Аннотация: Стилизация под русские народные сказки с шутливо - эротическим уклоном.
Довольно ещё крепкий дедок разевал рот.
- Ты чего же, н - на дороге стоишь, вишь люди здесь ходють! Ты мене може всю о - организму поувечил - поломал, кагжи я теперича старый, жить - существовать буду?! - и уже ласково, обдавая меня перегаром, добавил - Ты мил человек мине, билютеню оплати.
Я обомлел. Он же сам скатился на меня по ступеням закусочной, до этого поймав хоґрошего "леща" от здоровенного вышибалы. Вот наглость! Да этот старый козёл, меня проґсто на бабки разводит! Ах ты, морда поганая! Я аж вскипел! Хрыч, видимо прочитав в моґих глазах себе приговор, резво отскочил назад и, прижав к груди лапки, протараторил:
-Ты уж не серчай на меня. Опохмел нудит меня. В кармане не гроша, а душа то гори-и-т, хмельного, ой как просит.
-А я тебе что? Центробанк? - внутри у меня всё клокотало - Вон у того проси!
Указал на маячившего за стеклом вышибалу.
-Да с им разберутся - он с важностью махнул рукой,- У меня же охрана. Вот только заґпропала где - то.... С деньгами.
Я уже с иронией посмотрел на заносчивого собеседника. Лет за семьдесят. Лицом чист, одет просто. Не мытые, с сединой патлы свисли на его испитую, худую физиономию. От него сквозило, какой то безалаберностью и безобидностью. Я ещё раз посмотрел на его важную рожу, и не удержался от смеха. Чего на него зло держать? Тот приободрился.
-Так как спонсируешь? С отдачей. Ты кстати, чем на житие зарабатываешь?
-Ну, журналист я.
-Во - о... Писарь? Так давай я тебе истории поучительные поведаю. А ты с опохмелом подмогнёшь - предложил он, помогая мне отряхиваться.
Видать тяжко ему было, и я ему отказать не мог. Тем более до моего поезда время было достаточно. В закусочную уже не пошли, а отправились к ближайшей, уличной шашлычґной. Опрокинув разом пол бутылки пива, собеседник облегчённо выдохнул, и сказал: - Слухай!
Сказка о Елде Немаловиче
В некотором царстве, нашем государстве, на семи ветрах, да на пяти холмах, в граде стольном жил был царь Елда Немалович.Ещё, будучи царевичем, проявился норов его крутой, да воинственный. С отрочества любы ему стали дела ратные. Кои в его возрасте мальцы, ещё в лапту да в бирюльки играли, царевич с дружиною не малою всё своё царство - государство самолично вдоль и поперёк излазил. В каждом лесочке, в каждом болотце побывал, и трудности не малые спытал.В походах суровых ратников не жалел, да и себя не миловал. Спал и в снег и в дождь в кольчужке простой на землице студёной, едал снедь холопскую, пивал водицу болотную. Мозоли кровавые на ноженьках натирал, жилы на рученьках рвал, да ногти ломал от работы, ратной, непосильной. От восхода красна солнышка, до заката мог, мечём булатным в сечах махать, да на коне резвом, без устали скакать. Хаживал в чащу дремучую, силу свою спытывал бока ломая царю лесному-медведю.
Веял из себя Елда - царевич ратника смелого и воеводу умелого. Возвращался с походов ко двору грязным, дурно пахнущим, с гривою волос не чёсаных, и с насекомыми, кои для сана царского непотребны и недостойны.Вот так прошло буйно отрочество Елды - царевича, а, возмужавши, взошел на престол царь Елда Немалович.
И делом наипервейшим порешил он расширить пределы государства своего за счёт государств порубежных. Весь мир этой вестью оповестил, и всех уведомил, что расширять будет рубежи сии, до тих пор, покамест впервой, раз поражения самолично не изведает. Рать созвал и войной пошёл. Дабы кровушку людскую зазря не лить Елда Немалович во перёд войска своего выходил и на бой смертельный вызывал богатыря самого опытного и сильного из войска противного. И богатырь оный по умению своему выбирал орудие для сечи. Кто вовсе без оружия, на кулаки свои не малые надеясь. Всех побивал царь Елда Немалович, а побивши царства да княжества побеждённые, к своему государству присоединял, царей да князей побеждённых в слуг своих обращал, и подать малую назначал. Так все государства порубежные, ближнии, в его владении стали. И трепетали уже страны дальние, заморские, так как их черёд пасть приспевал. И удачи его воинской пределу не было. Допоры,до времени
Как-то домой воротясь, опосля очередной победы славной, успехами воинскими окрылённый и в гордыне своей превеликой, порешил царь Елда Немалович повоевать мимоходом царство Тридесятое.
Тридесятое царство то, так себе,малое,убогое. Проку в ём никакого, только и богатств-то, что клюквы на болотах не мерено,да лыка для лаптей навалом. Народец с каши на мякину перебивался. В общем тьфу, а не царство, название одно. Царь ихний, старый лентяй и горький пьяница, как обычно с утра бражничал и узрев гонца с вестью тревожной долго уразуметь не мог, что за беда такая случилась. Кивал космами седыми, зачем-то искал венец царский, невпопад смеялся и для чего-то кликал ключницу. Насилу к вечеру растолковали ему, что надобно войско собирать, да на брань отряжать.
Войско собрали в короткий срок. Всего за пять дён. И перед врагом выставили его. И узрел Елда Немалович войско то. Стоят, покачиваются. С одутловатыми, явно с глубокого перепоя рожами, осемь мужиков. Бороды не чёсаны. Кто в лаптях, кто босиком, кто в кольчуге, кто с дубьём. Во главе войска того, на меч, ржой поеденный, как на клюку оперевшись стоял столетний воевода. Узрел их Елда Немалович и осознал, что зазря он завернул в государство сие, и что виктория оная не принесёт ему славы воинской. Как бы напротив, бесславия какого не вышло бы. Но делать нечего. Вышел он впред войска своего и гласом зычным потребовал поединщика. Долго кликал.. .Требовал.. .Угрожать стал, когда терпение его иссякло. Да только воины те с мордами опухшими друг дружку под-талкивали, да главами друг на друга кивали. А воевода их славный даже не шелохнулся, так как глух был он уже годов как тридцать.
И не ведал что деять, что предпринять в положении сем царь и полководец великий. С мужичьем пьяным биться - честь воинскую потерять, а отступиться - слово царское поруґшить.
И вдруг узрел царь, в думу не весёлую погруженный, спасение своё.
Спасение то, приняв образ витязя в доспехах сияющих, на коне кипенном, во весь опор приближалось к становищу. Пыль, столбом подняв, спешился витязь и предстал взору он предвоителя грозного.
-Я, есть поединщик твой! - крикнул ратник новоявленный - и готов побить тебя в битґве честной!
-Принимаю вызов твой, о рыцарь - с поклоном лёгким и с усмешкой ответствовал Ел- да Немалович. И уже с серьёзностью полной молвил - И слово своё царское подтверждаю, что ежели одолеешь меня в ратоборстве быть мне холопом государя твоего. И всё государґство моё, с землями новыми под ним будет. Называй имя своё, и оружие выбирай.
И тут страшное стряслось! Сорвал витязь с главы своей шелом остроконечный, а из - под него хлынула, на солнце, сверкая, копна волос золотых. И явился взору царю великому не молодец безусый, а красна - девица, красавица в доспехах сверкающих. И молвила деґвица сия гласом звонким подобным звучанию колокольчика сребрянного - Звать меня Усґладой, царю тридесятому я внучкой прихожусь. А орудие своё, я тебе, Елда Немалович в том шатре явлю. Там и сразимся.
Десницей в сторону повела, и узрел полководец шатёр высокий, цветами чудными и птицами райскими расшитый.
-Окстись, царевна прекрасная, не к лицу мне мужу, с девицей тягаться. Тут воин надоґбен! - дюже удивлённый вскрикнул царь.
На что Услада лишь улыбнулась, явя зубы жемчужные - Нечто не ты слову свому царґскому хозяин? Сказывал любого поединщика? Сказывал с любым оружием? Нечто на поґпятную пошел? Иль за мной уж победу чуешь?
Багрянцем покрылись ланиты воителя, око дёрнулось. Развернулся он на каблуках тоґчёных и молча в шатёр направился. Чуть в отдалении за ним и Услада шествовала походґкой лёгкой, пожиная взгляды, удивленные ратников кои с восхищением за красотой эдакой следили. Вошли в шатёр. А в шатре том перины пуховые, да подушки атласные тут и там раскинуты. Смутился разум Елды Немаловича, подвох чуя.
А царевна в это время кольчужку и шелом в угол свалила, красны сапожки сафьяновые, скинула. Сняла косоворотку шелкову и порточки атласные. И осталась царевна в рубашке девичьей. У Елды Немаловича ум за разум зашел.
-Готовься и ты к бою Елда Немалович, скидывай одёжи. Биться будем! - и тут же изящно исподнее с себя стянула.
Пот прошиб воина славного, сердце в галоп перешло, кровь горячая в голову вдарила. Стоит, смотрит на девицу нагую, уста раскрывши. А посмотреть есть на что.
Стан на диво ладный, плечи яко мрамор белый, грудь, что яблочки налитые да созревґшие, бёдра дюже округлые. А глазищи девицы той ограменные, бездонные, немигаючи на молодца смотрят. Завораживают.
Ком, в горле протолкнув, выдавил из себя царь - Принимаю бой.
Не помня как, одёжи скинул, подхватил девицу нагую на длани свои дрожащие. Приґжал к груди своей богатырской крепко на крепко, и ещё более крепко в уста её свои уста вложил.
