовой Лионеллы. – Дверь была открыта. Я звонил. Стучал. И кричал.
  – И почему не дождались разрешения?
  – Спешу, – лаконично объяснил пришелец вторжение. Глазки-буравчики недобро сверкнули, но дальнейшую тираду сопровождала ослепительно приветливая улыбка. «Рот до ушей, хоть завязочки пришей!» – так именовали подобную гримасу в далёком лионеллином детстве.
   «И чего скалится, как на дипломатическом рауте? Впечатление желает произвести? Так уже произвёл, дама в шоке. Мог бы больше не тужиться!».
  – Мне сказали, у вас собака потерялась. Какая-то такса забежала к нам в клуб, я отвёз её домой. Может быть, она – ваша?
  – Как это в клуб? – не поняла обескураженная Лина. – В какой такой клуб?
  – «Альтаир». Тут недалеко, через дорогу.
   Лионелле вспомнились надоедливые просьбы ребёнка: «Дай стольник на войнушку!». Ник регулярно вымазживал у матери деньги на компьютерные стрелялки до тех пор, пока ими не был приобретён Pentium IV.
   Клуб «Альтаир» ночью представлял собою интернет-кафе, служа пристанищем для золотой молодёжи. Днём – завлекал несмышлёных детишек в компьютерные тенета. Никита, разумеется, с ходу в них попался. Мальчик подсел на интернет в «Альтаире».
  «Вот с кого можно потребовать вознаграждение за возврат!» – злорадно ухмыльнулась про Лионелла. Вслух – аки сладкоголосая сирена, пропела, ласково и нежно:
  – Ваши услуги оплатить не могу,
  Медоточивость тембра свидетельствовала о безмерной благодарности. И только, было, мужик открыл рот, чтоб поразить вдову ответною учтивостью, как истекающая ядом Лина прошипела:
  – И не оплатила бы, даже если б могла! Вы, уважаемый сэр, сами обязаны возместить мне моральный ущерб за нанесённое оскорбление.
  – Без проблем, – невозмутимо отозвался «уважаемый сэр». – Компенсирую!
  Лионелла немного опешила. Покуда она собиралась с мыслями, гость огорошил новым каскадом любезностей:
  – Уже поздно, после душа путешествовать не резон. Вы можете забрать собаку утром. Я заеду за вами, когда вам удобно. Могу привезти её сюда, если хотите.
  Он выжидательно уставился в круглые глаза цвета спелого крыжовника. Лионелла взора не отвела и заметила, что взгляд у «гризли» абсолютно трезвый, холодный, можно сказать – прицельный. «Что ему от меня нужно? – удивилась Лина. – Неужели он тайный агент Гринпис? Занимается отловом кровожадных охотничьих собак, попутно ликвидируя их владельцев?».
  – Ну, так как порешим?
  – Кого? – моргнула Лионелла, наконец-то уяснив опасность положения.
  – Не кого, а что, – усмехнулся загадочный посетитель. – Ситуацию как разруливать будем? Когда мне подъехать?
  – Сама приеду, куда надо, – поборов дрожь в коленках, ответила бедная, но гордая вдова. Фраза с испугу прозвучала высокомерно.
  – Не стоит, – заупрямился «сэр» с повадками дикого медведя. – Буду завтра в десять. Съездим, посмотрим, та ли собака. А там будет видно. Идёт?
  И снова смерил Лионеллу взглядом. На этот раз выражение глаз осталось неуловимым. Вопросительно вскинулась бровь. На лице – ничего, кроме подчёркнутого внимания.
  – Хорошо, – согласилась Лина, далеко не уверенная в том, что поступает правильно. – В десять.
  Мужик двинулся к выходу. Ни с того, ни с сего внезапно перейдя на «ты».
  – Дверь закрой! – походя дал он Лине ценное указание. Перед тем, как хлопнуть этой дверью. – Грабители не дремлют.
   Ангидрид твою валентность – де жа вю! Бог любит троицу: сейчас того гляди, возникнет некто третий, и несказанно чем-то удивив, попросит запереться на замок.
  
  Лионелла разверзла уста для язвительной реплики, но было поздно – «гризли» удалился. Не довелось щегольнуть красноречием. Зато теперь предстояло попотеть над трудною задачкой.
  Что это было? Кто он, как сюда попал? И с чего вдруг так переменился? Невоспитанный мужлан в мгновение ока воплотился в истинного джентльмена. Звериное нутро преобразовалось в ярко выраженное мужское начало, и вот пред Лионеллой не чмо таёжное, а могучий вождь первобытного племени в костюме от Диора.
  Медведь заговорил человеческим голосом, пообещал прокатить на автомобиле и – Лионелла могла ошибаться, но вряд ли, женскую интуицию не проведёшь – имел намерения подкатиться с непристойным предложением. Повеяло интрижкой безо всяких на неё оснований. На ровном месте возник мужик и начал функционировать, как крутой техасский рейнджер. Подошёл, увидел, победил. В смысле, полюбил. Чтобы подвалить, придумал повод.
  Пират и сам всегда готов прогуляться, но, возможно, ковбой разыскал Лионеллу в бескрайних городских прериях и выкрал собаку, чтоб появился предлог для более близкого знакомства. Во второй серии начнётся неуклюжий и трогательный штурм сердца неприступной красавицы.
  А какова невозмутимость при перспективе расставания с n-ной суммой! В своём окружении Лина не находила никого, кто бы аналогично не дрогнул. Все бы воспротивились. Все до единого! Одни – от жадности, другие – от бедности, третьи – из вредности.
  Да-а, не складывается пазл... Откуда «гризли» узнал о пропаже? Газета с объявлением ещё не вышла. Расспросил соседей? Теоретически допустимо. Но маловероятно. Для этого нужна была фантастическая оперативность. Неужели впрямь обуреваем дикой страстью?
  В Гурееве с полумиллионным населением богатенький Буратино наткнулся на Мальвину – нищую вдову-инвалидку с ребёнком-переростком на иждивении. Это не вестерн, а слезоточивая мелодрама для сериалозависимых кумушек!
  
   Лионелла носом чуяла засаду, и к ночи ближе вторглась в покои теледивы. Она надеялась, вдвоём они поймут, в чём подвох. Лариса тоже пришла в небольшое замешательство.
   Воззрилась на приятельницу с обострённым интересом, к которому примешивалось недоверие. Судя по сбивчивому рассказу Лионеллы, объявился перспективный денежный мешок в образе видного мужчины.
  По праву сильного (более здорового и молодого хищника) Лариса причисляла подобных особей к своей потенциальной добыче. Сама того не замечая, на иерархической лестнице великовозрастных невест она ставила Лину на ступеньку ниже. Не то чтобы она желала зла Лионелле, нет! Журналистка Лину искренне сочувствовала многочисленным бедам вдовы. И предпочла бы этим ограничиваться.
  Ничего личного! Это чисто профессиональное — постоянно быть на высоте. Иметь больше, кидать дальше, бить – сильнее! То, что заманчивое приключение наклёвывается не у неё, Лариса сочла недопустимым.
  Поклонников у телеведущей было хоть отбавляй! Дело заключалось не в банальной зависти, а в неодолимом инстинкте, что не позволяет человеку ложку пронести мимо рта. После трёх не сложившихся замужеств и двух удачных разводов звезда экрана всё ещё находилась в активном поиске второй половины. Поэтому бесконтрольно отдавать незадачливой соседке крупную дичь – не хотела. Прежде чем советами разбрасываться, стоило субчика оценить. И в случае чего — заарканить самолично.
  
  – Ты, мать, попала! Наверняка это мафиози местного разлива. Гуреевский генерал песчаных карьеров.
  – Генерал – уже неплохо! Всё лучше, чем прапорщик: ни богу свечка, ни чёрту кочерга! А вдруг он здешний Робин Гуд? Бесстрашный защитник обездоленных и малоимущих, – выдвинула Лина весьма спорную, но заманчивую гипотезу,
  – Ага. И сразу на самую нищую попал!
  – А то! – заразительное «хи-хи-хи» Лионеллы мелкой дробью рассыпалось по американизированному гнёздышку подруги. – Прямо в десятку! И щас меня осчастливит вливаниями.
  Конкретизировала во избежание недопонимания:
  – Финансовыми.
  – Бесплатный сыр, дорогая, – пичкала Лину наставлениями Лариса, – Сама знаешь, где. И потом, с чего ты взяла, что осчастливит? От мужа, и то не дождёшься материальной подпорки. А этот – ни с того, ни с сего – вдруг рублём одарит! Не дождёшься! Крайне подозрительный тип.
  – Вот и я говорю! Стрёмно как-то...
  – Вместе поедем! Вдвоём легче противостоять врагу.
  – А, может, он не враг? – упорно гнула свою линию доверчивая вдова.
  – Скорее всего, – подтвердила журналистка. – И не друг, и не враг, а так.
  – Если сразу не разберёшь,, – с готовностью запела Лионелла.– Плох он или хорош...
   Высоцкого они любили обе. Но Лариса разбирать кумира на цитаты не стала, беседу удлинила прозой.
  – Да-да-да! Всё будет, как в песне. Только вместо гор буду я. Поработаю лакмусовой бумажкой. А то свернут тебе шею в подворотне, и никто не узнает, где могилка твоя.
  – Тьфу» на тебя! – отвергла перспективу Лионелла. – Типун тебе на язык!
  – Не хватало профнепригодность накликать! Мой язык – святое – не кощунствуй! Завтра в десять, говоришь? У меня стоматолог по плану, перенесу на вечер.
  
  Накануне Лина долго не могла уснуть. Вспоминала глазки-буравчики, прислушивалась к предчувствиям. Кто этот странный незнакомец? Вдруг – не похотливый коллекционер подержанных юбок, а маньяк-убийца? С него станется. от одного взгляда на рожу кровь в жилах стынет. Что, если он специализируется на женщинах определённого типа: рыженьких, пухленьких, не первой свежести? Давешняя его спутница была в парике, который, может статься, скрывал естественный огненный окрас. Лионелла не очень пухлая, теперь и не вполне рыжая, ещё не совсем старая. Но он её вычислил и выследил, чтоб отомстить за позорное бегство с места ссоры. И какова же будет месть?
  От рассмотрения различных способов ужасной казни вдову на кровати подбросило, но женщина сердито замотала головой, вытряхивая мусор из черепной коробки. Что за вздор! Человек, приютивший блохастого кота за диоровской пазухой, по определению не может быть маньяком.
  Она решительно нырнула под одеяло и принялась считать овец, прыгающих через ограду. Раз – овца, два – овца, три… На двенадцатый раз из-за забора полезли бурые медведи. Компактные, мохнатые, обманчиво неуклюжие, они глухо ревели, сверкая жёлтыми клыками, которые казались в свете полной луны белоснежными...
  
  * * *
  
  Ожидание подружки коротали перед телевизором. Лениво жевали фигурный мармелад, перемывая косточки «мачо». Импульсивная Лариса не выдержала первой. Посмотрев на часы, она изобразила вопрос, недоуменно округляя умело подведённые глаза. Лионелла пожала плечами.
  Вот будет фокус, если «гризли» не придёт! Ей будет суждено прослыть патологической лгуньей. Впала, скажут, баба в в климактерический маразм и за неимением реальных секс-партнёров придумывает мифологических героев. И ведь ее отмоешься! Для восстановления потребуется мужчина из плоти и крови, а где его взять?
  
  Благородный коллекционер бродячих животных прибыл в 10.30, припозднившись на полчасика. Но пенять ему на то никто не стал. Спасибо, что пришёл!
  Дамы синхронно поправили чёлки и стрельнули глазками. «Гризли» и бровью не повёл при виде Ларисы. Небрежно кивнул, обратился непосредственно к Лине:
  – Поехали?
  
  И они поехали. Придирчиво осматривая подержанный «мерседес», Лариса навскидку определила материальное положение водителя. По всему выходило, денежки у того водились, однако до надлежащего статуса объект не дотягивал. Чего-то ему недоставало. Причём не только денег. Низковатый лоб, грубые манеры, чрезмерная самоуверенность напыщенного, избалованного женским вниманием самца. Вульгарный тип! Не похоже, что из «братков», но пальцы норовит расставить веером.
  – Как тебя величать-то, брат? – фамильярно осведомилась телезвезда, незаметно для себя наливаясь неприязнью. Чувство вопреки ожиданию оказалось взаимным. Неотразимую Ларису незнакомец игнорировал, и вопросом её был откровенно раздражён. С ответом помедлил, но всё же представился, не скрывая сарказма:
  – Анатолием величают, сестра!
  И добавил выразительно:
  – Геннадьевичем.
  Сведения о фамилии оставил при себе. Не отрывая взгляда от дороги, он вырулил на окружную и направил машину в сторону коттеджного посёлка на окраине Гуреева. В здешнем лесу располагалась местная «Рублёвка» – аллея псевдо-дворцов с подземными гаражами за высотными заборами.
  «Закопает под липой!» – предсказала себе ближайшее будущее Лионелла и неприлично порадовалась тому, что соседка напросилась в компанию. Погибать, так весёлой толпою! При свидетелях, с шутками-прибаутками. Можно даже сплясать напоследок.
  Как он там себя ведёт? – затеяла она дрожащим голосом светскую беседу. Под личным местоимением подразумевалась собака, но ударение было сделано на слове «там». Лину живо интересовало место, куда они держали путь.
   Но объяснений не потребовалось. Машина остановилась у двухэтажного особнячка, окольцованного металлической решёткой. Ажурный мелкоячеистый забор заканчивался на высоте двух метров острыми пиками через каждые десять сантиметров. «Перелезть можно! – автоматически подметила Лионелла, словно заранее готовясь к беспорядочному бегству.
  Железный занавес дополняла иссиня чёрная догиня с белой бабочкой на груди. Когда она вынырнула из-за угла, Лионелла ахнула:«Багира! Королева всех собак, не иначе!». Догиня небрежно оголила клыки. Рычать не соизволила, но прозрачный намёк был понятен без лишнего шума. Собака ростом с пони и без дополнительных усилий производила необходимый устрашающий эффект.
  – Проходим, – гостеприимно распахнул Анатолий Геннадьевич калиточку, приглашая в свои владения. Спрашивать: «Не укусит ли собачка?» – гостьи не стали. Молча прошествовали во двор, умирая от любопытства. Зелёная лужайка перед домом представляла собой ковёр из газонной травы. Вход через калитку был запасной. Парадный въезд с асфальтовым покрытием располагался с другой стороны строения.
  Собака-лошадь внимательно обеих женщин обнюхала и внушительной иноходью двинулась вперёд, как бы указывая дорогу. Анатолий вёл гостей строго по следу огромной догини. Можно было подумать, что лужайка заминирована. Шаг влево или вправо — и все взлетят на воздух.
  – Экскурс в страну большого бизнеса, – отчего-то шёпотом прокомментировала шествие Лионелла, оставшись наедине с подругой в просторной пристройке. В помещении приятно пахло свежестью, мебель пленяла добротностью натурального дерева. – А собака – в эту страну проводник.
  – Да нет тут никакого большого бизнеса! – громко возразила Лариса. – Всё безобразно среднее: и бизнес, и сам дуболом. Это только в Техасе всё большое!
  Ларису Будимирову переполняла желчь. Но излить её не получилось: вдвоём дамы скучали весьма непродолжительное время. Распахнулась застеклённая дверь, и появился Анатолий Геннадьевич. На плетёном кожаном поводке он вёл Пирата.
  
  Поступь с лёгким размётом передних лап, глубокомысленный вид аристократа, мелкие проплешинки на морде. Ошибка исключалась. В том, что это именно Пират, можно было поклясться под присягой. Первые несколько минут. Затем все трое в принадлежности собаки усомнились одновременно.
  С похвальной любознательностью такса обследовала углы и закоулки помещения. С особым усердием Пират обнюхал шкаф, не пропустил стола и стульев. Изучил каждую трещинку и зазубринку на полу. Единственным предметом, не удостоенным его внимания, оказалась Лионелла. Её он не заметил.
  Обескураженная хозяйка медленно заливалась густой краской. От растерянности она на миг потеряла дар речи. Да и что могла поведать обществу униженная своей собакою вдова? От любых объяснений стало бы только хуже. Анатолий Геннадьевич, цыкнув керамическим зубом и сдвинув брови к переносице, терпеливо выжидал. Молчание грозило стать гнетущим. Но ослепительная Лариса, свободная от переживаний и комплексов, разрядила обстановку.
  – Ну что? – поторопила она события. – Берём или бракуем?
  «Бракуем, бракуем! – хотелось простонать Лионелле. – Бракуем к чёртовой матери! На кой мне сдался этот мерзавец? Опозорил, гад, перед лицом молодого капитализма. Собственную хозяйку не признал!». Но напряжённым голосом она произнесла эмоционально нейтральное:
  – С левой стороны на животе клеймо должно быть. Надо проверить.
  Пока переворачивали собаку кверху пузом, оскорблённая Лионелла лелеяла в душе план коварной мести. Мысль Пирата не признавать сгоряча показалась ей удачной. Однако пришлось бы врать, что клеймо не то, изворачиваться, путаться в показаниях. Врать Лионелла не любила. Поэтому, с отвращением обозревая полуголое таксячье пузо, она подтвердила в замогильной тональности:
  – Моя.
  И удержавшись от того, чтоб в сердцах не припечатать «зараза», неохотно уточнила:
  – Собака.
  Лина начисто забыла про свои опасения и тревоги. Мечтала об одном: смыться с места позорища! Будь её воля, она бы уже мчалась к ближайшей автобусной остановке. Но Лариса была не из тех, кто пользуется общественным транспортом.
  – Анатолий! – задала она вопрос, который, в сущности, означал категорический приказ. – Вы ведь доставите нас назад в целости и сохранности?
  – За свою сохранность можете не беспокоиться, – ответствовал «гризли». – Подброшу до центра, оттуда вам до дома рукой подать.
  С деланной учтивостью он указал направление к выходу, словно опасаясь, что они его могут не найти.
  
  На обратном пути никто не проронил ни слова. Лионелла преодолевала смущение, Лариса сердилась, Анатолий Геннадьевич ушёл в себя. Вероятно, обдумывал проблемы своего среднего бизнеса. Пират бестолково топтался на коленках вновь обретённой хозяйки – никак не мог выбрать максимально удобную позицию для возложения тела.
  «Мерседес» притормозил на повороте близ центрального проспекта. Лина начала было отстёгивать поводок и ошейник, но «гризли» остановил её повелительным жестом:
  – Оставьте!
  Протянул конвертик:
  – Моя визитка.
  И не дожидаясь ответных речей, в корне пресёк дальнейшие разглагольствования:
  – До свиданья!
  Дамы с собачкой катапультировались. Машина, приглушённо урча, влилась в автомобильный поток, быстро затерявшись среди многочисленных средств передвижения.
  – Ну и гусь! – скривилась Лариса, брезгливо оттопырила губу, и потянулась за сигаретой. – Даже закурить не предложил!
  – Визитка зачётно упакована, – дополнила Лионелла портрет неправильного мачо малосущественной деталью. Ей вдруг захотелось как-то оградить качка от критики, но сказать в его защиту было нечего. А конвертик был, действительно – фирменный.
  Намотав поводок на локоть, чтобы освободить кисть для манёвра, Лина вытащила из конверта ламинированную визитку, выполненную в серых металлических тонах. По-русски и по-английски на глянцевой бумажке значилось: Кожемякин А.Г., заместитель генерального директора АК «ГПК», Директор компьютерного центра «Альтаир». Визитка была стандартная. Добротная, но не более того: сенсации не случилось Разве что аббревиатура ГПК озадачивала. Однако Лариса с ходу расшифровала – Гуреевский пивоваренный комбинат.
  Так «гризли» потерял ореол таинственного инкогнито.
  – Не припомню я такого замзава, – задумчиво наморщила лоб журналистка. – Впрочем, шестёрок у босса пруд пруди, немудрено не приметить.
  
  В конвертике болталось что-то помимо визитки. Лионелла его встряхнула, и на ладонь с аппетитным шелестом выпали пять стодолларовых купюр.
  Вознаграждение за возврат!
  * * *
  
  Аттракцион неслыханной щедрости поставил подружек в тупик.
  – Нет слов! – сказала Лионелла. Лариса хмыкнула. Подвергая сомнению и то, что нет у Лины слов, и сам финансовый сюрприз. Она тщательно проверила денежные знаки, разве что не попробовала на зуб. Хмыкнула ещё раз.
  – Вроде настоящие...
  Некоторое время они стояли на тротуаре. Звезда, искурив очередную цигарку, изрекла:
  – В этом есть нечто противоестественное. Если, конечно, вы не сговорились насчёт переспать.
  – Ну тебя! – беспечно отозвалась ошеломлённая вдова. Она слушала Ларису вполуха, потому что мысленно тратила нечаянную прибыль. Суматошно перескакивала с одной предполагаемой покупки на другую: от предвкушения шопинга приятно щекотало в груди. По-детски хотелось килограмм мороженого и по-взрослому – зимние ботинки Нику.
  – Может, он дурак? – легко нашла объяснение щедрости дуболома воодушевлённая Лионелла. В худшее верилось туго.
  – Они все дураки, – согласилась Лариса. – Не в этом суть. Однако щедрых богатых дураков не существует в природе. Все щедрые давно стали нищими, а богатые удавятся за рубль. Ему явно от тебя что-то нужно.
  – Что? – пошире раскрыла круглые глазки цвета спелого крыжовника Лионелла. Чтобы лучше усвоить ответ.
  – Ясно, что! – едко засмеялась теледива. Изящным движением руки она остановила первый же попутный автомобиль. – Любви, ма шер. Большой и чистой, наподобие слона после бани. Пока! Вечером увидимся.
  – Не может быть, – твёрдо произнесла вслед отъезжающей машине Лина Зимина.
  Сомневалась Лионелла не в существовании большой любви. И не в невозможности вечернего рандеву. Она имела подозрения насчёт сокрушительной силы своей сексуальной привлекательности.
   Не такая уж она красавица, чтобы соискатели руки и сердца валились снопами у ног. Отдельные рефлекторные домогательства не в счёт. Переспать с ней каждый был бы рад. Но никто не станет добиваться Лионеллы во что бы то ни стало. Проламывая буйной головой незримую стену.
  Хотя о чём это она? Мужик не в курсе, что перед ним недотрога. Он действует по шаблону, не собираясь сильно утруждаться. «Однако ведь потрудился! – опровергла свои же доводы Лина. – И по ходу готов продолжать».
  Для порядка она поколебалась: взять деньги или вернуть? Слабые отголоски здравого смысла и бескомпромиссная совесть не советовали принимать подношение. Победила жадность.
  
  Вечер Лионелла убила на поход по магазинам. Ничего особенного не купила, разменяла только одну сотню. Хаотичный набор из шоколадных конфет, импортных груш, творожных сырков и щербета с приволокла домой уже затемно. Основательно наелась на ночь.
  – Девчиш-плохиш! – неубедительно осудила себя, отваливаясь от яств с плотно набитым желудком. Спрашивается, много ли человеку надо для счастья? Всего ничего! Порой вполне достаточно шоколаду с мармеладом.
  Для полноты счастья Лина добавила крутой детективчик. Обложившись мягкими подушками, она предалась бездумному чтению. Начисто презрев необходимость навести в квартире хотя бы видимость порядка. Захотелось ей побыть немного «прынцессой». Или как там правильно? Кем Марфушечка-душечка* себя возомнила? Королевной? Вот ею и захотелось! А королевны, как известно, полов не метут и посуды не моют.
  
  С позабытым чувством запретного удовольствия Лионелла заснула, уткнувшись в книжку лбом. Сон был тёмен, без пророческих видений, а пробуждение – по принуждению. Вновь её поднял с одра настойчивый зуммер дверного звонка. Видно, выспаться всласть, пользуясь отсутствием чада, было ей не дано.
  Уверенная в том, что объявилась пропавшая после вчерашней поездки Лариса, Лина неглиже, не открывая глаз, распахнула дверь и хриплым спросонья голосом полюбопытствовала:
  – Где тебя носит?
  Разомкнула веки, глядь – а перед нею Анатолий. Геннадьевич.
  – Ёшкин кот! – поразилась Лионелла. И это была единственная членораздельная фраза, которую она произнесла за это долгое, долгое, долгое утро.
  
  Позднее Лина честно пыталась препарировать эмоции и осмысливать обстоятельства. Ничего путного из интеллектуальной гимнастики не вышло. Да и стоит ли рассуждать о подобных карамболях?
  Всё произошло как под наркозом. Словно она, не выходя из сновидения, попала под каток парализующего гипноза и, сомнамбулически ему подчиняясь, наблюдала за собой со стороны.
  Кино получилось интересным, динамичным и сверхъестественно естественным. Ни грана фальши, ни капли неловкости и никаких комментариев! Слова во время соития излишни, они опошляют процесс.
  
  «Гризли» сгрёб Лионеллу в охапку. Пират издал предупредительное: «Р-р!». В негромком ворчании читался вопрос – не угроза. Анатолий за шкирку отволок вопрошающего на кухню и запер там — ответил! Четвероногий кобель не посмел открыто возмутиться, он только тихо, протестующе посвистывал в то время, как двуногий – развивал инициативу.
  Анатолий вскинул Лионеллу на плечо и поставил её строго вертикально, приперев к стене. Не доставая пола ногами, Лина висела, как пришпиленная к странице гербария бабочка. Язык прилип к гортани, реакция заторможенная, движения замедленные. Собственно, двигаться ей не хотелось, да, почитай, и не пришлось.
  Лионелла вся обратилась в созерцание. В её присутствии художник создавал картину, ей оставалось лишь прочувствовать меняющуюся панораму, жадно впитывая мельчайшие детали, с трепетом предвосхищая последний штрих – жирную заключительную точку. Ни единой попытки не было предпринято для того, чтоб остановить «медведя», ускорить финал или упасть в благопристойный обморок. Ничего, даже отдалённо напоминающего сопротивление!
  Поэтому сказать, что Анатолий изнасиловал беспомощную женщину, было нельзя. Не тянула вдова на жертву. Поскольку на сексуальный эксперимент пошла добровольно и сознательно.
  Глава третья
  «МАЙН КАЙФ»
  
  Наступило утро. Она перестала притворяться, что спит, и стушевалась, оттого, что притворяется. Перед самой собою, между прочим. Это надо уметь – изощриться до подобной степени извращения!
  Лионелла засмеялась. Смех получился мелко-рассыпчатым, словно спелый горох зацокал по фарфоровому блюдцу. Внутри поселилось предчувствие. Что-то замечательное лукаво подмигивало ей из завтрашнего дня. Наверное, домовёнок шалил, повышая градус настроения. В наипрекраснейшем расположении духа пребывала Лионелла Борисовна Зимина.
  Неужели всему виной физиология? Она практически счастлива всего лишь потому, что совокупилась с первым встречным. Раньше Лина полагала, что устроена не столь примитивно. Видать, пришла пора ломать стереотипы.
  Не поленившись, она скрупулёзно изучила в зеркале своё заспанное лицо. Курносый нос, блёклые веснушки, всклоченные волосы. «Блин, опять забыла покраситься!». Всё, как обычно. Только глаза блестят подозрительно ярко. Улыбка таится в их глубине, а также – в уголках губ. Уши, и те, беззвучно лыбятся. Ишь, как жизнерадостно топорщатся! Поразительно, но факт. Она – сластолюбивая самка без твёрдых моральных устоев.
  – Распутница, – смачно произнесла Лионелла. Растягивая слоги, как если бы пробовала их на вкус. – Шалава!
  И подмигнула своему отражению. Она была вовсе не она, а компьютер, в котором засбоила программа, отчего машина вошла в режим ожидания счастья. Лина – бесполезная счастливая железяка!
  Это что же такое творится? Успешно маскируясь под святошу, она собой представляет вульгарную особу с низменными запросами?
  
  Правда должна была опечалить. Но не случилось. Лина опять засмеялась. Потом вполголоса принялась мурлыкать песенку и с энтузиазмом планировать день.
  – А жизнь-то налаживается! – воскликнула она, когда, подпрыгивая на одной ножке, резво скакала на кухню.
  Там, на обеденном столе лежала бандура в кожаном чехле, поверх которой валялся микрофон. Необычайный прилив сил породил творческую бурю. Позабыв про завтрак, Лина вернулась к большому зеркалу в маленькой прихожей. Поколдовала над аппаратом, и, наспех уяснив, что к чему – приступила к имитации работы ведущего на радио. Воткнула вилку в розетку, проверила наличие кассеты, по-диджейски бодро возвестила:
  – Раз, раз. Гондурас! Раз, два, три!
  
  Тут бы и выдать на волне вдохновения что-нибудь конгениальное, но нет! Есть у собаковода обязанности, которые не терпят отлагательств. Свободен или занят, болен или здоров, печален или счастлив – хозяин должен вывести собачонку во двор! Только смерь остановит процедуру, без которой квартира превращается в сортир. Лионелла, наступив на горло собственной песне, выгуляла Пирата – и лишь затем продолжила творить. Увы! Вдохновение схлынуло. Энергии хватило лишь на детский стишок, звонкое «Ку-ка-ре-ку!» и троекратное «Ура!».
  Услышанное — ужаснуло. Она никак не ожидала, что не выговаривает окончаний, безобразно заикается и от смятенья чувств лепит такую скороговорку, что сама с трудом угадывает о чём волнительно бормочет. Тембр звучания тоже оставлял желать. Голос у Лины оказался до омерзения приторным и неестественно слащавым. Как только терпят это вынужденные ей внимать? Освоение профессии осложняла и техника. Лионелла путала кнопки. Но трудности созидания укрепляют дух! (Если прежде не доведут до суицида).
   – Через тернии – к звёздам! – самонадеянно провозгласила Лионелла программу-максимум. Встала перед зеркалом с микрофоном, и – давай языком чесать! Спустя несколько часов, Лионелла поведала своему отражению придуманную новость чётко, в меру эмоционально, с живой интонацией глубоко думающего человека. Ей не понравился темп, она перечитала текст заново. После чего решила стереть сотворённую ею лабуду и наговорить на плёнку что-нибудь, действительно, значимое. Осуществление затеи перенесла на грядущее утро.
  
  До того предстояло заняться уборкой, постричь когти собаке... Кстати, о собаке. У неё есть деньги! Она теперь в состоянии выставить Пирата на состязания. Прежде чем пугать кобеля естественной норой, надо проэкзаменовать его в искусственной.
  Взглянув на календарь, Лионелла восхитилась благоприятным совпадением. Как по заказу – именно на завтра на «Старте» было назначено мероприятие, способное вывести таксу на чистую воду. Межрегиональные состязания на искусственной норе под эгидой Национального клуба породы.
  
  Для справки. После натаски для щенка наступает время испытаний. Под присмотром нормастера, в присутствии эксперта проверяется умение собаки искать и преследовать зверя. Если собака лису находит – ей дарят возможность схлестнуться с ней в честном бою. Испытания – что-то вроде контрольной по профилирующему предмету. Состязания – действо на порядок выше по стоимости, сложности и престижности. Это своего рода государственный экзамен. Лисы «жёсткие», то есть – исключительно боевые, производится предварительная жеребьёвка животных. Кто кому достанется – неизвестно. Работу оценивают сразу три эксперта.
  
   Лионелла перелистала странички в свидетельстве на охотничью собаку –там не хватало фотографии. Вдруг без неё к состязаниям не допустят? Паспорт без фото — просто бумажка... Интересно, для собак вход в ателье свободный или за отдельную плату по большому блату?
  
  Трам-та-ра-рам-трам-там, там-там! – прервал гадания на документе звонок входной двери. Сердце Лины провидчески ёкнуло. Здравствуй, счастье! Простое, зоологическое...
  
  Лёгкий на помине Кожемякин явился спозаранку, дабы повторить вчерашний марафон. Без предисловий начал план осуществлять буквально на пороге. Сначала непосредственно в прихожей. Затем – на кровати. Где они только не кувыркались!
  На сей раз Лионелла сумела применить лингвистическую сноровку и вставила n-ое количество слов в краткие периоды затишья между генитальными контактами. Во-первых, она усмирила фантазию партнёра и настояла на рабоче-крестьянском варианте в любой из комбинаций двух сплетённых тел. Из-за дремучих предубеждений и сексуальной закрепощённости она выбрала роль неподвижного бревна в половой художественной гимнастике. Во-вторых – успела поделиться ближайшими планами на будущее (фото собаки, состязания норных). В-третьих, ничтоже сумняшеся, задала прямолинейный вопрос:
  – Скажи, зачем тебе это надо?
  – Что именно? – хладнокровно осведомился партнёр, бесстрастно созерцая потолок.
  – Ну, – широким жестом свободной руки Лионелла обвела часть обозримого пространства. – Это самое...
  – Я так хочу.
  Сказано было, как отрезано. Без шансов на продолжение темы.
  «М-да, краткость – сестра таланта, – утешила себя Лина, не удовлетворённая трактовкой ситуации. – Способный к раздаче объяснений мужичок! Доступно дал понять, чтоб не приставала с глупостями типа «Ты меня любишь? А, может, взять, да всё-таки спросить?» – Лионелла украдкой покосилась на Анатолия. Судя по самоуверенному выражению лица, тот готовился вновь приступить к повторению пройденного материала. Откуда в нём столько сил? Идеальная секс-машина в действии! Так никакого здоровья не хватит.
  Женщина поспешила заговорить любовнику зубы, чтобы оттянуть момент соития – ей казалось противоестественным заниматься сексом с такой устрашающей систематичностью. И вообще, вчера она была ошарашена натиском, психологически сломлена, можно сказать – выведена из строя. Но сегодня пришла в сознание и подключила к работе мозг. Или что там у неё вместо вместо него...
  Беспокоил некий трудноопределяемый нюанс. Мешал, как травинка, прилипшая к телу. Источник раздражения она попробовала устранить путём собеседования. Стремясь установить в процессе переливания из пустого в порожнее что, где и к чему прилипло. Тары-бары ни не помогли.
  Она снова пала под бешеным напором «гризли», еле-еле отдышалась, мсходя потом и истомой: опустошённая, невесомая, как пёрышко. На её лепет про завтрашние состязания Анатолий ответил по-мужски конкретно:
   – Утром пришлю машину с водителем.
  – Не надо! – запротестовала Лина.
  – Надо. Мне это ничего не стоит.
   Он ещё и заботливый! Динозавры не вымерли. Брутальный мачо в качестве мега-покровителя и супер-производителя. Неутомимо и невозмутимо предусмотрительный. Безупречный!
  И всё-таки чего-то недоставало в сказочной палитре. Провожая супермена за порог, Лина осознала, наконец – чего.
   Кожемякин неистово впивался в её рот губами перед тем, как, что называется, загнать свечу в подсвечник. Захват был всеобъемлющим: одним махом он заграбастывал пол-лица и практически перекрывал кислород – Лине трудно было дышать носом. Мощно засасывал, точно пожарным насосом выкачивал горячую кровь из артерий. После бурной прелюдии переходил к основному действу. Ни до, ни после – не касался её губами. Не чмокнул даже в щёчку на прощание.
  Беспокоил дефицит телячьих нежностей! Видимо, «гризли» не только не любит её – что естественно, с чего бы? Она ему нисколько не нравится. А трахать с непотребной динамичностью он способен любой движущийся предмет. Возможно даже что и неподвижный – такой у человека талант.
  Ну и ладно! Она попользуется Кожемякиным и даст ему отставку. Если тот сам её не опередит.
  
  * * *
  
  – Привет, Лохматый!
  – Будешь шалить – накажу.
  – Ой, Володечка, прости засранку! Обещаю стать послушной.
  – То-то!
  – Нарыл чего-нибудь?
  – Как раз хотел звонить. А ты сама тут как тут. Злая ты, подруга! Приметы не врут.
  – Не отвлекайся!
  – У Бузыкиной Елизаветы Петровны двое детишек. Тебя кто интересует?
  – Н-не знаю. Оба, наверное.
  – Один другого стоит. Лично я на твоём месте поискал бы кого-нибудь третьего! Но такового нет. Сынок: Бузыкин Олег, 1958 года рождения, отбывает срок в колонии строго режима. Статья 105, часть вторая, пункт З УК РФ. Ещё пять лет трубить.
  – Пункт на букву «Зы» – это у нас что?
  – Убийство из корыстных побуждений.
  – Ого! А что второй?
  – Вторая. Горьковец Анастасия, 1961 года рождения, лицо без определённого места жительства. Оправдывает фамилию на все сто. Горькая пьяница. Раньше из вытрезвителя не вылезала. Теперь – из наркодиспансера. Депутат Зорькин бесплатно там врачует алкашей. Она, когда не на помойке – в этой богадельне обитает.
  – Н-да... А кто из них женат или замужем?
  – Были оба. Анастасия – Горьковец по мужу. Но муж давно объелся груш. Помер. Говорят, тоже по пьянке. А Олежек и сидит, собственно, за убийство супруги.
  – Матерь божия, ну и семейка!
  – И не говори! Сама-то семьёй обзавестись не надумала?
  – Я ещё пока в своём уме. Слишком много передо мною отрицательных примеров. Не желаю уподобиться.
  – Ну, гляди! А то ведь я могу и помочь.
  – Женишься что ли?
  – Не, могу помочь перебиться до свадьбы-женитьбы.
  
  Капитан Щербаков сделал очередное двусмысленное предложение, Лионелла привычно ему на то попеняла, они мило пообщались, щедро делясь свежими анекдотами. Но настроение Лионеллы с небесных высот плавно спикировало до точки ниже уровня моря.
  Как от маргиналов мог родиться гений? Почему уродов носит земля – непонятно. Ясно одно: кто бы из Бузыкиных не произвёл на свет Кондрата, родительских прав их следовало давным-давно лишить. Бедный мальчик!
  
  * * *
  
  Наступивший день вернул эйфорию на прежнее место – Лина снова впала в оптимизм. Предвкушение праздника отдавало возвышенным, жизнеутверждающим маразмом, поскольку не имело под собою оснований. Но одновременно – на задний план отступил ущербный анализ вопросов бытия, инвентаризация обид и унижений.
  Зерно здравого смысла в блаженном воодушевлении было. Глупо жаловаться на трудности, смакуя их во всей их непреодолимости. Лучше жить бездумно и весело, чем скучно и умно!
  
  Для повышения самооценки полезно время от времени ощущать себя королевной, это Лионелла Зимина знала. Но не подозревала, до какой степени это может быть приятно! Чтобы было чем насладиться и на склоне лет, вдова интенсивно генерировала удовольствие про запас. Возомнила она себя монаршей особой из-за сущей безделицы – от того, что «гризли» предоставил обещанное авто.
  
  Автомобиль с личным шофёром никогда не входил в планы Лионеллы – напрасно! Да здравствует усовершенствование мечт! Расширение горизонтов и спектра жизненных благ.
  Захваченная вихрем предприимчивости, рано поутру Лина улучила минутку для того, ятобы с прежним рвением поиграть в завзятую радийщицу. Фотосессию Пирата отложила на потом. Авось и так прокатит!
  И прокатило.
  
  Машина оказалась сиреневой «Волгой», водитель – кудлатым мужичком с физиономией тракториста из колхоза «40 лет без урожая». Простой, как тяпка, однако по-европейски обходительный – вышколенный барином за годы холопской службы.
  Лина воссела на велюровое сиденье, аки царица на трон, продолжая ощущать в себе брожение голубых кровей. Но напускное величие бесследно улетучилось, едва воспитанный «тракторист» захлопнул дверцу своего кабриолета. Сил своих Лионелла не рассчитала. Как только «Волга» тронулась, пришёл мандраж. Великий и ужасный.
  
  Осмыслив по пути фрагменты биографии Пирата, Лионелла приготовилась к худшему. Но была не намерена отступать – лучше раз и навсегда покончить с этим! Оконфузиться принародно и больше к теме не возвращаться. Коли Пират не охотник – поставить на нём жирный крест! В душе, однако, Лина лелеяла надежду на то, что он охотник, и надежда эта, вопреки всем и вся, по пылкости напоминала подлинную страсть.
  
  ...Пустынная в обычные дни притравочная станция кишела людьми и собаками. Тех и других понаехало видимо-невидимо. Всюду сновали благообразные старики, импозантные мужики, субтильные тургеневские барышни и мужеподобные тётки в хаки с головы до пят.
  Дети, представленные в широком ассортименте: от бойких «вождей краснокожих» до мирных младенцев в нагрудных рюкзачках – ласкали глаз. Контингент курсировал в основном вокруг деревянного стола под дырявым навесом. Там шуршала бумагами экспертная бригада. Пытливые наблюдатели, кто исподволь, кто – открыто – контролировали процесс.
  
  Жаркое утро обещало насытить день происшествиями.
  Заблаговременно задрожали поджилки. Ноги при каждом шаге норовили подломиться. В принципе, страхи прогнозировались изначально, но Лионелла не предполагала, что они навалятся так скоро. Ещё ничего не началось, а она уже выбирает между излюбленными вариантами: брякнуться в обморок или дать стрекача.
  Тревожное ожидание прервала разухабистая тётка в белой размахайке. Она весело предложила сдавать родухи и бабло.
  – Чего-чего? – озадачилась Лионелла. – Что надо делаать?
  – Отдайте деньги и документы, – подсказали слева. А справа посоветовали далеко не убегать, ибо скоро грянет жеребьёвка.
  Не прошло и часа, как она, действительно, грянула. С шутками-прибаутками, тяжкими вздохами и прочей сопроводиловкой на усмотрение участников.
  Листочки с указанными на них цифрами перетасовали в бейсболке. Жаждущие истины совали руки в головной убор, вытягивали и оглашали заветный номерок, согласно которому их собака должна была отправиться в нору. В порядке установленной очереди. Лионелла выудила листочек с порядковым номером 1.
  – Оба-на! – воскликнул кто-то.
  – Новичкам везёт! – констатировал женский голос с гриппозным прононсом. Он принадлежал женщине в очках с типичной внешностью сельской учительницы.
  – Я когда в первый раз пришёл, тоже вытянул первый! – доверительно сообщил бархатный мужской баритон. Исходил он из уст типа откровенно бандитской наружности. Одетого, впрочем, далеко не под стать пугающей внешности. Обладатель баритона щеголял в набедренной повязке с бахромой из жёлтых кисточек поверх брюк. На голове красовалась широкополая зелёная панама.
  От волнения Лина плохо ориентировалась во времени и пространстве, хотя кое-что автоматически примечала. Кадры кинологической фантасмагории запечатлевались выборочно и скачкообразно. Вскоре она тупо сконцентрировалась лишь на доставшейся по жребию бумажке. Первый – это хорошо! Может, там, наверху, намекают на победу? А вдруг? Очень хотелось в это верить.
  Покуда Лина пыталась метафизически предопределить результат, лисы тоже прошли жеребьёвку. Секретарь – карикатурная копия Лии Ахеджаковой – размашисто закрепила на ватмане последние штрихи. В таблице заранее были указаны ФИО владельцев, клички собак, разновидность по шерсти. Пустые покамест графы предназначались для занесения в них баллов и степени дипломов.
  Лина заворожённо наблюдала за фломастером, упрашивая канцелярскую принадлежность: «Пожалуйста, ну пожалуйста! На верхней строчке ты нарисуешь ещё одну единицу! Единицу, понял? Пусть степень у пиратского диплома будет первой!».
  Вдова отчётливо сознавала абсурдность мольбы. Но когда к делу подключается азарт – разум дремлет. Победить хотелось нестерпимо: впору было самой протискиваться в замысловатую «восьмёрку», показывая собаке пример для подражания. Жаль, габариты людей исключают подобные трюки, не то добрая половина хозяев самоотверженно полезла бы в «трубу»!
  
   В то время, как Лионелла пребывала в смятении, сборище ТАКСикоманов предавалось профессиональным дискуссиям. Хочешь-не хочешь – подслушаешь, ведь все довольно кучно толкутся на небольшом пятачке. Из обрывков фраз взвинченная Лина мало что понимала. И оттого – среди окружающих её лиц, одинаковых по выражению высокомерного снобизма – чувствовала себя невыразимо одинокой.
  Справедливости ради необходимо заметить: надутыми снобами собачники казались Лине напрасно, исключительно от её чрезмерного волнения. В толпе мелькали и простодушные физиономии, к тому же кусать новичков сразу до смерти нигде не принято. Вдруг ещё пригодятся?
   Лионелла начисто забыла об этом, поэтому Георгия Шипуна, невесть откуда взявшегося в последнюю секунду, встретила, как отца родного – они едва не облобызались. Лина уже кинулась ему на шею, но обниматься было некогда. Наступил долгожданный момент истины. Лишних собак попросили удалить, зрителей пригласили к созерцанию, а первому номеру велели занять исходную позицию.
   Лионелла поднесла Пирата к узкому входному отверстию, помощник эксперта дал отмашку – она отпустила собаку. Далее всё происходило как во сне. Отчасти Лина что-то видела и слышала, но жила, в основном, эмоциями от предельно острых ощущений. Ужас и надежда попеременно сжимали сердце стальными тисками.
  
  Такса подлетела к «телевизору», при виде лисы залилась басовитым лаем. Шибер (заслонку, перекрывающую в норе путь собаке или зверю) подняли. И началась непонятная свистопляска. Лиса убежала, Пират за ней погнался. Лина никак не могла сообразить, где находятся участники погони, верно ли бежит собака. Одно радовало – что всё-таки бежит.
  Зверь перемещался бесшумно – это из-за собаки не закреплённые крышки энергично подскакивали. Когда перестук пиратской башки по деревяшкам затихал, Лионелла обмирала. Неужели отстал, бросил?
  Слишком затянувшееся по мнению таксятницы преследование прервалось неожиданно. Жора вдруг ломанулся на левую сторону большого восьмёрочного круга, туда же припустил эксперт. И через энное количество секунд был оглашён вердикт:
  – Пасть в пасть!
  Хватка. Волшебное для уха настоящего норника слово означало победу собаки над лисой. Как правило. Термин «пасть в пасть» говорит сам за себя. Собака и лиса вцепились друг другу в челюсти. «Чёрный бархат» и рыжий мех временно слились в единое целое. Извлечение этого «целого» на свет зрители встретили аплодисментами.
  – Вам надо поездить, – одобрила работу собаки темноволосая матрона, судя по замашкам – организатор состязаний. Повторила убеждённо. – Надо поездить!
  И взглянула на Лионеллу как-то по-особенному, иначе, нежели прежде — так смотрят на равных себе. Лина сначала изумилась, потом возликовала, затем удивилась ещё раз. Оказалось, что хватку кобель сделал досрочно, не отбегав положенных для оценки поиска восьми кругов. Выходило, что Пиратик просто эпический герой! Пускай пасть в пасть не считается хваткой по месту, но она свидетельствует о подлинной злобе собаки к зверю.
  – Майн кайф! – тихо простонала Лионелла, повторно запуская кобелька в нору, чтобы тот смог додемонстрировать мастерство преследования. – О, майн кайф! Остановись, мгновенье, ты – прекрасно!
  Пират заработал диплом второй степени. Не успела Лионелла скромно отойти в сторонку, дико обуреваемая гордостью, как Шипун налетел с поздравлениями. Крепко жал руки, тискал Пирата, восторженно трещал:
  – Я говорил, что будет работать? Говорил? Видите!
  Георгий Юрьевич истекал счастьем, как надрезанный берёзовый ствол – соком по ранней весне. «Вот ты какое – седьмое небо!» – подумала Лина, изображая небрежную усмешку, чтобы скрыть восторг под маской самоиронии. Но рот непроизвольно расплывался до ушей. Бессмысленная улыбка непрерывного катарсиса не сходила с лица. Лионелла была счастлива, восторг, казалось, достиг запредельной отметки.
  Но волоокая девушка с пухлыми щёчками поддала жару – дружеской улыбкой, добрым словом. Восхитившись состязательным дебютом Пирата, она сердечно потрясла безвольную длань Лионеллы и коротко представилась:
  – Серафима. Макарская. У меня длинники*. Вам, действительно, стоит подумать о спортивной карьере. Кобель, по-видимому, перспективный. Только рану обработайте, кровь с языка капает. Или нет, это губа разбита. Пустяки!
  Девушка улыбалась тепло, ободряюще – Лионелла мгновенно перестала чувствовать себя чужой среди своих, окончательно преисполнившись блаженства.
  
