Аннотация: Синестезия - это не воображение, не ассоциативное мышление и не хорошая память. Это феномен, которому нельзя научиться и от которого, самое страшное, нельзя отказаться.
- Чего вы от меня хотите? - не поднимая глаз на собеседника, пожилой мужчина энергично водил ручкой по бумаге, шифруя чью-то жизнь в медицинские криптограммы.
- Хочу, чтобы вы выписали мне таблетки.
- Вы не больны.
- Я не могу дышать! По-вашему это нормально?
Мужчина дописал, поставил острую точку, насадив на стержень сразу несколько листов тетради, и нехотя обратил на девушку усталый взгляд:
- Рене, я ведь уже говорил вам, что синестезия - не заболевание, а всего лишь специфическая особенность некоторых людей иначе воспринимать окружающий мир. От неё нет, и не может быть лекарства.
- Всего лишь?! Я читала про синестезию. Это врожденное, а я до последнего времени ничем похожим не страдала!
- У вас в мозге была опухоль, веское основание для аномалий. Считайте это остаточным явлением после успешного излечения.
- Успешного?! - задохнулась от негодования бывшая пациентка. - Я вижу запахи...
- Да, а есть и такие, кто видит звуки и слышит цвет, - спокойно парировал врач. - Рене, я - онколог и сделал то, что от меня требовалось, остальное - в руках Господа. Или психиатра, - вновь уткнулся он в бумагу, давая понять, что разговор окончен.
Уязвлённая, девушка подскочила с кресла и, перегнувшись через край стола, едко прошептала:
- Вы даже представить себе не можете, что они мне показывают!
Хлопнув дверью, она выскочила в залитый ярким светом коридор и, натянув на лицо шарф, напитанный знакомым запахом дома, поспешила к лифту: не дай бог ей вдохнуть что-нибудь резкое и пахучее без предварительной подготовки и концентрации на реальности. С тех пор как у неё обнаружилась эта проклятая опухоль, органы чувств ей больше не принадлежали. Рене ничего не понимала в отсутствии дифференциации сигналов у себя в голове, о которой твердили доктора, но результат этого отсутствия она отлично прочувствовала на собственной шкуре.
Сильнее других бунтовало обоняние, подстрекая к неповиновению и слух, и зрение, и даже память. Лишь стоило Рене почувствовать какой-то яркий аромат, как зловредный нюх тотчас находил в закоулках серого вещества связанное с ним воспоминание и возрождал его к жизни. Только это не были цитаты из книг или кадры из фильма. По какой-то неизвестной и совершенно невероятной причине запах отсылал её к эпизодам прошлого, заставляя переживать их до мельчайших исторических подробностей, о которых раньше она абсолютно точно ничего не знала. Девушка уже побывала при дворе маркизы де ла Тремуйль Марии-Анне - принцессы Нероли, той самой, что обожала масло флёр д?оранжа и ввела на него моду в высших кругах Европы. Собственно благодаря цитрусовому аромату Рене туда и попала, и это, наверное, был тот единственный раз, о котором она не жалеет. Другие путешествия оказались куда менее приятными, в частности те, где она обнаруживала себя в телах мужчин, как правило, жирных похотливых толстосумов в окружении полуголых девиц и орущей со сцены кабака музыки. Попадались, правда, и тощие хиппи в пьяном опиумном угаре, но от этого легче не становилось.
Именно теперь Рене стала замечать, как мало вокруг по-настоящему "добрых" запахов, связанных с приятными воспоминаниями. Повсеместно её, то накрывало густой табачной волной, то из подворотни или люка канализации сочился стойкий запах гнили, а уж про выхлопные газы автомобилей и говорить не приходилось. Впрочем, к ним она быстро приспособилась. Требовалось лишь заранее настроить себя на то, что ожидает тебя по другую сторону окна. Поэтому, побывав в 1903 на ткацкой фабрике японца Сакиши Тайода, где ей едва не оторвало палец "инновационной" автоматической моделью оборудования, и, покидав в 1972 сено в прицеп трактора Lamborghini, - а именно эти, некогда прочитанные факты из истории автомобилестроения, воскресили из памяти главные запахи улиц, - с данной тематикой девушка завязала.
