Аннотация: История самого известного эпизода сопротивления албанских патриотов, в т.ч. военных моряков, при вторжении итало-фашистских войск в Албанию 7 сент. 1939 г.
Старшина Албанского Королевского флота Муйо Улькинаку с пулеметом и добровольцы с винтовками дают отпор итало-фашистскому десанту в Дурресе 7 апреля 1939 г. Картина албанского художника коммунистического периода N. Bakalli, передающая скорее дух, чем реальные события обороны.
ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ ДОКТОР ФРЕЙД.
Конечно же, тихий старичок-ученый, мирно доживавший в то время в Лондоне, опять не при чем. Однако после того, как гитлеровская Германия в 1938 г. провернула рейдерский захват "аншлюс" Австрийской республики, навязчивый зуд Муссолини на тему: "а чем я хуже" превратился в болезненную чесотку. Разумеется, "маленький победоносный аншлюс по-итальянски" был скромнее по масштабам, хотя в стратегическом значении и не бесполезен. Небольшое балканское королевство Албания, получившее независимость только по результатам Балканских войн 1912-13 гг., отделенное от каблука итальянского "сапога" узкой полосой Адриатики, представлялось фашистам естественным плацдармом для прыжка на Балканы.
Еще со времен Венецианской Албании (собственно Албания, к слову, входила в эту провинции морской республики "Св. Марка" только частично) XV-XVIII вв. на Аппенинах это прекрасно понимали, после Первой мировой уже пытались осуществить "ползучую оккупацию", но отчаянное противодействие свободолюбивых албанцев тогда обломало экспансионистские планы Италии.
Самопровозглашенный король Албании Зогу I обходит строй своих солдат. Ни он, ни они страну в 1939 г. не защитили.
С приходом фашистов к власти итальянские планы относительно албанских соседей оформились окончательно. Если албанцев не сломить силой, их можно купить, обмануть - чего взять с бедных простых балканских горцев, или хотя бы с их коррумпированной правящей верхушки - заключил "дуче". В албанской "элите" эти злые семена дали буйные всходы. Король Албании Зогу I (Ахмед-бей Мухтар Зоголлы), вроде бы и наследственный политик, и смелый авантюрист, и неглупый человек, пал жертвой собственного честолюбия и алчности с поразительной легкостью. Раздавая многомиллионные кредиты, лаская короля Албании и его приближенных "личной дружбой" дуче и его зятя главы дипломатии графа Галеаццо Чиано, проталкивая на высшие административные и особенно военные и морские посты в Албании итальянских советников, фашисты к концу 1930-х практически взяли под контроль политическую, экономическую и военную сферы жизни "сказочного королевства" Зогу I. 26 марта 1938 г. старший дипломат и ответственный за албанские дела в Италии граф Чиано записал в дневнике: "Наше проникновение становится все более интенсивным и органичным. Программа, которую я наметил, выполняется без сучка и задоринки. Я задаюсь вопросом, не позволяет ли нам общая ситуация - в частности, аншлюс с Австрией - сделать шаг вперед к более полному господству над этой страной, которая станет нашей".
Галеаццо Чиано и Зогу I старательно делают светские лица.
Оставался последний шаг, и гитлеровский "аншлюс" Австрии властно подтолкнул к нему Муссолини: "Этот дрыщавый выскочка Гитлер уходит в отрыв. Догнать и перегнать! Вперед на близкородственную Албанию, мои храбрые берсальеры, альпини, марини и cani (пес) знает кто еще, наследники славы Рима и Венеции!! Avanti, ragazzi!!!"
Тезис о близком родстве итальянцев и албанцев, кстати, полностью исключить невозможно. В албанском народе, одном из интереснейших в этническом плане на Балканах, действительно много какой крови намешено...
А Зигмунд Фрейд действительно не при чем!
САМЫЙ ИЗВЕСТНЫЙ МОРЯК АЛБАНИИ.
Албанцы люди храбрые и независимые, бесшабашные разбойники и клановые индивидуалисты от природы. Иностранное вторжение по определению должно было встретить вооруженный отпор - так веками бывало в беспокойной и кровавой албанской истории. Король Зогу I, сам человек военный, вопросами обороноспособности страны не пренебрегал, в начале своего правления тратил на военное строительство до 75% бюджета, покупал военную технику, в т.ч. военно-морскую, формировал новые части. Боевое расписание албанских вооруженных сил можно найти ЗДЕСЬ, а сведения о военно-морских силах - ЗДЕСЬ. Однако, отдав высшие военные посты на откуп кадровым офицерам фашистской Италии, а затем малодушно бросив свою армию и бежав из страны с началом итальянского вторжения, он дезорганизовал и деморализовал оборону. Сопротивление и его интенсивность оказались в прямой зависимости от воли местных албанских командиров и гражданских вожаков. Скоротечность кампании - 7-9 апреля 1939 г. - говорит сама за себя: где-то албанцам не хватило воли к борьбе, где-то организованности, а где-то банально времени подняться.
Самым ожесточенным было пятичасовое сражение за крупный портовый город Дуррес, морские ворота и единственную военно-морскую базу Албании. Активными участниками обороны стали албанские военные моряки и портовый пролетариат, а единственным, пожалуй, харизматическим героем - старшина (разжалованный офицер) флота Муйо Улькинаку, личность яркая и во многом типичная для балканских "морских людей".
Вид Дурреса в 1939 г. и Муйо Улькинаку, герой его обороны 7 апр. 1939.
Наш герой родился в 1896 г. в Княжестве Черногории, в городе Ульцинь, славном своими многовековыми морскими традициями, упорной обороной от османских захватчиков на стороне Венецианской республики, а когда он таки перешел под власть Оттоманской порты - лихими ульциньскими пиратами. Неудивительно, что по происхождению Муйо Улькинаку был потомственным моряком. Приморские города на балканской стороне Адриатики традиционно являлись многоэтничными, и потому наш герой с детства усвоил "морнарский" (т.е. морской)диалект, состоявший из смеси славянских, итальянских и албанских слов, с обильными вкраплениями турецкого, греческого и даже арабского, на котором общалась портовая и матросская публика. А вот образование получил только начальное и с 14 лет поступил учеником матроса - ходил сначала по Скадарскому озеру, затем по Адриатическому морю.
