Из чуши выдернув одно перо,
И кончик окунув пера в чернила,
Я сочинял поэму про зеро,
Пока тоска меня не отпустила.
Чушь горевала горько без пера,
Пылился на комоде толстый Горький,
А за окном трескучая жара
И смрад кромешный в этом Новом Йорке.
Чушь бормотала на своём: "Курлы..."
О буревестнике, наверно, тосковала,
И отряхнувшись скоро от золы,
Как птица-феникс, после куковала.
Слова слонялись слепо в пустоте,
И бились рифмы головой о скалы,
Во всей своей заморской красоте
Ощеривши звериные оскалы.
Как метроном стучал в груди размер.
Вселенные в одну дыру сползали.
Какой-то чёрт шептал о новизне
На ухо мне в пустом спортивном зале...

Пропало всё - как списки "Мертвых душ".
Как дикари в сезон дождливый мёртвый,
Пропала птица вдохновенья - чушь,
И даже стих, хоть был калачик тёртый.