Аннотация: Голос Копеляна за кадром: Информация к размышлению
Як кажуть на Вкра§нi: "Казав слiпий: "Побачимо!"
Где дух не водит рукой художника, там нет искусства.
-Леонардо да Винчи-
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Что касается слога, то чем он проще, тем будет лучше... Главное: истина, искренность.
-А.С. Пушкин-
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Все виды искусств служат величайшему из искусств - искусству жить на Земле
- Б.Брехт -
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Без впечатлений, восторгов, вдохновения, без жизненного опыта - нет творчества
-Дмитрий Шостакович-
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Вдохновение - это такая гостья, которая не любит посещать ленивых
-П.И. Чайковский-
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Искусство есть такая потребность для человека, как есть и пить. Потребность красоты и творчества, воплощающего её, - неразлучна с человеком, и без неё человек, может быть, не захотел бы жить на свете
-Ф.М. Достоевский-
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Безошибочный признак того, что что-то не является искусством или кто-то не понимает искусства, - это скука... Искусство должно быть средством воспитания, но цель его - удовольствие
-Б. Брехт-
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Прекрасное не может быть познано, его необходимо чувствовать или создавать
-И.В. Гёте-
Что же значит "совмещать в себе различные творческие направления, быть значимой в искусстве личностью"?
Во-первых, надо стремиться познавать все новое, что увлекает на данный момент.
Во- вторых, прислушиваться к различным направлениям культуры.
И, в- третьих, совершенствовать свои познания каждый день, ведь человек потеряет интерес к делу, как только начнет творить его в совершенстве. К счастью, а может быть и к сожалению, человек учится пока живет.
А это значит, что пока Вы творите, Вы будете жить
Галерея (франц. galerie, от итал. gal-leria), 1) длинное крытое светлое помещение, в котором обычно одну из продольных стен заменяют колонны или столбы, а иногда ещё и балюстрада. С 1-й половины 16 в. и особенно в эпоху барокко в европейской дворцовой архитектуре складывается новый тип Г. - обширного зала со сплошным рядом больших окон в одной из продольных стен (илл. см. т. 4, табл.). В подобных Г. с 17 в. размещались художественные коллекции владельцев дворцов. Позже Г. стали называть художественные музеи, а также их отделы. В современной архитектуре Г. являются важным функциональным элементом галерейных домов. 2) Верхний ярус зрительного зала (галёрка). 3) В переносном смысле - длинный ряд, вереница (например, Г. типов).
В отличие от городской картинной галереи, музея в галерее современного искусства:
• Есть постоянная экспозиция, концепция, выставочная политика;
• Договорные отношения с субъектами (художниками);
• И зарекомендовавшие себя, и молодые художники;
• Камерная обстановка;
• Возможность приобретения произведения искусства.
Функции:
репрезентативная, научно-просветительская, коммуникативная, экспертная, коллекционная, коммерческая, рекламная, анализ, сохранение и популяризация искусства.
Галереи знакомят зрителя с новыми произведениями, воспитывают художественный вкус, изучают и сохраняют для будущих поколений наиболее значимые предметы и формируют арт-рынок современного искусства России. В России галерея - это не только коммерческая институция, но и организация, занимающаяся просветительской деятельностью и участвующая в различных социальных, некоммерческих, благотворительных проектах, их сфера деятельности значительно расширена географически, их место в культурном пространстве позиционируется и через социальное положение галериста.
Виды
• галерея, ориентирующаяся на художественные течения (реалистического, абстрактного искусства );
• галерея, специализирующаяся по видам искусства (скульптуры, графики, ювелирного искусства);
• галерея "персональной ориентации";
• галерея одного художника;
• галерея одной картины;
• галерея-салон;
• сувенирная галерея;
• виртуальная галерея.
Галерея - это не только выставочные проекты, но и часть коммерческой культуры и арт-рынка, которые и позволяют авторам творить, а галереям показывать результаты.
Так, например, задача фотогалерей показать всем любителям фотографии и коллекционерам на рынке фотоискусства существующие техники создания фотографии, виды печати, оформления и особенности архивации (сохранности).
"Артконституция" - художественный проект, включающий в себя издание иллюстрированного альбома Конституции Российской Федерации и проведение выставки работ, послуживших иллюстрациями к альбому. Кураторы: Петр Войс (координатор проекта), Сергей Денисов, Иван Колесников.
История
2001 год, декабрь - заявление проектной стратегии, выставка работы худ. Сергея Денисова и Ивана Колесникова "Статья Љ 20. Право на жизнь", галерея С.АРТ;
2002 год, декабрь - выставка первых работ проекта, галерея С.АРТ (34 работы);
2003 год, декабрь - издание альбома и выставка работ, вошедших в альбом "Артконституция", Московский музей современного искусства.
Концепция
Выдержки из пресс-релиза 2001 года:
"...Известны два основных способа достижения результатов. По принципу соответствия и вопреки. Цивилизованное общество всегда стремится к первому. Для этого оно создает свод законов, который регламентирует порядок политико-экономических и социально-бытовых отношений. Но не всегда наличие законов приводит к однозначности их толкования и равноправности применения. Не случайно, сегодня знание законов само по себе не гарантирует их исполнение. В качестве объяснения двойственности таких ситуаций общество использует прием комментирования существующих коллизий. В заявленном проекте художникам предложено выступить в
• Любые декларативные нормы несут в себе возможность их двойного толкования.
• Искусство заполняет разность между признанным порядком вещей и его отрицанием. В этом заключается правоспособность искусства.