  Ей ещё предстояло узнать, что мир собачников весьма не однороден. Он делится на кланы по родовому признаку и функционирует приблизительно так же, как мафия. Кланы беспощадно сражаются друг с другом. Дело не доходит до кровавых разборок, однако скандалы учиняются с привлечением чёрного пиара, вплоть до полного морального уничтожения противника.
  Лионелла получила боевое крещение и вступила в суровое братство ТАКСикоманов. На положении аутсайдера она не владела информацией обо всех склоках кинологического социума. Но она была большая девочка, способная улавливать суть, и догадывалась: общие аплодисменты и милые улыбки – фасад. Признак внешнего лоска, экспонирование приличных манер. Во всяком море есть подводные камни и течения. Имеются они и в этом аквариуме.
  Анекдот – квинтэссенция сути. Про материнские чувства есть такой, например:
  
  Грозный окрик из темноты: «Кто тут ссыт, как полковая лошадь?».
  В ответ: «Это я, мам...».
  И немедленно – резкая смена тональности. Слвшится уже ободряющее, нежно: «А-аа, ну, писай, писай, дочка!
  
  Речь о людях, но анекдот точно отражает чувства владельца к любимой собаке, а также – к потомкам этой собаки. И к потомкам их потомков. Свои щенки для него – всё равно, что родные дети. Они, разумеется, писают. А чужие – ссут.
   Конкурентов никто не жалует. Тем ценнее было искреннее восхищение её непутёвым Пиратом. Данная чужаками оценка дорогого стоила!
  
  Более близкое знакомство с кинологической братией продолжилось пьянкой в перерыве. Юная Серафима и убелённый сединами Шипун втащили Лионеллу на покосившуюся скамейку перед перевёрнутой бочкой. К ним присоединилось несколько человек, и – пошла писать губерния! Компания выпивала и закусывала на скорую руку, но свежими рассказами про собачьи будни делилась обстоятельно, со смаком. Собаковод часами способен рассуждать о шалостях питомца, его недюжинном уме и прочих необыкновенных качествах.
  Лидерство в словесном пиршестве взял Георгий Юрьевич. Право первой длинной речи досталось ему, как бывалому охотнику, который даст сто очков вперёд любому из рассказчиков. Ветерана не прерывали. Отчасти – из уважения к сединам, а также потому, что были заняты тщательным пережёвыванием пищи. Лионелла внимала аксакалу, разинув рот, забывая о закуске. Все её познания о норной охоте носили теоретический характер. А тут – живописал охоту мастер жанра, прирождённый норник, мэтр.
  
  Сказ о том, как одна лиса в мелиоративной трубе
   с двумя собаками разменялась
  
  – Время поджимает, буду краток, – добродушно осклабился Шипун. Излагал он, экспрессивно:жестикулируя, широко используя богатую мимику лица и тыча пальцем в бочку как в карту генштаба. Рассказ, не смотря на живость, отдавал военной канцелярией. То не охотничья байка была, а донесение из района боевых действий.
  – Дело было в Саратове. В бывшей мелиоративной сети там лисы обитают. Нашли готовые убежища и приспособились в них жить. Мелиоративные трубы тянутся метров на 300-500.
  Нас было четверо: я с племянником и две таксы: Мальва и Цангур. Дело было так: отправил я племянника на край трубы встречать лису, сам пускаю собак с другого конца.
  Дойти племянник вовремя не успел: лиса выскочила слишком быстро и ушла без выстрела. Вторую – он уложил на месте. Выстрел произвёл, стоя непосредственно над трубой. И третья лиса – а там была, оказывается, и третья! – с испугу умудрилась сделать размен сразу с двумя собаками и пошла назад. Цангур выскочил вслед за второй лисой, которую уложил племянник, а Мальва развернулась и двинулась за третьей. Обнаружилось это слишком поздно. Покуда сообразили, почему не вышла вторая собака, пока я добежал до исходной точки...
  Гляжу, а на пригорке, как на ладони – хоть кино снимай! – движется лиса: вразвалочку, без всякой спешки. Поняла, что Мальве её не догнать. Собака осталась далеко позади – тяжело ей, бедняжке, по снегу-то!
  Лиса перемещалась вдоль посадки рядом с железной дорогой. Я прикинул на глазок её маршрут и рассчитал, где встретить. Стал, что называется, на номер*. Спокойно поджидаю, мысленно уже ощущая лису в своём вещмешке. И надо же было племяннику пустить Цангура Мальве вдогонку!
  Выскакивает Цаня, как чёрт из табакерки. Лиса – ходу! Стало ясно, что теперь её не достать – собак бы перехватить! Еле-еле успел им наперерез. Упаковал в мешок своих такс. Это вместо ожидаемого трофея! Могли взять трёх – вернулись с одной.
  Никогда бы не подумал, что дикая, относительно слабая лиса (не закалённая в боях, как её сестра на притравочной станции), способна разменяться с двумя собаками. Вот, что настоящий испуг делает! Этот размен спас лисице жизнь.
  Шипун прищурился, в мыслях проигрывая ситуацию заново, горячо переживая допущенную оплошность:
  – Ну, пусть пока погуляет...
  Ключевым в заключительной фразе было слово «пока».
  
  * * *
  Парень с вызывающе наглым взглядом изволил походя осчастливить крупицею опыта:
  – У меня один раз такса шла с голосом по следу тигра. А ведь считается, что собаки панически боятся тигриного запаха. Самым необычным, однако, было не то, что собака побежала по следу, а то, что я её догнал! Видать, сильно за неё испугался. А она принялась жрать замёрзшую тигриную мочу. Уж не знаю, что это значит.
  – Значить может всё, что угодно, – отозвался юноша, упакованный в камуфляж снизу доверху. Своим видом оживляя в памяти классическое: «Весь в грязи, и сзади ветка – это к нам ползёт разведка!». Но как раз зелёных веточек на макушке и не доставало до полного соответствия с классикой:
  – Такса, если не ошибка, то уж точно – загадка природы. У нас как-то таксун волка погнал с голосом. На номере промазали, волк – через поле, таксун – за ним, взахлёб... Мы ему: «Стой, дурак! Куда? Сожрёт!». А ему хоть бы что! Пробежался до следующего, близлежащего лесочка и вернулся – сам от своего героизму малость офигевший.
  Крутые перцы обменялись понимающими взглядами и обособились от баб, ботанов и детей. У накрытой «поляны» осталось только четверо, но квартет не подкачал – до начала второго тура выдал не менее десятка удивительных историй. Обсуждение собак мало-помалу перелилось в метафизическое русло. Смену темы обеспечил долговязый очкарик мраморной* таксой на коленях. По ходу беседы он близко к тексту цитировал выдержки из БСЭ и иных академических изданий. «Не иначе, доцент», – уважительно предположила Лионелла, целясь пластмассовой вилкой в скользкий грибочек на бумажной тарелке.
  – Собака, – с важным видом сообщил «доцент». – Символ защиты и самопожертвования,
  Никто не спорил с ним. Но малому как будто было невдомёк, что собаколюбы априори с ним согласны — знаток вопроса с упоением педанта насаждал свою точку зрения – тему парень принимал близко к сердцу.
  – И не только! – провозвестил он, внушительно указуя пальцем в небо. – Харон – перевозчик в страну мёртвых, изображался греками в виде собаки, равно как и другие боги подземного царства. Майя в своих мифах олицетворяли собак с проводниками человеческих душ через реку смерти. Бог-собака вёл солнце сквозь тьму загробного мира и возрождался вместе с ним. Возрождался! Собака — это ещё и символ возрождения.
  Выдержав паузу, дабы слушатели в полной мере вкусили соль тирады, эрудит спросил:
  – Разные страны, народы, времена – и почти идентичные мифы – неужели совпадение?
  И сам себе ответил:
  Нет! Мистическая связь собаки с потусторонними силами доказана на практике. Самый показательный случай произошёл в Скалистых горах с американским семейством, которое ночью на горной дороге повстречалось с призраком погибшего пса.
   Роберт Симпсон остановил машину и попробовал подойти к собаке поближе. Чтобы убедиться в том, что ошибается – дружелюбно настроенный далматин, несмотря на поразительное сходство, никак не мог быть его любимым Ричи,. Но собака, виляя хвостом, словно дразнила Роберта: подпускала к себе недостаточно близко. Человек хотел убедиться в ошибке или подтвердить невероятную догадку, но сделать это не удавалось. В конце концов собака исчезла, буквально растворившись в воздухе. Симпсон вернулся к автомобилю и включил зажигание, чтобы продолжить прерванный путь. И тут впереди послышался страшный грохот. Обвал. Если бы люди не сделали незапланированную остановку, машина попала бы под камнепад.
  Поддавшись порыву, Лионелла решительно встряла:
   • Читала я про Скалистые горы, семью, собаку-призрак и камнепад!
   Грубо сдирать с чудесной новеллы ореол непостижимости было жаль, но истина – дороже! И потом, не всё только «доценту» фигурять! Она, чай, не блондинка какая, рыжие – любого умника заткнут за пояс.
   – В моей истории колли была, и семейство носило другую фамилию. Враки всё это! Легенды и мифы современной Америки. Янки стесняются отсутствия глубокой старины и искусственно внедряют в массы россказни про привидения, формируя таким образом собственную, постиндейскую мифологию.
  «Доцент» хотел молвить ответное слово, но его опередили.
  – Да-да-да! – поддержала скепсис Лионеллы сухопарая старушка с аккуратной причёской. Все вокруг, включая молодёжь, панибратски называли её Светиком. – Янки – они такие! А нам лишней мистики не надо. У нас и без неё – дым коромыслом.
  Светик, перехватив инициативу, внесла свою лепту в золотую коллекцию занимательных историй про собак:
  – Бладхаунды – считай, таксы-переростки. Между двумя породами так много общего, что это наводит на серьёзные научные обобщения. Но это так, между прочим, вместо вступительного слова.
  Сама история в следующем. Сука моя, бладхаунд по кличке Арта, личным примером доказала: женщина хитрее мужика, коварнее его и изворотливей. Пусть вас не смущает, что на одну доску я ставлю собаку и человеческую особь. Мужик или кобель, какая разница? Каждая женщина в сущности — немножечко сука. Все мы – одной крови!
  Арта научила своего сына тырить пироги со стола. Причём последний сам лакомиться не успевал, хотя воровал выпечку для совместного поедания. Уму непостижимо, как она заставляла его делать это! Полагаю, имела место телепатия – другого объяснения не вижу. Сука сидела в соседней комнате – вроде как она совершенно не при чём. И моментально пожирала плоды своей преступной инициативы – пирожки, что приносил ей сынуля.
  Пирог заглатывала в мгновение ока. Чтобы никто, включая простофилю-добытчика, не смог отнять ни крошки. Тот моргал глазами и послушно влачился на кухню, чтобы тырить вкусности, которые снова достанутся мамочке. Исполнителю не доставалось ничего — всё сжирал заказчик.
   Первопричина фокуса крылась в патологической склонности Арты к воровству. Но подстрекательница выходила сухой из воды, на орехи всегда доставалось другому. Чистейшей воды феномен без малейшего признака мистики!
  
  ...Начался второй тур состязаний. Лионелла поднесла кобеля к «пэшке», Пират понорился. Лиса ушла в последний котёл. Завязалась схватка. В итоге собака взяла рыжую за плечо, всего нескольких сантиметров не хватило до констатации хватки по месту и заветного диплома первой степени. Долго приходила в себя Лионелла, находясь под впечатлением от увиденного.
   Самым необъяснимым из всех разом охвативших её чувств оказалась досада. Лине мало было диплома второй степени! Ещё недавно она не помышляла и о «трёшке», а теперь же – вторую степень воспринимала как нечто само собой разумеющееся. И жаждала большего. «Будем считать, – сказала она себе, – что педалька в механизме исполнения желаний случайно прокрутилась вхолостую. В следующий раз осечки не будет!».
  
  Суматошная атмосфера мероприятия выходила из ряда вон. Необыкновенно приподнятая, невероятно приятная. В такой обстановке поневоле уверуешь в прекрасное далёко. Психологический массаж души и сердца повлёк за собой всплеск воодушевления. И хотя всё это было немножечко нервное, и значит – неправильное, хотелось, чтобы праздник не кончался.
  
  И он продолжился. На завтра здесь же намечалась выставка охотничьих собак – половина контингента осталась на притравочной станции с ночёвкой. Лионеллу пригласили в палатку, выделили спальник.
  Немедленно с щемящей ностальгией вспомнилось пионерское детство.
  И когда тёмной ночью при свете костра разноголосый хор под гитару грянул: «Гори, гори, моя звезда, звезда любви заветная!», Лина прослезилась. Не одинокую слезу уронила, а задохнулась в судорожных рыданиях. Устыдившись слабости, она убежала в спасительную темень, под сень куста сирени, где и принялась мужественно противостоять истерике. Кусала губы, задерживала дыхание, размазывала слёзы по ушам, но никак не могла успокоиться от невыносимо острой жалости. К себе, несчастной, к Зимину, Никите, Пирату... Даже образ племянницы Машки вызывал непроизвольный фонтан солёных брызг. Слёзы и сопли текли рекой. Единственное, чего добилась от себя Лионелла – относительной бесшумности припадка. Только редкое шмыганье носом да глубокие вздохи доносились из-под куста. Растроганная воспоминаниями вдова изо всех сил оберегала дух коллективного праздника. Публичная демонстрация нервных расстройств – признак дурного тона. Лина стоически проявляла нормы деликатности.
  Она была уверена в надёжности уединения. Поэтому прикосновение чьей-то руки восприняла как электрический разряд. Лионелла вздрогнула. Поток слёз мгновенно пересох.
  – Что-нибудь случилось? – заботливо поинтересовалась темнота голосом её давешней знакомой, Серафимы Макарской. – Или просто нервы расшатались?
  – Ага, – подтвердила Лина. – Нервы. Трагедия на почве жуткого разочарования – всего один денёк побыла королевной! Сижу у разбитого корыта, завтра домой на электричке поеду. Кошмар!
  Силуэт Серафимы колыхнулся, глаза в рассеянном свете далёкого фонаря сверкнули, как звёзды. «Контактные линзы носит» – смекнула Лина и по инерции тяжко вздохнула.
  – Пошли выпьем с горя! – весело предложила волоокая дева, и они вернулись к костру.
  
  Долго пели, ели и пили. Говорили всё больше о таксах– потому и просидели до утра. Полностью компания рассосалась на рассвете. У каждого нашлось что поведать о четвероногом любимце. Самую романтическую историю припасла Серафима.
  
  Паулина – Великий Дракон
  
  – Позвольте поведать вам о чуде! – сделала Макарская заявку на соло у общего костра. – Случилось оно со мной и длинницей моей, Паулинкой.
   Все вразнобой заулыбались,кивками выражая одобрение. Спрос на диво дивное от конъюнктуры не зависит – интерес к нему незыблемо велик.
  Заручившись формальным согласием, Серафима извлекла из кармана складной ножичек,надрезала им апельсиновую шкурку. Воздух наполнился сочным ароматом. У обещанного чуда появился фруктовый привкус. Рыжую длинношерстную таксу и оранжевый апельсин соединила незримая нить. От связки – отчётливо повеяло романтикой.
  – Три года назад, – начала Серафима. – Мы с Паулинкой поехали на вязку. Замуж выходить решили ближе к вечеру. Приятель мой вызвался отвезти нас к месту события.
  
  Прибыли,совершили собачий свадебный обряд. Пока новобрачные приходили в себя от любовных утех, шампанского выпили – всё путём! Возвращаемся. И вот представьте, за несколько километров до Москвы у машины отрывается колесо!
  Аудитория сочувственно охнула. Макарская спрятала полуулыбку одобрения в уголках губ и ловко отправила шкурку апельсина в пакет для отходов. Жест педантичной аккуратности был воспринят всеми как пасс гипнотизёра.
  – Вот вам и ах! – подбросила дровец Серафима в набирающий силу огонь любопытства. – Через встречку – на соседнюю обочину! Пока несло, с тремя машинами столкнулись. Наша — всмятку! Я через лобовое стекло вылетаю, у водителя синяк и шишка. Куда подевалась Паулина, в суматохе никто не заметил.
   Дело было в октябре. Дождь моросил, противный такой: мелкий, колючий, холодный. Выбралась я из грязи — Паулинки нет! Думаю, может, спряталась где поблизости... Давай орать. По кустам придорожным шарю, но бестолку – темно, хоть глаз коли! Ни зги не видно.
  – И всё-таки нашла? – торопит нетерпеливый слушатель развязку.
  – Не-а, – Серафима, пронзая взором пламя,откусывает от апельсиновой дольки кусочек. – Тогда — нет.
  Дремлющая неподалёку Паулина, уловив общее внимание к своей особе, прервала чуткий сон, внимательно оглядела людей, словно навскидку определяя их стоимость. Сделав вывод, по всей видимости, нелицеприятный – и отвернулась с выражением крайней скуки на морде.
  Но какой-то неуёмный полуночник в это самое время взялся притравливать собаку на норе. Паулина мигом всполошилась, издала пронзительное «Гав!», завертелась, как ужаленная.
  – Ладно тебе! – успокоила собаку хозяйка. – Не трать напрасно нервы! На сегодня манёвры закончились.
  И такса угомонилась, не сводя глаз с притягательной темноты. Только тени колышущихся веток мелькали в свете одинокого фонаря. Но запахи и звуки! Их не скроет ночь...
  
  – ...Приехала скорая. Помчался за мною её дружный экипаж. Догнали меня санитары, за руки — хвать! Я из их объятий вырываюсь, по ходу борьбы объясняя мотив: собака из машины выпала, сейчас её найду, и мы с ней да с вами, господа – хоть на край света! А они мне: «Девушка, какая собака, вы себя в зеркало видели?».
  – Нет, – отвечаю, – Сумочка потерялась, а зеркальце – в ней. Да и некогда мне в зеркальцы смотреть.
  – Дура! У тебя вся башка раздолбана! – убеждает санитар.
  – Что, прямо так дурой и назвал?
  – Не, – усмехнулась Серафима, – Это я цензурно перевела с разговорного на литературный. Изъяснялся малый в основном по матушке. И имел га то все основания.
  Восемь рёбер оказались сломаны, дырка в лёгком образовалась с два пальца шириной, ну и башка, действительно – была разбита.
  – И ты при всём при этом бегала?
  – Как угорелая! Носилась по грязи и Паулину звала. Боли не чувствовала.
  – Это последствия шока, – поделилась Лионелла азами медицинской грамоты.
  – Угу, – не стала отрицать Серафима. – Они самые! Первое чудо: полудохлая бабёнка скакала как механический заяц на ядерной батарейке. Два санитара не могли остановить.
  – Как отыскалась собака-то?
  – О, это второе чудо! Меня в реанимацию доставили. Приятель, что за рулём был, поехал с повинной к сестре моей, Соне. Та, девушка разумная, рассудила здраво: мне по любому теперь помогут, а Паулинку надо срочно искать!
  Она сначала труп пыталась обнаружить, предполагая, что собака не выжила. Всю обочину излазила. Безрезультатно! Тогда принялась по округе объявления расклеивать.
  – Ну!? – глубоко сопереживая, Лионелла забавно выпучила глаза и крепко сжала кулаки.
  – Нашла! – ободряюще подмигнула ей Макарская. – От Соньки не скроешься! Через восемь дней поступил телефонный звонок. Добрые люди сказали, что собака у них. Напомнив про обещанное вознаграждение. Не забудьте, говорят, с собой прихватить, когда явитесь!
  – Много попросили?
  – Не в том дело, – ушла от вопроса Серафима. – Соня до этого случая жутко боялась автострады. А услышала новость – её как подменили! Рванула по указанному адресу, позабыв про страх. Вмиг долетела. И мне скорей звонить:
  – Симка, – кричит, – Счастье привалило! Держу твою Паулинку на своих собственных руках.
  
  – Это всё? – у Лионеллы вытянулись губы, а вместе с ними — и лицо. От истории о чуде она ждала большего.
  – Запросили-то сколько? – народ настоятельно требовал оглашения тарифов на счастье.
  – Столько у Сони не было, – вздохнула Серафима. – Пришлось добавить к деньгам золотую цепочку.
  
   – Страшная сказка с предсказуемым концом, – подытожил чей-то голос. как будто тоже чем-то недовольный. – Хэппи энд, аплодисменты, занавес...
  Ночь за пределами освещённого круга надёжно скрывала говорящего.
  – Э, нет! Мой рассказ – чистокровная быль, – гордо возразила Серафима. – А чудеса на этом не закончились Я услышала, что Паулинка у Сони – и тотчас выздоровела!
  – Так не бывает!
  – Врач тоже изъяснялся в том же духе. «Невероятно! – говорит. – Не может быть!». А я хожу за ним по пятам, канючу: «Отпусти-и-ите меня – я в порядке!»
  – ...И?
  – А куда ему было деваться? Показатели-то резко улучшились! Температура нормализовалась, давление – тоже. Утром низкое было, температура, наоборот – высокая, и вдруг, всё разом – чики-пуки! Представляете? И это ещё не всё!
   Паулинка потерялась в разгар течки. Повязать её мог каждый встречный кобель... Я с этим заранее смирилась. Ладно, думаю, и дворняжек пристроим! А она родила четверых таксят. Без единого изъяна! Никогда не узнать, через что прошла моя скиталица: где спала, что ела, с кем дралась – но щенков своих она уберегла.
  – Те, кто её подобрали, не поделились подробностями?
  – Нечем им было делиться. Они нашли Паулину за день до Сониного приезда. неделю собака выживала самостоятельно.
  – Фартануло крошке!
  – О да! И не только во время странствий. Вышла я из больницы – и сразу на ЦАЦИТ!* А что? Деньги уплачены, срок у собаки маленький. И моя Паулина, в двух запусках показала лучшие результаты! Две идеальные хватки, сто баллов каждая! Победа! До сих пор то чувство помню! – Серафима сладко потянулась, мечтательно улыбаясь. – Паулина – Великий Дракон!
  – Почему дракон? – проявила любознательность публика, интересуясь из последних сил – все уже клевали носами.
  – Ни одного состязания не было с тех пор, чтоб Паулинка титул не получила. Чем не дракон? Великий и прекрасный.
  Костёр погас. Компания рассосредоточилась по палаткам, домикам и спальникам. Но Серафима приберегла напоследок козырь в рукаве. Обернувшись, уходя, девушка обронила:
  – А за врача, который штопал меня и выхаживал, я потом замуж вышла. Уж не знаю, причислять ли это к чудесам...
  
  * * *
  
  Наутро Пират подтвердил заслуженное им ранее «отлично». Но хлебосольные торжества сменили постные будни – обошёл его на ринге столичный кобель!
   Ревниво оглядывая удачливого конкурента, Лионелла надулась, как обиженный ребёнок. «Эка невидаль – кофе!** Черно-подпалая такса намного эффектнее смотрится. Пират – красавец, эксперта — на мыло! Он круглый дурак или подкуплен владельцем «кофейника».
  Лина верно уловила элемент несправедливости, но возвела на эксперта напраслину, приписав тому мздоимство вкупе с кретинизмом. Исход дела объяснялся проще: хозяйка кофейника владела основами хендлинга. Она не ленилась бодро перебирать ножками, сохраняя заданный темп. При демонстрации собакой стойки — элегантно преклоняла колено. Победивший кобель был вышколен для выставок, коленки его владелицы выглядели крайне аппетитно – «кофейник» и его хозяйка смотрелись эффектно. Пират же с наукой передвижения по рингу был знаком поверхностно, а Лина ни сном ни духом не ведалао том, что хождение по кругу – своего рода высокое искусство.
  
  Смаковать горечь недоразумения мешала работа собаки в норе. Пират давеча превзошёл самого себя – ничто не могло умалить его триумфа! Странное чувство добавляло остроты воспоминанию о вчерашнем. Ощущение начала начал.
   Словно очнувшись от летаргического сна, Лина радостно озиралась, ничего вокруг не узнавая, и готовилась продолжить жизнь если не с с чистого листа, то уж с красной строки – это точно.
  
  Дети счастливы несмотря на печали. Потому что они у истока, конца пути пока им не видать. Огорчения мимолётны, впереди уйма увлекательных занятий. И, главное – времени тьма! При таком раскладе любая превратность – несущественна, ошибка – исправима, препятствия – преодолимы.
  Взрослая жизнь тянется трудно и нудно, по сложившемуся распорядку. Кроме разных неприятностей ничего особенного не происходит. Из хороших новостей – программа телепередач, аванс и получка. Чувствуете разницу?
  В детстве каждый час – открытие! День нашпигован приключениями как килькой консервная банка, за любой из случайностей – перспектива, новое ждёт впереди.
   В некотором смысле Лионелла впала в детство. К ней вернулись девственная свежесть ощущений и тяга к авантюрам. И, похоже, что виной тому была её собака.
  
  Георгий Шипун догнал, приобнял Лионеллу по-дружески, усадил на пенёк, начал паутину плести издалека, с предосторожностями:
  – Пёс у вас не конфликтный, воспитанный...
  – Ну-у, – неопределённо протянула Лина. Когда врать неохота, а правду миру лучше не являть, остаётся лишь невразумительно мычать.
  – Понимаете, у меня проблема. Я к другу собираюсь, на Камчатку.
  Шипун неловко потоптался на месте совсем как бычок на доске.*
   – Около месяца буду отсутствовать. Всех собак пристраиваю, вот Цангур остался...
  Георгий Юрьевич просительно-вопросительно обласкал Лионеллу васильковым взглядом.
  – Не могли бы вы взять его на постой? На передержку, то есть. Деньги на содержание выделю, переноску дам. В порядке компенсации могу по осени организовать охоту для вашей собаки.
  Сердце Лионеллы явственно сказало: «Й-ок!». И ухнуло в район поджелудочной. Починилася педалька в механизме сбычи мечт! Удача плыла в руки.
   Никита в деревне, что ей стоит присмотреть за собачкой? Где одна, там и две! Две – не десять. Тем более, накануне пёс ей приглянулся. Вчера она втайне опять Шипуну позавидовала. Таксы у старика — одна другой круче! Завидев лису, рвутся в бой, челюстями клацают похлеще крокодилов. Пирантел супротив этих монстров – дитя малое. Она непременно найдёт с Цангуром общий язык. А осенью побывает на настоящей охоте. Класс!
  Сглотнув, Лина скромно ответила согласием. Пролепетала, якобы раздумывая:
  – М-можно, – лукаво изображая смущение, чтобы скрыть неприличную радость.
  Шипун пришёл в восторг: проникновенно потряс обе её руки, галантно поцеловал отдельно – правую. И едва ли не вприпрыжку побежал за собакой и прилагающимся к ней инвентарём. Но на полпути остановился, развернулся, призадумался и медленно двинулся вспять.
  Лина встретила охотника доверчивой улыбкой. А тот бесшумной поступью индейца на тропе войны совершил вокруг неё несколько оборотов, получился круг с радиусом метра в полтора. Двигался он, потирая руки, щёлкая пальцами и похлопывая левым кулаком правую ладонь.
  Язык жестов отражал сложную гамму чувств: от самоиронии до весёлого любопытства, замешанного на задорном плутовстве. Лина с интересом наблюдала за вращением неожиданно возникшего спутника. Смущённо похохатывая, тот неуверенно забормотал:
  – Вы знаете, я подумал... Это, конечно, наглость с моей стороны. Но если уж до кучи... В общем, не смею настаивать, но всё-таки рискую предложить...
  Шипун помялся, явив собой картину полного раздрая.
  – Смелей, полковник! – подбодрила Лионелла.
   Заламывание крепких рук изобразило горе и надежду одновременно:
  – Выручайте! Не забуду вовек! Щенка подарю какого хотите, да хоть двух! Боюсь, не успею Церика пристроить, и тогда хана! Пропадёт собака. Графа моего заморил сосед голодом, хотя клялся-божился за ним присмотреть. Приютите и второго, а?
  Выпалил охотник заветные слова и стоит ни жив-ни мёртв. Выгорит-не выгорит? Пан или пропал? Физиономию напряг, как будто усилие лицевых мускулов могло помочь затее.
  Внутренний голос Лины истерически выкрикнул: «Нет!». Но отшить земляка не хватило духу. Вдова замешкалась с ответом, стушевалась.
  Пока она стеснялась, Шипун наобещал сворку, корма, поводок, патронаж до гроба, златые горы и реки, полные вина. В результате Лионелла оказалась одна перед лицом суровых испытаний с тремя кобелями на руках.
  Третьим стал Цербер: неказистый, с нежелательной для гладких лохматостью, низкорослый даже для таксы, но удивительно шустрый. Накануне в «пэшке» он выгнал лису из норы, а на «восьмёрке» – быстрее всех за зверем отбегал.
  
  Глава четвёртая
  ТАРТАРАРЫ МОИ, ТАРТАРАРЫ...
  
  – Силы небесные! – Лионелла выронила поводок. Таксы моментально рассредоточились. Пират поспешил в глубь родного жилища, Цангур рванул к мусоропроводу. Деликатный Церик составил ей ненадолго компанию. Но когда она всплеснула руками, воскликнув: «Господи Иисусе!» – он, сочтя долг вежливости выполненным, умчался вслед за братом.
  В её отсутствие квартиру разгромили. Выпотрошенная мебель была сдвинута с насиженных мест, посуда сгрудилась на полу асимметричными полупирамидками и россыпью осколков. Лишь занавески на обшарпанных гардинах символизировали собой оплот стабильности – на них никто не покусился. Остальные пожитки затейливо разметались по жилплощади размером в 36 квадратным метров.
  Варварский налёт на захудалую частную собственность смахивал на визит буйно помешанного. Только псих во власти немотивированной ярости мог сотворить такое непотребство.
  
  Не отойдя ещё толком от шока, Лина бросилась к кухонному шкафу. Там на дне банки из-под кофе она припрятала остатки «компенсации морального ущерба». Банка среди прочей мелочёвки валялась близ помойного ведра. Но уже без валюты.
  Значит, это не проделки сумасшедшего, попросту – грабёж средь бела дня. Хотя, возможно, дело было ночью. От обиды на неправедность мира Лионелла тихо уронила одинокую капельку, которая обещала вскорости превратиться в нескончаемый поток – потеря и сопутствующий ей кавардак были восприняты вдовой весьма болезненно. Но усилием воли женщина взяла себя в руки, громко топнув при этом ногой.
  Деньги тратить надо без оглядки! А она себя била по рукам перед каждой витриной. И то не надо, и без этого обойдусь... Сэкономила, нечего сказать!
  
  Горевала Лина бурно, но коротко. Только что шумно возмущалась, но вот подскочила, как ошпаренная, и бросилась опрометью из дому вон. Воспользовавшись случаем, скотина разбежалась. Не хватало ещё и чужих кобелей растерять!
  Удача вновь одарила Лионеллу сдержанной улыбкой. Немного кривой, но всё же доброжелательной. Цангур, изучив мусоропровод, проникся интересом к лионеллиному гнёздышку — его искать не пришлось. Церик обнаружился в исторической дырке, из которой Кондрат выуживал Пирата и кота. Он выскочил оттуда в поисках дальнейших приключений, но угодил аккурат в объятия Лионеллы. После чего был посажен под замок по месту временной регистрации.
  Пират пропал. Последнее обстоятельство Лионеллу не беспокоило. Никуда не денется её неразменный пятак! Люди, в руки которых пёс попадал, неизменно возвращали его туда, откуда подбирали. Другая тема всецело занимала воображение – нашествие неведомых вандалов.
  
   Неужто воры не нашли объекта привлекательней? Златом-серебром Лина не владела. Кроме кожемякинских долларов брать у неё было нечего – за ними, похоже, и приходили. Всё барахло, хоть и было повсюду раскидано, осталось в пределах занимаемой им территории. Какой-то супостат узнал,что у неё завелась кучка «зелени», и явился её пощипать? Не вяжется с логикой... Долларов едва хватало на чаевые в приличном кабаке. О деньгах не знал никто, кроме Ларисы и Анатолия, а они не из тех, кто станет беспредел чинить из-за пустяка.
  Вдова стряхнула Церика на пол и осела рядом. Предполагая усладить релаксом организм и тем придать результативности тяжким думам. Совместить, так сказать, приятное с полезным: физический отдых с мыслительной активностью. Однако, мысли путались. Вместо продуктивных умозаключений в голове растерянно множились мрачные вопросительные знаки, а также искромётные междометия с непреодолимым креном в нецензурщину,
  
   Что это было? Вторжение инопланетян, позарившихся на денежку в связи с неотложностью карманных расходов? Цыганский табор? Аномальный вихрь в форме полтергейста?
  – Мамочка милая! – воплем прервала Лионелла цепь нелепых предположений. – Диктофон!
   Лина обшарила глазами интерьер – полное отсутствие присутствия! Спохватилась: перед отъездом она забавлялась с микрофоном на кухне. Ринулась туда.
  
  Казённое имущество валялось под столом близ батареи парового отопления. Лионелла вздохнула было с облегчением, но тотчас испугалась снова. Ну как диктофон теперь не пашет? Она поспешно сдула пыль с бандуры, встряхнув её перед осмотром. Бытовало мнение: кассету надо перемотать – тогда у неё больше шансов на эксплуатацию даже если плёнка «зажёвана». «Спаси меня, – взмолилась Лина, – О, профилактическая перемотка!». И нажала соответствующую кнопочку.
   Диктофон натужно заскрипел; худо-бедно – машина фурычила. Как насчёт воспроизведения? Лионелла опасливо ткнула пальцем в заветную чёрную клавишу...
  Её собственный голос задорно понёс увековеченную ранее на плёнке околесицу:
  – Привет, страна! У микрофона – Лина Бесподобная...
  Инструмент не пострадал. Это был обнадёживающий плюс на фоне окружающего бесчинства. Впечатлительная Лина машинально воспрянула духом, продолжая размышлять о случившемся. Ногрянул гром, мозговая атака захлебнулась.
  
  За гром небесный Лионелла приняла рык, донёсшийся из комнаты со множеством функций. Крошки таксы создади какофонию, леденящую кровь.
  
  Два бойца сошлись в решающей схватке за право первенства. Когда Лина присоединилась к побоищу, кобели успели превратиться в обслюнявленный, окровавленный чёрный клубок. Поскольку силы были примерно равны, никому взять верх не удавалось. Придя в ярость, псы крутились, перемежая лай с рычанием, и гулко бились о стены, прихватывая друг друга за что ни попади.
  – Отрыжь! – заорала Лионелла, срываясь на визг. Пытаясь ухватить кого-нибудь из драчунов за холку, она заработала глубокую рану на указательном пальце. А поскольку руками Лина размахивала как ветряная мельница крыльями, бурые капли окропили поверхность предметов в непосредственной близости от поля боя. Может, гордые представители норной аристократии не знакомы с обычным охотничьим сленгом? Лионелла зычно гаркнула:
  – Фу!
  Глухое «Ф» в её исполнении звучало звонким щёлканьем хлыста. Но кобели будто оглохли. Холодея от приближения катастрофы, Лина кинулась в ванную, отвернула кран. Покуда струя ржавой жидкости наполняла ведро, предприняла ещё одну попытку унять соперников. Посредством увесистого «Словаря иностранных слов». Усилие успехом не увенчалось, а толстый том – жестоко пострадал.
  Ледяной душ на миг заставил собак отпочковаться друг от друга. Лионелла изо всех сил – чтоб не вырвался – прижала одного кобеля к себе. А другому – от души, чтоб не покушался на сородича – отвесила пинка. Того, что на груди – по воле случая то оказался Цангур –заперла в ванной, и в ритме бешеного танго принялась тряпкой собирать в ведро воду, только что из него извергнутую.
  
  Вслед за ликвидацией последствий водопада настал черёд зализывания ран: дезинфекции, перевязки, слёзных причитаний. Укротительница буйных такс промыла пострадавший палец, и, сопя от усердия, взялась накладывать повязку. Марля съезжала, топорщилась, сбиваясь в кучу-малу. В конце концов, презрев основы красоты и гармонии, Лина оставила сооружение как есть – не до эстетических изысков! Безотлагательно требовалось медицинское освидетельствование четвероногих дебоширов.
  
  Собаки присмирели, постфактум оценив свирепость новой хозяйки. Наступила тишина. Однако с ней творилось неладное. Чудилось, в доме кто-то есть помимо них троих. Почти неуловимые, царапали слух посторонние шорохи. То ли вздох, то ли шелест. Или это шёпот? Лионелла настороженно прислушалась.
  Ничего! Щебет птах, трамвайный грохот за окнами.
   Неужто сдвиг на нервной почве? При событийных излишествах немудрено и спятить. Лина хмыкнула, представив себя в палате номер шесть, натянула зубами кончик бинта, формируя бантик на запястье, и… распознала приглушённый стук упавшего предмета. Кто-то где-то что-то уронил.
  Нет, это уже слишком! Звуки, затихая, не пропадали насовсем. Доносились словно из подвала. Или из небытия. Вот как будто шаги... Короткое, неразборчивое бурчание. Лина поёжилась: давешний намёк на психбольницу был не всерьёз, вдова и в страшном сне представить не могла, что свихнётся взаправду.
   Но в худшее верить нетрудно — и она почти убедила себя, что страдает слуховыми галлюцинациями. Под гнётом этой неприятной мысли она находилась до тех пор, пока внезапно под боком не раздался металлический щелчок – это автоматически отключился диктофон, про который было начисто забыто,
   Странные звуки воспроизводила чёрная бандура. Поначалу она громко изрыгала жизнерадостную чушь голосом Лионеллы, но к моменту перевязки – шелестела неразборчивое нечто.
  Круглые глаза жертвы мнимых ощущений медленно полезли из орбит. Рот открылся в немом восклицании. Мисс Марпл, Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро проклюнулись в ней одновременно. Эврика!
  
  Не выключенный магнитофон. Он работал и перед отъездом на «Старт». Только сегодня шло воспроизведение, а два дня назад – производилась запись. Поиграв спозаранку в примадонну эфира, Лина забыла про аппарат, когда приехала машина. А он продолжал трудиться.
  И застукал вора с поличным! Интересно, кто же тут стучал и шебуршал? Стойко преодолевая приступ острого любопытства, Лионелла прежде осмотрела забияк.
   Цаня прихрамывал на правую лапу, Церик – на левую. Уши обоих были порваны, морды разбиты. Лина методично ощупала грудные клетки, животы и яйца – на этот раз пронесло! Но удастся ли без крупных травм и маленьких трагедий дожить до возвращенья Шипуна? Не факт. Во избежание подобных инцидентов шалунишкам следовало преподать урок.
  
   Вооружившись веником, Лина впустила Цангура навстречу братцу. Оба заворчали, за что немедля огребли метлою по зубам. Профилактическое «Фу!» получилось довольно убедительным: подопечные, присев на задние лапы, отпрянули друг от друга, одновременно попятившись от дрессировщицы. Для острастки Лионелла потрясла орудием труда домохозяек перед собачьими мордами, в шрамах вдоль и поперёк, и прочла краткий курс эталонного поведения:
  – Только попробуйте, гады! Вот это видели!?
  Таксы дружно отвернулись от веника, не желая его лицезреть.
  – Обоим всыплю, мало не покажется! Понятно?
   Собаки вильнули кончиками хвостов.
   Закрепила перемирие коллективная трудотерапия.
  Лина заставила хулиганов многократно выполнить команду: «Ко мне!». Похвалила, поровну оделила сухариками. Но, впечатлённая братоубийственным конфликтом, она была отныне всегда начеку. Готовая придушить агрессию в зародыше.
  
   До звона в ушах Лионелла слушала кассету, «тишину» врубая на полную мощность. Репортёрская техника не рассчитана на запись посторонних шумов. Она призвана фиксировать конкретный источник звука, остальное по возможности скрадывая, как бы затирая фон.
  Подозрительные шумы были трудноопознаваемы. Но с азартом ищейки, обнаружившей след, Лина преуспела в из исследовании: вот нетерпеливо скулит Пират. Тихий, но отчётливый хлопок – захлопнулась входная дверь. Проникновение в квартиру, по-видимому, обошлось без взлома.
  Затем возник шорох, который идентифицировать не удалось. Кажется, передвинули мебель. Мужской голос невнятно пробурчал односложную фразу. Снова молчание. Что-то, отдалённо напоминающее шаги... То ли хрип, то ли скрип. Конец плёнки.
  Интонация бормотания была Лионелле до боли знакома. Для полной уверенности не доставало некоторых компонентов, тем не менее... Скорее всего, голос принадлежал Кожемякину. Лишь Анатолий точно знал, что никого нет дома, поскольку сам распорядился подать авто к подъезду. И не замедлил явиться, как только Лина упорхнула.
  А ведь она начала к нему привыкать. Да что уж там – успела привязаться! Долго ли, умеючи... Права Лариса: никакой гризли не Робин Гуд! Это ж надо – провернуть многоступенчатую комбинацию для того лишь, чтоб вшивые баксы вернуть! Каков затейник! Инициировал скоротечный роман, обеспечил беспрепятственное проведение обыска.
   Поглядите, во что превратил уютное гнёздышко! Ну, почти уютное... Во всяком случае, сейчас здесь всё вверх тормашками, а до этого было выборочно, кое-где! Наверное, не сразу деньги обнаружил, и в сердцах довёл бардак до абсолюта.
  
  Первое впечатление, выходит, самое верное. Он сразу ей не приглянулся, с той памятной встречи в лесу. Потом пошли эмоциональные наслоения: бездомный кот за пазухой, предпочтение её Ларисе, умопомрачительный секс. Понаслоилось! Окрылённая, воспарила печальная вдова, защебетала, аки весёлая канарейка..
  
  Чёрная меланхолия получила законное право на царство. Лина ровным счётом ничего не поняла из того, что происходит – но полностью растеряла остатки блаженства, скрасившего время пребывания на «Старте».
  Если придерживаться строгой последовательности изложения событий, то следует уточнить, первый всплеск оптимизма настиг вдову задолго до визита на притравочную станцию – он захлестнул её при появлении Кондрата. Анатолий поддал жару, Пират небывалой боевитостью закрепил прогресс.
  Теперь необоснованной радости наступил преждевременный конец. Всё ухнуло в тартарары.
  
   Аид – это ад древнегреческой закваски, жуткая выдумка эллинов. Тартар, однако, много хуже – он дальше, глубже, мрачнее. Тартар* – бездна под аидом. Но откуда взялись тартарары? На этот счёт у Лионеллы было собственное мнение.
  
  Множественное число древнегреческого термина – российского происхождения. Наша раша сделала тартар шире и многообразнее. Это пропасть, поделённая на множество камер. Большая яма представляет собою единое целое, вместе с этим, здесь каждый занимает свой сегмент.
  Индивидуальный тартар – что-то вроде персонального купе ужасов в подземном поезде, несущемся во мглу. Или отдельная ячейка в муравейнике. Ячеек много, кошмаров – тьма.
  «Провалиться в тартарары...» – на первый взгляд звучит забавно, перекликаясь с тары-барами-растабарами. Ведь болтовня — признак милой сердцу повседневности. Но, если вдуматься, намёк на тары-бары – это ужас в квадрате! Горести и беды, дополненные словоблудием – бессмысленным колебанием воздуха в тартарарынском чёрном муравейнике.
   По разумению Лины, жизнь – переползание из одной ячейки в другую. Бьётся человек, стремится к лучшему, и вот уже преодолел рубеж, перебрался в следующий отсек, а он – новая ловушка.
  Тартарары – лабиринт, из которого не выбраться. Раз попал туда – всё, крышка! В каждом купе муравейника – новая засада. И самое поганое не в череде бесконечных препятствий, а в том, что все купейные ужасы в планетарном масштабе – безделица. Микроскопическая пылинка. Фикция.
  
  – Как ярко сияют погасшие звёзды, – разгребая завалы из предметов обихода, Лина заговорила стихами. – И жжётся так сильно смешная печаль!
   Анатолий – эпизод, не более. Го она была почти готова в петлю лезть.
  – Тартарары вы мои, тартарары, вы достали меня до поры...
  От перенесённых потрясений вдова впала в поэтический транс. Бесцельно бродя по разгромленной квартире, она механически переставляла вещи с места на место и рифмовала всё подряд:
  – Неведомы мне ямбы и хореи, но страсть как помогает логорея!*
  Одних успокаивает вязание и чётки, других – колка дров, Лионеллу в чувство приводила болтовня. Рифмованный словесный понос чудесным образом прекрасно прочищал мозги.
  Не она ли собиралась «гризли» поматросить и бросить? В чём причина неудовольствия?
  – Не в том, – сама себе ответила Лина, – что любви и в помине не было. А в том, что вся эта история есть тайна, покрытая мраком. И по-доброму мрак не рассеется. Будь Кожемякин трижды идиот – не стал бы он мудрить с возвращением баксов обратно. Да было бы что возвращать! К тому же, чтобы деньги не терять, достаточно их было не дарить, не правда ли?
   Не нравился Лионелле ребус, ох не нравился!
  
  Опережая трель звонка, собаки с лаем ринулись к двери. Лина нахмурилась, прикинув, кого принесло. Помедлила, обдумывая линию поведения. Перспектива свидания с «гризли» её не прельщала, а нагрянул, по-видимому, он. Лариса на службе, дети в пампасах – больше некому! Разве что дорогая Элен скоропостижно подоспела...
  Но припожаловала не она.
  Зачастил, голубок, с визитами! Лионелла Зимина имела что сказать другу Анатолию. Но памятуя о портупее, которую засекла при первой встрече, разумно сотворила фигуру умолчания. Решила о подозрениях не заикаться, вопросов не задавать и уклониться от физической близости. Последнее насилу удалось.
  Неутомимая секс-машина и глазом не моргнула при виде бедлама, не теряя время зря, она пошла на абордаж. Лионелла увернулась и, прикрываясь диваном, как щитом – благо тот торчал посередине комнаты – упреждающе вскинула руку:–
  – Э-э, полегче! Сбавь обороты, милый! У дамы не мешает позволения спросить.
  – Зачем? – чистосердечно удивился «гризли». И начал обходной маневр с очевидным намерением настигнуть подружку, дабы неистово с ней совокупиться.
  – Для разнообразия хотя бы, – Лина изловчилась – диван опять оказался между ними, – Или шутки ради. Поскольку о приличиях с тобой гутарить смысла нет.
  – Тебе с шуточками-прибауточками хочется? – снисходительно скривился Анатолий.
   – С песнями и плясками! – набычилась вдова.
   Покровительственный тон хахаля граничила с грубым высокомерием, и Лионелла дала себе слово: больше никаких постельных сцен! Туман чертовского обаяния заметно поредел. Не сама по себе между ними вырастала стена — эту стену Лина начала возводить сосредоточенно, целенаправленно. Из скользких камней недоверия и тяжёлых кирпичей обид. Камень на камень, кирпич на кирпич...
  – Ты можешь мне не верить, но я тебя бросаю! – припечатала она, совершая очередной виток вокруг дивана.
  – Да ладно! – не поверил Анатолий.
  – Представь себе! Выметайся-ка по-хорошему, пока милицию не вызвала.
  Кожемякин остановил разбег, посмотрел на Лионеллу как на сейф, взглядом медвежатника. Комбинацию шифра не подобрать навскидку, он поднял руки в жесте, означающем «Сдаюсь!».
  – Ну, знаешь! Дело хозяйское, но к чему резкие телодвижения? Давай поговорим! И если уж приспичило, расстанемся как люди. Хотя с какой стати? Тебя что-то не устраивает? Вроде всё нормально было... Ты чего?
  Прямодушная Лионелла чуть было тут же и не брякнула – чего. Но, спохватившись, прикусила язычок.
  – Да не всё ли равно? Озвучивать причину обязательно? Мы молча встретились, и молча разойдёмся!
  – Так уж и молча! – ухмыльнулся напористый поклонник. – Так уж и разойдёмся!
   Скепсис был уместен. Заткнуть Лионеллу могло разве что стихийное бедствие. Это раз. Не в правилах Кожемякина отступать. Это два. Но не применять же в самом деле грубую силу, заламывая даме руки? А ежели исключить насилие, то оставался лишь вербальный метод воздействия. Слова, слова, слова...
  – Давай поговорим, – повторил Анатолий, – В нормальной, спокойной обстановке. Предлагаю встретиться в кафе напротив. Или в любом другом месте, на твоё усмотрение.
  Не желала Лионелла назначать «гризли» свидание. Не хотела ни встречаться с ним, ни объясняться. Но её словно дёрнули за язык – и она сама не поняла, как выпалила:
  – «Дед Щукарь». 19.30.
  Самый дорогой ресторан в городе выбрала. Вероятно, в тайной надежде на то, что дружок-крохобор пойдёт на попятную. Но Анатолий одобрительно кивнул. Поколебался: не начать ли вешать лапшу на уши загодя, сию минуту, с места не сходя? Передумал и откланялся.
  