Первая мировая война застала Муйо Улькинаку матросом в команде известного далматинского капитана на черногорской службе Марко Павле Сальватти/Салватича по прозвищу "Марко Поло". В 1914-15 гг. на небольших парусно-моторных судах они выполняли транспортные и патрульные задания в интересах Черногорской армии в прибрежных водах Адриатики. Когда же в конце 1915 г. австрийские миноносцы сделали навигацию невозможной, а на суше войска "К und K" ("императорские и королевские" австро-венгерские) начали одерживать верх, 19-летний матрос Муйо вместе со своим капитаном сошли на берег и взялись за винтовки. Оба они попали в австро-венгерский плен в январе 1916 г., когда австрияки прорвали черногорскую оборону на легендарной горе Ловчен. Черногория вскоре пала, и молодой матрос со своим капитаном оказались военнопленным в печально знаменитой военно-морской тюрьме в Которе. Своими левыми убеждениями, недостаточно глубокими идеологически, зато искренними, Муйо Улькинаку обязан знакомством с участниками революционного движения на Австро-Венгерском флоте, в 1918 г. содержавшимися там же.
Здание тюрьмы в Которе, где военнопленный Улькинаку постигал левые идеи. Фото наших дней.
После войны с помощью своего капитана Салватича молодой ветеран войны Муйо Улькинаку смог поступить в знаменитую Мореходную школу (Nautička škola, с 1921 г. - ) в Которе, одно из старейших профильных учебных заведений на Балканах, в которое еще в начале XVIII в. Петр I посылал русских дворян обучаться морскому делу. Однако карьера моряка торгового флота в новом Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев (будущей Югославии) у представителя "нетитулярной" албанской нации не особенно сложилась. Проходив на торговых кораблях до 1929 г., он так и не поднялся выше второго помощника капитана. Денег также было немного, а наш герой рано обзавелся семьей и многочисленными детишками.
И тогда Муйо Улькинаку решился вернуться на историческую родину - в Албанию, и поступить в Албанский Королевский флот (Forcat Mbretërore e Mbrojtjës Detare Shqipetare). Поначалу все шло как нельзя лучше: офицерский чин, назначение командиром флагманского сторожевого катера "Tirana", хорошее жалованье и жилье за казенный счет в Дурресе...
Албанский патрульный катер Tirana, 1930-е.
Однако для убежденного "левака" Муйо Улькинаку (в Народной Албании Энвера Ходжи его, понятное дело, задним числом записали в коммунисты, но на деле он был ближе к анархо-синдикализму) было совершенно невыносимо кланяться самопровозглашенному монарху Зогу I, к тому же бывшему врагу по Первой мировой войне (Ахмет Зогу тогда служил в Австро-Венгерских силах). В том же 1929 году капитан Улькинаку высказался в поддержку волнений портовых рабочих - и мухой вылетел с военно-морской службы "без звания и мундира".
"Детей кто теперь кормить будет, Троцкий?" - мрачно заявила мужу мадам Улькинаку и, движимый семейным долгом, наш герой без перехода поступил в Пограничную службу. Сработала специфика балканских монархий - власть монарха, которую политические противники называли "абсолютной, деспотичной", заканчивалась, упираясь в соображения о целесообразности какого-то местного начальника. Вопрос о том, восстановил ли Муйо Улькинаку офицерский чин в Пограничной службе, остается открытым. Знавший его в 1939 г. мемуарист капитан Нуредин Пуштина именует нашего героя не иначе, как тоже "капитаном", возможно, имея в виду: "командир корабля", а французская "Вики" вообще дала ему звание: "капитан корвета".
Наш герой "по гражданке".
Факт тот, что когда в 1933 г. Муйо Улькинаку вернулся на военно-морскую службу "по личным соображениям", ему присвоили только старшинское звание. Но командиром флагманского катера "Тирана"сделали снова - моряков с боевым опытом Албании было мало, а Зогу I профессионалов ценил, несмотря на их политические воззрения. Служба шла своим чередом. Как сообщает местный историк профессор Бернард Зотай, начальство даже закрывало глаза на участие нашего героя в полу-оппозиционных общественных мероприятиях, типа выставки "Молодость мира" (он неплохо рисовал и пел), "устроенной патриотами города Дурреса под эгидой противостояния итальянской экспансии". Опасность фашистского "ползучего проникновения" в Албанию Муйо Улькинаку всегда оценивал реально и резко выступал против.
ИТАЛЬЯНЦЫ ИДУТ.
Дипломатическую предысторию оккупации фашистами Албании достаточно неплохи изложил итальянский военный историк Даниэле Нотаро в статье, в общем-то посвященной действиям итальянских бронетанковых сил в этой короткой кампании, что тоже небезынтересно будет почитать - ЗДЕСЬ.
Вкратце: на политические демарши "дуче" в стиле: "лучше сдайтесь сами", которые с каждым разом становились все ультимативнее,
албанский король Зогу I отвечал по-олбански: "убей себя ап стену", дерзко; возникала надежда, что драться он будет. Но когда 7 апреля 1939 г стало известно о высадке итальянских авангардов, самочинный монарх Албании начал бег к греческой границе "с многочисленной родней и всеми своими", и благополучно смылся с родной земли через два дня, бросив армию и народ.
Фашистская Италия и Албания, советская карикатура 1939 г.
Ахмет Зогу был человек с реальным военным опытом, и ему было от чего придти в отчаяние. Против его армии в 15 тыс. человек, военно-морского флота из четырех патрульных катеров и отряда морпехов, а также крошечных ВВС (менее эскадрильи) Муссолини выступил "в силах тяжких, способных прогнуть земли грудь". Пишет итальянский автор Даниэле Нотаро: "Для оккупации Албании итальянские вооруженные силы развернули группировку в 22 000 человек, 64 орудия, 125 танкеток Carri Armati L3/35, 860 транспортных средств, 1 200 мотоциклов, 5 500 велосипедов и 2 500 вьючных животных, включенных в состав Corpo di Spedizione Oltre-Mare Tirana (Заморского экспедиционного корпуса Тираны) под командованием генерала Альфредо Гуццони. Для перебрски войск итальянский Regia Marina (Королевский флот) предоставил 22 транспорта, гидроавиатранспорт Miraglia (который перевозил танки) и пять танкеров, при поддержке двух линкоров, семи крейсеров, 16 эсминцев, 14 миноносцев и торпедных катеров, а также других более мелких кораблей. Итальянские Regia Aeronautica (Королевские военно-воздушные силы) выделили разведывательную эскадрилью, два бомбардировочных авиакрыла и три транспортных авиакрыла".