А от царевны благоухание исходит приприятнейшие, зовущее, супротив которого не один богатырь не устоит. Да ещё она промеж губ поединщика свой язычок вострый резко вонзила. Закружилась голова у молодца, как будто весь шатёр с подушками атласными и перинами пуховыми во движение круговое пришел. Шум в ушах, что ветер нахлынул, сердце из груди вот- вот выскочит. Елда Немалович от губ коралловых не отрываясь, возґложил девицу на перины пуховые, а десницы свои на груди её упругие. Почуял соски жёґсткие и желание, плотское совсем нестерпимым стало.А царевна обняла страстно, руками белыми шею богатырскую. Ногами же своими его ноги обвив, почуяла на животе своём орудие, жгучим жаром пылающие. И целовал царь царевну в шею лебединую, и в плечи мраморные, и соски, набухшие, словно вишню сладґкую да спелую губами нежно касался. И извивалась под станом его могучим девица, в жеґлании томном вкусить битвы неистовство. Слились два тела, не земное наслаждение, поґлучая, черпая сласти плотские коих слаще на свете нет. О, что за удовольствие, что есть восхитительнее, когда плоть женская, мужскую принимает! О, что за блаженство, что есть прекраснее, когда плоть мужская в женскую входит! И приняла в себя девица, молодца. И целовала чело его, и погружала персты свои во власы его непослушные.
Семь разов входил молодец в девицу, семь разов стоны удовольствия неистового оглаґшали окрестности на зависть войска всего.
Множество разов огни радужные окутывали девицу, и множество разов облаком белоґснежным и невесомым воспаряла она высоко - высоко над землёй. По всему шатру катаґлись они в объятиях жарких, и долго не могли насытиться друг другом.
И, наконец пал Елда Немалович и пощады запросил:
- Ой, ты люба моя, позволь отдохґнуть чуток, дух перевесть? Обессилил я в схватке с тобою. Принимаю поражение своё, сдаюсь, и на милость твою уповаю! Приму как есть волю твою!
Приподнялась Услада с перины. И словно чешуя на русалке заблестело в свете ста свеґчей тело её мелким бисером пота покрытое. Дыша всё ещё тяжко, смахнула девица пот гоґрячий с лица раскрасневшегося. Собрала власы свои золотистые в хвост конский и речеяла:
- Да Елда Немалович, по тебе прозвание твоё. Умаял ты меня. Еле выдюжила! А моя воля тебе безнадобности, не гоже мне бабе, над войном славным, победу чествовать. Выходь к рати своей, оглашай себя победителем, но с условием, что походы свои на том преґкратишь, не будешь более судьбину пытать.
Поклонился в ноги Елда Немалович спасительнице своей. И завернувшись в плащ поґходный, из шатра вышел, и речь держал.
- Вои мои славные! Закончились походы наши! Пришла пора мне остепениться и сеґмейную жизнь начать. Выбрал я себе суженную. Услада мне супругою станет, а вам цариґцею добрую. Нынчаже домой ворочаемся и к свадьбе - пиру готовимся.
А тут из шатра расписного, словно лебедь белая Услада вышла, и войска оба надсажиґваясь, ура кричали, обнимались крепко - накрепко и выпивали по чаре браги хмельной.
А спустя время малое во граде стольном состоялась свадьба великая, коя месяц цельґный без роздыха шла. И были на том пиру все цари да короли, шейхи да султаны, князья и иные венценосцы кои с превеликой радостью чествовали молодых. И многие люди были, именитые и простые. И званые и незваные. И ликовали все, потому что история сия законґчилась дюже ладно и складно.
А Елда Немалович с молодою царицею Усладой Периновной жили долго и счастливо.
А шатёр тот, узорами и птицами райскими расшитый стоял теперича посередь ихней опочивальни. И частенько они в шатре том поединки промеж собой устраивали, с переґменным успехом кои завершались.
КОНЕЦ.
- Вот такая оказия,- вздохнул собеседник, уплетая вторую порцию шашлыка - но то не всё. Внимай далее.
Сказка о Влупене - Царевиче
В некотором царстве в нашем государстве на семи ветрах да на пяти холмах, в граде стольном, жил был царь Елда Немалович с женою молодою Усладой Периновной. Жили, не тужили. И в скором времени народился у них сынок, уж такой хорошенький, да пригоженький, да весь в батеньку царственного своего, токмо, что достоинством-то мужским он батеньку-то обогнал. Ещё бабка повитуха при рождении царевича от удивления речи лишилась, а няньки, да мамки при пеленании мальца очи в сторону отводили и густо багрянцем покрывались.По государству молва пошла, что де растёт царевич - богатырь, а у богатыря влупень такой, что не в сказке сказать, ни пером описать и что де это знак есть, только вот к добру-ли, худому-ли не ведомо. Мальца - царевича за глаза Влупеней прозвали, да так прозвище за ним и прижилось. Рос Влупеня не по дням, а по часам и к осьми годам стал он таким добрым молодцем, на лицо гож, на тело ладен. А уж в портках имел такое, что девки сенные ко всякому непотребству привыкшие, с визгом разбегались по углам тёмным, когда царевич, озорничая и желая попугать дворню домашнюю, вываливал из штанов нечто более похожее на немалую дубину.Шло время, рос царевич. Уж растительность буйно покрывала грудь и живот его, а всё ещё не был Влупеня обласкан полом противоположным. Не находилось среди девок да баб желающих быть полюбовницами его, спытать на теле своём необъятное орудие царевича. Искали тайно и люди государевы по всем городам да весям, любого возраста и сословия, да найти не могли.Совсем опечалился добрый молодец, не естся ему, не пьётся, всё в хандре пребывает.
Царь с царицею, видя сынка единственного в печали превеликой и посоветовавшись с боярами ближними, указ издали, и на всё царство - государство огласили.А в указе том слово государево, что, дескать, ежели сыщица, какая девица-красавица, пусть даже сословия самого подлого, коя царевича выдюжит, и грусть тоску его прочь прогонит, то вот царёво слово:
- Быть этой девице замужем за Влупеней и всеми титулами царскими нарекаться!
Много дев было желающих под венцом стоять, да на троне восседать, но не было желающих здоровье потерять. Совсем не мил стал белый свет Влупене - царевичу, ужо так ему хочется коку молодуху к груди прижать, да на перине пышной её спытать, что, кинулся он в ноги к отцу - матери.
- Отпустите вы меня, родители мои родные. Поеду я на заход Солнца, в страны сумеречные, где молва идёт, есть девы блудные, что тешат похоть свою, страха пред размерами не ведая и, что - де оные в лихорадке блудной имеют соитие с конями и прочей животиною. Только разыщу по себе полюбовницу дюжую, так домой и ворочусь.
Опечалились царь с царицею, но делать нечего, видно не удержать добра - молодца в теремах, да буйна - молодца в портках. Дали согласие своё, но с условием, что не будет Влупеня за утехи блудные, девкам иноземным венец и трон сулить - обещать
Собрался наскоро Влупеня в путь - дорогу. Оседлал коня быстрого. Видели, как добрый молодец на коня садится, да не видели, как с глаз скрылся.
Долго ли, мало ли времени прошло, то нам не ведомо, а ведомо то, что застала как-то ночь тёмная Влупеню - царевича в чаще дремучей, непролазной. В аккурат на окраине государства своего, у избушки на курьих ножках.
Не успел молодец в дверь низкую постучать, как та сама со скрипом отворилась. И предстала пред ним Баба Яга - костяная нога. Поклонился царевич старухе и на ночлег напросился. Впустила его Баба Яга в избу, а сама глазом оловянным по стати молодецкой так и шарит. Баню жарко истопила. Послала Влупеню пыль дорожную смыть, да косточки веничком дубовым размять. Сама стол дубовый парчовой скатертью покрыла, яствами заморскими уставила, брагой да винами украсила. При всём этом успевала в баню подглядывать. Зрит в щель, Влупеней любуется. Станом его стройным, телом молодым,мышцами крепкими, руками да ногами сильными, ягодицами упругими. А завидела корень несоразмерный, так её пот прошиб, кровь заиграла, дыхание спёрло. В груди жарко стало, а снизу влажно.
Опосля бани Баба Яга усадила Влупеню, чистого и распаренного за стол. Яствами угощает, сладкое вино да мёд крепкий подливает, о том, куда царевич путь держит, пытает.
Поведал молодец, кто он есть и по какой надобности интимной, путь - дорогу держит в земли далёкие, иноземные. Услыхав про девок публичных, ожила старая: - Незачем тебе - говорит - ехать далече, найду я тебе полюбовницу по размерам надобным, а за это плату с тебя возьму самую малую. Сама слюни утёрла и далее молвила: - Возлежи со мною на перинах пуховых, яви силу свою, да сделай из меня Бабы Яги, - Бабу Ягодку. Удивился молодец, речи такие услыхав:
- Так я же тебя, старую насквозь проткну орудием своим, и почиешь на нём, приняв смерть, лютую.
- Ну, этим ты меня не пужай - отмахнулась старуха и принялась с себя сарафан замызганный стягивать.
-Да и физиология моя, уж на что голодная, не воспринимает мощи твои как объект вожделения - ели вымолвил далее царевич, то, бледнея, то, краснея, от наготы и наглости бабкиной.
-А ты постарайся - шепелявила Баба Яга - а по работе твоей и награда будет. Сказала и предстала пред Влупеней во всей наготе своей неописуемой.
Старая, горбатая, космы седые длинные, сизый нос крючком, глаза оловянные, ланиты впалые, уста сморщенные, трёх длинных жёлтых клыков не закрывают. Обомлел молодец, совсем худо стало ему от грудей иссохших, от утробы рахитной, от ноги костяной. Протянула старуха к Влупене длани свои когтистые, прикрыла вежды морщинистые и губы трубочкой вытянула, мол, твоя я, лобызай. Делать нечего. Решился Влупеня. Одёжи скинул. Уронил Бабу - Ягу на шкуры волчьи, сам очи прикрыл и в уме стал представлять себе девок сенных, нагих в положениях разных амурных, места срамные кажущих. И как только боец его силою налился, вступил молодец в схватку неравную.