  А Лина принялась себя ругать. Зачем согласилась? На кой с умным видом откладывать то, чего делать не следует? Разве взять, да и не прийти? Нет, фокус не прокатит. «Гризли» в этом случае непременно даст о себе знать. И неизвестно ещё, что из этого выйдет.
   Нехотя тащилась вдова в ресторан.
  По дороге раз двадцать меняла настроение с мажора на минор и обратно. Потому как не могла определиться, верно ли поступает. Обратиться за советом к Ларисе помешало самолюбие. Та не преминула бы сто двадцать раз указать на свои пророческие предостережения. И Лионелла предпочла обойтись без консультаций. О чём истерично сожалела вплоть до момента приземления за столик питейного заведения.
  
   Рассеянно ковыряя вилкой фруктовый салат, она совсем не ощущала вкуса. Не притронулась к бокалу мартини. Многостраничный талмуд с перечнем загадочных блюд не удосужилась даже пролистнуть.
  
  К числу прочих достоинств Анатолия прибавился дар убеждения. Перво-наперво он в красках описал бедственное положение одинокой женщины с ребёнком, пообещав взять на себя безмерную заботу над материально обездоленной семьёй. Смысл всех его речей сводился к одному: какого рожна тебе надо?
  Достойный отпор потребовал предельной концентрации – стоило больших трудов не соблазниться. Однако количество посулов в какой-то миг перевалило за грань здравого смысла. Стало ясно – Кожемякин врёт. И чем больше чудес красноречия проявлял обычно не очень словоохотливый «гризли», тем крепче Лина держала оборону.
  
  – Допустим, я живу в СССР, где нету секса и не надо денег. Не хочу я ничего – тебе понятно?
  – Нет! – проворчал Кожемякин, дёрнув атлетическим плечом. – Малого в школу собирать надо? Надо! – Указательным пальцем левой руки он загнул мизинец на правой. – Ремонт твоей хибаре нужен? Ещё как! – За мизинцем последовал безымянный. – Без денег, девушка, труба! – Средний палец показался Лине неприятно толстым, крупным не по чину и наглым, совсем как указательный. Загнул его Анатолий, причислив к бонусам низменную страсть.
  – Без секса, между прочим, тоже дело дрянь! Ты в курсе, что жить регулярной половою жизнью полезно? И, кстати, где Никита?
  
  Последний вопрос пришёлся как раз некстати. Лионелла сдвинула брови. Не припоминает она, чтоб называла имя сына при Кожемякине. Значит, точно – он квартиру обыскивал.
  – Сын-то здесь причём?
  – Сейчас каникулы. Где шляется ребёнок?
  – Дышит воздухом полей.
  – Поглощает запахи навоза? А мог бы морского воздуха вдохнуть.
  – Усыновить его желаешь?
  – Желаю знать причину тупого упрямства. Если тебе на себя наплевать, подумай о сыне! Уж и не знаю, чем тебя ещё прельстить!
  – Ты прямо мать Тереза в портках. Сексуальное и материальное обслуживание на дому, для инвалидов – потрясающие скидки!
  – Тьфу! Серьёзная с виду женщина, а мелешь чушь такую — уши вянут!
  Лина вспомнила бродячего котёнка, которого Анатолий нежно приголубил. Может, он взаправду филантроп, не смотри, что рожа протокольная? Филантроп-клептоман. Это многое объяснило бы.
  
  Перебрасывание аргументами закончилось ничем. Никто не достиг своей цели. Анатолий ушёл, но так, как будто скоро обещал вернуться. Лионелла сурово распрощалась с ним навеки, уверенная, разлука ненадолго. И, бог ты мой, она была права! При том, что очень сильно заблуждалась.
  
  Забыть о грустном помогает труд. Кобели требовали выгула. Выполняя долг попечителя, Лина отправилась с ними на пустырь рядом со старым погостом. Вблизи давно закрытого кладбища струился ручей, украшенный пойменным лугом. Путь до деревенской идиллии занимал не меньше часа, поэтому Лина туда добиралась редко. Однако в тот день умышленно воспользовалась для прогулки дальним маршрутом.
  
   Сидя на стуле – не рассортировать проблем, щёлкая их, как мелкие орехи! Сподручней делать это на ходу. Перед тем, как выйти прогуляться, Лина позвонила в Сундуки. Мать заверила: всё у них в полном ажуре. Дети в походе, отчим на огороде.
  – Ни о чём не беспокойся, отдыхай! – обнадёжила встревоженную дочь Аделаида Михайловна.
  
  Первый пункт из списка причин для волнения вычеркнут.
  Пират как в воду канул. Ну, это тоже не повод для посыпания головы пеплом. Исключаем и пункт №2.
  
   Кожемякин... Эту гору на худой козе не объедешь! С ним надо как с занозой – ту выковыривают только когда аккуратно нащупают и хорошенько подцепят. Появился ухажёр – тогда и начинай выкручиваться!Будет за что зацепиться — удаляй! Не резон суетиться заранее. Без знания истинной цели противника нельзя предугадать его поступков.
   Итого: потенциальной жертве уготованы релаксация, медитация, прострация!
  
  Прогулочная миссия успешно себя исчерпала. Надобность ломать голову отпала — оставалось спокойно расслабиться, восхвалить себя за труды – очень, кстати, помогает при стрессах.
  «Ишь, какую пенку я выдала! – восхитилась собою вдова. – Медитация-прострация! Впору рекламное агентство открывать, я прямо готовый копирайтер!». Лионелла приосанилась, горделиво вздёрнула носик, но вовремя опомнилась. И прыснула, осознав идентичность с «ранетками»-недоучками. Те тоже обожают мнить себя особо значимой субстанцией:
   – Я вся такая, жду трамвая...
  Что ты будешь делать! Слаборазвитые недоросли ничем принципиально не отличаются от умудрённых жизнью бывших отличниц. Самолюбование объединяет ущербных по разуму. Основная примета напыщенных кретинов – один речевой оборот на всё про всё:
  –Иду я типа чо, я ничо. А он: «Ва-ау!». А я ему, такая...
  – Вот и я такая! – закручинилась Лина. – Самовлюблённая инфузория-туфелька. Скрестила три синонима и корчу из себя кладезь ума, гиганта российской словесности. Смешная штука – жизнь!
  
   Как-то мальчонка один при виде Пирата пришёл в неописуемое изумление.
  – Мама, смотри, какая собачка маленькая! Наверно она плохо кушает! Вероятно, и она не добрала в детстве витаминов, коль дожив до седых волос, дурью мается, тогда как впору набирать «02». О, это удачно она занялась самокритикой! Лохматого, впрямь, не мешает подключить – вдруг у ментов есть что-нибудь на Кожемякина?
  – Вот теперь ты, действительно, умничка! – поощрила себя Лина добрым словом, полагая, что на этот раз – заслуженно. – Хоть сильна исключительно задним умом. С Щербакова надо было сразу начинать! А не блажить по-дурному: «Ах, моя мебель! Ах, мои баксы!
  
  Двое из ларца одинаковы с лица – Цаник и Церик – каждый на своём длинном поводке, бодро цокали коготками по дорожке. С неё время от времени сворачивая. Внешне очень похожие, развлекались братья по-разному. Цангур всасывал воздух, как пылесос, одновременно вспахивая передними лапами дёрн – так он выковыривал грызунов из-под земли. У Церика была иная система мышкования. Чуя мышь издалека, он высоко подпрыгивал и резко пикировал вниз, точнёхонько в живую мишень. В ход молниеносно шли когти и зубы.
  Гуреевское Междуречье выгодно отличалось от других районов города. Природные прелести удобно сочетались здесь с благами цивилизации. Местные жители, имея дома со всеми прибамбасами современной коммунальной службы, наслаждались полудиким пейзажем из окон своих коттеджей и избушек-развалюшек. В Междуречье было где размять кости, параллельно отдыхая душой.
  Однако как ни велика тяга к природе – возвращение в лоно цивилизации неизбежно. Лина оттягивала его, сколь могла, но солнце зашло за горизонт – и она вынуждена была направить стопы в шумный микрорайон безликих многоэтажек.
  
  Утомлённая, но умиротворённая троица воротилась домой. Стараясь не растерять обретённого душевного равновесия, Лина отделила кобелей от амуниции, помыла им лапы, поставила чайник на плиту и вновь очутилась на тропе размышлений. Быть или не быть? А если быть, то каким же именно образом?
  – Бытие ты моё, бытие, беспросветное питие! Даже если не водочку глыкаю, всё равно – горе горькое мыкаю...
   Всплеск вербального недержания прервало рычание собак. Проще предотвратить драку, нежели её прекращать – Лина пулей полетела в комнату, откуда поступил тревожный сигнал. И что же? Кобели и не думали буянить. Злобно ощерившись, Цаня испепелял взглядом окно. Церик тоже поглядывал в сторону форточки, будто ждал оттуда нападения. Принюхивался, как если бы силился взять след. Лионелла покрылась мурашками.
  Немало найдётся причин, объясняющих реакцию такс на неизвестный раздражитель. Лина выбрала самую экзотическую.
  
  Уогда они с Жекой обитали в дальнем Междуречье, сдружилась Лина с соседским Индусом – местный алканавт, на заре туманной юности служивший в советских пограничных войсках, назвал свою дворнягу, в честь пса Никиты Карацюпы.
   С овчаркой сходства Индус не имел. Похожий на болонку-переростка, с чёрным ухом и куцым овечьим хвостом, он круглосуточно слонялся по двору, ловил блох и весело приветствовал прохожих. К Лионелле благоволил. Утром бежал следом до трамвайной остановки, вечером встречал её там же, когда она возвращалась с работы. После гибели Зимина Лина впала в затяжную депрессию – и тогда Индус взял добровольное шефство над молодою вдовой, не отходя от той буквально ни на шаг. Удивительно чуткий был пёс, понятливый и деликатный.
   Незабываемый эпизод с его участием приключился накануне смены места жительства. Лионелла уложила ребёнка спать и вышла в чисто поле. Домишко их располагался на самой окраине. Ступишь за порог – и взору открываются леса, луга, поля и перелески.
  Отчаянно тоскуя, Лина шла куда глаза глядят. Индус петлял неподалёку. Убедившись, что вокруг ни души – в свете заходящего солнца местность хорошо просматривалась – Лионелла дала волю чувствам. Уткнувшись в пожухлую траву, она рыдала без удержу, в полный голос проклиная планиду, жалея, что прошлое не вернуть и ничего уже не исправить.
  – Боже, боже! – всхлипывала она, давясь слезами. – За что? Ни любви, ни денег, ни мужа, ни здоровья! Сколько можно заживо гнить? Душу дьяволу продам за толику счастья!
  Как только вдова прорыдала рискованный обет, добродушный Индус громко рявкнул. Лина подняла голову, пёс напряжённо всматривался в пространство за её плечом. Загривок – дыбом, глаза пылают как фары в ночи. Сам на себя не похожий, взъерошенный, испуганный и злой, кобель урчал, как мотор на холостых оборотах. Готовый взреветь и сражаться. «Не подходи — убью!» – говорила оскаленная пасть.
  Лиона обернулась – никого! Истерику как рукой сняло. Неприятно засосало под ложечкой. Несмотря на крепкую атеистическую закалку, женщина размашисто перекрестилась и, отшлёпав себя по губам, проникновенно поклялась:
  – Soriy, погорячилась! Господи, прости, беру слова обратно!
  Собака успокоилась и принялась лениво изображать мышкование. Вокруг не наблюдалось ни единого живого существа. Даже птицы, и те не мелькали.
  С того момента Лионелла начала придерживаться наставлений верующей бабушки, которая не уставала повторять: «Нельзя, деточка, говорить так!» Под «так» подразумевалось – чертыхаться. «И матом не ругайся – грех! Как помянешь нечистого или слово худое скажешь – он, Анчихрист, тут как тут!». Шипуновские таксы вели себя совсем как Индус тогда в чистом поле.
  Спешно прокрутив в памяти недавний свой репертуар, Лина не нашла в нём ничего предосудительного. Обычный трёп. Пустословие, конечно, прегрешение. Но не станут же высшие силы сразу нечисть насылать в наказание за огрехи лексикона! Или станут?
  
  Отголоски древнего поверья, бытовавшего на Руси, нет-нет, дают о себе знать, выныривая на поверхность из глубин веков. Кому-то мутная пена сказаний по нраву, иным она – кость попрёк горла. Непреложно одно: суеверия неистребимы. И с этим приходится считаться. Предки наши были уверены: черти и бесы боятся собак. Особенно тех, у которых «четыре глаза» – яркие рыжие брови при чёрно-подпалом или коричнево-подпалом окрасе. Таксы идеально подходят под описание гонителей дьявольских отродий.
  Потому Лина и праздновала труса: кулачки сжала, глазки вытаращила – стоит, боится. Но дать стрекача не решается, неловко ей перед лицом прогрессивной общественности. Она современная, образованная женщина. Такие не лезут под кровать, чтобы звонить оттуда в службу по отлову привидений.
  
   Для пущей храбрости Лина усомнилась в правоте предания. Да, народ зря не скажет! Однако, молва, передаваясь из уст в уста, обрастает лишними подробностями и теряет нужные детали. Вместе с мелочами постепенно теряется истина. Остаётся обёрточная шелуха, которую последователи упорно выдают за правду.
  Поверье .в частности, гласило: самый страшный для бесов – первый щенок от впервые ощенившейся суки. Такого брали в дом и растили его в холе и неге до полугода. Считалось, что до этого срока щенок уязвим, потому что не вошёл ещё в полную силу. После полугода молодой пёс якобы представлял реальную угрозу для нечисти – в каком бы обличье бес не предстал.
   «Ну, взять в дом – положим, правдоподобно, – призвала на помощь Лина здравомыслие. – В деревнях вся ценная скотина в нежном возрасте по избам тусовалась, непосредственно рядом с людьми. Но дворовые собаки в разряд ценных не входили и разрешались от бремени где попало. Крестьяне заняты были по горло работой. Трудно вообразить, что они выискивали щенящуюся суку по укромным уголкам, чтоб караулить появление первенца».
   – Значит, шелуха – поверье это! – громко заявила Лионелла. Втайне она опасалась, что дело обстоит как раз наоборот. Но вслух убеждённо сказала, словно споря с неизвестным оппонентом. – Выдумки шарлатанов!
  Озиралась она при этом так, будто некто невидимый мог тотчас ей серьёзно возразить.
   Но никто ничего не ответил. Цаник и Церик перестали нервничать и засуетились, требуя жратвы и внимания. Чертенята, видимо, убрались подобру-поздорову, бежав от двух «четырёхглазых». Потенциальные борцы с потусторонним миром были братья, один из двух, естественно – родился первым.
  
  Лионелла прерывисто вздохнула и захлопотала по хозяйству: стала перетаскивать груды хлама из одного угла в другой. Собаки приняли непосредственное участие в перестановке под кодовым названием «уборка квартиры». Цаня жаждал расправиться с каждою тряпкой, Церик специализировался на деревяшках: ножках стульев и столов. В целях сохранения пожитков пришлось обоих обезвредить, одного засунуть в переноску, другого – заточить в ванной.
  
  Добрых намерений хватает ненадолго. На город опустились сумерки, и Лина напомнила себе ещё одну народную примету: ночью мусор выметают исключительно потомственные ведьмы! Не желая прослыть таковою, она с готовностью прекратила хозяйничать.
  Не жгут сегодня на кострах за домашние хлопоты после заката, но лень всегда отыщет себе оправдание. Ничем других не хуже было это, основанное на сказках о ночном трудоголизме повелительниц тьмы. Не след рисковать репутацией! Ну как впрямь, подметёшь светёлку в неурочный час, да и обернёшься сереньким козлёночком? Или бабой Ягою на помеле.
  Резким движением Лина распустила мелированные космы, сделала своему отражению в зеркале «козу» и взвыла нехорошим голосом:
  – У-у-у-у!
  Получилось забавно. Но она с назидательной укоризной показала себе язык. Дескать, бросьте, гражданочка, дурачиться! Мягко и ненавязчиво пожурила себя за ребячество, погрозив отражению пальчиком. Ведь гримасы, прыжки, кривляние – обезьянье наследие, атавизм, признак эволюционной ущербности.
  
  Упиваясь самоиронией, Лионелла двинулась на лоджию. За глотком кислорода для подпитки деградирующего мозга. Подкрадывалась ли преждевременная старость или брал своё синдром хронической усталости, но вдова всё чаще замечала, организм настоятельно требовал релакса после каждого мало-мальского усилия.
  Отдохнуть ей, однако, предстояло не скоро. Причина для беспокойства у собак, действительно, была. Не столь диковинная, как втемяшилось в голову Лине, но неординарная. Как минимум. Весьма далёкая от прозы жизни. Да и от жизни вообще.
  
  Лионелла переступила порожек, автоматически подметив в первую секунду: «Подрос он что-ли? Длиннее стал как будто». Анатолий Кожемякин вольготно распростёрся на смятых картонных коробках. Начиная со второй секунды, Лина не сомневалась в том, что перед нею труп, хотя и не смогла бы внятно объяснить происхождение своей уверенности.
  Она попятилась, за спиной нащупывая выход левой рукой, правой – запечатав себе рот. Отступала крадучись, словно боялась вспугнуть мертвеца. Но захлопнула балконную дверь с такою силой, что с потолка посыпалась штукатурка. И энергично закрутила шпингалеты, как будто «гризли» собирался встать, догнать и надругаться. Прежде чем всецело отдаться панике, метнулась к аптечке за нитроглицерином — инстинкт самосохранения никто не отменял.
  Сам помер? Отчего? Неужто сердце?
   Да какое там сам! Лина затолкала таблетку под язык. Дверь на лоджию была заперта. Кто-то закрыл её, оставив Кожемякина почивать на свежем воздухе. При том, что воздухом он вряд ли мог дышать. Значит, убили. Не спускался же он с крыши, чтоб помереть от нервного расстройства из-за того, что не застал возлюбленную дома? Раньше он обходился без альпинистского снаряжения. И то, что Лионеллы дома не было, его не смущало. Похоже, на балкон его загнали.
  Стоп! С чего она взяла, что в её отсутствие в квартире куролесил Кожемякин? На кассете почти ничего расслышать невозможно. Что, если преждевременный вывод – её очередная её ошибка?
  Тогда получается: сначала некто приходил до него, потом пришёл он, а после него снова не он, и этот не он на этот раз его ухлопал. Не квартира, а дом нечаянных свиданий! Для полного счастья ей только трупа и не хватало! Осталось помереть самой, чтоб довести до логического завершения тартарарынскую тенденцию.
  – Тьфу! Тьфу! Тьфу! – с выражением неизъяснимого протеста произнесла заклинание Лионелла. – Типун мне на язык!
  И вместо того, чтоб набрать «02», она опрометью бросилась к соседке. Позабыв нажать на кнопку звонка, заколотила по двери кулаками, предварительно попытавшись с разгона высадить оную плечом. Но не на ту дверь она напала! Подарок благодарного рекламодателя выглядел как непробиваемые ворота неприступной крепости. И, надо сказать, внешний вид полностью соответствовал внутреннему содержанию – Лионелла еле достучалась.
  В конце концов бронированная махина, обеспечивающую допуск в будимировскую цитадель, дала санкционированную трещину – приотворилась. Потревоженная теледива изъявила неудовольствие:
  – Ты совсем очумела!?
  Но при виде перекошенной физиономии Лины тоже изменилась в лице.
  – Что случилось?
  – Кожемякин убит! – выпалила Лионелла, гоня подступающие слёзы обратно вовнутрь. Отдохнула, называется! Расслабилась! Привалило счастье долгожданное! Голос от волнения вибрировал, известие она сообщила срывающимся дискантом.
  – Фи, – поморщилась Лариса. – Было б от чего печалиться! Одним «быком» больше, одним меньше – невелика потеря!
  – Его тут убили, у меня! – жалобно вскрикнула Лина.
  Лариса протяжно присвистнула.
  – Меняет дело. Когда?
  – С-сегодня. Покуда я с собаками г-гуляла.
  – Милицию вызвала?
  Лионелла отрицательно покрутила головой. И всё-таки не удержалась – заплакала.
  
  
  ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
  ПОРТРЕТИК В РАМОЧКЕ — ВСЕМУ ВЕНЕЦ
  
  «Если, придя ночью домой, ты по ошибке выпил проявитель
  так выпей и закрепитель –
  ибо дело должно быть доведено до конца».
  Виктор Конецкий
  
  Глава первая
  КРИМИНАЛЬНОЕ АССОРТИ
  
  – Терпеть не могу уголовщины! – процедила Лариса сквозь зубы, брезгливо нащупывая пульс на шее распластанного «гризли». Определяя параллельно и температуру тела.
  – Ты же детективы пишешь, – робко возразила Лионелла. Она не могла оправиться от шока и в перерывах между всхлипываниями повторяла: «Ужас! Ужас! Ужас!». Но подметить логическую нестыковку шанса не упустила.
  – Цыц, – приструнила романистка свою случайную читательницу. – Не вздумай брякнуть кому – придушу!
  Пульс не прощупывался, тело сохраняло температуру воздуха. Сомнений не осталось, Анатолий мёртв.
  
  Первым делом Лариса потребовала от родного ГТВ машину с оператором. И поодыскала превосходный предлог не вызывать оперативную группу раньше съёмочной.
  – Посоветуйся-ка ты, мать, со своим капитаном! Може чему умному научит. Ты, судя по всему, конкретно влипла!
  – У меня нет денег на адвоката! – спохватилась Лионелла.
  – Вот-вот! – подтвердила высокий уровень опасностижурналистка. – Пусть подскажет, как без адвоката выкрутиться! Чтобы не было впоследствии мучительно больно.
  
  Больно стало Лионелле сию же минуту, и как раз потому, что она позвонила Щербакову. Мент-покровитель будто её не узнал. Испарились шуточки-дурачества, нарочитая фамильярность и пошлые намёки на осторожные домогательства. По-официальному сухо он порекомендовал начать с незамедлительного вызова дежурной группы на место происшествия и заверил, что ничем помочь не в состоянии. Его вмешательство может быть истолковано превратно. Правильные слова он читал как по-писаному, а Лионелле казалось, что почва уходит у неё из-под ног.
  Инструкцию она расценила как подлое предательство. Капитан в самом деле научил уму-разуму. Но при этом самоустранился, друзья так не поступают. Раз Лохматый высказывается столь осмотрительно, ясно – заподозрил в убийстве её. Какой он после этого друг? Нельзя было на него опереться в данной щекотливой ситуации.
  Да и то сказать, поздно натягивать батуты, страховочную сетку натягивать – она уже низвергнута в тартарары. И всё же кого-то надо было звать на помощь. Кого? Разве Марфуту... Просто потому, что больше некого.
  
  Лина дала знать сестре о случившемся. Сообщила об убийстве куда следует. Ссутулилась на табуреточке, стала ждать неминуемых трудностей.
  Милицию опередили телевизионщики. Бойкий оператор в потёртых джинсах сноровисто запечатлел на видео хладный труп Кожемякина и занял позицию на лестничной клетке в поисках новых жертв для украшения сюжета. Незаметно для окружающих он всё снимал в надежде на непредвиденную сенсацию.
  Дежурный оперативник, застав прессу на посту, беззлобно послал её очень далеко по всенародно известному адресу. Парнишка с видеокамерой, не моргнув глазом, сменил кассету, чтоб никто не вздумал экспроприировать ранее отснятый материал, но с места не сдвинулся.
   И понеслась!
  Впервые Лионеллу не смущал беспорядок – его можно было списывать на супостатов. Умолчав, что и до форс-мажора обстановка мало чем отличалась от сегодняшнего кавардака. Однако сомнительный повод для радости, оказался единственным.
  Её ждала длинная серия унизительных процедур – прямо-таки показательная порка. Чего стоило одно публичное признание в интимной связи с женатиком! Ханжой Лионелла себя не считала, но и годиться аморалкой была не расположена. Досадно, когда твоё тайное становится явным для всех. Поэтому откровенничала она скупо. Признавалась исключительно в том, чего скрыть было невозможно. Не упомянула про первую встречу с Кожемякиным в лесу. Оставила при себе и рассказ о загадках звукозаписи.
  Вопросы однозначно настораживали. По ним выходило, сама Лионелла и есть главный подозреваемый. Её алиби никем не подтверждалось. Связь с Анатолием была кратковременной, так что давние недруги директора компьютерного центра вряд ли стали бы караулить его в их любовном гнезде. Потому что ещё не успели узнать о существовании оного. А ежели успели и Лионеллу подставили, то обладали враги небывалым уровнем коварства, несвойственным обычным бандюганам. Крайне фантастической выглядела версия заказного убийства с участием киллера. Гораздо легче рисовалась типичная картина «бытовухи». На почве ревности, к примеру.
  
  В наивной попытке отвести от себя подозрения, Лина попробовала направить следствие в нужное русло:
  – Дверь на балкон была закрыта. Значит, сделав дело, они вернулись в квартиру, закрыли её и спокойно ушли.
  – Кто – они? – встрепенулся оперативник, по старинке чиркающий шариковой авторучкой в блокнотике. До этого дня Лионелла полагала, уж что-что, а портативные диктофоны – вошли в обиход современной милиции. По крайней мере, на вызов опергруппа явилась на шикарном «Форде» с кондиционером и навигатором. Но, видимо, прогресс не распространялся на оргтехнику. Показания снимались точь-в-точь, как во времена Пал Палыча Знаменского*.
  – ...Ну-у, убийцы, – замешкалась Лина с ответом.
  – Их было несколько?
   Звание, фамилия, имя и отчество симпатичного сыщика немедля выветрились из головы Лионеллы после того, как тот помахал раскрытым удостоверением перед её носом. Она не знала точно, кто он такой, зато ясно видела, к чему он клонит. Более того, будь Лина на его месте, она бы склонялась к тому же. Её кандидатура главной подозреваемой прекрасно вписывалась в схему убийства.
  – Вполне могло быть несколько, – пожала плечами Лионелла, пребывая в тревожной задумчивости. – Убитый был не из хлипких.
  Вдруг её осенила спасительная мысль и она с запальчивой горячностью предположила:
  – А может быть, он сам? От чего-нибудь. А кто-то видел это, испугался и убежал. Автоматически закрывши дверь.
  – Угу. Сам себя зарезал, перетащил через порожек и мирно почил во сне.
  Убеждает не информация, а интонация. Едкая ирония в устах служаки при исполнении произвела на Лионеллу тягостное впечатление.
  – Как зарезал? – проговорила она упавшим голосом. – Крови же нету.
  – Да ну! – сменил сыщик иронию на сарказм, смерив вдову насмешливым взглядом. – У вас со зрением всё в порядке?
  – В порядке, - обиделась на милиционера Лионелла. – Просто я тут с собаками дралась. Набрызгала. Но это не в считается!
  – Чем?
  – Вы о чём?
  – Я про брызги. Брызгали чем?
  – Пальцем, – тут Лина дала понять, что не лыком шита и вообще – начинает сердиться. Она изобразила унтера Пришибеева. Нагло показала милиционеру средний палец, хотя перебинтован был указательный. Сыщик сделал вид, что не понял значения жеста.
  – Здесь? – кивнул он на торчащий по-прежнему ни к селу и ни к городу старый диван посередине комнаты.
  – И здесь тоже, – подтвердила Лионелла. Но когда опер легонько подтолкнул её к центральному предмету интерьера, невольно отшатнулась и испуганно воскликнула, потешно мотая головой:
  – Нет! Это не я! Это не моя...
  По-видимому, прежде диван был чем-то прикрыт, раз она не заметила этого раньше. По выцветшей обивке неравномерно расползлось бурое пятно. Россыпь ржавых крапинок создала хаотичный рисунок на спинке дивана, но основной удар, или, точнее, фонтан пришёлся на сиденье. Кровь почти полностью впиталась, но ещё не высохла. Мокрое, с маслянистым отливом пятно вызвало у Лины благоговейный ужас. Воображение сыграло злую шутку – она отчётливо увидела в кровавых разводах печать смерти, словно получила чёрную метку из ада. Отчего едва не лишилась сознания.
  
  Невероятно уставшая, выбитая из колеи, Лионелла к середине ночи уже едва держалась на ногах. Экзекуция продолжалась.
  Лариса вкупе с оператором сошли за понятых. В ходе обыска менты деловито перетряхнули имущество. Оперуполномоченный уголовного розыска, фамилию которого Лина не удосужилась запомнить, въедливо допытывался, где, когда, почему и откуда. В действиях следственной бригады приятного было так мало, что Лионелла искренне позлорадствовала при покушении на эксперта-криминалиста.
  Церик томился в переноске, Цаню Лина держала на руках, чтобы дать возможность осмотреть ванную комнату. Когда кобель не вынеся мельтешения чужака туда-сюда, прокомпостировал клыками мелькающий перед мордой рукав, она плотоядно цыкнула зубом в знак солидарности.
  Но вот наконец оперативники позакрывали свои блокноты и чемоданчики, взяли с Лины подписку о невыезде и клятвенное обещание явиться по первому требованию пред ясны очи представителей закона. После чего откланялись. И начали один за другим покидать помещение.
  – Стоять! – остановила властным жестом Лионелла Зимина исход сынов мвдэшных. Категоричности тона мог позавидовать властитель джунглей. – Вы куда!?
  – На работу. А потом бай-бай! Если, конечно, больше никто никого не прирежет, – не менее Лины уставший старлей вложил в уточнение максимум скрытой издёвки. Но Лионелла была не готова внимать намёкам перед лицом грозящей перспективы.
  – А труп? Я одна с ним не останусь. С собой забирайте!
  Прибывшая скорая констатировала смерть, этим ограничившись. Доставить тело в морг должен был спецтранспорт, который до сих пор не прибыл.
  – Сейчас приедет труповозка, – доступно обрисовал ситуацию следователь. Он даже показал направление, откуда именно прибудет катафалк и примерно куда оттранспортирует он тело. Проведя разъяснительную работу с населением – зашагал было снова к выходу.
  Но Лина встала на пути как скала. Загораживая дверной проём, она уперлась ногой в косяк. Принять мене вызывающую позу, элементарно растопырив руки, мешала собака. Лина по-прежнему прижимала Цаню к груди. Милиционер оторопев от её наглости, хмыкнул. Смеяться он, однако, начал рано, по-настоящему смешное было впереди.
  Оскалившись, Цангур зарычал. Цербер, запертый в переноске, стал лаять и биться о стенки. Пластиковый контейнер подпрыгнул и заметно сократил расстояние до работников правопорядка. Опергруппа покатилась со смеху, но на лице Лионеллы не дрогнул ни один мускул. С покойником она не останется, хоть убейте!
  После непродолжительных дебатов постановили: пока труповозка в пути, Лионелла отсидится у Ларисы. Никакие заверения, что ждать недолго – не подействовали. Подозреваемая ретировалась с места происшествия вкупе со всеми, найдя пристанище в хоромах теледивы.
  
   Чуть позже там состоялся решающий «совет сочувствующих и содействующих вдове. Когда далеко за полночь примчалось встревоженное семейство Брилей. Генка не захотел отправлять жену в неизвестность без сопровождения, а Машку оставить было не с кем.
  Уложив малышку на тахту – девочка проспала начало встречи родственников и друзей – взрослые оккупировали кухню.
  – Лина! – с чувством обратилась Марта к сестре и замолкла. Заминку следовало трактовать как признак крайнего волнения. – Кто это сделал?
  – Здрас-сьте! И ты туда же! Откуда мне знать!? Полагаешь, я утаила от следствия истину? Пришила милёнка и делаю вид оскорблённой невинности?
  – Никто так не думает, – успокоил Лионеллу Геннадий. – Просто надо с чего-то начать. А этот вопрос, сама понимаешь... Его охота выяснить без промедленья.
  – Главное – начать! – передразнила Лариса последнего президента СССР, сделав ударение на первом слоге, и водрузила на стол ноутбук. Продвинутая звезда экрана одной из первых в Гурееве освоила интернет-ресурс. Будничным ритуалом перед каждым выходом в эфир стало погружение в сеть. Всемирная паутина при правильном подходе способна творить чудеса. Делать секреты достоянием гласности – её коронная фишка. Но надо уметь ориентироваться в море глобальных знаний и массовой дезинформации. Лариса Будимирова умела.
  Пока гости хлебали остывший чай и обменивались мнениями, она ковыряла гуреевскую локалку, ибо на всемирную славу Анатолия не рассчитывала. Инет делился рутиной, умалчивая обо всём интересном.
  – Гусь твой Кожемякин, – фыркнула Лариса, не удовлетворённая итогом изысканий. – Полный ноль либо агент 007, засекреченный донельзя.
  – Он не мой, – вероломно открестилась от «гризли» Лионелла. – А что ты хотела про него откопать?
  – Не знаю... Что-нибудь занятное... Если у тебя не паранойя и ты не врёшь, оно обязательно найдётся.
  
  Профессиональный нюх журналистку не подвёл.
  – Оба на! – причмокнула она, обнаружив искомое. – Точно - гусь! Он – зять Кнута.
  – Что такое? – оживилась Лионелла. – Кнут – это кто? Мафиози?
  – Не дон Карлеоне, конечно, но фигура солидная. Говорят, местную ОПГ возглавляет, это тебе не хухры-мухры! Гуреев – аэродром подскока. Мы слишком близко от Москвы. Наша тишина обманчива, поскольку нити преступлений тянутся в столицу. И наоборот. Повязаны мы с московским криминалом. Далее делайте выводы самостоятельно!
  «Какие такие выводы должны отсюда следовать? – прикинула Лионелла. – То, что Анатолий – зять бандита, ни о чём не говорит, на идеи не наталкивает. Бандитские разборки на заброшенных заводах учиняются, в пустых ангарах и на бесхозных складах. Я в эти декорации не вписываюсь. И Москва здесь – никаким боком, причём тут Москва? В огороде бузина, а в Киеве – дядька. Ещё бы Вашингтон сюда приплела! Тоже – столица, и при желании можно провести параллель. Вашингтон – Москва – Гуреев. Только что это даёт? Да ничего! Ни на йоту не приближает к разгадке. Разве что ещё больше запутывает. А запудренные мозги – легче плавятся!».
  – Между прочим, – продолжала Лариса, – даже если допустить, что Кнут не связан с криминалом, на хлеб с маслом ему хватает. «Арктика» – его вотчина. Пиво не хуже оружия прибыль приносит.
  – Погоди, у нас на пивкомбинате вроде литовец какой-то...
  – Ага. Это он и есть. Кнуткен Велимир Ольгердович. Только литовец он липовый. В детстве Вовкой звали, отец Олегом был. Когда на политику потянуло, из Олеговича превратился наш субчик в Ольгердовича, Кнуткин преобразовался в Кнуткена, а Владимир – в Велимира. Оппоненты, если где и приврали, то не ошиблись в одном: по национальности он русский – это точно.
  – И что с того? – сникла разочарованная Лина. После радостного возгласа подруги она раскатала губу на нечто более существенное, нежели домыслы о происхождении пивного барона, который приходился покойному тестем. Лариса меж тем увлечённо смаковала сплетни.
  – К Литве отношения Кнут не имеет. Если он, действительно, Кнуткен. Скорее он ингерманландец какой-нибудь, у фамилии финские корни. Но самый реальная версия – букву «и» подменили на «е» по ошибке, да так и оставили. Вовку на Велимира по глупости исправили, псевдокрасоты ради. И Ольгердовича взяли с потолка – Кнут детдомовский. Там с этим просто, на что фантазии хватит – то и ладно!
  – Детдомовский! – поразилась Лина и прониклась симпатией к Велимиру Ольгердовичу Кнуткену. Представилось, как мальчик меняет фамилию, чтобы вырваться из трясины. Детская дедовщина похлеще армейской поножовщины. Лапанье девочек в сортире и мелкие кражи в ближайших ларьках – самые невинные из детдомовских шалостей. А он хотел, чтоб было-другому!
  Но трудно выбраться из колеи. Всё катилось по накатанной наклонной. И теперь несчастный Кнут имеет то, от чего бежал. Только в упаковочке для взрослых. В перерывах между водкою и бабами рэкет, оружие, наркотики и ...пиво.
  
  – Хорошо, допустим, – умерила Лина буйную фантазию, – Кнут возглавил ОПГ. Но я-то тут при чём?
  – Мне это тоже интересно. Попробую с органами посотрудничать. Руку, так сказать, на пульсе подержу. Они мне и расскажут – при чём здесь ты! Но честно скажу, откинься на твоём балконе дворник Вася Пупкин – тебе бы повезло намного больше!
  – Это понятно, – сокрушённый вздох обозначал согласие. – Менты меня мысленно уже посадили. Лара, солнышко, возьми у Кнуткена интервью! Может это как-то мне поможет, раз он такой жутко влиятельный.
  – Прессу Кнут не жалует.
  – А мы вместе пойдём! Бери меня с собой, я буду рядом челом бить и кричать: «Не виноватая я! Он сам пришёл!». Кстати — это чистая правда. Если поверит и простит, считай, угроза миновала.
  – Ну, поверит он, ты не убивала. А как насчёт того, что спала с муженьком его дочурки? Не лучше ли с визитом погодить? Как бы хуже не вышло...
  – Блин! Ну да, идея не ахти... Но других-то нету! Ума не приложу, что делать!
  – Спать! Утро вечера мудренее. Завтра начнём разбираться со всем по порядку.
  
  Труп увезли, рассвет наступил, но Лионелла так и не решилась возвращаться в родные пенаты. Собак туда впустила для отпугивания призрака убиенного, а сама — ни в какую – хоть тащи её домой на аркане!
  – Ладно, у меня покантуйся! – Лариса великодушно пошла на поводу у суеверного страха трусоватой соседки, вручив той ключи от собственной квартиры. – Только не забудь посетить психиатра, пусть он тебе мозги вправит! И не говори, что я тебя не предупреждала! От таких Кожемякиных предохраняться надо. Усиленно.
  Лионелла вздохнула.
  – Всё гадала, когда ты начнёшь? Про то, какая ты предусмотрительная, а я – тупая и недальновидная.
  – Да тебе хоть говори, хоть нет!
  – Правильно. Но ты ведь ещё раз двести это скажешь, не правда ли?
  – Повторенье – мать ученья! Глядишь, когда-нибудь дойдёт.
  
  Завтра переквалифицировалось в полноправное сегодня. Геннадий убыл. Группа поддержки в лице сестрицы Марты и племяшки Маняшки – осталась. Под защитой ярких солнечных лучей Лионелла осмелела и переступила-таки порог своей квартиры, где бардак требовал экстренного вмешательства.
   Лина прилежно занялась рутинной бытовой физкультурой: выносом мусора, сгребанием посуды в кучки и прочими успокоительными упражнениями. Постепенно увлеклась. Расслабилась и потеряла бдительность. Забыв об одной коварной силе притяжения, благодаря которой деньги липнут к деньгам, а нервные потрясения – к новым стрессам. Ничем, кроме этой силы, нельзя объяснить необычайные приключения, свалившиеся на голову обычной вдовы в невероятно короткие сроки.
  
  Топот косолапых машенькиных ножек доносился из комнаты где-то с полчаса. Девочка резвилась. Скакала, бегала и прыгала – дополняла картину разрухи в меру слабых сил.
  Лионелла для разнообразия поменяла живность местами: Цангура посадила в переноску, Церика заточила в ванной. На шум внимания не обращала. Бегает ребёнок — значит занят. Собака лает – завидует. Трудно, сидя взаперти, молча наблюдать за чужими играми на воле. Слишком поздно закрались подозрения, что-то здесь не так... кобели брехали в два голоса из одной и той же точки.
  Вытерла Лина руки кухонным полотенцем и отправилась на разведку. Уверенная, что страдает временными слуховыми расстройствами из-за перенесённых испытаний.
  От увиденного она обомлела.
  Внешне растрёпанная, но внутренне сосредоточенная племянница тащила таксу за хвост. Тот активно противодействовал. Получалось своеобразное перетягивание каната. В роли троса выступал... Пират!? Вернулся, чтоб совершить очередную пакость, покусать беспечного ребёнка! Не торопится с исполнением задуманного. Ждёт, подлец, появления зрителей. Дабы в полной мере насладиться злодеянием.
  Но приглядевшись повнимательней, Лина признала в собаке Цербера, замурованного давеча в ванной. Как деревенский пёс умудрился выбраться оттуда – неизвестно. Но это был Церик: мелкий, неказистый, широкоскулый. Удивительно, как могла его Лина спутать с Пиратом! В зубах кобелёк крепко держал ножку от стула.
  Такса обладает недюжинной силой, девочка соревнование проигрывала. Хвост постепенно выскальзывал из её рук. Миг – и Церик мчится прочь. Цангур азартно взлаивает и пытается ринуться за ним вместе со своей тюрьмой-переноской. Но Машка, видимо, наученная опытом, не кидается следом, а скачет наперерез.
  Раз! – и хватается за палку, торчащую из пасти.
  Волосы на голове Лионеллы шевелятся, но сама она не в состоянии двигаться. Злобная такса с трёхлетним человеческим детёнышем способна сотворить непоправимое, эта мысль — парализует.
  Вот Церик заворчал, взметнул хвост как знамя, и – мыло и мочало – начинай сначала! Перетягивание. Машка вцепляется в палку, но собака снова берёт верх. Вырывает предмет раздора и пулей назад. Манюня – вслед! И уже норовит заграбастать собачий хвост...
  – Стой! – подаёт наконец голос Лионелла. – Машка, не сметь!
  Она почти стонет. И столько отчаяния в её возгласе, надежды и одновременно – обещания убить на месте, не смотря на отсутствие жизненных сил, что погоня прерывается. Девочка оборачивается, пёс останавливается, и делает несколько шагов к отступлению. Он как будто крадётся на цыпочках, а затем – вжик! – молниеносным броском достигает укрытия под шкафом, внедряясь в самый дальний угол. Там, полагает он, его шкура находится в полной безопасности.
  
  Лионелла выдохнула. Машка – спохватилась и также предприняла попытку просочиться под шкаф.
  – Ребёнок, – взмолилась Лина, – Пойдём, покажу тебе штуку... Ни у кого такой нет!
  Она была настолько убедительна, что сама поверила в сказанное. А ведь небывалую «штуку» придумала слёту и взяла в буквальном смысле слова с потолка. Лина брякнула первое, что пришло на ум, отвлекая девочку от собаки. Взгляд скользнул наверх, зафиксировал сломанную пожарную машину, которая пылилась на антресолях добрых десять лет, и назначила её в порыве импровизации чудесным артефактом.
  Новогодний подарок для Ника давным-давно вышел из строя. Выдвижная лестница не выдвигалась игрушка хотя и двигалась по инерции, но давала стабильный крен влево. Агрегат не выбрасывали, потому что с ним были связаны незабываемые впечатления. В глубине души Никита подозревал, что игрушку ему вовсе не мать подарила – дорогая была вещица, им не по карману. Сын хранил предмет как талисман. В знак уважения к Деду Морозу.
  
  – Вот! – торжественно вручила Лина машинку, извлечённую из груды хлама. – Если она сделает полный круг, то... Э-э-э... исполнится одно твоё желание. Но только одно! И круг должен быть полным, правильным. Машина должна вернуться туда, откуда выехала.
  Лионелла несла ахинею, как бог на душу положит, сомневаясь в успехе задумки. Не зная, дойдёт ли до Машеньки смысл заманухи. В одном она была уверена твёрдо – не может четырёхколёсный ветеран следовать по описанной ею траектории. Не видать Манюньке исполнения желаний, как своих ушей! Зато, если уловка сработает, малявке будет чем себя занять и без участия собак.
   Финт удался. Машка – ну гонять машинку так и эдак: взад-вперёд, направо-налево! Не зря вдова в своё время подалась в воспитательницы — ей не стоило никакого труда облапошить ребёнка!
  Соблазнительное жужжание выманило в сектор обзора любознательного Церика. Тот выполз из-под шкафа, явно намереваясь посягнуть на игрушечное транспортное средство.
  Ей богу, лучше жить с привидением, чем в этаком шалмане! Лионелла перехватила собаку, водрузила её обратно в ванную, проглотила нитроглицерин и мысленно поторопила Марту – та застряла в где-то в коридорах супермаркета.
  
  Пока она оттуда выбирается, выкроим минутку для эссе о вреде ассоциативного мышления.
  
  Чёрный демон Йоркшира
  
  Всё смешалось голове Лионеллы от вихря происшествий. Сумбурность мыслей нашей героине была присуща, однако, и в рядовые, ничем не примечательные дни. Независимо состояния духа или чего бы то ни было.
   Мысли Лины, как правило, вместо стройного хоровода затевали дикие пляски. Хаотично создавая чувственные образы на волнующие темы. Во сне, в пути, в бою и на работе Лионелла размышляла с очень низким КПД. Результат мыслительной активности обычно выеденного яйца не стоил, но зато – он был всегда непредсказуем.
  
   ...Псевдо-материализация Пирата освежила в памяти полузабытые сведения относительно мистических способностей собак. Образы, возникшие на основе этой, с позволения сказать, информации незамедлительно выстроились в цепочку, которую язык не повернётся назвать логической.
   Причудливо сплелись ассоциации, воспоминания, предчувствия, суеверия... Яркий букет ощущений расцвёл на почве глубочайшего невежества. Когда знаний не хватает – мистика заполняет пробелы.
  
   На миг Лионелла возомнила, что Пират волшебным образом явился осуществить злокозненную месть. Сказалась длительная борьба со своей собственной собакой. Как ни пытались они петь в унисон – получалась разноголосица. Не найдя общего языка с Пиратом, Лина приписывала псу свойства истинного демона. Злопамятство, вероломство, невероятный интеллект – все поистине дьявольские качества.
  
  Она заблуждалась? Бесспорно! Но нету дыма без огня! Подозрения Лины возникли не на пустом месте.
  
  Возьмём собаку Баскервиллей. Условно примем её за точку отсчёта в кратком обзоре аномальных явлений. Начать, разумеется, нужно с более ранних времён, но о стародавних аномалиях можно лишь фантазировать. А про эту собачку кое-что известно доподлинно.
   Артура Конан-Дойля на вдохновили создание вымышленного монстра чёрные псы Уэльса. Зловещие вестники смерти – огромные собаки с горящими глазами размером с блюдце. Они изрыгали зловоние, поджидая путников в ночи. Всё приводило в шок и трепет: глаза, размер, отвратительный запах. Но более всего пугало их предназначение.
  Скептики считают чёрных демонов образчиком фольклора, выдумкой необразованных крестьян. Дескать, электричества в средние века не было. А что прикажете делать хлебопашцу после захода солнца тёмными, длинными ночами? Придумывать страшилки, продлевая с перепугу род людской!
   Рассказы о встречах с чудовищем передавались из уст в уста, от поколения к поколению, обрастая несуществующими подробностями. Но если подробности и были придуманы, то существование самих чудовищ — исторический факт.
   Абрахам Флеминг запротоколировал инцидент, приключившийся 4 августа 1577 года неподалёку от Бунгэя (Англия). «Дьявольское отродье» а образе черной собаки ворвалось в церковь в самый разгар службы. Единожды жутко пролаяв, оно бросилось сквозь толпу и сожгло насмерть двух богомольцев, преклонивших колена. Визит демона впервые был подтверждён письменными показаниями.
  Повсюду на сельских просторах Англии время от времени появляются исчадия ада в собачьем обличье. Чаще рассказывают о встречах с ними в Ланкашире, Йоркшире, Саффолке и Норфолке. Легенда неумолима. Всем, кто лицезрел черного оборотня, грозит беда. Обычно пёс является накануне смерти близкого человека.
  Многие верят в злых духов в образе чёрной собаки. Якобы они приходят из преисподней, чтобы погубить конкретного человека. У чёрного демона много кличек. Его называют Чёрным Оборотнем, Дрянью, Мягколапым...
  
  Пирату до йоркширского монстра было далеко Ростом не вышел, да чёрен не на все сто процентов. Однако с учётом вредности характера наверняка он был не прочь обратиться в демона. А мечты, знаете ли, имеют свойство сбываться.
  Лионелла вспомнила одинокое «гав!» перед опрокинутым ведром (совсем как в церквушке Бунгэя). То, что Пират привиделся после, а не до гибели Анатолия, можно списать на то, что он пока ещё не настоящий демон, а только на него обучается. К тому же кто сказал, что эта смерть – последняя?
  