Сейчас куда большую опасность для неё представляли люди, не в меру и не к месту надушенные, чей дешёвый парфюм, смешанный с запахами тел, рождал отвратительные ассоциации. Последствия таких встреч Рене, словно заключённая, отсчитывала по минутам. Она достаточно быстро вычислила формулу, согласно которой её воспалённый мозг решал, какое количество времени ей отводится на пребывание в том или ином "ароматном" эпизоде. Это всегда была разница между нынешним 2013 годом и тем, в котором её угораздило очутиться, исчисляемая в минутах, и эта разница всегда была положительной. Рене ни разу не попадала в будущее, хотя читала немало футуристических заметок и прогнозов, и её память наверняка хранила достаточно информации, чтобы найти там ассоциативную связь хоть с каким-то запахом. И потому девушка всё чаще ловила себя на мысли, что возможно она действительно каким-то образом перемещается во времени, а в будущее не попадает из-за того, что то, о чём она читала, то каким его сейчас представляют - всего лишь фантастика, и на самом деле всё будет по-другому. А раз она не знает как "по-другому", то и перемещаться ей некуда.
Рене в одиночестве шагнула в глубокую стальную кабину лифта и быстро нажала кнопку "1", опасаясь, чтобы никто не нарушил её уединения. Однако не успела она проехать и пару этажей, как двери разошлись, впустив внутрь медсестру с капельницей-каталкой, на которой опасно раскачивался тёмно-алый пакет донорской крови. Рене прижала к лицу ладонь так, что шарф почти полностью перекрыл ей доступ кислорода и, зажав ноздри, стала аккуратно втягивать воздух ртом. В некоторых случаях это помогало избежать "узнавания" запаха, но не всегда и ненадолго. Она уже почти успокоилась, заново сосредоточившись на больничной атмосфере и свойственному ей ароматическому букету, как лифт вновь остановился. Послышались громкие голоса и звуки борьбы. Предчувствуя неладное, девушка вжалась в дальний угол и едва не перестала дышать совсем.
Из холла в кабину влетел щуплый мужчина, по синюшному цвету кожи и отсутствию на ней всякой растительности, прошедший курс интенсивной химиотерапии. Мужчина яростно жестикулировал и что-то кричал о смерти, а когда двое его провожатых - немолодых женщин попытались угомонить подопечного, принялся отчаянно вырываться. Оттесняя человека вглубь лифта, они навалились на него грузными телами, но не рассчитали соотношение масс, и бунтарь, тщетно хватаясь руками за воздух, полетел на онемевшую от увиденного действа медсестру.
Рене, пытаясь сохранять хладнокровие, как заклинание повторяла про себя, что на запахи происшествие никоим образом повлиять не способно. Она сделала попытку проскользнуть к нервно подрагивающим на выходе створкам, но тут не сумевшая удержать равновесие медсестра шлёпнулась перед ней о стену, следом звонко брякнула металлическая штанга капельницы, и раздался хлопок. Девушка с ужасом оглядела забрызганную алыми каплями одежду, часть которых оказалась у неё на лице. Обоняние жадно вцепилось в добычу, в которой ей так долго отказывали.
- Нет! Не хочу! - ринулась Рене из кабины, но двери лифта стремительно сошлись, оставляя её в мире, наполненном холодным, с привкусом ржавчины, ароматом крови.
***
Ощутив ледяное прикосновение металла к коже, девушка моментально открыла глаза. Тонкое запястье обхватывала сухая обветренная ладонь, а в другой руке старик держал устрашающего вида то ли иглу, то ли лезвие, которое, похоже, намеревался всадить ей прямо в вену.
- А-а-а..., - завизжала Рене и, вывернув кисть, соскочила с противоположной стороны широченной кровати. Причём удалось ей это далеко не сразу, тело вязло в слоях мягчайших перин, а на самом краю едва не свалилось на пол, запутавшись в длинной ночной сорочке. - Не трогай меня, садист! - закричала она, наконец оказавшись за баррикадой. За спиной кто-то коротко охнул.