Была когда - то, у Бабы - Яги дорога удовольствий сладостных, да со временем заросла да сузилась оная до тропинки малой да узкой. Стал Влупеня ту тропинку расширять, заново путь - дорогу прокладывать. Пройдёт малость по тропке той раздвинет, расширит, да назад, да снова вперёд. Туда - сюда молот его ходит, дорогу прокладывает, старается, упирается. Влупеня от натуги потом изошел, но очи так и не открывает. Чувствует царевич, пошла работа, глубже копать стал, да и старуха изрядно помогает, только покрякивает да поохивает с каждым заходом. А боец - то Влупенин во вкус вошел, усердствует и чуть ли ни во весь рост свой входит. И ощутил вовсе тут царевич, что дорога та влажна, стала, и ход его свободней и приятней стал. Баба - Яга вдруг главой замотала, тело змеёй взвилось, кожа мурашками пошла, со стона она на вой высокий перешла, да так что весь лес тёмный притих и оцепенел.
И вдруг почуял молодец в дланях своих не старушечьи мешочки высохшие, а перси упругие с сосками налитыми. Открыл очи и не поверил им. Была Баба - Яга, а стала Баба - Ягодка. Тело ровное, белое, груди налитые, высокие. Ягодицы округлые, бёдра зовущие.
Вся такая аппетитная. Лицо приятное, очи с искоркой, ланиты с румянцем, губы как коралл, зубы белым жемчугом, волосы лёгкие и рыжие по плечам раскинутые, травами луговыми благоухают. Ошалел от дива такого добрый молодец, на Бабу - Ягодку смотрит широко очи, открыв, слов молвить не в силах. Засмеялась тут Баба - Ягодка - Что царевич - Влупеня удивлен? - задорным звонким голосом крикнула она - есть ли у тебя силы ещё меня молодить?
-Не только силы есть, но и вожделение превеликое явилось - ответствовал царевич.
-Сделал из тебя Бабу - Ягодку, сделаю и Девицу - Ягодицу! Притянул к себе, и крепко обнимая тело полюбовницы, лобызал поцелуем долгим уста сахарные. Снова слились тела их трепетные в желании неистовом. И пошел снова с силою новую по дорожке проторенной взад - вперёд ходить труженик - работяга корень Влупенин, услады несть обоим полюбовникам.Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ночь прошла, да день прошёл, и только герои наши страсть свою утолили, и насытились друг другом. Влупеня так уж расстарался, что с бабки лет сто согнал. Смотрит на девицу - красавицу не налюбуется.
- Зачем - чает царевич - мне девки блудные, заморские, ненать они мне. И вслух молвил: - Сыскал наконец-то я, что мне надобно, по нраву ты мне и по размеру подходишь, поедем со мной в град стольный, представлю тебя как суженую, отцу и матушке. Улыбнулась Девица - Ягодица, плечами повела, грудями упругими тряхнула,- А справишься, Влупеня - царевич? - вопросила она - дабы мою красоту - молодость удержать, надобно ежедневно да еженощно молодить меня.
-Так то не труд мне это, а сласть да удовольствие - отвечал молодец - сдюжу! И к подтверждению к оному согнал с наречённой ещё годков пять.
Ну а далее как во всех сказках. Прибывши в град стольный, начали пирком, а закончили свадебкой. Стали Влупеня с Девицей - Ягодицей мужем да женой и прожили они долго и счастливо. Вот только царями они не стали, неинтересно это им было, да и некогда.
КОНЕЦ.
- И это не всё, - Икнул дедок, наевшись и напившись,- Теперича о любимице моей.
Сказка о царевне Недавале.
В некотором царстве, нашем государстве, на семи ветрах да на пяти холмах, в граде стольном, жил был царь Елда Немалович с царицею Усладой Периновной. И была у них дочь - царевна, да такая, что не пером описать, не в сказке сказать. Красавица из красавиц, кровь с молоком. И всяк люд мужеского пола в государстве том, от мала до велика, в веґликом умилении пребывали от красоты да лепоты царевны младой. И всякого кто созерґцал её, посещали мысли похотливые, и одолевало желание превеликое.
И сватались к ней всякие королевичи и царевичи, султаны и князья родовитые. Все, в стремлении своём необузданном, возжелали иметь красу ту в опочивальнях своих. Но цаґревна замуж не спешила, озорничала по молодости, дуря женихам головы. Проказничала всяко, потешались шутками её отец с матушкой. А та рада стараться, изматывала женихов в пух и прах. То подарки себе требовала типа ковра летающего, то молока птичьего, то скатерть самобраную. То, близко подпуская одного и дая ему надёжу малую, сводила друґгих с ума от горести, а счастливца от радости. То, заигрывая со всеми, то окатывая сих несчастливцев взором хладным и презренным. Царь с царицею дочке не перечили, знали перебьётся девка, найдёт средь родов высоких себе суженого. Время шло. И вдруг ни с того ни с сего, задурила девка. Всем женихам от ворот поворот дала, а родителям своим родным заявила, что де не жаждет она замуж и что муж ей вовсе не надобен. С расспросов и разговоров до ссоры и крика дошло. Ни на какие уговоры не соглашается. Елда Немалоґвич совсем осерчал, ногою державною топнул: - Должно давно в ней хотенье бабье проґснуться. У неё уж все бабьи прелести в наличии имеются!
И что, правда, то, правда. Стан любо ладный, шея лебединая, плечи мраморные, грудь высокая, округлая. Коса толстая, цвета пшеницы спелой, ниже пояса.
Пора, пора девице замуж, мужа сыскать, да любовь познать. Только совсем девица ошаґлела, крик, слёзы, вплоть до истерики. Не желает замуж идтить и всё! И вскоре всё госуґдарство ихнее, не малое, знало о сей оказии случившейся в семействе царском. Скандал на весь мир честной. С той поры и стали за глаза прозывать царевну Недавалой. А как ещё таку девицу назвать коя замуж выйтить не жаждет? Мужеского пола сторонится и услады плотские познать не вожделеет.
Так же всю жисть в девках проходишь - вразумляли непутёвую.
Непутёвая же, только плечами повела, да хмыкнула. Хоть ты кол у ней на голове чеши, до чего упрямая! В печаль и огорчение отца с матерью ввела. Уж подозревать стали её в неладных связях лесбийских, порочащих, но то не подтвердилось. Отписали весть сию сынку Влупенюшке, и совет вопрошали, как быть им?
Царевич с супругой своей Девицей - Ягодицей порешил посоветоваться. Тут всё и выґяснилось. Девица - Ягодица как родня новая, не зла ради, подарок преподнесла Недовале лукошко с забавой девичьей, способной грусть - тоску развеять и сердце младое порадовать. Забава та мёда слаще. И прозвание потехе той - Колобок На Лобок. Стоит только исподнее сбросить, да промеж чресл то лукошко поместить. И тут такое наслаждеґние обретёшь, когда Колобок в место потаённое проскочит, да там кататься-кувыркаться примется. А когда Колобок начнёт надуваться, принимать формы всяко разные, да теретьґся боками шершавыми, вот тогда совсем удовольствие превеликое получишь. Токмо луґкошко то с девами непорушенными лишь общается. А то, что с Недовалой такая метаґморфоза выдалась, то видать она шибко к лукошку сему присохла, и помышляет видать по незнанью и младости что с ним она в муже теперича не нуждиться. А наваждение то моґжет снять лишь утрата нетронутости девичьей.
Царевич Влупеня, родителям царственным отписывать ничего не стал. Сам порешил в град-столицу негласно нагрянуть и скоро следствие учинить. В толк он никак взять, не мог, что какой-то колобок может мужа заменить. Да мысль тайную держал, что, мол как бы отчастого употребления не понесла бы царевна колобками. И хотя Девица - Ягодица уверяла его, что последствий таковых не будет, а вдруг?! Вот срам то.
Приехавши тайно в град стольный первым делом встречу учинил с одной девкой сенной, дюже хитрой и востроглазой. Вид кошеля златом наполненный мигом язык ей развязал.
-Всё как есть скажу - вещала - Никому не сказывала и не собираюсь, потому как мыслю без лукавого здесь не обошлось.
Быстро по сторонам оглянулась, и глас, понизив, продолжала:
-Давеча я, притомившись за делами хозяйскими, в опочивальни у Недавалы вздремнуть, осмелилась за ширмочкой. Там то в голову никому не приспеет меня выискивать. Только прикорнула, слышу, кто-то вошел. Глядь в щель - царевна. Дверь на запор затворила, и одёжи скинула. Отворила сундук кованный, достала ларец медный, а уж из него лукошко плетёное. Лукошко сие на перины поставила, крышечку приоткрыла, а сама аккурат на лукошко сверху присела. Тут такое затеялось! Невиданное! Сдаётся мне, что-то неведомое в сестрицу твою из лукошка того втиснулось. Потому как заохает, застонет она, губы кусает, сама грудь свою умиляет, соски набухшие покручивает, живот и бёдра поглаживает. По всему видать хорошо то, как девке. Глаза закатила, стонет, повизгивает, главой мотает, то присядет, то выгнется, ноги то вместе сложит, то в стороны разбросит. Перекувыркнётся на перине, волчком закрутится ноги переплетев, то на колени встанет, то на четвереньки зад круглый высоко подняв. Повалилась на перину, вытянулась так, аж косточки хрустнули. Дланями - то, всю себя пощупывает, да поглаживает. И стонет, стонет так томно, что мне самой, так какого молодца дюже захотелось. Ноги ослабли, и голова кругом пошла. Битый час царевна так себя изводила. И не менее дюжины раз высокого исступленья достигала. Сок из неё так и брызжил, и что-то непонятное бывало, из сестрицы твоей частью показывалось, когда она ко мне местом бабьим повертывалась. Утешавшись, усталая на лукошко присела, и тут же опосля на перины рухнула, и сном забылась. Забвенным.