• Нет актуального искусства. Есть актуальные темы, которые являются предметом искусства и мотивацией творческого процесса.
• Реальность рождает мифы. Мифы генерируют создание новой реальности. Искусство показывает степень противоречий. существующих в обществе.
• Носителем правоспособности искусства является художник..."
ЛИТЕРАТУРНЫЙ АГЕНТ - посредник между автором и издателем (изд-вом), отбирающий из предложенных ему произведений те, что, на его взгляд, могут быть приняты к изданию, и рекомендующий их изд-ву, выступая в качестве полномочного представителя автора и получая за посредничество отчисления от авт. вознаграждения.
Литагент во всем мире - и мама, и папа, и воспитатель для писателя. В России же все наоборот - к услугам агентов обращаются только в случае, когда нужно перекинуть мостик от российского книжного рынка к зарубежному.
В России институт литературных представителей начал зарождаться не так давно, и сейчас находится в стадии своего становления. Причем большая часть авторитетных агентств специализируется на вопросах оформления прав на издание зарубежных книг в России, а не продвижении новичков из числа соотечественников.
Литературные агенты, имеющие большой опыт работы с зарубежными издательствами, отмечают, что российский рынок для иностранцев по-прежнему остается если не непроходимой сибирской тайгой, то, по крайней мере, не самым понятной территорией мирового книжного бизнеса. Хотя с развитием Интернета, социальных сетей и других оперативных средств коммуникации пропасть между иностранными и отечественными издателями постепенно начинает уменьшаться.
"В мире настолько развит институт литературных агентств, что работа напрямую, да еще в таком потенциально интересном, но до сих пор непонятном рынке, каким является Россия - исключение. Ярким примером такого исключения является литературное агентство The Wylie Agency, которое работает с ярчайшими литературными созвездиями напрямую во всем мире. Но в этом агентстве - одном из старейших в мире - десятки агентов. И есть даже не один специально выделенный агент, который "ведет" русский язык, - рассказывает Юлия Гумен. - Ведь в выборе работы с ко-агентом главное - целесообразность распределения ресурсов. Агенты и издатели, которые не могут позволить себе иметь отдельного агента, экспертно разбирающегося в особенностях рынка на той или иной территории, знакомых с реалиями и экспертами, представляющих актуальные тренды и социокультурные особенности издательского и читательского пространства территории, будут искать представителя в этой стране. Именно этим мы руководствуемся в своей работе, когда делимся агентскими комиссионными с широкой сетью ко-агентов по всему миру".
Каждый должен заниматься своим делом. Писатель - изливать на бумаге свою гениальность. Издатель - нести эту гениальность широкому читателю. Ну а литературный агент - обеспечивать взаимопонимание между теми и другими, даже если их разделяют километры и государственные границы. Институт литагентств в России только начинает укреплять свои позиции. Совсем скоро в полной мере откроется еще один масштабный фронт работ - продажа и покупка прав на электронные книги. Движение в этом направлении уже началось, но пока не достигло пика, в частности, из-за несовершенства нормативной базы.
Наталья Кириллова, специально для Pro-Books.ru
"Переводят всех, кто пишет страшно"
Путин, коррупция, ФСБ, русская мафия и русская душа. По темам и персонажам русских книг, популярных за границей, лучше, чем по любым социальным исследованиям можно понять, какой Запад видит Россию и чего он от нее ждет.
Openspace попросил литературных агентов и издателей, которые продвигают русскую литературу за рубежом, ответить на несколько вопросов: кого издают из русских авторов прозы и нон-фикшн, как менялась мода на русскую литературу и какой должна быть идеальная книга из России.
1. Кого из русских авторов переводят на Западе?
Юлия Гумен, соучредитель литературного агентства "Банке, Гумен & Смирнова":
От русской литературы ждут литературной водки, медведей и матрешек: например, чернушного быта. Издатели открыто говорят: "Мы хотим, чтобы в романе кого-то убивали, чтобы все было жестко и страшно". Нет, достоевщину не просят, это уже моветон.
Понятно, что сами мы тоже формируем стереотипы. Западные издатели постоянно хотят что-нибудь антипутинское. И вот ты закатываешь глаза или подмигиваешь: смотрите, какой роман. Это все про власть. Вы понимаете, там подтекст. И издатели начинают потирать ладошки и говорить: "Да-да, мы хотим!".
Хотя бывает и наоборот. Мы работаем с Аней Арутюнян, журналистом The Moscow News, которая написала книгу о современной политической и экономической ситуации в стране, The Putin Mystique. Мы продали ее на бесконечное количество языков, книга уже вышла в Дании, Эстонии и Болгарии. Еще на стадии трех первых глав ее купили китайцы. Перевели и отказались публиковать: "Книга слишком критична по отношению к заглавному персонажу, мы не можем подвергнуть опасности отношения наших двух стран".
Из других наших авторов продается Марина Степнова, Аня Старобинец. Михаил Шишкин фантастически успешен! Моя коллега продала "Венерин волос" на 30 языков, включая фарерский. Вспомните, был роман Гиголашвили "Толмач" на ту же тему: беженцы, их переводчик... Но у Гиголашвили не получилось, а c Шишкиным все удалось. Успех здесь непредсказуем.