Погрузка итальянского десанта на транспорты в преддверие вторжения в Албанию.
Старшину Албанского Королевского флота Муйо Улькинаку, которому суждено было стать главным албанским героем этих событий, роковое утро 7 апреля застало на месте дислокации в самом значительном портовом городе Албании Дуррес. Нельзя сказать, чтобы албанцы не готовились к обороне; просто не ожидали, что их король сбежит. Группировка защитников города была по местным меркам внушительной: батальон Пограничной службы, батальон жандармерии, армейская инженерная рота, батарея 75/27-мм орудий "Шкода", 4 патрульных катера, подразделение морской пехоты (между ротой и взводом) плюс добровольцы из патриотичных граждан. Командовал обороной местный комендант майор жандармерии Абаз Купи, твердый поборник свободы своей страны, впоследствии знаковая фигура антифашистского Сопротивления.
Комендант Дурреса майор Абаз Купи; командовал обороной не очень - в прямом смысле слова.
Албанские морские офицеры, осознавая бессилие их маленьких сторожевиков против итальянского флота, решили демонтировать с них 76-мм орудия и организовать береговую батарею. Пушки свезли на господствующую возвышенность Прандадж к старинной церкви на улице Виллы, окопали... И тут наш Муйо Улькинаку обнаружил, что "служившие на флоте итальянцы вынули из затворов ударники" (воспоминания капитана Нуредина Пуштины, отправленного в Дуррес из Тираны в преддверие вторжения). Искать виновных было поздно (как и недостающие запчасти), командовавшего албанскими ВМС итальянского майора Теддеи и других морских офицеров-итальянцев уже выслали из города.
Те самые злополучные 76-мм пушки видны на фотографиях патрульных катеров Албанского Королевского флота (на носу), кстати, также итальянской постройки.
Тем не менее, итальянцев, представителей торговых кампаний, коммивояжеров, корреспондентов, а точнее - шпионов, в Дурресе оставалось пруд пруди. К счастью для албанцев, итальянская агентура работала спустя рукава, иначе сопротивление вообще не удалось бы организовать. Итальянцы рассчитывали, что отпора не будет вовсе: на высадку в Дуррес направлялась группировка в составе пяти элитных берсальерских батальонов, двух батальонов полка Granatieri di Sardegna (Сардинских гренадер"), батальона 47-го пех. полка Ferrara", двух батальонов 4-го "пехотного танкового полка" (танкетки L3/L35), а также двух артбатарей - полевой и зенитной; всего, учитывая десантные подразделения моряков - до 5 тыс. штыков, в несколько раз больше, чем защитников города. Морской компонент вторжения состоял из крейсеров Zara, Fiume, Pola и Gorizia, эсминцев Alfieri, Gioberti, Oriani и Carducci, миноносцев Lupo, Lince, Lira и Libra, гидроавиатранспорта Miraglia (вез бронетехнику), шести войсковых транспортов, двух танкеров и плавмастерской. Сухопутной армадой командовал генерал Джованни Мессе, флотской - адмирал Этторе Спортиэлло.
Итальянский флот выходит из Таранто перед походом в Албанию. На переднем плане - миноносец Lirа.
Немецкий публицист левого толка Юбер Буше, находившийся тогда в Дурресе и заставший высадку итальянцев, оставил эмоциональное описание наблюдателя со стороны: "Я был разбужен стрельбой перед рассветом, была пятница, как обычно, священный день (для мусульман, большинства населения Албании - М.К.). В гавани были пришвартованы два корабля, меньший по размеру походил на акулу, под флагом его величества императора Италии и Эфиопии (король Италии принял этот титул - М.К.). Другие корабли крейсировали в нескольких милях отсюда... Внезапно группа самолетов, "сквадрилье", строем напоминавшая гусей в дикой природе, с ужасным жужжанием пролетела над всеми на низкой высоте. На горизонте выстрелы орудий вспыхивают красными цветами. Мяч в игре! Раскаты 380-миллиметровых морских орудий (у итальянских крейсеров главный калибр был 203-мм и в Дурресе не применялся - М.К.) и пулеметная стрельба поблизости сотрясают дома из камня, но они стоят прямо под дождем из свинца и стали. Население, которое в подавляющем большинстве занималось рыбной ловлей и ремеслом, в святую пятницу посылает небу отчаянный вопрос: не адский ли огонь это? Не может ли это быть концом света? Нет, это просто желание Хозяина Муссолини, которое было приведено в исполнение".
"ПРАВНУКИ СКАНДЕРБЕГА ДАЮТ ОТПОР".
Комендант Дурреса майор Абаз Купи впоследствии сыграл заметную роль в борьбе с фашистской оккупацией, но с руководством обороны города а апреле 1939 г. он явно не справился. Не сумел ни организовать ее заранее, ни возглавить в процессе, хотя пытался...
Итак, что успел сделать накануне вторжения майор Купи:
1. Выдвинул на холм Прандадж, где моряки обломались с устройством береговой батареи, батарею армейских 75-милимметровок. Теперь она могла обстреливать морские цели, но вряд ли - оказать поддержку сухопутным защитникам города в бою с десантом. Командование артиллерией было поручено майору Гаке Йоргу Моску, не артиллеристу.
Албанские армейские 75-миллимитровки и их молодые артиллеристы.
2. Послал нескольких офицеров с динамитом взорвать важный мост в Шияке на пути в Тирану; майор Купи обоснованно предполагал, что остановить продвижение итальянцев в Дурресе не удастся.
