Looked-up-to-ness

На донышке осталось полчаса.

Там времени на дне совсем немножко! -

Кричу Ассоли в шелковых трусах -

Старухе в буклях и с подбитым глазом.

Ассоль несет мне вилку или нож

(всегда тиха, безмозгла, безмятежна).

Его на пушку этим не возьмешь! -

Эффектно сотрясаю воздух вилкой.

Но сумасшедшей бабке наплевать

На полчаса - от похоти дурея,

Вся в предвкушеньи парусов и Грея,

Она бревном валится на кровать.

Ну как с ней разговаривать о вечном?

Невыносимо грустно станет мне.

Я лягу животом на подоконник

И стану наблюдать, как желтый слоник

Вышагивает в душной тишине

(он глух с рожденья, но забыл об этом).

На донышке минута или две.

Я в нетерпеньи заберусь на крышу.

Тебя я самой первою увижу,

Узнавши враз по русой голове

Из тысячи похожих.

* * *

Моей звезде лететь сквозь тьму.

Светить - сквозь тьму.

Запутаться в созвездьях.

И эту паутину разорвать,

Чтоб вновь одной остаться

И лететь.

И падать вниз.

И вновь рождаться.

А мне - глядеть на этот миг из-под ладони

И не мешать.

* * *

Тень моя не посмеет с твоею рядом

Лечь в золотистую пыль,

Когда, отправившись следом,

Я догоню тебя.

* * *

С реки за домом повеет прохладой -

Скоро август.

Луна доберется до края крыши -

Скоро полночь.

Тяжелые веки сомкнет усталость -

Слишком поздно.

А мне нельзя тебя видеть завтра -

Слишком рано.

* * *

Ты живешь у реки, несущей

Миллион твоих отражений -

По теченью - в мои объятья.

* * *

Кошкой ничейной прийти на заветную лестницу,

Кошкиной тенью обшарить заветную дверь,

Лучиком чистым проникнуть в замочную скважину,

Тоненькой струйкой к заветным ладоням прильнуть,

Чтоб полотенцем быть вытертой начисто, насухо…

* * *

Теплый персик с ласковой кожей

Упал на траву -

И я чувствую тяжесть в ладонях.

* * *

Стирая белье

Вода ласкает руки, кутает пальцы пена -

Порошок разъедает кожу:

Два "да" - одно "нет".

* * *

Хороший персик подобен поцелую.

* * *

Нет ничего восхитительнее,

Чем наблюдать

За порханием:

В воздухе - бабочкиных крыльев,

А в чае - цветка бессмертника.

* * *

Каждую дверь можно открыть с двух сторон,

Закрыть - с двух сторон.

И остаться - каждому -

Со своей стороны.

* * *

И эта ночь была безлунной,

И снова голова болела,

И теплые на ощупь струны

Опутали живое тело.

И сон подкрался, но не кошкой -

Слепым и ласковым котенком,

Своим мяуканьем немножко

Пощекотавшим перепонки

Мышатам-мыслям: те - горохом -

Мохнатым, рыжим - под кровать.

Нет, засыпать одной не плохо,

А просто страшно засыпать.

* * *

О, кто бы знал, как мне плевать на всех,

И как меня не мучит осознанье

Ничтожности квадрата в миро-зданьи

(сокровищнице всех земных утех),

Мне сданного под зимнюю квартиру!

* * *

От ребра к ребру протянулась нить,

Зацепилась - и - порешила жить,

Порешила ждать в слякотной глуши

Нового божка - родственной души.

* * *

"А роза упала на лапу Анзора"

- 1 -

Я беременна. Испугался?

Я беременна целым романом.

От тебя в нем будет эпиграф:

"Я спиваюсь все регулярней".

- 2 -

Послушай, ведь это же мой голос -

Кипящая в трубке живая медь.

Как мы говорим о погоде с тобою!

Еще пара строчек - и станет смешно.

- 3 -

Как яблоко, в твои ладони лягу.

Не медли же, смотри, как просит ласки

У губ твоих - неосторожный плод,

Сорвавшийся с тугой отцовской ветки.

- 4 -

Твой рот - невосполнимая утрата.

Не потому ли в сумраке вагонном

Я льну к тебе то шепотом, то стоном:

"Твой рот - невосполнимая утрата"?

- 5 -

Кто б видел, какой летящей

Бывает моя походка,

Когда я с любимым рядом,

Иду, источая нежность,

В ночной магазин за водкой!

- 6 -

Подорожная для А.

Спрыгнул с неба

И пошел по траве,

Словно не был

Никогда в голове.