Книжный рынок жестко структурирован. У издательства, которое печатает детективы, своя полка в магазине, ему негде продавать любовный роман. Да и с предложением у нас... Нет в России школы жанрового письма, авторы не любят или не умеют следовать четким критериям, которых ожидают западные издатели и читатели. Вот Сахновский, "Человек, который знал все" - блестящий роман, при этом с сюжетом мистического триллера. Во Франции толстые журналы отказывались о нем писать, как о жанровом. А магазины и массовые журналы спрашивали: "Где же здесь триллер?"
В итоге издатели знают, что получат от России мутноватый, жанрово сложно определяемый роман с бесконечным количеством героев, имена которых все равно никто не запомнит. Читатель тащится от этого у Достоевского, но, когда в современном тексте он должен перелистывать страницы назад, чтобы понять, кто такой Pavel Ignat"evitch и кем ему приходится Il"ya Konstantinovitch, - все, роман обречен.
Просто у нас автор - творец, ему диктует тексты высшая сила, а ты выкручивайся как знаешь. В России хорошая книга - это вопрос озарения. На Западе - профессионализма. Что, конечно, не исключает гениальных книг.
Томас Видлинг, соучредитель немецкого литературного агентства Nibbe&Wiedling:
Все старые клише: русская душа, русская зима, достоевщина - все живы, к сожалению. Или не к сожалению. Для русской литературы это unique selling point. Русские авторы умеют смотреть в глубину души, они пишут глубоко и трагично. Все европейцы более или менее близки, поэтому считается, что взгляд русских - это взгляд и в нашу душу.
Наша политика - представлять авторов, которые пишут о сегодняшнем дне. Сенчина, который угрюмо смотрит на ситуацию в провинции, Прилепина, от которого ждут неожиданных политических вещей. Вообще, Прилепина долго боялись печатать, потому что считали экстремистом, нам с трудом удалось это переломить. А Лимонова, например, так и считают политиком, а не писателем. Отказываются переводить даже его последний роман об отношениях с женой ("В Сырах"). Лимонов достоин переводов, пишет лучше многих, но своей политической судьбой препятствует литературной судьбе.
Живые классики - Пелевин и Сорокин. Они появились 15 лет назад, их знают и будут издавать все, что они напишут.
Русское фэнтези становится модным. Лукьяненко популярен везде, в Скандинавии любят Перумова, в Италии и Испании - Глуховского. Его же у нас недавно купил Таиланд, сами не понимаем почему.
Из женщин известны немногие. Первая - Людмила Улицкая, сейчас начинают узнавать Ольгу Славникову. А вот Дину Рубину не переводят. У нее еврейский юмор и образ мысли, ее не воспринимают как русскую писательницу.
Конечно, если кто-то издает роман из России, нужно, чтобы его действие разворачивалось здесь, а не в Нью-Йорке. То есть роман должен быть русским, но не слишком, потому что тогда он будет непонятен. Вот "Доктор Живаго" - достаточно русский роман, а "Мастер и Маргарита" - слишком русский, какие-то реалии в нем иностранцам уже непонятны. Даже в "Докторе Живаго" при каждом издании редакторы предлагают убрать уменьшительные имена.
Вообще, почти 90% всех переводов, которые публикуют в Германии, - с английского языка. На оставшиеся 10% приходятся все остальные языки мира. Русскому достается 1%. Это не мало: на французские переводы приходится столько же.
Во Франции переводят еще меньше. Китай публикует всех лауреатов премии "Букер". В Венгрии, Польше и Хорватии есть издательства, которые публикуют русских авторов много и часто. Япония, Тайвань, Китай и Корея любят русское фэнтези.
Американцы переводят иностранцев редко. Мы уже рады, что они издают Зайончковского, Славникову, Иличевского и Бибиш. Они там вообще немножко отстали. Война, ГУЛАГ, исторические романы - это им интересно. А современность - не очень.
Марлис Юнке, редактор отдела русского и английского языка берлинского издательства Aufbau Verlag:
В феврале 2012-го у нас вышел роман "Роисся вперде!" Олега Кашина, следующей весной появятся воспоминания Эдуарда Кочергина "Крещенные крестами", а осенью мы выпустим исторический роман Полины Дашковой "Источник счастья". Мы печатали Дашкову много, тиражи были по 50-80 тысяч экземпляров, но эта книга, наверное, последняя, и тираж всего 10 тысяч. Лет десять назад в Германии был большой интерес к русской литературе. Сейчас он пропал, и даже эти книги будет трудно продать.
Мы стараемся публиковать только то, на что точно отреагируют немецкие журналисты, без поддержки газет и интернета тираж нам не продать. А журналисты откликаются в основном на острополитические вещи, например, на Кашина. Да и читатели сначала слушают радио и смотрят телевизор, и, видя там новости из России, начинают думать: а не почитать ли мне что-нибудь про это место.
Габриэле Лойпольд, переводчик, автор немецких переводов Варлама Шаламова и Андрея Белого (работает с разными немецкими издательствами):
Переводят всех, кто пишет страшно. Возьмите Светлану Алексиевич - у нее все книги страшные, она популярна. Лев Копелев, Анна Политковская - оба пользовалась у нас большим успехом.
XIX век до сих пор важен. Достоевского, Толстого, Гончарова и Бунина переводили уже раз пять-десять. Из новых - Солженицын, Шаламов, Хармс. Из современных: Пелевин, Улицкая. Битов - живой классик. Геласимов - он очень популярен во Франции.
В Германии самый известный русский писатель - Владимир Каминер. Он пишет по-немецки, но о русских: об эмигрантах, жизни в СССР, службе в советской армии, кулинарии. Ирина Прохорова позволила себе пошутить, перевела его и издала в "Новом литературном обозрении", но успеха не было. Каминер играет на немецких стереотипах о России, русские просто не понимают, что это про них.