3. Назначил начальником гарнизонного арсенала прибывшего из Тираны после повышения квалификации надежного и энергичного капитана Нуредина Пуштину. Правда, капитан Пуштина позднее вспоминал, что в под его команду не дали ни единого солдата!
Капитан Нуредин Пуштина, активный участник обороны Дурреса в 1939, военный мемуарист.
Складывается впечатление, что комендант Дурреса вообще доверял только офицерам, и немало был удивлен, что движущей силой обороны стали нижние чины.
4. Ушел домой и лег спать.
Большинство защитников Дурреса в ночь на 7 апреля 1939 г. вкушали спокойный сон в казармах и на квартирах. На постах находились только небольшой погранично-жандармский караул в порту, кучка офицеров в арсенале и несколько часовых у особо важных объектов. Это тем более удивительно, учитывая, что итальянская эскадра маячила на горизонте с вечера 6 апреля. Следовательно, нападения фашистов город мог ожидать в любую минуту. Людям в бессчетный раз в истории отчаянно хотелось верить, что войны не будет, все обойдется...
Авангард итальянской армады появился на траверзе порта в 4.50 утра 7 апреля, когда к боевым кораблям подошло транспортное соединение с десантом на борту. Было еще темно, над морем низко стелился туман, сквозь него светились огни Дурреса. В городе и в гаване горело электрическое освещение, рождая надежду на сей раз у итальянцев, что боя не будет, что все обойдется...
Моторный катер, в котором находились 20 итальянских моряков и офицеров подошел к пирсу, и с него приказали албанскому караулу оповестить портовые службы и приготовиться к швартовке транспортов. В ответ последовало требование убираться от берега, к которому гордые шкиптары добавили на неплохом итальянском (этот язык в Дурресе хорошо знали) точный адрес. Кто из горячих парней в завязавшейся перепалке первым схватился за оружие - не ясно, но началась беспорядочная стрельба с обеих сторон, и итальянский катер отвалил восвояси, провожаемый албанскими пулями.
Начальник караула немедленно послал жандарма в портовую канцелярию - телефонировать коменданту майору Дачи: "Началось!" Однако телефонная связь в городе уже была выведена из строя, как оказались обрезаны и провода на линии в Тирану: вальяжная итальянская агентура с этим заданием вполне справилась. Тогда посыльный просто побежал в штаб гарнизона, а, не застав коменданта там - метнулся к нему на квартиру, и вполне очевидно разминулся со спешившим на свой боевой пост разбуженным выстрелами майором. Албанская оборона с первых шагов стопорилась беспорядком и неразберихой.
Примерно через полчаса после начала перестрелки итальянский транспорт Argentario, на котором находились подразделения 11-го берсальерского полка (11° Reggimento Bersaglieri), начал подходить к пирсу. При виде надвигающейся громады албанский караул отступил под прикрытие портовых сооружений и вел беспокоящий винтовочный огонь. Не обращая на него внимания, итальянские моряки выбросили шторм-трапы, высадились на пирс, завели швартовы и установили сходни. Берсальеры четко, как на учениях, приступили к десантированию.
Здесь стоит обратить внимание на карту порта Дурреса. Пирс, к которому пришвартовался итальянский транспорт (верхняя синяя стрелка), вынесен в бухту довольно далеко от берега. На территорию порта с него можно попасть по длинному и узкому волнолому. Разумеется, десантники при этом становятся легкой мишенью для стрелков с берега, а на пирсе они вообще уязвимы как "сидящие утки". Итальянские офицеры совершили грубую ошибку, немедленно не послав первых же высадившихся берсальеров выбить с позиций горстку пограничников и жандармов и захватить прибрежные здания. Вместо этого они накапливали силы на пирсе, выгружали вооружение и снаряжение, и несли от огня с берега первые, пока несущественные потери...
Это подарило защитникам Дурреса драгоценное время, чтобы кое-как сорганизоваться для отпора. Самые подробные воспоминания об обороне Дурреса оставил капитан Нуредин Пуштина, начальник арсенала. Они несколько хаотичны, как и сам отпор фашистам в городе, но зато охватывают все его "фронты" и очередность их вступления в бой.
"Батарея, которую мы доставили к церковь на улице Виллы, под командованием лейтенанта артиллерии Назми Бараки 7 апреля первой открыла огонь по вражескому флоту, который пытался высадить войска у пирса в Дурресе, - пишет капитан Пуштина. - Снаряды из этих пушек попали в пароход, на котором находился итальянский полковник Петинази, ранее командовавший артиллерией албанской армии. Когда он позже приехал в Тирану, то сказал: "Я научил вас хорошо стрелять из пушек, но не против меня"."
И смех, и грех... Корабль, в который добились попаданий албанские полевые пушкари - флагманский в транспортном соединении Adriatico, который сумел таки пришвартоваться (видимо, пирс находился вне сектора обстрела батареи), но его командир под предлогом полученных повреждений задержал выгрузку снаряжения для десанта, в частности - автотранспорта на целых 12 (двенадцать!) часов.
Итальянский транспорт Adriatico, в который в апреле 1939 попали несколькими снарядами албанские пушкари. Тем не мене, пережил войну и прослужил до 1950-х гг. под названием Gerusalemme.
Вспоминает капитан Пуштина: "У меня и у офицеров в арсенале не было под командованием солдат, но мы сами отправились на передовую. Я присоединился к роте пограничников под командованием капитана Кадриу Рустеми (родом из Дибры). Он послал донесение капитану Акилу Сакичу, командиру батальона: "Итальянцы высадились на пирсе и направились к нам". Рота заняла позиции напротив, на берегу, недалеко от здания банка. Связь с Тираной была прервана, тогда Кадриу достал револьвер и выстрелил первым. Это был сигнал, приказ к стрельбе. Затем вся рота начала стрелять". Позиции албанских пограничников показаны на плане (см. выше) красными линиями.