Словно ныла

Голова не по нем.

Отпустила,

Как корзину с бельем

По теченью.

Как синицу из рук

Упустила.

И пошел милый друг

С легким звоном

В - набекрень - голове

По зеленой

По весне - по траве.

* * *

Ноябрь

- 1 -

Как странно видеть грубые наросты

Коры - на жалких узловатых ветках.

Как странно понимать, что небо видно

Лишь потому, что умерли деревья.

Как все свершилось быстро и достойно:

Без суеты, без пафосного слова -

В одну неделю. Я стволов касаюсь,

Но пальцы нечувствительны к дыханью

В молчаньи спящих призрачных деревьев.

- 2 -

Прозрачным становится сад,

И тугое жемчужное небо

Обещает пролиться дождем.

Скоро ночь.

- 3 -

Для Иры

Меж деревьев мелькает подол

Светло-розовой шелковой юбки,

И по шороху листьев сухих

Понимаю, что снова босой

В темный сад упорхнула голубка.

* * *

Благословен тот дождь,

Который я с ладони

Твоей - когда придешь -

Пить буду. И бездонней

Не знаю чаши я.

* * *

Когда ты придешь наконец, я тебя не увижу,

И сердце мое не забьется в сумбуре и неге.

Ты будешь спокоен и тих, ты придвинешься ближе,

Но я не узнаю тебя … в человеке.

* * *

"The wine is drunk, the woman known"

Gwen Harwood

Исчерпаны и женщина, и тема,

И, кажется, рассвет дает осечку,

И медлишь ты на призрачном крылечке,

Решая для себя одну проблему:

Уйти или остаться, если в доме

Исчерпаны и женщина, и тема?

* * *

Ирине

Посмотри поверх бокала,

Задержись глазами на

Грани мутного кристалла

Предрассветного окна.

И откроются все двери,

И такая хлынет суть,

Что, во все авансом веря,

Ты шепнешь кому-нибудь:

"Посмотри поверх бокала,

Задержись глазами на

Грани мутного кристалла

Предрассветного окна…"

* * *

Мартовская оптимистическая

А по лужам - пузыри.

Дождь - хмельной.

Что все плохо, ты не ври,

По кривой

Выйдешь к свету, встанешь в рост,

Ахнешь: "Высь!"

Мир не сложен и не прост.

Отмахнись

От невзгод, что гнули спину

В дугу,

Пожелай судьбы счастливой

Врагу,

И вздохни, чтоб ребра хрустнули аж,

Душу с самого со дна взбудоражь,

Звезды в лужах - не зевай, собери,

А по лужам - пузыри, пузыри…

* * *

Неслышно весна одевает деревья,

И мысли приходят -

В слова облачившись,

Становятся старой сухой погремушкой,

В которой - шуршание листьев опавших.

* * *

Ирине

В длинном платье с белым рюшем

Ты бежала по песку.

Кто тебе, голуба, нужен -

Догадаться не могу.

И каким соленым ветром

Принесло тебя ко мне?

Ты помедлила с ответом

И - подробности в письме:

Линией береговою -

"Здравствуй, солнечная синь!

От себя тебя укрою

В списке радужных богинь

На седьмой почетной строчке

(Больно цифра хороша)", -

И неслась по многоточьям,

Точно в рай, твоя душа.

И подумалось вдогонку:

"Вот бы за руку схватить,

Подержать на леске тонкой

И в аквариум пустить!"

Но волна слизнуть успела

На песке твои следы.

Уплыла ли, улетела

До большой чужой воды?

* * *

К 12 октября 1999 года

Но Ангелы мои пошли за пивом

И в спешке дверь оставили открытой,

Чтоб радугой легла твоя дорожка

К моей помятой утренней постели.

Ты помнишь, я как раз варила кофе,

Переминаясь голыми ногами

По неуютной и холодной кухне,

Сама с собой ругаясь потихоньку?

Пошла назад с дымящеюся чашкой

И на своей зареванной подушке

Застала спящим крошечного эльфа

С закрытыми зелеными глазами.

Ты помнишь, я совсем не удивилась?

Я знала, что дождусь его под утро,

Как только Ангелы мои уйдут за пивом

(У них похмелье с завтрашней субботы).

Сижу теперь на краешке постели

И жду, когда проснется милый призрак,

Чтоб постигать искусство поцелуя

И пить вино сухое с нежных губ

Его - твоих - и это длилось Вечность.