Детскую литературу почти не переводят. В моем детстве были сказки про Иванушка-дурачка, но они закончились вместе с ГДР. Мы пытались найти издателя для "Вредных советов" Григория Остера. Это хорошая книга, она могла иметь успех. Но за нее так никто и не взялся.
Максим Ходак, глава издательства Glagoslav Publications, базирующегося в Лондоне и специализирующегося на издании русской литературы на английском языке:
Для западных издателей Россия застряла где-то в середине 90-х: упадок, мафия, общий развал. В ноябре прошлого года Йельский университет издал историю Белоруссии. Называется книга "Последняя диктатура Европы". По мнению западных издательств, иначе ее не продать.
Мы сами стараемся издавать качественную литературу, в основном классику или современных авторов, которые уже известны и получили литературные премии: Чижова, Прилепин, Кочергин. Западу надо преподносить топовых авторов, полностью состоявшихся в России. Это не гарантирует успех, но дает надежду, что газетные критики будут их хоть немножко замечать. Вот мы издали "Хатынь" Алеся Адамовича - и к нам валом посыпались вопросы от журналистов. Многие понятия не имели об этой трагедии. Пошли рецензии, после этого книгу начали покупать читатели.
Тем не менее, по нашим продажам видно, что популярнее всего фэнтези типа Глуховского. Роман "Метро 2033" перевели на 34 языка, по нему сделали компьютерную игру, в следующем году выпустят вторую.
Наташа Перова, главный редактор издательства "Глас", которое публикует русскую литературу на английском языке и предлагает ее иностранным издателям:
Самые продаваемые: Акунин, Улицкая, Пелевин, Курков, в последние годы Лукьяненко. Издают и других, конечно, и успех того или иного автора непредсказуем. Последние два года мы работаем с премией "Дебют": мы издаем их лауреатов и продвигаем их для издания в разных странах. Неожиданно они вызвали больший интерес, чем я ожидала.
Издатели считают, что из каждой страны читатели должны помнить всего одного писателя. Италия - это Умберто Эко. Остальное издается маленькими тиражами в экспериментальных издательствах. В России такой "главный" автор, наверное, Пелевин. Мы познакомились с ним в 90-х, он только что закончил "Омон Ра", и никто в Европе не хотел его печатать: кому нужна эта советская тематика? Мы издали несколько его рассказов, а потом на книжной ярмарке в США к нам обратилось одно американское издательство, которое выбрало его как самого интересного из наших авторов. Несмотря на разницу во времени, меня прямо оттуда заставили позвонить Пелевину в Москву, Пелевина мы разбудили, и он долго не мог понять, в чем дело.
Ему повезло, что его начали издавать на излете перестройки, до того, как от России все отвернулись. Еще пара лет - и такого успеха бы уже не случилось.
Русскую классику издают постоянно. Недавно была волна новых переводов Чехова, Толстого, Достоевского, классиков "второго ряда". Это опробованная территория, издателям не нужно решать самим, хороший ли писатель Толстой и будет ли он продаваться. А с современной литературой всегда риск - переводная книга заведомо считается "трудной" и ее читатель, как правило, интеллигент. Даже Маринину и Акунина рецензии называли вторым Толстым.
2. Какая нон-фикшн литература выходит в переводах?
Томас Видлинг:
Увы: американского журналиста, который напишет книгу о России, опубликуют гораздо охотнее, чем русского. Он может не быть специалистом, но доверие к его знаниям и образу изложения все равно будет выше. К тому же американский стиль легкой, поверхностной обработки материала популярнее, чем более глубокий и сложный русский.
Исключение делается только для Светланы Алексиевич - ее все знают, это уже бренд. Книгу Ходорковского сразу захотели напечатать (права на написанную в соавторстве Михаилом Ходорковским и Натальей Геворкян книгу "Узник Путина" выкупили шесть издательств. - Е.Р.). Когда все хотели читать про Чечню, мы продали права на "Невест Аллаха" Юлии Юзик. Но интерес быстро упал, и ее "Исламский словарь" издателей не заинтересовал. Другие... Я могу представить себе, что если бы блогер... как его... Натальный написал бы книгу - тогда да. Хотя его колонку в прессе читали бы больше. Книга - медленный формат, и кто знает, где он будет, когда она выйдет.
Габриэле Лойпольд:
Ваши авторы пишут иначе, чем те, к кому привыкли немцы, поэтому 60% нон-фикшн о России в Германии - это переводы с английского, и совсем немного - с русского.
Например, немецкий журналист Герд Руге выпустил "Сибирский блокнот", поляк Мариуш Вильк - документальную книгу о жизни на Соловках ("Волчий блокнот"). Есть много популярных книг о России немецких журналистов, которые жили в Москве.
Помните эту книгу про встречи с семьей Лыковых в тайге? Недавно немецкий журналист Йенс Мюлинг встретился с Агафьей Лыковой и тоже написал о ней. Наверное, это отвечает стереотипам о России: тайга, лес, глушь, дикость. Каждая страна думает, что к востоку от нее мир более дикий, о нем увлекательно читать.
Летом в Германии выходит полудокументальный роман Василия Голованова "Остров" про остров Колгуев. Это тоже входит в клише: Россия, север, этнография плюс душевные искания. Именно такие книги от России и ждут.
Из литературы для специалистов - Юрий Лотман, Александр Эткинд, Михаил Бахтин. Они уже классики.