Не успел разгореться бой в порту, а по всему миру уже разлетелась радиовесть: "Дуррес под ударом фашистов, но Дуррес дерется!" Телефонная связь была прервана, однако работал армейский радиоузел, относившаяся к дислоцированной в городе инженерной роте. Три девушки-радиооператора (в армии Албании были женские подразделения, прогрессивный просвещенный монарх Зогу I любил женщин в униформе приветствовал вовлечение женщин в общественную активность) - Линда Демирши (младший офицер), Эффи Папалексопула и Эмина Леки по собственной инициативе вышли в эфир и открытым текстом передавали сообщение об агрессии и сопротивлении на албанском и французском языках.
Женское подразделение вооруженных сил Албании времен короля Зогу I на параде. Албанки, между прочим, имеют на Балканах заслуженную репутацию красавиц.
Под влиянием этой радиопередачи номер французской газеты La Croix 7 апреля 1939 г. вышел под пафосным заголовком: "Правнуки Скандербега храбро отбивают итальянцев и до сих пор пресекли все попытки высадки". Ей вторила английская Daily Telegraph: "В Албании говорили на языке, к которому в Европе уже отвыкли прислушиваться. Но албанцы отказались подчиняться и продолжают борьбу". К тому времени сопротивления в Дурресе было уже сломлено фашистами, но три смелые радистки, выражаясь современным языком, "одержали тактическую информационную победу".
МОРЯКИ ВСТУПАЮТ В БОЙ.
На фоне легкомысленного или растерянного поведения многих албанских офицеров в Дурресе в ночь перед нападением итало-фашистов, младший командир Албанского Королевского флота Муйо Улькинаку, вскоре эпический герой обороны, был мучим тревожным предчувствием. Убеждения антифашиста и опыт участника Первой мировой войны создали фундамент для основательной в сравнении с другими подготовки к отпору захватчикам. Он и, пожалуй, начальник арсенала капитан Пуштина были единственными албанским командирами, которые в ночь на 7 апреля не спали, а готовились к обороне.
Муйо Улькинаку мог рассчитывать на экипаж своего сторожевика "Тирана", который уважал его, как опытного справедливого командира, и доверял ему - это по штатам человек 12-15. Команды трех других патрульных катеров тоже поднялись по тревоге, но покидать борт без приказа своих офицеров не стали, а офицеры - испарились. Не появлялся и командир морской пехоты. Но большая часть его подчиненных, более двух десятков обученных бою на берегу матросов и старшин, пошли за Муйо Улькинаку: морпехи маялись от скуки в своей казарме и были не прочь "пострелять по макаронникам". Итого, регулярных военнослужащих Албанского Королевского флота было в обороне около 40 душ из численности личного состава в 157, меньше трети. Примерно такой же процент "явки на войну" продемонстрировали служащие пограничного батальона - рота капитана Рустеми, караул в порту, а затем еще пулеметный взвод. Жандармов взялось за оружие еще меньше, только армейские артиллеристы присутствовали в полном составе.
Помимо военных моряков, Муйо Улькинаку сумел собрать среди ночи большую ватагу портовых рабочих. Это был на 1939 г. самый активный и сознательный контингент маленького албанского пролетариата: они были сплочены трудом, общались с иностранными моряками и были в курсе течений мирового рабочего движения. Муйо Ульканику работяги из порта хорошо знали как человека родственных убеждений и к тому же "начальника". Во главе этого "сводного отряда" он явился в гарнизонный арсенал за оружием и боеприпасами (можно предположить, что "свои" винтовки имели только морпехи).
Еще одна пафосная картина албанского художника коммунистического периода (G. Priftuli), изображающая Муйо Улькинаку, ведущего на оборону моряков и рабочих.
Арсенальный капитан Нуредин Пуштина записал: "После двух часов ночи капитан Муджо Улькинаку покинул меня и отправился со своими людьми в Марину, в крепость, расположенную недалеко от порта. Когда мы расстались, он оставил мне кольцо, которое было у него на руке, попросив передать его семье, и больше мы не виделись. Перед уходом я выдал ему оружие со склада".
Очевидно, что ветеран Первой мировой прекрасно понимал иллюзорность шансов устоять против итальянского десанта, но свой выбор сделал и с мрачной решимостью готовился к последнему бою. Старая крепость османских времен, которую албанцы называли нежным именем Марина (в переводе: "морская"), не могла устоять против корабельных орудий ХХ в., однако ее стены предоставляли какую-никакую защиту от стрелкового оружия. Главное, оттуда открывался прекрасный сектор обстрела на всю территорию порта.
Отправив часть гражданских добровольцев под командой нескольких морпехов "в предполье", Муйо Улькинаку с лучшими людьми занял огневые позиции за старинными стенами. Сам он встал к пулемету с номерами расчета старшими матросами из его экипажа 24-летним Рамазаном Велия и 20-летним Ибрахимом Османи. Этот "митральез", ставший символом обороны Дурреса, кстати, вызывает больше вопросов, чем любой другой эпизод боя. На патрульном катере, которым командовал старшина Улькинаку, был установлен спаренный 6,5-мм пулемет итальянского производства - это мог быть и Perino Mod. 1908, и FIAT-Revelli M1914, точно не известно. Напрашивается вывод, что Муйо Улькинаку и его матросы могли прихватить с собой один из стволов с боекомплектом; но стрелять из морского пулемета "с руки" неудобно. Сухопутный гарнизон Дурреса располагал старыми станковыми австрийским Шварцлозе M.07/12, не исключено, что со склада морякам "одолжили" один из них. Были там и ручные пулеметы Бреда Mod.30 из последних итальянских поставок - оружие, мягко говоря, не безупречное: сильно перегревался ствол, а ставить запасной было сложно, и албанские военные это знали. Тем не менее, на памятнике защитникам Дурреса изображено что-то отдаленно похожее именно на эту модель. Словом, что храбрый Муйо Улькинаку поливал фашистов из пулемета - задокументировано, а из какого - не ясно.
Памятник защитникам Дурреса с аллегорическим пулеметом. На заднем плане видны отреставрированные стены старой крепости.