- Видите, мосье, о чём я вам говорила? - от зашторенного тяжелыми пыльными полотнами окна отделилась куполообразная фигура. В первый момент Рене приняла её за предмет интерьера, однако задрапированный в складки различных фасонов и размеров гигантский абажур при ближайшем рассмотрении оказался женщиной средних лет с наигранно скорбным выражением лица. - Элиза, девочка моя, - в приступе театральности заломила она себе пальцы, - совсем плоха в последнее время. Иной раз истинный ангелочек, а потом будто бесом одержима, - смахнула женщина со щеки несуществующую слезинку. - Единственная надежда на вас, мосье доктор. Дурную кровь надобно непременно выпустить.
- Что?! Вы в своём уме?! - страшно выпучила глаза Рене. И когда она уже успела начитаться о кровопускании? - Это же...это же варварство! - Она стянула с плеча резиновый жгут, больно впившийся в кожу, и запустила им в доктора. Тот, подобрав вещь, уложил её в раскрытый на прикроватной тумбе чемодан с набором инструментов а-ля "серийный маньяк": какие-то огромные свёрла, крюки, ролики с тонкими острыми дисками. И вся эта утварь грязная, местами почерневшая или покрытая каплями крови предыдущего больного.
Рене шумно сглотнула:
- Вы вообще их моете, стерилизуете? Там же настоящий рассадник заразы! Скольких людей вы уже угробили?!
- Слышите, мосье Колле, слышите?! - схватилась несостоявшаяся актриса за сердце. - Бесовские речи!
- Кровопускание - есть самый надёжный способ избавления от недугов, - проскрипел мерзким голосом сморщенный старик, - а что до месье Миньяра, - устремил он на Рене бесцветный взгляд, - количества выпущенной кровяной субстанции оказалось недостаточно для излечения. Выпустить более не позволил Господь, коль скоро призвав месье в свою обитель.
- Бедный мосье Миньяр перед смертью помутился рассудком, - дрожащим фальцетом вставила мадам-абажур, - не допускал к себе доктора, велел дать ему спокойно умереть. Но как можно?! Ставить под сомнение репутацию лучшего специалиста в стране! - заискивающе улыбнулась она престарелому эскулапу. - Мы подобного не потерпим. Правда, дорогая? - недовольно поджала она тонкие губы.
- Послушайте... маман, - вспомнила девушка обращение, свойственное первой половине XIX века, в котором по предварительному анализу обстановки и одеяния людей, она очутилась. - Мне уже гораздо лучше. Нельзя ли отложить процедуры? Или вообще отменить? - попыталась спасти она щуплую девицу, в чьё тело так неудачно попала.
Дама вопросительно и даже некоторым удивлением глянула на врача. Судя по всему, прежде дочь редко пользовалась правом высказать своё мнение.
- Боюсь это невозможно, - покачал головой старик, рьяно преданный медицине, и особенно практической её части. - Дурные настроения чрезвычайно быстро распространяются в нутренностях тела. Если тотчас не пустить их наружу, они отравят мозговое вещество.
- Господь всемогущий! Чего же мы ждём?! - всплеснула руками дама. - Элиза, деточка, ради твоей же пользы, - начала она наступать на Рене. - Разве матушка тебя когда-нибудь обманывала?
- Да какая вы мать?! - заскочила девушка на кровать. - Отдаёте собственную дочь в лапы этому кровопийце!
- Ах ты бесстыдница! Мосье Колле уважаемый врач, старейший член медицинского общества страны, опытнейший хирург...
- От его старейшего опыта хирургии ваша Элиза-деточка отправится прямиком за мосье Миньяром. А потом её откопают, и она станет пособием для изучения анатомии. Не так ли, доктор? - посмотрела Рене на старика, охранявшего противоположный край постели. Его безразличные водянистые глаза внезапно обрели признаки жизни. И эта жизнь ей определённо не понравилась.
- С меня достаточно, - процедил лекарь. - Прошу вас, мадам, вызовите кучера.
- Вот и славно, - пробубнила под нос Рене. - Отсижусь тут пару часиков и домой.
Мадам, взяв с секретера колокольчик, высунула руку за дверь и громко позвонила, подзывая прислугу.