Я же с опочивальни очи вытаращив, на конюшню кинулась к полюбовнику своему жар внутренний утолять.
Всё это девка сенная протараторила скороговоркой. Воспоминание сие багрянец на ланиты её наложил.
-Лукошко выкрадешь - предложил Влупеня - озолочу.
Девка только дланями взмахнула.
-Царевна младая его пуще ока бережет,- вздохнула она - на груди ключ от сундука носит. Крепко задумался Влупеня - царевич. Надобно загадку сию разрешить, и честь семьи царской спасти. Долго думал и кое - что надумал.
Был у царевича знакомец. Сын единственный царя Напахуносера - царевич Вдудоня. Племянник Блудовика - короля французского и Блядвиги - супруги госпадаря польского. Был он пригож собой да к тому же рода древнего и богат безмерно. Он, было, тоже наезжал свататься к Недавале, но до сватовства дело не дошло. Потому что сошлись как - то, два царевича, за столом праздничным, винами и медами густо заставленный. Бражничали до потери лика человеческого, и сдружились так, что не разлей вода. Распрощались спустя две недели братьями названными, и друзьями большими. А свататься Вдудоня отступился из-за того, что улицезрел лик свой после попойки великой в зерцале, и не пожелал никому его являть - настроение портить. С тех самых пор царевичи не виделись, хотя друг о друге помнили, и оказией приветы с винными бочонками пересылали. И помышлял Влупеня:
-Я Вдудоне помогу Недавалу в жёны взять и тем самым трёх зайцев убью. Во- первых сестрицу выгодно замуж отдам, и с этим, непотребным склокам конец придет. Во- вторых с родом высоким сроднимся. Во - третьих с другом сердечным за кружкой мёда встретимся. Скоро гонцом письмо отрядил с предложением содействия в деле брачном. Сам же стопы свои к родителям обратил и вопросил у них дозволения погостить во дворце брату его названному - царевичу Вдудоне. Царь с царицею с радостью превеликой согласились принять гостя заморского. Месяца не прошло, а всадник, запылённый на коне взмыленном, уж во врата града стольного въезжал. Обнялись крепко братья названные. Вдудоню в баню жаркую сводили, пыль дорожную смыли и попарили усердно. Опосля за стол, богато уставленный яствами, усадили на место почётное. Накормили, напоили. Теперича и за дело пора браться.
Поведал Влупеня всё как есть брату названному без утайки, и про скандал и про лукошко.
А, поведав всё, испросил, не перерешил ли Вдудоня, женится на Недавале? И услышав, что жениха вожделение не покинуло, возрадовался и изъяснил, что наваждение то скинуть, возможно, лишь с порушеньем девичества нетронутого. Только как сие достичь аккуратно? Далее вдвоём думать стали. Под квас забористый измышляли каверзу лукавую. С кубками вина крепкого строили тактические планы великие, достойные ума Александра - македонянина. С братиной ведёрной мёда хмельного, плели стратегию хитрую, схожую с изворотливостью Юлия - кесаря римского. Долго думали, время, от времени сбиваясь на песнь разудалую, застольную, и придумали.
Дело в том, что царевна не токмо красотой славилась, но и умом вострым и живым. Любила и умела она в игру мудрую играть, коя шашками именуется. Была очень сильна, в игре сей, и не было в тереме царском и в окрестностях его, игрока более её превосходящего. И кажный гость во дворце, будь то посол какой, или тот же жених очередной первым делом, по прихоти Недаваленной садились за доску шашечную. И проигрывали ей, конечно же, любуясь более красотой и прелестями чарующей соперницы, чем о ходах размышляя. Так что Вдудоне надобно? Обязательно царевну переиграть! И всё! Одёжу с её на правах победителя снять! Ключиком заветным завладеть! А далее...., ну а далее как получится.
-Обыграть смогёшь? - в который раз воспрашивал Влупеня.
-Элементарно! - отрезал в десятый раз Вдудоня, до этого о шашках и знать не знавший.
Как и полагали заговорщики, явилась царевна с предложением, в игре гостя спытать. Согласился молодец и вопросил, на что игру вести будут? На что царевна ответила, что завсегда игру вели без страсти корыстной. Царевич же Вдудоня, изрек, что сие не вызывает азарта алчного, и что у него в отечестве родном в игру ту играют на одежд снятие. Опосля всего услышанного на лике девицы смущение отразилось, потерянность и интерес. Тут же молодец дожал, что ежели прекрасная царевна сумневается в своей премудрости шашечной, то он де не настаивает на игре. Сыграло самолюбие Недавалено. Как мог грубиян сей усомниться в мастерстве её
-Хоть в первой раз мужика без порток узрею - усмехнулась озорно. Согласилась на условия соперника, и удалились они в покои дальнии. Шашки расставили, и Недовала ход первой сделала. Вдудоня - царевич, садясь за стол шашечный, помнил суровый наказ брата свого названного. Ни в коем случае на Недавалу очи не пялить, это раз, за игрой следить строго, это два; с мысли сбивать, всяческие непристойности ей молвя, это три. Ответный ход сделал Вдудоня, и ...., ну как на красоту сию очей не подымать? Из головы вся стратегия с тактикой напрочь вылетели. Остались токмо непристойности, да и то какие то интеллигентные. Поднял вежи, и дыхание, затаив, заметил, что красота у царевны небывалая. Царевна только хмыкнула и шашку двинула. Вдудоня сделав ход, речеял о шее белой, соперницы прекрасной своей. Девица только очами блеснула и две шашечки соперника с доски сняла. Молодец заметил, что грудь у царевны высока и форма её идеальна. Недавала явно с толка сбитая, чуть помедлив четыре шашечки соперника с доски смахнула. Вдудоня молвил далее про стан девичий дюже ладный и стройный который он царевич с превеликим восхищением созерцал бы, без какой либо одежды. Девушка с устами, чуть приоткрытыми от удивления, ещё шесть шашечек сняла с доски и заявила, что партия сия за ней осталась. На что соперник её пошловатый, с ухмылочкой растерянной, скинул свой кафтан золотом и жемчугом расшитый. Как-то не так интрига ихняя пошла. Задумано то было по - иному. Но как говориться - гладко было на бумаге. Ворот рубахи атласной на шее жилистой распахнул, и фигуры расставлять стал. Вторая игра завершилась опять поражением царевича, который, снимая рубаху просторную, продолжал молвить о белой бархатной коже Недавалы. Сам же красуясь, бойко мускулами не малыми под кожей смуглой поигрывал. Взглянул молодец мельком на девицу. Заметил, как она очи в сторонуот него стремглав отвела, а цвет алый у неё на ланитах так и пылает. Третью партию Недавала трудновато выиграла, было заметно, что мысли её сбиваются. И смятение в очах её и движениях отразилось, когда Вдудоня нагой пред ней предстал.
- Проигрался я тебе в пух и прах - захохотал Вдудоня и предложил сразу же - может, дашь отыграться?
-Дам! - хитро прищурясь согласилась Недавала - Обязательно дам!
И тут же платье своё нарядное к ногам скинула. И в чём мать родная родила, замерла пред молодцем. И стояли они нагие друг на друга глядючи. А потом кинулись на встречу друг, другу даря поцелуи горячие и объятия страстные.
Ну а далее всё что здесь произошло, вы догадываетесь. Как говаривал один знакомый охотник - "Охота на зверя, рази это охота? Вот когда тебе охота, да ей охота, - ВОТ ЭТО ОХОТА!!!" А чем всё закончилось, знаете? Ну, конечно же, пиром, да свадебкой. И все довольны были. Царь с царицею зятем знатным и концу пересудов утомительных. Царевич Вдудоня жене рад красивой и горячей. Царевна Недавала мужем пригожим и в опочивальне неутомимым. Царевич Влупеня сображником развесёлым. Лукошко же за ненадобностью, было выброшено в оконце. И подхваченное стремниной, протекавшей мимо терема речки, было унесено совсем в другую сказку.
КОНЕЦ.
-На сегодня всё! - отрезал сказочник - гони тыщу рублей!
-Тыщу?! Ты чё дед охирел? Я тебя накормил, опохмелил!
-Да, шучу, шучу - старик улыбнулся - Как сказки то?
-Годятся. Сам придумал?
-Почему придумал? Всю правду поведал. Я же и есть царь государства Тридесятого.
-Ну-ну. И где же царство твоё?
-Здеся, рядышком. За Кудыкиной горой. - Он указал на возвышенность с новым жилмассивом - Пойдём. Скоро поезд твой. Да и мне до дома пора.
Асфальтированная дорожка, огибая холм, уходила в лесопосадки. Причём асфальт плавно переходил в мощённую камнем мостовую, которая далее переходила в узкую тропинку.
Мы разошлись. Он нырнул в густой кустарник, я направился на вокзал. Через десяток шагов я обернулся на шум.
Вслед за дедком через кусты лезли восемь мужиков с нечесаными бородами и с одутловатыми, явно с глубокого перепоя рожами. Видать охрана, однако.
КОНЕЦ.
Так вот и это не конец. Спустя некоторое время на мой адрес пришел по почте пакет. Открываю: " Писано в царской канцелярии царства Тридесятого. Выписка ИЗ
официальной биографии Его Величества", и далее ...
Сказ правдивый о Лягушке-царевиче.