  Дойдя до данного звена логической цепи, Лионелла непроизвольно зажала рот рукой, хотя ещё не издала ни звука. И всё же звуки ей надлежало немедленно издать. Она поспешила поделиться ужасным предположением. Ибо сказано: если плохой сон кому-то поведать – он не сбудется! Возможно, рассекреченная мысль тоже работает по этой схеме. Вернее, не работает. То есть, будучи озвученной – она никогда не осуществится.
  –
  * * *
  
  – Будь моя воля, я запретила бы людям читать! – взбеленилась Марта. В гневе она обретала красноречие, – Откуда ты набралась всей этой дряни?
  – Из интернета, – раскрыла источник старшая сестра.
  – Я запретила бы Интернет! – рявкнула младшая. Но прыснула, глядя, как изменилась в лице Лионелла. Представив, видимо, что станет с людьми, если их отлучить от интернета.
  – Да ладно, не кисни! – сменила Марта гнев на милость. – Просто выкинь дурь из башки! Ты рехнулась, но это простительно. У тебя и так кабинка была набекрень, тут ещё за ребёнка испугалась. Ну, и и совсем теперь, – Марфута приумолкла, подбирая эпитет позабористей, но не нашла ничего лучше простого междометия. – Ку-ку! Надеюсь, временно. Кстати, если бы с Машкой что-нибудь случилось – был бы второй труп – можешь не сомневаться! Твой собственный. За собачками надо следить!
  – Я следила! –приняла в штыки Лионелла выговор. – Ума не приложу, как он выскочил! Прямо волшебство какое-то...
  – Ум тебе лучше пока ни к чему не прикладывать – окончательно с катушек съедешь, а тебе ещё сына растить! Машка сама небось выпустила.
  – Может и сама, – недоверчиво протянула Лина. – Но необъяснимое тут всё-таки есть. Объясняю. Только ты ногами меня не бей – ничего же не случилось! Марфут, Церик – зверь, лису хавает — любо-дорого глядеть! Недобрый он пёс, очень серьёзный, самостоятельный. По всем законам этологии должен был он Машке вломить по первое число – она же у него добычу отнимала! Собаки, даже играя, шкуры друг другу портят, будь здоров! Маша для Церика низший по иерархии член стаи, не должен он был с ней цацкаться. А вёл себя – как заботливый старший брат. Как человек, в смысле. Фантастика!
  – С диваном что делать? – прервала гимн восхитительной собаке не склонная к патетике Марфута. – Выбросим?
  – Надо, – согласилась Лионелла. – Это теперь не мебель, а символ апокалипсиса. Но он тяжёлый. Мне его тягать нельзя, а тебе одной не справиться.
  
  Сёстры взялись за менее трудоёмкие задачи, а именно: уложили Машку спать на будимировской тахте. Марта осталась караулить сон ребёнка, Лионелла – погуляла с собаками.
   Потом – встречала новых гостей.
  Они ей очень не понравились. Оба. Поэтому она вспылила, не ища для негодования особенных причин. Наибольшую антипатию вызвал старший. С наглой мордой и сальными глазками. Лицо одутловатое, как у пьяницы со стажем. А взгляд цепкий, препарирующий. Представился он следователем городской прокуратуры.
  – Опять! Сколько можно? – возмутилась Лионелла. – Ваши вчера были, выспаться не дали. И снова опять!?
  – Во-первых, не наши. А, во-вторых, сколько надо, столько и можно. Или вы собираетесь чинить препятствия представителям закона?
  – Собираюсь! – Лина рубила с плеча, как придётся. – Ордер на обыск есть?
  – Никакого обыска! Мы просто побеседуем.
  – Беседовать будете с тёщей! Хотите тары-бары разводить – вызывайте повесткой в свои кабинеты! А здесь – мой дом, я вас не приглашала.
  – Гражданочка, не забывайтесь!
  – Я вам не гражданочка, а госпожа!
  Лионеллу понесло. Из-за чего она взбеленилась, трудно сказать. Но не только физиономия – тон, и даже тембр голоса визитёров вызывали неприязнь. Дай ей волю, на бы отметелила обоих.
  – Послушайте, это не лезет ни в какие ворота! Убит человек. В ваших интересах способствовать успешному раскрытию преступления. Следствию требуются новые факты.
  – Я всё изложила – мне больше нечего добавить.
  – Тут вы заблуждаетесь!
  – Да ну!
   – Всегда всплывают важные подробности в процессе дополнительной беседы.
  – И каких вам подробностей надо?
  – Вы разрешите нам войти?
  Лионелла опрометчиво открыла дверь, но не собиралась пропускать гостей дальше прихожей.
  – Нет!
  – У вас есть реальный шанс оказаться за решёткой, хотя бы это вы понимаете? – прозрачно намекнул на последствия для непокорной Лионеллы грозный посланник прокуратуры.
  – Понимаю, я всё понимаю! – вскричала та, вне себя от раздражения. – Поздравляю! У вас есть коза отпущения! Миссия выполнена, подите вон! – и она подчинилась нестерпимому порыву выпроводить настырных посетителей. Величественно указала пришельцам на выход. Едва сдерживаясь, чтоб не погнать их взашей.
  – Женщина, вы в своём уме? – воспротивился такому обороту младшенький, до сих пор не принимавший участия в перепалке. – Мы зададим вам всего несколько вопросов. Это в ваших интересах.
  – В моих интересах, – медленно попробовала Лионелла фразу на вкус. И повторила. – В моих интересах? Да ради них вы и шагу не сделаете! Никогда. Зато с вас станется по двадцать раз на дню сюда являться, изображая служебное рвение. Потому что дуба дал зятёк Кнута. Хребет не повредите, прогибаясь?
  Она подтолкнула к выходу того, кто помоложе. Тот лишь ошарашенно развёл руками. Мимикой выражая изумление вкупе с неодобрением. Никак не ожидал, видно, подобной прыти от сокрушённой обстоятельствами бабы. Старший по возрасту – скорее всего, и по званию тоже – двинулся следом. Но остановившись на пороге, попридержал ногою дверь:
  – Ответьте пока на один вопрос. У вас второй компьютер имеется?
  – Нет!
  Со стыка меж двух бетонных плит на потолке рухнула штукатурка, когда Лионелла хлопнула дверью. Прощальный аккорд из лая двух собачьих глоток усилил эффект от сцены расставания. Классический приём: злой следователь дополняет доброго — в случае с Лионеллой не сработал.
  Теперь, пожалуй, взаправду можно было сушить сухари. Она сделала всё для того, чтоб провалиться в тартарары поглубже.
  
  Об этом и многом другом Лина намеревалась поплакаться на чаепитии у Ларисы. Та обещала вечерком позабавить новостями следствия. Генка тоже хотел о чём-то поговорить. Он скучал без своих девочек и мечтал ускорить их возвращение в лоно семьи. Предупредил, что заедет.
  Дабы умилостивить консилиум, Лионелла напекла блинов. Тонкие, поджаристые, с аппетитным узором из крохотных дырочек, они были выпечены по рецепту, который достался Аделаиде Михайловне в наследство от бабушки. Та, в свою очередь, получила его от прабабки. Блинами Лионелла могла завлечь любого мужика безо всяких феромонов. Женщины, кстати, тоже теряли голову, забывая о диете.
   Лина ухватилась за сковороду во избежание коллективного порицания и массовых нравоучений. Кому придёт охота читать мораль, если рот занят деликатесом? Для верности она прикупила качественной сметанки.
  
  – Уф! Ну, Лин, респект тебе! – отвалился от стола обессиленный обжорством Геннадий. Замечание относилось не к безрассудному поведению вдовы, а к её кулинарному могуществу. Хитрость себя оправдала. Никто Лине слова худого не сказал, хотя она в ярких красках живописала нашествие и изгнание сотрудников прокуратуры.
  – Даже Марта так не печёт! – неосмотрительно похвалил Гена стряпню Лионеллы. Положительная рекомендация блинам могла ему дорого стоить.
  Губы супруги вытянулись в кривую и тонкую линию. По которой Геннадий, засмеявшись, нанёс молниеносный, точный поцелуй. Линия приняла форму розового бантика. Бантик облобызали вторично.
  – Губами губ коснулся он случайно, – сырая, но сдобная рифма была тут как тут, Лионелла машинально украсила стихами трогательное выяснение отношений. – Уста, устав, заснули до утра...
  – Хорош миловаться! – призвала к порядку теледива собравшихся, вытирая влажной салфеткой замасленные пальцы. Лариса прерывала трапезу с искренним сожалением. Следить за фигурой ей было без надобности, однако чревоугодие грозило обернуться заворотом кишок. Ещё немного — и она попросту лопнет:
  – Давайте ближе к делу!
  – Давайте! – не возражал Геннадий. И завершил серию невинных «чмоков» поцелуем иного рода, неприлично продолжительным и глубоким. Про блины было забыто.
  – Всё, всё, всё! – поаплодировала Лариса. – Довольно порнографии! Вернёмся к проблеме. Ментовка на ушах. Кнут – депутат пусть не государственной, но всё-таки думы. Ну, и, как сами понимаете, не только в думе дело!
  – Понимаем, – печальным эхом отозвалась Лионелла.
  – Новость номер один. Кожемякин – третья по счёту жертва в семействе Кнуткененском... Кнуткеновском.., короче – у Кнутов. Намедни разбилась жена твоего Анатолия Геннадьевича. Погибла в автокатастрофе. Не успело тело остыть, как отдала концы тёща, супруга самого Велимира Ольгердовича. На этот раз по естественным причинам – от сердечного приступа. Конечно, может, это удивительная случайность – три смерти подряд, но попахивает трагической закономерностью.
  – Передел? – предположил Гена.
  – Возможно, – Лариса неопределённо пожала плечами. –Хотя всё вроде давно поделено. Но, по ходу, не всё. Или это месть. Вендетта как вариант вполне подходит.
  – Вот это, я понимаю, мафия! – восхитилась Лина. – Да тут семья похлеще сицилийской! Какая убедительная оперативность! А виртуозность исполнения! Один труп на балконе чего стоит! Убил неизвестно кто, а в тюрьме сидеть мне. Аварию к уголовному делу не пришьёшь, сердечный приступ – тем более. Слушайте, а спецслужбы часом здесь не замешаны? Слишком широкий размах...
  –- Да кто ж тебе скажет! –- усмехнулась Лариса.
  – Товарищ майор, – постучал Гена по вентилю крана кухонной раковины, – Разрешите обратиться! Довожу до вашего сведения, мы не при делах. Чес слово! Чисты, как стёклышко. Невинны, как грудные дети.
  Марта сказала бесстрастным голосом автоответчика:
   –- Ха. Ха. Ха.
  Шутки она явно не одобрила, дала понять, что юмор неуместен. Супруг, проглотив ещё один блинок, обратился на сей раз к присутствующим, оставив кран в покое:
  – Девочки, вы в курсе, что врачебная тайна – атрибут давно минувших дней?
  – Наличие бабок тайну делает явью, – приотворила дверцу адской кухни заэкранья ушлая журналистка.
  – Нет, – возразил студент. – Деньги – мусор! В нашем царстве-государстве блат важнее. Чем больше нужных связей, тем меньше страшных тайн!
  – Ты это к чему? – навострила ушки Лионелла.
  – Повторяю для непосвящённых: не имей сто рублей, а имей сто друзей!
  – Ген, не утомляй аллегориями! Дело серьёзное, не время для трёпа.
  – А я не шучу. Если б не связи, не узнать бы мне ничего интересного! А с ними — пожалуйста! Пара звонков — и дело в шляпе. Три трупа у нас есть, четвёртый – на подходе. Я тут пробовал разведать, что за фрукт этот ваш Кнут, есть диагноз. Болен Кнуткен Велимир Ольгердович, смертельно. Рак двенадцатиперстной кишки, на последней стадии. Не операбелен.
  – Мамочка милая! – всплеснула руками Лионелла. – Родовое проклятие! Это мистика, а не криминалистика. Срочно надо бабку найти знахарку или экстрасенса.
  – Замечательно! – Лариса крутанула пальцем у виска и резко выпрямила плечи в знак решительного несогласия, – Поди поищи! Не в тюрьму угодишь, а в психушку. Глядишь, оно к лучшему – срок веселее коротать, и к дому ближе.
  –- Хорошо, хорошо! – надулась Лина. – Вы все умные, одна я с приветом. Тогда скажите, пожалуйста, благоразумные мои, что мне дальше делать?
  – Машку с Мартой отпустить домой, – предложил истосковавшийся супруг. – Не век же им тут куковать? Хватит потакать мракобесию, покойники –совершенно безвредны.
  – Ну Гена! – захныкала Лионелла. Ещё на одну ночку их оставь! Тебе хорошо говорить, ты в своих моргах наблатыкался, а я боюсь. И, между прочим, мне нельзя волноваться!
  – Так и быть, вымогательница! Но только на одну ночь.
  – Вот и ладненько, – одобрила Лариса компромисс, как бы подводя итоговую черту под совещанием.
  – Что, это все предложения? – разочаровалась потерпевшая, она же – подозреваемая.
  – А чего ты хотела? – вздёрнула плечики примадонна экрана. Жест был хитом вечера. На все вопросы и восклицания – один ответ: многозначительная гимнастика плеч. – Мы не боги. Погоди, придёт день – будет пища.
  
  Глава вторая
  ПОЛЁТ НА БЕЛОСНЕЖНОМ КОРАБЛЕ
  
   И день пришёл. Бурлящий водоворот событий неумолимо потянул ко дну. Скорость вращения воронки, куда угодила Лионелла зашкаливала. Но это всё ещё были цветочки. Ягодки – медленно зрели.
  
   Лихие девяностые канули в Лету, но призрак их бродит окрест по сей день, распугивая мирных обывателей. Те, вздрагивая, прячутся по норкам и запираются на прочные засовы. Жить, стало, пожалуй, сложнее, чем в 90-ые. Потому что создалась иллюзия, что сегодня меньше стреляют, но на поверку всё не так уж гладко.
  Небезопасны прогулки при луне, да и при свете дня можно лишиться жизни, как говорится, ни за понюх табаку. Детей с пелёнок приучают остерегаться незнакомцев. А взрослые депутаты борются за право ношения огнестрельного оружия. Для защиты чести, достоинства и жизненно важных органов вооружённых граждан.
  
   Машенька курсов по самообороне не заканчивала. Поэтому привстала на цыпочках и ловко повернула ключ на два оборота, как только засвиристел дверной звонок.
   Эх, Марта-Марта, как же так? От телевизора ребёнка отлучила, по видаку исключительно советские мультики крутишь. Русские народные сказки на ночь, рыбки в аквариуме для прививания любви ко всему живому... А лекцию о недоверии к чужакам прочесть не удосужилась. Недопустимый пробел в воспитании!
  
  Квартира милицейской вдовы превратилась в магнит по притягиванию всех, кого ни попади. Стала Меккой для проходимцев, подозрительных личностей, ментов и случайных прохожих.
  На этот раз притянуло блондина в джинсовом костюме и чёрной футболке. Выглядел парень лет на 25, то есть Машенька узрела пред собою дяденьку преклонного возраста. Племянница Лионеллы тётушке своей была под стать , то есть – умела казаться рассудительной. И сразу сообразила, старик нуждался в экстренной, быть может, даже медицинской помощи. Во-первых, он неровно дышал. Бежал, наверное. Значит, что-то срочное. Во-вторых, звонил он непрерывно, назойливо. Не открой ему – дверь бы, верно, вышиб! Она открыла, он влетел и уставился как-то ошалело. Значит, это срочное очень ему было нужно!
  Великодушная Машка намеревалась старца приютить, напоить-накормить, если надо, спать уложить — в общем, оказать любую поддержку. Так она уж была воспитана! В лучших советских традициях.
  Чуткое сердце ребёнка уловило суть. «Старик» не врывался в квартиру, а вступил в неё степенно и чинно, но в поступи чувствовалась недюжинная мощь. Поэтому малышке и почудилось, что он летел, как будто им пальнули из пушки.
  – Пгивет! – одарила она страждущего ласковым словом и щербатой улыбкой. – Тебе цево?
  – Здорово! А ты кто? – ответил ей странствующий блондин вопросом на вопрос.
  – Мася.
  – А-а-а, – понимающе протянул «старец». Как если бы его осенило, – Очень приятно! Костя. Э-э... То есть, Константин. М-м... Вернее, Константин Петрович. Одна дома?
  Машка утвердительно кивнула.
  – Где взрослые?
  – Папа-мама на яботе, тётя Йина гуяит. С собакими. Йаиса сяс пъидёт.
  – Кто такая Лариса?
  – Писаккель.
  – Кто? – поперхнулся Константин Петрович.
  – Пи-сак-кель! – для доходчивости Машка потрясла ручонками. Дескать, что тут непонятного? – Писет она... Яманы. А есё в теевизое сидит. Там — тозе писет и всё въемя газговаивает. Она там гъявная.
  – Хм-м, – Костя отчётливо представил, как главный писатель, сидя в ящике, непрерывно строчит романы. Пишет, пишет и сам с собой задушевно разговаривает. – А что ты тут делаешь, совсем одна?
  – Зелания испойняю.
  – Как это?
  – Посли показу! – Машка ухватила непонятливого дяденьку за руку и потащила в самое сердце вдовьего обиталища.
  Благодаря хлопотам заботливой Марты квартира Лионеллы приобрела вполне благопристойный вид, хотя сохраняла остаточные признаки прохождения разрушительного смерча. Несмотря на них, помещение обладало простором для разгона волшебной пожарной машины.
  Девочка лихо толкнула вперёд четырёхколёсную инвалидку, шлёпнувшись при этом на пол. Натужно жужжа и строго придерживаясь лево руля, машинка описала круг и вернулась в исходную точку.
  – Вот! – удовлетворённо констатировала Машенька, отряхивая платьишко и голые коленки.
  – Что, уже исполнилось? – вежливо осведомился свидетель технического чуда. Он явно недооценивал торжественность момента. Девочка энергично закивала.
  – А какое было желание?
  Малявка кокетливо засмущалась. Потупилась, спрятала умелые ручки за спину. Коротко стрельнула глазками исподлобья и – заявила категорически:
  – Не сказу!
  
  На сей раз обошлось – ничего плохого не случилось. Если и был незнакомец серийным маньяком, то естества ничем не проявил. Спустя два часа Лионелла сдала племянницу с рук на руки воспитательнице в родном дошкольном учреждении. Поскольку там её не забыли, за опоздание никто не ругал. Про удачный эксперимент с пожарной машиной Машка Лионелле не рассказала. Не потому, что засекретила событие – просто не успела похвастаться.
  Так первый визит Константина Петровича сделался маленькой тайной.
  
  А день продолжал нанизывать приключения одно на другое. Покуда Маша развлекала Константина, Лионелла имела удовольствие пережить новое ЧП. На этот раз со знаком «плюс», без фатальных последствий. Но поволноваться пришлось изрядно. Хэппи-энд, он, как «хорошая мысля» – всегда приходит «опосля». И до него ещё надо добраться. Хроника происшествия развивалась по известному сценарию. Сначала ничто не предвещало, потом чёрт дёрнул что-то предпринять...
  
  Лионелла позволила кобелям вдоволь порезвиться. Жалко ей стало их, горемычных! Бедолаги, как заключённые, с утра до ночи отбывали срок на привязи.
  Она подбросила суковатую палку. Это была своего рода провокация – осознанный малый риск во избежание большого. Из-за палки кобели могли устроить свару, но без неё, опьянённые волей, они умчались бы за тридевять земель – такс распирало от скопившейся энергии.
  Церик понёсся за брошенным предметом, Цангур – за Цериком, и пошло-поехало! Лионелла полюбовалась погоней, сама немножко побегала, как вдруг – явился новый претендент на общее веселье. Девчушка, в прямом смысле слова от горшка два вершка. Казалось, крошка, выпав из колыбельки, делает первые в жизни шаги. Нетвёрдой походкой малютка направлялась прямиком в эпицентр собачьих догонялок.
  Лина завертела головой в поисках беспечных родителей. Непутёвая мать, прогулочным шагом следовала за своим ребёнком в сотне метров от него. Никуда не торопясь. Смени она степенный шаг на бег — всё равно опоздала бы!
  Да, Цербер продемонстрировал накануне лояльность по отношению к человеческому детёнышу. Но сейчас кобелей двое, они в азарте. А дитя настолько махонькое, что один взмах хвоста собаки сметёт его, как пылинку.
  В отчаянном броске Лионелла прихватила за загривок юркого Церика. Девчонка неотвратимо приближалась. Мамаша тоже прибавила шагу. Дошло наконец, что дело пахнет керосином!
   Лина смекнула, если скомандовать: «Ко мне!», Цаня ринется исполнять приказ и опрокинет малышку. Она находилась на прямой линии между кобелём и нею. Лионелла так растерялась, что на полном серьёзе обратилась к собаке со словами:
  – Не подходи к девочке!
  Цангур кивнул головой. Затем, старательно обогнув малолетнюю путешественницу ровным полукругом, приткнулся к левой коленке вдовы. У мамаши, подоспевшей к тому времени на место событий, глаза полезли на люб. Ещё бы!
  Цангур не просто описал полукруг, он припал к Лионелле, подставляя шею для заключения оной в ошейник. На, дескать, привязывай. Без паники! Ничего твоей крохе не будет.
   Лина была потрясена. Вряд ли собака поняла значение высказывания. Но она абсолютно точно выполнила просьбу. Значит, до неё дошёл мысленный посыл. Отправленный Лионеллой сигнал бедствия, многократно усиленный испугом. Расскажи кому – поднимут на смех! Никто не поверит. Ай да Цангур! Восхищённо цокая языком, Лина не подозревала, что очень скоро собаки станут участниками ещё одного невероятного пассажа. И снова с честью выйдут из затруднительного положения.
  
  Угорая от наплыва впечатлений, она настроила «Панасоник» на волну задушевной ностальгии. Воры умыкнули жёсткий диск, превратив компьютер в ненужный предмет интерьера. Приходилось ограничиться радио «Ретро» – единственным, что сносно ловил допотопный приёмник. Вдова предалась порочной праздности – надо же было собрать в пучок расшатанные нервы! Или их, напротив, нежно расправляют, чтобы в норму привести? Так или иначе, Лионелле требовался отдых.
  И она расположилась на сыновней кровати с красочным томиком в руках. Книжка называлась «Легенды и быль о собаках» и предназначалась для учащихся средней школы. На серьёзные академические издания великовозрастной «старшекласснице» не хватало научной подготовки. Но загадки поведения животных волновали её чрезвычайно. И Лионелла зачитывалась детской литературой.
  На новом ложе она чувствовала себя не в своей тарелке, подобно принцессе на горошине. Но любимый диван, ставший в одночасье роковым, больше не привлекал. Более того, беспокоил как бельмо на глазу, нагнетая подспудную тревогу. Наверняка по фэн-шую его следовало скинуть с балкона. Чтоб наладить гармонию стихий в квартирке с нарушенной кармой.
  
  ...Современный человек почти полностью утратил навыки, помогающие выжить в дикой природе. Он перестал различать запахи и звуки на расстоянии, разучился читать следы на земле и много ещё чего подзабыл.
  Но кое-что в генетической памяти осталось. Атавистическая боязнь темноты, например. Нежелание поворачиваться спиной к открытой двери. При известной доле воображения дверь ассоциируется со входом в пещеру, в которую мог пожаловать саблезубый тигр. Всегда быть наготове отразить агрессию – это свойство досталось нам в наследство от прародителей.
  Лионелла очень не любила сидеть спиной ко входу в помещение. Предки у неё, судя по этой особенности, были самые, что ни на есть, боевые. Способные достойно противостоять саблезубой фауне. Иначе и быть не могло, ведь в противном случае до её рождения дело не дошло бы. Вероятно, лионеллины пращуры отличались исключительной воинской сноровкой. На бесшумное появление фигуры в дверном проёме она отреагировала моментально.
  Кто только в этом проёме не появлялся внезапно! И пьяный бомж, и страховой агент, и дальние родственники, о существовании которых Лина не догадывалась. Да тот же Кожемякин, упокой, господь, его душу! Много видел порожек непрошеных гостей! Но только этого амбала Лионелла мгновенно идентифицировала как реальную угрозу. Вот что значит правильная память предков!
  
  Метнувшись к подоконнику – на нём пылился электрошокер – она на бегу толкнула этажерку. Книжки, чашки, канцелярская мелочь с грохотом посыпались на пол. Мирно дремавшие кобели бросились врассыпную.
  Молчаливый преследователь замедлил движение, дабы невзначай не наступить на посуду, макулатуру или собаку. И всё-таки наступил! Пошатнулся, потерял равновесие, но устоял.
  Взвыл, завизжал-зарычал, попавший под раздачу Церик и вцепился в туфлю обидчика. Тонкая кожа летней обуви не послужила преградой для клыков – неосторожная пятка нарушителя частного пространства получила повреждение.
  
   Электрошокер в доме появится неспроста. Год назад рядом с заводскими складами стая бродячих собак напала на «домашних». На глазах хозяйки одичавшие псы терзали её питомцев: старую добродушную дворнягу, взрослую таксу и двух её щенков. Отбить удалось только третьего малыша – его женщина держала на руках. После этого местные собаководы – все как один – обзавелись электрошокерами. Не стала исключением и Лина. Пусть Пират не любимый сын, а ненавистный пасынок, но подобной участи он не заслуживал.
   Однако с техникой Лина не дружила. Забывала за ней ухаживать, теряла и выводила из строя. На подлёте к окну она с глубоким сожалением осознала, что батарейки «Осы» давным-давно разряжены.
  
  Лионелла запустила в пришельца цветочным горшком – и промахнулась. Чтобы пульнуть ведёрко с матёрым кустарником «тёщиного языка», пришлось поднатужиться. Но и второй снаряд не достиг цели.
  Чужак, меж тем воевал с собаками. Хотя какая это война? В чистом виде избиение младенцев. Но на него тратились драгоценные секунды. А упущенное время играло на руку жертве, то есть, Лионелле.
  Рывком правой ноги, на которой повисла собака, амбал попытался избавиться от таксы, впечатав её в стену. Шмяк! Кобель даже не пикнул. Жив ли был Церик или помер – пятку он не выпустил.
  А Цангур лаял, «качая маятник» в непосредственной близости от противника. В миг, когда тот пригвоздил Цербера к бетонной стене, пёс, видимо, решился мстить за брата. И вонзил клыки в левую ногу мужика. Атака пришлась на сухожилие икроножной мышцы. Превосходящий силой агрессор с грохотом сверзился на пол. Цангур отпрянул, продолжая опасный танец, захлёбываясь яростным лаем.
  Тактика драки с равной по силе собакой не годится для войны с человеком. Пёс был обречён. Лионелла метнула табуретку, на этот раз – довольно удачно, Но шестое чувство подсказывало: несмотря на относительный успех самоотверженной обороны, исход битвы предрешён. Печальный финал не заставит себя долго ждать. Стоило позвать на помощь. Но как превозмочь неодолимую стеснительность?
  В пылу баталии Лионелла умудрялась тоскливо рассуждать о том, как несолидно голосить, будто ты припадочная от рождения. Да и что именно кричать – она не знала. Милицейские памятки для женщин не советуют вопить: «Караул! Убивают! Насилуют!». Рекомендуется мистифицировать сограждан ложными выкриками. Но подобает ли приличной девушке истошно верещать: «Пожар!», когда вокруг нет ни дыма, ни огня?
  Лионелла стыдливо терзалась сомнениями насчёт того, вопить иль не вопить, и не замечала, что с первой секунды, как только мозг засёк вторжение, она орёт благим матом. Голос включился сам по себе, как автономная сигнализация. Лина надрывалась от крика, постепенно увеличивая силу звука. Инстинкт самосохранения диктовал стратегию и тактику поведения, не прибегая к помощи сознания. Вдова надсаживалась как корабельный ревун. У собак, чужака и членов жилищного кооператива, находящихся по месту прописки – закладывало уши.
  Воистину выдающиеся предки достались Лионелле! Какие надо атавизмы передали они ей по генетической цепи.
  
  Когда в комнату ворвался второй, о том, чтобы выкрутиться, уже не могло быть и речи. Надвигался конец детективной истории, приближая тем самым её собственный. Кто они такие, мамочка милая? Что она им сделала!? Лина вжала голову в плечи.
  Но чувство безысходности уступило место радостному изумлению. Второй субъект принялся дубасить первого! Исход перестал казаться очевидным. Вчетвером они – сила. Точнее, втроём. Контуженный Церик, приволакивая задние лапы, отполз в сторонку, он выбыл из борьбы.
  Чужаки вошли в раж без разминки. Пришли в движение шкафы-диваны-стулья. Лине оставалось выжидать. Она, как ни старалась, не успевала улучить момент для стыковки злодея с геранью в керамическом горшке. Противники меняли диспозицию непредсказуемо быстро – на орехи могло достаться невиновному.
   Так же резко, как начала, вдова прекратила кричать. И снова не заметила смены режима своей автоматической голосовой сигнализации. Не до этого ей было...
  Бандит в голубой рубашке нокаутировал спасителя в чёрной футболке, Сердце оборвалось. Но Лина не зевала – домашнее растение постигла трагическая участь на макушке врага. Горшок треснул и рассыпался, однако злоумышленник не пал под тяжестью герани, лишь странно боднул воздух головой. Лионелла уже схватилась было за спинку стула, но тот, что в футболке – очнулся, не дав ей шанса отличиться. Приподнялся он с такой зловещей миной на лице, что громила, по-видимому, счёл за благо ретироваться и сбежал так же неожиданно, как и вторгся в квартиру. Блондин в чёрной футболке ринулся вдогонку.
  
  Цаня тоже было дёрнулся догнать-наказать, но Лионелла скомандовала: «Стой!». Война войной, а материальные ценности сдавать по описи. Сколько взял собак, столько и верни обратно! Хватит с неё инвалидности Цербера!
  
  Сердце бухало тяжело, как тревожный набат. Мыслей – ноль целых, ноль десятых. И только один вопрос на повестке текущего дня: «Что это было!?».
  
  А было Нечто. Невероятное, практически апокалиптическое. Лионелла пропала. Не провалилась на четвёртый этаж, не исчезла, распавшись на атомы – она потеряла голову. Совсем.
  
  Каждый утопающий первым делом влюбляется в спасателя. Вероятно, поэтому гомосексуалистов всё больше и больше! Ведь спасатели, как правило — бравые, крепкие ребята. А в зыбучих песках Мозамбика и на оторвавшихся льдинах редко тонут девушки. Вот у мальчиков крышу и сносит... Над спасателями тяготеет заклятие благодарной любви.
  А какая отловленная в омуте дева не в втюрится по уши в парня, что вынес её из воды? В куртуазных романах функции распределены правильно: девицы тонут, мужики — геройствуют. И признательность за избавление от гибели повсеместно рождает страсть.
   Лине Зиминой грозило если не утопление, то удушение – наверняка.
  
  Естественно, она влюбилась. Стрела амура угодила прямо в сердце. Фигурально выражаясь. Хотя в нашем случае подельник Афродиты вооружился, видно, не стрелой. С учётом убойной силы удара, пронзило Лионеллу боевое копьё. Сражённая наповал, женщина не молила о пощаде, ибо безропотно согласилась пропадать.
   Это как гром и молния. Бум-м! Тр-рах-тара-рах! И ты в безвоздушном пространстве: совершаешь затяжной прыжок с непроверенным парашютом. Летишь со свистом вниз, купол – неизвестно, раскроется ли. Но счастье небывалого полёта стоит смертельного риска.
  Молодой человек, не давший Лине помереть во цвете лет, неплохо орудовал кулаками, но был не настолько хорош, чтоб по нему сходить с ума. Однако он спас Лионеллу. И случилось то, что сплошь и рядом происходит после чудесного избавления от большой беды.
  
  Запыхавшийся блондин воротился в разгромленный блиндаж. Говорят, бомба не попадает дважды в одну и ту же воронку. В эту квартиру она попала! Мебель снова покорёжена, скарб помельче – раскидан и смят. Бедлам в жилище прочно укрепил позиции.
  – Вы в порядке? – обеспокоенно наморщил лоб рыцарь в сверкающих доспехах. Судя по всему – готовый снова броситься на выручку.
  Чип, – слабо простонала Лина. Неровным дыханием, дрожащими ресницами, наклоном головы – она не то чтобы хотела что-то выразить... Нет, всё в ней клонилось и трепетало неосознанно. Голова самостоятельно приготовилась покатиться к ногам незнакомца, для чего заранее приняла положение, удобное для отделения от туловища. Одышка нарастала непроизвольно, глаза закатывались сами собой. – Где твой Дейл?
   – Что? – ближе сдвинул супермен брови к переносице, не понимая вопроса. Брови были восхитительные: пушистые, но не аляпистые, густые, но не широкие, цвета спелой пшеницы.
   Шуточка про Чипа с Дейлом была попыткой отчубучить что-нибудь эдакое... Нестерпимо хотелось произвести неотразимое впечатление. Вышло, как водится, с точностью до наоборот.
  «Ай, и правда, на фиг мне Дейл? – энергичным чирканьем воображаемого пера Лионелла вымарала неудачное вступление к благодарственной речи. – Мне тебя одного вполне достаточно!». Она хотела исправиться, разбавить сказанную глупость чем-нибудь умненьким, но ей крайне трудно было не выдавить из себя что-то помимо восторженного мычания.
  Юноша тем временем измерил пульс на запястье вдовы. Отсчитывая удары её сердца, он прищурил зеленовато-серые глаза. Упругая молодая кожа собралась вокруг глаз в мелкие временные морщинки. Лионелла поймала себя на желании осыпать сеточку мимических бороздок пылкими поцелуями. Бессчётное количество раз.
  Нет, она была далеко не в порядке.
  
   Шершавое прикосновение крепкой ладони привело Лионеллу в трепет и шок. Её как будто оглоушили плотно набитым мешком. Нокдаун! Приятное головокружение стремительно приближало обморок.
  – Ты кто? – произнесла Лина, не узнавая собственного голоса. Можно было не спрашивать. Посланник небес – кто ж ещё? Только он мог явиться столь своевременно.
  Гонец небесных сфер внёс ясность с улыбкой демона-искусителя:
  – Твой ангел-хранитель!
  Лукаво подмигнул, шучу, мол. Что-то ещё хотел сказать... Но первое слово дороже второго — она уже поверила в ангела.
  Притягательная улыбка вестника божественной воли стала последнею каплей. Не в силах вынести блаженства, Лионелла погрузилась в беспамятство. под гнётом сокрушившего её счастья. Нокаут!
  
  Очнулась на диване. Окровавленную поверхность ковролина Марта задрапировала покрывалом, что придало негодной мебели отчасти сносный вид. Но не изменило подпорченной кармы.
  С испуганным клёкотом раненой курицы Лина ринулась с проклятого ложа прочь, шумно сверзившись на пол. Прекрасный принц дежурил неподалёку. Ошарашенный внезапным выбросом тела, он вознамерился заботливо водрузить его обратно, но Лионелла заартачилась. Брыкаясь, замотала головой. Нет, мол, не хочу, не надо! Молодой человек не настаивал. Несколько минут подержал истеричку в объятиях, отложив транспортировку до вразумительного объяснения причин.
  Ей казалось, она всё ему рассказывает. Про печать смерти – кровь убитого Анатолия, китайскую науку фэн шуй и мистический ужас перед предметом, осквернённым жертвоприношением. На самом деле, Лина молча впитывала бездонную глубину зелёных глаз, наслаждаясь тактильными ощущениями. Она будто нежилась на белом мягком облаке. Вероятно, именно так коротают время души в раю.
  Дождавшись уточняющего: «Что с тобой?», она собралась для внятного ответа:
  – На нём человека убили. Здесь нельзя лежать, плохая примета. Его надо обязательно выбросить! Только некому.
  Ангел-хранитель кивнул – в значении «Вас понял!» – и переместил Лину в безопасную зону, на никиткину кровать. На руках нёс, как пёрышко, чем покорил вдову окончательно – женщины гипер-чувствительны к непринуждённому взятию своего веса на мужскую грудь.
  
  И вот очарованная Лина, лёжа, умиляется, глядя на то, как галантный кавалер возится с диваном. Символ сакрального ужаса тяжёл и громоздок. Несмотря на это, шустрый паренёк уверенно повлёк его к выходу. Рванувшаяся на подмогу Лионелла была остановлена повелительным движением.
  Этот жест её почти доконал. Каждый шаг незнакомца – как толчок голой пяткой по сердцу. Прямой массаж ощутимо приятен, но и непомерно силён. Сердце могло не выдержать. Ей было так хорошо от невиданной силы эмоций, что становилось плохо. Значит, правда, что от счастья люди умирают. А она думала, враки...
   Лина мужественно сдала экзамен на прочность – обошлось без потери пульса. Опьянённая страстью, она находилась в сомнамбулическом состоянии, на грани между явью и сном, Во власти абсолютного блаженства. Однако в полном сознании.
  
  – Ты не уйдёшь!? – жадно набросилась она на парня после эвакуации мебели. Неважно, зачем и почему явился принц. Главное – чтобы теперь всегда оставался поблизости. Таинственный незнакомец отсутствовал достаточно долго. Невольно закралось подозрение, а ну как вовсе не придёт? Прибыл неведомо откуда и канет – в никуда. От этой мысли Лине стало больно дышать.
  Но он вернулся. И было это равносильно рассвету. Когда долгожданное солнце разгоняет темноту беспросветной ночи.
  – Вы не беспокойтесь, – малый запнулся, немного подумал и подкорректировал форму обращения. – Не беспокойся!
   И смущённо пожал плечами, как бы сам себя осуждая за своё панибратство. Они сразу начали с «ты» – не до политесу в пылу драки! Но обстановка разрядилась, и молодой человек застенчиво балансировал между вежливой отстранённостью и допустимой фамильярностью. Лионелла сомлела от его деликатности. Закрыв глаза, стоически сдержала томный вздох.
  – Я отлучусь – это необходимо. Но завтра вновь приду. Можно? – попросил дозволения скромный супер-герой.
  Мамочка милая! Неужто он слепой? Разве не видно по ней, что не только можно, но и нужно? Сегодня, завтра, послезавтра, всегда! Лионелла с хищной ненасытностью впитывала каждый штрих портрета: добродушную физиономию с потрясающе искренней улыбкой, подтянутую фигуру, летящую походку, хитрый прищур. Ловила каждое движение, словно фотографируя на память. Вот подмигнул, на прощание вскинув руку в ободряющем жесте. Но пасаран! И растворился в неизвестности.
  Лина принялась нетерпеливо ждать возвращения.
  
   Изредка издавая негромкие стоны, побитый амбалом Церик забился в заваленный книгами угол. Лионелла подложила под собаку коврик, поставила рядом миску с водой – рентген, узи и прочие чудеса диагностики были не по карману. Даже покой она вряд ли могла страдальцу обеспечить. Найдётся Пират – и прости-прощай! Загнётся, болезный, как пить дать. Надо что-то сочно предпринять для спасения псины. Но что?
  
  Решение проблемы пришло, словно по щучьему велению – необычайно своевременно и откуда не ждали.
  Как снег на голову, свалилась «дорогая Элен». Влетела в квартиру взъерошенная, злая, но как всегда, искусно намарафеченная.
  – Тебя будто из пушки выстрелили, – рассеянно поприветствовала Лина Элен, – На Луну.
  Гламурный вихрь пылал как факел, искрясь междометиями.
  – Ты не представляешь! – воскликнула «дорогая Элен», состроив зверскую рожу. – Ты просто себе не представляешь!
  Швырнула под ноги объёмный пакет. Забарабанила кулаком по перевёрнутой этажерке:
   – Блин! Блин! Блин!
  И только после этого обратила внимание на то, к чему, собственно, приложила руку. Многоступенчатое вместилище для мелких принадлежностей скособочилось на полу с несчастным видом жалкого изгоя.
  – У тебя татаро-монгольское нашествие было? Или Варфоломеевская ночь?
  Лионелла откашлялась – в горле саднило. Сначала ограничилась односложным «Нет». Но потом всё же поделилась выборочными деталями: «Воры приходили. Собаку побили».
  Элен дежурно ужаснулась: «Надо же!». И горячо продолжила о своём, о наболевшем:
  – Лин, я попала по полной. Выручай!
  Не менее дежурно Лионелла изобразила мимикой вопрос. Она была страшно далека от всех эленкиных трудностей. Та – бурно бесновалась:
  – Дура. Какая дура! Иван меня убьёт.
  – Боборыкин? – вяло усомнилась Лина. Перспектива быть убитой Фараончиком не светила Элен ни при каких обстоятельствах. Она явно преувеличивала угрозу.
  – Сука! – ядовито выдохнула донельзя взвинченная приятельница.
  – Кто, Боборыкин?
  – Да нет же! Бухгалтерша. Анфиска, чтоб ей! Заложила, падла. Ну, ей не жить! Но мне-то от этого какая радость?
  Элен захныкала, театрально схватившись за голову. Но голос выдавал натуральную, не наигранную горечь.
  – Какая невезуха, Лин! Мир тесен. Надо же было встретиться! И где? В Москве! Это даже не иголка в стоге сена. В «Модных тенденциях» сотни филиалов. Сотни! А эту кикимору принесло туда, где были мы.
  – Кто – мы? – в Лионелле проснулось любопытство.
  – Я и Цвиргун.
  – Врёшь! – оценила интригу доселе безучастная вдова. На миг позабыв про посланца небес. Элен, похоже, действительно, влипла.
  
  Семёну Цвиргуну предприниматель Боборыкин не подал бы руки и миллиарда ради. Некогда они открыли совместный бизнес, Семён компаньона подставил, Боборыкин отсидел срок ни за что, ни про что. Теперь бывший друг ворочает в столице миллионами, Иван – торгует в Гурееве жвачкой. Но не нынешняя разница в финансовом положении, а тогдашнее предательство сделало Цвиргуна персоной нон грата. Однажды и навсегда.
  
  – Ну?– поторопила Лина подружку. – Иван вас застукал?
  – Почти, Чёртова мымра видела, как Сеня мне шубу купил. Эксклюзивную норку. Сняла процесс на мобилу, гнида! Шантажировать собирается. – Элен приумолкла, снедаемая горем. Добавила, чуть не плача. – Классика! По спецзаказу! Шкурка к шкурке, ни одного изъяна!
  – Жалко шубу, но надо продавать, – выдала Лина совет, полный неподдельного сочувствия.
  – Да кто ж её купит за такие деньжищи? И потом, как я тогда объясню зачем покупала?
  – Не ты покупала.
  – Тем более!
  – Ну и как ты это объяснишь?
  – Чтоб тебе подарить! – возопила Элен. – У тебя когда день рожденья?
  – В декабре.
  – Э-э-э... Оформляла покупку заранее, потому что в июле скидки! – вывернулась находчивая Лазуткина.
  – А почему Цвиргун?
  – Чтоб разорить проклятого вражину!
  Лионелла покатилась со смеху.
  – Лен, вражину разорять надо без скидок! Версия не выдерживает критики. Она буквально шита белыми нитками. Не поверит!
  – Да поверит, куда он денется! Тебя он уважает, поэтому легенда прокатит. А на мне он шубу не простит, точно знаю.
  – Хорошо, пусть она побудет немножко у меня, – пожалела Лионелла товарку, –- А потом мы с тобой жестоко поругаемся и я гордо швырну тебе её в лицо.
  Элен оживилась, воспрянув было духом, но быстро скисла.
  – Нет, – с сожалением покачала она головой. – Не выйдет! Один хрен: сразу из магазина или после тебя – всё равно цвиргуновский подарок. Ванька как гранит – не смотри, что внутри мягкий, сахарный! Не поймёт. Обидится.
  Опечаленная Элен рубанула по живому, залихватски выкрикнув:
  – Носи!
  И отшвырнула объёмный пакет в дальний угол комнаты.
  Лионелла поразилась. Кто сказал, что блондинки – дуры?
  Народ верно подметил, ласковое дитя двух маток сосёт. Дорогая Элен ухитрялась сосать тьму тьмущую маток одновременно. Со всеми ласкова, и все ею довольны. Может, так и надо? Никогда Боборыкин не перережет Ленке горло вострою саблей, а Цвиргун ей новую шубку купит, лучше прежней!
  
  Снаряд в виде шубы угодил в контуженного Церика. Пакет был почти невесом, но собака закряхтела, заскулила. Элен сказала: «Ой!». Подбежала к больному и умильно засюсюкала:
  – Ой-ёй-ёй-ёй! Лапуся. Бедненький щеночек!
  – Лена, это взрослый кобель, – просветила подружку Лионелла и обрисовала ситуацию. – Не моя собака. Доверили подержать, а я вот не уберегла. Теперь лечить надо, и не на что, да и не справлюсь я с тремя собаками. Надо искать, кому перепоручить пёсика недели на три. А где такого любителя животных найти? Я тут в некотором смысле как в пустыне. Вокруг ни одного единомышленника. Ближайшее окружение собак в гробу видало! А дальнего окружения у меня нет.
  – Давай я заберу! – с ходу решила задачку Элен.
  – Ты? Тебе некогда будет им заниматься, а он раненый, нуждается в тщательном уходе.
  – Не пысай, Боборыкину отдам! Он добрый. Вот пусть и тренируется в милосердии, учится любить всё живое. Меня в том числе. А то укокошит, не ровен час, сгоряча!
  
  Деталь меняла дело в корне. Предводитель жвачной конторы Иван Сергеевич Боборыкин во всём, что не касалось дорогой Элен, человек был здравомыслящий, практичный и добросовестный. Ленкино поручение он выполнит на десять баллов по пятибалльной шкале. Лионелла воодушевилась, но подумала, что рано радуется.
  – Позвони! Вдруг не согласится?
  – Не-ет! – воспротивилась Лазуткина. Мелодично протяжное «нет» несмотря на фонетическую мягкость выражало непреклонность. – Такие вопросы решаются при личном контакте.
  
  – Ты только у себя не оставляй ради всего святого! Если Фараончик откажет. А то получится как у индейцев с лошадью Кортеса.
  – А что такое с лошадью? – Элен прониклась участью испанского коня с прелестной детской непосредственностью.
  – Уморили голодом! Взяли в аренду, обожествили на его беду. Держали в золотых палатах, кормили человечиной. Им не пришло в голову, что боевая лошадь – мирное травоядное создание. Несчастный конь в результате откинул копыта.
  – Хм! Не зря этих идиотов оккупировали! Неужели трудно было вспомнить про ихнюю ламу и допетрить про траву?
  – Вообще-то ламы обитают южнее, в горах, но мыслишь правильно! – похвалила Лина Элен за смекалку. Который раз был подтверждён высокий интеллект профессиональных блондинок. «Поди ж ты! Вроде кукла тряпочная, а сообразительная – страсть!».
  
  Лина донесла Церика до машины, которую вызвала дорогая Элен, незаметно перекрестила отъезжающее такси, горячо надеясь, что провожает собаку не в последний путь, а в заслуженный отпуск.
  
  И забылась в томительном предвкушении встречи. Жила воспоминаниями, блуждая мыслями в недавнем прошлом. Практически бредила. Сон упрощает ожидание, поэтому Лина сознательно вогнала себя едва ли не в летаргию. Сон был крепок и долог.
  
  Но спустя 12 часов она вскочила, как ужаленная. Бежать! В спешном порядке ликвидировать все недочёты природы! Застарелые веснушки, преждевременную седину, синие круги под глазами... Немедленно спрятать то, что невозможно отрезать!
  Караул, люди добрые! Ей нечего надеть! Лина нырнула в ванну и стала доводить себя до блеска, до лоска, до наивысшей кондиции всеми доступными, а также совершенно недопустимыми способами.
  
  Время текло, как остывающая лава — всё медленней и медленней. Ангела не было.
   Лионелла вообразила, что тот не выполнит данного ей обещания, не придёт. И, погружаясь в отчаяние, ела себя поедом за то, что не узнала ни адреса, ни имени. Маршак зазвучал пророчески, как реквием:
  «...Среднего роста.
  Плечистый и крепкий,
  Ходит он в белой
  Футболке и кепке.
  Знак ГТО на груди у него.
  Больше не знают о нём ничего».
  Футболка – чёрная. Кепочки нет. Парень строен как тополь. Все остальные приметы сходились. Со стишком можно смело бежать в отделение милиции, в розыск подавать. Никакого фоторобота не надо – поэзия заменит документ, удостоверяющий личность.
  