Профессор Бернард Зотай, восстановивший картину последнего боя нашего героя, утверждает, что он обратился к своим подчиненным с пламенной речью: "Наша боевая задача - это защита нашей страны... Мы имеем право бороться, чтобы защитить нашу свободу и независимость. Мы клянемся, мужчины и братья, что не пожалеем ни крови, ни своих жизней для защиты страны...". Точно ли такие слова произнес Муйо Улькинаку, или другие, схожие по смыслу, но почти не вызывает сомнения что он патетически воззвал к своим подчиненным, и это нашло отклик в их сердцах. Хорошо зная албанцев (албанцами были мои первые друзья на Балканах еще в студенческие годы, и 30 лет я храню о них самые теплые воспоминания), осмелюсь утверждать: они смелые и мужественные люди, но при этом невероятные позеры, это парадоксальным образом сочетается в них!
Муйо Улькинаку хладнокровно удержал своих людей от открытия огня, пока в порту шел стрелковый бой. Оборонявшиеся пограничники из роты капитана Рустеми располагали стандартным боекомплектом: 50 патронов на винтовку, этого едва хватает на несколько минут интенсивной стрельбы. Они были вынуждены экономить боеприпасы. Высадившиеся с итальянского транспорта берсальеры, стойко выдерживая обстрел, накопились на пирсе, перегруппировались и бросились в атаку. При этом они были вынуждены гуськом бежать по волнолому и растянулись цепочкой. Тут со старой крепости ударили пулемет Муйо Улькинаку и ружейные залпы его моряков. Итальянцы сразу же понесли серьезные потери и бросились отступать тем же путем, по волнолому, по пирсу, по сходням - под защиту фальшбортов транспорта. При отступлении их полегло еще больше.
Оставленные раненые, чтобы укрыться от выстрелов, сползали в воду и цеплялись за обратный скат волнолома. Их отчаянные призывы о помощи заставили офицеров 11-го берсальерского полка снова повести своих солдат в атаку. Это был отважный, но чисто эмоциональный натиск - без укрытий, под шквальный огонь неприятеля, прикрываясь только очередями своих штатных пулеметов, бивших с борта корабля Argentario.
Прорвавшись на волнолом и на второй, ближний к берегу пирс, итальянцы залегли и вступили с албанцами в перестрелку, в то время как другие выуживали из воды раненых товарищей. Бой затягивался, один пулемет Муйо Улькинаку явно не справлялся.
"ГОРЕ ТЕБЕ, ГРАД КРЕПКИЙ" (цит.).
А чем занимался в это время остальной гарнизон атакуемого итало-фашистским десантом Дурреса? Арсенальный капитан Пуштина и пара оказавшихся с ним офицеров своими силами честно приволокли защитникам порта несколько ящиков с боеприпасами - солдат у них не было. Командир пограничного батальона каптан Акил Сакич отправил на оборону подкрепление - пулеметный взвод лейтенанта Трояна Демирши (брата храброй связистки с радиоузла), который побежал через весь город пешком, волоча на себе оружие - три старых пулемета Шварцлозе с ограниченным запасом патронов.
Станковый пулемет Schwarzlose 1905/07, находившийся на вооружении армии Албании в 1939 г., из собрания военного музея в Тиране. Не исключено, что именно этот стрелял в Дурресе.
Остальные албанские подразделения оставались в местах своей дислокации, ожидая приказа или пребывая в растерянности. Комендант Дурреса майор Абаз Купи протяженно во времени "выяснял обстановку". Выяснил и отдал приказ: готовить транспорт к эвакуации войск в направлении на Тирану. Слово мемуристу капитану Пуштине: "По приказу из штаба меня немедленно отправили в автотранспортное управление в Хафзотай-Дуррес, где я раньше служил младшим офицером, для подготовки транспортных средств к мобилизации. Под градом пуль я отправился в Дуррес на грузовике и подготовил там еще пятнадцать грузовых машин". "Град пуль" оставим на совести капитана, человека явно не робкого; но бой шел только в порту и стрелять по его машине могли разве что итальянская агентура или дезориентированные собственные ополченцы. Часть албанских сил начала грузиться и выезжать из города в направлении столицы, другие продолжали пассивно сидеть по казармам.
Внимание: в это время итальянская эскадра и большинство транспортов еще болтались в море, в сражении участвовали только ограниченные силы одного берсальерского батальона 11-го полка, и те не могли продвинуться. Албанские защитники Дурреса при своей очевидной доблести продержались так долго потому, что итальянцы, не ожидавшие сопротивления, почти так же долго организовывались для полноценного штурма.
Между тем, на место боя добрался пулеметный взвод албанских пограничников, занял огневую позицию у основания дальнего волнолома (на плане его позиции показаны кружком) и принялся обстреливать засевших на пирсе и за ближним волноломом берсальеров с фланга и тыла. После этого итальянцев снова удалось загнать на транспорт Argentario. На его палубе моряки сооружали импровизированные баррикады из подручных средств. Транспорт постепенно превращался в подобие итальянского форта в противовес албанской крепости Марине, где засел старшина флота Муйо Улькинаку со своими матросами и вооруженными пролетариями.
Защитники Дуреса "под занавес" получили неожиданное подкрепление: из местной тюрьмы прибыли содержавшиеся там "мятежники", вырвавшиеся на свободу, когда охрана разбежалась, и вооружившиеся за счет тюремной оружейки - недорезанные республиканцы, рабочие забастовщики, племенные сепаратисты и др. Эти разнородные борцы против режима короля Зогу I, сплоченные тюремным братством, продемонстрировали большую готовность сражаться с фашистами за свою Родину, чем сам монарх и многие военные.
Однако силы были слишком неравны, а албанская оборона - обречена. Итальянский адмирал Спортиэлло на фоне кровавого "тяни-толкая" армейцев в порту наконец начал действовать, и действовал он довольно адекватно сложившейся обстановке. Стрелять по городу из главного калибра, вопреки утверждению некоторых авторов, итальянский адмирал даже не думал, только не из гуманизма, а с точки зрения оперативной целесообразности.
Итальянский миноносец Libra заходит в порт Дурреса, 7 апр. 1939.
