Меломедов Владимир Ефимович : другие произведения.

Безвременье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Неоконченная поэма. Приложение (нулевая глава) к роману Гена Негин

  (Приложение к роману "Гена Негин")
  
  ГЛАВА НУЛЕВАЯ
  
  Покрыв судьбы златые ножны
  Чеканкой звонкого стиха,
  Поведав то, что невозможно
  Изведать, не приняв греха,
  Добавив едкого черненья
  В неполированые звенья
  И наспех отполировав... -
  Неизгладимую из глав
  Начать лиризмом до сарказма
  Учил нас вдохновенья шквал.
  Японский бог тебя сковал
  Для уст бессменных камикадзе,
  Коль снова, дерзостный пиит,
  Во мне твой голос говорит.
  
  I
  
  Пока ветра с пустыни Гоби
  Несли песчаный полумрак
  И планомерно, кванты гробя,
  Твердь обращали в кавардак,
  Под этими ветрами вырос,
  Мутируя, могучий вирус,
  Который не даёт дышать,
  Бросая в корчах на кровать
  Всех нас - циничных, романтичных,
  Мятежных, нежных, может быть -
  Дабы зачатьем укрепить
  Парадоксальный, атипичный,
  Смертельный, как тут ни тужись,
  Тот вирус, что зовётся: жизнь.*
  
  * - в 2003-2004 гг. в Китае была зафиксирована вспышка смертоносного гриппа, вызванного т.н. вирусом атипичной пневмонии.
  
  II
  
  Я был в Китае две недели,
  А заболел в последний день.
  Крыла уверенно летели,
  На Полсибири бросив тень.
  Четырнадцать часов полёта
  Мне беспрерывно снилось что-то,
  Но лёгкая ладонь жены
  Прочь отгоняла злые сны.
  Ещё неделю я валялся
  Пластом. Клубился мрак небес,
  А я в бреду на стенку лез
  Китайскую - там появлялся
  Мой друг... он слал поклон живым,
  Всем вам, нечтителям моим.
  
  III
  
  Не дай вам Бог познать ту муку,
  Беспомощную полуявь,
  Когда ты видишь друга руку,
  А голос говорит: "оставь";
  Когда, запутавшись в тумане,
  Остановясь на самой грани,
  Не ведая, что впереди,
  Душа вскипает из груди,
  А стылый жар, смежая веки,
  Вдруг распыляется в зрачках,
  Даруя злой животный страх
  Всему, что дремлет в человеке,
  А рядом боль, припавши ниц,
  Целует прорези глазниц.
  
  IV
  
  Прикосновение родного
  Волной подкашивало шквал,
  В котором клокотало слово.
  Заблудший разум забывал
  Непоявившийся куплет мой,
  Непроявившийся, но светлый,
  Неуязвлённый, но больной,
  Блажной, немой, уже не мой...
  И хмарь текла в иное русло -
  Туда, где вместо слова "друг"
  Безмерно бережно, не вдруг
  Ложилась ласково и грустно
  Ладонь, не знающая сна.
  И я угадывал: жена...
  
  V
  
  Неделя моего забвенья
  Семье немалым обошлась.
  Однако, данного творенья
  Всепеременчивая вязь
  Той боли больше не коснётся.
  Когда желание проснётся
  Доверить всё карандашу,
  Я непременно опишу
  Надежды те и сентименты,
  И правды горькую канву,
  И чем я жил, и чем живу,
  Чем буду жить к тому моменту...
  Но здесь мой путь - фрагмент всего
  В пути героя моего.
  
  VI
  
  Его нелепое изгнанье
  И хворь, пронзившая меня,
  Преодолели расстоянья,
  Чтоб, чувства добрые храня,
  Два близких сердца повстречались
  И миг всего лишь пообщались,
  Растянутый на восемь дней
  Болезни муторной моей.
  Из мира ащего хотящих
  Упрятать, что я там узрел,
  Вернулся лик - безлико-бел -
  Да память - гулкий, чёрный ящик
  (Адью, Малевич!) - в сей сундук
  Запаковал презент мой друг.
  