  К вечеру следующего дня Лина превратилась в комок нервов, её била неконтролируемая дрожь. Она не могла есть, пить, спать и устала плакать, когда, наконец, появился он.
  Простой, как писали раньше в газетах, советский человек. Типично советского в парне было всего ничего. Только несвойственная нашему современнику готовность к немотивированному риску. То есть, к подвигу без последующей материальной компенсации. Но одного этого – за глаза хватало для возведения человека на пьедестал.
   Лионелла и возвела. Возвысила, обожествила. На коленки – бряк! Головою об пол — бух! О принц, алмаз души моей! Не покидай меня, прошу!
  Головой она поклоны била, когда мечтала, чтоб вернулся. А могла бы ею призадуматься. Чем принца кормить, зелёной травкой или свежей человечинкой? Негоже зрелой женщине уподобляться восторженной институтке! Но Лина не сумела справиться с чувствами – и уподобилась.
  
  По возвращении кумира перво-наперво бросилась Лионелла ему навстречу и страстно запросила информации:
  – Как тебя зовут?
  Жадным взглядом впилась в глаза возлюбленного, словно пытаясь вычерпать их и добыть-таки на дне желаемое имя. Одновременно борясь с головокружением от счастья лицезреть. После вчерашнего «вокала» Лина потеряла голос и едва шелестела. Но безымянный уникум невнятный полушёпот разобрал.
  – Костик, – представил себя без лишних церемоний. – Константин.
   Глаза улыбчивы. Взгляд ясный, губы твёрдые, а сам — лучезарней утренней зари.
  – Фамилия! – прессинговала Лина.
  – Это допрос? – беззвучно засмеялся парень, но любопытство удовлетворил, – Косаткин. Через «о».
   Мистически настроенная Лионелла возрадовалась, аки дитя, сочтя имя благоприятным знамением. Константа — величина постоянная. Вдова мгновенно проецировала значение термина на всю свою оставшуюся жизнь. Да-да, все девочки делают это! В уме, украдкой, примеряют на себя мужчин, как платье в магазине.
   Константин пришёлся Лине впору. Ей не терпелось выпытать адрес и всю подноготную, но мешало опасение выставить себя законченной кретинкой. Со стороны, должно быть, это смотрелось забавно: вцепилась тётенька в мальчонку мёртвой хваткой и силой выбивает из него анкетные данные.
  Заколебалась Лионелла. Спросить иль не спросить? Осведомляться или погодить для сохраненья норм благопристойности? Из водоёма сомнений неожиданно всплыл на поверхность корявый и несуразный вопрос. Она и брякни:
  – Как Вас по отчеству?
  Парнишка зашёлся от смеха. Хохотал не стесняясь, от души. Неделикатно и заразительно.
  
  Некстати припомнился Лине рассказ Будимировой о молодой журналистке. Юная дева отправилась на выездной семинар по обмену опытом. Обмен закончился пьянкой в ресторане. В курилке нетрезвый абориген пристал к девице. Он нагло, откровенно клеился. А она, со сверкающим от любознательности взором, алкая сведений о месте пребывания, спросила:
  – Скажите, какая тут у вас промышленность?
  Абориген остолбенел, а дружный журналистский коллектив – полёг от гомерического хохота. Наивная девушка стала дряхлой бабулькой, но ей всё ещё поминают ранний эпизод творческой биографии. Наверное, Лионелла так же нелепа, раз вызвала столь бурную реакцию.
  
  – Мы, кажется, были на «ты», – заметил Костик, вытирая слёзы.
  – Маленько путаюсь, – призналась Лина. – Ты извини, если что! Просто мне о тебе ничего неизвестно, я боюсь тебя потерять.
  Молодой человек посерьёзнел, порываясь что-то ответить, но не нашёлся, что сказать.
  
  Лионелле тоже было трудно говорить из-за сорванного голоса. Но зачем слова, когда имеются глаза и руки? Да и губами люди не только бестолково шевелят!
  Напрягая связки, вдова просипела:
  – Ты высокий. Нагнись, пожалуйста, не достаю...
  Константин наклонился. Лина прильнула к соломенным неподатливым прядям, нежно погладив их рукой. Мужской шампунь нёс аромат стандартного парфюма, но Лионелла определила его как запах молодости, силы и чистоты. Не надо быть профессором психологии, чтобы понять, к чему все эти штучки.
   Крепко прихватив Лионеллу за локти, юноша, словно стреляя в упор — глядя глаза в глаза – начал вдалбливать слова как в землю сваи:
  – Лина, детка, ты замечательная! Но я не могу! У меня перед такими ответственность...
  – Ты женат! – смертельно огорчилась Лионелла. Разумеется! Подобное сокровище с младых ногтей должно быть окольцовано. Она закрыла лицо ладонями, скрывая неслыханную гамму чувств. Негодование, ревность, боль, печаль и не смотря на это всё – Её Величество Последнюю Надежду.
  – Мне всё равно... Нет, не всё равно. Я не буду... Нет, буду...
  Глотая набежавшие слёзы, женщина тихо прошуршала на высокой патетической ноте:
   – Я не стану за тебя проситься замуж! Мне достаточно того, что ты есть.
  Расхожая банальность звучала как присяга на верность. Клятва с трудом угадывалась в знойном сипении. Такое хоть шепчи, хоть кричи — резонанс не замедлит сказаться.
  – Твою мать! – отозвалось «сокровище». Приобняло Лину как бы по-дружески. Но вскорости облапало иным манером. Властно, по-хозяйски. Стиснуло так, что хрустнули косточки.
  Поскольку Константин был мужчиной – не мог он добровольно отказаться от мощного, всепожирающего пламени, испепеляющего сердце Лионеллы.
  
  А назавтра было утро. Бесподобное, неподражаемое, восхитительное...
  – Я сплю, – прохрипела вдова. Осипший голос предательски пропадал, прорезаясь непредсказуемыми всплесками. – Не может быть, чтоб это было правдой!
  – Угу, – согласился мужчина её мечты. – Друг другу мы снимся.
  Она его коварно ущипнула, он ей ответил тем же – нет, то был не сон! «Господи! Пожалуйста! Сделай так, чтоб это длилось до последнего моего издыхания!» – воззвала Лионелла к Всевышнему. Вслух не посмела продублировать мольбу.
  
  – Боясь спугнуть мечту неловким словом, она сменила тему разговора, – только и пробубнила себе под нос. Довольно неразборчиво. Бу-бу-бу, бу-бу-бу!
  – Стихи? Твои? – полюбопытствовал дружок.
  – Нет-нет! – смутилась Лина. – Это бзик у меня такой. Рифмую всё, что вижу. Чтоб нервы успокоить.
  – Ты смешная.
  – Очень?
  – Угу.
  – Но то, о чём я бормочу – не повод для потехи. Узнай у любого спортсмена, спроси моряка. Удачу спугнуть – пара пустяков. Нельзя говорить о хорошем!
  – Поговорим о плохом! – легко пошёл Константин на поводу. Но он коснулся Лионеллы, чем начисто отбил у той способность обсуждать и рассуждать. Ей пришлось прилагать серьёзные усилия, чтоб вернуться к членораздельному вещанию. Сделать это удалось за утренним кофе. Минут тридцать спустя.
  
  – Ты его не догнал? – запоздало поинтересовалась Лина исходом вчерашней эпической погони.
  – Не-а. У него был сообщник. Поджидал внизу, в машине. Вместе и укатили.
  – Скажи, пожалуйста! Прямо голливудские страсти! Ты случайно не знаешь, кто бы это мог быть?
  – Знаю.
  – Кто!? – Лионелла чуть не подавилась бутербродом, услышав это «знаю».
  – Вор, грабитель, убивец-маньяк.
  – Ну и шуточки у тебя!
  – Я серьёзен, как никогда. Забавного, знаешь ли, мало. Для всех. Особенно для тебя.
  – Да, дело швах! – не стала переть против фактов вдова. – Сплошные непонятки. Мы с Будимировой хотим у Кнуткена интервью взять. Акулы пера – против акулы бизнеса! Может, хоть что-то прояснится! По крайней мере объясню ему, что я не виновата.
  – Не советую! Допустим, это Кнуткен заслал молодчиков для лютой мести за смерть любимого зятя. И ты пойдёшь просить, чтобы большой дядя не обижал больше маленьких девочек? Самолично в логово зверя? А если он тебя проглотит? Он ведь не подавится, коли захочет сожрать.
  – Я не одна пойду, двоими – подавится! А, может, лучше... втроём? – Лина окинула Костика мечтательным взглядом.
  – Исключено, – отмёл идею ангел-хранитель. – В тухлые игры предпочитаю не играть. Могу лишь доставить двух ненормальных к месту их безвременной кончины.
  – У тебя машина есть? – обрадовалась Лина.
  – А как же! – удивился Костя её удивлению. Уверенный, что каждый стоящий мужик честь-честью должен быть моторизован.
  – Поехали кататься! – обняла парня Лионелла. – Ну их в баню, бандитов этих!
  – Ноу проблем, дарлинг!
  
  ...На парковке дожидался белый автомобиль непривычной конфигурации и внушительных размеров. Белоснежный лайнер на сером фоне грязного асфальта. Лина под страхом смертной казни не отличила бы «Жигуль» от «Москвича». Что за модель пред нею – она не имела понятия. Но красоту не спрячешь! Шикарную вещь от дешёвой подделки и без ценника определишь, потому как разница – очевидна. Машина-махина померещилась ей прекрасным белым лебедем, сложившим перед полётом огромные крылья. Изящным и одновременно сильным.
  – Мамочка милая! – ахнула вдова. – Вот это да! Шок – это по-нашему!
  – Кадиллак! – погладил железного друга владелец белоснежного красавца. – Излюбленная модель гангстеров и копов.
  – Ты гангстер? – быстро уточнила Лионелла. – Или коп?
  – Временно безработный, – смешком прикрыл уход от прямого ответа галантный кавалер, распахивая перед дамой дверцу «лебедя».
  Салон поразил Лионеллу ещё больше, чем вид снаружи. Параметрами, контрастом между ослепительно белым верхом машины и бархатно чёрным дизайном внутри.
  – Это легковушка? – спросила она недоверчиво. – Или замаскированный джип? Тут можно роту солдат разместить при желании.
  – Роту – вряд ли, но американские «корабли» традиционно считаются лучшими траходромами в мире, – осклабился Костик.
  – Корабли?
  – Их называют так за исключительную плавность хода. Они не едут – плывут.
  – Поплыли! – капризно, совсем как Пират передней лапкой, топнула ножкой Лионелла. – Поплыли скорей!
  Накондиционеренная свежесть воздуха, натуральная кожа с деревянными вставками, стереофоническая музыка – всё вкупе вызывало неземной восторг. Если Косаткин и был безработным, то был он безработным шейхом, не иначе. Сказочным принцем на прекрасном белом кадиллаке.
  Машина двигалась, не производя раздражающего шума. Ничто не скрипело, не кряхтело, салон не вонял бензином. Только тихая музыка и стремительно уходящий назад средне-русский пейзаж. Нет, Лионелла не назвала бы это плаванием! Это был захватывающий, головокружительный полёт белоснежного лайнера в неведомые дали. На миг ей показалось, прибавь «корабль» ещё немного ходу – и они покинут пределы стратосферы, устремляясь в космическую бесконечность.
  
  – Можно я сама ...попробую? – робко предложила Лионелла, загодя предчувствуя отказ. – Правда, я ничего не умею...
  – Да тут коробка-автомат, уметь и не нужно! – добродушно поощрил желание пассажирки водитель. Во время пути он не столько следил за дорогой, сколько наблюдал за спутницей. Для всякого владельца автомобиль – живое, одухотворённое существо, друг, товарищ и брат. Поэтому безудержный энтузиазм Лионеллы, постоянно нарастающее восхищение кадиллаком было для Костика слаще бальзама.
  
  Взаимно довольные друг другом, мужчина и женщина меняются местами. Мотор заведён. Штуковину, внешне напоминающую кочергу, Костя передвигает бурча под нос: «Ну, в драйв поставил...» и обращается к Лионелле как-то подозрительно мягко. Вроде не предварительными ласками заняты, но по сахарным устам словно бы сочится сладкий мёд:
  – Нажимай на правую педальку! Плавно...
  Лина примеряется, чтобы сделать как велено, но плавно – не выходит.
  
   Мотор взревел диким зверем, машина ринулась вперёд, словно раб, почуявший свободу. То был уже не белый лебедь, а свирепый дракон. Лионелла обмерла, вцепилась в руль, как утопающий за соломинку. Не для того, чтоб управлять а потому, что испугалась до смерти.
  – Спокойствие, только спокойствие! – донёсся до неё голос Кости, как бы из прошлого, словно сквозь вату. Он смеялся. Весёлый попался кекс – нахально издевается над тётенькой, смело нарывается на грубость!
  
  – Теперь, – вкрадчиво внушает Константин – так заговаривают зубы детям, больным и умственно отсталым. – Нажимай на левую ...
  Лионелла нажала. В глубине души не ожидая ничего хорошего от плавного своего движения. Но монстр, урча, её незамедлительно послушался. Остановился. Лина перевела дух.
  – Вот видишь, ничего сложного!
  – Я бы не сказала, – осторожно возразила Лионелла, – Чувствовать себя птичкой на пассажирском сиденье и руководить полётом – это две большие разницы!
  – Так говорят в Одессе, – улыбнулся Костя. – Ты там бывала?
  – Нет. Я просто умею читать, – она немного рассердилась и потому позволила себе намёк на маленькую колкость. Но долго дуться на Костика было нельзя. Она легко забыла пустячную обиду. Вернее, намёк на неё. Едва заметное дуновение ветра, распространяющего горечь обид.
  
  На ночь глядя Константин засобирался.
  – Уезжаю, завтра вернусь. Дверь никому не открывай, поняла?
  Лионелла ощутила проникновение вовнутрь частицы космического холода. Душа свернулась в обледенелый, каменный комок.
  – К жене? – спросила, потемнев ликом.
  – Номер мобильника для экстренных сообщений, – продолжал наставления Костик, не замечая, как прямо на глазах знойная кралечка превращается в старую, страшную, злую, несчастную ведьму. – Кстати, давно хотел спросить. На ком я женился? Заодно поведай – когда.
  Ледяное изваяние в образе Лионеллы подтаяло и растерянно моргнуло:
  – А что, ты разве не...?
  – Пока что не…
  Секундное замешательство сменилось кратким помешательством. Лионелла подпрыгнула, засвистала-заверещала и кинулась на шею дарителю светлой вести. Нечленораздельно, но радостно вопя, она имела твёрдое намерение придушить прекрасного принца в объятиях. Когда из затеи ничего не вышло, ударилась в беспорядочные лобзания, не выбирая точек приложения уст. Лишь заметив слабые попытки сопротивления, отпрянула, тяжело и прерывисто дыша:
  – Всё-всё-всё! Не буду больше, sorry! Виновата, малость очумела.
  Но тут же вновь набросилась на героя своего романа, ангела во плоти, рыцаря без страха и упрёка. Пронзительное «И-и-и-и...» не трансформировалось в банальное до пошлости «Й-ес!». Она пищала эксклюзивно. Как маленький весёлый пароходик. Или большой комар, нанюхавшийся клею.
  Кончилось тем, что Костя отложил отъезд минут на сорок.
  
  А Лионелла, поздно ночью считая овец на потолке, сделала сенсационное открытие. Она заметила, что давно не шлёт проклятий в адрес судьбы. Не ноет, не скулит, не истерит, хотя ей, безусловно, есть на что роптать.
  Стенать и плакать она прекратила задолго до чудесного явления Кости Косаткина. Перемены начались гораздо раньше. А именно – когда жизнь забила ключом. Лина встретила чудо-ребёнка, отличилась на состязаниях, взялась за расследование варварского набега на квартиру. Стало недосуг крапать челобитные в небесную канцелярию.
  
  Уныние уходит, если что-то происходит. Но не просто так, а с расчётом на перспективу. Сколько ни таскай Сизиф камень в нору, это ему не поможет! Всё будет так, как вчера. Отсюда уныние. Домоводческая кутерьма из той же оперы. Сколько ни драй полы – ничего не изменится. Бессмысленные трудности синтезируют смертную тоску. Но если ты вкалываешь, выращивая, скажем, быка-рекордсмена, спасая тем животноводство, то будешь свеж, как молодой огурчик. И бодр, не взирая на ломоту в суставах.
   Рецепт счастья прост: делай то, что ведёт к переменам! Двигайся, шевелись, дерзай – ищи приключений на пятую точку! И быть тебе вечным оптимистом. Надо бы опробовать выведенную закономерность. Завтра же! Но как?
  Креативные идеи не спешили выстраиваться в очередь. Снизошла лишь одна, и то весьма сомнительного свойства. Подумалось, а не махнуть ли на «Старт»? Там каждый день – события. Взбрело на ум показать Константину работу Цангура в норе. «Это будет похлеще полёта кадиллака!».
  Странным образом сквозь астрономически беспредельную любовь на первый план выходил дух соревнования. Потребность аналогично удивлять. Да не как-нибудь, а чтобы непременно переплюнуть.
  Чудны дела твои, господи!
  
  
  Глава третья
  КРУГОВОРОТ ТАКС В НАРОДЕ
  
  Исчезла прелесть новизны, но кадиллак по-прежнему брал за живое. Дизайном, мощностью, комфортом, и главное – самим водителем. Вырасти у Константина клыки, выпей он кровь Лионеллы, обрекая её на вечные муки в аду – и тогда бы она нашла его очаровашкой.
   Бесценное сокровище категории «принц» вдова с гордостью демонстрировала обществу как жемчужину коллекции Русского музея. Она всласть, неустанно говорила с ним и о нём — и не могла наговориться!
  
  Делёжку откровениями «принц» поощрял с чарующей непринуждённостью. Хитро прищурится, нежно приобнимет, приветливой улыбкой ослепит – тут каждый начнёт рассказывать, что да как и почему всё так, а не иначе. Костик Лионелле внимал с нескрываемым удовольствием.
  А вот общественным мнением пренебрегал, чурался публичности. Видимо, украшал себя скромностью, как и подобает герою.
  – Пялятся, как дикари, – не одобрил Константин скопления зевак возле своего кадиллака. Он притормозил вблизи от какого-то селенья, чтобы дать возможность Лионелле с собакой перед притравкой прогуляться. И сразу вокруг начала отираться жидкая, но агрессивно любопытная толпа малолеток. – Машина как машина, без лишних наворотов, а они будто летающую тарелку обнаружили!
   – Дети рабочих предместий! Не их вина, что ничего, кроме компа, они не видят, – заступилась за подростков Лионелла. – Некоторым и компьютер в диковинку!
  Ей, напротив, льстило внимание. Пусть даже такой дикой публики, как эта. Нехай любуются! На творение заокеанского автопрома, парня за рулём и неё – безмерно воодушевлённую наличием двух из перечисленных компонентов.
   Смотрите, завидуйте!
  
  ...Жора Кармелюк, издалека заприметив Лионеллу, суматошно семафорил руками, активно призывая к сближению.
  – Что это с ним? – удивилась вдова. – Обычно не изволит первым здороваться. А тут из кожи лезет вон, чтобы пообщаться! Неужто проникся явлением кадиллака? Увидел тачку и зауважал?
  Выстрел угодил в молоко. С кондачка на понт Жору было не взять, он гордо разъезжал на Джипе Чероки, на чужой автотранспорт глядя свысока. И для желанья Лину лицезреть имел свою особую причину.
  
  – У меня для вас сюрприз! – с многообещающей ухмылкой притравщик увлёк Лионеллу к вольерам.
   За металлической сеткой между товарищами по заточению подпрыгивал от нетерпения бродяга Пират. Писаный красавчик без принудительного кормления исхудал, но не утратил подвижности. Лионеллу он не заметил, а Жору встретил энергичным вихлянием тощей задницы.
  – Мужики подобрали на трассе, привезли проверить рабочие качества. Я его сказу признал! – похвастался нормастер своими зоркостью, сметливостью и памятливостью. – Вы очень кстати приехали!
   – Это как сказать! – подумала Лионелла. Во всеуслышание, специально для Жоры , рассыпавшись в витиеватых благодарностях.
  Так вместо одной таксы им пришлось притравливать двух.
  
   Выдался на редкость солнечный денёк, без изнуряющей жары предыдущего месяца. В воздухе ощутилось дыхание осени, однако лето позиций не сдавало. Экскурсию чудесно дополняли прекрасная погода и небольшой подарочный набор случайных приключений.
  По плану – на ИПС в тот день проходили испытания. Без особого пыла, с умеренным любопытством Костик вживался в обстановку. Озирался, недоумевая, фиксировал перемещение людей и животных, мотая происходящее на ус. Лина — исподволь наблюдала за реакцией сердечного друга на то, что творилось вокруг.
  
  Норные бесновались, напрасно требуя работы, но напрасно – «восьмёрку» и «пэшку» организаторы отложили до вечера. Сначала решили погонять собак на поверхности.
  Первыми объектами учебной охоты стали медведь и барсук. Казалось бы, не сопоставимые по тактико-биологическим характеристикам звери. Медведь – большой и страшный. Барсук – мелкий и безвредный. Но последнего не зря величают подземным медведем. Между двумя животными много общего.
  Хотя и десять отличий найти – пара пустяков. Взять, к примеру, классификацию. Оба принадлежат к отряду хищников (один из семейства медвежьих, другой — из семейства куньих). Но мишка – хищник конкретный, без натяжки, несмотря на пристрастие к вершкам и корешкам.
  Барсук же признан хищником незаслуженно, ибо кушает на завтрак жучков-червячков в отличие от своего наземного «тёзки». Насекомоядный он зверь, и травоядный.
  Роднят его с медведем острые когти. Ими он выкапывает подземные города для своего барсучьего сообщества. Объединяет и обманчивость облика (безобидные симпатяги на вид, мягкие и пушистые), а также способность дать отпор врагу(когти не только прекрасный рабочий инструмент, но и смертоносное оружие).
  
  Притравочному барсуку по кличке Васька Кармелюк несмышлёных щенков обижать не велит. Пугнуть для острастки – пожалуйста! А нападать всерьёз — ни-ни! Василий лениво совершает короткие броски – и тогда таксёнок отскакивает, сердито огрызаясь. После каждого выпада барсук как будто засыпает.
  Юное дарование рыжей масти обиженно брешет в почтительном отдалении, но зов предков требует возвращения к зверю. Щенок брызжет пенистой слюной, звонким лаем заряжая себя на хватку. Очень хочется ему цапнуть барсука, да кишка тонковата! А Васька «спит». Плевать он хотел на мелюзгу голопузую. Не царское это дело – мутузить малышей!
  Поведение меняется, как только появляется взрослая лайка. Васька первым не нападёт, но он готовится к отражению атаки. И напрасно! Лайке барсук ничуть не интересен. Она сосредоточенно ищет в траве следы иных, невиданных зверей.
  Хозяин непутёвой собаки нецензурно выражает отрицательные эмоции. Ухмыляясь, Жора кличет следующего фигуранта. И вот подле Васьки гуляют уже две западно-сибирских лайки в рассеянной интеллигентной задумчивости.
  Зрители потешаются. Действо продолжается. На помощь приходит лайка номер три. Она ведёт себя как подобает охотнице, с громким лаем атакуя зверя. Но сородичи – нет, чтоб последовать примеру! – ополчаются на выскочку, осрамившую их перед людьми своей удалью. Завязывается шумная свара. Хохот, ругань, лай, рычание... А Васька слушает и «спит».
   Охотничью группировку в составе трёх собак укрепляют четвёртым «варягом». Эта лайка дело знает туго. Русской бабе сродни, она может потягаться с нерадивым коллективом, барсука потрепать, понадобится — и коня остановит. Почуяв прилив силы богатырской, стая сплотилась, наконец, чтоб выступить единым фронтом. Жора даёт барсуку отмашку: «Вломи!».
   И Васька вламывает. Летят клочки по закоулочкам. Барсук теперь не шутит. Но силы неравны – вожак берёт зверя по месту. Жора Ваську тут же у собаки отнимает. Урок окончен.
  Трусы видели, как действует храбрец, и даже приняли участие в драке. После показательного занятия они по идее должны применить усвоенные навыки на охоте.
  
  Апогей притравки – знакомство с бурой медведицей, которую ради такого случая выпустили из клетки. На цепи, прикреплённой к тросу, она моталась взад-вперёд, довольная и толикой свободы.
  Идиллию нарушил Джерхан, кобель породы восточно-сибирская лайка, прибывший из Сыктывкара показывать мастер-класс. Владелец пса, кичливо подбоченясь, обещал загнать косолапую за можай.
  Глашка – так звали медведицу – мирно паслась на лужайке, нюхая пеньки и выковыривая из пасти невидимые крошки. Три лайки разных калибров рассредоточились метрах в тридцати. Остальные с задорным гавканьем убежали поближе к кабанам. Намекая путеводной прытью, айда туда, хозяин, там – лучше! Один премудрый кобелёк особо отличился: целенаправленно пописал на берёзку, деловито пристроился к другой – видать, приехал метить территорию.
  
  – Лучше всего медведя брать на фанеру, – мечтательно произнёс дородный мужик из числа многочисленных зрителей.
  – Как это? – купилась Лионелла.
  – На листе тонкой фанеры рисуешь жирную свинью и выставляешь напротив берлоги. Медведь свинью увидит – сразу на неё набросится. Как только он когти в фанеру вонзит – с другой стороны надо их молотком позагибать!
  
   Домчавшись до Глашки, Джерхан исхитрился цапнуть её за гачу*. Немедля отскочил и, агрессивно пританцовывая, собрался повторить рискованный трюк. Глашка не издала ни звука – только глазки покраснели, налившись лютой злобой. Не суетясь, она молча ждала повторения выпада.
  
  – Раз поймал медведь двух охотников, – не унимался дородный юморист. – И говорит, – «На первое, второе – рас-считайсь!».
  
   Джерхан точно знал, попробуй он сейчас сделать хватку – ему не несдобровать. Трусоватые соратники прохлаждались на самых дальних подступах к медведице. Одному ему зверь был не по зубам.
  – Выпускайте всех, кто есть! – приказал Кармелюк,
  Пятнадцать лаек высыпали на полянку. Пятеро дали дёру. Некоторые присоединились к «оросителю» берёз. Две – подали голос, однако, приблизиться к Глафире не осмелились. Вот и думай теперь, кто кого будет гнать за можай при встрече в дремучей тайге!
  – Ладно, – сплюнул Жора. – Пошли к кабану!
  
  А кабан, хотя медведю не чета, тоже зверь серьёзный. Не смотри, что притравочный – и с подпиленными клыками сумеет показать, где раки зимуют! Наиболее опасен вепрь во время гона* когда в каждом встречном ему чудится соперник. Ничем не лучше секача самка с детёнышами. Клыков у неё нет, но рана от её укуса может оказаться критической.
  
  На кабана Лионелла поставила Пирата. Двигал ею отнюдь не злой умысел, как можно было бы подумать, а дух научного эксперимента. Желала Лина знать, насколько изменили странствия питомца. Ослаб ли духом тот иль твёрже стал?
  Всё никак не могла уяснить, отчего у неё с собакой такая несогласованность действий и помыслов. Коли Лионелла в лес, то Пират — непременно по дрова! А если двигались они в одном направлении, то всегда через пень колоду. И в конце пути выяснялось, что не стоило утруждаться, через силу преодолевая неимоверные сложности. Не оправдывал конечный результат затраченных усилий. Потому и хлопотала Лионелла, предпринимая попытки изменить положение дел. Подсуетилась и сейчас.
  
  Первоначальная задача собаки на испытаниях по вольерному кабану – обнаружить зверя в густом подлеске. Эксперт наблюдает за поиском с вышки, помощник – следит за собакой в непосредственной близости от оной.
  
   С одной стороны, Лине хочется, чтоб Пират отыскал кабана побыстрее. С другой – нет никакого резону встречаться с полу-диким животным, Она его, если честно, побаивается.
  В то время как таксятница мучительно соображает, чего ей, собственно, надо, история с белкой повторяется. Пират исчезает в кустах, помощник – за ним! А Лионелла остаётся на заболоченной лужайке одна-одинёшенька. Если не считать эскадрильи кровожадных комаров.
  
  Перескакивая с кочки на кочку, Лина устремляется в том направлении, куда убежала собака. По пути меланхолично гадая: «Можно тут крикнуть»Ау!»? Или за крики снимают баллы?». Вдруг слышит, Пират подал голос! Смело штурмует кустарник, взяв курс на знакомый ориентир. И натыкается на ров с водою. Не всякий, знаете ли, прямой путь короче объездной дороги!
  Лионедда преодолевает траншею в размашистом прыжке. Поскользнувшись, падает (хорошо, что не в воду!) и движется дальше, ориентируясь на лай. Который неожиданно стихает. Но она уже видит помощника и старается больше не терять того из виду.
  Кабан переместился, собака – следом. Пират лает, затем умолкает, потом возобновляет брёх. На работу даётся 10 минут. Кажется, время застыло в неподвижности – так долго тянется это «гав-гав!» с перерывами на задумчивость. Собаке, того-гляди, надоест, и она оставит кабана в покое. А это б/д*, и новый повод для продёргивания волос на макушке. Но кобель благополучно отлаял до конца отведённого времени.
  
  – Ну!? – любопытствуя, окружил Лионеллу народ, едва они с Пиратиком покинули испытательную площадку.
  – Трояк! – скривилась, как от зубной боли, вдова. Её точило разочарование. Втайне она всё-таки надеялась на лучшее.
   Ну, вот скажите, ей-ли жить в печали? С таким-то бой-френдом! Разумеется — нет. Но она печалилась. По давно установившейся традиции. Неотвратимо, как мощный грозовой фронт, двинулась навстречу рутинным обязанностям: поить, кормить, привязывать пёсика у кривой осинки. От психологической и мышечной нагрузки Лионелла незаметно для себя, но явно – для окружающих – посуровела.
  – Сдаётся сне, ты недовольна, – развёл руками тёмные тучи наблюдательный Костик. – Итогами испытания, да и тем, что собака нашлась.
  – Не то чтоб я была не рада, – от одного только голоса милого друга Лина порозовела и расцвела. – Но... Анекдот про трёх собачников у врат рая знаешь?
  Костя не знал.
  
  – Тогда слушай! – вдова незаметно втянула животик, жеманно поправила кудряшку, бессмысленно похлопала ресницами, чтобы добавить тексту выразительности. Бойко, в лицах, изобразила сценку.
   В длинной очереди у райских врат трое собаководов. Святой Пётр требует отчёта о достижениях на пройденном пути. Первый заверяет, что многого достиг: натренировал своего ретривера до уровня UD (рабочая собака). Подумал святой Пётр и решил, что это не слишком большая заслуга . Отослал человека прочь.
  Второй претендент на райские кущи воспитал колли, которая получила UDX (отличная рабочая собака). Но и это Святому Петру показалось недостаточным основанием для пропуска в рай.
  И спросил тогда Святой Пётр третьего ждущего – женщину, о её заслугах. Та призналась, что долго тренировала свою таксу, но получила лишь степень CD (компаньон дог).
  Улыбнулся Святой Пётр и сказал:«Входи, дочь моя! В аду ты уже побывала!».
  
  Они посмеялись. Лина – со знанием дела, Константин – за компанию. Суть притчи парень уловил, но усомнился:
  – Неужто такса настолько ужасна?
  – Да не, она не страшная. Скорее прикольная, но крови выпивает из хозяев — будь здоров! И вообще — это не собака.
   – ?
  – Такса это неведомое и загадочное нечто. Образ жизни. Мировоззрение, философия. Тут мистика где-то рядом. И что-то есть ещё помимо неё. В общем, это круто! – заключила Лионелла. Начав за упокой, благополучно завершила за здравие.
  – О как! – подивился её непоследовательности Костик.
  
  А испытания по кабану продолжались. «Неведомое и загадочное» в образе кофейной таксы по кличке Муся заблудилось.
  – Ты думаешь, она не нашла кабана из-за плохого обоняния? – спросила Лина Константина.
  – Мм, по-видимому, да.
  – Ничего подобного! Она сделала вид, что у неё проблемы с нюхом. Таксы хитрые, как черти!
  Следующим экзаменовался немецкий ягд-терьер. Он аналогично схлопотал досадное б/д.
  – Тоже хитрый? – невинным тоном осведомился Костя.
  – Нет, он полный дурак! – захохотала Лина. – Можешь не верить, но так оно и есть. Ягды по следу практически не ходят. Зато вцепляются во всё, что движется. Не гдядя.
  – Они могут! – встряла в диалог бабулька по прозвищу Светик. Седые волосы уложены по моде. Оригинальная стрижка, брючки со стрелочкам. Икона стиля, старушка на выданье! –Хватательный рефлекс у них развит лучше, нежели мыслительный. Но лишь однажды я видела, как норная сработала по кабану на диплом первой степени. И это был ягд. Уникальный, скажу я вам, случай. Но когда приезжаешь на Всероссийскую выставку охотничьих собак – первая степень по кабану у каждого второго. Прискорбно, знаете ли... Налицо фальсификация.
  – Жить грустно, – отозвалась Лионелла. С целью лишний раз позвучать перед Костиком, заворожив того голосовыми модуляциями. Слова она не выговаривала — пела, и, артистично исполняя нежный вздох, завершила проходную реплику, – Практически невыносимо.
   Отреагировал не Костик. Совершенно неожиданно Светик вскинулась, как норовистый конь, гневно сверкая глазами – случайно Лина наступила на её больную мозоль.
  – Не преувеличивайте! – погрозила она пальцем вдове. – Вам грех жаловаться!
  – Мы войны не видали? Не в курсе, что депрессия – это когда выбитые зубы собираешь сломанными руками? – пустила шпильку Лина, несколько задетая выговором, но тут же пожалела о сказанном. Причиной язвительности была нелюбовь к нотациям, но она не хотела Светика обидеть.
  – Именно так! – ершилась убелённая сединами дама, кипя и негодуя. – Надо мно-огое в жизни увидеть, чтобы право иметь на неё возроптать.
  Лионелла чистосердечно озадачилась:
  – Жаловаться позволительно одним видавшим виды ветеранам?
  – Можно всем. Да не каждому следует! – сердитая пенсионерка воинственно отстаивала привилегию кукситься исключительно для тех, кому за девяносто. Она хмурилась, краснея от досады — ухоженные руки протестующе вертелись как крылья ветряной мельницы.
  Подумав, Лина сочла добрым знаком назидательную отповедь. Малознакомая женщина продублировала её собственный вывод. Нытьё недопустимо. Действие! Ничего, кроме осмысленного действия, укрепляющего ветер перемен. Универсальная формула Лины Зиминой. Хотя наверняка полезное открытие совершено задолго до Лионеллы. Просто она дошла до него самостоятельно. Изобрела симпатичный велосипедик.
  
  – А вы много чего повидали? – задала Лионелла Светику вопрос, который Константин счёл поначалу провокационным. Но Лина на ссору не напрашивалась, не требовала аргументов для того, чтоб их опровергать. Её снедало любопытно. О чём интересном способна поведать экзальтированная седовласка?
  Уверенная в том, что старушенция лихо даст ей от ворот поворот, Лина просчиталась. Отходчивая дама продолжала общение,как ни в чём не бывало. Перво-наперво она обогатила деталями историю о том, как ягд сработал по кабану на диплом первой степени.
  – Он его буквально оседлал. Взлетел на спину и ну рвать за ухо! Ни дать ни взять – герой родео. Только вместо ковбоя ягдтерьер, взамен быка – кабанище огромный.
  – Стойте! – вскричала Лина, ударив кулаком себя по лбу. – Погодите рассказывать! Я сбегаю к машине, а когда вернусь, повторите на «бис». Пожалуйста!
  И метнулась за диктофоном, который предусмотрительно захватила с собой, но в суматохе о том совершенно запамятовала. Светик, не ломаясь, изложила эпопею про ягда заново. Заодно – и про своего брата, который тоже ухитрился прокатиться верхом на кабане. Точь в точь как шустрый ягд на испытаниях.
  
  – Брат стоял на номере,. И секач вышел на него. Поговаривают, зверь всегда выбирает новичков. Выдумки это или правда – утверждать не берусь, но в тот раз случилось именно так. Братец впервые принимал участи в охоте. Он стреляет, раненый кабан летит на него. Малый, как был на лыжах, так вместе с ними и взмыл на дерево. За сук зацепился, но удержаться не смог – кабан его как-то сбросил.
  Оказался мужик верхом на смертельно раненом звере. Хорошо, что задом наперёд! Метров двести кабанище пёр его по бурелому… Лыжи оторвались, телогрейка задралась на голову. Но всадник удержался на чудо-«коне»!
  Завершилось приключение благополучно. Если не считать того, что подоспевшие товарищи пальцы седока отдирали от кабаньей шкуры посредством рукоятки ножа. Самостоятельно охотник отделиться от своего трофея не сумел. Вот это, я понимаю, настоящая мёртвая хватка! – комментарий жестокосердая сестра сопроводила сардонической ухмылкой. – Таким образом, я дважды стала свидетелем вольтижировки на кабане. Есть что вспомнить!
  
  – А про такс что-нибудь! – Лина жаждала познаний насчёт четвёртой группы ФЦИ*. Но Светик на этот раз поступила как Жора. Тот снимал собак на злобе (то есть, на пике азарта), чтоб максимально повысить их интерес к работе. Мудрая седовласка сделала примерно то же самое. Она поманила сенсацией, ограничившись кратким анонсом. Считай, оставила слушателей ни с чем, оборвав рассказ на пике их любопытства.
   – Самая известная сага об охотничьей таксе, – наскребла она по сусекам памяти крохи разрозненных сведений. – сказание о Кэрри Лонг Николая Устинова. Много писали о том, как замечательно собака работала. Её украли и едва не вывезли в Китай, в Иркутске перехватили. Владелец поставил на уши полстраны, чтоб вернуть похищенную таксу. Но я об этом я знаю только понаслышке.
  Незавершённая истории сродни неутолённому голоду— у Лины словно отняли конфетку! Оставалась надежда на всезнающий Гугл и всеведущий Яндекс...
  
  Но преданья старины глубокой были смяты и отодвинуты пертурбациями текущего дня. Испытания вступили в завершающую фазу. Норные дождались норы. Началось то, ради чего Лионелла на «Старт» прикатила. Пришла пора Константина удивить.
  Зритель, однако, подустал. Собаки – тоже. Кто сомлел от ожидания, кто очумел. Слабаки «гуляли» по норе с чувством полной отрешённости от цели. Позабыв, зачем сюда зашли. Некоторые – летали как угорелые по одному восьмёрочному кругу, где лисой и не пахло. Орали на своём собачьем: «Убью! Порву как грелку!». А лиса бесшумно прохаживалась по другому кругу.
  Неспроста Патрикеевне приписывают в сказках хитрость и догадливость. Притравочные лисы – виртуозы боя на своём ристалище. Собак они будто рентгеном просвечивали. Слабых дразнили, подзывая глуховатым покашливанием: «Иди ко мне, мой пирожок!». От сильных бежали или, приходя в в состояние мстительной ярости, первыми бросались в атаку. О последних народ отзывался уважительно: «Сама выкидывается!».
  Встречались среди такс не слабые, не сильные – странные. Экстерьерно безупречный кобель два круга гнал зверюгу лисовина. Тот поначалу огрызался, но вдруг передумал драться и бежать. Сел в «телевизоре» и затеял цирковое представление. Лапой собаку отпихивает. Дескать, уйди, противный! Такса толкает лиса задом, сам уйди! Всё это – молчком, вроде как говорить уже не о чем, в арсенале остались лишь тесные объятия.
  
  Настала очередь Цангура. Пирата Лионелла на «восьмёрку» не пустила. После долгого ожидания её злыдень стабильно «перегорал». А вот Цаня был из танков, что грязи не боятся. Равно как проволочек и прочих тягот состязаний. Дико взлаивая, влетел он в «телевизор», лиса рванулась прочь, но он её настиг. Замычал сквозь зубы от боли, зверь попытался взять собаку за горло, но промахнулся и пробил клыками щёку. Возмездие последовало незамедлительно.
  – Хватка! – констатировал Жора. Через 5 секунд поднимая крышку, с удовлетворением добавил:
  – Чётко по месту.
  Вся операция заняла не больше двух минут.
  – Сколько не добегал? – раздалось из созерцающей толпы.
  – Да до фига! – весело доложил эксперт. Было очевидно, он так же, как Жора, от превосходной работы собаки испытывал наслаждение.
  – Видел? Ты это видел!? – призывала Лионелла к ответу Константина, утомлённого затяжным спектаклем в этом странном уголке Дурова. Глаза ТАКСикоманки горели хищным блеском, словно не Цангур, а она своими запломбированными зубками держала рыжую за холку. И сияли такою гордостью за таксу, будто не сука-мать, а сама Лионелла породила свирепое зубастое совершенство. – Видел!?
  – Не слепой, – принуждаемый к даче показаний, молодой человек оценил происходящее. – У вас тут настоящие бои без правил.
  Интонация была так себе – ни малейших признаков таксофильского фанатизма! Лина огорчилась. Перестала теребить Костю за рукав.
  – По правилам, – возразила сдержанно и тускло. – Правда, собаки о них не догадываются.
  Тоненько кольнуло внутри. Милый друг не разделил её порыва. Оно и понятно, парень очень далёк от охотничьих собак. Но она-то готова была с Константином на всё, включая суму и тюрьму! А он – от невинного хобби холодно дистанцировался. По привычке Лионелла чуть было не впала в пессимизм, но опомнившись, посмеялась над своей капризностью.
  
  Солнце не перестанет быть солнцем от того, что на нём обнаружились пятна. Обожать рабочую собаку – не самое необходимое качество уважающего себя джентльмена. Лионелла к концу дня и сама притомилась от впечатлений, активных телодвижений и переизбытка информации. В таком состоянии сложно восторгаться. Костика вполне можно было понять. И, соответственно – простить.
  
  Безучастность Константина Косаткина была незамедлительно забыта, а беспримерная любовь к таксе – доказана без его непосредственного участия. Да не как-нибудь, а сей же день и весьма убедительным способом.
  Поздно вечером позвонила Элен.
  – Как шубка? – спросила.
  – Не знаю, не примеряла.
  Ну и воля у тебя, прости господи! Ты просто кремень! – от эпитета разило порицанием, хотя использовался он как комплимент. – Впрочем, не об этом речь! Фараончик хочет оставить собаку себе.
  – Какую собаку?
  – Ту, что ты дала полечить.
  – Она не моя.
  – Ему всё равно. Он её полюбил. Нашёл мне достойную замену.
  – Шутишь!
  – Надеюсь, что да. Но намерения у Ивана насчёт этой суки серьёзные.
  – Церик – кобель.
  – Мне по барабану! Надо, чтоб новая игрушка досталась моему милёнку. Не то он расстроится. Причём неизвестно, на кого он осерчает больше при неудачном раскладе: на тебя, меня или нынешнего владельца.
   Возникла пауза. Лионелла тщательно переваривала новость, прикидывая шансы. Удастся ли уломать Шипуна?
  – Алё! Проникаешься ответственностью момента?
  – Уже прониклась!
  – Тебя лично просил посодействовать. Ты там давай содействуй, Лин! Очень прошу. Шуба – вместо гонорара за посреднические услуги.
  Элен сокрушённо вздохнула:
  – Ты не представляешь! Он на на этого инвалида прямо не надышится. Нашёл, с кем цацкаться – смотреть противно!
   Ей-ей, «дорогая Элен» характеризовала собаку как счастливую соперницу – и это о многом говорило.
  Таксы рулят!
  Глава четвёртая
  СЛЕДСТВИЕ ВЕДУТ НЕ ЗНАТОКИ
  
  – «Ни хрена себе!» – сказал я себе! – Лариса присвистнула, прервав деловую трусцу по коридору ГТРК. Лина едва за ней поспевала, на ходу повествуя о поединке Косаткина с врагом и безоглядной любви к несравненному герою. Подружки торопились в монтажную, чтобы десяток интервью про собачью жизнь превратить в сюжет для утреннего радиоэфира.
  – Ну, ты в своём репертуаре! – телезвезда высоко приподняла плечи и широко развела руки. В переводе с языка жестов поза означала: «Я с вас смеюсь!» и «Что с тебя возьмёшь?».
  – Из любой мухи сделаешь слона, и этот слон тебя затопчет! Не исключаю, сцена спасения – гениальный постановочный кадр. Ио есть, твой супермен её подстроил, чтобы втереться к тебе в доверие. Может, он сам Анатолия и грохнул. Или Кожемякин был первым засланцем, теперь вот второго командировали, порасторопнее. Мать, они все у тебя что-то ищут! Причём довольно энергично. А поскольку самостоятельно не могут найти, решили прибегнуть к твоей помощи.
  – Кто – они? – не поверила Лионелла.
  – Грубо говоря, мафия. Иначе выражаясь, ОПС.
  Лина долго постигала версию, поражаясь её правдоподобности. Выискивая нестыковки в жестокой ларискиной гипотезе.
  – Я тебя умоляю! – нашлась, наконец. – Что такого есть в моей квартире, из-за чего человека стоит укокошить?
  – То, о чём ты не догадываешься. Нечто, спрятанное на поверхности, у всех на виду, поэтому его никто и не находит. Нужное всем до зарезу, оно торчит где-нибудь прямо по центру, все об него спотыкаются, в упор не замечая.
  – Да что оно-то!?
  – Тебе видней, твоя квартира! Но на всякий случай не советую пока выбрасывать хлам на помойку. В утробе тухлой рыбы может оказаться драгоценная жемчужина.
  Лионелла задумалась, представив Константина агентом мафиозного клана. Юноша вписывался в бандитский образ без особого труда.
  
  А единственным предметом, который торчал в центре её нехорошей квартиры, был злосчастный старый диван. Который Костик собственноручно уволок прочь по её просьбе. Неужто в нём был клад? Старинные монеты, рубины с бриллиантами... Или, может, секрет производства портативной водородной бомбы? Обхохочешься!
  – Мне всё равно, – заявила Лионелла. – Будь он хоть чёрт с рогами. Дьявол – тоже ангел, пусть и павший. Он не сволочь, даже если бандит. Я это чувствую.
  – Ох-хо-хо, блажен, кто верует, – вздохнула Лариса Будимирова и снова перешла на рысь. Время поджимало, на монтаж им выделили всего сорок минут.
  
  Таить в себе подозрение – всё равно, что управлять диареей, практически это невозможно. Покинув студию, Лина оперённой стрелой полетела домой делиться назревшими сомнениями.
  Потенциальный громила беспечно пялился в телевизор. Прежде чем предъявлять обвинения в коварстве, Лина затискала подозреваемого вусмерть, обмусолив как сладкий леденец. После чего уткнулась носом в тёплую подмышку – запах его пота вызывал у неё умиление – и сообщила:
  – Заранее тебя прощаю! Если ты бандит. Но знаешь... Если уж совсем по чесноку, я предпочла бы, чтобы ты был копом.
  Лионелла замялась, подбирая самые задушевные слова. Но обладая, не смотря на говорливость, словарным запасом французского крестьянина*, не придумала ничего, кроме:
  – Эх! Даже если ты – гангстер... Спроси у меня, что хочешь! Я всё расскажу и всё отдам, что нужно!
  – А оно у тебя есть? – усомнился Косаткин, ослепляя вдову неотразимо лукавой усмешкой.
  – Что именно?
  – То, что нужно.
  – Эм-м... н-ну, –- промямлила Лина, не сумев подобрать для ответа ничего, кроме букв в разнобой. Какова тайная подоплёка вопроса? Она не уловила подспудного смысла, хотя нутром ощущала – он был. Что имел ввиду молодой человек, вопрошая: «Оно у тебя есть?», вдова знать не знала и ведать не ведала.
  И вдруг подскочила, как ужаленная. Мамочка милая, всё-таки диван! Неужели он и есть подоплёка? Значит ли, что Лариса права – Константин элегантно умыкнул из дома НЕЧТО с её же подачи? И теперь издевательски прикалывается: «А оно у тебя есть?»,
  – Этого не может быть! – произнесла она ошарашенно.
  – Само собой! – согласился Костик со снисходительной нежностью и потрепал Лионеллу за ушеко, словно шаловливого щенка. – Ты на эту тему не заморачивайся! Можешь считать меня копом. Хочешь, под присягой поклянусь? К господину Кнуткену или иной преступной группировке я не имею никакого отношения. Ни-ка-ко-го!
  Последнее слово «безработный принц» произнёс раздельно, по слогам, глядя прямо в глаза Лионеллы. Ободряюще, ласково, но с какой-то грустной отрешённостью.
   – Ты мне веришь? – спросил. Она благодарно кивнула, осчастливленная уже самим фактом существования полубога с пшеничными волосами. Если скрывает Костя ужасную тайну, значит так надо. Даже перепаханное протуберанцами, солнце остаётся солнцем.
   Вопрос дивана был опасно остр для дальнейших отношений – и женщина его по-быстрому замяла. Зарыла в землю, как топор войны, худой мир предпочитая доброй ссоре.
  