В некотором царстве, в некотором государстве, расположенном в аккурат меж тёплым и студёным морями, жил был царевич. И звали его Лягушка-царевич, потому как заколдоґвала его злая ведунья, превратив в живность земноводную за то, что молодец сей, не отґветил ей взаимностью интимной. И наложила на него заклятие, по коему мог он лишь единый день в году обретать облик человеческий, а всё прочее время обретаться ему в обґразе лягушачьем. Жил так молодец, да маялся. Год цельный в болоте обитал, а день единґственный во тереме родительском жил. И не кто не мог заклятие сие разрушить. И так прожил бы в безвестности Лягушка-царевич, если бы как-то от жабы зелёной не прознал, что колдовство сие могут снять лишь сестрицы, девицы-волшебницы. Прознал про то и сна лишился. Порешил он, во что бы- то ни стало, снять с себя наваждение чародейное. Только дело сие дюже тяжкое и опасное. Те семь сестёр- волшебниц, были в заточении в замке высоком, который за тридевять земель находился. А хозяйкой замка того была ужасная Медуза, по прозвищу Гаргона. И содержала та медуза пленниц сих для корысти своей немерной. Девы те хоть и были волшебницами, но так бы это поточнее изречь:- в узком плане. Кажная из них жила в отдельном тереме под замком крепким. И когда их неґстерпимое желание охватывало плотское, то всё что было в тереме из железа, всё до поґследнего гвоздика во злато чистое превращалось. Медуза Гаргона изымала всё злато то и наживалась на сём сказочно. Только это пока и могли делать чародейки. И знали, что иные волшебные дела они могут творить, но только опосля того, как девичество своё поґтеряют. Но того Гаргона не допускала. Про девиц многие знали, и сватать желали дев тех. Даже с войной ходили на замок сей, но стены замка были высоки и крепки. И в повиноґвении у Гаргоны звери хищные были, кои войско её составляли. Но были и такие наивные, которые смиренно головы склонив, приезжали в замок неприступный, и под пристальным вниманием глаз хищных и оскалов острых, просили руки одной из девиц. На что Медуза похотью обуреваемая, всегда с холодной и презрительной усмешкой соглашалась. Но при этом условия встречные выдвигала, спытать жениха заезжего. И испытание сие состояло вот в чём. Оставался на одну ночь молодец в замке и надлежало ему доказать в опочиґвальне Г аргоны, на ложе необъятном, что он жених достойный. Необходимо было так её замаять за ночь, чтобы продолжение испытаний для неё было смерти подобно. Дабы она, боясь повреждений обширных, соизволила уступить. Немало было таких женихов, да все они на утро с позором, как испытания не прошедшие, были изгнаны в виде нагом из замка высокого, с полностью здравием утраченным.
Прикинул Лягушка-царевич задачу сию и порешил, что, мол, пан или пропал. Чем жизнь свою на болоте хоронить, уж лучше судьбу спытать. Сборы не долги были. И поґпрыгал Лягушка-царевич, толи на встречу счастью, толи несчастью. Долог путь его и труґден. Но аккурат ко времени, когда он мог на срок короткий облик человеческий принять, подступил царевич к стенам неприступным. Ночью тёмной, по потоку водному, что через решётки кованные, в замок вливался, пробрался наш отважный герой. На брег выбрался и тут же был окружен стражей неусыпной. Звери хищные со всех сторон острожили его, но обнюхав тщательно сие земноводное, и не найдя в нём угрозу покою и безопасности хоґзяйки строгой своей, прочь удалились. Дух, переведя от ужаса, запрыгал Лягушка- царевич, куда очи зрят, и тут же наткнулся на семь теремов белокаменных. Скоро накрыльцо первого взобрался и в щель дверную нырнул. Очутился в светелке чистой. Ударился об пол. И предстал пред изумлённой девицей - волшебницей молодцем ясным.
-Не пужайся меня красавица. С опаской превеликой пробрался я в логово сие, только с целью единой: тебя высвободить и с себя заклятие снять - тишайше проронил он, и поведал далее всё о себе.
Выслушав, обрадовалась девица, и молвила: - Рада я тебе царевич. Побега замысел давно вызрел, надоть лишь девичества меня лишить. Меня, да сестриц моих, за ночь оную. А там ужо чародейством овладев, мы все тебе подмогнём!
-Да нечто я вас семерых осилю?!- возопил Лягушка - царевич.
-Осилишь - уверила его чаровница - Начнёшь с меня, а там далее я тебя силой мужеской наполню.
Проворно схватив обескураженного царевича за длань, стремглав повлекла его в свою спаленку.
-Время не теряй, делай, как порешили. Мы здесь без нежности то поизнывали - шепчет протяжно, губами сухими по груди богатырской водит. И вдруг будто бы пелена с глаз долой. Резко вскрикнула:
-Никакой нежности! Ночь коротка, а тебя ещё шестеро невольниц ожидают.
И без прелюдий кои в таком деле надобны, отдалась с радостью превеликой дева Лягушке - царевичу.
Вторая сестра, неведомо от кель, ведала уже о нашем герое. И только он в щелку дверную пролез, тут же в ладошки подхватила его и в опочеваленьку кинулась. Бросила его на перину, и обратился лягушонок молодцем. Стянула с себя скоро сарафан расшитый и тело своё нетронутое, царевичу преподнесла.
Третья сестрица, не успел лягушонок протиснуться сквозь дверь, уже его целовать начала и на бегу раздеваться. И радость от соития её велика была.
Четвёртая встретила его в рубашке ночной. В подол закинула, и так бежала скоро, что молодец моргнуть не успев, уж возлежал в объятиях жарких.
Пятая лишь в юбке нижней, неслась, прижав крепко Лягушку-царевича промеж грудей белых. И слышал тот, как сердце девичье трепетно бьётся в предчувствии момента небывалого.
Шестая полностью нагая. Горячими ладошками холодного лягушонка к животу прижала, и головушка её кругом пошла. И уразумела оная, что на ножках дрожащих до спаленки ей не добежать. И ковёр персидский в горнице их первым ложем стал.
Седьмая же чуя, что ночь на исходе отдалась дюже страстно прямо у двери входной.
И ни разу не сплоховал молодец, только сам дивился неутомимости своей.
Но видать к утру покинула удача царевича. Невесть от кель, прознала Медуза Гаргона об утрате безвозвратной. Уж когда двери терема с петель слетали, под ударами лап, челяди хищной, обернулась девица-волшебница птицей быстрой и вон вылетела. А молодца когтями подранного, под лязг оскалов вострых и вой жуткий поволокли в темницу сырую ожидать участи своей незавидной. И видел только он высоко, высоко в небе синем кружили семь птиц быстрокрылых.
Очень зла была Гаргона и власья её, аспидами гадкими шипя, извивались ядом истекая. И с трудом уняв желание неистовое немедля лишить царевича жизни, измыслила она казнь ему долгую, лютую. Царевич же, уже теперь не лягушка, в заточении одиноком смиренно ожидал решения судьбы своей окованный кандалами тяжкими. Вдруг из угла тёмного выбежала мышка - норушка, обернулась и стала девицей - волшебницей.
-Вызволил ты нас, и мы тебя в бедствии бросить не смочь. Обратить тебя в живность малую сии оковы колдовские мешают, стены разрушить у нас сил не хватит. Но знамо нам, что за козни колдунья строит. Задумала она навеки тебя невольником опочивальни своей сделать, игрушкой похоти своей неуёмной. Мучить тебя до смерти, дабы скончался ты, доставляя наслаждение ей.
-А ежели супротивиться я буду?- Ужаснулся участи своей царевич. А опоят тебя тогда зельем колдовским, что не сможешь ты, противится приказам её изуверским. Лучше выслушай, что тебе делать надлежит, чтобы злодейке противиться. Силы в тебе опосля нас не меряно, но ежели её без разума расходовать победы тебе не видать. Когда якобы милость изъявляя, даст она отдых тебе, и пожелает из покоев вон выйти ты её не пущай. А не то обмоется она в водице живой, и вновь глад похотливый на неё с силой не бывалой набросится. Об тайне сей женихи не ведали и погибали многие истощившись безмерно.
И на этом обернувшись мышкой, в норке круглой исчезла.
Как и вещала девица - волшебница очутился в скором времени царевич в опочивальне Медузы Гаргоны, и оная, зло приговор как есть зачитала. Что де быть татю сему рабом её и на ней жизнь свою ему закончить надлежит. И казнь тут же началась.
Предстала злая в наготе своей смерть несущую. Мосластая, костистая, с грудью не развитой, с животом впалым. Разлеглась на кровати под балдахином ноги худые в стороны развила и явила царевичу непотребство своё, сношения алчущее.
-Не медли раб!- вскричала гласом повелевающим. И задом отощалым к молодцу оборотилась. Оседлал царевич ведьму и удовольствие ей доставлять стал. Медузе ой как хорошо - то ей, аж мурлычет. Сама помогает - темп убыстряет, на полную длину орудия царевича съезжая - наезжает, аж токмо брызги в разные стороны. И удовольствие волнами горячими от сущности её по всему телу ея пошло, и вышло далее в пространство с томным, долгим стоном. Уткнулась челом в угол кровати громадной. Полежала так, млея сладко. Опосля обернулась.
-Роздых тебе дарую малый, - прошипела - а я пока отлучусь.
Но не тут то было. Пока змеи - власья Гаргоны в умилении блаженном пребывали, схватил проворно их царевич, и на кулак намотал.
-Требую продолжения казни - громогласно возрёк он. И в возбуждении азартном, неутомимом снова вжал мучительницу в ложе. Дёрнулась, было лукавая, щетинясь оскалом свирепым, но молодец то не промах, крепко держал. Насадил царевич коварную и жестоко наказывать стал. Тут уж ей не до услад плотских стало. Чует, что сущность мужеская может беду не малую ей принесть. Гаргона силиться, слезть желает, но царевич молодцом, соскочить не даёт. Знай только, вдалбливает без жалости и без устали. А у колдуньи от трения жестокого огнём всё во внутри полыхнуло. И власья её - змеи, в деснице сильной дыбом восстали. Стала она извиваться и рваться, всячески норовя низринуть добра молодца с себя. Но царевич не пущает, навалился телом богатырским, подмял под себя, да так, что Медуза ни ногой, ни рукой двинуть не может. И здесь уж пошла потеха! Возжелала молодца наказать, а тут сама казнима стала. Запричитала, заголосила тут подлая. Богатырь же и ухом не ведёт, так пашет глыбако, что с него пот градом в три ручья так и льёт. И плуг евонный железа крепче, не гнётся и не тупиться. А Медуза с сипа лёгкого на хрип тяжкий уж перешла. Тело с силой вжатое онемело и лишь полыхает пылом да жаром то, что некогда ей блаженство и наслаждение приносило.