Сначала итальянские эсминцы несколькими залпами подавили огонь албанской армейской 75-мм батареи на холм Прандадж. Недолеты/перелеты при этом попали по жилой застройке, "несколько снарядов упали на мукомольный завод", свидетельствует капитан Пуштина. Жертвы среди албанского гражданского населения были, но итальянцы их не задокументировали, пытаясь скрыть, а албанцы - в силу коллапса их администрации. А вот расчеты полевой батареи потеряли только нескольких человек ранеными, но сказалось то, что под огнем они были впервые. После серии близких разрывов офицеры приказали артиллеристам отойти от орудий и укрыться за каменными стенами церкви.
С огневой поддержкой итальянского десанта должны были справиться малые боевые корабли, которые имели возможность войти в гавань, четко установить цели и подавить их. Эта задача была возложена на миноносцы Libra и еще один, название которого не ясно. Несмотря на ружейно-пулеметный огонь с берега, они вошли в порт - их движение обозначено на плане длинными нижними синими стрелками - и открыли стрельбу по выявленным и предполагаемым позициям албанцев из своих 100-мм орудий и 20-мм универсальных скорострелок.
Одновременно на моторных шлюпках начали высаживаться на берег свежие штурмовые группы берсальеров. Итальянская агентура установленными сигналами указывала им места десантирования вне секторов обстрела защитников Дурреса. Снова бросились в атаку по злополучному волнолому и потрепанные десантники с транспорта Argentario - боевого упрямства им явно было не занимать, такое бы да на справедливое дело...
Для сражавшихся в порту албанских пограничников этого было достаточно, чтобы они начали отступать; поначалу они отходили вполне организованно, вынося с собой всех раненых и свои пулеметы Шварцлозе, но на улицах города растеряли друг друга и рассеялись. Начали разбегаться и гражданские добровольцы. Организованнее других ушли бывшие узники-"мятежники", которых потом капитан Пуштина погрузил на грузовики и отвез в Тирану.
Но старшина Муйо Улькинаку и его моряки крепости Марина продолжали упорно держаться, хотя им, как никому другому была понятна опасность огня корабельных орудий. В последние минуты своей жизни наш герой вел настоящий морской бой - обстреливал из пулемета боевой корабль противника. Затем итальянский миноносец Libra удачно "положил" по крепости серию снарядов, и пулемет замолчал. После этого итальянские берсальеры 11-го полка ворвались в укрепление Марина и перекололи штыками всех оставшихся защитников. Несколько человек, включая старшего матроса Влаша Буша из экипажа Муйо Улькинаку (он еще появится в нашем рассказе), спаслись, выпрыгнув за стену - видимо, падать было невысоко. Раненых албанских моряков итальянцы не добивали; их перевезли вместе с пострадавшими в бою берсальерами на вспомогательное судно Quarnaro и отправили в Италию в госпиталь.
Изуродованные тела Муйо Улькинаку и двух молодых матросов из его расчета нашли возле разбитого пулемета. Прямым попаданием снаряда их буквально перемешало с обломками каменной кладки.
Итальянские патрули в Дурресе, 7 апр. 1939.
Итальянские десантные партии рассыпались по городу, захватывая ключевые объекты. Многие албанские военные были застигнуты в местах расположения и организованно складывали оружие. Продолжавшие радиопередачу: "Дуррес сражается!" радистки были захвачены берсальерами за аппаратурой и также отвезены на корабль Quarnaro... где офицеры Regia Marina угостили их кофе и засыпали комплиментами - итальянцы же все-таки! Кое-где еще отстреливались группы гражданских добровольцев, но это уже не могло остановить фашистов. Последними сопротивление оказывали 49-летний портовый рабочий Исаак Маталия и неизвестный бывший заключенный на улице Фуррхинджи (в переводе - Пекарской). Там фашисты застрелили двух пекарей, обвинив их в раздаче хлеба "бандитам". Отступавшие из порта добровольцы при виде этой жестокой сцены не смогли удержаться и открыли по итальянцам огонь. Был ранен итальянский майор, но двоих храбрецов быстро окружили в ближайшем здании. По албанским данным, по дому был нанесен бомбовый удар итальянским самолетом, что представляется маловероятным: густая застройка, с земли было крайне сложно выдать летчикам точное целеуказание. Так или иначе, итальянцы подожгли дом, и оба албанских бойца погибли в огне...
Реконструкция современным албанским художников портретов самого старшего из погибших 7 апр. 1939 г. защитников Дурреса - 49-летнего рабочего Исаака Металии, и самого молодого - 20-летнего военного моряка Ибрахима Османи, и их имена на памятнике обороне.
К 9.00 утра Дуррес был в руках захватчиков. Итальянский десант только тогда приступил к высадке главных сил. Как бы это ни было болезненно для самолюбия пылких шкиптаров, сопротивление албанцев в Дурресе было сломлено чуть более чем одним батальоном берсальеров, двумя миноносцами и парой залпов эсминцев. Ни крупные калибры итальянского флота, ни танки, ни полевая артиллерия во взятии города не участвовали.
В своей книге "Албания в войне 1939-1945" писатель Бернд Фишер оценивает потери итальянцев в Дурресе 7 апреля 1939 г. как 200 убитых (Bernd Jürgen Fischer Albania at war 1939-1945 West Lafayette 1999). Однако документальные данные подтверждают что были убиты 25 берсальеров 11-го полка, несколько человек пропали без вести (утонувшие у волнолома раненые, которых унесло в море) и еще 97 военнослужащих были ранены; эти данные выглядят более правдоподобными.
Потери защитников Дурреса албанские авторы, составлявшие в послевоенный период поименный список погибших героев, оценивают как 51 убитого, при чем большую часть из них составляют военные моряки, которые во главе со старшиной Муйо Улькинаку до последнего обороняли старую крепость. Раненых было еще больше. Но так как больница в городе не работала в течение нескольких дней после захвата, подсчитать их не удалось. "Тяжелых" итальянцы вывезли в свои госпиталя в Италии, а более "легкие" отлеживались по домам или расходились в поисках помощи по окрестным населенным пунктам, где были медучреждения. За участие в обороне Дурреса фашистами было схвачено более 300 человек; представляется, что большинство из них - случайные люди. Не ко всем отнеслись так галантно, как к радиотелеграфисткам. Пленных албанцев держали в трюмах кораблей на голодном пайке, охрана щедро раздавала только побои. Но справедливости ради нужно отметить, что итальянцы никого не расстреляли, а когда корабли начали уходить на базу в Таранто - заключенных освободили. "Дуче" театрально разыгрывал карту "воссоединения" Албании с Италией, прикрывая оккупацию этим лозунгом.
