Если человек хочет избежать недобрых встреч, разгуливая по диким местам, он старается обозначать своё продвижение громкими звуками. Один носит с собой свисток, другой фанатскую дудку, третий ракетницу, четвёртый ружьё на плече и покрикивает на ходу - так или иначе, на сложном маршруте все устают. Сипнет голос, слабеет слух, подсаживается дыхалка...
Каждый человедь вырабатывает себе подходящее восклицание, которое ему удобнее. "Эгей! Э-ге-ге-гей!!", "Хоп! Хо-о-оп!!", "Ура-а!!" - разносятся вопли по лесу, заставляя зайцев путать следы, соболей карабкаться на ели, а медведей вскакивать с натоптанных лёжек и принюхиваться. Порой так привыкаешь к ритму лесного житья, что выйдя в цивилизацию, одёргиваешь себя от каких-то привычных действий, вроде того, чтобы сорвать съедобную травинку (но не с газона же, где машины, собаки, плевки) или помочиться, едва притормозив (ну не у магазина же), и тому подобного. Так в посёлке Китовый на Итурупе я перепугал женщину, шедшую по улице, внезапно рявкнув за её спиной во всю глотку: "Хо-о-оп!!!" Бедняжка, кажется, даже подпрыгнула. Обернулась возмущённо... Было ужасно неловко. Что поделать, привычка!
Абсолютное большинство зверей, которые оказываются рядом, мы не видим, потому что они замечают нас раньше, услышав запахи, шум. Не знаю, почему, но качественно отваживает медведя матерщина. Однако непрерывно ругаться трудно, загнуть в тридцать три света, в иже херувимы, в загробные рыданья и пресвятую деву да минут на сорок мог лишь какой-нибудь старый боцман с "Марии Магдалины". Современник, когда надо реветь во весь голос без остановки, нет-нет да запнется. Неизвестно, срабатывает ли выразительность матерной речи или смысл сказанного, но от брани мишак улепётывает быстрее. И ещё от Маяковского. Не имея навыка часами напролёт браниться, я орал на топтыгиных стихами. Пригодилось хобби - учить поэзию конца Серебряного века/начала красной эпохи. Перепробовал разное: Максимилиан Волошин - косолапому хоть бы хны, Александр Блок - ни жарко, ни холодно, Сергей Есенин - фиолетово, Георгий Иванов - по барабану, Николай Гумилёв - один хрен, Велимир Хлебников - тоже монопенисуально, Даниил Хармс - до лампочки, Анна Ахматова - аж до фонаря...
Маяковский.
Владим Владимыч своим гремящим слогом повергал любого медведя в трепет.
Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я.
Творись, просветленных страданием слов
нечеловечья магия!
За сезон 2020-го с мая по октябрь у меня произошло 57 встреч с медведями, из которых две перешли в нападение, а одно - не перешло. В тот раз я сопровождал орнитолога Ларису по грунтовке в Даниловском урочище, мы шли, общаясь, и время от времени издавая крики. В середине лета жара стояла под тридцать. В ходе беседы я услышал краем уха подозрительный звук слева, но не обратил должного внимания. Когда звук повторился, меня как ударило: это был рык! Мы с Ларисой торопливо повернулись и прямо перед собой в семи-восьми метрах обнаружили под деревом лохматую мамашу с сеголетком, причём мамаша уже вскочила и по всем признакам готовилась броситься. Семейство бессовестно проморгало наше, довольно громкое, приближение, видимо, уснув в тени у дороги. А когда молодая родительница опомнилась, мы оказались ровно напротив. Неожиданная и досадная встреча для всех. В первый миг мы с Ларисой автоматически подались на шаг назад, и медведица тут же сделала в нашу сторону короткий рывок, словно сама ещё толком не решила, атаковать ли ей двух высоких зверей и может погибнуть в неравной схватке, или мы сами сбежим. Но мы замерли и завопили: я, как обычно, матом, а Лариса тонким протяжным визгом - очень противным, если честно, так что, будь я на месте косолапой матери, отступил бы немедля. Что та и сделала через полминуты: боевым построением, пропустив улепётывающий на коротких лапках "обоз" вперёд, она отошла в арьергарде, оглядываясь с запоздалой бдительностью. В тот раз всё обошлось.
Оба нападения в 2020-ом году совершил Подлый Бурундук. Прозвищем этот трёхлеток обязан своему характеру и расцветке. Впервые он выскочил на меня возле Даниловского кордона, на базе которого я работал и обвыкся ходить вокруг довольно беззаботно.
Даниловский кордон назван по урочищу, в котором располагается, на Охотоморской стороне острова. Сопки вздымаются вдоль береговой линии, как естественные укрепления. Если полазать по ним, то найдутся искусственные - окопы, наблюдательные пункты, огневые точки с ржавыми танками, упрямо нацеленными на Хоккайдо.