  VII
  
  Когда-то, про образованье
  Болтая с Геной поутру,
  Я плёл про преобразованье
  Фурье * - мол, мне не по-нутру
  Над функциями енто дело:
  По первой хлоп - и окосела;
  Хлоп по второй - напрасен пыл,
  Как будто вовсе и не пил...
  Герой же, помню, так увлёкся,
  Что, проикав: "Да это ведь...",
  Экспромптом выдал проповЕдь -
  Сплошь из цензур да ёксель-моксель -
  И, пальцем в небо упершись,
  Закончил: "Это - наша жизнь!"
  
  * - преобразование Фурье, применённое к математической функции, порождает совершенно другую функцию. Применив же преобразование к результату, мы получаем изначальную функцию.
  
  VIII
  
  Я ничего тогда не понял.
  Теперь же поясню: в тот миг
  Мой друг нащупал брешь в каноне,
  Сокрытую от высших книг.
  В безвременьи ж, припомня этот
  Не всякому доступный метод,
  Он мне в беспамятный провал
  Кое-чего зашифровал.
  И вот, за битом бит распутав,
  Стук сердца опознав едва,
  На дробный ритм кладя слова,
  Секреты тянутся в компьютер,
  Минуя разум и уста:
  ТатА, татА, татА, татА...
  
  IX
  
  Пока ж уму заняться нечем,
  Глаза вбирают Высший Свет,
  Где путь любого бесконечен,
  Ибо, успев оставить след,
  Не гоже в вечном ждать идилий.
  Там, где мы с вами наследили
  (И, дай-то, Бог, понаследим),
  Застыл рубец, неизгладим.
  А за хребтом рубца, с предгорий
  Скользит обратная волна -
  В даль, где зияет глубина,
  В которой радость стала горем...
  И пусть та глубина - вранье.
  Но славно спел я про неё!
  
  X
  
  В процессе долгое участье
  Цепь импульсов свивает в нить.
  Не прожитое в одночасье
  В секунду не искоренить.
  Но разве с тем войдёт в сравненье
  Труд, чтобы тёмные лишь звенья
  Разрушить, подарив глазам
  Путь, не взывающий к слезам?
  Сей труд, предельно аккуратный,
  С руки лишь тем, кто, жизнь любя,
  Сумел отречься от себя
  Чтоб, отыскав процесс обратный,
  Разгладить пятна и края
  Судьбы, что больше не твоя.
  
  XI
  
  Он помнил N-ского, Татьяну;
  Он помнил Ольгу и тебя,
  Нечтитель мой. Познав нирвану,
  Изведав самое себя,
  Он знал и сторону другую,
  Ему всё так же дорогую,
  Но недоступную для нас,
  Для нашей памяти и глаз.
  Мой друг обрёл такую лёгкость,
  Что, не приняв конца пути,
  Умел свободно перейти
  В иную временную плоскость,
  Где развлекался иль серчал,
  Не принимая их начал.
  
  XII
  
  Играя с философским камнем,
  Созвучьем благостным пьяня,
  Струилось душ перетеканье
  Через него, через меня...
  В неторопливых переливах
  Нам открывалась перспектива
  Пролиться тенью сквозь плетень,
  Творя трактаты , что ни день.
  Но только в утлом в безвремЕньи
  Нет времени - для чтенья книг,
  Для раздувания интриг,
  Противоборства откровений...
  Там дела нет до шумных игр,
  Мечтаний и метаний икр.
  
  XIII
  
  Но есть и в кущах идиличных
  Неистовый, мятежный клан,
  Которым всё небезразлично,
  Включая даже сей роман.
  Нечтитель догадался: это -
  Те, кто у нас идут в поэты,
  Бросаясь в пьянство да в постель,
  На баррикады, на дуэль...
  Их вечно давит всё и гложет,
  Им даже сон - тягчайший груз.
  В упрямом неприятьи уз
  Их смерть сама смирить не может!..
  И мне там встретился один
  Пренеприятный господин.
  
  XIV
  
  Он был поэтом в мире этом,
  А там - известный дуэлянт.
  Легко владея пистолетом,
  Заряд которого - талант;
  Он в драку лезет без запинок,
  Но Гёте бы на поединок
  Не вызвал, вечное ценя,
  И, потому, избрал меня.
  А в секунданты сей повеса
  Призвал всех муз своих союз
  (Чем чуть не ввёл меня в конфуз),
  Когда же я привёл Дантеса,
  Взъярясь, как в цирке леопард,
  Встал дыбом рыжий бакенбард.
  