После того, как последние попытки сопротивления албанцев провалились, капитан Нуредин Пуштина вернулся в Дуррес и встретился с семьей геройски погибшего моряка Муйо Улькинаку. Верный своему слову, он передал жене павшего боевого товарища его кольцо и "12 золотых наполеондоров, потому что они сильно нуждались материально".
СУДЬБЫ.
Оккупанты "оформили" присоединение Албании к фашистскому проекту "великая Италия" очень в историческом духе (Муссолини вообще был любителем древнеримского антиквариата) - личной унией. Король Виктор Эммануил III короновался албанской короной, которую впопыхах забыл бежавший Зогу I. Албанская армия и жандармерия были объявлены частью вооруженных сил Италии, и многие участники обороны Дурреса, как ни в чем не бывало, вернулись на службу.
Албанские вояки фашистской Италии демонстрируют новым хозяевам бурную радость. Форма уже итальянская, только головные уборы национальные.
В частности, сменили албанские мундиры "хаки" на серые итальянские (правда, с албанским шевроном) главный мемуарист обороны капитан Нуредин Пуштина и капитан Кадриу Рустеми, пограничная рота которого так отважно защищала порт. На новой службе оба, разумеется, помогали попавшим в беду соотечественникам, "отмазывали" арестованных итальянцами патриотов из числа знакомых и сослуживцев, и, как сами потом утверждали, тайно снабжали партизан информацией и боевыми материалами. Но в горы к борцам за свободу оба не ушли даже когда в 1943 г. Албанию по-настоящему оккупировала гитлеровская Германия. За это после освобождения в 1944 г. страны Национально-освободительной армией Албании Энвера Ходжи (при большой поддержку югославских партизан и небольшой - Союзников) Пуштину и Рустеми, уже майоров бывшей итальянской службы, ждал скорый народный суд. Обоих объявили "предателями и коллаборационистами", влепили двухзначные сроки... и через несколько лет по-тихому амнистировали и выпустили. Не исключено, что за мимолетный героизм при защите страны от фашистов в 1939 г. Оба долгие годы были скромными трудящимися гражданами, а затем обычными пенсионерами в Народной Албании. Когда Нуредин Пуштина написал мемуары об обороне Дурреса от итальянцев, их издали.
Другие командиры защитников Дурреса во время скоротечной обороны успели почувствовать "вкус настоящей борьбы", и уже не изменяли ему. Артиллерийский лейтенант Назми Бараки, стрелявший по итальянским кораблям из полевых 75-миллимитровок, был казнен летом 1941 г., на заре национально-освободительного движения, как "красный партизан". Его повесили, жестоко оскорбив тем офицерскую честь, предатели-албанцы, а не итальянцы. Отважная радиотелеграфистка Линда Демирши, чья передача 7 апреля 1939 г. возвестила всему миру о борьбе Дурреса, участвовала в партизанском движении в Югославии. В 1944 г. она умерла в белградской тюрьме коллаборационистского сербского режима генерала Недича, нескольких месяцев не дожив до освобождения.
Албанские партизаны-антифашисты.
Комендант Дурреса майор Абаз Купи стал одним из руководителей движения Сопротивления в Албании, однако как и при обороне Дурреса был непоследователен. Сначала он смыкался с коммунистами: "они одни воюют!", затем в 1942 г. порвал с ними и ушел к монархистам: "они одни воюют за короля!", после победы Энвера Ходжи выбрал изгнание и там рассорился с королем в изгнании Зогу I; но был активен в албанском эмигрантском движении до конца своей долгой жизни в 1976 г. в Нью-Йорке.
Патрульные катера Албанского Королевского флота в 1939 г. итальянцы включили в состав своей Regia Marina. Все они служили на базах итальянского флота в Албании. После войны они вернулись Албанской Народной армии. Два находившихся в лучшем техническом состоянии были капитально отремонтированы и вошли в состав обновленных военно-морских сил страны. Один из них, бывший флагманский Tirana, получил название Mujo Ulqinaku в честь своего прежнего командира, героя обороны Дурреса от итало-фашистов и Народного героя (посмертно) Албанской Народной республики Муйо Улькинаку.
Командиром восстановленного катера (и подразделения катеров) назначили капитана 3 ранга Влаша Буша, бывшего старшего матроса из экипажа Муйо Улькинаку, который сражался вместе с ним в крепости Марина 7 апреля 1939 г. и считался в стране последним, кто видел национального героя живым. В годы войны Влаш Буш удачно воевал в партизанской армии Энвера Ходжи, был командиром отряда морских партизан (имелись в Югославии и Албании такие, партизанившие в прибрежных водах на небольших вооруженных судах).
Капитан 3 ранга Влаш Буш среди матросов катера Mujo Ulqinaku ВМС Народной Албании.
Однако, повзрослев и вкусив тяготы жизни в послевоенной коммунистической Албании, перспективный морской офицер начал подумывать о бегстве на Запад. Италия, против которой он яростно дрался молодым матросом и партизаном, уже представлялась ему "капиталистическим раем" где можно жрать сколько угодно. В июне 1947 г. Влад Буш вместе с троими подчиненными угнал с базы катер Mujo Ulqinaku и направился на нем в итальянские воды. Однако в пути один из беглецов, молодой морпех Спирос Кота, вспомнил об оставшейся на Родине матери, которую могли сделать "крайней" за его побег, и "передумал". Он перестрелял из автомата капитана 3 ранга Влаша Буша и двоих подельников, а затем привел катер обратно к "отеческим брегам". Так бесславно погиб "последний из матросов героя Муйо Улькинаку".
Наверное, не последний; кто-нибудь из участников обороны крепости Марина в Дурресе от итало-фашистов вполне мог пережить Вторую мировую войну. Однако никто больше не объявлялся. Официальный героизм - нелегкое бремя, и не каждый примерит его на себя.