Наташа Перова:
Одно время в Европе была мода на книги о Китае, но написанные китайцами, которые жили за границей. То же самое произошло с Россией. После перестройки издатели поняли, что гораздо лучше издавать книги, написанные не русскими, а про русских. Такая сильно адаптированная русская действительность продается лучше.
При этом то, что популярно за границей, не обязательно будут читать в России. Самый большой успех у меня был с "Чеченскими дневниками" Аркадия Бабченко, которого перевели на 20 языков. В 2003 году мы издали по-русски и по-английски книгу "Хочу жить!" Это дневник советской школьницы Нины Луговской, которую арестовали в 1937-м году, в 17 лет. Такой сюжет Анны Франк: девочка, которая жила во враждебном окружении, отца которой все время арестовывали... У нее был незамутненный, очень особый взгляд, она могла бы стать блестящим писателем. Я пришла в восторг, напечатала тысячу экземпляров, но продавала ее года три.
Потом дневник попался иностранным журналистам, посыпались рецензии, и ко мне пошли издатели. В общем, за девять лет дневники перевели на 20 языков, они очень успешны. В 2010-м году "РИПОЛ классик" решило напечатать дневник на русском еще раз. И опять с трудом продали небольшой тираж. Наверное, литературы о репрессиях стало очень много еще в 90-х. И в какой-то момент ради сохранения сознания люди в России перестали ее читать.
3. Какие русские книги были популярны, но выходят из моды?
Юлия Гумен:
Тренды на книжном рынке меняются раз в полгода. Было время, когда все прибегали и говорили: дай мне чеченский роман, чтобы как Тургенев - но в Чечне. Тогда пошел "Асан" Маканина - такое ощущение, что он писал его с оглядкой на западного читателя. Когда-то я продала права на перевод Ирины Денежкиной, у нее было абсолютное совпадение с трендом молодежной откровенной прозы.
Но обычно Россия немного запаздывает. Писатель берет какой-то тренд, который дошел до него через два года после того, как появился в Европе. И еще через год предлагает его переводить.
К примеру, был тренд: вампирские романы. Практически каждое издательство отметилось романом с вампирами: тут и "умные" романы, и совсем попса, и постмодернизм, и жанр наивысшей планки. А через год появляемся мы и приносим русский вампирский роман.
Томас Видлинг:
С начала 2000-х и до 2008-го держалась мода на русские детективы, через них европейцы открывали для себя сегодняшнюю Россию.
Эта мода прошла, да и открывать уже нечего, всем ясно, что Россия - это Путин, коррупция, ФСБ. И все, никому не интересно. Поэтому чем жестче будет становиться режим, чем выше будет роль ФСБ, тем интереснее станут книги, в которых можно будет писать то, что нельзя в газетах. Такой рефлекс диссидентства.
Скорее всего, если Путин уйдет и наступит демократия, интереса к русской литературе больше не будет. Хотя, кто знает, может, совершенно наоборот.
Марлис Юнке
Романы о войне. Мы издали "Сталинград" Виктора Некрасова, но его покупают по 400-500 книг в год.
Максим Ходак:
Пока русские писатели перерабатывают наше советское прошлое, сталинские времена. Для нас, выходцев из этой системы это понятно и кажется нужным. Но для Запада, который все меньше интересуется даже своей историей, это кажется измусоленным, нынешнее поколение читателей ждет чего-то нового.
Наташа Перова:
В советские годы русскую литературу - особенно ту, которую считали антисоветской, - издавали гораздо больше и с огромными гонорарами. Еще в начале 1990-х к нам приходили издатели и спрашивали: "А кто у вас следующий Толстой и Достоевский?" Но, когда я предлагала им неизвестные имена, оказывалось, что все оглядываются на авторитеты и не доверяют собственному мнению. Качество текста ничего не решает.
4. Как для вас выглядит идеальная книга русского автора?
Юлия Гумен:
Если мне принесут роман, который написан на высоком художественном уровне, имеет интересный сюжет, и действие которого происходит в современной России, - я, безусловно, его продам.
На литературном рынке всегда востребована семейная сага: XX век, три поколения семьи, классический язык... Мы не нарадуемся на "Женщин Лазаря" (роман Марины Степновой). Он отвечает всем ожиданиям, и его сразу покупают.
Недавно меня стали спрашивать, нет ли у меня качественного женского любовного романа. И я в растерянности, потому что в России такого нет. Про общество есть, про политику есть. А про любовь пишут такое, что и переводом не исправишь. Коммерческого трэша Европе хватает своего, переводить его экономически нецелесообразно. А русскую качественную беллетристику печатали бы охотно.
Томас Видлинг:
Идеальный русский роман - "Доктор Живаго" на современном материале. Пастернака издают до сих пор, в Италии и Германии недавно вышли новые переводы. Это роман про основные человеческие ценности, он всегда будет популярен. Вы заметили, как все бросились читать шведов, когда появился Стиг Ларссон? Если бы нам, агентам, удалось найти нового "Доктора Живаго" - это был бы паровоз, который вытащил бы за собой всю русскую литературу.
Марлис Юнке:
Я получаю много разных рукописей, но пока ни одну из них не выгодно печатать. Если мы что-то и издадим русское, то только связанное с политикой. Конечно, можно переводить и просто развлекательные книги. Но среди, например, детективов велика конкуренция книг из США, Англии и Франции, их легче продать и их тиражи у нас гораздо выше чем, к примеру, у Дарьи Донцовой, которую мы тоже печатали. Единственное уникальное, что может предложить Россия, - это ее политика.