  Всё навалилось разом плотной массой. Быт засасывал, собаки не давали покоя. А тут ещё подоспело время творческого демарша – так назвала Лионелла свой дебют на радио. Криминальные загадки переместились в арьергард. Творчество превыше прозы будней! Особенно когда творишь впервые. В растрёпанных чувствах полуобморочного состояния включала Лина приёмник: душа упала в пятки, сердечко забилось, как птичка в клетке.
  Радиопередачу она слушали вместе с Косаткиным. Лионелла потела, бледнела, кусала губы. Костя – усердно внимал.
  – Молоток! – одобрил он результат труда по окончании эфира. – Никак не ожидал. Супер!
  Лина преисполнилась было гордости, погружаясь в густой сироп обволакивающего краснобайства. Не кто-нибудь – любимый хвалил за прилежание и проблески таланта! Но бочка мёда всегда идёт в комплекте с ложкой дёгтя. Впечатлительная дебютантка заподозрила грубую лесть.
  – Что ты суперского здесь нашёл? – подвергла Лина критике положительную рецензию. – Ничего путного от меня не ожидал, потому и был приятно удивлён, верно? Неужели ты считаешь, что я безнадёжна в плане АйКью*?
  Костик заключил Лионеллу в жаркие объятия, поспешно наградив поцелуем. Напрашивался вывод: да, он находит её безнадёжной! Лина почувствовала себя если не униженной, то уж совершенно точно – оскорблённой. И решила обидное заблуждение любимого рассеять незамедлительно. Если не сию минуту, то, по крайней мере, на днях.
  
  Сказано — сделано. Дурное дело не хитрое, знай себе закидывай невод! Рано или поздно — выловится золотая рыбка. Лионелла раскинула сети. По телефонному справочнику отыскала номер дирекции пивкомбината, представилась корреспондентом областного радио и попросила назначить время и место встречи для интервью с боссом.
  – Исключено! – представителя прессы отшили ледяным тоном без намёка на компромисс. – Велимир Ольгердович на больничном.
  – Девушка, передайте ему, что беспокоит Лионелла Зимина. Это важно. Мне он не откажет!
  – Тема беседы? – с бесстрастной вежливостью автомата соблюла формальность секретарь-девица. Протоколтровать глупости ей было не впервой – она и не такие заявления слыхала от жаждущих общения с шефом.
  – Э-э... Вообще-то это личное. Но пусть будет «Губит людей не пиво!». Как вариант, – предложила Лина.
  – Что!? – не удержалась от человеческой интонации огорошенная секретарша. Анонс заявленной темы был воспринят ей как беспардонное хамство.
  – Губит людей не пиво, – мстительно повторила Лионелла, – Губит людей вода.
  
   На ответный ход Кнуткена она не особо рассчитывала. Дел хватало и без бывшего детдомовца.
  На волне радио «Маяк» Гуреев выдавал получасовые передачи под личиной обеденной развлекаловки. В действительности время предназначалось для скрытой и откровенной рекламы. Задумывалась программа для пополнения скудного радийного бюджета. Поначалу затея оправдалась, Рекламодатель попёр как лосось на нерест. Однако радио нынче мало кто слушает – финансовый поток вскоре иссяк. Но эфирное же время надо было чем-то забивать, не взирая на возникшие трудности.
   Штатным сотрудникам дополнительные обязанности стали в тягость.. И на родном канале хлопот невпроворот, а тут ещё «Маяк» повесили на шею! «Рабочий полдник» стал для них обузой, от которой каждый норовил отвертеться. Поэтому Лионелле после удачного монтажа кинологического сюжета настоятельно рекомендовали попробовать силы на местном «Маяке». Лина отказалась:
  – У всех известных мне интересных собеседников – мышь в амбаре повесилась! А неизвестных я привлечь не сумею.
  Благодаря продвинутой соседке она была в курсе: каждая эфирная минута – на вес золота. Ни слова без оплаты! За просто так телевидение не вещало. Радио – иже с ним..
  – Забудь! – поморщился ответственный редактор. – Для первого раза можно без денег.
  Подумал секунду и честно признался:
  – Для второго – тоже. Потом, если пойдёт, глядишь, найдутся кой-какие ресурсы.
  –- Я боюсь, – благоразумно упрямилась Лина.
  – Брось! – продолжал наставник по-дружески пинать Лионеллу в нужном ему направлении. – Не боги горшки обжигают!
  Начинающая журналистка тогда смалодушничала. Но сейчас – поборовши робость, проявила активность с элементами изобретательности. И всё – для того лишь, чтоб доказать касатику, какая она умница-разумница. Провинциальная Василиса Премудрая. В дешёвой, облезлой оправе бесценный, уникальный изумруд. Лина умильно улыбнулась мыслям об объекте поклонения.
  В лицо она не называла Костю касатиком. Полагая, что у него это вызовет оскомину. Аналогичную той, какую ей набили «огоньком». Чересчур схоже по звучанию было ласковое обращение с фамилией.
  
  Инициатива новоявленной радийщицы подобна тесту на дрожжах – она лезет выше и выше, переставая умещаться в кастрюле. Кастрюлей служит голова. Формируется инициатива в виде многочисленных идей. Которые множатся подобно клеткам на плёнке с ускоренной съёмкой. Самое первое, что пришло в голову Лионелле – разузнать, осталось ли пожелание о сотрудничестве в силе.
  – Валяй, твори! – «добро» без проволочек было получено.
  – А можно... про любовь? – прозондировала почву Лина. Импровизировать нужно на актуальную, близкую тему.
  – К Родине?
  – М-м... Можно и к ней. Но вообще-то я планировала про мужчину и женщину. Про семью и так... без брачных уз. Люди могут поделиться важным, оставаясь инкогнито.
  – Ладно. Про «что такое любовь и как с нею бороться» – сойдёт. Только чтоб без порнографии! Пресекай на корню. И сама там не очень... А то у тебя смех какой-то...
  – Вульгарный? – ахнула Лина.
  – Да нет! Чрезмерно заразительный. Начальство не одобрит.
  – Хорошо, смеяться не буду, – с готовностью приняла Лионелла условия работодателя. Но не удержавшись, съязвила:
  – А плакать можно?
  – Только не навзрыд!
  
  Если вы помните, Лина твёрдо стала на путь оптимизма. Но едва с него не сбилась, пустив с досады мутную слезу. Причиной срыва оказались собаки – они подрались. Цангур и Пират померились силами.
  Этого следовало ожидать. Кто-то должен был взять верх, утвердив себя вожаком стаи.! А верх можно взять, одержав победу в беспощадном поединке.
  У собачьей драки — злобное, клыкастое лицо. То есть, извините — морда. Оскаленная в жажде крови пасть, внушающая страх первобытной силой разрушения.
  Охотники советуют в собачьи разборки не встревать. Чтоб не провоцировать в дальнейшем нескончаемые конфликты. Собака, почуяв поддержку человека, постоянно будет задираться в расчёте на мощное покровительство. А та, что возомнит себя обделённой вниманием хозяина – начнёт жестоко мстить забияке в отсутствие покровителя.
  Совет бывалых прост: пусть победит сильнейший! Восстановив таким образом мир и спокойствие. В принципе, правильный подход. Если не принимать во внимание полную и безоговорочную победу с летальным исходом. Вероятно, раньше охотников такой итог борьбы вполне устраивал. В живых оставался лучший – с ним и шагали на охоту!
  Но в наши дни рабочие собаки редки и дороги, любую – жалко терять. К тому же установка строгой иерархии целесообразна в постоянной стае. Во временном коллективе опасные опыты – нонсенс.
   Не стала Лионелла прислушиваться к старинному совету бывалых охотников! Она бы, может, и прислушалась, ограничься Цангур показательной трёпкой. Обычно, когда побеждённый даёт слабину и признаёт поражение, он падает, униженно хныча и раболепно подставляя шею – тогда вожак прекращает экзекуцию. Но Пират уже орал, как резаный, однако вместо того, чтоб прекратить, Цаня держал бедолагу за горло, намереваясь раз и навсегда покончить с конкурентом.
  Пришлось вмешаться. Отработанным движением придерживая обоих драчунов, Лина гаркнула по-командирски «Фу!» Цангуру в ухо. Тот отдал добычу, избегая грубого отжима. Лионелла раскидала собак по углам, вломила для острастки обоим. Пирату досталось меньше, потому как тот притворился тяжелораненым. Ещё и потому, что был он всё-таки свой.
  Лионелла припозднилась с миротворческой миссией, до последнего надеясь: победителем станет Пиратик! Родные стены, как никак – помогают. Но то ли до лампочки были кобелю эти стены, то ли Цангуру по фиг, где воевать... В общем, вышло как вышло. И хотя была уже взята на вооружение жизнеутверждающая концепция, Лионелла снова пригорюнилась.
  Сидит, насупившись. Бурчит, раны кобелиные обрабатывая:
   – Морда ты, – говорит Пирату, – недоделанная! Видно, никогда ни в ум, ни в силу не войдёшь, горе ты моё!
  Пират молчит. Рожу недовольную скорчил – обижается.
   Лина отодвинулась, чтобы смерить обиженного испытующим взглядом – лицом к лицу лица не увидать! Пятится она, значит, для обретения дальней перспективы, Пират — лежит колода колодой, а Цаня – к ней по-тихоньку ползёт. В позе средней степени виноватости. Башкой к ноге её приткнулся, ласковый и покорный одновременно. «Вот он я, я тоже твой! Погладь меня, я больше так не буду! Я хороший». Лионелла растрогалась. Просьбу исполнила:
  – Глупый ты, собакевич! – объясняет Цангуру. – Не могу тебя взять! Как ты этого не понимаешь? Шипун совсем дурак что ли – тебя отдавать? Тем более, что Церика, считай, у него уже отобрали. Усыновил кобеля пан Боборыкин.
  Приговаривает она и печалится. Жалко ей, откровенно говоря, что её собака – непутёвый Пират, а не доблестный, понятливый Цангур. И видит: поднимает голову Пиратик и пристально её рассматривает. С выражением неизъяснимого презрения. «Какая же ты сволочь, однако!» – ясно говорит его взор. Гордый аристократический профиль идентично соответствует взору.
  Лионелла поёжилась, остро ощутив состояние ужасающей неловкости. Как если бы она нагишом очутилась в прохладном помещении среди прилично одетых людей. Неужели животные считывают мысли? Взгляд Пирата ей не понравился, она сделала собаке замечание:
  – Дерзишь, гадёныш!
  И не успела подумать: «Правильно тебе Цаня врезал!», как у Пирата вырвалось из груди короткое «Р-р». Выругавшись, он отвернулся, улёгшись к ней задом с видом жестоко оскорблённой невинности.
  
   Через сутки после закидывания невода из приёмной Кнуткена позвонили.
  – Вам назначено на 16.30. Адрес: Заречная, 10. У вас 20 минут.
  Вдова оторопела. Суетливо бросилась заряжать «Осу». Не ждала она, что олигарх откликнется так скоро. Говоря откровенно – надеялась, что он не откликнется вовсе. Позвонила она сгоряча, не подумавши. Не готова была Лина к интервью. Ошибочка вышла! Захотелось перед Костиком повыпендриваться, предстать пред ним зубром журналистского расследования...
  
   Назвался груздем — полезай в кузов! Впопыхах побежала Лионелла с докладом к любимому. Делиться, каяться, помощи просить.
  – Константа, предложение подбросить до покоев олигарха актуально? Готов поработать извозчиком?
  Так теперь она называла Костю — константой. Как бы в шутку. На самом деле — творя заклинание. Сто раз назови человека свиньёй — он захрюкает! А если тысячу раз обозначить его как константу — он навсегда останется с тобой. Мил дружок вопросительно вскинул подбородок:
  – Не понял!
  – Мне у Кнуткена интервью надо взять. Подвези, а то заблужусь, не успею вовремя.
  Константин досадливо крякнул, хлопнув ладонью по крышке стола. И посмотрел на Лину так, что стало ясно: будь его воля, стукнул бы не по столу – ей по лбу.
  – О чём с ним будешь толковать, душа моя?
  – О судьбе страны, – мрачно отшутилась Лионелла. Исподлобья глянув на Костика. Мальчик ни во что её не ставит! Ни журналистку в ней не видит, ни сыщика. Спасибо – бабу разглядел!
   – Меня беспокоит затишье. Обещали затаскать по инстанциям, но никто не шлёт повесток и не приглашает в кабинеты. Вызовут, похоже, сразу в суд, а оттуда – прямиком в Магадан. Надо себя обезопасить.
  – От слуг закона?
  – Угу.
  Тон и ход беседы нравились Лионелле всё меньше. Совместное обсуждение проблемы – нет, чтоб взбодрить! – в какой-то мере подкосило. Костя с легкостью внушил ей, что она совершила непростительную глупость, за которую непременно должна быть наказана.
  – И как ты собираешься спасать свою шкурку?
  – Не знаю, – честно сказала Лионелла. – Но нечего ждать у моря погоды!
  – Нечего так нечего, – обречённо вздохнула Константа, натягивая джинсы. – Поехали!
   И шлёпнула подружку по аппетитной пятой точке. Не больно, но назидательно. То были не игривые ласки, а показательный акт условной нахлобучки.
  
  
  На Заречной, 10 располагался стандартный финский домик в окружении стриженого кустарника. Ни тебе кирпичного забора, ни камер наблюдения! Миловидная горничная встретила и проводила Лионеллу вовнутрь. А она-то думала: прежде, чем впустить в логово олигарха, бритоголовые грубияны просветят её рентгеном, прощупают металлоискателем, а специальная бой-баба во время обыска в комнатке для досмотра отнимет электрошокер и диктофон. Воображались и более изощрённые меры безопасности. Но приём у Кнуткена обставлен был просто, без затей.
  Загородная дача Анатолия с чёрной догиней на страже выглядела намного основательнее. «Маскируется, – разоблачила Лина тактику богатея. – Играет в честного народного избранника. Ещё один гражданин Корейко!».
  Внутреннее убранство коттеджа также не вдохновляло на «ахи» и «охи». Стерильная безликость гостиничного номера. Без тепла, уюта, изысканной роскоши – всё вызывающе неброско.
  И только сам Велимир Ольгердович производил сильнейшее впечатление – своим внешним видом он разве что не принудил гостью к беспорядочному бегству. Лионелле пришлось постараться, чтоб не кинуться опрометью вон, не дожидаясь собеседования.
  Скрыть ошеломление не удалось. Обтянутый морщинистой кожей скелет, возлежащий на кресле, насмешливо ощерился. Зловещая ухмылка живого мертвеца парализовала лицевые мускулы горе-журналистки. Она некоторое время стояла истуканом, не в силах состроить гримасу вежливости в угоду этой жуткой маске смерти.
  – Ну, – подбодрил её говорящий скелет. – Слушаю. Что вы хотели узнать?
  Некстати вспомнилось: «Какая тут у вас промышленность?», Лина так и не сумела выдавить из себя обязательное «Здравствуйте!». Наскоро набросанный в поездке план интервью летел ко всем чертям.
  – Зачем пожаловали? – поторопил умирающий. То, что дни магната сочтены, было написано на его лице и странным образом ощущалось в воздухе. Как будто тлен уже затронул тело. Смотреть на Кнуткена было страшно. Разговаривать с ним – тем более. Трижды тридцать раз пожалела Лионелла о своём опрометчивом визите. Но набрала в грудь побольше воздуха и глядя прямо в щетинистый подбородок, сделала официальное заявление:
  – Я пришла сказать, что не убивала Анатолия. Это сделала не я.
  И подумала: «Да какое ему до этого дело? Начхать ему теперь на меня, на Анатолия и на весь белый свет!».
  – Знаю, – спокойно заметил Кнуткен.
  – Д-да!? – растерялась Лионелла. Возглас удивления остался без комментариев. Магнат не снизошёл до подтверждения сказанного. И тогда Лина сморозила глупость, какой сама от себя не ожидала:
  – Вы можете повторить это ещё раз? Я не успела включить диктофон.
  Из глотки Велимира Ольгердовича вырвалось шипение, перемежающееся бульканьем. Лина испуганно перевела взгляд с подбородка на крючковатый нос, в ужасе от того, что ей предстояло наблюдать агонию.
  
  Магнат смеялся. Он трясся от приступа удушливого смеха, одной рукой придерживая живот, другой – давая отмашку Лионелле. Жест означал что-то вроде: «Изыди, сатана!». Отбулькав своё, угомонился, закряхтел, прикрыл глаза.
  – Вам плохо? – жалобно спросила Лина. Она не знала, что делать и как себя вести. Очень хотелось убраться восвояси, не вырабатывая двадцатиминутный ресурс выделенного для беседы времени.
  Кнуткен снова отмахнулся. То ли «Сгинь!», то ли «Ничего страшного!» – Лионелла затруднилась с расшифровкой. Ввиду крайней степени смущения она боялась даже шевельнуться. Произвести любое действие казалось ей кощунственным.
  Через пару минут скелет отчеканил:
  – Включай!
  Она торопливо подключила микрофон, потыкала в кнопочки и пролепетала:
  – Представьтесь, пожалуйста!
  – Преставиться? – едко уточняет Кнуткен.
  Лионелла поперхнулась, покраснела, затем побелела и закашлялась:
  – Назовите фамилию, имя и отчество, – убрала она фонетическую двусмысленность из стандартной фразы перед началом интервью. Хотя, по правде говоря, кто кого интервьюировал, было непонятно.
  – Перебьётесь, сударыня! Вам известно, кто перед вами.
  Лина сглотнула, не сочтя нужным настаивать. Пусть дедушка повредничает, недолго уж осталось!
  – Велимир Ольгердович, вам известен убийца вашего зятя, Анатолия Кожемякина?
  – Да.
  – Назовите его имя, пожалуйста!
   Неужели истина откроется сейчас безо всяких следствия и розыска? Лина перестала дышать. Почему бы и нет? Незачем Кнуткену что-то скрывать на пороге вечности. Может, поэтому никто и не приходит за нею с наручниками, что он всё, кому надо, рассказал?
  Но если магнат и приподнимал когда завесу тайны над убийством – повторяться он был не намерен.
   1. – Деньги, – произнёс старик негромко, но отчётливо.
  – Какие деньги?
  – Скажешь, где деньги – будет тебе имя!
   С детской непринуждённостью Велимир Ольгердович резко перешёл на «ты». Помнится, «гризли» поступил точно так же. Видимо, грубость с незнакомками – фамильная особенность Кожемякиных-Кнуткенов.
  – Не скажешь – сгною!
  То были слова авторитета: не Кнуткена – Кнута. Лина поёжилась. Однако она не могла взять в толк – о чём речь. Неужели пивная империя держится на такой строжайшей экономии? Копейка типа рубль бережёт... За потерю пятака вырезают всех родственников. Где рубль – там, глядишь, и доллар. А там уж и до Рокфеллеров* с Гейцами** близко! Финансовая империя, растудыть её в качель!
  – Это вы из-за пятисот баксов так убиваетесь? – вытаращмлась Лионелла. Кнуткен в ответку глянул, словно в тазик с цементом впаял:
  – 500 баксов?
  – Ну, те, что Анатолий мне дал, а потом частично отнял. У вас теперь из-за них недостача? – Лионелла сердито передёрнула плечами. – Но Толик сам инициативу проявил!
  Оправдание выглядело нелепо. Для усиления комического эффекта не хватало лишь пропеть, заламывая руки: «Не виноватая я! Он сам пришёл!». Но ведь так оно и было! Она ни в чём, кроме краткосрочной интрижки, не замешана.
  Приводящие в содрогание мощи Кнуткена внимательно изучали Лионеллу, как лабораторную крысу перед препарацией. Действительно дура или притворяется? По прошествии времени первый вариант получил явное предпочтение.
  – Меня интересуют другие деньги. Большие.
  Лина вспомнила про выкинутый диван. Неужели впрямь там хранились бриллианты? Клад, замурованный в старую мебель – это сон безумца!
  – Вы обратились не по адресу!
  – Да уж вижу, – буркнул магнат. – Детский сад какой-то...
  Посопел, и вдруг рявкнул:
   – Где Никита?
  Лионелла начала было:
  – Какой... – но тут внутри у неё всё оборвалось, она мгновенно покрылась испариной. Без наводящих вопросов ясно – какой. Кожемякин сыном не зря интересовался. Неужели дети стырили деньги у этого чудища? Но как!?
  В следующую секунду она примерно догадалась – как. Прокурорский работник, грозивший ей тюремным заточением, неспроста интересовался наличием второго компьютера.
  – Нет! – вырвалось у Лионеллы.
  – Чего – нет? – холодно осведомился интервьюируемый.
  – Денег. Ни у меня, ни у Никиты, ни у моих друзей, ни у моих знакомых.
   В детстве, наткнувшись на труп животного – кошки, собаки, лягушки – они всегда плевали через левое плечо и выдавали скороговоркой: «Смерть – не моя! Не моих друзей, не моих родственников, не моих знакомых!».
  – Это вы его убили? – полу-утвердительно спросила Лионелла, впервые заглянув в тёмную глубину тусклых глаз, провалившихся во внутрь черепа.
  – Его убила ты, – твёрдо заявил немощный старец. – Так и будет, если не вернёшь деньги! Учти, если не найдёшь их ты – это сделаем мы. Искать мы умеем.
  Скелет прищурился:
  – В Больших Сундуках, говоришь, родилась?
  Лионелла попятилась. Ничего она не говорила. Напрасно она сюда пришла!
  –- Не посмеете! – сдавленно вскрикнула она, отступая к выходу с перекошенным и как будто бы окаменевшим лицом. На нём, искажённом неподвижностью, агрессия материнского инстинкта начертала: «Убью вас всех, сволочи! По фиг мне, кто вы такие!».
  Олигарх прочёл невысказанное обещание и опять не смог удержаться от смеха. Скорчился, захрюкал:
  – Проваливай! С тобою раньше срока сдохнешь!
  Вероятно, он нажал на невидимую кнопочку. Потому что, как из-под земли возникла давешняя барышня. Дабы выдворить корреспондента из покоев.
  – Будет что сказать – приходи! – напутствовал Лионеллу смертельно больной.
  Пулей вылетела Лина из домика. Помчалась вперёд, не разбирая дороги.
  – Гнездо паука! – бормотала на бегу, срываясь то на шёпот, то на крик. – Исчадье ада. Чтоб ты сдох, гадюка!
  Только полностью потерявший рассудок мог так страстно желать скорой смерти тому, кто и без того стоял одной ногой в могиле.
  Сгоряча она проскочила мимо кадиллака, не обратив никакого внимания на его притягательную белоснежность. Не отреагировала и на оклик – Косте пришлось её догонять.
  Он ловко поймал, приобнял Лионеллу, но не смог унять её озноба. Дрожь сотрясала женщину от челюсти до кончиков пальцев. Тогда Косаткин прижал её к себе сильнее – буквально сдавил в стальных тисках – и тихо пропел, словно баюкая:
  – Ччщ-чччщщ-ччщщ... Не стоит волноваться – это лишнее!
  
  Усадив вдову в автомобиль, Костик извлёк из бара, встроенного вподлокотник заднего дивана, стакан минералки и заставил Лину сделать n-ное количество глотков . Онана энергично упиралась, активным сопротивлением показывая, что не жажда её мучит. Но быстро сдалась и вдоволь наглоталась ледяного «Архыза».
   Константин смахнул губами слезинку с её ресниц, приласкал растрёпанные кудри, запечатал поцелуем рот, из которого готов был исторгнуться поток стенаний, ругани и воплей.
  Он знал, как привести даму в чувство! Невозмутимый и решительный, нежный и предусмотрительный. Лишний раз Лионелла убедилась: Костя – уникальный экземпляр. Всё, что он ни делал — было правильно. Сказочный принц находился с ней рядом, из плоти и крови. Настоящий, бесконечно родной... Долгожданная награда за все её многолетние мытарства!
  – Ты чего как с цепи сорвалась? – осторожно проявил любознательность подарок судьбы, заинтригованный буйством подруги.
  – Они деньги ищут! Их спёрли у магната, но ищут почему-то у меня. Вероятно, с нашего компа производили какие-то операции. Раз Ником интересуются. По мне-то сразу видно, что я в этом деле ни бум-бум. А его обещали из-под земли достать.
  При заключительных словах объяснительной речи Лина вздрогнула, будто от удара током.
  – С твоего компа навряд ли, –- задумался Константин. – Но истина где-то рядом. Ты почти угадала.
  – Мне надо в Сундуки! – встрепенулась Лионелла.
  – Не надо! – забраковал план действий милый друг. При этом он решительно ухватился за коленку Лины, словно пресекая попытку вертикального взлёта.
  – Ты думаешь, за мною следят? – послушно согласилась вдова с прерывистым жалобным вздохом. – Но как же быть?
   Оставь мужские дела для мужчин!
  Сердце Лины от восторга провалилось в направлении пяток. Застряло в районе поджелудочной, заметалось там в полном смятении. То сожмётся в тихий комочек, то запульсирует с утроенной силой. Тук, тук-тук-тук, тук-тук!
  – Тебе? – спросила Лионелла, млея. – Ты сделаешь всё сам?
  – Ну не мой же дядя! – засмеялся Костик не удержав улыбки, видя, как тает Лионелла от каждого его слова. Что греха таить, ему был крайне приятен самозабвенный бабский фанатизм.
  
  В общем, они посовещались – и Косаткин решил, что в Большие Сундуки отправится он один. Всех предупредит, обо всём позаботится. Приедет – доложит, что и как. А пока Лина посидит в своей каморке тихо-тихо, никуда и носа не высунет.
  
  Сидеть оказалось невмоготу. Жужжащих мыслей мрачный рой на месте не стоял, он летел навстречу неизвестности. Вслед за мыслями стремилось и бренное тело. Для начала взбудораженная Лионелла, не вынеся одиночества, побежала к Ларисе за новостями из милиции.
  
  – Молчат, стервецы! – посетовала на ментов теледива. – Обещали эксклюзивную информационную бомбу, а предоставили шиш с маслом. Во-от такой вышины! Во-от такой длиннины! – Лариса обняла руками невидимый глобус необъятных размеров.
  
   Лина обратилась к дворничихе тёте Люсе – разведать, куда делся выброшенный Костиком диван. Запрятанные сокровища не давало покоя. Они могли быть где угодно, но Лионелла зациклилась на диване, как такса на большом круге. Имея, впрочем, на то основания.
   Украденные деньги спрятать у неё дома было негде. Охотники за златом перетряхнули и распотрошили всё, кроме этого экспоната деревянной старины. Диван не раздвигался, не имел потайных ящичков, но теоретически можно было упрятать диск за обшивку. Или что там у Кнуткена спёрли...
  Правда, непонятно – зачем для хранения использовать мебель? Это даже не прошлый – позапрошлый век. Ведь есть электронные счета, банковские ячейки и прочие современные штучки. Тем не менее версию следовало отработать. Для того хотя бы, чтобы полностью её исключить.
  
  Вряд ли на окровавленный диван кто-то позарится. Значит, его вывезли на свалку. Осталось выяснить — на какую.
  – Да на кой тебе рухлядь искать?– не одобрила тётя Люся влечения к помойкам. – У меня племяш на мебельной фабрике, закажешь у него, какую хошь, тахту!
  Лионелла складно соврала про то, что мебель дорога как память. Не подумав, выкинули, теперь жалко, а на новую тахту денег нет.
  Получив необходимую справку, побежала на почтамт. Не стала звонить из дома – вдруг телефон прослушивают? Нацепила тёмные очки, шляпу от солнца, похожую на сомбреро. По пути – старательно поправляла макияж, глядя в зеркальце себе через плечо — проверяя, нет ли слежки. Оказалось, что судьба шпиона очень нелегка: крутить головой незаметно нельзя, а если ею не крутить, то ничегошеньки сзади не видно.
   Из автомата рядом с почтой Лина позвала Генку на помойку. Сказала: «Надо! Это не телефонный разговор. На месте объясню. Мы быстро: туда и обратно!». Геннадий повиновался. Не часто приглашают на свалку приятно провести время! Стало ему интересно он и приехал. Лионелла обрисовала ситуацию.
  – Лина, ты бредишь! – заценил Геннадий сбивчивый рассказ. – Какие деньги в старом диване? При обыске их бы нашли, будь они, действительно, там!
  – Гена, надо проверить! Ты уже тут, зря что-ли ехал, время терял? Махнём в Сергеевский и поглядим! В четыре глаза.
  Геннадий сокрушённо вздохнул. Но послушался.
  По дороге остановились возле супермаркета. Бриль вышел и вернулся с двумя бутылками водки.
  – Зачем!? – изумилась Лионелла.
  – Откупаться от помоечных бомжей. Чтобы не прирезали. Это же их вотчина!
  О бомжах Лина как-то не подумала.
  – Неужели там люди живут?
  – А чем наши свалки хуже столичных?
  
  Оказалось, что всё-таки хуже. Или наоборот? В общем, обнаружились отличия. На полигоне они никого не нашли. Слабый запах тухлятинки витал над холмами многолетних отложений. Но никто не рылся в отбросах. И некого было спросить, где тут свежие поступления? Повсюду на подступах к бескрайней куче пробивалась сорная трава. Ржавые ворота, висящие на честном слове, символически перекрывали доступ к спрессованным грудам рухляди.
  Соискатели дивана бестолково бродили вокруг, когда бдительный селянин, гнавший коз на дойку, застукал их за этим занятием.
  – А чо это вы тут делаете? – с некоторвм предубеждением воззрился дед с нечёсаной бородёнкой на блуждающую парочку.
  Лина объяснила.
  – Эк вас куда занесло! Сюда, почитай, уж года два как ничего не возють. Теперь под Жировниками полигон. А с Междуречья так прямо там и кидают, где карьер. Аккурат на съезде с трассы.
  Вольно или невольно — дворничиха ввела в заблуждение.
  – Поехали на карьер!- взмолилась Лионелла. Препятствие её лишь раззадорило, она не желала сдаваться.
  
  В Жировниках всё было, как у людей. Ну, то есть, так, как в столице. Не успели подъехать и спешиться, навстречу – свора собак. На лай из кустов выползла парочка местных обитателей. Неопределённого возраста бабёха в обносках, с подбитым глазом и представитель противоположного пола – в драном пиджачке и чёрном трико. Мужик был постарше и больше измождён, но выглядели оба одинаково неприветливо.
  – Ген, если в диване ничего нету, – шепнула Лионелла зятю, – Они нам его стопудово презентуют за пузырь. А если есть – то на этой свалке нас и закопают. Вожак в стае – вылитый питбуль*.
  – Значит, – заговорщицки усмехнулся Геннадий, который был бы несказанно рад избежать контакта с маргиналами. – Тикаем?
  – Давай останемся, поговорим! Может, и нету здесь моего дивана, или он уже распилен на дрова.
  – А смысл тогда разговаривать?
  – Не спорь! В жизни смысла нет, но жить-то — надо!
  
  
  Нюся и Сергей Иванович
  
  
  Тётка, источая запах немытого тела, гнилых зубов и стойкого перегара, радушно раззявила рот:
  – Кто это к нам пожаловал? Никак пополнение?
  Ого, отбросы общества изысканно острят! Довольно неожиданно. Чем ещё изгои ошарашат? Сморщенный, подвяленный на солнце субъект клокочуще подпел подружке:
  – Гы-ы.... Гы-ы...
  Обнажились бледно-розовые беззубые дёсны. Лионеллу передёрнуло.
  – Мы потеряли кое-что на вашей свалке, – сообщил Геннадий, извлекая из бардачка бутылку. – Разрешите поискать?
  – Кыш, Беник! – прикрикнула баба, отгоняя воинственного пса. – П-шёл вон!
  И – обращаясь к приезжим:
  – Милости прошу к нашему шалашу!
  Собаки сдали назад, всё ещё держась вблизи от чужаков. Но они уже отвлекались на стычки меж собой и рутинную ловлю прыгучих блох.
  Люди двинулись по протоптанной средь мусора тропинке к остову «коробочки» с длинной, поистине собачьей мордой. Лучший памятник почившему в бозе СССР, знаменитое творение КАВЗа*, служил для бомжей пристанищем. Окна «коробочки» плотно забиты фанерой, дверца – гостеприимно распахнута настежь.
  – Что ты наделал своей водкой!? – шипела Лионелла, тыча Геннадию пальцем в спину. – Они нас пить её заставят!
  – Ничего не знаю, я за рулём, – отмежевался от родственницы Гена. Лина принялась ломать голову над причиной, по которой ей тоже пить никак нельзя. Но чувствовала: номер не прокатит. Чтобы влезть в доверие, необходимо опрокинуть хотя бы стопочку. «Блин, какие стопки? Они тут, верно, из консервных банок хлещут!» – ужаснулась Лионелла.
  Но им уготованы были алюминиевая кружка, фарфоровая чашка из чайного сервиза и хрустальный фужер необычайной красоты. Вдове достался фужер. Она с содроганием наблюдала за манипуляциями заботливой хозяйки. Баба сполоснула ёмкости жидкостью из рукомойника, протёрла бокалы и чашки подолом.
  Захотелось грубо пренебречь этикетом и отправиться на поиски немедленно, без лишних церемоний. Помешало воспоминание о недоверчивом Бенике. «Ладно, вылью водку под стул!», – решила отчаянная Лина. И чтобы оттянуть начало попойки – затеяла дружескую болтовню:
  – С милым рай и в автобусе, – сделала она сомнительный комплимент хозяйке «коробочки». – Уютно тут у вас, по-семейному.
  Салон и впрямь был обустроен. Пол не земляной – деревянный. Настил являл собою сложную мозаику из досок, двп, и нестандартной вагонки. Топчан, застеленный ватным одеялом, столик и две табуретки из разных гарнитуров. Электрическая лампочка, прикрытая дырявым абажуром.
   – Слыхал, Иваныч? – зашлась в хриплом и каком-то невразумительном хохоте весёлая баба с нечёсаными космами. Не «хи-хи» или «ха-ха», не «хех» и не «хо» у неё выходило, а завывание с уханьем: «Хоу-вау-ху...».
  – – Давай что-ли правда поженимси?
  Старик опять издал своё: «Гы-ы...гэ-э... гы-ы...».
  «Вообще что ли говорить не умеет?» – подумала Лина, а вслух – предупредила:
  - У меня сердце. Мне чуть-чуть!
  Хозяйка деловито плеснула всем спиртного и подняла фарфоровую чашечку для исторического тоста:
  – Ну, будем знакомы! – Толкнула в грудь себя кулаком, а в соседа – ладошкой: «Нюся! Сергей Иванович!»
  Опрокинула чашечку. Крякнув, занюхала корочкой.
  – А вы хто будете? – выдавила осипшим от водочки голосом.
  Лина назвала себя и возобновила отвлекающие расспросы, чтоб хозяева не заметили, как она симулирует.
  – Значит вы не муж и жена?
  – Не-е, – раскрасневшаяся Нюся хмелела стремительно, будто подпитывалась алкоголем из воздуха. – Не, мы приблудились по очереди, каждый — сам по себе. Сначала Сергея Ивановича детки из дома выгнали. Надавали по башке, сдали в интернат для нервных, а он оттуда сбёг. Ты не смотри, что странный, он не псих. Электричество провёл вон прямо от столба.
  Нюся включила лампочку, та дала неяркий свет. Обычная для электрифицированного помещения процедура внутри проржавевшего КАВЗа создавала иллюзию удивительного фокуса.
  Лионелла смекнула: надо скорей переводить разговор на диван. Сергей Иваныч совсем осовел и отрешённо сосал колбасу, как соску ребёнок. Нюся впала в пьяную меланхолию.
  – Эх, дорогая... как тебя там, – размазала она по дряблым щекам обильные слёзы. Готовая привычно упиваться собственным рассказом. Нюся выучила его наизусть и почти не украшала свежими деталями, когда очередной раз приступала к изложению. – Эх! Такая, вишь, у меня доля, не приведи господи... А всё это чёртово платье!
  Выпивоха стукнула кулаком по столику, отчего посуда задребезжала, Сергей Иванович вздрогнул, а в Лионелле – и в самом деле проснулся интерес к сюжету.
  – Платье?
  – Я ведь не всегда такая была, – заверила страшная, как смертный грех, Нюся и мотнула грязными патлами. – Я така-ая была...
  Она мечтательно закатила очи, но слов для описания былой красоты подобрать не сумела.
   Волынка, судя по всему, была надолго. Пережёвывание нюансов падения с высот социальной лестницы оказалось излюбленным нюсиным занятием. Это был не просто рассказ, а почти священный ритуал. Как цыганочка с выходом. Лионелла приготовилась кусать локти с досады. Сама напросилась! Никто не тянул за язык. А теперь — хочешь, не хочешь, а слушай!
  
  –.Жили мы с батей бедно – закладывал он за воротник. Мать померла, так что, считай, росла я круглой сиротой. С хлеба на квас перебивались. Школу закончила – сразу в город подалась. Счастья искать.
  Предлагали мне ученицей крановщицы стать, разнорабочей, вахтёршей, уборщицей... Но я с запросами краля была, мне что получше вынь, да положь! Молодо-зелено... В общем, мыкалась-мыкалась, и подалась в подавальщицы. В кафе пристроилась. Денег с гулькин нос, зато жрачка дармовая. Нашла, что получше, называется!
  Таскаю я, значит, ио есть – подаю борщи и антрекоты. Клиенты пьяные вдрызг, ни один мимо не пройдёт – обязательно облапает. И так – день-деньской. Вечером с работы приду, бабка, что комнату мне сдавала, визжит, как пила циркулярная. И то ей не то, и то не эдак, задолбала!
  И тут встречаю знакомую одну. Она училкой у нас работала, а после в городе к богатею пристроилась гувернанткой. Горничная, говорит, хозяину требуется, пойдёшь? Как не пойти? Деньжищи предлагают — я таких отродясь в руках не держала! Полный пансион, жить у них же. Чую, вот оно – счастье! И невдомёк, с чего это ушлые куркули простую девку с улицы в горничные берут? – Нюся хлюпнула носом.
  – Эх, ма! Попала я из огня да в полымя. Бабку вреднющую не раз потом добрым словом поминала. Вышло, что жила я у неё как у Христа за пазухой. По сравнению с новым-то местом обитания.
  Горничные там вроде рабынь содержались. Стирка, уборка, готовка – всё на мне. Только на большие приёмы повариху приглашали. Платили, правда, но что мне с тих денег, если времени на жизнь совсем нету? Стала на книжку складывать, про чёрный день. Думала, насобираю побольше и в Москву рвану. Там, глядишь, заживу как человек. А они, сволочи, давай меня штрафами давить! Чуть замечание какое – минус из зарплаты. Хозяин, гад, опять же приставать начал. То ущипнёт, то подмигнёт. Короче, затащил, подлюка, в койку. Я не очень-то хотела. Хозяйка, пронюхает, думаю – жизни мне не видать. И как в воду глядела.
   У них камеры везде понатыканы были, я про то — ни сном, ни духом! И часто примеряла платьишко одно. Мягонькое такое, бархатное. Они его почему-то чёрным называли, дальтлники чёртовы! Маленькое, говорят, чёрное. А платье было тёмно-бордового цвета. Как по моей фигуре сшито, очень мне шло.
  Коучусь, бывало, в нём перед зеркалом и воображаю, сто отплясываю на балу, и все мною восхищаются. Мечтала такое же купить, только на него мне даже без вычетов год копить было надо. А года я не проработала.
  Прибегает раз хозяйка. «Сука, – орёт, – ты поганая, шалава деревенская!». И суёт мне фотку, на которой я в этом платье по дому разгуливаю. А надо сказать, мужик ейный с меня уже практически не слезал. Как минутка выдаётся – он ко мне! Поняла я, что хозяйка меня за это в тюрьму отправить хочет.
   Правильно угадала! Окромя платья на меня повесили два кольца, серёжки, колье дорогущее и деньги из сейфа. Фоток, как я сейф граблю, у них не нашлось. В тот день дескать, камера вышла из строя. Но я сама видела, как гнида эта, мужик ейный, деньги сам оттуда тягал. Ну, думаю, щас признается, расскажет, как дело было. А он вместе с женою на меня накинулся, когда милиция явилась. Такая, грит, она – то есть я – растакая, никак не ожидал. И ментам эту фотку с платьем показывает. Обидно мне стало – словами не выразить!
  И тут такая история... В кутузку до суда меня не упекли, а с работы, ясен пень — уволили.. Пошла манатки собирать в келью свою. А хозяин – снова ко мне! Лезет как ни в чём бывало: пыхтит, сопит, раскочегарился. Не конь – огонь! Ну, я его и тюкнула. Утюжком по темечку.
  – Насмерть? – обомлела Лина.
  – Точно! – с чувством глубокого удовлетворения констатировала Нюся. – Уложила на месте. Кино про это сняли – залюбуешься! Камера на этот раз, понимаешь, работала. Ну, потом 10 лет строгого режима. Домой вернулась, когда папаша дуба уже дал. Дом соседи разобрали по брёвнышку и для верности сожгли. Вроде как самовозгорание, никто ничего не воровал – само всё сгорело подчистую. Так я здесь и оказалася.
  Лионелла заслушалась: позабыла о пропавших сокровищах, прониклась к незадачливой Золушке сочувствием. Погладила её по голове:
  – Ты бы хотела обратно?
  – Куда? – вытаращилась та.
  –Ну... – замялась Лина. Действительно, куда? В тюрьму, на пепелище?
  – Отсюда выбраться? – по-другому поставила вопрос.
  – Ха! - хмыкнула Нюся. – Что у вас там есть, чего у меня тут нету? Никуда не хочу. Жалко только, что взаправду не спёрла я того платьица! Так и не довелось купить себе такого... А ведь, жуть, как хотелось!
  
  * * *
  
  День шёл на убыль, когда Нюся проводила их к искомому объекту.
  – Диван этот ваш — нехороший! – сообщила стражница рухляди.
  – Ещё бы! – подтвердила вдова. И приступила к операции «потрошение». Последняя попытка Бриля облагоразумить свояченицу успехом не увенчалась. Довод «Нет швов и вставок, старая обивка нетронута» – Лионелла отринула.
  – Раз уж мы тут – поковыряемсяемся!
  – Да нечего оттуда выковыривать!
  – Тогда расколошматим его на хрен!
   Лионелла набросилась на пружинное нутро дивана с необъяснимым остервенением: так, будто трухлявые внутренности олицетворяли собою всё зло мира. Оторвала добротно пришитые валики, подлокотники, ножки, разнесла деревяшки на мелкие куски.
  – Лина, прекрати! – остановил Геннадий расправу над ни в чём не повинной мебелью.
  Никаких ценностей, как и следовало ожидать, они не обнаружили.
  
  – Тук-тук! – слышен сердца звук. – Тук-тук!
  Лионелла волнуется, ждёт вестей от Константы. Он позвонил, как и было обещано,успокоил – всё, мол, в норме. Но она всё равно переживает. Дамокловым мечом висит над нею зловещее напутствие Кнуткена. Не даёт расслабиться, будоражит воображение сценами жестокого насилия.
  Чтоб волнение утихомирить, Лина усиленно готовилась к проведению «рабочего полдня». Работа манила и пугала одновременно, но она была не так страшен, как окаянный олигарх. Прямой эфир больше привлекал, чем отталкивал досель неведомыми радостями творчества.
  
  Активное сжигание энергии тревоги выявило кое-что новое: впервые по отношению к собственной собаке Лионелла испытала не горечь разочарования, а чувство вины. Случилось это из-за острой нехватки времени. Торопливо готовя таксам жратву и наспех их выгуливая, Лина вдруг поняла про Пирата: «Не нужен!». Не оттого, что чем-то плох, а потому что — лишний.
  Она устыдилась мысли и, убегая на работу, решила, что называется, поговорить с собакой по душам. Извиниться, что-ли... Притянула его морду поближе, заглянула в глаза. Она привыкла к выражению в них злости и неудовольствия, испуга и любопытства, равнодушия, в конце концов. Но никак не ожидала встретить пустоту. Это не были глаза собаки или человека. Спелый орех не выражал ровным счётом ничего. Всепоглощающую тартарарынскую мглу увидела в них Лионелла.
  Разговора не получилось.
  
  Тренировалась Лина в студии, наставляемая звукорежиссёром – миловидной брюнеткой с приятными манерами. Та искусно усмиряла опасения новичка: «Получится, не дрейфь! Главное, за временем следи, не увлекайся. На меня поглядывай, я посигналю, если что».
   Лионелла старалась. Превозмогая себя, отважно вышла в люди в прямом смысле слова – принялась опрашивать прохожих на улицах и площадях. Самоотверженно борясь со вспыльчивостью, опрашиваемых не била микрофоном, не обижала словом, не заговаривала насмерть. Но никто не ценил колоссальных усилий!
  Люди отмахивались. Дружелюбно улыбаясь, откровенно потешаясь, кто-то – изрыгая омерзительные сальности. В лучшем случае — респонденты разводили руками, не зная, как ответить на каверзный вопрос: «Что такое любовь?».
  Лина перекинулась на посетителей кафе и ресторанов. В расчёте на то, что из-за стола далеко не убежишь, а в тёплой компании языки быстрее развяжутся. Далеко не везде администрация поощряла расспросы клиентов, а где разрешала — там интервьюируемые предлагали ей выпить и не маяться дурью. «Кака така любовь?». Согласившись говорить – люди витиевато, надуманно врали, рисуясь перед собутыльниками.
  Или шарахались от неё, как от прокажённой, смущаясь до оторопи. Особо оробелые несли полную околесицу А Лионелла просила вразумительной искренности! Наивно полагая, что для полного раскрепощения достаточно факта анонимности. Раз никто не узнает, что это ты конкретно исповедуешься, почему бы не раскрыть душу?
  И опять она не угадала! Для исповеди требовался соответствующий антураж. Надо было расположить к себе собеседника, выпить с ним не одну рюмочку чая... Но не отправляться же на поезде дальнего следования во Владивосток ради двух полутора-минутных откровений?
  
  Тогда Лина пошла на хитрость – обратилась к технической службе самой ГТРК. При виде микрофона эта публика в транс не впадала, она вполне могла выступить от имени народа на любую заданную тему.
  Первой жертвой Лина наметила своего звукооператора, милую брюнетку Настеньку Гольштейн. Девушка она была интеллигентная, начитанная – синий чулок в детородном возрасте. О чём ей балакать, как не о любви? Только успевай записывать! Запамятовала Лина про то, что внешность бывает обманчива.
  – Про любовь? – невинно уточнила Настенька. – От чистого сердца?
  – Угу!
  – Включай! – девица указала взглядом на диктофон, подождала, пока Лина аппарат настроит, и с чувством объявила:
  – Бабы – стервы, мужики – сволочи!
  – Настя-я! – простонала Лионелла, почуяв приближение провала. Она раскатала нос на классный матерьялец. И вот вам нате! – Откуда в тебе этот нигилизм? Мне лирика нужна! А ты...
  – Лирика? – задумчиво переспросила девушка, саркастичная не по годам.
  Лионелла кивнула.
  – Ноу проблем!
  И ничтоже сумняшеся. «синий чулок» выплеснул из недр души густой романтический нектар. Зря не поступила Настя в театральный! Напрасно зарыла в землю выдающийся талант! Сироп был подан в лучшем виде — с закатыванием глаз, заламыванием рук и томным подвыванием, претендующим на стон безумной страсти:
  
  – Она раскрыла фиалковые глаза с длинными, махровыми ресницами, – начала Гольштейн, распахивая и свои ресницы для усиления эффекта, – ...которые нежно трепетали, закрывая пол её лица. Пышная упругая грудь бурно вздымалась. Прекрасная Сильвия почувствовала, как набухли ее соски. Это был новый шаг в их отношениях. Она тихо вскрикнула, когда тела сошлись настолько близко, что соприкоснулись.
  – Шеф запретил порнографмю! – пробурчала Лина. Настя склонила голову в знак почтительного согласия, но продолжала в том же духе:
  – ...Дорогая! – вскричал Родриго. Сексуальная улыбка оттянула его щеки к ушам, он заключил любимую в объятия. В поцелуях не было никакой неуверенности. Он точно знал, как найти ее губы. Его язык ворвался в ее рот, неистово делая то, к чему стремилась другая часть его тела. Внутри у нее проснулась до того спящая женщина и открыла глаза. «Чего она хочет? Просто секса, или чего-то более глубокого?».
  – Прекрати! – умоляла Лионелла, сознавая: её собственные щёки тоже устремляются к ушам.
  – Есть, командир! – сказала Настенька нормальным голосом и вновь – с придыханием – как поэтесса в экстазе:
  – Любимый! – воскликнула Сильвия и закрыла глаза, утонув в объятиях Родриго. Нервные мурашки ползли вверх по позвоночнику. Она превратилась в одну огромную мурашку и сказала: «Да!».
  