  XV
  
  Он метил в лоб. Я целил ниже.
  Вы догадались, кто попал.
  И в результате - вот я, выжил!
  А он свой дар не закопал,
  Но заковал в оковы славы -
  С того и путает лукавый
  Его влиятельный куплет
  С немалым полтораста лет.
  Строфа ж моя, полна пристрастья,
  Вплела вопрос в прелестный бант:
  Куда мой целил секундант,
  Со свояком когда стрелялся?.. *
  Но узел сей моя тетрадь
  С плеча не станет разрубать.
  
  * - Как известно, роковая пуля Жоржа-Шарля Дантеса, приходившегося Пушкину свояком, попала поэту в правую нижнюю часть живота.
  
  XVI
  
  Мы предоставим сцену сплетням.
  Пускай глумится люд простой
  Да ум несовершеннолетний
  Над ахиллесовой пятой
  Потомка рода Ганибала.
  А мне и без него немало
  Оставшихся в мозгу моём
  Сплошным безрадужным пятном
  Следов безвременнОй дуэли
  В антимирах антимуры,
  Загадок черноты дыры,
  В которой не видны доселе
  Мерцания планид, планет...
  Ведь там, где он - меня там нет.
  
  XVII
  
  К невеже обратясь спиною
  И наплевав через плечо,
  Спешу поведать, что со мною
  Для мира кое-что ещё
  Попередать сумел герой мой.
  Пускай, болячкой гемморойной
  Вослед уставясь, классик злой
  Устроит за моей спиной
  Призыв к всеобщему собранью -
  Глупца (меня, бишь) заклеймить!..
  Но мы не утеряем нить
  Достойного повествованья
  И отдадим бесценный дар
  За самый скромный гонорар.
  
  XVIII
  
  Пусть тем, в ком гонору навалом,
  Угодно лестное враньё.
  Награда им - величье, слава;
  А мне - внимание твоё,
  Нечтитель мой. За малость эту
  Я эпигонствую поэту,
  Низвергнув небо до земли,
  Чтоб строки ересь вознесли,
  Чтоб, окрылённый озареньем,
  Переборов недуга власть,
  К нечтителю оборотясь,
  Мой слог преодолел забвенье,
  Поправ кумира грозный пыл,
  И знанье людям подарил.
  
  XIX
  
  Покровы тайн приоткрывая,
  В начале поделюсь с тобой
  Основою: душа живая
  Сойдётся вновь сама с собой -
  Там, где ни смерти, ни рожденья,
  Ни слёз, ни сна, ни пробужденья...
  Вот так, в грядущем, как в былом,
  Струя, разъятая крылом,
  Встречается - и больше нету
  Узды, подков, стремян и сбруй -
  Но только от соседних струй
  Уж отличается по цвету
  Её белеющий распил,
  Познавший гнёт подъёмных сил.
  
  XX
  
  В краю, пресветлом и кромешном,
  Где побывал случайно я,
  В своём всеведеньи безгрешном
  Остались милые друзья,
  О приключеньях коих ране
  В моём язвительном романе,
  Презрев народный идеал,
  С улыбкой я повествовал,
  Но вновь сойдя в мою обитель,
  Где смеха их не воскрешу,
  Теперь подробно опишу
  Тебе, любезный мой нечтитель,
  Один печальнейший нюанс,
  Что отделил от прочих нас.
  
  XXI
  
  "Для динамической системы
  Пружиной служит динамит:
  Решая пылкие дилеммы,
  Он разрушает и творит!
  А та, что сердцу всех милее,
  Всенепременно пожалеет,
  Что разожгла бикфордов шнур,
  С французом закрутив амур..." -
  Так мыслил безутешный Нобель.
  Когда ж иссяк его запал,
  Он мира премию создал
  В укор всему, что сам угробил,
  Пока ломился напролом
  С тридинамическим сверлом.
  
  XXII
  
  Но если правила статичны,
  В краях таких расклад иной.
  Тут свод понятий поэтичных
  Пребудет вечным под луной.
  Два мига здесь, как братья, схожи,
  А ежели с трибун предложат
  Самим себе колоть глаза,
  Все вмиг - единогласно - "за".
  Здесь всё едино и насущно:
  Я существую - значит, есть.
  Я есть. Мне всё доступно здесь,
  Где есть один лишь я. Но скучно...
  И от стабильности тупой,
  Порою, хочется в запой.
  