Уж полдень минул давно, вот и сумерки близко. Взмолилась колдунья, к помешательству уж близкая от унижения и муки сей нестерпимой, не вытерпев, вопросила пощады, и откуп посулила великий. Лишь бы токмо вытащил орудие пыточное из неё. И волю свою изъявил царевич! И по воле той убралась восвояси Медуза Гаргона из замка высокого, чтобы более не когда обратно не возвратиться. И долго ещё после богатыря - царевича, ноги не сходились у ней.
Так Лягушка - царевич снял заклятие с себя, и нежданно - негаданно стал государем царства Тридесятого. А девицы - волшебницы время от времени по очереди строгой навещали молодца, его распотешить и с себя глад амурный изгнать. И царствовал он долго и счастливо, да и сейчас царствует.
КОНЕЦ.
И корявым почерком ниже было дописано " Теперича поверил, кто я есть? То-то ".
Сказ правдивый о Золушке.
Абсолютно пьяный мужик с трёхдневной щетиной принёс объёмный мятый пакет. Знаґкомым корявым почерком на мятом листе бумаги было писано: - Тебе кормящемуся от пера, може пригодиться сия древняя депеша секретная посланная соглядаем приказа Иноґземного Щемилой Разгульным из града Парижу с ево пояснениями.
"Депеша" действительно старая, с обгрызенными мышами углами, заляпанная воском свечным, и так обильно покрытая жирными пятнами будто бы с ней блины ели.
Начиналась так: Государь мой, на сим поприще тайном, я, червь недостойный прошёл сквозь соблазны и искушения великие, града сего растленного, чрез заведения порочные и дома питейные, чрез притоны игральные и логовища развратные, не корысти ради, ни хмеля, ни блуда. А токмо тебе Великому услужить, тайны потаённые выведать и до теґбя днесть. И вот допытанная мною история правдивая о мамзели Золушке не в изложеґнии лживом Шарля Перо, а доподлинная по крупицам с трудом превеликим собранная.
В стольном граде королевства франкского в аккурат на его окраине жила была девица - красавица по прозванию Золушка. Жила она в услужении у некоего семейства порочного. Глава семейства того был лесником короля тамошнего Блудовика, жил безбедно, преступґно приторговывая лесом казённым, да и от браконьерства немалую поживу имел. Жена оного татя - баба недобрая, сварливая, до злата алчная. Дщери две ихнии, обделённые лиґком милым и станом стройным, но уж дюже охочие до утех амурных, стыда не ведая, чрез светёлки свои половину мужескую той окраины протащили. В общем, Государь мой, та ещё семейка. И все оные злодеи Золушку бедную нещадно работой тяжкой наделяли, поґмыкали оную, речи злобные глаголали и тумаками одаривали. Ко всему тому лесник доґмогался, лапал постоянно и пытался во чулане тёмном девичества её лишить. Так и жила Золушка ни роздыха, ни утех не ведая.
Кабы ни одно событие важное. Объявлен был бал-машкарад младого прынца ихнего, на кой приглашались мамзели резвые, да кавалеры весёлые. Бал сей славился игрищами, пьянством, развратом, весельем бесшабашным и отсутствием всяких моралей и границ приличия. Дочки лесника на бал укатили, а Золушка, вздыхая тяжко, осталась в доме не добром за работой тяжкой. Уж так ей хотелось на бал прынцев попасть (оная по младости годов не ведала о беспутствах там творящихся), что вздохи сиротинушки были услышаны тётушкой. А тётушка оная Государь ты мой, вовсе и не была сродственницей героини наґшей, и уж тем паче ни какой феей. Прозывали так некую даму, коя содержала дом утех здесь же недалече, и коя давно глаз свой на девицу положила. Заявилась, предлагая устроґить ей, выход в свет, (при условии, что потом сочтёмся). Велико было хотенье Золушки бал узреть, что не устояла она пред соблазном. Тут же карета на тыкву похожая подкатила с конями масти серой и кучером на крысу похожим. Девы блудные Золушку вымыли с мылом благовонным, на челе парик высокий златовласый укрепили, туго в корсет обрядиґли, чулки ажурные натянули, в туфельки хрусталём радужным украшенные обули. В плаґтье бальное, воздушное, рюшечками, оборочками, цветочками расшитое нарядили. Поґверх ложным златом и мнимым жемчугом богато украсили. Такое загляденье получилось, что глаз не отвесть. Тут Золушка, подталкиваемая к карете, раскрасневшись вопросила о панталонах. (Панталоны Государь мой это штаны короткие работы тонкой, коими местґные бабы передницу и задницу прикрывают). На вопрос сей начальница дев распутных обругала бестолковую и растолковала, что на бал, сей машкарад деталь оная туалета дамґского и вовсе без надобности, дабы во случай чего время зря не терять. Так под платьем бальным нагая и с толку сбитая подкатила Золушка ко дворцу королевскому. Дверцу каґреты паж с поклоном открыл, а кучер ласково за локоток поддержал и с улыбочкой неґобычайно радушной, абсолютно бесцветным гласом изрёк:
- Ожидаю, тебя козу токмо до полуночи. Опосля в своё захолустье сама потопаешь.С тем Золушка и осталась одна одинёшенька на лестнице мраморной. А пред ней..., дворец королевский, величавый, весь в огнях, да лентах разноцветных. Фейерверки многокрасочные с шипеньем в небе ночном разноцветно плещут. Фонтаны высокие, радугой переливаются. И всюду смех, танцы, говор громкий, и улыбки из под масок пёстрых. Вино шипучее звёздно в бокалах высоких переливается. Слуги скорые снуют с подносами сребрянными, полными снеди. А позванные то гости все разряжены и нафуфырены. Музыка по всему дворцу вьётся, так, что ноженьки сами в пляс просятся. Кавалеры оттанцовывая галантно, мамзелей, за пальчик держат. А мамзели оные любезно реверансы раздают. И внезапно, новая толпа разряженная подхватила и понесла нашу геґроиню вверх, вверх по лестнице широкой. Невесть от куда, златая маска-бабочка у ней на лике очутилась. И вся конфетти усыпанная, пила она вино игристое, и кавалеры напереґбой её на танцы приглашали. И закружилась головушка у Золушки, от хмеля, радости, и счастья её переполнявшего. И кинулась она в омут веселья безудержного. И уж смешаґлись все менуэты, вальсы, мазурки в коих участвовала, и все кавалеры кои её ангажироґвали и всё вино испитое, и все поцелуи горячие. И уж не шокировали кавалеры хмельные, лобызающие её в декольте низкое. И приятны были длани их шаловливые, её бёдра поґглаживающие. И вдруг шелест довольный по гостям перекатился: - " В залу, все в залу. Амур, игры". Обширную залу игровую вдоль длинная ширмочка атласная на две равные половиньгделила. На одной половине кавалеры собрались разгорячённые, на второй дамы раскрасневшиеся. Все возбужденные играми предстоящими. Принц жестом изящным веґселиться позволил и оркестр туш исполнил. Тут все, что были кавалеры, опрометью к ширмочке бросились и в дыры нарочно проделанные (прости Государь!) разом свои восґставшие члены выставили под смех и визг половины дамской. А мамзели нарядные те, не смущаясь не сколько, по одиночке, по парно, а то и компанией не малой, вдоль ширмочки прохаживались возбужденно, веерами усердно себя обмахивая. Рассматривали тщательно, спорили, неприметно мизинчиками указуя, краснели под масками от вина испитого и от воспоминаний амурных сладких. И тут же в реестрике специально каждой выданной, в коем все кавалеры указаны, нумерацию проставляли опротив владельца оного экземпляра. А далее по сим табелям выявлялась победительница, та, которая более точно всех опоґзнала, а стало быть с ими отношения романические имела. И героине оной под "виват" громогласный, награду принц самолично вручал. Теперича из кавалеров присутствующих надобно победителя выбрать.
И за ширмочкой мамзелям хмельным служанки подол платья бального приподнимали, и промеж ноженек, краской золотой мазали. И предлагали на валик присесть, на коем плат расстелен был. Опосля, лоскуты сии разноцветные с оттисками срамными, на обозрение вывешивались. Мимо сих картин кавалеры толпой не трезвой бродили, громогласно обґсуждая отпечатки сии, и называли поимённо обладательниц их, хотя и не всегда точно.
Принц сам, по сей галереи, прохаживался с миной скучающей, и под одобрительные восклицания подхалимные, дланью указывал: - "Это вот та, а это вон энта". Коих не опоґзнавал, так то кавалеры услужливо подсказывали. Всех мамзелей верно опознал (падок был на пол женский), а пред последним платом задержался. Распознать не смог хозяйку сего отпечатка, да и подсказки то не дождался. Оборотился на кавалеров, но те только плечами пожимали. Как знамя плат лазоревый с золотым оттиском на лилию похожим приподнял, ища сию неизвестную, и узрел её разрумянившуюся, очи долу опустившую. Под ручку тут же подхватил незнакомку и в пляс увлёк. В танце куртуазном, атаку опґробованную множество раз провёл. Мол, так и так поближе познакомиться надобно. А у Золушки от ситуации сей необычной, и от утопичности происходимого ум за разум заґшел, молчит как рыба, слова вымолвить не может. А принц то уж рукам волю давать стал. Да на ушко скабрезности нашёптывать. Далее от совсем уж откровенные рукоблудие и домогания пошли. И хотела уж Золушка по наитию отпор смелый дать, (был опыт чуґланный) но тут (как кстати!) часы дворцовые двенадцать часов отбивать стали. Встрепеґнулась девица, вырвалась из рук блудливых и, соорудив реверанс скорый, опрометью припустила прочь. Принц же обескураженный спустя время малое, за незнакомкой кинулґся. Но, увы, усмотрел лишь как запрыгивала оная неумело на ходу в карету, коя спустя мгновение растворилась во сумерках ночных. И лишь одиноко на мостовой булыжной поґблёскивала хрустальными камушками бальная туфелька.