* * *

Lovelin

- 1 -

Послушай, как душа ликует,

Согревшись чаем и теплом,

И долгожданным поцелуем,

Душе подаренным тайком.

Послушай, вот она запела:

Тихонько так, почти в душе.

И не сидится ей без дела,

А мне не плачется уже.

- 2 -

Я медленно иду, считая плиты,

Глазами обнимая каждый дом -

Весь этот город, синевой залитый

И пахнущий не нашим декабрём:

Сухим морозом, терпкими духами,

И мимолётным флиртом, и вином...

Здороваюсь с чужими голубями

На языке, мне кажется, родном.

- 3 -

Бродить по тихим улочкам старинным

И путаным. Своих шагов пугаясь,

О каменные плиты спотыкаясь,

И отражаться в праздничных витринах.

Разглядывать прохожих из-под чёлки

И упиваться собственной тоскою,

Но тут же встряхивать небрежно головою,

Вообразив себя совсем девчонкой

Пятнадцати от силы лет. Коленки

Бесстрашно ветру подставлять и взглядам,

И снов не замечать, бегущих рядом,

Отскакивающих, как детский мяч, от стенки.

* * *

За два нуля я выдумаю слог,

а на семёрке пропоётся имя.

Девятка - или бес ты, или бог?

И снова ноль. С какими же "другими"

Ты треплешься весь вторник после двух?

Шестёрка голубей на площадь села.

Седьмой автобус, как бесплотный дух,

летит по городу, и никакого дела

нет никому, что восемь на боку

скользя по проводу, протащит в бесконечность

пузатую пятёрку. Я могу

сойти с ума сегодня, кануть в вечность

коротких раздирающих гудков

(выдерживаю максимум четыре),

три апельсина выжать, сделать плов

и - трое дураков в пустой квартире -

сидим всю ночь, и до шести утра

ведём беседы не по телефону.

Засасывает времени дыра

слова пустые. Ходит по балкону

моя тоска. Как плохо без тебя!

Послушай, а нельзя ли поскорее

включиться? Предпоследний февраля,

а кажется, что первое апреля.

* * *

Скажи, ну что за скотство: целый день

я не дозваниваюсь. Co ja tutaj robi?

Ты - temporary blocked. Такая хрень.

Твой телефон в контакте неудобен.

Ты невозможен и невыносим,

и я тебя, скорее, ненавижу.

Но этот страх - и что мне делать с ним? -

что я тебя, быть может, не увижу.

Но этот ужас в горле, этот мрак,

какой Мицкевич? Co ja tutaj robi?

Я не дозваниваюсь. Кто из нас дурак?

Твой телефон в контакте неудобен.

* * *

Я покупаю три весенних дня

с отлётной суетою на Okicie.

В последний день пустого февраля

охотно взваливаю всю Москву на плечи.

Я покупаю три чудесных сна

с прозрачными зелёными глазами.

Во мне почти живёт твоя весна.

Быть может, я люблю тебя? Местами.

* * *

Не вакханалия гормонов

и не предменструальный криз,

тошнит скорее от перронов

и выездных-разъездных виз.

Но снова я беру билеты,

и снова я несусь куда-то.

Звоню тебе. Ну где ты? Где ты?

Сама, наверно, виновата.

Какого чёрта телефоны

так ненадёжны в обращеньи?

Скорее, всё-таки гормоны.

Конгениальное решенье.

* * *

И сигарета тухнет на ветру,

и солнце светит как-то ошалело.

Я без тебя, конечно, не умру,

я выживу. Но разве в этом дело?

Не в прошлое отправлю Polonez,

не в будущее - он стоит на месте,

в одной секунде. Времени в обрез.

Я зависаю в белорусском Бресте.

Я слышу чьи-то тихие шаги:

на цыпочках уходят самолёты,

им до Москвы, а мне считать круги

"библиотека - дом". Не зная броду

твоей реки, упрямо лезу вглубь.

Как результат - захлёбываюсь в синем.

Остался след, должно быть, шрам от губ

в моей руке. Осталось только имя

со знаком вопросительным: Олег?

А кто это? Закончим с мелодрамой.

С нуля начнётся времени разбег,

и кто-то мне звонит. Наверно, мама.

Смотри, я снова мёрзну в пустоте,

упрямо набирая тот же номер.

Опять придут и позовут не те,

чужие запахи в чужом оставив доме.

Смотри, я даже плакать не могу.

Ты не единственный, конечно же, на свете.

Закуривать пытаюсь на бегу,

но сигарета тухнет - это ветер.