  XXIII
  
  Так зарождаются сомненья:
  А есть ли я?.. Какой мотив
  И текст избрать для песнопенья,
  Что я - реальность, а не миф?
  ...Мы здесь, предупреждая споры,
  Поставим точку - для опоры -
  И скажем вслух: да будет свет!
  Что он хорош - сомнений нет.
  В нём выявляются прозренья
  И задаётся - не всерьёз -
  Повитый каверзой вопрос:
  А что если направить время,
  Припудрив памятью мозги?
  Мол, знанье - нам; а вам - ни зги.
  
  XXIV
  
  Так размечаются границы,
  В которых существуешь ты.
  Там, за границей - рыбы, птицы;
  У нас же - травы да цветы,
  И чувство твёрдое, земное,
  Зачав от солнышка с луною,
  Приносит пышные плоды...
  Ох, не накликать бы беды
  Столь недостойным пересказом!
  Но как смирить чумную прыть,
  Чтоб от нечтителя укрыть
  Познанья жгучую проказу,
  Нагрянувшую в сонный рай?..
  Ну что ж? Заразен - заражай!
  
  XXV
  
  С экрана или ж по бумаге
  Давайте, вместе повторим:
  Творцы неоспоримо наги
  Перед подобием своим,
  Ибо подобье есть подобье
  И, коль посмотрит исподлобья
  На образ - то узрит и там
  Тот самый неприкрытый срам,
  Что, даже выгнав домочадцев,
  Своей стесняясь наготы,
  Творцы с твореньями на "ты"
  Не смогут более общаться.
  Пророков, разве что, пошлют:
  Тот - славослов; а этот - шут.
  
  XXVI
  
  Так пробуждаются поэты.
  Щебечут, словно соловьи,
  Поэмы дивные про это
  (Бишь, гениталии свои,
  Прикрытые высоким слогом),
  Представя чуть не полубогом
  Полуодетый персонаж,
  Отправив оного в тираж,
  Где - по динамике ль сюжета
  Иль по метафоре живой -
  Нечтитель, насладясь канвой,
  Промежду строк усмотрит это
  И, сдёрнув пламенный глагол,
  Определит, что кто-то гол.
  
  XXVII
  
  Так создаётся предцензура,
  В которой цензор - автор сам.
  Российская литература
  К таким привыкла чудесам:
  Там - с дружбой царскою подпёрло;
  Тут - сапогом себе на горло;
  А тот сбежал в чужой предел,
  Едва поняв, что углядел,
  Как Русь, с эпохи Николая
  И до сегодняшних времён,
  Скрывает, что в борьбе за трон
  Нелысый лысого сменяет,
  Пока дитя из-за кулис
  Не крикнет: "А король-то лыс!" *
  
   * - Согласно наблюдению, услышанному автором в 1984-м году, российские/советские цари сменялись по принципу лысый - нелысый, начиная по крайней мере с Николая II. В связи с этим, делалось предсказание, что следующим генсеком (после действовавшего К. У. Черненко) станет единственный нелысый член тогдашнего политбюро, М. С. Горбачев. Внимательный читатель может заметить, что означенное чередование соблюдается по сей день.
  
  XXVIII
  
  Так составляются запреты:
  Что - на виду; а что - во мгле.
  Нечтитель помнит про декреты:
  О мире, то есть, о земле,
  И третий - о сухом законе...
  В таком полуминорном тоне
  Советская явилась власть
  И в степь по кочкам понеслась.
  В динамике полустолетья
  Скосили этих; после - тех
  И тех, что после... Средь потех
  Взросло великое наследье,
  Апофеоз СССР:
  Герой Союза, Г. Насер.
  
  XXIX
  
  И тут предчувствие шестое
  Предугадало вкус плода...
  Так началась пора застоя -
  Весьма статичная среда,
  Где нам в динамике оказий
  Открылся образ безобразий
  Всех партсобраний и бумаг -
  И стало ясно, кто здесь наг...
  Тут разом вспомнились дерзанья,
  Гоненья на адамов, ев
  За то, что не от тех дерев
  Вкушали плод образованья;
  И закрутилась вдруг земля...
  Я там? - нет, вот он я! Оп-ля!
  