В Германии живо представление, что книги из России должны быть серьезными, с большими проблемами. Например, мы печатаем Толстого, есть план издать письма Ивана Гончарова: другое издательство сделало новый перевод "Обломова", вроде бы он хорошо идет. Но серьезная литература составляет всего 20% от рынка. Это одна книга раз в полгода.
А вообще, писателям сейчас везде трудно. Слишком много других вещей можно делать в свободное время. Не только читать.
Максим Ходак:
Если мне попадется второй Глуховский - я тут же его издам, что удовлетворит интерес западного читателя. Я бы не хотел, чтобы мы занимались только фантастикой, но, когда мы печатаем качественную литературу, ставку приходится делать на библиотеки. Это большой рынок, в США на него выделяются миллиарды. Чтобы выжить, нам достаточно продавать по мировым библиотекам 600-1000 экземпляров каждой книги.
Наташа Перова:
Любая книга, которая написана талантливо и на общечеловеческие темы: жизнь, смерть, любовь, семейные отношения.
Какие русские писатели могут быть востребованы? Реально - никакие. Издательства получают огромное количество предложений, они не успевают их читать. А количество переводных книг в Англии и США - 3-4% в год.
Так что русскую литературу в мире не ждут, как не ждут и любую другую. Но у меня острое ощущение, что что-то надо делать, чтобы люди в других странах знакомились с нашей культурой, не считали нас медведями.
источник: Openspace
Главные тренды в литературе и книжном бизнесе 2012 года.
Литература, как и любое другое искусство, дышит где и когда хочет, не особо сверяясь с календарем. Однако 2012-й представляет собой в некотором роде исключение - у него в самом деле имеются формальные, видимые глазом итоги, которые можно подвести. Недостаток объективно ярких книг компенсировался на этот раз наличием четких тенденций, и сейчас - когда все главные литературные премии вручены, а в издательской жизни наступило традиционное праздничное затишье - самое время о них поговорить.
Писатели в политике
Год назад в ответ на вопрос "А кто у вас из писателей по политической и оппозиционной части будет?" в первую очередь прозвучали бы имена Эдуарда Лимонова и Захара Прилепина. Именно эти двое - основатель партии национал-большевиков и самый харизматичный и популярный ее представитель - казались наиболее радикальными фигурами в российской литературе. Сегодня же ответ будет определенно иным: по политической (и оппозиционной) части у нас нынче проходят Дмитрий Быков и Борис Акунин, до недавнего времени имевшие репутацию умеренных и далеких от прямой политической борьбы либералов.
Изначально заняв по отношению к белоленточному движению высокомерно-обиженную позицию, Лимонов оказался на обочине общественной жизни. Да и Прилепин, на которого сперва возлагались кое-какие надежды (слухи о его участии в митинге на проспекте Сахарова, помнится, не на шутку взбудоражили белоленточников), тоже уклонился от протестов. Сперва казалось, что его отказ занять нишу, которая была ему буквально уготована судьбой (не зря же Прилепин без малого десять лет ходил под знаменем хронического недовольства политической ситуацией в стране), обусловлен каким-то набором случайностей: в срочном порядке сдавал книгу в издательство, не смог вырваться в Москву из Нижнего и т. д. Однако к середине лета, когда на сайте "Свободная пресса" было опубликовано знаменитое "Письмо товарищу Сталину", многие вещи встали на свои места. Либеральная общественность с некоторым сожалением пришла к выводу, что подавать руку Прилепину все-таки немного не комильфо; сам же Прилепин окончательно осознал и продемонстрировал другим, что с либеральным протестом у него нет решительного ничего общего - ни на уровне идей, ни в плане эстетики.
А вот Акунин и Быков, напротив, неожиданно для многих оказались в эпицентре политической активности. Начав в мае с прогулки по бульварам в приятном обществе Сергея Гандлевского, Людмилы Улицкой, Льва Рубинштейна и еще примерно 15 000 социально активных граждан, они постепенно "догулялись" до прямо-таки трибунских ролей. В октябре Быков с триумфом прошел в Координационный совет оппозиции, заняв второе место по числу набранных голосов после Алексея Навального. А Акунина так поглотила политическая борьба, что долгожданный очередной роман об Эрасте Фандорине "Черный город" вышел с полугодичной задержкой - как сообщал издатель на титульном листе книги, из-за постоянных митингов, шествий и заседаний у писателя совсем не оставалось времени на занятия литературой. И, хотя в нескольких своих последних ЖЖ-постах Акунин слегка дистанцировался от либерал-революционеров (объявив, что вообще не является сторонником революций - ни обычных, ни даже так называемых "мирных"), все равно его имя вписано в историю прошлогодних протестов большими белыми буквами.
Нельзя сказать, чтобы Акунин и Быков, а также Улицкая (не ставшая знаменем Болотного движения, но очевидно полностью разделявшая его идеалы) никогда раньше не интересовались политикой - Быков еще с начала 2011 года жег сердца избирателей своим "Гражданином поэтом", Улицкая переписывалась с Ходорковским, и даже Акунин нет-нет да и выступал с резкими заявлениями по поводу судьбы политзаключенных. И все же относительно массовая мутация литераторов из аполитичных обитателей башен слоновой кости в пламенных трибунов (и наоборот), да и вообще активное вовлечение людей слова в политическую жизнь - примета именно уходящего 2012 года.