- Мосье Колле необходимо помочь с вещами. Делайте, что велено!
Рене занервничала, спешно оглядывая помещение. Никаких вещей кроме чемодана у старика она не заметила. А когда через несколько минут в комнату вошёл здоровенный детина, едва протиснув в дверной проём плечи, она поняла, что дело плохо. Кучер по совместительству, похоже, выполнял функции санитара. Он принёс с собой два ведра с неизвестным содержимым, а затем вновь скрылся за дверью. Мадам и доктор бездействовали, дожидаясь его возвращения.
По спине Рене поползли противные струйки пота. Она вытерла влажные ладони о простыни и ухватилась за тяжёлый литой подсвечник у изголовья кровати. В комнату внесли стул. На его подлокотниках, в основании ножек и на спинке болтались широкие ремни, не предвещавшие ей ничего хорошего.
- Только троньте меня! - взвилась Рене на ноги. - Получите по башке этим..., этим..., - угрожающе размахивала она медным канделябром, силясь вспомнить его название, - как же его? Чёрт!
- Ах! - вскрикнула женщина при упоминании дьявольского имени. - Разложение мозга! Оно началось! Прошу вас, мосье Колле, скорее! Скорее!
- Патрик, пожалуйста, - кивнул доктор великану. Тот без лишних расспросов развернулся в сторону Рене.
- Не подходи! - заорала она и замахнулась для удара. Но подсвечник, слишком увесистый для худой девичьей руки, потянул её назад, тело пошатнулось и плюхнулось на груду подушек.
Воспользовавшись моментом, кучер подхватил Рене за талию и закинул себе на плечо.
- Отпусти меня, верзила! Переросток! Поставь меня обратно!
- Сейчас поставлю, - громыхнул парень, усаживая девушку в жесткое кресло. - Сложный случай, месье. Ишь как надрывается, - затянул он на запястье пациентки грубый ремень. Другую конечность заботливо пригвоздила к стулу маман.
- Не больная я! - крутилась и выгибалась Рене. - Выпустите! Выпустите меня, идиоты!
- Месье, кажись, в зубах у неё черви, - прищурился исполин, заглядывая девушке в рот. - Прикажете вычистить? - деловито закатал рукава "добрый" Патрик и с благоговением взял из чемоданчика острый крюк. Видимо, он всегда мечтал стать врачом, но происхождение не позволяло.
Рене сделалось дурно. Она тотчас перестала кричать и крепко стиснула челюсти. Стоматология пугала её и в двадцать первом веке, а уж про девятнадцатый страшно было даже подумать.
- Какой сейчас год? - осипшим голосом выдавила она. Где-то слева вновь запричитала дама, а главный изувер, ни капли не смутившись, ответил:
- 1843 от Рождества Христова, дитя моё.
- Сто семьдесят минут, - обречённо прошептала Рене. Её голову резко откинули назад, в шею врезался смирительный ремешок.
- Сегодня вы исцелитесь, мадмуазель.
"Сегодня я умру", - поняла Рене и зажмурилась. Сопротивление бесполезно.
Под всхлипывания сердобольной маман девушку обрили наголо. По правде говоря, слушая, как на пол падают длинные густые пряди, Рене сама едва не прослезилась. Онкология научила её ценить приятный груз длинных волос. Затем, нырнув в одно из вёдер, Патрик извлёк оттуда горсть пиявок и стал подавать их мастеру, который аккуратно рассаживал противных существ на бритом черепе Рене. От омерзения девушка то и дело глотала подступавшие к горлу позывы рвоты, но если пиявки это единственное, что ей придётся сегодня пережить, то она потерпит.
Однако кровососами лечение не ограничилось. Из второго ведра услужливый подмастерье достал какие-то мокрые тряпки, которыми облепили тело Рене, и она в буквальном смысле застучала зубами. "Полотенца", как называл их месье врач, оказались ледяными.
Творцы средневековой медицины подошли к апогею исцеления.
- Патрик, вращательную машину, будьте любезны.
- На шесть лезвий?
- На девять.
"Вращательная машина на девять лезвий?!" - запаниковала Рене и вновь заёрзала на стуле, стараясь ослабить хватку ремней.