Всю седмицу следующую, принц младой не в себе был. То в гнев, то в печаль его кидало. Никогда такое не случилось, что бы он так на отказ нарвался. Да ещё прилюдно. Ну не мог он такого уразуметь. До случая сего, весь пол женский на него вешался, отбою не быґло. Даже очереди выстраивались. А эта...! Ух! А хотя ..., это с какой стороны ещё поґсмотреть? Раз так себя повела, знать не как все, цену себе знает. Первый раз принц отпор получил. Запала дюже девица. А кто она такая не ведомо.
Выпрашивал у министров королевских, да прочих приближённых о гостье сей. Толком то не кто не знает, но домыслов множество услышал. И что, оная незнакомка дочь батюшґки его побочная, и что принцесса китайская, и графиня турецкая, и маркиза эфиопская, и баронесса татарская, и царевна индийская, и княжна московская. Чему и кому верить, не знамо.
Принц в бессилии к батюшке своему обратился за помощью в розыске той, что так глубоґко в сердце его младое запала. Выяснилось тут точно, что иноземных девиц на машкараде не было, а оным, что были, твердо велено во дворец явиться незамедлительно. Спустя пору малую мамзелей сих понабралось в семь раз более прежнего бального состава. Впроґчем, ни кого не гнали, всех принц осмотрел, но не в одной зазнобу свою не признал. Да и как признать, лик то маской скрыт был. Да ещё кажная из вновь прибывших уверяла, что де она самая та незнакомка и есть. Огорчение да и только. Далее приказано было явиться всем столичным особам пола женского. Во дворце столпотворение! Принц мокрый весь. На кажную маску примерь, осмотри, поговори, откажи, успокой, слёзы утри, в три короба наври, пообещай не забыть и как ни будь свидеться. Следующую пригласи. И так в течеґние трёх долгих дней. Увы, результата нет. Ну, почто та единственная не явиться, почто мучает - терзает?
Закручинился совсем молодец, но тут мудрец местный подсказал зазнобу эту по плату помеченному искать, молвил он дивно, что мол сии отпечатки у кажной грации сугубо индивидуальны, и ежели у которой узор сей совпадёт значица сея беглянка и есть, Тут же принц лоскут отыскал и мушкетёров отчаянных к себе призвал. И повелел им град стоґличный, хоть кверху дном перевернуть, а отпечатки со всех мамзелей собрать срочно, с указанием точным места жительства.
И понеслась кутерьма. Материи на лоскуты порезали,- не счесть! Краски по вёдрам разґлили - не сосчитать! Гонцы да скороходы только и успевали платы во дворец доставлять. А там сам принц самолично сии отпечатки с подлинником без устали сверяет. По левую длань у его груда преогромная проверенная, а по правую длань гора прегромадная да не проверенная. Кажиный рисунок проверяет, рассматривает. Этот не тот, да и этот не этот. Вот похож, да не он. Тот вот схож, но дюже крупен. Вот подобен, да всё не то. Пот с моґлодца градом. И вдруг...ЕСТЬ!!!!! Вот она. Лилия златая, на лоскуте голубом. И тут же на коня, и по адресату начертанному вскачь припустился. В груди от волнения великого марш бравый играет и маршу тому сердце громко вторит. Чрез весь град галопом проскаґкал и у дома нужного спешился. Увидали здесь принца с лоскутами размалёванными и тут же две девицы разряженные из дома выбежали. И обе на вопрос кому оттиск сей принадґлежит, утверждали что это именно ей. И в подтверждении тут же юбки приподнимали и перстами указывали на неповторимость и персональную особенность данного анатомичеґского рисунка. Принц и смотреть не стал. Знал дур энтих. Грозно потребовал он оригинал немедля явить. Те же только фыркнули непочтительно. Тут молодец сам опрометью в дом влетел, и узрел у печи чадящей ту, за которую уже готов был и от трона отречься. И протягивала оная ему третий плат бирюзовый с чудесной златой лилией.А далее Государь мой, опять же всё как в сказке. Короткое объяснение, пылкие признаґния, любовные лобызания. Пирок да свадебка. И стали Принц с Золушкой жить не тужить, да деток плодить.
КОНЕЦ.
Не вру государь, всё так и было. А в подтвепждение правдивости сказа сего узри штандарт франкский, с лазоревом полем и тремя лилиями златыми. Енто в знак серґдешной расположенности и в подтверждение неподдельности своих намерений принц младой соизволил из сих платов себе знамя соорудить. Вот такая оказия.
А далее Государь, ещё дознание...
Сказка о спящей принцессе.
В некотором королевстве жили - были король с королевой. Жили, поживали и горя не знали. И вот родилась как-то у них дочь долгожданная. Понятное дело гулянье устроили. Пир на весь мир. Пригласили во дворец королевский гостей всяко разных именитых да родовитых. И все оные приглашённые радешеньки были и одаривали новорожденную поґдарками дорогими и диковинными. Были так же несколько фей с презентами особенными. Кажная из них поочерёдно взмахивала волшебной палочкой. И желали принцессе младой: одна - быть ей самой прекрасной - распрекрасной, вторая - быть ей самой здоровой - на- здоровой, третья - быть ей самой умной- премудрой, четвёртая - быть ей самой желанной, пятая - быть ей вечно молодой и так далее, и тому подобное. И как только последняя фея подарила последнее желание, вдруг грянул гром и засверкали молнии. И словно не откуда появилась старая колдунья, которую за злобность и склочность небывалые, на торжество не позвали. Взмахнула она чёрной колдовской палочкой над колыбелью младенческой и гласом хриплым прокаркала:
-Быть по тому, что я наплету! Да быть принцессе самой прекрасной и желанной, мудрой и здравой. Быть ей да не долго! Умрёт она, как только познает блаженство от перста ли своґего, то предмета ли иного, от молодца ли ясного. Умрёт от любого, что в неё первое проґникнет. Быть по сему и всем вам наука!
Опосля плюнула на пол паркетный, повернулась округ себя, накинула на чело скорбное вуаль траурную и исчезла, будто её и не было. Ужас нахлынул на всех приглашённых, и стон прокатился от фей помертвелых. Ибо не могли они разрушить чары колдовские, так - как силы свои на подарочные желания растратили. И уж было действительно, отчаянье накатило на присутствующих, но тут из-за портьеры выглянул мальчик - паж, слуга одной из фей и начинающий волшебник (подарок зажал и силу сберёг). И сопли липкие размаґзывая по пухлым розовым щекам, провозгласил звонко и торжественно, очи от значимоґсти своей выпучив:
-Не печальтесь король с королевою, не кручиньтесь гости дорогие. Я хоть ещё не волґшебник, а только учусь, но не умрёт юнная прынцесса, а только почиет сном крепким, и спать будет, покеда распрекрасный прынц не пробудит её симпатией своей. - И палочкой куцей пасс замысловатый сотворил.
Король с королевой малость успокоились, но всё равно порешили сами постараться не допустить чародейства злого. Приставили к принцессе ещё десяток фрейлин кои попереґменно очей не смыкая, следили и оберегали её. Ни днём ни ночью не оставляли принцессу одну. А по дворцу безжалостно собрали картины, статуи, гобелены с натурами нагими и книги содержания амурного, и всё то под замок.
Так и росла принцесса, оберегаема. И выросла действительно красивой, стройной, умґной девицей. Выросла с твёрдым убеждением, кое ей все окружающие внушали, что ежеґли ей, что промеж ног попадёт, то смерть ей будет неминуемая. И в подтверждение приґводилось в доводы ежемесячное истечение во дни особенные, просчитанные. Верила она в это до того, что ни разу не прикоснулась она до места сего интимного. И даже омываясь, там её фрейлины дюже осторожно мыли. Да, бывало, что случалось с ней непостижимое. Когда просыпалась она от снов сладко - непонятных, от биения сердца своего, от сухости в горле, и не ясно было ей, почему соски грудей её девичьих так набухали, и не ведала она, почто место смерть ей сулящее,- влагу источает? И врали в который раз беззастенчиґво ей фрейлины (по наущению любящих родителей) о гибели неминуемой, как только не совладает она с собой и перстам волю даст. И в пример ставили самих себя (ох бессовестґные!!!), что, мол, так и так они только и живы поэтому, что они дюже осторожны, и в руґках себя держат. В общем, запугали, запутали дщерь королевскую. И жила так принцесса дура - дурой, интимно необразованной до поры до времени, до случая закономерного.
Как-то от скуки, в одиночестве гуляя (фрейлины одну отпустили, зная, что страх в ней глубоко сидит) по дворцу королевскому, любопытство завело её на половину прислуги дворцовой. Занятно было глянуть, как дворня поживает. Забредала во все покои, легко ибез спросу. Да и не у кого было спрашивать. Все по службе заняты были. Заходила, книжґки листала (дозволенные), обновы мерила, рожицы со смехом звонким в зерцала строила. В общем проказничала. Весело ей было и занятно. И так не спеша, продвигаясь из комнаґты в коморку, довели её белы ноженьки, до некой двери за коей стоны слышались. Остаґновилась, что за дела? может, нездоров кто? Осторожненько дверцу потянула, и в щель то глянула. И о ужас! Дама при кухне служащая, на её глазах, жизни себя лишала!!! Лежала дама та, под балдахином алым, ноги раскинув широко, а перстом своим водила медлиґтельно по месту запретному и стонала, не замечая вокруг себя ни чего и не кого. Ужас вдарил в голову принцессы, остолбенела она, сердце стало, и крик в горле застыл. " Да за что же свет белый ей не мил"?- мысль пролетела. А дама то та уж вовсю себя тыкает. И в агонии предсмертной ужо выгнулась вся и..., затихла. Затрепетала принцесса младая, лаґдошкой уста прикрыла, и слёзы от жалости сами с очей прыснули. Горе-то, какое, несчаґстье. Но вдруг умершая полежав чуток, потянулась сладко и как не в чём небывало одеґваться стала.