Разлом по литературе
На протяжении долгого времени литература оставалась площадкой, где табели о рангах выстраивались - по крайней мере, на декларативном уровне - по принципу "гамбургского счета". Так, спорные и странные политические взгляды (уж не говоря о военного образца берцах по колено) не помешали, скажем, писателю Михаилу Елизарову получить пару лет назад политически нейтральную вроде бы Букеровскую премию. И лишь драматически низкое качество прозы (а вовсе не идеологическая одиозность) не дает Александру Проханову комфортно обжиться на актуальном литературном Парнасе. Да и то премия "Национальный бестселлер" в свое время осенила его роман "Господин Гексоген", убедительно доказав: не в идеологии дело, лишь бы книжка была, так сказать, интересная.
В уходящем году священное правило - судить писателя лишь по качеству его текстов - было нарушено. Либеральнейшее жюри премии "Большая книга" с наслаждением "прокатило" явного лидера собственного шорт-листа - архимандрита Тихона с его мега-бестселлером "Несвятые святые", вручив премию замшелому Даниилу Гранину. Иными словами, пустое место с регалиями оказалось для прогрессивно настроенной общественности более приемлемым, чем "поп в рясе" и "духовник Путина". И какими бы восторгами ни осыпали "Несвятых святых" критики и читатели, каким бы рекордным тиражом книга ни продавалась - все это не смогло перевесить в глазах жюри историю с Pussy Riot, пьяного священника за рулем спортивного BMW и прочие сомнительные заслуги РПЦ за минувший год. Для судей "Большой книги" Тихон остался не писателем, но высокопоставленным представителем враждебной организации, с которым надлежало обходиться по законам военного времени.
Одним словом, в расколотом обществе трещина вновь - после многолетнего перерыва - прошла, как выражался Гейне, через сердце поэта. Литературная цитадель, многие годы гордившаяся своей идеологической экстерриториальностью, а также готовностью объединять и примирять самые полярные точки зрения под девизом "А книжка-то хорошая", драматически пала. И этот факт многое сообщает о глубине поляризации общества - впрочем, и без того очевидной.
Прощание с жанром
О том, что категория литературного жанра истончается на глазах, начали говорить давно. Однако именно в 2012-м благодаря шорт-листам крупнейших литературных премий этот тренд стал окончательно явным. Из 14 позиций короткого списка "Большой книги" по меньшей мере шесть книг выросли на "ничейной земле": между фольклористикой и повестью ("Мэбэт" Александра Григоренко); между мемуаристикой, биографией и застольным трепом ("Аксенов" Александра Кабакова и Евгения Попова); между романом и травелогом ("Франсуаза" Сергея Носова); между художественной прозой и воспоминаниями ("Плясать до смерти" Валерия Попова, "Несвятые святые" архимандрита Тихона и "Учитель цинизма" Владимира Губайловского).
Схожую тенденцию демонстрировали и Букер, и "НОС", включивший в свой шорт-лист целых пять текстов неопределенной жанровой принадлежности, и даже "Дебют", увенчавший главным призом в номинации "Большая проза" роман Ильи Панкратова, лежащий на стыке детской сказки, философской прозы и науч-попа. По крайней мере в этом смысле (более того, пожалуй, только в нем) наши премии вполне отражают реальное положение дел в литературе: жанровые границы, и прежде довольно размытые, окончательно теряют всякий смысл.
Электронный самиздат
Как ни грустно, но главной книгой 2012 года и у нас, и во всем мире вне всяких сомнений стала трилогия Э. Л. Джеймс "Оттенки серого". Интересен этот текст вовсе не возрождением традиций эротической прозы, о котором в тоске рассуждают интеллектуалы, силящиеся различить в литературном феномене хоть какой-то смысл, но исключительно его генеалогией. "Оттенки" стали первым в мировой практике супер-бестселлером, зародившимся буквально на помойке - в недрах платформы самопубликации Amazon Kindle Direct Publishing. Первым, но, очевидно, не последним: наступление "диких" самодеятельных писателей на авторов "ручных" - издательских - становится все более решительным и амбициозным.
Непризнанные гении и амбициозные новаторы, с которыми не готовы связываться профи, массово пустились в самостоятельное плавание - и, как показывает опыт Э. Л. Джеймс, не без успеха. В одной только Германии на сто самых продаваемых в электронном сегменте авторов приходилось в 2012 году 49 самиздатовцев (по сравнению с 2011 годом эта цифра выросла почти втрое). У нас платформы селф-паблишинга пока только начинают появляться - никто из мейджоров еще не заявил о своих притязаниях на российскую территорию, однако очевидно, что в нашей стране с ее давними и почтенными традициями литературоцентризма (и, увы, сопутствующей ему графомании) развитие этого тренда имеет все шансы стать лавинообразным.
Новый дизайн
Словно бы в ответ на вызов электронного самиздата (и электронного книгоиздания в целом) издатели бумажных книг неожиданно мобилизовались - и сделали свою продукцию по-настоящему красивой. Остававшаяся безликой, одновременно избыточно пестрой и уныло однообразной на протяжении всех двадцати лет независимого российского книгоиздания отечественная книжная обложка начала, наконец, обретать собственное лицо.
Пожалуй, переломным моментом тут стала смена руководства в холдинге "Азбука-Аттикус", приведшая к радикальным изменениям в дизайне книг этого издательства. Из аутсайдера оно стремительно превратилось во флагмана: потрясающее оформление серии современного переводного романа, а также необычайно эффектный ребрендинг цикла детективов норвежца Ю. Несбё (главного коммерческого хита "Азбуки") поразительным образом изменили облик отечественных книжных витрин. Вместе с породистыми и нестандартными книгами издательства Corpus (в этом году его художник Андрей Бондаренко начал очень интересные эксперименты с тонированными обрезами и нестандартными форматами), а также прекрасной продукцией маленьких детских издательств они создали критическую массу, позволяющую говорить о том, что в российском книжном дизайне произошла если не революция, то, во всяком случае, заметный эволюционный скачок.