Я вышел с кордона, как на прогулку, в шортах и тапках, покричал, озирая простор на предмет того, не покажется ли из высокотравья бурая башка потапыча, и направился к морю. А медведь, как выяснилось, дремал за кустами шиповника на обочине, пробудился от криков и, вместо того, чтобы замереть, не подавая признаков жизни, пока я не пройду, или вовсе слинять подальше, выпрыгнул, подлец, за моей спиной. Я обернулся на шорох: относительно небольшой мишак (с поднятой головой высота его, стоящего на всех четырёх, приходилась мне ниже груди) светло-бурого окраса и с чёрной полосой по хребту - с любопытством взирал на меня с пугающе близкой дистанции в пять-шесть метров. От неожиданности я отпрянул и это было ошибкой, косолапый тут же сделал короткий прыжок в мою сторону. "Куда ты, дурак, между нами и так пара шагов!" - мысленно завопил я и попробовал остановиться, чтобы, как полагается, громогласно обматерить, а затем ознакомить невежу с творчеством Маяковского. Но трёхлетка сделал ещё один маленький скачок, оказавшись почти на расстоянии вытянутой руки, так что стало чётко видно, как расширяются его ноздри, втягивая мой запах, и пришлось сделать ещё пару поспешных шагов назад. Таким образом, в первые же мгновения встречи я морально проиграл, утратив инициативу. Дальше я только пятился, спиной вперёд в тапках по жёсткому бамбучнику, отбиваясь от мохнатого поганца горящим фальшфейером. Траектория отхода не вызывала энтузиазма - до здания напрямки было дальше, чем по дороге, которую перекрывал медведь, кроме того, чтобы добраться до двери, мне потребовалось бы ещё обойти угол.
Бывают ситуации, когда двадцать метров это очень далеко.
В доме присутствовала моя супруга, но я помнил, что в тесной жилой комнатушке на плитке грелся чайник и шум, производимый им, не позволил бы расслышать звуков снаружи, так что мне оставалось надеяться только на себя. Мысли, подстёгнутые адреналином, строились на удивление ровно, а восприятие обострилось. Молодой медведь, который сначала, по всей видимости, не намеревался нападать, а скорее игрался со мной, как с непонятным существом, вступал в охотничий раж. В какой-то момент я метко ткнул его в самую морду, заставив шарахнуться (запахло палёным), после чего его настроение изменилось, шерсть вздыбилась, укрупняя и без того значительные габариты, выражение глаз озлобилось... Хищник предпринял манёвр, пытаясь оттеснить меня от здания. Настроение для поэтической декламации как-то не появлялось - я с надрывом матерился одними и теми же словами и уже начал хрипнуть. Противостояние длилось несколько минут, но я успел понять, что не справляюсь - мне просто не добраться до двери. Тот миг перехода от сдерживаемой паники к полному отчаянию каким-то образом был считан зверем, чьи животные инстинкты компенсировали неопытность, и он пошёл в атаку. Я шарахнулся в сторону, а возле живота когтистая лапа ударила по воздуху, и сразу должен был последовать атакующий рывок, чтобы меня повалить - не знаю как, но я увидел это намерение. Но тут сбоку раздался женский крик, и медведь отскочил назад, позволив мне отойти к дому.
Бывают ситуации, которые завершаются быстрее, чем догорает японский фальшфейер, а пересказывать их приходится чуть ли не на пятнадцати страницах.
В тот раз меня спасла жена и цанговый баллон для плитки, в котором вовремя закончился газ. В тот раз я прогнал Подлого Бурундука с кордона, наступая на него с бензопилой. Но он больше не боялся и ночами караулил у дома, а через неделю повторил попытку нападения на безлюдном берегу, вдали от кордона, когда остступать было некуда. Тогда конфронтация длилась свыше получаса, я сжёг два файера, потратил взрывпакет, кучу петард и зарядов для "сигнала охотника", а трёхлеток надкусил мне оброненную кепку и получил шумовым сигнальным патроном в бочину. Разошлись с трудом.
Я понял, как получилось, что на севере острова медведь задрал смотрителя прямо у маяка: постоянно живя вне цивилизации, привыкаешь считать свой дом уголком безопасности, забывая, что вокруг него родной дом зверей - и начинается он непосредственно за твоим порогом.
С того дня в природе для меня не осталось безопасных уголков.
Всё лето мы не сталкивались с Подлым Бурундуком вблизи, но погранцы поведали, что на квадроциклах гнали его по берегу, для острастки постреливая в воздух, и раз я видел, как он удирал вниз с сопки от взрослого медведя, похожего на грустного пса.
В конце августа я встретил его снова - знакомец с тёмной полосой на спине жрал дохлого тюленя на берегу. За сезон трёхлеток окреп, возмужал, приобрёл уверенность. В том месте имелся обход по дороге и можно было прокрасться мимо незамеченным, но я решил взять реванш и принял направление на зверя. Конечно, отгонять хищника от добычи затея, мягко выражаясь, неважная, но понадеявшись, что Грустный Пёс и пограничники научили малолетнего хулигана тому, чего не вышло у меня, я двинул напролом. Пооборачивавшись на надвигающегося человека, медведь, без торопливости, удалился в высокотравье, когда между нами оставалось ещё метров тридцать. Проходя мимо тюленя, я решил помочиться на него, чтобы пометить добычу и показать, кто здесь альфа-самец, но в тот момент, когда расстёгивал ширинку, из травы в десяти шагах высунулась мохнатая голова с негодующим взглядом, словно говорившим: "Ты чего удумал, мерзавец?!" Сориентировавшись, я проследовал дальше боком, не выпуская башку из виду. А на обратном пути уже обошёл его тихо. Хотя реванш не был полновесным, радость облегчения я почувствовал - оказалось, что страх, появившийся в мае, всё это время таился внутри, но в тот день удалось его переломить.
Однако тот факт, что громкий голос способен не отпугнуть разумного хищника, а наоборот приманить любопытного, не забылся. С той поры я перестал читать медведям стихи.
|