Отпрянула от двери девица и в смущении великом бросилась скоро в покои свои. А мысґли - то, мысли так в головушке все и перемешались. Сумбур, неразбериха и сумятица. В опочивальни затворилась, и раздумьям её только громко сердечко вторило. Ход раздумий сих мне не ведом, но не даром девицей она мудрой слыла. Сопоставив увиденное, соотнеґся услышанное, и сравнив чувства собственные, пришла оная к умозаключению, что не так всё есть как ей гувернантки и фрейлины сказывали. Нутром давно чуяла, что выдают они ложь за правду и не могёт так быть, что место сие погибель несёт. И припомнила удовольствия некие, туманные. Кои она получила спящая, от места запретного, чресла, сжимая свои многократно. И всё ещё страх, перемогая, закралась десница её под подол. Сердечко привычно стукнуло, и под ложечкой засосало. Персты в кудряшки жёсткие поґгрузились, а далее плоть мягкую нащупали. Легонько по складкам провела. Ничего не случилось. Поднажала ладошкой. Даже приятно. И совсем, совсем не страшно. Присев по удобнее, продолжила изыскания. Промеж складок обнаружила она бугорок малый, но большое удовольствие несущий. И пальчиком нежно сей бугорок, тревожила, и от сего действа кровь по жилам её стремительно бежала. И складки влагой наполнились. Дыхание сбилось. Приятно-то как, хорошо-то. Почто же от неё все это скрывали? Изверги! Вот что ей не доставало! Лёгкости вот этой, воздушности. Тело всё её этого давно ждало и жаждаґло. И отвечало тело на движения перста. И вдруг почувствовала она лёгкость ещё более небывалую во всех членах своих. И как бы обволок её туман радостный, головушка заґкружилась стремительно, и понеслась, понеслась принцесса навстречу бесчисленным раґдугам семицветным и звёздам сияющим, под пение дивное, многоголосое...
Сбылось проклятие наложенное. И не слыхала принцесса охи, вздохи, да фрейлин плач. Не слыхала громы и молнии, что метал разгневанный король. И не чуяла она прикосновеґние хладных перстов лекарей, да прочих эскулапов. А также не реагировала она на пассы чудодейственные, магнетические, именитых целителей. И не волновала её оглушительная, якобы волшебная тарабарщина всевозможных проходимцев выдающих себя за магов и волшебников. (Феи не сыскались, видать чуяли беспомощность свою). Все методы были испробованы во время короткое, и злата не мало потрачено, да каменьев драгоценных, всё попросту. Лежит дщерь родная, без движенья, не живая не мёртвая во сне глубоком. Коґроль в отчаянье великом указ состряпал, что де кто дочь любимую излечит, то тому на выбор: полцарствия, либо принцессу в жёны. Ещё более на запах наживы понаехало проґщелыг. И вливали в принцессу микстуры волшебные, поили отварами колдовскими, пляґсали дико над ней в шкурах звериных под бубен громкий. Хоть бы ресничка дёрнулась, ни какой реакции. И тут король дланью себя по челу высокому хлопнул. Симпатией, симґпатией.... Снять наваждение. Так мальчик-паж глаголил. Всех лекарей взашей! И указ ноґвый - бац! И потянулись в королевство принцы да королевичи. Всех во дворце разместиґли. Тут король уж выбирал. Сказано ведь - Распрекрасный. Сам перстом указал:-Он тот партией славной будет. Чей будешь? Родословную проверили. Точно принц! Доґпустили к телу. А далее что? Шо за симпатия такая?
-Ты пнём то не стой. Изобрази симпатию то. - Подтолкнул "Распрекрасного" принца король.
Тот кренделя ногами выписал и в поклоне глубоком соизволил ручки принцессы губами коснуться. Ничего не произошло. Принц осмелевши, в щёчку розовую чмокнул. И так ниґчего. Тут он уж к устам сахарным припал. Но, увы.
-Следующий!-отрезал король.
Так все сто гостей знатных с симпатией своей мимо ложа спящей прошли. Король, было, решил и их всех гнать в шею, но тут "Распрекрасный" принц шепнул: - Государь! Тут душевно надобно, шож мы как на плацу.
Порешили на утро продолжить. Гости на радоґстях месячный запас продовольствия умяли, да полугодичный запас вина. Ночь не спали - фрейлин тискали. На утро с лицами помятыми снова поочерёдно выстроились. Теперь уж к устам принцессы младой посурьёзнее припадали. Разнообразно. Начиная от засоса баґнального и заканчивая поцелуем со "сверхглубоким проникновением языка и исполнениґем оным, любовной арии по средством жестикуляции и круговых вращений в полости рта объекта воздыхания" как объявил один из титулованных претендентов. От сих экзекуций у принцессы, токмо губы разнесло, да и только. Король же негодуя, обвинил сих Высоґчеств в нежелании постараться для его Величества, но, тем не менее, уверенности не теґрял. На утро дня следующего позволил претендентам высокородным (по их настоятельґным требованиям) рукам волю дать, не ради их удовольствия, а токмо как сопутствуюґщий излечению процесс. При сей экзекуции король только пыхтел негодуя, лик свой к неґбу подымал, вращал очами бешено, и безостановочно кулаки не малые сжимал. Конечно, кому понравиться, когда доченьке родной сотня недорослей титьки мнут, на шее засосы оставляют да слюни при этом от наслаждения сего испускают. Чует его Величество что пошло всё как то не так. Это же не лечение, а срам один. В очередной раз мысль ему приґшла выставить гостей сих, но тут все принцы, царевичи да королевичи хором заверили, что вот-вот не позднее завтрева дня с принцессы колдовство то начисто сымут, вот, мол, государь наше, что не на есть самое честное, самое благородное слово. А ведь врали! Принцам энтим в гостях раздолье - апартаменты королевские, фрейлины безотказные, ешь, пей до пуза, веселись до утра, а повезет ежили може и сам в скорости королём туґтошним станешь. Не хотелось им жисть таку терять. А на излечения уж очень малые полґномочия им дозволены были. Сговорились оные тати, ночью нынешней, пан или пропал, к принцессе спящей полную симпатию применят. Уж толпой то, как ни будь, разбудят!
В общем, пока король почивать изволил, непоправимое случилось. "Распрекрасный" принц покров девственности сорвал, а остальные их Высочества за ним проторенной доґрожкой прошлись, да некоторые и не по разу. Но все рвения, старания, усердия, пыхтеґния ихнии успехом не увенчались. И по утру рано, неслышно, опасаясь за жизни свои, поґкинули они по англицки замок сей, приют им давший.
Опосля случая такого, совсем уж печального и аморального, государь сей занемог сильґно, и прибывая в бесконечной меланхолии смирился с судьбой. Дщерь спящую со прислуґгою отправил в отдаленную вотчину, дабы мысли тяжкие править не мешали. Как говоґриться, с глаз долой - из сердца вон.
Прошло время. Принцесса так же почивала. Немногочисленная дворня от безделья коґлоссального и оторванности от метрополии отупела и обленилась. Неделями не появляґлись у принцессы. Бывалыча забывали с подопечной пыль стереть, да паутину снять. Время в сем имении унылом текло медленно, и не ведомо сколь его прошло кабы не одно событие.
Событие это, вначале с пыхтением перелезло через забор и с оханьем упало на землю. Затем долго пробиралось сквозь колючие кусты разросшегося шиповника и выползло в виде добра молодца несколько помятого и растрепанного вида. Сего гостя нежданного не кто не встретил, но в тоже время не кто и не выгнал. Гость же смахнул сор со своей некогда приличной одёжи, выдохнул вчерашние алкогольные пары и прямиком направился к усадьбе. Чуть дрожащие ноги сами вынесли его на безлюдную кухню, где визитер прилоґжился к доброму дубовому бочонку. Взамен ушедшему похмелью, в голове блеснула наґстойчивая идея немедленно отблагодарить хозяев сего добрейшего дома. По окончании же целебного напитка, сия идея твёрдо повела на не твёрдых ногах сего благодарного поґтребителя на поиск хотя бы одной живой души. Но, увы, усадебка была пуста. Только в захламленной верхней спаленке на богатом, высоком ложе лежала искусно выполненная в полный человеческий рост фарфоровая кукла. Наш новый герой сдунул с лика её слой пыли и... влюбился. Протрезвел мгновенно. Сам то понимает конечно - глупость персону ненатуральную любить, а сделать то с собой ни чего не может. Рот открыл, стоит не наґлюбуется красотой такой. И сам не заметил, как своими устами уже лобзал её губы хладґные, и как рученьки с силою обхватили стан бездвижный. И лишь вздрогнул, когда внеґзапно веки куклы приоткрылись и уставились на него необыкновенные дивные очи
Ну а далее всё как по писанному. Король на радости великой пир-свадьбу на всю державу закатил. Бразды правления вручил новоявленному зятю, а сам с радостью нянчил и воспиґтывал внуков и внучек, коих с каждым годом появлялось у него всё больше и больше.
КОНЕЦ.
Выяснил я Ваше Величество, что сей принц Жан (он же Иоанн, он же Ян, он же Йохан), есть твой внук Иван, отправленный тобой в Европу, набираться уму - разуму.
Внук тебе поклон шлёт, и просит не бранить его за то, что до университетума он так и не доехал, потому как он не виноват, что по дорогам некие злодеи дюже густо кабаков и вертепов понаставили. Псы они смердящие и образованию от их препон и преграда.