Мне снова снится чёрно-белый город, 
где дождь и ветер днём и ночью спорят, 
и тучные под тучами соборы 
бросают в небо взгляд и якоря. 
Над городом казанские погоны, 
под городом казанская подкова, 
и нет ему ни счастья, ни покоя, 
не светит солнце, звёзды не горят. 
 
Там здания поют, как менестрели - 
в России дети Росси и Растрелли, 
осколками и временем расстреляны, 
как кони рвутся в небо триста лет. 
Они глядят на улицы и скверы, 
каналы, магазины и таверны, 
пустые окна, запертые двери, 
ещё не веря - нас там просто нет. 
 
Там площади доходят до каленья, 
и речка омывает им колени, 
смывая кровь, века и поколения, 
бледнея вместе с небом по ночам. 
Мосты разводят медленно руками - 
они в недоумении веками, 
как нами полированные камни, 
о многом вспоминают и молчат. 
 
Заливом город горло заливает, 
ползёт на насыпь, валится на сваи, 
моллюском наплывает, уплывая 
от нами переполненных могил. 
Себя, как алкоголик, город губит, 
Невы-ные к заливу тянет губы, 
и пьёт, и тонет в нём бетонной губкой, 
сигналя в трубы дымом: "Помоги!" 
 
Мы городу ночами тоже снимся, 
стоящие на старых фотоснимках, 
застывшие, похожие на сфинксов, 
следы и слепки, тени на стене. 
Гулявшие от Всадника до Сада - 
от Летнего до Зимнего фасада, 
и городу и горько и досадно, 
что он уплыл и нас на месте нет. 
 
Там шпили и соборы в небо тычут, 
прокалывая, будто шею бычью, 
стреляя в тучи, словно в стаи дичи, - 
и тучи с неба падают дождём. 
Мы были в этом городе моложе, 
хотели бы вернуться, но не можем, 
и город не вернётся в город тоже - 
его никто из нас... уже не ждёт...