  XXX
  
  Так возродилось фариссейство
  И книжничество, и т. д. -
  Что видят гениев злодейство
  Лишь в пересмешников труде;
  Так проклят был в порыве чувства
  Творец изящного искус-ства,
  Что суть творенья раскусил
  И спящим зренье воскресил;
  Но, даже названы публично
  Изменниками той страны,
  Себе не ведая цены,
  Мы родине не безразличны(!) -
  Как заявил, сменив акцент,
  России славный президент.
  
  XXXI
  
  Пусть всё пришлось начать сначала -
  Нам огорченья не к лицу:
  Опять заря над нами встала -
  Не безразличны мы Творцу!
  Пускай язык страны изгнаний
  Претит строению гортани,
  Но из сосудов кровяных,
  Как прежде, бьётся русский стих,
  Где звук, почти что замирая,
  Отвергнув сбитые клише,
  Дарует страждущей душе
  Картины солнечного рая:
  На каждой станции - трактир;
  При каждой спаленке - сортир.
  
  XXXII
  
  Конечно, здесь легко смириться -
  Победовал и был таков -
  Благополучью покориться
  И отказаться от стихов,
  Но (светлой памяти Баркова)
  В сортирах есть свобода слова,
  А значит, знанья - не секрет...
  Так появился интернет,
  Где никакой закон моральный
  Не властен, ибо в сеть проник
  Не ты, а вседостойный ник
  Иль, выражаясь фигурально,
  Шутник, что из дому удрал,
  Реальным сделав виртуал.
  
  XXXIII
  
  Петляя в сумрачных порталах,
  Вы здесь найдёте истин след,
  Но только дух сего астрала
  Напоминает туалет,
  Где можно смыться и нагадить,
  Оставив на заветной глади
  Изрядно пакостный стишок,
  Впитать душок, пустить слушок...
  Здесь рай для думающих шало,
  Святилище для хвастунов;
  Здесь Клинтон ходит без штанов,
  А следом, на кобыле чалой,
  Глобализуясь, рвётся в бой
  Техаса праведный ковбой.
  
  XXXIV
  
  Здесь я возвёл остов свободы;
  Подобьем грёз рассееял тьму,
  Подобьем дум раздвинул воды...
  Здесь, по желанью моему,
  Взрастив нетленное в утробе,
  Я породил себе подобье
  И нынче, как по букварю,
  Венцу творенья говорю:
  Вот это - дерево познанья.
  Я наг, а значит, наг и ты.
  Не нам стыдиться наготы -
  Другое древо, рядом с нами
  Под кроной кроет нежный плод
  И вновь на подвиги нас зовёт.
  
  XXXV
  
  Лишь тот, кому дано повторно
  Запрет нарушить роковой;
  Кто с гибкой ветки плод притворный
  Сорвёт упрямою рукой;
  Лишь тот, кто целостность раскусит,
  Ни капли сока не упустит
  И, урезонив рабский страх,
  Улыбку явит на устах;
  Лишь, кто открытою улыбкой,
  Развеяв ужасы дремот,
  Сиянье гладкое прольёт
  Над бездной суетной и зыбкой,
  Вдыхая смысл в пустые дни -
  Тот станет вечным, как Они!
  
  XXXVI
  
  Но тут, в ответ, неблагодарно
  Сверкнули дерзкие лучи:
  "Что ж, искуситель мой коварный? -
  Ты наготу разоблачил.
  Мне предлагая выбор 'здравый',
  Ты яд не называл отравой,
  Дабы не обнажить стыда -
  Зачем привёл меня сюда.
  Но ты забыл, что мы столь схожи,
  Что, разобрав свою черту,
  Я тотчас и твою прочту.
  Трясись же, образ, мелкой дрожью -
  Я нынче ж, глядя внутрь себя,
  Разоблачаю и тебя:
  
  XXXVII
  
  Из глубины другого древа,
  Вкусив хмельную благодать,
  Я совершил бы грех мой первый -
  Здесь, где второго не сыскать.
  Скрывая замысел позорный,
  Ты применить хотел повторно
  Тот метод, чтоб узнать секрет,
  Не нарушая свой запрет.
  Но я тебе не выдам точку,
  С которой зримы впредь и вспять
  Любых времён любая пядь...
  Я лучше фиговым листочком
  Наследный орган притаю
  В твоём несбывшемся раю."
  