   Настя возложив правую руку на свою левую грудь, словно присягая на верность истине, и завершила скетч:
  – Желание сотрясло его до самых пяток. Родриго хотел ее всеми известными ему способами. А несколько ещё неизвестных способов они придумают сами.
  «Для меня не было бы большего наслаждения, чем войти в вас первым», – прошептал он ей в ухо. Она мелко задышала на его волосатую грудь. А он взял ее лицо в свои руки и, целуя, опустил на ковер перед камином. Сильвия застенала, больше не напрягая мозг.
  
  Можно подумать, ей было что напрягать! – всхлипнула Лионелла, изнемогая от смеха.
  Настя раскланялась, требуя аплодисментов. Квинтэссенцию всех любовных романов мира вложила она в свою как бы пародию. На самом деле Гольштейн ничего не пародировала, а по памяти, практически дословно, процитировала выдержки из настоящего литературного произведения. Которым с прессой поделились сотрудники издательства на ток-шоу. Весь телецентр неделю ухохатывался, теперь настал черёд смеяться Лионелле. Но смех был сквозь слёзы.
  – Нашла время ёрничать! – отдышавшись, Лина погрустнела. – У меня программа горит.
  – Лирика налицо, – возразила циничная Настенька. – Объятия были самые что ни на есть страстные. Товар – согласно квитанции!
  
   Дело было окончательно застопорилось. Выручила соседка, бессменная палочка-выручалочка. Лара Будимирова вошла в положение, подкинула ценный совет:
  – Дуй в областную больницу! – сказала она, – К главврачу. Он мужик правильный, и язык у него подвешен, как надо. В его практике были случаи, когда любовь, действительно, творила чудеса. А ещё там в раковом корпусе двое познакомились и поженились.
  Лионелла «дунула». Она была рада трудиться, лишь бы забыться. Чтоб быстрее пролетело время до того мгновения, когда она со слезами радости упадёт в объятия своего несравненного Родриго. И вообще...
  Ай да Настенька! Ай да искусница! Задела-таки за живое! Виртуозно глумяся над жанром, добилась, хулиганка, обратного эффекта. Женский любовный роман в приличном обществе принято нещадно хулить. Лина так и делала, но вдруг с удивлением обнаружила, что искренне любопытствует: как там поживает дурочка Сильвия? По-прежнему ли сексуально озабочена? И что самое ужасное – Лионелле самой хотелось плакать «фиалковыми глазами», трепетать махровыми ресницами, без устали вздымая упругую грудь.
  Она жестоко скучала без Костика. Два дня в разлуке шли за год. Порой казалось, без её Константы становится трудно дышать. Впрочем, быть может, то были первые признаки нарождающейся астмы.
  
  Главный врач впрямь поведал душещипательную историю. Жена спасла мужа, когда медицина расписалась в бессилии. Испепелила горячей любовью злокачественную опухоль.
  А в терапевтическом отделении Лина удачно наткнулась на информанта лет восьмидесяти, старушку из разряда «божий одуванчик». Махонькую, лёгонькую, воздушную. Дунь – улетит в открытую форточку, как гелиевый шарик. Седые волосики не прилегали к голове, а парили над нею, обрамляя маковку невесомым пушком. Наподобие облачка. Бабуля поведала, как душа в душу, живёт она со своим Иванушкой, Иваном Евстафьевичем. Неразлучно, без малого 55 лет.
  – Вы можете не называть своего имени!
  – Почему ж не называть-то, деточка? – засмеялась благообразная старушка, довольная личной жизнью. – Нам стыдиться нечего!
  
  Дабы не зациклиться на сексе, Лина припасла заготовочку о материнских чувствах. Чтобы было чем латать незапланированную дырку в эфире. Тридцать минут подряд провозглашать премудрости не каждый сможет. Вдруг и ей не удастся? Она онемеет от технического казуса или морально-этической накладки, а плёночка с нейтральными высказываниями про мамкину любовь тут как тут! Лежит себе, звёздного часа дожидается. Подаст Лионелла Настеньке условный знак, и та усладит слух народа слащавой социальной рекламой. Лина придёт в себя, переведёт беседу в нужное русло. Подальше от зыбких тем. И тем спасёт программу. Уж от материнской-то любви радиоведущему подвоха ждать не приходится!
  
  Вести прямой эфир и для матёрого журналюги – серьёзное испытание. Лионелла же переволновалась настолько, что временно исключила из базы данных своей памяти воспоминания о посланце небес. Костя Косаткин занимал там слишком много места.
  
  Но и это не помогло! За два часа до «полдника» Лина забыла половину алфавита и с натугой вспоминала ссобственное имя. Последней каплей стал приглашённый гвоздь программы.
  Спец по вопросам семьи и брака, социальный психолог Генрих Брашенков прибыл точно к назначенному сроку. Поздоровался со всеми приторным тенором, слепив из элементов лица маску тонкой проникновенности, и сделал губы бантом. «Гомик!», – страдальчески скривилась Лионелла. Все беды – до кучи, одно к одному!».
  Предпочтения инако и двояко ориентированных были ей чужды. Природа разделила народ по половому признаку не зря. Соитие мужчины и женщины – естественно. Зачем переть супротив естества? Приверженцев всяческих меньшинств Лина инстинктивно сторонилась как кладбищ и погребальных контор. Но тут не посторонишься! Мало ей стандартных трудностей, изображай теперь ещё и толерантность!
   Повышенная бархатистость тембра столпа прикладной психологии происходила, однако, не от тайных противоестественных желаний. Некогда товарищ, ныне — господин, Брашенков не имел отношения к геям. Психолога распирало от потребности просветлять сиянием своего гения. Гость студии погряз в банальной мании величия. Отсюда и происходила серебристая бархатистость тембра.
  Он свято блюл учёное достоинство, чем сильно походил на блудного Пирата. С порога – заговорил витиеватыми фразами, суть которых от Лины ускользала:
  – Нам следует акцентировать внимание на том, упомянуть об этом... Целесообразно затронуть данный аспект... – наставительно мурлыкал психолог, заморозив на благостной физиономии выражение псевдо-доброжелательности.
  «Господи! – взмолилась Лионелла. – Не дай этому монстру меня задавить – я должна рулить, а не Его психологическое Высочество! Пусть он молчит! Нет, пусть лучше вещает, но чаще делает поглубокие вдохи и выдохи — тогда я вклинюсь как-нибудь.. Иль нет.. Тьфу! Да пусть уж будет то, что будет!.».
  
  Слегка вибрирующим голосом она представила своего визави. Генрих Б. Коротко возвеличил роль культуры в достижении личного счастья. Маховик прямого эфира был запущен.
  Но самолёту мало успешного взлёта! Он должен совершить безаварийный полёт и произвести посадку.
  
  Трудности могли заключаться в ответной реакции. Дефицит внимания со стороны радиослушателей означал бы полный провал. Лина подстраховалась: строго-настрого велела Марте дозвониться на радио и вякнуть хоть что-нибудь про взаимные их с Генкой отношения.
  Беда грозила приключиться также и от шквала звонков. Несмотря на предварительный отсев пьяных, косноязычных и мега-агрессивных – вероятность каверз сохранялась. Лионелла возвела вокруг себя незримые барьеры: законспектировала ткзисы для грубиянов, пошляков и дураков. Везде соломки настелила. Будь подстилка настоящей, а не метафорической – студия превратилась бы в один огромный скирд. Но прокол приключился на самом безопасном ответвлении темы. В стогу Лионелла чуть не утонула.
  
  Чревато – мудрствовать лукаво. Чем больше умничаешь — тем выше шанс, что будешь выглядеть кретином! А они с психологом умничали: выделили три вехи на линии жизни: рождение, любовь и смерть — и давай их мусолить! Упирая в основном на третий пункт. Любовь-де понятие всеобъемлющее: тут тебе патриотизм и привязанность матери к детям, детишек – к родителям, людей – к животным. Бога тоже не забыли. И уже вплотную приблизились к итоговому лозунгу: любовь – всему голова, всему – начало. Тут и поступил звонок.
  Спокойный женский голос вспорол их разглагольствования как масло охотничий нож.
  – Любовь матери – святое? Моя мать подрабатывала вахтёршей в женском институтском общежитии. Пьяные парни пришли навестить подружек. Мать отказалась их пропускать. Через полчаса компания вернулась, и прыщавый недоносок ударил женщину молотком. Добры молодцы поднялись к своим девицам, смыли кровь с рук и удалились, как ни в чём ни бывало.
  На суде мать убийцы, интеллигентная женщина, преподаватель, горячо уверяла: её сын на это не способен! Лапочка мухи не обидит. Молоток заботливый сын выкрал из соседнего гаража, оставив на нём отпечатки пальцев, но суд во внимание это не принял. Полагаю – благодаря хлопотам любящей матери. Мальчик-де потом подошёл, постоял рядом – вот кровью и испачкался. Молоточек потискал от волнения. Потому как очень впечатлительный.
  Все знают, убийца – он. Мать талдычит: «Нет!». Он у неё хороший: защитник и опора, смысл жизни, свет в окне.
   Чему началом служит такая материнская любовь?
  
  … Лионелла притихла в ожидании массового выброса цитат из докторской диссертации Брашенкова. Но Генрих как в рот воды набрал. Рукою сигнализирует непонятное. Не надо, мол! А чего не надо? Бычится, будто Лина ему денег задолжала. Сопит и молчит. Пауза катастрофически затягивалась.
  
  – М-да, – натужно импровизирует Лионелла, убивая психолога взглядом. – Слепая материнская любовь опасна. Хоть раз лишил кто безнаказанно жизни человека — найдёт время и для второго раза! Та же мамаша, не даст, к примеру, мелочи на карманные расходы – и получит молотком по голове!
   Лина хотела потребовать у визави сатисфакции – что за саботаж? – но осеклась, поражённая догадкой. Брашенков преподавал в этом институте. Нверняка самоотверженная мать – его знакомая. В истории он по-любому замешан. Скорей всего, убийце положительную характеристику стряпал, составляя фальшивый психологический портрет.
  
  Внезапно подступила тошнота. Лина воззрилась на микрофон с мольбою, словно тот – её спасательный круг. Не вовремя проявился симптом мизантропии! Ещё мгновение — и карьера журналистки будет погребена под рвотными массами. Безотлагательно следовало остановить извержение. «Думай о хорошем!» – приказала себе Лионелла. Но о чём?
  Она ещё спрашивает! Разумеется, о крепких объятиях, лукавой усмешке, пшеничных прядях, серо-зелёных глазах... Вернись, бесподобный герой, на своё законное место, в её воспалённое сознание! Стоило вспомнить о Константине, как сразу отлегло. А что бы было, явись он в студию лично? Встань перед нею, как лист перед травой? Не иначе, реки потекли бы вспять.
  Лина вновь подхватила выпавшие вожжи управления эфиром и вдохновенно запела гимн любви. Со свежим знанием предмета и нестандартным подходом к теме. Далее обошлось без эксцессов.
  
  С боевым крещением её поздравили Настя и главный редактор. Последний распорядился выдать внештатному корреспонденту современный диктофон вместо доисторического инструмента. Лина торжествовала. Справилась! Она сделала первый шаг к успеху и жаждала купания в лучах заслуженной славы.
  Маловато было аудитории! Наверняка никто из своих её не слышал. Марта не позвонила – значит, передачу проворонила. Сестра неохотно за что-то бралась, но, давши слово, всегда его держала. Видно, неправильно запомнила время. У Ларисы своих дел по горло, Костик в отъезде. Дети в деревне.
  – Настя, перегонишь мне всю говорильню на кассету?
  – Вообще-то не положено. Начальство сор из избы выносить не велит. Но для вас, мадам – пожалуйста!
  Девушка подмигнула Лине, и встречным ударом ладоней правых рук дамы скрепили тайный союз заговорщиков. Настя перегнала тридцать радио-минут «про любовь» на кассету бытового магнитофона. И Лионелла кинулась домой. Делиться, гордиться, распушать павлиний хвостик. Отчего-то она не сомневалась в том, что глумиться над её дебютом не станут.
  
  Подпрыгивая от нетерпения, Лина набрала телефон соседки, которую отныне могла смело именовать коллегой. Лариса трубку не взяла. Лионелла словно в стенку врезалась с разбегу. Она была уверена – подруга дома. И уже предвкушала разбор полётов, смакование оттенков и сортировку комплиментов. Без указаний на допущенные недочёты не обойдётся. Но и с ошибками неплохо получилось! Мамочка милая, да она – ума палата, а никто не в курсе. Безобразие!
   Способ выпустить пар и ускорить летучку нашёлся: она подготовит Ларисе сюрприз! Пользуясь тем, что ключи от квартиры ещё не вернула. Венгерский аппарат Будимирова должна теперь вернуть в технический отдел. Лина положит старый диктофон на видное место, дескать, в металлоломе не нуждаемся! Рядом – кассету – внимай, дорогая! Для верности надо записку присовокупить, а то — не ровен час – не поймёт деликатного намёка. Лариса ознакомится с текстом послания, прослушает запись и незамедлительно явится событие отметить.
   Лионелла ринулась приближать миг профессионального признания. Дверь, напоминающая врата в ангар для аэробусов, разверзлась, Лина проследовала внутрь по коридору, но своевременно замедлила движение.
  
  ...Квартира оказалась обитаемой. Более того, судя по звукам, доносившимся из-за стены, Лариса баловалась сексом с очередным претендентом на руку и сердце. Лионелла вторглась на чужую территорию очень некстати. Зато в самый подходящий для незаметного проникновения момент. Угодила аккурат на пик оргазма. Мощное сопение и сладострастное мычание заглушили скрип открываемой двери.
  «Ё-кэлэмэнэ!» – зажмурилась сконфуженная вдова. Сгорая со стыда, она ясно представила, как застают её за неприглядным занятием: подглядыванием и подслушиванием. За стеною затихли, кто-то из двоих вполне мог сейчас покинуть спальню.
  Вот так пассаж! Удастся ли без шума ретироваться? Лионелла на цыпочках начала осторожное отступление. Но не успела удалиться, настигнутая концовкой чужого диалога.
  – Всё-таки это свинство с нашей стороны, – пробасила Лариса прокуренным контральто. Дыхание ещё не уравновесилось, слова журчали неровно, прерывисто и оттого по-особому сексуально.
  – Не думаю, – отозвался партнёр голосом Кости Косаткина. – Реакция на спасение от фулюгана далека от адекватности, – чувствовалось, что он улыбался. Без сомнения, неотразимо. – Она жертвою любовной паранойи! Болезни нельзя потакать. Её надо лечить.
  
  Мир опрокинулся, земля поползла из-под ног. Чтоб не упасть, Лионелла ухватилась за притолоку. Мучительно хотелось удалиться, не привлекая ничьего внимания. Неслышно просочиться сквозь стены. Как будто никогда её здесь не было.
   Зеркало, пол, потолок закружились со всё возрастающей силой, превращаясь в зияющую воронку. Вселенная, сжавшись в крошечный пульсар, начала проваливаться в чёрную дыру.
  
  Глава пятая
  ИСТИНА НА БЛЮДЕЧКЕ
  
   Обнаружила Лионелла себя в медсанчасти. Принадлежность помещения к больнице выдавал неуловимый запах стерильной казармы. Ввести в заблуждение не могли ни цветы на казённом подоконнике, ни телевизор, ни дребезжащий в предбанничке холодильник. Вероятно, это был полу-VIP на два лица. В комнате располагались две кровати, одна из которых пустовала, пара тумбочек и четыре стула на фигурных деревянных ножках.
  За окном чирикали птахи, светило солнышко, что соответствовало дневному времени суток. Лине было безразлично, день на дворе или ночь. Не интересовало её и местонахождение бренного тела. Она лишь констатировала очевидное – исподволь давали о себе знать навыки натуралиста. В школе будущая таксовладелица старательнее всех штриховала в дневнике наблюдений окошечки «ясно», «пасмурно», «ветер», «дождь».
  Чувствовала себя Лина никак: ни хорошо, ни плохо. Она только что проснулась и не прочь была снова вздремнуть. Но её спокойствие замшелого камня потревожил не очень молодой, гиперактивный человек, вооружённый фонендоскопом. В белом халате, с седыми волосами под полубокс, пышными казацкими усами и печальными глазами сенбернара. Он ворвался в палату порывам ветра, несказанно обрадованный присутствию там Лионеллы. Словно век куковал в пустыне, никого уже не чая встретить, и вдруг как нельзя более кстати наткнулся на живое существо.
  – Здравствуйте! – восторженно приветствовал он Лину сияющей улыбкой и энергично встряхнул её безвольную ладонь. – Разрешите представиться! Владимир Сергеевич Плоткин. А как вас величать прикажете?
  Ничего не приказала Лионелла. Не попросила ни о чём и не спросила. Она могла бы ответить любезному Владимиру Сергеевичу, но не имела на то ни малейшего желания. Пожалуй, где-то глубоко, сущность под названием «душа» даже протестующе нахмурилась. Лежит человек спокойно, ни на что не претендует, никому не жалуется, зачем ему докучать? Неужели непонятно — человек нуждается в отдыхе?
   Плоткину было непонятно. у него, Бутафорским, судя по всему, Фонендоскопом доктор им не пользовался – он интенсивно заговаривал пациентке зубы, не прибегая к помощи прибора. «Психиатр, – пришла к заключению Лина. – Я, похоже, в урдоме».
  О чём только не разводил эскулап тары-бары! О спорте, погоде, здоровье, российской словесности. Всё норовил добиться от больной вразумительного отклика. Сначала Лионелла честно пыталась уследить за нитью высказываний, но затем, отказавшись от бесполезной затеи, отвернулась к стене. «Дайте выспаться!» – сказала. То есть, ей казалось, что она это сказала. Но губы не дрогнули, слова не были произнесены. Механизм речи реально пробуксовывал. И небываемое – бывает, болтущка напрочь разучилась чесать языком! Способность разговаривать отшибло.
  
  Владимир Сергеевич отлучился, но снова возник как неотвратимое возмездие. Пытка сердечной беседой продолжилась. Лионелла изменила первоначальное мнение: на вид приличный человек, а какой агрессивно навязчивый!
  Ей трудно было разглагольствовать. Да и не находила она более смысла в словесной шелухе, согласившись с господином Тютчевым (поэты часто с абсолютной точностью угадывают суть). Коль «мысль изречённая есть ложь», к чему все словопрения?
   Всё же Лина попыталась дать отпор назойливому докторишке. Тогда-то и выяснилось, что язык объявил забастовку.
  
  Ночью онемевшая вдова, поборов апатию, отодрала себя от ложа и переместилась в прихожую. Там её встретили холодильник, умывальник, унитаз и душевая кабинка. В зеркале она увидела бледное создание, в котором насилу себя опознала.
  Лионелла Зимина спала с лица, отчего стала выглядеть моложе своих лет. В облике появилась изюминка, свойственная роковым красавицам. Она чертовски похорошела несмотря на землистый цвет лица и шаткую походку.
   Лина сложила губки бантиком. Отражение в зеркале повторило мимическое упражнение. Растянула рот в механической улыбке – лицевые мышцы зеркального субъекта продублировали гримасу. Извлечение из себя контрольных звуков отложила на потом. И без того умаялась! Организм после длительного бездействия утомлялся даже от простых манипуляций. Чтобы заговорить, следовало прилагать неимоверные усилия. А Лионеллу непрерывно клонило ко сну.
  Неутомимый же Владимир Сергеевич упорно допытывался, чего б она изволила откушать и испить, не мешает ли освещение? Призывал оценить последствия землетрясения в Уругвае и порадоваться поставленному ей диагнозу. У Лионеллы всего лишь нервный срыв. Нет повторного инфаркта, пронесло, слава те... Невероятно повезло!
  Больная отворачивалась, но Плоткин теребил её за плечико, возвращал в исходное положение и даже применил фонендоскоп по назначению. Заглядывая в глаза как офтальмолог, упорно выспрашивал про самочувствие как терапевт, делал комплименты как мужчина. Лионелла терпела. Но однажды, когда беседа затянулась – она долго порывалась, да так и не смогла прикорнуть – терпение лопнуло. Лина собрала волю в кулак, чуть не пукнув от натуги, но достаточно ясно, вслух отправила доктора по широко известному неприличному адресу:
  – А не пошли бы вы на ...!
  Владимир Сергеевич одобрительно крякнул, вместо того, чтоб гневно возмутиться, и дружески похлопал Лионеллу по коленке, задрапированной простынёй:
  – Давно бы так. Молодец! – и весело посоветовал, покидая помещение. – Кушать не забываем – а то капельниц на вас не напасёшься!
  Прощальная улыбка с головой выдала ничем неистребимую, всеобъемлющую доброту. Доктор пробуждал Лионеллу к жизни не токмо по долгу службы, но и от всего своего чистого сердца прирождённого лекаря. Хороший человек был Владимир Сергеевич. Первое впечатление не обманывает.
  
  Посетитель пошёл косяком.
  Сначала Марта. Неслышно проскользнув в палату, выложила на тумбочку фрукты-шоколадки. Села на табуретку, отчиталась:
  – Звонила на радио без передышки. Но там всё время было занято.
  Добросовестнее Марфы нету никого – факт неоспоримый! Сёстры не произнесли больше ни слова. Младшая положила голову на руку старшей, и они едва не уснули вместе.
  
  Наведались Никита и Кондрат. Мальчики словно перепутали роли. Ник играл в молчанку, ему было не по себе. Он боялся брякнуть лишнее, неловко топтался, шмыгал носом и тайно помышлял о скорейшем завершении свидания. Кондрат, резко повысивший уровень благопристойности: надпись на затылке заросла, кольца исчезли – лидировал. Утешал и просвещал. Ярко живописуя обстановку за пределами учреждения, строго дозируя информацию, дабы не навредить:
  – У нас всё нормалёк. Я у ваших родичей гощу. Они не против. Бабушка моя – тоже. «Ещё бы, – мысленно хмыкнула Лина. – Этой бабке всё по барабану!».
  – Родители к началу учебного года приедут. Так что я ещё маленько с вами потусуюсь.
  «Бузыкин выйдет из тюряги? – вяло подивилась больная. – Плановый побег? Или амнистию приурочили к первому сентября? Нет, маловероятно... По ходу, это Анастасия Горьковец из наркодиспансера выписывается. Оба родителя вряд ли могут одновременно покончить с асоциальным образом жизни: одуматься, осознать, завязать».
   В каком прялке будут становиться предки подкидыша на путь исправления Лину, конечно, волновало, но не настолько, чтобы утруждать себя артикуляцией. Пока не набрала в ней силу тяга к знаниям – вдова промолчала.
  Вундеркинд же был неутомим. Внимательно изучив физиономию онемевшей Лионеллы – видать, прикидывал, дойдёт ли до неё хоть что-нибудь – он неожиданно признался:
  – Вообще-то я не Кондрат. Ник у меня такой – Кондрат. А зовут меня Тукай, фамилия – Акинчев. Родители – художники, папа – этнограф впридачу. Квартира у нас в Москве. Но они практически живут на Чукотке, это у них экспедицией называется. Из Анадыря почти не вылезают, на Большой земле бывают редко.
  «Ого, так ты, действительно, чукча!» – невольно улыбнулась Лионелла. Улыбка получилась слабая, зато самая что ни на есть натуральная. Мальчишки просияли. Наконец дождались ответной реакции! А то лежит бревно бревном: не то человек, не то репа.
   «Кто ж тогда Бузыкин и Горьковец? – позволила Лина охватить себя недоумению. – Облажался старина Щербаков! Ввёл почему-то в заблуждение».
  А Кондрат, словно мысли читая, вразумляет, удивляя не по-детски:
  –- Извините меня, пожалуйста!
  Голову виновато склонил, носом шмыгнул – типа смущается – и доходчиво, по пунктам, излагает:
  – Я вас обманул. Помните, когда первый раз пришёл, телефон давал? Это не моей бабушки телефон, а чужой. Она просто рядом живёт. Я наврал, что она – моя. Моя бы меня никуда не пустила. Вот я чуть-чуть и схитрил. Нам с Ником очень нужно было срочно уехать!
   Рапортовал Тукай-Кондрат без запинки, читал, как по-писаному, будто сверялся с текстом теле-суфлёра. Повинившись, приостановил отчётный доклад, коснулся кончиками пальцев предплечья безмолвной Лионеллы.
  – Всё хорошо будет, – выдал резюме к своим признательным показаниям. Фразу по всей видимости, где-то позаимствовал. Сам он наверняка выразил бы сочувствие не столь банально. Что и не замедлил доказать в следующую секунду:
  – На Бали, – мальчик доверительно понизил голос, – Есть заповедник, в нём разрешается животных трогать руками. Хотите туда?
  С чего бы? Нет, Лионелла о Бали не помышляла. В ответ на предложение – она и бровью не повела.
  –- Ну и правильно! – согласился Кондрат. – Всё равно там одни рептилии! Холоднокровные, чего с них возьмёшь? Но вы знаете, щас очень модно... Мне бы, например, понравилось био-пилинг делать рыбками гарра-руфа. Они откусывают всю отмершую кожу. Говорят, молодость возвращается, прямо как в сказке. Э-э-э... Тоже не надо?
  «Молодость — дело хорошее. Это мы завсегда вернуть готовы! А что, разве эти руфы кусачие обитают в твоём личном аквариуме?». Лионелла слегка приоткрыла правый глаз.
  Мальчонка самозабвенно перечислял достопримечательности и красоты мира, пытаясь пробудить в ней интерес к реальности. Потешный пацан!
  «Хочу в Баден-Баден! – заявила Лионелла. Вернее, подумала. Её никто по-прежнему не слышал. – Там меня все будут ублажать, и никто не станет будить по двадцать раз на дню».
  – А напишите, куда вам хочется! – Тукай тире Кондрат целиком отдался идее добиться от Лионеллы оглашения заветной мечты. Ради этой благородной цели он вложил в её руки блокнот и фломастер. Она чистосердечно написала «Баден-Баден». Чем вызвала мощнейший всплеск негодования.
  – У-у-у... – осуждающе загудел разочарованный пиар-агент креативных брендов бытия. – Там же скукотища! Намечтайте что-нибудь покруче – оно обязательно сбудется! Немного погодя.
  Никита тоже внёс посильный вклад в восстановление маманькиной психики:
  – Выздоравливай давай быстрей! Бабка с кобелями зашивается. И вообще... Ты не поверишь... без тебя скучно.
  
  Лечение продолжалось. Градусники, склянки, тонометры, ЭКГ... Тоска зелёная! Отрадно лишь, что это была не психушка, а терапевтическое отделение областной больницы.
  Лионеллу будили всё чаще: поток посетителей рос день ото дня. Отметилась визитом мать. В кои-то веки оставила в одиночестве своего драгоценного Загоруйко! Притащила декоративный бочоночек мёда, свежих яблок и настойку из трав собственного приготовления:
  – Держи в холодильнике. Чудодейственная вещь, От... Николай приготовил, повышает иммунитет. Всем можно пить, даже твоим собакам.
  Аделаида Михайловна сокрушённо вздохнула. Как разговаривать с дочерью, если та погружена в молчание? А поговорить было надо.
  – Осень скоро, – грустно сообщила родительница. – Поправляйся! Некогда болеть.
  
   Одежды Лина проснулась в окружении многочисленной делегации. На дальних подступах к её постели восседал Загоруйко. Крепкий, как гриб боровик, загорелый и будто бы недовольный чем-то. Вероятно, тем, что его оторвали от грядок. Суть ближе – хлопотала Аделаида Михайловна. Дети: Никита и Тукай – взгромоздились на широкий подоконник, уронив при этом засохший в вазоне цветок.
   Лионелла, восстав ото сна, перво-наперво узрела Геннадия, Марту и Машку, уместившихся в кровати напротив. До того, как горшок с треском раскололся, посетители деликатно перешёптывались. Манюнька меланхолично жевала ириску, которой ей предусмотрительно залепили рот.
  Сходка отдалённо напоминала принудительное прощание сообщества с почётным членом на смертном одре. Симпатяга Владимир Сергеевич не предупреждал о летальном исходе. Ограждал по доброте душевной? Неужто близится её последний час?
  
  На всякий случай Лионелла привстала и сделала собранию ручкой. Чтоб не хоронили раньше времени. Машка от радости, что можно шуметь, взмыла вверх, как на крыльях. В летящем прыжке выдёргивая из рюкзачка пожарную машинку. Племянница определённо собиралась превратить палату в автодром. Но Марта ловко перехватила инициативу – изъяла игрушку, презрев протестующие вопли дочери, и горько Лину упрекнула:
  – Что ты натворила? Девочкам куклы надо дарить! Замучила нас Машка твоей жужжалкой, она с ней ест теперь уже и спит. Извини, оставить было не с кем, в садике карантин.
  Лионелла шевельнула ладонью. Пустяки-де, пускай жужжит!
  Однако лишний шум собравшимся был в тягость. Машку безжалостно нейтрализовали йогуртами, не освоенными тёткой. Но всё-таки не сразу. Прежде девочка закатила истерику, требуя разрешения хотя бы на один заезд. И добилась своего! Растолкав взрослых, на освободившемся пятачке она разогнала четырёхколёсный индикатор мечты. «Жжжалка» с урчанием срезала угол и воткнулась Геннадию в пятку. Фокус не удался.
   Машенька боднула мать, упреждая вмешательство, и сноровисто произвела повторный запуск. Игрушка с ограниченными техническими возможностями описала-таки правильный круг! Рассерженная Марта экспроприировала транспортное средство, не дожидаясь продолжения шоу. А девчушка взобралась на коленки к Лионелле и жарко зашептала ей в самое ухо:
  – Видела!? Я загадала, ты выздоловеишь! Сколо!
  Машенька источала нежный аромат ванильного мороженого. Прогресс налицо.: раньше она пахла парным молоком и не умела произносить букву «л». Чтоб повзрослеть окончательно, ей оставалось лишь научиться выговаривать «р», пить, курить и делать людям гадости.
  
  Отчим выждал, пока суматоха уляжется, и властно справился о самочувствии у падчерицы.
  – Как ты себя чувствуешь, Лина?
  Вполне уместный вопрос звучал, как ни странно, угрожающе. То было не простое проявление учтивости, а приказ не валять дурака. Больная строптиво нахмурилась. Трудно рассказать о непонятном. И этот тон записного солдафона! Она не ответила бы, даже если б могла. Неужели только до неё доходит издёвка вежливой риторики?
  – Доктор посоветовал ввести тебя в курс дела, За то время, пока ты болеешь, многое произошло.
  Мальчики переглянулись, Геннадий закивал утвердительно, а Марта принялась складировать подарки. Если исключить финальное «Пока!», она не обмолвилась больше ни словом. Её молчание оказалось единственным, что можно было заранее предсказать. Семейное сборище завершилось апокалиптически. Хотя начиналось классически, с опроса несовершеннолетних. Ничто, как водится, не предвещало...
  
  У военных моряков есть замечательная традиция – при обсуждении важного дела прежде предоставлять слово младшему по званию. Высокие чины делятся мнением позже. Согласно правилу военморов старт заседанию в больничной палате обеспечил юнга* Акинчев:
  – Мы с Никитой. дружим давно. В «Альтаире» познакомились.
  Вундеркинд почесал ершистый затылок, не мешало бы рассказ сократить... Эпопея тянула на многотомный роман – замучишься нести информацию в массы! Но сокращение наносило урон усвояемости материала. Пришлось забыть о лаконичности и представить историю в тех объёме и последовательности, к которым мальчуган успел привыкнуть. Излагал он не впервые.
  – Компа в Гурееве у меня нету, сюда родители ссылают специально, чтобы от него отлучить. Потому я в клубе ошивался день-деньской. Бульдозер там меня приметил, приголубил. И припахал.
  Без подсказок было ясно, что Бульдозер – это Анатолий. Между ним и тяжеловесным агрегатом прослеживалось нечто общее. «Гризли», однако, ему больше подходит!», – ревниво заключила Лионелла. Прозвище собственного изготовления казалась ей более точным. Тукай меж тем без устали делился новостями:
  – ... Я твоему – моему, значит – таланту, достойную, говорит, огранку обеспечу. Обещал оплатить учёбу в колледже для продвинутых хакеров. Есть такое учебное заведение в швейцарской «деревне ледников»**. Европейская стартовая площадка для компьютерных задротов***. Если честно, я купился. Гриндельвальд, Бернские Альпы, Грот Голубого Льда и всё такое. Здорово!
  Бульдозер мне договор показал с престижным колледжем и предъявил квитанцию об оплате курса. Добро пожаловать, Тукай, в уютное альпийское шале, в лучшую компьютерную школу!
  Только мне хоть и без престижного обучения немножечко хакер. Вскрыл я базу данных своего замечательного колледжа. Нашёл там много любопытного. Список учеников, абитуриентов, банковские платежи всех мастей. Кожемякины и Акинчевы из России нигде не фигурировали. Насвистел дядя Толик про заграницу!
  
  На какое-то время Лина смежила веки – ей пока не хватало сил надолго концентрировать внимание. Когда же вновь распахнула глаза, посетителей заметно прибавилось. Относительный комфорт двухместной палаты пропал из-за возникшей толчеи. Теснота угнетает, даже если толпа способна беспрепятственно просачиваться сквозь материальные преграды.
  
  Комнату заполонили приведения. Зажмурившись, Лионелла больно себя ущипнула. Призраки остались на местах. Тогда она резко привстала – от рывка закружилась голова – и притянула Машку к груди. Вместе с чипсами, апельсинами и пожарной машинкой.
  – Не рыпайся! – вразумила племянницу негромко, но внятно. Во всеуслышание. Аделаида Михайловна истово осенила себя крестным знамением, пользуясь тем, что супруг не глядит в её сторону. Загоруйко не одобрял публичных проявлений культа. «Прав оказался доктор, – порадовалась мать за хворающую дочь. – Информационная встряска – толчок к возвращению речевых навыков!».
  Дотоле безучастная, Лионелла содрогнулась от наплыва чувств Страха, изумления, растерянности. Сквозь них проклёвывалось любопытство. В густом компоте бурлящих страстей преобладала щемящая тревога.
  
  На соседнюю кровать по-хозяйски уселся опасный, как гремучая змея, Велимир Ольгердович. Вернее, его полупрозрачная проекция, через которую просвечивало солнце, несмотря на то, что тело Кнуткена имело конкретные очертания. Он словно стал героем мультика, нарисованного разбавленными красками. О том, что магната нет в живых, можно было догадаться, сравнив его с другой бесплотною фигурой. Рядом с олигархом энергично функционировала картинка убиенного «гризли». Кожемякин размашисто вышагивал взад-вперёд – строго по диагонали – проникая сквозь людей и предметы обихода. Портреты бывшего любовника и пивного короля явно вышли из-под кисти одного и того же художника. Поскольку Анатолий был покойником, не вызывало сомнений: оба — засланцы с того света.
   «Нарисованные» фигуры двигались и разговаривали. Никто из ныне здравствующих, исключая Лину, и глазом не моргнул при их появлении, следовательно – призраков лицезрела только она.
  «Чего им тут надо? – не без раздражения подумала вдова, принуждённая кем-то к ясновидению или помрачению рассудка. Апатия улетучивалась, вытесняясь неприязнью. – Припёрлись! Как будто им тут мёдом намазано. Не лучше ль было отправиться на ближайшее уютное кладбище?». Мысль наподобие той, что всего этого просто не может быть — посещением не удостоила.
  
  Отечески заботливым движением Анатолий провёл рукой над головой экс-подружки. Сложилось впечатление: хотел погладить. Холодный ветерок из подпространства мгновенно понизил температуру кудрявой лионеллиной макушки. Волосы, наэлектризовавшись, стали дыбом.
  «Не бойся! – молвил «гризли», не размыкая «нарисованных» губ. – Фантомы безвредны!». «Живые» покойники общались с Линой на равных, посредством телепатии. Может, она всё-же умирает, и общее собрание живых – предпогребальная церемония?
  – Хи-хи, – позлорадствовал гнусный старикашка, оседлавший спинку кровати. – Трясутся поджилочки? Неохота подыхать, голубушка?
  Нет, Лионелла не трусила. На линии жизни всего две точки невозврата: Рождение и Смерть – она осознавала значимость момента. Смерть – это важно. К ней надо подходить серьёзно и ответственно. Не абы как, лишь бы окочуриться.
  
  Помимо знакомых покойников в гости нагрянули безымянные проекции. В числе прочих – блондинка, облачённая в пиджак и юбку стального цвета и импозантный мужчина с внешностью хрестоматийного Блока. Благородный облик двойника известного поэта портила печать вырождения. Костюм висел на псевдо-Блоке бесформенным мешком из-за болезненной худобы носителя. Так выглядят хронические алкаши в период прерванного запоя и длительно болеющие раком. При жизни, видимо, «Блок» страдал алкоголизмом. Он не по делу суетился. Блудливо перескакивая взглядом с предмета на предмет, ни на чём его не фиксировал и в целом, несмотря на приличную одежду, смотрелся как-то неопрятно. Поэтов Лина не всегда понимала, алкашей – терпеть не могла, поэтому незнакомец ей не приглянулся. Белокурую девицу в сером она не невзлюбила за компанию.
  Почему в палате нету Жеки? Неужели обиделся? Не простил измены? Или ждёт непосредственно у врат... рая? В этом, вероятно, и загвоздка. Скорее всего, он в раю. А эта кодла претендует на вхождение в другие врата. Пути их не пересекутся.
  
  Кондрат-Тукай прервал повествованье, вопросительно взглянул на Загоруйко: дальше рассказывать? Запрещающей команды не поступило – мальчик продолжил:
  – Решил я отмстить «неразумным хазарам». Хотя, конечно, стопроцентно гарантировать качественное наказание не мог.
  – Головастый! – одобрительно заметил Кнуткен, прицельно прищурившись. Кондрата он похвалил, но смотрел на него как на пищу, словно желая проглотить. Лина от души пожалела, что нельзя заехать табуреткой по лысине призрака.
  
  – Банковский сервер обрабатывали из соседнего городка, чтобы запутать следствие.
  – Задумано было неплохо, – подбросил реплику Кожемякин. – Одного не учли: ушлый папочка, не смотри, что неизлечимо болен – за рубль и при смерти удавится!
  Скелет зловредного Кнуткена омерзительно хрюкнул:
  – Будете, сукины дети, знать, как чужие деньги разбазаривать!
  Девушка в сером всколыхнулась:
  – Заработанные! Не чужие! Это ты воровал. А мы — работали! А ты нас при жизни в гроб загонял. Эксплуатировал как рабов, всю кровь высосал. На сундуках с золотом сидел, как собака на сене: ни себе, ни людям! Весь город со смеху катался: дочь Кнуткена – на «Москвиче»! Это были наши деньги!
  – Жлоб! – в унисон донеслось из правого угла палаты. В беседу вступила «баба на чайник», сопровождавшая в своё время Анатолия на выставке охотничьих собак. Судя по раскраске, она тоже принадлежала царству мёртвых. По всей видимости, то была супруга окаянного олигарха. Последующая тирада подтвердила догадку Лионеллы:
  – Скотина! Таких, как ты, в колыбели давить надо, крохобор проклятый! Из-за тебя я света белого не видела! А ты всё до копейки шлюхе отписал. Ничего не завещал доченьке родненькой...
  – Так-так-та-ак... Интере-есно, – задумчиво прикинул магнат. – Откуда тебе, клюшка старая, известно содержание завещания? Неужто адвокат продался?
  – Недооценивать противника, – авторитетно заверил Кожемякин, – самое последнее дело! Клюшка твоя не так проста, как ты предполагал. Пароль доступа к банковскому счёту она надыбала! На флешку скинула – и сделала вид, что так оно и было. Оставалось только ждать подходящего случая.
  – Вот и дождались! – хохотнул, как харкнул, Велимир Ольгердович. Он смеялся, но чудилось змеиное шипение. Определённо, это был не человек. Не дух, не тень, не призрак. Стилизованная кобра на страже несметных сокровищ раджи.
  
  – В отсутствие системного администратора кто-то должен был подключить банковский сервер к интернету, – прилежно откровенничал Кондрат.
  – Это я сделала! – не без гордости заметило белокурое привидение. – Всё – без сучка без задоринки! Если аварии не считать...
  «А-а-а! – смекнула Лина. – Девушка – жена Анатолия. Это о ней говорила Лариса в своём отчёте про серию смертей в семействе Кнутуенов».
  
  – Всё прошло по плану, – маленький чукча проверил: слушает Лионелла или нет? Та вся олицетворяла собою знак вопроса. Внимала с трепетом, как на прследней лекции перед трудным экзаменом. Тогда он многозначительно уточнил. – По моему плану.
  – Чтоб тебе! – чертыхнулся призрак олигарха. Не подверженный воздействию потусторонних сил, Тукай-Кондрат спокойно развивал сюжетную линию:
  – Деньги было велено разделить на три части, распределив их поровну на разные счета. Бабуля страшно истерила. Отказалась от безнала, требовала наличных. Они друг с другом постоянно спорили. Боялись, как бы один другого не облапошил. Договорились до того, что флешки должны храниться покуда в одном месте, и каждый потом сам возьмёт свою, оттуда наугад. Только где такое место взять? Они решили в детском универмаге прибарахлиться: нашли там яркую сумочку. Чтоб бросалась, значит, в глаза и была всё время на виду, – рассказчик снисходительно ухмыльнулся. Магнат тоже захихикал из необъяснимой солидарности.
  Лионелла поморщилась. Проекция Кнуткена вызывала отторжение не меньшее, чем сам живой, нездоровый олигарх. Однако нельзя заткнуть пасть тому, у кого этой пасти, в сущности, нету. Приходилось терпеть.
  
   Отчего-то Лионелла прочно уверовала в свою особую миссия в данном фантасмагорическом процессе. По причине: если звёзды зажигают– значит– это кому-нибудь нужно... * Всевышний медиумом зря не назначит! Лионелла вознамерилась если не спасти мир, то крайней мере – предотвратить происки со стороны мёртвых по отношению к живым. Действительно ли в том было её предназначение – кто скажет? Но лишь она одна свободно контактировала со всеми присутствующими. Это о чём-то, да говорило!
  Вдова привела себя в состояние готовности к акту самопожертвования. Так сказать, ради жизни на Земле. Хотя не очень понимала в чём состоит её героическая функция. Она вообще мало что понимала в происходящем. Что не помешало бы ей в случае необходимости действовать решительно и смело.
  
  – Долго ждали, когда папаша самоустранится, – скрупулёзно ворошила прошлое супруга бывшего любовника. – В пятницу он наконец-то угодил в стационар. Сисадмина выманил из здания Толик, охранника я отвлекла потопом в мужском туалете.
  Звали девушку Аллой. Ей, послушному орудию в руках инициативного мужа, довелось стать случайной жертвой, первой в череде последующих, уже далеко не случайных. На неудачно сложившиеся обстоятельства Алла обижалась так трогательно, что Лина невольно прониклась к ней непрошеной жалостью. Каждый может попасть под каток, оказавшись не в том месте и не в то время!
   А Кондрат меж тем добрался до кульминации рассказа об уголовном приключении:
  – Время было ограничено. Но его хватило не только на то, чтобы переправить деньги на три счёта в трёх различных банках. На глазах у наблюдающей публики я незаметно послал на «мыло» Нику файл с ключом и паролем для получения вклада, одного из трёх.
  – Сучий потрох! – не сдержался Анатолий. – И как я проморгал? Но не в этом главный вопрос: как тебе удалось вообще не оставить после себя никаких следов? Про связь с Никитой Зиминым я догадался, рассуждая, так сказать, логически. Сам же комп казался девственно чистым...
  
  – Что-то я не понял, – наморщил лоб Геннадий. – Ты объегорил всех при помощи большого пальца левой ноги? Дивитесь, люди добрые: вундеркинд изящно изымает банковские вклады! Обувая заказчика, как нечего делать.
  Знаешь, что я скажу тебе, дорогой? Не парь мозг общественности! Это в принципе исключено. Оставь свои ламерские байки для голимых юзеров*! Если ограбление и было, то оно происходило не так. А спектакль с атакой хакеров из детского сада был разыгран для отвода глаз.
  Геннадий слышал историю впервые и, в отличие от Лионеллы, не поверил ни одному слову Кондрата. Чукчу недоверие Гены задело.
  
  – Краткая инструкция по успешному ограблению банка, – холодно парировал выпад Бриля Кондратик-Тукай. «Вундеркинда» мальчик проглотил с невозмутимостью могиканина, однако на «ламера» среагировал как бык на красную тряпку. И шпаргалку для начинающих грабителей выдал тоном, полным ледяного презрения. Дескать, слушай, лузер, и мотай на ус. Только хрен тебе это удастся, умник! А вот я – сделал это.
  – Итак, вам следует найти баг* в ядре операционной системы и написать эксплойт** с использованием этого бага. (Наиболее вероятные установленные системы: FreeBSD, Linux.)
  Взломать левый сервер, для того чтобы на нём можно было установить анонимный прокси***. И при дальнейших операциях осуществлять доступ к серверам банков через него. Для большей конспирации можно взломать несколько серверов и построить цепочку из проксей – тогда вероятность определения местонахождения взломщиком будет стремиться к нулю. После совершения всех операций удалить все прокси и убрать следы взлома, чтобы окончательно запутать преследователей.
  Получить доступ к удалённой системе хотя бы с минимальными правами и с помощью эксплойта повысить права до рутовских****.
  С помощью пароля от учётной записи на сервере перевести деньги куда подальше. Ввести три пароля к каждому счёту, рот этом автоматически создастся три файла ключа со случайным содержимым и файлами проверки. Эти файлы проверки добавляются в общую базу банков. Содержимое файлов никак не зависит от паролей. Информация записывается на флешки. Имея их, при наличии паспорта можно снять денежку. Теперь вы богаты!
   Убрать информацию из логов о своём пребывании на серверах банков не забудьте! Для получения денег необходимо назвать пароль и предоставить файл секретного ключа.
  
   По окончании инструктажа в палате воцарилась гробовая тишина. Видимо, каждый конспектировал текст на подкорку. В надежде когда-нибудь опробовать советы на практике. Не дождавшись комментариев, Кондратик закруглился:
  – Вручил я Бульдозеру три флешки, на двух из которых был одинаковый ключ. Кому-то должно было крупно не повезти.
  – Ха! Фортуна отвернулась от амех! – снова противно заскрипел покойный глава почившего семейства.
  – Уймись! – зашлась от злости его «вторая половина». – Чья бы корова мычала!
  
  – Не знаю, в какую Швейцарию меня собирались послать, но для начала раздели догола и дверцы в машине заблокировали, чтоб не слинял ненароком.
  Спасли жара плюс отсутствие в машине кондиционера. Я не силён в блокировке авто: механическая она там, электрическая или ещё какая... Экспериментировать с дверцей не рискнул. Когда притормозили на переезде, юркнул в окошко рыбкой и – дёру! В зелёной зоне перед областным центром спрятаться было где. Скакать, однако, по кустам голышом приятного мало! Никому не советую.
  – А тут выставка! – встрял в разговор Никита. Он давно пританцовывал в нетерпении, желая приобщиться к изложению событий. – Мы о встрече не договаривались, всё случайно вышло! Просто Кондрат знал, что я в тот день на охотничьей выставке буду. А когда вывалился из машины и побежал – как раз на ней и оказался.
  – В голом виде? – поднял бровь Геннадий.
  – Не совсем, – улыбнулся Кондрат. – Сначала лопухами прикрылся, а потом Ник со мной поделился труселями. Всем, кто приставал по дороге, пока такс искал, говорил, что одежду украли, когда купался.
  – Там близко дом наш, где мы раньше жили, – ревниво перебил товарища Никита. Ему тоже страсть как охота было погарцевать перед публикой, красуясь в центре внимания. – Я туда Кондрата привёл, старую одёжку нашёл кой-какую...
  «То-то футболка мне знакомой показалась, – сообразила Лина. – И понятно теперь, почему Кондрат остался босым!». Обувь на сыночке горела огнём. В переносном смысле, конечно. Но сгорала без остатка, считай – дотла. Донашивать после Никиты было нечего.
  