****
Медиаискусство - это вид искусства, произведения которого создаются и представляются с помощью современных информационно-коммуникационных (или медиа) технологий, преимущественно таких как видео, компьютерные и мультимедиа технологии, интернет. Отдельные группы произведений часто характеризуют, как "искусство новых медиа", "электронное искусство", "цифровое искусство".
Медиаискусство включает в себя несколько жанров, различающихся в зависимости от типа используемых технологий и формы представления произведений:
• видеоарт (в том числе виджеинг)
• саундарт
• медиаинсталляция (иногда также медиаскульптура)
• медиаперформанс
• медиаландшафт (или медиасреда)
• сетевое искусство (интернет-арт или нет-арт, иногда также веб-арт)
Однако типология жанров и форм медиаискусства не ограничивается этим списком, так как это чрезвычайно гибридный в техническом и методологическом отношениях вид искусства, интенсивно развивающийся вместе с эволюцией технологий.
Центр культуры и искусства "МедиаАртЛаб" - российская независимая организация, занимающаяся комплектацией, каталогизацией и музеефикацией медиаискусства и созданием аудиовизуального архива по медиа-культуре.
Центр культуры и искусства "МедиаАртЛаб" создан в Москве в 1999 году. Коллекция MediaArtLab является одной из старейших и самых обширных в России медиатек современного искусства[1]. Насчитывет на настоящий момент более двух тысяч работ, от классики киноавангарда (фильмы Дзиги Вертова, Марселя Дюшана) и хрестоматийных работ основоположников видеоарта (Вито Акончи, Брюса Наумана, Марины Абрамович, Нам Джун Пайка, Билла Виолы) до обширнейшего собрания работ российских видеохудожников.
Коллекция MediaArtLab создана усилиям медиахудожника Алексея Исаева и искусствоведа Ольги Шишко
Главное не путать "net-art" и "art on the net". Искусство в сети это лишь документация, которая не создана специально для сети. Напротив, net-art функционирует только в сети и часто имеет дело со структурированным контекстом. Любая фундаментальная идея может оказаться сомнительной без специфического медиа-перевода и без участия других людей. Блуждая по художественным сайтам, мы часто не видим конечного изображения, но ощущаем вмешательство в одно и то же время различных уровней коммуникации (текста, звука, движущихся картинок, видео). Сетевые проекты часто ведут себя как хамелеоны - молниеносно реагируют и меняются подчас до неузнаваемостию Из всех произведений искусства быть может произведения в сети имеют самую кратковременную жизнь.
- Ольга Шишко Da-da-net // Интернет-Zhurnal.Ru. - Љ 1, 1998
Нет-арт (или "сетевое искусство"; англ. net.art, Internet art) - вид медиаискусства, которое использует в качестве основного средства выражения среды глобальной сети Интернет.
До эпохи Интернета первые образцы нет-арта (ASCII-графика) размещались в сети Фидонет и на BBS. Произведением нет-арта (или "сетевого искусства") можно назвать арт-проект, в котором Интернет является обязательным условием для восприятия произведения, выражения идей художника, или участия (в интерактивных проектах).
Дигитальная литература, дигитальная поэзия (от англ. digital - цифровой) - совокупность литературных произведений, созданных с использованием компьютерных технологий таким образом, что без этих технологий такое произведение существовать не может.
Согласно определению немецкой исследовательницы Энрике Шмидт:
"Дигитальная литература использует технические возможности компьютера и дигитальные / мультимедийные технологии в качестве основного формообразующего, эстетического принципа с целью достижения новых форм и методов художественного выражения. Ее адекватное воспроизведение на бумаге невозможно, исключено по определению и изначально не предусмотрено".
При этом, как указывает Шмидт, дигитальную литературу следует отличать от литературы "дигитализированной", то есть созданной вне зависимости от компьютерных технологий, но затем использующей их для тиражирования, распространения и т. д.
Основными признаками дигитальной литературы являются использование гипертекста, интерактивность того или иного рода, включение в вербальный текст элементов анимации или иного мультимедийного контента. Специфической разновидностью дигитальной литературы являются также произведения, в той или иной степени сгенерированные компьютерной программой
Це́нтр иску́сств и ме́диа-техноло́гий (нем. Zentrum für Kunst und Medientechnologie, ZKM) открыт в Карлсруэ с 1997 года, является самым крупным учреждением для медиа-арта в мире.
Совместно с размещённой в том же самом здании Национальной Академией дизайна Карлсруэ (HfG), служит интегрированной выставкой, посвящённой достижениям в технике и искусстве с использованием новых технологий. Является единой платформой сочетающей одновременно искусство, науку, политику и экономику. После смерти основателя и директора Генриха Клотца, с 1999 года находится под началом Петера Вайбеля.
Некоторые из целей создания Центра искусств и медиатехнологий (ZKM):
• Содействие проектам в области новых медиа и новых технологий, в том числе, видео, машинной графики, компьютерной музыки, анимации.
• Содействие художникам, которые творчески работают с новыми средствами и медиатехнологиями.
• Организация мероприятий и содействие выставкам для презентаций медиа-искусства.