- Что вы, что вы, дорогая, - заскрежетал старик, больно впиваясь пальцами ей в предплечье, - очищение почти завершено. Вам заметно лучше, не так ли?
- О мосье! - подлетела к дочери женщина. - И вправду у неё просветление! Элиза, деточка моя! Глазки так и сияют!
- Сияют? - прохрипела Рене сквозь пережатые голосовые связки. - Да я сейчас окачурусь от холода!
- Позвольте, мадам, я закончу процедуры. Духи сильны в её чреслах. Только обильное пускание крови избавит дитя от недуга.
- Обильное? - испуганно глянула маман на посиневшее чадо.
- Рекомендовано до обморока, - эскулап резко полоснул инструментом по коже. Рене вскрикнула, но скорее по инерции, так как почувствовала лишь лёгкое жжение. Боль притупила тотальная заморозка организма. Но тут внезапно закричала мать:
- Кровь! Где кровь?! У неё нет крови! - и шлёпнулась без сознания. Ситуация выглядела настолько комично, что девушка не удержалась и прыснула со смеху. Она, конечно, знала, что некоторым людям делается плохо от вида крови, но от её отсутствия?
Патрик, изумлённо хлопая глазами, отшатнулся:
- Ведьма. Месье Колле, она ведьма.
- Дурни! - истерически хохотала Рене, представляя себя со стороны: лысая девица с шевелящимися вместо волос червяками, у которой в придачу ещё и кровь не идёт. Зрелище не для слабонервных жителей позапрошлого столетия.
- Помогите мадам подняться, Патрик, - сохранял невозмутимость старик. - Вредоносные жидкости можно выпустить иначе, - с вызовом посмотрел он Рене в лицо, будто бы это она была виновата в том, что из её окоченевшей руки не идёт кровь. - Пятьдесят вёдер холодной воды на голову и доза слабительной соли.
- Пиявки отвалятся.
- Что?
- У меня на голове пиявки. Они отвалятся, - почти безразлично отнеслась к угрозе Рене. Честное слово, ей было уже всё равно.
- Что с моей девочкой? - пришла в чувство маман. - Она жива? - и, окинув Рене беглым взглядом, расплылась в блаженной улыбке. - Господь благослови вас, мосье Колле. Пусти ли таки.
Обескураженный доктор посмотрел на пациентку и, заметив на месте разрезов тонкие алеющие полосы, быстро напустил на себя важный вид, словно заранее знал, что так и случится. Подставив под стекающие на пол струи странной формы сосуд, он самодовольно заявил:
- Угодные Господу деяния всегда плодотворны.
Отрешённо уставившись в одну точку, Рене слушала мерный перестук капель чужой крови. Изнурённая борьбой, она закрыла глаза, и вскоре почувствовала, как сознание уплывает, отделяясь от происходящего, будто пробуждаясь ото сна. Время запаха закончилось.
***
Девушка ощутила сильную тряску и не удивилась. Опять её везут в больницу, хотя нет, ведь она и была в больнице, значит на каталке в палату. Только привкус на языке какой-то странный.
- Что? - уставилась Рене в бликующее за защитным стеклом лицо пожарного. - Что такое? - заметалась она, вглядываясь в таблички кабинетов, окутанные едким смогом.
- Всё в порядке, - ещё сильнее прижал её к себе мужчина, - очаг возгорания в здании больницы локализован, осталась сильная задымлённость.
Пожарный озадаченно скосил на девушку взгляд, но Рене его больше не видела. Вокруг неё полыхали дома, деревянные лавки, по-видимому, рыночные, потому как крики и плач разбавлял визг свиней и громкий птичий гогот. Люди, одетые в грязно-серые балахоны, в панике давили друг друга, а иные, забившись в узкий проулок, тихо дожидались своей участи.
- Что случилось? - пробившись к одному из таких "тихонь", спросила Рене.
-... поджёг город...по его приказу..., - бессвязно бормотала молодая женщина.
- Кто? Кто поджёг? - настойчиво требовала ответа девушка, а сама боялась услышать, единственный вертевшийся в голове ответ. - Какой город?