  XXXVIII
  
  Вот так, распутав узел сложный,
  Мне подсказал зеркальный взгляд,
  Что стать бессмертным невозможно,
  Покуда память зрит назад.
  Но чем заняться мне отныне? -
  Топить ли новую святыню
  Иль в скорбных муках, может быть,
  Свою святыню возводить?
  На всех святых не хватит шуток,
  А грешного поднять на смех -
  Да не тягчайший ль это грех? -
  Дорогой смел, итогом жуток,
  Сей грех, пробормотав про стыд,
  В свой адрес шуток не простит.
  
  XXXIX
  
  Мой секундант - тот мыслил тонко,
  Но, взорван вызовом, был зол -
  Он целил классику в печёнку,
  Я ж лишь яичко пропорол.
  Доверя лиру поединку,
  Я страсти мелкую дробинку
  Подобьем мысли распалил
  И вздорным слогом распылил;
  Возвысил, развернул, как знамя,
  Подобие победы, но...
  Чем больше тьмы распылено,
  Тем бесприютней свет над нами
  И запылённей звёздный путь...
  Куда ни плюнь - сплошная муть.
  
  XL
  
  Постигнув шутку эту злую
  С подачи друга моего,
  Пропев прощальный "аллилуйя"
  Пути беспутному его,
  Не вышедший умом ли, ростом,
  Я задаюсь теперь вопросом,
  Вперившим тяжкий непокой
  Во взор, согбенный над строкой:
  По млечности не долетавши,
  Достойно ль к миру с правдой лезть?
  А что если она (Бог весть!)
  Подослана в пределы наши
  Витающей повсюду тьмой,
  Измаявшей рассудок мой?..
  
  XLI
  
  Ведь может быть, вояка оный
  В дуэль затем меня вовлек,
  Что по вневременным канонам
  Средь них я - лишний человек?
  Пространный миф немного значит,
  Но, пред глазами помаячив,
  Порою, побуждает стих
  Петь о возвышенности их...
  Ну что ж? Я осуждать не стану
  Убогий сей самопиар,
  Но пусть безумствует мой дар,
  Вуалью сношенной романа
  Нечтителю мозоля глаз! -
  Такой мне Свыше дан указ.
  
  XLII
  
  Раз возвратился - значит, рано
  Ещё из жизни уходить.
  Я вывод сей строфой романа
  Желаю прочно затвердить.
  Пускай заумные дерзанья
  Погрязнут в дебрях мирозданья,
  Навек оставшись за чертой -
  Я не творец за гранью той.
  Но если за роман правдивый
  Мне путь в безвременье закрыт,
  Коль так, среди гранитных плит
  Ищите лучшие мотивы,
  А мне их серость и тщета -
  И не указ, и не чета.
  
  XLIII
  
  Смерть и бессмертье опорочив,
  Строка влечёт меня назад,
  А борода и орган прочий -
  Вперёд; всё более разлад
  Меж явью той и явью этой...
  Но есть отрада у поэта -
  Улыбкой запалить роман
  И распылить роман в туман,
  Где даже тот, с кем мы не дружим,
  Невольно рифму повторив,
  Тем самым перешлёт мотив
  Тому, кому привет так нужен,
  Что, услыхав мотив всего,
  Он угадает, от кого...
  
  XLIV
  
  О ты, кому мечтать - обуза;
  С кем крова я не разделю,
  Сведи к нулю проказы музы,
  Как я героя свёл к нулю.
  Пусть не сумели глав отрепья
  Заделаться подобьем тверди,
  Где всякий образ на виду
  И даже тайны не в ходу;
  Но ты, кто мыслей между строчек
  Бежит, а в тяпе видит ляп,
  Возми... ну... Пушкина хотя б
  И, полистав первоисточник,
  Там отрицай все номера,
  Et cetera, et cetera...
  
  XLV
  
  Проделав сложную работу,
  Наивный замысел тая,
  Понять неведомое что-то
  Мучительно пытался я.
  Собранье глав чужой тетрадки
  В обратном подколов порядке,
  Хотел я вспомнить, глядя в даль,
  Из будущего хоть деталь,
  А друга бережные руки,
  Склонясь над памятью моей,
  Переплели тетрадку дней,
  Где боли об ушедшем друге
  Мне не осталось... А секрет
  Суть в том, что дружба - это свет.
  
  2005 - 2007
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"