Всё тот же ветер, и всё тот же свет,

что клином не сошёлся на зелёном

и на Москве. И на тебе. И нет

к тебе дорог. И грезится бессонной

вторая ночь. Мне как-то без тебя

никак. Я бред выстраиваю в строчки.

Сегодня день последний февраля,

а завтра всё изменится до точки.

* * *

Танцуя возле полок в магазине,

Скользя по лестницам библиотечным,

На тротуар расплёскивая синим,

Я улыбаюсь самым первым встречным.

* * *

Крыжовниковой нежностью полна,

тебя я вижу, глаз не закрывая.

Неверная и терпкая весна

тихонько плещется за окнами трамвая.

Я считываю знаки со стекла.

Размытая дождём, твоя Варшава

ещё красивей. Мокрых два крыла

я прячу под пальто. Нацелясь вправо,

трамвай качнётся, рельсы подпоют,

за поручень держаться не учили,

и я лечу четыреста минут.

Всё как во сне. На отсыревших крыльях

повисла под трамвайным потолком,

старательно задерживая выдох.

Мне страх полётов с детства не знаком,

но я спускаюсь - мне пора на выход.

* * *

Замри, не двигайся, и я тебя найду:

по линиям руки приду неслышно,

по треснувшему мартовскому льду,

по скользким от дождя московским крышам.

Ты только оставайся там, где есть,

чтоб ангелы мои билет успели

последний - на последний Polonez

перехватить, и я на самом деле,

а не во сне - приду к тебе по рельсам.

Ты только на пороге задержись.

Не уходи. Ведь нам недолго вместе -

ближайшую случившуюся жизнь.

* * *

Но ты уже живешь во мне,

i serce wie |e jeste[ obok

неверной тенью на стене,

и парой строк, и парой скобок,

i wiаtrem zimnym ktСry wie,

как на губах улыбка тает.

Я проплываю по весне,

и напряженье нарастает.

В коленках дрожь, в кольце янтарь.

Bez papierosa nie wytrzymam.

Ты мой единственный словарь

Для разговора с внешним миром.

* * *

Я начинаю новый день

с того, что посох пилигрима

кидаю в новую мишень

и попадаю прямо в мимо.

Ты говоришь, меня "несёт",

как пса бродячего, как парус.

А знаешь, что произойдёт,

как только где-то я останусь?

Достанет горечью во рту

непереваренная совесть,

и стану я гореть в аду

своих сомнений, страхов. Повесть

заброшенную дорешу,

но вот стихов уже не буду,

оседлых, знаешь, не пишу.

Помою грязную посуду

и снова соберу рюкзак,

хоть до соседнего подъезда

сбегу. Уже не просто так,

а в поисках такого места,

где нас не спросят "почему?"

и выводов не станут делать.

Я просыпаюсь на войну

который день. Обледенелость

внутри меня и гололёд,

любови с сердца, будто с горки

съезжают. Кто-нибудь поймёт

и мне в глаза лимонной коркой

своих "не надо" брызнет также,

как это делать я умела.

Я сплю у разума на страже,

в покое оставляя тело.

Я до зубов вооружилась,

готова драться с первым встречным,

но побеждённому на милость

сдаюсь опять. Кладу на плечи

ему уже не руки - крылья,

на грудь склоняюсь головою.

И сладко мне моё бессилье.

Не уходи, побудь со мною.

* * *

Я перепутала число

и дозвонилась годом позже.

Мне даже с почтою "везло":

она опаздывала тоже.

Мне твой автоответчик врал

любимым голосом навылет

про невесомость и астрал,

где польская весна сопливит

доверчивым слепым дождём,

и замирает в дымке синей

твоя Варшава, где вдвоём…

Обрывы телефонных линий

освоились в моём быту,

как по утрам несладкий кофе.

Я погибала на лету

в ежесекундной катастрофе,

крыжовника не находя

в глазах чужих и непрозрачных.

На дальний путь перекрестя

и направленье обозначив,

мне память выдала весло

и оттолкнула лодку. Боже!

Я - перепутала число!

Я дозвонилась годом позже…

* * *

Ни облачка, ни пятнышка на небе,

ни тени от грозы, ползущей следом.

Залитый беспринципным белым светом,

Ташкент из подземелья тянет стебли.

Пропитан воздух зеленью и шёлком,

и шелестом, и шёпотом, и шумом.

Под маскарадным прячутся костюмом

моей души озябшие осколки.

Кто приголубит маленькую душу?

Кто приютит отросшие колючки?

Какою солнечностью я его навьючу!

И верности бездарно не нарушу…

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"