  – Мы по лесу попетляли, – взахлёб делился Ник воспоминаниями. – На трамвайную остановку не пошли, боялись – там достанут. Доехали до дома на автобусе. С пересадкой. На всякий пожарный подправили внешность. Обрили Кондрата наголо, нацепили железа побольше. Ну, чтоб приметы не совпадали.
  – Шпионы хреновы! – пробурчал хмурый «гризли».
  – Молодцы! – напротив, весело похвалил конспираторов псевдо-Блок. Лина о нём ранее слыхом не слыхивала. Однако в мозгу при попытке идентификации личности высветилось слово «артист». Позже выяснилось: человек, действительно, служил некогда в гуреевском театре. На почве алкоголизма схлопотал белую горячку, из труппы был изгнан. Зарабатывал исполнением блатного шансона в переходах, но как всякий порядочный шизофреник, жестоко обуреваем был идеей фикс, отчего почти не жил с женою. Та систематически выгоняла его из дому. Но неизменно принимала затем обратно. Звали артиста Шебутков Валерий Георгиевич.
  
  – Добрались до компа, получили почту, скинули на флешку данные, – вёл подсчёт достижений Никита. Спеша убедить слушателей в своей компетентности. Торопился он потому, что вскоре предстояло принародно признаться в том, какой он, в сущности, недотёпа. А хотелось оставить о себе совсем другое впечатление:
  – Хотели флешку припрятать на заброшенном кладбище. Там безо всяких склепов можно найти укромное местечко.
  Никита глубоко вздохнул, опустил очи долу, закручинился:
  – В общем, хорошо бы всё было. Да только где-то я эту флешку посеял. В лесу или в автобусе.
  – Осёл, – скрипнул зубами Бульдозер Кожемякин. – Из-за тебя, разиня, столько времени попусту угробили!
  Велимир Ольгердович издевательски зятя поддразнил: «У-тю-тю-тю!». И показал Анатолию «козу».
  – Боже, заткни этого упыря! – вскипела «баба на чайник».
  – Да полно, мама, хватит уже! – приструнила Алла старую скандалистку. – Пожалей его лучше! Всю жизнь жлобствовал, а помер как собака. Никому не нужный, и деньги не помогли. Вы уж помирились бы теперь что ли...
  Старуха фыркнула: «Щас!». Вскричала было: «Лучше сдохну!», но вовремя опомнилась. Скелет олигарха полыхнул глазницами-прожекторами: «Идите к чёрту!». И нахохлился – точь в точь Кащей на жёрдочке.
  
  Отчим внушительно откашлялся, прежде чем дополнить хронику происшествий сведениями из федеральных источников:
  – Супруга Кнуткена не успела воспользоваться полученной долей. Проволочка с обналичкой ей дорого стоила. По стечению обстоятельств в день ограбления на счёт Кнуткена поступили деньги ОПГ, членом которой покойный являлся. Банк «Контракт-Корпорэйшн» служил перевалочной базой для отмывания денег. В понедельник утром на этом счёте денег было бы втрое меньше. Но обчистили Кнуткена в воскресенье.
   За то время, которое потребовалось банку для выдачи наличных, Кнуткен успел распорядиться, чтоб жену прижали к стенке. Деньги той пришлось вернуть, а самой – упокоиться с миром.
   – Сволочь! – кратко прокомментировала свою безвременную гибель бесноватая жертва собственной алчности. Задушевный эпитет предназначался для Кнуткена. Жену олигарха величали Викторией. Впрочем, может быть, уместней называть её вдовой? Хотя какая разница? Главное, победоносного имени своего сребролюбивая фурия не оправдала. В связи с чем артист назидательно изрёк:
  – Надо уметь делиться, милочка! Жадность фраера губит. Вы только что упрекали супруга в скаредности, а сами наступили на те же самые грабли.
  – Можно подумать, ты наступил на другие! – окрысилась Виктория.
  
  – Нашёл третью флеш-карту Валерий Шебутков, – методично вразумлял Лионеллу Загоруйко, сверля её неприветливым взором – В бытность свою – актёр драмтеатра, ныне – лицо без определённых занятий и постоянного места жительства, Невероятно! Но именно Шебутков – человек со стороны – единственный, кто сумел воспользоваться плодами финансовой махинации. Волею случая он не только получил деньги, но и скрылся с ними в неизвестном направлении.
  Шебутков отвесил Загоруйко нарочито глубокий благодарственный поклон, но не согласился с его точкой зрения:
  – Случайность — вздор! Нет ничего случайного! Всё — закономерно.
  – Вернее, направление известно, – счёл нужным поправиться Отчим-педант, – Это Дальний Восток. А вот пункт назначения до сих пор не определён.
  
  – Со мной совсем другая история, господа! – Валерий Георгиевич горделиво напыжился.
  – Так уж и другая! – усомнился Кожемякин.
  – Да-да-да! – горячо заверил артист. – Сами судите...
   Лионелла вместе с загробной частью аудитории, как наяву, узрела сцену в банковском офисе. Конфиденциальную беседу тогда ещё живого Шебуткова с дежурным клерком. Тот – в костюме с иголочки, чистенький как только что из бани, перманентная улыбка насмерть приклеена к свежевыбритому лицу:
  – Извините, выдать такую сумму сегодня нет возможности!
   Шебутков, вальяжный, раскованный, во власти вдохновения – как же – его лучшая роль одинокого фандрайзера*:
  – Такой и не надо! Потрудитесь, любезный, треть по безналу перевести на счёт Института проблем экологии и эволюции имени Северцова. С пометкой: на приобретение оборудования для исследования путей миграции амурского тигра.
   Остальное нужно-таки обналичить! Третья часть – лично вам за оперативное и качественное обслуживание! Прямо здесь и сейчас, не отходя от кассы. Поверьте, молодой человек: я, вы, я и вышеуказанный институт – одинаково заинтересованы в таком развитии событий. Нас, счастливчиков, трое. Бог любит троицу! – Валерий Георгиевич ободряюще улыбнулся. И добавил доверительно:
  – Время – деньги, голубчик! Следует торопиться.
  Вышколенный образец любви к клиенту изменился в лице:
  – Минуту! Нужно кое-что уточнить!
  Минута затянулась на час. И завершилось упаковкой бессчётного количества пачек с денежными знаками в чёрные полиэтиленовые пакеты для мусора. Другой тары для Шебуткова застигнутый врасплох банковский служака не сыскал.
  
  – В тот же день, – сказал Отчим, – Шебутков вылетел в Хабаровск, оттуда – во Владивосток. Дальше след теряется.
  
  – Ну и как тебя угораздило? И в Китае папочка достал? – добродушно хмыкнул Анатолий. Наглость артиста пришлась ему по вкусу, щедрость, пусть и за чужой счёт – тоже.
   – Нет, – повторился артист-аферист. – У меня другая история.
  Ударение он сделал на слове «другая».
  
  Амба* или Ван**?
  
  (в поисках тотемного животного)
  
  – Амурский тигр – один из самых редких хищников планеты, занесённый в Международную Красную книгу, – издалека начал Валерий Георгиевич.
  – Что с того? – отвергла тему практичная супруга магната. – Про тигров –никому неинтересно!
  – Зря вы так, – пожурил её служитель Мельпомены. – Поверьте, сударыня, знание – сила!
   Шебутков всерьёз задумал просветить почтенную публику. Для чего призвал на помощь весь свой драматический запал – человек пел свою лебединую песню.
  
  По словам артиста, его жизнь не удалась, поскольку он разминулся где-то со своим тотемным животным. Не имел горемыка ни личного, ни семейного тотема, а без него какая жизнь? Валерий Георгиевич утробно простонал, заламывая руки:
  – Тотем — основа! Единственный залог удачи!
  – Ну-ну, – насмешливо похрюкал олигарх. Смеяться Кнуткен не умел и в добром здравии будучи, а после смерти и подавно стал не в состоянии выразить эмоции по-человечески. – Без тотемов, знамо дело, жизни нет!
  – Вот-вот! – не заметил издёвки докладчик, – Без тотема несуразно всё складывается. Это как, к примеру, шапка есть, а голова – отсутствует!
   С комсомольским задором Шебутков излагал теорию сохранения человечества на многострадальной планете. Разливался курским соловьём:
  – Каждому положен тотем! Он должен быть у государства, города, семьи и отдельно взятого человека. Как бы вам попроще объяснить?
  Жить надо в единении с природой! Но, пока к тебе не придёт твоё тотемное животное, это исключено. Оно — дух-хранитель, проводник в мир сверхъестественных возможностей и верный талисман. То, без чего полноценно существовать невозможно.
   Валерий Георгиевич замялся, справедливо предполагая, ещё слово — и все его поднимут на смех. Но мужественно преодолел нерешительность и смущённо зачастил:
   – Я пробовал его призвать. Расслаблялся, включал эзотерическую музыку, по три дня не ел, чтоб медитировать... Считается, нельзя узнать заранее, кто это: волк, медведь, орёл, черепашка. Но раз вообразил я детёныша амурского тигра и чую — вот он, родимый!
   Но тигр не вышел со мной на астральную связь. Не хватило, видимо, творческого воображения для полновесного контакта. Хотя чего я только не делал! Ставил даже запись шаманского бубна, чтобы в транс войти. И ничего!
  А ведь очень надо было! Понимаете, если тигр стал твоим тотемом — тебе обеспечены жажда жизни и вкус к приключениям. Ты позабудешь про вялость, инертность, инфантильность! Этот тотем способен вдохнуть в человека силы. Приди ко мне мой тигр – я поймал бы удачу за хвост! Роль Кречинского досталась бы мне. И не только она...
  
  Что-то я делал не так. Или время не настало встретиться. Вот ведь незадача, время ещё не настало, а жизнь – уже кончилась.
  
  Охотятся тигры неторопливо – эту тактику желательно усвоить всем, кто связан с тотемом. Я был терпелив. Не спеша раздумывая над проблемой, однажды понял, в чём затык.
   Предназначение огромной кошки – убивать, но прокормить себя самостоятельно она не может до 16-ти месяцев. Мой маленький Амба слишком юн, и он рискует никогда не стать большим! Тотем в беде. И сердится, что я не понимаю очевидного.
  Тогда я первый раз перечислил зарплату в Фонд спасения диких животных. А жена вытурила меня из дома. Тоже впервые.
  
  «Офигеть! – подивилась Лионелла вывертам творческого безумия. – И этот туда же! Только ленивый дурак не обеспокоен нынче судьбою амурского тигра. Все остальные – давно озаботились. И что характерно, чем больше они заботятся, тем меньше остаётся тигров в природе!».
  
  – ... Вероятно, образ был притянут силой, на самом деле у меня другой тотем, Вы не поверите! Тигр меня и убил. Когда я, наконец, попал в его владения. То ли он порывался мне что-то сказать, то ли оказался тотемом-вампиром...
  – Голодным он был и больным, – подсказала Лионелла артисту. – Такие, в основном, нападают на человека. Но это очень странно – в наши дни погибнуть от лапы духа леса! Уссурийские тигры чураются людей. Их, действительно, мало. Тотем, однако, здесь совершенно не причём.
  – Ещё как причём! – стоял на своём эксцентричный любитель кошачьих. – Нет тотема – нет гармонии с природой. А без неё – недоступно понимание языка зверя, чувство опасности. Нюх на удачу теряется.
  – У вас талант охотника, – улыбнулась Лина. – Жаль, что он не успел раскрыться!
  –Какая охота, мадам? Во мне погиб актёр! Но не довелось себя реализовать, хотя несу э-э-э... нёс в себе потенциал. И здесь я именно потому, что не нашёл своего тотема! Хотя помчался за ним аж в Уссурийскую тайгу. Видно, поздно спохватился. Раньше надо было суетиться, смолоду.
  – Чушь! – отрезал Кожемякин. Исповедь его нисколько не тронула. – По-твоему, все должны работать в поликлинике, чтобы жить и помереть здоровыми. Искать тотем – удел шаманов. Остальным – без надобности!
  – Вот видите! – сник Валерий Георгиевич, убитый недоверием. – Мне не хватает красноречия! Я знаю, что прав, но не могу убедить окружающих. Будь мой тотем со мной – всё бы было иначе!
  
  И тут явился Зверь.
  
  Покойники – не смотри, что своё отбоялись! – шарахнулись в стороны. Лина спиной впечаталась в стену, едва не раскрошив лопатки о бетон. Немая сцена называлась – те же и Тигр.
  Явственно ощутился зловонный смрад из пасти, несмотря на то, что гость являл собой бесплотную абстракцию. Обмякший Шебутков под впечатлением бухнулся оземь.
  Махом снять внутреннее напряжение, порождённое страхом, Лионелла хотела, но не могла. Возможно, в прошлой жизни она была собакой, коль при виде даже «нарисованного» тигра помертвела от ужаса. Зверь воспринимался как реально существующая особь, Нестерпимо хотелось нащупать под боком заряженный картечью дробовик.
  – Это и есть твой тотем? –хрипло изумился Кожемякин. – Дух-хранитель? Окстись, приятель! Что он может хранить, кроме человечьего мяса?
  
   Видать, не случайно качок походил на медведя. В предыдущей реинкарнации Анатолий наверняка был им, мохнатым, бурым, косолапым. А тигр медведю не товарищ. В гипотетической схватке с хозяином тайги победит скорее всего кошка. Она – идеальная машина для убийства. Конкретно эта, чья проекция возникла у них перед носом – победила бы. Зверь устрашал размерами и силой, таящейся в каждом движении.
  
  Припомнился дагерротип, запечатлевший знаменитый трофей Николая Байкова* – корейского тигра-людоеда. Современники окрестили беспощадного пожирателя хомо сапиенс Великим Ваном. Уж не призрак ли той легендарной твари навестил их?
  
  У амурского тигра две разновидности. Одна – посветлее, с длинным мехом, другая – с мехом темнее и короче. «Светлых» в старину называли русскими. На языке гольдов уссурийский (русский) тигр – Амба. «Тёмных» тигров определяли как корейских. Последние у китайцев пользовались почитанием, близким к обожествлению. На лбу таких тигров они видели изображение иероглифа «Ван», отмеченного Творцом Вселенной. Каких только преданий не связано с Великим Ваном! Но общего с мифом не имеет вполне достоверная информация: «корейцы» более свирепы, нежели их северные сородичи. Именно они, тёмные – склонны к нападению на человека.
  
  В больничной палате материализовался представитель корейской разновидности. Рисунок меха завораживал контрастностью, невзирая на блёклость красок. На ржаво-жёлтом фоне полосы выделялись отчётливо. Мех на спине казался более темным, чем на впалых боках. А на брюхе, под хвостом, на губах – он был абсолютно белым.
  – Слышь, чувак! – пробурчал олигарх, чей облик средоточия зла изрядно полинял в сравнении со Зверем. – Ты этого искал?
   Ни в чём не уверенный Шебутков молчал, глубоко потрясённый. Невдомёк ему раньше было: что бы ни символизировал собой тигр – страсть, ярость , успех, могущество – он всегда означал Угрозу. Явную или скрытую. Зло, крадущееся во тьме.
   «Корейский Ван и русский Амба – не одно и то же, – подумала Лина, словно реабилитируя хищника, обвиняемого в тяжких грехах. – Немного просчитался артист в своих тотемных изысканиях!».
  – Эта тварь, – предрекла Виктория, уморительно прячась за табуретку, которую занял крепыш Загоруйко. – второй раз тобой позавтракает!
  Стеклянные глаза страшилища выражали и отражали пустоту. Кончик хвоста подёргивался. Зверь был не в духе.
  – Это он тебя замочил? – шёпотом прочревовещала Лионелла, с трудом отводя взор от клыкастой морды.
  – Не знаю, – тоже почему-то понизил голос Шебутков. – Я мало что успел разглядеть...
  – Это не Амба, – резюмировала Лионелла. – Надо гнать его в шею!
  Тигры – животные молчаливые. Они почти никогда не ревут, нечасто мяукают, ещё реже – рычат. Фантом Великого Вана глухо рявкнул. С учётом тигриной «немногословности» звук служил эквивалентом боевого клича команчей. Не по нутру пришлась Вану попытка лишить его безропотного почитателя.
  Люди-призраки настороженно застыли. А Лина, точно влезла в шкуру охотничьей собаки, натасканной конкретно по тигру. Она как будто бы даже исторгла груди ответное рычание. Так или иначе, тигр удостоил Лину взглядом.
  И стало ясно, что роднило Лину с таксой. Инстинктивная ненависть к хищнику. Саблезубому тигру, динозавру, медведю, волку, лисе – всё равно. К любому, посягнувшему на благоденствие рода. Если понадобится, она расстанется с жизнью, но чудище – сдохнет! Не тотем, не образ, не абстракцию видела перед собой Лионелла, а своего исконного врага.
  
  Животные, прежде чем завязнуть в драке, практикуют пристрелку глазами, морально подавляя противника. Иногда дело не доходит до физического контакта. Соперник сдаётся без боя. Победа в конкурсе «гляделок» зависит от множества факторов. Решают твёрдость духа и готовность идти до конца. В противоборстве с бесплотным духом могучего тигра Лионелла одержала победу — «переглядела» большую кошку. Тигр отступил и слился с интерьером. Не поймёшь, затаился в засаде или растворился ли в астрале.
  Слухи о безудержной смелости тигра далеки от истины. Он не храбр, хотя силён, хитёр и коварен. Сложно трактовать манёвры призрака, в реальности поведение тигра означало бы следующее: он отступил, чтобы выбрать беспроигрышную позицию для атаки, подстеречь в другом месте и напасть наверняка.
  В природе нет врага у тигра, кроме человека. (Если не считать клещей и глистов). Но необходимо добавить – вооружённого человека! Безоружный перед тигром бессилен, зверь его непременно прикончит. Но, если выбранную жертву охраняет, скажем, спецназ, тигр оставит её в покое. И навсегда покинет местность, где находиться, по его мнению, опасно.
  
  – ...Не Амба? – растерянно повторил Шебутков.
  – Амба, амба! – заржал как конь Кожемякин. – Не сомневайся, всем нам амба, повстречайся мы с ним на узенькой тропке в тайге. Разуй глаза! Твой тотем – людоед.
  Валерий Георгиевич приуныл, голову повесил. Лина ему посочувствовала.
  – Не расстраивайтесь! – отойдя от приступа мистического гнева, она вернулась к почтительному «вы», – У вас вся вечность впереди! Медитируйте, пока не явится тот, кто был нужен. Придёт в конце концов ваш Амба. Только... Извините, но вас, по-моему, заклинило на тигре. Что, если тотем – обычная полосатая кошка? Или вовсе игрушечный тигрёнок. Мягкий, плюшевый, безобидный. Вам не в Уссурийскую тайгу, а в «Детский мир» надо было для начала сгонять!
  – У меня был в детстве такой, – начал припоминать Шебутков, но вдруг осёкся, поражённый неожиданным открытием. Закашлялся, озираясь. Ну конечно! Как мог он так жестоко ошибаться? Любимая кошечка. Детская игрушка. Детская...
   Он замолчал, погрузившись в воспоминания. Потом тяжело вздохнул:
  – Может, надо было нам с женою ребёнка завести? – предположил неуверенно. – И всё бы встало на свои места?
  – Долго думал? – желчно засмеялась Алла. Губы искривились в пренебрежительной гримасе. – Оригинальная мысль, ничего не скажешь! Характерна для молодожёнов в разгар медового месяца. Стоило ради неё ехать на Дальний Восток! Да ещё спустя лет двадцать после свадьбы.
  – Двадцать пять, – уточнил расстроенный артист.
  И больше ничего не добавил – это был конец рассказа. Мёртвым тоже становится не по себе, когда ясно, что вся жизнь была насмарку. Коту под хвост!
  
  * * *
  
  – Ты в порядке? – справился о самочувствии больной Николай Николаевич Загоруйко. Сама того не замечая, Лина бессмысленно пялилась в стенку, конвульсивно тиская руку племянницы. Та методично предпринимала одну попытку за другой, стараясь вырваться из тёткиных объятий. В ответ на запрос Лионелла кивнула, усилием воли возвращая себя в повседневность.
  – Ну, тогда завершу с вашего разрешения... Спасибо, пацанам ума хватило ко мне обратиться, а то бы новых бед не миновать! Трупов бы, боюсь, побольше было.
  – Куда уж больше! – прыснул Велимир Ольгердович. То есть, цыкнул как щегол*, сипя от избытка язвительности.
  – Я отошёл давно от дел, – прояснил ситуацию Отчим, – но связи с конторой остались.
  «Бывших гебистов не бывает!» – мысленно констатировала Лионелла неоспоримую данность.
  – ...Ребята любезно оказали поддержку. Они и сами подбирались к «Арктике». Там наладили выпуск не только слабоалкогольной жидкости. Под видом засекреченной от конкурентов лаборатории по разработке новых сортов пива функционировал цех по производству наркотиков. Ну, это интересная, однако параллельная история. Конкретно по нашему делу – работали отдельно, – Отчим встретился с падчерицей взглядом. – Охрану тебе обеспечил оперативный сотрудник Федеральной службы безопасности.
  
  «А-а-а... Казачок-то – засланный! – Лина приняла новость почти безучастно. Без нервной дрожи и тахикардии. – Вероятно, именно за это я тебя, Загоруйко, невзлюбила, можно сказать, ещё до твоего появления! За весть, которую нутром предугадала, учуяла за много лет вперёд. Знала: рано или поздно дождусь от тебя невероятной гадости и вот – дождалась!».
  
  Заблуждалась она насчёт касатика! Никто не досаждал Константину банальными прозвищами и не писал его фамилию через «а». Он рождён был именно косаткой. Опасным, великолепным. увёртлмвым хищником. Жестоким пожирателем сердец.
  
  Не то чтобы всё сразу прояснилось, но, во всяком случае, стало понятно, почему отвязались от неё менты – дело попало под контроль ФСБ.
  
  – Анатолий Кожемякин погиб от рук некоего Тофика Горгадзе. Произошло убийство спонтанно. Расправу над зятем Кнуткен планировал оформить как несчастный случай. Но Тофик наткнулся на Кожемякина в твоей квартире, оба – искали информацию о пропавших деньгах. Наслышанный о крутом нраве Бульдозера, Горгадзе сработал на опережение – метнул кинжал без лишних разговоров.
  – Больше надо было вестернов смотреть, – проворчал Анатолий. – Реакцию оттачивать на случай непредвиденных случайностей. Глупо получилось. Нелепо до безобразия.
  – Смерть лепой не бывает, – грустно заметила Алла.
  – Ты тоже хороша! – от злости на себя, нерасторопного, Анатолий неожиданно взъелся на Лину. – Приписала мне кражу вшивой сотни баксов – не стыдно? Ничего умнее не придумала? «Гризли» у неё во всём виноват! А у самой квартира – проходной двор. Бандитов – как грязи!
  Лионелла потупилась.
  – Горячий любитель холодного оружия ничего не знал, конечно, о твоих...э-э, – Отчим очень натурально изобразил поиск обтекаемых фраз из дипломатического лексикона, как бы ничего не нашёл и – выдал правду-матку без прикрас. – … расхлябанности и разгильдяйстве. Но всё же вытащил труп на балкон в надежде, что там его найдут не скоро. Как знал! При удачном стечении обстоятельств, – Никлой Николаевич смерил падчерицу взглядом вивисектора, – Труп мог обнаружиться не раньше весны.
  Она сегодня девочка для битья. Отчим прав – лоджия превратилась в кладовую склеротичного старьёвщика — туда не часто ступала нога человека, Сконфузившись, Лина снова опустила очи долу.
  
  – Доктор уверял, тебе пойдёт на пользу встряска. Мы тебя встряхнули? – поставил вопрос ребром Загоруйко. Подводя итоговую черту под уравнением со многими неизвестными.
  – Ещё как! – откликнулась Лина. Живые: все, кроме Машки – на миг опешили. Они уже как-то сроднились с мыслью о том,, что, что больная не в силах разверзнуть уста. А та ответила вслух. Не прилагая к этому особенных трудов.
  
  Мёртвые – исчезли. Без шума и визуальных эффектов. Как по команде. Грешным делом Лионелла подумала: уж не по команде ли товарища Отчима? С него станется, он и покойников отсортирует по ранжиру – и те, как миленькие, выстроятся в ряд! Но затем отбросила мысль как не состоятельную.
  Способность к речи вернулась, однако не в прежнем гипертрофированном виде. С логореей было покончено.
  Так же, как с привидениями. Больше Лина с ними не якшалась. Ни в тот исповедальный день, ни позже – ей так и не дано было понять: пригрезилась ли в некоем пограничном состоянии больничная тусовка или взаправду состоялась, наяву. Да и что бы дали какие-то понятия? Правда, граждане, в том, что в действительности всё не так, как на самом деле.*
  И это не обсуждается.
  ЭПИЛОГ
  
  ...Низкие тучи хмурого утра. Октябрь. Кое-где в ложбинках клочья снега: Поле, обрамлённое островками засохших сорняков. Беспросветно унылый пейзаж.
  Сбылась мечта энтузиастки! Лионелла вышла на охотничью тропу. Шипун, остановив её на краю деревни, простёр заскорузлую длань в направлении леса. К нему, вожделенному плацдарму, надлежало следовать через перепаханное поле. Заблудиться было мудрено. Преодолев промёрзшую твердь открытой равнины, далее нужно было двигаться по кромке лесного массива к большому оврагу.
  – Потом налево, – пояснил наставник. –Там – встретимся!
  Местность он знал назубок. Исследовал самостоятельно и привлёк к изучению общественность: за каждый доклад о новом отнорке – исправно поощрял трактористов пол-литрами. В овраге располагались несколько обитаемых нор. Куда Лионелла обязалась загнать всех встреченных зверюшек, шумно пробиваясь сквозь трескучий кустарник.
  Себе Шипун усложнил задачу: он должен был сделать то же самое, но с другой стороны отдалённого леса. Предварительно совершив до него марш-бросок с ружьём наперевес.
  
  Полковник изложил диспозицию и стремительно удалился в указанном собою направлении. В одной руке – сворка** с юркой Мальвой и решительным Цангуром, в другой – «ТОЗ-34», за спиной – неизменный рюкзак. Лионелла проводила убегающего взглядом. И тоже отправилась в путь, правда, не столь динамично. Ей разрешили сильно не спешить. Хотя не рекомендовали и задерживаться.
  На ветру теплолюбивый Пират поначалу скукожился, сморщился, затрясся, как тряпочный вымпел, потерявший флагшток.
  – Эк тебя крутит, дружочек! – сжалившись, Лина посадила беднягу в рюкзак. Ей и самой было зябко несмотря на тёплую одежду. Пусть собачка погреется! Придёт пора ломиться через лес – тогда она Пирата выпустит.
  Лионелла совершенно справедливо полагала: подлинные сложности подстерегают в лесу. Но она никак не ожидала, что прогулка по чистому полю обернётся суровым испытанием. Откуда на ровном месте трудностям взяться? Шагай себе потихоньку, да шагай –вентилируй лёгкие, получай удовольствие!
  
  Но на поверку поле оказалось полосой препятствий. Сросшиеся глыбы, рытвины и колдобины не позволяли придерживаться намеченной прямой. Не спасало тяготение к линии борозды: нога в резиновом сапоге скользила, предательски норовя подвернуться. Горе-охотница мигом взмокла от усилий, прилагаемых чтоб не улечься в борозду.
  – Прости, Пират! – сказала она собаке, вываливая ту из рюкзака. – С тобой мне не дойти!
  Без груза стало легче, но не лучше: ошалевший от запахов пёс рывками натягивал поводок, словно мечтал удавиться. И вскоре — опрокинул хозяйку, потерявшую точку опоры, на обледенелую пахоту. Лина шмякнулась, едва не вывихнув руку. После чего благоразумно сняла собаку с поводка.
  Очень слабой надежде на то, что Пират далеко не убежит, не суждено было сбыться. Некоторое время такса повиновалась грозным приказам «Ко мне!», но постепенно полностью слилась с панорамой глиняных торосов. «Шипун заругает!», – вздохнула Лионелла. Но объяснения с охотником смущали меньше, чем дорога к нему самому.
   Кое-как дошкандыбала Лина до леса. Следуя указанию «производить много шума», она звала пропавшую собаку и скандировала срывающимся голосом революционные песни, ломая на ходу сухие ветки. Скинула шапку-ушанку, специально для охоты взятую напрокат, расстегнула полы длинной куртки, но пот всё равно заливал лицо. Невыносимо мучила жажда. Прозорливый Шипун строго-настрого запретил пить воду или глотать снег во время перехода. И Лионелла честно пыталась выполнить распоряжение, однако с искушением не справилась.
  Воровато оглядевшись – торопливо нахлебалась запретного чаю из термоса. Жажду утолила, но ненадолго, а таранить подлесок стало ещё тяжелее. И тогда Лина плюнула на инструкции: выбралась из чащи и тихо поплелась в непосредственной близости от леса. Совершив при этом удивительное открытие. Оказывается, счастье — это когда под ногами ровная поверхность и не надо прокладывать просеку собственным телом! От усталости чувство времени и вообще, какие-бы то ни было чувства, притупились. Она не была уверена, туда ли бредёт и не знала, сколько длится путь.
  Когда Шипун вынырнул, как из-под земли, Лионелла вздрогнула и, не смея взглянуть ему в лицо, принялась плести небылицы о том, как Пират сорвался с поводка, она его старательно искала... На поиски-де время и потрачено. Врать нехорошо, но признаваться в своей несостоятельности – сложно. Лина выбрала то,что попроще.
  
  Пока она штурмовала маршрут, Шипун успел пошуметь по своей стороне лесного квадрата, проверить норы в овраге и встретить Лину на пол-пути к намеченной для неё цели. Лис в норах не было – зря Лионелла надрывала глотку.
  – Погода хорошая! - посетовал Георгий Юрьевич. – Шёл бы дождь, нам бы точно подфартило! Не хочет зверь нориться. Но мы сейчас проверим ещё кой-какие отнорочки, заодно и Пирата найдём. Кобель наверняка в нору залез, а я все дырки знаю, как свои пять пальцев. Далеко не уйдёт!
  Лина представила паркур под дождём на пересечённой местности. Это была бы честная сделка: своя собственная шкура в обмен на лисью. Однако жертва собственного плана отказывалась пожинать плоды проявленной инициативы.
  Хватит с неё даже ясной погоды! «Не хочу я каши манной, мама, я хочу домой!». Но куда ты денешься с подводной лодки? Охота продолжалась...
  
  Они осмотрели пригорок. Пират как в воду канул. «Кто бы сомневался!», – усмехнулась Лионелла. Она бы удивилась, не потеряйся кобель по давно установившейся традиции. И не найдись затем недели три спустя. Хотя с учётом обстановки – как никак собака на охоте! – гипотетическая вероятность гибели в норе не исключалась.
  
  Самым сладким компонентом авантюрной вылазки стало чаепитие в стогу. Прячась от ветра, охотники зарылись в солому, и опростали большой китайский термос с бодрящим напитком. Закусили бутербродами, поговорили за жизнь. Оранжевый диск заходящего солнца выглянул из-за туч, скрасив серость промозглого дня. Сидеть было приятно, но холодно. Энергетической подзарядки хватило на чуть-чуть. Но подъём и возвращение к домику, в котором ютился неутомимый Шипун, Лина оттягивала до последнего – вконец её обессилило долгожданное приключение!
  – Не расстраивайтесь! – утешил усталую спутницу мужичок-бодрячок. Ему походные трудности были как с гуся вода. – Не каждый раз с добычей возвращаешься. В следующий раз непременно повезёт!
  – Не, – мягкой улыбкой сопроводила Лионелла твёрдый отказ. – Следующего раза не будет. Нынешней дозы адреналина – более чем!
  
  Огорчаться она и не думала. С некоторых пор вдова пребывала в состоянии апофигизма: «что воля, что неволя – всё равно!»*. Сохраняя умеренное любопытство к окружающему, относилась к нему философски. Всё проходит — и это пройдёт!.
  
  Вспомнилась последняя встреча с Ларисой. Дружба двух женщин началась там же, где закончилась – на лестничной площадке. Они столкнулись буквально нос к носу. Журналистка, как ни странно, потупилась. Видимо, испытывая некоторую неловкость: это она-то! Которой море по колено и губернатор – не указ.
  – Привет! – сказала, не поднимая глаз. Лионелла кивнула. И уже хотела проследовать мимо, параллельным курсом, но Лариса попридержала её за рукав.
  – Я в Москву уезжаю. Насовсем.
  «Ну и ладно, – мысленно благословила Лина соседку. Как будто та нуждалась в её согласии на переезд. – Давно всё шло к тому!».
  – Прости меня, – повинилась теледива. Без надрыва и придыхания, очень буднично. – Всё случайно вышло, как-то само собой.
   Едва заметно Лионелла пожала плечами. Какое это имеет значение? Ну, было... Было и прошло. Она не хотела говорить об этом. Лариса вздохнула:
  – Я про твою собаку написала что-то вроде повести. Ты не будешь против публикации?
  – Сочинила – публикуй! Это меня не касается, – высвободив рукав, Лионелла надавила кнопку вызова лифта.
  
  …...Клочки тепла окончательно выветрились из статичного организма. Верхняя челюсть о нижнюю выбивала барабанную дробь, но встать и двинуться обратно всё ещё не хватало духу. Ноги гудели, требуя погрузки в паланкин. Шипун деликатно поддерживал беседу, терпеливо дожидаясь, когда Лионелла восстановится:
  – Завтра пройдусь по окрестностям, поищу Пирата вашего. Он, вероятно, к какому-нибудь дому прибился. Но я помню своё обещание. Если хотите, могу и Цангура подарить. Он к вам привык. Одна такса – это не такса, пусть их будет две! У меня вчера сука ощенилась: шестеро один одного лучше. Без собаки не останусь. Можете выбрать щенка, какой понравится – выбор за вами.
  – Выходит, не даром тут мёрзну, – засмеялась Лина. – Высидела подарок! Как сиротинушка из сказки. Только вы забыли спросить: «Тепло ли те, девица? Тепло ли те, красная?».
  – Тепло ли тебе, девица? – охотно поинтересовался Шипун.
  – Тепло, батюшка! – соврала Лионелла в полном соответствии с киносценарием. И кряхтя, отодрала себя от соломенной подстилки. Останься она сидеть ещё хоть малость – примёрзла бы к стогу навечно, Как ни заманчив пикник на природе, надо и честь знать! А подарок она приняла с благодарностью. Предусмотрительно выбрав не щенка – из того ещё неведомо что вырастет – а готового чемпиона, которого успела полюбить.
  
  С охоты Лионелла возвратилась без добычи, зато с Цангуром. Подмены кобеля Никита не заметил – он тоже пребывал в режиме «мне всё по фигу».
  Компенсируя провал экспедиции, дома дожидался замечательный сюрприз. Тукай. Он же Кондрат. Гениальный, загадочный чукча. В свои права вступили школьные каникулы, потому-то Ник с Тукаем и воссоединились. Сын, не сильно впечатлённый возвращением матери, азартно рубился в игру, которую привёз ему в подарок вундеркинд.
  – Приветик! – наградил улыбкой Лионеллу юный посланец Чукотки. Жилище словно озарилось северным сиянием. Это было совершенно необъяснимое физическое явление – эффект присутствия Кондрата. Малец неизменно уподоблялся солнечному лучу, принося с собою светлые эмоции.
  – У меня на тебя странная реакция, малыш – так и тянет использовать тебя в качестве светодиодной лампочки!
  Лина потрепала непокорные вихры, маскирующие татуировку. Сегодня никакого эпатажа: розовощёкий, свежий, аккуратный – образцово-показательный пацан.
  А нет ли тут подвоха? Если Ник прикидывается паинькой и ведёт себя примерно – смело жди беды! Неужели и Кондрат туда же? Лина наугад весело прикинула: прощай, мебель? гуд бай, стиральная машина? На большее фантазии не хватило, вероятно, мешала усталость.
  Но при поверхностном осмотре квартиры видимых разрушений не обнаружилось. Лионелла-охотница произвела помывку измученного тела и провалилась в освежающий сон.
  
  И наутро Тукай не изменил ослепительной благопристойности. Вежливый, приветливый, ухоженный – очаровашка для телешоу! Перекинувшись с Ником словечком, он увязался с Линой на прогулку, несмотря на мерзкую погоду.
  
  Без благодатного снежного покрова возникает иллюзия троекратного усиления холода. Мороз пробирает до позвоночника. При тех же показаниях термометра, но среди пышных сугробов – мёрзнешь меньше. Земля ещё снегом не укрылась. Ветер свирепствовал. Но мальчик тем не менее предложил пройтись до Междуречья – в родительском доме Зимина он якобы забыл что-то во время летних похождений..
  «Вот оно! – струхнула Лионелла. – Не иначе спалила избушку молодёжь!». Она давно не наносила контрольных визитов на прежнее место жительства. Хотя исправно платила налог за доставшуюся в наследство недвижимость.
  
  Вы замечали, как стремительно ветшают необитаемые дома? Они рассыпаются в прах, печально таращась в пустоту пыльными глазницами оконных стёкол. Именно таким безотрадным взором встретил их дом на окраине. Вопреки ожиданию, с виду – невредимый. Ключ находился за пятой дощечкой деревянной веранды, в потайном углублении.
  В отличие от кирпичной постройки деревянная – меньше страдает от сырости без отопления. Однако затхлый запах нежилого помещения и там неистребим. Сосед следил за тем, чтоб здесь не бомжевали подозрительные личности. Но этим его содействие ограничивалась. А сама наследница сюда наведывалась редко.
  – Ты пока ищи, что потерял, а я погреюсь! – Лина собралась полистать детские книжки с картинками: цветные раскладушки, помятые раскраски и растерзанные «Мурзилки» с «Колобками» – их валялась тут тьма тьмущая. Лионелла включила электроплитку — от её раскалённой спирали заструилось живительное тепло – и удобно примостилась на стульчике.
  – Не, искать не надо, я знаю где! – мальчик направился к старому комоду. В его ящиках хранились вещи Жеки – те, что что могли пригодиться впоследствии Нику. Наверху аккуратными стопками лежали книги, а на на них – Лионелла когда-то поставила скромный портретик в самодельной рамочке. Он и сейчас был на своём привычном месте, только стоял не на книгах, как раньше, а на большой обувной коробке, которая служила теперь для него чем-то вроде постамента. Евгений Зимин в милицейской форме пристально взирал с фотографии на непрошеных гостей.
  Лина знала о пугающем свойство некоторых портретов как бы следить за теми, кто смотрит на них. «Наблюдение» за наблюдающими Яков Перельиан популярно объяснил в «Занимательной физике». Эффект «слежения» имеет место, когда зрачок на портрете размещён посередине глаза. Так происходит, когда человек смотрит прямо в объектив в момент фотографирования. Но объяснение не приносило никакого облегчения. Зимин на фото съедал Лионеллу глазами, она физически ощущала исходящий от взгляда упрёк. Поэтому – забраковала в своё время фото, приготовленное было для надгробия. Лина отправила слишком строгую фотографию в ссылку – пусть родовое гнездо от воров охраняет!
  
  Кондратик портрет переставил, снял коробку и вытащил оттуда плотно набитый чёрный полиэтиленовый мешок.
  – Вот, – сообщил он, двигая свёрток ближе к Лионелле, – Это вам!
  – Мусор? – подношение вдову несколько озадачило, мешок предназначался для отходов.
  – Ну... Что-то вроде.
   Внутри мешка прилипли друг к другу, слежавшись за несколько месяцев, пачки сто, пятисот и тысяче-рублёвок в банковской упаковке.
  
  В тот самый миг, когда чукча рассекретил заначку, недалеко от Междуречья, в гигантских зарослях засохших сорняков Пират как будто бы удовлетворённо кивнул. Во всяком случае, он мотнул головой, имея вид довольного проделанной работой,
  Будь у Лионеллы возможность сие лицезреть, она бы тотчас возложила всю ответственность за зигзаг судьбы на милашку Пирата! Приплела бы к делу метафизику, сведя нормальную физику к нулю. Всенепременно установила бы тайную связь между орлиным взором Зимина на портрете, шальными деньгами и блудным Пиратом. И кто её за это осудит?
   Присяжные – и те ьы не поверили, что многозначительный кивок был вызван рефлекторным сокращением мышц из-за контакта лапы с острым камнем.
  Да будь ты трижды материалист, и то засомневаешься после всего приключившегося! Началась история с появлением Пирата. Продолжалась, пока он неуправляемо чудил. И закончилась его исчезновением. Очередной уход стал последним – зловредная такса пропала безвозвратно. Вероятно, отправилась лучшую долю искать.
  Но воспалённое воображение Лионеллы нагородило бы невесть что. Всё смешало бы в кучу: свет, тьму, добро и зло, собачью лапу, как инструмент определения участи. Участь, приложи к ней Пират, действительно лапу, наверняка была бы незавидной – за оприходование неправедно нажитых средств, как минимум, грозила каталажка!
  
  – Э-это что? – ввиду сверх-изобилия купюр Лина начала поэтапный переход от недоумения к прострации.
  – Деньги, – кратко представил мальчуган содержимое многослойной тары. Для надёжности мешкм были вложены один в другой. – Валерий Георгиевич ничего не находил. Это я его в банк отправил! Пока Ник искал будто бы потерянную флешку. На самом деле я её сначала ему отдал, а потом сам же незаметно изъял. С Артистом мы договорился: если удастся сумму обналичить – половина достанется ему. Я давно этого дяденьку знаю, с тех пор, как он на тиграх свихнулся. Смотрю как-то: а он на тротуаре в позе лотоса, сидит и плачет, в руке плакат «Помогите амурскому тигру!». Вообще-то он наш сосед, рядом с бабушкой живёт.
  – Жил, – автоматически поправила Лина.
  – Ну да, теперь он уехал. Я его честно предупредил: если останется – ему крышка. Деньги-то искать будут! Вот он в Китай и махнул.
  Его тигр сожрал, – рассеянно поделилась Лина эксклюзивной информацией. Мысли были заняты чёрным мешком, – его любимый,
   Пришла пора опешить Кондрату.
  – С чего вы взяли!? – чукотские глазки-щёлочки превратились в круглые блюдечки.
  – А-а-а, – отмахнулась вдова. – Так сразу не расскажешь! Потом как-нибудь... Скажи-ка лучше, ты сам до этого дотумкал?
  – Вы же знаете, идея не моя! Я лишь э-э... немного пошалил. Не очень надеясь на то, что получится. Если честно, я и сейчас сомневаюсь, что всё получилось. Их бы в топку, деньги эти – да жалко!
  – Устами младенца! – согласилась Лионелла. Неправедно добытое богатство мало кого осчастливило. Но на то и жаба, чтоб душить!
  – Вряд ли они помечены, – задумчиво потёр мальчонка кончик носа. – Банкиры сами маленько замешаны. Но тратить надо всё равно без фанатизма. Поэтому я Нику ничего не рассказал. Он – транжира. А им бы ещё полежать, пока всё позабудется. Хотя решайте сами, как лучше. А я уезжаю. В ту самую в деревню ледников.
  Тукай как будто сам не верил в перспективу. Улыбался он немного растерянно. И смотрел на Лину с забавной миной нашкодившего щенка. Дескать, я тут набедокурил чуток, но разве стоит на меня сердиться? Прикольный, странный, уникальный ребёнок. Ей будет его не хватать.
  
  – Короче, вот деньги – и делайте, что хотите!
  «А чего я хочу? – спросила себя Лионелла. – Пирожного и мороженого? Яхту и вертолёт? ».
  Что должна испытывать нищенка пред угрозой обогащения? Безумную радость или смутное беспокойство? Несметные сокровища скорее пугали, нежели внушали оптимизм.
   Слишком долго зрел эквивалент труда не в чёрном мешке! Урожай не радовал. На кой ей бабки, которые толком потратить нельзя? Хотя позвольте, почему же нельзя? Все воруют, и ничего! Живут себе припеваючи. Отчего б и ей не влиться в строй?
  
  ...Спустя полгода, апрельским утром, жигулёнок с эмблемой «Такси-Каприз» подрулил к заброшенному карьеру. Салон покинул молодой человек в чёрном. Элегантный костюм, ослепительной белизны рубашка, туфли из кожи, носки под цвет галстука.
  Классический образчик преуспевающего менеджера сопровождал фирменную сумку внушительных размеров, тяжёлую, как совесть грешника. Молодой человек вдохнул бодрящий запах действующей свалки и задался мыслью: «Какого чёрта я позарился на эти чаевые?». Вопрос был риторический – чаевые превышали размер транспортируемой клади. Но воняло так сильно, что он не мог не спросить. Брезгливо поморщившись, курьер прощальным взором окинул блестящую обувь. Галоши нужно было надевать! А лучше – кирзовые сапоги.
  Ходячая агитка всплеска офисной активности беспомощно переминалась с ноги на ногу близ автомобиля. Но когда разномастная свора дворняг бросилась навстречу, с поразительной ловкостью юркнула обратно в салон. Дверца хлопнула. Таксист презрительно осклабился, восхищаясь вёрткостью клиента.
  – Что делать будем? – вопросил, всё ещё усмехаясь.
  – Посигнальте! – сухо посоветовал молодой человек. Яркий представитель элиты обслуживающего персонала недолюбливал обслугу более низкого ранга. Водитель поигрался с клаксоном. На гудки подтянулись аборигены.
  Первой приковыляла бывшая горничная Патлатая, опухшая, почти неглиже, в пальтишке на голое тело.
  – Нюся? – строго уточнил пассажир такси, не покидая укрытия. На заспанной нюсиной физиономии проступила недоверчивость. Она кивнула, наполняясь любопытством. Отогнала собак мановением немытой руки.
  Преуспевающий клерк дверцу приоткрыл, но выйти не соизволил:
  – Служба доставки. Примите посылку!
   Нюся, Сергей Иванович и подоспевший индивидуум неопределённого пола и возраста остолбенели от известия. А импозантный крендель им не ограничился – продолжил продвигать диковины выездного сервиса на рынок вторсырья.
  – Паспорта у вас, конечно, нет? – спросил. Нюся закашлялась:
  – Справка об освобождении годится?
  Клерк представил, как клиентка отправляется за справкой, а он томится в ожидании. Если лахудра не вернётся, ему придётся идти через горы отбросов.
  – Не надо! – сознательно пошёл он на должностное преступление. Формальности здесь неуместны, инструкции не для помойки писаны!
  – Сойдёт и так, распишитесь, где галочка!
  И будущий супервайзер всея Руси, сдавши груз, отбыл восвояси.
  
  Подарков было много, Нюся не рискнула их вытряхнуть на месте – вернулась в а домик-«коробочку». Там не спеша исследовала содержимое посылки. Среди прочего в ней обнаружилось тугое портмоне из кожи питона. Навалом импортной еды – от разноцветных упаковочек зарябило в глазах. По мелочи набралось всякой всячины: краска для волос, туалетная вода, маникюрный набор, сертификат на покупку обуви в магазине «Каблучок».
  При расфасовке неизвестные дарители применили принцип матрёшки: малое – в большом. Внутри пакета поместилась картонная коробка. Из неё выпало фантазийное пальто на молнии необычайной красоты, колготы в тон и заморская косметика в широком ассортименте. В коробке находился ещё один пакет.
  Когда он раскрылся, в руки Нюси с едва слышным шорохом скользнуло платье, лёгкое, как пёрышко. Пропитуха встряхнула воздушную ткань. Пощупала, понюхала, неуклюже расправила на столе.
  Оно было гораздо лучше, чем то, что она тайком когда-то примеряла. Роскошное, не взирая на простоту покроя, насыщенно чёрное, восхитительно изысканное...
  
  
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"